Аннотация: “Near the end of millennium, Satan shal return, And walk amongst us, Not as beast but beauty.”
Или как я встретил новый 2001й год. Успел?
Ты не можешь жаловаться на свою память, не можешь хотя бы потому, что жаловались многие
- отчасти, из-за того что ты превращался в живую совесть забывшего (Чё вчера делали? - Ну-у... хэ-э... Ты вчера Чайф пел. - Чи-и-во?! - Ч-А-Й-Ф! ...и о орал что самая душевная музыка. - Я-а-а?!! - Ты. - Я не пом-ню! - Я помню. - А еще что?, и бедняга начинает жалеть, что спросил, и тихо ненавидеть тебя за фиксирование событий даже в бессознательном состоянии.).
- отчасти... признайся себе - ты злопамятная сволочь - помнишь все гадости от близких людей, (сидишь, общаешься @ вдруг - гром среди ясного нёба, вспоминаешь какую-нибудь подляну от него(неё) - так хочется по башке съездить!).
Помнишь... Конечно помнишь, как пьяный в корягу ты как-то заорал - Я - общажный летописец!.
На лицах присутствующих отразилась сложная градация чувств - от неприязни, до подобия уважения(одновременно).
Приятно, когда о тебе пишут, даже если это не войдет в историю - приятно читать про себя... правда, с поправкой, что читать - (Кондуков-мудак, приперся пьяным в жопу, начал гнуть пальцы, потом полез драться и получил по роже от Лапутя - лежал на кровати в моей комнате с разбитой харей и ревел как пацан, у которого мячик в песочнице отобрали. А я стоял и пёрся - Так тебе и надо сволочь. конец цитаты. С Кондуковым у нас вообще сложные отношения - Кондуков - Голубое сало. - хотя Сашка конечно хороший.)
А сколько раз ты получал по башке своей, многострадальной?! Когда в неком произведении ляпнул что-нибудь дико-сильно личное из чужой жизни.
Не хорошо, знаешь что не хорошо! Что самое обидное - никому ведь это, на фиг, не нужно. Кому могут понадобиться подподушечные комплексы - Рутковского, Лёни, Лапутя, Вадича, Ленки, Кирыча и пр. ? Никому. А ты(сволочь) - сидишь, пишешь и прешься... противно, а ты прешься.
Поэтому постоянно приходиться заниматься литературным самовнушением - не лезь, не лезь, не лезь, сволочь! Не лезь, кому сказал! Не ле-е-езь!!! Не на-да-а-а-а-а!!! ... тьфу ё, опять...
Ладно попробуй еще раз.
Жила-была девушка Аня... Нет?
Жила-была девушка Вика. Вика, которую мы звали Коннелли (с легкой руки киноведа-Кондукера)... Нет?
Жила-была девушка Лена, врешь, её звали Алёна. Алёна, которую ты (по непонятным причинам) звал просто Ленка.
Так вот, Ленка - твоя сокурсница. Лёня назвал бы её Ленычем и корефаншой. Соглашаешься. Леныч-Корефанша. Как-то ты подкинул ей свой последний script (предварително, конечно, вымарав все куски списанные с неё).
Сценарий - так себе, единственный приличный персонаж, и тот с Лапутя содран. Фэнтези в стиле позднего, впавшего в маразм, Булычева. Не важно.
Ленка соседка Вички (ака. Коннелли). Вичка... Вичка тоже корефанша. Она прочла и ей понравилось, ты, конечно, не хочешь ничего хорошего сказать о сценарии и, конечно, не хочешь ничего плохого сказать о Коннелли.
Вика подруга Ани. И заочно представив ей Юкрида (это ты), она отрекомендовала его Ане как очень талантливого сценариста... Ххххххххххххх...
Аня в свою очередь как-то в беседе с автором попросила упомянуть её в каком-нибудь из произведении.
Ну так, упомяни!
Упоминаю.
Жила-была девочка Аня...
Или как я переходил рубеж тысячелетия со своими друзьями -
Вадичем, Дронычем, Лапутем и девочкой Аней.
Начало. Садясь за рассказ, тут же становишься перед проблемой начала.
Вгрызаясь в утреннюю яичницу Варя думал. С какой полоски все-таки начинается зёбра? Пробуждение. Сижу, пишу, рядом стоит большая чашка с отбитой ручкой, из которой медленно убывает горячий и крепкий чай Итак... Давным-давно... и все такое.
Приходится начинать по томасманновски - прошлое есть колодец глубины... какой-то охренительной глубины, прошлое есть колодец.
Поэтому начнем с... конца.
- Пошли.
Начало. Я и брат Мишка вышли из электрички привезшей нас в Москву и пошли.
По пути к метро чуть не навернулся на обильно посыпанных песком и солью ступеньках, Мишка высказал предположение о том, что меня возможно кто-то ждет в общаге (примета такая).
Кто? Лапуть.
Лапуть сидел на моей кровати и играл с свой playstation. Не видевший Лапутя почти два месяца, я дико обрадовался и пошел в институт. Отпахав в институте несколько пар, вернулся в общагу и начал пить.
Далее можно просто написать Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пили долго.
Потом пили и потом пили. В основном водку. На четвертый день появился Тарасевич с Васильевым (Вадич и Дрон). Появились как гашишно-анашишный глюк. Были встречены с распростертыми объятьями и усажены за деревянное сооружение, используемое в комнате как стол.
Судя по кривости лиц при заглатывании стопок, ребята заскочили ненадолго и влипли в пьяный беспредел.
Обреченность - единственное слово, которое я могу подобрать. Вид пьющих друзей навевает ощущение обреченности. Утром ты собирался начать новую жизнь или прибраться в комнате, или написать что-нибудь, или почитать что-нибудь, или просто отдохнуть от людей, или...
Все идет прахом, не потому, что у тебя нет силы воли и ты не можешь кинуть корефанов, не потому, что они стоят у тебя со стаканом над душой, не потому, что тебе всего-навсего хочется выпить... то есть поэтому, отчасти, логически... На самом деле ты просто обречен.
Садясь за стол ты может еще подумываешь, что выпьешь пару стопок и пойдешь домой, сославшись (да мало ни что можно сослаться?!)... и тут же смеешься над собой -
Ты выпиваешь стопку полупаленой водки(раз!), запиваешь водой из под крана(два!) и поморщившись закуриваешь(три!)...
Продано! И молоток ударяет по столу, возвещая всем, что душа твоя продана (или сдана в аренду на вечер, не важно). Продана зеленому змию - покровителю душевности, корефанства, раздолбайства и добрачных детей.
Когда Лапуть попытался стрясти с них денег на вторую, обреченность читалась уже не на лицах, а в позах, в манере курения, они выдыхали её вместе с дымом на который можно было вещать лесопилку Хорна.
Я очень люблю своих друзей.
Любовь чувство не мотивированное, поэтому я опошлил бы само понятие, пытаясь объяснить его.
Хотя...
понятие давно опошлено веками поэзии, литературы, кино и прочими видами суходрочки на стенку... внесу и я свою лепту:
Появляясь у меня, они периодически начинают жаловаться на своих девушек, которые у них патологически постоянны. Не успев достичь половой зрелости, они успели жениться и, не смотря на то, что жены у них менялись, они оставались до тошноты семейными людьми.
И когда я сижу перед ними в заплеванной комнате, рядом валяется уже мертвый Лапуть, когда кажется, что в моей жизни не произошло ничего заслуживающего особого внимания и скорее всего вообще не произойдет, когда поднимается безысходная перспектива падения на социальное дно или армии, или еще какой-нибудь дряни, которую подсознательно боится каждый входящий во взрослую жизнь перец...
Я сижу, слушаю их, и вдруг понимаю, что на улице тепло, что у водки на самом деле не такой противный вкус, что каждая секунда, проведенная мной это уже счастье как оно есть, и-и...
ка-й-й-й-ф!
Я сижу и прусь - Я СВОБОДЕН. Я ЖИВУ. Я ЗДЕСЬ. Я ЧЕЛОВЕК... а человек ведь это звучит гордо?
Как человек, общающийся с инвалидами, понимает что такое ходить, плавать, кататься на велосипеде и пр.
Вадич, Дрон, не обижайтесь.
Я ведь почти живой человек и ничто человеческое мне не чуждо - плюешь иногда в потолок и думаешь: вот плюешь в потолок, а мог бы жениться, щас бы с женой плевал... все веселее. Вспоминаешь Вадича, Дрона, Лапутя и ужасаешься самому себе... и плевки на потолке расцветают радужной палитрой невероятных цветов и оттенков мокрой побелки.
Вадич и Дрон - крутые перцы, но сумасшедшие. Неполиткорректно.
Вадич и Дрон просто крутые перцы. Но образ их жизни претит мне (лично мне). В женатости есть что-то государственное. Я - анархист (максималист?).
Я не отвлекся. Просто подбиваю клинья под следующий сюжетный ход.
Тогда я слушал Дроныча и не мог поверить своим ушам. Дрон рассказывал о своей семейной жизни.
Я чувствовал себя сопливым пионером, на костер к которым пришел человек прошедший Освенцим, Бухенвальд, Дахао, ГУЛАГ и прочие раковые корпуса, слушал затаив дыхание.
Дрон рассказывал о своей семейной жизни. О своей семейной жизни рассказывал Дрон. Жизни о своей семейной Дрон рассказывал...
Дрон не мог врать. Но правду он говорить тоже не мог.
Завтра они должны были ехать на ЕЁ день Рождения. Я понял, что не прощу себе если не увижу ЭТО воочию, наплевать что напрошусь, наплевать что по-хамски.
Молитвенно сложив руки, я изобразил кривую улыбу (типа я шучу) и заканючил - Ребя, возьмите меня с собой, я должен это видеть.
Дрон радостно закивал, а Вадич рассудительно сказал : Если ты серьезно, то Дрон может тебя завтра забрать. Дрон ты можешь?
Обсудив все технические вопросы - возвратились к питию. Хорошо, что возвратились.
Не впади я в бессознательное состояние - ворочался бы всю ночь думая, думая, и думая...
Проснувшись, занялись любимым занятим - коматозом. Включили телик и попали на режиссерский фильм Олега Борисова - Стёжки-дорожки, которые Лапуть тут же окрестил Стежки/ - Дорожки/.
Есть фильмы, которые можно смотреть с бодунца вместо пива, особенно советские. Борисов проявлял недюжинный талант к технике, за комментарием коего мы и провели полтора часа.
Самый страшный телевизионный коматоз, который я помню, это просмотр в течение получаса передачи Телепузики, это не просто опохмеляет, это ввергает человека на несколько часов в состояние гипертрезвости с суициальными позывами. Первые пять минут телепузиков мы пытались шутить, но наши словесные потуги не шли ни в какое сравнение с происходящих на экране, потом мы просто заткнулись и тупо смотрели в ящик. Реклама спасла нам жизнь. Очнувшись на третьем ролике, мы в ужасе выключили телевизор и рванули к ларьку с пивом.
Дрон возник в комнате как гений чистой красоты - похмелённый, улыбающийся и
по-деловому суетливый.
Отправляясь на Цем.Гигант (там ОНА живет), я ожидал антиутопического семейного тухляка, поэтому попытался подбить Дроныча, взять с собой команду поддержки (Лапутя).
Дроныч напрягся и прогнал что-то про семейность праздника (можно подумать, что я - хоть какая-нибудь вода на киселе!).
Вовыч (даже у Лапутей есть имена), я завтра днем приеду, приберись здесь пока - попросил я. Вовыч начал крутить носом (сказать что комната была засрана, значило не сказать ничего) - И не трогай шампанское в холодильнике.
Узнав про шампанское, Вовыч повеселел и пообещал прибраться.
Я покидал Москву оставив Лапутя с буханкой черного хлеба, двумя стаканчиками быстрорастворимого супа, полувыжатой кишкой колбасного паштета, блоком сигарет LD и бутылкой Советского шампанского.
Купив в метро букет цветов(з шт.) и мне пива(2 шт.) мы сели в электричку, которая любезно останавливалась на цем. гиганте.
Через пару остановок к нам подсели два перца, один за все время сказал слова три, второй не унимался ни на секунду.
Как он говорил! Это была музыка! Девятая симфония Бетховена! Ода к радости. Я пил пиво и слушал. Поток его словоизлияний невозможно передать. Словесные конструкции расцветали настолько причудливыми формами - мне становилось стыдно за все плохое, что я когда-либо сказал или подумал о гопниках.
Да, это был гопник, и какой! Чистокровный! Породистый!
Это была ряха диагональю семнадцать дюймов, ровно на три миллиметра отпущенные волосы и добродушная улыбка пьяного Будды.
Не могу опошлять впечатление бледным пересказом, скажу проще - Полный Карабах! (цитата). Разговаривая с нами, а точнее кидая нам десятиминутные монологи перец жестикулировал, ржал, проявляя недюжие актерские способности. Несколько раз его урезонивали люди с другого конца вагона, прося воплощать свои мысли на пониженных тонах, он кивал, произносил чуть тише пару слов и возвращался к первоначальным децибелам.
Рассказывать о нем можно вечно. Проявив титаническое усилие воли, я оставляю вышеописанного перца в этому куску повествования и перехожу к появлению нас на Цеме.
Мы вышли на станции - просветленные и нечеловечески всезнающие. Правда открылась нам - теперь мы знали все о жизни, смерти, дружбе, женщинах... обо всем.
(Так! Все! Обещал же не возвращаться!)
Та-ра-се-ви-ча дома не оказалось. Тарасевича потому, что по-другому мы его с Дронычем на тот момент не называли, то есть называли конечно, но совсем уже непечатной терминологией. Простояв в холодном предбаннике около часа, мы успели пожелать ему всех гадостей, на которые была способна и не способна наша скудная, отмороженная фантазия.
Тарасевич появился с цветами и пред-праздничным настроением человека, которого только что самыми извращенными способами изнасиловали четыре негра.
Первое что мы сделали это покрыли друг друга названиями всевозможных половых органов.
За переругиванием и вялым рукоприкладством мы провели следующие полчаса. Обессилев мы двинулись к НЕЙ.
Вечерело.
Её звали... рука не поворачивается испоганить её образ именем не имеющим никакого значения, индейцы все-таки умнее нас, даешь кличку человеку и все понятно.
Какую бы кличку дал себе читатель, например?
Назову её... Блин. ... Как же её назвать?
Девушка-Du hast.
Ни в коем случае, не хочу обидеть Линдемана! Но что-то в ней было толи от клипа, толи от песни.
Девушка-Du hast встретила нас и с порога вцепилась в Дроныча, мы с Вадичем подождали с полминуты, потом глупо улыбаясь поздоровались, я представился и рванул в прихожую. Душевно-типично-деревенская мама встретила нас и попросила пройти в комнату, где все гости, алчуще дожидались приглашения к столу.
Тухляк зарядил с самого начала. Я думал - чеховщина, вгиковский отстой, такого не бывает! Жизнь жестоко разуверила меня в наивных убеждениях.
Представьте себе цивильную комнату, где сидит человек двенадцать разного пола и возраста, именинница тихо млеет на коленях у Дроныча, Вадич все еще с рожей изнасилованного, злобно поглядывает по сторонам и Вася (человек в пиджаке) периодически выбегает поставить свою любимую песню(Алешка by Руки вверх.), а по возвращении задает кому-нибудь вопрос - Ну, а твои как дела?
- Да никак.
- А чего мрачный такой?
- Да так.
- А где Новый год справлять будешь?
- Не-зна-ю.
Вася понимает, что беседа исчерпана и несколько минут сидит тихо разглядывая окружающих, которые уже не знают куда деть глаза. И все это сопровождается воем: Потому что-о-о есть Алешка у тебя-я-а!.
За десять минут проведенных в комнате, я понял, что чувствовали зэки: Монте-Кристо, Чарли Мэнсен и Солженицын, вообще тюремный фольклор, которого я никогда не понимал и не ценил, неожиданно открылся для моего разума - Век свободы не видать! Что за волю можно дать?! и пр.
Первое время я разглядывал самую нескучную персону в комнате - попугая на шкафу. Бедную птицу явно колбасило, она периодически начинала пронзительно верещать и кувыркаться в клетке, тут я понял, что все двенадцать человек в комнате сидят и тупо вперились в бедное животное. Пришлось переключиться на лица присутствующих - ну еще пара минут. А потом?!
Слушайте, я могу конечно соврать, и до того как я начал описывать этот тухляк, я допустил несколько неточностей и преувеличений в повествовании, которые и не собираюсь править, потому что лень. Но поверьте мне пожалуйста, Курская дуга, сражение под Прохоровкой, газовые печи Освенцима, куда веселее этих десяти(10!) минут.
Телепузики незримо разгуливали среди нас и явно пытались заполучить мою больную, но невинную душу.
Когда появился ангел, который оказался папой Du hast-а - здоровенный толстый мужик в подтяжках, и возвестил всем что он идет переодеть рубашку, а мы можем садится за стол, я был уже готов... Просто был готов... как пионер.
С криком ворвался бы на кухню, отобрал у мамы здоровенную порцию какого-нибудь из вкуснопахших хавчиков, рассовал по карманам бухло, стукнул кому-нибудь по башке и
убежал бы...
К Лапутю, к телевизору, к заплеванной комнате и орущей вахте, к компакту Mister Bungle, к MTV, к Бивису и Батт-хеду... на попутках, пешком, босиком!
Оставим ползучий быт.
Все прошли в комнату, где должны были вкушать пищу. На столе царил обычный деревенский беспредел и коматоз - жареная курица, холодец, настроганая ветчина и буженина, картошка пюре, стандартный набор сотни-другой салатиков и пр.
Хотелось есть, но прежде всего выпить... Выпить, чтобы хоть как-то отогнать ощущение того, что негры Тарасевича имеют и ко мне самое непосредственное отношение.
Семейная чета - мама и папа сели с одного края стола, семейная чета - Дрон и Du hast с другого, Вадич по правую руку от меня, в свою очередь по правую руку от него села девушка Катя, которую можно было бы назвать симпотной перчихой, если-бы не клинически-лошадиные черты лица и страдальческий взгляд, обращенный куда-то сквозь стену. Как я потом понял, это была псевдо-girlfriend Вадича. Вадич-корефан, вынужден признать, что на общем фоне (представляете ужас какой!) она была бы возможно самой симпатичной девушкой, если бы не любовь всей моей жизни - младшая сестры Du hast-а.
Итак, папа поднимал некий стандартный тост за именинницу, я сидел лихорадочно уцепившись за налитый до краев стопарь и думал, что пожалуй в раз я такое количество не подниму, а хотелось-бы...
Запивали по-моему кокчанским. Стало полегче. Я начал сосредоточенно поглощать еду, периодически неприязненно поглядывая на Девушку-Du hast и размышляя :
говорит-ли во мне зависть?.
Как описать глаза до рвоты влюбленной девушки?
Как описать всё заключенное в ничто?!
Глупо и счастливо улыбаясь Девушка-Du hast мутно-мутно смотрела на Дрона поглощавшего домашнюю пищу.
Не-а, не зависть. Я человек завистливый, но завидовать здесь нечему. - решил я для себя и с радостью обнаружил, что ангел-папа наполнил мою стопку.
Следующий тост произносил брат-сестры Костик - метрвосемдесят-гопник в пиджаке с позолоченой застежкой на рубашке и вечно улыбающимся лицом. Костик был многословен и софистичен, это мне не понравилось, Костик постоянно торопил папу с разливанием водки и следующим тостом, это мне понравилось.
Так, стопка за стопкой, я наконец начал ощущать вкус жизни, и телепузики, неся тяжелые потери на всех фронтах, отступили.
Захотелось курить. Вадич, вроде бы тоже пришедший в себя, закивал и логично предложил пропустить еще по одной и пойти на улицу.
Давай Дроныча позовем тоже. Посмотрим как вылезать будет. Посмеемся. - злорадно улыбаясь сказал я (чтобы вылезти из-за стола Дрон должен был поднять человек семь, включая Девушку-Du hast). Вадич заржал и попытался ударить меня по ладони. Девушка-Катя на секунду оторвала свой взгляд от чего-то за стеной, посмотрела на нас как Женя Ан на скинхэда, и продолжила разглядывание незримого предмета.
Курить пошли все кто курил, Du hast нас сопровождала... то есть не нас, а ЕГО.
Его! Его! Как много в этом звуке! Хватит. Не издевайся.
Девушка-Du hast курила, но в тайне от родителей, поэтому в тихую стрельнула у нас сигарету на крылечке. Курение сопровождалось обычным тухляком, несколько разведенным перформансом Тарасевича. Дрон на секунду отвлекся от созерцания глаз любимой и начал тихо стебать Вадича, я с радостью присоединился.
Вадич, видимо решив отомстить мне, попытался повалить меня в сугроб, в результате гомосексуального греко-римского игрища я вывалял его в снегу с ног до головы, Вадич как обычно понапрягался и успокоившись отправился со всеми домой.
После чего компания разделилась на две части, умные и ведомые умными пошли пить, глупые и ведомые глупыми пошли к раздолбанному музыкальному центру танцевать.
Угадайте в какую половину затесался я?
И тут... началось сюрреалистическое действо сруба. Самые многообещающие перцы срубались в первую очередь. Первым был папа, ангельский организм которого видимо уже был ослаблен титанической борьбой с моими телепузиками. Папа осоловело обвел глазами комнату, секунду-другую посмотрел на меня, явно пытаясь вспомнить откуда я взялся, извиняющесь улыбнулся и сопровождаемый мамой исчез. Следующим был, Костик, постоянно попрекавший меня недопитыми стопками, потом Тарасевич, который нечеловеческими усилиями достиг комнаты с танцующими, сел на диван и, продержавшись в таком положении минуту-другую, благополучно свалился на мягкий подлокотник , оказавшийся коленями не реагирующей на раздражения Кати.
В результате я сидел в комнате с целующимися Дроном и Du hast-ом, то есть я сидел в комнате один с кучей еды и выпивки. Почему я не уговорил Дрона взять Лапутя?! Хотя к тому моменту, он тоже был-бы мертв...
Пить один я не могу. Не знаю, что это - детский комплекс, взрослый принцип. Не могу и все. Вариантов не оставалось. Я пошел в комнату с танцующими и грохнулся в кресло, обняв плюшевого мишку - единственного оставшегося в живых друга, начал думать...
Из этого порочного состояния меня периодически выводили просыпающиеся друзья. Цивилизованность давила со всех сторон. Страшно хотелось на дно наркотического угара и развратного коматоза. Срочно нужно было почувствовать себя человеком, а не гостем. Как?!
Неожиданно на моем лице зазмеилась улыбка Чарли Мэнсона, добивающего Шарон Тэйт, я увидел её - сестру Девушки-Du hast-а - девочку лет 8ми-10ти.
Здравствуй, Гумберт, Новый год. Может хоть рожу начистят. - С надеждой подумал я и потащил сестрицу танцевать...
Сестрица оказалась душевной чувихой, хотя танцевать не пошла. Мы переместились в соседнюю комнату и минут пятнадцать перебирали кассеты в поисках чего-нибудь не насилующего слух, в результате была откопанна кассета с песнями из советских мультиков. Вернувшись врубил на всю.
Мы поля по-бе-ги гло-жем, Ку-ку-ру-зу унич-то-жим. А на полях останется тру-у-у-хаа!!! - завопил мафон арию сорняков из угарного мульта о пользе кукурузы.
Вспомнив как обожравшиеся кукурузой коровы с дебильными улыбками распадались на банки с тушенкой, я повеселел. Тут проснулся Вадич и полез искать Здобовскую перепевку Цоя...
Потом вечер плавно слился в бессмысленное хождение по комнатам, питие с различными подозрительными личностями, бессмысленным трепом... и пр.
Запомнилось, как Костик поволок Дрона в одну из комнат и что-то минут пятнадцать втирал ему, когда они выходили он заканчивал мысль словами : Береги её.
Я зашелся в сатанинском хохоте. Дрон был уже состоявшимся членом семьи Du hast-овых. Я представил себя на его месте и ужаснулся перспективе провести остаток своей недолгой жизни... (здесь она была бы стопудняк недолгой).
Возвращение домой было похоже на экспедицию Амундсена, мы передвигались со скоростью парализованных улиток, по причине... ОНА провожала нас.
Пройдя метров сто, ОНА отправилась домой, а Дроныч, в свою очередь, пошел её провожать, проводив её до дома, он начал с ней о чем-то разговаривать...
Я понял, что обречен замерзнуть здесь так и не достигнув рубежа тысячелетия.
Каким-то чудом мы все-таки вернулись домой, обнаружив Вадькиного отчима валяющимся на диване в летаргическом сне.
Дрон неожиданно превратился в человека и начал требовать у Вадича его домашнего яблочного вина. Мы выпили эн-ное количество это напитка и завалились спать. Дрон, который вполне мог упасть у Du hast-овых, спал на кровати Тарасевича, а Вадич(казалось бы хозяин дома) завалился спать со мной.
Соскучился наверно.
Утром нас разбудил отчим, все позевывая начали расхаживать по дому. Вадич убирал кровать, Дроныч резался в пятый элемент, я рылся в холодильнике высматривая добычу - хавку мы должны были привезти в Москву сами.
Васильев восседал в кресле с видом человека спасшего мир. Ему якобы удалось отпроситься у девушки-Du hast, переборов её умоляющий взгляд, истерики, суицидальные выходки и пр. Я отнесся к этому спокойно, ну уговорил и уговорил... хорошо. В любом случае мы бы туда поехали.
Когда Бадова выгоняли из общаги, мне не давали съехать по причине того, что Бадов мог запросто наложить на себя руки, и я должен был приглядывать за ним... Вот сидим мы - я, Кондуков и Олюшкин в комнате, трындим - из соседней комнаты доносится звон разбитого стекла. Секунды через три начинает реагировать Олюшкин - вскакивает и говорит - Это Бадов. - и ломится в соседнюю комнаты, делая на ходу призывные жесты.
Я разочаровано качаю головой и говорю - Бадов наверное выкинулся.
Кондуков лениво кивает.
- Пошли посмотрим. - говорю я и поднимаюсь.
Кондуков также лениво кивает и поднимается за мной. По пути встречаем разочарованного Олюшкина.
Может это и не хорошо, но весть о самоубйстве зануднейшего алкоголика Бадова я бы не воспринял как трагическое известие.
И если бы из-за нас сумасшедшая девушка Du hast суициднулась, врядле моя совесть страдала бы дольше какой-нибудь микронной доли секунды. Я не злюсь - просто констатирую факт.
В моей голове стоял четкий образ непохмеленного, голодного и обкуренного Лапутя. Я пытался подгонять перцев. Не получалось.
Мы позавтракали чем-то из домашних запасов и собрались идти на базар за покупками. А Васильев (суходрон!) предложил взять с собой Du hast. Мы (недоноски!) согласились.
Девушка-Du hast встретила Дрона с перекошенной улыбой а-ля я отпускаю тебя родной, живи как хочешь и будь счастлив. На Вадича она глядела как на причину всех человеческих страданий, на меня как на причину всех нечеловеческих...
До базара шли больше часа, мы с Вадичем, и шагах в десяти от нас молодожены, она что-то канючила, а Дрон что-то терпеливо ей втирал, периодически она вскрикивала что-нибудь вроде: Ну, зачем?! Зачем ты должен туда ехать?!
Тарасевич, как назло, начала тухлить про то, что зайдя к Du hast он почувствовал домашнюю атмосфэру и запах елки, и что-то не очень хочется встречать ему Новый год в общаге. Я, леденея от ужаса, расписывал яркими красками тухляк, ожидающий его здесь и круть ожидающую его там.
Мои друзья ломались. Подкаблучники! Лёня - гениальный перец, люблю его, правильно орал : Ненавижу подкаблучников! ...и на кого орал?! На Лапутя который в сравнении с ними был просто Синей Бородой и Жилем д'Эре!
Зря я Кондукера наехал. Вот он - воинствующий женоненавистник. Он бы меня поддержал.
Если раньше я относился к НЕЙ с обычной шовинистической неприязнью, теперь я ненавидел её всеми фибрами своих фибров.
Дроныч пытался отшутиться - Нас в Москве ждет человек без еды, без денег, и он не может выйти из комнаты, если мы не приедем, он загнется просто!
Мы обернулись и обрадованно закивали.
Почему?! Почему вы ВСЕ должны ехать к нему?!! - завопила девушка-Du hast в наш адрес.
Хорошо! Дроныч к Лапутю поедет, а мы останемся, сучка. - злобно скрипя извилинами, подумал я.
В дальнейшей нашей беседе слова не имеют значения, важен тон:
Я: Простите, я не расслышал вопроса.
Она: Не расслышал?!! Так я повторить могу.
Я: Повторите пожалуйста.
Она: Почему вы все должны туда ехать, к этому... человеку?!
Я: Потому что мы договорились.
Если бы один из нас обладал хотя бы подобием телекинетических способностей второй явно треснул бы пополам.
Дрон и Вадич ждали того же чего и я - драки. Мне было уже плевать на то, что она как бы девушка, или что за убийства сажают. Я с наслаждением думал как буду, схватив её за длинные черные волосы, лупить головой по обледенелому асфальту - до крови, до мозга... Какого, к черту, мозга?!
Девушка смолчала. Мы пошли дальше.
Вадич предложил компромиссный вариант - Новый год в общаге, а старый новый год здесь, с ней.
Не хочу я никакого Нового года!! - опять завопила чувиха.
Я чувствовал не просто злость, а запредельный отстой. Я ожидал от друзей мужской взаимопомощи, мэнжхайда, а они тухлили. Вадич нес какую-то околесицу про домашнюю атмосферу и про то, что надо просто съездить за Лапутем и привезти его сюда, Дрон (чмо!) не мог раз в жизни поставить на место безумно влюбленную истеричку.
Сопровождаемые монотонным бубнением влюбленных за спиной, мы добрались до базара и начали Новогодние закупки.
За все время закупок мне удалось всеми правдами-неправдами и матами-перематами перетянуть Вадича на свою сторону. Du hast Дрона не отпускала.
Ладно. Ладно, насладись последними минутами пребывания перца. - у меня уже не было сил злиться.
Парочка достала. Мы отправили Дрона проводить и успокоить девушку, а сами двинулись домой.
Без её присутствия стало полегче, мы засуетились, начали чистить вареную картошку, упаковывать в пакеты хавку и вообще нашли себе некое занятие, чтобы забыться.
Через час раздался звонок, Вадич поднял трубку и простояв с ней минуты три начал вопить туда: Ты чего?!! Ты же сам меня туда затаскивал!!! Не, а что это?!! А как это называется?!! Нас на сиськи променял!
Я понял, что сдохну на этом поганом Цем.гиганте, сбывалось самое страшное - чего я себе и представить не мог.
Мысленно попрощавшись с родными и близкими, я попросил трубку.
- Алле. - просипел я, надеясь что это все-таки не Дрон.
- Да. - ответил Дроныч, тоном человека готовящемуся к самосожжению.
- Дрон, это правда?
- Угу.
- Дрон!!!
Далее я произнес длинную тираду на тему кто в доме хозяин.
Дрон что-то мямлил.
Жалость к безвольному бедняге даже превосходила злость по поводу его намечающегося предательства. Пообещав ему, что если он нас кинет, я не смогу с ним общаться (Ленкин приемчик!) и вообще наговорив гадостей, я прислушался к звукам в трубке.
Дрон мямлил чуть активнее.
Тогда я завопил, что он должен прийти и посмотреть мне в глаза, если уж он такая сволочь!
Дрон почему-то обрадовался этой перспективе и клятвенно обещался прийти, после того как появится Оля и будет кому присмотреть за Du hast-ом.
Я положил трубку и минут пять придумывал характеристики для Васильева, самым мягким было амеба безвольная.
Тарасевич попытался прогнать опять что-то про привоз Лапутя. Я был близок к истерике. Если бы я праздновал Новый год ЗДЕСЬ, то после первой же стопки я всего-навсего взял бы бутылку местной водки-матрешки и раскроил бы волосатый череп этой жрице чистого зла. А меня тут-же замочили бы родственики покойной.
Устало бухнувшись в кресло, я сказал, что поеду в Москву так или иначе, и мне уже все равно, кидают меня лучшие корефаны или нет. Я просто хочу дожить до завтра.
Вадич сказал, что как честный человек, он должен поехать со мной.
- Ну и поехали.
- Поехали.
Остаток времени мы провели за сбором четырех сумок с продуктами и полусерьезным размышлением над тем, как мы украдем у отчима(мента) нервно-паралитический газ,
отключим Дрона и потащим его в общагу.
Дрон так и не появился, видимо Du hast расставила жучки по дому Вадича, и вовремя просекла фишняк.
За пять минут до нашего отхода позвонил Дрон и сказал, что он нас проводит до электрички. Это уже издевательство. Но моему измученному организму было все равно. Я смирился с собственной гибелью и, только ради приличия, делал попытки её избежать.
На улице активно темнело. По пути зашли в местный магазин, видимо перестроенный из трансформаторной будки, купили четыре бутылки водки-матрешки и две бутылки шампанского (на бутылку в общаге рассчитывать не приходилось).
На подходе ждала парочка уже олицетворяющая для меня Ю. Лужкова, Б. Гейтса и
П. Фалька - единых в двух лицах. Чтобы хоть как-то испоганить Дрону Новый год я состроил самую злобную морду, на которую был способен, сказал : Ну ладно. Пока и крепко пожал его предательскую конечность.
Все сволочь. - думал я - Считай тебя другом после этого. Подкаблучник поганый.
Ну чего идем? - спросил я Вадича.
Подожди. - почему-то сказал Вадич.
Подожди - эхом отозвался Дрон и отвел чувиху на пару метров в сторону (тут я заметил, что чувиха явно находилась в сомнамбулическом трансе и передвигалась походкой ватной куклы).
Дрон едет. - тихо просипел на ухо Вадич. Подошедший подтвердил это и попросил нас подождать пока он проводит (опять?!) ЕЁ до дома, а до электрички оставалось минут пять. Я активно зашипел, что чувиха не маленькая и дойдет сама, и ничего с ней не сделается...
Дрон посмотрел на меня с укоризной человека, которого пытаются уговорить убить папу и маму, чтобы получить льготный проездной на метро. Вадич с ним согласился и сказал, что поедем на следующей лепестричке(через сорок минут!).
Делать было нечего, я попросил Дрона все-таки быстрее передвигать ходули и отправил их домой.
Du-hast сказал нам До свидания. Христос произносящий: Прости их Господи, ибо не ведают что творят., на её фоне, показался бы злопамятным маньяком. Перед нами стояло глубоко несчастное существо, которого лишили самого дорогого, что у нее было.
Жалко не было.
Даже не представлял, какая я сволочь. Совершенно автоматически я улыбнулся милейшей улыбкой рубахи-парня и сказал : До свидания. Счастливого Нового Года..
Ковыляющая парочка удалилась. Мы постояли с минуту-другую.
Черт! Теплые носки забыл! - сказал Вадич и отпросился домой.
Посреди темной улицы стоял измотанный и обессилевший студент ВГИКа Юкрид Александрович Корнев, стоял в окружении четырех тяжелых сумок с едой и выпивкой, мимо проходили группы пьяных гопников от трех и больше, водка была упакована в подарочные коробки поэтому в случае обороны врядле бы пригодилась, Вадича не было уже полчаса.
В общем все было хорошо.
Когда появился Вадич я смог только заикаясь произнести - Ну наконец-то. А то стою тут, думаю, щас гопники какие-нибудь налетят рожу набьют, хавку отберут.
- Тоже про это думал? - с радостью отозвался Вадич. - А я думаю, правда, щас прихожу лежит Юха с развороченным анусом!
Подгреб Дрон. Мы почему-то начали обниматься с ним, параллельно кроя его последними словами. Дрон лучился улыбой Ваньки-Каина.
- Вы чё придурки, правда подумали, что я вас кинуть могу. Надо было просто ... подготовить.
Психолог, блин! Мало того что он ушел от нашего праведного гнева, так еще и выглядел спасителем ситуации!
Отдав две сумки Дрону мы двинулись к станции, по дороге я дрожащими руками протянул червонец с мелочью в киоск и купил себе бутылку забористого толстяка.
На перроне стояли мы - три сошедших с ума перца и радостно орали друг на друга.
Тарасевич жаловался на то, что Катя отказалась его проводить. Ну и хрен с ней! - махал рукой Тарасевич. - Давно пора. Начали над ним стебаться.
Когда пришла электричка единственное, что меня беспокоило, это вероятная голодная смерть Лапутя. Ключи от комнаты были только у него.
Ребята резонно высказали предложение - если что просто сломать дверь, спрятать труп Лапутя в шкаф, как ни в чем не бывало спраздновать Новый год, а утром засвидетельствовать смерть и похмелиться на поминках.
Два часа пути провели в обсуждении, чего еще надо докупить в Москве. Потом эти перцы докопались до меня, эти святые угодники, которые клятвенно обещали своим телкам, что справлять Новый год они будут в сугубо гомосексуальной компании, начали приставать ко мне, дабы я(по крайней мере им!) обеспечил плотное женское общество. Я пообещал.
Дрон достал два презера и начал с живым интересом их разглядывать. Вадич попросил поделиться. Дрон выдал один, с царского... в общем выдал царственным жестом.
Пил пиво постепенно приходя в себя и чувствуя, что где-то в глубине души, наконец начинает зарождаться давно забытое ощущение самоидентификации. Оказывается я -Юкрид! - с радостью думал я.
Вышли из метро ВДНХ и попали под артобстрел, кругом ходили предпраздничные радостные люди, под ногами рвались петарды, которые пьяно-кавказские продавцы и хозяева многочисленных ларей поджигали и кидали друг в друга. Один хачик вытащил откуда-то из подсобки полуметровую шашку-петарду, поджег её, та начала выплевывать зеленые искры метра на четыре в высоту. Хачик радостно визжа, направил этот фаллоиммитатор на конкурирующих продавцов и начал гонять их по улице. Новогодняя Аварии, неслась и повторялась эхом из всех ларей и магазинов.
Атмосфера праздничного сумасшествия царила внутри и вокруг нас. Я представил себе вязкую темень Цем. гиганта и чуть не блеванул себе под ноги.
Решили купить пару куриц-гриль. Нас попросили подождать десять минут.
Дожидаясь обсудили картину:
Идет перец, радостный, водкой закупился, шампунем. Идет по ВДНХ, а какой-нибудь хачина возьми да и кинь ему под ноги петарду. Чувак испугается и сумки выронит.
И все!!! Массовое убийство кавказкой диаспоры на ВДНХ!
Дождались куриц, купили запивы, майонеза, хлеба и прочей закусочной дряни, и двинулись в общагу. Новогодняя вахта крутила мозги по поводу паспортов Дрона и Вадича. Пришлось оставить.
Ребята остановились пред зерцалом в коридоре и начали прихорашиваться, я сразу ломанулся к себе - не терпелось узнать, что стало с Лапутем. На стук никто не открывал - Вовыч шифровался от этажерок.
- Лапуть, открывай это я. - ключ заскрипел в скважине и моему взору явилось Новогоднее чудо 1. Комната сияла рекламной чистотой и белизной, был вымыт пол, стол избавлен от полуметрового слоя окаменевших окурков, дополняли картину четыре сумки-пакета набитые мусором, который Лапуть не решился вынести в коридор. На телевизоре стояла инструкция противопожарной безопасности с изображением Новогодней елки.
С кровати недовольно-радостный Лапуть ворчал по поводу долгого отсутствия. Я сделал два шага, упал в кресло и выдохнул остатки деревенского кислорода из легких, нужно было срочно забыть весь предшествующий тухляк и жить дальше. Появилась надежда.
- Знал бы ты, через что я прошел.
- А чего такое? - обеспокоено спросил Лапуть, видимо заметив изумрудный оттенок моей измученной физиономии.
Вошли Вадич и Дрон, я указал на них пальцем - Да эти, блин! Отстойники!