љ Коробейко Антон 2014

Коробей

Про зверей

"Я здесь не для вашего развлечения. Это вы для моего". Джонни Роттен

Уважаемые читатели!

И те, кому читают читатели. И те, кому читатели рассказывают, то, о чём они прочтут или то, о чём прочитали.

Попытаюсь вкратце объяснить вам всё происходящее ниже, чтобы не вызвать недоумения, или каких-то ложных воспоминаний, или неясных невыраженных чувств.

Они потребуют объяснений, а я не смогу вам их предоставить просто потому, что у меня на это не будет времени или возможности.

Потому что я жив, и существую, и, поэтому, ограничен всем своим существованием. Ограничен именно в тех рамках, которые, с другой стороны, дают мне возможность быть свободным в той мере, в которой я свободен.

Именно эта относительная свобода и даёт мне право на подобное высказывание, и, в конечном счёте, кокетство. И так как я, судя по всему, не рассказывал ни о чем подобном прежде, я хочу воспользоваться этой моей возможностью.

Наверное, единственное, про что я хочу сказать больше всего, так это про то, что почти всё описанное ниже является плодом моей фантазии, чем я, в принципе, горжусь.

Связаны эти мои слова с тем, что если мы вспомним то, что сказал великий, величайший Микеланджело (его высказывание повторяет Роден) о ремесле скульптора, это сразу даёт нам некую пищу для размышлений. Он говорил о нём, как о простейшем ремесле, потому что, якобы, он берёт и отсекает от куска мрамора всё лишнее.

И вот ремесло, скажем, писателя проявляется ровно наоборот.

Заключается оно в том, что некое девственно чистое пространство листа (предположим), или множества листов надо заполнить некоторым количеством знаков.

В меру осмысленных, связывающихся в слова, слова в предложения, предложения во фразы, и так далее до конца.

То есть если в первом случае - это вычитание, то во втором сложение, или даже умножение, если в первом - это анализ, то во втором - синтез, определённо так.

И вот именно это и позволяет, во-первых вполне уверенно назвать мне себя истинным и полноценным Творцом (то есть созидателем в самой полной мере), во-вторых (и это главное, конечно) даёт возможность полностью отрицать какие-либо столкновения с действительностью.

Иначе возникает уже какая-то вовсе смешная тень тени, и всё перестаёт иметь вообще какой-либо смысл.

Это довольно странно. Может быть, это и попахивает и гордыней, и какой-то неуместной самоиронией, но всё не так, не так...всё...иначе.

Я всё прочнее и прочнее встаю на позиции солипсизма, и еще раз скажу, и я это утверждаю ответственно - я и есть Творец и созидатель этого мира, мира, который существует только в моём представлении.

Вот и всё - предисловие очень краткое. Читайте дальше, история начинается. Спасибо.

Оглавление:

Лев

Дрессировщик львов

Мышка

Дрессировщик мышей

Лисичка

Волк

Мишаня

Зая

Кот

Петушок (Лебедь)

Скорпион

Свинка

Зоопарк

Уход

Лев

Начинался день.

Дни начинаются в темноте, и заканчиваются в темноте - и это обычное дело для стандартного утра зимой.

И нет никакого пения птиц, шороха листьев или каких-то других звуков. Густая и темная молчаливая тишина встаёт за окном полновластно, уверенно, крепко.

Нет даже намёка на какой-либо другой вариант утреннего возвращения к бодрствованию. Ты вернёшься в этот мир только так - лишенный опоры и почти лишенный веса (тело находится в горизонтальном положении).

Ничего не напоминает?

В детстве Лёва очень хотел стать астрономом.

Отчасти это было связано с тем, что ему сильно нравился Звездочёт из "Приключений Буратино" - фильма, который он страстно любил.

Он часами мог вглядываться в темное небо, особенно ясное в морозные длинные зимы.

Когда ковш Большой Медведицы, вращаясь, вставал в участок неба между двумя домами - пятиэтажным, где жил Лёва, и девятиэтажным - закутанный, толстый, как бочонок, с предательски наезжающей на глаза шапкой-ушанкой - Лёва застывал.

Уставившись в небо, не дыша и не моргая, он стоял, пока сине-красно-желтые переливающиеся искры, мигающие в морозном воздухе, не заполняли все его существо.

Звезды двоились, их становилось все больше.

Слабо различимые маленькие звезды, свет которых затмевался тусклым желтым или бледно-фиолетовым химическим светом фонарей, помигивая, проявлялись на небе, как на фотографии. Их несильный свет оставлял свой слабый след на сетчатке глаз тех, кто хотел их видеть.

Никогда нельзя было запомнить, где и какое созвездие стоит, и даже - как оно называется. Как оказалось, звездное небо поворачивалось, и за ночь - и ковши, и какие-то другие созвездия - меняли свое положение до совершенной неузнаваемости. К тому же, у Лёвы не было атласа звездного неба - по малолетству он даже не знал о его существовании, а подарить его было некому.

Вообще, Лёвой никто особенно не занимался, никто не узнавал - что ему интересно. Он жил своей маленькой жизнью, где-то на обочине жизни больших людей.

Когда он вспоминал об этом, засмотревшись глубоко в черную бездну неба, в это вечное абсолютно безразличное к маленькому человечку вечное кружение, то вдруг встряхивался. И, пройдя по короткой заснеженной дорожке к парадной, открывал рукой в вязаной варежке дверь, и шел домой.

Однажды Лёве приснился удивительный сон - в этом сне он так же, как и обычно, выходил из парадной, поднимал голову вверх и, вдруг, видел вещи настолько странные, что захватывало дух и становилось даже страшно.

В небе, обыкновенно черном и безупречно ясном - такие ночи были раньше довольно частыми в городе, где Лёва родился (это сейчас все заволокло какой-то удивительно постоянной и непроницаемой серой мутью) - появились огромные и удивительные планеты и созвездия.

Самыми заметными были две огромных планеты - одна красно-желтая, полосатая, с кольцами, как у Сатурна, была яростной и грозной.

Вторая, меньшая по размерам, была багрово-красная, с разводами, какие бывают от акварельных красок, которыми Лёва рисовал в детском садике.

Они весомо и даже как-то неприятно угрожающе висели в воздухе, плотные, настоящие.

Звезды сияли самым невероятным образом и были ярко, ощутимо цветными.

Все планеты и звезды были, как будто впаяны в громадные куски чёрного, но прозрачного янтаря и застыли в небе неподвижно. Ни шороха, ни дуновения ветерка не чувствовал Лёва, стоя всё это время с задранной головой.

"Регул... Регул!" - послышались вдруг крики. Но откуда они были, и кто это кричал - он не понимал. Вдруг одна из звёзд начала сильно расти - прямо на глазах, там, близко от Луны. Было непонятно, взорвалась она, или приближается, но что-то это, определенно, значило. Это было так страшно, что даже во сне Лёва повернулся спиной, чтобы побежать домой.

Сон всё длился, длился и длился. Так всегда бывает во сне - в самые страшные моменты ты вообще ничего не можешь сделать. Только застываешь в нелепом, но совершенно полном оцепенении. Ни шага, ни спасительного движения - ничего этого предпринять нельзя.

Тогда ты и ощущаешь самую настоящую беспомощность...

И, вдруг, сон закончился. Лев проснулся в своей кроватке, встряхнулся, и совершенно забыл всё, что он видел.

Время неуловимо сдвинулось - и вот Лёва иногда продолжал видеть этот же сон - но его кроватка уже не была детской кроваткой - это была уже довольно большая кровать, а сам Лева был уже довольно взрослым человеком.

Вот и сейчас, в очередной раз после этого сна Лёва вскочил, даже, можно сказать, подпрыгнул с постели - он в очередной раз ничего не запомнил, но всё в нем кипело. Он побежал в душ, скоренько позавтракал, прихорошился, тряхнул шевелюрой - и побежал на работу.

В цирк.

Дрессировщик львов

Он никогда особенно и не любил-то этого занятия.

Просто так получилось, что этой профессией занимался его отец - цирковой дрессировщик. Они всё время куда-то колесили и где-то бывали. Его отец всё время был на сцене, и даже придумывал и ставил новые номера, а он, как мог, помогал отцу - как и его мать.

Она до старости лет выходила в трико диких цветов с перьями, и делала красивые жесты руками, принимая красивые и соблазнительные позы, выступая ассистенткой в номерах его отца.

А если говорить про него самого, то ему бы надо было бы выбрать себе какое-нибудь другое занятие или профессию.

Всё-таки не все династии оказываются по-настоящему стойкими. Часто родители и их дети занимаются разными вещами - и ничего зазорного в этом нет.

Но чем заняться - он подумать не успел, как следует, а отец его как-то внезапно - раз - и умер. Он так остался с матерью большим и одиноким ребенком: остались они вдвоём, после отца осталось несколько зверей - и всех их, включая его самого, его мать, трёх тигров и двух львов - всех их нужно было трудоустроить.

На семейном совете с матерью он взял инициативу на себя, договорился с директором цирка, и уже на следующий день вышел на арену.

Работа сама по себе была не очень трудоемкой - он не сильно уставал. Кроме того она была и не очень опасной.

В тот, скажем, момент, когда он совал льву в пасть свою голову, лев был сытым, и на зубы ему были одеты никому не видимые пластмассовые шарики, которые не позволяли льву никого поранить.

Больше того - в пасть льва незаметно вставлялась распорка, которая не давала ему закрыть пасть.

Примерно то же самое было с каждым трюком, который Дрессировщик выполнял со своими зверями - это и "В клетке с семьей львов", и "Трое на одного", и "Ослепительный вальс "На сопках Манчжурии" с манчжурским тигром", и "Тигр и лев - против дракона".

То есть, если он чем-нибудь и рисковал, так это тем, что на представление придет недостаточное количество людей, и ему сократят зарплату.

А полученных денег иногда могло только-только хватить на мясо зверям.

( И на маленький кусочек себе, если уж на то пошло. Кстати, а вы знаете, что зверей кормят не только мясом, но и овощами, и кашками тоже.

И что же делать, если на деньги от представления можно еле-еле, как-то с грехом пополам, купить им немножко еды?

А то, что звери, голодные звери плачут как дети - вы знаете? Вот в таком расположении духа он иногда выходил на арену ).

И вот однажды после одного из представлений поздно-поздно вечером, даже уже ночью он выпил рюмочку и решил позвонить и пожаловаться на жизнь своему старому приятелю, закадычному другу - Дрессировщику мышей.

Скорее даже старшему другу, ведь тот был еще другом его отца, а теперь, после смерти отца достался как бы по наследству.

Но он всё равно был ценным и хорошим знакомым, часто просто больше чем знакомым - он давал умелые и точные советы, он мог ободрить и успокоить даже в самые тяжёлые моменты...

Дрессировщик мышей работал в каком-то закрытом НИИ, связанном с Минздравом (да и не только с ним), где дрессировал ... мышей.

Как вы понимаете, дрессированные мыши в цирке невозможны - в цирке их просто не бывает.

А знаете почему?..

Их плохо видно с высоких рядов...

В Институте же дрессированных мышей использовали для целого ряда экспериментов - в тестах на сообразительность ( по ним измеряли минимальный уровень сообразительности. Хотя по этому показателю они иногда обходили даже некоторых сотрудников правоохранительных органов ).

А кроме того ходили осторожные слухи (шепотом, втохомолку - никто не говорил об этом громко), что и министерство обороны положило свою крепкую руку на этот проект (с дрессированными мышами), и что были сформированы целые несколько больших отрядов этих зверей.

Вот, например, отряд боевых мышей-десантников, которых можно было бы потихоньку (без особых даже трудностей) высадить в любом удобном месте для того, чтобы они нанесли максимальный ущерб потенциальному противнику.

Они перегрызли бы кабели связи, перевернули бы всё вверх тормашками, погрызли бы важные бумаги, ну то есть навели бы максимальную сумятицу и хаос.

А самым страшным детищем института был отряд "Смертельных адских" мышей-камикадзе, готовых пойти на всё, и по первому же щелчку исполнить самый сложный и строгий приказ, вплоть до физического уничтожения кого угодно.

Они носили на себе массу смертельного оборудования, взрывчатку, такие чудеса, которые даже трудно представить. Они проходили в таких местах, в которых некому было появиться кроме них. Самые загадочные факты истории и нераскрытые преступления, самые яркие события и имена связаны именно с этим отрядом. (Вы сами понимаете, о чем я говорю...)

И надо сказать, что на этот отряд, на это любимейшее детище боссов не жалели ни денег, ни других средств.

На этот отряд, в частности, работали два специальных цеха в НИИ микроприборов ( изготовители думали, что это какие-то образцы. Толком-то никто ничего и не знал).

Мыши уже резали автогеном, сверлили, вырезали стёкла алмазными резаками.

В общем и целом, отряд был серьёзный и безжалостный...

И вот дрессировщик львов снял трубку телефона, набрал цифры...

Несколько секунд спустя ему ответил знакомый голос Дрессировщика мышей....

Голос у него был высокий...

Мышка

Мышка родилась в маленьком городке на юго-западе России, недалеко от Воронежа, Курска и Белгорода.

У них там был свой огромный мясокомбинат. И эфирный завод был, который со временем превратился почему-то в целый всероссийский завод майонеза и подсолнечного масла. Крупный, даже один из крупнейших.

Ещё там (в этом городе) делали и мелки. Мелки, которыми все в школе пишут и писали на доске, решают какие-нибудь задания или доказывают свои доказательства.

Мышуня была тихой девочкой, очень скромной и послушной. Выросла она в семье, где детей было несколько - у неё был один старший, и один младший брат. Поэтому жизнь её была нескучной - ей всегда было с кем поиграть, правда, эти игры ей не всегда нравились.

Один раз она играла с братьями в белых и красных - её назначили белым, а братья были красными. Поиграли они недолго, Мышуню привязали к стулу, и, победив таким образом, оставили.

Мышь рыдала на этом стуле, звала маму, и когда мама нашла её в таком положении, то устроила братьям такую взбучку, что братья играть с нею перестали...

До 14 лет она играла в куклы.

Когда Мышке исполнилось 17 лет, она поехала в большой город - там она хотела выучиться, а может остаться, если получится. Итак, первый вопрос, который встал - куда же поступать?

Ничего не было ясно. С профессией она не определилась, навыков никаких особенных не имела, и хотя мать Мыши хотела отдать ее в институт текстильной промышленности (непонятно почему - она никогда не шила, да и не испытывала к тряпкам никакого особого почтения), у неё было какое-то своё мнение на этот счёт.

Она взяла документы, и совершенно неожиданно подала их на биолого-географический факультет педагогического университета.

Дело было даже не в том, что ей хотелось быть учительницей географии или биологии, а в том, что ей нравилась сама мысль - мечтать и рассказывать о далеких странах, о захватывающих интересных путешествиях, о неведомых растениях и зверях.

Потом сам род работы - работа с детишками - ей тоже нравился. Мышуня спокойно относилась к детям, умела заставлять их заинтересовываться чем-то и повиноваться ей, признавая за ней законное право своего детского лидера.

Она с охотой помогала всем, кто чего-нибудь не понимал, подтягивала отстающих. В общем, с этими спиногрызами у неё всё получалось само собой - так что ничего трудного для себя она не видела.

Экзамены были несложными - она поступила легко, с первого раза. Так складывалась её судьба.

Именно потому, что её профессия был такая специфическая, то и учёба была такой же. Ничего странного, но уже и по учёбе Мышка должна была много ездить.

Её практики проходили в лесу, где они учились выполнять разные задания: биологические - сбор гербариев (и так далее), географические - например, геодезические замеры на открытой местности, или раскопки шурфов.

(Раскопки - это вообще такая титаническая работа, после которой оставались глубочайшие вырытые ямы, наглядно демонстрирующие послойное состояние грунта).

Этих ям стоило даже беречься. Например, на очередном праздновании чего либо, можно было легко отойти в лес с какой-нибудь естественной потребностью, и, неожиданно для себя, приступить, так сказать, к изучению геологии.

Хорошо если это кончалось без травм и быстро - извлечением всей группой из ямы неудачливого путешественника.

Однажды, в одну из практик её даже занесло далеко-далеко.

Или чтобы точнее было - не занесло, а её туда направили, вместе со всеми однокурсниками. Получилась целая выездная бригада, которая проехала за Екатеринбург и Челябинск, за Новосибирск и Красноярск, в Иркутскую область.

Поездка была интересная, они даже не ехали на поезде, а летали на самолете. А по конкретным местам добирались на попутках - программа была развёрнутая.

Там, в глубине огромной страны, там, где была тысячелетняя тайга, однажды ночью Мышуня вдруг встала, вытянувшись во весь рост, запрокинув голову. Что её поманило и позвало, она не знала, но какая-то неведомая сила словно вздернула её, поставила на ноги, как тряпичную куклу.

И внезапно сам воздух вокруг неё начал оплывать и задрожал, так, как это бывает в пустынях, когда вдруг начинают перемешиваться целые слои воздуха.

А вслед за ними и реальность стала вдруг текучей. Абрисы вещей и даже их границы начали колебаться, как будто они плавились, вместе с окружающим их миром. Всё вдруг стало зыбким и непрочным.

Безумные мысли как белки в клетке метались у неё в голове.

"Что это? Что же это? Как же это так? Я такая молодая - а меня уже срывает куда-то?" - вдруг такая мысль блеснула в голове. Отчего именно такая, неясно, но такая.

Она уставилась вдруг в звёздное-звёздное небо - она стала очень милой и очаровательной, очень беззащитной - но ничего с неба ей не отозвалось.

Ни звезда не упала, не раздалось никакого хрустального звона - небо было просто огромным бескрайним пространством с точечками звёзд, изредка помигивающими от колышущегося где-то далеко или высоко воздуха (это Мышь знала).

Прошло мгновение, потом ещё одно. Поплывший воздух и странное помутнение окружающей её действительности стало проходить понемногу само собой.

Так, не найдя для себя знака и никакого отклика, она поняла для себя только то, что, скорее всего, небо пока устроено не для нее. Больше того, все интересы Мышуни были сосредоточены здесь, на земле.

И, поскольку, Мыша была нелетучая, то она на этот счёт надолго успокоилась...

Хочу пояснить, для того чтобы это было понятнее и яснее виделось - все эти истории из жизни Мыши сами собой складывались в целостную картинку.

Это само-осознание и самоопределение, как маленькой серой мышки, сложилось у неё как-то само по себе довольно рано, и настолько её устраивало, что эту мысль она носила с собой всегда и везде.

Она была человек очень беспокойный - никогда не сидела на месте ровно, всё время ёрзала, что-то придумывала для себя и для других - какие-то занятия, работы, что-то ещё.

Показательно здесь будет то, что она и сама без работы никогда не сидела - перерывов в её трудовой биографии не было. Мышуня всегда находила места для того, чтобы натаскать зернышек в норку.

То есть она была очень динамичным человеком. Находилось всегда что-то новенькое, придумывались новые дела и увлечения.

И вот однажды на день рождения ей подарили мышь.

С чего это??? И как??? Не до конца ясно. Она и не просила никого...

Сделал это один её знакомый, цирковой артист. Она даже толком и не знала, чем он занимается, они пару раз виделись на каких-то вечеринках друзей. И вот однажды, узнав, что у неё день рождения (уже был, но был только что), он быстро куда-то смотался.

По приходе он рассказал:

"В цирке я дрессировщик. Я работаю с крупными зверями и знаю их повадки, их характеры. С ними очень интересно работать.

Я их очень ценю, люблю и уважаю, и именно поэтому решил тебе подарить настоящего зверя, для воспитания. Кроме того, тебе никогда не будет одиноко, и всегда будет, чем заняться. Бери, владей, и не обижай её".

После всего сказанного он вытащил из-за спины клетку с мышкой, и всучил пару пачек корма - на первое время...

Видимо, по ней сразу было видно то, что она Мыша, а по общеизвестному мировому закону подобное должно притягиваться к подобному.

Мышь подарили белую, с маленьким розовым хвостиком, смешной мордочкой с усиками и розовыми глазками. Ей сразу присвоили имя Марфуша и дали погрызть еды.

Марфуша показала себя особой спокойной и чистоплотной - то есть вызывающей у окружающих доверие и симпатию. Она мало ела, мало возилась у себя в клетке, иногда резвилась на купленных для этого приборах - в колёсике, на лестнице и турниках.

Однако мордочка ее была отчего-то грустновата. Хозяйка задумалась, и вся эта ситуация вылилась в поездку Мышуни на птичий рынок.

Торговля там шла бойко, и было море интересных вещей - щенки разных пород, котята, коровьи шкуры безразмерные - в общем, много всего.

Где-то в Интернете Мыша вычитала, что Марфуша будет грустить без социального партнера, следовало купить ей соседку - и вместе они бы развлекались вдвоем, и им было бы нескучно (про мышей - социопатов науке и народной молве до сих пор известно не было).

Поиск такой социальной партнерши и стоял жирным вопросом на повестке дня. Мышуня сделала два круга по рынку, и, наконец, остановилась, у особенно большой клетки с мышами.

Все знают этот непреложный закон - чем больше клетка, тем больше мышей в ней живёт. А чем больше мышей - тем лучше знакомы продавцы с их повадками, и значит опытнее с мышами.

Продавцы оказались очень словоохотливыми, и сразу же нашёлся интересный вариант: у них обнаружился мышонок козЫрного вороного окраса редкой породы (так, в общем и целом, его охарактеризовали).

Этот вариант Мыше и предложили. Ей сразу же объяснили, что сексуальный партнёр в 3 раза лучше социального, что продолжительность жизни мышей удваивается после родов - то есть положительные факторы все были налицо.

Мышонка тут же продали. "Марфуша на должна быть одна!" - так решила её хозяйка.

Мышонка не назвали никак - он был просто Мышонок. Он был чёрный, и, как выяснилось, он ПАХ, но это оказалось его неотъемлемым качеством, с которым пришлось смириться.

Первое же, за что он принялся в новом для него доме, с которым он быстро освоился (как это будет видно дальше), была Марфуша. Она пыталась скрыться от Мышонка, попискивая от неудовольствия, но он загнал её в домике в угол - и надругался над нею по-своему, то есть по-чёрному.

Так они и зажили.

Первый приплод мышей случился через три недели. Второй еще через три. Оценив скорость и количество второго приплода, Мыша поняла, что скоро станет счастливой обладательницей целой комнаты мышей, и сможет продавать их ведрами (с вопросом "Вам сколько лопат мышей надо? Две-три?").

Однажды один мышонок сбежал. Надо было его срочно поймать - но как? Не в мышеловку же - никаких смертей нам не нужно было.

Мышуней был вычитан и реализован экзотический, но очень действенный (судя по описаниям и отзывам) способ. Надо было свернуть плотную бумагу трубочкой, а внутрь её положить приманку, например сыр. И в момент, когда убежавший заберётся туда, чтобы покушать, его надо было поймать.

Три ночи Мышуня сидела в засаде. От страха она ещё свернула газетку, чтобы отбиваться от бешеного беглеца в случае, если тот нападёт на неё. Засада провалилась. При этом, еда была неизменно съедена каждое утро.

Эта история могла длиться и длиться, но закончилась как-то на удивление просто и быстро.

В один прекрасный день Мыша застала беглеца сидящим рядом с клеткой.

Может быть, родственники как-то прикармливали его на свободе? Или он соскучился по своим? Неясно.

В любом случае, Мыша исхитрилась его поймать - мышонок-беглец прыгал, как чёрт (ловко и непредсказуемо) в разные стороны, но, в конце концов, его схватили, и поместили обратно в клетку.

Что-то надо было делать... Ситуация перерастала в критическую.

Сначала клетку с тремя поколениями мышей попытались сдать в ближайший зоомагазин, причём вопреки корыстному замыслу молодого человека Мышуни о сдаче мышей за какую-то денежку, за деньги взять отказались.

Чуть не дошло до того, чтобы уговорить взять клетку с мышами, и приплатить за то, чтобы взяли.

Но потом получилось сплавить весь мышиный приплод в какой-то научный институт для экспериментов.

Так Мышуня рассталась с Марфушей. Было грустно, но, в общем, Мыша была рада, что эта ситуация как-то решилась...

Без Марфуши жизнь Мышуни была уже не такой интересной.

Но однажды зимой, сидя темной ночью у окна, скучая, Мышуня снова вскинула голову наверх, как когда-то давно, как будто ей снова послышался какой-то звук.

И неясно, что это был за звук - то ли какой-то звон, то ли надтреснутый чей-то высокий голос, но этот звук вдруг снова заставил Мышу что-то вспомнить такое, что выходило уже за рамки нашего с вами земного опыта...

И всё изменилось...

Дрессировщик мышей

Голос у дрессировщика мышей был высокий...

Он был человек немолодой, даже старый, но голос у него остался высоким на всю жизнь, и даже в зрелом возрасте он не скрипел и не рычал.

И это было хорошо. Это сильно помогало ему в работе.

Это связано, конечно, с физиологией этих животных. Как вы понимаете, сердце мышки бьётся в десятки чаще, чем ваше. Это крохотное создание делает сотню движений, пока вы делаете только одно, и быстрее вас даже в простейших движениях и реакциях во много-много раз.

Вы для нее великан - медленно двигающийся великан (именно поэтому мышку так трудно поймать) и голос ваш звучит для мыши низкими раскатами грома, звуками на грани слышимости. Этаким мышиным инфразвуком, от которого она дрожит и трясется.

В таком случае, если говорить баритоном или басом, мышь вас не слышит и не понимает, и вы (увы) профессионально непригодны.

Только если ваш голос похож на детский, или он очень высок - вы можете входить с ними в контакт, разговаривать с мышами, чему-то их обучать.

Мыши этого дрессировщика были очень разумными. Настолько разумными и послушными, что него никто и никогда не попадал в Зоопарк.

Они всегда слушались его - никто никогда не протестовал, не объявлял никаких забастовок или локаутов.

Нужно ходить на задних лапках, исполнять какие-то его прихоти - пожалуйста, сколько угодно. Нужно совершить героический поступок или устранить кого-то неугодного - значит нужно сделать это любыми средствами.

Но надо признать - шёрстка у мышей этого дрессировщика лоснилась.

Да и коллектив у них был - нормальный, морально крепкий - каждый мог постоять за каждого, все они были вместе, и прорытые норы мышей никогда не находились друг от друга далеко.

Итак, дрессировщик мышей присел в уютное кресло (в котором он сразу же утонул, такое оно было мягкое), положил голые ступни на пуфик и расслабился.

А стаканчик его любимого грейпфрутового сока уже был налит. Он небрежно держал его в руке, отвесив кисть.

Зазвонил телефон. К счастью он был близко, и надо было просто протянуть руку, чтобы взять его.

В трубке раздался знакомый голос дрессировщика львов. Тот долго сопел, говорил что-то незначащее, и было не очень понятно, что же он хотел и ради чего позвонил.

"Ээээ... Я даже и не знаю чего рассказать... Нового ничего, всё рублюсь за новых зверей - а мне финансирование и для этих сокращают... Еле-еле тигров и львов тяну, а хочется-то чего-то другого... Вот такие дела, блин..."

Действительно, ничего нового он не сказал. Дрессировщик мышей и так давно знал, что его тигрово-львиный друг хотел бы иметь еще и гепардов, и леопардов, и даже парочку чёрных пантер. Но денег на это не давали.

Не видать ему было никаких гепардов и пантер - выделяемого едва хватало на уже существующих зверей. Но эта проблема была не новая - работник цирка звонил и жаловался ему каждую неделю уже несколько лет. Дела у него не шли...

Но настоящей причиной звонка, оказывается, было не это.

И только на пятой минуте разговора выяснилось: убили его школьного друга, как-то нелепо убили - в переулке, ни за что - почти просто так. Какой-то грабитель накрыл его друга в тупике, и убивал, чтобы ограбить.

Ограбить не получилось - у друга и не было-то почти ничего, зато убить удалось очень хорошо.

Дрессировщик львов очень сокрушался, ему надо было идти на похороны и там всех как-то крепить, да и вообще-то организовывать эти самые похороны, потому что организовать их было некому.

На это всё он и звонил пожаловаться...

Разговор длился пять минут. Но обе стороны довольно быстро потеряли к разговору интерес. И честно говоря, Дрессировщик мышей был в этом диалоге самой незаинтересованной стороной.

"Мой тебе совет - говорил он. Ты старайся, несмотря ни на что, не расстраиваться слишком сильно. Горя и сейчас хватает. Не сжигай своё сердце. Оно и тебе самому пригодится, поэтому просто крепись...крепись, давай..."

Мягко, но настойчиво он успокоил, уговорил не переживать, и спровадил своего знакомого.

Он хмыкнул, и задумался о своих делах.

Дрессировщик мышей был человеком очень мягким и интеллигентным - даром, что по образованию он был врачом.

С самых первых студенческих дней он занимался этих зверей - ставил на них всевозможные опыты, испытывал препараты, разнообразные сыворотки, да и просто изучал их реакции на те, или иные явления, предметы и так далее.

Мыши действительно представляют собой нечто большее. В маленьком тельце скрыты недюжинный ум, ловкость, цепкость, гибкость - в общем, масса и масса всего.

Конечно, дело не доходит до того, как это описал - как его зовут? Вот этот вот писатель заграничный -"Куннингус"? Или как его там? "Робин Гуд"?

Или это другой? Как там его - "С Дедом-с"? Или - "Рядом-с"? Или "Брайан Адамс" - что - ли?

Не помню... Ну неважно.

Этот писатель предположил, что мыши-то и есть истинные повелители мира, что та маленькая мышка - это здешнее отражение огромного многомерного существа, представленного сразу во всех измерениях.

Существа настолько сильного во всех смыслах, что их цивилизация смогла даже создать суперкомпьютер для ответа на главный вопрос - в чем смысл всего-всего?

Ответ ищите сами...

Нет, мыши были не настолько сложными - хотя даже до последнего времени не удалось хоть на самую малую часть симулировать работу их мозга на самых мощных вычислительных системах современности.

Тем не менее, Дрессировщик мышей разработал и воплотил новейший способ их обучения, такую методику, которая перевернула все предыдущие технологии преподавания.

Она дала возможность глубочайшего и подробнейшего, невиданного до нашего времени обучения, она привела всё человечество на новую ступень развития, которая оживила нашу угасающую цивилизацию.

Наконец, она привела к таким всплескам творческой мысли и воли, которых не было известно до сих пор.

Азы и основы метода известны уже тысячи лет - это раннее обучение. Ведь чем раньше начать учить детей, тем бОльших успехов в своем развитии они достигают, и тем глубже результаты.

А если начинать с младенчества - результаты становятся просто поразительными. Но для Дрессировщика мышей это был только начальный этап.

Уже и он принёс свои плоды - мыши Дрессировщика были быстрее и умнее своих соплеменников.

Но мозг дрессировщика был пытливым, и он не задержался на этом результате - и научился воспитывать мышей уже в утробе матери.

Действительно - зачем начинать не с начала, когда можно и нужно делать это так, как тебе хочется?

Дрессировщик разработал сложнейший, не имеющий никаких аналогов программно-аппаратный комплекс.

Этот по-настоящему громоздкий агрегат с помощью инфразвука и ультразвука, лазеров и светодиодов, шёпота и криков, повторений упражнений и тренингов позволял достигать сложнейших результатов.

Его мыши уже при рождении могли распознавать образы и отлично ориентировались в пространстве, знали даже значение знаков, букв, цифр, символов и даже слов.

Это был прорыв! Сам дрессировщик, когда узнал об этом, понял, что пахнет чем-то новым, невероятным - он доложил наверх своим руководителям, и продолжал исследования.

В целом, он даже готовился опубликовать результаты этих исследований в научных журналах. Он стремился быть первым - он не видел для себя в перспективе каких-то особенных благ, и даже не мог себе представить, что какая-нибудь подачка, вроде Нобелевки станет достойным вознаграждением.

Он рассчитывал на большее. Он хотел стать новым изобретателем теории относительности или открывателем возможностей атомной энергетики.

Наконец, он хотел остаться в памяти людей, в памяти научного сообщества, и даже человечества - навсегда!

Но тот, кто находился наверху, тоже оказался не круглым идиотом. Уже после первой подачи результатов исследований все данные проекта, да и сам проект засекретили.

Результаты исследований ушли далеко наверх, и дошли до самых невероятных адресатов, вплоть до служб безопасности, внешней разведки и охраны членов правительства.

И появились новые задачи (а ведь Дрессировщик знал, что они появятся). Через неделю лабораторию Дрессировщика сильно расширили, привезли новых специалистов, оборудование, улучшили ему общую атмосферу деятельности - в общем, создали почти идеальные условия для работы.

И одно из влиятельнейших лиц (не будем называть имён и должностей - это ни к чему) так оценило его работу:

"Сейчас, именно сейчас, на переломе эпох, мы очень заинтересованы в Вашей работе. Говорят, что взмах крыльев бабочки на одном конце мира может вызвать ураган на другом...

Представляете ли Вы, что может произойти на другом конце мира (где-то там, далеко) от топота лапок и шороха хвостов десятка ваших питомцев???

И ведь это только начало - я вижу впереди невероятные перспективы. Даже может быть больше, чем видите Вы сам... И я очень, очень верю в Вас и ваш труд!!!

Мы поддержим Вас и ваши работы любой ценой, чего бы нам это не стоило! Продолжайте! Удачи Вам!"

А ещё через несколько дней привезли 10 беременных девочек на ранних сроках (все они были проверены, отобраны, без медицинских и генетических аномалий - идеальные участницы эксперимента), и так эксперимент вышел на свой новый виток.

На новый, и совершенно невиданный доселе виток - потому что именно в этот раз человек вплотную подошел к своим эволюционным границам. То, что у природы занимало сотни тысяч, миллионы, десятки миллионов лет, сейчас стало занимать от 6 до 9 месяцев.

И сейчас - без генетических изменений, без какой-нибудь дополнительной пары рук, или ног, или третьего глаза во лбу - случился прорыв.

Все увеличилось и улучшилось - скорости в мозге, его размер и взаимосвязи обоих полушарий, меньше стало время прохождения нервных импульсов по синапсам и нейронам, в конце концов, развитие этих детей перестало укладываться в рамки эксперимента - они стали превосходить его (Дрессировщика) ожидания на всех (даже самых коротких) стадиях.

И дело было не в том, что появились какие-то уродцы или монстры, просто дети без труда справлялись со всеми предложенными им заданиями. И даже не скрывали при этом своего пренебрежительного отношения, которое они к этим заданиям испытывали.

Им поддавались все области знания - и точные науки, и гуманитарные, и их наставникам со временем оставалось только разводить руками (и это всё что им оставалось).

Только что родившийся малыш мог начертить теорему Пифагора. Годовалые младенцы в совершенстве владели таблицей Менделеева, механикой, основами физики и математики.

Но темп развития детей не падал - они начинали раньше ходить и разговаривать, раньше начинали резаться зубы, интенсивнее начинали расти волосы.

И если раньше ребенок начинал читать в 6 лет (а доходили слухи, что на ранних этапах развития человечества это происходило не раньше десяти лет, если происходило вообще - ведь раньше было много-много просто банально неграмотных), то сейчас они начинали читать втрое быстрее, не позже двух.

Но вместе с этим появилось и ещё одно явление - позднее созревание и старение. Ребенок Средневековья был взрослым уже в раннем возрасте.

Ведь мы помним, что история Ромео и Джульетты, прекрасная и трагическая история двух возлюбленных, закончившаяся смертью обоих - это история тринадцатилетней Джульетты (у Шекспира ей только через две недели стукнет 14) и шестнадцатилетнего (предположительно) Ромео.

История двух подростков.

А уж к тридцати годам у человека Средневековья было уже очень много шансов состариться и умереть, или даже просто умереть.

Теперь всё было ровно наоборот.

Дети взрослели быстро, но жили и созревали долго. И дрессировщик мышей даже начал подумывать о том, что ему случайно удалось создать или развить какой-то новый тип людей. Он назвал их - "Вечные люди".

И в один из сырых, пасмурных вечеров он написал даже коротенькую записку, чтобы избавиться от этого интеллектуального груза, который он нёс:

"Вечные люди

Определенно, вечные люди еще встречаются в природе. Если дежа вю - это химическая ошибка мозга, то идея о вечных людях - это какое-то общее коллективное заблуждение человечества, массовое и глубинное.

Я отнес ее к общим идеям только потому, что верить в свою собственную паранойю мне не хочется. Однако, кажется, что все не так уж и плохо.

Человечество (простите мне такую категоричность, я и сам знаю, что когда человек начинает бросаться такими словами, его пора везти к доктору, но все же), человечество, кажется, всегда жило с этой идеей.

Рассказы про эликсиры бессмертия, про человекоподобных и вполне бессмертных богов вросли корнями в те времена, когда компьютерами, если бы они были, можно было бы, в лучшем случае, колоть орехи. И то недолго - очень уж ненадежная штука эти компьютеры.

Время прошло, а мы упорно не расстаемся со своими вечными людьми. Дело не только в сознательном, полубессознательном, или бессознательном вообще страхе смерти. Очевидно, что каждый из нас его испытывает.

Но дело тогда ограничилось бы рассказами о смерти, как о чем-то воплощенном и материальном, попытками одушевить смерть, представить ее в виде старухи с косой - то есть вещами уже существующими.

В случае с вечными людьми все наоборот. Придумавший их пошел от противного. Он не стал бороться со смертью. Он от нее просто отвернулся.

Что-то невероятно буддистское есть в таком видении. Смерть смерти - это уже такая фантастическая безжалостность по отношению к существующему порядку вещей, что кажется, эта простая мысль просто не может быть не воплощена, хотя бы в виде исключения.

Трудно свыкнуться с мыслью, что семнадцать, двадцать пять и шестьдесят лет бывают разными, но еще труднее с тем, что бывают семнадцать как шестьдесят и наоборот.

Само понятие течения времени, как некой прямой, имеющей начало и не имеющей конца, и движущейся всегда в одну сторону, теряет смысл. Идея вечного человека проваливается сама в себя, как проваливаются сами в себя звезды, превращаясь в черные дыры.

Она поглощает в себя окружающие понятия, обесценивает их, разрушает, но существует, несмотря на кажущуюся невозможность.

И как черную дыру, которую нельзя потрогать рукою, вечного человека нельзя однозначно выделить в толпе. Он существует, щекоча наш мозг своим присутствием, наперекор законам физики и биологии".

Вот такой вот пассаж он выдал.

Если искать глубоко причины всего происходящего, чем и озадачился дрессировщик мышей, то он предположил, что человек выходил на подобные результаты как благодаря, так и вопреки одному своему главному, глубинному, ключевому аспекту. Аспекту следующему (а ведь нас этому учили всегда, это очевидно).

Нас всегда учили, что человек по своей природе ни что иное, как животное.

Животное в его высшей точке развития, животное - как предельная точка в эволюционной цепи. В человеке соединились все достижения всех видов живой природы - рыб, птиц, зверей и моллюсков.

И вот именно достижения всех этих видов, их голос вдруг начинал звучать в действиях и поступках этих детей, в их способностях к обучению, в каждых их мысли и слове.

И это был уже голос природы, голос самого мира - и это было обескураживающе...

В итоге результаты программы по раннему воспитанию детей (а программа была начата уже несколько десятков лет назад) смутили не только дрессировщика, но и какое-то его руководство где-то там наверху, и программу по-быстрому свернули.

Больше дрессировщик не слышал ничего ни об этой программе, ни об этих детях, и занимался только мышами. И то - он занимался ими так...слабенько...вполсилы.

И был, в общем-то, счастлив, что ушёл целым и невредимым.

И тут с довольно неожиданной стороны он получил предложение, которое давало ему возможность продолжить свою работу, свои исследования.

Он согласился не очень долго думая, и не сильно сомневаясь. Ему казалось, что он привносит в это мир что-то такое принципиально важное, от чего нельзя было так просто отказываться.

Он взял паузу в два дня (на всякий случай), ещё раз всё взвесил ... и принял предложение.

Лисичка

Лисичка была интересная и смешная.

Конечно, она была рыженькая. Рыженькая она была совсем немножко - не той рыжестью, которой отличаются совсем рыжие люди.

Эти-то вообще как инопланетяне - ярко-рыжие, все в веснушках, и даже само строение лица и головы у них особое. (Если уж говорить умнО, то можно сказать, что краниометрические точки у них расположены как-то иначе, чем у других людей).

Больше того, рыжие даже думают как-то по своему, по-рыжему.

С этой точки зрения, в лисичке ничего такого экстремально необычного не было. Хотя это не лишало лисичку её истинно природных качеств - лисичка была очень лукавая (с лукавым глазом и улыбкой) и хитрая.

Хитрость эта была безобидная. Это не было коварство и подлость. Не хитрость, похожая на удар ножом в спину. Лисичка была молоденькая и несильная - в этом смысле на большую подлость она и не была способна.

При этом она была симпатичной, и многие на этот шарм, в сочетании с лукавством, западали.

Хвоста у лисички не было. В качестве хвоста фигурировали поклонники, которые постоянно за ней волочились. Волочились они со своими, естественно, целями, вполне очевидными, впрочем.

Что касается их целей, они были на виду, поэтому, как правило, лисичка никого не приближала, но никого и не отдаляла - это было бы невыгодно. Она выстраивала отношения с большой долей необязательности, когда никто никому ничего не был особенно должен.

Но, с другой стороны, никому она и не отказывала. Таким образом, она получала всё, что ей было нужно.

Что же ей было нужно?

Нужно ей было многое, по мелочи, некрупное , (как это всегда и бывает), но это "по мелочи" со временем набегало в очень приличные цифры.

И где-то это цифры нужно было брать...

Нужен был, человек, который бы считал не на шутку. Считал, что называется, по-настоящему...

Тут Лисичка и познакомилась с Артуром. Артур был хорош собой, с длинными волосами цвета воронова крыла, выразительным крупным породистым носом, умен и проницателен.

Артур был старше Лисички, но её это не смутило - что уж там плюс-минус несколько лет.

Важен был характер отношений, возникших между ними. И, конечно же, возможности всех сторон в этой ситуации. Скажем, Артура привлекала молодость и неопытность лисичкина, а уж Лисичку привлекал артуров опыт, вальяжность, спокойствие и его непроницаемость.

Эта бронеустойчивость была привлекательной - она придавала тот шарм, который заставлял Лисичку щебетать и ворковать, да и задумываться о том, что бы ей еще такого сделать, чтобы он навсегда и целиком был её.

В ход, конечно, шли запрещенные приемы, из разряда тех, чьи точки приложения усилий лежат в области ниже пояса.

Но и легкая льстивая рулада тоже не оставалась не озвученной.

"Мур-мур-мур" - вот пример обычного лисьего мурчания, произносимого покорным и полу- обиженным голосом, и способного многих мужчин заставлять совершать разнообразные, даже абсолютно ненужные поступки.

Здесь нужно отдать должное, и сказать, что на Артура это действовало не до конца.

Но Лисичку он не обижал - в смысле того, что он всегда помогал денежкой, причём нормально помогал. Лисичка была хорошо одета, накормлена, её досуг был обеспечен - в смысле, она не знала отказов по выходу в свет в самом хорошем смысле этих слов - её везде отпускали, везде сопровождали, везде за всё платили - и прочая, и прочая.

Но Лисичка созрела на авантюру. Это случилось не потому, что ей чего-то не хватало, а по лисьему её обыкновению, по её природе.

Случайно она узнала кто такой Артур, и даже то, чем он занимается. То, что он с достатком было видно по его машине, по одежде, по манере себя вести, по тому, как иногда легко он расставался с деньгами. Ну, то есть легко или нелегко - неизвестно, но мог наступить момент, когда кто-то должен был заплатить, расстаться с деньгами - и этим человеком чаще всего был Артур. В этом смысле всё было в поряде.

Как выяснилось - случайно, через общего знакомого - Артур был не хухры тебе мухры, а управляющим сети эротических, ну или стрип-клубов (ну, по крайней мере, одного эротического клуба точно).

Лиса, почуяв запах жареного, решила устроить своему кавалеру проверку. Узнав, какие клубы - его (примерно), она придумала вот что.

Она решила, что скажет ему, что устроилась танцовщицей в один из его клубов. Ему это польстит - значит что-то он в этом мире да значит.

Он, конечно, её сразу же приревнует, скажет ей "Да брось ты это всё", и даст денег (что тоже неплохо, и кстати). Кроме того, этим он с головой выдаст себя, и подтвердит версию о клубах, то есть он действительно окажется их владельцем (что сулит немало благ в будущем). В общем - одни плюсы.

Итак, план сложился - лиса взяла наизготовку.

Однако Артур повел себя странно и непредсказуемо.

Они встречались, он, как всегда, приехал на своей новёхонькой белой "Мазде". Услышав новости, он как-то неопределенно хмыкнул и надолго замолчал. Никаких признаний он, судя по всему, делать не собирался. Лисичка даже озадачилась.

Еще очень долго (несколько дней) она юлила, ласкалась и подлизывалась к своему Артуру, тот был суров - в общем, проводя параллели, сыр не выпал, и плутовка не была с ним такова.

Скорее даже наоборот - он стал еще более недоступным, и слюнки у Лисички потекли еще сильнее.

Но выхода из этой ситуации не было никакого... И ей пришлось надолго задуматься и замолчать...

Ситуация сложилась совсем уж неожиданно, когда Артур вдруг пропал. Он вот просто -уплыл с горизонта и всё.

Это было как-то уж совсем грустно, и она, выждав пару недель, попыталась выяснить, что же происходит. Мобильный всё так же не отвечал, он не объявлялся.

Лисичка, немного подумав, попыталась навести справки, забросила все удочки, которые смогла забросить и ожидала ответов.

И правду ей снова рассказал тот же человек, который давным-давно уже открыл ей глаза на Артуров бизнес.

Он сказал, что её кавалера грабили в переулке, где он жил, и вот при совершении этого ограбления Артур был убит.

Это было внезапно...

Услышав такую новость, Лисичка внутренне как-то осела, даже ноги у неё подкосились, и в голове помутнело. Она не очень слышала и понимала, что было дальше.

Мир смазался для неё, превращаясь в какие-то движущиеся тени, она поймала себя на том, что как-то внезапно и при этом очень ощутимо теряет чувство реальности.

Рот не то чтобы онемел, но говорить она уже не могла, только какими-то слогами смогла выговорить: "Помогите".

В ушах раздался нарастающий шум, ритмичный, даже пульсирующий гул, похожий на шум вертолёта, или даже нескольких вертолётов.

Она смогла только быстро, теряя сознание, мягко опуститься на землю, чтобы не упасть навзничь.

Она погрузилась в темноту.

Движение, которое ждало её - это было движение наверх, к Пегасу, Дельфину и Стреле.

Волк

Вчера у остановки привязали собаку - пса среднего возраста, неизвестной породы, ближе всего к овчарке, но не чистую овчарку.

Что-то даже похожее на волка больше, чем на собаку.

Что-то полуодичавшее - такие животные часто встречаются у алкоголиков, всякой человеческой накипи - они таскают и волочат за собой по жизни этих собак, животные живут у них плохо, впроголодь, немытые... Но, всё равно, для собаки нет никого лучше их хозяина.

Пёс был цепочкой привязан за металлическую ограду у павильона. Куда делись его хозяева - не ясно. В конце концов, пса могли привязать и оставить раз и навсегда, чтобы он отвязался - может быть кому-то надоело его кормить и как-то им заниматься.

Сама собака лаяла уже с подскуливанием - на грани паники. Лаяла уже долго, судя по её жалобному лаю. Я подошёл к этой собаке и погладил её несколько раз - сначала осторожнее, потом настойчивей.

Она очень недоверчиво смотрела на меня. Может быть, её не гладили вообще, либо ей доставалось так мало внимания и ласки, что она с очень большой опаской относилась к прикосновениям моих рук. Даже больше - может быть, ее часто били, а значит, она просто боялась меня.

Но глаза, глаза этой собаки... В них было столько веры, в них было столько доверия, в них было столько сильного чувства маленькой собачьей любви к своему хозяину.

К человеку, который должен вернуться за ней, и отвязать её, и заботиться о ней. Человеку, которому принадлежало сердце этой собаки в этот момент... и всегда...

Когда я понял это, я разрыдался.........

...Было холодно. От этого еще сильнее хотелось покурить бошек, потом поесть какой-нибудь шавермы или шашлыка, попить пивка, а потом, по-возможности, вмазаться.

Вот от этого становилось вообще тоскливо, в животе крутило уже узлы.

И некуда было от этого деться.

В морозном, но ясном небе стояла луна, красивая и почти полная. Она притягивала к себе, прям, взгляд, на нее хотелось смотреть, запрокинув голову.

А от безвыходности и какой-то пустоты внутри, беспомощности, хотелось просто выть. Делать было настолько нечего, что только это и оставалось.

И тут нарисовался ангел. Одет хорошо, прикормленный такой. Крыльев у него не было, но для меня он был просто ангелом.

Он вышел из тачки своей, поправил одежду, и куда-то попёр.

А для чего человеку нужны ангелы? Они нужны и даже необходимы ему для того, чтобы вытаскивать людей в трудных жизненных ситуациях. Спасать их самым чудесным образом и так далее. А у него было всё, что мне было нужно.

Ну а если он меня спасать не хотел, то приходилось спасаться самому.

Мне от него немного-то и нужно было, но и тут дураку ясно - будь ты даже ангелом, но такому жалкому чмырю, как я, не достанется ничего. Такого опыта у меня целая телега. Но я же не жадный до опыта-то.

Да и вообще я не жадный - так, по мелочи - трынь-брынь и всё.

Поэтому, как говорили, классики: "Не надо ждать милостей от природы. Взять их у неё - наша задача".

Брать надо, да и всё. Я шагнул за ним.

...Он смотрел на меня глазами волка. Не интересовался мною, не изучал меня с интересом - а именно рассчитывал что-то, думал - как лучше вцепиться мне в горло, что оторвать, как и что мне отгрызть.

Я этого не замечал... не заметил - и это стоило мне жизни.

Всё произошло очень и очень быстро, за какие-то считанные секунды, может быть секунд десять или двадцать. И не было никого, кто мог бы увидеть происходящее, и прийти на помощь. Да и пришёл бы, даже если бы увидел?

Я вышел из своей белой "Мазды" третьей модели, поправил с утра отглаженную свежую сорочку, пояс, и оглядел свою машинку, свою лапуську.

Ну да, она немного пижонская, белая, но серьёзнее машина мне и не нужна. Зачем мне что-нибудь другое - я что, бандит какой-нибудь? Что мне, нужен чОрный "Гелик", или "Крузер", или "Лэнд"? "Мерин" что-ли? Нет - всё это для любителей такого рода машин.

Для такой машины нужно быть и особого склада человеком, не так ли? Я же был, в общем-то, человеком простодушным, простым, нетребовательным (в разумных пределах), то есть часто довольствовался самым простым, если основные критерии качества были соблюдены, и общие стандарты меня вполне устраивали.

Это было разумно. У меня была разумная машинка...

Я закрыл дверь, пикнул сигнализацией и направился уже к дому.

Как только я зашел в переулок, он скользнул за мной, доставая кастет, и трижды ударил меня по голове сзади.

Хрустнуло, я упал, обливаясь кровью, а крови из человека может вылиться много - лужа, или даже пол-ведра.

Я забился в судорогах, последних судорогах - это уже было угасание, последние всплески нервно-мышечной активности, последние импульсы пробегали по моим окончаниям, последние спазмы скручивали мои мускулы.

Но это не значило уже ничего...

Никто не пришел ко мне на помощь, и только равнодушные звезды склонялись надо мной, и между ними и мной была огромная пропасть, холодная и темная пропасть, зияющее ничто, пустота всепоглощающая и настолько пустая, что не мне было дано её заполнить.

И трудно даже представить себе что-то, что могло бы занять это бескрайнее ничто... Это была тьма - изначальная тьма, первородное самое настоящее зло такой высокой пробы, что ставить какие-либо клейма не было и смысла, в нём не было чего-то еще, кроме него самого.

И если сейчас пытаться понять, что же это было за происшествие, и что оно значило, придётся поискать среди бесчисленного множества концепций, но найти всё-таки удастся, и это несложно.

Есть только одна (по большому счёту) картина мира и вот она, говорящая нам о том, что есть в мире две силы - сила света и созидания, и сила тьмы, разрушения и деградации, только она способна объяснить нам всё это происшествие.

Как вы думаете, был ли человеко-волк этой второй силой? Должен ли я был умереть обязательно, или это происшествие было случайностью?

Только Каккаб и Иласмус склонялись надо мной...

Пока я умирал и бился в судорогах, он быстро ощупал мои карманы, забрал кошелек, телефон - и ушел.

Моя жизнь стоила 550 рублей...

Мишаня

Мишаня был... таким... непростым человеком...

У него была сложная смешанная кровь, родители у него тоже были непростые - начнем уже с того, что мама у него была высокопоставленным то ли математиком, то ли инженером, то ли всё вместе взятое (этого он так до конца и не понял) на предприятии, связанном с оборонкой и с космосом.

Всё его детство прошло в этой странной атмосфере - атмосфере тайны, недосказанности и недоговоренностей. Это чувство не покидало его с самого раннего детства и научило его нескольким вещам.

Во-первых, он очень чутко стал относиться к правде и её разновидностям, стал легко прочитывать утайки и недомолвки. Это настолько не составляло для него труда, что люди стали для него открытой книгой, к которой он сразу же прочитывал все содержание до строчки.

Неясно, было ли это хорошим или плохим его качеством. Но если в детстве это лишило его иллюзий по отношению даже к родителям, к брату, к родным его людям - то дальше по жизни это ему скорее помогало, чем наоборот. Можно сказать, что это было скорее хорошо, чем плохо.

Жить и так грустно, и мы идем в этой жизни спиной вперёд, но идти спиной вперёд, зная людей, которые идут рядом с тобой, уже намного менее грустно.

Следующее - у него с небольших лет уже стало развито и воображение. Он был способен представить себе что-либо, даже если знал об этом чём-то очень и очень мало.

Это как если на основании капли воды делать вывод о существовании океанов. Вывод может быть и неверным. Но в целом и представить себе такое могут немногие, только те, кто обладает соответствующим масштабом мышления и полетом мысли. А таких людей немного.

Но и логика тоже у него не хромала, и он довольно далеко просчитывал наперед, заранее видел последствия тех вещей, которые он делал, что помогало ему избегать ошибок и неясности, давало ему четкость и определенность.

Это изменило его характер - он еще мальчиком был уже довольно решительным и крепким. Он всегда знал, чего он хочет, чего он может добиться и на что он способен. Это было полезно везде, вплоть до мелочей.

Даже в детских драках он лез напролом, дрался до последнего даже с крупными противниками, дрался с ними с в кровь разбитым носом, и это его не смущало - ему важно, чтобы победа была на его стороне.

Он даже выработал свою особенную тактику - он был достаточно крупным, так что для него было важно подхватить противника под коленки, подрубить его, повалить, навалиться сверху. Дальше противника можно было удушить, и уже делать с ним все, что хочешь.

Вот такую тактику поведения - четкое, несложное и победоносное (для всего) - он и вырабатывал в течение всей своей жизни.

Мишаня ничем особым в этой жизни заниматься не умел, мог только говорить, встречаться и продавливать своих собеседников, поэтому он уже с ранней юности стал заниматься продажами.

С первым же его коллегой, с Ильёй, с которым они впервые встретились на первом Мишанином месте работы, они как-то сработались.

Они отмазывали друг друга перед начальством, переходили с места на место, придумывали новые трюки, которые давали им возможность заработать денег дополнительно к тем деньгам, которые им платили официально.

От более простого они переходили к более сложному - начинали с песка и щебня, а закончили замысловатой строительной техникой (а финальным ударом у них стала торговля передовым медицинским оборудованием).

И тут у напарника Мишани произошёл какой-то переворот в сознании, он удивительным образом выпал из поля зрения, и Мишаня остался один.

Со временем, он продвинулся и до директора по продажам, и, в общем-то, на этой должности прилично застрял - по крайней мере, пути наверх он для себя не видел, а годы шли.

Вот то, что касается его трудовой биографии.

Если же говорить о том, что ему в этой жизни нравилось, а что нет, то он был падок на сладкое (хотя при этом был тощим как гвоздь, что странно. Видимо это его активный образ жизни, да и повышенный метаболизм накладывал свой отпечаток).

Ему также доставляло удовольствие быть тщеславным, быть в центре тусовки, и при этом сохранять серьезный и солидный вид.

Из-за этого он даже иногда любил покурить сигару, хотя курить не любил и относился к этому равнодушно - но, как говорится, noblesse oblige.

А так - он был вполне спокоен к разного рода причудам - к дорогим авто, к ювелирным украшениям и марочным винам (предпочитал водку с колой, или бурбон что ли, с той же самой колой, порто мог попить настоящего, португальского).

К искусству он тоже был равнодушен, и к музыке, и к живописи тоже - любил только "Утро в сосновом лесу" Шишкина и Савицкого, и то только за то, что на картине были мишки, а это уже, так сказать, оживляло весь смысл картины для него.

И еще одна история, случившаяся с Мишаней, была такая: однажды пасмурным вечером он не знал чем себя занять, а поэтому стал читать книгу очередного модного писателя. А точнее очередную книгу модного писателя, который и был-то в единственном числе на всю страну.

Писателя этого он знал и любил, поэтому книга не проходила у него этакого периода освоения и признания, каждую мысль он принимал как свою. Мишаня просто впитывал содержимое книги как губка воду, не особо разбираясь, и принимая всё сразу, без каких либо ограничений разума и без скепсиса ... как истину. И вдруг он наткнулся на очень странный пассаж.

В нем герой романа странным образом вдруг начинал пользоваться чужими воспоминаниями, и внезапно вспоминать и связывать между собой такие вещи, которые ординарные обычные люди связать и преломить в нечто новое просто были не способны.

И одним из таких примеров было слово "медведь", которое на самом деле является эвфемизмом (т.е. таким названием, чтобы не называть животного его настоящим именем, чтобы не дай бог не вызвать зверя наяву), а на самом деле (так писал писатель) - зверя называли совсем иначе - бер, бэр. А его логово - логово бэра - якобы называлось "берлогой".

Тут у самого Мишани случилось какое-то помутнение, и он вспомнил (хотя ему неоткуда было это вспомнить, и он никогда не знал такого - откуда же пришла эта мысль?), что на самом деле самое древнее название было действительно другое.

И другое слово "arctos", "ursus", "ursa" стало вырываться у него как-то само собой.

Поскольку он читал, выйдя на балкон, то взгляд его вдруг сам собой уперся в участок неба, который вдруг разъяснился ни с того ни с сего, как-то сам по себе, и Мишаня уперся взглядом в Полярную звезду.

Он тяжело оперся на перила

Мерцание звезд, хрустально чистое небо, посреди которого оно разливалось, и сам воздух, которого он до сих пор не ощущал, но который вдруг потек вокруг него, всё это превратилось в единое сложное движение, частью которого он становился.

И каждые его шаг в этой жизни вдруг превратился в па одного огромного танца, который он исполнял в течение многих и многих лет, и он был одним из самых замечательных и неутомимых танцоров.

Его позы были отточены, и вся пластика была выверена до сантиметров, а все движения и паузы - до секунд.

И, может быть, именно этот разнообразный танец и был смыслом всего его существования.

И сейчас он, наконец, устал....

Внезапно весь мир - целый окружающий его мир - всё это померкло, и он ринулся вперёд к своей единственной настоящей и верной цели, которой он до сих пор еще не осознавал - к Дубхе.

Зая

Заю звали Наташей, но еще мама с детства зазывала её "Зая моя".

В общем-то, она была не против, а со временем, когда стала понимать, что этот самый образ Заи приносит ей еще и дополнительные выгоды, она стала его нещадно эксплуатировать.

У неё были и меховые зимние беруши белого цвета, и пушистый обруч для волос, и белые короткие шортики с маленьким круглым хвостиком сзади (хвостик пришила сама), и масса других вещей. Но всё это так, несерьёзно - для поддержания время от времени образа в свободное время, конечно. Ну не выжила же она из ума, в самом деле.

Но на зайку она и в самом деле была похожа - миленькое маленькое личико, крупные смешные передние зубки, очки, как у кролика из мультфильма про Винни-Пуха, всё это накладывало свой отпечаток, и добавляло в копилку её заячьего образа дополнительных баллов.

С этим она, в итоге, жила всю жизнь. Ну что, ну надо с этим смириться - и всё. Так ведь?

Что касается её истории с самого начала, то это была обыкновенная детская история: дОма, ясли, детский сад.

В школе уже было поинтереснее, она училась прилежно, и была такой девочкой-паинькой. Мама не могла нахвалиться на неё, повторяла уже однажды данную её характеристику, и, в принципе, от этой характеристики Наташа не отклонялась.

Заканчивала она школу уже с золотой медалью, круглой отличницей, умной, талантливой требовательной к себе и к окружающим.

Она твердо знала несколько аксиом. Во-первых, она знала цену себе, и цена эта была высока.

И, в связи с этим, было бы неправильным (если не нелепым), считать себя в чем-то недостойной чего-либо, или отказывать себе в вещах, которые просто хотелось (если они были не вредны), или в тех, которые были просто необходимы (поэтому, например, если она хотела блузку и джинсы, она покупала блузку и джинсы. Ну, или, подумав, отказывалась от обеих вещей).

Второе - она прекрасно знала цену труду и достижениям.

Ведь все её роскошные результаты были в том числе умением правильно распределить время и нагрузки, были обусловлены усидчивостью и кропотливостью, приложением неких усилий, которые в той или иной мере позволяли добиваться (или не добиваться) того или иного.

Именно поэтому, как человек в меру ленивый (как и мы все, в глубинном понимании смысла этого слова), она попыталась создать себе такое будущее, которое бы при минимальных усилиях гарантировало бы ей максимальный результат.

Когда пришла пора поступать в институт, она выбрала вуз финансово-экономический. Ей показалось, что это будет неплохим выбором. Так оно и случилось.

Она легко оперировала цифрами, даже жонглировала ими, ум у неё был быстрый и цепкий, так что вопросов не возникало.

На последнем курсе она уже работала бухгалтером в фирме средней руки.

Она научилась выбивать быструю дробь на калькуляторе, легко и в совершенстве владела Экселем и каким-нибудь "Один-Эсом", ну и так далее.

Директор её, держал её на хорошем счету, работа была непыльная, без всякого там экстремизма и криминала, и она, в целом, была ею довольна.

Единственное, что ей стало, конечно, скучновато. Двигаясь со временем, она сменила позицию бухгалтера на финансиста. Здесь было уже гораздо более интересно, она управляла уже целыми потоками денег.

С одной стороны она не была совсем уже верхней шишкой, наподобие финансового директора.

Она думала так: "Мне противно участвовать в этом перегрызании горла друг другу, в битве за кусок хлеба и глоток воздуха. Это совсем не моё занятие". Поэтому она, как бы и не принимала участия в этих карьерных играх.

Но с другой стороны, её дело было достаточно масштабным. Оно было похоже на отведение рек в другое русло - совершенно другой уровень, в том числе и уровень мышления.

Ей нужно было нечто подобно, потому что она ощущала уже сопричастность к каким-то глубоким, даже глубинным механизмам мироздания. И движение потоков денег превращал для неё уже в пульс этого мироздания, и её рука лежала на этом пульсе.

И где же бился этот пульс? В каком волнующем месте?

Это было глубокое чувство, сродни даже какому-то электризующему и, в то же время, эротическому переживанию. Это волновало её довольно сильно, вплоть до того, что блузка самым непристойным образом обтягивала её грудь, когда она думала об этом в свободное время, сидя в одиночестве в своем кабинете.

И только однажды она встретила человека, который чувствовал что-то подобное ей, или ей так показалось, по крайней мере.

Она встретила его на средней значительности экономическом форуме. Форум был посвящен инновационной экономике, форсированию науки и технологий, наконец, он говорил о возможных вариантах будущего, потому что именно такие вопросы волновали и экономику настоящего времени.

Её финансовый директор пойти на этот форум не смог, так что послали её. Она вынужденно ходила на заседания, слушала доклады, даже выражала своё мнение и отвечала на те, или иные вопросы, которые докладчики ставили перед аудиторией (и отвечала хорошо, на грани возможности).

И здесь её случайным соседом оказался человек средних лет, может быть даже её ровесник. Он представился, как Илья.

Они разговорились, темой одного из докладов был прорыв в биологи, как один из составляющих факторов будущего. Медицина будущего, клонирование органов и репродуктивные технологии, генная инженерия и прочее, примеры медицины будущего уже сейчас - обо всём этом довольно увлечённо рассказывал докладчик.

Илья комментировал его доклад, и на его взгляд даже то, что спикер рассказывал сейчас, было уже вчерашним днём.

У Ильи была более свежая информация. Он, как выяснилось чуть дальше, был директором целого института, который вел передовые разработки в областях, которые до этого выпадали из поля зрения большинства людей, и даже исследователей. Но при этом они были максимально эффективными с точки зрения затрат усилий и отдачи.

Эта мысль наложилась на собственные размышления Наташи об эффективности. Вдобавок оказалось, что он ищет еще и экономиста, который разделял бы его взгляды на эффективность и отдачу.

И, более того, ему нужен был человек, который разработал бы для этого действующие экономические схемы. Схемы, по новизне и по сути, отвечающие тем целям и задачам, которые перед ними стоят, и тем способам, которыми они решаются.

Чтобы не быть голословным, расскажу подробнее. Представим, что вы располагаете неким массивом ресурсов для эксперимента, например, денежными средствами.

Вы можете их списать, и все средства окажутся потраченными. Но если вдруг эксперимент окажется удачным - посадили косточку, а выросло дерево, например, или экономически оправданным (принесет, скажем, прибыль), стоит ли расценивать затраты на него, как затраты?

И средства списывать, или же оценивать их как вложения с отдачей? Это самый простой пример.

А уж когда вы начинаете запускать спутники или даже группировки спутников, вторгаетесь в геном, или в проблему старения и смерти (я уже не говорю про строительство станций на Луне и на Марсе, на изменение их атмосферы), здесь этот вопрос проявляется с новой силой.

Подобные размышления и манипуляции Наташу очень вдохновили. Да и собеседника она запомнила, и он ей тоже понравился.

Она почувствовала какое-то родство, единство мышления. Она ещё поговорила с ним, взяла его контакты, подумала несколько дней, созвонилась с ним, он повторил своё предложение - и она согласилась.

На новую работу она выходила без проблем, работа была ближе к её дому и проблем с тем, чтобы добраться туда не возникало вообще. У них был отдельный особняк, несколько полноценных этажей (довольно крупный) в тихом, но центре.

Это значило, что там не было круглосуточно шумящей крупной улицы, скопления машин и людей. Напротив их институт был ещё окружен обширным зелёным садом, что весной, летом и осень делало картину просто идиллической.

В общем, когда она всё это увидела, она уже поняла, что здесь всё непросто. Место было тихое, и садик был прекрасным.

А большие деньги, как нам всем известно, любят тишину. И приблизительно прикинув масштаб средств, она поняла, что если раньше она оперировала реками денег, то сейчас она строила уже Панамский или Суэцкий канал, или их вместе, и речь шла уже об океанах.

Она разволновалась ещё сильнее.

Илья в первую же неделю познакомил её с человеком, которого он представил как руководителя исследовательской составляющей проекта. Человек был старше их обоих, лет этак на 25-30, но выглядел ещё вполне, был галантен и очень вежлив.

У него был высокий голос, что для человека его возраста было странно - он был даже каким-то удивительно юношески высоким. Но видимо такая была его уникальная индивидуальная особенность. Здесь Наташа ничему не удивилась.

Итак, новая работа началась.

И как-то самой собой получилось следующее: мы уже говорили о странном волнении, которое она испытывала, когда она думала о бьющемся пульсе действительности.

Однажды её босс, Илья, пригласил её к себе, чтобы рассказать ей про их текущие достижения и спланировать будущее.

В частности (и это было серьёзное, прорывное открытие) он доложил ей, что им удалось установить, где проходит грань, и какова связь между реальностью и вымыслом (называйте это как хотите - идеальный мир, мир идей, фантазмы - как угодно).

Оказалось, что даже самые сложные, неожиданные или смелые идеи, или придумки, или как угодно воплощались или оказывались воплощёнными. И ключевым моментом здесь было количество людей, которые эту идею и концепцию воспринимали.

То есть, грубо говоря, если миллион человек верил в Бога, Бог существовал.

Он проливал чудесный бальзам на душу, и рассказывал о каких-то неведомых чудесах:

"То же самое и с любой другой идеей. Пока не было идеи колеса, его не существовало, но оно воплотилось в действительность, когда мысль о нём пришла в голову первому человеку, который о нём подумал.

Ровно такие же примеры приводят нас в любой вид деятельности.

Мысль о расщеплении неделимого атома дало нам целый мир атомной энергии, космос возник из фантазии и умения поднимать голову, идея о том, что человека можно спасать в неспасаемых случаях дало нам медицину.

Идея симфонической музыки дала нам Баха, абсурд и хаос жизни дал нам сюрреализм или экспрессионизм, а они, в свою очередь, очертили и дали нам абсурд и хаос мира, и существования как такового".

"И, таким образом", - говорил Илья, положив ей руку на плечо - "действительной грани между идеальным и реальным просто не существует".

Было только достаточно, или недостаточно ресурсов, для того, чтобы реализовать те или иные идеи, концепции или задумки. Они были только воплощенными или невоплощенными.

И она, как финансист, становилась главным ключевым звеном в этой схеме. А он её руководителем. И вместе они способны были воплощать будущее, и создавать мир таким, каким его хочется видеть.

Этот монолог (она ясно это видела) был создан и придуман для неё, потому что он видел её реакцию на подобные вещи.

Она волновалась, её это возбуждало, взвинчивало по-настоящему, заставляло подпрыгивать.

Он нашёл к ней ключик, и у них стали развиваться такие вот всплески страсти - они стали сексом на рабочем месте, на столе, на ковре, в туалете.

Её это не затрудняло нисколько, и даже устраивало, и она не то чтобы была самОй покорностью, а часто сама проявляла инициативу в том или ином вопросе.

Её такой ход вещей не напрягал, она не испытывала никаких угрызений совести или беспокойства, её всё устраивало и даже нравилось, ей нравилось быть взволнованной, в противовес своему всегдашнему спокойствию.

При этом Наталья оставалась независимой и самостоятельной, ничего и никому не должной.

Конечно, были свои вопросы и проблемы и у неё - она была одна, а надо было как-то проводить свободное время, развлекаться, надо было как-то встречать праздники, но обычно она находила какой-нибудь простой и логичный выход, который был бы для неё наиболее комфортным.

И вот вопрос встречи очередного Нового года стала для неё такой проблемой и таким затруднением, что она решила поплыть по течению и встретить с наименьшими вложениями и сил, и средств.

Она подумала, повыбирала, и в итоге она поехала на дачу с сестрой и её детьми.

Предпраздничные приготовления заняли, как обычно полдня уже до самого вечера, салаты там всякие, горячее, в итоге она уже встречала Новый год наполовину разбитой от усталости.

Они посидели за столом, проводили Старый год, а потом дети стали проситься на улицу. Они обязательно хотели встретить этот новый год снаружи, за пределами дома.

Это объяснялось еще и тем, что на дворе росла роскошная ёлочка, когда-то посаженная Зайкиным папой.

Ёлочка была роскошная - ещё маленькая, мохнатенькая, они украсили её в честь праздника, да и даже гирлянду смогли провести прямо из дома по снегу. Так что ёлка горела лампочками, на ней висели красивые игрушки и лежали искусственные снежинки и даже настоящий снег, а еще - шоколадки, орехи, завёрнутые в золотую и серебряную фольгу.

И самое главное - под ёлочкой для детей лежали новогодние подарки! И все они были разные, и их ещё только предстояло развернуть!

Всё это, конечно, было неоспоримым фактором для того, чтобы хотеть встретить праздник у ёлки на улице.

Все оделись тепло - и взрослые, и дети, взрослые взяли с собой бутылочку шампанского (время подходило к полночи), и вывалились на улицу.

Тут они кричали, ныряли в сугробы с головой, просто прыгали и скакали, играли в снежки, боролись в снегу.

Наконец Зая собрала хоровод, и они стали водить хоровод.

Раздалось: "В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла". Все запели и задвигались быстрее, и, наконец, побежали так быстро, что, даже держась друг за друга, от этого усилия, и от центробежной силы, расталкивающей всех наружу, друг от друга, все попадали на снег, задыхаясь и хохоча.

Наташа тоже упала. Она лежала в снегу прямо под ёлочкой, и краем глаза даже видела коробки с подарками, упакованные в блестящую разноцветную бумагу, обвязанную неимоверными лентами с огромными бантами.

Все уже вставали на ноги, и вдруг хлопнули шампанским - наступал Новый год.

Она ещё лежала. У неё как-то внезапно стала кружиться голова всё сильнее и сильнее, она пыталась встать, но только перевалилась на бок, и вдруг она почувствовала себя совсем странно, как будто она начала как бы соскальзывать. Но куда?..

Она ещё пыталась вцепиться в мерзлую землю, в рыхлый снег руками, но ей этого всё не удавалось сделать - и вдруг со страшной скоростью она начала отрываться от земли, и полетела в какую-то черноту, в бездну.

И это было неожиданно и страшно...

Кот

Василия любили, пожалуй, все.

Он был мягким человеком: и говорить умел очень складно и как-то округло, и очень легко и элегантно. В каждой его фразе был привкус хорошего образования и упорядоченного мышления - он говорил, как мурлыкал.

И ходил Василий, так ловко ступая, что никогда не попадал ни в ямки, ни в лужи.

И даже его отношение к себе самому было очень внимательным - он был гладко выбрит почти всегда, хорошо одет и обут, вылизан до крайней степени лощености.

Но нельзя сказать про него, что он был каким-то одинаковым и скучным человеком.

Он, несмотря на свою кажущуюся мягкость, например, мог всегда поставить зарвавшегося наглеца на место, и познакомить его со своим характером...

А характер его мог быть и тяжелым.... Он способен был продемонстрировать разнообразие, даже многообразие сторон своей личности, и ему было что показать.

Об этом расскажем подробно потом, позже, а сейчас начнем свой рассказ о нём с другого - с того, почему один и тот же человек мог быть таким разным.

Такая гибкость в многочисленных её проявлениях была во многом связана с его работой, а работал он долго барменом (иногда это даже называют гордо - "бартендер").

А заканчивал-то он свою трудовую биографию вообще управляющим сети баров-ресторанов.

Жизнь приучила его к разным отношениям с огромным количеством людей - персоналом тире подчинёнными, друзьями-собутыльниками (бывшими и нынешними), с посетителями (они же, частично, друзья). И многим другим вариантам и комбинациям перечисленных выше статусов знакомых ему людей.

В любом случае, недостатком общения он не страдал, скорее наоборот.

И надо было всегда очень точно выбирать, на что и как тратить себя.

И так как времени по ходу дела становилось всё меньше и меньше, а, в конце концов, уже совсем не хватало, он в своих отношениях с людьми стал человеком совсем осторожным, и свёл эти отношения совсем уже до минимума.

Трудовая его биография началась с ранней юности, когда муж сестры взял Василия на работу в вагон-ресторан.

Там он работал официантом, и работал неплохо, потому что из-под полы они отлично торговали водкой и всякими там лимонадами.

Что за одну даже недальнюю поездку длиной в два-три дня давало уже неплохой результат, можно было уже месяц не работать, а таких поездок в неделю было две.

Умножайте сами, если хотите, а я скажу только, что он запомнил эту работу с благодарностью на всю жизнь, как одну из лучших. Было весело и нетрудно работать.

Но деньги как-то разлетались сами собой, к тому же через несколько лет, довольно рано, он женился, у него родился ребёнок. Потом была куплена еще машинка небольшая (плюс автошкола).

Через какое-то время он поменял её, поэтому ничего не отложилось, да и квартиры так и не смог купить.

Квартира, в общем, ему и не была нужна - он жил на работе, а если и приходил с неё, то места в квартире родителей ему хватало - у них была достаточно большая четырёхкомнатная новостройка.

К тому же родители сильно помогали с ребёнком, особенно когда тот был ещё маленьким - сложно переоценить их помощь. Поэтому вопрос дополнительного жилья остро не вставал. Он просто продолжал жить, как жил.

Что касается его отношений с женой, то они пошли странно, и между ними в какой-то момент просто не осталось ничего общего. Никакой химии, физики, или чего-то там ещё - просто пустота какая-то.

Жена его, Олёна, звезд с неба не хватала, да и вообще в небо не заглядывала. Не мечтала ни чём, не задумывалась о будущем. Это было странно для него.

И если к сыну своему он относился хорошо, ну так - нормально, то с женой ему просто стало нечего делать и делить.

Она перестала казаться ему интересной и желанной.

И если бы его вдруг спросили, как он к ней относится, ему бы даже трудно было что-то сказать, он затруднился бы с ответом. Скорее даже самым правильным ответом было бы сказать "никак".

Это сначала его озадачило и поставило в тупик, но со временем он стал понимать, что незачем сохранять эти отношения, тем более что и отношений ведь никаких не осталось.

Больше того, он осознал, что эта иллюзия тянет его на дно, а время-то идет, и если не сделать чего-нибудь сейчас, то позже будет еще труднее что-либо сделать.

Да и будущего для него самого становилось всё меньше и меньше. А это было уже просто неправильно.

Поняв это, он принял внутреннее правило, что для своего ребенка он (в разумных границах), в принципе, способен обеспечить нормальное детство.

(Не хуже того, что было у нас. По крайней мере, с голода никто не умрет, и никто не будет ходить раздетым, и получит нормальное образование).

А с женой он расстался. Да и с работы уволился.

В общем, так он и начал новую жизнь. Она, в принципе, была интересной, и было много положительных моментов, да и интересно было - его как котенка бросили в воду, и против воли заставили плыть.

Но и пахать пришлось тоже много. Да и придумывать себе занятия тоже приходилось, и ведь это не всегда было легко и просто.

Первое занятие, которое он нашел - это работа в кафе при детском бассейне, точнее даже не в кафе - а была там у него небольшая витринка, несколько стеклянных стеллажей и столиков. Работёнка была непыльная, он сам себе был хозяином и работодателем.

Детки часто после бассейна голодные, поэтому у него там были традиционные соки-воды, лимонад, бутерброды и пирожные. Было чем утолить неслабый (особенно после плавания) детский голод на полчаса - до тех пор, пока детей не довезут до дома, и там уж не покормят нормально.

Часто многие любвеобильные матери или старушки-бабушки тащили уже с собой термосы чая, какие-нибудь сосиски в тесте, или что-то еще, чтобы подкормить своих спиногрызов. Тогда бизнес у Василия не очень ладился.

Но в целом всё шло гладко и по накату.

Это только на первый взгляд кажется, что в детском кафе нет ничего крепкого и такого... брутального.

Но не всегда же детей приводят мамы и бабушки - иногда их ведут отцы или деды. И специально для такой категории гостей у Василия из-под полы работал небольшой разливончик, так что ассортимент его маленького стеклянного домика был несколько шире, чем это казалось на первый взгляд - и это было прекрасно.

Как говорил Генри Форд: "Я могу отчитаться за каждый свой миллион... Кроме первого". Что, в принципе, вполне могло стать для Василия вполне таким полноценным определением его личной позиции в этой нелёгкой и изменчивой нашей жизни.

Так он и молотил до тех пор, пока вся страна не начала потихоньку жить по-новому, и посетителей в детском бассейне не становилось всё меньше, и в конце концов бассейн закрылся, а он вынужден был искать себе новое место.

И он пошёл работать барменом в ресторан. И тут у него всё началось заново и по-другому.

Пришлось довольно быстро придумать себе пару новых трюков. И первым из них был трюк с меркой.

Дело в том, что мерка (красивая никелированная блестящая мерка, которой и в помине не было у его коллег, а ему её специально привезли), в которую и из которой он наливал алкоголь в стакан, была размером в сорок миллилитров. А цена-то в меню была указана за пятьдесят. Живая экономия в двадцать процентов давала жить ему вполне безбедно.

И скрывать ему такую шалость давал второй трюк - трюк со льдом. Ведь когда наливаешь напитки в лёд, это же гораздо интересней для всех сторон барной стойки - и гость доволен, и ты себя не обижаешь.

В целом, в этом ресторане он опять нашел себя, продолжая быть собой, много улыбаясь своим гостям, для того чтобы они любили возвращаться к нему (но и для своего удовольствия тоже - просто так, от нечего делать). Иногда даже казалось, что эта улыбка отрывается от его лица и живёт какой-то независимой жизнью, такими чудесными волнами она почти всегда пробегала совершенно неожиданно и очень элегантно.

Кроме того, он научился поддерживать ни к чему не обязывающие беседы, что тоже отвлекало его от скуки (которой почти не было, работа как-то всегда находилась) и занимало его гостей.

На ком он тренировался быть жёстким, на ком он, что называется, когти точил, не известно. Он всегда был мягок, но изменились времена, характер гостей и в целом обстановка.

И если раньше выпивший человек был размякшим и благодушным (и вагоне-ресторане, и бассейне), щедрым на чаевые и в отношениях, и, в принципе, довольно прост - надо было просто вовремя наливать и отдавать или приносить - и всё было в порядке, то сейчас всё стало по-другому.

Появились совсем новые категории гостей. Гости, которые могли уйти и не заплатить; гости, которым нельзя было много налить, иначе с ними начинались совсем ненужные проблемы; гости, которых вообще нельзя было пускать с самого начала, иначе это могло обернуться очень неприятными последствиями; гости, которые представляли угрозу для других приличных гостей.

Наконец, нечисть всякая, которая вдруг повылезала отовсюду (и о существовании которой он даже представления не имел).

И это только маленькая доля тех категорий гостей, которые вдруг появились.

Доходило даже до того, что пару раз ему приходилось пару раз посылать гостей нахуй, и пока дело не доходило до драки и вызова милиции/полиции, самому вышвыривать посетителей на улицу максимально жёстко, без кровопролития и переломов (но уже почти, на грани).

И он, как бармен, стал ощущать себя вдруг руководителем огромного хора или оркестра, который был способен несколькими движениями и проблесками своей мысли, своего сознания и своими действиями, изменить картину вечера.

Изменить, например, таким образом, что вялотекущий вечер заканчивался вдруг танцами на барной стойке и показом сисек разгорячёнными девицами, которых ему удавалось подначить.

Вечер, который начинался спокойно, вдруг становился горячим, разгорался, как костер, и до пяти утра скатывался в ликующую радость и мистерию танца и движения, а потом превращался в хмельной угар, и в почти мертвую тишину, когда участники всей этой феерии рассасывались по домам, оставляя за собой горы салфеток и битой посуды.

Такие вечера и ночи просто озолачивали его. Он зарабатывал в такие дни столько, что деньги переставали помещаться в бумажник или карманы, и ему приходилось искать какие-то другие способы их уносить - сначала в полиэтиленовых мешочках, потом в портфеле, потом в большом портфеле.

Но деньги не переставали уходить, а уходили с какой-то утроенной скоростью - причём поводов истратить как много больше денег, и при этом ничего не приобрести в таком сухом остатке, находилось всё больше и больше.

В какой-то момент он даже понял, что такая гибкость ускользания денег от него - это его личная проблема, вне зависимости от суммы его доходов и расходов. Денег как-то не было и всё.

Понять это ему помог повторный опыт работы на самого себя. В какой-то момент он подумал, что может быть самостоятельным, и работать исключительно самому. Он ушёл из ресторана, открыл свой собственный бар, и проработал полтора года.

Начинал он вразвалку, ни плохо, но и не хорошо. Он старался изо всех сил, и прилагал все усилия, чтобы у него загорались такие же ослепительные костры танцев и вечеринок, которые так жарко горели у него в ресторане. Он дневал и ночевал на работе, искал скрытые ошибки, заводил новые знакомства.

Но видимо чего-то не хватало, потому что дело не пошло, ему пришлось закрыться, и искать работу снова.

Тут уже он дал себе волю - он ходил, он очаровывал, он рассказывал и недоговаривал, он слушал, он интриговал. Такой интенсивный поиск о дал себе знать быстро - он нашёл себе место в целой сети баров-ресторанов средней руки, а как известно именно золотая середина становится наилучшим вариантом для всех.

Ибо - "хочешь быть богатым - продавай для миллионов".

И с этим ничего не попишешь, это универсальное правило. Оно сформулировано один раз, зато верно всегда.

Они заработали сразу на форсированных оборотах, и выстрелили. Сеть баров-ресторанов сразу стала востребованной всеми, и нужна сразу всем. Они отлично продавали, придумывали новые источники дохода, и это приносило им всё новые и новые радости.

Василия взяли в партнёры, и он этого заслуживал. При том, что он старался не рваться на работе и не сидеть с утра до ночи, все равно он каждый день трезвым глазом смотрел на происходящее, и ему удавалось сохранять полный контроль над этим сложным переплетением людей, страстей и амбиций, денег, что было, в общем-то, нелегко.

Так он получил достойную оценку своим усилиям. Это было приятно.

И вот вся эта ситуация развивалась таким образом, что в какой-то момент - что уж там было не помню, помню только, что это было зимой - он сидел у себя в одном из заведений, в разгаре какого-то веселья, в прямо зримом облаке шума, гама и какого-то невероятного разгулья. У него в руке дымилась сигара.

Он не курил, но закурить сигару пару раз в год, на день рождения, да еще на Новый год - мог. И вдруг ему почему-то захотелось выйти на воздух.

Василий начал пробираться вдоль дубовой стойки, в этом диком шорохе он миновал целую цепочку молодых девочек, облепивших всю стойку, с интересом прошёлся по этой цепочке взглядом ещё раз и ещё раз - и вышел на улицу.

Его встретил морозный воздух и ясное небо со звёздами, которые подмигивали ему недвусмысленно.

В этот момент он как-то очень отчётливо понял, что достиг всего, к чему стремился - от этого он улыбнулся сильнее обычного, и, отбросив сигару, ринулся напролом в неизведанное...

Скорпион

Отец у Ильи был врачом, и поэтому все законы медицины и её основополагающие принципы он впитал с самого детства.

И "не навреди", и "более сильное подавляет слабое", и "сохраняй жизненно важное, жертвуя незначительным", и "подобное подобным", и прочая, и прочая...

Надо сказать, что вот эта история лечения подобного подобным его прямо-таки проняла до самых заветных глубин.

Само осознание того, что, оказывается, одного и того же человека можно чем- то и убить, и вылечить - это уже серьёзный повод для осмысления. Не говоря уже о том, что сама философия яда стала для него еще в детстве серьёзным и мучительным вопросом для размышлений.

Ведь что такое яд на самом деле?

Элементарный яд разрушает клетки, и просто физически, химически или физиологически несовместим с кем-то конкретным - с тобой, или ещё с кем-то.

Но есть и другие примеры, когда яд непрост, когда яд - это сложный белок, и, попадая в организм жертвы, он нацелен на строго определенные центры и органы, для того, чтобы довести её до наибольших разрушений, сохраняя единое целое, и (в идеале), приводя к смерти.

Парализуя, обездвиживая и ослепляя её (жертву), приводя в негодность самые важные органы, но сохраняя их целиком.

Потому что именно этот самый организм и нужен, по большому счёту, и ничего больше.

Нужен только он - источник мяса, источник (ну вот так, по большому счёту - если взглянуть на это всё со стороны) драгоценной накопленной энергии, приобретающей дополнительную ценность и для охотника, и для жертвы именно в момент агонии.

Потому что, во-первых именно тогда становится чётко ясно, кто и чего стоил в этой в принципе изначально неравной схватке, а с другой стороны, ускользающая по капле именно в этот момент жизнь, становится для жертвы особенно ценной, троекратно, тысячекратно дороже, чем прежде.

Такая постановка вопроса уже нравилась Илье, ведь он с самого детства мечтал быть таким всепобеждающим, и не то чтобы сильным, ведь быть сильным и не требовалось, он просто мечтал быть непобедимым, убийственно и безнадежно непобедимым, несокрушимым.

С таким багажом он и направился из детства в юность.

Он довольно легко понял юмор, и все его оттенки - и иронию, и гротеск, и сарказм. Он без всяких подсказок и сомнений принял высказывание о том, что "бесконечны лишь Вселенная и глупость человеческая. Хотя насчет первой у меня имеются сомнения".

Он, в принципе, знал всё вышеперечисленное и сталкивался со всем этим не понаслышке. И с Вселенной, и с глупостью.

Вселенная действительно была полна тайн и разнообразия, и даже многообразия, чего-то нового и неизведанного, но сравниться с многообразием человеческой глупости ей не удавалось никогда.

А с этой глупостью Илью сталкивал род его деятельности.

Он долго искал себе занятие в жизни, и оно искалось с трудом. Проблема выбора наложилась на то, что отец довольно рано оставил его в покое и доверил выбор ему самому. Проблема этого выбора поставила его в тупик.

Больше всего его, конечно, раздражало то, что необходимо будет выбрать раз и навсегда. Ведь для того, чтобы достичь вершин мастерства, некоего предела совершенства, свободы в том деле, которое ты делаешь - для этого изначально требовалось время.

Нужно было учиться, потом практиковаться (при этом и результат бы не очень, но и оценивался этот результат ниже среднего) долго - то есть впереди были целые годы, скажем так, нероскошного существования.

А остановиться на полпути, перечеркнуть, скажем, лет десять собственной жизни, и начать её заново - это было уже как-то того, попахивало экстремизмом.

Поэтому надо было один раз хорошо подумать, и выбрать то занятие, которым не скучно, но и не стыдно будет заниматься долго, до самого конца своей жизни.

И вот этот выбор очень его напряг.

В конце концов, он попытался для самого себя искренне понять, что же у него самого хорошо получается?

Лучше всего у него получалось долго трепаться, заливать (а заливал он очень и очень талантливо), убеждать собеседников в своей правоте, противостоять им в спорах, льстить, нагло врать и просто недоговаривать.

Ну, или говорить правду до предела честности, и быть искренним и откровенным - в общем, всё то, что называется общением.

И вот эта его склонность к такому занятиям заставила его искать работу или занятие, в котором нужно было много общаться с людьми. Может быть, для кого-то другого такая работа и показалась бы в тягость, неприятной или трудной, но вот ему-то такой род работы казался самым интересным, увлекательным и перспективным.

Ведь коммуникации с людьми, общение - что может быть приятнее?

И вот из работ связанных с общением, он выбран одну такую работу, работу продавца.

Продавца с большой буквы "П".

Учился он этому недолго, а занявшись этим уже и не смог как-то остановиться и поменять занятие на что-нибудь другое. Не вышло - занятие затягивало его как песок-плывун, он завяз в нём, как в песчаной дюне.

Трудовая его биография сложилась таким образом, что он переходил с места на место, и продавал абсолютно разные вещи, не связанные совсем друг с другом.

Он торговал и связью во всех её видах, и рекламой во всех ее ипостасях, и услугами - то есть он торговал воздухом в самом кристально чистом виде.

А потом он перешёл на другой тип товаров - он сначала торговал насыпными материалами: песком и цементом, щебнем и торфом, керамзитом и глиной.

Ему быстро надоело это примитивное занятие, он переключился сначала на продукты деревообработки, а потом на металлопрокат, так как посчитал, что повысил свой человеческий уровень, и стал торговать уже переработанными продуктами, чем-то, к чему уже была приложена рука и мысль человека.

Это сознание выделки и приложения неких усилий согревало его потому, что он ощущал и свой косвенный вклад в некое обуздание физики мира, в упорядочивание этого хаоса и приведение его в некий упорядоченный вид, создание основного каркаса Вселенной.

А Вселенной нужен был каркас.

Но и такая работа его удовлетворяла не в полной мере. В идеале он, конечно, хотел продавать какие-то высокие проявления достижений науки и искусства.

Он хотел продавать Рафаэля, Микеланджело и Боттичелли, он хотел продавать работы Леонардо.

Он мечтал о том, что он будет продавать космические корабли и путешествия на них (начнет с продажи спутников), о том, что будет продавать возможность клонирования и продления жизни в разы, а в итоге он мечтал продавать вечную молодость.

Когда он думал об этом, лежа в темноте ночной комнаты перед сном, это так будоражило его, что сердце начинало биться сильнее, кровь приливала к щекам и ударяла в голову с такой силой, что трудно было уже и заснуть.

Он пытался угомониться, дышал воздухом, открыв окно, шел на кухню попить водички, но нужен был не один час для того, чтобы успокоиться, как-то обуздать себя - и лечь спать.

С такими сложными мыслями он и входил, не торопясь, в середину своей жизни.

Где-то на очередном семинаре по профессии, или прочитав очередную профильную книгу (а он любил самообразовываться), он наткнулся на мнение матёрого консультанта, прочитавшего уже не одну сотню, и даже тысячу семинаров об искусстве продаж.

(Как известно, лучший способ заработать миллион долларов - написать книгу о том, как заработать миллион долларов, в принципе, это общеизвестно).

Так вот этот консультант впервые в своей книге высказал мысль, что настоящий Продавец может продавать всё - и сахар-песок, и высокотехнологичные товары какие-нибудь.

Познакомившись с его мнением, Илья решил уже как-то форсировать динамику своей жизни, и приступить к сбыче мечт, если угодно.

Это было время, когда все, в том числе и государство, взяли равнение на некий технологический рывок.

Элита, даже государственная элита (а не только какая-нибудь сверхпередовая коммерческая) сформировала идею о том, что превосходство твоего конкурента (а конкуренты - все, кто вокруг тебя, конечно) в технологиях угрожает самой даже твоей экзистенции, и будет являться не только ключевым превосходством, но и жизненно важным фактором.

Это говорило о том, что впереди стоило быть любой ценой, либо ты мог заплатить за своё отставание всем, причем заплатить в самые короткие сроки.

Когда это стало ясно, государство, в частности, основало крупнейшую и уже даже транснациональную корпорацию, разработки которой были направленную на изучение и углубление знаний об основных фундаментальных основах мироздания.

И он смог познакомиться с заместителем заместителя этой высокотехнологичной корпорации, что было уже само по себе похоже на выигрыш в блэкджек.

Такие парни как он - инициативные, с блеском, с искрой в глазах, умные - всегда были нужны. Он не утруждал себе даже такими мелочами как резюме или сиви, и был принят по факту, сразу же.

Талант администратора проснулся в нем рано. Он довольно быстро и просто справился с той задачей, которую перед ним поставили, а задачу перед ним поставили непростую, хотя и похожую на свободное школьное сочинение.

Смысл этой задачи коротко можно было сформулировать как: "С чего начать"?

Он ломал над этим голову не одну неделю...

В физику или химию, или в какое-нибудь программирование он двигаться не хотел - он не понимал в этом ровным счетом ничего, и залезть в такую область было чревато провалом, причём провалом фатальным, потому что ошибиться было нельзя.

Надо было придумать что-то такое стопроцентно убойное, такое, что позволило бы ему сразу добиться таких результатов, чтобы можно было почивать на лаврах и иметь огромный потенциал развития, что-то такое, что имело бы потенциал роста даже в далеком обозримом будущем...

Он задумался всерьёз, и тут разгадка в целостном и решённом виде пришла ему в голову.

Если говорить о той области, которую надо было выбрать, и это были не естественные науки и не математика, то, скорее всего, этой областью становилась биология.

Именно она сулила тот бесконечный спектр достижений, ту полноту и разнообразие мыслей и чудес, которые могли быть выявлены и открыты.

Но как же подступиться к одной из важнейших наук? Ответ был очевиден!

У этой науки уже несколько столетий был авангард, форпост. Кто-то, кто выступал на передовой этой науки, кто-то, с чьей помощью совершались все мало-мальски открытия за последние чуть и не полтысячелетия.

И этим авангардом были МЫШИ!

Но кто же должен был заниматься целым пластом работ с этими великолепными животными, с теми, кто принёс человечеству плоды таких трудов и такие жертвы, о которых рядовой человек даже не догадывается?

И тут Илья вспомнил о младшем коллеге отца, он работал с его отцом десятилетие назад (или даже больше) врачом в одной из больниц.

Тогда он четко запомнил его склонность к смелым новаторским решениям, его исследовательский талант. Может быть, для рядового врача это было и не нужно, но для Ильи это было в самый раз.

Он быстро нашел номер телефона, набрал его, вдохнул воздуха, и, услышав ответ - голос был высоким, и немного резал ухо - сделал предложение.

Они немного поговорили, и он просто поразился. Мысли и идеи Ильи были для его собеседника уже далеко пройденным этапом. Он занимался опытами с мышами даже не одно, а несколько десятилетий.

И у него была масса достижений в этих вопросах, так что предложение его не удивило.

Ответа сразу не последовало, его визави взял несколько дней на раздумья. Но через пару дней он согласился, и они начали совместную работу.

И еще одно - помимо прочего, их работа требовала правильного обеспечения и распределения материальных ресурсов. Он начал искать хорошего финансиста, и довольно быстро нашёл её (это оказалась девушка).

Она была примерно ровесницей Ильи, и как ему показалось, она сразу поняла, какие задачи стоят перед ним, и как их решать (в своей плоскости). Он предложил ей поработать вместе, прошло немного времени - и она согласилась.

А вот дальше их отношения развивались интересно и неожиданно.

Началось с того, что он начал понимать, что он увлёкся ею.

Трудно было не увлечься - все козыри были у неё на руках. Она была молода, она была привлекательна, она быстро думала, и более того - быстро думала как он. Наталья была смелой (вопреки тому, что можно было о ней подумать с первого взгляда) - она была миленькой и маленькой, и можно было подумать, что она пуглива и робка. Но познакомившись с ней ближе, Илья понял, что имеет дело с женщиной неробкого десятка.

Узнал ещё ближе он так - они выбрались пообедать, вышли из машины и направились уже к ресторану, как к Наталье подлетел какой-то человек и стал вырывать её сумку. Она сумку не отдала, двинула ему даже как-то, смогла продержаться до тех пор, пока к ней не подбежал Илья и прохожие, и не скрутили этого гада.

И для неё это обошлось ещё и потому легко, что эта смелая малявка не дала себя избить, поранить, сберегла от удара в лицо.

Илья ещё поразился этому, у него-то одного знакомого за три копейки убили на ровном месте. А у этого-то друга и кастет нашли, да и настроен он был, как видно, серьёзно.

Шваль он был, конечно, торчок какой-то - не больше. Но, всё-таки, он мог бы серьёзно навредить кому угодно. Поэтому дать ему отпор, устоять против него - это было очень отважно. И она смогла это сделать, спешу заметить.

И, наконец, она очень подходила ему тем ,что была рОвней Илье. Он тоже был некрупным - невысоким по росту, ручки и ножки у него были небольшого размера (только его чувство юмора и его сарказм были безграничными. Он мог подпустить такого жгучего яда в разговор, что собеседник Ильи мог почувствовать себя крайне неуютно).

В этом смысле (их размеры и соответствие друг другу - анатомическое) им все было удобно - вместе спать, заниматься любовью, носить одежду чужую, если своей вдруг не хватало - шапку там, или штаны.

Продолжая тему увлечения, попробуем рассказать, как развивалась вся эта история - тут он выступил как классический обольститель, конечно.

Не то, чтобы лавры Джакомо (и даже Джакомо Джироламо) Казановы или Дон Жуана бередили его сознание, но, в принципе, он считал эти имена великими и ничуть не скомпрометированными.

Больше того, он умел учиться, и, поэтому с мемуарами-то Казановы он познакомился, и ради изучения новых навыков, и просто ради интереса.

И что же ему дали эти мемуары? Во-первых, конечно то, что Казанова заявлял (и Илья был абсолютно с ним согласен) - его поведение не было поведением хищника, его поведение было просто частью некого всеобщего игрового процесса, большой игры: "В мои правила никогда не входило направлять свои атаки против неискушённых или тех, чьи предрассудки, скорее всего, оказались бы препятствием".

А такое поведение было идеальным, и оно было идеальным не только в случаях с женщинами, но и с мужчинами тоже. Ведь общество, даже если оно не осознавало само себя, недалеко ушло от того мира и царства, которое общество считало примитивным, первобытным или животным.

Все эти законы и тождества, все основы и причинно-следственность - всё это действовало в мире всех существ, и действовало всегда.

Закон сильного и слабого, закон об избавлении от или о необходимой боли, и о частично оправданной жестокости, закон об убийстве (а, возможно, об отказе от убийства) - все эти первичные, природные законы, продиктованные голосом самой действительности, все они становились одинаково применимыми для всех.

И старая байка, о том, что "сегодня ты ешь медведя, а завтра медведь ест тебя", становилась снова живой, и начинала играть новыми красками (Илья очень любил кино, и где-то подслушал эту историю).

И для Ильи всё приобретало неповторимый смысл, и всё что он делал, было не выбором, а было, скорее, детерминантой.

Но, возвращаясь, к обольщению, надо рассматривать всё с точки зрения вышесказанного. Его обольщение состоялось где-то на уровне феромонов, запахов и прикосновений.

Илья с Наташей чувствовал себя прекрасно, просыпался (если они засыпали вместе) выспавшимся и бодрым. Его переполняла энергия, и даже как-то бурлила в нём, он чувствовал себя созидателем, и это было прекрасное ощущение.

Что конкретно он созидал, он не знал, он не понимал - но что-т точно он делал.

Это ощущение у него появилось тогда, когда он попробовал сравнить её с другими своими (бывшими) девушками. И разница была налицо - те-то считали его своим обязательным кормильцем, и поильцем, и выгуливателем, и прочая.

И после секса (а особенно после секса), если он не проявлял к ним (на их взгляд) должного внимания, или был недостаточно нежен (опять-таки в их понимании), или не дарил им подарков, или ещё что-нибудь - так ему могли и голову за это откусить.

С ней всё было иначе, он старался сам стремиться проявляться с неожиданных сторон, но и она не давала ему загрустить, как-то его развлекала, забавляла, и просто не давала заскучать

Задачи он ставил сам себе, но она могла вдруг выкинуть какой-то фортель, который заставлял его встрепенуться.

Он пытался подумать и вспомнить, что же ему это напоминало, и вспомнил. Был у него знакомый охотник (сам Илья охотником не был, испытывал к этому занятию не то что отвращение, а просто равнодушие, никак оно его не трогало).

Он рассказывал, что зайцы, когда их травят, вдруг начинают запутывать следы, выкруживать такие петли, что охотник сбивается, блуждает, плюёт, бросает всё и уходит.

Так же вела себя и она. И это его просто сводило с ума. Он втрескивался по самые уши, влюблялся - он чётко понимал это.

И вот однажды, в холодную новогоднюю ночь он вышел прогуляться. Наташа уехала с сестрой на дачу встретить новый год, он остался в городе.

Он не очень любил этот праздник. Как и все коллективные праздники, впрочем.

Массовое, по его твёрдому убеждению, не даёт место индивидуальному. Ну а если рассматривать это в прикладном смысле, массовые праздники не дают места для индивидуального тебя. И когда осознаёшь взаимоисключаемость этих вещей (а он осознал), начинаешь относиться к таким вещам по-другому.

Вдобавок, когда он рассуждал о сути праздника, неожиданной становилась его суть. А основной его сутью было приложение потока времени к календарю (сам-то поток невозможно померить раз и навсегда. Всё приблизительно, всё двояко - вот мы договорились, что такое год, или день, или час, или секунда, или её мили-милионная доля) - ну и вот, живём себе теперь.

А что такое этот поток, как не небытие в его чистом виде, в которое мы окунаемся всё глубже и глубже. И вот это мы празднуем, да?

Такие размышления заставляли его проводить этот вечер одному, вопреки всем, этот вечер заставлял его ещё серьёзнее думать, ещё больше мрачнеть.

И в этот вечер он тоже мрачный голодный (в противовес всехнему обжорству), трезвый (опять-таки, вопреки всеобщему пьянству) вышел на улицу.

От дыхания поднимался пар, знобило - но так, несильно. Он оделся довольно тепло, с запасом, поэтому не боялся холода.

На улицах было довольно много людей, хлопали пробки от бутылок, которые многие привыкли называть шампанским. Атмосфера была приподнятая, как всегда и бывает в случае массовых и чуть нетрезвых гуляний на холоде.

Небо было чистым, светили звёзды. Воздух переливался струями, и в какой-то момент Илья стал понимать картины Ван Гога, к которому до сих пор относился равнодушно, и не считал этого художника каким-то особенно выделяющимся из общего ряда художников.

А тут воздух сконцентрировался так густо, как густо лежали мазки на картине с полуночным кафе - там, где звёзды заворачивались спиралями, заворачивались в тугие совершенно невозможные узлы.

Он что-то видел, он определенно что-то видел и знал, потому что сейчас Илья наблюдал то же самое, что полторы сотни лет назад уже было нарисовано им. Отчего это было, не известно, за какие пределы разума и человеческого восприятия он выступил - неизвестно, но сама картинка стала почти одинаковой с той, что была нарисована на холсте.

Это было неожиданно... Это было так неожиданно, что он растерялся, а он так не терялся уже давно. К тому же у него начала кружиться голова.

Он упал на четвереньки, приподнял голову, продолжая смотреть на небо, которое всё продолжало течь и меняться самым непредсказуемым образом.

И вдруг он почувствовал еще одну вещь - и она-то и была самой неожиданной. Его стало срывать, но это был даже не ветер - ни дуновения ветра не было, воздух был очень тихим - это была какая-то неведомая сила, которая схватила его внезапно, моментально оторвала от земли и понесла его стремительно вверх.

Мир для него начал меркнуть...

Лебедь (Петушок)

В детстве он очень любил ходить в зоопарк.

Обычно в зоопарк они с матерью ходили летом, когда светило солнце и журчала вода - и в бетонной яме белого медведя, и в искусственном канале, где плавала стая диковинных птиц с подрезанными крыльями (подрезанными для того, чтобы эти птицы не снялись и не улетели подальше от всех).

Он очень любил смотреть на зверей, его даже не смущало, что они в клетках, а не на свободе - ну в клетках, и в клетках. Значит заслужили они это... Бывает...

При этом ему очень нравился запах зоопарка - всех этих вольеров с ламами, клеток с леопардами и огромных клеток с птицами. Он с восторгом обходил всё это по три раза, пока родители (а точнее родительница) не начинали его уже оттаскивать от всего и вся.

Он катался на коляске с пони - обязательно, он часами простаивал у клеток с обезьянами - смотрел, на то, как они занимаются своими делами, он долго смотрел через стекло на остров пингвинов, где те плавали со своими детёнышами, и неуклюже ковыляли по скользким и неровным камням.

В общем, он получал от зоопарка очень большое удовольствие.

Конечно, его волновал вопрос (как и многих взрослых в его время) - почему в зоопарке нет слонов и бегемотов (бегемот был один, только почему-то в цирке, слонов не было нигде)? Но вопрос этот никак не решался, поэтому как-то ушёл из зоны его детского внимания, и возникал тогда, когда он видел слонов и бегемотов, а также носорогов на картинках.

Тогда вопрос начинал мучить его с первоначальной остротой, он замучивал им взрослых, но вопрос слабел, слабел - и тихо уходил сам собой...

Кстати, забыл рассказать - походы в зоопарк он любил вот еще почему... По дороге от метро к зоопарку, на аллеях парка проходящих хищно подкарауливали цыганки, чем-то похожие на ворон - со всеми своими юбками, побрякушками и прочим - цыганки, продававшие красные петушки-леденцы из жженого сахара на деревянных палочках.

Что же такого было в этих петушках - до сих пор не знает никто... И что же тогда помешало начать промышленное производство этих петушков советской кондитерской промышленности - неясно до сих пор.

Тогда бы они выпускались бы просто миллионами экземпляров, и продавались бы везде от Африки до Европы, и от Южной Америки до Юго-Восточной Азии.

Но это был цыганский бизнес... Бизнес нелегальный, бизнес из-под полы. Где варился сахар для этих петушков, и какого они были качества - тоже было неясно.

Но как у всякой нелегальщины, у этих петушков был вкус свободы, и поэтому из-за них все детишки буквально разрывали своих матерей на мелкие кусочки, и он тоже не был исключением.

Этого петушка он обожал - цыганский красноватый петушок был неотъемлемой частью каждого похода в зоопарк.

А еще он любил читать, читал он много и взахлёб. Книг дома уже давно не хватало, поэтому он был давним и постоянным посетителем районной детской библиотеки, и там его тоже великолепно знали - не только потому, что он заявлялся туда по два-три раза в неделю, но и потому что его читательская карточка заканчивалась одной из первых.

Вкладыши, на которых писали списки выданных ему книг, довольно скоро заполняли его читательский билет, и делать это приходилось по-нескольку раз в год.

Поэтому он был, в общем-то, самым великолепным читателем этой библиотеки, и трудно было его не заметить.

Библиотека и заметила. Библиотека его района хотела стать не только библиотекой, а неким культурным центром. Это была такая установка нового времени - ведь люди могли иметь доступ к текстам и без участия самой библиотеки. Незачем ходить куда-то, или ездить, если можешь иметь доступ к текстам и через Интернет удаленно.

И тут работники культуры придумали новое направление. При библиотеке открывались кружки - и литературный, и театральный (они были непосредственно связаны с культурой в целом, и с текстами), и исторический.

Неожиданно нашлась прекрасная девочка Олёна, которая стала вести сразу много кружков для детишек, так что дети занимались абсолютно разными заданиями.

Директору библиотеки (точнее, директрисе) очень нравилась Олёна, и её кружки. Дети получались сразу совершенно разносторонне образованными, а это было очень полезно и очень их развивало.

Но наш герой не увлекался кружками и рукоделием - он любил читать.

Он читал все, но больше всего он любил фантастику, сказки и вымышленные истории.

В то время он ещё не осознавал, почему же его увлекали эти жанры, и только гораздо позже он понял причину этого.

Именно этот доступ к вымышленным мирам, к чистому творчеству в его первозданном и самом настоящем виде и делал его соучастником созидания в том смысле, что он в какой-то степени становился на одну ступень с Создателем всего, с тем самым перводвигателем, который тщетно ищут уже нескончаемое количество лет.

Именно это постоянное движение в сказочных мирах, а не в серой повседневной реальности и давало ему чувство превосходства надо всеми теми, кто не понимал своей невыраженной силы и этого чувства возможного преображения окружающего мира в соответствии со своими ожиданиями.

Больше всего, несмотря на его громадный список чтения, ему не переставала нравиться сказка Ганса Андерсена про гадкого утёнка, и что-то в этой сказке казалось ему до боли знакомым.

Но что - он понять не мог... Ему нравилось, как начиналась эта сказка, как она заканчивалась, он лил слезы, когда утёнка все гнали и он замерзал холодной зимой, когда он был уже на грани смерти и чудом выжил...

В общем вся эта история что-то для него значила - он любил её...

И так шло время, год за годом, лето сменялось осенью, а осень зимой...

И он надевал все эти бесконечные штанишки и рубашечки, купленные или сшитые ему матерью.

А зимой бабушка обязательно укутывала его с ног до головы необъятным шарфом, одевала на него толстенный шерстяной свитер с длиннющими рукавами, напяливала обязательные варежки (связанные между собой длинной-длинной резинкой, продетой из одного рукава в другой - так как варежки он слишком часто терял, для того, чтобы доверить ему их свободное ношение), и на голову - обязательную шапку-петушок.

Шапка-петушок стала каким-то символом его взросления - именно это шапка-петушок была на нем всё то время, пока он превращался из ребёнка в подростка, из мальчика в юношу, из малыша - в цельного человека.

А еще мать притащила ему в подарок откуда-то финскую куртку-пуховик - и где она её взяла до сих пор неизвестно. То ли соседка-челночница притащила из очередной своей поездки, то ли купила она эту куртку на каком-то развале секонд-хенда - но, в общем, куртка эта грозно - жаркая, да к тому же еще и купленная на вырост, сопровождала его долго-долго, и прожила с ним всю его юность.

Куртка, в принципе, была ничего - прочная, ноская, достаточно модная и не противная, к тому же лёгкая, что говорит о том, что пух в этой куртке был настоящим.

А для наглядности на куртке был нарисован еще и лебедь.

И вот в этих шапке и куртке он и встречал очередной новый год, год своего совершеннолетия.

Ему удалось удрать из семьи с друзьями на дачу, и пока они возились в доме, протапливая печь и собирая новогодний стол, он наряжал ёлку, которая росла прямо на участке. Возился он долго, и к моменту, когда он заканчивал, Новый год почти наступил - и вот, стоя в снегу у ёлки, на белом морозном снегу он дышал слабо-слабо, как будто что-то стискивало его грудь и не давало ему вздохнуть в полную меру.

И тут произошло что-то странное...

С первым ударом новогодних курантов, с выстрелом бутылки шампанского, с новогодними криками, которые раздались отовсюду вокруг, он ощутил какое-то невероятное чувство, грудь его расширилась, и он глубоко-глубоко вздохнул, раскинул руки в разные стороны широко-широко, и вдруг рассмеялся так глубоко и громко, как не смеялся никогда в жизни.

Он подлетел выше себя, упал в сугроб снега - и всё огромное небо, нависшее вдруг над ним, надвинулось на него с такой стремительной силой и таким неописуемо родным чувством, что ему показалось, что всё предыдущее время, вся его жалкая жизнь была только ничтожной прелюдией к этой великой минуте...

И свой последний взгляд он бросил на родной Денеб...

И ушёл...

Свинка

В юности её всегда дразнили свинкой. Не то чтобы она была толстой или похожей на свинью, или что-то ещё - она в детстве и свинкой-то не болела, и нос у неё был не пятачком, и щечки не розовые и пухлые, не говоря уже о том, что и никакого хвоста крючком у нее тоже не было.

Но дразнили её вот почему - на один из праздников-вечеринок единственный костюм, который нашелся, был костюм Пятачка из Винни-Пуха, и именно этот-то костюм она и надела.

Образ завершал маленький накладной пятачок на резинке на нос - этот миленький носик смотрелся вместе со всем образом просто потрясающе.

Успех был ошеломительный - с тех пор Олёну называли ласково "наша Свинка", или даже просто "Свининка", имея в виду именно её.

Только так, и никак иначе. И с этим было уже ничего не поделать - только смириться.

Ну что же - давайте так.

Олёна никогда почему-то не смотрела на небо.

То ли она была слишком приземленная, то ли ей было и неинтересно - но никогда она не смотрела ни на синее небо, ни на белые облачка, ни на какие-нибудь феерические розовые, или малиновые, или какого-нибудь смешанного цвета восходы или закаты.

Она не видела радуги - никогда.

Дождь для нее шёл просто откуда-то сверху. Солнце не было для неё ослепительным шаром - оно было теплом, которое приходило откуда-то из района головы, тем, что заставляло покрываться её тело корочкой загара - чем-то неизведанным, удивительным, и недоступным для понимания.

Странно - но это было так.

Олёна журавлей с неба не хватала - она была хохотушка, задорная и жизнерадостная. Может и не сверхумная, но как мы знаем из книги Екклезиаста: "в великой мудрости - великие печали".

И даже больше - если мужчине для полного комплекта достоинств нужен ум - то женщине - по мнению многих - он, в принципе, и не очень-то необходим. Можно обходиться и без него - и это даже не крайний случай, а, скажем честно, вполне рядовой.

В этом смысле она была женщиной в полной мере - со всеми её достоинствами и недостатками.

Она довольно рано вышла замуж и родила ребенка.

Она любила с ним возиться, гулять, одевать ребеночка для прогулки и раздевать после, и даже менять подгузники.

Олёна долго просидела с ребёнком на дому, прокормила грудью почти полтора года (пока было молоко, она и кормила). Недостатка в деньгах не было, муж обеспечивал её такое вполне безбедное существование.

Такая история с мужем - Олёна на дому, а он приносит деньги (потому что он мужчина и добытчик) тянулась, тянулась, тянулась, и как-то...закончилась... Закончилась не сразу, а медленно и постепенно.

Вот как это было: ведь когда-то между ними существовала и связанность, и влюбленность и любовь, и даже страсть, и взаимопонимание и уважение. И вот, со временем, всё это стало неуловимо, но неуклонно исчезать, как будто эти чувства утекали между пальцами рук, и что бы они ни делали, их было не вернуть.

Это было просто невозможно... Это вызывало грусть и скорбь, когда два человека каждый божий день наблюдали распад и деградацию своих чувств, своего единства, но ничего не могли с этим поделать...Можно было только смотреть на эту деградацию. Скорбно и печально, но с нестерпимой неизбежностью принимая этот распад, и ничего больше...

Олёна пыталась что-нибудь сделать, она ходила к психологам, она расспрашивала подруг, но никто толком так и не смог ей ничего объяснить, или предложить ей путь выхода из этой ситуации. Это сначала подтолкнуло её интенсивнее заняться поиском решения, ведь может быть проблема была именно в ней? Но время шло, ничего не происходило, и руки её опустились.

Наконец она решила сходить в церковь, такой совет ей выдавали многие её знакомые. Она не ожидала чудес, но хоть какой-то покой к ней же должен был прийти?

Она стала ходить, она участвовала в собраниях в церкви, она делилась со священником своими проблемами с мужем и задавала вопросы, как же их наладить. Больше того, она стала верующей и веровала страстно (истово), участвовала в работе общины - добровольно и бескорыстно, потому что проблемы окружающих, как оказалось, были гораздо сильнее её проблем.

Олёна часто забрасывала свои дела, ради помощи близким, но стало получаться так - многое уже у неё разлаживалось, личная жизнь Олёны была уже задвинута на второй или даже третий план, потому что на помощь катастрофически уже не хватало времени и сил. И тогда Олёна решила переломить ситуацию, и сдвинуть её в нужное русло.

Для этого нужно было произвести какое-то действие, и по совету священника Олёна поехала на паломничество в монастырь.

В монастырь она приехала уже вечером, на вечернюю службу не попала, кое-как устроилась в гостинице при монастыре, чтобы поспать несколько часов и пойти на заутреннюю.

Утром Олёна встала рано с каким-то странным чувством, наскоро умылась и побежала в храм.

Служба только что началась. Она стояла, держа в руке три свечи, купленные ею у сестры на входе.

Свечи ощутимо становились мягкими, и даже немного оплывали от тепла рук.

- Надо было их поставить к иконам, - подумала она.

Она посмотрела прямо и вверх.

Прямо перед нею был закрытый алтарь, где священник служил и пел молитву. Чуть выше входа расположился иконостас. Она бегло просматривала его, и взгляд её остановился на двух иконах.

Две крылатые человекоподобные фигуры были обращены друг к другу. Одна из них была сверху надписана "Олигарх Михаил", другая "Олигарх Гавриил".

Хотя речь явно шла об архангелах, но и буквы читались вполне себе четко. Она еще раз вгляделся в обе надписи - они остались на месте.

Она перекрестилась и поспешила к выходу. Свечи поставила уже не глядя, куда попало. На выходе еще раз перекрестилась, и вышла с занозой загадки в душе.

И где-то внутри она решила уже не возвращаться до тех пор, пока не решит её для себя.

-Что всё это значило? - с этим вопросом она уехала.

Как же ей жить, о чём ей просить и кого, если места на иконостасе занимают не святые, апостолы и пророки, а олигархи?

Этот вопрос мучил её на обратном пути, а ехала она прилично по времени.

Но решения так и не было найдено, и никакого осенения не наступило.

Единственный ответ, который она получила - это то, что она сама должна заниматься своими делами здесь, не полагаясь ни на кого-то ещё. И с этими мыслями она поговорила с мужем, они подали заявление - и развелись.

Это было нетяжело - без скандалов и криков. Но и в её душе (и в его тоже, она об этом знала по разговорам с ним) поселилось странное чувство.

Врачи называют его - скорбное бесчувствие.

Это состояние странного оцепенения чувств, отсутствия желаний, аппетита, когда даже ощущение течения времени уходит по сравнению с потерей, по сравнению с выпадением такого куска жизни, что всё остальное просто теряло смысл, и было просто несравнимо с огромной пустотой, образовавшейся вдруг внутри тебя...

В таком состоянии она провела год...

И так время текло-текло...

И все раны заживают, и вот пришло время как-то ожить и начинать что-то новое...

Она привыкала жить одна...

Единственный недостаток, который она испытывала, был недостаток занятий. А если бы с помощью этих занятий можно было бы заработать денег, было бы просто замечательно.

Первое чем она занялась, было вязание - вязание спицами, потом ещё и крючком. Позже к вязанию добавился декупаж, потом мыловарение, и, наконец, батик.

Закончила Олёна живописью...

Ей всегда хотелось научиться рисовать, да и в детстве она и рисовала неплохо...

Сначала она разрабатывала акрил и училась живописи на акриловых красках, но со временем всё-таки перешла на масло, и иногда с завистью смотрела на темперные краски средневековых художников. Но с темперой всё было как-то сложно... Здесь она забуксовала...

И тут ей в голову блестящей искрой влетела восхитительная мысль - и Олёна организовала обучающие курсы. Она вела сразу несколько разных групп - и курсы декупажа, и курсы батика, и мыловарение.

Вязание она ещё скомбинировала с художественной вышивкой, добавила ещё кружево и бисероплетение.

Художественные курсы у неё были и для начинающих, и для среднего уровня, а когда её уровня компетенции уже перестало хватать, она сгоняла в художественное училище, а потом и Академию художеств.

Короче, дело её росло, дел было очень много, а свободного времени мало.

Поэтому она очень любила моменты, когда никаких занятий не было, и можно было просто поваляться, приняв какую-нибудь расслабленную позу.

И вот в период отдыха, не занимаясь, в общем-то, ничем, Олёна пролистывала какой-то нелепый, но очень модный журнал.

Журнал был скучный, и темой его были пророчества и просто крылатые фразы великих, знаменитых людей, неясных философов и мыслителей, о которых она даже и не слышала ничего.

В частности, в роли великих пророков фигурировали, например, Хильдегарда Бингенская, Матрона Московская или Тутмос IV.

Конечно, не обошлось без Будды, Магомета и Христа, но не обошлось и без каких-то неясных пророчеств, которые редакция посчитала сбывшимися.

В их число, попадало, пророчество той же Хильдегарды о том, что, скажем, через десять веков разум человеческий, якобы, можно будет перенести в волшебный кристалл. Или, например, пророчество Джайябайи - суть его даже сложно передать.

В общем и целом было даже непонятно - чего это они за эти пророчества зацепились, потому что как мог этот примитивный, неразвитый ум предсказать вещи, опережающие даже самые смелые мечты и фантазии?

Как мог мозг этой обезьянки, недавно слезшей с дерева даже представить себе квантовую механику, полёт в космос, сложнейшие соединения или реакции в органической химии, нейрохирургическую операцию или реакцию ядерного расщепления, или ядерного синтеза?

Они всего-то и смогли напророчить себе - царство падет тогда-то (или не падет тогда-то), или будет там кто-то царем - или не будет им. Что, в принципе, исключает такие виды пророчеств из области пророчеств, и переводит их в несколько отличающуюся и неверную область гаданий - всё, на что человечество было способно большую часть своего существования.

А следующей частью журнала была статья о крылатых выражениях.

И вдруг, среди всех этих пророчеств, среди золотого запаса слов, среди всего этого словесного мусора, и ничтожных мыслей, золотой крупинкой мелькнула фраза.

Произнесённая век назад одним блистательно напыщенным, временами пустым, но очень очаровательным в своём своеобразии, в удивительной отличимости от остальных его современников человеком, эта фраза как-то выделилась из всего остального, выделилась настолько, что стала смотреться даже как-то ярко на фоне всего остального.

Вот она, эта фраза: "Все мы барахтаемся в грязи, но некоторые из нас глядят на звезды".

Что эти слова значили? Неясно... Олёна задумалась, задумалась ещё глубже...

И вот буквально впервые она попыталась посмотреть наверх - туда, в холодное звёздное небо.

Ночь была тёмной, но ясной... Холодная ясная ночь - какие бывают.

Олёна запрокинула голову вверх, и не могла наглядеться на это бесконечное скопление звезд, удивительные сплетения замысловатых почти живых созданий Природы и Бога (неясно, чего - на самом деле) - и тут реальность дрогнула, и раздался удивительный хрустальный звук, звук бесконечно громкий и чистый.

Этот звук проник в самое естество Олёны, дошёл до самой глубины её существа - и она проснулась.

Сбрасывая оболочку, она взвилась над собой, сминая все границы реальности.

И шагнула в бессмертие, как на другой берег реки - реки древней и загадочной. Реки, которая вечно течет из прошлого в будущее...

Зоопарк

Зверям в Зоопарке было не так уж и плохо, за исключением того обстоятельства, что они были не на свободе.

И что уж они (звери я имею в виду) так боялись попасть в этот Зоопарк?

Ну да, ну были там ограничения по свободе - а где их нет?

Даже те, кто считает себя свободными и независимыми - на самом деле являются рабами своих привычек, возможностей, своих родственников и близких.

Что же, вы всерьёз считаете, что получаете какое-то удовольствие от этих клеток и повторяемости?

Курение.... Привычка засаживать пачку... в день ... Исход - сожжённые лёгкие, почти гарантированный рак... Ради чего? Ради бега с одышкой, ради смутного постоянного желания?

А ваша вторая привычка - каждую пятницу и субботу собираться в прокуренных местах кучками неблизких друг другу людей... и какой в этом смысл?

Делать это, чтобы нанести тем или иным способом своему здоровью очередной колоссальный вред... прожечь ночь в пустых бессмысленных конвульсиях, показывая всем видом, что как раз это и является воплощением высшего счастья...

Или, чтобы уж совсем отравить удовольствие особо просветленных наших сограждан, надо отметить и то, что уединение, медитация, релаксация, или покой и реализованность, (во всех их аспектах) тоже могут представляться сомнительными достижениями...

Таким был, например, Фарадей, великий Фарадей, которому вы обязаны быть благодарными за большинство благ, связанных с электричеством.

От лампочки и ноутбука, до стиральной машины, вентилятора и кондиционера, от насосов, троллейбуса и метро, до стартера в зажигании автомобиля, и всех электродвигателей и связанных с электрическим током приборов вообще.

А их не миллиарды и не триллионы. Их бесчисленное множество.

И что же при этом Фарадей жил полноценной жизнью? У него был счастливый брак - да был, 46 лет они прожили с женой. Но ни одного ребёнка у него не было.

Он предсказал массу вещей, электромагнитные волны, понятия иона, анода и катода, электролита именно он ввёл в научный обиход. Был даже членом Лондонского Королевского общества и двух Академий наук.

Но при этом - был ли он счастлив? Избирали его туда долго и трудно, часто обвиняли в плагиате. А характерным случаем стало его порицание, когда он твёрдо выступил против столоверчения, вызвав бурю отрицательных возмущенных окриков.

(Да! Это же так здОрово и научно - столоверчение, конечно!)

И умирал он почти в нищете, когда все его заслуги превратились в ничто... Да, конечно, он ведь в своё время отказался разрабатывать химическое оружие, когда это было так необходимо, чтобы убивать людей! Нужно ли давать пенсию таким людям?

Так есть ли некая окончательная истина, к которой стоит стремиться, если ты не получишь за неё ничего, кроме своего собственного удовлетворения, и ощущения установления некой целой и неделимой ИСТИНЫ, которую ТЫ проявляешь в этом мире...

Похоже, что кроме неё ничего и нет... Так ли это?

А свобода... Ну вот покажите-ка вам настоящую свободу? Может быть, вы и не обрадуетесь. И вот со зверями - это почти наверняка.

Неясно до сих пор (неясно, прежде всего, учёным-исследователям этих самых зверей), где этим зверям было бы лучше - на свободе, где их поджидал бы мир, полный опасностей и трудностей.

Мир с необходимостью добывать себе пропитание и охранять свою территорию. Или в неволе - где их регулярно кормили, лечили, прогуливали, и делали всё, чтобы максимально продлить их комфортное существование?

Даже клетки, вольеры и загоны для них изготавливали так, чтобы они не поранились, не дай бог, чтобы об эти клетки нельзя было сломать зуб или коготь.

Не то чтобы звери пускали эти когти и зубы в ход слишком часто.

Они делали это все-таки из-за дикой и иррациональной своей звериной натуры.

Хотя не стоит недооценивать эту звериную натуру, или утверждать, что это качество нелепое или недостойное.

Все мы помним смешную и удивительно простую задачу про ослика, который стоит между двумя одинаковыми стогами сена.

Если бы этот ослик мыслил рационально, правильно и строго логически, то не осталось бы этому ослику никаких шансов.

И слева - отличный стог свежайшего сена, и справа - абсолютно такой же стог, и выбрать между ними - невозможно. И в случае, если бы ослик стал выбирать по-настоящему - он бы умер от голода.

Но именно эта вечно живая частичка животного, звериного начала дает ему шанс на выживание, и он выбирает первый попавшийся стог, для того, чтобы быть сытым жующим осликом, а не правильно мыслящим, но мёртвым...

В этом смысле и Зоопарк был сборищем зверей, сделавших свой выбор в какой-то определенный момент.

Выбор был неверным с точки зрения ограничения свободы данного конкретного зверя, но абсолютно правильным с точки зрения всех других зверей.

Часто туда попадали самые дикие, кровавые и жестокие, или самые жадные звери, которые не устояли, например, перед приманкой охотников.

В любом случае, трудно сказать были бы они счастливей на свободе. Или звери, объединившись, дали бы зарвавшемуся хищнику отпор, а какой-нибудь заевшийся крокодил, например, мог объесться настолько, что заболел бы от обжорства, и мог даже умереть от этой неумеренности.

В этом смысле, конечно, достоинства Зоопарка иногда перевешивали его недостатки, хотя сама идея зверей томящихся в неволе отвратительна нам, и выглядит иногда очень неприглядно.

А пока их кормили, зверей регулярно водили на прогулки, заставляли работать.

Пони, например, возили детишек по Зоопарку. Тюлени, пингвины и дельфины показывали платные представления для гостей.

Обезьяны фотографировались с желающими за деньги, узбекские суслики мели своими мохнатыми хвостиками дорожки.

Занятие находилось каждому, и недостатка в деятельности не было.

И хотя Зоопарк по большому счету никакого продукта не производил, но он и не минусовал, баланс его, если уж так считать, был примерно нулевым.

То есть звери кормили и содержали сами себя, никому не были особенно должны, поддерживая тот самый порядок вещей, который со стороны можно было посчитать уродливым или несправедливым.

В любом случае, Зоопарк был одной из частей сложной саморегулирующейся системы, пока всё в один прекрасный момент не рухнуло.

Уход

Час наступил внезапно.

Он наступил так неожиданно, как неожиданно приходит несчастье, которое никак не ожидаешь - и к которому никак не можешь подготовиться, как бы ты ни хотел.

И как сваливается счастье - как ты знакомишься с каким-нибудь вдруг близким тебе человеком, или так дарят подарки - низачем, на ровном месте.

Так настал час.

Земля, хоть это и незаметно, летит со страшной скоростью в огромном темном холодном пространстве, она еще и вращается с бешеной быстротой.

Чтобы почувствовать это, достаточно представить себя в огромной и очень быстрой центрифуге - у многих, кто это читает, на это не хватит даже воображения.

Для того, что бы совершилось чудо, нужно понять это, и достаточно только научиться оставаться на месте.

Архимеду приписывают легендарную фразу: "Дайте мне точку опоры - и я переверну весь мир".

На самом деле, у него никогда не было рычага, так что с миром он не сделал бы ничего. Но вот точка опоры, а, строго говоря, даже не точка опоры, а просто точка этакой неподвижности, отсутствия всякого движения, у него была всегда - надо было только это понять.

Итак, это случилось неожиданно - с каждым по-своему.

Лёва только что вышел из подъезда своего дома. Мыша сидела дома, у нее были неотложные дела - нужно было помыть голову и уложиться.

Зая водила хороводы, и рухнула на снег.

В общем, у всех были дела, но вдруг в один момент как будто случилось чудо.

На самом деле всё просто, можно легко понять что-то для себя, и тогда сойти с этого мира не сложнее, чем с детской карусели на полном ходу.

Все вскинули головы, как будто услышав какой-то неслышный звук.

Так они уходили.

Было видно, что на всей планете вдруг вспыхнуло несколько десятков, а может сотня, или несколько сотен ярких точек.

Они светились ярко, неописуемо ярко, они моментально поднимались в небо всё выше и выше.

За каждым из них в небе оставалась белая черта, как от летящего самолета - по крайней мере, так это было видно снизу.

Эти точки улетали на восток. Они срывались, и набирали скорость так быстро, что исчезали в считанные мгновения.

Впервые за тысячи лет ковчег опустел. Можно ведь сказать и слово - "ковчег". Так мы добавим и красоты, и широты обобщения.

Все помнят эту историю - спасаясь от потопа, посланного за грехи (с тем, чтобы смести всё живое с лица земли), на огромный корабль погрузили каждой твари по паре.

Корабль долго бросало по волнам (сто пятьдесят дней, как говорят, но кто же знает об этом, это же было так давно).

А потом все закончилось - на разведку послали голубя, и когда он вернулся с оливковой веточкой, голубя отпустили ещё раз, и он не вернулся. Тогда ковчег прибился к горе и всех зверей выпустили.

...И это была лучшая и самая сладостная вещь из тех вещей, что были когда-либо в их жизни...

А мир погиб - за всё своё зло, за неправедность, нечестность и насилие (в числе прочих).

Наш мир, который мы так хорошо (как казалось) знали, просто перестал существовать.

Это было всё.

А потом прошло время.

Звери вернулись обратно, и расплодились.

Жизнь снова началась.

Многотысячелетняя машина вновь завертелась - потому что некоторые механизмы очень сложно разрушить...