Снег. Летит снег, попадает в глаза, засыпается в нос и в рот. Непроницаемая, безразличная тишина зимнего леса нехотя расступается. Слышно не дальше чем на расстояние вытянутой руки - скрип снега под унтами и сбивчивое дыхание. Задеваешь еловую ветвь, укутанную в плотную ватную шапку. Ледяные искры летят за шиворот, таят в меху полушубка, смешиваясь с потом. От холодного воздуха дерет горло, но ты бежишь вперед, не останавливаешься. Зачем-то оглядываешься назад, ожидая, что вот-вот проступит силуэт меж темных стволов деревьев. Сзади лениво смыкается черная тишина. Наконец впереди просвет. С твоих потрескавшихся сухих губ паром срывается вздох облегчения. Перед тобой с заснеженного выступа, открывается вид на долину. Вон побеленные грибки-дома крестьян, вереницей поднимающиеся к далекому холму. На холме серый и чуть заиндевевший стоит величественный замок. В темных окнах не играет солнце, и только ночью, когда в залах и покоях зажигают свечи, на стеклах переливаются узоры инея. Сейчас с затянутого молочной дымкой неба на него льется ровный белый свет, и замок кажется покинутым. Ты вздрагиваешь от резкого звука: сбоку из кустарника выпорхнула птица и черной точкой растворилась над колючими верхушками деревьев. Кто знал, что жизнь при дворе таит столько тьмы и грязи...кто знал, что эта грязь запятнает, вовлечет, затянет как трясина, заставит вздрагивать от малейшего шороха, и будешь ты захлебываться от злости, как старая шавка, которая лает на каждого проходящего мимо. Ты ехал воином, служить родине, а встретил зло большее, чем мог представить, более сокрушительное, чем клинок. Бороться с ним? Выше сил...ты тут, на краю обрыва. Потому что ты увидел, что эта грязь проникла в твою душу. По губе побежала теплая струйка. Кровь. Это нормально, ты не спал несколько дней, не мог заснуть, ожидая следующего утра. Ворочался в кровати, стонал и царапал простыни. Слышал их голоса, видел их лица. Теперь даже в невинном младенце ты видишь тьму, что поглотит его, что уже теплится в его чистой душе крупинкой. Помнишь, как закричал ты на крестинах племянника своего господина? Ты стоял там, среди них, зажатый с четырех сторон. Ты был одним из лучших, входил в охрану господина. Ты был обязан присутствовать при нем денно и нощно. И когда младенца поднесли к купели, ты увидел его глаза. Как бессмысленно его существование, когда с рождения это семя попало в дрянную почву. И, вскрикнув, ты выбежал из залы, кашляя кровью. Туберкулез доконает тебя, милый. Но сожрет он тебя не раньше, чем сожрут они твою душу. Поэтому ты здесь. Ложь, клевета, ядовитые насмешки и лицемерие. Они считают, ты должен. Нет, они не считают, они делают тебя должником их воли. Становишься как они, разбивая от отвращения зеркало, в котором маячит твое осунувшееся лицо. Ты должен быть чьим-то союзником или хоть чьим-то врагом. Нет, человек ничего не значит. Ты улыбаешься? Значит, пора сделать шаг вперед. Снег осыпается под носком сапога и перед тобой только свет. Целая волна света, которая накрывает тебя с головой, солнечный луч, прорвавшийся сквозь облако, ударившийся о засверкавший наст внизу, в долине. Быть может это не конец. Да, подними голову, ведь ты можешь бороться. Ты можешь и просто оставить все это, податься в другие края, в мир своего детства, где все было чисто и честно. Теплая рука успокоения касается твоего сердца. И вот ты даже хочешь сделать шаг назад, но шапка снега под ногами срывается с края обрыва, предательская сила тяжести тянет вниз, в долину, ты успеваешь хрипло вскрикнуть. Мгновения полета в ледяных потоках воздуха. Темнота.