Oxygen : другие произведения.

Неканон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.69*32  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    эпизоды, по каким-то причинам не вошедшие в текст.


книга 2
   Глава 7
   Пятница, 11 ноября, 1977, вечер
   Ленинград,
  
   Было и холодно, и неохота, а надо, никуда не деться... Вчера вечером, когда выпавшая комбинация кубиков указала на Ленинский проспект, я огорчился - Пропустить на край города. Но сам правило ввел, ничего не поделаешь, теперь надо ему следовать. И вот стою я, недовольно ежась от колючей пурги, и пытаюсь найти ближайший к метро почтовый ящик.
   Ничего принципиального в очередном письме нет: в политической части коротко сообщил о предстоящей через неделю поездке Анвара Садата в Израиль, ставшую в той истории полной неожиданностью для советского руководства, да приложил большой обзор основных направлений научно-технического прогресса в дорожном строительстве. Надежды мало, но вдруг удастся уменьшить одну из наших бед.
   О, счастье! Далеко идти не надо, вижу через проспект, почти напротив, в ярком пятне света заветный синий ящик. Довольный, чуть ли не в припрыжку перебежал по зеленому на ту сторону, вбросил и широко зашагал назад. Еще одно дело сделано. Сейчас маме деньги сдам, поужинаю, и за математику.
   Уже перебегая по красному обратно, я почувствовал какую-то легкую несуразность. Что-то такое неосязаемое только что краем задело мое внимание. Я наморщил лоб соображая.
   Сообразил, и сердце пропустило удар. Ох, нет! Я встал посреди тротуара и зажмурил глаза, вспоминая. Вот я перешел Ленинский. Обогнул перекидывающихся снежками младшеклассников. Пропустил женщину с красной коляской, в авоське апельсины. Вступаю в яркое пятно света, открываю ящик. Бросаю. Поворачиваюсь. Справа, метрах в пятнадцати краем глаза замечаю легкий блик.
   "Да", - с горечью завершаю я анализ, - "легкий такой блик от объектива в салоне серенького "Москвича"..."
   - Ну что, наигрался в Джеймс Бонда? - глумливо вопросил внутренний голос, когда я, помертвев, зашагал дальше, - не в свои сани не садись. Это высшая лига, сынок. Готовь мыльно-рыльные, через неделю придут.
   Стоп, надо проверить. Мне показалось. С чего я, вообще, решил? Что я там краем глаза заметить мог?!
   Повеселев, сворачиваю налево. Сделаю кружок по району и зайду с тыла, решаю я, торопливо несясь по тротуару.
   Через десять минут я зашел в вестибюль метро. Знобило, в висках, заставляя морщиться, пульсировала боль.
   Не показалось.
   Привалился к холодному мрамору, соображая.
   Сколько сейчас? Около шести. А когда у них смена? В семь? Восемь? Сколько у меня вообще времени осталось?
   Что, что делать?
   - Гипс снимают, клиент уезжает, - я попытался поднять себе настроение.
   Безуспешно, только еще сильнее заломило в висках.
   Изымать письмо? Воображение нарисовало светлую картинку: три часа ночи, разморено дремлет в машине оперативник, и тут я тихонько извлекаю письма, нахожу свое, и возвращаю все на исходное. Все весело танцуют.
   Поморщился. Помечтал и хватит. Не будет он спать. Кэ-гэ-бе.
   Значит, надо отбирать пленку.
   В голове зашелестели страницы "поваренной книги анархиста". Как изготовить запальный желатин... Первичные формы динамита... Пикриновая кислота...
   Аллё, вернись на землю, у тебя максимум два часа.
   Ммм... Банальную дымовуху из линейки под машину? А почему нет? Забрасываю, значит, сзади под капот, он выходит посмотреть в чем дело, и тут я его чем-нибудь типа дубинки. Хватаю камеру и бегом.
   В задумчивости дошел до газетного ларька и купил у неодобрительно косящейся на меня продавщицы коробок спичек.
   Нет, фантастика. Думай, голова, думай.
   Я аж застонал от напряжения и тут, совершенно неожиданно, родилась мысль. Покрутил ее так и этак, а потом заметался по району. Где, где здесь торговый центр?!
   - Повезло. Ох, повезло. Был бы верующим - перекрестился... - пробормотал я минут через двадцать и начал серфить необходимое умение. Мне много не надо, только ГАЗ-52 водить.
   Подошел поближе и остановился, оценивая. Из распахнутого чрева хлебовозки парило густым духмянным запахом. Водитель, накинувший для порядка когда-то белый халат, лениво вытаскивал деревянные лотки с темными кирпичами и швырял их в темную амбразуру булочной. Машина тихо пофыркивала на холостом ходу.
   Закончив, он закрыл кунг и залез в кабину. Я огорченно сжал зубы, мысленно уже готовясь к продолжению забега, но нет, он вылез обратно, громко хлопнул дверцей и пошел с накладной в булочную.
   Быстрой тенью я скользнул на подножку и юркнул в кабину. Посмотрел, узнавая: серая панель приборов с висящей под спидометром пломбой и четырьмя большими винтами в углах. Черные циферблаты с серебристыми отметками; тут же - контрольные лампы и рукоятки управления без каких-либо надписей.
   - Дроссель... Воздушная... Фары... - пробормотал я, знакомясь.
   Ключ на старт! Передача - выключить. Сцепление - держать. Теперь - передачу.
   - Кхххррррр! - грузовик огласил окрестности воем.
   Ручник - снять. Нет, не хочет. Значит, сначала немного потянуть на себя, как бы еще затягивая, а потом уже жать кнопку. О, отпустило. Машина неожиданно плавно покатила.
   - Он сказал "поехали", - пробормотал я, с трудом двигая судорожно сведенной челюстью, и повис на руле всем телом, пытаясь его довернуть. Тугой, зараза, до невозможности.
   Бросил через зеркальце прощальный взгляд на пустое крыльцо булочной и безлюдный тротуар - нет, никто не бежит, злобно крича проклятья. Машина укатила за угол. Я подергал вибрирующую ручку коробки передач, нащупал третью скорость, поднажал. ГАЗ дернулся, как припадочный, и покорился.
   "Сцепление еще то, демпферов или нет, или вышли из строя," - понял я, добавил газку и запетлял по району, удаляясь с места преступления.
   Остановился я только во дворах бульвара Новаторов. Откинулся на спинку, пытаясь успокоиться, но какое там! Мысли лихорадочно роились, и лишь с большим трудом, проговаривая вслух, мне удалось набросать план действий.
   Оглядев кабину, увидел темно-зеленый ватник и обрадовался, когда он благополучно налез поверх моей куртки. Намотал шарф повыше, чтоб закрывал кончик носа, приспустил край шапки на брови. Одел перчатки. Хотел даже перекреститься, но почувствовал фальшь.
   - Ну, не будем оттягивать свой конец, - пробормотал, пытаясь приободрить себя, и покатил к Народного Ополчения.
   На светофоре благополучно зарулил налево, затем с трудом вписавшись в поворот, моя поскрипывающая хлебовозка, вывернула на финишную прямую, и вдали, сквозь подзапотевшее стекло серым пятном проступил желанный "Москвич".
   "Сколько?" - скосил я глаза на спидометр. Стрелка медленно уползала вправо от двадцати. - "А сколько надо? На скорости в сто километров голову от туловища иногда отрывает... Черт!"
   Глаза защипало от пота, что буквально ручьями стекал по лбу. Я на секунду снял правую руку с руля и торопливо протер перчаткой над бровями. Рука дрожала так, что я вернул ее на руль лишь со второй попытки, в первый раз она, не сумев зацепиться, безвольно соскользнула вниз.
   "Ударю слабо, выскочит злой амбал - и все. Да даже не амбал... Хватит какого-нибудь шустрого капитана с поясом по дзюдо. А что, и такое может быть," - и я криво усмехнулся, представив себе сцену "здравствуйте, Владимир Владимирович!", - "А ударю сильнее чем нужно, и физкультпривет, хлыстообразный перелом шейного отдела."
   Чуть больше тридцати. Я снял ногу с газа. Осталось метров пятьдесят... Тридцать... Пятнадцать... Я с трудом довернул руль, направив ГАЗ на капот легковушки и уперся руками. В последний момент, не выдержав, чуть тормознул.
   Тугой удар бросает меня на рулевую колонку, скрежет сминаемого металла, звон стекла. Потом как-то резко, обрывом наступила тишина. Втягиваю, морщась от боли в груди, воздух и неловко вываливаюсь на улицу. Холодный воздух ласкает разгоряченное лицо, но глаза опять начинает заливать потом.
   Подскочил к легковушке и дернул дверцу водителя. О счастье, она открылась. В лицо ударил резкий запах мочи. Ну да, выходить им нельзя, мочатся в приспособленную тару, видать, все вылилось... Мотнул головой, отгоняя посторонние мысли, и полез проверять оперативника.
   Жив, вяло шевелит руками, и что-то ошеломленно хрипит, мотая головой. Нет, точно не Владимир Владимирович, фактура другая. Жив и, даже, относительно цел! Я впервые за долгие годы вновь в полной мере прочувствовал, как сваливается с плеч гора.
   Перегнулся через кэгэбешника и лихорадочно зашарил по салону в поисках фотоаппарата. Повезло, почти сразу нащупал треногу. Подтянул фотоаппарат и лихорадочно завертел, пытаясь найти защелку. Щелчок, откидываю заднюю крышку и широким движением выдергиваю кассету с пленкой. И в карман ее, в карман, мою драгоценную...
   - Эй, - просипел приходящий в себя оперативник и попытался приподняться.
   Я отмахнулся от тянущейся ко мне руки, и его согнуло в приступе рвоты.
   Поддернул повыше на нос сползший шарф, натянул поглубже шапку и выпрямился из наполненного неаппетитными запахами салона "Москвича". С момента столкновения прошло не больше полуминуты, и редкие вечерние прохожие пока изображали из себя зрителей.
   - Телефон! - добавив в голос хрипотцы закричал я, - где здесь телефон?! - и рванул за ближайший угол.
   Поворот, еще один, я неожиданно заскользил, бестолково размахивая руками, на заметенной снегом катушке. Упал и острая боль пронзила колено.
   - Твою мать! - выдохнул я и тяжело застонал, суча ногой. Секунд через десять острота боли схлынула, и я с трудом поднялся. Смахнул слезу и, сильно прихрамывая и постоянно оглядываясь, понесся дальше.
   Промелькнули хаотично, на первый взгляд, разбросанные коробочки пятиэтажек. Рысцой перескочил через какую-то неширокую улицу, пробежал еще квартал и уже шагом вошел в темный заросший двор, окружающий детский сад. Стянул с себя ватник и засунул под лестницу. Перевязал фасонистым узлом шарф, закрутил шапку повыше. Вытер еще раз лоб. Оглянулся, достал коробок и запалил кончик злополучной пленки. Целлулоид охотно вспыхнул и сгорел за несколько секунд, оставив лишь отвратительно резкий запах и несколько темных клякс на земле. Я старательно их затоптал и отошел, глядя как поземка быстро заносит следы моего преступления. Все, самой страшной улики нет. Теперь осталось от перчаток избавиться. Ну, зарою в каком-нибудь сугробе по дороге.
   Заозирался, пытаясь сориентироваться. Засунул все еще подрагивающие руки в карманы и пошел, стараясь хромать как можно незаметней, в сторону железной дороги.
   - Ну и денёк... - пробормотал, сплевывая тягучую слюну, - ну, Юрий Владимирович, спасибки вам. С меня причитается... Ждите."
  
  
   Понедельник, 27 февраля 1978,
   Красноармейская ул.
  
   ... Пашка крутанул мешок со сменкой, шлепнул Сёме по заднице и с довольным смехом рванул из гардероба. Обиженный в лучших чувствах Сёма ринулся в погоню, и через несколько секунд топот убегающих и догоняющих ног исчез где-то вдали. Наступила тишина.
   Кузя, уже закончившая переобуваться, внимательно прислушалась к опустевшему гардеробу и довольно улыбнулась. Ну да, шумноваты парни были, согласен.
   Ладно, школьный день завершен. Я начал мысленно выстраивать план на вторую половину. Пожалуй, к маме сегодня не поеду. Уже три, пока час покачаюсь, потом обед - будет почти пять...
   Нет, лучше продолжу нелинейное программирование. Тьфу ты, господи, ну никак не привыкну к использованию в математике термина "программирование" в смысле "планирование".
   Так-с, остановился я на барьерных функциях. Значит, включаем в целевую функцию штрафные слагаемые в виде логарифмов невязок ограничений неравенств... Необходимо их минимизировать...
   Пока я напяливал на себя куртку и пытался наощупь сомкнуть молнию, перед внутренним взором начало раскатываться полотно решения. Сначала задача распалась на две ветки, причем множители Лагранжа ограничений одной задачи оказались оптимальными значениями переменных в другой, затем я определил одно из множеств как "центральный путь" и начал конструировать алгоритм приближения к его точкам. Тут мне на плечи опустились ладони, и я был вынужден переключиться во внешний мир.
   Странно, но первое, что я распознал, было созвездие веселых мушек-конопушек. Их было немного, по небольшой горсточке на крыльях носа, и я на автомате прикинул минимальное количество линий, которые необходимо прочертить для соединения. Справа вышло на две больше.
   Ладошки пару раз прихлопнули по плечам, и мой метнувшийся было в сторону взгляд был ловко перехвачен и притянут к насмешливым карим глазам.
   - Та-а-ак... - довольно протянула Кузя, - попался наконец.
   Я прислушался к тишине. Ну да, похоже, попался.
   - Хочешь обсудить состояние дел в нашей комсомольской организации? - выдвинул я рабочую гипотезу.
   Она на мгновенье задумалась, потом хитровато усмехнулась:
   - А и угадал, - и правая ладошка по-хозяйски стряхнула соринки с моего лацкана. - Как насчет проявления товарищеской взаимовыручки? Ты мне что-нибудь по алгебре объяснишь, а я тебя тоже по одному внеклассному предмету подтяну?
   - Эээ? - встревожился я.
   - Да-да, - она покивала головой и наставительно продолжила, - ты все верно понял, по глазам вижу. Предмет этот, Андрюша, в жизни очень важен. Как комсомолка, - потупила на мгновенье свои бесстыжие зенки, - я просто не могу спокойно смотреть на то, как он у тебя западает. Хочу взять над тобой шефство. Можно начать уже сегодня... У меня как раз мама только после семи будет, на первый урок времени вполне хватит.
   Я сглотнул. Вот же ж!
   Первым аргумента "за" представило воображение, и он был убедителен. Белая хрустящая простыня, матовая бежево-золотистая кожа с мелким бесцветным пушком, разметанные темные волосы и вот эти карие глаза со сладкой мукой смотрят куда-то сквозь потолок.
   Потом подключился рассудок. Да все будет выглядеть вполне прилично, веско заключил он. Ничего необычного по современным меркам. Кузя уже не робкая неопытная девочка. Она сама ко мне пришла. К тому же, что естественно, то небезобразно. Да и сколько можно себя мучать?!
   - Понимаешь, - я с удовольствием приобнял ее за гибкую талию, - это все не просто...
   Она громко, от души засмеялась в низкий сводчатый потолок подвала, а потом чуть ли не рыдая от смеха, ткнулась носом мне в плечо.
   - Но и не так сложно, как ты боишься, - сказала, отсмеявшись.
   - Да я и не боюсь... - протянул, лихорадочно обдумывая. И хочется, и колется...
   Все еще похихикивая, прижалась ко мне посильнее и, неожиданно покраснев, многозначительно скосила глаза вниз. Ну да, организм вроде как все уже решил за меня...
   - Не в том смысле непросто, как ты подумала... - я чуть поколебался, выбирая линию поведения. - Ты ж в курсе, что мальчики и девочки устроены по-разному?
   Она с хмыкнула и все еще улыбаясь посмотрела мне прямо в глаза, чуть повиснув на мне.
   - Вот... Не только физически, но и тут, - я чуть пристукнул согнутым пальцем по ее виску и, не удержавшись, провел вниз по шее. - Есть одна тонкость.
   - Ну, не томи, давай сюда свои страхи, - сказала она, и в голос прорвалось недовольство.
   - Ммм... В общем, считается практически доказанным, что в первый раз у мальчиков это должно случаться по любви. Иначе велика вероятность того, что из них вырастет циник, не способный испытать это чувство. И мне бы не хотелось стать моральным инвалидом. Извини, - и я убрал руки с талии.
   Кузя ошеломленно замерла, переваривая сказанное. На лице по очереди мелькнуло непонимание, потом неверие, что это произошло с ней, затем в глазах блеснула злая слеза. Она оттолкнула меня и рванула к портфелю. Взяла, постояла ко мне спиной, потом повернула голову и бросила через плечо звенящим от напряжения голосом:
   - Если ты думаешь, что я буду ждать, пока тебе твоя Афанасьева даст, то ты дурак. Интересных ребят - только свистни.
   Я промолчал.
   - Ну и дурак, - припечатала она и почти бегом выскочила и гардероба.
   Я расстроенно сел на скамейку.
   "Да, дурак", - подытожил рассудок, - "и еще какой"!
   Разгоряченное воображение продолжало издеваться, подкидывая картинки упущенного. Мда... Математика, похоже, сегодня в пролете. Придется поднажать на физкультуру. В утроенном размере, чтоб упасть на кровать и сразу заснуть.
  
  
  
   Среда, 15 марта, ранний вечер
   Ленинград, Лиговский пр., "Большой Дом"
     Светлана Витальевна со словами "посиди пока здесь" засунула меня в знакомую уже комнату и исчезла. Я был тут не один: у окна с папкой в руках сидел еще один подросток - примерно моего возраста или чуть старше.
     Мы с интересом посмотрели друг на друга. Действительно, кого кого, а встретить тут сверстника было довольно неожиданно.
     - Привет, - помахал я издали рукой, - тебя эти изверги чаем уже поили?
     - В глазах булькает, - охотно откликнулся он.
     - Ну, а я попью, - пояснил я, доставая чайник и чашку. - О! Сушки появились.
     - Ты тоже с театрального? - с какой-то тревогой спросил парень.
     - Я? - переспросил я удивленно. - Нет, я... Я по комсомольской линии.
     - А... - он посмотрел на меня свысока, - тогда ладно, живи.
     Я молча передернул плечами и отправился в туалет за водой.
     - А хотя на меня тоже завари, - скомандовал парень, когда я вернулся. Именно скомандовал, не попросил, это чувствовалось.
     - Ты по жизни такой наглый или в роль вошел? - спросил я, покривившись.
     - А? - он немного сдулся, - второе...
     - Тогда ладно, - разрешил я, - наглей. Что хоть за роль-то?
     - Да так... - неопределенно взмахнул он рукой, и мне вдруг стало интересно.
     - Ну, - покосился я на дверь, - хоть что делать будешь?
     - Поболтать надо будет... - он с хитринкой посмотрел на меня, - с первым космонавтом и его компанией.
     - О как... - я не сразу сообразил, что услышал, и заварку в чайник всыпал уверенно.
     Потом руки мои прошило мелкой дрожью. Да и не только руки - пришлось резко сесть.
     Дверь приотворилась, в просвет сунулся незнакомый мужчина.
     - Ну что, "москвич", пошли на прогон, - скомандовал он.
     - Ну вот, не попью я чаю, - пожаловался паренек, вставая.
     - Я оставлю, - пообещал я тускло, - ни пуха, ни пера.
     - К черту, - ответил тот, походя постучав по косяку.
     Дверь захлопнулась, оставляя меня одного в вязкой тишине и глухой безысходности.
     Я обхватил голову руками.
     - Блин, Ваня... Как же ж... Что ж ты так... - растерянно прошептал в столешницу.
     
     Тот же день, вечер.
     Ленинград, Лиговский пр.
     Я ждал Гагарина и маялся, так ничего окончательно для себя и не решив. Сверток с деньгами лежал в одном кармане, нож - в другом. Теоретически все было понятно, но еще никогда в обоих моих жизнях теория и практика не были так далеки друг от друга.
     Днем в Большом Доме меня морально размазало, причем два раза: сначала с тем говорливым парнишкой-актером, и потом, чуть позже, когда я отдернул на стене шторку и поглядел на прячущуюся за ней карту.
     Сказать, что я был напуган - это преуменьшить. Я отчетливо понял, что счет до моей идентификации Конторой пошел на часы. Череда моих безалаберных ошибок, помноженная на мощь следственного аппарата КГБ, делала это событие почти неотвратимым.
     "Почти" - вот ключевое слово. Будущее балансировало на кончике клинка, что жег мне грудь сквозь несколько слоев одежды.
     В Большом Доме мне повезло: оперативница задержалась надолго, и я смог собраться. Да, был потом на встрече с офицерами не так говорлив и нагл, как раньше, но Светлана Витальевна одобрительно мне на то покивала, отнеся это на мое исправление после взбучки.
     Выйдя, во что порой и не верилось, из логова КГБ, я сумел собраться и составить экстренный план. Даже успел пробежаться по своим нычкам за необходимым для его исполнения. Но план - то теория. И сейчас, прячась менее, чем в пятистах метрах от дома-музея Достоевского, я был натуральной тварью дрожащей, так ничего для себя и не решившей.
     Гагарин оказался на удивление пунктуален - точно в расчетное время в просвете между домами появилась его фигура.
     - Ваня! - заорал я громко, - Гагарин! Сюда! Бегом!
     Он рванул ко мне как лось, высоко задирая колени. В отставленной далеко вбок руке болтался какой-то редкий по нынешним временам саквояж. Я торопливо натянул на голову парик и прихватил его сверху шапочкой. Вот не думал никогда всерьез, что мне этот реквизит пригодится...
     - За мной, не отставай, - махнул, когда он приблизился, рукой и скользнул за угол.
     Десять шагов - и мы в подъезде. Взбежали, топоча, на четыре этажа вверх и влетели на чердак. Я торопливо захлопнул за нами дверь и задвинул засов.
     Все! Теперь, если за ним был обычный "хвост", то взять нас можно только случайно - и то, если мы сейчас потеряем темп. Пока наблюдатели поймут, что двор тупиковый, пока добегут до нужных перекрестков...
     - За мной, - повторил я и побежал чердачными переходами. За мной несся шумно сопящий Гагарин.
     - Спокойно, - скомандовал я, когда мы начали спускаться по тихой лестнице, - сейчас выходим из подъезда и обычным шагом переходим на другую сторону. Не бежать, не оглядываться. Понятно?
     - Угу... - отозвалось у меня из-за спины.
     - Тогда выходим.
     Я поправил сбившуюся шапочку и шагнул на дневной свет. Гагарин послушно прилип ко мне. Мы пересекли узкую пустынную улицу и вошли в проходной подъезд.
     Все, мы в другом квартале.
     - А вот теперь - бежим, - сказал я, рванув к черному выходу.
     "Черт их знает... Если они догадаются ловить нас на не Коломенской, а сразу пробежать на дальше, до Марата, то шанс у них еще есть" - сердце мое начало стучать где-то в горле.
     Мы вихрем пронеслись через три сообщающихся двора-колодца, и перед нами растелилась предательски широкая улица.
     "Переигрывать поздно" - поморщился я, выводя приметного Гагарина на тротуар.
     Никогда еще переход через улицу не казался мне таким долгим - фасад дома напротив, казалось, почти не приближался, сколько бы мы перебирали ногами. Но вот мы у неприметной двери. Я бросил быстрый взгляд налево, потом направо: на перекрестках пусто и никто не торопится в нашу сторону по тротуарам. Да и вообще, людей, по праздничному времени, немного.
     Мы еще немного поплутали по проходным дворам и подъездам, пересекли пару улиц, пока не пришли, наконец, к цели - тихому чердаку на задах Пяти Углов.
     - Ну, вот и все, - обернулся я к Гагарину, - Если "хвост" за тобой и был, то, считай, мы оторвались. Отсюда выйдем прямо к троллейбусной остановке. Доедешь до Варшавского, перескочишь на трамвай и к автовокзалу. Понятно?
     - Угу... - кивнул он и спросил нетерпеливо, - ты деньги принес?
     - Принес, принес, - успокоил я его, - все как договорились.
     Он повеселел и, даже, начал было что-то насвистывать.
     Я достал бумажный сверток и распотрошил его, явив Гагарину три фиолетовые пачки: две потолще и одну тоненькую. Он охотно их сграбастал и посмотрел на меня вопросительно, мол, что еще?
     Время неумолимо шелестело песчинками, чаши весов беспокойно дрожали на одном уровне, а я все-так же не мог решиться.
     Отпустить? Не отпускать? Положиться на волю случая? Ждать знака?
     - Так, - я строго сдвинул брови, - письма написал?
     - Ага, - кивнул он.
     - Документы взял?
     - Да.
     - Открывай саквояж.
     - Да зачем? - запротестовал было он, но я был неумолим.
     - Так... Рыльно-мыльные, смена... А это что? - сварливо спросил я, тыкая пальцем в газетный сверток.
     - Да там это... - глаза у Гагарина забегали. - Духи французские! Я их в Тбилиси по-быстрому скину и все. Не парься, я умею.
     - Вот как... - я испытал неожиданное облегчение.
     Без вариантов. Он не уйдет от КГБ.
     - Ясно... - распрямившись, я убрал начавшие подрагивать руки за спину, - закрывай. Нам туда, - махнул в сторону уходящего в темноту отнорка, - ты вперед, я - за тобой.
     Ваня развернулся и с готовностью зашагал вперед. Я выхватил из-за пазухи нож и пошел чуть левее, подстраиваясь под его шаги.
     Потом я заставил себя не думать: так поступают, бросаясь в прорубь. Словно сама собой нырнула вперед моя рука, и клинок вошел в тело как в подтаявшее масло.
     - Ах-хх... - левая нога его зацепилась за правую, и Ваня начал медленно заваливаться вбок.
     Я с ужасом понял, что он метит виском прямо в стопку ржавых уголков.
     "Ушибется!" - стеганула короткая мысль, и я шагнул вперед, заботливо подхватывая его левой рукой.
     - Осторожно, осторожно... - забормотал, помогая Ване опуститься на пол. Правая моя рука при этом продолжала жить самостоятельной жизнью, удерживая нож в его теле, - осторожно...
     Он, наконец, вытянулся вдоль, упокоив голову у меня на локте. Я пошевелился, пытаясь устроить его поудобнее.
     - Ах-хх... - повторил он тяжело и покосился на меня с отчетливым недоумением.
     - Споткнулся, - торопливо пояснил я и растянул губы в угодливой улыбке.
     - Больна-а... - пожаловался Ваня и обессиленно закрыл глаза.
     - Скоро все пройдет, - забормотал я страстно, - все-все пройдет...
     Лоб его посерел и покрылся обильной испариной.
     - Ф-ф-ф... - подул я ему в лицо.
     Глаза его распахнулись, взгляд зашарил по потолку.
     "Не умирает!" - запаниковал я. - "Придется добивать... Увидит у меня нож и все поймет!"
     Мысль эта ожгла грудь невыносимой болью, и я обнял Ваню поплотнее, прижимаясь к нему, как к брату.
     - Темно-о... - длинно выдохнул он, дернул ногой и затих. Зрачки начали быстро расширяться.
     Я испытал короткое постыдное облегчение, поняв, что только что с выдохом из него ушло то, что заставляло мечтать и обманывать. Потом острое сострадание пронзило меня, и я завыл - тихо, безнадежно, на одной ноте.
  
     Тот же день, позже,
     Ленинград, наб. Фонтанки.
     Я сидел на крыше, по-стариковски привалившись боком к высокой трубе, и безучастно наблюдал за плывущими внизу льдинами. Место было то самое, где я прошлым маем задорно кричал небу вызовы. Дурачок...
     Меня опять скрючило. Ваню я уже оплакал, сейчас лил слезы по себе.
     Именно здесь, на крыше, я неожиданно разглядел путь, что ведет к моей цели. То была лестница, опускающаяся во мглу. Мне предстояло пройти по ступеням обманов, предательств и убийств. Даже если тело мое доживет, то шагнувший на крайнюю ступень будет уже совсем не мной.
     Оттого я и рыдал сейчас обреченно, и волны ужаса были мне воздаяньем.
     Последние пару часов помнились смутно. Вот я вытягиваю нож и зачарованно смотрю за натекающей из-под тела темной лужицей. Пытаюсь, все так же стоя на коленях, оттереть руки. Не могу понять, куда сунуть окровавленный нож. Потом лакуна, и я навалился грудью на ограду, под ногами - черная вода и крошево льда. Только что мне удалось промахнуться, и нож не булькнул, а улегся на краю льдины. Я провожаю ее безучастным взглядом. Вот бреду вдоль Фонтанки, поскуливая как подраненная собака, на одних инстинктах и желании поскорее забиться в безопасную нору. А вот я уже на крыше, пытаюсь охладить лоб снежком. Вытягиваю из тела нож... Темная лужица... Оттираю руки...
     И я опять глухо застонал. Потом оттянул пальцем манжету и попытался разглядеть на часах стрелки. Девятый час, давно пора домой...
     Поднял одеревеневшее тело и повел его на чердак. Не так давно в переплетении здешних балок я устроил хитро запрятанный лабаз. Он был под самой крышей, невидим снизу, и добираться до него было очень непросто.
     Я нашарил на знакомой балке фонарик. Батарейка подсела, и лампочка светила еле-еле, больше мешая, чем помогая. Пришлось карабкаться вверх почти наощупь, нашаривая ступнями специально вбитые гвозди.
     Кряхтя от натуги, я забросил себя на последнюю балку и начал стягивать верхнюю одежду. И новенькие джинсы, и куртка, и перчатки - все оказалось одноразовым. Я связал их в узел и, зябко ежась, влез в привычную одежду.
     Узел с вещами я чуть позже спустил в реку, и он поплыл в темноту, постепенно погружаясь. Я постоял пяток минут, пялясь вослед, а потом похлопал себя по щекам, пытаясь взять себя в руки.
     "Я же не хочу напугать родителей и Мелкую, верно?" - с этой путеводной мыслью я пошел домой.
     В квартире, когда я туда просочился, было шумно: из телевизора вопрошал "ну кто тебе сказал" Влад Адрианов, щебетали за журнальным столиком, позвякивая чашками о блюдца, мама и Мелкая, а на кухне кого-то поздравлял по телефону папа. Я прислонился к косяку и, умиротворяясь, втянул родные запахи.
     Вряд ли Мелкая меня услышала, скорее - почувствовала сквознячок, но вот раз - и она уже в прихожей. Мама выдала ей свой халат и гольфы, и оттого выглядела она теперь совсем по-домашнему.
     - Голоден? - высунулась следом за ней из комнаты мама.
     Я задумался.
     - Да вроде не особо...
     - Захочешь - кура на плите. И картошка в депрессии.
     - Как это? - невольно заинтересовался я.
     - Ну, пюре, - хихикнула она. - Вроде картошка как картошка, но такая подавленная!
     - Понял, - слабо улыбнулся я.
     - Ну... - мама окинула нас неожиданно цепким взглядом, - ладно, только не засиживайтесь - завтра в школу.
     И ушла, затворив дверь.
     Мелкая, блестя глазами, подошла совсем близко. От нее слегка пахло подаренными духами.
     - У тебя кровь, - тихо сказала она и коснулась пальцем моей щеки, - вот тут. Опять...
     Я поморщился и пошел в ванную.
  
   16 марта, среда, утро,
     Ленинград, ул. Марата
     Вернувшись из Москвы, Минцев первым делом уединился с Блеером и в течение полутора часов доводил до того характер получаемой от 'Сенатора' информации.
     - Тут думать надо, - буркнул ошарашенный генерал и уехал домой.
    Весь вечер он, вызвав оторопь у жены и двух дочек, простоял у окна в гостиной, незряче смотря на дома напротив. Сегодня же Владлен Николаевич сорвался в Управление к шести утра, ошеломив тем дежурную смену. И дело было не только в необычном раннем времени - Блеер словно разом скинул с плеч с десяток лет. Куда-то смылась, словно и не было ее, легкая генеральская вальяжность, сменившись хищной резкостью движений. Изменился и голос - в нем вдруг опять, как встарь, прорезались нетерпеливые порыкивающие нотки, свойственные, скорее, крупным кошачьим.
     - Так, - он поднялся, недовольно щурясь на яркие переноски, что заливали светом чердак, и отряхнул загрязнившиеся колени. Посмотрел еще раз на лежащее у его ног тело Глуздева Ивана Венеровича, 1953 года рождения, беспартийного, незаконченное высшее, и махнул рукой криминалистам, - продолжайте.
     - Так, - повторил он и недовольно дернул щеками, оглядывая небольшую, слишком небольшую группу своих оперативников, - Констатантин: объявить тревогу по управлению. Всем незанятым непосредственно на операциях прибыть сюда в течение часа. Потом позвони от моего имени в институт, Илье Викторовичу, попроси срочно пятьдесят курсантов до вечера. Пусть своим ходом сюда выдвигаются. Скажи, что перезвоню ему через час. Давай, вперед.
     - Виктор. По маршруту движения от той двери, что отсекла наружку, до сюда, а также отсюда и далее провести сплошную дактилоскопию дверных ручек и, особенно, перил. Если они бежали, а они должны были бежать, то на поворотах цеплялись за перила. Прямо сейчас: расставить милицию по подъездам, пусть водят жильцов вдоль стен - чтоб никто до снятия отпечатков ни до ручек, ни до перил не дотрагивался. Сразу после дактилоскопии поверхностей провести сплошную дактилоскопию жильцов. Помощь от соседей будет - сейчас освобожусь и попрошу. Через пять дней у меня на столе картотека с неидентифицированными отпечатками. Исполнять.
     - Так! - он с силой потер ладони, - Олег, теперь ты. Предотврати вывоз мусора в радиусе нескольких кварталов, используй милицию. Через час прибудут курсанты - обеспечить поиск орудия преступления и любых вещей со следами крови. Давай, иди.
     - Василий Петрович... Вашим, традиционно, самое сложное - случайные свидетели. Эти, - он взмахнул рукой в сторону трупа, - бежали по дворам, подъездам, перебегали через улицы... Их видело не менее двух десятков человек. Найдите мне их.
     Блеер посмотрел на лужицу засохшей крови и повернулся к очередному оперативнику:
     - Ты собрал по этому Гагарину папочку... Теперь мне нужны тома. Выявить все связи, вытрясти из них все. Начни с соседей. Кто приходил в гости, кто звонил. Особенно обратить внимание на женщин и подростков. Потом родственники, знакомые по институту, Галёра. В двадцать седьмом отделении, на Крылова, скажи так: если тебе покажется, что они нам помогают без энтузиазма, а их подопечные что-то умалчивают - мы порушим им всю малину. Скажи - я обещал, - он со значением постучал себе по груди согнутыми пальцами. Потом с силой потер затылок и добавил: - И деньги... Переписать номера купюр, проверить, не всплывали ли где раньше. Все, работаем!
     Раздались торопливые шаги, из-за поворота почти бегом вывернул Минцев.
     ...
     - А наблюдение? Вы ж как раз вчера за ним запустили?
     - Отсекли наше наблюдение, - покривился Блеер, - очень грамотно отсекли. Кто-то помог. А мы серьезного противодействия не ожидали, двух человек всего поставили. Там даже их вины-то и нет...   
   ...
     - Как убит? - деловито уточнил Минцев.
     - Ножом под лопатку, профессиональный удар, - генерал со значением посмотрел на Жору.
     - Опять... - поиграл тот желваками.
     - Да, - хмыкнул Блеер, - еще одна область компетенции обнаружилась...
     - А не ЦРУ?
     - Очень маловероятно, - качнул головой Блеер, - мы их всех в это время визуально контролировали. Нет, это был кто-то хорошо ему знакомый, кому он доверял. И этот кто-то рвал ведущую к себе ниточку. Значит, она была, и это важно.
   ...  
     - Что с операцией делать будем? Отменяем подставу 'москвича'?
     - Зачем? - прищурился Блеер, - найдем через кого подвести. За неделю найдем.
     - Черт... - Минцев в задумчивости постучал кулаком по стропиле, - ничего не пойму. Ну нет же никаких переведенных из Москвы генералов, мы проверили.
     - Генералов нет, а труп есть, - Блеер колюче посмотрел на Жору из-под кустистых бровей, - у кого-то зубки режутся, похоже.
  
  
  
   Воскресенье, 26 марта 1978, 12.10,
   Ленинград, 10-я линия Васильевского острова.
  
  Через три часа я, весь из себя расслабленный и окрыленный успехом, уходил из матмеха. Семь плюсов, максимум возможного, и, как результат - приглашение
  на отбор на всесоюзную олимпиаду через две недели.
    "Странно", - подумал я, сбегая по лестнице, - "очень странно. По идее, на городском этапе задачи должны быть сложнее, чем на районной, а они дались мне легче. Результат тренировки? Хорошо бы. Но через две недели все равно придется попотеть. Ой вей, настоящий устный тур! Первый предметный разговор с математиками", - и я заранее взопрел, ощутив себя презренным самозванцем, покусившимся на святое. - "А ведь еще могут начать валить... Явился неизвестно кто непонятно откуда, и теперь из команды надо выкинуть хорошо известного члена. Готовься, Дюха, будут сыпать..."
    Лестница в очередной раз извернулась, подставив мне под ноги последний свой пролет. Я на автомате окинул взглядом открывшуюся картину: площадка факультетского вестибюля, неширокий, сводчатый спуск к гардеробу, несколько мамаш, застывших в напряженном ожидании своих чад, и ярко-красным пятном у окна-арки - знакомая аляска. Да и женщина в той аляске, кстати, тоже знакома...
  
  
  Тот же день, ранний вечер,
  Ленинград, консульство США
  
    - Fuck! - Синти с силой хлестанула курткой по столу, - fuck, fuck! - на полировке стали появляться вмятины от пряжки.
    - Ну хватит, хватит, - с ленцой бросил Фред, - уж все поняли, что у тебя сегодня случилось захватывающее эротическое приключение, но хотелось бы подробностей.
    - Да, - Карл сдержано кивнул и качнул в сторону девушки чубуком, - мелких отвратительных подробностей.
    Ответный "fuck" прозвучал тоном пониже и уже не так уверенно. Потом оперативница обессиленно опустилась на стул и сообщила трагическим тоном:
    - Ушел, сучонок. По крыше - на черную лестницу и там в сугроб из окна между первым и вторым этажом... Вот, только куртка осталась.
    Мужчины разом заинтересованно подались вперед.
    - А ты думала, он тебе при встрече на шею бросится? - хмыкнул Джордж, взволнованно похрустывая пальцами, - давай, хвались. И куртку не мучай - ее ж на экспертизу сдавать. С чего, кстати, думаешь, что это его?
    - В гардеробе последняя осталась, когда все уже разошлись...
    - Сперла! - громко восхитился Фред, - на срок, значит, за мелкое воровство наш вице-консул наработала. Молодец.
    Синти зябко поежилась.
    - Это что... - призналась, поморщившись, - а вот то, что я несколько часов не могла в туалет отойти, сторожа гардероб - вот это было нечто...
    - Так, - сухо сказал Карл, - хватит паясничать. Рассказывай, как опознала.
    Тень за его спиной угрожающе напружинилась, словно изготовившись рвануть на акцию в одиночку.
    - Он меня опознал, - Синти угрюмо свела брови, - а я уже по этой реакции вычислила.
    - Рассказывай! - подстегнул ее Фред, - рассказывай!
    - Ну, - она слегка шмыгнула носом, - я стояла внизу, между лестницей и гардеробом. Любой идущий на улицу должен был пройти мимо меня. Позицию у окна заняла, там свет с улицы подсвечивал хорошо... Он первым вышел с задания: им четыре часа давали на решение, а он уже через три освободился. Народу в холле почти не было, и мне было его хорошо видно, а ему - меня... - она еще раз горестно вздохнула. - Он себя выдал узнаванием. Ну, знаете, произошла сцена в духе "я знаю, что ты знаешь, что я знаю"... Он меня с верхней площадки лестницы заметил и резко остановился. Потом шажок вперед, словно пытаясь сделать вид, что ничего не произошло... Дошло, что не прокатит, опять остановился, уже в растерянности... Тут я сделала пару шагов ему навстречу, и он побежал наверх...
    - И ты, конечно, понеслась за ним? - с сарказмом уточнил Фред.
    Синти покаянно повесила голову.
    - Ну, да, побегали немного по зданию... Минут пять... Там лестницы и переходы, я его отсекала от выхода и гардероба и отжимала вверх... А потом он извернулся и ушел...
    - За-ши-бись, - с чувством сказал Фред. - Хорошо, что пистолета у тебя не было. Просто представляю, как, значит, ты его выхватываешь и несешься вверх по лестнице... Нет, за саму идею с матшколами, конечно, "пять". А вот за исполнение... - он широко развел руками.
    Девушка шумно вздохнула.
    - Расслабляйся... - Карл потянул с руки кольцо.
    - Не получится, - вяло мотнула Синти головой.
    - Почему это вдруг? - в голосе Карла прорезалась сталь.
    - У меня легкая близорукость... - призналась она, - черт лица не разглядела, дистанция не позволяла. Но вырос, гаденыш, сантиметров на десять-пятнадцать за год!
    - Тьфу ты, - в чувствах сплюнул Джордж и откинулся на спинку кресла. На лице его разлилось горькое разочарование.
    Карл, поигрывая желваками, молча натянул кольцо на палец.
    В комнате повисла тишина, оперативники обдумывали неожиданную новость.
    - Ладно... - махнул потом рукой Фред и полез в тумбу стола за бутылкой, - по любому это - прорыв в наших поисках. Значит - математические школы... - и он хищно прищурился, задумавшись.
    - Надо в наших английских проверить, - вмешался Джордж, - вдруг кто и вышел на городской этап. Мог первым уходить, потому что ничего не решил.
    - Проверим, - согласился Фред, - на всякий случай. Опросим русистов, они должны были бы такое услышать.
    Из стола появились бокалы. Тонко звякнуло стекло о стекло, запахло хорошим виски.
    - Ну, - Фред с удовольствием принюхался, - за успех. Кажется, мы его нащупали.
  
  
   Среда, 5 апреля, 1978, день,
   Ленинград, Красноармейская ул.
  
    - Андрей, - как только я сел за стол, Тыблоко сразу решительно взяла быка за рога, - решено, что ты достоин быть делегатом от нашего района на предстоящем съезде ВЛКСМ.
    - Ох! - вырвалось из меня от неожиданности, и я озабоченно нахмурился. Потом побарабанил пальцами по столешнице и задумчиво уставился в окно.
    На лице у директрисы нарисовалось то кислое выражение, что иногда появляется у людей при первых признаках подступающей хронической зубной боли - этакая сложная смесь из недобрых ожиданий и обреченности.
    - Ну? - попробовала она рыкнуть на меня, - что надо сказать, Андрей?
    Нет, поехать на съезд хотелось, по рассказам там удалось создать удивительную атмосферу. И ветер в спину - вписываться в систему мне надо. Но вот только...
    - Есть проблема, Татьяна Анатольевна, - признался я.
    Ее глаза сверкнули, пообещав мне сразу и глад, мор и, даже, нехарактерное для города на Неве нашествие саранчи.
    - Сейчас... - пробормотал я, - сейчас сформулирую.
    Проклятье! Мне бы хоть пять минут подумать... По сути, все, что меня останавливало - это ощущение неправильности. А вдруг я перебарщиваю?!
    - Понимаете, - я поднял взгляд на Тыблоко, - не хотелось бы, чтобы за этим решением кто-то разглядел родственные связи.
    - Какие еще, мать твою, - выдохнула она прочувствованно, - родственные связи?!
    - Потенциальные, - твердо сказал я. Посмотрел в окно и пошевелил неопределенно пальцами, - такие... Планируемые.
    - Андрей, - решила вмешаться Зиночка, - да ты о чем вообще сейчас?! Какие "планируемые"? Девятый класс...
    - Меня, меня просветите, - оживился старший инструктор.
    Тыблоко тяжело стянула с носа очки и с силой помяла ладонями щеки. Потом подперла голову кулаком и, глядя куда-то поверх наших голов, пояснила ему задушевным голосом:
    - Подружка у него по фамилии Афанасьева.
    - О! - на лице райкомовского работника не сразу, но отразилось понимание. Он сразу ожил: - Андрей, да ты что?! Ты думаешь, что это Вадим Антонович распорядился? Да он об этом и знать не знает. Вообще не его вопрос. Мы сами решали.
    - Это вам известно, - отрезал я. - Теперь это нам известно. Но раздуть из мухи слона можно за день.
    Комсомолец собрался было что-то мне возразить, но я остановил его движением руки:
    - Но, даже, не в этом даже дело, - я еще чуть-чуть помялся, подбирая слова, - в общем, так: во-первых, я очень благодарен за доверие. Правда. Во-вторых, я бы очень хотел попасть на этот съезд. И мне очень, очень жаль, что я туда не попаду. Но я чувствую, что так будет правильно, в первую очередь для самого меня. Благодарю за понимание.
    Какое-то время в кабинете царила тишина.
    - Соколов... - пробормотала потом Тыблоко тоскливо, - как же с тобой тяжело бывает... Ты хоть понимаешь, что тебе сейчас предлагают поступление в любой вуз? Вне зависимости от иных твоих планов?
    - Вуз? - тихим шепотом переспросила Мэри у брюнетки.
    - Any university, - так же тихо ответила та, поглядывая на меня с непонятным одобрением.
    Глаза у Мэри округлились. "Завуч" склонилась к ее уху:
    - Потом объясню, - она аж светилась удовольствием, словно неожиданно четвертак на полу нашла.
    - Понимаю, Татьяна Анатольевна, понимаю... - кивнул я. Потом грустно вздохнул: - я пойду, да?
    Тыблоко тяжело сверзилась со стула и подхватила меня за локоть.
    - Пойдем, Соколов, пойдем, - просвистела шепотом и поволокла меня за дверь, в пустой коридор.
    - Ты идиот, - без обидняков заявила она мне, как только мы остались одни, - ты думаешь, что делаешь кому-то лучше? Школе, Афанасьевым, себе?
    - Себе, - согласился я.
    - Дурак, - удовлетворенно кивнула она, - молодой неопытный дурак. Думаешь, что если будешь казаться белее снега, то быстрее вверх пойдешь? Да таких боятся!
    - А... - протянул я, - это я в курсе. Не в этом дело.
    - А в чем? - нетерпеливо дернула она меня за локоть.
    - Так, Татьяна Анатольевна, казаться-то я и не собираюсь.
    Тыблоко беззвучно пошевелила губами. Потом как-то разом потускнела, махнула рукой и молча покосалапила в свой кабинет.
    Я посмотрел ей в спину в некотором недоумении - ожидал от нее большей экспрессии.
    "Дурак... Ну, может, и дурак", - прищурился вдаль, - "но мне сейчас долги не нужны, даже воображаемые. Хм... Надеюсь, дядя Вадим меня правильно поймет".
Оценка: 6.69*32  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"