Посвящается В.В. Приёмко
    
    
Прощай, двадцатый век,
	и всё, что с нами было
в огне твоих боёв 
	    за счастье впереди,
послушные тебе, 
	мы отдавали силы
несбыточной мечте
	  и душ не берегли.
Какие были сны,
	какие были книги!
Какой высокий свет
	   нам виделся вдали!
Свобода и прогресс!
          Но год четвёртый мигом
заставил нас забыть 
           о мире и любви.
Цусима и Мукден,
             блокада Порт-Артура,
Кореец и Варяг,
   	    предательство и плен,
кровавый пятый год,
          как мясо на шампуры,
нанизывал людей
 	   на ветры перемен.
Назад дороги нет -
	  да здравствует Россия!
Свобода и земля!
	    повсюду слышен клич:
вперёд, рабочий класс!
	  отныне твой мессия  
на долгие года -
              решительный Ильич!
И время понеслось
         с бессмысленной отвагой, 
четырнадцатый год
	весь мир залил огнём;
сквозь гром и гарь, и дым
	надежды белым флагом
шестнадцатый махал - 
         скорей вернитесь в дом!
Но отчий дом пылал 
		горячкой разрушенья:
свобода и земля!
             семнадцатый, вперёд!
Да здравствует! ура!
                   заветные решенья 
писались февралём,
		скреплялись октябрём.
И брат на брата шёл 
	три года - по двадцатый,
а дальше - двадцать семь,
	    а дальше - тридцать три,
четыре, пять и семь,
	        Великий и Усатый
считал нам наши дни,
	     смеялся и шутил.
Мы помним Халхин-Гол
	   и ночи Маннергейма,
испанская война
	     сжигала нам сердца,
пока не подошло 
	      Великое сраженье
до главной из побед,
	   до самого конца.
И гибли мы опять
	в боях больших и малых, 
под пушечным огнем,
            по голову в грязи,
на северных морях,
              на южных перевалах,
в пустынях и лесах,
           в болотах и в степи - 
чтоб только наступил
                победы день крылатый,
чтоб только наступил
              тот самый мирный миг,
чтоб только он пришёл -
           заветный Сорок Пятый,
заставив нас себя
          почувствовать людьми.
Но только что салют
	      закончился победный -
опять кругом враги,
	    опять страна в огне,
и снова рубят лес,
	  летят по свету щепки,
свободы и земли 
              как не было, так нет.
Надежду нам дала 
             весна пятидесятых,
но Прага, 
         Будапешт, 
             Берлинская стена
дарили нам врагов,
              а не друзей завзятых,
и правила страной
                холодная война.
Но прежние мечты 
        о равенстве и братстве,
о счастье на земле,
              о мире и любви,
нас заставляли петь
	и заставляли браться
за новые труды 
            и новые бои.
Корея и Вьетнам,
	Ангола и Комбоджа,
Египет и Судан,
             ещё страна, ещё, 
везде - война и смерть,
           	везде одно и то же,
надеждам и боям
	давно потерян счёт.
И вроде бы пришел
		конец семидесятых,
разрядка, 
           вот он - мир!
                и на - Афганистан,
и никаких тебе 
       		гостей Олимпиады,
и дружбы никакой
	от самых разных стран.
А дальше - смерть вождя,
             другого смерть накатом,
и третий не тянул -
             за ними вслед ушел,
чтоб ветер перемен
          к нам в восемьдесят пятом 
вернулся и прошёл
               по нам, как ледокол.
Даёшь борьбу за мир,
               за качество и ГОСТы,
за правду и за то, 
                      на ком за всё вина,
и снова - все враги,  
                и горем девяностых
наполнила страну
          гражданская война.
Горя огнём,
         сверкая блеском стали,
боролись мы 
          за собственность и жизнь -
заводы и земля 
   	опять не тем достались,
зато теперь кругом
               сплошной капитализм.
Итак, откуда шли -
              туда мы и вернулись:  
кто был у нас никем - 
		тот стал у нас ничем. 
Прощай, двадцатый век!
           С твоих кровавых улиц
мы вынесли одно 
              решение проблем.
А значит, впереди -
               и гневные напевы,
и прежние мечты,
              и новые бои.
Прощай, двадцатый век!
          Быть может, двадцать первый
нам всё-таки пошлёт
               	покоя и любви.
                     
2001   
      
   
Публикуется к юбилею В.В.Приёмко