Смотри: мне стали малы мои платья. Я небрежно снимаю лоскутки расползшейся материи со своего тела, будто освобождаюсь от кожных покровов, хранящих следы ударов, укусов, глубоких и не очень, порезов; снимаю паутину шрамов, свежих и давнишних, еле заметных. Теперь ничто не сковывает мои движения и я могу идти быстрее. Помаши мне рукой, чтобы я выбрала верное направление: повернувшись к тебе спиной, устремилась вперед.
Заметь: тебе стало трудно дышать в моем сердце. Я снимаю все замки и открываю двери, чтобы ты не разорвал его, пытаясь вырваться. Отпускаю тебя, видишь сколько дорог. Не сомневайся выбирая, тебе придется пройти по каждой. Я отвернусь, отказавшись смотреть куда ты отправишься: боюсь устремиться следом, не сдержавшись. Предупреди меня, когда захочешь вернуться, чтобы я заранее заняла твое место ненужными вещами.
Услышь: я слишком громко произношу твоё имя. Сейчас я прокричу его в последний раз так, чтобы мой голос достиг невозможной высоты и, сорвавшись, разбился вдребезги. Теперь я спокойна: не смогу позвать тебя, даже если мне будет очень трудно одной. Ты тронь меня за руку, когда будет что сказать, чтобы я успела закрыть уши.
Дай мне знать, когда я полюблю тебя так, как любишь ты меня, чтобы я могла считать себя равной тебе.
Скажи, когда пора будет встретиться с тобой у края пропасти, чтобы я не забыла взять с собой крылья. Нет, я не собираюсь спасаться, я подарю их тебе.
Напомни, когда придет время прощаться. Я хочу успеть уйти раньше тебя. Ты только дай мне знать." - поставила точку и провела ребром ладони по клавиатуре будто по клавишам пианино, собираясь закрыть крышку и оставить источник звука в темноте до следующего прихода Музы.
- Ну, вроде бы немного лучше получилось. Принципиально, стиль мне трудно изменить, тему тоже, но теперь удается, по меньшей мере, сказать, что герой мой может быть свободен и не буду я ждать его возвращения, да и навстречу не выбегу. Всё меняется.
Довольная, встала из-за стола, выглянула в окно: солнышко, люди одеты легко, стало быть, - тепло. Сунула ноги в сандалии, прикрыла дверь и легко сбежала по ступенькам вниз. Поздоровалась с постоянным составом, сидящих на скамейке у подъезда, соседок. Уж лет тридцать она живет в этом доме и ничего не меняется: лица те же. Только последнее время становится их всё меньше: время.
Шла по дорожке, ведущей к стадиону, протоптанной местными школьниками-спортсменами. Шла, подставляя лицо небу и ветру. Хорошо. Не было желания о чем-то думать, хотелось просто раствориться и идти вот так, идти.
- Люся... ты ли это? - послышался голос за спиной, тихий и знакомый.
Оглянулась, да, это был он, ее герой.
- Да, так меня зовут до сих пор. Привет. Что нового? - спокойно поинтересовалась она. Ни один нерв не возмутился на лице, только сердце ускорило бег, только где-то в глубине глаз промелькнула тень. Спросила так, будто не было этих тридцати лет разлуки, будто только вчера говорила с ним и в курсе всех событий его жизни. И что могло измениться со вчерашнего дня, не понятно.
Не могла же она сказать, что еще тогда, попрощавшись с ним навсегда, она решила стать ближе: переехала в район, где жил он, чтобы их дома соседствовали; что ее окна смотрели в мир его окон на протяжении этих тридцати с лишним лет. Признаться в том, что, возвращаясь с работы, не однажды ехала с ним в одном троллейбусе; что с улыбкой наблюдала как его дети, весело размахивая рюкзаками, торопились домой из школы; что пыталась ничего не чувствовать к женщине, которая называлась его женой, когда видела ее, счастливую, идущую рядом с ним, ее героем.
- Да у меня ничего, всё по-прежнему... Какими судьбами? - спросил он, и ни капли удивления нечаянной встрече не промелькнуло в его глазах.
Не мог же он сказать ей, как наблюдал ее пробежки по утрам, восхищаясь упорством и вздрагивая, когда та, споткнувшись, припадала на колено; как замерло его сердце, когда он увидел свою дочь в сопровождении мальчика, живущего в подъезде дома напротив. Тот украдкой поглядывал своими огромными глазами зеленого цвета на его ангелочка-девочку, улыбался, что-то весело тараторил, стараясь не показать, что рука устала нести два тяжелых портфеля. Да, эти глаза.... как у мамы, ошибиться нельзя. Он никогда не скажет женщине, которая стоит сейчас перед ним, как его мучили приступы ревности, когда он увидел ее, выходящую в белом платье из подъезда, где уже ждал свадебный кортеж. Не признается, что молча заплакал тогда; до боли сжав виски кулаками, медленно опустился на пол у окна.
Два человека, два прошлого без настоящего, медленно удалялись друг от друга, чтобы вечером встать у разных окон и, может быть, признаться в надежде на будущее, наблюдая как девочка-ангелочек и мальчик из подъезда напротив идут, взявшись за руки.