Во многочисленных монографиях, таких как "Смысл творчества" Николая Бердяева, "Психология искусства" Льва Выготского и т.п., самое вещество поэзии обычно остается за рамками исследования. Каждый поэт - микрокосм, разгадать загадку которого куда сложнее, чем дать определение его идеям или придумать для него "экологическую нишу". Обычно попытки ученых дать свою версию "философии творчества" ограничены их собственным творческим опытом и методом познания. Увы, поэты редко пишут о собственной философии. Попробуем рассказать о философии поэта изнутри.
НАЧАЛО ПОЭЗИИ
Поэзия возникает тогда, когда человек не может любыми другими способами рассказать о себе миру. Как правило, это - крик души, и смысл этого крика в желании быть услышанным. Услышанным не как поэт, но как человек. Кто-то однажды заметил, что "до двадцати стихи пишут все..." Это в большой степени справедливо. Самовыражение посредством поэзии не есть еще поэзия. Умение талантливо рифмовать всего лишь умение техническое. Умение красиво излагать мысли - всего лишь умение ораторское. Умение слышать неслышимое и видеть невидимое - вот умение собственно поэтическое, которое по давней традиции принять называть даром Божиим. С чего начинается поэзия, где берет начало ее исток и что питает ее, превращая в полноводную реку?
БОЛЬ КАК ИСТОЧНИК ТВОРЧЕСТВА
В шестнадцать лет, к которым относятся мои первые серьезные поэтические опыты, я пришел к убеждению, что источником творчества является способность человека переживать боль. Боль не физическую, но душевную. Тогда я еще не знал христианского догмата о том, что Бог дает человеку страдания, чтобы его душа очистилась. Быть может, поэтому сложно назвать хоть одного сколь нибудь крупного поэта, прожившего свою жизнь без страдания. Какого рода эта боль? По большей части это боль любовная, боль влюбленности и расставания. С высоты своего жизненного опыта я вижу расставание как лучший катализатор поэтического творчества. Сознание, когда мир подходит к концу, столь же полезно для поэта, сколь опасно для человека простого, но психически не уравновешенного. Именно тогда поэт подходит вплотную к "последним вопросам": что есть Бог, что есть человек и что есть Жизнь Вечная? Многие поэты, зачастую бессознательно, стремятся к этому состоянию конца мира. И сколь бы это ни было губительным для художника, это удивительным образом полезно для его поэзии.
ВДОХНОВЕНИЕ ИЛИ ТЕОРИЯ ПЕРВОЙ СТРОКИ
Тема вдохновения уже не просто избита, она втоптана в грязь огромным стадом "исследователей", пытавшихся ее трактовать.
Это удивительное состояние, доставляющее удовольствие, в несколько раз превышающее сексуальное, на самом деле - состояние мистическое. Любое мыслимое удовольствие мы можем так или иначе сотворить сами. Вдохновение не из этого ряда. Неизвестно, когда оно придет, неизвестно, почему оно приходит. Понятно лишь то, что, как всякое удовольствие, оно быстротечно. В юности акт вдохновения божественно чист, и его девственность создает особую остроту переживаний. В 16-17 лет меня не оставляло ощущение, что я всего лишь оружие в чьих-то руках, что мое тело используют для получения удовлетворения какие-то бесплотные силы. Слова, которые оказывались стихами, проходили сквозь мое сознание, практически не задевая его. Я ощущал лишь внутреннее возбуждение и дрожащую мелодию ритма. Порой я сам не понимал того, что написал. Понимание, а с ним и удивление, приходили спустя какое-то время. Стихи были разными. Неизменным было одно - яркая первая строка, которая приходила первой, приходила именно как словесный ряд, а не музыка. И тогда ко мне стало приходить понимание того, что же есть, собственно, стихотворение. Это своего рода игра в "Угадай мелодию", только вместо нот тебе дается первая строка. Все остальное зависит от тебя, и здесь ты уже не участник телешоу, а творец. Мало услышать мелодию стиха, надо над каждой ноткой написать именно ту букву, которая вольется в мировую гармонию.
ПОЭЗИЯ: ИГРА ИЛИ ОТКРОВЕНИЕ?
Итак, некая ноосфера загадывает нам загадки. Загадки, как мы помним, в легендах и мифах загадывают и мудрецы. И там это не просто игра, а выбор между жизнью и смертью. Так что же такое поэзия? Игра или выбор между жизнью и смертью? И если все-таки выбор, то кто подсказывает правильный ответ, который в нашем случае не есть сумма знаний, но - откровение? Оставим пока в покое этого Великого Некто - великого немого, которому нужен рупор в лице поэта. "Я не трубач - труба...", - справедливо заметил в свое время Эренбург. Поэтам приятно думать, что каждый из них немножечко Моисей, получивший свою долю Откровения. Представляется смехотворная картина: длиннющая очередь разноязыких поэтов, предстоящая перед горой Синай... Впрочем, откровения помельче выдаются и по месту жительства, хотя каждый, кто это утверждает, рискует впасть в ересь. Трудно представить себе этого Некто, вручающего свое откровение какому-нибудь поэту на затхлой коммунальной кухне. Я не отрицаю откровение как таковое. Только откровение - это акт не внешний, но внутренний и сугубо индивидуальный, ибо не в каждом поэте есть тот Синай, на который способен сойти Бог. Как, впрочем, и не у каждого поэта есть достаточно слуха, чтобы услышать неслышимое. "А как же теория первой строки?" - спросите вы. Так никому и не ведомо, какие загадки разгадывал Моисей прежде, чем спуститься с горы. Поэзия Откровения у настоящего поэта неизменно следует за Поэзией Познания. Так удивительным образом задержавшийся на путях познания Гумилев перед смертью все же пришел к Поэзии Откровения ("Память", "Слово", "Заблудившийся трамвай"). Однако, у некоторых настоящих поэтов за Поэзией Познания следует Поэзия Игры (Д. Хармс), что, впрочем, не отрицает Откровение, а скорее играет с ним в прятки.
ПРОСТРАНСТВО ПОЭЗИИ
а) ФИЛОСОФИЯ ПРОСТРАНСТВА
Меня всегда тянуло к открытому пространству. Но пространству не луга или степи, а пространству водной стихии - реки или моря. Недаром Ключевский обосновывал формирование психологии народа географическим положением местности, в которой он проживает. Народность поэтическая тяготеет к открытой стихии, к небу, к звездам. Поэзии жизненно необходимо пространство как внешнее, так и внутреннее, которое более традиционно определяется как свобода. Люди, живущие на шестнадцатом этаже, мыслят иначе, чем люди живущие на первом, так же, как и птицы мыслят иначе, нежели мыши. Вид, открывающийся из окна шестнадцатого этажа, так же делит людей на тех, кто видит простор, море и тех, кто видит город. Вряд ли в какой-нибудь полуподвальной коммуналке Рубцов смог бы написать свою "Звезду полей". Насколько мелочна и обращена внутрь себя урбанизированная поэзия, настолько же ярко вывернута наизнанку и обращена в вечность Поэзия Пространства. Когда читаешь стихи Волошина, кажется, что человек жил не на берегу Черного моря, а на берегу Вечности:
Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
б) ПОЭЗИЯ И ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Однако пространство поэзии не ограничивается миром, отражающемся в зеркале. Оно неизбежно вторгается в Зазеркалье, пренебрегая амальгамой. В русской поэзии зазеркалье лучше всех "освоила" Ахматова. Только в этом зазеркалье Ахматова - не маленькая девочка Алиса, и мир ее зазеркалья - не мир карточных королев и диковинных зверей. Зазеркалье Ахматовой - это прошлое, которое живет рядом - "здесь, везде, сейчас". А ее персонажи - те, кто в зеркалах не отражается: "все ушли и никто не вернулся". И мое Зазеркалье созвучно с ахматовским миром теней. Правда, в моем Зазеркалье встреча невозможна. Тени бродят в вечном тумане, ища и не находя друг друга:
...И зеркало - лишь отзвук в темноте,
Где наши тени в виде отраженья
Утратили все признаки движенья.
И нам с тобой не встретиться в тумане,
Протянутом сквозь зрительные грани.
в) ПОЭЗИЯ ОТРАЖЕНИЯ
С поэзией Зазеркалья тесно граничит Поэзия Отражения, отражения духовного и вещного. Человек как отражение Бога, эхо как отражение звука, мысль как отражение сознания... Отражения преследуют нас повсюду, они двоятся, троятся, по сути, это обратная сторона Зазеркалья, это то, что видят его жители - наши отражения. Жители Африки верят в то, что фотограф, делая их отражения посредством фотопленки, отнимает их душу. Идя дальше вслед за этой логикой мы приходим к тому, что каждый раз, отражаясь в зеркале, мы оставляем в нем свою душу, и в мире существует столько наших "я", сколько неспособно существовать в одном лишь реальном мире. Таким образом, мир отражений, как и мир зазеркалья, не есть наше жизненное пространство. Пространство Отражения населено еще более странными существами, чем Зазеркалье. Это множественные мы, миллионы раз отраженные друг в друге. И, видимо, с прекращением нашего земного существования, наши многочисленные отражения уходят за амальгаму в потусторонний мир Зазеркалья.
ПОЭЗИЯ КАК РОД МАГИИ
Поэзия занимается пророчеством, предсказаниями и самопредсказаниями, как профессиональная гадалка. Такое ощущение, что у нее, как у гадалки, есть ряд приемов, по которым она определяет психотип человека. Недаром говорят, что печать смерти можно увидеть на лице человека, который скоро умрет. Борис Пастернак предостерегал поэтов от самопредсказаний - они имеют обыкновение сбываться. Следуя основополагающему евангельскому постулату "Слово было Бог" можно легко объяснить эту закономерность. Ибо слово, написанное или сказанное, столь же материально, сколь и предсказания гадалки. Выбирая слово, мы выбираем путь и бога, которому покланяемся. Слово, пусть это не покажется вам странным, даже более материально, чем лист бумаги, который вы держите в руках. "Ну, хорошо, - скажете вы, - если поэт может пророчествовать себе самому - это еще куда ни шло. Это еще мы может понять. Но как он может пророчествовать нациям и государствам?" - "А так, - отвечу вам я, - кто вам сказал, что слово менее материально, чем нация или государство?" Древние умели использовать слово во вред врагам и на пользу себе. Чем еще можно объяснить трагедии целых поколений людей, проклятых от века и до скончания лет? Чем еще можно объяснить чудесные излечения заговорами, которые есть ни что иное, как магическая поэзия? Причем излечения эти известны задолго до появления христианства. И когда мы видим сегодня в газете объявление "Целебные стихи", за тенью улыбки остается вопрос: почему мы еще не научились лечить стихами?
АССОЦИАТИВИЗМ
ИЛИ АССОЦИАТИВНЫЕ РЯДЫ АВТОРА И ЧИТАТЕЛЯ
Один герой Экзюпери говорил: когда я читаю книгу, в которой мне все ясно, у меня остается ощущение, что меня обманули. Если герой Экзюпери говорил о прозе, то к поэзии это относится еще в большей степени. В изысканных по языку стихах Пушкина мне всегда не хватало "ассоциации седьмого порядка". Когда я читаю стихотворение, в котором мне все ясно, у меня такое ощущение, будто меня оскорбили. Я не ратую за то, чтобы поэзия была непонятной. Но любое откровение (а мы уже определили, что поэзия - это Откровение) уникально именно возможностью трактовать его так или иначе, то есть множественностью ассоциаций, вызываемых у толкователя. Толкователь поэзии - это, в первую очередь, рядовой читатель. Читатель, который ищет в поэзии не приукрашение, но подсказки к тайному ходу вещей. Если бы поэзия была "доступной женщиной", вряд ли бы читатель стал возвращаться к ней снова и снова. Доступная женщина интересна как опыт. Но человеку, в наше время увлекающемуся только доступными женщинами, не дурно бы сходить к психоаналитику. Сколько раз замечали мы, что перечитывая стихотворение в разном возрасте, мы открываем в нем тайные смыслы, которые не были заметны вначале. Это, конечно же, не значит, что этих смыслов не было. Это значит, что мы приобрели опыт, а точнее, ключ, позволяющий открывать новые двери этого загадочного замка. Этим, собственно, поэзия и отличается от прозы - количеством потайных дверей. Пушкинское "поэзия должна быть глуповатой", быть может, актуально для ХIХ века, но никак не для двадцатого. ХХ век востребовал сюрреализм. Думаю, что ХХI век востребует ассоциативизм как новое направление поэтической мысли.
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ ПОЭЗИИ
Было бы неправильным с моей стороны не идентифицировать поэзию по части пятой графы. Поэзия, по моему глубочайшему убеждению, наиболее национальный из всех литературных жанров и искусств вообще. Не удивительно, что англичане считали Пушкина подражателем Байрона. Не удивительно, что мы вряд ли сможем постичь подлинную красоту древней японской или китайской поэзии. Что может дать перевод? Смысл, может быть, игру слов, может быть, даже чувство юмора. В исключительных случаях он может дать чувство Бога и чувство мира, но никогда не даст чувство языка и симфонию слова, звучащего на этом языке. В этом смысле поэзия недалеко ушла от прозы. Старина Шкловский насчитал сорок вечных тем, и исходя из этого, все мы движемся по замкнутому кругу. Гениальный перевод - это лишь гениальность переводчика. Это новое произведение, написанное по мотивам, пусть даже приблизительно теми же словами. В этом смысле оскорбительно для самой поэзии, как это стало модно в последнее время, делить поэтов на русских и русскоязычных. Стихи, написанные на русском языке - это русская поэзия, и никакая другая, даже если ее автор по своему происхождению - пигмей.
СНЫ ПОЭЗИИ
В восемнадцать лет моим девизом стал лозунг Беранже:
Господа, если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет, -
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.
Для утописта Беранже правда стояла на первом месте. Он возводил ее в божественную степень, называя святой. Но все же, как истинный поэт, он не мог не подозревать, что не существует одной правды на всех. Правда для каждого своя, и по большей части эта индивидуальная правда - лишь золотой сон, навеянный Беранже и ему подобными. Поэзия есть некий род самозабвения, игры в прятки с самим собой. Мир, созданный поэзией, богаче и ярче, и поэтому в него веришь охотнее, чем в окружающую рутинную действительность. По счастью, это не одно и то же, что песочные или воздушные замки, ибо, как мы выяснили, слово материально, и потому золотые сны поэзии действительны. И все же самозабвение не самоцель, а побочный эффект, ибо слово действительно и смысл его - в действии.
ПОЭЗИЯ И МУЗЫКА: МУЗЫКА ПОЭЗИИ
Споры о музыкальности поэзии, о слове и музыке не утихают с древнейших времен. Появившихся у нас в 50-х годах ХХ века бардов долго не хотели признавать поэтами вообще, в то время как "Одиссея" Гомера - это именно музыкальное произведение, и у истоков русской поэзии стоял легендарный Боян. Поэзия, в отличие от других литературных жанров, немыслима без внутреннего ритма, на котором держится и музыка. Ритм - это внутренний стержень поэзии, тот хребет, на котором держится весь скелет. Применительно к поэзии можно говорить о музыке внутренней и внешней. Внутренняя музыка - это музыка, которая существует изначально, еще до рождения стихотворения. Это няня, которая напевает песенку у колыбели младенца. Это музыка внешних сфер, если хотите, это музыка Бога, это тот ритм, который задает Он, из которого проистекает первая строка. Внешняя музыка - та, что чудится читателю или та, которую наигрывает автор себе на гуслях ли, гитаре или фортепиано. В критике авторской песни я согласен лишь с тем, что автор также наигрывает лишь внешнюю, но не внутреннюю мелодию своего произведения. Согласитесь, что Бог вряд ли оперирует тремя аккордами...
ПОЭЗИЯ НЕВОЗМОЖНОГО
Поэзия - это всегда Поэзия Невозможного. Читателя поражает в стихах то, что он думал об этом, но не мог выразить так ясно и точно. Поэт выполняет задачу, невозможную для простого смертного - он облекает истину в слова. По этому критерию можно отличать великих поэтов. У них значительно больше просветленностей, точных мыслей и ясных чувств. Поэзия подает читателю руку, чтобы показать ему мир неведомый, куда он сам, самостоятельно, не может быть допущен. Поэзия здесь - посредник, проводник, она исполняет роль священника в церкви, она соединяет читателя с Богом. Бог - это и есть Невозможное.
ПОЭЗИЯ И БОГ
И все же никуда не уйти от вопроса, кто такие поэты - самостоятельные творцы или Божьи дети, играющие в бирюльки Его слов? И что такое Поэзия? Высочайшее творение человеческого духа или гениальное прозрение Бога? Не будем унижать художника, низводя его до слепого орудия в Верховных руках. Не будем унижать Бога неверием в возможности сотворенного Им человека. Поэзия - суть творение двух творцов, явление богочеловеческое, и в поэзии каждого гения Бог и мир раскрываются нам все в новых удивительных ипостасях. Акт творения - это слаженный дуэт, где у каждого - свое соло. Все мы хорошо знаем, скольких сил это стоит человеку, но задумывался ли кто-нибудь когда-нибудь, скольких сил это стоит Богу? Исходя из христианских канонов правомерно допустить существование поэзии небожественной - поэзии от Лукавого. Но в любом случае это будет поэзия самоуничтожаемая, поэзия из противоречия, поэзия сомнения и зависти, но не Гармонии, ибо настоящая поэзия, как и Бог, несет в себе свет и Гармонию. Поэзия, по гениальному замыслу Творца, призвана гармонизировать мир, поэтому я вполне согласен с теми, кто призывает поэта не писать стихи в периоды душевной депрессии, чтобы не выплескивать в мир свою внутреннюю дисгармонию.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
Я отдаю себе отчет в том, что мои размышления - не вполне философский трактат. Это именно попытка задать себе те вопросы, которые возникают ежедневно и на которые я ежедневно отвечаю по-разному. Если верить Эйнштейну, что все в этом мире относительно, то относительно сегодняшнего дня все высказанное мною верно. Я не исключаю, что завтра я буду по пунктам опровергать мой собственный текст. Но мысль, в том числе и философская, и интересна именно в своем развитии.