Старые вещи... Хлам, утиль, барахло, старьё... На помойку пора...
Пора-то, оно, может быть и пора, да вот только есть в каждой частичке "утиля" ДУША. Душа с большой буквы. Но она спряталась внутрь - и откроет себя тогда, когда почувствует взаимную связь.
Я беру в руки угольный утюг начала века. Ничего. Железка - и железка. Только копотью испачкался.
Карта Петрограда издания 1918 года - тоже мимо...
Ручка фабрики "Союз", "профессорская", цена 1 руб 32 коп... Есть, цапнуло! И ручка так и хочет вывести на листе бумаги рассказ про то, как я в школе писал точно такой же ручкой, обглодав ее белый набалдашник до полного безобразия.
Радиоточка. Коричневая, деревянная, весьма непрезентабельного вида. А приложишь к ней ухо - и послушаешь воспоминания собственного детства о том, как вместе с бабушкой ездили к ней в комнату в коммуналку, как там пахло стариной, как на стол водружался исходящий паром пузатый чайник, а из этого самого репродуктора доносилась радиопостановка пьесы об ударниках коммунистического труда, а чуть позже - вечное: "В Петропавловске-Камчатском - полночь".
Торшер... С "висячим" абажуром желтого цвета, со столиком... Старый уже, бедолага... А включишь - и в пятне света увидишь себя, десятилетнего, сидящего уютным зимним вечером в кресле под таким же торшером и упоенно проглатывающего страница за страницей "Детей капитана Гранта", принюхивающегося к доносящемуся из кухни аромату жарящихся котлет - и, задевши локтем, роняющего с вышеупомянутого столика бабушкину коробку со швейным набором.