Аннотация: Как придумать новую игру, чтобы население страны забыло о своем беспросветном существовании, а трудилось на благо государства? В этом помогут древние найденные рукописи, под названием "Голодные Иглы", ну или как-то так. Стеб, ирония, будущее.
Министр Образования и Культуры, господин Грамотеев Павел Борисович, смотрел на унылый пейзаж за окном. По подоконнику барабанил дождь и всё казалось безрадостным и серым. В душе у министра скребли доселе неведомые ему кошки. Крошечные фигурки, спрятав головы в капюшоны или под зонтами, изредка перебегали через дорогу, покрытую многочисленными лужами. Никто из этих людишек даже не думал вытворить что-нибудь этакое, чтобы позабавить Павла Борисовича, и от этого досада еще больше втягивала господина Грамотеева в водоворот беспросветного существования, а точнее в осознание такового.
- Тщетность бытия, хе-хе, - вздохнул Павел Борисович и направился за свой огромный дубовый стол. Он вольготно развалился в кресле и попытался закурить сигару. Господин министр уже поднес зажигалку и втянул первый глоток дыма, как дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет вихрем внесся помощник, весь взмыленный и потный, держащий в руках многочисленные свертки. От неожиданности Павел Борисович поперхнулся и зашелся кашлем.
- Сту-ча-ть, - только и смог выдавить из себя министр, пытаясь справиться с приступом астмы. От натуги он весь раскраснелся и стал похож на молодого симпатичного поросенка. Господин Грамотеев набрал побольше воздуха в рот и гаркнул: - Вышел и зашел нормально!
Помощник - худенький, низенький, но очень юркий молодой человек - бросивший всё притащенное барахло на стол, тут же принялся извиняться, но поняв, что ничего у него не выйдет, кинулся обратно за дверь, резко захлопнул ее и постучал.
- Да, да, - пафосно отозвался на стук министр.
В дверь просунулась озадаченная голова:
- Я эта, того, можно?
- Зайдите позже, я занят, - безапелляционно заявил Павел Борисович.
- Но у меня срочно! - возмутился его помощник, крайне обескураженный вопросом: "Чем это может быть занят министр в рабочее время?"
- У всех срочно, в очередь, - красная лысина едва показывалась из-под вороха бумаг, - видите сколько документов? Их необходимо переработать! Закройте двери!
- Но ведь... - помощник поднял указательный палец вверх, намереваясь возразить, но вовремя опомнился. Его начальник человек-слова и если сказал, что пергаменты на столе принадлежат ему, значит это необходимо принять как данное. Устало вздохнув, молодой человек поплелся в приемную, дожидаться, когда его вызовут через секретаря, которым он и являлся одновременно.
Тем временем, господин Грамотеев попытался разобраться в принесенных свитках. На них виднелись какие-то распечатки, ксерокопии старых книг - везде обычный текст и ни одной картинки. С тех пор как произошел всемирный крах интернета, приходилось работать с обычными бумагами. Электронными приспособлениями пользоваться строго воспрещалось, тем более в разного рода государственных структурах.
Читать министр Образования и Культуры не любил. Да и кто в современном мире это любит? Разве что бедняки, которым больше и нечем разнообразить свое жалкое существование. Бедняки! Этот слой населения, самый многочисленный в стране, как кость поперек горла, мучил с недавних пор господина Грамотеева. Слив министерство Культуры и министерство Образования в единое ведомство и назначив всего одного министра управлять этим сектором, дав ему в помощники какого-то оборванца из малознатного семейства, от Павла Борисовича хотели слишком многого. Министерство Образования упразднили как таковое, убрав школы и университеты из доступности широким массам. Для простого люда оставили только церковно-приходские школы. Кончено, всё было сделано ради общего блага. Люди должны расти в почитании богопомазанного и богоизбранного президента, соблюдая посты и каноны, взращивая в себе любовь к труду и покорности. Незачем изучать ненужные никому науки. Уже придя на место работы, каждый примется осваивать ту профессию, с которой пройдет всю сознательную жизнь. Учить только то, что действительно пригодится тебе в жизни! Разве может быть лучше? Попадешь на завод - научат плавить железо, если на фабрику одежды - шить, в поле - сеять.
А вот с культурой дела обстояли сложней. Известные шоры на глазах больше не действовали. Людям надоела бестолковая олимпиада, где большую роль уже давно играла политика, а не спорт. Новые бессмысленные глупые виды игр не радовали население, а раздражали, помпезные открытия и закрытия только злили нищих. Телевизор перестал удовлетворять потребности: изливающаяся пропаганда в новостях не вызывала доверия, а однотипные сериалы приелись. Из-за всего этого народ начал думать, собираться на кухне и обсуждать положение. А, обсуждающие на кухне положение дел в стране, бедняки - огромная брешь в безопасности целостного государства. От этого сочетания обстоятельств, кажущихся непреодолимыми, в стране перед слугами народа замаячила угроза восстания. Подавить такие мятежи не сложно, но неизвестно какую цепную реакцию они вызовут в дальнейшем. Конечно, все можно опять скинуть на агентов Запада, жидомасонский заговор и прочую ерунду, но в такое люди перестали верить задолго до появления господина Грамотеева на своем посту, слишком упорно их кормили всей этой галиматьей.
Что ж, необходимо вообразить что-то новое, грандиозное. Что-то, что завлечет умы людей, вытеснит переживания о никчемной жизни каким-то неизвестным доселе ощущением. И эту сложнейшую задачу светлейший и наимудрейший президент взвалил на хрупкие плечи министра Грамотеева, ставшего в одночасье оплотом и последней надеждой демократии. Но тому в голову никак не могло прийти ничего путного, поэтому уже очень давно - дня три, ей Богу - Павел Борисович потерял и сон и покой, все ему казалось унылым и пресным, и с каждым днем он все больше боялся, что потеряет вместе с этим и свою должность. Действительно, что может быть ужасней? Конечно, он найдет, чем заняться на заслуженном отдыхе. Министр давно отмылил для себя хорошие дивиденды, устраивая никому ненужные хороводы и гуляния по всей стране. Но у Павла Борисовича все равно где-то в глубине души сидел страх - а если, вдруг, ему, не приведи Господь, придется работать каким-нибудь помощником? Этого министр Культуры и Образования не смог бы пережить.
Он лениво переворошил бумаги, докурил сигару, которая уже не казалась ему такой вкусной из-за горьких размышлений, и вызвал по коммутатору помощника.
- Зайдите ко мне на минутку, есть некоторые распоряжения.
Мгновение и в дверь постучали.
- Да-да, - деловито ответил Павел Борисович.
- Можно? - в проеме показалась все та же голова.
- И что с тобой делать, - устало вздохнул господин Грамотеев и снисходительно добавил: - Только не рассчитывайте занять у меня много времени.
Помощник протиснулся полностью в дверь и встал перед столом в позе полного подобострастия.
- Говори.
- Вот, господин министр, перед вами последние мои находки по интересующему нас вопросу. Есть несколько новых, совершенно грандиозных мыслей!
- И ты молчал? - взревел Павел Борисович. - Я сколько раз говорил, о таких вещах докладывать немедленно, где бы я ни был и чем бы я не занимался. В такие случаи сразу дуй ко мне, даже можешь без стука!
- Но, вы же сами... - попытался оправдаться помощник, но под строгим взглядом господина Грамотеева его язык предательски прилип к нёбу и в горле пересохло. - Приношу свои извинения, господин министр.
- Что ты тянешь кота за хвост, прытчее!
- Позвольте? - помощник принялся аккуратно сортировать свои бумаги и свитки, а потом достал один из них, самый большой и длинный, свернутый в рулон, и развернул перед министром. - Вот, позвольте поглядеть. Это старинная рукопись, примерно стык двадцатого-двадцать первого века нашей эры.
- И что нам эта рухлядь может дать? - нетерпеливо перебил его Павел Борисович.
- А я сейчас вам расскажу. Нашли мы ее, когда производили раскопки на месте запретных городов, чья очередь подошла. Конечно, от тогдашних взрывов и неприглядных природных условий она заметно истрепалась, но суть мы уловили. Кажется, называлось это произведение "Голодные иглы" или как-то так.
Помощник облизал пересохшие от волнения губы и показал на ксерокопии истрепанную первую страницу книги, где отчетливо было написано "Голодные иг..."
- И что же примечательного в этом пергаменте? Можешь перейти сразу к делу? Что ты ходишь вокруг да около!
- Так вот, в этой книги говорилось об играх...
- Ой, нет, никаких игр! Нам явно было велено, никаких игр!
- Нет, нет, вы не поняли! Это не какие-то там обычные салочки или лапта! В общем, автор оказался удивительно проницательным человеком и описал, несомненно по его мнению, будущее, очень похожее на наше сегодняшнее. Правда, текст было тяжело расшифровывать, сохранились только незначительные отрывки, но суть ясна, хвала угодникам. Так вот там, чтобы население не бунтовало и не волновалось, при помощи жребия кто-то, возможно даже сам президент, раз в год выбирал из бедняков двенадцать молодых людей, разного пола и возраста. И отправляли их на игру. Но самое интересное, что задачей этой игры было выжить!
- И что?
- Как что? Это же гениально! Каждая семья будет следить за своим ребенком или ребенком соседа, переживать, болеть за него. Народ будет весь год ждать очередных игр и, одновременно, бояться их. Это интересное кровавое зрелище, которое захватит умы на долгие, долгие годы!
Министр Образования и Культуры встал из-за стола и прошелся по кабинету, пытаясь охватить разумением весь изложенный объем информации. Остановившись у окна, Павел Борисович опять посмотрел на унылую улицу.
- Это черти чо, вот что я тебе скажу, - презрительно фыркнул он, уставившись поверх своих отвисших щек на худосочного, трясущегося от волнения, помощника. - Если мы будем посылать на убой всякого молодого и здорового бедняка, то кто будет работать? Заводы стоят, одни игруны в стране! Ты об этом, конечно же, не подумал. А господин Грамотеев думает о своем народе. Нет, это явно не годится. К тому же, попробуй забрать у матери ребенка, у которой кроме своего чада нет ничего больше! Да она тебе глаза выцарапает. Тут нужно ширить мыслее.
- Мыслить ширше? - переспросил помощник.
- Да! Вот если бы можно было куда-нить деть стариков. Их не жалко, они пожили свое, сидят теперь на шее у государства, не принося никакого дохода. К тому же, это тяжкое бремя и для их близких. Чувство долга перед старшими - и откуда у них оно берется, в церкви что ли выдают? - не дает им возможность просто ночью придушить неугомонных бабок.
- Вы как всегда настолько проницательны, насколько и умны, - сделал почтительный реверанс на всякий случай помощник. Ему очень хотелось однажды занять пост министра, но в жесткой конкуренции политической борьбы он усвоил для себя хорошо одно простое правило - не полижешь не поедешь, образно говоря. Теперь при каждой возможности молодой человек пытался выразить крайнюю любовь и обожание своему начальству, чтобы при случае вонзить нож в спину.
- Жаль стариков не отправить на какие-нибудь игры с целью выжить. Создать такой старушечий спецназ, - и Павел Борисович расхохотался, представив пожилых людей в одежде космодесантников.
- А может устроим гладиаторские бои между ними? - вдруг предложил помощник.
Павел Борисович уставился на него, помолчал, но вскоре, поджав губы, цокнул языком и покачал головой.
- Мотивация нужна, понимаешь? Мотивация! Знаешь, что это такое?
- Да-да, конечно, вы со мной не раз проводили ликбез, спасибо!
- Ликбез? Я ничего такого не делал, не выдумывай, - смутился господин министр незнакомому слову.
- Да-да, конечно, простите, не так выразился, - поспешил загладить свою оплошность помощник.
- И к тому же, что ты предлагаешь? Бабушки с авоськами на арене? Дерутся друг с другом ради лайка от светлоликого нашего президента? Да они в очередях за гречей и не такие бои устраивают! Бедняков надо отвлечь от этого, а ты предлагаешь, наоборот, разбередить! - помощник стыдливо спрятал взгляд в пол. - Вот то-то! Это только Павел Борисович о вас о всех думает, не спит ночами, размышляя как бы улучшить жизнь простого люда.
- Ну, тогда может мы устроим какие-нибудь паралимпийские игры для пожилых? Например, взять самых старых и больных и устроить соревнования. Думаю, бег с препятствиями очень подойдет. Кто добежит живым, получит магнитный браслет от всех болезней и безлимитный талон к терапевту. А что, как думаете?
- Да, хороша идея. И денег можно намылить на оформлении этого всего. Только, если их останется двое, или, не дай боже, трое? А если какая-нибудь организация "красный крест" вступится? Нет, определенно, нам не разрешат такого. Да и эти бедняки, думаю, не захотят пускать своих стариков на сомнительные соревнования, - Павел Борисович обреченно вздохнул и опять уставился в окно. В этот момент, какой-то мужчина, намереваясь перепрыгнуть очередную лужу, стоял в нерешительности у ее края, видимо просчитывая в уме действия. - Народу надо дать надежду, понимаешь? Надежду на хорошую и добротную старость. Тогда они будут гнуть свои спины во благо страны, чтобы на пенсии отдохнуть. Людям надо дать мечту дожить до старости целым и невредимым, чтобы они в итоге могли... могли... - и господин Грамотеев переключил внимание на помощника в надежде, что тот, как всегда, подхватит его мысль и оформит надлежащим образом. Но секретарь на этот раз молчал и непонимающе лупал своими круглыми глазами. - Эх! Ну и все? Идеи закончились?
Молодой человек сконфуженно пожал плечами.
- И что с тобой делать, - устало вздохнул Павел Борисович и чуть слышно добавил: - что теперь сделают со мной. Хе-хе.
Повисла тишина. Господин Грамотеев уселся обратно в кресло и закинул ноги на стол, прямо на рукописи.
- Ну, а там что? Зачем столько бумаг?
- Я подумал, может вам будет интересно взглянуть на остальные раскопки, все-таки министр Культуры и Образования должен быть в курсе.
- Ну, давай, доложи быстренько.
- Вот мы нашли порнодневник какой-то дамочки. Занятная вещица, советую почитать, - помощник протянул стопку отксерокопленых страниц, - умели же развлекаться в прошлом веке предки. Не то, что сейчас.
- Порно? Секс - это большой запрет, ты же знаешь! Только ради размножения! - выхватывая из рук стопку и пряча ее в ящик стола, вознегодовал Павел Борисович. - Надеюсь, ты сам это не читал?
- Нет, что вы, это мне наши ученые сказали, - принялся отнекиваться его помощник.
- То-то! Что еще?
- Вот тут про какого-то волшебника с пядью во лбу. Не знаю, ерунда детская какая-то, - помощник отделил очередную стопку ксерокопийных листов.
- Магия??? Сжечь, немедленно! Все экземпляры! Если церковь пронюхает, нас и самих сожгут.
- Но это культурное наследие! Может быть, последний экземпляр на всей Земле, нельзя так!
- Сжечь, ты слышал? Сжечь и чтобы мы больше не возвращались к этому. А потом пойди и попроси покаяния за такие мысли. Магия, ишь что удумал!
Помощник скорчил недовольную мину и отложил листы к себе на стул, а потом сел на них сверху.
- Как только вы меня отпустите, сожгу, - вяло пробурчал он.
- Я все проверю. Что еще?
- Это сущая ерунда, предсмертная записка какого-то молодого человека. Сохранилась хорошо, но довольно скучна.
- А вот это как раз таки и интересно! Отчего умирали наши предшественники в молодом возрасте? Ну-ка, что там?
Повинуясь, помощник встал в подобающую торжественную позу и принялся зачитывать:
"Вот и все, дорогой мой дневник, пришел мой день. Как я не хотел, чтобы так произошло, но злые родители были непрекословны и мне придется отправиться с бабулей на ДАЧУ. Я уже слышу тоскливое сопение смерти мне в затылок. Бабуле радость, что ждала она долгие будние дни, а для меня: грусть-тоска! Мне кажется, что существование человека сводится к невозвратной точки этого самого момента. Вот когда захочешь свою дачу, значит все - состарился. Живешь, живешь, радуешься жизни, а потом, бац, и приходит твое время, и ты отправляешься прямиком туда. И никогда не возвращаешься, тебе, старому там хорошо. Но молодых за что? Это так несправедливо. Опять будем ждать душный и вонючий автобус, а когда он приедет, бабуля примется долго спорить с другими, такими же целеустремленными как она, за место в нем. Конечно, на дачу надо ехать с комфортом. Я бы мог все это время гонять на велосипеде, а не трястись в адской колеснице! Когда же бои за место утихомирятся, начнется извечная дележка своими болячками. Каждый будет рассказывает о том, как он неизлечимо болен, выпучивая при этом глаза, будто от ширины выката белка зависит страшность болезни. А потом начнут рассказывать о своих детях и их женах, о непутевых внуках, которые всю жизнь на шее просидели и ничего путевого не нажили. И конечно, чтобы спастись от этого всего, от болезней и детей, им необходимо достичь свою дачу. А у меня нет еще ни болезней, ни детей, ни внуков, почему же я должен ехать туда? За что..."
- На этом запись обрывается. Я так предполагаю именно в этот момент его настигла смерть.
- Удалось расшифровать, что за таинственный ДАЧУ стремятся под конец жизни посетить люди?
- Наши ученые из исторического отдела сошлись на том, что это своего рода аббревиатура. Раз старикам там хорошо, а детям не нравится, то это что-то вроде "достижение абсолютного человеческого удовлетворения".
- Интересная теория, - покачал головой впечатленный масштабностью Павел Борисович, - действительно удовлетворение у поколений весьма разнятся. Знаешь, а мне нравится идея. Она гениальна, да!
- Идея? Какая? - удивился помощник.
- Видишь, поэтому я сижу на своем месте, а ты на своем. Светлая голова всегда найдет себе применение.
- О, наимудрейший, вы, как всегда, правы.
- Мы под жесткий отбор разрешим некоторым старикам из бедняков достичь, не без нашей помощи, Дачу! И все будут смотреть в прямом эфире и переживать за родных и соседей. Напомни, на чем они ездили туда?
- На автобусах.
- И что это?
- Понятия не имею.
- Адская вонючая душная колесница с ограниченным количеством мест. Ух! Кто не поместился - тот не поедет. Отлично, сделаем транспортер с десятью сидушками, украсим красными дьяволами, чертями, прочим антуражем и отправим по городам - это будет отборочный тур. В определенном месте в определенное время каждый желающий поучаствовать в новых играх должен будет не просто появиться, но и, в момент открывания дверей, попытаться проникнуть вовнутрь и занять сидячее место!
- Гениально! - пропел восторженно помощник.
- То-то, - горделиво покачал головой Павел Борисович, - и когда отобранные уже соберутся в столице - еще раз запустим, уже последний, отбор.
- А дальше?
- А дальше, повезем их на Дачу. В процессе они начнут сплетничать про своих детей, невесток и зятьёв. И чем интересней личная жизнь, тем лучше.
- А как же мы определим у кого интересней?
- Как, как. Народным голосованием! Пусть присылают смс на краткий номер с именем понравившегося участника. Заодно и денежек подкинут, окупив расходы, - министр многозначительно подмигнул.
- Гениально!
- Оставим, скажем, троих! И пусть делятся болезнями! У кого неизлечимей и страшней тот и выиграл. Дадим мнение экспертов в прямой эфир, обоснование, и сведем к тому, что болезнь, допустим, возникает от неуплаты налогов или лени, или отлыниванию от общественных работ.
- Шедеврально!
- Ну, а самого больного и старого вывезем куда-нибудь за город, в какой-нибудь фанерный домик, подарим ему дворняжку и курицу, пусть живет себе на свежем воздухе и познает абсолютное человеческое удовлетворение.
- А ведь потом, на следующие игры, мы можем подселить рядом еще кого-то и заставить строить один большой дом. И это тоже можно показывать в прямом эфире. Давать им, скажем, вместо двух строительных орудий - одно, снимая драку за выполнение норматива.
- Ну, это ты далеко шагнул. Не будем заглядывать так. А сейчас ступай, мне надо все хорошенько обдумать.
Помощник скрылся за дверью, а министр Образования и Культуры развалился у себя в кресле и закурил еще одну сигару. Теперь его не печалило ничего, сложнейшая задача, наконец, разрешилась. Он ощущал себя как никогда гениальным и успешным. Набирая полный рот сладковатого дыма, он вдруг понял, что, несмотря на молодой возраст, уже познал свое собственное ДАЧУ.