Дракон стремится к морю
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Влияние обитателей и властителей Хёлльмунда на созданные ими миры.
|
Прелюдия
- Что же, уважаемая, вынужден с сожалением констатировать, что глубоких знаний по моему предмету вы, в ходе нашей беседы, увы, не продемонстрировали. Тем не менее, я даю вам ещё один шанс. Ответьте на следующий вопрос, и я, так и быть, поставлю вам зачёт. Итак, вы готовы?
- Да, профессор.
- Прекрасно. Тогда скажите пожалуйста, что общего между демонами и ниндзя? Разумеется, помимо того, что ни тех ни других в природе попросту не существует.
- Кажется, я знаю ответ на ваш вопрос. И про тех и про других сняты великолепные, захватывающие анимэ.
- Вот как? Хорошо, давайте вашу зачётку.
На репетиции вступления.
Театральная сцена. Одна из множества сотен ей подобных, и, одновременно, неповторимая и уникальная в своём своеобразии и очаровании. Можете не сомневаться, многие отдали бы что угодно за право хоть раз очутиться на ней, равно как и за предоставленный шанс поразить вдохновенной игрой искушённых и взыскательных зрителей. Но увы, для подавляющего большинства выход на эту сцену навсегда останется недостижимой и призрачной мечтой. Так что четырём прелестным белокурым девушкам, чьи фигуры отличаются безукоризненным сложением, а наряды излишней откровенностью и смелостью, действительно есть чем гордиться. И пусть это чувство слишком явственно читается на их красивых лицах, пусть изумрудного оттенка глаза светятся самовлюблённым и эгоистичным восторгом - представьте себя на их месте. Признайтесь откровенно - разве вы вели бы себя иначе? Так проявим же великодушие и будем снисходительны к счастливицам, одарённых благосклонностью и вниманием капризной фортуны. Что ни говори, а её улыбку нужно заслужить.
Да, хотелось бы сразу предостеречь читателя от роковой ошибки, которую он, в силу ли обыкновенной неопытности или беспечного легкомыслия вкупе с пристрастием к наивным поверхностным суждениям, вполне способен допустить. Менее всего об истинном величии и престижности описываемой в нашем повествовании сцены следует судить по её размерам. Хотя бы потому, что споры по этому вопросу в определённых кругах не смолкают до сих пор. Одни поражаются её колоссальной величиной, делясь в свою очередь на две почти равные партии, первая из которых искренне восторгается грандиозностью храма искусства, а вторая довольно скептически относится к слишком явным по их мнению признакам нездоровой гигантомании, отчётливо проявившихся при проектировании и строительстве данного архитектурного сооружения. Признаки эти, на взгляд последних, скорее свидетельствуют о незрелости, и даже неразвитости художественного вкуса, чем о тонком и глубоком понимании изящества и красоты.
Впрочем, есть и другие. Те, кто упорно держится мнения, будто размер сцены, в принципе, не так уж огромен и велик, а скорее совсем наоборот, а потому разногласия в стане их принципиальных оппонентов, по большому счёту, не стоят выеденного яйца.
И каждая из сторон упрямо гнёт свою линию, с яростным пылом отстаивая свои позиции, не желая и слышать о достижении какого-либо мало-мальски приемлемого компромисса.
Конечно, никто не отнимает у любознательного читателя, поборника и неутомимого искателя абсолютной и незыблемой истины, его законного права самому решить для себя этот спор, самолично измерив с рулеткой в руках длину и ширину предмета столь бурных дискуссий, а затем, на основе полученных результатов, вычислить его периметр и площадь. Но стоит ли опускаться до столь приземлённого и рутинного способа при решении столь тонкого и деликатного вопроса? Кроме того, положа руку на сердце, согласитесь, что нет ничего более лживее и обманчивее в нашем порочном и грешном мире чем точные цифры, и доверять им бездумно и безоглядно всегда считалось верхом неразумности. К тому же, как уже говорилось ранее, при изучении сцены меньше всего следует обращать внимания на её размер. Поверьте, есть много других, гораздо более интересных и любопытных вещей, напрямую связанных с ней.
Например, освещение. Холодный, безжизненный свет, щедро заливающий сцену потоком тусклых, тоскливо-блёклых лучей, порождённых коллективной мощью многочисленных софитов, непроизвольно рождает в голове чуткого и тонкого зрителя мысль о мёртвенном сиянии Луны и о тысячелетиями несущимся по бескрайним просторам Вселенной прощальном свете давно потухших и умерших звёзд. А подобная мысль неизбежно тянет за собой и остальные - о неизбежном триумфе смерти, о вечном господстве небытия и необузданного первозданного хаоса, о мимолётности и суетности нашего бессмысленного существования, слишком схожего в своей краткости с тем мигом, пока горит спичка, так и не сумевшая или не успевшая зажёчь ни костра, ни факела, ни свечи, ни даже жалкой лучины. И вот уже сжимает сердце зрителя мёртвой хваткой безысходная тоска, и поселяются в его душе тихая печаль и задумчивая грусть. Одним словом, впавшая в меланхолию и, что гораздо важнее, настроившаяся на философский лад публика становится лёгкой добычей тех, кто давно мечтал завладеть её помыслами и чувствами. На сцене ничего не происходит просто так.
И наверняка найдётся логичное и разумное объяснение тому, что ни один, даже самый слабенький и тоненький лучик не осмеливается пересечь её границы. Всё окружающее сцену пространство погружено в кромешный и непроглядный мрак. Абсолютная, совершенно неприличная в своей совершенной черноте тьма царит здесь, и самому острому взору не под силу пробиться сквозь её плотный, пугающий своей непроницаемостью покров. Сто, десять, один шаг - расстояние не имеет никакого значения, ибо результат в любом случае останется неизменным. Что скрывает тьма, кто скрывается во мраке - бессмысленно ждать ответы на эти вопросы. До конца представления это останется неразрешимой загадкой, тайной, которая как раз любит подобные места. А там где появляется тайна, всегда властвует тишина. Мёртвая тишина. А потому - обратите всё ваше внимание на сцену. На сцену, на сцену! Там свет, там звук, там сама жизнь. В конце концов, на ней стоят четыре прелестные девушки, похоже уже заждавшиеся того момента, когда им подадут условный знак. Неужели их красота не привлекает вас? Неужели не притягивает словно магнитом ваш взор...
- Внимание! Начинаем. Раз-два-три!
Нас прерывают самым бесцеремонным и решительным образом. Кто отдал эту, вырвавшуюся из глубины густого мрака, властную команду? Неужели сам главный постановщик? Скорее всего, слишком уж уверенно звучит этот голос для какого-то помощника или ассистента. Его обладатель явно не привык к возражениям и, похоже, даже мысли не допускает, что кто-то осмелится противоречить ему, равно как и оспаривать его замысел и идею. Что же, давайте проверим, действительно ли последние так глубоки и гениальны, как безусловно кажется их автору? Довольно лишних слов... Доверимся чувствам, разбудим разум. Шоу начинается.
Порохом вспыхивает в царившем доселе безмолвии бесшабашно-озорная танцевальная мелодия. Ослепительной молнией разрывает обволакивающую липкую тишину совершенно несерьёзная музыка, слишком явно стремящаяся настроить слушателя на беспечный и беззаботный лад. Зритель, наслаждайся весело танцующими под ритмы диско улыбающимися девушками и не старайся особо вникнуть в смысл песни, что звучит из их уст. Право слово, когда текст играл главную роль в успехе того или иного хита? Впрочем, если вы настаиваете...
Мир анимэ пленяет нас
Мы ценим красоту
И любим внешний блеск её
Сильней чем доброту.
В своих улыбках озорных
Таим мы сладкий яд
Коварных планов черноту
Скрывает нежный взгляд.
Прелестные черты лица
Спасение для нас.
Ведь искусителю никто
Не в силах дать отказ.
Здесь в мире сумрачных теней
Живём одной мечтой
Стремимся окружить себя
Волшебной красотой.
Инферно тот, каков он есть
Отличный от других
Здесь анимэ царит закон
В отсутствие иных!
История наша совсем не нова
С сюжетом, затёртым до дыр
Всё те же вопросы, всё те же слова
Всё тот же безжалостный мир.
Где снова за жизнь не дадут и гроша
И щедро заплатят за смерть.
Но зависть и злобу отвергнет душа
Пронзивши греховную твердь.
Опять героине бороться с судьбой
Совсем не за свой интерес.
Меж сильным и слабым гранитной стеной
Вставая по зову небес.
И совести голос разрушит покой
Изгнанницы в чуждом краю
Спасая ребёнка, рискует собой
Волнуя родную семью.
Кому-то придётся решить для себя
Важнее что - дружба иль честь.
Цинизма и чёрствости треснет броня
И сердцу откроется Весть.
Вы вряд ли услышите ясный ответ
На то, что волнует всех вас
Но выполнить первый искусства завет
Клянёмся, так слушайте нас.
Словно в насмешку над обещанием, столь торжественно озвученным со сцены, сразу же после последних слов музыка смолкает. Правда всего лишь для того, чтобы спустя какой-то миг взорвать наступившую тишину на первый взгляд совершенно неуместной и даже, скажем прямо, вульгарной мелодией, чьё залихватское звучание заставляет ошеломленного слушателя почувствовать себя завсегдатаем дешёвого ковбойского салуна на Диком Западе. И уже готов вырваться из его горла возглас "Гарри, плесни мне ещё немного виски", и уже рука сама тянется к бедру, на котором в открытой кобуре покоится верный "Кольт" или " Смит и Вессон", чтобы самым радикальным способом окончательно разрешить спор между джентльменами, которым всегда есть, что сказать. И уже закрадывается в его голову крамольная мысль, а в душу тяжкое подозрение и сомнение насчёт безукоризненности и совершенства замысла обладателя властного и решительного голоса, и уже готов он громко озвучить своё скептическое отношение к происходящему, но не успевает. Ибо именно в этот самый момент сцена вновь притягивает к себе всё его внимание. Одна из девушек, обладательница пожалуй самого весёлого и озорного взора, бойко подбоченившись и вызывающе вышагивая по сцене в такт вдруг замедлившемуся, ставшему тягуче-ленивым ритму, запевает новый куплет, несколько растягивая слова и многообещающе подмигивая неведомому зрителю.
Эй, Дракон, будь смелее
Пусти в дело зубы и хвост...
Чтоб все вокруг оценили
Дружно подхватывают за ней остальные три девушки
Как твой характер непрост.
Как твой характер, как твой характер, как твой характер
Непро-о-о-оо-о-оо-о-о-оо-о-о-о-о-о-о-ст!!!
И обрывается мелодия - резко, неожиданно, негаданно, словно резанул по ней кто-то острейшим ножом быстро и зло. И лязгает сталью пронзающих плоть наконечников копий, рассекающих и разрубающих тела лезвий мечей и секир яростный, негодующий, но по-прежнему властный и решительный голос
- Я вам сейчас покажу Дракона!!! Это что ещё за отсебятина!!!
Отчаянным визгом, в котором, впрочем, слышится больше веселья чем подлинного испуга, реагируют девушки на озвученную угрозу. Не переставая визжать, они стремительно убегают со сцены и поспешно скрываются за её кулисами. Опустевшая сцена, говорят, нет более тоскливее и печальнее зрелища. Хотя некоторые утверждают, что пустой зрительный зал... но это, право слово, дело вкуса. Как бы там ни было, но репетиция закончилась. Пришло время подводить её итоги. И кто-то займётся этим прямо сейчас.
Обсуждение во тьме.
- Нет, вы видели? Дракон! Какая наглость! Дерзкая и нелепая выходка, грубо попирающая все мыслимые нормы морали и оскорбляющая художественный вкус любого мало-мальски культурного человека. Но ничего, я с ними ещё разберусь!
( Что же, похоже, ошарашенный зритель может вздохнуть с облегчением, не всё, чему он стал невольным свидетелем, входило в замыслы загадочного и таинственного постановщика. Полагаю, это несколько реабилитирует его в ваших глазах. Увы, но подобное в нашей жизни происходит сплошь и рядом даже с самыми блестящими и глубокими планами)
- Всплеск вдохновения? Эмоциональный порыв? (ого, неужели у этой пьесы не один, а целых два режиссёра?)
- Вот это вы называете творческим вдохновением? Нечего сказать, замечательное у вас представление об искусстве, просто нет слов. Вы что, всерьёз решили защищать этих вульгарных пошлячек...
- Да ладно вам, Лионель. Бросьте. С чего вы так взъелись не бедных девчушек? Вы же их напугали до смерти. Воля ваша, но с женщинами подобным образом обращаться просто недопустимо.
- Я в своё время невиновную девушку на каторгу отправил. По сравнению с этим поступком внешняя форма, в которой я выразил моё искреннее возмущение и глубочайшее негодование происшедшим, является верхом корректности и такта. Так что не стоит читать мне лекцию о галантном обхождении со слабым полом, Инфернберг, ладно.
- Вот этого, признаюсь, я никогда не понимал ни в вас, ни в Майкле. Вам конечно известен девиз Редворта, он красуется на стене в его кабинете, да вы наверняка эту надпись сотни раз видели. "Пишу по зову сердца". Интересно, именно поэтому он с садистской жестокостью заставляет несчастных резать себя косами, топиться в реке, погибать от рук карателей и палачей, умирать от тоски, глотошной, неудачного аборта, наконец, получать пулю в спину и, захлёбываясь кровью, уходить из жизни на руках возлюбленного?
- Я однажды задал ему тот же самый вопрос, и вам это прекрасно известно.
- А он вам в ответ напел песенку "Поезд на Читтанугу" из фильма "Серенада Солнечной долины". Действительно остроумно, готов снять перед Майклом шляпу.
- Во-первых, в этом не было ничего остроумного, во-вторых, смею вас уверить, своим вопросом я достиг поставленной цели, а в-третьих, искусство требует жертв, Даймон. И очень часто именно человеческих. Но вам этого, к сожалению, никогда не понять.
- Подобно Молоху?
- Если бы вы знали Священное Писание столь же великолепно как и я, то для вас не являлось бы откровением, что все жертвоприношения этому лже-божеству в конечном итоге оказывались абсолютно напрасными. Тому существует множество ярких примеров, взять хотя бы... в любом случае с искусством всё обстоит совершенно иначе. Разве я лично не служу убедительным доказательством истинности моего утверждения?
- Не стану спорить, ваши знания в области Евангелия намного глубже моих. А ваши смелые трактовки библейских текстов...
- Позволили мне без особых проблем вернуться в родную обитель. Как ни странно, но у меня оказалось довольно много искренних последователей.
- Оставим религию в покое. Вернёмся к нашему проекту. Кстати, как вам стихи? По большому счёту, конечно, они так себе, но в оправдание автора следует заметить, что на волынке он играет ещё хуже.
- Вы же прекрасно осведомлены о моём отношение к поэзии вообще. Писать стихи, это всё равно, что идти приплясывая за плугом. Так что хороши ли они, неважны или откровенно дурны, для меня не имеет никакого значения.
- Тогда мне ещё более непонятна ваша реакция. Зачем поднимать скандал и угрожать нашим красавицам, если вы изначально решили визуальные ощущения предпочти слуховым. Я ведь не ошибся? Ведь и музыку, начиная этак с... в общем, эта мелодия явно не должна была привести вас в восторг.
- И этого я не стану отрицать. Совершенно верно.
- Девушки вам хоть понравились?
- Послушайте, Инфернберг, похоже у вас сложилось какое-то превратное представление о этих ветреных существах. Я давно за вами наблюдаю и всё больше прихожу к выводу, что вы придерживаетесь относительно этих созданий совершенно ложных, абсолютно далёких от реальной действительности взглядов. Для вас женщина - это нечто таинственное, пленительное и загадочное в своей красоте и обаянии, чуть ли не живое воплощение совершенства и доброты. Впрочем, ничего удивительного в этом нет - вы ведь никогда не были близки ни с одной из них...
- Пауза в ваших словах, в ней заключается какой-то особый смысл?
- Поверьте мне, гораздо более опытному чем вы в данном вопросе, познавшему близко не одну красотку. Женщина - это сосуд греха и порока. И чем более прекрасна его оболочка...
- Тем большую опасность таит его содержимое... Вы далеко не одиноки в своих заключениях.
- Послушайте, в девяноста девяти случаях из ста они оказываются скучными, приземлёнными, эгоистичными и вдобавок ко всему вздорными и несносными созданиями. Порывы благородства, вдохновения, откровения им не ведомы. Их не привлекают поиски высшей истины и попытки обретения гармонии с окружающим миром. Они живут животными инстинктами и вдобавок за ваш счёт. Даже их любовь к детям - да вам наверняка известно какой жестокостью и дикой мерзостью она оборачивается во множестве случаев, тщательно зафиксированных историками и служителями искусства. Взять хотя бы для примера эту особу, которая...
- Что которая?
- Ну как её... (в темноте громко и отчётливо слышится мучительное щёлканье пальцами)... она ещё переписывала мои рукописи для издательств. Признаться, почерк у меня не самый разборчивый, а если уж совсем откровенно - кого только он не приводил в неописуемый ужас и отчаяние.
- Ваша супруга?
- Точно! Именно она. Вы не представляете, что значит жить под одной крышей с настолько бескрылым и недалёким существом. Я никогда, собственно, и не питал особых иллюзий насчёт того, что эта женщина окажется способной по достоинству оценить или понять мои идеи и принципы, все надежды развеялись как дым почти сразу же после нашего знакомства, когда я, как порядочный и честный мужчина, дал ей прочесть мой дневник. И всё же, её реакция на моё решение относительно наследства... более глупого и жалкого поведения трудно представить. Выпрашивать аудиенцию у какого-то ничтожества и просить его признать меня сумасшедшим. Как вам это нравится?
- Материнский инстинкт...
- Вот именно, инстинкт. Низменное и отвратительное чувство, недостойное венца творения Божьего. Разумеется, подобного я терпеть не собирался. Пришлось уйти из дома. Меня к этому вынудили.
- И всё-таки...
- И в конце концов, кто из нас оказался прав относительно наследства?
- Здесь мне вам нечего возразить. Но, согласитесь, не каждому дано заглянуть в будущее, даже на такой ничтожный срок, как семь-десять лет.
- Этак вы рискуем зайти слишком далеко и совершенно сбиться с главной темы. Нас сейчас должен волновать в первую очередь наш совместный проект. А поскольку его героиней будет именно женщина - я считаю своим долгом не дать вам увлечься этим персонажем. Я не позволю вашим чувствам негативно повлиять на художественные достоинства нашего творения. Вам ясна моя позиция?
- Вполне...
- Вот и отлично. Нет ничего хуже для произведения чем чрезмерная идеализация и откровенное восхищение автором его главным персонажем. Не забывайте, кто является нашими соперниками на конкурсе. Вам удалось что-то узнать о замыслах Майкла и Мишеля?
- Они, как и мы, работают в паре.
- Это мне известно. Никогда бы не подумал, что ле Блан и Редворт смогут объединится. Но на что только не толкает нас чёрная зависть и мелкое тщеславие.
- Это пустые сентенции.
- Ваша правда. Так у вас есть нужная информация?
- Я знаю о чём они будут писать. Итак, вот вам краткий синопсис их совместного детища. В некоей абстрактной могучей державе вспыхивает пожар гражданской войны. Персонаж Мишеля - военный врач Алексис, присоединившись к армии одной из противоборствующих сторон, покидает родной Город и отправляется со своим отрядом на Дон, где судьба сводит его с местным уроженцем - молодым командиром повстанческих войск, союзных армии Алексиса, неким Грегором или Грегуаром - Майкл ещё толком сам не решил как правильно именовать его героя. Их знакомству и нескольким дням, проведённых вместе в безвестной станице, затерявшейся в бескрайних придонских степях, и посвящёно это произведение.
- Никогда не понимал обыкновения некоторых авторов вводить в вымышленные миры реальные географические топонимы. Дон - кажется именно так называется небольшая река в Англии, если я не ошибаюсь. О ней вскользь упоминал в своём романе этот столь любимый вами шотландец...
- Вы не ошибаетесь. "В той живописной местности весёлой Англии, которая орошается рекою Дон, в давние времена простирались обширные леса, покрывающие большую часть красивейших холмов и долин, лежащих между Шеффилдом и Донкастером". Уолтер - отличный писатель, а Бекетова - превосходный переводчик.
- Насколько далеко они продвинулись в своей совместной работе?
- Могу вас успокоить, не слишком. Почти сразу же их сотрудничество омрачилось резкими разногласиями почти по всем главным аспектам их творческого проекта, в том числе и по его названию. Майкл настаивает на "Отчуждении". А Мишель горой стоит за "Отвергнувшие". К разумному компромиссу им пока прийти не удалось.
- И всё-таки не стоит их недооценивать. Я уже вижу, что это стоящий замысел. И им по силам реализовать его.
- Во всяком случае их проект находится лишь в начальной стадии. Сейчас трудно предсказать, как дальше пойдут у них дела, и куда всё повернётся. На вашем месте я бы обратил взор на другую соперницу.
- На кого же?
- Вы разве не в курсе? Энни также принимает участие в конкурсе. И вот у неё воплощение замыслов идёт полным ходом. Думаю, очень скоро её работа будет опубликована на официальном сайте. Наверное, одной из первых.
- Несносный фантом. Как она раздражает меня. И ведь я лично призвал её.
- Но жалеть об этом нам явно не приходится.
- Вы правы. Искусство требовало этого. Но иногда... так и хочется её... ладно, она того не стоит. По её проекту у вас тоже имеются интересные сведения?
- Представьте себя да. Энни весьма охотно делится своими планами с Альбертиной, а у меня к Берти особый подход.
- Я внимательно слушаю.
- Если коротко, её произведение посвящено судьбе одного ребёнка. Мальчика, по имени Серёжа.
- Она пишет о ребёнке?
- Вообще то это ведь не первая её книжка для детей, не так ли? И кому как ни вам лучше всего об этом знать. В конце концов, кому из нас Энни обязана своими литературными талантами?
- Да, всего не предусмотришь. Ладно, продолжайте.
- Итак, семья Серёжи переживает тяжёлую драму, перерастающую в жуткую трагедию. Его отец - холодный, чёрствый, бесчувственный сухарь-бюрократ фактически вынуждает своими вечными мелочными придирками и несправедливыми упрёками уйти из дома маму Сережи.
- Так стало быть это он выставил её за дверь, а не сама она бросила любящего, заботливого мужа и родное дитя, поддавшись преступной страсти и покинув семью ради... о чувствах её близких, наша невинная жертва, разумеется, думала в самую последнюю очередь. Ну-ну...
- Помилуйте, какие чувства могут быть у чёрствого, бесчувственного сановника, абсолютно не способного понять тонкой натуры несчастной молодой супруги?
- Действительно, о чём это я? А как насчёт её сына?
- Послушайте, чего вы хотите от бедной женщины? И саркастические упрёки ваши совершенно нелепы и абсурдны. Мама очень любила Серёжу, её глубокой и чистой любви к единственному сыну специально посвящено несколько страниц произведения.
- Чтобы читатель глубже проникся её переживаниями?
- Не все же такие как вы. Так вот, мама хотела забрать Серёжу к себе, но этот тиран, этот деспот и сатрап не позволил ей сделать это. Более того, запретил маме Серёжи встречаться с сыном и не дал, подлец, согласия на развод.
- Молодец мужик. Уважаю.
- Почему он молодец? Совсем даже наоборот. Ведь именно не сумев смириться и пережить разлуки с сыном, мама Серёжи совершает ужасный поступок - кончает жизнь самоубийством. А что толкнуло её на столь отчаянный шаг, как не...
- Пристрастие к опиуму и морфию. И не пытайтесь отрицать, я хорошо помню. Было, было.
- Да ну вас. Ей, между прочим, их как лекарство доктор прописал.
- Во-первых, наша сочинительница врёт не краснея, впрочем, как и всегда. Надо же - разлука с любимым сыном. Как насчёт гордыни и злобы на весь мир и окружающих? Кроме того, и это во-вторых, согласитесь, что накладывая на себя руки, она больше думала о себе любимой и об обидах, якобы чинимых ей всеми кому ни попадя, чем о сыне, в любви к которому она сейчас так распинается. Нечего сказать, прекрасный подарочек преподнесла она Серёже. Хотя, что взять с истеричной, вконец испорченной, эгоистичной дуры.
- Вы слишком жестоки к несчастной и не способны понять всю глубину её горя и страданий.
- Заметьте, её горя и страданий. А о боли остальных нашей страдалице...
- Вернёмся к проекту Энни.
- А что на трагической смерти мамы этого ребёнка он не заканчивается?
- Всё только начинается. Итак, бедный Серёжа, вскорости после смерти горячо любимой мамы, лишённый родительской ласки, сочувствия и поддержки, ведь, согласитесь, смешно ожидать проявления подобных высоких чувств от...
- Чёрствого бездушного сановника-бюрократа? Действительно, глупо. Особенно если описывает его особа пристрастная и заинтересованная.
- Как бы там ни было, но вскоре несчастный Серёжа тяжело заболевает двусторонним воспалением лёгких, между прочим, насчёт диагноза Энни консультировалась с Мишелем.
- А он и рад помочь. Я ему этот порыв альтруизма ещё припомню.
- Заболевает двусторонней пневмонией и умирает...
- Вот оно как? Однако. Трагический финал.
- И попадает в Элизиум.
- Счастливая развязка...
- Там он, натурально, встречается с Джессом, тот водит его по своим владениям, везде, понятное дело, царят красота, взаимная любовь и взаимопонимание, одним словом, наблюдается всеобщая идиллия и благодать. И вот в конце этой весьма познавательной и в высшей мере интересной экскурсии Серёжа спрашивает Джесса, когда он сможет встретиться со своей мамой. И Джесс грустным, печальным, полным самого искреннего сочувствия голосом отвечает Серёже, что его мама, как добровольно ушедшая из жизни и, следовательно, совершившая один из тяжких грехов, попала в Хёлльмунд, то есть к нам...
- Между прочим, совершенно заслуженно.
- И что он, Джесс, здесь совершенно бессилен и ничем мальчику, к сожалению, помочь не в состоянии. Разумеется Серёжа ошеломлён. Он никак не может смириться с тем, что никогда более не встретится с мамой, равно как и с тем, что его мама обречена на вечные страдания в каком-то Хёлльмунде. Налицо явная ошибка, и он, Серёжа, намерен её исправить, невзирая ни на какие правила и запреты. Следующей ночью ребёнок тайно покидает Элизиум и сбегает в Хёлльмунд.
- Ночь в Элизиуме?
- В детских книжках герои всегда сбегают из дома ночью. Это - освящённая веками славная традиция, канон и тот штамп, нарушать который строжайше не рекомендуется. Ничего вы не понимаете.
- И поэтому ей можно идти против фактов и здравого смысла? Ну ладно, что там далее? Мне уже действительно интересно.
- В Хёлльмунде Серёжа узнаёт, что его мама находится в полной зависимости, фактически в рабстве, у одного весьма злобного, жестокого и беспринципного типа, который всячески злоупотребляя своей властью, постоянно преследует и придирается к ней, в своём тиранстве намного превзойдя...
- Чёрствого, бездушного сановника-бюрократа? В книжке, естественно, не говорится, что сей зловредный тип имеет на всё вышеперечисленное полное право?
- Кто может обладать правом безнаказанно притеснять и обижать несчастную женщину? Вы меня просто поражаете и очень неприятно. Кстати, этого типа в книжке зовут Леонсио.
- Как?
- Леонсио.
- Совести у вашей сочинительницы нет, вот, что я вам скажу.
- Между Серёжей и Леонсио происходит очень бурный и эмоциональный разговор. Серёжа просит Леонсио отпустить маму. И последний, как будто соглашается на это.
- Что значит как будто? Что скрывается за этой подозрительной фразой?
- Коварный и злобный Леонсио ставит Серёже следующее условие. Мама по пути из Хёлльмунда будет всё время находиться позади мальчика, и Серёжа, пока они не покинут его пределы, не должен оборачиваться. Если он поступит таким образом, его соглашение с Леонсио аннулируется, и мама навсегда остаётся в Хёлльмунде под жестокой, деспотичной властью...
- Свирепого, вероломного и бессердечного типа.
- Именно. Леонсио абсолютно уверен, что Серёжа, в силу возраста, не сможет выполнить это условие, что он непременно посмотрит назад, чтобы убедиться, что его любимая мама следует за ним. Да, подлец открыто делает ставку на детскую слабость, что, разумеется, низко и омерзительно и совершенно его не красит. Как, между прочим, и зловещий смех в пустоту.
- Согласен, заезженный театральный штамп. Никогда особо не любил драматургию.
И вот Серёжа и его мама покидают асиенду Леонсио.
- Слово то какое. А может лучше было сразу написать хлопковую плантацию?
-И по пути из Хёлльмунда разыгрывается поистине душераздирающая сцена. Серёжа, что вполне предсказуемо, всё время хочет обернуться, а его мама умоляет его держаться и не совершать столь опрометчивого и рокового по своим последствиям поступка. "Серёженька, потерпи, осталось совсем немного" и в том же духе и ключе. Чем всё закончится я сказать не могу, развязку и финал Энни ещё не придумала. Вот собственно и всё. Ну, каково ваше мнение?
- Чудовищно. Вы всерьёз хотите убедить меня, что эта бредовая, безвкусная и низкопробная поделка способна...
- Основная ставка делается на зрелищные спецэффекты.
- Проклятие, ведь у неё неограниченный доступ к бюджетным средствам.
- Вот именно.
- Скверно. Учитывая вкусы и пристрастия так называемого народного жюри...
- Официальное жюри, скажу вам откровенно, на мой взгляд тоже далеко не подарок. Возьмите хотя бы пана Ярослава.
- Ну, в данном случае почтенный владелец знаменитой пивной чешско-мадьярской дружбы имени сапёра Водички скорее выступит нашим союзником. Меня более смущает этот норвежец.
- Кнут? Успокойтесь, Лионель, за нашего бравого викинга я ручаюсь. В его адекватности я абсолютно уверен.
- Слышал, что как раз в этом вопросе его соотечественники однажды проявили сильнейшие сомнения и даже...
- Там была замешена политика, и это является главным доводом в пользу того, чтобы не придавать тому инциденту слишком большого значения. В любом случае Кнут принадлежит к нашему лагерю. А вот пан Ярослав очень тесно дружит с Майклом. Я полагаю, они не упустят такого благоприятного случая досадить вам, а следовательно, и мне.
- С каких это пор вы, да и этот варяг, влились в лагерь моих сторонников, Инфернберг? Наш временный творческий союз ещё ни о чём не свидетельствует. С этим норвежцем я вообще не желаю иметь ничего общего. Уверен, он тоже не упустит возможности уязвить меня. Как всегда околоконкурсные интриги негативно отразятся на честности и справедливости исхода состязания. Ладно, не мне бояться неизбежных трудностей. Пускай этот несносный фантом упивается нелепыми фантазиями и тешит себя мечтами о свободе. Мечтать не вредно. Ничего другого ей по существу делать и не остаётся. Она навеки моя!
- Знаете, ваша позиция по этой проблеме давно вызывает тревогу и озабоченность у всей прогрессивной общественности Хёлльмунда.
- С каких это пор мои личные дела стали предметом озабоченности толпы бездельников и пустозвонов?
- Но послушайте, в наше время личная зависимость одного человека от другого...
- Вот именно одного человека от другого. При чём тут фантом? А кроме того, лично я не вижу ничего страшного в личной зависимости одного человека от другого. Воля ваша, Даймон, но я, основываясь на личном опыте, скажу вам со всей прямотой...
- Вредность просвещения, школ, больниц и всеобщего образования для простого люда. Я это уже читал.
- Но вот видите. Согласитесь, ничего хорошего из этой затеи не получилось.
- В войну ввязываться не нужно было. Хорошо, кстати, как вы отреагируете на предложение обменять Энни на пару быстроногих породистых гончих?
- Да вы что? Обменивать разумное существо на бездушных животных - это же дикость и варварство. Кроме того, на кого мне здесь охотиться с гончими?
- А сыграть на Энни в какую-нибудь азартную игру?
- Да это вообще ни в какие ворота не лезет. За кого вы меня принимаете? Из чистого любопытства, кто это собрался обыграть меня в карты? Мишель? Не смешите меня, податные инспектора в Житомире и то играют лучше него.
- Если честно, эти идеи исходили от Альбертины.
- Даже так? Она же карт сроду в руки не брала. Вот уж насмешили так насмешили!
- Но не обязательно же играть именно в карты. Как насчёт лото или "крестиков-ноликов"?
- Нет, они настолько захватывающи и возбуждающи, что, боюсь, я не рискну посредством их испытывать судьбу. При игре надо всегда иметь холодную голову, а тут я точно войду в азарт и потеряю над собой контроль. Так что фантом останется у меня. Точка.
- Прогрессивная общественность это так не оставит, должен вас сразу предупредить.
- Это Альбертина - общественность? С ней я тоже разберусь...
- Полегче, Лионель, полегче. Не забывайте, сейчас мы все в одной лодке. Она - полноправный член нашего триумвирата. В конце концов именно на основе её фанфиков реализуется наш замысел. Поверьте, вероятность ссор с Берти по ходу работы и так устрашающе велика, не мне вам рассказывать про её характер, так что будет откровенно глупо давать ей для скандала ещё один совершенно лишний повод. Кстати, вы не находите, что выходка наших девчушек возможно совершенно не экспромт и импровизация, а тщательно...
- Продуманная провокация! Вы озвучили сомнения, с самого начала терзающие меня. Но ничего найдём и на неё управу. Если она и дальше продолжит позволять себе подобное, мы расторгнем одно из условий нашего соглашения. Насчёт этого... как его.
- Послушайте, Лионель, вам не надоело сидеть здесь в полной темноте в абсолютном одиночестве. Лично меня это несколько угнетает. Не продолжить ли нам беседу в несколько иной обстановке? Следует признать, наш разговор изрядно затянулся...
- Пожалуй вы правы. Я знаю одно небольшое и очень уютное кафе, расположенное буквально за углом. Не продолжить ли нам там?
- Согласен.
- Отлично. Ну тогда вперёд. Свет!
Раздаётся хлопок в ладоши, после которого сцена медленно погружается во тьму. Мрак. Полный мрак.