Успех утиной охоты зависит не столько от искусства меткой стрельбы, сколько от умелой маскировки. Не один охотник, игнорирующий это правило, наказал себя пустой тратой времени, колкими усмешками товарищей.
Охотились мы однажды на степных озёрах, вытянувшихся цепью по широкой впадине. Был пик сезона, когда дичь, перепуганная грохотом ружейных канонад и потерявшая немало своих сородичей, достаётся добытчикам более дорогой ценой: днюет где-нибудь в крепях или на большой воде, зоревые перелёты совершает почти потемну - добудь-ка такую!
Впрочем, культурному охотнику (не мяснику) такая фаза сезона доставляет большее удовлетворение, нежели само открытие. Птица, снятая с приличной высоты, согласитесь, - поистине трудовая, а сбитая потемну - вдвойне. Смело заноси в свой актив и точный расчёт, и крепкий бой ружья.
Вечерняя заря в тот раз явно не удалась. Закатное солнце опустилось за чёрную завесу туч, так что зоревая подсветка, помогающая охотникам выслеживать цель в воздухе, погасла в самом зачатии. Мрак поглотил окрестность. Именно в этот момент послышался волнующий душу посвист утиных крыльев. Одна за другой стаи возвращались на излюбленные кормовые плёсы, но разглядеть их было невозможно... "Ничего, утро вечера мудренее," - успокаивали мы себя.
Но надежды на утро не оправдались. Напрасно мы с Леонидычем (так чаще всего звали моего приятеля) сверлили глазами хмурое небесное пространство, всякий раз вздрагивая и напрягаясь при малейшем шелесте крыльев. Ни пуха, ни пера так и не посеяли. Утка, тянувшая вдоль каскада озёр и озеринок, прошла как-то незаметно, вразброс и быстро. Нате, мол, охотнички, выкусите. Но в том и прелесть охоты, что она богата сюрпризами.
Несколько позже, когда совсем рассвело, в небе замаячили пернатые эскадрильи, видать, пришлые издалека. Едва обозначившись они разворачивались и заходили на нас с правого фланга, то есть поперёк озёрной цепи - готовый факт для рубрики "И такое бывает".
К тому времени у озера сформировался прочный "заслон". Основу его составляли, вероятнее всего, тюменцевские охотники, "десантировавшиеся" на рассвете из легковушек и мотоциклов. Их не смущала высота, на которой летели утки. Заговорила чья-то пятизарядка, загремели дуплетами двустволки. Иногда выстрелы сливались воедино, и пикирующий вниз подранок становился предметом жарких разборок между азартными стрелками.
Вот метнул в небо гром дробовик ближнего незнакомца - аж лысухи застонали под берегом.
-Из мортиры саданул, что ли? - шутит кто-то.
Но громомётчику было не до шуток. Когда его обступили любознательные коллеги, он всё ещё скулил от боли, хватаясь за травмированное плечо. Следом же он с ужасом обнаружил на нём расплывающееся вширь красно-фиолетовое пятно.
Чем выше поднималось генеральное светило, тем выше забирались пролётные утки, а вскоре их не стало вообще.
-Линяем отсюда. Срочно притом! - шепнул на ухо Леонидыч.
-Это куда же?
-А вон туда, - кивнул он на склон возвышенности, у подножия которого
сверкало соседнее озеро. - Я там утиную жилу открыл. Вон у той чёрной промоины. Взгляни-ка.
Я поднял бинокль и не поверил своим глазам. Над той самой промоиной действительно шла утка. Притом системно. Пролётные табунки, словно по команде, пикировали вниз и тянули к озеру над самой землёй.
Вскоре мы были на новом месте и залегли в конце промоины, на склоне, обращённом к озеру. Вот тут-то мы и задали работу своим ружьям, в считанные минуты выполнив норму отстрела. И это средь бела дня, лёжа на спинах в небольшом углублении, да ещё на вершине холма.
Думается, такой феномен можно объяснить тем, что утки, летевшие низко, замечали опасность слишком поздно, но кто командовал им резко снижаться и лететь над самой землёй направленно, как в трубу?...
Едва успели мы собрать трофеи, как нас окружили узким кольцом те же, уже знакомые охотники, услышав оживлённую пальбу. Но нас их притеснения уже ни в чём не ущемляли.