Запасной ключ от квартиры (он снимал квартиру последних полгода) куда-то пропал. Возможно, выпал из кармана где-нибудь в маршрутном такси, когда хозяин рылся в поисках мелочи, или ключ был забыт в офисе, у некоторых людей есть такая привычка - опорожнять свои карманы перед тем, как присесть за стол. Наконец, ключ мог быть украден - вокруг ведь полным-полно психов, которым не нужны деньги, высшее удовольствие для них - обшарить чужие карманы, похитить какую-нибудь ерунду: пару мелких монет, зажигалку или завалявшийся среди табачных крошек и пыли израсходованный трамвайный талон...
Тот, кому нужен был ключ, какое-то время думал об этом, лежа в кровати, курил, не вылезая из-под одеяла. Затем включил телевизор и тут же выключил. Встал, поёжился - в квартире было холодно, ночью ему было лень встать и прикрыть распахнутую накануне форточку. Он прошел на кухню, включил чайник. Пока вода закипала, умылся, почистил зубы и, проведя рукою по подбородку, решил, что побреется позже. Чайник, вскипев, засвистел; он бросил в кружку щепоть заварки, залил кипятком. дальше молча стоял у окна, пил чай маленькими осторожными глотками.
"Хорошо бы сделать ремонт. Поклеить новые обои, на пол настелить фанеру"... Он знал, что не сделает этого никогда - квартира была чужой, и хозяин её не собирался тратить деньги на какое-либо благоустройство. Он вдруг подумал, что большинсво мыслей появляются из ниоткуда и в никуда исчезают - так, увидев на чьей-то одежде пятно грязи, подмечаешь его и тут же о нём забываешь.
Допив чай, он оделся и двинулся в сторону рынка - там, в самом конце продуктовых рядов, была будка, где вытачивали ключи. Шел снег. Он обратил внимание, как необычно красивы фрукты на фоне занесённых снегом прилавков - апельсины, лимоны, киви... Он улыбнулся. Продавщица фруктов, приняв его улыбку за покупательский интерес, предложила ему бананы. Он купил один и сразу же съел.
Мастер, осмотрев ключ, предложил подождать, "походить здесь полчаса". Он согласился; какое-то время он прогуливался вдоль рядов, затем вышел к автобусной остановке и стоял рядом с "вагончиком-гриль", наслаждаясь пряным запахом жареных кур.
Неожиданно ему захотелось закрыть глаза. Он зажмурился, постоял неподвижно, а дальше, не открывая глаз, осторожно пошагал в сторону рынка. Сначала ему было как-то боязно, вслепую он двигался крайне медленно, и люди обходили его, не касаясь его одежды. В крытом пространстве рынка он уже ощущал запахи и тепло, он почувствовал, как-будто бы видел перед собою пространство, заполненное запахами продуктов и струями тёплого воздуха, видение продержалось в голове несколько мгновений и исчезло. Вдруг усилился запах рыбы; он попытался свернуть в сторону, но не смог этого сделать - в каждым шагом в сторону он натыкался на чьи-то спины, груди, локти, недовольные окрики "Осторожнее!". Он по прежнему не открывал глаз. Ему приходилось двигаться куда-то, где не было препятствий, к ставшему невыносимым запаху рыбы. Наконец, уткнувшись во что-то животом, он открыл глаза: перед ним на прилавке лежала рыба.
Ключи ему должны были отдать через десять минут; он вдруг смутился, ему стало неудобно перед людьми за своё непонятное и глупое поведение. Он вернулся к автобусной остановке. Неожиданно его окликнули:
- Молодой человек...
Пожилая женщина в сером пальто и белой вязаной шапке тянулась к нему рукой. В другой руке у неё была матерчатая сумка.
- Вы не поможете мне перейти улицу?
Не дожидаясь ответа, она взяла его под руку. Он предложил поднести её сумку; сумка оказалась довольно тяжелой. Дождавшись зелёного сигнала светофора, они пересекли дорогу; там женщина попросила проводить её до квартиры: "Я живу вот в этом доме, совсем рядом. А сейчас - скользко"... Он не посмел отказать.
Он не даже понял, как получилось, что он вошел в квартиру: старушка, открыв двери, сразу юркнула внутрь, ему пришлось войти следом, чтобы отдать сумку, хотя бы поставить её на пол. Ещё на лестничной площадке в ноздри ему ударил едкий запах аммиака; он поморщился, но всё равно шагнул в приоткрывшуюся перед ним темноту. Старуха уже стояла в комнате в окружении стаи разномастных мяукающих кошек, разговаривала с ними ласково, как с детьми: "Ну, что, мяу, мяу, а я поесть вам принесла"... Он попытался уйти, но женщина задержала его: "Нет, ну что Вы, молодой человек, я не могу Вас отпустить, не напоив чаем"... Скрепя сердце, он согласился. Она открыла термос ("У меня чай с шиповником, с травами, вы такой любите?"), налила ему полную кружку темной, приятной непонятными запахами, жидкости. Пока он пил, скупо отвечал на вопросы старушки: зовут меня... живу здесь, неподалёку... Допив чай, он отставил кружку и, собираясь уйти, хотел было извиниться, но вдруг почувствовал, что не может говорить. В то же мгновение мышцы живота свело в спазме; он согнулся по полам, застонал; ему пришлось опуститься сначала на корточки, а затем он потерял сознание и, упав набок, прямо на загаженный кошками дощатый пол, умер.
Он очнулся там же, где упал: перед глазами его темнела облупленная половица. Он попытался пошевелиться; это далось ему с большим трудом - мышцы казались не своими; ему было тепло, даже жарко. Он долго лежал и слушал старушечье бормотание: "Детки мои, кисоньки, мяу-мяу"... Старуха играла с кошками в комнате; он подумал, что, вполне возможно, с момента потери сознания прошло всего несколько секунд... Наигравшись, старуха вышла в коридор, а затем прошла на кухню. Здесь, ухватив за дно сумки, она вывалила прямо на пол множество мелкой и грязной рыбы. Несколько дохлых рыбёшек ткнулись ему в лицо; он хотел отвернуться, но не смог. Кошки набросились на еду; он лежал рядом с чавкающими тварями, среди крови и рыбьих экскрементов. Он даже не мог закрыть глаза: чешуя, требуха, капли крови - всё летело ему прямо в лицо. В приступе отвращения его вырвало желчью.
Когда животные, насытясь, ушли, старуха подошла к нему: прямо перед собою он увидел засаленную ткань старушечьих тапок, бросила на пол тряпку и коротко приказала:
- Мой!
Он мыл пол: сгребал в кучки остатки пиршества, затем руками собирал с пола остатки кишок, жабр, чешуи и наполнял ими мусорное ведро. Он делал это, и ему становилось легче - боль ослабевала, он мог двигаться и, радуясь этому, невольно улыбался. Голова была пустой, он лишь автоматически подмечал ещё не убранные им рыбьи останки, чтобы выбросить их в ведро. Отчего-то он даже не думал, что куда-то можно уйти прочь из этой квартиры. Когда пол был вымыт, снова пришла старуха. Даже не взглянув на половицы, она нагнулась, кряхтя, подвинула мусорное ведро и отрезала:
- Жри!
Проходит тысяча лет или, возможно, несколько секунд, время не кажется ему расстоянием, время остановилось, зависло в воздухе так же, как этот едкий запах аммиака. И ЭТО происходит вечно, без остановок: бормотание старухи, играя с кошками, старуха нелепо пританцовывает, переваливаясь с ноги на ногу. Танцуя, старуха что-то напевает, а он, стоя на коленях, собирает руками обрывки рыбью требуху, бросает её в ведро, а потом вынимает требуху обратно и жуёт её. Целая вечность - лежа в кровати, в полной темноте, без сна, и минуты растягиваются в часы, миллионы мыслей ненасытными червячками копошатся в мозгу. Спустя вечность, наевшись, червячки успокаиваются, и на их место приходит темнота - густая, тёплая, липкая, она входит внутрь тебя, заполняет тебя всего, остаются лишь звуки, они держатся в голове несколько мгновений и тут же исчезают: "Вы помните, как Вас зовут? Вы меня понимаете?"... Он, кажется, лежит на полу, или нет - он сидит на стуле, не открывая глаз, а кто-то смотрит на него, качая головою. Тот, который на стуле, тоже качает головою - из стороны в сторону, как китайский болванчик...
Его рвёт желчью, и вдруг, скрючившись в очередном спазме, он вспоминает: ключ, ему нужен ключ! Он пытается улыбнуться; теперь он знает, почему он здесь, что происходило с ним всю эту тысячу лет; и он мычит: "Кы-ы-э-э, кы-ы-ы-э-э!". Но его никто не слушает, ему помогают подняться, ведут под руки по длинному коридору. Он открывает глаза, видит побелку на стенах, белую, словно снег. "Иди, иди" - кто-то шепчет ему вслед. "Иди, иди к Белым Ангелам"... Его провожают в палату, укладывают на спину, привязывая бинтами запястья к металлическим перекладинам кровати; пока сестра делает укол, один из санитаров тщательно моет пол коридора - скоро обход.