Есть такая штука -- смех усталости. Усталости от неудач и безысходности, от боли и крови, когда символы собираются в кучу и начинают водить вокруг тебя абсурдный хоровод, где средневековые картинки с пытками* смешиваются с краской-кровью, льющейся из клизмы на бумагу в трехцветном театре теней**. И в прошлое воскресенье я ушла со второго отделения оттого, что мне стало страшно. Прекрасно понимая головой, что то, что делали венгры***, было просто исключительно здорово, мне стало страшно возможности потерять остатки своего и без того до крайности расшатанного "я", потому что в состоянии абсолютного нигилизма ни своя, ни чужая боль или смерть уже не имеют никакого значения. Но упорядоченность, возведенная в абсолют, меня пугает не меньше. Смех усталости -- это смех абсурда. Хаос разрушает линейную правильность и чистоту благолепия, подсовывая взамен чистых тротуаров грязную кухню, холод и семейный скандал. Эпикур, как оказалось, был тяжело больным человеком, который призывал радоваться несмотря ни на что -- к абсурдной радости, легкой как летняя пыль над дорогой. Каждому -- свое: кому домашний уют, кому пустота и сквозняк в груди, хотя, может, это и не сквозняк вовсе, а совсем даже душа просачивается на чистый воздух сквозь решетку ребер. Я тоже дышу чьими-то душами. Иногда кажется, что это-то как раз и есть настоящая свобода.