Бранд Гарольд : другие произведения.

Авалон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Скачать в формате doc
    Сборник 2005 года. Одна из двух частей (полный текст). Стихотворная, в том же оформлении, была выпущена отдельно.

РАССКАЗЫ

   СОДЕРЖАНИЕ

   "ФЕНИКС-ГАЗЕТТ"
   TABULA RASA
   СВИНЦОВЫЙ ФОКСТРОТ
   АНАЛГЕЗИЯ
   ПОТРОШИТЕЛЬ
   ЛЕГИОН
   ЗВЕЗДЫ
   КОРОЛЕВСТВО ПЕЧАЛИ
   БОЖЕСТВЕННЫЙ МЕРТВЕЦ
   СУХОВЕЙ
   ЗАПАХ МЯТЫ
   ЛЕГЕНДА О БЕЛОМ ТИГРЕ
   ЛУННЫЙ БУДДА

"ФЕНИКС-ГАЗЕТТ"

  
   - Эй, Джордж, как там с корректурой? - крикнул я.
   - Полный порядок, сэр, - отозвался мой главный помощник довольным голосом.
   Еще бы не довольным. Ведь именно наша газета, а точнее, мы с Джорджем на пару расследовали одно из гнуснейших преступлений века! Ну, по крайней мере, так мы его называли в заголовках статей. Едва мы затронули эту тему, дела наши пошли в гору, и мы уже не могли остановиться, пока не восстановили всю картину целиком до мельчайших подробностей, чем беспардонно воспользовалась полиция, найдя улики именно там, где мы и предполагали, и вообще полностью подтвердив нашу теорию, схватив преступника. Впрочем, подобное подтверждение нашей правоты благотворно сказалось на продажах. А иначе, мы с Джорджем шутили, что назвали свою газету *Феникс* потому, что она годилась лишь на растопку каминов. Но не успевал тираж догореть дотла, как - хоп! - выходил следующий номер!.. С упорством, достойным лучшего применения.
   И сегодня мы засиделись в редакции допоздна, подготавливая последний штрих - окончательный вариант всей этой истории от начала до конца.
   И вот, как было дело:
   Трагедия имела наглость разыграться в весьма почтенном семействе. Одном из древнейших и славнейших родов Кента. На простом семейном ужине произошла настоящая кровавая бойня. Единственный сын и наследник старого графа Элсмира застрелил отца и мать, а после пустил себе пулю в лоб.
   Скандал?
   Еще бы!
   Как говорят французы - ищите женщину. По слухам молодой Элсмир намерен был совершить мезальянс и жениться на женщине весьма несерьезного звания - школьной учительнице, без гроша и всяких звучных предков за душой, да к тому же ирландке!
   Старый Элсмир пригрозил лишить сына наследства в случае подобного необдуманного шага. И последние несколько недель сын только и делал, что ругался с отцом, или пытался его умасливать.
   Доумасливался, как говорится.
   Прошу прощенья за профессиональный репортерский цинизм.
   Так вот, по-первости все и выглядело...
   Хотите знать, а где была в этот момент прислуга?
   Да все там же - на месте преступления.
   Дворецкий, по крайней мере, уверявший, что эта ужасная трагедия разыгралась прямо у него на глазах: молодой Элсмир застрелил отца в припадке бешенства, затем мать, которая, потеряв голову, накинулась на преступного отпрыска, швырнув в него тарелку с сыром, потом дворецкий решил было, что пришла его очередь, но новоиспеченный граф, внезапно осознав весь ужас содеянного, как истый джентльмен, почел своим долгом покончить с собой.
   Рассказывая об этом, старый слуга так рыдал, и выглядел таким потрясенным, что никому и в голову не пришло усомниться в его словах.
   Усомнились разве что мы с Джорджем. Опять же, профессиональный цинизм. У нас, газетчиков, его будет побольше, чем у инспекторов Скотленд-Ярда, хотя не до конца истребленный романтизм внушает мне надежду на то, что и совести у нас будет побольше.
   Хотя наш старый знакомец инспектор Мэтьюс полагал, что совести у нас нет вовсе - подозревать в чем-то старого, убитого горем человека, скончавшегося от сердечного приступа на руках стряпчего во время оглашения завещания: оказалось, что большая часть состояния должна была перейти по наследству именно к нему, в случае, если: молодой Элсмир не доживет до времени вступления в права владения наследством... (если я завернул фразу не так, поправьте меня; я газетчик, и ни к чему мне юридические изыски), или если осквернит себя вышеупомянутым мезальянсом.
   До второго случая не дошло, хватило и первого.
   Итак, еще один наследник последовал в могилу, и... Состояние перешло к его сыну, известному увальню, к тому же малость придурковатому.
   Сказать по правде, по-моему, старый Элсмир был склонен ко всякого рода мезальянсам ничуть не меньше молодого.
   Ну, что поделаешь. Последняя воля покойного. Все честь по чести.
   Разве это интересно?..
   Впрочем, дело не в этом. С молодым Элсмиром я был шапочно знаком - по обязанности светской хроники, и в клубе, который он регулярно посещал, у него была очень недурная репутация. Одним словом, он не производил впечатления злодея или психически неуравновешенного человека, наоборот, казался всем весьма добрым малым. Даже в его намерении жениться на школьной учительнице было что-то трогательное. Ах, боже, ведь и сентиментальность нам, газетчикам, не чужда!
   Итак, я обегал, собирая интервью, всех членов соответствующего клуба - были среди них, безусловно, и злодеи, и субъекты психически неуравновешенные, учитывая, что один раз на меня спустили бульдога, слава богу довольно престарелого и беззубого, а в другой - спустили меня с лестницы. А причина была такова же, по какой у некоторых взять интервью мне все же удалось. Никто не хотел говорить о покойном плохо. Никто, кроме полиции, праздно рассуждавшей о пороках избалованной золотой молодежи, не хотел верить в его виновность. Впрочем, и других кандидатов на роль преступника как-то не находилось.
   Я попытался найти и школьную учительницу. Но опоздал. По злорадным объяснениям соседей, бедняжка не вынесла позора и повесилась. Какого *позора*? - хотел бы я знать. Общественного внимания? Нам, газетчикам, таких тонкостей не понять. Впрочем, квартирная хозяйка с радостью позволила мне порыться в ее вещах. Вот так-так! В корзине с бельем (А почему именно там, собственно?!) я обнаружил письмо от младшего Элсмира, в котором довольно недвусмысленно было написано: *Дорогая, между нами все кончено. Я не могу идти против воли родителей. Но ты замечательная девушка, я никогда не оставлю тебя своей помощью. Всегда твой искренний друг. Подпись.*
   И для чего же теперь было устраивать стрельбы в узком семейном кругу?..
   Покуда я соображал, сидя в продавленном кресле в убогой квартирке, появился Джордж, под руку с некой решительной девицей, чья решительность, похоже, следовала от выпитого дешевого бренди, запах которого разлился по комнате, едва она вошла.
   Я с укоризной покосился на Джорджа. Тот сделал большие глаза и с загадочно убедительным видом кивнул на свою спутницу. Та вступила в разговор незамедлительно:
   - Не могла она покончить с собой, вот и точка!
   - Да полно, леди, с чего вы взяли? - добродушно полюбопытствовал я, припрятывая письмо в карман. - Мозгляк Элсмир не мог перестрелять своих родителей, а его невеста не могла повеситься? Своя рука - владыка, как говорится.
   Милая кокни уставилась на меня набычившись.
   - Мой патрон, Джек Норби, эсквайр, - торжественно, хотя и несколько насмешливо представил меня Джордж. - А это мисс Джейн Потс.
   - Боже, сказал я. - Три *джей* в одной комнате - это что-то судьбоносное.
   Джордж фыркнул, но уточнять, что его имя пишется с *джи*, не стал.
   - Он строит из себя прожженного циника. Но сердце у него золотое, мисс, поверьте.
   - Проверим! - свирепо сказала мисс.
   Я решил пропустить это замечание мимо своего остроумия.
   - И почему же вы думаете, что она не покончила с собой, юная леди? - поинтересовался я.
   Девица фыркнула. Джордж усадил ее на тахту.
   - Да потому! - сказала она уже не так агрессивно. - Потому, что с этим мозгляком Элсмиром они порвали еще раньше. - Маргарет была вне себя. Назвала его подлецом, и пообещала, что он еще об этом пожалеет. И знаете, что? - Она уставилась на меня.
   - Что? - подхватил я.
   - Не настолько она любила этого толстосума, разве что его деньги! От этого не вешаются!
   Я, кажется, громко глотнул. Деньги, выходит, любила, а не его? Ну вот, еще одна романтическая греза носом об стенку!.. И еще меня упрекают в цинизме.
   Я оглядел квартирку из которой все ценное хозяйка, конечно, уже утащила, но выбросить остальное пока не успела. Да уж, казалось бы, как тут не любить деньги? Но в таком случае своей стезей выбирают не роль школьной учительницы, верно? Чья судьба - быть беднее церковной мыши, да вдобавок еще зачастую синим чулком и старой девой.
   - Врете вы, милая девушка, - сказал я ласково, почти нежно. - Она его любила. Репутацией своей пожертвовала, а ведь знала, что ничего ей не светит.
   Джейн хохотнула, потом замолчала, и на ее глазах выступили слезы. Она упрямо покачала головой.
   - Нет!..
   - Нет? Хотите, я скажу вам, что она сказала на самом деле? - Я уже вошел в роль, почувствовав прилив вдохновения, ощущая себя магом, волшебником, могучим повелителем слов!.. А ведь именно слово - великий зародыш мира! Джейн уставилась на меня во все глаза, и даже лицо ее стало испуганным и осунувшимся, когда она увидела в моих глазах пророческий блеск - он ее просто заворожил. - Она сказала: *Милая Джейн, я с самого начала знала, что этим кончится, и не питала никаких иллюзий. Но поверь мне - это того стоило! Все на свете имеет конец. Но если страшиться этого, то лучше не рождаться на свет! Я была счастлива недолго, но дорожи я своим именем на потребу всем безмозглым старухам, я не была бы счастлива никогда! А теперь мне остается только жить дальше, храня в сердце этот свет! И я это переживу! Что было - прошло!..*
   Джейн фыркнула.
   - Ладно разливаться, мистер. Она только и сказала, мол: что было прошло. Я знала, что этим кончится, ничего - переживу. А вы тут чего наплели?
   Я закатил глаза, и подумал, что на месте Маргарет точно бы повесился...
   - И все-таки она бы не повесилась, - укоризненно сказала Джейн. - Не по христиански это. И совсем на нее не похоже. Она сильная была. - Джейн шмыгнула носом. - И добрая. Сильные - вешаются. А добрые - нет...
   Я фыркнул.
   - Ее убили, - мрачно заявила Джейн. - Девушку всякий обидеть может. - Она покосилась на нас и сказала предупреждающе: - Только попробуйте.
   Джордж закудахтал:
   - Да что вы, милая, господь с вами. Все, что вам от нас грозит, это получить пару-другую шиллингов за ценную информацию.
   Девица вытащила носовой платок не первой свежести, высморкалась, и заметно приободрилась.
   - А вы точно не из полиции? - подозрительно уточнила она.
   - Боже упаси, - сказал я. - Мы честные газетчики...
   - Знаю, знаю, - сварливо отмахнулась девица, - писаки подколодные... Только и горазды языком трепать да людей путать. Ну, так если вы не из полиции, я вам еще кое-что скажу. Маргарет мне вот что сказала про тот ужас: *Не мог мой Эдди так поступить, он настоящий джентльмен!* Как будто настоящие джентльмены девушек бросают... И добавила: *Я докопаюсь до правды! Видит бог, докопаюсь! Жизнь этому посвящу!* Это ее и сгубило... Такие вот дела, - и она снова схватилась за носовой платок.
   Джордж молча, как настоящий джентльмен, протянул ей и свой. Джейн взяла.
   - Что-то в этом есть, Джек, - проговорил Джордж, подняв на меня глаза. - Девушка клянется докопаться до правды, а потом ее находят в петле. Прямо слезы наворачиваются! Отличный материал для статьи!.. Черт побери...
   Джейн гневно швырнула в него платком. Своим. Мокрым.
  
   - Ты ей веришь? - спросил Джордж, когда мы вышли из дома, и шли вдвоем по грязной улочке, в которой невесть откуда имелись не только отбросы, поступающие из соседних окон, но и кучи конского навоза, хотя я мог бы почти поклясться, что кэб здесь не проедет.
   - А ты - нет?
   - Не знаю, - беспечно сказал Джордж. - Зато статья будет интригующая. Конечно, настоящего имени этой молодой особы мы не дадим, и так сойдет. Ну, на всякий случай.
   - На какой? - ехидно поинтересовался я. - На тот, чтобы и ее не укокошили, на случай, если не все виновники торжества на том свете? А говоришь, не веришь.
   - Это ты не веришь, - безапелляционно заявил Джордж. - А ты - мой патрон. И что бы ты ни сказал, я отвечу: *да, сэр!*.
   - Врешь, - сказал я уныло и вытащил из кармана письмо. - По крайней мере то, что они порвали раньше - правда. И угадай, где я это нашел?
   - Не похоже, что в камине.
   - В корзине с бельем. А о чем это говорит?
   - Ты что, спятил? Понятия не имею.
   - Да о том, что оно было ей дорого, несмотря ни на что, остолоп! Поэтому я и сказал, что она его любила.
   Джордж шмыгнул носом.
   - Что, простудился?
   - Ну тебя... - проворчал Джордж.
   Мы - газетчики - прожженные циники. Это всем известно.
  
   Этот тип ворвался в редакцию с боем, сжимая в руках свежую *Феникс-газетт*, а в зубах - трубку. Чертыхнувшись, я выхватил из стойки трость, а Джордж принял боксерскую стойку, довольно привычным манером, надо признаться. У нас и не такое случается.
   Экспансивный субъект застыл на пороге, хлопая глазами.
   - Вы меня помните?! - вопросил он.
   - Отлично, - сказал я. - Вы спустили меня с лестницы. Ну, а теперь, мы спустим вас!
   - Нет, нет! - воскликнул он, - отпрыгнув на полшага. - Я пришел извиниться!
   - Что-что? - переспросил Джордж.
   Субъект потряс в воздухе газетой.
   - Я прочел вашу статью! Если исключить гнусную репортерскую манеру выражать свои мысли со всякими шуточками да прибауточками, она на меня подействовала как целительный бальзам!
   - Что-что? - переспросил я.
   Субъект гнусно ухмыльнулся, и поняв, что грубой лестью купил себе безопасность, шагнув ближе, бросил газету на стол и ткнул в нее пальцем с торжественностью полководца, тыкающего пальцем в карту со словами: *Тут-то мы им и врежем!*
   - Вот! - провозгласил он.
   *Ну и что? - кисло подумал я. - Статья-то моя. Что там может быть нового?*
   - Что - вот?
   - Вы не согласны с полицией! - восторженно провозгласил субъект.
   - Скажем так, мы сомневаемся.
   Субъект подарил мне умиленный взгляд.
   - Друг Эдгара Элсмира - мой друг, - патетически заявил он. - Я-то думал, вы такой же стервятник как остальные. Да и репутация, хм... у вашей газетки...
   - Ну, и чем же я отличаюсь от остальных? - перебил я довольно враждебно.
   - Да тем, что все только и рады полить высший свет грязью! А вы взялись за такое благородное дело, и пытаетесь восстановить доброе имя ни в чем не повинного, благороднейшей души человека...
   Чихать мне было, кто он там, и какая у него душа...
   - Мне просто показалось, что дело темное. И бог с ними, с добрыми именами, а если убийца разгуливает свободно и живет припеваючи, пока его жертвы лежат в могилах, то куда это годится?
   - Что-то я не понял, - проворчал субъект. - Ну, да не в этом дело. Я согласен дать вам интервью.
   - А нам это поможет? - полюбопытствовал я.
   - А вы как думаете? Только не здесь, в баре напротив. Мне срочно нужно виски.
   - За ваш счет, ваша светлость! - предупредил я.
   - А как же! - его светлость по-генеральски взмахнул рукой и торжественно понес себя впереди процессии.
  
   - Видите ли, почему я думаю, что он не мог так поступить, - глубокомысленно произнес его светлость, попыхивая трубкой. - Я проиграл ему в карты довольно большую сумму и, думаю, если уж начинать стрелять, то стоило бы начать с меня. А я теперь, знаете ли, в весьма затруднительном положении. Понятия не имею, кому мне теперь следует отдать долг. Из его родных никого не осталось. Не наследнику же!.. - он презрительно отмахнулся, чуть не пролив виски. - Что это вообще за наследник?! Чепуха какая-то!
   - Вообще-то, - не менее глубокомысленно заметил Джордж, - думаю, его смерть избавила вас от всех обязательств.
   Его светлость издал выразительное: *Пф!..*
   - Я же джентльмен. А карточный долг - долг чести. Я должен его кому-то отдать. Но кому? Посудите сами. Я подумывал о его невесте Маргарет. Но увы, и она скончалась. Что же дальше? А эта девушка из статьи? Может, ей? В конце концов, хотя бы дама, как-никак. Красивый выйдет жест, вы не находите? А может, подскажете, где ее найти?
   Я подозрительно поглядел на его светлость. Вид у него был самый идиотски-честный.
   - И не рассчитывайте. Мы своих тайн не выдаем. Вот найдем убийцу - тогда пожалуйста. Кстати, знаете ли вы еще что-нибудь важное кроме того, что задолжали Элсмиру в карты?
   Его светлость насупился и побулькал своим виски. Мы последовали его примеру. Виски в самом деле было отменное.
   - Вот что, - сказал его светлость оторвавшись от стакана и заговорщицки пригнувшись над столиком. - Он и не собирался жениться на этой девице, пока отец жив, или пока он не успокоится. Да, сперва кровь ударила в голову, а потом он поостыл, разве что папашу малость поддразнивал. Он решил, что может сделать это и потом. В конце концов - какие наши годы!
   - Что значит - потом? - спросил Джордж озадаченно. - В записке ясно говорилось, что он вообще передумал на ней жениться!
   Его светлость откинулся на спинку стула и расплылся в бесстыдно довольной ухмылке.
   - Да мы вместе писали эту записку! И Маргарет все знала! Это была ее идея - чтобы успокоить старикана, показать ему эту записку как-нибудь при случае.
   *Хм, - подумал я. - Так вот, оказывается, для чего она завалялась в бельевой корзине.* Ну, тогда, пожалуй, у Маргарет был повод повеситься.
   - Жаль только, что эта записка не всплыла раньше, - пробурчал его светлость, пристально глядя в стакан. - Может, тогда и убийств бы никаких не было. Кстати... - он поднял голову, - ведь Маргарет никакой записки не оставила? Нет? А самоубийцы обычно оставляют. В романах читал... Да и в газетах... Одним словом, джентльмены, если понадобится моя помощь - всегда рад...
   - Эй! - раздался яростный вопль от дверей. Все подскочили на месте и обернулись.
   Это был всего лишь инспектор Мэтьюс, потрясающий свежим номером нашей газеты. Посетители потаращились на него немного и решили не обращать внимания.
   - Где эта записка?! - вопросил Мэтьюс, наступая на нас этаким свирепым гризли. Вообще-то, понятия не имею, как выглядит гризли. Водятся они черт знает где - где-то в Америке, но поговаривают, что свирепости у них хоть отбавляй. - Почему, черт побери, вы сперва мне ее не показали?!
   Уловив краем глаза какое-то движение, я оглянулся, но поздно. Его светлость уже исчез. Истинно по-английски. Говорят, аристократия и полиция на дух друг друга не переносят.
   Мэтьюс бухнулся за наш столик и раздраженно побарабанил по столешнице пальцами.
   - Чепуха какая-то, - проворчал он на пару октав ниже. - Ну, подумаешь, записка - а может, они ее для отвода глаз вместе написали?..
   - Ну, прямо в точку! - восхитился Джордж. Я пнул его под столом. Джордж скис.
   - А почему Маргарет Дейн не оставила записки? - поинтересовался я. - Или вы ее утаили в интересах следствия, которого не было?
   Мэтьюс ответил свирепым взглядом.
   - Не было никакой записки. Ну, и что тут такого? Почему не оставила? Откуда мне знать? Может, настроения не было писать, было только в петлю лезть. Чего вы все ворошите? А ту записку - попрошу отдать.
   - А вам-то зачем? Что вы, солить ее будете?
   - Острите, острите, вам зачтется...
   - Ладно, Мэтьюс, когда вы осматривали помещение с повешенной, неужели ничего странного вам на глаза не попалось?
   - Чего?
   - Странного, говорю...
   - Да слышу я. Не было ничего странного. Разве что, - Мэтьюс с чуть озадаченным видом пожал плечами. - Похоже, повесилась она со второй попытки.
   - Чего?
   - Ну, всякое бывает. То петлю не так закрепят, то...
   - Да с чего вы взяли, Мэтьюс?!
   - Коронер сказал, у нее были легкие синяки где-то на локте и колене, как если бы она упала, и большая свежая шишка на голове. Ну, будто она сорвалась, да головкой приложилась, а потом все же довела начатое до конца...
   Я поперхнулся и вскочил. Откашлялся, и потряс указательным пальцем, пока ко мне не вернулся голос.
   - И вы молчали?! Господи, да если только у вас на глазах кого-нибудь не пристукнут, вы вообще хоть что-нибудь заподозрите?!
   - Я в своей жизни всякого насмотрелся, - огрызнулся Мэтьюс. - У нее был мотив, чтобы повеситься. А вот, чтобы ее убивать - кому это было надо?! Она в завещании не упоминалась!
   - Кстати о завещании, - вставил Джордж. - А в нем ничего странного не...
   - Не начинайте заново! - взвыл Мэтьюс. - Чтобы я поверил, что этот божий одуванчик дворецкий все это натворил. Да чтобы потом еще уже отдав концы кого-то повесил - это уж, знаете ли, через край...
   - А его сын? - напомнил я.
   - Я же вам уже говорил, - мягко сказал Мэтьюс. - Он малость слабоумный. И оружия в руках в жизни не держал, разве что бритву с помазком, да нож с вилкой. И чтобы так спортивно - хотя и с пяти выстрелов, но сплошь смертельные раны - так не бывает. Рука профессионала. Вот Элсмир - спортсмен. Он мог. А этот - ха! - как же! Где он этому учился? В заведении для умственно отсталых?!
   - Спортсмен, говорите... - проворчал Джордж, пристально глядя на пустой стакан его светлости.
  
   - Это ясно как дважды два - заявил Джордж. - Убийца - он. Этот бред о карточном долге, и попытка выяснить, как ему найти Джейн Потс - не иначе как, чтобы заткнуть ей рот, я уверен.
   - Не думаю. По-моему, убийца - не он.
   - Это почему же, потому, что он тебе польстил?
   - Нет. Потому, что рассказал о записке.
   - О положении вещей, из-за которого Маргарет Дейн вполне могла повеситься?
   - Вряд ли. Мэтьюс меня как-то разубедил своими предположениями о двойном повешении. Не верю. А по-поводу записки...
   - Тогда выходит, что Джейн лгала, убеждая нас, что между ними все было кончено.
   - Ну, и что? Она лгала и до этого. А может, Маргарет и ее ввела в заблуждение. Хотя, не думаю. Наверное, она просто пыталась так по-своему убедить нас в том, что у Маргарет не было повода к самоубийству. И ничего больше.
   - Не верю, - сказал Джордж.
   - Да ты вспомни только, что она плела.
   - Я помню только, что то, что она наплела, появилось в нашей газете...
   - Бывает! Развитие событий с продолжением! Совсем для нас неплохо.
   - Угу, конечно...
   - Конечно. Что ты переживаешь? Мир полон вранья. Среди всего этого я себя чувствую просто белоснежным ангелом...
   - Выпачканным в типографской краске...
   - Да и с перьями мы дело имеем. Ты мне лучше скажи, Если Джейн лгала ради Маргарет, а его светлость, возможно, ради Элсмира, то ради кого лгал дворецкий?
   - Ради его светлости.
   - Джордж! Прекрати!
   - Еще чего. Дворецкого можно было припугнуть, или подкупить. А нечистая совесть добила старика в момент оглашения завещания...
   - Про нечистую совесть охотно верю! Но ради кого стоило взваливать на нее такое бремя!
   - Джек, ты опять...
   - Слышал я все о слабоумных. Хотелось бы, кстати, проверить...
   - Джек, если бы старик в тот день не умер и получил все наследство, ты не стал бы подозревать этого беднягу. Но дворецкий умер своей смертью.
   - А его светлость в тот вечер до полуобморока резался в карты в клубе. Причем выиграл в конце концов. А потом уж выяснил, что и долг-то отдать некому. Он, конечно, паршивец, слов нет, людей с лестниц спускает, но циничное убийство я ему приписать не могу. Он разве что в припадке гнева расстреляет все китайские вазы - главное, чтобы грохоту было побольше, и успокоится.
   - Джек, у тебя богатое воображение. Ты сам изобретаешь людям маски, а потом исходя из них и рассуждаешь. Тебе бы романы писать, а в реальной жизни...
   - А в реальной жизни - знаешь, куда мы завтра едем?
   - Что? - с тревогой переспросил Джордж.
   - Прогуляемся заглянуть в то заведение, где воспитывался наш слабоумный, и выясним, насколько у него были проблемы с головой, и в чем это выражалось.
   Джордж вскочил, роняя бумаги.
   - Да ты знаешь, где это?!
   - Далековато. Зато Мэтьюс нас завтра не найдет, и не набьет нам шишек по поводу той шишки, о которой мы написали.
   - Да ладно, когда он злился всерьез?! И потом, ты что, думаешь, что полиция там без нас не побывала? Не верю.
   - А я верю, что полиция ничего всерьез не делает. Могла и этого не сделать. Значит, едем. Раз я так решил!
  
   Полиция всецело оправдала мои ожидания... Когда мы, несколько уставшие и подавленные, вернулись со своей добычей, Мэтьюс сидел в редакции и брюзжал с секретаршей и разносчиком по поводу того, какие мы гады. Видимо, это он и называл настоящей работой.
   Затем в течение получаса мы уговаривали его в исследовательских целях прогуляться как-нибудь в то местечко, которое мы сегодня посетили, а Мэтьюс упирался. Мы же, разумеется, не рассказывали о том, что именно он там может найти, пока он не развопился, что печатать об этом ни в коем случае нельзя, или мы сами все подстроили.
   В разгар спора в дверь поскреблись.
   Джордж открыл и чертыхнулся. В помещение ворвался бульдог. Мэтьюс взвизгнул и чуть не вскочил на стол. Я подумывал о том же, но решил, что поздно, когда псина принялась задумчиво жевать мою штанину. Через порог с некоторым трудом перевалился хозяин собаки.
   - Бэтси! Тихо, девочка! Ко мне! - пропищал он.
   - Какого черта? - вопросил я.
   - О, бросьте! - весело воскликнул толстяк. - Бэтси, она ж только рычит, а вы от нее как умчались, так не догонишь... А я подумал-подумал, и решил все же зайти сказать вам кое-что.
   - Что сказать? - Мэтьюс перехватил видимость инициативы.
   - Как хорошо, что и вы тут, инспектор! - воскликнул толстяк. - Я хотел бы подать жалобу, да в официальной обстановке с полицией дел не имею! Видите ли, лакей покойного Эдгара Элсмира выбил моей собаке несколько зубов на охоте.
   Я покосился на псину, висящую со стеклянными глазами на моей штанине.
   - Вы имеете в виду эту... Бэтси?
   - Ее, милочку, - горестно простонал толстяк. - За то, что она бросилась к его утке.
   *Кто ходит на охоту с бульдогом? - подумал я. - С другой стороны, кто ходит с бульдогом в гости?*
   - Что значит, к его утке? - спросил Мэтьюс. - К утке, которую сбил Элсмир?
   - Ну... - толстяк помялся. - Не совсем... Элсмир, он... а впрочем, он уже не обидится. Он вообще стрелял плохо. Утку подстрелил лакей. Элсмир им страшно гордился, говорил, если с ним охотиться, всегда можно приволочь с собой дюжину трофеев, и объявить их своими. А чтобы сберечь свою славу охотника, всем рассказывал, что его лакей оружие-то в руках держать не умеет.
   - М-м... - глубокомысленно промолвил Мэтьюс. - Из чего же он стрелял?
   - Из двустволки, конечно!
   - А что, - переспросил я. - По вашему, это значит, что из револьвера он стрелять не умеет?
   - Не смешите меня! - кудахтнул толстяк. - Куда ему? Револьвер - это благородное оружие!
   Мэтьюс отмахнулся.
   - Норби, вы опять за свое. Ладно, говорите, о чем хотите, а я пошел!
   Он решительно взял шляпу, и поторопился сбежать. Бетси, тявкая, устремилась за ним. Толстяк наконец подхватил эту тварь на руки и обиженно посмотрел Мэтьюсу вслед.
   - Куда это он?
   - В пивную, - невежливо отвечал Джордж.
   - Ладно, давай займемся следующим номером, - вздохнув, сказал я.
   - Да, - окликнул толстяк. - Не забудьте, что я решил бросить тень на доброе имя наследника состояния Элсмиров - он невыносимо груб с животными! Как вы думаете, стоит содрать с него часть полученного наследства как плату за оскорбление моей Бэтси?
   Наконец, он уволок свою псину прочь. Думаю, он даже не предполагал, что в нашем обществе Бэтси почти так же рискует своими зубами, как в обществе наследника Элсмиров...
   Который, кстати, согласно свежим записям в наших блокнотах, лечился в детстве отнюдь не от слабоумия. Порок, от которого он избавлялся в течение довольно продолжительного времени именовался иначе - припадки ярости и беспричинная жестокость - по отношению к животным, конечно, по большей части, но, думаю, с тех пор многое изменилось. Например, припадки становились все менее выраженными, беспричинность, полагаю, сменилась некоторой целеустремленностью, а что насчет животных... спортсмен, он всегда спортсмен, как говорил Мэтьюс.
  
   Мэтьюсу опять удалось перепугать всех посетителей бара, ввалившись туда на следующий день, как раз, пока мы обсуждали с мисс Джейн Потс и его светлостью свою последнюю статью.
   - Норби, это перешло все границы!!! - завопил Мэтьюс.
   - Да? - поинтересовался я. - А что, я был не прав?
   - Мы все проверили! - проорал он.
   - И?
   - Все так и есть!!!
   - Отлично, что вам не нравится?
   - Вы его спугнули?!
   - Ах, вот как, а что, на него кто-то охотился?
   - Нет. Но мы его уже поймали!..
   - Поздравляю...
   - Помолчите хоть минутку. У нас же не было никаких доказательств!
   - Пока он не пустился в бега? - вдруг вставил его светлость. - Так для вас же попросту подняли дичь!
   - Э... Дичь какая! - выпалил Мэтьюс, бухнулся на стул и, вытащив носовой платок, промокнул свой широкий лоб.
   - Ну скажите мне, господа, откуда только такое упорство?!
   - А разве мы были не правы? - повторил Джордж.
   - Почему вы никогда не говорите мне ничего до тех пор, пока об этом не начинает вопить весь Лондон?!
   - А потому, что скажи вам что-нибудь, вы тут же придумаете отговорку, и все равно ни черта не сделаете.
   - Норби! - укоризненно сказал Мэтьюс. - Здесь же дама!
   - Простите, мисс Потс, - сказал я. - Видите ли, ругаться у нас вправе только господин инспектор.
   - Норби!
   Его светлость хихикнул. Джейн Потс тоже. Эти двое вообще, похоже, спелись. У них оказалась общая страсть - тяга к крепким напиткам. Не обращайте внимания, это я по привычке мелко злобствую. Но взаимную симпатию они как будто, и правда проявляли. Неужели пример покойного Элсмира был так заразителен?..
   - Ну, так как, по-вашему, все произошло? - осведомился Мэтьюс. - Воображение у вас богатое, придумать все от начала до конца - раз плюнуть.
   - Уж это точно, - горячо подхватила мисс Потс. - Мозги у него подвешены не хуже, чем язык.
   - Мадам, - сказал я с укоризной. - Вы мне льстите.
   - Так как насчет убийства? - спросил Мэтьюс.
   - Проще не бывает, - сказал я. - Любой тупица...
   - Джек, - укоризненно сказал Джордж. Его светлость хихикнул.
   - Ну, хорошо. Итак, вернемся к тому ужину. За ним Элсмирам прислуживал не только дворецкий, но и лакей младшего Элсмира, сын вышеупомянутого дворецкого. О чем шла речь за ужином? Да скорее всего о том, что младший Элсмир решил не жениться на Маргарет Дейн, и примирение с родителями становилось неизбежным, в знак чего, возможно, счастливый отец даже вслух сказал о том, что теперь может со спокойной душой разорвать новое завещание, чтобы оно никого не смущало. Откуда было известно о его содержании? Я так полагаю, что старший Элсмир сообщил своему сыну, кого предназначил ему на замену, а тот, видно, проговорился собственному лакею. Ничего лучше он, конечно, придумать не мог, но как человек крайне добродушный, по воспоминаниям всех, кто его знал, и, можно сказать, несколько простоватый, он не увидел в этом ничего для себя опасного. А зря. Когда, казалось бы, все должно было успокоиться, наш лакей, отличный стрелок, чему как оказалось, есть свидетели, решил избавиться от всей этой надоедливой семейки одним махом. А главное, ну ладно его, а его отца-то точно бы никто не заподозрил в злодействе, а кого еще он стал бы так отчаянно защищать, кого, единственного человека в мире, он любил больше своих хозяев...
   - Это уже сентиментальность, - вставила мисс Потс.
   - Весьма распространенная среди детей и родителей, - парировал я. - Итак, он рыдал и бился в истерике, но своего единственного сына выдать не мог. Однако, на оглашении завещания, свидетельства явного неравнодушия к нему этих самых хозяев, старикан окончательно сдал, и не нашел иного выхода из положения как испустить дух. И тут взоры полиции, несмотря даже на какую-то нарочитую естественность данной смерти, могли бы обратиться на его сына, но тот весьма удачно успел прослыть порядочным недотепой, опять же, с легкой руки своих хозяев, старших, в детстве отправивших его на лечение в, кстати, весьма пристойное и почти респектабельное заведение, и младшего, которому страшно нравилось выдавать его достижения за свои собственные, с чем он весьма благоразумно и, как выяснилось, дальновидно не спорил.
   Короче, он застрелил всех, и, как обычно, по привычке, это действие было приписано его хозяину. Единственной проблемой, или даже видимостью проблемы оставалась Маргарет Дейн, которая знала, что в общем-то ссориться Элсмирам было уже не из-за чего.
   - Угу, - вставила Джейн.
   - Совершенно верно, - добавил его светлость. - Хорошо еще, он про меня не знал. Бр-р!.. Правда, я сам стреляю неплохо...
   - Об этом мы уже думали, - с невинным видом заверил Джордж.
   - Но вряд ли он стал бы стреляться с вами на дуэли, - заметил я.
   - Верно, - хмыкнул Мэтьюс.
   - Дайте мне продолжить, - мягко сказал я. - Маргарет-то он не застрелил, это было бы слишком. Видимо, о его талантах она не знала, и решилась с ним встретиться, особенно, если он намекнул на то, что тоже не прочь доискаться до истины, мол, *давайте доискиваться вместе*.
   - Это она могла, - мрачно сказала Джейн. - Если бы она заподозрила этого типа, она бы мне сказала.
   - Ну, вот, он пришел к ней, а дальше все просто - стукнул ее по голове, а потом повесил. Но про письмо он, видимо, не знал, и искать его не стал, иначе непременно бы нашел, и у меня не оказалось бы такого материала для статьи.
   - А как же я? - оскорбилась Джейн.
   - Никогда не знаешь, каким из ваших слов стоит верить, - сказал я дипломатично. - Правда, письмо тоже оказалось не совсем искренним, но все же подтолкнуло дело в нужном направлении, тем более, что являло собой реальный предмет, а не просто слова. Verba volant, scripta manent! Так-то!
   - Чего-чего? - переспросила Джейн.
   - Слово вылетает, записка остается, - несколько вольно перевел с латыни его светлость.
   - Отлично, отлично, - пробормотал Мэтьюс. - Но вы ведь понимаете, что доказательств у нас почти никаких нет. Все это ерунда какая-то.
   - Кстати, а этого парня видели в день гибели Маргарет Дейн, - как бы между прочим заметил Джордж. - Видели соседи, как он входил к ней. Наверное, вы невнимательно читали...
   - А это еще что значит?! Почему мне раньше никто не сказал?!
   - Ну, вы же знаете, когда мы их спросили, почему они не сказали этого полиции, они флегматично ответили: *А зачем? Нам за это денег не давали. А вдруг он убийца? Что ж задарма шкурой рисковать...*
   Что на это сказал Мэтьюс - мы решили не печатать. Потому, что такие выражения зовутся обычно непечатными.
   - Кстати, есть еще один интересный способ, - сказал я, когда Мэтьюс соблаговолил утихомириться и даже извиниться перед дамой. - Я как-то брал интервью у одного ученого чудака, который утверждал, что у всех людей - разные отпечатки пальцев, и все они остаются на всем, за что бы мы ни брались, - я для наглядности поднял и повертел в руках стакан. - Вам бы стоило проверить тот револьвер с помощью, скажем, пудры и кисточки, а потом сверить их с теми отпечатками, что оставляет наш подозреваемый...
   - Чушь собачья, - сказал Мэтьюс. - Что это вы мне какую-то ерунду впариваете? Тоже мне доказательство!
   Я оскорбился.
   - Вот увидите, этот метод еще будет взят на вооружение. Пройдет пара десятилетий, и без него никто в полиции и шагу не ступит. Вот тогда я буду отомщен. И вообще - вывернетесь, мы вам и так немало рабочих жил открыли.
   - Да и вовсе, - насмешливо добавил его светлость. - Разве собрать улики при уверенности в чьей-то виновности для полиции проблема? А я слышал - раз плюнуть. Обвинили же вы Элсмира в убийстве родителей.
   Мэтьюс зарычал, но не слишком агрессивно. В конце концов, всем известно, что у полиции - нет ни стыда, ни совести. Обижаться уже бесполезно.
   - Мистер Норби, - неожиданно хриплым голосом позвала Джейн. Глаза у нее были похоже на мокром месте. - Знаете, что, вы газетчики, тоже, как и полицейские, чаще всего порядочные подлецы. Да и вы на вид такой же. Только сердце-то у вас и правда золотое. Спасибо, что не дали Маргарет умереть оклеветанной.
   Его светлость вдруг тихо всхлипнул ей в унисон.
   - И моему другу тоже.
   Потом взял Джейн за руку, и умильно посмотрел ей в глаза. Джейн ответила ему загадочным взглядом.
   Мэтьюс поморщился, мол: *какая патетика!*, а я, кажется, невольно мысленно распустил хвост. Стоило, стоило ради этого жить...
   Да вот, в общем-то, и все. Для нас вся история на этом и кончилась. Не так ли?
   Его светлость наконец отдал свой карточный долг, Мэтьюс отправился изучать из научного любопытства все стаканы для чая в Скотланд-Ярде, при помощи пудры и кисточки, а мы вернулись в редакцию, где и засиделись до поздней ночи, что было, в общем-то, в самом порядке вещей. Там же мы, в конце концов, похоже и заснули, Джордж в кресле, а я на диванчике, с ворохом бумаг в обнимку.
  
   Я открыл глаза оттого, что совсем рядом скрипнула половица. Не так-то просто видеть, едва проснувшись, хотя в редакции и горел газовый свет, который никто из нас не потрудился погасить. Но то, что я увидел, понять было нетрудно, пусть то, что это творится на самом деле казалось совершенно невозможным. Испугаться я толком и не успел, все это казалось только продолжением сна - выросшая посреди комнаты темная тощая фигура, завернутая в плащ, какие носят полисмены, с черным, зловеще поблескивающим револьвером в черной, затянутой в перчатку руке. Джордж сонно пошевелился, так пока и не проснувшись.
   - Ну и ну, - выговорил я изумленно, и добавил, окончательно просыпаясь, уже громче: - Вот, черт!..
   Наверное, стоило сказать что-нибудь в духе Мэтьюса, но я не успел. Дуло револьвера вздрогнуло, комнату затянуло дымом, а мои глаза - какой-то гнусной плывущей мутью. Странно, я почти не расслышал выстрелов. Неужто, правду говорят, что пули, которая тебя убьет, ты не услышишь? Интересно, черт побери, да только никому уже об этом не расскажешь...
  
   Я рухнул с дивана, ругаясь на чем свет стоит, и наконец проснулся. Ну и ну! Я прижал руку к выпрыгивающему сердцу, и с трудом отдышался. Черт побери, работать надо меньше! А то, говорят, вот так и удар схватывают...
   Я машинально бросил взгляд на часы на стене. Без четверти четыре. До рассвета еще далеко - не сезон... А сна уже - ни в одном глазу...
   - Что стряслось? - протирая глаза, вопросил из кресла Джордж. - Чего это ты сидишь на полу и ругаешься ни свет, ни заря?
   - Тс! - сказал я, приложив палец к губам, и прислушался.
   После чего, наполовину по-пластунски, метнулся к столу и стащил с него тяжелое пресс-папье из гранита, с бронзовой круглой ручкой. Джордж послушно молча сидел в кресле и взирал на меня, как на умалишенного. Я подполз к двери и знаками яростно стал показывать Джорджу, чтобы он вылез из кресла и спрятался где-нибудь пониже - только тихо!
   Джордж подчинился, покрутив только пальцем у виска. Что ж, может быть, он и прав. Воображение у меня, говорят, необузданное.
   И я принялся потихоньку, со всей осторожностью, приоткрывать дверь...
   Черта с два воображение! Дверь вдруг резко распахнулась сама, и тут же над моей головой грянул выстрел. Я с боевым кличем ринулся вперед, тараня убийцу головой под дых и сбивая с ног. Выстрелить прицельно он уже не успел. Мы полетели на пол и завязалась нешуточная схватка. Этот мерзавец был силен. Его руку с револьвером я пока перехватил, но вот пресс-папье он у меня из рук вышиб. Еще пару пуль мы совместными усилиями засадили в стены. Джордж наконец опомнился, подскочил к нам, и подобрав пресс-папье, наконец двинул незваного гостя по башке. Ну, слава богу!.. Можно было перевести дух...
   Джордж посмотрел на пресс-папье и весело хмыкнул.
   - Бесполезно бороться с прессой, верно?!
   Мне бы его веселье...
   - Зови полицию, - прохрипел я. - Разбуди этих гадов! Куда они, черт побери, смотрели?!
  
   Мы упаковали ночного гостя как ценную посылку, всем перевязочным материалом, который попался нам под руку, и напоследок заперли его в нижней части громоздкого старинного буфета. Джордж послал какого-то мальчишку с улицы с запиской в полицию, и пока не прискакал Мэтьюс со своей командой, мы вдвоем, подобно его светлости и Джейн, наплевав на время суток, распивали ирландское виски, обнаружившееся в том же буфете, под аккомпанемент грохота и приглушенных проклятий, доносящихся из глубин старой доброй мебели из мореного дуба, сделавших бы честь и взбесившейся в своем саркофаге мумии в Британском музее.
   Мэтьюс прибыл непростительно свежим и веселым, восхищаясь - какая же это удача, что убийца прибежал прямо к нам, а то он понятия не имел, где его искать, после того, как он пристукнул каким-то образом и ограбил охранника, и загадочно растворился в ночи.
   - Нет, ну надо же! - торжествующе сказал Мэтьюс. - Похоже, он вообразил, что это именно вы вывели его на чистую воду, и явился сюда, чтобы страшно отомстить! Вы представляете только, что могло тут случиться, застань он вас врасплох?! - Похоже, одна мысль об этом приводила Мэтьюса в поросячий восторг. - Не думаю, что даже вы, с вашим богатым воображением могли предвидеть такой поворот!
   - Джордж, - сказал я свирепо. - Где там наше пресс-папье? Давай его пристукнем. Не думаю, чтобы он мог предвидеть такой поворот!
   Мэтьюс весело сбежал, сославшись на служебные обязанности. Меня же до сих пор не оставляет ощущение, что в каком-то из миров, очень похожем на этот, мы с Джорджем однажды уже скончались. Впрочем, у меня всегда было чересчур богатое воображение.
  

04-22.06.01,

17.12.2001

TABULA RASA

часть 1

   "Красив", - подумал я, проходя мимо огромного зеркала. Но что-то было не так. Может, то, как отрешенно и холодно-пусты были глаза, отразившиеся в зеркале? Какая-то внутренняя неподвижность, будто в ожившей статуе, или вялость промелькнувшей мысли, или...
   Нет! Я сбился... с шага. Я остановился, а на лбу легкой вялой волной выступила испарина. Не так было то, что я вообще о чем-то подумал!
   Но о чем? Что? Нет... Не то. Не помню... Нет, помню... Нет...
   Душное облачко сомнения, невесть откуда взявшееся на ясном - всегда ясном - небе, промчалось и унеслось прочь. Все вернулось на круги своя. Я продолжил путь. Но что-то уже зрело во мне. Что-то опасное. Мне оставались считанные часы покоя.
   Веранда была залита ярким светом. Солнце золотило привычные предметы и волшебный танец пылинок, напоминавший... что-то далекое, щемящее, переносящее куда-то... в детство? Пришедшее на ум слово показалось чем-то чужеродным, ошарашивающе нелепым. Мой слух с каким-то изумлением отметил звон - у меня в руке был высокий бокал, запотевший, наполненный сияющей золотистой жидкостью, так походившей на это солнце. Он был холоден, в отличие от солнца - в нем теснились, позвякивая, кубики льда. "Они медленно тают, - подумал я. - Медленно тают." Только не сейчас! - ударило откуда-то из темной глубины мозга, с отчаянной мольбой, изумившей меня самого и сбившей с толку. Но круги на воде пропали. Гладь снова стала зеркальной.
   Я протягивал ей бокал, смутно и бесстрастно чувствуя ледяной холод в пальцах. Она смотрела на меня, улыбаясь. Ее улыбка не рождала никаких чувств... Я ошибся. Там был червячок страха. Эта женщина была одной из тех, кто создал меня... таким, каков я есть.
   А это было скверно. Теперь... вдруг... я это знал...

часть 2

   Самую неприступную крепость можно взять. С помощью предательства. От этого зла нет защиты, кроме ненависти, рождаемой знанием, что все на свете хрупко и может быть разрушено чьей-то недоброй волей. Предательство слишком просто, и именно поэтому его так ненавидят и, если могут, карают особенно жестоко. Ведь другой настоящей защиты от него нет.
   Проклятье павших, и месть уцелевших. Против всех благ, которые можно взять готовенькими, быстро, не тратя на них свою жизнь - достаточно пресечь несколько чужих. И снять урожай. Собрать воедино то, что могло быть не собрано столетиями. Собрать в своих руках, владеть тем, что нельзя создать за одну жизнь, идя шаг за шагом, сконцентрировать силу и власть. Что против этого проклятье павших?
   А уцелевших может и не быть.
   Ведь и я, строго говоря, не уцелевший...
  
  

часть 3

   Великолепное, древнее звездное королевство. Небеса которого усыпаны не только звездами; бесчисленные орбитальные и курсирующие станции, бессчетно снующие корабли, неисчислимые богатства пятидесяти четырех планет и множества астероидов, перемещаемые от одного пункта к другому, как сама жизнь, несомая кровью по нашим жилам.
   Бесконечный величественный фейерверк. И, конечно же, власть, которую он мог подарить, переоценить почти невозможно. Власть, что принадлежала безраздельно нам - Фейербластам, старинной династии, правившей когда-то, несколько столетий назад, парой крупнейших планет в системе Веги, теперь же королевство охватывало уже всю систему, и занимало немалые территории и в соседних.
   Не теперь. Когда-то. С тех пор изменилось многое... А тогда...
   Большинство этих пространств не было завоевано. Великая Вега была процветающим королевством. Экономическим раем, благодаря... возможно, это хвастовство - приходу к власти династии Фейербластов, некогда просто успешных промышленников, и в то же время политиков и философов. Да, наверное, бывают общественные системы лучше. Но весьма многие стремились присоединиться к Веге, вдохновленные самим ее успехом, получить защиту от иных, более агрессивных соседей.
   Не знаю, сколько в этой легенде правды, а сколько приятной розовой сказки, но Вега, которую я знал, заслуживала названия Великой.
   А потом случилось то, что случилось. Стоит ли слишком вдаваться в подробности?
  
  

часть 4

   - Хороший песик, - промурлыкала она из глубины своего шезлонга. - О боже, говорят, со временем все приедается, но до чего же приятно, когда есть что-то живое, всегда напоминающее тебе о твоем триумфе! - Она музыкально рассмеялась, забирая из моих пальцев запотевший высокий стакан. - И до чего же приятно говорить об этом с тобой, зная, что ты все равно ничего не помнишь, и ничего не понимаешь!
   Да, это верно, в ее глазах плясало игривое наслаждение, почти ласкающее, почти любимое...
   Я ведь любил ее когда-то. Поэтому мой мир и рухнул.
   Ну, и к чему бы это, а? То, что я теперь это помню?
   Думаю, к смерти.
   Ведь ко мне стала возвращаться способность думать.
   Она прикрыла глаза полями легкой кружевной шляпки и что-то тихо мурлыкала себе под нос. Мелодию, одновременно легкомысленную и загадочную. Мелодию, под которую когда-то мы танцевали...
  
  

часть 5

   - Ты ведь даже не знаешь, кто я, - прошептала она, когда мы кружились в вальсе в Зале Парящих Колонн. Конечно, колонны вовсе не парили, это всего лишь название - парили танцующие. Сложная система гравитационных полей позволяла и парить по воздуху, и скользить по стенам, колоннам, и даже по потолку. Не спрашивайте меня, как это выходило. Спросите лучше наших инженеров.
   Кто она? Разве это не очевидно? Одна из не самых богатых наследниц, но зато одной из самых звучных фамилий Веги. Прекрасная как смертный грех, немного смущенная, умная... и - кто может объяснить, чего именно бывает достаточно для того, чтобы мужчина потерял голову? Разве это можно объяснить словами? Неуловимые и неповторимые оттенки движений, взглядов, слов, мысли... которые, как нам кажется, мы угадываем, и которые, сливаясь с нашими собственными начинают звучать небесной музыкой, завораживающей и заколдовывающей...
   - Мне все равно, - ответил я. - Какая разница? Сегодня такой прекрасный вечер.
   - Прекрасный вечер, - повторила она. - А ты - прекрасный принц?..
   Я засмеялся, покачав головой.
   - Поверь мне, этот титул я слышал много раз!
   И она негромко рассмеялась в ответ. А вокруг рассыпались звезды и вихрились туманности, порожденные укрощенным светом...
   - Я люблю тебя, - сказал я.
   - Что ты знаешь обо мне? - снова спросила она чуть грустно. - Только мое имя. Ведь я - никто.
   - Лорелей, - сказал я. - Это волшебное имя.
   - Бард, - произнесла оно мое имя в ответ. - Боже, мне кажется, я от тебя без ума.
   - А я - от тебя, о Прекрасная Дама Без Пощады! - сказал я смеясь.
   Она вздрогнула, прежде чем натянуто улыбнуться.
   - Ты действительно так обо мне думаешь?
   - Конечно. Кажется, это так романтично.
   Последовавший за этим поцелуй был так долог и нежен, как рассеянная яркими блестками тьма.
   - Расскажи мне, каково это - быть принцем? - шепнула она мне через некоторое время. - Пожалуйста...
   Да... Это был волшебный вечер...
  
  

часть 6

  
   Лучше не помнить ничего, чем помнить это!.. Я застыл, согнувшись над сверкающей белизной и хромом раковиной. Счастье, что в ванной комнате никого не было, и никто за мной не следил - зачем следить за заводной игрушкой?! Что она может сделать? Ни шага в сторону! Верно?!!
   Меня жестоко вывернуло... когда вдруг неведомым кошмарным спазмом вывернуло мою память...
   Кровь и гарь...
   Это были мои родные - отец и мать, мои сестры, братья - и их дети... Мои друзья и верные нам люди. Все, кто не предал нас - погибли.
   Остался только я - я был им нужен. Всей Вселенной было ясно, что происходит между мной и Лорелей, как и то, что вряд ли семья позволит мне пойти на мезальянс и жениться на ней, как бы мне этого ни хотелось.
   Но теперь, пожалуй, что я мог бы... Если бы пожелал...
   Если бы...
   Кем бы должен был я быть, чтобы по-прежнему желать этого среди всей этой бойни?!
   Рваная рана в моем боку не была смертельной, хотя и причиняла жгучую боль и совершенно лишила меня сил, как и прочие мои раны, но их я почти не замечал, и думал, что доконает меня именно эта, если никто не добьет меня раньше. Тогда я еще не знал, что мне предстояло выжить.
   Если только это можно так назвать.
   Нас перестреляла наша собственная охрана. Насколько я их знал, они были профессионалами, а значит, взявшись за дело, должны были довести его до конца. Вот я и ждал, когда меня прикончат, даже не пытаясь притворяться мертвым.
   - Как вы себя чувствуете, принц? - участливо спросил начальник стражи, остановившись рядом.
   - Стреляй, и катись к дьяволу! - хрипло сказал я.
   Я плохо его видел - в глазах у меня мутилось, а свет сотен ламп был беспощаден - будто врезающиеся в мозг клинки, в то же время не столь уж разгоняющие подступающую тьму... Моя правая рука накрывала мертвую, уже стынущую руку отца. Ворох окровавленного платья скрывал лицо моей младшей сестры, совсем рядом со мной. Опрокинутый стол скрывал от меня тела матери и брата, тут же были и другие, но я уже не мог думать - кто и где именно... Мое сердце рвала пронзительная боль, которую лишь немного заглушала мысль, что я расстался с ними со всеми ненадолго - сейчас я к ним присоединюсь. Сейчас...
   - Нет, - он мягко, с едва сдерживаемой улыбкой покачал головой и осторожно опустился рядом со мной на колени, не отводя от меня опаленного дула своего бластера, которое - тогда я этого и не понял, было направлено мне в правое плечо, вовсе не в сердце, или в голову. - Вам не следовало загораживать его собой, - он кивнул на тело моего отца. - Тогда вы пострадали бы меньше, только для вида. Но я рад, что вы живы, принц... О, нет! - он тихонько рассмеялся и, насмешливо, раздельно произнес: - Король умер - да здравствует король! Король Бард Четвертый Фейербласт! - он взял меня за руку, оторвав ее от руки моего отца, поднес к своим кривящимся в усмешке губам, и поцеловал. Я был одновременно слишком потрясен, и слишком слаб, чтобы помешать ему. На его губах осталась кровь. Серые, отливающие сталью, глаза, смеялись, и они тоже показались мне красными - отражающими всю пролитую им кровь. Мне было наплевать, хотят они оставить меня в живых, или нет. Последний взрыв ярости заставил меня резко приподняться и, не обращая внимания на боль и на направленный на меня бластер, я с силой ударил его по лицу, смазывая кровь.
   - Будь ты проклят! - рявкнул я. Он отпрянул на долю мгновения, и я резким движением запястья раскрыл свой кинжальный браслет на левой руке и выскочившим из него лезвием нанес ему удар в горло. Его кровь брызнула на меня, но цели я не достиг - он вскочил на ноги, грязно ругаясь, и зажимая ладонью порез. Что ж, трудно было ждать точности - я никогда не был левшой, а моя правая рука давно была выведена из строя.
   Дуло его бластера скакнуло к моим глазам.
   - Проклятье! Не смей стрелять!!! - взревел кто-то со стороны, и бывший начальник королевской стражи, снова выругавшись, опустил оружие и, отбросив пинком мою руку с лезвием, со звериной силой пнул меня затем в раненый бок. Не единожды - но почувствовал я только первый удар... боль словно окатила меня жидким пламенем. Второй я только механически отметил, проваливаясь в бешено вращающийся круговорот тьмы, а третий настиг меня, когда, собственно, я был уже без сознания - это был просто легкий всплеск забытья, прежде чем исчезло абсолютно все...
  
   Все... я никогда больше не увидел своих близких, нашедших свой последний приют в саркофагах среди звезд. И моя жизнь мне больше не принадлежала.
  
   Я чего-то ждал. Между сном и явью. Между небом и землей.
   Слишком много тьмы...
   А потом было слишком много света, бьющего в глаза и проникающего в самые глубокие уголки сознания.
   Отзвуки нежной музыки звучали в моих ушах перед самым моим пробуждением, и Лорелей кружилась в танце, окутанная игрой света и тени, а глаза ее сияли как звезды. Мы мчались на звездном катере сквозь розовые туманности, или над поверхностью золотого моря, усыпанного блестками, над цветущими садами и полями лавандового цвета... Наши поцелуи сливались с сиреневыми прохладными закатами и пламенем восходов... Ее лицо было как небо - и далеко, и близко, неуловимо и загадочно... Сон превратился в воспоминания - сладкие и воздушные, теплые и прекрасные. Воспоминания о той, кого я так любил. И все еще не потерял...
   Не потерял! И тут, наплывом боли, в меня хлынула и другая память!..
   Зал был залит ярким светом, играющим в фарфоре и серебре, и гранях хрустальных кубков, играла музыка, сновали с подносами слуги, мы шутили и смеялись. Это был день рождения моей сестры Артамис, и по этому поводу сегодня собралось все семейство.
   Артамис сидела по правую руку от отца, и слева от меня, в тканом золотом платье с высоким кружевным воротником, с бриллиантовой диадемой на светлых волосах, уложенных в сложную прическу из хитроумно переплетенных кос. А ее веселые зеленые глаза и милая улыбка затмевали всю роскошь дворцового пира. Кажется, никогда еще я не видел ее такой веселой. Сегодня ей исполнялось пятнадцать - полусовершеннолетие, как говорят на Веге, и самый прекрасный возраст в жизни.
   Артамис нетерпеливо толкнула меня локтем. Собственно, этот вечер в ее честь хоть и занимал ее, но явно всего лишь наполовину. Увлеченно глядя на кого-то из наших кузенов, она громко зашептала:
   - Бард! Моя последняя картина!.. - Артамис увлекалась голографической живописью чуть ли не с тех пор, как выбралась из колыбели. - Тебе она действительно понравилась, или ты просто не хочешь меня огорчать?!
   - Конечно, понравилась! Очень! - ответил я со всей убедительностью, хотя эта убедительность уже подрастеряла порох за двадцатый раз повторения одного и того же. К тому же, боюсь, у Артамис и впрямь были основания сомневаться в моей искренности, так как я находил ее картины слегка наивными, что в то же время казалось мне совершенно естественным при ее молодости, от которой меня самого отделяли уже добрых восемь лет. Артамис же мое мнение всегда чрезвычайно волновало, хотя я толком ничего не понимал в живописи, кроме двух параметров: нравится - не нравится. Сам я увлекался лишь стихосложением, да и то только под настроение, но и этого хватило, чтобы произвести еще в младенчестве на Артамис неизгладимое впечатление, в связи с которым она решила возложить на меня роль арбитра всех искусств. Эта ее уверенность в том, что ее замечательный старший брат понимает все и во всем, порой нагоняла на меня панику. Но в то же время это было чертовски приятно, и я старался относиться к делу со всей ответственностью и осторожностью.
   Последняя картина Артамис была завершена лишь сегодня и, надо признаться, действительно была чрезвычайно эффектной, хотя и заставила меня улыбнуться при взгляде на героев ее сюжета на переднем плане. На фоне бархатного космического пространства, заполненного небесными телами, спокойно мерцающими, или взрывающимися, сражались дьявол и ангел. На переднем плане, с сияющим мечом в руке парила сама Артамис - в золотых доспехах, с белоснежными, чуть колышущимися крыльями за спиной (обычно при классической статичности основных образов Артамис любила наделять подвижностью второстепенные мелкие детали, которые частенько сразу и не разглядишь) и нимбом золотых волос, собранных сзади в лихой хвост. Кончик ее меча упирался в горло поверженного рогатого дьявола - поверженного не потому, что в космосе так уж понятно, где верх, где низ, а просто потому, что его исполненная ужаса поза, не оставляла в этом никаких сомнений, огненные глаза его закатились, конечности были скрючены, черный зазубренный меч выпал из когтей, блуждая теперь сам по себе. На лице ангела было написано веселое, озорное торжество. Если присмотреться, то обе фигуры становились полупрозрачными, и каждая из них представляла собой особую вселенную - и ангел, и демон были скопищем звезд и вращающихся вокруг них планет. Но "вселенная ангела" была спокойна и "светла", если это слово может подойти космосу, тогда как во "вселенной демона" было слишком много темных, неуловимо подвижных клякс, взрывающихся звезд, планет, "вращающихся" дикими скачками, да и все это казалось тускло светящимся сквозь огромное пылевое облако.
   - Недурно... - протянул я, разглядывая картину, и чуть рассмеялся. - Не скажу, чтобы твое творчество отличалось особой скромностью, сестренка, но исполнение на редкость красиво и впечатляюще. И воодушевляюще, надо сказать... Поздравляю - твоя техника совершенствуется такими темпами, что того и гляди скоро стукнется в потолок!
   Артамис довольно рассмеялась вместе со мной.
   - Ты еще не видел главного! - сказала она. - Эта картина - метаморф. Нажми на эту планету в правом углу.
   Я нажал, но сперва не заметил в картине особенных изменений, пока Артамис не рассмеялась, заметив:
   - Ты смотришь на все, кроме ангела перед самым твоим носом.
   Я глянул и сказал:
   - О, господи!..
   Почти все осталось на месте, кроме того, что теперь ангелом был я. И выглядел при этом, по-моему, на редкость глупо... Ну, не идут мне перламутрово переливающиеся белые крылышки, честное слово!..
   - О, нет... - сказал я, и снова нажал на кнопку, возвращая в ангелы Артамис. - Так лучше.
   - Почему? - чуть разочарованно протянула Артамис. - Я так хотела сделать тебе приятное...
   - Мне приятно, очень... правда, - заверил я. - Но такой вариант мне нравится гораздо больше. Ты куда больше годишься на роль Ангела, чем я, Артамис.
   - Не знаю, - сказала она, морща в улыбке свой чуть вздернутый носик. - А мне нравишься ты. Тебя я закончила еще вчера, и потом весь вечер просидела, глядя на картину. И знаешь, мне было так спокойно, как будто действительно есть где-то ангел, похожий на тебя, который всегда готов защитить меня от всего плохого, что есть в жизни. И быть может, когда-нибудь именно он унесет меня к звездам... Что плохого в том, если твой ангел-хранитель похож на твоего старшего брата? А, Бард? - она с улыбкой заглянула мне в глаза.
   Я с ответной улыбкой покачал головой.
   - Лучше никому это не показывай. Мне бы больше понравилось быть скорее бесом - и при этом, хранителем ангела.
   - Не пойдет, - сказала она, в то же время хихикнув в ответ на шутку. - Я хочу быть похожей на тебя - такого, каким ты мне представляешься.
   - Даже если на самом деле я не такой?
   - Конечно. Это ведь только отражение желаний, - спокойно сказала Артамис. - Ты ведь не думаешь, что я похожа на ангела.
   Я промычал что-то невразумительное, глядя на картину.
   - По-моему, картина тебе не понравилась, - проворчала Артамис, чуть надувшись.
   - Нет, что ты. Я вовсе этого не сказал. Картина отличная... Но что, если хотя бы крылья мне сделать черные, а?
   - Не пойдет, - сказала Артамис.
   - Жалко, - сказал я.
   - Моя картина - что хочу, то и делаю, - упрямо заметила Артамис. - Ничего - привыкнешь...
   - Угу... - отчего-то мне стало тоскливо. Было как-то одиноко в этом пространстве, несмотря на белые крылья... - Для чего тебе вообще нужен ангел-хранитель? - спросил я, глядя на картину. - Этот дьявол - существует?
   - Конечно, - сказала Артамис, хмурясь. - Все мои страхи и предчувствия... В конце концов, даже принцессы умирают. - Она задумчиво посмотрела на ангела с ее собственным лицом. - И хочется хотя бы в картине дать кому-то сдачи. Или надеяться на то, что это сделает кто-то другой...
  
   - А по-моему, тебе не понравилось, - упрямо повторила Артамис.
   - Чепуха, - сказал я, и поднялся из-за стола. Подобные мои нарушения этикета давно уже никого не беспокоили. Кроме того, что многие заранее с легким любопытством уставились на старинный и элегантный старомодный сенсорояль у одной из стен. Артамис весело запищала и захлопала в ладоши. Вообще-то, я не считаю себя выдающимся композитором, но иногда, под настроение, мне удаются неплохие импровизации. По крайней мере, мне достаточно того, что Артамис они нравятся.
   Я сел за рояль и хитро посмотрел на сестру.
   - Итак, назовем это "Ангел", - сказал я. - Посвящается Артамис. - Я включил все динамики в зале, и заиграл нечто одновременно нежное и бравурное. Но перед глазами у меня все время вставал другой образ, невольно сбивая тему, чего, впрочем, никто не заметил... Образ Лорелей, чуть агрессивной и смертельно притягательной...
   - Сегодня у тебя получилось просто чудесно, - сказала Артамис, когда я вернулся за стол.
   - Не говори так, иначе я подумаю, что это была лебединая песнь, - пошутил я.
   И тут за дверями раздался шум...
  
   Лицо Лорелей соткалось из тумана.
   - Бард! - тихо прошептала она. - С возвращением.
   Кажется, я взвыл...
  
  

часть 7

  
   - Как ты попала сюда?! - спросил я. - Как?! Ты знаешь, как все случилось? Тебе тоже грозит опасность...
   Она покачала головой.
   - Нет. Не грозит. А вот тебе - да. Но все еще может быть прекрасно, Бард. Теперь ты король по праву. А я могу стать твоей королевой. Могу вечно любить тебя. Ты можешь еще быть счастлив. Очень счастлив. Скажи только - да.
   О, эта улыбка... И эти чудные, искристые глаза змеи, при взгляде на птицу, которая не может и шевельнуться. Только удерживал меня не страх или гипноз, ни даже гнев или ярость. Я заметил еще раньше, что попросту привязан к больничной кровати мягкими, но прочными жгутами. Объяснить это можно было двояко - как чисто медицинскую предосторожность, или... полно, я же отлично знал, для чего это все. Я все отлично помнил, и отлично все понимал - теперь, больше чем когда бы то ни было...
   Я покачал головой.
   - Исчезни, - сказал я и закрыл глаза.
   Она мягко и нежно поцеловала меня в лоб.
   - Я приду к тебе позже, - пообещала она. - Тебе еще нужно ко всему этому привыкнуть. Но поверь мне - лучше тебе согласиться. Иначе - тебе еще есть что терять, любимый.
   - Больше нет, - сказал я тихо.
   - У тебя еще остался ты сам, - напомнила Лорелей.
  
  

часть 8

  
   Конечно, я так и не сказал им - да.
  
  

часть 9

  
   Как обычно - прекрасное утро. Свежий ветер врывался в окна весло и беззаботно, ероша мои волосы. Я поднял голову и бессмысленно огляделся - я лежал на полу, скорчившись на великолепном пушистом ковре, еще со вчерашнего дня полностью одетый, разве что успевший расстегнуть воротник и развязать галстук, в смятой и перекрученной одежде, будто после хорошей пьянки.
   Господи, какая жуткая ночь...
   Кто бы знал, что вспоминать - это так больно.
   Но достаточно. Теперь я помнил все - достаточно для того, чтобы сделать теперь больно кому-то другому.
   Я поднялся, чуть пошатываясь, и начал тщательно приводить себя в порядок - никто из них не должен заподозрить, что я снова научился видеть кошмары.
  
   - Милый, - сказала Лорелей с металлическими нотками в голосе, - тебе все равно придется нам подчиниться. В здравом уме и твердой памяти, или нет. Это уже неважно. Хотя, пожалуй, играть свою роль ты сможешь гораздо хуже, зато проблем с тобой станет куда меньше. - Она презрительно щелкнула пальцами. - Ты станешь игрушкой, идиотом, твое сознание будет просто белым листом бумаги - чистой доской1, на которой мы напишем все, что нам будет угодно. По сути, ты вынуждаешь нас совершить еще одно убийство - твоего сознания. И знаешь, милый, не такой уж это безболезненный процесс, к тому же и в становлении твоей новой личности нам понадобится элемент дрессировки - на самом примитивном уровне. Ну, так как?
   - Дорогая, - сказал я, с ничуть не меньшим презрением, чем она, тем же ледяным тоном, - воспитание не позволяет мне плюнуть в лицо женщине по-настоящему, но считай, что я это сделал. Ты ведь прекрасно знаешь, что при малейшей возможности я постараюсь свернуть тебе шею. Так что, давай не будем играть в кошки-мышки. И не ищи себе оправданий. Катись к черту.
   Лорелей залепила мне пощечину. Она все еще была склонна актерствовать. Глаза ее сверкали почти праведным гневом.
   - Ты сам во всем виноват! - воскликнула она. Бог ты мой, неужели она действительно все еще искала себе оправданий?
   - А что, ты ждала, что я испугаюсь? - спросил я. - Ну уж нет, не дождешься.
   - Ты испугаешься, - пообещала она. - Ты будешь очень меня бояться. Но тогда будет уже поздно что-то менять.
   - Что ж, - сказал я сухо. - Поздравляю с новым предметом мебели. Мне все равно. Мы оба знаем, что сознательно я буду стремиться только к тому, чтобы уничтожить тебя.
   - Отлично, - сказала Лорелей после короткой паузы. - Тогда приступим. А все странности в твоем поведении легко будет списать на последствия стресса и ранений. В конце концов, все государства Вселенной в курсе, что сейчас ты практически при смерти. А это может изменить кого угодно.
   Она последний раз заглянула мне в глаза. О, этот взгляд... Неужели лишь у чудовищ может быть такой взгляд? Почему? Почему ей понадобилось становиться чудовищем? А если бы она не лгала мне - полюбил бы я ее? Если бы не чувствовал смертоносной притягательности ее сути под кажущимся блеском? Если бы она не манила к себе, как бездонная пропасть - бездонная пропасть в ее глазах?
   - Я думала, ты любил меня больше, Бард, - негромко сказала она, голосом, то ли мертвым, то ли мертвящим.
   - Я любил тебя смертельно, - ответил я так же тихо. - Так же, как теперь ненавижу.
   Она медленно кивнула, приблизилась, и, нагнувшись, поцеловала меня в губы - страстно, настойчиво, нежно... Боги, как мне хотелось ей ответить... Но я не ответил.
   - Прощай, Бард, - сказала она.
  
  

часть 10

  
   - Доброе утро, любимый! - воскликнула она, бросаясь мне на шею. Да , так она делала на людях всякий раз. Я слегка вздрогнул от ее прикосновения, будто меня ударило током. Ну, в конце концов, когда-то так оно и было... И примерно так случалось каждый раз, так что уже вошло в привычку. Она ничего не заподозрила и, как обычно, взяв меня за руку, ввела в тронный зал.
   Зал выглядел пустовато. Единственно, чего здесь хватало с избытком, так это света и воздуха. Я обвел его рассеянным взглядом. Ага, а вот и вся эта милая компания за троном... разве что начальник стражи теперь другой - теперь им был брат Лорелей - Виктор, а прежний - мне смутно припомнилось - был расстрелян за то, что так плохо справился с той давешней ситуацией, как козел отпущения. Пожалуй, в этом была своя ирония судьбы. И случилось это уже давно. Хотя, не так уж давно. Прошло "всего" три года с тех пор. Ровно столько, чтобы все могло успокоиться, все могло забыться.
   Самые жуткие истории бесследно поглощаются бесконечным пространством.
   Обнаружив внезапно, что весь дрожу от гнева, я с трудом взял себя в руки.
   Под звуки фанфар к нам приблизилось посольство Денеба.
   Боже, что за игра?!
   К чему вся эта пышность? Напыщенные этикеты и правила?! Ах да, помню - все это лишь для того, чтобы завуалировать пустое место - то есть, меня. Или, что еще любопытнее, завуалировать тот факт, что кто либо из королей Веги вовсе не пустое место... Как бы оно ни было, все должно быть по правилам, как по нотам. И любой на моем месте должен был бы отказаться от слишком многого, если не от своей личности. Может быть, я никогда этого не хотел... Боже, остановись! - приказал я самому себе. О чем я думаю?! Это все не имеет значения. Настоящий лик тьмы мне известен. И прописные истины тут ни при чем. Они существуют лишь для того, чтобы прикрыть другие истины - частные и неприглядные, в каждом конкретном случае.
   А Лорелей и впрямь ловко удавалось отвечать отказом на все претензии и требования денебцев, при моем полнейшем попустительстве...
  
  

часть 11

  
   Послы удалились в гневе. Но не все были столь недовольны...
   Я старался обдумать грядущее, каждый свой шаг. В этом мире, в этом дворце не осталось ни одного честного человека. Исправить все это? Исправить все?
   Невозможно.
   И не нужно.
   Я посмотрел на Лорелей, и по ее глазам понял, что она придет ко мне сегодня. Это трудно было назвать любовью, но что-то от этого слова между нами все еще было.
   Просто, она не умела любить иначе.
  
   Я пропускал ее волосы, как черные струи, меж своих пальцев, как темные нити времени и судеб.
   - Если бы ты знал, Бард, - сонно пробормотала она. - Если бы ты знал, что я до сих пор люблю тебя. Быть может, именно потому, что когда-то ты смог раздавить эту любовь, и вместе с ней самого себя. Но если бы ты мог понять это, тебя бы со мной сейчас не было. Или меня с тобой.
   Мы помолчали.
   - Знаю, любовь моя, - сказал я полунасмешливо, полусерьезно.
   Сперва она не поняла, а потом застыла... Один взгляд, один миг понимания, один миг ужаса...
   Но больше она ничего не могла сказать. Мягко и ласково, и очень быстро, я свернул ее точеную шею.
   Уходи в небытие, Лорелей, в мир настоящего чистого листа... Tabula rasa. Только там нет места для памяти, и для ненависти.
   Я вышел из комнаты не таясь. Меня словно бы не было. Для посвященных - я не был человеком, и не мог быть опасен. Свернув несколько раз в коридорах, я отыскал неприметную дверь, за ней был еще коридор, несколько потайных дверей, лестница, никаких лифтов, никаких обычных механизмов, что могли бы одним своим пробуждением привлечь внимание.
   Наконец я оказался в самом низу, где, как черный паук в глубине сознания, притаилось устройство, о существовании которого знали лишь члены королевской семьи. Лорелей могла бы узнать о нем, если бы спросила меня, но она не знала, о чем спрашивать.
   Все очень просто, нужно было лишь сказать вслух пароль - время от времени он менялся, последний раз он изменился в тот самый день... "Артамис" - произнес я имя сестры. И черный паук ожил, загоревшись сотней зловеще алых и золотистых глазок. Восемь рычагов по кругу усеянной огнями сферы были подняты. Я обошел вокруг, один за другим опустив их все, не задержавшись ни на мгновение перед тем, как опустить последний.
   "Один час" - сказал я, и пошел прочь, а черный паук за моей спиной тихонько удовлетворенно урчал и пощелкивал, проникая во все дворцовые системы. Он явно был рад тому, что я дал ему приказ сделать то, для чего он был создан. Ровно через час все выходы, все окна дворца, все вентиляционные и прочие шахты будут заблокированы, а потом он взорвется. Вместе со всеми, кто здесь обитает. Час мне нужен был лишь затем, чтобы уйти отсюда.
   Я вспомнил, что меня разбудило. Картина Артамис, перевезенная в тот загородный дом. Лорелей посчитала хорошей шуткой сохранить ее, причем в том варианте, где был изображен я. В тот раз картина попалась мне на глаза, а потом я увидел зеркало... Артамис... Я помнил, что она сказала мне в тот день. "... есть где-то ангел, похожий на тебя, который всегда готов защитить меня от всего плохого, что есть в жизни. И быть может, когда-нибудь именно он унесет меня к звездам..." Я не мог защитить тебя. Но я унесу тебя к звездам.
   Маленький корабль, столь же годный к перелетам в атмосфере, как и к полетам в космическом пространстве, быстро доставил меня к вилле. Вся электроника приняла меня за своего... Логично, верно?
   Я вынес картину, отнес ее в корабль, поставил перед собою, глядя на собственное изображение. Я был прав тогда - мои крылья должны быть черными. Я осторожно открыл палитру, и поменял на картине их цвет - черные, с отблесками адского пламени, и меч, полыхающий кровавым огнем, затем быстро переключил план.
   - Артамис, здравствуй, ты все такая же...
   Я поднял корабль. Знаю, все это мне лишь представилось - что я слышал гром, с которым стоявший веками дворец королей Веги рассыпался в раскаленный и быстро стынущий прах.
   Все это прах.
   Я уносил Артамис к звездам.
   Мы оба останемся там.
  
  

часть 12

   Вечная звездная ночь. Конец и начало. Небытие. Холодная безграничность. Пусть это иллюзия. Вот они - звезды. И мой корабль - как маленькая звезда. Он вспыхнет ярче, на мгновение, чтобы погаснуть, как всякая звезда, как всякая человеческая жизнь. Всего лишь разными единицами для нас отсчитывается время.
   Я долго смотрел на картину, на улыбающееся детское лицо ангела, прежде чем дать кораблю единственный приказ - стереть нас из пространства и времени.
   Нашему королевству остается начать все заново, с чистого листа. Новый шанс, новая жизнь.
   Прежнюю мы стерли. Лорелей, и я. Остается только последний штрих.
   Я долго смотрел на Артамис, а потом убрал руку с кнопки, так ее и не нажав. С чистого листа? В этом мире не бывает совершенно чистых листов, не так давно я сам это доказал.
   И значит, имело не так уж много значения, насколько они не чисты. Но все-таки, новый шанс у нас был. Начать все с иного начала, с иной строки, с иного имени... с будто бы чистого листа... С новых звезд.
   Ангел Артамис уносила меня к звездам.
  

04.11.2001

СВИНЦОВЫЙ ФОКСТРОТ

  
   Стена. Она выступила из-за ветвей деревьев в пустынной утренней подворотне постепенно, подспудно, вдруг полностью обрисовавшись в то, чем была с самого начала.
   *Ты попался,* - неожиданно резким ударом всплыла в моем мозгу четкая мысль, заставшая меня врасплох.
   С чего бы?.. Нет, я уже знал, *с чего*, но не мог понять - почему это вызвало у меня такую реакцию. Я озадаченно пригляделся к этой стене - торцу обычного четырехэтажного кирпичного здания - неприятно слепой, однородной, сплошь выкрашенной в холодный, болезненный бледно-голубой цвет. Или просто в цвет бледный? В ней не было ни одного окна. *Ни одного выхода*, поправил внутренний голос. Просто глухая, непристойно голая, бледная и унылая субстанция, неотвратимая, как сама смерть.
   Не замедляя шага, я недоуменно моргнул и слегка тряхнул головой, прогоняя наваждение. Да что это со мной? Обычная стена дешевого дома, в котором есть и выходы, и окна, пусть с других сторон.
   Хотя, нет, в глубине души я знал, что те стены, с дверьми и окнами не имеют к этой никакого отношения. Они находятся совсем в другом мире.
   И все-таки, все равно совершенно необязательно влетать в нее с разбега, чтобы вышибить себе мозги. Все, что нужно, это просто наплевать на нее, обойти, пройти мимо.
   Но что за странное ощущение? Будто возвращающее в детство, в тот старательно забытый момент, когда впервые как следует осознаешь, что когда-нибудь не кому-нибудь, а именно тебе придется однажды отбросить копыта? Или во время еще более раннее, сдобренное первобытным страхом остаться навеки в становящейся тесной утробе. А может, моя душа окунулась еще глубже, в ту непонятную вечность, что предшествовала моему появлению даже в этой утробе. Если эта вечность была того же самого сорта, что и та, что приходит после смерти. Кажется, именно на это она и походила.
   Хотя, сильно сомневаюсь, что мертвые могут как-то оценивать свое состояние, так же, как еще не рожденные.
   Я прошел мимо, но гнусное ощущение осталось, так, будто эта стена будет передо мной всегда, куда бы я ни пошел.
   Странно, я должен был видеть ее много раз, проходя этой дорогой, а обратил внимание только теперь. Или ее не так давно покрасили? Вот так номер.
   Я миновал еще один двор, увидел знакомую вывеску, толкнул дверь с табличкой *закрыто*, и спустился в темное полуподвальное помещение, прокуренное с ночи настолько, будто его посетители задались целью выкурить самих себя из собственной шкуры. Неудивительно, что к утру они все разбежались. В ядовитом дыму пьяно покачивались висящие на проводах электрические лампочки.
   - Привет, Брэйди, - дружелюбно пропыхтел бармен Вилли, выныривая откуда-то из-под стойки. - Тебе как обычно?
   - Ага... - выдавил я.
   Движением фокусника мой приятель подхватил с подноса стеклянную кружку, и неторопливо нацедил пинту горького. Благодарно кивнув, я тут же отхлебнул треть кружки. Немного полегчало.
   - Крейг еще не появлялся? - спросил я.
   - Пока еще нет. Ты всегда приходишь первым, - рассудительно заметил Вилли.
   Я снова кивнул и с легкой улыбкой выложил на стойку зеленую дискету. При взгляде на нее Вилли как будто заколотило.
   - Это продолжение?
   - Последние главы.
   - Книги, которая никогда не будет издана, - с горечью сказал Вилли. - Не понимаю, почему ты не хочешь заняться этим всерьез.
   Я пожал плечами.
   - А стоит ли оно того? Мне нравится писать, а не заниматься сбагриванием своей писанины за большие деньги, тем более, за маленькие. И мне не нравится, когда меня редактируют.
   - Но ты же отлично пишешь, - упрямо сказал Вилли.
   - Это всего лишь развлечение. Мне никогда не убедить себя самого в том, что это серьезно. Так зачем же убеждать других? Все равно, это будет нечестно. Да и заниматься только этой ерундой - честное слово, кажется мне чем-то вроде паразитизма. В этой вещи нет насущной необходимости, она ничего не открывает, никого не сделает лучше и счастливее - этого не делает ни одна книга. Либо это есть в человеке, либо нет, а обратное - лишь досужие вымыслы и вранье, оправдывающее существование этого паразитизма. Впрочем, когда делать нечего, почему бы и нет.
   - У тебя странное отношение к себе самому, - обиженно сказал Вилли, бережно пряча дискету в карман.
   - Просто честное. Разве это такая уж странность? Но, надеюсь, твои внуки действительно получат от этого какое-то удовольствие, - улыбнулся я.
   Вилли с готовностью закивал.
   Звякнул дверной колокольчик. На пороге появился Крейг. Я лениво помахал ему рукой. Вилли подхватил с подноса еще одну кружку, и принялся аккуратно наполнять ее.
   Крейг задумчиво посмотрел в пустующий зал и решил, что нет пока смысла занимать столик.
   - Что новенького? - спросил он, когда Вилли отошел, поставив перед ним наполненную кружку с шапкой пены, неловко устраиваясь на табурете, не слишком подходящем его огромному росту. Это напоминало попытку сенбернара разместиться на жердочке в курятнике.
   - Отсутствие вестей - добрые вести, - сказал я. - Кажется, нам пока удается оставаться почти незамеченными.
   - Почти, - угрюмо буркнул Крейг. - Никаких вестей от Керри уже год.
   - С кем угодно может произойти несчастный случай о котором никто ничего не узнает. Хотя, конечно, вряд ли, - заключил я.
   - Но вполне вероятно, что раз нам пока никто не помешал, это может и не иметь последствий.
   Я посмотрел на Крейга с раздражением. Само собой разумеется. А я, собственно, о чем толкую? Крейг - надежный парень, но иногда бывает страшным занудой. Наверное, поэтому и надежен. У всякой медали есть две стороны. К чему, например, приводит отсутствие свободы и будущего? К тому, что нас пока еще не уничтожили, только возвратили на пару веков нашей истории назад, чтобы гарантировать то, что мы не сумеем составить конкуренции никому из правящих народов Галактики. Уничтожать нас подчистую, для их высокоразвитой цивилизации, показалось им неэтичным, а вот с тем, чтобы законопатить нас безвылазно на нашем голубом шарике, никаких моральных проблем не было.
   Пока мы не высовываем носа и ведем себя примерно, они не обращают на нас внимания. Вот только, введен полный запрет на развитие науки, если кто-то сделает или раскопает хоть мало-мальски интересное открытие, он будет уничтожен, вместе со всеми результатами своего труда. Когда-то казалось просто странным, почему наши корабли не могут долететь ни до одной приличной планеты. С тех пор нам все объяснили. Их просто уничтожали, надеясь, что мы сами потеряем интерес к этим безуспешным попыткам. Ну, а раз не потеряли, пришлось объясниться с нами начистоту и положить предел всем нашим детским шалостям и иллюзиям. Внушение было жестоким. Две трети населения Земли, и в первую очередь все ученые, были истреблены - остальные - для профилактики, и для снятия напряжения проблемы перенаселения. Меньше народа - больше кислорода. Человечеству был нанесен удар, оправляться от которого было прямо противопоказано для здоровья.
   Доживайте свой век сами, как хотите, только не высовывайтесь. Вот только, очень трудно не высовываться и оставаться при этом самими собой. Вряд ли это возможно вообще.
   Наша организация, вернее, ее идея, стара как сам этот конфликт. Мы собираем все то, что осталось от старых времен и восстанавливаем утраченное по кусочкам. Мы подстраиваем для наблюдателей несчастные случаи, как делали когда-то они для наших кораблей или для любых слишком смелых экспериментов. Мы перехватываем их радиопередачи, собираем все возможные сведения, и пока просто копим их, выжидая более удобного момента.
   Даже если в итоге это приведет к поражению и гибели, а не к победе, это будет хоть что-то. Единственный шанс все еще чувствовать себя человеком, а не обитателем огороженного жердями скотного двора.
   Конечно, не все с нами согласятся. Жизнь, даже на таких условиях, все равно имеет свою ценность, и далеко не всем нужно какое-то будущее, если есть возможность сыто и спокойно прожить ее от начала до конца. Наверное, они тоже просто зовут это выжиданием лучших времен.
   Что ж, природа движется к выживанию разными путями.
   Крейг успел пропустить кружечку, а я уполовинил свою, когда дверной колокольчик снова звякнул и появился Обри, как всегда подтянутый, в вечно воодушевленном настроении. Он самый молодой из нас. На этот раз мы дружно поднялись и пересели за столик в углу. Почти тут же к нам подоспели Шейд и Эдди. На сегодня компания была в сборе.
   Эдди щелкнул антикварным серебряным портсигаром и не менее антикварной зажигалкой и меланхолично затянулся сигаретой, еще более усугубляя атмосферу. Впрочем, терять уже было нечего, так что никто не возражал.
   - Ну как? - жизнерадостно поинтересовался Обри. - Похоже, все тихо?
   - Слишком уж тихо, - пробурчал Крейг. - И что случилось с Майклом Керри, мы до сих пор не знаем. Но это не значит, что этого не знает вообще никто.
   - Керри, - задумчиво протянул Шейд. - Может, он просто вконец обкурился? - Эдди без выражения посмотрел на Шейда сквозь очки и выпустил колечко сизого дыма. - В конце концов, бесконечные походы по притонам до добра не доводят.
   У Майкла была привычка после каждого дела *залегать на дно* в самом прямом смысле слова. И чем глубже дно, тем лучше. Это успокаивало его паранойю - там, по его мнению, никто не стал бы искать следов, а если бы и стал, то моментально сбился со следа в густо заквашенной клоаке. Мы сбились. Никаких следов нашего приятеля нам найти не удалось. И вряд ли при всех его странностях он просто ударился играть в столь глубокую партизанщину.
   Пепел к пеплу.
   - Что ж, нашим последующим предприятиям это пока не помешало, - пробормотал я.
   Нам удалось благополучно устранить нескольких наблюдателей, одного, даже, собственно из *них* и даже прихватить кое-какие клочки информации об утраченных технологиях. Правда, пока не было никакой возможности их применить. Не хватало ни технических средств, ни достаточно профессиональных специалистов для того, чтобы заполнить все бреши в картине. Но мозаика потихоньку складывалась. Может, и есть какой-то шанс на то, что когда-нибудь она сложится достаточно для того, чтобы мысленно дорисовав оставшееся, можно будет восстановить что-то действительно серьезное. Ведь многое нам уже удалось узнать и сделать, только применять это на практике и выпускать на свет мы пока остерегаемся, чтобы не засвечиваться.
   - Вот только толку-то от всего этого? - проворчал Эдди. - Если это не помогло нам, когда мы знали куда больше, чем теперь, на что вообще можно рассчитывать?
   - Тогда нас застали врасплох, - сказал я. - Мы были зелены и представления не имели о том, с чем столкнемся.
   - А теперь имеем, - меланхолично сказал Эдди.
   - Когда-нибудь, и мы по-своему сможем застать их врасплох, - сказал я.
   - Сильно сомневаюсь, - сказал Эдди.
   - Тогда, какого черта ты среди нас? - поинтересовался Обри, сердито хмурясь.
   - А куда я теперь денусь? - рассудил Эдди, хладнокровно гася окурок в пепельнице и доставая новую сигарету.
   - Есть множество вариантов, - сказал я самым коварным тоном.
   - Шутник, - скептически хмыкнул Эдди. - Все равно отступать уже поздно. Да и чем еще прикажете заниматься в этой дурацкой жизни?
   Крейг пожал плечами и выдвинул предположение:
   - Жить.
   - Смешно, - загробным голосом проговорил Эдди.
   - Не очень, - почти огрызнулся я.
   Обри фыркнул и бросил на стол бумаги.
   Я протянул руку и мельком просмотрел чертежи, потом пригляделся к некоторым листам попристальнее.
   - Да ты гений, - сказал я с уважением. - Не думал, что кому-то удастся собрать эти куски в одно целое.
   - Ничего сложного, если мыслить логично, - скромно ответил Обри, тихо дуясь от гордости.
   Я слегка улыбнулся.
   - Так когда-то говорил мой отец. Но увы, мыслить как он, я так и не научился. Мозги по-другому устроены.
   - Думаешь? - усомнился Шейд. - Он ведь умер давно. Вряд ли ты можешь по-настоящему сравнить.
   - Он был ученым. А я всего лишь дилетант, во всем, за что бы ни брался.
   - Боже, - посмеиваясь сказал Шейд. - И этот человек нас возглавляет.
   - А ты как думал? Просто компания младенцев, играющих в шпионов.
   - Да... одного у тебя точно не отнять. Ты настоящий романтик.
   Вилли принес нам еще по кружечке.
   Обри получил свою порцию славословий, а потом...
   Легкий хлопок, и на светлый лацкан Обри выплеснулась кровь, будто хлынуло сквозь ткань вино из оброненной бутылки.
   Кажется, я пялился на это винно-красное пятно целую вечность. Как и Обри целую вечность сидел с живым изумлением на лице, прежде чем его взгляд начал стекленеть, и он безвольно упал лицом на свои чертежи.
   Но на самом деле, никакой вечности не было.
   Я тут же развернулся, опрокинув стул, но не поднимаясь во весь рост, и дважды выстрелил в стрелявшего. Браунинг оказался в руке будто сам по себе. Грохот отшвыриваемой мебели и выстрелы, зал затянуло совсем не сигаретным дымом.
   Я смахнул навернувшиеся слезы.
   Нападавшие не ожидали такого отпора. Конечно, вряд ли эти кретины полагали, что при нас нет оружия, но, наверное, думали, что мы растеряемся и будем хлопать ушами после первой крови.
   Четверо рухнули на пол, еще трое бросились к задней двери.
   Я выстрелил одному в поясницу, и он, споткнувшись, взвыл и ополз по стойке, царапая ногтями скользкую панель. Шейд и Эдди яростно расстреляли двух оставшихся.
   Крейг подошел к раненому и, схватив за шиворот, швырнул его на стол, не обращая внимания на душераздирающие вопли.
   - Сколько вас тут? Как вы вошли?
   В подсобке что-то упало. Я бросился туда, вышиб хлипкую дверь и встретился взглядом с Вилли, трясущимся под столом.
   - Я ни при чем, Брэйди! - воскликнул он голосом, срывающимся на истерический визг. - Что происходит?!
   - Что происходит? - повторил я с ледяным спокойствием. - Даже самые заштатные охотники за призами никогда не входят в одну дверь, когда хотят кого-то застать врасплох, даже если это задняя дверь. Почему не звякнул колокольчик, Вилли?
   - Я не знаю!..
   - Кого еще ты вызвал? Есть кто-нибудь снаружи?
   Душераздирающие крики в зале стали громче, если это было возможно. Вилли обливался потом, будто оказался вместе со всем своим жиром а персональной Аравийской пустыне я ясный полдень.
   - Я никого не вызывал, никого не вызывал, Брэйди!.. Не убивай меня, я же невинен, я ни при чем... у меня внуки!
   - У тебя внуки, а у Обри не было даже детей, и никогда теперь не будет. Почему такие скунсы как ты всегда живут дольше по-настоящему хороших людей и всегда обзаводятся многочисленным потомством?
   Вилли молитвенно сложил руки.
   - Брэйди, ты же хороший! И книги у тебя отличные, добрые! Не убивай меня!.. - Из зала донесся еще один мучительный крик, и лицо Вилли приобрело землистый оттенок.
   - Я же говорил, что книги не меняют людей, даже наши собственные, - сказал я, приподнимая дуло, направленное ему теперь точно между глаз. - Если тебе больше нечего сказать, прощай, Вилли. Колокольчик не звякнул, но колокол прозвонит.
   - Нет!!!... Я не виноват!!!
   Я выстрелил, и отчаянная мольба оборвалась, сменившись сдавленным писком. Вилли сжался, зажмурившись - я всего лишь отстрелил ножку стола.
   - По крайней мере, в честь прошлой дружбы, я не выбиваю из тебя признание кулаками. Тебе есть что сказать мне?
   Вилли, продолжая жмуриться, сотрясал стол.
   - Прости! - сказал он наконец. - У меня не было выбора...
   - Кому ты сказал? Кого вызвал?
   - Отдел *зет*, - выдавил Вилли, и хоть все равно дело когда-нибудь кончилось бы этим, пистолет в моей руке дрогнул. - Но они прислали пока только охотников.
   - Да, мы заметили, - проговорил я.
   - Ты убьешь меня?
   Я выстрелил, прежде чем ответить. Его тело мешком упало под покосившимся столом. Из кармана выскочила зеленая дискета. Я отрешенно смотрел на нее мгновение, потом подошел и раздавил ее каблуком.
   - Да, - ответил я, и вышел в зал, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   - Как дела? - спросил Крейг, глянув на меня исподлобья.
   - Потом расскажу. Ты все узнал, что хотел?
   - Нет, но наверное, все, что мог.
   - Тогда прикончи его, и пошли отсюда. Нечего терять время.
   Крейг кивнул, и свернул страдальцу шею. Сразу стало тихо.
   Шейд аккуратно собрал все чертежи и печально посмотрел на Обри.
   - Что нам делать с ним?
   - Оставим здесь. Помочь ему мы уже ничем не можем. Только сперва заберите все из его карманов. Там может быть что-то, чему не место в чужих руках.
   Эдди мрачно кивнул и обыскал мертвого Обри, почти автоматически, да и никому не хотелось вникать в такое дело.
   - Теперь осталось только последнее, - хрипло сказал он и поглядел на меня. Все сделали то же самое. Никому не хотелось брать это на себя.
   Я молча кивнул. Потом взял новенькую поблескивающую беретту Обри, никогда еще, наверное, не бывшую в деле, проверил, заряжена ли, взвел курок и помедлил минуту, глядя на его мальчишескую голову, с таким чистым лицом, пушистыми русыми волосами и великолепным мозгом, который был теперь мертв. Мертв, но еще не разрушен настолько, чтобы не дать информацию тем, по чьему приказу он был убит. Мое сердце обливалось кровью. Но ничего больше поделать было нельзя.
   Я наклонился и поцеловал его умную голову, потом отступил на шаг, и выстрелил в нее. Послышались тяжелые вздохи. Шейд перекрестился. Вот и все наши похороны.
   - Покойся с миром, - сказал я, и облизнул пересохшие губы.
   - Идем, - негромко позвал Крейг.
   Мы молча, не оглядываясь, вышли через заднюю дверь.
   Здесь было все так же тихо, и светило солнце. С некоторых пор перенаселение в наших краях не ощущается. Не исключено, что никто и не слышал выстрелов - стены в кабачке Вилли были толстые - хоть у нас, в отличие от охотников, и не было глушителей. Значит, пока оставалось только убраться отсюда подальше.
   - Есть предложения?
   - Дно, - сказал Шейд.
   Никто не стал спорить. Возвращаться сейчас куда бы то ни было, было чистым безумием.
   - Вилли дал знать о нас отделу *зет*, - наконец сказал я. - Если все дело только в нем, он знает только нас.
   - Я бы на это особенно не надеялся, - проворчал Крейг. - Там ниточка, здесь ниточка - сам понимаешь.
   - Естественно. Поэтому и говорю - *если только в нем*. Радует только то, что мы все-таки не единственные на этом шарике. Так что, даже по ниточкам полную картину все-таки не составишь.
   - Не отдал бы за это свой последний шиллинг.
   - Отлично, отдашь его за такси. Кстати, имеет смысл разделиться. Встретимся-ка... в *Красном драконе*, через пару часов.
   *Красный дракон* - один славный опиумный притон, прикидывающийся наполовину респектабельным ресторанчиком. Мы взяли его на заметку, когда искали Майкла. Одним из главных достоинств притона было то, что Майкл в него не захаживал.
   Эдди и Шейд свернули в один переулок, мы с Крейгом - в другой.
   - Они знали, в кого стрелять, - сказал Крейг.
   - Да. - Ученые подлежат уничтожению в первую очередь и бесспорно. Тогда как с другими можно еще и поволынить. Черт побери, и некоторые еще называют это жизнью.
   - По-моему, это значило, что убивать остальных им было необязательно, по крайней мере, в тот самый момент.
   - Вероятно. Что сказал последний?
   Крейг процедил сквозь зубы ругательство.
   - Обычный тупоголовый охотник в отряде дилетантов. Похоже, они надеялись, что мы тут же сдадимся, стоит нам увидеть, что они настроены решительно, и их семеро против оставшихся четверых.
   - На редкость тупо, - согласился я. - Они не вывели из строя никого, кто умел отстреливаться. - Я помолчал. - Но что ни говори, а удара сильнее они нам нанести не могли.
   Крейг угрюмо кивнул.
   - Кстати, - обратил он мое внимание. - У тебя кровь на руке.
   Я посмотрел на свою правую кисть и достал клетчатый носовой платок. Темная клетка отлично маскирует все могущие броситься издали в глаза странные пятна.
   - Спасибо. - Я стер брызги крови и прежде чем положить платок в карман, поднес его к губам. Это была кровь Обри. Подожди, мальчик, скоро мы все к тебе присоединимся.
   Я вытащил из другого кармана замусоленный потрепанный синий конверт и бросил в ближайший почтовый ящик.
   Крейг остановил проезжавшую мимо машину и мы отправились на другой конец города.
   Этот другой конец города даже в первой половине дня выглядел поживее.
   Первым делом мы завернули в знакомую бильярдную, откуда сделали пару звонков, и сыграли партию. Крейг, как обычно, выиграл. Даже в такой ситуации он умудрился отнестись к игре серьезно.
   Ничего пока не происходило. Мы прошвырнулись через местный торговый центр, и отправились, наконец, в *Красного дракона*.
   Несмотря на название и экзотическое оформление, кухня тут была не китайская, что очень радовало, есть палочками я не умею, да как-то и никогда не тянуло научиться. Музыка тоже была самым обычным негромким джазом.
   После четвертой чашки кофе меня, вместе с беспокойством, начала мучить изжога.
   - Какого дьявола... - пробормотал я, который уже раз поглядывая на часы.
   Но в этот момент Эдди и Шейд наконец появились. Да еще и не одни. Я подавил желание придушить этих стервецов на месте. Крейг, по-видимому, тоже.
   - Мы случайно повстречались, - прокомментировал Шейд.
   Конечно. И похоронят вместе вас тоже случайно.
   Марион и Виктор, затесавшиеся в нашу компанию, выглядели встревоженно.
   - Что произошло? - спросила Марион.
   - А разве эти шуты вам не рассказали?
   - Мы узнали, что Обри убит, - вмешался Виктор. - Ужасная потеря.
   - Потерь может быть гораздо больше, если вы будете вести себя как идиоты. Охотники действовали не сами, их послали. Какое-то время нам нельзя ни с кем встречаться. И вам теперь тоже. Так что, вон отсюда, и постарайтесь не засвечиваться.
   Марион наморщила носик.
   - Перестань за нас беспокоиться, Брэйди, мы не маленькие дети.
   Виктор всем видом выразил солидарность с этими словами. Конечно, маленькие дети. Но все-таки, они повернулись, чтобы уйти.
   - Погодите, - сказал я. - Раз уж вы все равно здесь, заберите бумаги.
   Я передал папку с чертежами Марион, раз уж она тут старшая.
   - В пакет, что ли, какой-нибудь засунь, - сказал я с сомнением.
   Марион фыркнула, достала из сумочки сложенный в несколько раз полиэтиленовый пакет, развернула, открыла папку, выложила оттуда листы, сложила их вдвое, сунула в пакет, а потом поместила всю комбинацию снова в сумочку, а папку вернула. Ловко у нее получилось. Я думал, в эту сумочку только кошелек с косметичкой умещаются. Ну, разве что, еще револьвер какой-нибудь.
   - Доволен?
   - Постарайтесь выжить, ребята, - сказал я беззлобно.
   Марион постояла немного, потом наклонилась, и нежно поцеловала меня в щеку.
   - Не беспокойся, - повторила она. - Постараемся.
   Они ушли, а я поморгал и потер пальцем правый глаз.
   - Расчувствовался? - поинтересовался Эдди.
   - Нет, она заехала мне в глаз шляпкой. Но оно того стоило.
   - Да, пожалуй. Везет некоторым.
   - Ага.
   Я окинул их придирчивым взглядом. Они тоже успели переодеться, как и мы, не зря посетив торговый центр. Эдди даже избавился от очков, но не от своего любимого портсигара.
   - Линзы? - спросил я.
   - Угу. Терпеть их не могу. Особенно в прокуренном помещении, - пожаловался он, и вытащил сигарету.
   - Бросил бы ты.
   - А смысл?
   - Да, теперь уже, пожалуй, что никакого. Что будем делать? Выжидать и надеяться, что на этот раз все обойдется и они еще не приняли нашу команду совсем уж всерьез, или перейдем в наступление и успеем еще что-нибудь с ними сотворить?
   Шейд взял сигарету у Эдди и задумчиво затянулся. Эдди вытащил вторую.
   - Если ты имеешь в виду *последнее наступление*, то имеет смысл все-таки подождать. Полезть на рожон мы всегда успеем, - сказал Шейд.
   - Наше число может к тому времени сократиться. К тому же, чем дальше, тем больше они сами примут мер предосторожности. Если все пойдет совсем всерьез, будет просто бесполезно что-то делать. Они будут ждать нас на каждом углу. Отдел *зет* мог послать на первое задание дилетантов, но это игра кошки с мышью. У этих ребят отвратительное чувство юмора.
   И предмет шутки - всегда человеческая жизнь.
   На улице послышались выстрелы и женский крик.
   Мы разом вскочили и бросились к выходу.
   - Эй, а кто заплатит? - бросил нам вдогонку официант. Я показал ему пистолет, и он отшатнулся. Я швырнул ему бумажник.
   - Не забудь сдачу.
   Неподалеку уже собралась толпа зевак. Мы подбежали к ней, чтобы увидеть, что было ее центром.
   Конечно, Марион и Виктор. Что же еще?
   Из виска Марион струилась черная кровь. Она была убита одним выстрелом в голову. Виктор был еще жив, но ненадолго - он получил несколько пуль в живот.
   Крейг, плюнув на бесполезную конспирацию, выхватил свой значок.
   - Полиция. Кто что-то видел, останьтесь для дачи показаний. Остальные - разойдитесь. - По крайней мере, наполовину толпа сразу уменьшилась. Это, видимо, как раз постарались скрыться свидетели, остальным-то все нипочем.
   Я опустился на колени рядом с Виктором и осторожно разорвал его рубашку, чтобы осмотреть раны. Он все понял по моему лицу, если еще хоть как-то сомневался.
   - Что случилось, - спросил я.
   Виктор на мгновение прикрыл глаза.
   - Не знаю... какой-то тип выхватил у Марион сумочку, будто обычный вор. Я кинулся было за ним, и схватил пулю... Потом Марион... По-моему, стреляли из разных точек.
   Наверное. Я кивнул.
   Виктор посмотрел на меня с беспокойством и прошептал:
   - Я не могу дотянуться. Знаю, что надо...
   - Конечно.
   Я незаметно подтолкнул к нему его смит-вессон, выпавший из руки, когда боль свалила его на землю. И отвернулся, поглядев на Марион, и печально погладил ее блестящие черные волосы в изящных завитках. Над ней с окаменевшим лицом на коленях стоял Шейд.
   - Я так и не написал ее портрет, - едва слышно пробормотал он. - Одни наброски...
   Рядом грянул выстрел. Виктор доделал свое дело. На людях никто из нас сделать для него этого бы не смог.
   Я вздохнул.
   - Может быть, это было и лишнее...
   - Ей они сразу выстрелили в голову, - кивнул Шейд.
   - Кто их знает, черт побери.
   - Я послал за подкреплением, - мрачно сказал Крейг.
   - Естественно, все равно больше делать нечего.
   В конце концов, он действительно был полицейским.
   Я вытащил из кармана платок и чуть-чуть прикоснулся им сперва к крови Марион, а потом к крови ее младшего брата.
   Эти ребята были нашими лучшими специалистами по взрывчатым веществам. К сожалению, в основном, по взрывчатым. На самом деле, они были просто прекрасными химиками. А Марион еще и биохимиком.
   Мы с Шейдом и Эдди немного отошли, чтобы не путать карты Крейгу, и в то же время, чтобы не оставлять его одного, и внимательно посматривали по сторонам. Но возобновить покушения пока никто не пытался, так, будто это было обычным ограблением, отягощенным двойным убийством. Пусть в это верит местная полиция. Как и в то, что парень застрелился от отчаяния, поняв, что его девушка мертва. Откуда нам знать, как их зовут, и что на самом деле она его сестра, как и том, откуда у него взялся пистолет. Район, знаете ли, не из самых спокойных.
   - Мы никак не могли пройти мимо, - убито сказал Эдди. - Они первые увидели нас и подошли. Притворяться, что мы незнакомы, было уже бесполезно.
   - Да что уж теперь... Может, их убили и не из-за этого.
   - А из-за чего?
   - Их могли наметить как мишени и раньше, а не из-за их последних действий.
   - Тогда зачем у Марион вырвали сумочку?
   - Для инсценировки. Наши достижения им ни к чему, своих хватает. Да и ежу понятно, что где-то есть копии.
   - Они могли и не знать, что именно в этих бумагах.
   - Тоже правда. Значит, они следят за каждым нашим шагом, но прямой удар почему-то не наносят.
   - Может, ждут, что к нам еще кто-то подойдет, чтобы и его пристукнуть? - с горечью предположил Эдди.
   Я выругался сквозь зубы.
   - Я постарался дать знать, что мы помечены. Надеюсь, весть успеет распространиться и хоть кто-то уцелеет.
   - Хоть кто-то - это звучит оптимистично.
   - Так было с самого начала.
   Какой-то невысокий черноволосый человек с усиками помахал мне, потом подошел и протянул мне мой бумажник.
   - Вы оставили это в *Драконе*.
   - Да, спасибо, - собственно, я уже успел и забыть.
   - Я владелец заведения, - проговорил черноволосый, упорно глядя мне в глаза. Физиономия у него была почти откровенно гангстерская. Эдди потихоньку, на всякий случай зашел ему за спину. Может, планировал, если что, сохранить его череп для своего антикварного магазина. - Я знаю, кто вы. С вас мы денег не возьмем. - Он задумчиво глянул на трупы.
   *Только держитесь от нас подальше, чтобы беду не накликать*, - мысленно продолжил я. Но он продолжил иначе.
   - И я не буду возражать, если вы заглянете к нам еще раз. Если вам что-то понадобится, всегда рассчитывайте на нас.
   Я молча слегка кивнул. Он кивнул в ответ, развернулся, и пошел обратно к *Дракону*, небрежно помахивая бамбуковой тростью. Не удивлюсь, если узнаю, что в трости скрывается клинок.
   Красивый жест. Можно сказать - героический. Но - вряд ли. Разве что...
   Я последовал за ним к *Дракону*. В дверях покачивались, позванивая, *поющие ветра*.
   - Я могу от вас позвонить?
   - Конечно, - черноволосый подмигнул. - Надеюсь, звонок не междугородний? Шучу. Проходите в мой кабинет.
   Кабинет больше походил на склад, снизу доверху заставленный коробками без наклеек и фирменных знаков. Между коробками каким-то чудом помещались роскошный кожаный диван и скромный стол с немолодо выглядящим компьютером и пузатым красным телефоном.
   Компьютер был отключен. С тех пор как приказала долго жить всемирная паутина, их редко кто держит включенными весь день. Разве только во время составления бухгалтерского отчета, или еще для каких-то дел насущных и, по большей части, прозаических.
   Хозяин пропустил меня внутрь и деликатно прикрыл за мной дверь.
   Я поднял трубку с рычага и набрал номер. После нескольких гудков послышался щелчок и мелодичный голос произнес.
   - Алло?
   - Лоренс, - проговорил я с облегчением, какого сам от себя не ожидал. Почему-то, мне казалось, что теперь может произойти что угодно, и где угодно.
   - А, это ты... - не глядя можно было сказать, что она улыбнулась. - Откуда ты звонишь?
   - Тебе лучше не знать. Ты ведь уже слышала про Обри?
   - Да, мы уже в курсе, - заверила она с сочувствием в голосе.
   - Теперь то же с Марион и Виктором. Предупреди, кого сможешь. Я стараюсь не звонить дважды по одному и тому же номеру. - Я и прежде не звонил по номеру Лоренс, просто, на всякий случай, если вдруг звонок будет прослежен. Но сейчас не удержался. Так хотелось услышать ее голос и узнать, что с ней все в порядке.
   - Да, конечно, я... - но тут в трубке что-то зашуршало, послышались раздраженные посторонние голоса. - В чем дело? - сердито спросила Лоренс в сторону, потом испуганно вскрикнула. Трубка с грохотом упала на что-то твердое. Послышались крики и пальба, будто завязалась перестрелка. Потом все стихло. Я застыл с трубкой в руке. Раздались шаги, хрустящие по каким-то предметам или обломкам, потом кто-то поднял трубку на том конце и аккуратно положил ее на рычаг. Через некоторое время я сделал то же самое и медленно сел на диван.
   Теперь целый отдел. Тоже химики. Не такие гении как Виктор и Марион, но... И кроме того, Лоренс.
   Я механически снова поднял трубку, и набрал один за другим несколько разных номеров. Повсюду молчали. Просто ушли? Или уже не просто?
   Я глубоко вздохнул, стиснул зубы и заставил себя подняться. Что ж, затравленные волки не воют на луну. Не до того. Найти бы кого-нибудь, кому в глотку вцепиться...
   Да как их достать, если кругом одни исполнители, а зачинщики могут и не спуститься с небес?
   Я вышел из кабинета. Черноволосый посмотрел на мое лицо, ни о чем не спрашивая, покачал головой и сделал знак официанту, который тут же приблизился.
   - Налить вам что-нибудь?
   - Да, абрикосовый сок.
   Черноволосый снова покачал головой: совсем плохо.
   Со стаканом в руке я, как зомби, двинулся к дверям.
   - Я верну стакан, - сказал я с порога.
   - Не беспокойтесь, - сказал официант. - Они все равно все время бьются.
   Я рассеянно кивнул, и вышел снова на солнечный свет.
   Тут больше пока никого не убили.
   - Ты что, ходил за соком? - удивился Эдди. - А нам принести?
   - Сходите сами.
   Крейг наконец передал проблему с рук на руки подоспевшему наряду и бригаде *скорой помощи*, и на минутку подозвал меня, объяснить, что я делал с пострадавшим. Я объяснил.
   - Вы врач? - подозрительно спросил местный лейтенант, записывая что-то в блокноте.
   - Бывший, - уточнил я.
   - Отчего же бывший? Поставили кому-то неверный диагноз?
   - Нет, просто нервы сдали. Вот и ушел, как только представилась возможность. - Я не стал рассказывать, на что променял карьеру медика, и каким чудом оказался в итоге частным детективом. Для постороннего эта история - чистейший идиотизм, да и наблюдается некоторое взаимное недопонимание между той братией к которой официально примкнул я, и той, к которой относится Крейг. Старые знакомые - не в счет.
   Лейтенант хмыкнул.
   - Что, наследство получили?
   - Да.
   - И вы сразу поняли, что раны смертельны? Вы сказали об этом пострадавшему?
   - Разумеется, нет.
   - Интересно, почему же он застрелился?
   - Наверное, потому, что не знал, что все равно умрет.
   Лейтенант снова хмыкнул и посмотрел сперва на меня, а потом на стакан в моей руке.
   - Это что, сок?
   Я кивнул.
   - Похоже, вам требуется кое-что покрепче, док, с вашими-то нервишками.
   - Это вредно для здоровья, - сказал я с достоинством.
   Лейтенант посмеялся. Конечно, что ему, в отличие от меня он трупы на улице каждый день пачками собирает. Больше у него вопросов или советов не нашлось. И прибывшие команды с радостью избавились от нашего общества. Особенно от Крейга. Никто не любит, когда ему в затылок дышит коллега с другого участка.
   Я рассказал о том, что произошло в *Драконе*.
   - Это не мог быть только Вилли, - сказал Крейг. - Он столько попросту не знал.
   - Если только у них не было достаточно времени для собственного расследования.
   - Достаточно времени, это сколько? Год? - фыркнул Эдди.
   - Тогда это мог быть и Майкл, - тихо сказал Шейд.
   - Мог, - подтвердил я.
   - И все это время они смотрели на наши нападки сквозь пальцы?
   - Да что им эти комариные укусы, кроме тех случаев, где они, может быть, сами промахивались? Для них они ничего не значили. А тем временем, они приготовились уничтожить все разом.
   Я допил сок и посмотрел на пустой стакан.
   - Пойду, отнесу обратно.
   Едва я сделал первый шаг, земля содрогнулась. Полыхнуло пламя и у нас заложило уши. Впереди заклубилось дымное облако. Вокруг просвистели падающие обломки. Я похлопал глазами, сосредоточенно (а может, рассеянно? - никаких чувств кроме легкого изумления, если это можно назвать изумлением, когда тебя уже ничто не удивляет, не было) глядя на дымящиеся руины на месте *Красного дракона*.
   Потом осторожно поставил стакан на землю, - почему-то разбивать его мне не хотелось, - и огляделся. Вокруг по-прежнему не было больше видно никого злонамеренного.
   Только слышались крики, то ли раненых, то ли просто испуганных людей. Скоро приедут пожарные машины, и тут будет не протолкнуться.
   - А это зачем? - севшим голосом пробормотал Эдди. - Они же были даже не с нами. Только не рассказывайте мне, что там был нелегальный пороховой склад, и кто-то неправильно погасил окурок.
   Я вспомнил ряды коробок без маркировок вдоль стен кабинета. Вообще-то, не исключено. Да только не верится.
   - А это просто террор, - сказал я.
   - Может, они хотели прикончить нас, да только таймер неудачно поставили? - предположил Шейд.
   Тоже не исключено. Может, поэтому и обратно звали. Да тоже что-то не верится.
   - Черта с два, - сказал Крейг. - После всего, что случилось, мы как-то уж слишком живы-здоровы. Это просто часть игры. И нам просто дают это понять.
   - У них всегда было отвратительное чувство юмора, - заметил я без выражения.
   Крейг пожал плечами.
   - А по-моему, обхохочешься.
   - Только я в эти игры не играю, - твердо сказал Эдди.
   Что-то такое было в его голосе... неестественно спокойное. Мы успели схватить Эдди пржде, чем он донес пистолет до виска, и даже прежде, чем он успел снять его с предохранителя. Кажется, такое единодушие его изумило и даже сбило с настроя.
   - Почему нет? Я просто не хочу играть по их правилам.
   - Может, как раз и сыграешь.
   - Да и местной полиции второй раз мы это вряд ли объясним, - сказал Крейг. - Скоро они прибудут сюда вместе с пожарными. Да и взрыв объяснять не хотелось бы. Уйдем отсюда.
   Я вздохнул.
   - Какой в этом толк? Пойду лучше, людям помогу, - кажется, я всерьез решил вспомнить о том, что когда-то был врачом. - Кому еще можно помочь.
   Мне опять не дали сделать и двух шагов.
   - Их убьют, - сказал Шейд, - если ты подойдешь к ним. Ты же прокаженный.
   - Да? - я усмехнулся. - Тогда буду подходить к тем, кто и так безнадежен.
   - Бессмысленно, - сказал Крейг.
   - Да, пожалуй. Ладно, уйдем. Куда теперь мы можем сунуться, никому не причиняя вреда? В лабораторию Лоренс?
   Они кивнули.
   По дороге нам снова никто не препятствовал. И это уже стало казаться естественным. Ненормальным, но естественным. Мы ушли с места катастрофы, снова сели в такси, вышли в тихом квартале. В сквере безмятежно посвистывали птицы, купаясь в ясном осеннем дне. От газонов пахло землей и сыростью. Странное это, все-таки, ощущение - жизнь, быть может, за пару секунд до смерти. Последняя уже кажется таким решенным делом, что становится почти безразличной, и приходит непередаваемое чувство - чувство бессмертия, просто оттого, что каждое мгновение впечатывается в мозг и застывает, как вечность. А оттого, что это ненадолго, становится даже спокойнее.
   Никакой суеты у двери не было.
   Эдди, машинально снова доставший сигарету, выходя из автомобиля, едва зажегши ее, меланхолично смял, бросил в лужу и затаенно вздохнул.
   - Как будто ничего не происходит.
   - Вселенной на нас, в общем-то, наплевать, - ответил Шейд.
   - А вот теперь, наверное, стоит, - пробормотал я, оглядевшись, и прикручивая к браунингу глушитель. Пальба, которую я услышал через телефонную трубку, обошлась, в основном, без них. Но если есть время, лучше принять меры предосторожности, к тому же, кто знает - что позволено Юпитеру, то не позволено быку, как говорится. Звонить в звонок мы тоже не стали.
   Замок обитой железом ничем не примечательной двери, похожей на дверь обычного склада, оказался не поврежден. Я достал свой ключ, потом подумал, подцепил железный край кончиками пальцев, - дверь была лишена ручек, и потянул. Дверь мягко открылась. Она была не заперта.
   Я предостерегающе глянул на ребят.
   - Мы лезем прямо в ловушку, - шепнул Крейг.
   - Мы из нее не вылезали, - шепнул я в ответ и, оглядевшись в последний раз, вошел в короткий темный коридор, через пару шагов сменявшийся уходящей вниз лестницей. Прежде чем спускаться, я запер дверь изнутри. Замок был хорошо смазан, и механизм повернулся почти беззвучно.
   Кричать: *есть ли кто дома?* мы не стали. Скорее, для тех, кто *был дома живой*, у нас были припасены глушители.
   На лестнице наверху была непроглядная темень, но снизу шел свет. И не только свет, оттуда слышались голоса. И голоса знакомые. Вдруг раздался смех Лоренс.
   Добравшись до нижней клетки, я осторожно заглянул за косяк. В передней никого не было. Большой минус. Тут должен быть вахтер, раз уж дверь снаружи открыта, а не дырки от пуль в штукатурке над конторкой. И внутренние комнаты тоже были открыты.
   Бесшумно ступая, Крейг двинулся к одной открытой двери, я к другой. Шейд дышал мне в затылок. Эдди отправился вслед за Крейгом.
   Переглянувшись, мы разом ввалились в комнаты.
   Да, люди тут были, только совсем не те, чьи голоса были слышны. И нам удалось застать их врасплох. Кажется, они полагали, что мы все-таки будем спрашивать еще со входа, как дела, и что за чертовщина тут творится, если доберемся до этих дверей. Спрашивать мы не стали. Я тут же засадил две пули в грудь парню, сидевшему за столом Лоренс над включенным магнитофоном, одновременно прихлопнув кого-то дверной створкой, потом типу, вскочившему с кресла в углу комнаты, еще одному, сидевшему за шкафом, и развернулся как раз вовремя, чтобы дать в челюсть тому, кто стоял за дверью. Шейд методично очистил оставшуюся часть комнаты.
   Получилось у нас неплохо. Я прострелил руку своему еще остававшемуся в живых подопечному и оглянулся на Шейда. Тот прошелся по комнате, переступая через тела друзей и врагов, выключил магнитофон, заглянул за стол, и едва подавил рвотный спазм, прикрыв рот ладонью.
   - Живые есть?
   Он потряс головой.
   - У нас чисто, - крикнул я.
   Из другой комнаты послышались приглушенные ругательства.
   - У нас тоже, - отозвался наконец Крейг.
   - Там Лоренс, - выдохнул Шейд, отойдя от стола. - Ей отрезали голову. Крови почти нет, будто она моментально сворачивалась.
   - А сама голова?
   - Я не видел, - деревянным голосом сказал Шейд.
   Значит, ее уже унесли, и мы накрыли тут не всех гадов. Впрочем, всех нам не накрыть никогда.
   - Нечего жалеть, - прошипел оставшийся в живых налетчик. - Вот из-за таких сволочей и кретинов как вы, они когда-нибудь и уничтожат нас всех. Если только мы вас прежде не переловим. Только вас - как тараканов...
   Я еще раз врезал ему в челюсть.
   - Тебе уже точно никого не переловить и не передавить. Кто именно послал и привел вас сюда?
   Из другой комнаты с угрюмым сопением притопал Крейг. За ним потерянно тащился Эдди.
   - Смех один. Не можешь придумать какие-нибудь менее хрестоматийные и дурацкие вопросы? - Я не поддался на провокацию, и не стукнул его еще раз.
   - Какие? Например, почему они вас подставили? Мы уже дважды за день ликвидируем ваши команды, хотя нас могли убрать так же легко и просто как других. Достаточно знать, кто мы, и посадить в нужном месте снайпера. Почему?
   - Почему - что?
   - Почему мы еще живы, черт побери?
   - Почем я знаю? Это не по моей вине!
   - Вот то-то же, - кивнул я.
   - На что ты намекаешь?
   - Да пристрели ты его, - с состраданием сказал Крейг. - Он все равно ничего не знает.
   - Что-то не хочется, - отозвался я.
   - Ладно врать, ты все равно это сделаешь, - фыркнул мой подопечный.
   - Умный малыш, - заметил Крейг.
   Вот именно, малыш. Лет семнадцать, наверное. И не дурак. И нервы железные.
   - Все вы тут такие умные, - проворчал я.
   - Спроси его, где ее голова, - сказал Шейд. Он все еще стоял в другом углу комнаты.
   - Ты слышал?
   Тот помялся, потом пожал плечами.
   - Тут был один из них. Сам отрезал, сам ее и унес. Могли бы и сами догадаться - это был лазер.
   - Он был с вами с самого начала?
   Малыш поглядел на меня почти оскорбленно.
   - Конечно, нет. Они никогда не рискуют. Прибыл, когда все было закончено, и через несколько минут исчез. После чего выяснилось, что нам надо сидеть здесь, вдруг кто-то появится, и выйти отсюда, конечно, никто не должен.
   - Кто-нибудь кроме нас заходил?
   - А вы видели лишние трупы?
   Крейг покрутил головой.
   - В той комнате только четверо наших, и пятеро охотников.
   - Шейд, слышал? У нас улов даже больше. Мы выиграли!
   - Психи, - с отвращением сказал последний живой охотник. - По-вашему, жизнь это игра?
   - Поживи с мое, парень, научишься понимать настоящий юмор...
   Я врезал ему так, что он стукнулся затылком в стену и отключился.
   - Пошли отсюда.
   - А убрать за собой? - напомнил Эдди, поднимая свой вальтер.
   - Оставь.
   - Ты серьезно?
   - Да. Оставь.
   - Ты же говорил...
   - Я передумал.
   - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   - Я играю.
   Когда кидаешь кости, знаешь, что какую-нибудь комбинацию они да выдадут, хотя не знаешь какую. Главное, знать, что они все-таки существуют - другие грани, а уж как сложится, так сложится.
   Я не стал подходить к столу и заглядывать за него, и вспоминать, что за пленка была в магнитофоне... хотя, все равно помнил этот праздник. Но вспоминать о нем сейчас не стоило, и было слишком для этого поздно.
   - Знаешь, я как-то и забыл... - проговорил Эдди.
   - О чем? - спросил я.
   - О том, что когда-то ты сам был охотником.
   - И я тоже, - сказал Крейг, исподтишка глянув на меня.
   - Может быть, поэтому они и дают нам убивать их? Чтобы ослабить и их, и заставить уцелевших ненавидеть нас сильнее. Чтобы они не стали такими, как мы.
   - Наверное, и это тоже. А может, это их просто забавляет. Может, они еще и ставки делают, на то, как пойдут события.
   - Редкие сволочи.
   - Сволочи всегда сволочи, и они никогда не редкость.
   Сверху раздался резкий звонок и гулкие удары.
   - Вот черт! - воскликнул Эдди.
   - В другую комнату! - сказал я.
   - А дверь наверху заперта?
   - Конечно. Ненадолго, но это их задержит...
   Мы заспешили, перескакивая через трупы.
   - Помогите мне отодвинуть шкаф.
   - А зачем? - отдышавшись спросил Шейд, когда мы, немного подвинув мертвецов на полу, передвинули на три фута в сторону тяжеленный сейф. - тут же голая стена.
   - А что, кстати, в сейфе? - спросил Эдди.
   - Документация.
   - Так может, стоит...
   - Не стоит. Там все зашифровано. Конечно, для кого-то раз плюнуть. Но они пошли по еще более легкому пути. Там нет ничего, чего не было бы у Лоренс в голове. - Или у меня.
   - Но если это найдет кто-то еще?
   - И пусть.
   - Логично.
   Я зарядил новую обойму, и выпустил очередь в стену. Ребята рефлекторно попытались спрятаться от рикошета, но рикошета не было. Штукатурка обвалилась пылящими кусками, и за нею образовалась чернеющая дыра.
   - Что это? - спросил Шейд.
   - Отсюда никто не должен был выйти. Никто и не выйдет. По крайней мере, так же как вошел.
   Мы влезли в крошащийся провал, оказавшись в душном пыльном коридоре. Я пошарил в темноте и отодвинул от стены железную дверь. Петли заскрипели. Крейг помог мне пригнать вечно открытую створку наконец в закрытое состояние и запереть ее на три тяжелых засова. От стен веяло теплом. Рядом была котельная. Повернув раза три вместе с поворотами этой длинной узкой кишки, мы зашли в тупик, единственный дальнейший лаз откуда шел по ту сторону косой решетки, закрывавшей вентиляционное отверстие. Снять решетку проблем не составило, она была просто подвешена на крючки. За решеткой валялся мусор и высохшие трупики птиц, покрытые пыльными перьями. В другой стене этого колодца, напротив, была такая же решетка.
   - И куда это мы премся? - раздраженно поинтересовался Шейд. Он никогда не любил пыль, паутину, и тем более, хрустящие под ногами пернатые скелетики.
   - Дальше - линия старой подземки, и не так далеко - бывшая станция. Туда есть и другой путь, но не оттуда, откуда мы пришли.
   - А что на этой станции?
   - На этой станции один из наших оружейных складов. Есть шанс, что там они еще не были. Люди там бывают редко. Убивать некого, скучно...
   Где-то позади что-то гулко загремело. Мы целеустремленно рванули вперед, оставив между нами и преследователями еще несколько железных дверей, открытых до нашего появления, и закрытых после.
   На складе действительно никого еще не было. Мы запаслись привычным для каждого из нас или кажущимся полезным снаряжением, и оставили после себя неприятный сюрприз с таймером. Кому-то повезет.
   Ряды ящиков напомнили мне взлетевшего на воздух *Красного дракона*.
   Другим путем, легким и коротким, мы выбрались на поверхность. Нас никто не встречал. Даже обидно.
   - План действий? - спросил Крейг.
   - Если уж они прикидываются, что нас не видят, может, плюнем на них и попробуем исчезнуть? Чем черт не шутит? Может, не так уж мы им и нужны?
   Во дворе стоял темно-синий бьюик. Причем, мой собственный. В подземелье мы неплохо попетляли. Заглянув под днище, под капот и в багажник и не обнаружив никаких технических новшеств, я открыл дверцу.
   - Придумай направление, - предложил я Крейгу, когда мы залезли внутрь.
   - На юг, - сказал Крейг.
   Я кивнул, дал задний ход, развернулся и, выбравшись на магистраль, покатил на север.
   - Как насчет устроить пикничок? - поинтересовался я. Крейг хмыкнул. Эдди пожал плечами. Шейд махнул рукой.
   - Отличный денек для октября, - сказал я. - Вон какое солнце. Carpe diem.
   Сказано, сделано. Мы захватили по дороге кое-какие продукты и выехали за город. В конце концов, уик-энд это или нет?
   Мы мирно ехали по какой-то проселочной дороге, когда Эдди, глядевший все время в зеркальце заднего вида, заметил:
   - За нами едут две машины, уже давно, и не думают отвязываться.
   - Ну, наконец-то... Ты уверен, что это не случайные невинные обыватели?
   - Уверен. Я давно за ними наблюдаю.
   - Отлично. Ты ведь, кажется, захватил с собой безоткатное орудие? Заряжай.
   Мы заложили еще одну петлю. Автомобили ехали следом. Свернув за бугорок, я резко затормозил. Эдди распахнул дверцу и выскочил из машины.
   Едва из-за поворота высунулся нос преследующего нас внедорожника, он дал залп. И не промахнулся. К небу рванулся столб пламени. Мимо пролетело пылающее колесо.
   - Пикник удался, - пробормотал Крейг, заряжая вторую базуку и оглядываясь.
   Вторая группа преследователей должна была смекнуть, что не стоит, по крайней мере, подъезжать тем же путем, что и первая. И она смекнула.
   - Куда они подевались? - вопросил Шейд.
   - Понятия не имею, - сказал я. Мы подождали еще немного. Никто не появлялся. Да и шума мотора слышно не было.
   - Не исключено, что они нас где-то поджидают, - сказал Эдди. - Посмотрю-ка я с холма.
   Он принялся взбираться на бугорок. И кто знает, как ему удалось проявить неосторожность, это уже совершенно не имеет значения. Выстрел, кажется, был один-единственный, но Эдди рухнул как подкошенный. А вот и снайперы.
   - Ранен или притворяется? - предположил Шейд.
   - Сейчас поглядим.
   Я прихватил пару гранат из-под сиденья, мы все покинули бьюик, и снова упорно полезли на тот же бугор. Вот только прежде чем высовываться, я выдернул из гранаты чеку и швырнул ее через гребень. А спустя две секунды, бросил вторую, немного в сторону от первой. Даже если взрывы никого не заденут, целиться как следует сквозь летящие комья земли будет кое для кого затруднительно.
   По крайней мере, затруднительно для того, чтобы первым же выстрелом уложить любого, кто покажется над гребнем. Да и показаться мы должны были теперь в трех разных точках.
   Ага, вот и второй автомобиль. Цель крупная и, по причине выключенного мотора, малоподвижная, хорошо видимая даже через завесу пыли. Крейг ударил по ней прицельно. Рванул третий взрыв, более мощный, чем предыдущие. Потом завязалась перестрелка через оседающий мусор и дым. Сзади, запыхавшись, подобрался Шейд.
   - Эдди мертв.
   - Ясно.
   - Осторожней, - добавил Крейг. - Эти ребята стреляют метко.
   Я заметил... - откликнулся Шейд, пытаясь всадить в кого-то чуть не весь магазин.
   Через какое-то время все затихло.
   Медленно оседала пыль. По ту сторону холма признаки жизни угасли. Только догорали с треском остатки автомобиля.
   - Все живы? - спросил я не оглядываясь, мысленно прибавив: *кроме Эдди*.
   - Некоторые, - отозвался Крейг с горечью. Шейд промолчал. Я вздохнул и оглянулся.
   - Наповал, одним выстрелом, - сказал Крейг. - Эти ребята действительно метко стреляли.
   - Но не так как мы с тобой, а?
   - Мы с тобой уже были охотниками, когда они только учились читать.
   - Хреновая штука - жизнь.
   - Зато короткая. Потерпи немножко.
   Мы слезли с холма с ощущением, будто с тех пор, как мы покинули машину, прошло лет десять.
   - Я поведу, - сказал Крейг.
   - Спасибо.
   Он сел за руль, а я плюхнулся на соседнее сиденье, и тупо уставился на небо над дорогой, на белые облака самых причудливых и изменчивых форм, плывущие грациозно и неторопливо. Машина плавно тронулась, и двинулась вперед, в никуда. Я опустил стекло, впуская в кабину ветер.
  
   За тех, кто пал до нас в бою неравном,
   За тех, кто не сдавался до конца,
   И пил до дна свинцовый резкий ветер,
   Кто мог дерзать над звездам взнестись -
   Сорвав преграды ветхого пространства,
   И знача без оглядки то, что есть,
   Быть больше божества, и больше тайны,
   И выше всех законов прописных,
   И места отведенного природой.
   За тех, кто жил без страха повторить
   Путь пройденный, проигранный, ведь всем
   В итоге доведется проиграть.
   За тех, кто пал, мы пьем свинцовый ветер,
   Не отвергая горечь наших чаш,
   До дна, и до последней капли жизни.
   Ведь это - жизнь, которой мы хотели.
  
   Я замолк. Крейг помолчал немного, а затем кивнул. Какое-то время мы просто ехали. Я извлек из кармана портсигар и зажигалку Эдди, вытащил сигарету и закурил. Крейг покосился на меня, но ничего пока не сказал. Затянувшись пару раз, я выбросил сигарету в окно.
   - Ты знал, что так все и кончится, - сказал наконец Крейг.
   - Знал.
   - Но ты думаешь, оно того стоило?
   - Нет, не думаю. Думаю только, что все остальное не стоило бы вообще ничего.
   - Мы едем без всякой цели.
   - Это просто танец. Всю жизнь мы спутываем следы, убегая от очевидности, и танцуем со смертью. Единственная наша победа над ней - это то, что мы учимся плевать на нее с высокой колокольни и делаем то, чего нам хочется, и еще, то, что того, что было, у нас не отнять. Проживая мгновение, иногда чувствуешь всей шкурой, как оно высекает себя в вечности, будто резцом в камне. Остается навечно, со всеми своими красотами и жизнью, там, где оно заняло свое место. Там, где ему и положено. Вот как это, - добавил я. - Как этот солнечный осенний день.
   - Знаешь что, - сказал я помолчав. - Нам стоит разделиться. Бросить к черту эту машину и исчезнуть. Получится, так получится, нет, так нет. Это уже не наша забота - беспокоиться о том, что от нас не зависит.
   - Лучше играть, чем не играть? - улыбнулся Крейг.
   - Конечно.
   Крейг притормозил у обочины. Я открыл дверцу и вышел из бьюика.
   - Проеду немного вперед, - сказал он, и выйду в другом месте.
   Я кивнул.
   - Что ж, прощай навек, - сказал я с улыбкой.
   - Ах ты, сентиментальный старый ирландец, - усмехнулся Крейг. - Какое еще *прощай*? Нашу банду из прошлого не выкинешь, как слово из песни. Там она будет всегда. Забыл?
   - Еще чего!
   Я захлопнул дверцу и небрежно махнул рукой. Он махнул в ответ и покатил себе дальше. А я, подумав немного, закинул свой пиджак с верным браунингом в кармане за спину и, легкомысленно придерживая его пальцем за петельку, направился в обратную сторону.
   Дорога была пустынной, автомобили попадались лишь изредка. Никаких сигналов я не подавал, и никто не останавливался. Услышав далеко позади приглушенный расстоянием взрыв, я остановился на мгновение и обернулся. Вдалеке к небу поднимался хобот черного дыма. Что ж, может быть, Крейг сделал это и сам, уничтожая автомобиль с энным количеством боеприпасов, после чего всякие следы искать было бы бесполезно. Я бы на его месте поступил точно так же. А если нет... ну, значит, нет...
   Я шел по дороге без всякой цели, просто шел. Очень трудно расстроить планы, которых нет. Через какое-то время я начал бездумно насвистывать какую-то песенку без мотива, а может, это был марш, но без ритма. На дороге появилось красное блестящее пятно - аккуратный новенький форд, катящий мне навстречу. Веселенько он смотрелся. Когда он приблизился, я скользнул по нему одобрительным взглядом, и тут же услышал визг тормозов. Водитель, которого я сперва не разглядел из-за отражающегося в лобовом стекле солнце, высунулся в окно.
   - Эй! - окликнул он изумленно.
   Я поглядел на него с не меньшим изумлением.
   - Вы живы?
   Хозяин *Красного дракона* дернул черным усом в кривой усмешке.
   - Я как-то очень удачно вышел из ресторана, прежде чем он взлетел на воздух. Да и вы что-то на покойника не походите.
   - Это временно. На вашем месте, увидев меня на дороге, я бы лучше нажал на газ, а не на тормоз.
   - Да ладно, что мне теперь терять-то? - Усатый беззаботно мотнул головой. - Садитесь лучше в машину. Я все равно не знаю, куда еду, просто решил свалить из города. Но если очень надо...
   - Да нет, не особенно. Мне сейчас все равно.
   - Так давайте, - он снова приглашающе мотнул головой.
   - Ладно. Вы сами напросились.
   Я открыл заднюю дверцу автомобиля и втиснулся в форд. Не то, чтобы он был таким уж тесным, но во время прогулки я как-то успел привыкнуть к простору. На переднем сиденье сидела красивая китаянка в пунцовом платье. Мы обменялись загадочными улыбками.
   - Добрый день, леди, - сказал я.
   - Ее зовут Тихий ветер, - сообщил усатый. - Моя жена. Она художница. - Он завел мотор, и мы двинулись по дороге, снова в ту сторону, откуда я только что шел.
   - Вот как? А оформление *Красного дракона* уж не ее ли заслуга?
   - Конечно.
   - Примите мои комплименты, Тихий ветер.
   Тихий ветер с достоинством кивнула, не разжимая чуть улыбающихся, не больше чем у сфинкса, четко очерченных пунцовых губ.
   На небе вдруг появилось новое солнце - небольшой сияющий золотой диск черкнул синеву, скользнув вдоль дороги, слегка завис над тем местом, где еще слабо вился черный дымок, мелькнул странным зигзагом, и так же быстро унесся прочь.
   - Разлетались, - сказал усатый.
   - Не то слово.
   - Я как-то слышал, - продолжил он, чуть погодя, что они заперты в галактике, так же, как мы на Земле. Интересно, это правда? Или так, слухи?
   - Насколько мне известно, правда. На каждую рыбку есть рыбка покрупнее.
   - И как у них дела? Пока тоже безуспешно?
   - Абсолютно.
   - Даже жаль, болезных.
   - Ничего не поделаешь.
   - Да уж, как говорится, се ля ви. А у вас какие планы?
   - Не знаю. Наверное, начну все с начала.
   Еще один сияющий диск пересек небо от края и до края, будто беззаботно танцуя, и снова пропал.
   Я вытащил еще одну сигарету из портсигара Эдди и снова, прищурившись, поглядел на небо, уже понемногу тускнеющее, бледно голубое, или просто бледное?
   Мы ехали своей дорогой.
   И если сейчас вы читаете эту историю, хотел бы я знать, как она к вам попала. Написал ли я ее сам, когда начал все с начала, или меня давно уже прижали к стенке и потом извлекли все это из моих уже мертвых мозгов, быть может, разнесенных моим собственным выстрелом по всем подвернувшимся рядом стенам.
   Кто знает, кто знает... Да и кто вы сами, если на то пошло?
   Сыграй танец, оркестр.
  

18.02.04

АНАЛГЕЗИЯ

  
   Боги! И чем же заняться человеку, когда он молод, богат и знатен - и абсолютно неспособен ощутить вкус к жизни? Все пресно, все, все прах и тлен, а может, и того хуже... Да нет, не хуже, тоска, она и есть тоска. Говорят, что есть еще и чувственные наслаждения, животные, доступные любому бедняку и негодяю. Что? Верно? Ну-ну-ну... и я когда-то так думал.
   Боги... все дело в том, что с некоторых пор я начал терять остроту чувств - тех самых животных, плотских, сильных. Просто перестал чувствовать многие вещи, и все. С этим надо было что-то делать, пока я не превратился совсем уж в покойника. Хоть самоубийством с собой покончить, что ли?
   Ну, хвала богам, у нас как-никак была война. "И шел тщеславный враг на нас, чтоб покорить и уничтожить..." Короче, что-то в этом роде. Тоже, конечно, ерунда изрядная, но, говорят, война, азарт, муки и смерть - это ощущения сильнейшие. Значит, стоило испробовать на себе это лекарство, уж раз никак другие не спасали.
   Итак, уж несколько недель болтался я в походном стане, со всею доблестью обороняя родную землю, со всем ее наводящим зевоту приданым. Вообще-то, пока не очень помогало. Мы отползали понемногу, враг наступал, все страшно сокрушались, а я только со смутным страхом ощущал, что ничего по-прежнему не чувствую. Тут требовалось что-то посильнее обычных средств - подраться да поваляться в отсыревшей палатке. Так что, когда мы решили, что неплохо бы кому-то пробраться во вражий стан и устранить неприятельского вождя ударом ножа, имея при этом все шансы попасться, независимо от успеха мероприятия и быть преданным самой мучительной смерти, я с радостью вызвался добровольцем.
   Ночь была черна как сажа, о которую можно было с легкостью вымазаться с ног до головы. Но пробираясь по чужому лагерю я был абсолютно хладнокровен и безмятежен, и, думаю, именно поэтому ни на кого ненароком не наступил. Я обходил клюющих носами стражей, подавляя смешки и озорное желание похлопать ребят по плечу и сказать "ку-ку!". Но в таком случае, вряд ли я добрался бы до своего главного приза, верно? Так что, я шел себе дальше и никого не будил.
   А вот и главный шатер. Фу ты! Все духи Гадеса - и тут ни огонька. Похоже, вождь их решил хорошенько всхрапнуть в ночь перед новой битвой. Итак, я нащупал вход и прислушался к храпу. Кто может себе позволить храпеть громче всех? Конечно, самый главный.
   Я прокрался на звук, подождал, пока глаза настолько не привыкнут к темноте, что можно будет сообразить, где у лежащего голова, где ноги, взмахнул кинжалом, давно бывшим наготове, и всадил клинок ему куда-то пониже храпа. Есть! Точнехонько по горлу! Этот тип и не вскрикнул, лишь выдал такой рулад храпа, какого я в жизни не слыхивал, и затих.
   Вот незадача... От храпа-то никто не просыпался, да во внезапной тишине я вдруг отчетливо услышал, как дыханье спящих сбилось. Один за другим они принялись вздрагивать и шевелиться, и я стал потихоньку отодвигаться в самую густую тень, сообразив, что именно внезапная тишина всех без исключения разбудила.
   - Что такое?! - раздался в темноте недовольный визгливый голос, и будь я вполне здоровым человеком, у меня бы мороз прошел по коже - это был голос Порсены, их вождя, сто раз мы слышали, как он выкрикивает приказы этим гнусным голосом. Потом послышался какой-то плюх, принюхивание, и Порсена завопил:
   - Здесь кровь! Измена! Огня! Держи убийцу!
   Я бросился было прочь, да налетел на кого-то, споткнулся, и полетел вверх тормашками. Тем временем, в шатер ворвались люди с факелами. Порсена, похожий на ошарашенного жирного бычка, дико оглядывавший свою измазанную кровью пятерню, бросил один взгляд на мертвеца, бывшего, по-видимому, его телохранителем и, вот забавность - даже облаченного по-царски - как будто это можно было разглядеть в темноте, резво вскочил, схватил свой меч, и стремглав выпрыгнул из шатра наружу. Я попробовал под шумок последовать за ним, начав наконец ощущать что-то отдаленно похожее на азарт, но несмотря на суматоху меня тут же заметили, распознали как чужака и моментально схватили. Конечно, я попробовал найти славную смерть в бою, с оружием в руках, но это было все равно, что драться с огромным комом теста - оно просто навалилось, облепило вокруг и свалило меня с ног своей тяжестью - хоть режь его, хоть не режь. Потом меня выволокли из шатра на воздух, где все уже пестрело огнями и бросили к ногам Порсены, который уже сидел на каком-то подобии трона из деревяшек, накрытых шкурами и парчой. Кому он хотел пустить пыль в глаза, хотел бы я знать? А еще я хотел бы знать, куда подевались все римские лучники, когда был такой удобный случай? Но ни одна собака им не воспользовалась. Вот так вот! Всегда все приходится делать самому!
   - Кто ты, римлянин? - грозно вопросил Порсена, сверкая очами в свете многочисленных теперь факелов и окружавших его "трон" жаровен.
   Я покосился на окружавшие меня наконечники копий, неторопливо поднялся и отряхнулся.
   - Гай Муций, - отозвался я невозмутимо.
   Он продолжал таращиться без всякого выражения. Мое имя ему, конечно, ничего не говорило. А зачем тогда спрашивать? Хоть бы выучил, что ли, перечень наших самых звучных фамилий.
   - Как ты сюда пробрался? - спросил он.
   Я ухмыльнулся.
   - Без особого труда. Охрана твоя из рук вон плоха! - Народ кругом возмутился, Порсена нахмурился, но это было правдой. Теперь-то я видел, что не цари в нашем стане еще больший бардак, врагу бы нашему совсем несдобровать. Я поймал себя на мысли, что начинаю строить планы - как именно надо все организовать, какие действия предпринять, чтобы разбить этих беспечных победителей наголову. Да уж не поздно ли для меня строить планы? Ведь и рассвет еще не займется, как меня прикончат, ну, по крайней мере, начнут это дело. А меж тем, смерть начала терять для меня былую привлекательность. Ведь тогда я не мог бы удовлетворить свое любопытство - теперь-то я видел, что и как надо сделать, чтобы победить, и от души мысленно потешался над нашими полководцами, которым все это пока в голову не приходило. С другой стороны, разве мучительная смерть не обещала мне по-прежнему сильнейшего чувства в жизни? Которое еще, быть может, в силах до меня достучаться?
   Мгновение я колебался, а потом весело посмотрел Порсене в глаза, решив пустить все по воле волн, или богов, придавая этой ночи оттенок азартной игры - говорят, воистину божественного развлечения.
   - Да разве это война, Порсена? Это какие-то детские игры. Подумай сам, ведь всего минуты тому назад, как ты был на волосок от гибели.
   Порсена ухмыльнулся.
   - Я? От гибели? Только не с таким дураком как ты, который промахнулся и убил моего стража, предусмотрительно одетого мной в царские одежды.
   Я презрительно рассмеялся.
   - Я? Промахнулся? Да этот человек был вдвое тебя крупнее. - Я не стал упоминать о царившей в шатре тьме кромешной. - Как же я мог вас спутать?! Я всего лишь подарил тебе жизнь, чтобы ты мог увести прочь свои армии. Ведь если бы я убил тебя, они бы рассеялись, и еще долго тут болтались как тучи надоедливых мух. Я лишь показал тебе, насколько ты уязвим, царь.
   Порсена прищурился.
   - Похоже, приходит время мне показать тебе, насколько уязвим ты, римлянин, как тебя там.
   - Гай Муций, - напомнил я с легким поклоном. - Валяй. Но следующий, что придет за мной уже тебя не пощадит, а как пить дать прирежет, как старую жирную свинью. Конечно, мы могли бы поступить проще, как предлагаю тебе я. Но последнее слово за тобой, как скажешь.
   - Слова, слова, - презрительно промолвил Порсена. - Ты просто лжешь, неудачник. Ведь тебя могли убить сразу, и никто бы никогда не услышал, что ты нарочно убил слугу вместо господина.
   Я испустил снисходительный смешок.
   - Слова, слова. Так я и поверил, что меня убьют сразу, если заподозрят в том, что я хотел убить тебя. Не по правилам бы это было, верно?
   Порсена некоторое время мучительно соображал, что бы сказать в ответ. Как-никак, час был - ни свет, ни заря, где тут взять свежую голову?
   - Ты меня раздражаешь, римлянин, - сказал он наконец.
   - Гай Муций, - подсказал я снова, забавляясь.
   - Ты умрешь, Гай Муций, - продолжал он.
   - Ничего нового для меня в этом нет, - заверил я его.
   - Ты умрешь медленной жуткой смертью...
   Ничего кроме смеха это вызвать у меня не могло. Что бы там ни было, я же все равно ничего не чувствую. Было даже интересно - насколько далеко это все же могло зайти.
   - Насколько жуткой? - полюбопытствовал я. - Уж не думаешь ли ты, царь, что имеешь дело с обычным смертным? Смотри. - Я оглянулся на одного из парней с копьями. - Эй, приятель, принеси-ка мне одну из тех жаровенок.
   Приятель и не подумал шелохнуться, изображая из себя дуб дубом, но заинтригованный Порсена велел ему исполнить мое приказание. Солдат послушно покинул свой пост, взял одну из пышущих пламенем жаровен у "трона", перенес поближе ко мне и сердито поставил на землю. От сотрясения в черноту ночи взвился вихрь искр.
   - Ну, ладно, - сказал я, милостиво кивнув солдату, который опять взялся за копье, и снова поглядел на любопытствующего царя. - Так что ты там говорил обо всяких там ужасах для меня?
   И я самым непринужденным жестом положил правую руку в огонь, небрежно опершись ею прямо о черно-золотисто-алые угли. А заодно сам с любопытством прислушался к своим ощущениям. Н-да, как я и думал - по-прежнему хоть бы что... Только через некоторое время немного задымило и потянуло жареным. А в остальном - ничего.
   С минуту все ждали в гробовом молчании, потом народ вокруг вдруг заволновался, принялся цокать языками, ахать и ругаться на все лады. А я стоял себе, и безмятежно любовался пламенем.
   Порсена откашлялся.
   - Эй, римлянин, тебе не жарко? - осведомился он с некоторым сомнением в голосе.
   - Никаких проблем, - отозвался я. - Так о чем бишь мы? Ах, да, кажется о том, не свернуть ли тебе лагерь, и не отправиться ли восвояси, раз боги так желают?
   Вокруг словно вихрем пронесся взволнованный шепот: "Боги... боги!..", и стих.
   - Боги... - пробормотал Порсена, глядя на мою поджаривающуюся руку, и нервно сглотнул. Его поразило не столько то, что я продолжаю преспокойно держать ее в огне, но и то, что голос мой при этом ничуть не изменился. Даже будь я чокнутым храбрецом, должно же было появиться в нем хоть какое-то напряжение, показывающее, что я хоть сдерживаюсь, а боль прекрасно чувствую.
   Кто-то из солдат слабо застонал и грохнулся в обморок. Как по команде, к нему присоединились еще несколько.
   - Вот видишь, царь, - сказал я мягко, - у тебя нет шансов в войне против Рима. Что такого ты можешь причинить нам, над чем бы мы не посмеялись?
   Порсена оторвал завороженный взгляд от огня и потрясенно, испытующе посмотрел мне в глаза. Я, посмеиваясь, снисходительно покачал головой. Он тем временем цепко изучил каждую черточку моего лица, и у него в сердцах вырвалось:
   - Проклятье! Хоть бы один мускул дрогнул! Эй, как тебя там, можешь убрать из огня свою руку. Пожалуй, я пощажу тебя.
   - Зачем? - возразил я, не двигаясь. - Мне и так хорошо.
   Меж тем, рука моя начала уже обугливаться, устрашающе шипя и брызгая искрами с нее капал жир. Кого-то на заднем плане вывернуло наизнанку. Порсена топнул ногой.
   - Убери руку, говорю тебе! Довольно! Клянусь всеми злыми духами!
   - Сдаешься? - не унимался я.
   Кто-то из солдат издал вопль ужаса и бросился, сломя голову, прочь, во тьму. Порсена побагровел, вскочил со своего "трона", который тут же развалился на части, и выхватив меч, бросился ко мне.
   - Ну? - подначил я, когда он был уже совсем близко.
   Он застыл, занеся меч и покачиваясь. Мы вперились друг в друга взглядами, а пламя все плясало свой дикий танец, хоть уже затухая, яростно шипя и плюясь, словно вместе со мной насмехаясь над ним, и над всеми смешными страстями человеческими, которые мне, несчастному, непонятны и недоступны.
   - Ты не человек, - просипел он возмущенно. В его голосе был неподдельный страх. Я не ответил, только зловеще улыбнулся. Он медленно опустил свой меч, взял его за лезвие, и протянул мне рукоятью вперед.
   - Прими его, - прохрипел он с несчастным видом.
   - Принимаю, - сказал я, беря меч левой рукой и наконец убирая правую, или то, что от нее осталось, из жаровни.
   - Что ты за демон? - спросил он слабым голосом. - Или бог? Как твое имя?
   - Гай Муций, - терпеливо повторил я в который уже раз. И поглядев на свою правую руку, добавил: - Сцевола1.
   Он бессильно кивнул и, опустившись на колени, припал лбом к земле.
   - Уходи отсюда, слышишь? - велел я.
   - Да, величайший, - отозвался он.
   - Хорошо, - одобрил я, и, отвернувшись, отправился восвояси, унося с собой его меч как трофей. Никто и не подумал меня остановить, хотя некоторые пытались по дороге прикоснуться хотя бы к моему плащу, а то и к моей обгоревшей руке, словно стремясь получить благословение, а иные просто шарахались в стороны, бормоча защитные заклинания.
   В свой лагерь, проклятье на всех его стражей, я вошел так же легко, как и в неприятельский.
   Пинками разбудив первых попавшихся сторожей, я спустил на них всех собак, после чего с их помощью поднял весь лагерь, предъявив всем меч Порсены, а заодно обратив их внимание на то, какая во вражьем стане царит суматоха.
   К рассвету Порсена свернул свой лагерь и отступил.
   Теперь уже героем, демоном или богом меня называли свои. Наверное, это должно было быть приятно, но я по-прежнему ничего не чувствую. А также - не гонюсь больше за тем, чтобы что-то почувствовать. Иногда, когда я гляжу на свою правую руку, мне начинает казаться, что я все же что-то в ту ночь чувствовал, раз этак погорячился - надо было сунуть в огонь все-таки левую руку, а не правую, тогда мне не пришлось бы сейчас диктовать эту историю вместо того, чтобы записать ее самому.
   С тех пор я решил, что главное в жизни - не чувства, и не эмоции. Главное - это дисциплина, чему я и учу теперь многие годы свой доблестный римский народ. И должен вам сказать, войны у нас с тех пор пошли на лад.
   И иногда мне кажется, что я почти этим доволен!
  

07-09.04.01

ПОТРОШИТЕЛЬ

   Ночь была сырой, холодной и отвратной. В самый раз для моих целей. Стены домов сочились слезой, как стенки желудка неведомого монстра, имя которому - Лондон. Туман переваривал предметы, свет и звуки как желудочный сок. Фонари подмигивали гнилью, отражаясь в лужах и содержимом сточных канав... Какое упоение... Проникновение к самым глубинам. Тишина, покой и влага, будто в заветной материнской утробе...
   Я сжал покрепче пальцы на удобной рукоятке ланцета, не вытаскивая руку из кармана широкого и темного бесформенного плаща, так славно скрывающего то, что мог и не скрыть этот мглистый туман. Прикрыв глаза, я представлял себе тот сладкий миг... нет, не представлял - я вспоминал, видел воочию - когда тонкое лезвие рассекает мягкую, цельную плоть, и она раскрывается как бутон цветка, распахиваясь пунцовыми лепестками, и там, в самой сердцевине, перламутровой жемчужиной притаилась истина!..
   Ускользающая истина. Лишь какое-то мгновение кажется, что к ней можно прикоснуться, поймать, заставить ее гореть ярким светочем!.. Но цветок тут же меркнет, вянет, превращаясь лишь в груду мертвой холодеющей плоти и наполняя мозг ни с чем не сравнимой горечью и безразличием. Истина - не здесь... И это сводит с ума... Но может быть, повезет в следующий раз...
   Туман выплюнул звуки. Звуки шагов по мостовой, мелкие, далеко не легкие. Шаги немолодой одинокой женщины в темной подворотне. Кокетливые шаги - вызывающий перестук оскальзывающихся каблучков... Блудница попадет в царствие небесное, и откроет светоч скрытой истины...
   Я медленно вытащил руку из кармана и приготовился к прыжку... Вот она - дивная, туманная, обманная ночь, из которой родится истина, с которой будут сорваны покровы и маски, чья самая глубинная сущность увидит свет!!!
   Я бросился вперед. Женщина не вскрикнула, только пораженно застыла, вытаращила глаза и выронила дешевый веер, которым прикрывала лицо - под вытаращенными глазами обнаружились вдруг пышные усы, на мгновение сбившие меня с толку.
   И тут, из-за другого скрытого тьмой и туманом угла, выскочила еще одна фигура в бесформенном темном плаще - в руке ее, как во внезапно попавшейся на глаза луже, отражая мутные фонари, бледный свет... Соперник!.. И он был к ней ближе!.. Он схватил усатую женщину за плечо - и я знал, что произойдет дальше - одним движением, быстрее мысли, он перережет ей горло, а затем...
   Движение опередило мысль. Я с силой бросил ланцет вперед - я должен успеть первым!.. И я успел первым.
   Человек выронил ланцет из руки и темной грудой упал на мостовую. Я кинулся к нему и цепко всмотрелся - ланцет угодил ему в глаз, и сразил наповал. Ну, что ж, какая разница... Я выдернул ланцет и нацелился...
   Усатая дама возбужденно и крепко похлопала меня сзади по плечу:
   - Холмс! Это был он?! ...
   Мой мглистый туманный мир раскололся и рассыпался на бледные осколки. Вот она - истина - наконец-то...
   - Он самый, Уотсон, - бодро сказал я.
   - Кто он?
   - Понятия не имею. Само безумие.
   Уотсон, не снимая шляпки с перьями, поскреб в затылке и уставился на тело с профессиональным любопытством врача.
   - Но мы это выясним?
   Я покачал головой, и поднялся, больше не глядя на мертвеца. Я и так слишком глубоко проник в его мозг, и мне совсем не хотелось и дальше потрошить... тьфу ты, ворошить его историю и его безумие.
   - Это ни к чему, - сказал я сухо. - Все кончено. Кто он такой - пусть выясняет Скотленд-Ярд, если хочет.
   По дороге к Бейкер-стрит, Уотсон трещал без умолку, засыпая меня вопросами, но так и не вытянул из меня толком ни слова.
   - Никогда не понимал, почему вы придаете столько значения этим театральным представлениям, - ворчал Уотсон. - Ну скажите на милость, какой от них прок?! Что там видно в этом тумане? Почему вам понадобилось ходить в этом дурацком балахоне? Зачем вам понадобился мой ланцет, когда револьвер гораздо лучше? Зачем вы выскочили раньше времени и так меня перепугали - в этом плаще ведь и не поймешь кто это - я чуть не выстрелил сам... Да, и кстати, Холмс...
   - Что?
   - Вы мне наконец отдадите мой ланцет?..
  

13.11.01

ЛЕГИОН

   О чем бы вы могли думать, падая на раскаленный песок этой проклятой пустыни, как на адскую сковородку, и чувствуя в свои последние мгновения, как кровь шипит и испаряется вокруг вас, а внутри - превращается в крепкий турецкий кофе? О том ли, какой черт понес вас сюда, в эту долину, где нет иной тени, кроме смертной, и нет другого развлечения, кроме миражей, о том ли, что хотели бы вернуться... Куда? Сюда приходят те, кому некуда и незачем возвращаться. Это словно прыжок в пропасть. Даже если чего-то жаль - уже поздно. Время, срок - это все сказки. Здесь умирают для всего, чтобы родиться заново, и рождаются - для смерти.
   Какого черта все мы здесь? Сливки и отбросы общества, преступники и рехнувшиеся романтики, и просто безумцы со всех концов света, всех оттенков кожи и религий, будто потомки Каина, лишенного отечества, выходцы из никакой страны, вот, кто мы. Иностранный легион. И тут все непросто. Кажется, всем известно, какой стране он принадлежит. Но - нет. Это ИНАЯ страна, там - с другой стороны. Там - во тьме внешней...
   Зачем? Зачем она существует? Для ТОЙ страны? Или просто затем, что мы все одержимы? Обречены и бессмертны - рожденные для того, чтобы кидаться без конца в это раскаленное дюнное море. И поток наш не иссякает. И утопая, расплавляясь в этом море, мы знаем, что еще вернемся. Беспокойные духи, не знающие пристанища ни в земле, ни в небе, завладеют кем-то другим, и тогда мы вернемся. Вернемся, чтобы снова броситься в пропасть. Ведь это всегда будем мы. Как были всегда, и не прейдем во веки веков. Других таких нет. Мы бессчетны и бесконечны. Мы одержимы. Это так же верно, как смерть. Все прочее - ничто.
   Кровь - это мираж. Песок - это мираж. Солнце - это мираж. Земля и небо - мираж.
   Мы вернемся. Мы всегда возвращаемся.
   Ведь имя нам - Легион.
  

18.06.01

ЗВЕЗДЫ

посвящается *Звездному ужасу* Н.Гумилева

   Звезды - совсем не то, что мы о них думаем.
   Вы думаете, там что-то есть наверху? Что-то материальное, что-то похожее на жизнь, что-то за этими светящимися окнами.
   Ничего там нет.
   Любопытно, верил ли кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему в то, что звезды светятся?
   Они не дарят свет.
   Они дарят мрак.
   Говорят, чем ночь темней, тем ярче звезды. Но не путайте причину со следствием. Чем ярче звезды, тем больше они испускают тьмы. И при этом пристально сверлят нам спины своими жгучими острыми буравчиками.
   Зачем? Быть может, им страстно хочется стать нами. Украсть наши маленькие теплые жизни. Просто, чтобы забыться, забыть о том, как жутко быть звездой во тьме, и сеять только тьму собственного отчаяния и ужаса.
   Мы это чувствуем - как каждая звезда пристально смотрит нам в спину. Поэтому мы боимся темноты. Особенно, когда звезд не видно. Потому, что это не значит, что они не видят нас. Они могут быть где угодно, окруженные тьмой, и могут напасть - тогда, когда мы их не видим. А когда в ваших глазах мерцают звезды - это значит, что они уже поджидают вашу душу.
   А однажды каждый из нас окажется в пустоте и темноте, где вокруг будут только звезды. И они будут далеко-далеко от нас. Потому, что будут нас бояться. Ведь мы будем такими же звездами, исторгающими холод и тьму. И мы будем пристально смотреть им в спину. В пустоте не спрячешься. И им будет некуда деться. И вокруг будет бездна звезд.
   Не правда ли, именно это нам видится в самых страшных кошмарах? И мы знаем, что это правда. Слишком долго мы были звездами, перед тем, как стать нами.
   Звездами всегда приходится быть слишком долго.
   И мы всегда возвращаемся.
   Через тернии - к звездам.
  

22.05.01

КОРОЛЕВСТВО ПЕЧАЛИ

   Зачем я убил ее? Не знаю. Я совсем не хотел ее убивать. Но когда она подошла ко мне, сияя доверчивой улыбкой, я нарисовал ей вторую улыбку обычным кухонным ножом.
   Зачем?
   Я не хотел ее убивать...
   Я любил ее. Любил, как мог. Я носил ее на руках и осыпал цветами. Мне казалось, что и она счастлива. Но порой она бывала печальна, и эта печаль жила своей жизнью, как маленький черный зверек. То есть, это я думал о ней, как о маленьком черном зверьке, но на деле, должно быть, он был настоящим монстром. И я не смог спасти ее от него.
   Наверное, я так и не смог понять ее до конца. Если бы я смог, может быть, я смог бы и спасти ее?
   Но я задумался об этом слишком поздно. Когда нашел ее крепко спящей, рядом с пустым пузырьком от снотворного.
   Она спала уже давно.
   Она успела окоченеть...
   Я убил ее тем, что не смог защитить от нее самой. Не смог спасти...
   Не знаю, почему я сделал это кухонным ножом... Наверное, в нем было что-то от нее. И когда моя собственная печаль превратилась в черного монстра - монстра, что правит этим миром, что создал этот мир... я вскрыл себе вены этим ножом.
   И теперь, каждый день она приходит ко мне, доверчивая и беспомощная, и каждый день я вновь и вновь убиваю ее. И не могу остановить свою руку. Ведь ее просто нет - мертвецы бесплотны. Мы способны испытывать боль только оттого, что режем другого, того, кто любим и дорог, снова и снова, каждый день...
   Может быть, это даже не ад.
   Это просто Королевство Печали...
  

14.02.2002

БОЖЕСТВЕННЫЙ МЕРТВЕЦ

   Его тело было зеленым, охваченным тленом. Словно священные уреи1, змеились на его челе черви. Он был разрублен на части, но я сложила вместе эти куски, и тлен и черви словно сплели его снова, в одно целое. И слезы мои высохли, когда я увидела, сколько бурной жизни произрастает на нем, славя его своей упитанностью и бойкостью! Черви кланялись ему, и лобзали его, произрастая из него.
   И тогда я поняла, что он - жизнь! Что он - бог! О возлюбленный брат мой Озирис! Хвала тебе! Вечная слава! Ибо я видела, что жизнь никуда не уходит из тела! Подобно солнечному свету, дарит она жизнь ничтожным созданиям в могучем и добром своем сиянии!
   А значит, и ты никогда не умрешь!
   Так сказано мною, Изидой - владычицей Истины, что явилась передо мной во всем своем блеске и ясности.
   Ты есть злачное поле, и хлеба, и янтарное пиво.
   О брат мой Озирис, воплощенье блаженства за гробом, ты будешь править вечно над миром - посмотри, как он зелен - как ты, и как славно кишит бурной жизнью - как ты, и из него, как из тебя, все произрастает!..
  

02.10.01

СУХОВЕЙ

   Никто по настоящему не верит в смерть. Никто не верит в то, что он не вечен, и не правит миром. Они не хотят говорить о смерти, или говорят о ней только как о какой-то игре. Не желая верить в свободу, и в то, что этот мир ничего не стоит, что он не вся вселенная, а лишь песчинка, всякий раз выгорающая почти дотла, и давно бы выгоревшая, если бы не разливы Нила. Но тот, кто есть бог в этом маленьком мирке, еще не бог вселенной.
   Бывает, что это по-настоящему бесит. Ни с кем из них нельзя поговорить серьезно. Они и вовсе не знают, что значит серьезность. Ни Осирис, ради шутки спрятавшийся в гробу... Ну, что ж, тогда я заколотил этот ящик и сбросил его в "животворящий" Нил. И "бог" умер. Ни Исида, разыскавшая его в этом ящике, и делавшая вид, что он жив, и только притворяется. Чтобы ее разубедить, я разрубил покойника на части и разбросал их по всем сторонам света. Но Исида, с упорством, достойным лучшего применения, разыскала все кусочки, и сложила их "как было". Так как держались они не очень хорошо, она склеила их какими-то смолами и завернула результат в многослойные бинты, после чего опять объявила, что Осирис - жив.
   Все они - просто сумасшедшие, пораженные слабоумием и манией величия. И все они мнят себя богами.
   То ли дело - я? Мой разум чист и ясен, и жгуче резок, как порывы жестокого, сухого ветра пустыни. Я знаю в чем истина - в том, что всему приходит конец, и все в конечном счете будет сметено этим беспощадным ветром - как я сметаю все, что встает на моем пути, и все обратится в прах, кроме самой Смерти, - без всякого Царства Мертвых, о котором бредит и сочиняет сказки полоумный Анубис, - смерти великой, необъятной и окончательной - вот оно - настоящее божество! И иного нет во Вселенной. И лишь я, чувствующий себя ее воплощением, лишь я один могу именоваться великим богом, царящим над всем миром. Ведь всему миру, и час этот не за горами, с моей помощью скоро придет конец!
   Но сумасшедшая Исида, считающая себя Хранительницей Истины, все еще верит в то, что жизнь побеждает. Недавно она родила сына и нарекла его - Гор. И верит в то, что когда он вырастет, то сумеет убить меня. Ха-ха!.. Нет силы во вселенной, способной убить Смерть!
   Но они попросту не верят в смерть.
  

25.11.01

ЗАПАХ МЯТЫ

   Санаторий был странный. На всем как будто лежала печать нереальности, на высоких черно-зеленых кипарисах, на замшелых камнях, на горных тропах, вернее, почти на отсутствии этих троп. Казалось бы, люди ходили здесь каждый день, но ощущение было такое, словно каждый день проходишь по какой-то дикой пустынной местности, в первый раз. Тропы осыпались и, собственно, будто вообще были непригодны для того, чтобы по ним ходить.
   - Значит, вы говорите, у вас всегда была аллергия на мяту? - с вежливым интересом произнес врач, записывая что-то в карту.
   - Не совсем на мяту. Скорее, на мятную карамель. Попробовав ее в детстве, я упал в обморок, и потом даже видеть ее не мог, все время начинала кружиться голова и находила страшная слабость.
   - Вы уже пытались обследоваться по этому поводу?
   - Конечно. Аллерголог и невропатолог дружно посылали меня к психиатру, а психиатр говорил, что это не его проблемы, и посылал опять к аллергологу.
   - Тогда, в детстве, вы подавились конфетой?..
   - Нет. Послушайте, все давно описано и рассказано. Зачем вы спрашиваете еще раз?
   - Просто для уточнения, что вам нужно именно к нам. Вы же знаете, у нас не совсем обычное учреждение. Не хотелось бы, чтобы вы потом подали на нас в суд.
   - Отлично...
   - Вот. - Врач достал из кармана халата зеленый леденец в прозрачной обертке. - Попробуйте.
   - Это что, шутка?
   - Нет, хотелось бы увидеть, какая у вас будет реакция.
   - Ну, что ж, хорошо... Я предупреждал.
   Я развернул конфету, как во сне, - от шороха обертки у меня тут же заложило уши, и положил ее в рот.
   Потрясение леденящего взрыва, и затем - тишина и покой.
  
   Инструктор показал мне неприметную тропинку через осыпающиеся кручи. Облака наползали сырым одеялом над влажной землей, но в их разрывах проглядывало солнце, поблескивающее в каплях росы.
   - Вам обязательно надо пройти здесь. За пять минут вы должны достигнуть гребня и заглянуть в долину. То, что вы увидите, очень важно.
   Я поглядел вверх.
   - Туда не добраться за пять минут.
   - Конечно, поэтому все надо делать быстро, не задумываясь. Не то, чтобы за пять минут, но к этому надо стремиться. Чем быстрее у вас получится, тем лучше. Потом спускайтесь.
   - Ладно.
   Я рванул вверх по тропе. Это было довольно весело, пока я не наскочил на большой расколотый позеленевший валун и сгоряча не решил обойти его справа, так как незаросшая тропинка вела туда. Камешки посыпались у меня из-под ног вместе с тропой. Мда... Я вовремя вернулся чуть назад и поглядел вниз. Там было глубже, чем казалось на первый взгляд. Интересно, тут был раньше проход, или это иллюзия? Туда кто-нибудь уже падал? Я с раздражением пробрался через бурьян с левой стороны валуна и продолжил дорогу к гребню. Никаких троп тут больше не было.
   Наконец я добрался до вершины. В долине лежал туман, поднимающийся от озера вдали, окутывающий чернеющие развалины старого замка. Я постоял немного, представляя себе бушующее в этих стенах пламя, и черных драконов, парящих в вышине над такими же причудливыми как они башнями. Потом я спустился.
   Инструктор кисло глядел на часы.
   - Я видел, как вы поднялись. Мало, кто делал это так неуклюже и столько возился как вы.
   - Вы в курсе, что там обрушилась тропа?
   Инструктор посмотрел на меня с интересом.
   - Там нет никакой тропы. Это просто осыпь. Никто не сворачивает туда. Только вы решили, что там можно пройти. А что вы увидели за гребнем?
   - Развалины в тумане.
   - Вот как?..
   - Может, хотите сказать, что там нет никакого замка?
   - Вы что-нибудь представляли, глядя на него?
   - Да. Огонь, черный дым и черных драконов над развалинами.
   - Там нет развалин.
   - Вы что, смеетесь?
   - Замок цел. Это музей.
   Под серым влажным небом свежо и горько пахло полынью.
   - Но...
   - Это просто туман. Иногда, в тени, он кажется черным как дым.
   На следующее утро мы вместе поднялись на этот гребень и посмотрели на замок. Он действительно был цел. Но это был совсем не тот замок, который я видел.
  
   - Мне все ясно, - сказал врач, улыбаясь. - Ваша проблема действительно связана с вашей прошлой жизнью. Лучше даже сказать, с вашей прошлой смертью. Мята тут ни при чем. Вы застрелились. Выстрелили себе в голову, и теперь каждый раз леденец с резким свежим запахом заставляет вас чувствовать одновременно твердость пули в голове, и то, будто ваши мозги вдруг оказались на свежем воздухе, от которого их больше не защищает черепная коробка.
   - Это какое-то безумие.
   - А вы подумайте хорошенько, какие ассоциации это у вас вызывает. Хотите еще леденец?
   - Давайте.
   - На этот раз вы с легкостью согласились. Когда узнали, что это может значить. Это еще больше убеждает меня в том, что в прошлом и в душе вы - самоубийца. Что вам напоминает запах мяты?
   - Свободу и... и...
   Он терпеливо ждал.
   - И неподвижность, - закончил я.
   - Попробуйте, - сказал он, кивая на лежащий на столе леденец.
   Я развернул его со странным приятным чувством, положил на язык и задумался.
   - Ну, как?
   - Легкое пьянящее головокружение.
   - И никакого желания потерять сознание?
   - Нет.
   - Вот видите. Вы действительно самоубийца.
   - Забавно. Вы всерьез думаете, что прошлые жизни существуют? Почему же тогда известные воспоминания о них, как правило, противоречат истории?
   Врач загадочно улыбался.
   - Хотите, я проведу сеанс гипноза, и вы увидите нечто, о чем потом сами будете судить?
   Я пожал плечами.
   - Ну, что ж, давайте.
   В замке снова полыхал огонь. В вышине парили черные драконы. Все ерунда. Мы взяли этот замок, мы его разрушили. Дело житейское, хоть и потеряли многих друзей.
   - Ну, как? - улыбаясь спросил врач, стоя со мной рядом на пепелище.
   - Неплохо, - сказал я. - Красочно. Это именно то, что я представлял себе, стоя тогда на гребне.
   - Вы не представляли. Вы вспоминали.
   - Абсурд. Это в лучшем случае сон.
   - Сон. Но вряд ли ваш.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вас придумали. Откуда, по-вашему, берутся души? Он плодятся по-своему, как тела. Когда-то кто-то просто придумал вас, а потом вы появились на свет. Для того, кто вас придумал, возможно, это тоже было абсурдом. Но для вас, когда-то это было реальностью. Вам не кажется смешным, что даже допуская возможность переселения душ, люди продолжают верить, что это происходит в одном-единственном мире. Мир - это тоже всего лишь плоть, которую можно менять.
   - Действительно? А можно мне еще леденец?
   - Если хотите...
   - Хочу.
   - Пожалуйста.
   Мы помолчали. Он какое-то время таращился на драконов.
   - Ну, что ж, давайте возвращаться, - сказал он.
   - Не знаю, как вы собираетесь это сделать, - заметил я.
   - Почему? - удивился он.
   - Потому, что в вашем мире я только что получил сердечный приступ, когда проглотил этот леденец.
   - Прощайте, - сказал он испуганно, и исчез.
   Я тихо засмеялся.
   Сквозь горький дым сладко разливался пьянящий запах мяты.
  

25.03.04

ЛЕГЕНДА О БЕЛОМ ТИГРЕ

посвящается Уильяму Блэйку

и Редъярду Киплингу

  
   Сквозь тьму и аромат диковинных цветов, растворенный в прохладном меде атласной ночи, движется, подобно призраку или отраженному лунному блеску, пятно света. Оно крадется через притихающие джунгли, воцаряясь над бликами ярких небесных светильников, и стелющиеся перед ним шорохи шепчут тайны, которые некому слушать, и не дано услышать даже слышащему, и оттого они остаются чистыми, ведь узорам Майи не пристать к их бесплотности.
   Этот свет властвует над ночью, как Тигр царит над пряными зарослями, стремительный и ленивый, с чарующими глазами янтаря и изумруда, в которых пляшут тень и свет, как в глубине влажных джунглей, запаленных по краешку язычками пламени, отделившимися от великого солнца. В глазах тигра - смертоносная вечность, и бессмертное дерзание, и мудрость мгновения. И холодны как лед эти огненно-золотые омуты.
   Люди взирали на свет, блуждающий в чаще, и чуя трепет, угадывали в нем смертоносно-прекрасную вечность, бессмертное вольное дерзанье, и неуловимую мудрость тысячи призрачных мгновений, прикасающуюся к душам бархатными мягкими лапами непостижимой, грациозной необъятности. И люди видели в нем белого тигра, бесстрашное и неподсудное, беспощадное и беззлобное знамение истины.
   *Если увидишь белого тигра - это принесет тебе счастье. Это принесет тебе просветление.*
   Однажды белый тигр с рубиново-красными глазами вышел из чащи и убил ребенка на берегу реки, сплетавшего венок из огромных ярких цветов, и цветы переплелись с тем, что осталось от его добычи, а белый тигр вошел в священную реку, отмывшую кровь с его белоснежной шкуры и унесшей ее к вечному океану, и снова растворился в зеленом мраке.
   И было время, когда пришел другой белый тигр, из-за зеленого прохладного моря, и принес с собой тень и свет, надежды и презрение, мосты, железные дороги, каналы и горячий свинец и пламя, погибель и забвение. Люди поклонялись белому тигру, и ненавидели его, и восставали на него, изгоняя вновь за зеленые хляби.
   *Это были не настоящие белые тигры, - говорили люди. - Если увидишь белого тигра, это принесет тебе счастье. Были времена - лучшие времена, и тогда являлся белый тигр.*
   Пятно блуждающего света тихо скользит в зеленых глубинах, манящее и пугающее, шепчущее о смертоносной вечности и бессмертном дерзании, и жизни мгновения, неуловимой и торжествующей. И тот, кто видел его, может быть, и поймет, что есть счастье. И тот, к кому выйдет белый тигр, может быть, и найдет просветление.
   Но может быть, этого и не случится. И тогда белый тигр останется всего лишь белым тигром. Пусть, тем самым, о котором слагают легенды. Ведь это всего лишь тигр.
   А люди ищут лишь его свет.
  

25.06.02

ЛУННЫЙ БУДДА

  
   Не могу сказать точно, случилось ли это во сне, или наяву. Должно быть, во сне - иначе, нет никакого смысла в том, чтобы Будда говорил по-английски, даже будь он изваян в бликах лунного света...
   Мы оттеснили повстанцев далеко в джунгли и встали лагерем в каком-то древнем разрушенном городе, обиталище птиц, змей и ветра, наполненного писком летучих мышей. Развалины, как это водится, были весьма живописны, и офицерский состав, то есть люди образованные, с хорошо развитым чувством прекрасного, сочли своим долгом исследовать все, что тут осталось от старинных храмов, давно уже лишенных всех сокровищ, на какие мог бы польститься человек эстетически непритязательный, но полных непередаваемого очарования руин, которые можно было бы считать уже скорее произведениями стихии и времени, чем человеческих рук. Говоря за себя, скажу, пожалуй, что мне нравятся лишь разрушенные храмы, именно их посещают боги в отсутствие людей.
   Одним словом, пусть и не одним - мы исследовали тут все уголки, дружно веселясь и разливая вино на расколотые алтари, приглашая духов этих мест присоединиться к нам и порезвиться вместе. А когда спустилась ночь, а вместе с ней и крепкий сон под надежным оком бдительных часовых, что-то вдруг пробудило меня - игра зелени и золота, неотступно манящая в темноту.
   Итак, вооружившись лишь парой револьверов и собственным полусонным бредом, я отправился на поиски манивших меня теней. Часовые ничего не имели против. Их полковник порой выкидывал и не такое, на что ему давало полное право его положение, состояние и герб с черным львом и герцогской короной.
   Я следовал за лунными зайчиками, напевая себе под нос, а где-то в глубине джунглей, за нефритовыми и изумрудными занавесями, играло волшебное пятно света. Вероятно, где-то в переплетении ветвей таились змеи, оттуда слышались покрикивания лемуров и вовсе уж неведомых созданий, но меня звал к себе этот свет, и я следовал за ним с легким сердцем, и столь же легкой головой.
   Это даже не было поляной. Скользящие лунные блики складывались в размытую сияющую фигуру, а потом...
   Это была статуя. Насколько я мог судить - из чистого золота, в рост человека. Будда, сидящий в позе лотоса, с закрытыми глазами и загадочной улыбкой на пухлых золотых губах.
   Прежде, чем я пришел в себя от изумления, статуя заговорила. Это было похоже на тихий мелодичный звон колокола прямо в моей голове. Я даже не мог бы поклясться в том, что слышал его на самом деле, а не вообразил - но столь четко и оформленно прозвучала в моем мозгу эта мысль, что я сдержал свою руку, протянутую было для того, чтобы дотронуться до статуи и убедиться, что она в самом деле существует, и опустил ее.
   В конце концов, я был уже уверен в том, что статуя существует, а ее голос - нет. Но он повторился, этот звенящий голос, или раскатом прозвучавшая мысль:
   "Приветствую тебя, чужеземец. Для чего ты нашел меня?"
   Губы статуи не шевелились. Только улыбались. Мягкой, загадочной, ироничной улыбкой. А закрытые глаза, по векам которых плясали тени, будто исподтишка подглядывали...
   - Нашел? - повторил я. - Не думаю, что нашел тебя для чего-то.
   "Что тревожит тебя?" - спросил голос.
   Я пожал плечами.
   - Не думаю, чтобы меня что-то тревожило... Настолько, чтобы искать чего-то и находить.
   "Ты так не думаешь, - прозвенел лунный свет. - Ты так только кажешься. Вспомни, что печалит тебя, и не дает покоя среди крадущихся теней и танцующих бликов".
   И я нахмурился, вспоминая. Вспоминая смерть - чужую смерть, смерть друзей и близких. Ужасы, которые даже не были моими, но стали моими кошмарами, моими призраками, чьи имена я не желаю повторять, кого гоню при свете дня и в ночном мраке. О присутствии которых не догадываются те, что меня знают, но которыми полна моя преисподняя, из которой временами хлещет пламя, которого не унять, и которое превращает жизнь в кошмар...
   "Что ты чувствуешь?" - прошелестел золотой голос прохладным ветром.
   - Боль, - кажется, только подумал я.
   "А не страх?" - спросил голос.
   - Нет, - сказал я. - Это не мой страх. Это только моя боль. И она лишает меня страха... А может, это и страх. И усталость. И нежелание жить.
   "Чего же ты желаешь? Если не жить? Не чувствовать эту боль?"
   - Не знаю, - ответил я. - Наверное, спать вечно.
   "Вечно... - прошелестел голос. - И не видеть снов?"
   Я улыбнулся.
   - Отчего же. Пусть будут сны.
   "А разве жизнь - не сон?"
   - Пожалуй, сон.
   "Ведь сны не утомляют?"
   - Они бесплотны.
   "А жизнь?"
   - Пожалуй, тоже.
   "Ну, тогда..."
   - Что? - вдруг вырвалось у меня в неожиданном нетерпении.
   Статуя загадочно улыбалась.
   "Тогда, почему бы тебе не жить вечно?"
   Я рассмеялся.
   - Что же. Это мысль. И все же, в чем был смысл?
   "Чего?"
   - Нашей встречи.
   "Только то, что ты искал и нашел".
   - Нашел что?
   "Ответ на свой вопрос".
   - Для этого я мог не приходить сюда.
   Статуя загадочно улыбалась.
   "Если ты уверен в том, что приходил сюда".
   - Конечно, - сказал я.
   И в это мгновение все изменилось. Я стоял у своей палатки, а вокруг бледным призраком занимался рассвет. Ближайший часовой, которого я видел, спал, и крепко, должно быть, после вчерашнего веселья. А из глубины джунглей донесся странный клич - это не был крик птицы или зверя. И мне казалось, что я вижу скользящие тени - людские тени...
   - Тревога! - вскричал я и, бросившись к сонному часовому, выхватил у него рожок. Времени едва хватило, чтобы протрубить сигнал, а дальше пришлось пустить в ход револьверы, и все, что пришлось под руку...
   Схватка была короткой и жестокой, но нам удалось отразить нападение.
   Если бы мне не случилось в ту ночь проснуться по неясной причине, все могло быть иначе. Быть может, если бы я не подумал тогда: "почему бы мне не жить вечно и не видеть сны"? Или, если бы я не встретил Золотого Будду, предложившего мне отнюдь не нирвану, чьи мотивы так же неисповедимы, как пути иного, хорошо известного нам божества.
   Я не стал искать его в джунглях, хотя, как мне кажется, ясно помнил дорогу. Но это было бы ни к чему, даже если он действительно существовал, даже если на самом деле был из чистого золота. Ведь это не имело значения. Разве что его голос, который, быть может, мне только приснился.
  

29.05.01

   1 Чистая доска (tabula rasa) - понятие, введенное Аристотелем, в связи с представлением, что сознание младенца есть чистая доска, на которой свои письмена пишет затем жизнь.
   1 Левша (лат.)
   1 Священные змеи, украшения в виде их означают божественную власть и мудрость.
  
  
  
  
  
  
   <

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"