Аннотация: В новом обществе профессия психолога будет очень востребована
Олег Костенко
Покушение на разум
Рассказ
Поскольку особой срочности в его визите не было, то Янчилин отправился в Урганск дирижаблем, хотя лететь предстояло больше двух дней. Выйдя из гондолы на платформу причала, Янчилин бросил взгляд в небо, в котором плавали низкие тяжёлые облака, и двинулся к ведущему вниз эскалатору. Погода стояла пасмурная, как обычно и бывало здесь поздней осенью.
Внизу он ещё раз посмотрел вверх, на этот раз, на дирижабль. Тот висел у причальной мачты, подобно раздувшемуся киту. Что-то в этих воздушных тихоходах привлекало Григория. Возможно солидность и какая-то самоуверенность, не склонность к суете. Как психолог он давно собирался разобраться с собственными ассоциациями, но почему-то постоянно откладывал.
Янчилин неоднократно бывал в Урганске, и знал город достаточно хорошо, что бы самостоятельно добраться до местной коммуны, но к некоторому удивлению Григория его встречали. Мужчина, лет сорока пяти, как и сам Янчилин, устремился к нему, едва Янчилин сошёл с эскалатора.
- Горюнов! - обрадовался Григорий.
На мгновение друзья заключили друг друга в объятия.
- Сколько лет мы не виделись? - спросил Горюнов.
- Года два.
Встречающий молча кивнул. Конечно, время от времени, они общались по скайпу, но это было совсем не то.
Горюнов провёл Янчилина к стоящему неподалёку электромобилю, на корпусе которого была нарисована ромашка в круге, символ общины. Разблокировав дверцы, он предусмотрительно распахнул переднюю. Когда оба расселись, Горюнов прямо с места рванул машину. Автошофёра он, как всегда, не включил. Самостоятельная езда доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
Вскоре автомобиль помчался по городским улицам. Некоторое время Янчилин разглядывал хорошо знакомые ему здания, мимо которых проезжала машина, потом спросил:
- Ну и что ты думаешь о ситуации?
Горюнов вздохнул.
- Да в том то и дело, что ничего. Во всяком случае, ничего путного. Мы просто не понимаем, что происходит. Единственное, что можно сказать - в городе резко упал уровень социальной активности. Но причины, причины? Мы не можем их определить.
Григорий машинально кивнул. Конечно, он уже знал это. Люди даже переставали пользоваться своими социальными аккаунтами. Именно тогда и забили тревогу.
- А может, - с надеждой произнёс Горюнов, - это какая-то статистическая флюктуация?
- Не может, - отрезал Янчилин. - Данные явно выходят за рамки возможных погрешностей. И самое плохое, что эта тенденция нарастающая. Многие опасаются, что скоро пойдёт лавина, именно потому Сеть и бросила меня сюда.
Сетью в просторечии именовали организацию красных, которая не имела ярко выраженных командных центров.
Электромобиль вырвался из города на прямое шоссе. Горюнов сразу добавил скорости. Деревья вдоль обочины так и мелькали. Машина проскочила небольшой лесок и теперь мчалась по сельскохозяйственной зоне. Однако из-за скорости Янчилин не мог различить, что именно здесь растёт.
Ещё один лесной массив. Григорий вспомнил, что сейчас должен произойти поворот. И Горюнов действительно крутанул руль, съезжая на боковое ответвление. Стали видны ворота, в которые упиралась дорога. Надпись по верх них гласила: "Урганская коммуна "Ромашка"".
При подъезде к воротам Горюнов сбросил скорость, однако останавливаться не стал, так как створки раздвинулись, едва электромобиль приблизился к ним. В общинном гараже Горюнов поставил машину на подзарядку, и оба двинулись дальше пешком. Кругом росли высокие деревья, с которых уже почти полностью облетела листва. Почему-то это настроило Янчилина на философский лад.
Ладно, - думал он, - разберёмся, что тут у них. В конце концов, за спадом обычно следует подъём, как после зимы весна. А проблемы, проблемы они все разрешимы, было бы желание. Янчилин в очередной раз посмотрел на серое небо. Даже в этих хмурых небесах можно было разглядеть небольшой просвет. Правда, он быстро затягивался.
Возле административного здания стояла большая группа людей. По поведению они мало походили на коммунаров. Как социальный психолог Янчилин чётко различал такие нюансы. Вероятно экскурсия, - подумал он, - вскоре стал различим и голос экскурсовода.
- Хотя в экономическом смысле коммуна и представляет собой миниатюрную корпорацию, но во главу угла здесь поставлена вовсе не прибыль, а естественное самосовершенствование человека. Самоокупаемость общины лишь естественная основа этого. Смена же технологий подчинена в первую очередь саморазвитию личности, и является её естественным следствием. Кстати, мы и налоги платим, как обычное предприятие.
- Но ведь ваше государство наверняка предоставляет льготы подобным общинам, - воскликнула пожилая полная женщина, судя по акценту, иностранка.
- Не в налоговой сфере, здесь мы ничем не отличаемся от любой другой фирмы. Точнее некоторые скидки предоставлялись на момент первичного формирования, а это всего два года. Но тоже справедливо и для всех других предприятий. Государство вовсе не стремится создавать для нас тепличные условия: ведь как ни крути, а экономика является основным общественным базисом.
Янчилин попросил друга чуть задержаться, ему стало любопытно, какие ещё вопросы последуют.
- Вы постоянно говорите о духовности, - произнёс высокий тучный мужчина, - но ведь производимые "Ромашкой" электронные блоки конкурентоспособны даже на мировом уровне. И вы ведёте жестокую борьбу за рынки сбыта даже с некоторыми зарубежными предприятиями.
Девушка-экскурсовод кивнула.
- Конечно, мы не можем быть единственной пресной каплей в океане полном солёной воды. Внешний мир нередко бывает жестоким, и мы вынуждены отвечать ему той же монетой. Иначе наши общины не выжили бы.
- Если бы это зависело только от нас, - добавила она, то мы бы резко свернули объём производства, так что бы лишь немного перекрывать собственные потребности и необходимый обмен с другими, нам подобными структурами-коммунами. Но сейчас нам необходимо поддерживать государство, как среду благоприятную для нашего собственного существования. И именно коммуны подобные нашей являются опорными точками красной сети. Последнее, впрочем, общеизвестно.
- А почему, - спросила молоденькая девушка в ярко оранжевом платье, - ваша община называется так странно: "Ромашка". По-моему не солидно как-то.
Экскурсовод улыбнулась.
- Называть коммуны цветочными именами уже становится хорошей традицией. Всё началось с самой первой общины. Тогда долго думали над названием. Никому не хотелось слишком помпезно обзывать поселение, как это порой случалось в первом Союзе. Потом кто-то предложил назвать его "Одуванчиком". Предполагалось, что этот символический цветок будет рассылать по ветру семена, из которых впоследствии прорастут новые коммуны.
- Идея понравилось. Потом так и пошло: "Красный мак", "Василёк", "Гречиха", "Лютик", "Ромашка". Конечно, это вовсе не является обязательным. Например, в Московской области есть коммуна "Искра", а одна из крымских общин называется "Океан". Мне кажется, что это лучше чем называть общины именами великих покойников.
Удовлетворив собственное любопытство, Янчилин прошёл в здание вслед за Горюновым. В коридоре, он несколько раз здоровался с членами совета коммуны, которых прекрасно знал. Наконец, они прошли в комнату, на двери которой красовалась незатейливая табличка "Комиссар безопасности" эту должность занимал сейчас Горюнов. Янчилин знал, что у того была и вторая специальность - социолог. Многопрофильность была, в общем-то, нормой в коммунах члены, которых стремились к совершенству не на словах, а на деле.
Оба расположились в удобных креслах за столом, напротив друг друга. Теперь пора было приступать к тому, зачем он приехал.
- Вы уже закончили опросы и анкетирование? - спросил он у Горюнова.
Тот кивнул.
- Да, и то, что вы просили выяснить и кое-что, по собственной инициативе. Но корреляций с другими фактами найти не удалось. Погоди, я тут подобрал очень характерные материальчики.
Он отдал несколько команд компу. Вспыхнуло плоскостное изображение. В начале, как и положено, для таких материалов, возникла шапка: время записи, имена интервьюера и интервьюируемого. Поскольку запись происходила на условиях анонимности, то вместо последнего стоял прочерк, а фигура опрашиваемого была тщательно заретуширована компьютером.
- Возле вашего дома неделю назад провалился асфальт, - зазвучал голос опросчика, - однако, никто не потрудился сообщить об этом в свой социальный аккаунт, покуда в трещину не попало колесо движущейся машины. Результат - две травмы. Почему этого не сделали лично вы?!
- Почему, почему, - в голосе, если судить по которому человек был достаточно молод, послышалось раздражение, - достали уже. Не один я, в конце концов.
- Сейчас спрашиваем лично вас. Сообщение о таких случаях в социальный аккаунт является не только правом, но и обязанностью любого жителя СССР! Почему вы не выполнили свой гражданский долг?
- Ну, мне казалось, что и без меня народу хватит.
- Вероятно, остальные тоже так думали, - прозвучал ироничный голос опросчика.
Григорий жалел, что не может видеть лица интервьюируемого, но такому опытному психологу как он, даже небольшие изменения в интонации голоса говорили многое. Складывалось впечатление, будто парню всё по барабану, хотя сейчас он всё же немного смутился.
- Послушайте, я же не знал, что так получится, не подумал просто. Иначе, конечно же, сообщил бы.
Инфантилизм, - подумал Янчилин, - полный социальный инфантилизм.
- Такой случай, - сказал Горюнов, когда они досмотрели запись, - даже сейчас, конечно, экстро. О подобных происшествиях обычно все-таки сообщают. Но если раньше об аналогичных вещах за день бывало по нескольку сотен оповещений , то сейчас два-три десятка. Этот хотя бы смущался.
Янчилин кивнул.
- Понимаю.
Они просмотрели ещё несколько записей. Однако позиция интервьюируемых всегда была одной и той же: "Мне что, больше всех надо?". Хатоскрайники были всегда, но сейчас в Урганске их оказалось непропорционально много.
Янчилин вызвал на экран два графика. Первый показывал рост социальной активности по Союзу. Красная линия начиналась от года третий социалистической революции, так называемой сетевой.[1] Поначалу она совершала медленный, но уверенный подъём, затем резко вздымалась к верху. Это было время, когда люди поняли, что с их мнением не просто считаются, что именно они становятся подлинными хозяевами в собственной стране.
Затем линия стабилизировалась, превращаясь в почти ровное плато, но не совсем, не совсем. Ибо рост её все-таки продолжался, хотя и значительно более медленный.
Вторая линия, голубая, символизировала социальную активность по Урганскому району. Поскольку данные проставлялись в относительных единицах, то по началу оба графика почти совпадали. Но года полтора назад у голубой линии наметился спад. Сперва слабый, едва заметный, он нарастал, и сейчас линия грозила уйти в пике. Но причины?! Причины? Они были непонятны, и это вызывало серьёзную тревогу у контрольных центров Красной Сети.
Янчилин вздохнул. Что ж, ничего нового он, в общем-то, не узнал. С таким же успехом он мог бы запросить материалы со своего места жительства. А зачем же он собственно приехал? Что бы на месте общаться с людьми, в живую ощутить их эмоции, прочувствовать те бесчисленные нюансы, которые невозможно определить на расстоянии. Будь это иначе, социальный психолог мог бы работать сидя исключительно в собственном офисе или вообще был бы заменён интеллектронной системой.
Так чего же он здесь сидит? Спокойно, спокойно, успеешь ещё в город, - сказал он себе. - Вот завтра с утра и поедешь. Но сперва надо составить план действий, а с этим пока туго. Ладно, время ещё есть, что бы подумать. Можно после обеда устроить мозговой штурм, вместе с местными специалистами. Должен же быть какой-то ключик к ответу, должен!
Они пошли обедать в общинную столовую, которая представляла собой просторный светлый зал. Основной поток посетителей уже схлынул, и большинство столиков были пусты. Но не успели друзья расположиться и сделать заказ, с помощью настольного терминала, как в помещении появилась группа утренних экскурсантов. Шумно переговариваясь, они заняли несколько соседних с ними столиков. Туристы громко разговаривали, и Григорий слушал их ради любопытства.
- И так, здесь питаются все общинники, - говорила уже знакомая Янчилину полная женщина. - Послушайте! По-моему это казарма!
Девушка-экскурсовод слегка улыбнулась.
- Вы даже не представляете, насколько часто нам говорят это. Не скрою, отношение к этому не вполне однозначное даже внутри системы коммун, и некоторые общинные поселения выбрали домашнее приготовление пищи. Общины вовсе не обязаны копировать друг друга во всех деталях.
- И всё же большинство коммун пошло в этом вопросе по пути совместного питания. Поскольку выбор блюд в наших столовых всегда очень разнообразен, то никаких протестов это не вызывает. К тому же большинство людей все-таки не имеют склонности к занятиям кулинарией.
Им привезли заказанное. Тележки толкали подростки, по возрасту школьники младших классов, отрабатывающие свой трудовой урок. На них сразу же обрушились вопросы.
- Скажите, вам не обидно, вот так работать в своё свободное время? - вопросила полная дама, - В конце концов, это эксплуатация детского труда.
- Вам не хотелось бы пожить обычной жизнью, которой живут ваши сверстники? - интересовался мужчина похожий на молдаванина.
Но большинство детей даже не понимало сути вопросов. Им не часто приходилось общаться с пришельцами извне.
- Что вы называете обычной жизнью? - только и спросила одна из девочек, сквозь прозрачную шапочку которой был виден белый бант.
Но дать на это вразумительного ответа мужчина так и не смог.
После ухода подростков, обсуждение перешло на вопросы финансов.
- Как нам известно, - проговорил мужчина в зелёном свитере. Он хорошо говорил по-русски, но, по едва уловим признакам, Янчилин всё же определил в нём иностранца, - внутри общины деньги не используются. По-моему это предаёт ей черты тоталитарной секты. Ведь покинув общину люди, оказываются лишёнными средств к существованию, что привязывает вступивших в неё чуть ли не намертво.
Экскурсовод всплеснула руками.
- Да с чего вы взяли, что в коммуне не начисляют деньги за труд. Да, по сравнению с внешним миром заработанная плата здесь минимальна. Но это лишь потому, что основные нужды своих членов коммуна обеспечивает и так. Внутри самой коммуны деньги действительно не используются, тем не менее, вклад каждого фиксируется и определят коэффициент трудового участия. За значительные перевыполнения нормы люди получают привилегии.
- А если кто-то будет лишь создавать видимость работы? - спросила полная женщина.
- Его изгонят, никто не будет терпеть захребётника.
- Но ведь ценность иных работ, например умственной невозможно точно учесть.
Экскурсовод терпеливо объясняла. Янчилина несколько удивила примитивность вопросов. Ну ладно, иностранцы, так ведь ещё и наши. Плохо значит, мы пропаганду ведём, - подумал он. - Надо будет обязательно поставить вопрос на совете.
На обратном пути Янчилин спросил у Горюнова:
- Послушай, Миша, я не верю, что у тебя нет своей собственной версии, на счёт всей этой социальной апатии. Ты же всегда был настоящим генератором идей.
Горюнов немного поколебался.
- Версии действительно нет, - признался он, наконец. - Есть только смутное предположение на тему. Не желаешь выслушать?
Янчилин кивнул. У него тоже была своя, довольно туманная версия. Но он искренне надеялся, что она не подтвердиться. Коллеги и так называли его иногда параноиком. Что ж, - отвечал он тогда, - лёгкая степень паранойи в нашем деле не повредит, бдительность лучше будет. Но догадка его была слишком обща, слишком расплывчата, что бы высказывать её без наличия реальных фактов. Поэтому сейчас он внимательно слушал, то, что говорил Горюнов.
- Есть одна частичная корреляция, но она именно частична, полного покрытия нет, поэтому компьютер и не выдаёт её при стандартном анализе. К тому же ещё неизвестно, что здесь причина, а что следствие. Среди особо социально пассивных много поклонников Маши Мазури.
- Кто такая Маша Мазури? - спросил Янчилин.
- Да, никто! Просто виртуальная певица. Ты ведь понимаешь о чём я.
- Конечно.
Янчилин кивнул. Уже в нулевых годах этого века в Японии появилась некая певица Мика Хацуне, не существующая в реальности: её голос имитировала компьютерная программа. А в две тысяча десятом был создан первый компьютер, сочиняющий классическую музыку. Сейчас этим невозможно было никого удивить. Подобные сочинения Янчилин разумеется, слышал. На слух музыка была весьма неплоха, но в ней отсутствовали глубинные ассоциации, вызываемые истинным искусством. Впрочем, иного от подобных опусов никто и не ждал.
- Много, это сколько? - спросил Янчилин.
- Процентов тридцать, тридцать пять.
- Ого!
- Погоди, далеко не каждый поклонник этой несуществующей девицы страдает подобной социальной апатией. И всё же есть здесь связь, нутром чую.
Похолодало, и Янчилин подумал, что это единственное реальное неудобство принятого у коммунаров общественного питания. В холодную погоду приходилось лишний раз одеваться. Конечно, можно было создать дронов для поквартирной доставки, но многие считали, что без совместных трапез будет нарушен сам дух общины. В коммунах с многоквартирными домами затруднение обходили, создавая небольшую столовую в каждом доме. Если несколько подобных домов концентрировалось в одном месте, то их можно было соединить верхними галереями. Но в Урганской коммуне преобладали небольшие жилые постройки индивидуального типа.
- И на чём же держится твоя уверенность на счёт этой призрачной дамочки? - поинтересовался Янчилин, когда они зашли в административный купол.
- На самом деле, создатели Мазури использовали в качестве первичной базы импортную программу, хотя и сильно изменили её, при этом они сотрудничали с её первоначальными создателями.
- Ну и что?
Это английская фирма "Sounds of rainbow" - "Звуки радуги". Одним из её ведущих акционеров является Бабазовский.
Янчилин на миг застыл на пороге кабинета.
- Так, - проговорил он, - что-то подобного я с самого начала и опасался.
Бабазинский был одним из бывших российских олигархов, после третьей российской революции он навсегда покинул страну, эмигрировав в Англию. Хотя слово эмигрировал было, пожалуй, не совсем точным: поскольку именно в Англии он постоянно и проживал.
Ненависть Бабазинского к СССР была откровенно патологической. Если коллеги его по эмиграции в подобных чувствах были сугубо практичны: им просто хотелось вернуть утраченную собственность, то Бабазинский, казалось, действует из любви к искусству. Он вкладывал деньги в деструктивные программы против СССР, даже если они не обещали ему реальной выгоды. То ли планы у него были предельно долгосрочные, то ли ему просто нравился сам процесс. И если зарубежные партнёры СССР оказывались, хоть как-то связаны с Бабазинским, то можно было ожидать любых неприятностей.
- Кажется, мы в одном ключе мыслим, - сказал Горюнов.
- Похоже, - проворчал Янчилин, - только учти, многие коллеги считают меня параноиком. Говорят, будто мне всюду мерещится психологическое оружие. И что упорство, с которым я его всюду, ищу достойно лучшего применения.
- Ну, это уж, как всегда, - зло усмехнулся Горюнов, - пока гром не грянет! И СССР-1, надо полгать развалился исключительно сам собой. И цветные революции происходят исключительно по причине внутренних противоречий. Хотя давно уже доказано, что во всех этих случаях социальное напряжение было просто использовано противником, словно энергия воды или ветра. По-моему, мы все что-то слишком расслабились на волне успехов.
Горюнов остановился, так как понял, что произносит хорошо известные собеседнику вещи. Потом вздохнул.
- Но, тут есть один момент. Я многократно анализировал музыку и тексты Маши, в них нет ничего, что было бы способно организовать психологическое воздействие. По-крайней мере на таком уровне.
- Ничего, - проговорил Янчилин, - разберёмся, когда там у неё ближайший концерт.
***********
Сцена была заполнена едва заметным голубоватым дымом, на который лазеры проецировали фигуру певицы никогда не существовавшей в реальности. Голограмма была довольно неплохой.
Маша Мазури бегала по сцене, словно живой человек, жестикулировала и пела. Казалось, что даже звук исходит именно от неё.
- Я, не ведая покоя, верчу флаг над головою, - пела несуществующая Маша.
О том, что это за флаг и почему его нужно вертеть, да ещё непременно над головой песня умалчивала. Сверкали огни цветомузыки.
Янчилин сосредоточился на мелодии и ритме. Вернее на собственном их восприятии. Ничего сложного, всего лишь саморефлексия первого порядка. Её легко достигнуть при определённой тренировке. Ну и конечно необходимо понимать, что именно наблюдаешь. Янчилин намеренно решил не смотреть записи выступлений Маши до концерта. Хотел сразу прочувствовать всё на месте, не создавая для себя предварительного впечатления.
Он видел, что музыка резко снижает уровень критичности. Но это было обычным для подобных мероприятий. К тому же эффект был предельно коротковременным и в социальном плане ни на что повлиять не мог.
Ну да, всё правильно, будь иначе и подвох был бы быстро обнаружен местными психогигенистами[2]. Нет, тут явно что-то другое, гораздо более хитрое, если вообще что-то есть.
А Маша Мазури пела уже новую песню. Янчилин прислушался.
- А если враг к нам вдруг придёт, то вмиг получит апперкот!
Григорий невольно хмыкнул. Компьютер сочинял музыку и слова в полном соответствии с законами ритмики и синтаксиса, а вот с передачей смыслов было у него плоховато. Хотя ничего другого ожидать от алгоритмов и электроники было и невозможно. Ведь что бы дать тексту смысл, надо, по крайней мере, этот самый смысл осознавать.
Фанаты кругом радостно вопили. Изредка их взгляды задерживались на двух немолодых людях, и тогда на лицах иногда возникало недоумение. Слишком уж эти двое не подходили к местной обстановке. Но мгновение спустя взгляд отклонялся в сторону, и о парочке чужаков на этом музыкальном празднике тут же забывали.
Временами раздавались аплодисменты.
Интересно, - подумал Янчилин, - а кому они собственно аплодируют? Маше Мазури? Но на самом деле её нет. Программистам? Но Григорий был уверен, что большинство из присутствующих о них сейчас даже не вспоминает. Электронике? Это вообще глупо. Наверное, всё же стоит отнести все эти аплодисменты и приветственные выкрики на счёт программистов. Больше приветствовать тут явно некого. Поэтому будем считать, что люди неосознанно выражают восхищение именно им.
Ночь Янчилин провёл в гостинице коммуны. Снилась ему всякая дребедень. Маша Мазури крутила над головой огромное чёрное знамя, с костями и черепом. Время от времени она лупила им каких-то непонятных врагов, причём исключительно по головам. От первого удара враг подпрыгивал, от второго лишался ума, а от третьего он превращался в барана.
Во время короткого перерыва Маша оглядела столь чудесным образом обретённое стадо и воскликнула: