Я нажал на спусковой крючок. Дальше, как бочка, соскочившая с верхней ступени, все понеслось неуправляемо и громко. Деталь зацепила деталь, щелкнул боек, громыхнул выстрел. Звук, отраженный стенами домов, поднял голубей. Бежавший ко мне человек запутался в собственных ногах и полетел на асфальт. Закаркали вороны. Вступая одна за одной завизжали женщины. Где-то заблеяла милицейская сирена.
Неумолимая и, одновременно, свободная логика происходящего наполняла восторгом. Я сорвался с места. Запихивая пистолет в боковой карман куртки, я летел сквозь освещенные осенним солнцем проходные дворы Василевского острова. Мимо сияющих бабушек, выгуливающих своих внуков. Мимо обесцвеченных, неопределенного возраста людей , ползающих в мусорных баках. Мимо подставляющих солнцу свои усатые морды дворовых полосатых котов. Я летел, сопровождаемый жизнерадостным щебетанием птиц. Абсолютно вписанный в это великолепие. Безответственный и розовощёкий как бабушкин внук. Не имеющий возраста а-ля бомж. Грациозный словно кот и свободный как птица. Я был безудержно счастлив. Необходимость торопиться лишь обнажала это чувство. Выталкивала его на поверхность сквозь привычку закостеневшего будничного восприятия. Я будто выбил десятилетиями немытое оконное стекло и был ошеломлен пронзительной чистотой воздуха и немыслимой яркостью красок.
Впереди в подворотне мелькнул серо-голубой борт ментовского УАЗа. Машина неслась в сторону Среднего проспекта. Я как сфотографировал их: три милицейские физиономии, смотревшие сквозь меня. Они искали бандита и им не был интересен скачущий посреди двора ослепительно улыбающийся молодой человек с просветленным взглядом.