- Как?! Ну как в моей голове умещаются все эти мысли?! - дрожащим голосом прошептала племянница Великого Као.
***
По воскресениям после завтрака, если случалась недурная погода, Борис Борисович, Михаил Михайлович и Великий Као встречались в городском парке. Великий Као курил сигару. Михаил Михайлович с Борисом Борисовичем кормили сухарями воробьев и читали газеты.
Любили помолчать. Любили и поговорить. Борис Борисович всегда говорил о погоде, Михаил Михайлович о твердых сырах и ламбруско эмильянского розлива, Великий Као рассуждал о политике.
Когда подходило обеденное время, подымались, кланялись друг-другу, снимали шляпы. Снова опускали их на головы. Неторопливо шли по домам.
Акт 1.
Великий Као работал пилотом почтовой службы. Как и положено по инструкции, за ним числился почтовый самолет. Желтый такой, похожий на плохо сбитую этажерку маленький самолет. На ночь Великий Као запирал его в гараж на заднем дворе. А утром, почистив зубы, отпирал гараж, залезал еще сонный в кабину, надевал круглые очки, натягивал кожанный шлем и перчатки с раструбами, забрасывал через плечо белый, как лунная пыль, шелковый шарф. И, заставив прокашляться остывший за ночь мотор, вылетал из гаража. Выпорхнув, направлял самолет вертикально вверх и летел так пока мысли не приходили в порядок. Надоблачный мир был прохладнее и звонче.
Там, между звездами и облаками, ослепленный просыпающимся светилом промерзший до костей Великий Као переводил самолет в горизонтальную плоскость, неторопливо раскуривал сигару, открывал люк в полу кабины и писал вниз. Если в это время внизу шел дождь, люди ничего не замечали. А если дождя не было, то люди говорили: "Вот. Пошел дождь".
И поднимали воротники.
Акт 2.
Михаил Михайлович никогда никуда не спешил. И поэтому никогда никуда не успевал.
- Точность - вежливость королей, - успокаивал он обиженых бесконечным ожиданием друзей и знакомых, - А я? Посмотрите на меня. Ну какой я король?
Друзья и знакомые смотрели на него и сочувственно качали головами. Михаил Михайлович совсем не был похож не только на короля, но и даже на мало-мальски приличного человека.
- Наш долг - помочь Михаилу Михайловичу, - говорили друг другу друзья и знакомые. Сажали его во главу стола, угощали борщом со сметаной. А он вытаскивал из кармана склееную из бумаги корону, одевал ее на голову и смеялся скрежещущим смехом. Друзья и знакомые не знали как реагировать и делали вид будто ничего не происходит.
Акт 3.
Борис Борисович стоял опершись на подоконник. Через распахнутое по случаю хорошей погоды окно смотрел он на поток жизни, несущийся по проспекту. Вдруг там, в потоке жизни, увидел он бегущих гуськом, высоко поднимающих колени, облаченных в яркие спортивные трусы - двух друзей. Михаил Михайлович бежал первым. Вплотную за ним следовал Великий Као. Борис Борисович прижал ладони к глазам. Сосчитал до пяти. Отвел ладони. Глянул в окно. Жизнь продолжала течь. Друзей не было.
- Фатамаргана... - вздохнул Борис Борисович. И пошел варить себе утрений кофе.
Акт 4.
Иногда, наплевав на инструкцию, Великий Као брал в полет кого-нибудь из друзей. В этот раз Борис Борисович высовывался из багажного отделения за спиной Великого Као. С восторгом смотрел он на проносящиеся под легким чуть вибрирующим крылом квадраты садов, чешуйчатые спины рек, разбросанные среди деревьев островки черепицы с торчащими из них башнями печных труб, черноту рубироида сараев, чудные переплетения асфальтовых полос. Мелькнула очередная крыша и, на мгновенье, он увидел Михаила Михайловича с лейкой в руках повисшего над грядкой цветной капусты.
- Михаил Михайлович! Михаил Михайлович! - заорал было Борис Борисович, но внизу уже мчались, сменяя друг друга новые крыши и огороды, автобусные остановки с застывшими на них бабками, горбатые спины грузовиков...
- Поворачивай! - прокричал он в ухо сидящему спереди Великому Као.
- Слушаюсь, - по-военному сухо ответил почтовый летчик и не медля ни мгновенья рванул штурвал на себя. Облака опрокинулись и с ревом понеслись им навстречу. - Банзай!!!, - восторженно пропел он, - Поехали!!! Сделаем в честь нашего любимого друга почтово-письменный снего-дождь.
- Какой еще писанный дождь?! - визжал вдавленный в мешки с почтовыми отправлениями посиневший от ужаса Борис Борисович.
- Громче!! Громче говори!! Моторы!! Моторы работают!! - орал Великий Као. Машина шла прямо в звезды! Моторы ревели изо всех сил. Белый шелковый шарф Великого Као хлестал Бориса Борисовича по носу.
И вот, прямо там, наверху, в разреженном воздухе где-то на самой границе земной атмосферы они, по выражению Великого Као, "освободили узников из временного плена" или, говоря человеческим языком, высыпали за борт содержимое восьми с половиной мешков, проштампованных печатью Государственной Почтовой Службы.
Ветер крутил прямоугольники конвертов, украшенные разноцветными марками и печатями. Бросал их вниз и снова уносил вверх - до самых перистых облаков. А после - позволял им выпасть в виде почтово-письменных осадков на голову в восторге прыгающего по саду Михаила Михайловича. Еще несколько дней письма продолжали опускаться на крышу дома и фруктовые деревья в саду Михаила Михайловича.
И Михаил Михайлович чуствовал себя счастливым.
Потом стали приходить соседи, давно не получавшие писем. Михаил Михайлович давал каждому по письму. А особо симпатичным - по два. Или даже по три.
И соседи говорили осыпающимися скрипучими голосами:
- Вот уже сто лет не получаю писем! А Михаил Михайлович дал мне целых два! В один день!
- Михаил Михайлович - хороший человек! - говорили соседи. И смеялись, смеялись, смеялись...
Акт 5.
- Пойми ты! - размахивал руками Великий Као. - Каждый из нас это Мир! Космос! Вселенная! Даже самая плюгавая клеточка в твоем теле - это звезда! Ну, планета на худой конец. Уже поэтому не следует шляться по колдунам, да по целителям! Ведь когда такой колдун облучает твою, к примеру, так называемую голову, его волшебная сила будит спящие дремучим сном таинственные возможности твоих клеток. Так же, наверное, в один прекрасный день кто-то пробудил жизнь на нашей планете, которая ведь тоже не более, чем клетка в чьем-то организме. Пробудил и ушел неизвестно куда. А сейчас во что все это вылилось? Смотри, плюнуть некуда! Людей - как тараканов! А тараканов - и того больше. Я уж не говорю про технический прогресс и его последствия. А скоро все это человече-тараканье царство полезет на другие планеты! И дальше, дальше... Пока не угрохает всю нашу Вселенную окончательно! Так и с колдунами: облучил он тебя, - трындец! Только и остается, что сесть ноги калачиком, и предаться созерцанию. Потому как сделать уже ничего нельзя. Разве что отсматривать внутри себя все те процессы, что он в тебе запустил. Все цепные реакции. От макушки твоей тупой башки и до когтей пальцев ног. Отсматривать и ждать... Неизвестно чего...
Борис Борисович задумался и не пошел на прием к известному психотерапевту. Грустный сел у окна ковырять в носу и есть печенье.
Акт 6.
Великий Као вел самолет на бреющем полете, подстригая винтами верхушки фруктовых деревьев. Иногда в винт попадало яблоко и обдавало его освежающим яблочным пюре. Иногда пюре было грушевым. Редко - апельсиновым.
Дома, куда следовало доставить почту, находились в дальних концах узких, стоящих рядком вдоль улицы, садовых участков. Образцовый пилот Почтовой Службы, Великий Као не мог позволить себе выполнить работу абы-как. Слету положить письмо точно на крыльцо или, еще лучше, забросить его в форточку адресата было для него делом профессиональной чести. Приходилось жертвовать фруктовыми деревьями, мешающими, порой, выйти на удобную для точного броска позицию. Некоторые адресаты, защищая свои фруктовые деревья, пытались сбить маленький желтый самолет из средне- и крупно-калиберного охотничего оружия. Безрезультатно. Спеша достойно сделать порученное ему дело, Великий Као набирал такую сумашедшую скорость, что подстрелить его можно было лишь случайно.
Он летел, оставляя за собой шлейф из мелкопорубленных листьев и веток, крепко держа рог штурвала левой рукой, стремительно и точно забрасывая почтовые отправления в проносящиеся мимо него форточки, дымовые трубы и приоткрытые двери.
Горизонтальную белую полосу чертил в утреннем небе длинный шелковый шарф.
Акт 7.
О взаимозависти всего
Михаил Михайлович завидовал Великому Као что тот работает и приносит пользу людям. И что у него есть желтый самолет. И белый шарф. И круглые очки. И что он может подолгу не маструбировать. И что он курит толстые кубинские сигары.
На что Борис Борисович замечал, что курить, все-таки, очень вредно.
Великий Као завидовал Михаилу Михайловичу что тот не работает, не курит и может маструбировать столько раз в день, сколько ему заблагорассудится.
На что Борис Борисович замечал, что он тоже удивляется этой его способности.
Борис Борисович завидовал своей бабушке что она уже на том свете и больше не должна принимать участие во всей этой суете.
На что Михаил Михайлович с Великим Као высказывали предположение, что и на том свете, должно быть, тоже суеты хватает. И, поэтому, пусть он не расстраивается.
Бородатый Дворник никому не завидовал и говорил, что, с его точки зрения, если уж кому и надо завидовать, так это ему - Бородатому Дворнику. Но никто, тут же честно признавал он сплевывая себе под ноги, не завидует... И пошли-бы они все!.. И ругаясь так, брел лабиринтом дорожек парка.
Акт 8.
Бородатый Дворник и Директор Почтового Отделения хотели измениться к лучшему. Поэтому они записались в кружок умелые руки, шахматную школу и секцию стрельбы из пистолета. И уже через полгода их было не узнать. Бородатый Дворник покрасил бороду в каштановый цвет, а Директор Почтового Отделения перешел на более легкие сорта пива и купил смокинг.
Акт 9.
Борис Борисович писал книгу. Он начал писать ее уже очень очень давно.
По первоначальному замыслу книга должна была вместить в себя все, что знал и о чем догадывался Борис Борисович. Но так получалось,что каждый день он неизбежно узнавал что-нибудь новое или догадывался еще о чем-нибудь и вынужден был дописывать короткую, а иногда даже длинную главу к своему произведению.
Он пытался не выходить на улицу и не впускать приходивших к нему друзей. Не читать книг. Он завязывал себе глаза, затыкал уши пальцами и так подолгу сидел в своей негостеприимной квартире. Безнадежно! Понимание тоненькими струйками просачивалось сквозь замочные скважины закрытых дверей, наполняло его комнату и впитывалось, впитывалось в Бориса Борисовича... Что было делать?!
Борис Борисович срывал повязку и плюясь шел к пишущей машинке исполнять свой литературный долг.
Акт 10.
Великий Као и Михаил Михайлович сидели в кафе и ели печенье.
- Борис Борисович - настоящий писатель, - сказал Великий Као. - Знаешь, он целыми днями может не выходить из дома и не отвечать на телефонные звонки, так как всецело погружен в свою работу. В эти моменты ничто в мире не в силах потревожить его сконцентрированный ум!
- Концентрация - великая вещь, - согласился Михаил Михайлович. - Вчера в театре, например, Борис Борисович был так сконцентрирован, что пописал в вазу для зонтиков в театральном гардеробе.
- Замечательный человек... - вздохнул Великий Као. - Если б он был дамой, я бы не задумываясь сделал ему предложение.
- И я бы тоже сделал... - с едва заметным напряжением в голосе произнес Михаил Михайлович.
Великий Као смерил взглядом Михаила Михайловича и вылил ему кофе на голову. Михаил Михайлович прищурился, облизал нос и бросил в Великого Као коробку из-под печенья.
Потом они заказали молочный коктейль. И стали вслух читать свежую спортивную газету.
Акт 11.
Михаил Михайлович решил посвятить жизнь благотворительности. Стану, - подумал он, - Генеральным Директором, разбогатею и, разбогатев, буду ездить по развивающимся странам и тратить все деньги на благородные человеколюбивые цели. Немедля пригласил друзей. Предложил им занять места за круглым столом на веранде. Поставил перед каждым перевернутый стакан и бутылку с минеральной водой. Затянул галстук и объявил Генеральное Собрание Акционеров открытым.
Взял слово. Сообщил о рождении торговой компании "Михаил Михайлович инкорпорэшн лтд" и продолжил это сообщение торжественной речью.
Разразившись очередными апплодисментами, приглашенные переглянулись и тихонечко, чтобы не мешать оратору, поднялись с мест, на цыпочках пригнувшись выскользнули с веранды и пошли в парк смотреть как Бородатый Дворник подбирает новые прутья для своей метлы. Потому что старые износились.
- Время и Трение! - сообщил им Бородатый Дворник выдергивая измочаленные, на две трети стертые прутья и педантично один за другим запихивая в свою видавшую виды метлу свежие только что срезанные, - Время и Трение! Вот вам есть два главных врага парковой метлы!
Акт 12.
Брат Бородатого Дворника собрал необходимые документы и основал Университет Дружбы Народов. "Народы как дети" - говорил он - "Мое дело любить и воспитывать их, кормить их с ложечки, и мыть им попочки. И пусть они резвятся, играют друг с другом и не поддаются дурным влияниям. И лучше будет если я сам познакомлю их с общечеловеческими ценностями, чем они научатся тому-же где-нибудь в подворотне." Но народы послали его куда подальше и не пошли учиться в университет.
Тогда Брат Бородатого Дворника женился, открыл магазин электротехники и стал уважаемым человеком.
"Вот! Брат Бородатого Дворника - достойный член общества." - константировали народы, - "А сам Бородатый Дворник... Да что уж тут говорить..." И качали укоризненно разноцветными головами.
Акт 13.
Михаил Михайлович проснулся рано утром с твердой решимостью найти клад и на обретенные средства создать Генеральный Благотворительный Фонд.
Не откладывая, тут же пустился на поиски. За шкафом и под кроватью ничего не оказалось. В сливном бачке тоже ничего не было. В ящике с носками и трусами были только трусы и носки. В старом дедушкином портфеле лежала старая бабушкина вставная челюсть.
- Не то, - бубнил Михаил Михайлович себе под нос, - Не то...
Он приподнял угол древнего персидского ковра. И...
- !!!
На скрипучем, темном, сто лет не видевшем солнца паркете лежал конверт. Пожелтевшая бумага. Ни адресата, ни отправителя. Две криво наклееные марки в правом верхнем углу. На каждой - короткий текст на неизвестном языке и чья-то помещенная в профиль голова, увенчанная не то ювелирным, не то архитектурным сооружением. Головы на обеих марках имели одно и тоже лицо, только смотрели в противоположные стороны. И, скорее всего, как пришло в голову Михаилу Михайловичу, не знали о существовании друг друга.
- И слава Богу, а то каждый, небось, считает себя исключительно важной персоной, а в этом случае, наверное, лучше не знать что ты лишь отражение неизвестно кого, - бормотал Михаил Михайлович, осторожно вскрывая письмо ногтем большого пальца. Старый клей уже практически не держал бумагу, и конверт открылся легко, словно давным давно ждал этого момента. Михаил Михайлович извлек находившуюся внутри почтовую открытку. Повертел ее. На лицевой стороне ухмылялась неприятная на вид птица с длинным загнутым клювом и хитрыми человечьими глазами. На обороте линялыми фиолетовыми чернилами аккуратным округлым почерком было написано: Кто прочел - тот осел. Подписи и даты не было.
Михаил Михайлович аккуратно вернул открытку в конверт. Достал из ящика письменного стола химический карандаш и баночку клея ПВХ. Левой рукой написал адрес Великого Као, в графе "кому" обозначив: г-ну Великому Као для г-на Бориса Борисовича. Заклеил конверт. И пошел на почту.
Акт 14.
- Если гора не идет к Магомету, - говорил Бородатый Дворник, - то пускай она идет на хуй.
Акт 15.
Великий Као принял груз почтовой службы. Три мешка с письмами и две посылки. Надо сказать, что адресаты посылок извещались заранее. Директор Почтового Отделения лично звонил адресатам и настоятельно просил их запастись водой, продуктами и не выходить из подвалов своих домов до момента улета почтового самолета. Дело в том, что даже небольшая посылка, брошенная с летящего на сумашедшей скорости самолета Великого Као приобретала, в согласии с законами физики, чудовищную разрушительную силу. И ничто, даже авторитет Директора Почтового Отделения, не могло заставить летчика снизить скорость во время исполнения им своего служебного долга. Заслуженный пилот почтовой службы принимал подобные предложения как неблагородные. И реагировал адекватно.
Итак, Великий Као принял почтовый груз. Подписал все необходимые бумаги. Поправил очки. Рыкнул моторами. Втопил на полную и стремительно взмыл в небо, оставив землянам лишь сизую горечь выхлопных газов.
Список адресов, по которым следовало доставить почту заменял ему географическую карту. Квадрат за квадратом осеменял он почтовыми отправлениями. Не обращая внимания на выстрелы и бранные жесты неблагодарных. Радуясь счастливым улыбкам и с трудом долетавшим сквозь рев моторов словам благодарности. Слышимость и правда была поганой и, возможно, порой это обстоятельство заставляло его принимать за благодарность то, что ей в действительности изначально и не было.
Сброс посылок прошел практически без разрушений. Великий Као направил летательный аппарат в сторону последнего оставшегося в списке адреса. Пикируя вниз, состригая верхушку увешанного яблоками дерева, бросая в открытую форточку письмо, он не мог избавиться от странного беспокоящего чуства.
- Что-то мне все это напоминает, - шептал он, - Что-то мне все это напоминает...
Стремясь отгородиться от этой тревожной двойственности чувств, он вставил в рот незажженную сигару и полетел в пышечную.
Акт 16.
Борис Борисович уже час, как ждал Великого Као, сидя у него на крыльце. Наконец, на горизонте появилась желтая точка и донеслось приглушенное расстоянием тарахтенье моторов. Тарахтенье очень скоро переросло в оглушительный треск, странная летающая конструкция похожая на несколько собранных вместе этажерок мелькнула в голубых небесных полях и через минуту Великий Као вылезал из кабины, бережно держа в руках бумажный пакет, украшенный жирными пятнами и источающий чудесный пышечный запах.
- Здорово, - буркнул он в ответ на приветствия Бориса Борисовича, - У меня было дежа-вю. - хмуро сообщил он своему другу, - У тебя бывало когда-нибудь?
- Дежа-вю не бывало, - ответил Борис Борисович. - Зато я дюже уважаю пышки с кофе, - и бросил многозначительный взгляд на аппетитно инкрустированный жирными кольцами похрустывающий бумажный пакет.
- Да, да, конечно... - проворчал Великий Као и пошел на кухню, которая в его холостяцкой квартире географически совпадала с рабочим кабинетом.
И вдруг со стороны кухни или, как кому нравится, из рабочего кабинета донесся его ужасающий крик.
- Кто?!?!?! Какой подлец вылил мой утренний кофе в ящик с сигарами?!!
Борис Борисович вбежал в кабинет. Дрожащий от ярости, белый как снег, хозяин стоял у окна над ящичком лучших своих сигар. Пузатые кубинские табачные изделия плавали в высококачественном арабском кофе, как крокодилы в мутных водах Нила. Или, если хотите, точнее было бы сравнить их с центрально-американскими кайманами. Опрокинутый кофейник лежал на краю стола. Рядом, весь в кофейных брызгах, был брошен почтовый конверт.
"Г-ну Великому Као для г-на Бориса Борисовича" - прочел вслух Борис Борисович.
- Не понимаю, - пробормотал Великий Као, - Ничего не понимаю...
Он вскрыл конверт. Вытащил почтовую открытку. Прочитал. Поморгал. Прочитал еще раз. Поскреб затылок и снова уставился в текст. Глянул адрес на конверте и протянул открытку Борису Борисовичу.
- Похоже, это тебе.
- Нддааааа, - пропел Борис Борисович, ознакомившись с кратким содержанием сообщения. - Наверное, все-таки ошиблись адресом, - сказал он и пошел мыть кофейник.
Великий Као качая головой и неуверенно переставляя ноги направился к плите сушить сигары на сковородке.
И только вечером, прежде чем выключить лампочку у изголовья кровати, он вдруг понял кто опрокинул кофейник, как там очутилось это письмо и почему уменьшилась на полметра высота стоящей перед окном яблони.
Акт 17.
- И все-таки согласись, все очень относительно в этом прекраснейшем из множества миров, - обернулся Великий Као к присевшему на краешек парковой скамейки Михаилу Михайловичу.
- Ну, - промычал неуверенно Михаил Михайлович.
- Ну как - "ну". Смотри! Возьми вот какого-нибудь там вуайериста который, я уверен ты со мной согласишься, гораздо менее агрессивен чем какой-нибудь тут экзибиционист. А экзибиционист далеко не так опасен, как карманный вор. А карманный вор - предстанет мягким, застенчивым и ранимым человеком, сравни ты его с грабителем. Тот же, в свою очередь, - дитя нежное и неразумное по сравнению с профессиональным киллером. И кто такой этот профессиональный килер рядом с директором Государственной Службы Безопасности у которого этих киллеров вонючих целый штат, и каждому надо зарплату начислять и пенсионные, и отпускать его в отпуск в летнее, предпочтительно, время, и проверять не подделал ли он больничный лист и так далее и тому подобное. Но и сам директор Службы Безопасности просто сморчок на фоне нашего любимого всенародно-избранного президента, которому взбредет в голову что-нибудь и он ничтоже сумняшись отправит танковую колонну в какую-нибудь раньше бывшую братской республику и испепелит ее на хрен ко всем чертям. Но ведь и президент - это никто, человек из народа, которого этот самый народ и выбрал как самого лучшего из своих рядов. Можно вообразить каковы все остальные, те которых не выбрали, но которые выбрали его, а?
- Чего тут воображать, - встрял в разговор остановившийся послушать Брат Бородатого Дворника, - эти все остальные, как ты их называешь, есть простые нормальные граждане. И без сомнения они лучше, честней и порядочней какого-нибудь там грязного вуайериста.
Акт 18.
Великий Као, Борис Борисович и Михаил Михайлович сидели на скамейке и смотрели как проплывают мимо воскресные посетители парка.
- Загадка, - объявил неизвестно откуда появившийся припадающий на обе ноги и помогающий себе тросточкой пожилой человек с роскошными седыми усами, серебристой кудрявой шевелюрой над высоким лбом и обрамленными смеющимися морщинками печальными глазами, - как вы думаете, что будет, если взять вот того, например, господина да и вывернуть его наизнанку?
- Фонтаны крови, визг, женщины падающие в обморок, - немедленно высказал свое мнение Борис Борисович.
- Я думаю, очень скоро здесь будет милиция, если вас действительно интересует что будет, - сухо предположил Великий Као.
- А меня вырвет, - уверенно сообщил Михаил Михайлович.
- Молодцы, - кивнул незнакомец, - и в добавок ко всему вышеперечисленному мы получим возможность наблюдать удивительное явление. Вдруг в один момент, внутри этого господина окажется заключена вся бесконечная наполненная гармонией и бездонным смыслом Вселенная. А снаружи мы рискуем обнаружить маленький тускловатый и не очень интересный мирок. Честь имею, - незнакомец, улыбнувшись кивнул и захромал, неспешно удаляясь по тенистой аллее.
Акт 19.
Светило Науки Из Третьей Поликлиники был большим другом Директора Почтового Отделения. Вечером после работы частенько собирались они в парке посидеть на скамейке возле круглого пруда с фонтаном и пообсуждать принципиальные для мироздания вопросы. Говорил обычно Светило Науки, а Директор Почтового Отделения пил пиво легких сортов и благодарно слушал.
- Понимаешь ли, друг мой, - приятным басом гудел Светило Науки, - наука оперирует фактами. Фак-та-ми. А факт это не голословное утверждение. Нет. Факт, мой милый, должен обладать измеряемыми характеристиками. А дух, вот ты говоришь. Что он такое? Где он? В чем ты мне предлагаешь его измерить? Я, между прочем, как человек беззаветно преданный науке, провел серию исследований и экспериментов на собственной шкуре. Искал его, понимаешь, в своем теле в самых неожиданных, так сказать, местах и во всех существующих диапазонах. И не на-шел. Все есть. Вся таблица Менделеева есть. Сложнейшие химические взаимодействия есть. Гормоны, заставляющие меня чуствовать, то что я чуствую и думать то, что я думаю - есть. Нейроны - есть. Электричество - и то есть. А духа, друг мой любезный, нет. Нету!
- Ну ничего, ничего... - миролюбиво бормоча себе под нос проковылял мимо их скамейки Бородатый Дворник со старой метлой на плече, - Не расстраивайся так. Гормоны у тебя есть, диплом о высшем образовании тоже. Уже неплохо... сосем неплохо, дружок... совсем не плохо...
Акт 20.
- Как ты думаешь, - спросил Бородатого Дворника Великий Као, - кто умнее Борис Борисович или Михаил Михайлович?
- Вопрос лишенный смысла, - заметил Бородатый Дворник, подбирая тлеющий еще окурок сигары Великого Као и осторожно пропихивая его себе под усы. - Самый умный - Бородатый Дворник.
И выпустил откуда-то из под носа клубящееся сизое кольцо, растущее, разлетающееся во все стороны, охватывающее целиком Великого Као, парк со всеми его дорожками, деревьями и кустами, весь их городок, страну, планету, Солнце, Млечный Путь и, под конец, саму Вселенную.
Акт 21.
За окном грохотало. Великий Као накинул черный водонепроницаемый плащ с островерхим капюшоном. Посмотрел на часы. И выскочил на улицу. Выходить не хотелось. Но, что было делать? Прабабушка праздновала сегодня свой стовосемнадцатый день рождения и требовала любимого правнука к себе за праздничный стол. Отговорки, включая ссылки на чудовищный шторм бушующий за окном, не принимались. Попытка объяснить прабабушке крайнюю опасность полета на самолете в такую погоду была встречена сухим ржавым каркающим прабабушкиным смехом и невнятной историей из канувшей в Лету молодости: о каком-то перелете втроем с подругами, какой-то метле и плохой погоде. Словосочетание "плохая погода" прабабушка произнесла по-немецки. "Donner Wetter!" - закончила она свой рассказ и повесила трубку. "Надо ехать", - понял Великий Као. И вот он, подскальзываясь в лужах, со всех ног бежит за угол в гараж. Треск. Словно подарочную бумагу разрывая тучи, сияющие колонны молний рушатся с неба. С ревом и грохотом бьют о землю и неожиданно тают, опуская Великого Као обратно в чернильную тьму. И сразу - новая волна света летит на затаившийся в ужасе городок. Разбухшее, загустевшее небо лезет вниз. Тяжелыми черными струями переплетается над головой. И, обезумевшее, мчится куда-то, волоча свое брюхо по крышам домов и гнутым верхушкам деревьев. Провисая в полях до дрожащей, серой от страха пшеницы. Застревая и гудя в проводах. Бросая и комкая птиц.
- Погодка... - мелькает в голове Великого Као. Трясущимися руками нащупывает он замочную скважину на старом висячем замке. Скважина отсутствует. - Что за ерунда?! - Вода холодными змеями струится в рукавах, лезет к подмышкам, чтобы оттуда водопадом пасть на уверенную в собственной безопасности спину и потом уже налиться в трусы и стечь по ногам в ботинки. Замочная скважина обнаруживает себя с обратной стороны висячего замка. Великий Као распахивает ворота, садится в самолет, дергает шнурок стартера и вылетает в ночь. Вверх. Сквозь трещащие электричеством вязкие тучи. Разбивая пропеллером потоки падающей с неба воды. Вверх. Туда, откуда как чертики из коробочки вылетают вырастающие на мгновенья то справа, то слева ревущие, плюющиеся искрами световые столбы. Вверх.
И внезапно - пустота. Яростно клокочущий, казавшийся повсеместным, не оставляющий надежд на спасение, сумашедший водоворот отвалился и полетел вниз как отваливается отработавшая ступень космического корабля. Машину перестало бить. Впереди до ближайшей звезды лежали тысячи тысяч световых лет пустоты и покоя. Великий Као перевел самолет в горизонтальный полет и взял курс на дом прабабушки. Дрожашей рукой вытянул сигару из бардачка, воткнул себе в рот, потянулся за прикуривателем.
Акт 22.
Парк посетила осень. Борис Борисович и Бородатый Дворник сидели на деревянной скамейке и пили кофе из китайского термоса. Хищный взгляд Бородатого Дворника носился в пространстве, отслеживая траекторию и место соприкосновения с землей каждого из сорванных ветром и влекомых земным притяжением золотых листочков.
- Профессиональное, - объяснил он и, не переставая пугающим образом вращать глазами, сделал длинный глоток прямо из термоса.
- Экхе, - уважительно кивнул Борис Борисович и попытался отобрать термос. - Как ты думаешь, когда и нас сорвет с веток, мы встретимся там?
- Мы уже там. - ответил Бородатый Дворник, допил кофе и осторожно поставил термос у ног Бориса Борисовича.
Акт 23.
Борис Борисович пришел домой, поставил пустой термос в холодильник, достал из шкафа толстую исписанную на три четверти тетрадь на спиральной основе с привязанной к ней на веревочке шариковой ручкой и написал: "Мы с Бородатым Дворником уже там"
- Что он имел в виду? - прошептал Борис Борисович. Но тут зазвонил телефон и Борис Борисович помчался по коридору снимать трубку, в надежде что это издатель, уже два месяца назад обещавший ознакомиться с его произведением на предмет возможной публикации.
Акт 24.
Михаил Михайлович решил жениться и положить основание могущественному и благородному роду, который из поколения в поколение на протяжении столетий будет украшать собой, а так же поддерживать и укреплять своей деятельностью благодарное человечество. В тот же день дал объявление в отдел "знакомства" Местной Газеты. Уже на следующее утро получил три ответа. Первый написал случайно обнаруживший объявление Великий Као и из цензурных соображений мы не можем его опубликовать. Второй исходил от редактора той самой Местной Газеты. Редактор заверял Михаила Михайловича в своем уважении и предлагал оформить годовую подписку на подвластное ему периодическое издание, а за это совершенно бесплатно Михаил Михайлович получит список всех станций метрополитена города Модена, что на севере итальянской республики и приглашение на два лица на выставку потенциально говорящих попугаев, которая будет проходить у них в издательстве в ноябре (или, возможно, в декабре) следующего года. А третий ответ оказался не ответом, а напоминанием о небходимости вовремя заполнять и оплачивать счета за телефон, а если нет: то телефонная компания в соответствии с законом (артикль - такой-то; параграф - такой-то) привлечет его сначала к административной, а потом и к уголовной ответственности, по возможности - с полной или, по крайней мере, с частичной конфискацией имущества и с пожизненным лишением права пользования телефонными, а так же телеграфными услугами на территории города и области.
Акт 25.
Михаил Михайлович заполнил квитанцию оплаты за телефон, попил кофе и отправился в кассу телефонной компании. Он брел через парк и думал о том, что наступила осень. И о том, что Бородатый Дворник, - один точно знает сколько в этом году облетело листьев. И о том что никто, ни одна человеческая душа не написала ему ни слова в ответ на объявление в газете. Разве только Великий Као. Но с Великим Као династию не создашь. Потом он выбрался из парка и, топая по улице, думал о том, что надо будет купить печенье. Потом он обратил внимание на странную птицу, которая сидела на проводах и, смеясь, смотрела человеческими глазами на ползущие внизу троллейбусы и автомобили. "Где я встречал эту птицу?" - подумал Михаил Михайлович, но вспомнить не смог. Потом, в проезжающем мимо троллейбусе, он заметил Великого Као, строящего ему рожи, показывающего язык и стучащего пальцем по лбу. Троллейбус скрылся за поворотом.
Тут он подошел к кассе телефонной компании.
Очереди не было. Отгороженная многослойным пуленепробиваемым стеклом, одетая в серую униформу девушка-кассир склонилась над газетой объявлений. Узкие, как бойницы, прямоугольные стекла очков. Черный металл оправы. Желтый флюросцентный маркер в руке. Размашистый желтый овал вокруг одного из коротких объявлений. Михаил Михайлович проглотил слюну. Это было оно! Его объявление! Сердце повисло над пропастью, качнулось и вдруг изо всех сил запрыгало где-то в основании горла. В голове затрещало и засвистело. "Только бы не описаться!" - мысленно взмолился Михаил Михайлович. И сразу почуствовал, как штаны становятся подозрительно теплыми и тяжелыми. "Ничего страшного. Только бы на пол не натекло" - бормотал Михаил Михайлович. Он собрался с духом, сконцентрировался, расправил плечи, улыбнулся, сверкнул глазами и уверенным пружинистым шагом двинулся к кассе. Не поднимая головы, девушка-кассир пошарила на столе, нащупала табличку и с размаха ухнула ей перед окошком. "Закрыто по техническим причинам. Администрация приносит извинения за неудобства и надеется на дальнейшее сотрудничество." - прочитал Михаил Михайлович.
- Ка-аса за-акры-ыта, - растягивая слова, жеманно пропела из-за многослойного стекла пуленепробиваемая девушка в униформе. - При-иха-адите за-автра, молодо-ой чело-оэк.
- Каким образом она угадала мою гендерную принадлежность, если даже не посмотрела на меня ни разу? - спрашивал Михаил Михайлович сидя вечером в гостях у Бородатого Дворника.
- Совсем не обязательно смотреть глазами, чтобы почуствовать присутствие настоящего мужчины. Видимо, в этом дело.
- Пожалуй, пожалуй... - согласился Михаил Михайлович.
Акт 26.
Великий Као записался в районную библиотеку. Бродя меж полок, однажды обнаружил добротно изданное восьмитомное издание под общим заглавием "Тотальный Разговорник". Тома носили названия: "Первый раз в Азию!", "Первый раз в Европу!", "Первый раз в Америку!", "Первый раз в Латинскую Америку!", "Первый раз в Африку!", "Первый раз в Австралию!", "Первый раз в Арктику!" и восьмой том "Первый раз в Антарктику!". Седьмой и восьмой тома были столь же массивны как и предыдущие шесть, но состояли в основном из чистых листов с обозначением "для заметок". Великий Као начал с Азии. С детства он мечтал быть полиглотом, с тех самых пор, как узнал о существовании этого волшебного слова. Друзья по песочнице так и звали его: эй ты Пылеглот, пошел вон из нашей песочницы! И вот теперь он стоит перед открытой дверью. Будто бы и не рушилась никогда проклятая Вавилонская башня. И не были брошены между людьми сложноодолимые языковые стены. Все языки и диалекты далекой Азии были собраны в этом томе. И не только. Интереснейший экскурс в историю и традиции азиатских народов ждал читателя на трех страницах послесловия. Да и из содержания собственно разговорника можно было почерпнуть немало полезной информации. Очевидно было, что кроме лингвистов над созданием его трудился коллектив высокопрофессиональных психологов. Все было подготовлено так, что обладатель разговорника мог, не боясь ударить в грязь лицом, уверенно беседовать с туземцами на интересующие их темы, а не только спросить "Где находятся тележки в супермаркете?" и потом вежливо кивать головой на протяжении всей последующей беседы. И из этих интересующих туземцев вопросов вырисовывался странный, таинственный и гордый образ самих туземцев. "Каким должен быть человек, обитающий там, где могущественные и жестокие львы с женскими головами охраняют подступы к Речным заводям в низинах Запретного города?" - спрашивал себя Великий Као. "Кто они - жители этого города? Чем живут они? Как часто выбирают они своего мэра? И как можно жить, когда все запрещено? Должно же быть разрешено хоть что-нибудь. А эта Грандиозная Стена, соединяющая Китай и Монголию! Кто был тот, ныне стертый Временем, а в минувшие века - известный каждому архитектор создавший этот шедевр: дорога проложенная по верху самой длиной и высокой в мире стены? От Улан-Батора до Пекина! И как смог предвидеть он, что его творение вместе с египетскими пирамидами и Собором Парижской Богоматери будет видно из космоса? Ведь не было тогда еще космических кораблей! Или все-таки были?" - спрашивал себя Великий Као. И думал. Думал. Думал...
Акт 27.
Ошеломленный обрушившейся на него информацией, Великий Као написал статью и опубликовал ее в местном периодическом издании. После публикации Городской Клуб Курителей Трубок и женский клуб "Одинокая домохозяйка" практически одновременно пригласили его прочитать цикл лекций для своих членов. Великий Као согласился, но для экономии собственного времени предложил проводить совместные лекции для обоих организаций. Местом была выбрана детская площадка в парке. Великий Као забирался на детскую горку и оттуда сообщал всем присутствующим о сокровенных тайнах восточных стран и невероятных пугающих особенностях быта и верований их обитателей. Домохозяйки падали в обморок. Одна за одной. Любители Трубок в смокингах и с трубками в зубах подхватывали их и мужественно, но вместе с тем и нежно, держали на руках до окончания лекции. Через несколько дней в свадебных салонах закончились платья. Из слушателей продолжающих посещать лекции Великого Као остались лишь Директор Почтового Отделения и две-три Домохозяйки, встававшие обыкновенно рядом с Директором Почтового Отделения и непрестанно падающие в обморок на протяжении всей полуторочасовой лекции. Но Директор Почтового Отделения не видел их.
Он прикрывал глаза и улетал прочь. Влекомый нитью повествования Великого Као несся он по высоченной и нескончаемо длиной видной из космоса каменной стене на украшенном флагами боевом слоне. И навстречу тоже ехали люди на боевых слонах. Но столкновения не происходило. Стена была достаточно широка, чтобы два боевых слона могли, не задевая друг друга, с комфортом бежать в противоположные стороны.
Покрывшиеся синяками домохозяйки переместились поближе к Великому Као и там продолжили слушать его лекции. Но и Великий Као вел свой рассказ с закрытыми глазами, чтобы не потерять нить повествования. Ту самую нить на другом конце которой словно воздушный змей летел Директор Почтового Отделения.
Великий Као приопускал веки и слышал пронзительный рев своего боевого слона. Грохот его шагов. Удары его сердца. Впереди - до горизонта вилась лента мощеной каменными плитами древней дороги расположившейся на хребте великой стены. Сверху, справа и слева - небо. Далеко внизу - степь, трава, голубой кустарник и белые сахарные кости. Кости людей и слонов. И вот он мчится. В правом ряду. А издали навстречу по левому ряду несется боевой слон украшенный флагами Государственной Почтовой Службы. И хоть слон еще далеко и не видать седока, но Великий Као уже знает кто там. Он дергает за красный шелковый шнур с золотой кистью. Его слон послушно задирает хобот к небу и издает приветственный рев. И они галопом мчатся навстречу друг другу. И, разминувшись, стремительно удаляются.
Таким образом, Великий Као тоже не был в состоянии вовремя подхватывать падающих домохозяек. Так что в конце концов по настоянию Светила Науки Из Первой Поликлиники, обеспокоенного их состоянием, им пришлось прекратить посещение лекций и уехать в санаторий.
Акт 28.
Прослушав курс лекций Великого Као, Директор Почтового Отделения решил посвятить все свое свободное время Великому Недеянию и Постижению Пустоты. Свободным у него был один час в обеденный перерыв с 12:00 до 13:00 и время после работы и до ужина. Но так сложилось, что после работы он привык пить пиво со своим другом - Светилом Науки Из Третьей Поликлиники. Эти встречи укрепляли его веру в торжество современной научной мысли, успокаивали его мечущийся дух и наполняли желудок пивом и прекрасными охотничими колбасками. Колбаски Директор Почтового Отделения покупал утром, идя на работу. И потом весь день наслаждался их ароматом, струящимся из стоящего под столом приоткрытого портфеля. Так что оставался только обеденный перерыв с 12:00 до 13:00. Но к этому времени запах свежих колбасок успевал так раззадорить его аппетит, что ни о какой пустоте, кроме как о пустоте в животе он и думать не мог. Поэтому он принял решение посвятить всего себя Недеянию и Постижению Пустоты во время работы и ночью во время сна. В чем, говорят, и достиг значительных успехов.
Акт 29.
Гудела самодельная печка. Свистел и плевался паром аллюминиевый чайник. Великий Као пил чай в гостях у Бородатого Дворника.
Скорее похожий на будку для хранения паркового инвентаря, маленький домик прятался в углу парка за кустами сирени. Летом и осенью домик совершенно исчезал в листве. Нынче же листья облетели и снег лежал на голых оледенелых ветках. И сквозь ветки и комья снега можно было при желании разглядеть неуклюже покрашенные зеленой краской доски, узкую облупленную дверь и криво растущую из покатой крыши подернутую ржавчиной жестяную трубу, курящуюся белесыми завитками. Мечущийся по дорожкам парка, стылый ветер вынуждал хохлиться даже привычного к морозам крепкого как тенисный мячик красногрудого снегиря. Что говорить о Великом Као, который несмотря на свою отчаяную профессию, заставляющую его порой подниматься в весьма прохладные слои атмосферы, терпеть не мог низких температур? Одетый в полярную лётную куртку, кожанный шлем подбитый изнутри белым овечим мехом, круглые авиаторские очки с незамерзающими двойными стеклами, прошитые ватные штаны и достигающие колен настоящие эскимосские унты, он походил на Умберто Нобиле триумфально вторгающегося на Северный Полюс. На шуточки друзей с достоинством отвечал услышанной от одного сибирского летчика поговоркой. "Сибиряк - не тот, кто не мерзнет, а тот, кто умеет тепло одеваться". Так говаривал, весомо опуская слова на голову своему собеседнику, его сибирский коллега. И теперь, повторяя сибирские интонации, Великий Као декламировал упомянутую народную мудрость сидящему на приземистой табуретке Бородатому Дворнику. Хозяин домика по-купечески дул на блюдце с чаем, чесал бороду, подбрасывал сосновые шишки в печь и с отрешенным добродушием не обращал внимания на наставительный тон своего гостя. Сам он был облачен в видавшую виды тельняшку, до дыр застиранные семейные трусы, которые гордо именовал "boxer", и домашние тапочки.
- Поздно наверное. Не знаешь, случаем, сколько там времени? - спросил Великий Као.
- Время? - произнес Бородатый Дворник, - это, друг мой, поезд, который мчит нас невесть куда и не остановится пока есть рельсы и пока есть мы, бросающие в его топку дни своей жизни. Умные люди не бегают по поезду, а сидят у окна и пьют чай с печеньем.
В это время в дверь постучали.
Акт 30.
Дверь распахнулась и весело-искрящиеся ледяные кристаллы побежали по дверному косяку, намереваясь как можно скорее захватить обнаруженный ими островок плюсовой температуры.
Вслед за кристаллами в дворницкую осторожно вплыл клубящийся кокон ледяного пара. Присмотревшись, в глубине за клубами пара можно было предположить наличие некой непрозрачной сердцевины неловко подпрыгивающей, покашливающей и бормочущей что-то себе под нос. Если вообще допустимо говорить о наличии носа применительно к такому неопределенному предмету. Бородатый Дворник туповато вперился в визитера, теребя бороду указательным пальцем. И вдруг хлопнул в ладоши. Недоверчивая улыбка заиграла в его глазах.
Для Великого Као так и осталось загадкой по каким таким характерным признакам смог отличить он своего пускай даже отца от кого-либо другого. Признаки, как таковые, отсутствовали. Какие признаки, спрашивал себя Великий Као, могут быть у неопределенно темнеющей субстанции и сияющих ледяных кристалликов плавающих в морозной ауре?
- Вы бы хоть предупреждали о своем приезде! Да что я! Заходите же, заходите, папаша! Располагайтесь!
Кокон подпрыгивая преодолел дворницкую по диагонали. Опустился на краешек табурета между буржуйкой и рукомойником.
- Знакомьтесь. Папа, это мой друг Великий Као. Великий Као, мой батюшка.
Кокон привстал. Великий Као поклонился. Руки, правда, не протянул. Во-первых, младшие не должны первыми подавать руку. А во-вторых, он боялся поставить кокон в неловкое положение. Не совсем ясно было способен ли тот ответить на рукопожатие. Бородатый Дворник суетливо забряцал чем-то у плиты и по дворницкой поплыл дразнящий аромат только что сваренного кофе. Жар излучаемый раскочегаренной до белого каления буржуйкой, между тем, делал свое дело: поблескивающая снежинками и ледяными кристаллами морозно-туманная аура гостя отступала, теряя свою идеальную коконоподобную форму. Уменьшалась, съеживалась. Послушная логике запущенных теплом печки локальных микроклиматических процессов то густела, то становилась прозрачнее, то снова теряла свою прозрачность. Под табуретом натекала лужица. Когда же с возгласом "Оп-ля!" и подносом с тремя чашками кофе Бородатый Дворник, элегантный как торреодор или артист баллета, одним широким движением повернулся к своим гостям, табурет был уже практически пуст. Лишь маленькое облачко искрясь висело в воздухе. Через полминуты растаяло и оно. Где-то между буржуйкой и рукомойником.
Акт 31.
- Ты когда-нибудь находил сокровище? - спросил Великий Као, - Не десять рублей и даже не пятьдесят. А самое настоящее сокровище.
- Самое главное сокровище этого мира, - уверенно произнес Бородатый Дворник доедая вторую тарелку грибного супа со сметаной, - это искренность. Хотя, впрочем, никакое это даже не сокровище. Просто - единственное, что существует.
- В смысле? - разочарованно промычал Великий Као, пихающий в широко распахнутую пасть ломоть докторской колбасы, обмазанный сливочным маслом и стыдливо прикрытый полупрозрачным лоскутком черного хлеба.
- Ничего сложного. Неискренный человек - фальшив. Он отказывается от себя, чтобы показаться чем-то другим. Но не становится им. А отказаться от себя - как улица с односторонним движением. Туда - да, обратно - нет. Чтобы вернуться надо сделать круг длинной в несколько лет, и многие не успевают его сделать. А многие не могут или не хотят, потому что у фальшивого человека сбивается компас в голове. Видел когда-нибудь сумашедший компас?
Великий Као неопределенно кивнул.
- Так вот, - продолжал Бородатый Дворник, - брошенные на произвол судьбы настоящие "Я" этих людей сначала не верят в случившееся, затем пугаются и долго, неделями, беззвучно кричат от ужаса, потом сникают, тускнеют, покрываются дырами, превращаются в хромые, сгорбленные, стонущие тени с испуганными розоватыми глазами и, в конце концов, тают. Как снег. Как дым. Как сахар. Наши предки ошибочно принимали их за привидения. Но настоящие привидения - редчайшая вещь, так как лишь немногие из живущих на земле людей доживают до собственной смерти.
Переваривая услышанное, Великий Као застыл, глядя в пустоту, недонеся колбасу с хлебом до приоткрытого уже рта. Стараясь не потревожить гостя, Бородатый Дворник попробовал вытянуть бутерброд из цепко сжатых его пальцев, но не смог. Двигаясь тягуче и плавно достал из ящика стола ржавые портновские ножницы, аккуратно отстриг свободную от захвата часть бутерброда, намазал аджикой и медленно с удовольствием съел. После чего встал, широким жестом отряхнул бороду, накинул тулуп, подхватил стоящую у двери фанерную лопату и вышел в парк. Убирать не знающий обеденных перерывов, перьями падающий снег.
Акт 32.
- Ты когда-нибудь находил сокровище? - спросил Михаил Михайлович у Бородатого Дворника.
- Много раз, - Бородатый Дворник чавкая и ухая как филин расправлялся с третьей миской наваристого горохового супа. - Много раз.
- И что ты с ним сделал? - поинтересовался Михаил Михайлович.
- Бородатый Дворник его съел.
- Съел!? Сокровище!?
- Суп. А сокровище выбросил.
Михаил Михайлович недоверчиво скосился на залитую гороховым пюре косматую бороду своего друга.