Аннотация: Дневниковая запись-размышление из моего ЖЖ по поводу статьи А.Е. Баринова "Продолжение темы "о герое". Разместил на всякий случай ещё и здесь, вдруг кому-нибудь понадобится.
В условиях либерально-демократической системы невозможно появление литературного героя, который был бы всеобщим 'эталоном'. Любой эталон (кроме разве что массового) является при демократии невозможным. Ибо всегда может возникнуть вопрос: а почему именно этот образ претендует на универсальность? Разе у нас не все равны?
Но дело даже не в таком вопросе. Проблема в том, что у людей в демократическом обществе, где провозглашён плюрализм мнений, даже не может возникнуть вопроса, 'почему именно этот?' Сам герой, образ для подражания, становится не нужен. Почему нужно делать свою жизнь с кого-то? Нужно жить так, как умеешь, как тебе хочется. Тем самым получается, что 'героем' оказывается для себя каждый человек. Любой иной "эталонный герой" в современном обществе признан быть не может. Эталон нелегитимен при демократии.
Литература неизбежно будет подстраиваться под такое положение вещей. Она становится ни к чему не обязывающим, развлекательным чтивом. Поскольку каждый является героем для самого себя, то и литература пишется для различных категорий людей. Писатель также становится "самому себе героем" и - хотя бы неосознанно - мечтает о публикациях и заработке.
При демократии появление 'всеобщего героя' невозможно в принципе, потому что в нём нет общей потребности, его _в_с_е_ и не ждут. Основная масса читателей не ждёт от литературы ответов на свои насущные вопросы. Теперь ждут чего-то другого. Писатели рождаются, формируются и живут в этой атмосфере, они отлично чувствуют эти ожидания. Или они не писатели.
Творческие люди - 'надстройка' над основной массой населения. Глинка говорил, что 'это народ пишет музыку, мы её только обрабатываем' (цитата неточная, так как нашёл её в немецкой книге лет 20 назад - 'Es ist das Volk dass die Musik shafft...'). Общество делает писателю запрос на некий положительный образ, оно ожидает от него какого-то важного для всех слова. Как известно, в вопросе всегда содержится и ответ. Основные черты необходимого образа задолго до закрепления его на бумаге витают в воздухе. Писатель улавливает все эти ожидания, он выражает этот образ, используя свой талант и способности.
Дело не в наличии или отсутствии литературного героя как такового, а в той общественной системе, которая существует в России. В ней места для героя не будет, как не будет и места для героического. Либо типический герой будет негативным - бизнесмен, провернувший удачную сделку, и мгновенно попавший 'из грязи в князи', менеджер, сделавший карьеру потому, что вовремя кого-то 'подсадил', чиновник, сумевший вывезти за границу вагон 'красной ртути', бандит, самоотверженно защищающий свой район и свою 'братву'. Либо менты, борющиеся со всеми ними, то есть являющиеся структурной частью той же самой полукриминальной системы.
Но что есть борьба, если у неё нет необходимой цели? Она распадается на серию локальных подвигов, интересных локальной группе людей.
Почему-то бытует мнение, что отсутствие образа героя связано с отсутствием настоящего талантливого писателя-профессионала. Мол, все писатели продались рынку, пишут на потребу низкопробной публике, а потому, подобно главному действующему лицу гоголевского "Портрета" растеряли свой талант, и всё такое прочее.
Это полностью неверно. Прежде всего, среди талантливых людей всегда найдётся пара-тройка любителей, пишущих для души. Никто никуда не вырождался. Талантливых профессионалов хоть пруд пруди. Почвы для существования такого героя нет прежде всего в российской действительности.
Если бы почва для такого героя была, то мигом образовался поток литературы, так или иначе связанной с этим героем, где вовсю фигурировал бы этот образ. Этот образ носился бы в воздухе, его 'отлавливали' бы обладающие достаточным чутьём и интуицией самые непрофессиональные, начинающие авторы. Чтобы отметить созревший в общественном сознании образ, достаточно элементарного чутья. Профессионализм тут совершенно ни при чём.
Поэтому профессиональных писателей упрекать невозможно. Даже если наш талантливый профессионал будет обладать самым тонким чутьём и самой правильной мотивацией, то героя он всё равно не найдёт.
А если автор и сможет описать такого "правильного" героя, то его образ окажется вымученным, надуманным. Хотя бы потому, что этот герой будет нужен не всем, но только нашему писателю и группе его единомышленников. Усильное желание найти непременно всеобщий образ будет неизбежно сквозить между строк произведения. Потуги создать всеобщий образ там, где он мало кому нужен всегда будут чувствоваться читателем. Между тем, настоящий герой - обязательно всеобщий. В него верят, его признают все, или почти все.
Никогда не понимал и не любил современную симфоническую музыку. После Рахманинова она для меня закончилась. Но вот, однажды случайно попал в руки виниловый диск с концертом для альта с оркестром А. Шнитке. Вслушавшись внимательно (и через силу), я постепенно проникся, и тогда заметил интересную вещь. Это была, безусловно, гениальная, феноменальная музыка. Но она вся 'рассыпалась' на части. Она состояла из отдельных кусков, каждый из которых блистал немыслимым совершенством; он поражал своей глубиной. Но все вместе куски не были объединены. У Шнитке не было никакой общей идеи. Его концерт не ставил передо мной никаких вопросов, он ни на что не отвечал. Это было сродни джазу.
Необыкновенно талантливый человек не сумел обнаружить в нашей жизни общей идеи, пронизывающей её снизу доверху. Да, у него без сомнения был лирический герой. Как и положено в жанре симфонического концерта, он противостоял неким силам, он стремился преодолеть препятствия, он мечтал о счастье. Но собственной идеи у этого героя не было - в отличие, скажем, от лирического героя Бетховена, общая идея которого всегда очевидна. Герой этого концерта Шнитке - это талантливый обыватель, которому некуда идти, и потому ему не остаётся ничего, как обозревать окружающие красоты.
Между тем, музыкальный герой у композитора обычно один. Или, иначе выражаясь, если у автора есть общая идея, то её уже не скроешь: она будет -хотя бы неуловимо - сквозить во всех его произведениях.
В прежнем смысле литературного героя в русской литературе уже не будет. У нас - не Запад. У нас не возникнет образа героя-одиночки, независимого борца, отстаивающего идеалы добра и справедливости. Это в западной литературе герой совершает кучу земных или неземных подвигов, убивает всех злых, спасает хороших, и в конце зарабатывает кучу денег (или рукопожатие Президента, что во многих случаях то же самое). Да ко всему ещё и женится на красавице. На Западе герой-одиночка возник в результате торжества идеологии среднего класса после Реформации. Титанизм.
Лучше всего это выражено у Бетховена в главных темах Героической симфонии, увертюры 'Элеонора N 3', ещё была тема в первой части 9-той, да, собственно, и тема финала Пятой тоже.
Что мы видим у Бетховена? Своеобразный синтез вещей, в конечном счёте несовместимых - остаточного христианства, выражающегося в поиске высшей справедливости, и культа личной независимости, связанной с эпохой Возрождения, которая плавно перетекла во французское Просвещение. Обо всём этом Вальтер Шубарт очень хорошо написал.
Но ведь у восточных христиан не было ни Ренессанса, ни Реформации. И никогда не будет.
Самое же важное в том, что сознание западного человека всегда меньше или равно его материальному интересу. Сознание же восточного человека больше или равно ему.
Любой заимствованный на Западе образ героя окажется для нас не органичным. Если писатель выведет героя-учёного, бескорыстно служащего своей науке, то над ним (и героем, и писателем) все будут издеваться: неудачник ведь, тоже мне, 'герой'! Почему не смог выхлопотать себе хороший грант? Почему не нашёл работы на Западе? О судьбе бетховенского бунтаря в наше время вообще не стоит упоминать...
Давайте рассмотрим единственную героическую тему, которая существует в нашем обществе: война в Чечне. Вот два традиционных сюжета для нынешней военной тематики: человек жертвует собой ради спасения товарищей. Или в плену отказывается принять ислам, и принимает мученическую смерть.
Как наши читатели отнесутся к такому герою?
В демократическом обществе предполагается, что главная и высшая цель - сам человек, его индивидуальность, его неповторимая жизнь. Тогда про героя-мученика подумают (хотя, возможно, и не скажут вслух), что он неудачник: ну что стоило на словах принять какую-то там веру, а потом вернуться домой и от неё отказаться, да и вообще забыть о самом факте своего вероотступничества? Ведь это, в сущности, условность, самое главное - его уникальная жизнь. Разве она не выше всего? Разве она не первична перед всеми убеждениями?
Что такое православная религия нашего мученика за веру? Это его индивидуальные, частные убеждения. Но если человек в демократическом обществе - высшая ценность, то любые убеждения вторичны, они должны быть подчинены цели личного его преуспеяния: 'Тут головой надо думать, а не держаться за религиозные пережитки прошлого' - подумает про воина-мученика демократический читатель. А если ты вовремя не отказался от своих убеждений, то ты не просто неудачник - ты дурак. Таким образом, мученик наш в качестве 'образцового героя' отпадает.
Причём пытаться как-то привить обществу 'правильные' убеждения, заставить его любить некий 'правильный' персонаж принципиально невозможно. Для того, чтобы весомая часть общества признала данный образ за героя, необходимо изменить самую жизнь этого общества, способ производства и производственные отношения, сказал бы К. Маркс. Пока это не сделано, общество не признает героя за 'своего'.
Теперь возьмём другого, пожертвовавшего собою во имя товарищей. Здесь отношение может быть двояким. Либо - как в случае с непринятием ислама: 'А зачем было жертвовать?' - задаёт вопрос современный обыватель. Не проще ли было дождаться прилёта авиации, которая зачистит местность, а до того отойти на заранее подготовленные позиции? Да и вообще, 'умный в гору не пойдёт'. В статье 'Осенний марафон' С. Кургиняна читаем: 'Обращаясь ко мне и всхлипывая, экскурсовод стала рассказывать о том, что, когда в музее она рассказывает старшеклассникам о подвиге Александра Матросова, те ржут в голос. И говорят: 'С перепоя устроил парень такую дурь'.
Наконец, второе. Простая логика подсказывает демократическому читателю, что такой героизм, в конечном счёте, может быть и оправдан: если ты позаботился об интересах других, то вправе ожидать, что и они в сходных условиях позаботятся о тебе. Ну да, тебе не повезло, при этом 'чейндже' ты погиб. Но в принципе, ты был прав.
Однако тогда где же тут героизм? Это обычный расчёт: 'я - тебе, ты - мне'. Таковой поступок на войне будет скорее всего восприниматься как своеобразная купля - продажа.
Далее, сама война в Чечне не воспринимается народом (утратившим как идеологию, так и подлинное, глубокое ощущение единства) как общенациональное бедствие. Эту войну ведут какие-то отдельные группы за свои индивидуальные интересы - владельцы нефтяных компаний, заинтересованные в месторождениях, политики, занятые геополитическими интересами, боевики, которым платит арабский мир. И, наконец, русские солдаты, не сумевшие откупиться от призыва.
Эти последние - вообще неудачники, и по логике социал-дарвинизма они должны умереть. Ведь выживает сильнейший. Идеология "успеха" не предполагает сочувствия и жалости к неудачнику. Раз перед призывом они не сумели накопить денег на взятку военкому, или симулировать психболезнь, или переспать с медсестрой в военном госпитале, где проходило дополнительное освидетельствование, или даже 'сесть' за уклонение от призыва, то это их проблемы. Короче, туда им и дорога. Я же сейчас не в Чечне, значит, я выиграл. Лучшим является тот, кому сейчас хорошо. Видимо, это и есть подлинный 'герой нашего времени'. Слабо вывести его в качестве образца для подражания?
Если война не является общим нашим делом, то и герой войны не является общим нашим героем. Как эта война касается меня, сидящего в тёплом офисе за компьютером, составляющего договора, и отдающего указы подчинённым? Как она задевает мои личные интересы, если я, к примеру, торгую мебелью? Кавказская нефть не входит в сферу моих интересов. Я занимаюсь своим делом, а те, на Кавказе - своим. Каждому своё. Бизнес есть бизнес.
В принципе, любой подвиг, в том числе и на войне, в атмосфере индивидуалистической идеологии воспринимается как частное дело. Но герой должен быть по определению образцом для подражания многих. И герой обязательно "чувствует" эту поддержку.
Таким образом, ответ на вопрос Александра Кабакова 'Отчего звереют семнадцатилетние пацаны, отчего, едва перестав быть жертвами-первогодками, они становятся палачами-дедами?' достаточно прост: все эти солдаты ощущают себя неудачниками, ничтожествами, находящимся на самом дне общества. Им уже некуда дальше опускаться. Армейская служба начинает восприниматься обществом не как специфическая мужская доблесть, но как позорное пятно на биографии. И если в моё время шутили, что "армия - это суровая школа жизни, но лучше пройти её заочно", то теперь акцент немного сдвинулся: "армия - суровая школа жизни, которую умные люди проходят заочно". Что однозначно подразумевает: все, кто попал в армию, это дураки.
Соответственно, и попавшие в армию тоже оказываются не доблестными защитниками Отечества, но жалким сбродом. Армейская служба теряет самомалейший позитив, обрастая сплошным негативом. В таких условиях (когда армия начинает психологически восприниматься по сути дела, как тюрьма) самые ничтожные обретают власть и обязательно начинают издеваться над остальными. Психологи, изучающие пенитенциарную систему, давно это отметили...
Интересно, как будут наши герои воевать, осознавая, что всё общество считает их неудачниками, а их героев - дураками... Откуда возьмётся у них воля к победе... Ведь если рассуждать в понятиях современной логики, то выживает более сильный, богатый и совершенный. По этим (внешним) параметрам Запад нас превосходит. Он победил в "холодной войне", которая, по сути дела, была войною идеологической.
Это означает, что в случае, например, вооружённого столкновения с Западом, самое "разумное", что могут сделать солдаты российской либеральной армии - это сдаться более совершенному противнику (ведь он уже выиграл идеологическую войну). Занятно, что такие голоса время от времени у нас раздаются - мол, "давайте объявим американцам войну, да и сдадимся в плен". А что? "Свобода - это осознанная необходимость"... Воюют не армии - воюют идеологии. А идеологии победителей у нас нет. Осталось только ощущение второсортности перед Западом. Значит, второсортным и подражательным будет нынешний литературный герой.
Эти рассуждения - не плод какой-то высокой премудрости. Изложенное здесь прекрасно понимают все простые люди. Будущие читатели. Будет ли им интересно читать про Чечню? Не удобнее ли забыть о ней? Не желательнее ли думать о собственном преуспевании?
Все сюжеты, связанные с Чечнёю, таким образом, отметаются. Там, где во главу угла поставлены личные интересы, никого не интересует необоснованный индивидуальный героизм.
Тогда что же может заинтересовать нашего менеджера, и по совместительству - читателя? Разумеется, ситуации, задевающие кровно его: сложные ситуации, которые возникли у коллег по бизнесу, какой-то интересный способ мышления (или подхода к жизни в целом), способствующий карьерному росту, или развитию бизнеса, и т.д. Героем для нашего менеджера скорее всего окажется скандально-удачливый карьерист, идущий по головам сослуживцев. Будет ли такой герой интересен миллионам других читателей? Чему смогут они у него научиться? Разумному, доброму, вечному?
Ничто из написанного в наш период идеологического безвременья не станет классикой. Для этой последней нужен герой, нужна высокая идея, причём общая для всех. Нужна общая для всех вера. Всё это может существовать только при абсолютизме.
Нет общей для всех идеи - нет и героя, которую он может выражать или которой будет противостоять, как герои Чернышевского. Герой всегда связан с идеей. Если идея мелкая, то и образ героя будет мелкотравчатым. Но откуда, спрашивается, возьмётся идея у автора, если в окружающей действительности нету даже её зачатков? Например, простая описательность на уровне "всё разворовали, сволочи" идеей по определению не является.
О том, что герой прежней 'высокой литературы' является неудачником, пока никем не произносится вслух - видимо сказывается некоторая инертность, давление прежней нашей культуры. Возможно, дело решает простое арифметическое соотношение количества живых носителей _т_е_х_ идеалов, и этих. Но через одно поколение _э_т_и_ заявят о себе вслух. И все разговоры о положительных героях они тут же задавят. Демократы не так уж и демократичны, как кажется на первый взгляд...
Разрыв между высокой культурой и массовой будет всё более углубляться. При абсолютной монархии высокие идеалы поддерживал не только монарх, но и весь класс дворянства. При социализме ещё оставался (или был сформирован заново) целый класс носителей высоких ценностей, и правительству приходилось считаться с этим фактом.
По мере физического ухода представителей _т_о_й_ культуры, общество будет всё более погружаться в пучину потребительских ценностей. Разрыв между высокой культурой и низкопробным вкусом российского "среднего класса" будет всё более увеличиваться. Через 20 лет бумажные книги будут покупать единицы - точно так же, как сейчас все слушают MP3 и лишь единицы знают, что такое аналоговый звук. И подобно тому, как сейчас виниловые диски и антикварная литература воспринимаются большинством как нечто устаревшее, точно также устаревшими будут восприниматься бумажные книги, и тем более какие-либо поиски идеалов. А что, стремления к собственному комфорту разве недостаточно? Разве не это стремление является базовой идеологией нашего общества?
Единственно возможным героем для _т_е_х_ читателей, которые ещё не забыли про "разумное, доброе, вечное" будет образ, сумевший в нынешних условиях сохранить сам себя, не продать свою душу рынку. Образ человека, который сможет укрепить в мысли о правильности выбранного пути. То есть способствующий не движению вперёд, не росту, но сохранению уверенности в себе.
Общепризнанных высоких идеалов в нашем обществе нет, и в ближайшее время не будет. А стало быть, не будет и их носителя - героя.
Любые попытки создать, выдумать общего для всех положительного героя, обернутся, в конечном счёте, созданием очередной утопии. Должно произойти метонимическое замещение традиционного героя постановкой проблемы, выраженной в художественной форме : 'Русь! Куда несёшься ты?' Героем, подлинным героем нашей литературы должно стать выяснение вопроса: а нужна ли нам демократия? Возможна ли она в аграрной стране, искусственно переставшей быть аграрной? Не обернётся ли она со временем (особенно, когда будет подходить к концу нефть) 'мексиканским вариантом', когда 95% населения живут на 100 - 200$ в месяц, средних зарплат (от 1000 до 3000$) практически нет, а значит, нет и среднего класса?
Уж коли на то пошло, литературе следует показывать не героя самого по себе, а показать обществу двух разных русских героев - например, монархического общества, и современного (а ещё лучше - героя-дикаря нашего будущего, "мексиканского" капитализма). Показать, сколь сильно различается их поведение в одной и той же ситуации. И предоставить обществу, массовому читателю, выбирать. Вот и пусть наше общественное сознание в этой метонимической форме осуществляет свой исторический выбор. Сейчас нужно не следовать идеалу, а заставлять думать, призывать выбирать.
Невозможность в наше время выразить нового героя хорошо понял Э. Рязанов. В ноябре 2005 года я записал' в своём ЖЖ:
'...Прежде чем выразить, выработать "нового" героя и новый сюжет, нужно сначала понять, кто мы и где находимся. То есть, от чего следует отталкиваться и исходить.
Возможно, самым проходным сюжетом сейчас будет следующий. За основу берётся любой суперпопулярный фильм советского периода - допустим, "Ирония судьбы или с лёгким паром".
Нетрудно видеть, что главным содержанием фильма, его смыслом, было соперничество двух мужчин за женщину. При этом каждый из мужчин, как это и бывает, использует все имеющиеся у него ресурсы - Ипполит Матвеевич весь такой обстоятельный, правильный, но и скучный. Его противник... Но кого же она выберет? Кого осчастливит?
Каждый из мужчин принадлежал к своему сословию - обеспеченный чиновник и бедный школьный учитель. Таким образом, в борьбе за красавицу между собою противостояли два класса общества: чиновничество и интеллигенция. Между собой столкнулись два полюса идеологии: вырождающийся "красный командир" и идущий в гору интеллигент. В фильме обе эти идеологии, ступив в схватку, заиграли всеми своими гранями. Любая фраза, любой жест и шаг каждого героя укладывался в его идеологическую модель.
И всё это прекрасно чувствовалось зрителем. Разумеется, массовый зритель на стороне самого передового класса общества того времени - интеллигенции. Опять же, ведут себя соперники соответственно принятым моделям поведения в их социальных стратах... Натурально, _в_ _т_е_х_ исторических условиях побеждает интеллигент.
Но вот что я подумал, даже, скорее, почувствовал. Для "проходного" сюжета сейчас нужно снова взять тот же самый сценарий. Однако применить его следует к современным реалиям. Снова будет интеллигент и буржуй. Разумеется, всё это в современном антураже - другие квартиры, машины, другой язык, другая одежда красавицы - предмета спора, и так далее. И сюжет должен разворачиваться максимально естественным образом (для наших дней)'.
Интереснее всего то, что Рязанов, судя по всему, мыслит в том же направлении. Подтверждение тому - его фильм 'Ключ от спальни'. Если присмотреться внимательно, то вся эта картина построена на параллелях с фильмом 'Ирония Судьбы'.
Полагаю, Рязанов прав. В современном обществе, максимум что можно сделать - переписывать старые трагедии, представляя их как фарс. Хотя бы напоминать о том, что когда-то у нас были герои. В наш период безвременья нужно не конструктивно создавать заново, но хотя бы перелицовывать старую литературу. Это единственный доступный для нас сейчас конструктивизм.
Почему писатели хуже Рязанова? Почему бы не взять за основу, например "Мёртвые души" Гоголя? Разве Чичиков такой уж интересный и положительный герой? Почему бы не использовать некий персонаж, путешествующий по России? Почему бы, подобно Гоголю, не описать сатирически дюжину образов "новых русских"? Вдруг произведение, в котором описываются _т_и_п_ы_, будет иметь успех? Вон какой успех имеет Ломачинский, описывающий типы криминальных абортов. Читал не отрываясь, до утра...
Почему нужно держаться обязательно за положительного героя? Разве не очевидно, что даже если в современном обществе каким-то волшебным образом будет создан образ общего для всех героя, то судьба его будет весьма печальна. Он окажется прекрасным 'довесочком' к жизни удачливого потребителя. Вот, у меня есть приятные для глаз машина, дача, квартира, вечером я расслабляюсь у камина, а теперь ещё получу удовольствие и от приключений (размышлений) литературного героя. Кому и зачем нужен герой в обществе, у которого отсутствует самая главная цель? Кстати, иеромонах Серафим Роуз очень интересно замечает, что христианская вера в современном обществе также становится таким же красивым и приятным 'довесочком'. 'Мы заезжаем на службу воскресным утром, по дороге в магазин' - пишет он (цитирую по памяти).
Либерализм и плюрализм мнений хороши лишь тогда, когда основываются на определённом виде общественного сознания. На Западе сознание всеобщего равенства перед законом и необходимость платить налоги стала новой религией. Собственно, любое знание (твёрдое убеждение) тяготеет к тому, чтобы перейти на подсознательный, то есть религиозный уровень. Законы соблюдаются лишь тогда, когда в них верят.
Религия, транслируемая средним классом, является всеобщей для западного общества, она давным-давно стала объединительным фактором. Она возникала одновременно со средним классом, и этот последний есть её носитель. Не бывает идеологии без класса, который её поддерживает. И наоборот: для того, чтобы в обществе существовала некая идеология, её должен поддерживать как минимум целый класс (в некоторых случаях это может быть 'прослойка').
Действительно, право человека на Западе выше права государства, но только потому, что каждый житель западной страны уважает закон. А представителем его оказывается как раз государство. Оно реализует в обществе эту законность; в ответ благодарные граждане платят налоги, и всё у них путём. Таким образом, западные люди как бы объединяются вокруг государства: а иначе, кто будет закон соблюдать? Не все же простые граждане могут быть героями...
Эта 'религия либерализма и законности' и является господствующей идеологией Запада. Герой (коль скоро речь идёт о герое типическом) всегда связан с государственной идеологией, с национальной идеей. И западный киношный или литературный герой всегда каким-то образом сориентирован в этой системе координат. Он действует в рамках закона, либо игнорирует его в целях достижения высшей, но также законом одобренной справедливости. Борется он с теми, кто нарушает закон, и это всегда сквозит в западной литературе. Понятия справедливости подчинены закону для западного сознания. Равно как и возможность применения силы. Любая сила нуждается в одобрении законом, или она незаконна.
Итак, вот что мы имеем для Запада: общество едино за счёт либерально-демократической идеологии среднего класса. Литературный герой также основывается на этой идеологии.
Теперь посмотрим, что у нас в России. Русский человек лишь по форме является европейцем, однако при этом почему-то таковым себя искренне мнит. Но из того, что мы носим европейское платье, имеем демократическую законодательную базу и современное производство, регулярно ездим в Европу, а также живём в больших городах, вовсе не следует, что мы - европейцы! Это нас кто-то обманул.
Форма показывает лишь стремление, намерения (как сейчас говорят - 'тренд'), но вовсе не содержание. Это разные вещи - форма и содержание, они связаны лишь опосредованно. В форму может верить только дурак. И только дураки могут верить, что мы можем в ближайшие несколько столетий стать западной страной. Запад уже есть, это место занято, и попытки попасть туда сродни попыткам некоторых женщин считать себя такими же, как мужчины. Западничество, вера в западный путь развития есть наш русский феминизм.
Русский человек мыслит (осмысляет окружающий мир и человеческие отношения) не в категориях соблюдения-несоблюдения закона, уважения-неуважения прав другой личности, и не всеобщего равенства, а в категориях 'господство - подчинение'. У нас иная, отличная от Запада, религия. Сила всегда стояла у нас выше закона. Государственный чиновник для нас является не равным нам гражданином, но господином, и это отношение он всегда чувствует. Отношение как таковое, вера, являются динамическим фактором. По отношению к другому человеку мы почти всегда неосознанно 'меряемся рангом', то есть хотим подчинить его себе. Никто не верит в законы, а значит, никогда не будет их соблюдать.
В этих условиях, например, невозможна законная конкуренция. Но, собственно, не только она одна. Никто никогда не будет добросовестно платить налогов. Никто не будет объединяться вокруг государства в случае военных действий. Либеральная идеология превращает Россию не в цивилизованное государство, а в разновидность джунглей.
Единственно приемлемая для нас идеология - та, что оперирует не категориями 'свободы', 'демократии' и 'прав', но органично использует наши архетипы 'господства - подчинения'. Любая другая неизбежно приведёт к тому, что страна начнёт разрушаться, а подавляющее большинство народа будет безучастно на всё это взирать. А что, пример войны в Чечне недостаточно показателен?
Русский народ может сплотиться только вокруг Хозяина.
Теперь осталось применить все эти рассуждения к нашей литературе. Подобно тому, как западный киношный или литературный герой всегда каким-то образом сориентирован в своей системе координат, так и русский герой должен действовать в наших русских координатах. Нет, выражу это иначе.
Наше будущее связано с Хозяином. И литературный герой должен отражать этот архетип, этот мегатренд. Герой нынешней литературы должен метонимически выразить глубинную потребность России в Хозяине. Только тогда русские люди смогут признать его за своего. Нужно вывести на сцену образ именно такого героя.
Как это сделать, я, к сожалению, рассказать не могу, так как никогда не писал художественных произведений:)