В корчме сидели недолго - словенские дружинники разбились на компании, на Коттина сначала смотрели, как на диковину, затем, по мере усугубления пирушки, начали посматривать искоса. Коттин уловил этот момент и покинул заведение, по-тихому, не прощаясь, но всё-таки успев поговорить с новыми знакомцами. В голове слегка шумело от медовухи, но этот шум стоил двух серебряных ногат. В общем-то, прояснившаяся картина поразила Коттина, в его голове мозаика разрозненных фактов сложилась окончательно в картинку.
Оказалось, что дружинники уже три дня не видели своего воеводу. Ушёл в царский терем, наверх, и не выходит - пропал. Царский шут - наоборот, сделал ноги из царских палат и бродит по торжкам - скоморошничает. Но молчит, ничего не рассказывает. Ну, дурак и есть дурак - что с него возьмёшь? А самое подозрительное - во дворец всё прибывают и прибывают бояре. Даже те, кто по три года отсиживался в своих наделах. С ними слуги, дружинники - все поднимаются к царю, и пропадают. Иногда и лютые враги заходят вместе - в одну гридницу! А где сам царь Горох? А кто ж его знает? Его уж с месяц никто не видел. Старику-то лет сто. Спит да кашку манную ест. Вот и страшно - а вдруг царь помер, а бояре начнут власть делить - и польётся кровь. Гридни - и те все поразбежались...
От этих вестей бывший Кот впал в столбняк. Кое-как уболтав подвыпивших дружинников, что он верит в истинность их рассказов, заранее выразив соболезнование по поводу возможной смерти престарелого правителя Словенска, Коттин побежал к себе. Там он быстро собрал вещи, кинул корчмарю ещё одну ромейскую монету - дескать, постоялец ушёл неизвестно когда и в неизвестном направлении, вскочил на коня, взяв за узду остальных, и выдвинулся через сады к дому старого бондаря.
Коттин ехал по тропинке меж огородов, вспоминал прошедший день - рассвет, солнце, рыбаки, бабы на грядках. Вдруг он подскочил в седле - перед его глазами промелькнул охотник, бредущий по закоулкам утреннего сада со стаей серых собак. И практически тот же человек был встречен на торжке днём, ещё только собирающийся за куропатками. Неужели проклятый Граабр умеет оборачиваться своей жертвой? Коттин закричал, ударил коня пятками и помчался галопом.
Летя по слободе, Коттин заметил отсутствие детей, обычно играющих на улице, да и взрослых было немного. Мелькали плотно закрытые двери, испуганные люди наблюдали за ним сквозь щели ставен. Ворота хозяйского дома были распахнуты настежь, маленькая калитка, находившаяся сбоку, была выбита страшным ударом. Хозяина дома убили гуманно - он лежал с проломленной головой у плетня.
Стина лежала в амбаре. Коттин побежал к ней, но в полутьме споткнулся о тело ребёнка. Ариант лежал на спине, лицо его было синее, с прикрытыми глазами, на шее с двух сторон сочились кровью укусы волколаков. Коттин наклонился, пальцем прикоснулся к сонной артерии, но рядом раздался стон. Древний странник повернулся к любовнице - и отпрянул. Руки и ноги Стины, вывернутые под немыслимыми углами, кровавили солому, кое-где торчали осколки костей, грудь, щёки были растерзаны когтями зверей, из порванной брюшины пузырились синие кишки, один глаз красавицы висел на тонкой жилке. И, тем не менее, ведьма была ещё жива. Вздохнув пару раз и подавив приступ рвоты, Коттин склонился над Стиной, спросил тихо:
- Тебе чем-нибудь помочь?
- Нет... волшбы... совсем - прохрипела ведьма. - Не смогу... умираю.
- А вдруг? Оборотни ведь перекидываются? Значит, в Мидгарде пока есть Сила!
- У них... старая магия... злая, с нижнего мира...
- Во всём этом есть и хорошее - сейчас Ариант воскреснет. Может быть, нам удастся его вылечить у волхвов...
- Никогда не воскреснет... я его... достала... серебряной спицей.
Коттин отпрянул от ведьмы, схватился за старинный багдадский кинжал, украшенный драгоценными камнями.
- Как? Почему? Моего Арианта?
- Твоего? - кровавый рот Стины расплылся в мучительной беззубой улыбке. - Это был... мой... сын.
Судорога выгнула истерзанное тело ведуньи, она вытянулась и застыла.
Что-то зашуршало, скрипнуло, бывший Кот резко обернулся - тело Арианта исчезло. Коттин, схватив меч, вихрем промчался по двору, заглянул в огород, выскочил на улицу. Вокруг стояла мёртвая тишина.
Зачем им тело мальчика? Значит, Стина промахнулась?
Вернувшись в амбар, в непонятной для него печали, над телом ведьмы долго и печально стоял Коттин Страж, древний странник, Кот-оборотень, известный как Баюн.
*
В шатер Бабая-аги вошёл человек в сером плаще с капюшоном, почти полностью скрывающем лицо. Под плащом угадывался кафтан, на подбородок наползала плетёная из железных колец кольчуга. Бабай, восседавший на низком диване с чашей холодного морса, подивился на одежду Коттина, а это был, конечно, бывший Кот - стояла страшная жара, столь редко посещающая эти места.
- Салам, боярин Коттин! Ты пришёл слишком рано - я ещё не выполнил твой заказ!
- Салам и тебе, Бабай-ага! - Коттин откинул накидку, купец поразился его бледности, кругам под глазами.
- Что-то случилось, дорогой?
- Случилось, - коротко ответил странный посетитель. - Началась охота.
- Охота? Твои враги показали зубы?
- Мои враги больно укусили меня! Отзови всех своих людей с того берега, купец. И сам не ходи туда. Сегодня ночью будет веселье!
- Береги себя, боярин! Кем бы ты ни был на самом деле - ты хороший... человек. И передай своим людям - я желаю им победы!
Взглянув на Бабая, белобрысый человек с ледяными глазами захохотал. И смех его очень не понравился булгарскому купцу - в нём звучало отчаяние.
- Возьми один кувшин, - Бабай-ага подал древнему страннику мешок с сосудом. - В составе не хватает половины алхимических ингредиентов, но при сильном ударе он может вспыхнуть. Правда, я не проверял.
- Прощай, купец, желаю тебе пережить грядущие дни. Чую я, мои времена заканчиваются, впрочем, как и вся варварская эпоха. Боги молчат, старые народы гибнут. Прощай!
- Прощай, боярин. Только помни - когда старые боги уходят - приходит Творец, Аллах. Так же и на место одних народов приходят другие. Такова воля небес.
- Да, это так. Сегодня будет жаркая ночь.
Коттин накинул капюшон, вышел в ласковые сумерки. Под его плащом вырисовывался меч.
*
Мишна восседала на троне, изукрашенном львом и грифоном чудной резьбы - на троне Белозерского княжества. По бокам стояли красавцы в белом. День только начинался, в зале готовились к раннему завтраку - было около одиннадцати часов пополудни. Вокруг молодой княгини суетились дворовые девушки, подавали, кто чашу с яблоками, кто кувшин с квасом. На диване, как-то незаметно заменившем боярскую лавку, сидела Хава в неизменном чёрном платье, в чёрном же платке, только пальцы её украсились многочисленным серебром - под цвет серебряных волос. Сегодня Хава со своим протеже Мардухом, явившемся неведомо откуда с тайным письмом от Хазарского кагана, решила изменить расписание дня.
Несколько дней назад этот пришелец наделал немало шуму в окружении князя Стефана. Явившись к светлому князю, Мардух пал на колени и подал письмо с сорванной печатью - на свитке виднелся только след от красного воска. В ответ на грозные вопросы воеводы Чудеса, иудей плакал и клятвенно ссылался на некоего боярина Коттина, что на пути Мардуха в стольный град отобрал послание и прочитал его, сорвав печать и издеваясь над тайной частной переписки. Получив полное описание боярина и мальчика, бывшего при нём, все посмеялись, вспомнив бесцеремонные привычки бывшего Кота, и приняли послание, вручённое Мардухом. Ещё бы - если Коттин вернул свиток Мардуху - значит, древний странник удостоверился, что сведения, содержащиеся в пергаменте, подлинны. Отсюда следовало - Мишна не принцесса Каганата. Осмыслив это известие, Стефан на минуту опечалился, но потом понял свою выгоду - ведь он, как известно всему миру, не только потомок готских графов, с каплей крови древних королей в жилах, но и законный князь белозерский. А Мишна, его супруга - законная княгиня. И этого достаточно. Плевать на заморских принцесс. А кто против князя - тому голову с плеч. Благо, воевода рядом, вон, сидит, точит драгоценную саблю.
Стефан решил донести письмо до слуха княгини, явился с парой близких бояр на половину Мишны. К его изумлению, княгиня приняла известие равнодушно, почти радостно - дескать, на что мне далось это принцесство неведомой страны, я и так при делах. Стефан заметил, что Мишна тщеславна, и эта перемена в ней порадовала его - девушка взрослеет. На самом деле, причина была, конечно, иной, и весьма далёкой от интересов Стефана.
Дело в том, что ночью в город явился ещё один одинокий путник, пеший. Заплатил, однако, немалые подорожные, недавно введённые для поправки дел в княжестве - после известного разорения. Сказался путником, идущим до князя. На сообщение воеводы, к которому доставили восточного человека, что некоторое время назад один хазарин уже прибыл в город, путник был искренне обрадован и сказался слугой, отставшим в длительном путешествии от Мардуха, своего господина. Вызвали оного Мардуха. Тот действительно признал своего слугу, даже изволил пару раз хлестнуть его плёткой. После этого воевода пришлых отпустил, однако, велел своим людям присматривать за передвижениями хазар по городу. Как и положено, Мардух занял выделенные покои во дворце - ввиду своей родственности с хазарским домом, слугу же его, Берла, поселили в чулане. Для слуги и того много, мог бы спать у порога господина.
Вечером хазары явились к княгине Мишне. Воеводе донесли, что Мардух со слугой пришёл на приём без особых подарков, по неизвестному делу. Что было далее - неведомо.
Попав в тайную комнату, расположенную за троном, Мардух, накануне через Хаву сообщивший принцессе о своём прибытии и о ложном письме, поданном князю, пал на колени, поцеловав Берлу перстень. Берл, в свою очередь, признал в Мишне законную хазарскую принцессу. Порекомендовав ей, однако, играть роль простой княгини. Но, вести хитрую политику, постепенно отрывая от князя бояр, друзей, и если получится - воеводу. Чудес верен князю? Ну и пусть...
Вопрос необходимо решать комплексно. Например, скомпрометировать князя коварными женскими штучками - ну, это не мужские дела, тут пусть Хава посоветует пресветлой принцессе, что и как нужно сделать. А там - ссора и разрыв. Срок три дня. Как быть с проклятым оборотнем? В Словенске творятся тёмные дела. Есть мнение, что Коттин живым оттуда не выйдёт.
Обычно все молодые бояре в свободное от думских забот время, приходили в палаты Стефана пополудни - откушать с князем, обсудить важные дела насчёт собак, охоты.
Однако сегодня бояре не явились - выяснилось, что княгиня зазвала их на свою половину, на завтрак. Это было ещё ничего - но гридень шепнул воеводе, что общение проходит в тронном зале - притом, что Стефана не позвали. Вот это уже плохо. Князь поначалу вспылил, но его успокоили - дескать, стало тесно, вот и перешли в тронный зал, а князя не позвали - думали, что Стефан на охоте. Это было похоже не правду - на охоту действительно собирались накануне, но полил дождь
- Приветствую дорогую супругу! - совершенно успокоенный, в сопровождении двух бояр и воеводы, промолвил Стефан, входя в тронный зал.
- Князю слава! - вскочили растерянные бояре, при своих жёнах сидевшие возле Мишны, которая почему-то промолчала.
- Светлый князь, княгиня пригласила нас откушать и представить своих земляков, - растерянный боярин Скальд кивнул на Мардуха, сияющего золотыми перстнями, в полосатом платке на плечах. Позади, на диване, в компании Хавы, скромно, в простой одежде, притулился Берл.
- Хазарский гость был мне представлен, - ответил Стефан. - И выяснилось, что он вовсе не земляк Мишны. Поэтому - он просто гость. Гостям мы рады... Кушайте, господа!
- Распогодилось! - вдруг встрепенулся воевода Чудес. - Стефан, вели готовить коней и свору! Поскачем по лугам! А то скоро полевые учения - будет недосуг!
- Готовьтесь к охоте! - крикнул князь гридням, предвкушая веселье, те бросились передавать приказ конюхам и псарям. После чего Стефан покинул Мишну, не задумавшись ни на минуту, что его, князя Белозерского, не только не пригласили за стол, но даже присутствующие на пиру бояре не покинули тронный зал вслед за ним.
Вечером Стефан в сопровождении боярина Матана направился на половину Мишны. Боярин, как было заведено издревле, шёл со свечой до самых дверей, потом, впустив князя к супруге, оставался спать на лавке возле дверей. Служба постельничего считалась почётной - к ней допускались самые доверенные бояре. Если князь изволил почивать на своей половине - постельничий помогал господину раздеться, следил, чтоб девушки постелили чистое бельё, сам же почивал сбоку на лавке. При этом наличие дворовой девушки в постели господина считалось хорошим признаком - князь здоров.
В эту ночь боярину Матану даже не удалось прилечь - сначала за дверями произошёл разговор на повышенных тонах, затем дверь распахнулась, и Стефан выскочил в коридор.
- Князь, пойдёшь спать на свою половину? Княгиня не в духе? - спросил Матан. Ввиду особого положения и почти одинакового с князем возраста, он имел привилегию говорить со светлым на "ты" и по имени.
- Пойдём к себе, у неё голова болит, - пожаловался Стефан молодому боярину, впрочем, не искушённому в семейной жизни.
Матан подхватил с лавки тёплый тулуп, взял подсвечник и направился с князем на мужскую половину. Мишна повелела снова заколотить двери на втором этаже - дескать, гридни ночью бегают к девкам. Теперь все ходили через первый этаж - мимо стражника. Человека Коттина. Спустившись вниз, князь с боярином наткнулись на бородатых мужиков с лопатами и кирками, впрочем, в сопровождении дружинника, одного из самых старых. Воин приказал работникам встать вдоль стены, сам выпрямился, выпятил грудь вперёд, распушил усы.
Стефан недоумённо уставился на бородатых землекопов, потом подозвал боярина, что-то спросил его на ухо. Боярин, в свою очередь, принялся допрашивать ветерана про странные ночные работы. Выяснилось, что воевода Чудес приказал денно и нощно, но тайно, восстанавливать обрушившийся прошлым летом подземный ход. Земля слабая, серозём, сыпется на голову - надо бы подпорками всё укрепить. А воеводе приказал сам боярин Коттин. Услышав это, Стефан успокоился - Коттин впустую приказывать не станет, видимо, дело и впрямь нужное.
Ни Стефан, ни Матан не догадывались, что и назавтра, и на третий день скандал с княгиней повторится. Днём же, Мишна, как ни в чём не бывало, говорила со Стефаном ласково, не грубила, однако, на вопросы о больной голове отвечала уклончиво.
Вечером четвёртого дня молодой князь, стосковавшийся по любви, вновь отправился к Мишне. Оставив боярина за дверями, Стефан вошёл в покои княгини. Однако, к его удивлению, Мишна была не одна - там присутствовала посторонняя женщина, конечно, помимо Хавы и служанок. Стефан присмотрелся и узнал городскую распутницу Мину, которую собирался изгнать из стольного града в слободы. Без права входить в городские ворота. Но как-то всё руки не доходили.
Увидев князя, Мина рухнула на колени, подползла к ногам Стефана. Молодой человек, ещё не выработавший княжеской твёрдости, обычно смущался при подобных выходках, особенно когда баба начинала выть, вместо того, чтобы излагать просьбу нормальным человеческим языком. Мишна, видя, что из нечленораздельных воплей Мины смысла не проистекает, решила перевести:
- Она пришла попросить за себя, князь.
- А что, с просьбами уже ходят мимо меня? - подозрительно огляделся Стефан.
- Ну что ты, дорогой, что ты, лада! - Мишна встала, тонко улыбнувшись. - Тут дело сугубо женское, вот и...
- Всё равно, надо идти сначала ко мне, - проворчал, Стефан, несколько смягчившись.
- Да она стесняется! - начала уговаривать Стефана молодая княгиня. - Она пришла рассказать о том, что её считают...
- Она стесняется? - саркастически рассмеялся князь, припоминая слухи о любвеобильной девушке. - О, у тебя тут вино? - вдруг Стефан заметил на столе изящный кувшин. - Ромейское или из Колхиды?
- Франкское, говорят. Откуда-то с Бургундии. Есть такая земля?
- Есть, а как же! Там мои родичи графами сидели. Давно, правда... - Стефан уже наливал в серебряную чашу красную терпкую жидкость. - Дамы, по чарочке не желаете?
Желающих не нашлось, кроме Хавы, вынувшей откуда-то из внутренних одеяний и накидок маленькую серебряную чарку.
- Ты что же, чарочку всегда с собой носишь? - пошутил Стефан, наполняя её.
- Всегда, светлый князь - воды попить, или квасу... нужда заставляет - горло сохнет, да и голова идёт кругом. Стара, я стала.
Стефан чокнулся с Хавой - выпили...
Потом Стефан пил ещё, и ещё, прогнал Хаву и постельничих девок, ругал Мину за её распутство, потом простил её, лил слёзы... Мишна сидела, молча, внимательно поглядывая на князя. Один раз заглянула Хава, кивнула Мишне - дескать, с ней всё нормально, противоядие сработало. Мишна кивнула - всё идёт по плану. Когда княгиня исчезла, Стефан не помнил. Коттин гулял где-то в Словенске, воевода увёл дружину в поле - стрелять из луков, учить молодых воинов уму-разуму, Аминта убыл по государственным делам. Он, Стефан, в одиночку правит княжеством. А Мишна дурочку валяет, голова у неё вечно болит ...
После очередной чаши князь обнял Мину, полез под юбку. Потом сообразил - схватил за руку, повёл женщину на свою половину. Боярин Скальд, перевербованный Аминтой из людей Мишны, помог добраться до палат, затем прилёг у дверей князя - бежать к воеводе Чудесу повода не было. Потом решил всё-таки сообщить воеводе - но утром, утром...
Утро выдалось невразумительным. То есть, за окном сияло солнышко и пели птички, но в голове у Стефана бухали молоты, сердце готово было выпрыгнуть, во рту ночевали дворовые коты...
Еле-еле приподняв голову, князь обнаружил рядом с собой голую женщину, вольготно раскинувшуюся на широком ложе. Прикрыв её покрывалом, Стефан хотел было встать, но рядом мелькнула тень. Это Хава, неведомо как проникшая в княжеские покои мимо постельничего, наполняла красным вином большую чашу. Молодой человек хотел было отказаться, но немного подумал - и взял серебряный сосуд. Когда последняя капля вина провалились в горящий желудок - Стефан рухнул на подушки и опять провалился во тьму.
*
Поздно вечером, по подземному ходу, обливаясь от страха потом, шёл человек. Бояться было чего - крепь скрипела, на голову сыпался песок, капала вода, кое-где текли подземные ручейки. Но Мардух, а это был он, готов был погибнуть - речь шла о выживании народа избранного. Наконец, старый иудей уперся в стену, огляделся, полез по лестнице. Со стоном приподнял тяжёлый щит, сбитый из досок, вылез внутри стога соломы. Далее тропинка вела за город - мимо слобод, по логу, заросшему густым кустарником. Ручеёк, сильно петляя, наконец, вывел Мардуха к речке со странным для хазарского уха названием - Ковжа. На том берегу находился старинный погост, называемый Киснемский. За погостом стоял лагерем небольшой варяжский отряд, в ожидании торгового каравана. Мардух вызнал, что последний караван варяжских гостей был зимой, и доложил левиту Берлу свои догадки - наличие под городом вооружённых русов для сопровождения своих товаров - всего лишь предлог. Русы, уже давно превратили временный лагерь в настоящий Варяжский городок, и было ясно, что они не собираются покидать это место - проникновение купцов-варягов на белозерский торг на постоянной основе был лишь вопросом времени.
Берл решил подтолкнуть медленно идущий процесс, при этом извлечь максимальную выгоду для хазарского дела. Необходим повод, который вынудит две вооружённые группы людей - варягов и дружину князя, пролить кровь. Возникнет неразбериха, в которой, даст Б-г, удастся решить некоторые деликатные проблемы. Момент был крайне удачный - из весомых людей в городе остался лишь воевода Чудес, проклятый Баюн уже, по всей видимости, сложил голову - из Словенска вестей о боярине не поступало.
Варяжский городок, как и предполагал Мардух, оказался лагерем, обнесённым высоким частоколом. Несмотря на позднее время, ворота не были заперты, но стража присутствовала, бдила зорко. Мардух смиренно подошёл к варягам, беспрестанно кланяясь, и когда на него обратили внимание, бухнулся в ноги ближайшему русу, чуть ли не целуя ему сапоги. Кое-как объяснив, что он послан молодой княгиней к местному конунгу (которого в отряде не было, был воевода) Глебу по важному делу.
Варяжский воевода Глеб принял иудея в шатре. Мардух в очередной раз бухнулся в ноги, попросил личной аудиенции, но Глеб не разрешил покидать шатёр своим соратникам (было их там человек пять - шёл какой-то разговор), дескать, у меня нет секретов. Мардух изобразил на лице гримасу неудовольствия, однако в душе ликовал - план предусматривал именно такое развитие событий.
- Конунг, взываю к тебе, как к последней надежде!
- Что стряслось в славном Белозерске? - Глеб растянулся на лежанке, перед приходом иудея знатному русу растирали спину медвежьим жиром - от ревматизма.
- Меня прислала до твоей милости Великая княгиня Мишна - наша милая, нежная, добрая княгиня!
- Княгине более не к кому обратиться за помощью? - не поверил Глеб иудею.
- Вспомни, дорогой - ты же в курсе событий, насколько я понимаю. Когда пала династия прежнего князя, в городе началась резня. Пришли войска усольцев, с ними воевода Чудес, богатырь Аминта, волхвы и это исчадие ада Коттин. Говорят - он древний оборотень, - Мардух наклонился к уху Глеба, однако, говорил так, чтобы слышали все присутствующие в шатре. - Коттин, ведь правитель Белозерска именно он, посадил в думу своих людей, выбрал князя - этого недоумка Стефана, - голос иудея стал заговорщическим.
- Почему недоумка? - удивился варяг. - Да, он молод, но у него есть неплохие советники. Вроде бы ничего плохого не происходит...
- А вот тут ты ошибаешься! Князь обижает молодую жену - великую княгиню, и скажу тебе по секрету - принцессу по крови. (Брови Глеба полезли на лоб). Он пьянствует, раздаёт драгоценности княгини городским девкам, перед свадьбой велел казнить страшной казнью её слугу - сжёг его в клетке...
- И что я могу сделать? Зачем ты прибежал ко мне?
- Если ты не веришь моим словам - поверь своим глазам. В город пускают только тебя? - в голосе Мардуха мелькнула нотка иронического сочувствия. - Княгиня Мишна, в случае получения единоличной власти, торжественно обещает допустить вашу дружину и ваш караван с товарами на белозерский торг...
Ну что - придёшь? Значит так, сегодня вечером, перед заходом солнца... стражники западных ворот предупреждены... пропустят...
Двери распахнулись, словно по ним ударил снежный великан - ручки стукнулись о стены, с потолка посыпалась побелка. В покои князя Стефана ворвалась целая процессия во главе с разгневанной Мишной. А может быть, и не разгневанной - женщины во все времена были великолепными актрисами. Присутствовали бояре, из старинных родов, несколько пожилых дружинников, помнящих прежние времена, Хава с боярскими жёнами и дворовыми девушками - для массовки, среди толпы выделялся рослый рыжий варяг.
Глеб стоял отдельно, роль, отведённая ему, и забавляла его, и больно колола, но итог сего действа сулил огромную выгоду - полный контроль торговых путей от Словенска, где скоро всё решится в пользу варягов, до самого Усольска. А та глядишь - и до Булгара, с выходом в сказочные страны - Самарканд, Персию, Индию, в обход проклятой Восточной империи и коварного Каганата.
Ни Мардуха, ни тем более его "слуги" Берла в процессии не наблюдалось. Светиться в дворцовом перевороте они не желали, многовековой опыт народа избранного подразумевал - всегда может пойти что-то не так.
Стефан открыл глаза, приподнял голову - всё двоилось, стучало и кружилось. Ещё и какие-то люди в его палатах. Кто велел пускать? Он нашёл глазами доверенного боярина Матана - его припёрли в угол, держали за плечи, но оружия, ни у кого не было - видимо, надеялись договориться. Матан нашёл глазами бледное лицо князя, опустил веки - воевода Чудес в курсе княжеского загула. Но вот вопрос - с чего бы это? Ранее со Стефаном запоя не случалось.
Мишна проворно подбежала к ложу, неподобающе грубо стащила дорогое покрывало, бросила на пол, нисколько не заботясь о чести супруга. Стефан с трудом сел, положил подушку на колени, обнажённая Мина повернулась на бок, поджала ноги, руками спрятала груди, заговорщически взглянула на Мишну. Не успел Стефан подумать, "Какого лешего эта вдовушка не ушла ещё вчера? Что она тут делает?", как княгиня закричала:
- Не всё княжество разбазарил? И сколько девок будет в дальнейшем? Хватит ли нам золота? Только-только встали на ноги!
- Какого золота? - промычал Стефан.
Из синих глаз княгини брызнули слёзы, она закричала:
- Моя корона! Моё свадебное ожерелье! Всё отдал первой попавшейся блуднице!
Тотчас же дружинники набросили на Мину покрывало, прямо поверх его начали вязать её толстой верёвкой - у женщины от ужаса округлились глаза. В ту же минуту Хава вывернула юбки, брошенные на скамью, вытрясла из них что-то блестящее, сияющее драгоценными камнями - корону.
Стефан, успевший надеть длинную, почти до пят, белую рубаху, вскочил на ложе, закричал:
- Я ей ничего не давал!
- Не давал? - коварно улыбнулась княгиня. - Значит, она своровала? Повесить воровку на майдане!
Тут же несчастную Мину подхватили, словно куль с мукой, поволоки по лестнице.
- Что ты делаешь, Мишна! Князь здесь я! Это всё обман! Она не могла ничего своровать, потому что не выходила отсюда! Это твоя Хава имеет ключи от всех дверей!
- Значит, ты обвиняешь меня в самоуправстве?
- Обвиняю!
- А кто управлял делами, пока ты пил? Ты хоть знаешь, сколько дней ты пьянствовал? Нужен ли народу такой правитель? Ворующий у княгини корону? Обвиняющий её верных слуг?
- Ты мерзавка! Ты обманщица! Ты...
Стефан задумался, так как не мог подобрать женский эквивалент слову "подонок", наконец выкрикнул:
- Ты роковая женщина!
- Я более не в силах слышать оскорбления дамы! - Глеб схватился за меч, без проблем пронесённый в покои князя.
- А ты кто такой? Не тебе ли навалял в корчме господин Коттин?
- Я требую извинений! - лицо руса, покраснело, глаза налились кровью - казалось, ещё немного, и варяга хватит удар, или он начнёт грызть щит. Впрочем, щита у него не было - значит, просто изойдёт дурной пеной от бешенства.
- Выкиньте этого человека из палат! - взвизгнул потомок готских королей. В этот же момент Глеб выхватив меч, побежал к Стефану.
- Я научился у братца всегда иметь при себе кинжал! - выкрикнул Стефан замершей Мишне и выхватил из-под подушки сверкающую сталь. Быстрое движение рукой - и воевода русов остановился, захрипел, упал на спину. Из его глаза торчала рукоятка ножа.
Стефан непонимающе оглядел замершую толпу, страшно закричал что-то дикое, непонятное, схватил увесистый подсвечник с горящими свечами - утром никто не приходил снять нагар, погасить, метнул в молодую княгиню. Потом вскочил на подоконник - окно было раскрыто настежь, затянуто льняной тканью от мошкары - и прыгнул:
- Измена! - улетел вместе с ним его вопль, - Ратуйте, люди, во дворце измена!
Мардух, один из лучших лучников каганата, подсматривающий в дырочку из чулана, со вздохом облегчения опустил стрелу. Глупый мальчишка не только сделал его, Мардуха, работу, но и выкопал себе могилу - сейчас примчится отряд варягов, сметёт этого жалкого князя, посадит Мишну единовластной Великой княгиней, и сбудутся чаяния народа избранного.
Иудей нырнул в потайную дверь, через минуту выскочил через чёрный ход, побежал к воротам - теперь можно не таиться.
Стража восточных ворот сначала увидела пыль над дорогой, затем к воротам подлетели конные варяги - они гневно кричали об убийстве, пели боевые песни, размахивая оружием. Пока стражники добежали до ворот, пока наложили тяжёлый брус, а он всё не попадал в нужное место - русы спешились, ударили в ворота вдесятером - и вышибли их. Стражу повалили на землю, но кто-то из дружинников вскочил - началась ругань, толкание плечами, потом взлетели кулаки и посыпались зубы, брызнула кровь, наконец, сверкнуло оружие...
*
Несколько десятков варягов сражалось посреди майдана с ветеранами княжеской дружины и с наиболее храбрыми гриднями, схватившими кухонные ножи и топоры, продвигаясь к красному крыльцу. Позади сражавшихся хрипели и стонали раненые, в лужах крови лежали убитые, причём выбывших варягов было меньше, чем белозерцев. Посреди хаоса на коленях, в белой рубахе до пят, покрытой пятнами крови, стоял князь Стефан. Лицо его было разбито, нога вывернута, из-под кровавой маски страшно белели глаза - никто не смел, подбежать к нему - помочь или убить. Вдруг сверху раздался страшный вопль - все, в том числе и потомок готских королей, обернулись и увидели, как среди горящих занавесей, в окне второго поверха промелькнула княгиня Мишна. Платье её пылало, золотая грива волос исчезла - щётка сгоревших волос уродовала голову, лицо розовело кровавыми язвами ожогов. За ней бежали люди с мокрыми полотенцами, но закричали и они - видимо, полыхнули внутренние покои. Все на несколько мгновений в ужасе замерли, затем с утроенной энергией принялись резать и колоть друг друга - бой затягивался, что неизменно приводило к большим жертвам.
Ото всех концов города бежала стража - все ворота раскрыли настежь, в ожидании воеводы. Постепенно чаша весов стала склоняться на сторону белозерцев. Посреди майдана, разбившись на кучки, бойцы вели яростные стычки, повсюду слышались вопли, брань, стоны и жалобы многочисленных раненых. Кто-то пел боевые песни, кто-то выкрикивал имена богов, большинство просто скрипело зубами и обходилось краткими междометьями. Дым от горящего дворца чёрным столбом поднимался высоко в небо - не заметить этот сигнал бедствия невозможно. Так и случилось - в город ворвался отряд княжеских всадников, сходу врезавшись в затихающую сечу.
- Руби варягов! - весело орал воевода Чудес, его сабля сверкала налево и направо. Вскоре рубить стало некого - Чудес спешился и направился к Стефану, стоявшему на коленях посреди кровавого месива. - Они что, взбесились? Что тут произошло? Предательство?
- Я убил их воеводу, - каким-то мёртвым голосом ответил князь. - Вот они и пришли. Отомстить. Ну и предательство, конечно, куда ж без него.
- А почему ты в рубахе? - поразился воевода, и, увидев пятна крови и разбитое лицо, закричал. - Ты что, ранен? Сюда, бегом, князь ранен!
Не успел Стефан открыть рот, чтобы ответить воеводе, что, дескать, он не ранен, что во дворце заговор, что, надо попытаться спасти Мишну, гибнущую в огне, что...
Да много чего рвалось из груди юноши, выпрыгнувшего в окно из-за коварства любимой жены, княгини Мишны - как вдруг воевода Чудес вздрогнул, и начал падать на Стефана. Из груди воеводы торчала стрела с треугольным стальным наконечником - невиданным в чудских землях. Стреляли от западных ворот - и все бросились туда, ловить неведомого стрелка.
Второй поверх дворца полыхал - жар становился нестерпимым, за лето дерево просохло, словно лучина для растопки, дым, правда, сразу же уносило в небо. Возникшую панику погасила железной рукой Хава - как ни странно, не нашлось никого, кто бы смог взять на себя руководство. Боярин Матан, после прыжка князя Стефана в окно, стряхнул с плеч руки растерявшихся ветеранов, не взглянув на объятую пламенем княгиню, бросился вниз - спасать князя. Но не добежал - в окно влетела стрела, пресекла его бег. Хава страшно закричала на дворовых девушек, досталось и боярыням - княгиню повалили на пол, сбили пламя, залили водой, осторожно завернули в простыни и положили на ковёр - вокруг суетилась толпа придворных. В это время послышались боевые вопли и песни варягов - все дружинники бросились к окнам, и тут же вниз, прочь от пожара - в бой.
Когда занялись огнём стены княжеской спальни - откуда-то появился смиренный Берл, поклонился Хаве. Затем он осмотрелся, и, поняв, что в помещении остались только женщины, принял командование на себя. Старый левит подошёл к принцессе, откинул мокрое полотенце, взглянул на обожжённое лицо. Сморщился, сказал что-то на иврите. Мишна открыла глаза, поначалу они были безумны, но через несколько секунд прояснились - она узнала Берла и Хаву, что-то прошептала на чудском наречии. Берл кивнул, бросился к окну. Тут же отшатнулся - лицо его из смуглого стало бледным, глаза в ужасе округлились:
- Нам конец! Воевода успел раньше, чем закрепились варяги! Кто-то подал сигнал!
Хава усмехнулась, подняла палец, показывая на горящий потолок. Берл схватился за голову, подразумевая неподобающую старому иудею неразумность - но тут, же лицо его стало непреклонным:
- Женщина, - обращаясь к Хаве, - веди нас к тайному ходу.
- Куда мы идём? - вдруг прохрипела принцесса каганата. - Призовите бояр с людьми.
- Госпожа, ваш слуга Мардух уже донёс приказ до верных людей. Мы идём в Варяжский городок. Сейчас он практически пуст - мы закроемся за стенами, призовём своих бояр. А город пусть сгорит вместе с князем, воеводой, и остатками дружины - глупыми гоями. Умные придут к нам сами.
Мишна выслушала доклад Берла, взмахнула обгорелыми ресницами - действуйте. Принцессу-княгиню осторожно подняли, понесли вниз по задымлённой лестнице на женскую половину. Вокруг стремительно передвигалась Хава, её силуэт напоминал большую встревоженную птицу - она шёпотом сулила боярыням драгоценные камни, дворовым девушкам - золотые кольца, хазарские монеты...
Наконец, достигли тайного чулана, зажгли факел от горящих занавесей, вошли внутрь, заперли дверь. Отодвинув доски в стене, открыли ещё одну дверь - на этот раз из толстых досок, с бронзовым засовом. Осторожно спустились по ступеням, побрели по скользкой глине, прислушиваясь к журчанию воды, скрипу ненадёжного крепежа, отмахиваясь от холодных капель, падающих на лица.
Когда прошли половину - вздохнули, даже остановились на минуту. Воздух посвежел, откуда-то сквозило. Двинулись вновь. Когда раздался треск разрываемых сосновых стволов, подпирающих свод подземного хода, закричали все разом, предчувствуя страшное. Полетели, словно острые стрелы, щепки, потолок заходил, словно живой. Вся масса земли рухнула, навсегда поглотив и величественные замыслы, и коварные амбиции, и Новый Израиль, и деревенскую девочку Мишну, несущую в своих жилах кровь библейских царей и норманнских пиратов.
*
Воевода Чудес умирал на коленях Стефана, из уголка рта текла кровь, он часто впадал в беспамятство, а когда приходил в себя, пытался говорить:
- Я был плохим воеводой... и плохим боярином.
- Ну что ты, - успокаивал его Стефан. - Ты привёл ополчение, посадил новую династию. Это я оказался плохим князем.
- Я служил верой и правдой... бывшему князю и тебе... присматривал, чтоб порядок...
- Порядок - это вера в правду... это мечты.
- Этот Коттин... играл нами...
- Древний Кот Баюн сделал нас теми, кем мы стали. Он использовал своё волшебство - и тысячи человек поверили ему. Это и моё проклятие...
- Волшебства уже нет... боги ушли... Он и сам... без волшебства.
- А его меч? Эта вещь не от сего мира. Я буду сражаться с колдовством, пока жив. Я отворачиваюсь от Коттина. Со мной только мой Бог.
- Я тоже хочу... к твоему Богу. Одному умирать... страшно.
- Тогда я тебя должен окрестить. Священников здесь нет, да их и не надо - ты пал на поле боя за родину, значит, уже окрещён, только не водой, а огнём, как сказано в священном Писании. Примешь ли ты, боярин Чудес, имя Николай, которым звали древнего святого из Мир Ликийских?
- Приму... крести быстрее... смерть...
Стефан взял руку воеводы, совершил крестное знамение, как положено - двумя перстами. Затем сложил руки воеводы на груди и закрыл перстами глаза. На душе саднило, словно он, князь, проглотил раскалённый камень.
Раздался крик - от ворот бежал дружинник, пал в ноги, прохрипел:
- Прости князь! Злодея поймали, но не довели. Побежал в лес, пришлось стрелять. Убит, при попытке...
Стефан посмотрел в глаза верного воина, увидел в них обман, но ничего не сказав, кивнул. Каким-то образом он понял, что убит Мардух. Сквозь кровавую пелену князь посмотрел на белесые небеса, на горящий дворец, на бегаущих горожан - они тащили корзины, баулы, гнали скот - ветер разносил огонь по всему городу, соломенные крыши вспыхивали, словно сухой трут в огниве Кота Баюна. Это а ещё не всё, пригрезилось несчастному потомку готских королей. Что-то случилось ещё.
Когда раздался новый вопль, князь, положив тело воеводы на землю, пропитанную кровью, встал, выпрямился во весь рост - окровавленная белая рубаха, стоящие дыбом волосы, в кровь разбитое лицо отпугнули собравшихся вокруг него соратников.
- Княгиня со своими людьми из чуди и хазар ушла под землю... ход обвалился. Все мертвы. Что делать? Копать? - дружинник затрепетал перед белозерским правителем.
- Оставьте там. Это измена. Нечего тревожить мёртвых. Скажут - чудь ушла под землю. И я уйду.
- Куда ты, князь? - закричали люди.
Стефан, как был, босой, в рубахе, подобрав обломок копья и опираясь на него, как на посох, пошёл к северным воротам. Толпа замерла. Бывший князь прошёл сквозь неё, и никто не посмел окликнуть или задеть его. Вскоре белый силуэт, постепенно уменьшаясь, достиг тёмного леса, и скрылся там навсегда.
*
Ночь, жаркая и душная, опустилась на Словенск. Опустел торг, хозяева заперли ворота, многие закрыли ставни, словно предчувствуя беду. Сторож не бродил с колотушкой по кривым улочкам - сидел в будке. Даже стражники дремали тревожно, изредка поднимая взгляд на огромную Луну, подымающуюся на востоке. Чёрной громадой темнел дворец словенского князя. Два поверха были темны и тихи, лишь на самом верху в окнах наблюдалось движение - кто-то бродил со свечами, иногда выглядывая наружу.
Коттин подошёл к красному крыльцу, подивился тишине. Лишь у самых дверей древний странник обнаружил молодого словенского дружинника с секирой. Казалось, что он не охраняет дворец от врагов, а сам смертельно боится ночной службы. Коттин крикнул приглушённо:
- Это я - чудской боярин Коттин, вчера сидели в корчме!
- Стой! Не подходи! - крикнул стражник, выставив секиру.
- Что, страшно? Никто не заходил?
- Нет, никто, - ответил вдруг признавший Коттина дружинник. - И никто не выходил. И меня никто не меняет с вечера.
- Так все разбежались, - заметил бывший Кот. - Шёл бы ты отсюда восвояси. Не понимаешь, разве, что здесь творится злое дело?
- Не велено! - испугался стражник. - Я не могу бросить службу!
- А впускать велено, кто попросится?
- Впускать велено!
- Тогда впусти-ка меня. А дверь подопри бревном. Кто будет с той стороны ломиться - не открывай. Есть же приказ? Если случится пожар или сеча - беги. Молод ещё.
С этими словами Коттин отодвинул стражника, бочком прошёл во тьму дворца. На первом поверхе стояла мёртвая тишина, впрочем, как и темнота. Бывший Кот вытащил меч, погладил, прижал к губам холодную сталь - она слабо засветилась, освещая малое пространство вокруг, и делая углы ещё темнее. Удовлетворённо хмыкнув, Коттин, стараясь не скрипеть ступенями, стал подниматься наверх, миновав такой же тихий и тёмный второй поверх. Далее лестница упёрлась в дубовую дверь, за которой находились палаты престарелого царя. Впрочем, в наличии его в Мидгарде, Коттин сомневался. По его расчётам, старик был мёртв недели две-три.
Подойдя к дверям, бывший Кот тихонько постучал костяшкой пальца, прислушался. С той стороны кто-то тяжело подошёл, на варварском диалекте священного языка хрипло промолвил:
- Кого там принёс Ям?
- Господину Граабру тайное донесение с Кыеву, - ответил Коттин, ловко подделываясь под язык неизвестного существа.
За дверями замолчали, задумались. Через минуту уже нормальным голосом сказали по-словенски:
- Вы там что, перепились что ли? Какой Граабр? Его величество почивать изволит. И что это вас не принесло в полночь?
- Так уже полночь, - удивился Коттин, пробуя дверь плечом.
- Сейчас, открою, - пообещал человек за дверью. - Входи медленно, оружие отдай мне.
Дверь начала медленно отворяться, и перед взором бывшего Кота обнаружился большой, украшенный оружием и кабаньими головами зал. Коттин сделал шаг вперёд и обнаружил, что при свете факелов, неважно, что на дворе полночь, идёт обычное сидение бояр - Дума думу думает. На скамьях находилось боярство Словенска - почти в полном составе. Ближе к выходу стояли дружинники - ни один из них не был знаком древнему страннику. На троне, посреди зала, сидел старик в тяжёлой железной короне с острыми зубцами - никаких драгоценных камней, золота, жемчуга - сурово и просто. Все смотрели на Коттина, исподлобья, нахмурив брови, собрав складки на лбах, под тяжёлыми шапками. Однако, кое-кто скалил зубы в недоброй усмешке - дескать, попался ты, чудской боярин. Отсюда не уйдёшь.
На секунду бывшего Кота пронзила страшная мысль - а вдруг он ошибся? И это не логово Зла, а обычная ночь престарелого царя, проводимая в размышлениях над государственными делами? Но вдруг Коттин почувствовал, что по спине сверху вниз пролегла тёплая полоса, постепенно превращаясь в горячую. Дружинники уставились за плечо странника, пришлось скосить глаза и ему - меч не просто светился, он пламенел, разбрасывая искры. В этот же миг царь Горох взмахнул слабой рукой. Поднявшись во весь огромный рост, неизвестный Коттину боярин провозгласил низким басом:
- Оружие сдай привратнику. Нам ведомо, кто ты таков и зачем явился сюда.
- Я белозерский боярин, - начал было Коттин, но местный прервал его, продолжая говорить:
- Ты сейчас спрашивал про Граабра, страшную нежить, царя оборотней? Известно нам, что ты и сам оборотень - о том имеем достоверные сведения. Ты убил три дня назад крестьянина, вчера ранил волхва греческого - священника веры Христовой, сегодня же - убил чудскую девицу, о чём нам доложили ревностные горожане. По закону великого Словенского княжества, - возвысил голос басовитый боярин, - за чёрное колдовство, за убийство невинных людей, наш царь, - боярин кивнул на старика с белыми глазами, - велит тебя сжечь на костре! Абы ты, оборотень, не восстал из праха во веки веков! Взять его!
- Взять его, взять! - завопили бояре, вскакивая с лавок и роняя высокие горлатные шапки.
- Вяжите колдуна! - закричали дружинники и гридни, вылезая из каких-то потайных чуланов.
- Это он, Кот-оборотень! - голосом, переходящим в визг, закричал ребёнок, выбегая из-за трона царя Гороха. - Я его на Белом Озере видел!
Дитя наткнулось на ледяной взгляд бывшего Кота, завизжало ещё пронзительнее, споткнулось, упало на локти, завыло страшно, не по-человечески. "Да это же собака Стефана!" - ужаснулся Коттин. - "Всё-таки подкинули разведчика! Когда он подрос, его зазвали в лес, он обернулся в человека и ушёл из города! Однако, он молод, неопытен - не сумел доиграть игру до конца, всю комедию поломал".
Древний странник медленно вынул меч, брызжущий искрами, раскалённый от присутствия огромного количества Зла - для Коттина вопросов больше не осталось. На него набегали огромные волки и полулюди с оскаленными клыками, вовсе волколаки с ужасными мордами и разумными красными глазами, в которых светилась злоба - пытались достать Коттина. Кто-то в сутолоке стрелял из лука, кидал копьё - но бывший Кот уже начал кровавую жатву, распаляясь от каждой царапины, от запаха крови и криков ужаса, всё больше и больше. В глазах его потемнело, тело не замечало ран и ударов - боль ушла, глаза побелели, словно у мертвеца, с губ сочилась жёлтая пена, с закушенных губ стекала дурная тёмная кровь.
Постепенно крики затихали, ноги наступали на отрубленные конечности и брошенное оружие, запинались за трупы, которыми покрылся пол княжеской палаты. Наконец, наступила тишина и почти полная тьма - горела только свеча возле царского трона. Сознание вернулось к Коттину, взгляд зацепился за труп ребёнка - когда он убил молодого волколака, бывший Кот не смог бы сказать и за всё золото Бабая. Перед чудским боярином осталась фигура высохшего седого старца с бородой ниже пояса, согбенного в пояснице. Коттин отступил на пару шагов, огляделся - порубленные оборотни в свете Луны медленно превращались в трупы людей - бояр и дружинников. И это медленное посмертное превращение было самым страшным из всего, что Коттин видел за долгие тысячелетия. Вдруг, краем глаза древний странник заметил, что царь Горох стал выше ростом, распрямился - лицо старика помолодело, покрылось серыми коростами, глаза загорелись красным, когти удлинились до самого пола - перед бывшим Котом стоял царь волколаков Граабр, собственной персоной.
- Ты принёс мне мой перстенёк? - жутким голосом прошипело существо.
- Да, да, а как же, - мирно промолвил Коттин, оглядывая меч на предмет зазубрин и царапин, которых, впрочем, не оказалось. - Сейчас и отдам. А то, как же так - чакра Индры у тебя, а перстень Фригг у жалкой ничтожной личности - у Кота. Непорядок!
Граабр на секунду замер, пытаясь в своём высокомерии понять, говорит ли серьёзно наглый Баюн или издевается над ним, тёмным иерархом высокого уровня. Он даже сделал движение, чтоб вытащить из ножен меч, но Коттин опередил его. Ухватив в мешке сосуд с горючей смесью, которую так и не удалось довести до ума, Коттин запустил его в голову оборотня. Кувшин разлетелся на куски - вязкая жидкость залила Граабру лицо, потекла на грудь. Страшный царь волколаков заревел и начал превращение обратно в царя Гороха - длиннейшие когти лишили его возможности протереть глаза, размазать жидкость по лицу. Коттин не стал дожидаться окончания превращения, метнул меч в грудь Граабра. И тут же отскочил - оборотень вспыхнул ярким пламенем, страшный вопль потряс не только княжеский дворец, но и половину города. Горящее тело каталось по полу, вскакивало и пробегало несколько шагов, не желая умирать, поджигало занавеси, опрокинутые столы и скамьи. Наконец, то, что было Граабром, скорчилось на полу возле трона, дёрнулось пару раз, и на глазах бывшего Кота превратилось в пепел - не осталось ни костей, ни черепа. Граабр покинул Мидгард и ушёл в нижние пределы - отчитываться перед тёмными богами за свои ужасные деяния в мире людей. Коттин пошевелил пепел мечом - чакра исчезла вместе с телом оборотня. Тяжело вздохнув, и осознав, что вокруг всё полыхает, Коттин направился к дверям, перепрыгивая через тела, обегая завесы огня, сторонясь пылающих стен. Однако, вместо того, чтобы сбежать вниз по лестнице, Коттин полез на покатую крышу.
Изо всех окон дворца шёл дым, рвались языки пламени. С запада дул сильный ветер - по небу неслись тёмные тучи, слабо подсвеченные лунным светом. Где-то далеко сверкали молнии, но дождя не было - стояла страшная сушь. Коттин оглядел ещё раз обречённый город, тёмный торжок с лавками и сараями, серебряную ленту реки, слободу на левом берегу Волхова, деревянные стены кремля, вздохнул и закричал в тёмные небеса:
- Господин Фрог, древний дракон, явись!
Когда странник привязался к отростку на спине дракона и посмотрел вниз, то увидел, что ветер раздул огонь на половину города - сухая солома изб, деревянные крыши палат и теремов быстро загорались, пламя перескакивало через улицы, даже через торжки и площади. Коттин понял, что со Словенском покончено. Если что и уцелеет в городе - это заречная сторона. Та, где стоял шатёр булгарского гостя Бабая, жила христианская секта, с игуменом которой так неласково обошёлся древний кот-оборотень. Дракон заложил вираж над городом, облетая столбы дыма, и полетел на восток, поднявшись выше тонких летних облаков, к серебряной монете Вайрашуры, что нынешние люди называют Луной.
Змей опустился на лесную поляну, затормозил когтистыми лапами, увернулся левой головой от столетней сосны. Когда Коттин отвязывал ремни, он повернул среднюю голову, промолвил укоризненно:
- Только повинуясь древнему заклинанию...
- А так бы сожрал, друг мой? - усмехнулся древний странник, придерживая меч.
- Тьфу, на тебя с твоим мечом! - обиделся Горыныч левой головой.
- Это мы из-за той девицы обиделись, - проговорилась правая голова. - Кстати, как она?
- Она служит белозерской княгиней, - скромно потупился бывший Кот.
- Вон оно как! - удивился Горыныч всеми тремя головами, даже той, которая находилась в оппозиции. - Мы так и думали!
- Потому что это интриги Кота-оборотня, - наконец опомнилась интеллигентная голова. - Поглядите на него! К нам прибыл в сермяжке, а сейчас разгуливает в золотом шитье! Допускай таких Котов к государственной казне!
- Какой казне? - возмутился Коттин. - Я законный боярин белозерской Думы! Мне шитьё по статусу положено! А что это там горит? Полнеба занесло дымом...
- Так ты не знаешь? - удивился Змей. - Это горит Белозерск. Уже сутки горит. Небось, весь выгорел. Пожар такой страшный, жуть!
- Ты, лягушонок! - завопил Коттин. - Ты почему мне ничего не сказал, когда летели?
- А смысл? - удивился Горыныч средней головой. - Только бы бегал с мечом по спине, да орал.
- А у нас - ночной полёт, повышенной сложности, - заныла левая голова, напрашиваясь на похвалу.
- Опять же тяжёлые условия - пожар, посадка на крышу дворца, боковой ветер... - стала оправдываться правая.
- И вообще - не мы же Белозерск поджигали! - хором сказали все три.
- А кто? - тупо спросил Коттин, садясь в бессилии на пень.
- А мы знаем? Там вчера побоище было. Внутри стен дрались. Мы не в курсе, - задрав носы, сказал Горыныч, и расправил крылья. - Всё как всегда - измена, заговор! Ну, мы полетели! Сам разбирайся в своём хозяйстве!
- А призвать тебя ещё можно? - запоздало закричал Коттин. - Или количество вызовов ограничено?
- Нельзя! - протрубил Змей, разбегаясь для взлёта. - Боги моего мира сегодня закрывают ворота. Наступают большие перемены!
- Навсегда? - проорал бывший Кот удаляющемуся хвосту дракона.
- Никогда не говори "навсегда"! - послышалось из-за вершин деревьев, и Горыныч исчез в низкой облачности.
Коттин шёл примерно тем же маршрутом, что и весной, когда проспал зиму в сугробе и искал выход к деревушке Киснемы. Наконец, появились соломенные крыши, только на этот раз жёлтые, вокруг золотились пшеничные поля, зеленел весёлый берёзовый лес. Деревня поразила древнего странника огромным количеством народа, бестолково ходящего от дома к дому. Везде стояли телеги, мычали коровы, горками громоздились баулы и корзины. В телегах сидели чумазые заплаканные дети - погорельцы собралась вокруг корчмы. Бывший Кот накинул серый плащ, натянул на голову капюшон, согнулся в спине, и, подхватив суковатую палку, побрёл к известным дверям. Как всегда, ткнул их плечом, постоял, хихикнул, потянул дверь на себя и вошёл внутрь. К удивлению Коттина, корчма была заполнена наполовину, - "Погорельцы боятся тратить деньги, не уверены в завтрашнем дне".
Сев у дальней стены и заказав скромную кашу с гусиной лапкой, Коттин, попивая холодный кисель, внимательно слушал. Несколько раз он ловил косой взгляд известного одноглазого корчмаря, но никаких действий с его стороны предпринято не было, и боярин сидел третий час. Тем более, что многие тоже не спешили покидать заведение, хотя не покупали ничего совсем - о хмельном не могло быть и речи, в воздухе висело тяжёлое облако тревоги.
То, что услышал Коттин, было ужасно. Хотя народ говорил негромко, но в заведении никто не орал, не пел песен, не дрался - и до любопытных ушей доносились все подробности. Итак - князь Стефан исчез в неизвестном направлении, люди говорили о нём с сожалением, мало кто злорадствовал. Молодая княгиня со своим новым окружением погибла. Бояр, открыто вставших на её сторону, подняли на вилы - несколько раз прозвучало страшное слово "измена". Город сгорел практически полностью - пожар начался с княжеского дворца и быстро перекинулся на строения, даже на городской частокол. А самое страшное - полностью был уничтожен отряд варягов, даже те, кто заперся в Городке на погосте - белозерцы его взяли штурмом и всех подняли на вилы. Воевода Чудес пал от хазарской стрелы, большая часть дружины полегла в битве с русами. Всё чаще в голове бывшего Кота стучало молоточками слово "катастрофа".
Из города спешно уходили купцы - кто на восток, через Усольск и далее на Булгар, кто на запад - в Словенск и Ганзу, в государство франков. Заходили новые люди - вот в корчму завалились прусские купцы, заказали мяса и вина. Сидели за столом тесно, говорили громко - Коттин слушал, прусские наречия не сильно отличались от сарматских, германские племена - лютичи, бодричи - были близкой роднёй, идущей от арианского корня. Конечно, за последние века они сильно перемешались с франками, готами, иными племенами, идущими на запад - подальше от Степи, которая тысячелетиями выплёскивала орды - одна свирепей другой.
Глаз Коттина выделил среди подвыпивших купцов человека в чёрном. Однако, монахи и священники христианской церкви всё активней проникали на восток, до самых границ уходящего в небытие древнего мира. Пока не упирались в земли народов, идущих под зелёным знаменем последнего пророка. Старый, иссушенный аскезой человек с впалыми щеками и острым носом, слушая рассказ, вдруг засмеялся, громко сказал на словенском:
- Чудь ушла под землю? Так ведь юде ушли туда же. Чудо-юдо! Ха-ха!
Пруссы засмеялись громко, на шутку монаха громко забили в ладоши - на них смотрели местные, хмурились. И в этот момент в голове странника сложился план - гибель Мишны с её религиозной оппозицией развязывают руки ему, Коттину. Тем более, мужики и не знают - Словенск сгорел, может и не весь, а частично - но он сильно ослаблен. К тому, же молодой Конунг Рарог или Рюрик, ушёл на Готланд. Поэтому, невзирая на чудовищно тяжёлое положение, необходимо быстро принимать меры. А именно - объявить военное положение, и, одновременно с восстановлением города, начать организацию похода на словен. Война - вот единственный способ спасти чудь. Пора уже прибрать торговый путь в греки к своим рукам. Это - путь к будущей Империи, это - выживание его народа.