Я сидел в захолустном баре, если это можно было назвать баром. Стойка, украшенная бутербродиками, огурчиками и пирожками. За ней был чайник, микроволновка, недовольная продавщица и стенка с куцыми полочками, на которых гордо стояли коньяки и водки. При этом водку она наливала из бутылки откуда-то из-под стола. Я вздохнул и откинулся на стуле.
В рюмке было уютно. Возле лежал надкушенный соленый огурец, который отделяло от грязного стола блюдце с каемкой. В углу над баром негромко пиздел телевизор.
Опрокидывая рюмку, я услышал, как дверь распахнулась и закрылась. По спине потянуло холодом, и рядом на стул увалился какой-то тип в странной одежде. Раскосые глаза, круглое и гладкое лицо. Широкая коническая шляпа и японские доспехи смотрелись так, будто были на пару размеров больше, чем надо. Меч, висящий за спиной, выглядел недружелюбно.
Я поставил рюмку и посмотрел на него.
Он достал откуда-то из под доспехов сразу три разных кошелька и начал в них копаться. Я с меланхоличным интересом наблюдал.
Японец наконец достал из кошельков нечто приемлемое, и, положив на стол сотню, посмотрел на меня.
- Чо зыришь?
- Прикид интересный.
- Самый обычный,- японец смотрел на меня без враждебности, но и никакого дружелюбия не выказывал. Продавщица налила нам обоим.
- Ну, за Минамото! - он поднял рюмку, обращаясь ко мне.
- Ладно,- ответил я. Мне было глубоко похер, за что пить. В этом баре я жил уже два дня.
- Что тут у вас? - спросил японец.
- У них - не знаю. У меня - отпуск.
- А чем занимаешься?
- Шахматы преподаю. В магической школе.
- Колдун что-ли? - японец смотрел на меня подозрительно.
- Да какой там!
- А нахрен им в школе шахматы?
- Древняя развлекуха.
- Да уж, - сказал японец,- и как оно?
- Херово.
- Почему же?
- Платят мало, дети охуевшие, жена - сука...
Я запнулся. При мыслях о жене я сразу опечалился, и возвращаться обратно в Хогвартс мне перехотелось окончательно.
Мы с Гермионой поженились весной, но за лето она очень изменилась. Ее характер, и до того занудно-правильный, стал просто невыносимым. Лучшая выпускница и шахматист были чудной парой лишь до конца медового месяца. А наш сын, которому был уже почти год, не был похож ни на меня, ни на неё, да еще вдобавок плохо видел.
- Да... Хуево быть тобой.
- Не спорю,- ответил я,- а ты чем занимаешься? У тебя жизнь явно поинтереснее моей.
- Да так. Самурай я... - японец скривился, и выдавил из себя,- бывший.
- Как это?
- Господину пиздец пришел, а я умирать не захотел. С тех пор скитаюсь.
- А на что живешь?
- Ну смотри. Вчера две деревни защитил от бандитов. Потом еще одну сам ограбил.
- Ну ничего себе!
- Да такое. Раньше я был на жаловании и грабил. Всё было стабильно. А теперь шабашками перебиваюсь. Разруха...
Нам налили, и мы невесело выпили по второй.
- Скоро третий. За женщин, - самурай заржал.
- Да... - сказал я,- они разбивают нам сердце. Постоянно...
- Забавнее всего - это умереть от разбитого сердца.
Я скривился.
- Не вижу ничего забавного.
- Ты же не знаешь этой истории.
- Какой?
- Был один древнегреческий борец. Любимец толпы, атлет, и надо сказать, борец из него был шикарный. Однажды, вернувшись домой, он застал жену с любовником. Сломав ему шею, он ушел к одной из своих любовниц, чтобы утешиться и забыться. В процессе он обильно обмазался маслом, покрасовался перед ней, блистая мускулами, но на первом же шаге подскользнулся и упал, грудиной ебнувшись об угол стола. Удар был такой силы, что он умер мгновенно. Любовницу приговорили к смерти.
- Нихера себе.
- Вот именно. Разве это не забавно? И всё из-за одного-единственного разбитого сердца!
- А откуда ты знаешь древнегреческие истории? Япония ведь очень закрытая страна.
- То-есть то, что препод из магической школы бухает с самураем в кабаке на краю Березановки, тебя не смущает?
Я задумался, уставившись в стол. И тут самурай пихнул меня локтем.
- Что?
Вместо самурая сидел какой-то хмырь огромных размеров в ватных штанах и фуфайке, из под которой виднелась тельняшка.
- Брать будешь? - хмырь украдкой достал из кармана маленький пакетик, полный микроскопических кристалликов. Каждая грань каждого кристаллика таинственно мерцала в полумраке. Я прищурился и достал деньги.
- А давай.
Мы обменялись. Продавщица налила нам по третьей.
- Ну. За женщин,- с горестным вздохом сказал я.
- Ну а хуле нам? - довольно сказал самурай, выпил рюмку и растаял в воздухе.