Слесарь-механосборщик четвёртого разряда, известный всем и каждому как Василий Петрович Казяфкин, попрощался с друзьями и по синусоиде направился в сторону дома. С гравитацией творилось что-то неладное - асфальт всё время пытался выскочить из-под ног уставшего мужчины. Возмущению Василия не было предела! Что ж это за скотство такое? Вдруг, абсолютно неожиданно на него налетел фонарный столб и угодил прямо в распростёртые объятия, заодно слегка стукнув по мудрому лбу. Постояв обнявшись со столбом, пока проезжающая мимо машина патрульно-постовой службы не скрылась за поворотом, господин Казяфкин учтиво попрощался, даже попытался сделать реверанс, разведя в стороны полы пиджака, но асфальт в самый неподходящий момент снова предательски извернулся. Несмотря на такие подлости дорожного покрытия, опытный слесарь успел-таки поставить блок руками, и удар пришёлся не на и без того несчастную голову труженика-в-поте-лица, а едва оцарапал героические ладони.
- Я тебе покажу, где кузькина мать зимует! - пригрозил он безмолвному асфальту, пытаясь эволюционировать в прямоходящее положение. Удалось это не сразу, но предки-приматы и такому успеху наверняка бы позавидовали.
В небе барражировали несколько вертолётов, но Василий Петрович, как ни старался, так толком и не разглядел ни одного - лишь смутные тени на фоне бешено вращающейся луны.
- Десаааант! - вспомнил вдруг на всю улицу слесарь свою героическую молодость в Афгане, и принял боевую стойку. Но поразмыслив немного, он сообразил, что ни в какой армии он не служил вообще, а потому расслабился и противолодочным зигзагом продолжил движение домой.
Дверь в родной подъезд долго не хотела открываться - потом оказалось, что она открывается не вовнутрь, а наружу.
- Тут явно замешана нечистая сила!- пробурчал себе под нос слесарь.
Ступеньки качались из стороны в сторону, словно пятиэтажка безуспешно боролась со штормом в открытом море, но Василий уверенно переставлял ноги, двумя руками держась за перила, извивавшиеся змеёй в мозолистых пальцах слесаря.
В конце концов, едва удерживая равновесие в круговерти разбушевавшегося подъезда, Петрович предстал перед собственной дверью во всей красе - одна пола рубашки заправлена, другая - выпущена. Пиджак без пуговиц, брюки запачканы на коленях грязью, на лбу - здоровенная шишка.
Но на этом злоключения перетрудившегося слесаря не закончились - замочная скважина ловко выворачивалась из-под ключа. Петрович начал свирепеть. Вдруг случилось чудо - неожиданно дверь распахнулась, и рука с красными ногтями вцепилась в воротник пиджака. Василий, спотыкаясь, влетел внутрь квартиры. Над поверженным слесарем стояла супруга Люська, в халате, с бигудями на голове и здоровенной скалкой в руке.
- Ты где шлялся, алкаш? - заверещала она. Верещала она, поверьте, премерзко - что было совершенно несправедливо по отношению к перетрудившемуся человеку. - Зарплата где? - и принялась выворачивать карманы пиджака.
- Граааабят! - неожиданно завопил слесарь. Но эффект неожиданности не удался, как не удавался после третьего раза 20 лет назад. С того памятного дня даже соседи больше не выглядывали.
Люська ловко вытащила слегка похудевшую с обеда пачку билетов государственного банка из внутреннего кармана труженика, и сунула куда-то под халат.
Петрович было попытался полезть вслед за пачкой, но, получив слегка, скорее для острастки, по многострадальному лбу скалкой, немедленно успокоился. Испачканные в грязи и без одной подошвы туфли долго не хотели сниматься, но в конце концов работяга их победил и направился в спальню.
Умостившись рядом с супругой на кровати, он что-то пытался вспоминать о супружеском долге, но Люська с укоризной заявила:
- Спи уже, должник... Завтра поговорим!
Петрович пятой точкой почувствовал скрытую угрозу, но сегодня у него уже не было сил, и он провалился в сон. А снились ему вертолёты, столбы, скалки и десантники с красными ногтями.