Котенёв Тимофей Александрович : другие произведения.

Илья Муромец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Царица
   Предрассветное небо встречало их. Порозовел виднокрай. Невесомые перья облаков окрасились пурпурным светом. Из-за горы в светлеющее небо ударил первый солнечный луч.
   Царица выскользнула из шатра и потянулась с грациозностью пантеры. Набрала полные лёгкие воздуха, несколько раз перекувырнулась, длинным затяжным прыжком перелетела через центральный костёр и пустилась бежать босиком по степи.
   Лагерь оживал, просыпаясь. Скифы выходили из шатров, потягивая застоявшиеся после сна мышцы, бежали к реке умываться, шумно фыркали, поливая друг друга ледяными брызгами, свистели коней.
   Царица, не останавливаясь, вошла в реку, постояла под обжигающими струями водопада, потом подозвала своего коня. Конь пришел на зов и встал рядом с хозяйкой под водопад, поигрывая мощными мышцами, тряся благородной головой.
   Скифы собирались у центрального костра. Неподалеку гарцевали вычищенные, расчесанные и оседланные кони. Все были готовы по первому приказу царицы вскочить на коней и броситься в битву.
   Тамара вошла в круг, ведя под уздцы своего огромного белоснежного коня. Ее стан был обернут широкой полосой тонкой, струящейся ткани. Под пронзительным взглядом скифской царицы Тамары Руссколанской воины подбирались, подтягивались.
   На тюркском наречии ее имя в сокращении звучало как Тамар Лан. Скифы верили, что в их царице живет великий дух, защитник Земли, Таймелоур. Позднее, когда с приходом ислама тюрки усвоили, что "Курица - не птица, женщина - не человек", в своих легендах они заменили Тамар Лан на мужское имя Тамерлан. А с утратой знания о Таймелоурах - защитниках, рожденных Землей, слово Таймелоур так же было заменено ближайшим аналогом - именем Тимур. Рукописей скифских найдено не было, либо они никогда не были переведены и считаются неизвестными, по большей вероятности такие рукописи просто уничтожались, как не имеющие особой ценности. Кстати, в любом учебнике по истории можно прочесть, что скифы, (да и тюрки того времени) вообще-то "племена диких кочевников". А раз так, то письменности у них не было, городов они не строили, а носились по степям в звериных шкурах, да разбойничали с присущей всем дикарям-варварам жестокостью. Правда в тех же учебниках, если повезет, вы увидите картинку с подписью "Скифский конный воин". На картинке изображён всадник в горделивой посадке, под ним холеный, подкованный и вышколенный конь, упряжь тонкой работы, прекрасное седло, удобнее которого так и не придумано. Походная одежда всадника расшита не то узорами, не то рунами, и вооружение... о котором сказано "вплоть до эпохи средних веков вооружение почти не изменялось, по причине его совершенства"...
   Прочная, красивая и практичная одежда, породистые кони, качественный булат, уникальные по строению, дальнобойности и красоте луки (четырёх видов!), изумительные ювелирные украшения - только в Эпоху Возрождения в просвещенной Европе смогли приблизиться к тем технологиям, которые использовались для изготовления предметов обихода "дикими кочевыми племенами". Вот такие - кочевники.
  
   Царица Тамара долго вглядывалась вдаль. Любой скиф мог сосчитать количество перьев в хвосте парящего высоко в небе сокола. Но царица могла сказать еще и как окрашено каждое перо.
   - Разведка возвращается, - прервал тишину звонкий голос царицы, - Встретить их!
   Разведчики были измождены. Губы и бока их коней покрывала пена. Рука одного из разведчиков болталась на перевязи, у другого из-под повязки на голове сочилась кровь.
   - Что вам удалось узнать? - спросила Тамара.
   - Орды нечисти продолжают прибывать в Александрийские порты. Фараон Птолемей возмущен, что его земли используют, как плацдарм для религиозных войн, но ничего не может поделать. Египет находится под протекторатом Рима, и у фараона слишком мало сил для открытого сопротивления. Основу армии нечисти составляют готы, гунны и франки - но эти племена тоже были загнаны в угол, и они надеются, что эта война поможет им вернуть свои земли, отнятые Римом. Их ведут вожди с пустыми глазами, больше похожие на нежить, чем на людей. А по-настоящему заправляют всеми жрецы Чернобога, расплодившиеся в Риме. Чернобог жесток и коварен, и его жрецы вряд ли сдержат обещание вернуть земли. Но вожди племён верят им и отказываются думать и говорить на подобные темы.
   Тишина опять повисла над лагерем.
   - Нам удалось раздобыть доспехи нечисти, - продолжил командир разведчиков, илувар Стрислав, - это что-то особенное, - развязав холстину он достал сверкающий панцирь, - они почти не пробиваются клинками и неуязвимы для стрел. Их можно пробить только тяжёлым мечом или таранным копьём. Кроме того, у них на вооружении новые арбалеты - их долго заряжать, но сила и дальность выстрела не уступает нашим лукам.
  
   Старый Киев
   Илувар Бальтазар всё смотрел, не отрываясь на реку. Скрипели и раскачивались под натиском ворогов городские ворота. Волна за волной, полчища готов шли на штурм города, и вёл их Амал Винитар. Напротив уже готовых поддаться натиску ворот стоял сар Бус, Побуд земли русской - Бус Белояр. И семьдесят воевод - все главы руссколанских кланов - стояли вокруг него. Бальтазар стоял по правую руку от Сара Буса - первый среди семидесяти князей русских.
   Враг штурмовал город, но нельзя было поднять мечей, потому, что готы были живыми.
   И печальными были глаза Буса Белояра, глядящего вдаль и вспять времён.
   Тогда, несколько лет назад, русы приняли готов за нежить, потому что дела и поступки их были мало похожи на поступки живых, но гораздо больше напоминали деяния нежити.
   На самом деле готы слишком много времени и сил уделяли искусству боя, но не воспитывали в себе качеств истинных воинов, не взращивали дух и душу свою. Это-то и помогло нечисти вселяться в тела их и подавлять волю и дух сильного и смелого народа, подменяя понятия чести - честолюбием, а гордости - надменностью.
   Бальтазар помнил, как посреди боя многие готы, вдруг, начинали в полной растерянности оглядываться. Они не понимали, ни где они, ни что они здесь делают, ни как сюда попали. Они не понимали, почему они сражаются с русами, ведь последнее, что они помнили, было заключение мирного договора с Руссколанью.
   Несколько лет: и предательство Германореха, и годы войны, и многие битвы вплоть до того самого момента, когда Бус Белояр и волхв Златогор с князем Словеном и бардом Баяном разбили Германореха - все оказалось похищенным из их памяти, вычеркнуто из жизни. Бальтазар видел удивление и беззащитную растерянность в глазах самого Германореха, когда тот увидел меч Буса в своём теле...
   В устах конунга застрял вопрос "Почему?". В последние мгновения угасающей жизни конунг просил Буса открыть ему имя того, кто убил его любимую - сестру Буса Белояра, царевну Лебедь, - и сына его, с которым, конунг помнил, отпустил он свою любимую в ясную ночь, в счастливую жизнь.
   И боль стояла в глазах Буса Белояра. Он смотрел на конунга и молчал. Он знал, стоит сейчас сказать: - Это был ты, Германорех! - и тогда его гибель обернётся истинной смертью. Подошёл Златогор:
   - Это был не он! - одними глазами сказал он Бусу.
   - Вижу! - так же безмолвно ответил князь.
   - Кто вселился в его тело?
   - Возьми мою силу, - Златогор воткнул меч в землю и прочно впечатал ноги по обе стороны лезвия, крепко держа рукоять сомкнутыми особым образом ладонями. Его взор затуманился, волосы отбросил назад внезапно налетевший вихрь. Златогор отнял руку от рукояти меча и судорожно сжал ладонь Буса. Сар Бус по фантомному следу, тянущемуся от Германореха, устремился в запредельность, недоступную большинству непробуждённых. Обходя ловушки и мороки, Бус искал того, кто совсем недавно владел волей и телом конунга. Наконец глаза его обрели прозрачность, и, казалось, вспыхнули огнём. Хриплый нечеловеческий рык вырвался из груди Белояра:
   - Я нашёл его! Услышь меня, конунг Германорех, - я знаю имя убийцы! Его зовут архангел Рафаил!
   Именно Рафаил обладал достаточной силой, чтобы суметь удержаться в теле Германореха. Можно было просто догадаться - ведь любого другого могучий дух конунга просто вышиб бы. Именно Рафаил, находясь в теле Германореха, приказал разорвать конями царевну Лебедь и казнить сына Германореха. Яхве понимал, что будет, если Германорех приведёт свой народ к объединению с русами, и потому послал сильнейшего из своих архангелов - Рафаила.
   Слышал ли конунг Германорех слова Буса Белояра или его сердце остановилось мгновением раньше?
   ...На поле боя царило безумие. Медленно пробуждающиеся готы, ещё не понимающие, что происходит, но полные ярости и решимости отомстить за гибель конунга; растерянные русы, не знающие продолжать ли бой с живыми...
   Перед Бусом поднялся на дыбы огромный гематитовый конь, к русам обращался тринадцатый Таймелоур:
   - Отходим! Быстрее! Ангелы атакуют Воды Пробуждения! Они пытаются убить Дух Байкала! - полный боли голос Бурхана перекрывал, казалось, шум битвы.
   И с грохотом расступалась Земля - уходили Таймелоуры. А в небе нарастал другой страшной силы грохот, от которого морозной дрожью сковывало тела людей. Это смыкались чёрные тучи эгрегоров.
   Готы не были нежитью! Нежить лишь на время подчинила людские тела своей чёрной воле. Живые убивали живых! Энергия смерти осязаемым туманом поднималась к небу, и этой энергии было достаточно, чтобы сотворить Конец Мира.
   И Чернобоги приступили.
   Эгрегоры росли, вбирая в себя кровавую энергию только что прерванных жизней, и края их начали смыкаться. Солнце поблекло и его свет чуть рассеивал сгущающийся сумрак. Дух Земли била дрожь - Земля силилась и не могла вдохнуть живительной праны - всеобъемлющей космической энергии Жизни. Земля покрылась язвами вулканов, стремясь огнём очистить поверхность от эгрегорного коллапса.
   С тоской и гневом смотрели Бус Белояр и волхв Златогор на предсмертные муки Матушки Земли, понимая, что всё происходящие является последствием их поступков.
   И тогда, волхв Златогор выбросил всего себя, свою душу, саму сущность волхва - землянина - высоко вверх. Туда, где сжимались грязно-чёрные клубящиеся тучи эгрегоров. И Мир видел, как дивной силы дух Златогора, яркой вспышкой распорол удушающе-густую эгрегорную массу, заживо сгорая в грязно-чёрной энергии не-жизни. Мир видел то, что страшнее смерти - ведь смерть - это перерождение, а Истинная Смерть - исчезновение навсегда.
   Но там, где сгорала душа Златогора, в плотной клубящейся массе образовалась брешь. В неё пробился тонкий, но тугой и сильный солнечный луч. Он был синим и золотым одновременно! Он сиял настолько ослепительно, что мир на секунду прикрыл глаза. Он сиял так, словно Ра и Соль вложили все силы в него - один-единственный спасительный всесильный Луч Жизни. И Земля сделала глубокий вдох.
   А где-то далеко Таймелоуры, во главе с Бурханом, отбросили войско ангелов от берегов Священного Байкала.
   И по всей земле, изуродованной вулканами, вновь пробились ростки жизни, и распустились цветы.
   В тот день волхв Златогор заплатил страшную цену, чтобы Конец Мира не состоялся.
   А теперь, Бус Белояр стоял напротив ворот штурмуемого города. Он знал, что далеко не все из штурмующих - нежить. А значит, стоит поднять мечи - и история повторится. А будет ли тогда возможность хоть какой ценой остановить Конец Мира?! И опущена была вниз державшая меч рука Буса Белояра. И с печалью смотрел он куда-то в даль.
   Вот так и наступала Ночь Сварога. И мы, все семьдесят, стояли вокруг Буса, не смея поднять мечи. А первый среди нас, илувар Бальтазар, все смотрел не отрываясь на реку.
   - Помоги, река-матушка, спаси моего сына! - молча шептал Бальтазар. По реке плыла люлька. А в люльке лежал младенец.
   "Русалка и ангел - не пара?!" - усмехнулся Бальтазар, и где-то в глубине его глаз полыхнули красноватые угольки.
   Бальтазар весь напрягся, когда люльку закружило в водовороте и чуть не вытолкнуло на берег, и облегченно вздохнул, когда новое течение подхватило ее и вынесло на стремнину. Младенец лежал в люльке и с живым интересом оглядывал все вокруг.
   Бальтазар знал, что далеко в низовьях реки живёт его любимая. Её селение располагалось на дне реки, совсем недалеко от устья. Илувар Бальтазар полюбил девушку из коренных землян - русалку. Она - русалка... а он? Об этом лучше не вспоминать! Или наоборот - нужно помнить каждую минуту. Он был один из 666. Тогда он погиб, не желая причинять Земле вреда. И ему дали право здесь родиться. Родиться, как живому! Он родился, прожил яркую жизнь, и погиб, теперь уже защищая Землю. И снова родился. И вот теперь снова готовился умереть. Снова за Землю. Здесь. Рядом с Бусом Белояром. Он бес - бывший ангел, из мятежной армии архангела Люцифера, выбравший погибнуть, но больше не убивать живое.
   Русалка и ангел - такая ли уж "не пара"? Иногда даже ангел может научиться любить также сильно, как русалка.
   Илувар Бальтазар, безумно любивший мать своего сына, назвал его земным именем. "Или": "Ил" - на земном языке означает священный поток любви, основу всего, "И" - на языке землян, ( которые ощущают себя, как единое живое существо и, для которых не годятся понятия: "я", "ты", "мы", "вы", "они") - означало сперва любого землянина, а позже - любого, способного чувствовать.
   - Прими нашего сына, любимая, - молвил Бальтазар, - и направь его к хорошим людям на обучение. Пусть вырастет крепким и славным, как мы о том и мечтали.
   Младенец приподнялся и чуть не перевернулся в люльке, разглядывая пролетавшую совсем низко стрекозу. Лёг и заулыбался, глядя на ярко сияющее в небе Солнышко.
   - Вот таким я тебя и запомню, мой любимый Или. Мой сынок,- прошептал Бальтазар. И река, словно давая время попрощаться, теперь подхватила люльку и стремительно понесла её. И вот уже маленькой точкой виднелась она вдали.
   А в следующий миг ворота города рухнули.
  
   Царица
   Полог шатра отклонился и из-за него появилась голова скифа.
   - Моя царица! Перустрим, сын Сваросслава хочет говорить с тобой. Он сказал - это важно.
   - Тогда, зови его сюда, - обернулась Тамара Руссколанская. Могучий седовласый скиф протиснулся в узкий вход шатра.
   - Что привело тебя в мой шатёр, славный Перустрим? - спросила Тамара.
   - Взгляни на это, царица, - воин протянул ей тяжёлый составной лук необычной формы.
   - Что я должна в нём увидеть?
   - А ты испробуй его, царица.
   - Идём.
   Они вышли из шатра. Десяток воинов, личных учеников царицы сопровождали их.
   Молниеносным движением, подобно соколу, камнем падающему с неба на свою добычу, царица вынула из тула стрелу, обратным скифским хватом, держа изнутри двумя пальцами, чуть позади оперения, и взяла цель.
   Быстрым цепким взглядом проследив направление её стрелы и сделав поправку на ветер, оружейник сказал:
   - Не эту цель, царица. Возьми - вон ту, в три раза дальше. Всё это происходило в те считанные мгновения, пока тетива ещё не легла на стрелу. Тамара удивлённо взглянула на оружейника. Роскошная соболиная бровь царицы медленно поползла вверх: "Цель на излёте стрелы из скифского лука - и он предлагает взять в три раза дальше?!" Тамара Руссколанская взяла новую цель - она всегда доверяла, когда говорил человек, в знаниях которого она ни раз могла удостовериться. Тетива мягко обняла вилку стрелы и левая рука с луком плавно и упруго двинулась вперёд. В следующий миг сильные пальцы царицы разжались, выпуская на волю длинную скифскую стрелу. С лёгким, едва слышным звоном, стрела ушла в небо, даже не заметив, пролетела над первой целью, той самой, что была на излёте скифского лука, и лишь пролетев ещё столько же, начала медленно терять скорость. Ветер плавно доправил её к цели, и в следующее мгновение, оперение стрелы мягко задрожало - окованный наконечник вошёл в цель - одиноко стоящее засохшее деревце. Одна половина стрелы с наконечником, торчала за деревцем, другая половина, с оперением, была видна спереди.
   Тамара смотрела на оружейника широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова.
   - Это ещё не всё, царица, - молвил оружейник, - прикажи принести панцирь нежити, и вели поставить его всего на тридцать шагов ближе дальней цели.
   Тамара молча кивнула, и рослый могучий скиф выволок из шатра доспехи и понёс их туда, где из засохшего ствола торчало оперение стрелы, установил их и вернулся обратно, встав возле царицы.
   - Возьми вот эту стрелу, царица, - оружейник вынул из тула необычную стрелу. Тамара взвесила её на ладони - стрела была чуть тяжелее с длинным узким трёхгранным наконечником, каждая грань которого имела ряд мелких острых зазубрин. Каждая следующая зазубрина была чуть-чуть длиннее предыдущей. Тамара подбросила стрелу на ладони и, подхватив её двумя пальцами, взяла цель. Лёгким касанием легла тетива. Плавно и туго пополз вперёд лук, и стрела запела, взмывая в воздух. Лёгким щелчком и скрежетом завершился её полёт. Древко дважды ударилось о рваные края пробоины и провалилось внутрь панциря.
   Царица Тамара обернулась к оружейнику, не в силах скрыть своего удивления.
   - Ты - великий оружейник, Перустрим, сын Сваросслава! Как скоро ты сможешь перевести наше войско на новые луки?
   - Но, моя царица, - удивился Перустрим, - я думал - это элитное оружие достойное лишь самых лучших наших воинов!
   Мощным прыжком пантеры, царица оказалась в центре круга.
   - Ответьте мне скифы?! - звонкий голос царицы накрывал всё вокруг, - Ответьте мне, скифы, кто из вас не достоин зваться Воином?!
   Скифы молча в недоумении переглядывались, ища в своих рядах хоть одного недостойного - и не находили такого. И тогда дружный рёв одобрения стал ответом царице.
   - Вот видишь, Перустрим? - обернулась Тамара к оружейнику,- Ты можешь вооружить новыми луками только элитных воинов - и тогда такой лук будет у каждого скифа.
   Мягкая нежная ладонь Тамары Руссколанской легла на широкую грудь оружейника.
   - Ты видел их доспехи? - тихим серьёзным голосом произнесла Тамара, - Я не хочу, чтобы хотя бы один скиф в отчаянии ломал руки, из-за того, что он не может защитить то, что он любит, всего лишь оттого, что его подвело слишком слабое оружие. Пойми это, Перустрим.
   Царица обернулась к воинам и провозгласила, обращаясь к оружейнику:
   - Я немедленно отправлю к тебе всех наших оружейников. Сегодня же, ты начнёшь отбор и обучение тех, кто сможет делать новые луки. И пусть до конца недели всё наше войско будет хорошо вооружено для этой битвы с нежитью. Ты - великий оружейник! - воскликнула Тамара,- первая же пирамида, которую мы сложим из их панцирей, будет увенчана столбом со знаками твоего рода и твоим именем, Перустрим, сын Сварослава!
  
   Мать Или
   Люлька с младенцем всё плыла и плыла вниз по течению. Где-то, далеко позади, умирал на кресте илувар Бальтазар. Умирал на кресте великий побуд Руссколани, Бус Белояр и все его семьдесят князей. Они выиграли эту битву. Ни один из них так и не поднял меча. И так тщательно взлелеянный Яхве апокалипсис, вновь не состоялся.
   Не поднял меча и илувар Бальтазар, мятежный ангел, бес. В тот самый миг, когда он пошёл за мятежным архангелом Люцифером, его жизнь круто переменилась. Вот и сейчас, как тогда, много веков назад, судьба вновь предоставила ему выбор - жизнь палача, или смерть за то, что любишь. И вновь, илувар Бальтазар выбрал второе. Последние капли драгоценной влаги покидали тело Бальтазара. И на губах его застыли последние, произнесённые едва слышным шёпотом слова:
   - Живи, мой любимый Или. Живи, мой сын. Живи, и сделай то, чего мы не успели. Живи, и будь счастлив за себя и за нас. Но даже в последний миг, когда смерть подступит к тебе, никогда не забывай Любить!
   Умирал Бус Белояр. Умирали семьдесят князей. И боль пронизывала всё вокруг. Боль исходила из каждой травинки и каждого дерева. Болела сама река. И эта боль пронизывала крохотное тельце, лежащее в плывущей по реке люльке. Маленький Или приподнялся в люльке и его взгляд безошибочно устремился туда, где скрытая холмами и изгибами реки, догорала русская крепость. И маленький Или мысленно произнёс:
   - Я сделаю всё, что ты сказал, Отец!
   Со дна реки, лёгкими движениями стряхнув с себя нанесённый ил, поднялась русалка, и превозмогая боль, поплыла навстречу люльке. То была Релайа, дочь Лайлы и Серебристого Тополя, любимая илувара Бальтазара и мать маленького Или.
   Наступала Ночь Сварога и боль пронизывала всё вокруг.
   Где-то далеко плакала девочка. Она не заметила ямку в расщелине, между коряг, и наступила прямо в эту расщелину. Ножка подвернулась, потянув сухожилие, какой-то корягой ободрало щиколотку до мяса и струилась кровь. А снизу, пропоров стопу воткнулся острый сучок. Корзинки с грибами разлетелись в разные стороны, а на землю падали горькие детские слёзы.
   Или рванулся скорее туда, но тут новая волна боли накрыла его.
   Дедушка, совсем старенький жил в деревне. Молодые-то все с войны не вернулись - поубивали их готы окаянные. Ребятишки - в поле работают. Вот и пошёл дедушка сам колодец чинить. Спускаться стал - да тут верёвка и оборвалась. Расшибся дедушка сильно, ногу сломал. А стенки колодца скользкие - не выбраться самому. И кричи - не кричи, всё без толку - бабушка - и та далеко, на лугу, коров стережёт, чтобы не разбрелись. Сидит дедушка по пояс в ледяной воде на дне колодца, смотрит на свою сломанную ногу и плачет.
   Рванулся маленький Или к нему, но тут новая волна боли накрыла его.
   Готы жгли русскую деревню. Не успели люди уйти - не думали, что падёт град Бусов. А потом уж поздно было. Настигли их готы. Резали по сердцу крики оскверняемых девушек и женщин русских. Предсмертный хрип поднятых на копья дедов, пытавшихся защитить своих дочерей. Вон, мальчишка двенадцати лет - один рубится с пятерыми взрослыми готами - порубили мальчишку.
   Или рванулся туда и сюда, судорога скрутила его, мышцы рвали сухожилия, ноги пытались нести его во все стороны одновременно. И как ко всем поспеть?! А не поспеть как?! Там же!!! И нестерпимая боль накрыла его. И маленький Или потерял сознание. А река всё несла и несла крохотную люльку всё дальше, вниз по течению.
   Очнувшись, Или увидел склонившееся над ним молодое очень красивое женское лицо. С зеленоватым отливом, золотистые волосы подобно струям воды спадали на широкие, но совсем не массивные точёные плечи русалки. На широком лбу местами виднелись тоненькие, едва заметные, отливающие золотистым, чешуйки. Её большие добрые глаза ласково смотрели на него. Русалка тихонько пела. И песня её сливалась с журчанием реки. Или с трудом разбирал её слова, не отличимые от звуков реки и шелеста склонившихся деревьев.
   - Ну вот ты и стал взрослым, Или, сыночек мой любимый, - прошептала Релайа, - ты уже чувствуешь чужую боль. Только не дай этой боли убить тебя. Мы живём с этой болью. Вот почему русалки всё реже появляются среди людей. Наступает Ночь Сварога, сынок, и боли в мире становится всё больше. Стоит впустить эту боль в своё сердце, как она разрывает его на кусочки. Потому, что всегда остаётся кто-то, к кому не успеть. К кому-то я иду сама, к кому-то могу отправить медведя, волка, лису, орла, сокола... Но даже так, всегда остаётся кто-то, кому я не успеваю. И боль от этого нестерпима. А не впустить её в своё сердце мы не умеем. Вот мы и уходим всё дальше от людей. Боль сопровождает нас каждую секунду нашей жизни, но иногда она становится невыносимой, и тогда, пренебрегая смертью, мы идём туда, где без нас - никак. Редко кто из народа русалок, кто выходил к людям, вернулся живым. Боль сжигала его изнутри. А ещё существует "Убивающее". Но ты, сынок, ты наполовину ангел, ты можешь научиться закрываться от боли, и чувствовать, как свою, только ту боль, которой успеваешь помочь. Тогда ты сможешь гораздо больше, чем мы, разрываемые болью каждое мгновение.
   Ты - сын русалки и ангела. Тебе предстоит очень многое совершить. Везде, куда будешь приходить ты - боль будет сменяться на радость и счастье будет возвращаться в сердца людей. А теперь - иди к людям, мой любимый Или - тебе нужно многому у них научиться.
   И она лёгким движением подтолкнула люльку к берегу. А во след удаляющейся люльке, Релайа прошептала:
   - Когда твой отец снова родится, если вдруг ты увидишь его, скажи ему, пусть помнит, русалка и ангел вполне пара. Немногие из живых достойны такого ангела. Ангела, способного Любить.
   И огромная, как озеро, слезинка скатилась по нежно-зеленоватой щеке русалки. А там, впереди, она увидела, как на берегу вдруг радостно обмер уже не молодой мужчина. Как не раздеваясь прыгнул он с обрыва в реку и поплыл навстречу люльке, загребая воду всё ещё сильными руками.
  
   Детство Или
   - Взгляни-ка, Надёжа Добронравовна! Кого я принёс!
   Непривычно громкий голос мужчины оглушил мальчика. Немолодая женщина выскочила навстречу мужу, и всплеснув руками так и замерла на пороге.
   - Ой! Звенислав! Да как же это, любимый?! Я уж и не надеялась, что доведётся держать на руках маленького. Совсем уже боялась, что род наш оборвётся.
   Женщина необычайно бережно приняла из его рук крохотное тельце. Он обнял её и поцеловал.
   - Ну вот, Надёженька! - ласково улыбнулся он,- А ты уже просила меня, чтобы взял вторую жену. Помоложе. Всё пугала, что род оборвётся. Видишь - не оборвался?! Да я тебя, любимая, ни на кого не променяю. А настоящей любви - сами Боги помогают.
   - А где ты его взял, Звенислав?
   - Из реки выловил.
   - Ой! А не русалочий ли это ребёнок?
   - А, если русалочий, так и счастье в дом принесёт.
   - Ну, что ты, Звенислав? А ну, как мать хватится? Негоже их обижать - они добрые.
   - Да нет, русалочий бы сам плыл - а этого я в люльке выловил, - лицо мужчины посерьёзнело, - Деревню его, поди готы сожгли. А ребёнка родители реке доверили спасти. Так что, вырастить его не столько наше право, сколько ответственность, возложенная на нас Богами. Мы - славяне, любимая! На кого, как ни на нас, своих детей, могли понадеяться Боги? На кого, как не на нас могли положиться? Разве мы откажем им?
   Она смотрела на него - и её глаза сияли нежным светом любви.
   - Он - наследник двух родов, - продолжил Звенислав, - Того, что породил его, и нашего, который его вырастит. Так что, не оборвётся род наш! Да и может ли он оборваться, любимая, когда Боги, наши предки, надеются на нас? Где есть предки - там есть и потомки. Там род жив!
   Звенислав ласково посмотрел на сияющую жену:
   - А беги-ка ты, Надёженька, к Холмогоровым! Их Любава шибко на молоко обильная, маленький её, Звенимирушка, всего не выпивает. Ты попроси, попроси её. А я уже - где рыбки подвезу, где по хозяйству помогу чего - её то, Славосвет, тоже с войны не вернулся.
   Жена заулыбалась, накинула нарядный платок и побежала за два холма, к соседям.
  
   * * *
  
   Шёл третий год, а мальчик так и не вставал на ноги. И печаль поселилась в сердцах любящих друг друга людей. Они любили его, этого маленького мальчика, ставшего им родным сыном. Они даже не помнили, что не они родили его. И тем больнее было смотреть, как он лежит в своей, заботливо сколоченной Звениславом кроватке и не может подняться.
   Он просыпался, ел, и снова засыпал. Иногда он говорил, и тогда слова его были необычайно чёткими и членораздельными, хотя его никто не учил говорить - в те короткие мгновения, когда он просыпался, родители слишком жалели его. Они просто любили своего маленького Или.
   Имя пришло само. Они долго удивлялись, почему имя не славянское, но где-то внутри были уверены, что именно оно лучше всего соответствует сущности их любимого сына.
   Отец вздыхал, глядя на маленькую кроватку, собирал сети и спускал на воду лодку. Он старел и с каждым годом ему всё тяжелее становилось ставить и вытаскивать сети и пахать поле под репянники. Соседи уже ни о чём не просили их, наоборот, старались сами помочь при любой возможности. У Холмогоровых подрастал Звенимирушка. Он всё чаще помогал Звениславу на рыбалке. И, на секунду зажмурившись, Звенислав всё чаще представлял их двоих рядом, Или и Звенимира, смеющихся и толкающих друг друга, наперебой бегущих к сети. Они ведь - ровесники. Скорее всего - одногодки. Но, стоило открыть глаза - и мечта таяла. Он видел одного Звенимира, заботливо и сосредоточенно помогавшего ему. А Или лежал дома, не в силах подняться. Лежал на печи, и его большие печальные глаза смотрели куда-то вперёд.
   Он уже не помещался в ставшей слишком маленькой для него, своей детской кроватке. А по ночам он кричал и тело его сводила судорога. Надёжа ходила в соседнюю деревню. А потом ещё дальше, и ещё. И всякий раз, она приводила с собой волхвов. Но волхвы лишь молчали в ответ.
   И однажды, Надёжа ушла в лес. Не было её день и два и три. Вот уже сменилась Луна, а Надёжа всё не появлялась. И вот, к концу второй луны, Надёжа появилась. Она медленно шла от опушки леса к дому, прямо расправив плечи, упорно не сгибаясь под тяжестью ноши, которая лежала сейчас в доме. Ибо нет ноши более страшной, чем страдания твоего ребёнка. Она шла, а следом за ней шла высокая красивая женщина, с виду, лет двадцати. Ветер теребил седые старческие волосы Надёжи. Цвета воронова крыла, тугая коса женщины, с богатырский кулак толщиной, спадала до самых щиколоток. Щёки и лоб Надёжи избороздили глубокие морщины. Бархатистая кожа женщины светилась медовым светом. И только глаза, если вглядеться в них повнимательнее, выдавали, которая из них старше.
   Берегиня вошла в дом и бережно дотронулась до Или. Но даже ей пришлось быстро зажмуриться. Звенислав видел, как стиснулись её зубы, а Надёжа заметила, каких огромных усилий стоило ей не отдёрнуть руку.
   Уходя, берегиня сказала.
   - Его боль - не в моей власти. Его тело здорово. И от того он болит, что в нём вся боль Мира. Он чувствует каждую боль, как свою. Чувствовать чужую боль в сердце своём - суть его души. И отнять у него эту боль можно лишь отняв его душу - а тогда он умрёт.
   Совсем печальными стали глаза отца и матери, а берегиня добавила:
   - Я смогла взять себе часть его боли. Несколько дней он сможет спать спокойно. Но не надолго. Почаще носите его купать к реке. Почаще выносите на опушку леса. Пусть видит он и радость Мира. Ему будет легче - но не слишком. Боль мира живёт в нём - и лишь сумев помочь каждому, сможет он обрести радость.
   - Всем-то, как же-ж помочь успеешь? - с болью в голосе проговорила Надёжа.
   - Есть у меня для вас и добрая весть, - молвила берегиня, - Есть на Руси особые люди - калики-перехожие - высшие волхвы - кощуны, они знают то, что мне не знакомо и ведают то, что мне не ведомо. И с Богами могут говорить, как я сейчас с вами: они спросят - а Бог ответит, подскажет. Таких по всей Руссколани - по пальцам одной руки перечесть можно. И искать такого волхва - всё равно, что сосновое семечко в овине найти. Но в назначенный час, такие волхвы всегда появляются там, где особенно нужны. И видела я то, от чего моё сердце порадовалось. Едва вашему сыну исполнится тридцать три - трое волхвов придут к вашему дому. И встанет в тот день сын ваш. И пойдёт. И не будет тогда во всей Руссколани витязя, чудеснее его. И счастье вернётся в ваш дом.
   Звенислав качнул головой и улыбнулся - надежда возвращалась в его сердце.
   В тот день, мальчику исполнилась двенадцатая весна. Год выбора пути. В этот год человек выбирает, путём кого из двенадцати Богов он пойдёт, кто из них станет его учителем и наставником. Год, когда человек узнаёт своё первое взрослое имя.
   В тот год, Звенимир Холмогоров сделал свои первые гусли. Лицо мальчика было необычайно серьёзным, он как будто наполовину был там, где бывают волхвы, когда в большом доме, где собрались четыре деревни, исполнил, ни много, ни мало, "Баянов Гимн". Люди слушали его, затаив дыхание, и в этот миг им казалось, что слышат они голос самого Баяна, сочинившего и впервые исполнившего этот гимн двадцать лет назад, на тризне князя Словена.
   - Бардом будет, - тихонько сказала Любава Холмогорова, с любовью глядя на сына.
   - От чего, сразу бардом? Почему не простым менестрелем? - спросил кто-то из соседней деревни.
   - Наш? - удивилась Любава, - Наш бардом будет, - с уверенностью сказала она.
   А Или в тот славный день лежал на печи, и не мог подняться. Ноги несли его одновременно на запад, где в предательскую засаду угодил Тулий Краск, и на восток, где упавшим деревом придавило медведицу, и тело мальчика сводила судорога.
   Годы шли. Звенислав стал почти слепой. Но руки помнили, как ставить сети, руки помнили, как чинить лодку. И никогда его сети не бывали пустыми. Каждое утро, он вставал и уходил на рыбалку. А в густых складках обветревшего лица с трудом угадывались его побелевшие глаза.
   В тот год Или исполнилась шестнадцатая весна.
   То был год, когда уходят дети. Одни уходили, чтобы через много лет вернуться и принести новую силу в родную деревню. Силу жизни, набранную в странствиях. Силу знаний и опыта, обретённую в пути. Другие уходили навсегда, чтобы где-то далеко дать новое продолжение своему роду. Кто-то, кому исполнялось шестнадцать, покидал деревню. В деревне же, время от времени, появлялся кто-то издалека. Кто так же, в свои шестнадцать отправился в путь. Кто-то из них оседал в деревне и счастливые дома радовались новыми сыновьями и дочерьми. Другие же продолжали свой путь.
   Небо посерело в предвестии рассвета. Звенислав тихонько соскользнул с печи, чтобы не разбудить жену. Завернул в широкое полотенце ещё горячую, из печи, рыбную кулебяку из зелёного хлеба, собираясь отправиться на рыбалку. Когда тихий стук в дверь прервал его сборы и размышления.
   Вошёл Звенимир. Сегодня он выглядел необычно. Белая рубашка была отделана широкой вышивкой с полным набором символов его рода. На широком кушаке виднелись обереги. Тело согревала тёплая волчья безрукавка, а плечи прикрывала длинная двухслойная накидушка - конопляного ткания снаружи и шерстяного изнутри. В дорожном мешке молодого крепкого юноши проступали очертания гуслей.
   - Мне пора, дедушка Звенислав, - произнёс Звенимир Холмогоров, - прости, что оставляю вас без моей помощи, но мне пора идти. Идти от деревни к деревне. Помогать, кому смогу, учиться, у кого можно. Мне НАДО стать бардом. Такой путь я выбрал.
   Звенислав отвернулся, чтобы юноша не видел его слёз. За его спиной лежал и не мог подняться Или, которому сегодня тоже исполнилось шестнадцать.
   - Подожди, - сказал наконец старик, - Знаешь ли ты, почему меня называют Звениславом?
   - Можно догадаться, но я никогда не слышал твоих песен, - ответил юноша.
   Старик тяжело поднялся, прошёл через комнату и отворил маленькую кладовую. Очень бережно, он достал оттуда аккуратно завёрнутые в ткань гусли.
   - Возьми мои гусли, Звенимир Холмогоров, пусть они принесут тебе удачу.
   Звенимир бережно принял гусли и аккуратно развернув ткань, дотронулся пальцами до струн.
   - Ого! - воскликнул юноша и поднял на старика полный недоумения взгляд, - Струна порвана. Самая толстая!
   Звенислав улыбнулся:
   - В тот день, когда лопнула струна, эти гусли спасли жизнь целого отряда.
   - Ух ты! - глаза юноши разгорелись, - Ты был бардом?!
   Звенислав покачал головой и улыбнулся:
   - Я не был бардом, Звенимир. Я был простым менестрелем.
   - Но как?!
   - Мне тоже, как и тебе, было шестнадцать. Шла война. И я пошёл в дружину. Был жестокий бой. Готы теснили нас с флангов. Наш князь, Бальтазар, повёл отряд на прорыв. И вдруг, я с ужасом заметил, как кольцо готов смыкается за нашими спинами. Мы оказались в окружении. Готы наседали со всех сторон. И тогда, Бальтазар схватил меня за плечо и крикнул: "Играй, менестрель!", "Но я же не бард, я простой менестрель!" - попытался возразить я. "Здесь нет простых менестрелей!" - взревел Бальтазар, - "Играй!!!"
   И я заиграл. Звон железа и крики, казалось, перестали для меня существовать. Я играл, и Мир поплыл у меня перед глазами. Сквозь туман, как будто не со мной, я несколько раз видел чей-то щит, ловивший копьё всего в паре ладоней от моей головы. Была сильная дрожь, внутри меня. И мне казалось, что горы и деревья вокруг сотрясаются в резонанс с этой дрожью. В какой-то миг, мне перестало хватать воздуха, и кровавая пелена заволокла мой взор. В голове и в сердце всё полыхало, как от раскалённого до бела металла. Я перестал видеть мир вокруг. Остались, лишь, вибрация и дрожь, проходящие через каждую частичку моего существа...
   И вдруг, струна лопнула! И я упал. Не знаю, какое чудо помогло мне, но я смог вдохнуть - и на мгновение Мир прояснился. И последнее, что я увидел, перед тем, как потерять сознание - наши воины вытирали мечи. Бой был выигран.
   Звенислав замолчал.
   Звенимир внимательно слушал и ждал продолжения.
   - В тот год я ушёл и осел, - продолжил Звенислав, в день битвы эта моя миссия была завершена, но я остался жив. У меня началась новая миссия. - Звенислав долгим взглядом посмотрел на Или.
   - Надеюсь, я успею исполнить и её.
   Звенимир ушёл, унося с собой драгоценные гусли.
   В тот день солнышко сияло особенно ярко, как будто старалось согреть и приласкать Звенислава. А к полудню пришёл Медобрат. Этот муж был коренаст и настолько высокого роста, что в дом ему пришлось протискиваться бочком, пригнувшись и присев.
   Медобрат появился у них в деревне год назад. Он возвращался с войны. Его путь был путём кузнеца, а не воина, потому, лишь окончилась война, он простился с князем и пошёл. И вышло так, что в деревне он оказался на кануне священного праздника Купальской ночи. Да там и припал на Любаву Холмогорову. А трава на их поляне поутру встала такая высокая и буйная, что той же осенью, после праздника урожая - сыграли они свадебку. Узнав, какой славный сын у Любавы, Медобрат очень обрадовался:
   - Значит и у меня дети славные будут, - проговорил он обнимая Любаву.
   А как-то по лету спросил Медобрат:
   - Сильно ли ты любила мужа своего, Славосвета? - и по затуманившемуся взору любимой понял, ох, как сильно. Да погиб в войну Славосветушко.
   Тогда Медобрат посмотрел на неё так, как умел смотреть только он. Его большие серьёзные глаза, словно пронизывали её всю насквозь. И сказал медленно с весом:
   - Коли так - будет тебе радость, его и родим.
   - Как, его? - встрепенулась Любава.
   - Да вот так. Срок достаточный минул, свой путь в царстве Мораны он уже прошёл. А, значит, пришло время ему снова рождаться. Так что скоро снова увидишь его. Снова сможешь обнять своего Славосветушку и к груди прижать, как в былое время. Только маленький он будет совсем - ну, так ведь дети быстро растут - и он вырастет. Была ему любимой, а станешь матерью.
   - Да, разве, важно это? - Прошептала Любава, - Лишь бы он снова жил, снова обнять его! Любимого!
   - Обнимешь, милая. - Медобрат погладил её по щеке и обнял. Любава уткнулась ему в плечо, не сдерживая слёз.
   Кузнец сказал - не ворона прокаркала.
   И верно, по весне родился у них сын. Младенец был крупный - Любава едва разродилась,- и молока требовал за двоих. А глаза его были не медовые, как у Медобрата, а голубовато-зелёные, какие были у Славосвета. И взгляд этих глаз был настолько памятен, словно вымолвить пытался:
   - Ну, по здорову тебе, любимая. Как сын наш, Звенимирушко?
   А Звенимир, вбежавший в комнату, вдруг замер, с широко раскрытыми от удивления глазами. И поразившись тому, что видит:
   - Папа... Это же папа, - указывая рукой на люльку, и переводя взгляд с лица счастливой матери на смеющиеся глаза Медобрата, он даже не спрашивал, он Видел сам это чудо.
   Медобрат не стал строить кузню - с одной рукой много-то накуёшь. (Его рука, отрубленная выше локтя, осталась где-то на поле боя) Но и левой рукой Медобрат настолько сильно и точно бросал копьё, что мясо и шкуры в доме не переводились.
   Лишившись возможности творить из металла, богатырь пробовал резать из дерева. Правда, по-первости, его изделия больше походили на кованые, но скоро он приноровился к новому материалу. Стало у него до того хорошо получаться, что заезжие купцы взяли всё, что было сотворено за зиму.
   В день, когда Звенимиру и Или исполнилось шестнадцать Медобрат пришёл в дом Надёжи и Звенислава. Только здесь, да ещё дома, он как будто сбрасывал с плеч тяжкий груз, весь распрямлялся, светился радостью и нежностью. Медобрат расправил свои богатырские плечи, рассмеялся, приложившись головой о притолоку, улыбнулся Надёже так широко и сердечно, что и не подумаешь, будто этот человек всегда угрюм, да молчалив.
   - Здрава будь, Надёженька, и тебе здравствовать, Звенислав. - Медобрат, называя Надёжу по имени, словно давал понять, что видит её красоту, скрытую от других взоров старостью. Он ухнул с плеча на середину комнаты тяжёлый мешок.
   - Вот, прими, Надёженька, от меня подарочек.
   - Ой, что это?! - встрепенулась Надёжа.
   - Барсук, - довольно улыбнулся Медобрат, - Я взял двоих, да они огроменные, куда нам двоих-то? Вот, примите, от сердца.
   - Ой! Да ты присядь, Медобратушко, рыбки печёной отведай, - засуетилась Надёжа.
   - Да я не надолго, - улыбнулся богатырь, - Любава моя совсем заждалась. Я две ночи в лесу коротал.
   И Медобрат ушёл.
   А ночью проснулись Надёжа и Звенислав от криков Или. Тело юноши сводила жестокая судорога. И, вдруг, раздался жутковатый треск и скрип. Или взвыл и потерял сознание.
   Звенислав вскочил и опрометью бросился вон из избы - не хотел он, чтобы его слёзы видела жена. Глотнув холодного воздуха и глянув на размытые пятна звёзд он вздохнул, и пошёл в дом.
   - Что?!! - с нетерпением спросила его Надёжа. Звенислав улыбнулся жене нежно и печально, прижал к себе, да так, что она, уткнувшись ему в плечо заплакала, тихо, безнадежно и горько.
   - Все. Вот и всё, Надёженька. Теперь, любимая, нам никак нельзя умирать. Теперь только мы с тобой Илиюшеньке опора да защита, а не он нам, как думалось. Вот ведь как вышло-то.
   Он крепче сжал жену в объятиях.
   - Этот звук, Надёженька, я помню ещё с войны, и ни с чем не спутаю. Этот звук значит, что нашему сыну разорвало связки. Теперь только Чудо сможет поднять его на ноги.
   - Почему, вдруг, боги прогневались на мальчика, - печально спросила Надёжа, - Может это не он, а мы сделали что-то не так?
   - Боги не гневаются на детей, любимая. Боги умеют учить и любить. Просто, НАСТАЛА НОЧЬ СВАРОГА. Видать, великим человеком родился наш Или, что Чернобог так боится его, что с младенчества старается искалечить. Видать, страшно ему, Чернобогу, оттого, что будет, когда сын наш на ноги встанет. Вспомни, что Берегиня говорила - И не будет на земле Русколани витязя чудеснее него - вот и старается Чернобог успеть погубить Или, пока поздно не стало. Так что крепись, любимая. Потому что у богов одна надежда - на нас с тобой.
   Совсем постарела Надёжа. Стало ей невмоготу работать внаклонку на репянниках. Звенислав сколотил ей скамеечку, обтянул её мехом барсука, принесённого Медобратом. Того же меха хватило ещё и на носки и пояс для Надёжи. Теперь Надёжа двигала за собой скамеечку меж рядами и обрабатывала репу сидя. Звенислав каждое утро по-прежнему выходил на рыбалку. И теперь ему помогал Светозар, как когда-то его брат. Иногда, запамятовав, Звенислав называл его Славосветом, уж больно знакомыми были глаза и повадки мальчика. И тогда Светозар смотрел на старика, и не было в его глазах непонимания, скорее улыбка давнего друга проступала сквозь детские черты, словно говоря
   - Ты помнишь? Я тоже помню...
   И они продолжали работать. Пару раз на неделе захаживал Медобрат. Каждый раз с гостинцем. Как-то он принёс крупного тетерева, и Звенислав со Светозаром украсили все обналичники в доме пёстрыми перьями.
   С того дня, как Или разорвало связки, его ноги распухли, тело обмякло, горящий взгляд потускнел. Он и раньше не вставал, а теперь перестал даже приподниматься во время ужина, когда вся семья собиралась за столом и зажигались светцы. Светозар прыгал и вертелся возле него, стараясь развеселить. Он приносил и клал Или в ладонь собственноручно вырезанные маленькие деревянные фигурки. Заглядывал в потускневшие глаза. Иногда по лицу Или пробегала тень улыбки.
   Тридцатая весна Или мало чем отличалась от всех остальных.
   Светозар прошёл год выбора пути. Он встал на путь лекаря. С его приходом Или ненадолго оживал, перебирая резные фигурки-амулеты, слушал его рассказы, но сам в основном молчал. В глазах Или всегда горела боль и тоска. Когда Светозар отправился в путь, в их деревню пришёл другой шестнадцатилетний юноша, Перуполк. Он избрал путь воина, но, вначале ему нужно было пройти по деревням, пожить с разными людьми, чтобы ощутить всё то, За что придёт пора сражаться, что он будет защищать. Остановился паренёк у Звенислава с Надёжей. А ровно через год, на его место пришла девушка - Златозорька. Кто знает, что привело выбравшую путь провидицы в дом рыбака, но она с особой нежностью и трепетом относилась к старикам. Она старалась ни на шаг не отходить от них, будто боялась пропустить, что-то особо важное. Златозорька вихрем бегала от Звенислава до Надёжи, и обратно, успевая и с сетями помочь, и в поле. А вечером стремглав неслась домой, и пока старики медленно шли к дому, девушка успевала растопить печь, разогреть ужин, а то и попотчевать Или оладушками. На Или девушка смотрела не как на больного, а как на укрытое в тряпицу перо жар-птицы.
   Тридцать третья весна Или выдалась невиданно ранняя.
   Дни тянулись, текли бесконечной вереницей за - За порогом того мира, в котором лежал на печи неподвижный Или. За окном ярко сияло Солнышко и пели птицы. Ветер урывками доносил с реки звонкий смех Златозорьки.
  
   Новая жизнь
   ТОТ ДЕНЬ выдался особенно жарким. Златозорька стрелой влетела в дом, мышью скользнула в подпол, схватила крынку кваса и тут же умчалась в поле к Надёже, пока бабушку не хватил тепловой удар. И снова раскалённый мир замер за окном дома.
   Вдруг резкая боль пронзила сердце Или. Что-то мешком ударилось о стену дома и над окном показалась макушка серебристо-седой головы.
   - Пить! - простонал слабый старческий голос. Смерть была совсем рядом. Смерть дохнула в чьё-то лицо. Человек цеплялся за искорки Жизни, но Жизнь ускользала, таяла, испарялась вместе с последними каплями влаги, покидала сильное когда-то тело. И такое знакомое отчаяние от невозможности успеть к кому-то на помощь. И все видения разом пронеслись перед глазами: девочка в лесу, старик в колодце, горящая деревня и мальчишка с мечом, и медведица придавленная деревом, и попавший в засаду Тулий Краск...
   - Пить, простонал за окном затухающий голос.
   Решимость ангела полыхнула в глазах Или. И глухое отчаяние уступило место безудержной ярости:
   - Ну уж хотя бы этому я успею помочь! - Или взревел, забыв о разорванных связках, вообще забыв обо всём, он спрыгнул с печи. И тогда, неиссякаемая сила самой Земли, унаследованная с кровью матери - русалки, поднялась в нём, охватила тело золотисто зелёным огнём, живительным соком наполнила каждую клеточку могучего тела. Связки срослись за мгновение до того, как Или бросился бежать.
   Запнувшись о порог и кое-как удержав равновесие Или вылетел из избы, на бегу подхватив подвернувшееся под руку ведро, он мчался к реке. Или двигал мир вокруг себя, проскальзывая меж слоёв реальности - он вошёл в темп. Если бы кто-то видел его сейчас, то сумел бы различить скользящую тень, словно высоко в небе парит орёл. И только истинный вой - опытный витязь, владеющий состоянием Раж и Темп, сумел бы определить в тени человека.
   Звенислав услышал как что-то шоркнуло по кустам, да плескнуло по воде. Обернувшись на звук он увидел лишь круги на воде.
   А Или уже был возле дома, он с пяти шагов выплеснул полведра на голову и плечи старца. Сорвал со стены ковш, черпанул им воды и аккуратно подхватив голову старца поднёс ковш к его губам... И только тут заметил, что крепкий старик с по-волховски длинными, до щиколоток, густыми седыми волосами, вполне себе живой и умирать не собирается. А смотрит на него ясными глазами, и улыбается, этак, с хитринкой. Да и не один только старец - волхв стоял возле Или - рядом обнаружили себя ещё двое. У одного из них волосы ниже пояса, а у третьего - почти до колен. Трое калик перехожих стояли перед Или. И с ними молодой парень, лет девятнадцати, с интересом наблюдает за происходящим. Одежда калик перехожих сплошь изукрашена была вышивками и забрана бисером, шнурочками-тесёмочками, да камешками- бусинками, деревянными резными оберегами. Большая часть символов Или и вовсе была неведома, но вот, что удивительно, на месте знака выбранного пути у них сияли символы всех двенадцати богов, а на месте символов Рода стоял знак Макоши - самой Земли-матушки - и знак Бога Дорог - Переплута. На юноше была простая белая рубаха со знаками рода и символом выбранного пути - пути лекаря.
   - Ох и заждались мы тебя, Или, - улыбнулся старец с волосами до щиколоток, подставляя солнышку промокшую одежду.
   - Так, я же, вроде, бегом... - пробормотал Или удивлённо.
   - Да, что - мы? Русколань заждалась тебя, богатырь чудесный! - продолжил, улыбаясь старец с волосами до колен.
   - Мы ждали тебя ещё в твою двенадцатую весну - в год выбора пути! - подхватил третий старец с волосами по пояс. Все трое переглянулись и заговорили, словно все разом, и прямо в голове у Или:
   - Думали, не утерпишь. Ждали тебя и в шестнадцатую весну, когда дети покидают свой дом, а тебя всё нет и нет. Где же пропадал ты - славный витязь? В каких странах - государствах бывал? И что прекрасного, доброго успел свершить?
   Или замотал головой и промычал:
   - Да, я же...
   - Ходить не можешь? - продолжил старший волхв, - Ну, да, вижу. Бегом у тебя куда как лучше получается.
   - Так, бегом бы и бежал. Никто бы на тебя за это не обиделся. - Подхватил второй.
   - Бегом-то, вона, как ладно выходит! - смеялся третий.
   Или улыбнулся печально, и мысль его была тревожной:
   - Надолго ли? Настанет ночь, и не порвет ли опять связки от боли непереносимой, когда я опять буду бежать в десять мест одновременно, и успею ли везде, где нужна моя помощь?
   Лицо старшего волхва посерьёзнело:
   - Дай мне руку, Или.
   Богатырь протянул руку. Волхв вынул нож и полоснул по протянутой руке. Брызнула кровь. Или вскрикнул и отдёрнул руку.
   - Ты чего, деда? - в больших добрых глазах Или стояли обида и удивление. Второй рукой Или зажал рану, сквозь пальцы капала кровь.
   Следующим движением старец порезал свою руку.
   - Ой, деда?!! - Или помчался в дом, оторвал от чистой тряпицы, выбежал во двор, сорвал подорожник, наскоро обмыл листья и принялся бинтовать, как умел, руку волхва. В один миг старца обдало таким жаром, что волосы на затылке поднялись дыбом, волхв вспотел, в его висках запульсировала кровь.
   - Ничего себе разряд! - удивился тот, что помладше, а третий опять засмеялся:
   - Да, таким Жаром Живы можно изрубленного на куски воина оживить!
   Молодой лекарь коснулся раненой руки старца и его глаза стали круглыми от удивления - раны не было. Кровь не текла.
   Или больше не чувствовал боли от старца и глянул на свою руку - раны тоже уже не было, на её месте остался тонкий красный рубчик, на глазах бледнеющий и, вскоре, совсем исчезнувший.
   - Вот, видишь, Или, - улыбнулся волхв - ты вполне в состоянии определить, которая боль быстрее нуждается в помощи. Ты понял, что рана старика будет болеть и заживать дольше твоей собственной. Хотя боль от твоей раны не перестала существовать, однако же ты сумел отодвинуть её на второй план. И всё в порядке. Тебе не разорвало связки оттого, что ты пытался бинтовать мою и свою раны одновременно.
   - Дело не в этом, - пытался вставить Или, - просто, чужую боль всегда чувствуешь острее своей.
   - В самом деле? - удивился младший из калик, а третий добавил:
   - И с чего же ты решил, Или, что можешь чувствовать чужую боль?
   - Ты думаешь, что это возможно - чувствовать чужую боль? - продолжил старший, - С чего ты вообще решил, что являешься чем-то отдельным, а не частью самой Земли - матушки, как и всех живущих на ней. Ты потому и чувствуешь "чужую" боль, что в каждом из них есть частица тебя. Этой то частицей ты и чувствуешь боль, а ранено твоё тело или больно другому - трудно различить бывает.
   Или призадумался и спросил:
   - А как быть, когда и люди одинакового здоровья, и времени ждать нет, и раны их одинаково сильны?
   Калики переглянулись.
   - Тебе нужно ещё очень многому научиться, Или. - Заговорил первый.
   - Во-первых - нужно научиться осматривать пространство вокруг того, кто нуждается в помощи. Быть может так, что к одному из них уже идёт помощь, и ты, тогда можешь успеть к другому нуждающемуся.
   - Да, - улыбнулся Или, - если бы я этому научился, то урок с раной на руке не сработал бы. Я ведь видел знаки Пути Лекаря на одежде вашего спутника.
   - Ты быстро схватываешь, Или. - Поразился младший из волхвов.
   Лицо Или вновь посерьёзнело:
   - И, всё же, бывает ведь, что и раны одинаковы, и помощи ждать неоткуда, и успеть на помощь невозможно. Как мне быть тогда?
   - Тогда выбор сложнее. Что бы помочь хотя бы одному - выбор надо сделать правильный. Необходимо видеть вперёд. Завтрашний день может принести одному из них страдания, а путь его завершён, и он готов уйти на новое рождение. Другой же назавтра сделает что-то важное, такое, что поможет многим. - Старец замолчал. Все думали об одном - о том самом страшном выборе, когда без помощи остаются те, кому очень нужно жить. Все знали, что такое бывает. На этот вопрос ответа не было.
   Снова боль проступила в глазах Или.
   - Болит? - заглянул ему в глаза средний волхв.
   - Болит, - произнёс Или.
   - В твоём сердце боль всего Мира, - с весом вымолвил младший из троих.
   - Я так боюсь отпустить себя. Боюсь покалечить себя снова и опять оставить без помощи тех, к кому одновременно стремлюсь успеть.
   Калики перехожие вдумчиво переглянулись, и старший заговорил:
   - А, хочешь, подскажу тебе, какая боль сейчас самая сильная?
   Или кивнул.
   - Страшный Змей похитил княжескую дочь - очень красивую девушку. И, насколько я знаю змеев - съест он её. Съест живьём, ведь мясо для него лакомство, когда жертва ещё жива. Удовольствие Змей растянет надолго, будет откусывать по кусочку, и сделает так, чтобы девушка оставалась живой.
   Ужас подбросил Или - бежать!??
   - Где я смогу найти Змея?
   - Путь туда укажет сердце. Но совет дам. Вот. - И волхв соорудил из двух палочек, что-то типа косого креста, соединив их крепко по выверенному углу.
   - Вон, видишь мох на дереве. Он всегда растёт с одной стороны. Направь в ту сторону вот этот конец компаса, а другой - укажет тебе куда бежать. Беги быстрее, или, а то не успеешь.
   - Благодарствую, деда, - Или поклонился и побежал, да, вдруг, замер как вкопанный, - А как же матушка моя и батюшка?
   - Беги, Или, я обниму их за тебя. Они будут рады за тебя, беги, сынок.
   Или умчался, размытым пятном помаячив у виднокрая и скрывшись за опушкой леса.
   - Пускай поучится у самого Велеса, - усмехнулся старший, и волхвы заулыбались, - по такому случаю Велес - Волос аж двенадцатиголовый.
   - У самого Велеса - змея? - Удивился парень пришедший с волхвами.
   - А ты как думал? Или - высший. А высшие учатся у самих Богов напрямую. - Поддакнул волхв помладше.
   - Пускай поучится, а то, натворит дел. Ещё и впрямь, да не допустят того Родные Боги, - не успеет, - подхватил третий, - А ты подойди-ка, Зимостан, - обратился он к парню, - присядь рядом. Здесь, похоже, останешься ты пожить с этими людьми. Стань им родным сыном, да помогай во всём, и смотри, - то, что ты сможешь увидеть у этих людей, даже мы бессильны тебе показать. Одних только знаний, коих немало дали тебе дороги с нами, мало. А эти люди - родители Или, Звенислав и Надёжа, - умеют любить так, как не всем дано. Такая любовь свела когда-то Отца Богов с Матерью Богов, и пошли от них двенадцать Богов нашего Мира, которые родили все звёзды и все миры. И бабушку Соль, и дедушку Ра. Если научишься ты так любить, то не будет на земле человека, которого бы ты не сумел вылечить.
   - Ну и мы, конечно, дождёмся да словом перемолвимся с такими людьми - было бы жаль упустить такую возможность. - Добавил младший из калик мечтательно.
   Зимостан замер с трепещущим сердцем, от превкушения чуда - увидеть людей, общение с которыми даже высшие волхвы, коих по всей Русколани по пальцам перечесть, почитают за великую честь и радость.
  
   Дорога к Змею
   Или бежал. Саднящая боль разрывала его сердце, но волхв сказал: "Беги, не останавливайся!", - и Или бежал. Но зов становился всё сильнее. И тут перед глазами возникло видение - девочка, та самая. Она не заметила ямку в расщелине между коряг и наступила прямо в ловушку. Ножка подвернулась, потянулось сухожилие, коряга ободрала кожу на щиколотке, потекла кровь. А снизу, пропоров стопу воткнулся острый сучок. Корзинки с грибами разлетелись в стороны, а на землю падали горькие детские слёзы.
   "Я успею, если потороплюсь", - пронеслось в голове у Или. И он припустил бежать ещё быстрее. Влёт перемахнул сопку, за ней ещё одну, и тут увидел девочку.
   Домой торопилась и с горки помчалась бегом, тут-то и настигла её беда. Или упёрся коленом в одну корягу, рукою в другую, поднапрягся, и толстенные коряги сдвинулись. Бережно высвободив раненую ножку, Или поднял девочку на руки, и, прихватив корзинки, побежал к деревне.
   И тут новая волна боли накрыла его. Он увидел дедушку, того самого, упавшего в колодец. Но... как же прекрасная дева в лапах жестокого Змея?
   "Что бы помочь хотя бы одному - выбор надо сделать правильный. Необходимо видеть вперёд. Завтрашний день может принести одному из них страдания, а путь его завершён, и он готов уйти на новое рождение", - пронеслись в голове слова волхва.
   Или попробовал "посмотреть вперёд и вокруг", и увидел : в доме, где жил дедушка - две маленьких девочки. Дедушка, как и Звенислав, изо всех сил старался успеть вырастить их, пока жизнь ещё не покинула его. А вот теперь стоял он на дне колодца по пояс в ледяной воде, смотрел на свою сломанную ногу и плакал. А помощи ждать было неоткуда.
   "Родные Боги, Земля - Матушка! Быть может Змей сегодня захочет спать, а не есть. Никак нельзя мне оставить дедушку без помощи".
   Тем временем впереди показалась деревня.
   Здесь девочке наверняка помогут - подумал Или. Он усадил ребёнка на крыльцо первого же дома, стукнул в окно, кинул корзинки и развернувшись, понёсся обратно в гору. Дедушка жил в другой деревне.
   Или даже не заметил, как под его рукой исчезли раны на ноге девочки, срослись кости, а сама девочка раскраснелась и вспотела, хотя и была в лёгком платьице, несмотря на холодный вечер и ветер свистевший в ушах от Илиюшиного бега. Как девочка открыла дверь дома, как выскочил ей навстречу счастливый отец. Как он смотрел вслед быстро удаляющемуся к виднокраю размытому пятну, в котором лишь воин, умеющий входить в темп смог бы различить человека.
   Или подбежал к колодцу, и с размаху ухнул в него. Он полз вниз, благо широкие плечи доставали до обеих стенок колодезного сруба. Он полз вниз, не думая, что у него с собой нет никакой верёвки, да что там верёвки - нет даже кушака. Ведь Или пустился в путь подскочив с постели, как был, в одной широкой и длинной рубахе. Оторвав от рубахи полосу ткани, Или обвязал ею дедушку и накрепко затянул другой конец вокруг пояса. Упираясь локтями и коленями в стены колодца Или пополз наверх. Внеся деда в дом и каким то чутьём понимая, что нужно делать, вправил сломанные кости. Потом бросился искать лекаря, и нашёл его на другом конце деревни. Глубоко вздохнув, Или метнулся в лес спасать девицу от злого Змея.
   И не увидел Или, как лекарь с изумлением рассматривал ногу деда - кости которой уже срослись. Тогда лекарь спросил больно ли было, когда незнакомец вправлял кости. Дед ответил, что больно вовсе не было, только вот очень уж жаркую печь истопил добрый молодец. Лекарь коснулся печи. Жарко было в доме, а печь была холодна - Или некогда было её растопить. Кинулся лекарь было догнать да расспросить молодца, да где там, его давно и след простыл.
   Или бежал не останавливаясь, прямо на ходу срывая какие то ягоды и травинки. И на бегу жевал их. Чуть не врезавшись в ствол дерева Или понял, что и спал он тоже на ходу.
   Вдруг новая волна знакомой боли настигла его. Это была медведица, которую придавило упавшим деревом. Или "посмотрел" вокруг - вдруг рядом есть кому помочь? И у него получилось. У него теперь получалось всё лучше с каждым разом. Помощь - как же! По лесу шли охотники. Да не простые, с палками да рогатинами на медведя. И вдруг Или ощутил мягкое тепло внутри медведицы - зимой собирались родиться два медвежонка.
   Или, сворачивая под прямым углом, уговаривал себя мыслями, что дескать, по-пути же...
   Ствол дерева был огромен. Так что смаху поднять его не получилось. Или присел под дерево, упёрся ногами в землю, поднапрягся. Ствол не шелохнулся. Или часто задышал, шире расставил ноги, упёрся в дерево плечами, но дерево не сдвинулось. Или разозлился на себя - нету у него времени. Продышавшись, Или уперся в ствол плечами и руками, да и вложил всего себя на вдохе в одно движение - просто встал. Голова кружилась, в глазах кувыркались звёзды, откуда-то пахнуло палёным деревом. А это под руками Или дымилась кора дерева, которое он всё ещё держал, а медведица рванулась и выскользнула из ловушки.
   Или потихоньку присел и прикрыл глаза. Очнулся он, когда солнце уже клонилось к вечеру. Медведица была рядом. Грела тёплым боком, облизывала лицо. Или погладил её по мягкому бурому меху. Медведица благодарно рыкнула и скрылась в чаще. Медленно расправив всё ещё гудящие от перенапряжения плечи Или поднялся и набирая скорость, помчался на помощь Змею, тьфу, девице. Пошатываясь и дивясь самому себе, Или как-то бежал по лесной чаще, которая была в принципе непроходимой. О том, что сдвинул дерево, которое оказалось не под силу Медведице!!!, Или не задумывался - некогда ему было. Деревья сплелись в сплошную стену. Что и говорить, деревьев такой высоты Или не доводилось видеть, зато по стволу, что и пятеро не обхватят, он взлетел на самую верхушку. Вот оно! Всё как описывал волхв. Безлесный горный кряж высился перед ним.
  
   У Змея-Велеса
   Через пару часов Или уже стоял перед скалой отвесно уходящей в небо.
   Набрав в лёгкие воздуха Или гаркнул:
   - Змей!!! Выходи на битву!!!
   Эхо подхватило его крик, отражённый скалами. Что-то шевельнулось вокруг. Задрожала земля. Но Или было некогда бояться и оглядываться, он кричал:
   - Змей!!!
   Вдруг горный кряж пришёл в движение, а острый пик начал изгибаться, плавно разворачиваясь. На другой стороне кряжа стал виден узкий перешеек.. .заканчивающийся головами Змея.
   По каждой такой голове Или мог бы с полчасика пробежаться.
   - Здравствовать тебе, Или Муромец! - произнёс Змей. От громовых раскатов его голоса всё сотрясалось вокруг.
   - Почему - Муромец? - оторопев, и не зная что сказать, спросил Или.
   - А потому, что город окрест которого твоя деревня находится Муромом зовётся. От того вас, тамошних жителей Муромцами называют.
   - Отпусти девицу, Змей! - собравшись с духом брякнул Или.
   - Отпустить, значит? А то, что? Ты я слышал биться со мной пришёл? Так?
   - Так, - честно признался Или, совершенно не представляя, как ему биться со Змеем, коготь на лапе которого существенно больше давешнего дерева. А ведь вызволяя медведицу Или чуть не надорвался.
   - А вот не справиться тебе со мной, пока, - спокойно констатировал Змей, - учиться тебе надо, Или. Многого ты ещё не знаешь, да не умеешь. Так что, раз уж пришёл - буду тебя учить. А, когда выучишься, так и быть, отпущу с тобой девку.
   - Так она цела? - выдохнул Или.
   - Цела - не бойся! Что с ней сделается! Хотя такую, скажу тебе честно - сожрал бы и не поморщился! Так что ты решил - будешь учиться?
   - Так ведь некогда мне, Змей! - промямлил Или, и аж присел от жуткого змеиного рёва:
   - Некогда?? Значит 33 года на печи дрыхнуть - время есть, а учиться - нету?
   - Не могу я, мне ещё стольким помочь надо...
   - Помочь? А знаешь ли ты, почему девочка из твоих снов была, а спаленной деревни не было, почему дедушка был, а попавшего в засаду Тулия Краска не было, почему медведица была, а... сколько ещё бед не повстречались тебе на пути?
   Или поразился тому, что Змей всё про него знает. И, что удивительно, Или не чувствовал в Змее зла, он чувствовал боль Змея, жуткую, непосильную для человека. Казалось Змей был не на шутку расстроен. Молчание затянулось.
   - Оттого, что встретились тебе лишь те ситуации, с которыми ты мог справиться. От того, что появись ты в спаленной деревне, и отрубили бы тебе, спаситель голову твою лихую. А без головы не очень то спасешь мир. И ладно бы тебе другое учение предложили, не по пути, а то - всё чего сам хотел. Некогда ему...
   - Да я же...
   - Короче. Надоел ты мне! Будешь учиться - буду тебя учить. Нет - едим девку и расходимся. У меня своих хлопот хватает. Девка молодая - мясо сочное. Не знаю, ешь ли ты девок, но другой еды у меня всё равно нет. А отпускать тебя голодным - это уж совсем негостеприимно получается. Так что устраивайся поудобнее - будем ужинать. - сказал Змей кряхтя и устраиваясь.
   - Змей! - вскричал Или.
   - Сейчас поужинаем, отоспишься у меня, а утречком уже в путь - дорожку, домой. Так, где-то у нас была девка, - бормотал Змей суетясь и шарясь по сторонам,
   - У-УУммм! Какая вкусная! Ты только попробуй кусочек!
   - Змей!
   - Погоди, девку найду.
   - Змей, подожди! Змей, я буду учиться!
   - Умеешь же ты аппетит испортить! Ну вот, поужинать не дал! Ладно, будь по-твоему! Учиться - так учиться!
   И тут Или увидел все двенадцать голов Змея.
   Все Двенадцать Богов были здесь, всех пропустил через себя могучий Змей-Велес.
   Высшие
   Редко, очень редко рождаются высшие...
   Многие помнят Будду, Магомета, Иешуа из Назарета. Но очень редко приходят такие люди в мир Яви. Потому, что каждое такое рождение стоит огромных сил Земле-матушке. Всё плотнее сжимаются эгрегоры чернобоговы, закрывая от мира энергию любви, энергию жизни. И, когда двое любят друг друга по-настоящему, между ними вспыхивает и начинает всё быстрее расти и закручиваться та самая энергия, что связывает между собой всю вселенную, всё живое. Желание близости, возникающее между влюблёнными - это чьё-то желание ЖИТЬ.
   Но далеко не через каждых людей могут прийти в мир Яви высшие.
   Высший подобен человеку, сидящему на высоком утёсе посреди моря. Вспышки от слияния любящих людей подобны волнам. Одна волна выше, другая ниже. И лишь очень немногие волны бывают столь высоки, чтобы достичь вершины утёса, чтобы высший мог войти в неё и открыть глаза в мире Яви. И тысячи лет может ждать высший на вершине утёса, глядя, как далеко внизу плещут волны. И печаль охватывает высшего, ведь там, внизу(в Явленном мире) так много нужно сделать. Но люди разучились любить. Волны сияния их любви очень далеки от вершины утёса, и самые большие брызги от таких волн слишком малы и далеки, чтобы высший мог до них дотянуться. И больно ему, высшему, потому, что там мир рушится и гибнет без него, а он вынужден сидеть и ждать годы, сотни лет, или тысячелетия - когда же она придёт, его волна. И вот наконец приходит такая волна, что высший может прыгнуть в неё. И тогда люди, чья любовь стала настолько чистой и яркой, НАСТОЯЩЕЙ, священной, чувствуют новую жизнь внутри себя.
   И тогда адепты чернобоговы мчатся к людям, чтобы перехватить рождение высшего. И многие ловушки плетут они и море кривды льётся вокруг, чтобы запутать родителей высшего. Враги надевают личины друзей, и льются сладкие речи и сыплются страшные заклятия. Немало среди старших адептов и элитных киллеров. Враги настолько коварны, что ухитряются оттеснить и опорочить истинных друзей, занимают их место и сотворяют вокруг будущей матери искажённое пространство, куда не может пролиться энергия любви.
   И тогда воин рождается без рук, и тогда мыслитель рождается с повреждениями мозга, и тогда художник рождается слепым... и те, кто умирают внутри матери, или рождаются мёртвыми, ( с пуповиной обмотанной вокруг шеи) находятся ещё в лучшем положении, чем те, что искалечены.
   Искалеченное тело - двойная ловушка для высшего. Ведь он не может уйти на новое перерождение, потому что миссия, с которой он пришёл, ещё не исполнена. И он не может исполнить миссию, находясь в ловушке собственного искалеченного тела, не может сделать то, ради чего пришёл в мир Яви.
   Если высшему всё-таки удаётся родиться здоровым, то плетутся новые ловушки. Адепты чернобогов, в совершенстве владеющие техниками НЛП, обладающие даром убеждения, и пользуясь "модными традициями" , грамотными фальшивыми формулировками, хитросплетением кривды и подменой понятий убеждают родителей принести ребёнка в жертву Чернобогу.
   Ведь человеку проще верить в "возрождение духовных традиций, нравственности и культуры", чием разбираться, что под этим термином скрывается матёрая ложь, которую используют в политических и экономических интригах всё те же адепты. Родители убеждены, что защитить их дитя сможет только Бог, и сами несут младенца в священный храм. А в храме, зачастую и не пахнет божественной благодатью, зато там много асурских ловушек.
   И вот, едва высший открыл глаза и сделал свой первый вдох, переполняемый невероятным восторгом от того, что всё-таки родился, тянет маленькие ручки к любящим его людям, как собственные родители несут его на алтарь к Чернобогу. И слышен звон колоколов, так хорошо заглушающий звон тревоги в сердце, который предупреждает об опасности, ошибке, или обмане, чтобы не увидевшие глазами смогли почувствовать смертельную опасность сердцем. Новорождённый высший плачем пытается разбудить в родителях разум, взывает к чувствам обманутых людей, а они думают, что он испугался нового мира, непривычной обстановки и незнакомых людей, и вместо защиты ребёнок познаёт предательство. Бывали случаи, когда родители пробуждались и в последнюю минуту вдруг понимали, что пытается им сказать их сын или дочь.
   Тогда пришёл новый обычай. Мать после родов, якобы нечиста, и её заменяет крёстная мать. А отец должен поддерживать любимую жену, так что его тоже заменили крёстным отцом. И ни-ни, ни в коем случае крёстные не должны быть мужем и женой, а лучше, чтоб и вовсе не знали друг друга. Крёстные отец и мать сами должны быть крещёными не менее чем за три года до обряда. Связь с младенцем у двух незнакомых людей естественно очень слаба, и сколько бы он не кричал - они не слышат его.
   И вот, под звон колоколов поп замазывает ребёнку темечко - чтобы не мог он слышать голоса Богов, духов и предков своих, чтобы не могли они учить его, предостерегать от ошибок и опасностей, чтобы не мог он в памяти предков мудрость обрести и истину бытия в мире Яви постичь.
   Поп замазывает каналы на руках его, чтобы не мог он чувствовать дел своих, не постигал смысла последствий и результатов собственных свершений, чтобы прикосновение не стало прозрением - внутреннюю сущность всего живого, порой, одними глазами не увидеть, - чтобы руками не мог он изгнать болезнь даже из своего тела, и не мог исцелять недуги душевные, печали, горем да бедой наведённые.
   Поп замазывает каналы на ногах его, чтобы не мог он ни услышать ни почувствовать Землю-Матушку, чтобы не ведал он пути своего и не мог без дорог и тропок отыскать на земле место своё или любимую свою, чтобы боялся одиночества в пустынном месте, а не вслушивался в разговор местных духов, камней, деревьев и трав, и чтобы Земля не получала от него всей информации и не могла создать "лекарство".
   И высший, несколько дней назад сделавший первый вдох, испытавший восторг от рождения, избежавший всех перехватов и ловушек, и всё-таки родившийся - а теперь, отрезанный от всего живого мира, в капкане собственного тела, подобно тому, кто родился без зрения, без слуха, без рук и ног, без ощущения связи с миром - живой труп.
   Поэтому Земле-Матушке стоит огромных сил обеспечить рождение высшего. И невероятное чудо - если высший смог родиться и выжить, и дожить до того момента, когда сам сможет себя защитить.
   Поэтому, когда чудо случилось, все двенадцать Богов пришли учить его.
   И змей-Велес - единственный из Богов умеющий проходить в мир Яви - пропустил через себя всех остальных. Все двенадцать были в теле Велеса.
   Обучение
   Или увидел их всех - двенадцать голов змея.
   Или увидел широкое доброе лицо могучего мужчины, сияющее солнечным светом. Его длинные тонкие волосы переливались и светились, словно каждый волос был лучиком Солнца. Или увидел лицо женщины, в самом расцвете, с мягкой улыбкой и большими, по-матерински добрыми глазами. Увидел лицо витязя с длинной гривой отливающих серебром волос, развеваемых всеми ветрами. Увидел восторженно-весёлое лицо странника со смеющимися медовыми глазами и ярким зелёным листиком, вплетённым в волнистые волосы с медным отливом. И лицо девушки с ласковой улыбкой и жарким огнём чистой и безграничной любви в глазах. И лица всех других, такие родные, словно Или знал их всю жизнь.
   - Он видел такую любовь, - начала женщина с глазами Матери, - что и не знаю, смогу ли я показать ему что-то большее. Может, начать тебе, Старший Брат?
   Боги одобрительно улыбнулись:
   - Начинай, Старший Брат.
   Лицо могучего мужчины, светящееся силой и мощью посмотрело на Или. В его густые непокорные иссиня-фиолетовые волосы вплетались молнии. Его глаза сияли чистотой льда, а где-то в глубине этих глаз полыхал огонь Любви и Правды. Губы, готовые и к доброй улыбке, когда он смотрит на тех, кого любит и кого защищает, и к совсем иному выражению, когда перед его взором предстают те, кто пришел убивать всё то, что ему близко и дорого.
   - Ну, здравствуй, Или! - пророкотал его голос, подобный раскатам грома. Этот голос и суровый взгляд, способные ввергнуть в ужас любого, кто пришёл с грязными намерениями, у тех, кто пришёл с открытым сердцем вызывал чувство уверенности и безопасности.
   - Ты присядь, Или, располагайся удобнее. Костерок разожги, если замёрз, - улыбнулся Перун, - беседа у нас будет долгая.
   - Да у меня и огнива-то нет, - виновато развёл руками Или.
   - Огневица! - позвал Перун, - Зажги огонёк, красавица. Ласково, как только ты умеешь. Сам бы зажёг, да боюсь лес погубить. А лес тут красивый.
   У самых ног Или травинки, вдруг, расступились, образуя круг чистой земли. И в этом кругу загорелся сухой сучок. Или быстро скидал небольшой костерок и присел у огня, блаженно вытянув уставшие ноги и жмурясь от тепла.
   Догорал закат. Розовые и пурпурные облака устроили настоящую пляску цветов, перетекая от нежнорозовых оттенков в малиновые и фиолетовые с проблесками синевы. Солнышко, уходя за виднокрай, полыхнуло последним лучом. Тем самым лучом, который ни жёлтый, ни розовый, ни красный, ни фиолетовый, а единственный - чистого ярко-зелёного цвета!
   Серая дымка сумерек уступала место чистому чёрному небу. Перун поднял голову.
   - Ты посмотри, Или небо то сегодня какое звёздное, чистое!
   Или поднял голову.
   - А вон, видишь, звёзды образуют белую дорожку, - продолжил Перун, - Эту дорожку у вас и в дальних странах на различных языках по-разному называют: "Млечный Путь", "Тропа Трояна", "Звёздный Мост", "Небесная Река", "Драконий След", "Дорога Огня", "Змеев Хвост", "Лестница Богов", "Нить Времён". Давным-давно, из тех далёких мест, где живут Синие Звёзды, этой тропой пришёл сюда наш любимый сын и ваш дедушка, Синяя Звезда, по имени Ра. Шёл он сюда издалека. И шёл к своей любимой - жёлтой звезда, по имени Соль - бабушке вашей, Солнышку. Три народа с трёх планет были предками вашими. Были среди них и те, кто знал, что живому, находясь в Яви не пройти через пространство между, прямиком туда, где живут Синие Звёзды. Галактика наша по форме, как свастика, та, что вплетена во многие узоры на вашей одежде. Для того она и есть в узорах ваших - чтобы вы помнили. То - два духа сплетаются друг с другом. Дух Отца Богов, его называют ИлАл, арабы произносят его имя на свой манер - Аллах и дух Матери Богов, ИлИт, арабы произносят её имя Аллат. В двух отрогах Галактики, где живёт Отец Богов - обитают Синие Звёзды. В двух других отрогах, где живёт Мать Богов - живут Жёлтые Звёзды - Звёзды-Матери. Здесь живёт и наше Солнышко. Великий клан поставил целью себе прийти туда, где живут Синие Звёзды. Пройти туда напрямую, через пространство меж, почти невозможно. Но если пойти той самой дорогой, которой пришёл сюда ваш дедушка, Синяя Звезда по имени Ра, то можно достичь тех месть, откуда он пришел.
   - А зачем им было нужно попасть туда, где живут Синие Звёзды? - спросил Или.
   - Чтобы услышать Отца Богов, дух которого живёт там. Они знали, что это поможет им понять корень всех ошибок, и уберечь Фаэтон от гибели.
   - Значит в этом и состоит "Тропа Трояна"?
   - Не совсем, - улыбнулся Перун, - Люди, идущие этим путём говорят: "Тропой Трояна мы пришли и в Тропу Трояна мы уйдём".
   - Не понимаю, - сказал Или, - Если каждая Синяя Звезда, прежде, чем стать Отцом планет, сперва идёт к своей Любимой, идёт туда, где живут Жёлтые Звёзды, и только потом у них рождаются планеты, то выходит, что там, где живут Синие Звёзды, живут только БУДУЩИЕ Отцы планет, те, кто ещё не нашёл свою Любимую и не стал Отцом. Там живут молодые Синие Звёзды, и там нет планет.
   - Верно, - в глазах Перуна скользнул хитроватый огонёк.
   - Но тогда как люди могут уйти туда? Кто бы ни был клан, избравший этот путь, как люди могут жить там, где нет планет?!! - поразился Или.
   Перун довольно улыбнулся:
   - А ты знаешь, Или, что Дедушка ваш, Ра, когда-то был человеком?
   - Че-ло-ве-ком? - глаза Или поползли на лоб и готовы были вылезти из орбит.
   - Ну да! - расхохотался Перун, - Именно человеком!
   Или оглядел себя. Посмотрел на свои руки, подвигал ногами. Поднял изумлённый взгляд на Перуна.
   - Да! - смеялся Перун, - Да! И ещё раз да! А какой славный был парень, ваш дедушка Ра! Прямо, как ты, Или. И также старался успеть всем помочь.
   - Что, и вот также ходил по Земле?! - в восторге подскочил Или.
   - Да не по Земле, - улыбнулся Перун, - По мне он ходил! Я - был той самой планетой, где жил ваш дедушка, Ра. И на мне точно также росла трава. И деревья. И Отец Богов был той самой Синей Звездой, нашим Отцом. А Мать Богов была нашим Солнышком.
   - То есть... Отец Богов... - Или давился словами, до него начала доходить одна, пожалуй самая большая истина.
   - Вот именно, - твёрдо сказал Перун, - Отец Богов тоже когда-то был человеком. А планета, где он родился, была одним из Богов в той Галактике, где мы, ваши Боги, были планетами, а ваш дедушка, Ра, и ваша бабушка, Соль, бегали по траве и смотрели на Звёзды.
   - А почему Землю-Матушку иногда считают Матерью Богов?
   - Подумай сам, Или, - улыбнулся Перун, - когда тебе настанет время снова родиться, кому, как ни любимой внучке доверишь ты своё рождение? Когда у вас рождается ребёнок - он живёт далеко не первую свою жизнь. Сливаясь в Любви, вы именно призываете душу. Душа человека приходит к вам уже зрелой, прошедшей не одну жизнь. Саму душу, к её самой первой жизни, рождает Земля-Матушка. А она в своей следующей жизни родится Богом. Только Бог может родить человека. Земля-Матушка, родив нас, именно призвала наши духи. Родили же нас к нашей первой жизни Отец Богов и Мать Богов. Человек, когда проходит весь свой путь до высшего, и проходит весь путь высшего, рождается Звездой. И только Звезда может родить планету. Только человек может родить Бога. Мы рождаем в юности, когда живём свою первую жизнь, жизнь планеты. Вы рождаете уже в зрелом возрасте, когда проходите свой путь и становитесь Звёздами. Только человек может родить Бога, и только Бог может родить человека. Вот почему ты, Или, не только Сын Богов, но тебе же предстоит стать и Отцом Богов.
   - Тропа Трояна...
   - Идущие Тропой Трояна говорили: "Из Тропы Трояна мы пришли...", потому что ваш прямой предок, ваш дедушка, Ра, пришел сюда Тропой Трояна, "и в Тропу Трояна мы уйдём...", Фаэтон - мужская планета, потому люди Фаэтона станут Синими Звёздами, Звёздами-Отцами - уйдут в Тропу Трояна. Земля - женская планета. Коренные земляне родятся Жёлтыми Звёздами, Звёздами-Матерями. В вас же, нынешних жителях Земли течёт кровь трёх народов - кровь людей Земли, кровь людей Фаэтона и кровь людей Марса. Поэтому, среди вас будут и Синие и Жёлтые Звёзды. Потому, Тропа Трояна охватывает лишь половину из вас. Но это Путь Путей, и кто из вас, ныне живущих, знает наверняка, Синей или Жёлтой Звездой он станет.
  
   День сменялся днём. И в каждый из таких дней, Или узнавал столько, сколько люди узнают за год бурной и насыщенной жизни. Настала зима. Но зимняя стужа и морозы обходили стороной поляну. На окружённой непроходимым лесом большёй поляне, где жил Змей-Велес, по-прежнему грело Солнышко, зеленела трава и цвели цветы.
   - Как же много разных верований у людей, - задумчиво проговорил Или.
   - Не бывает разных верований, - ответил Перун, - Все эти верования - лишь разные кусочки единого знания, которым в былые времена владели все люди. Невозможно верить Аллаху, но не верить мне, верить мне, но не верить дедушке вашему, Ра, верить духам предков своих, но не верить духу Земли-Матушки. Когда стали люди терять Единое Знание, каждый народ в первую очередь старался уберечь, сохранить ту часть Знания, которую считал самой важной. Разные народы видели самым важным разные кусочки Единого Знания, но это не разные верования.
   Не бывает разных верований. Разными они стали только тогда, когда Чернобог, не знающий предела в коварстве своём, стал выдавать себя то за одного, то за другого Бога. Однажды, он обнаглел настолько, что выдал себя за самого Отца Богов - Аллаха. Тогда из верований арабов исчезла Мать Богов - Чернобогу важно, чтобы его считали единым и единственным Богом.
   - Но ведь, Отец Богов - не Бог.
   - Вот именно. Только человек может родить Бога, также, как только Бог может родить человека. Однако, первыми же словами Чернобога, когда он выдал себя за Отца Богов было: "Нет Бога, кроме Аллаха", - Перун улыбнулся, - Но то, что ты стал задавать эти вопросы говорит о том, что настало время тебе учиться у брата моего. Стрибог, Вольный Ветер научит тебя, как распознать кривду, чтобы от коварной лжи вернуть её обратно к знанию.
  
   Возвращение домой
   Три года спустя, на той самой опушке возле родной деревни, вышел из леса Или Муромец и широким шагом двинулся в сторону дома. За ним следом шла девица. Она всё время что-то бурчала и теребила Или. Или устало отмахивался.
   Подходя к дому, Или увидел работающую на репяннике не слишком молодую, но очень красивую женщину с огненно-рыжими волосами.
   - Здравствуй, красавица! - обратился к ней Или, - Не видала ли ты матушку мою, Надёжу Добронравовну?
   Женщина подняла голову и всплеснула руками:
   - Или! Сынок мой!
   Смесь счастья и изумления застыли на лице Или.
   - Мама! - он подбежал, обнял её крепко и бережно, поднял на руки и закружил, - Но как же это, мама?!
   - А ты пойди, с отцом поздоровайся. Он не седой больше. И глаза у него зоркие, как у ясна-сокола!
   - Но как же, мама!
   - Ты, как на ноги встал - у нас и отлегло от сердца. Значит, уберегли тебя от Чернобога окаянного! Всё-таки уберегли! А потом мы замечать стали, что не стареем больше, а наоборот, что ни год - молодеем. Такой я была, когда ты у нас появился. Берегиня приходила, и сказала, что такой мне теперь и быть. А седой я снова стану лишь в тот день, когда настанет моё время умирать.
  
   К вечеру, в большом дома собралась вся деревня.
   - Теперь, Или, не мы в соседние деревни, случись что, за помощью бегаем, - хвасталась Надёжа, - Теперь к нам со всех деревень приезжают.
   Или посмотрел на двоих высоченного роста мужиков, с улыбками смотревших на него. Эти двое были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Оба очень высокие и стройные, с тонкими длинными пальцами. И у обоих яркий, чистый, пронизывающий до глубины взгляд. Приглядевшись, Или узнал их. Одного Или помнил. Помнил его весёлый взгляд. Маленькие резные фигурки, каким-то чудом возвращавшие ощущение жизни. Сказки, маленькие и совсем простенькие с виду, но так согревающие душу. Помнил эти большие детские глаза. И силу в них. Силу, заставлявшую отчаянье отступить. Светозар Холмогоров. Пройдя по Миру и повидав много разных мест, Светозар из всего увиденного выбрал родную деревню, и прошлой весной, Любава Холмогорова радостно увидела на опушке леса возвращающегося домой сына. Медобрат нежно обнял жену, прижался к ней щекой, а в глазах его сияло счастье.
   Второго, Или тоже помнил. Его звали Зимостан. Тот самый парень, который пришёл с волхвами в тот самый день, когда Или впервые в жизни довелось ощутить - что же это такое - стоять на своих ногах.
   Эти двое напоминали зеркальное отражение друг друга. Светло-золотистые, с лёгкой рыжинкой волосы Светозара и тёмно-русые, почти чёрные волосы Зимостана. Светлые, зеленовато-синие глаза Светозара и цвета тёмного мёда на ярком солнышке глаза Зимостана. Загорелое, почти бронзовое лицо Светозара, и молочно-белое, не темнеющее на Солнце лицо Зимостана. Всё остальное, форма их тела, многие черты их лица, и даже форма их усов была похожа, как две капли воды. А когда они начинали обсуждать что-то друг с другом, возникало ощущение, что человек разговаривает со своим отражением в зеркале.
   Надёжа ласково улыбнулась, глядя на них.
   - Когда они работают в паре, отступают даже смертельные болезни, - сказала она.
   Праздник удался на славу. По кругу ходили резные братины, сделанные в разное время Медобратом. Медленно поплыла по кругу резная лебедь с длинной тонкой выгнутой шеей, наполненная золотистым медовым квасом. Каждое пёрышко на её роскошных крыльях, вырезанное в отдельность, было настолько тонким, с видневшимися на нём прожилками, что заставило бы даже несведущего человека, окажись таковой на празднике, брать братину в руки с особой бережностью. Но нисколько не остановило "спасённую" Или девицу. Та взяла лебедь с грубой уверенностью владельца, подобно тому, как варвар берёт доставшуюся ему пленницу, совершенно не интересуясь ни своими чувствами к ней, ни, тем более ответными чувствами с её стороны. Светозар с болью и тревогой смотрел, как изогнулись готовые сломаться перья.
   Последние капли медового кваса оросили земли перед очагом. Каждый делал свой глоток молча, но весь дом наполнился чем-то искрящимся. В этот миг явно Ощущалось, что в доме, за общим столом, помимо людей, восседали все двенадцать Богов, родителей Ра и Соль, прародителей всех людей. Сейчас, люди почти глазами видели, как тот из двенадцати, кому посвящалась первая братина встал и протянул к ним руки, и улыбка освещала его лицо и счастье сияло в глазах Бога от того, какими увидел он детей своих внуков, кровь от крови его, продолжателей его рода. И в полной тишине их глаза говорили ему:
   - Слава тебе, Батька, что дал нам такую чистую и сильную кровь, что течёт в нас и делает дух наш несгибаемым, а дела наши славными! Слава тебе, Батька, что воспитал нас такими сильными и славными. Слава тебе, Батька, что терпеливо и бережно учишь нас всему тому, что умеешь сам. И что каждый из нас умеет мечтать чисто и правильно и сотворять из мечты своей жизнь - за то тебе, Батька, слава! И слава тебе, Батька, что хватает нам силы и ясности сердца, чтобы не посрамить свой род и такого Батьку, каким являешься ты.
   Люди смотрели на Бога, а Бог смотрел на людей. Они видели отца отца их отца. Он видел детей детей его детей. И Боги, и люди прекрасно понимали, что принадлежат к одному роду. И люди ни за что не хотели посрамить своих прародителей.
   "Я - сын Божий", - сказал когда-то Иешуа из Назарета. И каждый из этих людей мог сказать: "Я - сын Божий".
   В глазах этих людей не было и тени преклонения. Они почитали Богов, они прославляли и любили их - но не преклонялись никогда. Русы с трудом сдерживали смех, когда кто-то из чужеземцев утверждал, что великие свершения людей вызывают ревность Богов. Ещё нелепее были утверждения язычников-яхвистов (иудеев и христиан), о страшном грехе гордыни и яко бы ничтожности человека. Они не спорили ни с чужеземцами, ни с язычниками-яхвистами, потому что спор возможен лишь там, где истина сокрыта. Но они-то видели Богов, ощущали их присутствие, общались с ними. А потому, требовали от себя всё, что только возможно и ещё немного больше. Когда же случалось, что кто-то из людей совершал то, чего не совершали сами Боги, язычники-яхвисты осуждали такое, называя гордыней, но не русы. Русы радовались за соплеменника и славили его. И особенно радовались Боги - потому что горе тому родителю, чьи дети так и не смогли превзойти его ни в чём.
   То древнее знание, то направление древнего Тенгри, которым шли наши предки, именовалось Право-Славие. Они знали, что только путь Слави - путь героев - путь тех, кто требует от себя всё возможное, и ещё немного больше, кто ещё будучи смертным, возлагает на себя такую ответственность, как если бы был Богом, ведёт в мир Прави - верхний мир, мир Божественного. Каждый человек рождается сыном Богов, но только пройдя путём Слави, сможет он сам стать Отцом Богов. Ты не Бог - и что с того?! Будучи женщиной - ты не мужчина. Будучи мужчиной - ты не женщина. Будучи медведем - ты не волк. Будучи волком - ты не медведь. Бог - твой предок, и никто не мешает тебе совершать поступки, достойные Бога. Таково истинное Право-Славие.
   Спросите попов, что такое Правь - и не услышите ответа. Спросите попов, что такое Славь - и увидите, что такое понятие тоже неведомо им. Тогда спросите попов - а по какому праву, называют они религию свою Право-Славием?
   Новая братина, вырезанная в виде головы змея наполнилась свежевыдоенным парным молоком и поплыла по кругу. И другой из двенадцати Богов встал и протянул руки к потомкам своим, людям, радуясь за них. А люди славили его.
   Двенадцать братин, одинаково прекрасных и одинаково разных, совершенно не похожих друг на друга, проплыли по кругу. И разными были напитки, наполнявшие их. Из сока и мёда, кваса и молока. И ни один вкус даже не напоминал другой.
   Радость наполняла сердца людей. Всех, кроме одного. Звенислав обернулся, услышав гневно-возмущённые нотки в чьём-то голосе, и увидел, как пришедшая с Или девушка пытается что-то высказывать ему. Звенислав подошёл поближе.
   - Неужели, ваша деревня настолько бедна, что ни одна из чаш не была наполнена вином? - возмущалась девушка, - Если уж вы настолько нищие, что не можете себе позволить наполнить вином круговые чаши, то могут здесь в конце концов, хотя бы мне одной налить бокал?!
   - Мы не нуждаемся в вине, - попытался возразить Или, - Зачем мы станем делать или покупать то, что нам без надобности?
   - Да вы - просто дикие варвары, не понимающие всей прелести хмельных напитков.
   - Вино не нравится Богам, - вмешался Звенислав, - И вино не любят дети. В чём радость такого напитка, который не смогут разделить с нами Боги и дети - самые чистые среди нас? Такое питьё будет не объединять, а наоборот разделять. А разве есть прелесть в разделении?
   - О! Ещё какая! - со стоном проговорила девушка и направилась к выходу, - Пожалуй, я пойду спать. Или, проводи меня.
   Или тяжело вздохнув, побрёл следом: "Сама то не найдёт, куда спать лечь, да и дом не отыщет - в трёх соснах заблудится".
   - Возвращайся, - похлопал его по плечу Звенислав, - Мы дождёмся тебя.
   Люди стояли держась за руки и молча общались с Богами. Не годилось прерывать праздник. Тем более не годилось продолжать его, не дождавшись Или.
   Когда Или вернулся, сперва сочувственные взгляды, а потом и улыбки соплеменников встретили его. Люди продолжили праздник.
   Внесли коровай. Надёжа обладала премудростью выращивания древнего пырея. Растения в человеческий рост с узкими и длинными сочными листьями. Так же, как и у чая, только верхние четыре листа у пырея обладали силой. Именно из них выпекался русский зелёный хлеб. Одна булка такого хлеба позволяла человеку вполне сыто прожить неделю и легко заменяла в шесть раз больший кусок мяса. Именно из такого зелёного хлеба делался священный братинный хлеб - коровай - большой круглый хлеб в форме головы коровы.
   Коровай пошёл по кругу. Каждый отламывал по кусочку и передавал дальше. Самый первый кусочек, как и самый последний, лёг в огонь. Огонь вспыхнул и начал медленно откусывать по крошке, растягивая удовольствие.
   Люди смотрели друг на друга. Хотелось музыки. Чудесных баллад и дивных сказаний. Но Звенимир ещё не возвращался, а новых менестрелей и тем более бардов, в в селении пока не появлялось.
   Звенислав улыбнулся, доставая принесённый с собой широкий свёрток.
   - Много лет не звучали мои песни, - сладко протянул Звенислав, - И вот, кажется настала пора зазвучать им вновь. Я, как чувствовал, что этот день настанет, и по весне сладил себе новые гусли.
   Он развернул свёрток, и люди увидели ещё белые, не потемневшие от времени гусли.
   - Так, ты поёшь, Звенислав? - спросил кто-то.
   - А разве моё имя не говорит об этом?
   Люди понимали, что если человек с именем, означающим путь менестреля, не поёт и не слагает песен - лучше не спрашивать его, от чего так? Кто знает, какую рану в душе ты можешь растревожить.
   Люди, знавшие Звенислава много лет, уже свыклись с мыслью, что он не поёт. И вот сегодня...
   - Я сложил песню. Песню о тех временах, когда Бус Белояр с волхвом Златогором и князь Словен с бардом Баяном собрали войско великое со всех земель Руссколанских и пошли войною на готов.
   Звенислав заиграл - и песня разлилась заполняя собой всё вокруг. И слышался в ней и шум ветра и шелест листьев на ветру, и журчание рек, и плеск воды на переправе, и негромкие возгласы воев.
   Звенислав положил ладони на струны и продолжил:
   - Нашу дружину вёл князь наш - илувар Бальтазар. Огонь сиял в его глазах. Его воля поднимала людей. Наведывался в нашу дружину и сар Бус. Невероятной силой и справедливостью веяло от этого человека. Наведывался к нам и князь Словен. И воздух вокруг него искрился великой мудростью и неизбывной мощью.
   Звенислав вновь коснулся пальцами струн, и люди увидели ясный горящий взгляд Бальтазара, и то ощущение справедливой мощи, как будто Бус Белояр здесь и сейчас смотрел на них и говорил с ними. Они увидели полный мудрости взгляд седого князя Словена и воздух искрился вокруг него.
   Звенислав вновь положил ладони на струны.
   - Война началась из-за того, что готский конунг Германорех, заключивший мир с Руссколанью и получивший в жёны сестру Буса Белояра, царевну Лебедь, прожив с ней год, приказал жестоко казнить её за то, что царевна Лебедь ушла от Германореха к его сыну. Люди Руссколани. Люди Руссколани не стерпели такого надругательства над царевной - и началась война.
   Однако, существует легенда, что Германорех, узнав, что его любимая полюбила его же сына, отпустил их. Ибо, истинная любовь, как раз и означает, что счастье любимой для тебя важнее твоего собственного. И наоборот, когда любимая твоя счастлива - одно это делает тебя счастливым, не важно, рядом она, или нет. Если же любимая твоя несчастна, то даже если она рядом с тобой, это не приносит тебе счастья. К тому же, отпуская любимую к родному сыну, не терял он её из рода своего. И тогда конунг Германорех отпустил любимую свою, царевну Лебедь, с сыном своим. И благословил их. И собирался Германорех отпраздновать это. Тогда купец заезжий принёс ему дивного вина. Но был купец тот не купцом вовсе, а адептом Чернобожьим. И подсыпал он в вино то сильного дурманного зелья. И когда под воздействием зелья дух конунга Германореха слабо держался за плоть его, в тот самый миг, злой дух - ангел - вселился в конунга. Именно он, устами Германореха и приказал убить царевну Лебедь и сына Германореха.
   А ещё поговаривают, что умирая, пронзённый копьём Буса, конунг Германорех не понимал, от чего Бус пошёл против него, и молил сара Буса об одном - назвать ему имя - имя того, кто приказал убить любимую его, царевну Лебедь. Назвать и отомстить.
   И понял тогда Бус Белояр, что не с того спросил за смерть сестры своей. И рассмеялся тогда Чернобог. И начал он убивать Землю. И тогда, волхв Златогор, брат сара Буса, собой закрыл Землю-Матушку. Закрыл собой - и погиб. А Земля-Матушка осталась жива. Но настала Ночь Сварога.
   И пальцы Звенислава снова коснулись струн.
  
   Небо посерело. И люди отправились на берег реки, встречать рассвет. Несколько ярких лучей прорезали серую дымку и золотой диск Солнца начал медленно подниматься над виднокраем.
  
   Или приоткрыл глаза. Солнце уже клонилось к закату.
   - Ну ты - здоров дрыхнуть, богатырь, - по-доброму усмехнулся Зимостан. Он так и жил с Надёжей и Звениславом, - Батюшка уже давно на рыбалку отправился. И матушка в поле.
   Или поднялся. Пришедшая с ним девица ещё спала. Хотя легла спать ещё до заката, не оставшись на праздник.
   Или подхватил вёдра. Добежал до реки. Поздоровался с батюшкой. Натаскал воды в дом и в баню. Нарубил дров. Ещё раз глянул на спящую девицу и отправился в поле искать матушку.
   Он нашёл её по едва шевелящимся макушкам - она бережно убирала личинок с листьев пырея.
   - Вот, Илиушенька - старая была - только за репянниками поспевала. А теперь опять молодая - снова могу зеленый хлеб растить, - сказала Надёжа, обернулась к нему и ласково посмотрела на сына, - А скажи мне, сынок, люба ли тебе девица?
   - Ну, что ты, матушка? - пожал плечами Или, - Не моя она.
   - А от чего не твоя, - спросила Надёжа, - от того ли, что княжья дочка?
   - Да, с какого бы рода она не была. Разве в том дело - княжья - не княжья? В душе ничего не звенит, матушка. Не моя она.
   - Это хорошо, что чуешь, - серьёзно сказала Надёжа, - Только, раз не твоя, от чего не отпустишь её?
   - Так, пропадёт же!
   - Так ведь, лес же кругом, - удивилась Надёжа, - Лес - он сам хранит и бережёт. Разве можно в лесу пропасть? Заплутать или еды не найти? Тем более, летом? В лесу - и обидеть-то тебя некому. Недели не пройдёт, как до дому доберётся.
   - Да, неумещая она совсем. Даже тому, что дети малые умеют - и то не обучена. И леса не слышит совсем. Пропадёт.
   - И что делать будешь?
   - Отведу её в Новый Киев.
   - И когда выдвинешься?
   Впервые во взгляде Или появилось лёгкое злорадство:
   - Завтра на рассвете.
   - Что - и отдохнуть девице не дашь? - усмехнулась Надёжа. Или тяжело вздохнул. Мать сочувственно посмотрела на него, - Вымотала она тебя?
   - Ты погоди, она ещё вечером представление устроит. С тем, почему к её просыпанию стол не накрыли, да почему вокруг неё все дружно не бегают и прихотей её не исполняют.
   - А как зовут девицу?
   - Василисою представилась.
   - Странное имя - не русское, не славянское, не булгарское и не хазарское.
   - Как и моё, - улыбнулся Или.
   - Твоё имя - русалочье! А её - как будто и не наше вовсе, - возразила надёжа.
   Или снова улыбнулся. Теперь сладко и мечтательно:
   - Вот сдам девицу с рук на руки ейному батюшке, да пойду дальше - людям помогать.
   Надёжа улыбнулась ему в ответ и достала маленький свёрточек.
   - Возьми в дорожку. Я - как чуяла - сама для тебя сделала.
   Или бережно развернул свёрток. На кусочке кедра, по кругу были вырезаны символы всех двенадцати Богов. А в центре круга был символ самой Земли-Матушки. К оберегу были прикреплены четыре длинные прядки волос - две Надёжины, седые и огненно-рыжие, и две Звениславовы - седые и чёрные, как смоль.
   - Ты, где бы ни был, - сказала Надёжа, - Весточку отправлять не забывай. Сожми амулет, крепко-крепко, я и почую, где ты и что с тобой.
   Она обняла его:
   - Люблю тебя, сынок! Да хранит тебя Земля-Матушка!
  
   Или во дворце князя Владимира
   Княжий дворец не особо впечатлил Или. Чудной резьбы, особенно такой, что творил Медобрат, живой и тёплой, не было и в помине. Зато были росписи, по большей части иноземные, с обилием золота.
   Князь Владимир тоже не отличался особым радушием.
   - Долго же ты спасал мою дочь, богатырь!
   - А от чего же тогда, князь-батюшка, - возмутился Или, - не встречал я витязей твоих, спешащих на выручку дочери твоей? От чего положился ты на помощь случайную?
   - Да ты что?! - воскликнул один из военачальников, - Спасти княжескую дочку - великая честь!
   - А от чего-ж тогда не отправился за ней тот, кто этой чести жаждал? - возразил Или.
   Князь побагровел, но присутствие приближённых заставило его взять себя в руки.
   - Вижу, и впрямь - богатырь ты славный, - проговорил князь, - раз сумел то, на что витязи мои пойти побоялись! - "А потому, будет лучше, если будешь ты рядом со мной - мне в помощь", - подумал князь, вслух же сказал, - А потому, жалую тебе в жёны спасённую тобой дочь мою!
   Или передёрнуло от такой формулировки.
   - А что? - усмехнулась Василиса, демонстративно-оценивающе оглядывая Или, - Богатырь действительно хорош!
   - Вот видишь! - рассмеялся Владимир, - Тем более - она согласна!
   - Прости меня, князь-батюшка, - ответил Или, - Но должен я отказаться. Не моя она.
   - Понятное дело - не твоя! - снисходительно усмехнулся князь, - Но я могу тебе её жаловать.
   - Надобно мне найти свою любимую - и не размениваться на не моих, - возразил Или, - Тому и матушка моя навещала, к тому и сердце моё лежит.
   Владимир скрипнул зубами, но в присутствии дружинников не решился не отблагодарить богатыря, как не решился и "отблагодарить" его по-своему.
   - Коли так, - проговорил князь, - выбери себе в награду коня из моей конюшни. Проводите его.
   Или в сопровождении конюхов, медленно шёл по княжеской конюшне, глядя на красавцев-скакунов. И вышел оттуда без коня.
   - Отчего не взял коня себе? - спросил Владимир.
   - Много славных коней в конюшне твоей, княже, - ответил Или, - Но нет среди них моего коня.
   - Ну, что-ж, - проговорил Владимир, с трудом сдерживая свой гнев, - Коли так, пойди в оружейные палаты мои - и выбери меч в награду себе.
   Или в сопровождении оружейников отправился в оружейню.
   Бережно перебирал он мечи. Любовался ими и клал на место. И вышел оттуда без меча.
   - Что?! И меча твоего здесь нет? - ядовито усмехнулся князь.
   - Ты прав, княже, - серьёзно ответил Или, - Прекрасны мечи твои - но нет среди них моего меча.
   - Ну, что-ж. Ты сам отказался от награды себе. Можешь гостить в моём дворце, сколько пожелаешь.
   - Пожалуй, я пойду, княже.
   - От чего так?
   - Стольким людям ещё нужна моя помощь.
   - Я предлагал тебе службу княжескую, а ты выбрал помогать каким-то людям?! - воскликнул Владимир.
   - Прости, княже, но этим людям моя помощь нужнее, чем тебе.
   - Ну что-ж, ступай, - выдавил князь, а про себя подумал: "Своенравен богатырь. О опасен. С ним нужно держать ухо в остро!"
  
   Чернобожники, или Первая Бойня.
   Выходя из города, Или почувствовал, как будто огромная каменная скала свалилась с его плеч. Как будто тяжёлый купол, мешавший видеть и слышать Мир вокруг остался позади.
   Или шёл. Саднящей раной казался Новый Киев. Что-то не то творилось в городе. Или перешёл на бег. Пока, он старался просто отойти подальше. Потом, Или прислушался. Тишина. Но не спокойная, а какая-то мёртвая тишина стояла вокруг. Или снова перешёл на бег. Пустые деревни встречались на пути. Боли, требовавшей немедленной помощи не было. Но почему-то люди предпочитали уйти в леса.
   Видение из его кошмаров накрыло его. Боль была настолько сильной, что Или стало трудно дышать. Он рванулся и с ходу вошёл в темп. Или никто не учил темпу - умение было врождённым. Для любого, кто мог бы сейчас увидеть его, тело Или казалось лишь размытой тенью.
   - Примите благодать господа нашего, - пропел епископ, - примите истинную веру - и вы сможете вернуться в свои дома.
   Дружинники согнали жителей деревни на центральную площадь. Расстояние между толпой и воинами уже покрылось трупами.
   - Вы упорствуете во грехе своём?! - пропел епископ, и тяжёлая гильотина рассекла надвое крохотное тельце младенца.
   Стон и рыдания пронеслись над толпой.
   - Узрите благодать господа...
   Или выскочил на середину площади:
   - Ах ты, чернобожник поганый! - взревел он.
   - Во имя господа! - пискляво вскричал епископ, поднимая крест.
   И дружинники, оставив толпу, разом кинулись на Или. Или схватил ближайшего (воин почему-то двигался чуть медленнее, чем двигаются воины) и швырнул его в остальных. Подхватил какую-то палку. Палку заклинило. Или рванул посильнее, и с удивлением обнаружил в своих руках тележную ось, а за своей спиной услышал грохот рухнувшей телеги. "Эх! Телегу кому-то сломал! Придется потом починить", - пронеслось в голове у Или. Тем временем, ось с рёвом и свистом прорезала воздух. Будь дружинники живыми - они бросились бы в стороны. Но, с мёртвым блеском в глазах, не обращая внимания на потери, они шли на него.
   - Во имя господа! - вскричал епископ.
   Тяжёлая ось скосила ещё ряд, но на его месте тут же появился следующий. Их движения были чуть скованными, но они шли на него с неотвратимостью тарана. Епископ кивнул, и четверо адептов затерялись за спинами зомбей-дружинников. Они подкрались к Или со спины. Взяли кресты, как рукояти мечей, и из них ударили невидимые клинки из белого неживого света. Адепты ударили разом. Но невидимые клинки, способные выбить душу из тела и изрубить её на части, наткнулись на неведомую броню. Или развернулся - это было последнее, что увидели адепты.
   Епископ вскочил на коня и бросился наутёк. Расшвыряв остатки дружинников, Или мощным броском метнул тележную ось, сшибив с коня уже пости спасшегося епископа. А в следующий миг, тяжёлый кулак Или навсегда потушил свет в его глазах.
   Или сел, где стоял. Всё его тело сотрясала крупная дрожь. Женщины окружили его, пытаясь успокоить.
   - Детей-то... Как же ж... Они же совсем маленькие... - трясущимися губами проговорил Или. По его щекам стекали и падали на землю крупные слёзы, - И ведь то - не готы пришли... И время - вроде мирное...
   - Фряги- страшнее готов, - с горечью произнёс подошедший к нему большак, - Намного страшнее. Не успела настать Ночь Сварога, как слуги Чернобоговы, вырядившись в овечьи шкуры, заходят в наши дома, и жадными глотками пьют кровь детей Сварога-Батюшки и Земли-Матушки.
   - Телегу - починить надо... - машинально проговорил Или.
   - Ты не переживай - телегу мы сами починим, - старейшины сгрудились вокруг него, - Пойдём в дом - отдохнёшь - баньку тебе натопим, - совсем седой дед, ласково глядевший на Или протянул руку, пытаясь помочь ему встать.
   Или покачал головой:
   - Не хочется сейчас под крышу... Я лучше здесь - под открытым небом посплю.
   Старейшины каким-то чутьём почуяли, что не останется богатырь погостить - слишком тяжело ему после того, что произошло, находиться в этом селении.
   - Ты только не уходи слишком рано, - проговорил один из старейшин, - Мы тебе еды в дорогу соберём, может что из вещей тёплых пригодится.
   - Погляди, может меч какой приглянётся, - сказал мужик помоложе, - Вона их теперь тут сколько разбросано.
   Седой дед дёрнул его за рукав:
   - Ты что творишь? - прошептал он, - По что рану свежую бередишь? Зачем сердце ему зря тревожишь?
   Или невидящими глазами смотрел перед собой. Но не вдаль, а куда-то, в пустоту. И огромные слёзы стекали по его щекам на землю.
   - Маленького то... Как же...?
  
   Или проснулся от того, что начал подмерзать левый бок. Небо посерело. Но костёр почему-то не потух. Или повернул голову. Трое старейшин сидели перед костром и подкладывали в огонь сухие дрова. Совсем седой дед с ласковыми добрыми глазами улыбнулся ему:
   - Как спалось?
   - Давно вы здесь? - спросил поднимаясь Или.
   - Мы не уходили, - ответил другой, - Боялись тебя прокараулить, - он протянул Или большую кружку дымящегося отвара из листа смородины, брусничника и мёда.
   Или благодарно кивнул, взяв кружку обеими руками и тихонько прихлебнув. Его всё ещё потряхивало. И причина тому была отнюдь не в предутреннем холоде.
   - Пойду я, - проговорил Или.
   - И далеко ли теперь двинешься? - спросил один из старейшин.
   Что-то переменилось в Или. Краски Мира поблекли вокруг. Листья деревьев больше не искрились на Солнце, играя сияющими лучиками. Ручеёк больше не звенел, как голос ребёнка, оживлённо рассказывающего что-то захватывающе интересное. И даже пение птиц куда-то делось, сменившись редкими и осторожными вскриками. Сам он ощущал себя давно умершим, но обязанным доделать какое-то очень важное дело. И потому, не ощущая сам процесс жизни, он всё же торопился успеть и старался действовать быстро.
   Или подобрался и встал:
   - Прав был тот человек, - глядя в никуда проговорил он, - Меч мне теперь нужен. Да только нет здесь моего меча.
   Встали и старейшины.
   - На вот, возьми, - протянул один из них дорожный мешок, - Моя жена его шила. И расшивала. Еда в нём - тебе в дорогу. Последний зелёный хлеб - по трём селениям собирали. Его-то чернобожники в первую очередь - под корень истребляют. И поля по десять рар перепахивают. И кресты свои поганые на тех полях ставят. А найдут у кого хоть росточек - тут же казнят. Вот и нету у нас больше нашего зелёного хлеба. Всего, что набрали - едва на пять короваев хватило. Возьми с собой в дорогу - тебе он нужнее будет.
   - Благодарствую, батюшка, - Или протянул руку и бережно взял расшитый заплечный мешок.
   - И мёд там. Настоящий. Живой. А в нём орешки. Не простые. Те, что Кедры сами дарят. И одеяло тёплое, из барсучьей шерсти вязанное, конопляной тканью крытое. Одна сторона греет, другая от влаги хранит.
   - Благодарствую, батюшка.
   - На, возьми, - подключился третий старейшина, протягивая Или кусочек кедра с родовыми знаками на нём, - В нём сила рода нашего. Если бы ты вовремя не поспел - на том бы род нашь и оборвался. Так что, твоя она теперь по праву. Если станет туго, и почуешь ты, что иначе не справишься - используй силу рода нашего.
   Или трепетно смотрел на лежащий на его ладони маленький кусочек кедра.
   - Благодарствую, батюшка, - прошептал он, - Обещаю без крайней нужды не тратить. Только для спасения жизней и только если не справлюсь иначе.
   Или что-то увидел. Он обнял стариков и проговорил:
   - Уходите! Уходите в леса. Жён и детишек спасайте. Настала Ночь Сварога. И никто не знает, сколько нас осталось в живых и хватит ли нам сил, разумения и огня сердца, чтобы остановить Чернобога. Уходите в леса! Кто-то должен жить и хранить память для наших детей!
   Он отпустил их. И они увидели лишь размытое пятно его тела. И это пятно быстро двигалось вглубь леса, а потом и исчезло вовсе. Или старался успеть.
   "Сейчас", - говорил Змей-Велес, - "Тебе не столь важно - есть у тебя меч, или нет. Но однажды наступит момент, когда ты почувствуешь, что меч необходим тебе". И вот - этот момент настал.
   Однажды настанет день, когда понадобится и конь, но пока этот день не настал.
  
   Хозяйка Медной Горы
   По указанным Змеем-Велесом приметам, Или продвигался всё дальше и дальше на восток. Где-то ему приходилось взбираться на отвесный обрыв, где-то - пробираться сквозь густую чащу. Далеко не везде, где пробирался Или, конь смог бы пройти. Да и не любой конь мог скакать с той же скоростью, с какой бежал Или. Поэтому, о коне было думать ещё рано. А вот меч был нужен Или уже сейчас - кровью умывалась священная земля Руссколани. И это в мирное-то с виду время.
   Смешаный лес, по мере того, как Или поднимался всё выше и выше в горы, сменился Синими Елями. Синий ельник подсказал Или, что он приближается к легендарным Молохитовым Горам. Стали попадаться необычные камни. Они как будто гудели и излучали густое тёмно-зелёное, видимое не глазом свечение откуда-то из глубины. Снаружи, камни были покрыты чем-то похожим на кожицу, похожую на зеленовато-коричневую кожицу коробочек, из которых на ниточках вываливались поспевшие Манжурские орехи. Однажды Или увидел скол такого камня. Неповторимый узор на сколе превосходил все те творения художников и ваятелей, которые Или когда-либо доводилось видеть в разных селениях. А уж то, что он видел в княжьем дворце - меркло и подавно. Или не был уверен, что даже Медобрат сможет сотворить что-то столь же чудесное. Внутри камня как будто жил целый лес с чудесными полянами, яркими, распускающимися цветами, звонким пением птиц, играющими белками с маленькими озорными глазками, и ласкающим журчанием ручейков. Солнечные лучики играли на листьях деревьев. Целый мир был спрятан и жил внутри одного такого камня. Или стоял и заворожённо смотрел внутрь камня. На соседний камень выползла ящерка, и вдруг обернулась девушкой. - А хочешь ли забрать с собой этот камень, Или Муромец? - пропела девушка.
   - Красоту, разве можно взять, унести? Забрать с собой или передать кому-то? Красота - она живёт. И живёт она здесь. Но увидев такую красоту, чувствуешь в сердце своём всё то, что пришёл защитить, уберечь. Закрыть, если будет нужно, то и собой. Но не дать убить, не дать уничтожить.
   По иному улыбнулась девица - теперь тепло светилось в улыбке её.
   - Ты прости, Или Муромец, проверяла я тебя. Не позарился ты, а камень в ладони взял - сердце своё погреть. На вот, возьми, - она протянула ему маленькую пластинку того-же камня, - Такой камушек и носить с собой удобней, и не потеряешь нигде, - Или увидел в камне дырочку, в которую можно продеть шнурок, - Пусть эта частичка Малахитовых гор хранит и бережёт тебя в пути твоём долгом. Как и ты пришёл сохранить и сберечь всю красоту этого Мира.
   Девушка обернулась ящеркой и исчезла среди камней.
   - Как величать тебя, красавица? - спросил во след Или.
   - Хозяйкой Медной Горы, - эхом ответили камни.
  
   Теперь дорога Или всё больше шла на спуск. Оставались позади дивные Малахитовые Горы. По всем, подсказанным Змеем-Велесом приметам, совсем уже скоро должны были показаться стены дивного древнего города.
  
   Древний город
   Древний город, как будто вымер. Не слышался смех и крики ребятишек на улицах. Не звучал цокот копыт по мостовым. Не дымились высокие трубы кузнечных и литейных мастерских. Не слышались крики торговцев, на перебой расхваливающих свой товар возле многочисленных лавок. Мёртвая тишина повисла над городом.
   Легендарный Аркаим, город ремёсел и древних знаний, словно вымер вдруг в одночасье. Или продвигался от дома к дому. Заходил в дома. Дома не были разрушены и даже окна не были заколочены. И в каждом окне красовались не выбитые ни ветром, ни рукой вандала стёкла. В домах царил порядок, и даже посуда по прежнему стояла на столах. Люди как будто вышли только что на минутку и скоро вернутся. И только слой пыли на всём говорил, что произошло это не несколько минут назад.
   Или заходил в мастерские, но нигде не увидел следов разгрома и беспорядка. Создавалось впечатление, что кузнецы, литейщики и стеклодувы погасили огонь и заботливо остудили свои печи, готовя их к длительной консервации. А потом встали в одночасье всем городом, и взяв лишь самое необходимое и не тронув больше ничего в своих жилищах, в один день покинули город.
   Пустовал даже огромный храм в центре города. По полу храма красовалась большая, на весь храм, свастика - символ нашей Галактики. Два отрога этой свастики были выложены разных размеров синими самоцветами, два других - жёлтыми. На каждой из двенадцати стен двенадцатигранного храма красовался символ одного из двенадцати Богов. А перед стенами стояли статуи Богов, каждая вырезана из своего сорта дерева или камня. С потолка храма, взирали Ра и Соль, а чуть выше, Отец Богов и Мать Богов. По центру храма красовались три витых столба коновязи, уходящих с самого низа на самый верх, проходя сквозь купол храма и возвышаясь над ним тремя шпилями.
   Перед воротами храма Или увидел одиноко стоящего могучего витязя. Витязь обернул на Или взгляд ярко-синих с зеленцой, огромных, чуть миндалевидных глаз. Золотые волосы густыми кудрями спадали до середины спины. Из-за плече витязя виднелась рукоять изогнутого тюркского меча. Рядом с ней красовался тул со стрелами. Несмотря на то, что бой вроде не предвиделся, тело витязя облегал струящийся доспех из тысячи крошечных, горящих на Солнце колечек. А сердце его закрывала широкая пластина с отчеканенной на ней головой волка. Лишь шнуровка на вороте доспеха была ослаблена и из-за неё виднелась рубаха с вышивкой, очень похожей на русскую, и обозначавшей, как Или смог разобрать, полное название рода и символ выбранного пути. "Значит издалека", - пронеслось в голове у Или, - "Раз обозначение рода - полное".
   Витязь тем временем заговорил, и речь его отличалась от привычной Или тем, что к каждому слову прибавлял он два дополнительных суффикса.
   - Здравия тебе, славный витязь, - голос витязя, зычный, густой и бархатистый, понравился Или - такой обычно бывает у людей сильных, уверенных и... честных, - Ты какого будешь рода - племени?
   - Да разве я - витязь? - оглядывая себя улыбнулся Или. Витязь улыбнулся в ответ:
   - Если ты не прошёл посвящения, значит Боги - сами посвятили тебя. Мой взгляд видит витязя.
   - Величают меня Или. Я - рус из города Мурома, - Или произнёс полное имя своего рода.
   - Меня величают Субудай. Я - татарин из Великих Сибирских Каганатов, - витязь произнёс полное имя своего рода.
   - А скажи мне, славный витязь, Субудай, давно ли ты стоишь здесь, перед храмом? - спросил Или.
   - Я стою здесь три дня и три ночи, славный витязь Или, стою и жду, что придёт кто-то, кто сможет разъяснить мне, что случилось в этом древнем городе, почему вдруг вымер великий Аркаим?
   - И рад бы помочь, да сам дивлюсь увиденному. Люди как будто встали и все разом ушли из города. Нет ни следов битвы, ни мора великого. Нет даже следов спешки, с которой бы люди бежали, спасаясь от бедствия. Жители покидали свой город спокойно, не торопясь, и как будто, все разом. И даже вещи их остались нетронутыми, там, где их оставили.
   - Вот это меня и поражает, - сказал Субудай, задумчиво глядя на храм, - Думал, может ты сумеешь что-нибудь прояснить. А скажи мне, славный витязь Или, что нового происходит на славном западе, в великой земле Руссколанской? Я - один из князей. Правитель наш, мудрый сар Тимучин, батыр Чингиз Хан, сумел объединить Великие Сибирские Каганаты. Люди зовут его: "Надежда Народов". Всюду, куда приходит наш сар Тимучин, возвращается Правда, Закон и Справедливость. Купцы могут ездить без страха. Рабство навсегда уходит из жизни людей. Люди вздыхают свободно - ни в одной стране нет таких низких налогов, как у нас. Лишь десятую часть забирает наш сар Тимучин, батыр Чингиз Хан на нужды государства, при том, что и мир и закон в государстве хранится куда как крепче, чем во многих странах с гораздо большим налогом. А поведай мне, славный витязь русский, стоит ли ещё в Руссколани славный род Белояров? Сар Тимучин, батыр Чингиз Хан, ведать желает, отчего мужи Белояровы в Сибирь больше не ходят и караваны купеческие в пути не берегут? Ибо ищет сар наш того, кто встать готов рядом с ним, Мир и Правду по всей Земле-Матушке беречь. С султаном одним хотел Чингиз Хан мир заключить. Да султан тот и послов и людей торговых порубить велел. Вроде и купцов и послов его же, султановой веры специально подбирали. Как может человек послов убить, Закон и Правду нарушить, да живым остаться? Вот и пришлось кагану нашему славному султана того перемочь, да царство его к Орде присоединить. Смутные времена грядут. Ширится власть Чернобогова. Вон уже, даже правители великие, на коих надежды целого народа возложены, против Закона и Правды идут. Один стоит наш славный сар Тимучин, батыр Чингиз Хан посреди великой степи, да лесов бескрайних, да гор высоких. Один на своих плечах Правду и Мир сберегает. И нету того, кто разделил бы с ним эту ношу. И только мы, его верные воины, стоим рядом с ним. Вот и повелел он мне: "Скачи, Субудай, на запад, найди Буса Белояра, если таковой ещё жив, да скажи ему, что сар Тимучин, батыр Чингиз Хан, его в гости жалует. Если сар Бус уже ушёл в след за славными предками его, тогда зови в гости к нам сына Буса или преемника Буса. Нужно мне обсудить с ним дела важные и решить, что нам делать и как поступить, чтобы Мир и Правда вернулись на Землю-Матушку, а помыслы Чернобоговы отступили".
   Субудай задумался. Перед его глазами пронеслось окончание разговора, которое было слишком личным, чтобы доверять его кому-то.
   - А что если и с русами будет то же самое? Убитые послы? Потом война?
   - Я верю в русов, - отвечал Чингиз Хан, - Потому не послы поедут - ты сам поедешь!
   Субудай умолк, а во взгляде его читалось: "Ну, а если, всё-таки?.." Он как-то даже и не заметил, что если это "всё-таки" произойдёт, он, Субудай, погибнет.
   Чингиз Хан улыбнулся:
   - Пока мы живём - мы действуем, - каган вздохнул: "Если и русы поступят также - что тогда? Неужели, чтобы уберечь и сохранить Мир, мне придётся завоевать его весь?!"
   Субудай умолк, а Или начал свой рассказ. Он рассказал Субудаю про великую войну с готами. Рассказал, как погиб Бус Белояр и все его семьдесят князей. Как после их гибели, князь Словен собрал войско для новой войны. Как Рим, разросшийся с казачьей заставы словенов в целую империю, открыл готам второй фронт. Как была победа над готами и встреча союзных войск, бывших когда-то единым народом. Как словены и русы братались с римлянами, искали своих дальних родственников и общих родоначальников. Как князь Словен, имевший высшее волховское посвящение, благословил римских командующих: легата Августа Валерия и легата Тулия Краска.
   Но...
   Но пока шла война, в Риме произошёл христианский переворот. Деятели церкви убили императора. Август Валерий и Тулий Краск, вернувшись на Родину, попали в засаду от своих же соотечественников. Августа Валерия незаконно казнили, а Тулий Краск ещё пытался отстоять Рим, но был разбит и попал в плен. В стране устанавливалась диктатура церкви. Чернобожники огнём и мечом насаждали в Риме чуждую веру. В многочисленных провинциях вспыхнули антихристианские восстания и церковь жестоко подавляла их, топя в крови целые народы.
   Но...
   Но князь Словен, когда начинал войну, уже был очень стар. Потому, доведя войну до победы, благословив Августа Валерия и Тулия Краска, князь Словен просто уснул. А проснулся уже в Мире Прави. Сыновья князя Словена погибли. Они были среди тех самых семидесяти князей, погибших вместе с Бусом Белояром. Погиб там и младший сын князя, илувар Ярослав. Ещё в первую войну с готами, когда был разбит Германорех, Ярослав взял себе младшую жену. Закон и Правда не запрещали любить больше одной и жениться на всех, кого любишь, если при этом никак не обидишь тех жён, которые у тебя уже есть. Однако, илувар Ярослав взял себе жену из народа Ягов-язычников, Ягве-поклонников. Князь Словен пытался отговорить сына. Он сказал: "Не бери себе в жёны яжинку, сынок. Отдай ей свой терем и всё, что ты успел создать за свою жизнь, и всю добычу, что ты привёз из походов. Отдай ей всё и отправь как можно дальше от себя. Но и тогда ты ещё очень дёшево отделаешься. Народ этот известен своим коварством. Они вырезали подчистую своих же единокровных соплеменников, сомарийцев, только за то, что те отказались от Ягве и вернулись к Богам. Полководец сомарийцев, князь Самсон, пытался остановить братоубийственную войну. Он заключил мир с правителем ягов. И яги подписали мир. Желая закрепить мир, Самсон взял в жёны девушку из ягов. Он любил её. И у него до последнего момента не было ни малейшего повода усомниться в её любви. А когда этот момент настал, она выведала, как можно расправиться с Самсоном и передала его в руки правителя ягов. Правитель ягов уничтожил Самсона, и в ту же ночь, несмотря на мирный договор, который сами же подписали, без всякого объявления войны, яги вторглись на родину Самсона и убивали всех, включая грудных младенцев. И даже скот вырезали, желая стереть саму память об этом народе. Таков Ягве и таковы все, кто служит ему. Вполне возможно, что та девушка действительно любила Самсона и не собиралась его предавать. Но воля Ягве была сильнее её воли. Таковы все, кто сознательно служит Ягве, либо попадает к нему в рабство, не зависимо от рода и племени. Как любой родитель старается, чтобы дети были достойны его, а лучше, чтобы превзошли его, также и любой Бог учит людей, чтобы они были достойны его, а лучше, чтобы превзошли его хоть в чём-то. Человек рождён Богами, но человеку же предстоит стать и Отцом Богов или Матерью Богов. Как сможет он сделать это, если не будет достоин рода своего. И только Ягве, Чернобог, делает людей послушными своей воле и готовыми исполнить любые его приказы. Любое коварство и любая жестокость для них также естественна, как и для него. Род избранной тобой девушки служит Ягве столько поколений, сколько они сами себя помнят. Так возможно ли, что не вонзит она отравленный нож тебе в спину в тот самый момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь? Разве ты - раб Ягве? А, раз ты не раб Ягве, с точки зрения любого служителя Ягве - разве ты и твой род и твоя страна имеют право на жизнь? И любовь этому не помеха - князь Самсон тому свидетель", - Князь Словен взял сына за руку, - "Видение было мне, сын. Видел я Руссколань в огне. Видел я, как неба не было видно от чёрного дыма. Видел я, как реки русские стали красными, и кровь текла в них, вместо воды. И головы мёртвых русов, словенов и скифов плыли по рекам тем. Не бери в жёны яжинку, сынок. Всё, что мы делали, всё, чем мы жили, вся Земля наша и жизнь детей наших может стать жертвой той яжинке. Многие прекрасные женщины будут счастливы разделить с тобой свою жизнь и свою душу. Не хочешь словенку - выбери жену из русов. Не хочешь из русов - выбери из скифов. И среди огненноволосых бестий - северянок, и среди широкобёдрых красавиц индианок и среди игривых, как кошки и пластичных, как змеи египтянок, найдёшь ты ту, кто пожелает открыть тебе своё сердце. На кого-то из них и твоё сердце откликнется. Лучше возьми девушку из готов, хоть мы и воюем с ними, но только не бери в жёны яжинку, сынок". Но не послушал илувар Ярослав отца своего. Тогда и получил Ярослав прозвище Ярослав Глухой. А яжинка та родила Ярославу сына. И назван он был Владимиром. Три войны с готами, три, одна за другой с небольшим промежутком, унесли с собой княжеские роды Руссколани. Семьдесят князей погибли во граде Бусовом, другие пали на полях сражений. И вышло так, сто после всех войн, лишь три сына Ярослава Глухого осталось править Руссколанью. Тогда и начались дела, доселе невиданные. Поднял Владимир меч на единокровных братьев своих. Убил одного, затем и другого. И стал единым правителем Руси. Тогда случилось немыслимое и доселе невиданное - чтобы рус меч поднял на руса и брат на брата. С тех пор чернобожники разгуливают по земле русской, как у себя дома. И людей русских пытаются в веру свою обратить. Только люди родных Богов помнят и в веру чужеземную обращаться не хотят. Тогда убивают чернобожники людей русских целыми селениями, ни детей малых, ни женщин, ни стариков не щадя. И кровь льётся рекой. Ведает о том Владимир князь, или не ведает, да только нет с его стороны от чернобожников защиты. На княжьем дворе русским духом и не пахнет вовсе. Сам князь ко всему чужеземному склонен. Терем свой на заморский манер отстроил и вместо резьбы фигурной, заморскими же картинками украсил. Да только нет в них живого тепла. Холодные они. И лёд рядом с ними тёплым и мягким покажется. Разное в народе говорят. Поговаривают и такое, что сам Владимир чернобожникам дорогу на Русь открыл. Не хочется в это верить. Чтобы князь Руссколанский всю страну, сам, своими руками, в руки ворогов отдал?! Да, только не о том ли князь Словен, счастливого ему нового рождения, и предрекал?
   Вот и настала мне пора в путь-дорожку отправиться. А Змей-Велес поучал: "Как почуешь, Или, что настала тебе пора меч в руки взять, отправляйся в путь. Отыщи Святогора-богатыря, хранителя Земли русской. В тебе, Или, вижу я того человека, кто сумеет удержать в руках своих меч Святогора". "Да, где же мне искать Святогора-богатыря?" - спросил я тогда Змея. "Иди на восток, Или", - отвечал Змей, - "Как перейдёшь Уральские горы, увидишь ты древний город, Аркаим. Сами стены древнего города, подскажут тебе ответ".
   Так что, нет у меня ответа на твой вопрос, славный витязь, Субудай. Не ведомо мне, от чего вдруг в одночасье опустел древний город. И сам я пришёл сюда ответа искать.
   - Я услышал достаточно, славный витязь, Или, - отвечал Субудай, - Если уж мы, в Сибири, ощутили великое Зло, надвигающееся с запада, то здешние жрецы почуяли его и подавно. И поспешили уберечь народ свой. Один человек, живущий в своей избушке, может успеть уйти, когда вороги уже видны из окна его дома. Но много дней нужно, чтобы успел уйти целый город. Могли ли они ждать, когда чернобожники окажутся под стенами города? Могли ли допустить, чтобы древние знания попали в их руки, а семьи, берегущие эти знания, сгинули без следа? Так что теперь вряд ли найдётся кто-то, кто сможет отыскать их, до тех пор, пока они сами не захотят, чтобы их нашли.
   А мне пора отправляться в обратный путь. Знай же, рус, было время, когда и вы и мы были единым народом. Мы помним эти времена. И до сих пор, тебе понятны почти все слова, которые говорю я, а мне понятны почти все слова, которые говоришь ты. Всё, что ты сказал сегодня, я передам нашему славному кагану. Я постараюсь ничего не упустить. Надежда Народов услышит твои слова.
   Я не всегда ведаю, о чём мыслит сар Тимучин, да только не удивляйся, если к вам на помощь придёт вся великая армия Чингиз Хана.
  
   Медленно кружась, оседала пыль за спиной удаляющегося витязя. Или вглядывался в стены с нанесёнными на них чертами и резами даже не русского, а того древнего языка, который был общим и для него, и для уже едва виднеющегося вдали Субудая. Великий Гиперборейский обряд соединил не только три разных крови, но и слил воедино три языка: фаэнский, марсианский и земной. Или вдумывался в руны древнего тюрко-арийского праязыка. И современные языки русов, словенов, скифов, хазар, булгар, половцев, печенегов, татар и даже готов, не слишком отличались от него. Он всматривался, вглядывался в руны. Некоторые слова понимал с трудом. Некоторые явно имели большее значение, чем то, к которому он привык. Приятное тепло разливалось по телу. Живая история. Живые "страницы" праязыка, такого родного и всё ещё понятного.
   Надпись на стене дома:
   "Люди из этого рода принимали участие
   в строительстве первого города в Индии.
   Тридцать второй и тридцать четвёртый
   В роду, дед и внук, были приглашены
   На строительство города. Великий мудрец,
   батхисатва, получив во время обряда
   соизволение наших предков - Богов,
   сделал соответствующую запись
   о строительстве первого индийского
   города, в Ведах"
   Или проводил рукой по чертам и резам. И письмена как будто начинали светиться. Черты и резы загорались под его ладонью золотистым сиянием. Приятное тепло и своеобразное звучание, ни на что не похожая музыка растекалась по нему. Или плыл в этом звучании, будто находясь во сне и в яви одновременно. Он проплывал от здания к зданию, читая надписи. Следующая надпись гласила:
   "Желая получить знания,
   слушай Поющие Камни".
   "Что это?" - "Библиотека?" - Или вплыл внутрь здания. На пустых полках, занимавших всё здание, когда-то что-то стояло. Скорее всего, это было совсем недавно, полки ещё не успели покрыться пылью. Но сейчас они были пусты. Люди могли не взять с собой еду и одежду, но самое главное они забыть не могли. Какие они, книги Аркаима? И почему их называли Поющими Камнями?
   На другом доме черт и резов почти не было, но в стену были вмонтированы яркие самоцветы. Они в каком-то порядке перемежались с кварцитами и образовывали строго определённую фигуру и конструкцию. Фигура издавала своеобразное, ни на что не похожее тепло и такое же своеобразное звучание. Или приблизился к ней. Звучание усилилось и немного поменяло оттенок. Или провёл ладонью. Кончики пальцев как-то, немного странно, покалывало.
   На следующем здании фигура была совсем маленькая, из девяти камней, но под ней была обширная надпись:

"Здесь живёт род инженеров.

Пятьдесят девятый из нашего рода был приглашён

на строительство высотного сооружения

близ города Вавилон.

Это был великий из нашего рода и многим он был учитель.

Сперва, стройка шла успешно,

но в один из дней, мы вдруг ощутили беспокойство от него.

Через короткое время, он исчез, и с физического и с энио - плана.

Позже, мы узнали, что Вавилонский проект провалился.

Наш род хранит память о нём.

Наш род ждёт его следующего рождения".

   "Вавилон..." - у Или мороз пробежал по коже. Древняя легенда о том, как наши далёкие предки решили построить Лестницу в Небо, по которой Боги могли бы спускаться на Землю. Но Чернобог очень испугался, что тогда он ничего не сможет сделать с людьми. И тогда он научил людей не видеть видимое и не слышать слышимое. Тогда, вместо сказанного, люди слышали лишь форму слов, а вместо увиденного - лишь внешние очертания. Тогда, каждый остался один, и не смог защититься от Чернобога. И Чернобог сумел разрушить Лестницу в Небо. Но, даже разрушенная, она возвышалась над горами, напоминая, что наши предки - Боги, по-прежнему видят нас и помнят о нас, и любят нас, и по-прежнему учат нас.
   Для нас, сегодняшних - это далёкая легенда. А эти люди видели и помнили всё то, что там происходило, подобно тому, как мы, сегодняшние, видим и помним наступление Ночи Сварога.
   Или плыл от дома к дому, и в звучание вливались всё новые и новые оттенки, пока оно не переполнило его окончательно. И тогда звучание стало стихать. Оно по-прежнему звучало вокруг, но постепенно стихало внутри Или.
   Или не мог вспомнить, как он заснул. И не имел ни малейшего понятия о том, сколько времени он проспал. Только одно, Или знал наверняка. Сейчас он чувствовал это всем своим существом. Теперь он точно знал, где ему искать Святогора.
   Святогор
   Или поднялся на ноги и двинулся в путь. Дорога вновь вела его в Уральские горы. Или стал замечать то тут, то там, выглядывающих из-за камней ящерок. Хозяйка Медной Горы приглядывала за ним. Или бежал, бежал вдоль хребтов, образующих длинный горный кряж. И ящерки, что удивительно, поспевали за ним. То тут, то там появлялась между камней очаровательная маленькая мордашка. Смеркалось. Или присел перекусить. И тут на большом камне, напротив которого он сидел, проступило лицо Хозяйки.
   - От чего поздороваться не зашёл, Или Муромец? - хозяйка подчёркнуто строго взглянула на него, - Вижу. Вижу. Торопишься ты, - улыбнулась Хозяйка, - К Святогору торопишься. Поспешай, Или. Сейчас вся Земля-Матушка на тебя смотрит. И помни, помощь моя всегда с тобой будет.
   Лик Хозяйки исчез, а Или двинулся дальше. Всё чаще стали попадаться на пути неприметные гроты. Гул шёл в них, казалось из самого сердца Земли. Низкий, бархатистый. Голос Святогора. Или это всем телом чувствовал. Но самого Святогора здесь давно не было. И Или бежал всё дальше.
   - Где ты, Святогор Богатырь, хранитель Земли Русской?! - эхо в горах было ему ответом. Или двинулся дальше. И вдруг, тишина накрыла его. Голос Святогора в последние дни казалось звучал отовсюду. Или успел привыкнуть к нему. Наступившая вдруг тишина оглушала до звона в ушах. Или осторожно двинулся дальше, и выглянув из-за очередного большого валуна, увидел округлую, как верхняя половина яйца, совершенно лысую гору. На вершине этой горы, Или увидел огромный самородок чистейшего гематита. Подобно капле ртути, камень сиял и переливался в лучах недавно вставшего Солнца.
   Или вышел из-за валуна и двинулся вверх по склону, обходя по кругу чудесный камень. И только сейчас увидел, что то была огромная голова. Голова, целиком состоящая из живого гематита. Густые локоны разметались по горе. Островерхий шлем прикрывал макушку, шпилем указывая в небо. Густые дуги бровей утёсами нависали над тяжеленными веками. Три глубокие морщины пробороздили левую щёку. Лицо казалось живым.
   Вдруг, ресницы дрогнули и веки медленно поползли вверх, открывая горящие живые глаза. Вдруг, вся скала зашевелилась и на тяжёлых гематитовых губах блеснула добрая улыбка. А в следующий миг, гром сотряс горы - Богатырь заговорил.
   - Ну, здравствуй, Или Муромец. Долго же ты ко мне шёл.
   - Что, так долго? - уже ничему не удивляясь спросил Или.
   - Думал, раньше ты беду почуешь. Да только Велес-Змей сказал, что родился человек, способный меч мой в руках удержать, так с той поры и жду тебя. Только, много лет прошло с тех пор.
   Вспомнил Или, как целый горный кряж оказался телом Змея-Велеса, и молвил, глядя на странной формы округлую гору:
   - А дозволь спросить тебя, славный Святогор-богатырь, отчего же землицей так тебя припорошило, да по самую шею?
   Святогор посмотрел вниз и печально улыбнулся.
   - Ты про сопку эту необычную, что ниже моей головы простирается? Да-а, знать помнит Земля-Матушка, каким я был. Да только сопка эта, то сопка и есть, то не тело моё, землицей припорошенное. Потому что голова моя - единственное, что от меня осталось. Окромя меча, что под моей головой схоронен.
   - А как вышло такое? Кто тебя так?! - подскочил Или.
   - Долгая это и печальная история, - произнёс Святогор, - Но с неё-то и началась Ночь Сварога.
   - История про Буса Белояра?
   - Да! Но началась она гораздо раньше. О тех временах даже краем уха не слыхивали самые древние из ваших стариков. В те времена, люди ещё не были единым народом. В те времена ещё не рассказывали истории, потому что люди и так знали, и нечему было учить. И Чернобог пришёл тогда не из-за Моря, а гораздо дальше. Пришёл он из-за края Неба. Оттуда, где вся Земля-Матушка кажется крошечной неприметной звёздочкой.
   Ты знаешь, что Ангел - это злой дух. Но Ангел - это ещё и мёртвый дух. Чтобы создать одного такого духа, Чернобог убивал целый Мир.Такой, как наша Земля-Матушка. И когда пришёл он на Землю, была с ним тысяча мёртвых духов. И чтобы создать каждого из них, был убит целый Мир. И каждый из них был силы невероятной.
   Нас же, духов-защитников Земли-Матушки было только тридцать. И тогда, подобно тому, как двенадцать Богов сливаются в единое существо, зовущееся Праматерью Живой, мы, все тридцать, слились в единое существо, которое звалось Кали. Кали-защитница. Кали - повелевающая временем. И тогда, на пятерых Чернобогов накинули мы временную петлю. Шестой же, самый коварный, сумел ускользнуть от нас. И пока в Мире вокруг протекало одно лишь мгновение, внутри временной петли проходила целая вечность. И не могли Чернобоги вырваться оттуда, и не могли оттуда командовать мёртвыми духами своими. И тогда воевода мёртвых духов - Ангелов, посмотрел на Мир вокруг, и понял, что не сможет поднять меча своего на этот прекрасный Мир. И тогда, он обернулся к воинам своим и сказал:
   - Я не знаю, скоро ли наши хозяева вырвутся из заперти, но сейчас их приказы бессильны для нас. Посмотрите на этот чудесный Мир вокруг. Почему мы должны уничтожить всё это? Посмотрите на эти высокие стройные деревья. Посмотрите на эти яркие прекрасные цветы, на смеющихся детей. Почему всё это должно захлебнуться в крови и стонах? А, сможет ли кто-то из нас воспротивиться прямому приказу господина?! Нет! Мы созданы, чтобы выполнять приказы. Такими нас сделали. Неизвестно, как скоро наши хозяева сумеют вырваться. Быть может, время ещё есть, а может быть, у нас лишь несколько мгновений. Потому, пусть каждый примет решение прямо сейчас. Тех, кто пойдёт со мной, призываю - снимите ваши доспехи, отложите тяжёлые щиты. Пусть в ваших руках останутся лишь клинки. Но не для того, чтобы разить врага. Сегодня они нужны вам лишь для того, чтобы заставить местных духов-защитников убить вас. Не оставляйте им иного выбора, кроме как убить вас. Потому что, только погибнув, сможем мы избежать участи палачей этого Мира. Кто со мной - вперёд!
   Шестьсот шестьдесят шесть из тысячи - две трети ангельского войска ушло в тот день во след за этим воеводой. Я помню одного из них, маленького красного Ангела. Когда брат мой, Бурхан, пронзил его своим клинком, на лице ангела отразилась такая блаженная улыбка, как будто он наконец-то осуществил свою давнюю мечту. Я ещё не видел, чтобы кто-то был настолько счастлив, от того, что умирает.
   Трудно переоценить поступок воеводы Ангелов. Владея временем, мы могли предвидеть каждый их следующий поступок и не ошибаться в наших ударах. Но когда их тысяча, против нас, тридцатерых, они просто взяли бы нас измором, заманили в ловушки и уничтожили по одному. В тот миг, он поистине спас Землю. А когда бой закончился, шестой Чернобог, ускользнувший от нас, сумел таки освободить остальных из временной петли. И Чернобоги выслали мятежного воеводу ангелов на очень далёкую мёртвую планету.
   Я помню его последние слова, сказанные нам на прощание:
   - Как бы я хотел быть одним из вас. Как бы я хотел быть вашим братом.
   А имя ему было Архангел Люцифер.
   Но однажды, он сумел вернуться.
   Я не помнил ничего этого, когда в один прекрасный день родился человеком, одним из сыновей сара Руссколани. Имя мне нарекли - Златогор.
   Шёл обряд инициации. Мы стояли с моим братом, Бусом Белояром в кругу из менгиров. И вдруг, я увидел его. Как в тот самый день, когда он спас Землю. Гордо расправленные плечи. Чистый пронзительный взгляд. Открытое сердце. И лёгкий ветерок, треплющий его длинные волосы и играющий на его широких чёрных крыльях.
   - Ну здравствуй, наречённый брат, - сказал я ему.
   - Почему, наречённый? - удивился Бус. И вдруг, он осознал. Он понял, кто он. И понял, кто я. Он ощутил всем своим существом всё, что происходит здесь и сейчас.
   Я улыбнулся ему:
   - Всё, как ты хотел. Ты и я, вместе, плечом к плечу. За Землю и против Чернобога.
   Он как будто немного растерялся, потом сказал:
   - Я сделаю всё, чтобы не подвести тебя, - и помедлив мгновение, добавил, - Брат.
   То, что произошло дальше, никто из нас не мог предвидеть. Ничто не предвещало беды. Прибыло посольство готов. Сам конунг Германорех пожаловал к нам в гости. Он восседал в палатах Кияра рядом с Бусом Белояром. В тот день был заключён великий мир между двумя великими державами. Наша сестра, прекрасная царевна Лебедь, стала супругой конунга и уезжала в царство готов. В тот день, мир казался нерушимым. В тот день ничто не предвещало беды.
   Однако, то, что произошло потом, перевернуло весь Мир. Сын Конунга полюбил прекрасную царевну Лебедь. И она полюбила его. И призналась в этом конунгу, потому что обманывать любимого супруга она не хотела и не могла. Напряглись тогда готские князья и воеводы, ожидая взрыва. Ибо знали - суров был конунг. Но Германорех лишь рассмеялся в ответ. И сказал он сестре нашей, царевне Лебеди:
   - Отпускаю тебя, любовь моя, с сыном моим. И дарую тебе моё благословение.
   В ответ на удивление князей своих, конунг усмехнулся и сказал:
   - Столько лет живёте бок о бок со мной, столькими дорогами вместе прошли, а главного так и не поняли. Заключил я мир с Руссколанью. И видел я, как сар Бус Руссколанский, Закон и Правду хранит. А значит, чтобы уберечь и защитить этот Мир, мне не придётся завоёвывать его весь. Здесь я - Закон и Правду храню, там Бус - Закон и Правду хранит. Ещё бы с Сибирскими Каганатами на востоке объединиться, так и вовсе Закон и Правда во всём Мире установятся. На западе - я, в центре - Бус, на востоке - Сибирские Каганаты, и всюду Правда, и всюду Закон, и всюду Мир крепкий.
   А царевна Лебедь - МОЯ! И сын - МОЙ! А внучков мне народят - ещё больше МОИХ будет! И Бус Белояр - МОЙ союзник, а теперь ещё и МОЙ родич. Это - МОЙ Мир. Я в нём живу. И Закон в нём и Правда царит. И МОИ - всюду.
   Как не велика была моя мечта - а увидел я её осуществление. Вот она. В ладонях моих. Подержать можно.
  
   И решил конунг Германорех это отпраздновать. А тут случился, как бы совсем случайно, ко двору конунга купец, яг Иезекиль.
   Можно доверять иудею, но доверять ягу-чернобожнику, Ягве-поклоннику - всё равно, сто похоронить себя заживо. Однако и пренебрегать подношением купца без видимой на то причины, конунг не мог. И глотнул он поднесённого купцом вина. И мир поплыл перед глазами конунга.
   Купец Иезекиль был не простым ягом, а адептом высокого посвящения и прекрасно понимал, что и зачем он делает. В тот миг, злой ангел Рафаил вселился в тело одурманенного зельем конунга. Свои же князья не узнавали его. Германорех носился по терему и отдавал приказы, противоречащие недавно сказанному. Сына своего приказал он казнить. А сестру нашу, царевну Лебедь приказал разорвать конями. Но кони упирались, отказывались разрывать царевну. Тогда приказал Германорех опоить коней дурман-травой и поднести к ним прутья раскалённого железа. Вот тут-то, кони и понесли. Так и погибла сестра наша страшной смертью.
  
   Узнав об этом, Бус Белояр потерял сон. Он ходил по дворцу, не в силах вымолвить ни слова.
   - Что делать будем? - спросил он меня.
   Я же почуял нежить. Если бы я смог понять тогда коварство ангела. Если бы распознал, что Рафаил не вышиб из тела душу конунга, а лишь подмял её под себя. И я молвил:
   - Нет больше тех готов, которых мы знали. Не знаю как такое случилось, но погибли они. Погибли все до единого. Сейчас перед нами воинство Чернобогово. Ангелы Яхве в телах их. Собирай войско, Бус Белояр.
   И мы двинулись в путь.
   Навстречу нам вышли мудрые волхвы. Они узнали меня. И спросили:
   - Что за враг противостоит вам?
   - То - ангелы Чернобоговы, - отвечал я. Тогда спросили они, не пора ли призвать на помощь братьев моих, таймелоуров.Я кивнул. Тогда сотворили они великий обряд. И видел я, как из камня поднимаются братья мои. Все были здесь. Только Лилит не было с нами. И радость заиграла в глазах Буса Белояра. Мы все. И он - плечом-к-плечу вместе с нами. И войско Чернобогово супротив нас. Если бы я знал, что своим поступком отниму у него эту радость.
   Мы двинулись дальше.
   И Поленицы - русские девы-воительницы вышли навстречу нам.
   - Что за враг противостоит вам? - спросили они.
   - То - ангелы Чернобоговы, - отвечал я.
   Поленицы вскочили на коней и двинулись вместе с нами.
   И увидели мы войско, движущееся к нам. Князь Бальтазар выехал навстречу нам. В тот миг я узнал его. Маленький красный ангел, умиравший со счастливой улыбкой на лице, родился князем Бальтазаром. Увидев брата моего, Бурхана, Бальтазар улыбнулся. На мгновение, мне показалось, что он узнал его. И Бурхан улыбнулся в ответ. Я вспомнил имя маленького красного ангела. Его звали архидемон Вельзевул.Князь Бальтазар поднял ясные глаза на Буса Белояра. Тогда, много веков назад, впервые познавший, что такое дружба, он не хотел оставлять своего друга, своего воеводу, а теперь и своего сара.
   - Со мной большая дружина - веди нас, сар Бус, - просто сказал князь.
   И ещё одно войско влилось в нашу армию. И мы двинулись дальше.
  
   Огромное войско выставили против нас готы. Страшными были битвы. Мне запомнился последний бой.
   Конунг Германорех шёл на нас. Стрелы отскакивали от него, не причиняя Германореху вреда. Мечи, зазубренными отскакивали от тела конунга. Я увидел на нём ангельский щит, делавший его неуязвимым для оружия. И в этот момент, я ударил. Трещина пошла по щиту. И в образовавшуюся щель ударил Бус Белояр. Вот почему, в легендах сказано, что мы вдвоём пронзили тело конунга.
   То, сто случилось потом, напоминало кошмар. Вселившиеся ангелы покидали тела. По полю сражения бегали растерянные готы. Они видели кровь и искали врага. Нас они за врагов не воспринимали. Я видел, как гот подбегал к русу и спрашивал:
   - С кем воюем?
   А рус не успевал остановить свой меч.
   Они помнили нас союзниками. Ничто из того, что делали в их телах вселившиеся ангелы, они не помнили.
   Только сейчас мы поняли, что от наших рук погибли невинные. Настоящим же врагам удалось ускользнуть. И тут, я услышал стон зовущего Байкала:
   - Бурхан! Где ты, Бурхан?!
   И я увидел, как там, далеко, последние двести ангелов, те, что секунду назад были здесь, штурмовали священный Байкал.
   Рафаил с одной сотней заходил с запада, Уриил, со второй, с востока. Один за другим, ангелы пикировали вниз, целя в Байкал свои смертоносные мечи.
   Взвилась в самое Небо красавица Сарма, и на кончиках её тонких и сильных пальцев блеснули клинки: ярко-красные из огня, синие из звенящего льда и серебристые из молнии. И клинки из Жизни устремились к несущим смерть. Ангелам пришлось отпрянуть. Одно или два крылатых тела кувыркаясь падали вниз. Но в следующее же мгновение они возобновили штурм. Ревя и гудя, поднимал тяжёлый щит старший сын священного Байкала, могучий богатырь Баргузин.Бережно зализывал отцу раны младший сын, тёплый Култук.Высоченные валы поднимал священный Байкал. И огромные глыбы летели вверх. Но Байкал изнемогал. Священные воды стали красными от крови. И гребни волн покрылись шапками кровавой пены.
   - Бурхан! Где ты, Бурхан?!
   В следующее мгновение, я услышал над самым ухом голос Бурхана:
   - Мы отходим. Прости, брат, - и в следующий миг, его рёв перекрыл шум сражения, - Таймелоуры!Отходим! Байкал в беде!
   И я видел, как мои братья один за другим осыпались каменным крошевом, чтобы через мгновение подняться там, у берегов Байкала.
   Мы остались одни. Я поднял голову и увидел, как высоко в Небе смыкаются клокочущие чёрные тучи эгрегоров.Невинных жертв, убитых нами, Чернобогам оказалось достаточно, чтобы начать свой процесс гибели Мира.
   И тогда я понял, что только отдав то единственное, что по настоящему твоё, можно ещё закрыть, защитить Землю-Матушку. Я открыл своё сердце и выбросил высоко вверх свою сущность, само своё существо, свою душу. И одна только мысль осталась во мне - прожить как можно дольше в этом клокочущем море смерти, чтобы дедушка наш, Ра и бабушка наша, Соль, успели передать Земле-Матушке глоток священного Ил, той самой энергии Тенгри, сто связывает воедино все Миры и все Звёзды и всё живое.
   Последнее, что я помню, как в образовавшуюся брешь, там, где сгорало моё существо, ударил луч, тугой и плотный, синий и золотой одновременно. И луч этот коснулся Земли. В следующий миг, Мир померк для меня.
  
   Из того крошечного огарка, что остался от моего сгоревшего существа, Земля-Матушка сумела восстановить лишь мою голову. Так я и лежу здесь. Изредка, наиболее мудрые и храбрые из волхвов приходят сюда, и я рассказываю им то, о чём они хотят знать. Но, в основном, я поджидаю того, кто сумеет удержать в руках своих меч мой. Тебя, Или.
   Но, ошибившись однажды, я боюсь ошибиться снова. Если ты не готов удержать в руках меч мой, значит его легко выбьют из твоих рук. Мне страшно даже подумать, что случится, если мой меч попадёт в руки ворогов. Ты готов, Или? Тогда подойди и возьми его.
   Или поднялся.
   И тут, Святогор подул. Или делал шаг, а ураган относил его на два шага назад. Ноги Или погрузились в землю, он полз, карабкаясь руками и ногами, зубами цепляясь за всё, что только можно. И видел, как каждый шаг не приближает, а удаляет его от цели. Его сносило, вместе с грунтом, в который он вцепился, вместе с камнями, за которые пытался удержаться. Неумолимо сносило назад. И сейчас он был даже дальше того места, с которого начал.
   И тут, картина возникла у него перед глазами. Он увидел, здесь и сейчас. Этот богатырь, один, стоит посреди поля. Его братья ушли. Вокруг мешанина из тел. Перед ним, без вины погибший конунг Германорех. Рядом стоит Люцифер, которого он подвёл. И только он один может закрыть собой, защитить Землю-Матушку. Один - против шести Чернобогов. Один - за всю Землю. И медленно разъезжаются гематитовые пластины, обнажая горящее сердце таймелоура. Или отчаянно захотелось встать рядом с ним здесь и сейчас. Разделить его тяжкую ношу. Пусть хотя бы на двоих - хотя бы не одному.
   Или сам не заметил, как просто подошёл и встал рядом с головой Святогора.
   Святогор улыбнулся:
   - Вот теперь ты готов удержать в руках своих меч мой. Возьми его. Раздвинь мои кудри - под ними зарыт клинок.
   Или бережно раздвинул разметавшиеся на половину сопки тяжёлые локоны Святогора. Меч блеснул на Солнце.
   Благодарствую тебе, Святогор. Встреча с тобой навсегда в моём сердце останется. Меч твой беречь и хранить обещаю. С этим куда как больше суметь можно. Но и куда как больше к кому поспеть надобно. Значит - пора мне.
   Или повернулся, чтобы идти, а Святогор усмехнулся:
   - Спрашивай, раз уж ты здесь.
   Или обернулся.
   - Ты не затем сюда шёл, - продолжал Святогор, - Но ты здесь - значит, задавай свой вопрос.
   - Ты и так сделал для меня много, Святогор-богатырь. Ты показал мне кто я и зачем я. Ты дал мне острее почувствовать свой путь. Разве можно мечтать о большем?
   - Можно, - серьёзно сказал Святогор, - Можно мечтать родить Бога, Можно мечтать родить, уберечь и сохранить целый Мир. Лишь те мечты, что призваны себя ублажить, должны иметь предел свой. Те же мечты, что призваны род свой укрепить, предков славой покрыть, потомкам дорогу открыть, счастье и радость всем живым принести - такие мечты не могут и не должны иметь предела своего. Да и кто сказал тебе, что ты отдельное существо, а не часть единого целого? Кто сказал, что делая что-то для тебя, я не делаю это для себя, для всех живых, кого ты повстречаешь на пути своём, для самой Земли-Матушки? Задавай свой вопрос, Или Муромец.
   Или слегка замешкался и отвёл взор. Святогор улыбнулся сладко-сладко. И суровость ушла с лица его. И казалось, блаженное тепло наполнило всё, что осталось от гематитового великана.
   Или поднял глаза:
   - А скажи мне, Святогор богатырь, есть ли в Мире моя любимая? Какая она? Где найти её?
   Улыбнулся Святогор:
   - Любимая твоя будет твоей лишь на одну эту жизнь. Потому, что твоя любимая, которая будет твоей из жизни в жизнь, ещё не родилась на Свете. Лишь на одну жизнь будешь ты с любимой своей. Но любовь ваша будет такой яркой, как Ра и Соль, когда сливаются вместе. И до последнего вздоха будешь ты с любимой своей.
   - Но как мне найти её?
   - То сердце твоё подскажет. Если же сердце твоё молчать будет - то и я ничем помочь не смогу.
   Или призадумался, а Святогор улыбнулся:
   - Одну подсказку дам тебе, Или Муромец. Любимая твоя - то сестра моя. Узнать её легко по паре таких же клинков, как тот, что держишь ты в руках своих. Было и у меня два клинка. Второй клинок мой достался великому человеку. Человек тот совершил то, что не под силу совершить человеку. Был день, когда человек тот закрыл собой Землю-Матушку. Была у него лодка, что способна по Небу плыть как по морю. Плыл он по Небу на лодке своей с братьями своими. И увидел он, как навстречу ему плывёт тьма тьмущая лодок плывущих по Небу. А в лодках тех несметная рать. И с войною они идут на Землю-Матушку. И тогда вступил он в бой с несметной ратью той.В тот день он погиб, но Землю-Матушку собой закрыл. То был родоначальник про-ариев. От них, да от славного народи русалок, что живут сейчас на дне рек и морей, да ещё от одного великого народа родились предки ваши. Тот, третий народ, сейчас разделился надвое. Смуглокожие люди великого Ханумана, что южным заслоном берегут священный Байкал, и, на другой стороне земли точь-в-точь похожие на них, смуглокожие люди великого Ганнибала, что хранят Гнёзда Душ, из которых рождаются души их народа. Великим человеком был вождь этого народа. Этот человек совершил то, что не под силу совершить человеку. Брат мой, Бурхан, подарил ему свой второй клинок.
   В благодатной Гиперборее совершился великий обряд. И кровь трёх народов слилась воедино. Так появились на свет предки вашего народа, Или Муромец.
   Сейчас, такой меч у тебя, Или. И пусть дорога твоя будет светлой и ясной. Много боли предстоит тебе пережить, но много счастья и радости принесёшь ты живым. И, как и подобает русу, не разрешишь ты себе ошибиться, не разрешишь себе стать слабым, не отступишь и не отступишься. Сама Земля-Матушка на тебя смотрит.
  
   Или поднялся, чтобы уходить, но Святогор продолжил.
   - На прощание, скажу тебе. Помнишь, я много раз упоминал маленького красного ангела? В своей последней жизни, родился тот ангел славным князем. И не было земле русской защитника более надёжного и храброго, чем князь Бальтазар. То был твой отец, Или.
   - Мой отец - Звенислав-менестрель, Звенислав-рыбак. Он меня вырастил да выходил, покуда я до тридцать третьей весны на печи лежал, подняться не мог. Он мне и отец родной.
   - Вот потому, Или, ты наследник двух родов. И отца у тебя два. Один - тот, что вырастил да выходил, дал, всё, что мог, научил всему, что умел. И другой, тот, что кровь и дух свой тебе дал, а вот вырастить да воспитать не успел - погиб князь Бальтазар. Да чтобы и ты не погиб вместе с ним, князь Бальтазар тебя реке доверил. Так ты жив остался. И далеко, вниз по течению, твой другой отец, Звенислав-менестрель, тебя и выловил. А ещё, отцы твои друг друга знали, ценили и уважали, да только один из твоих отцов о том поведать может - тот, что сейчас живой.
   Будешь в родных краях - расспроси Звенислава о Бальтазаре.
   И ещё об одном поведаю тебе, Или. Не единственный ты, в ком кровь Бальтазара течёт. В день твоего рождения у Бальтазара и русалки родились трое сыновей. Братья твои единокровные сейчас живы и как две капли воды похожи на тебя. И как две капли воды на тебя не похожи. Брата встретишь - не ошибёшься, как будто в водную гладь в безветренный день глянешь.
   А теперь, ступай, Или Муромец. Пусть удача сопутствует тебе. Пусть будет с тобой сила родных Богов и тепло и любовь Земли-Матушки. Помни, сейчас вся Земля-Матушка на тебя смотрит.
  
   Или и Соловей
   Или бежал. Теперь он мог гораздо больше, но и гораздо больше к кому теперь нужно было поспеть. Позади остался Уральский хребет. Лес встречал его зелёным разнообразием. Могучие дубы и стройные ивы, и сосны, сосны кругом. Яркие мозаики разноцветных цветов украшали подлесок.
   Или вышел из темпа и перешёл на могучий сильный бег, равный галопу скаковой лошади - Или отдыхал. На бегу, он любовался зеленоватыми лучиками Солнца, проходившими сквозь верхушки деревьев. Удивительно чистенький и ровной была дорога, покрытая сказочным зеленоватым светом.
   И всё пело внутри.
   Резкий свист вывел Или из созерцания. Впереди появился среднего роста коренастый смуглолицый мужчина с чуть раскосыми глазами. Он шёл навстречу Или со счастливой улыбкой.
   - Ой-ля! - вскричал встречный, - Да неужели?! Бродяга ты наш! Перекати-Небо! Вернулся таки?! Живой! Ну, пойдём домой! Будем тебя кормить! Пойдём, расскажешь, где тебя носило!
   За спиной послышался шум. Или обернулся и увидел, как из густых придорожных кустов вывалила большая ватага людей. В лицах их не было и тени враждебности. Наоборот, глядя на него, они улыбались.
   - Глянь! Это ж Лёшка! - воскликнул один.
   - Илёшка наш! Вернулся! - поддержал второй. И прежде, чем Или успел что-то сообразить, его окружили толпой, громко смеясь и хлопая по плечам, вскинули на руки и потащили какой-то неведомой ему тайной тропкой в глубь леса. Или отчаянно вертел головой, хотя по-прежнему видел в основном лишь кроны деревьев.
   Вдруг как будто из ниоткуда, высыпали бабы с ребятишками, а самый молодой из ватажников с луком на плече и дубиной у пояса, припустил им навстречу, голося на весь лес:
   - Встречайте! Атаман Лёшку нашёл!
   Или опустили на широкую бревенчатую лавку. На столе перед ним тут же возникла большая тарелка дымящихся щей, крынка сметаны и краюха ржаного хлеба.
   - Здравствуй, Соловушка! - не молодая, но очень красивая женщина выскочила навстречу атаману, обняла его крепко-крепко, прижалась щекой, заглянула в глаза. Он обнял её и поцеловал нежно и бережно. И, явно не жёлая выпускать из рук, тихонько сказал:
   - Ты взгляни, Любавушка, кого я привёл, - нехотя отпустил руку и легонько развернул за плечико к Или.
   - Ой! Лёшка! - она взглянула на Соловья, не веря своим глазам, - Это Лёшка! Я знала! Знала, что ты его найдёшь!
   Она крепко поцеловала его, подбежала к Или, обняла его за шею, и Или ощутил на своей щеке её горячие слёзы.
   Атаман взглянул на стол, нахмурился и гаркнул:
   - А ну, принесите сюда зелёный хлеб!
   - Так, ведь, последний коровай, Соловушка, - отвечала ему дородная крепкая баба, судя по всему - большуха.
   - Так, ведь, и случай на то подходящий, - в тон ей ответил атаман.
   Атаман сел за стол рядом с Или, которого обнимала Любава.
   - Ну рассказывай, Лёшка, - начал он, - Где тебя столько времени носило? Мы уж и не чаяли увидеть тебя. А вот, надо же! Живо-ой, - довольно протянул атаман, потрепав Или по голове.
   - Ну, вобще-то, - замялся Или, - Не знаю, как и сказать?.. Я вроде как и не Лёшка вовсе.
   - Как, не Лёшка? - встрепенулась Любава.
   - И тебя, атаман, сегодня на дороге в первый раз увидел.
   - В первый раз увидел?! - металл зазвенел в голосе атамана, - Ах ты, стервец! Я, значит тебя, как сына родного вырастил - а ты - в первый раз увидел?!
   Атаман задумался. Поглядел на Или. Взглянул на жену:
   - Давай, Любавушка! Неси огонь. Стройте дорогу огня. Живой огонь снимет чёрное заклятие. Я не позволю чернобожникам поганым отнять у моего сына память!
   Или знал этот обряд - выстраивались две полосы огня, длиной шагов в пятьдесят. И человек бежал между ними и выпрыгивал через высокий костёр, пламя которого скрывало тебя до макушки. На мгновение, огонь окутывал тебя целиком. Нельзя было замешкаться - иначе будут ожоги. Чернобог - это смерть, Огонь - это жизнь. Огонь снимает любые порчи, любые сглазы, любые мороки и наведёнки, сотворённые чернобожниками. У них, у чернобожников, даже есть свой, не живой огонь. Такой же, только холодный. Без жизненный. Они называют его священным.
   - Погоди, атаман, - сказал Или, - если хочешь, я пройду обряд. Только он здесь не поможет. Моя память цела, только вот помню я совсем иное.
   И Или рассказал ему про всю свою жизнь с того самого дня, как Звенислав выловил его из реки. И в завершение привёл рассказ Святогора про трёх сыновей Бальтазара.
   - А вот и меч Святогоров, - добавил Или, - И меч сей, живое свидетельство тому, что всё было не мороком и не наведёнкой, а настоящими воспоминаниями о настоящей жизни.
   Атаман задумался и помрачнел. В этот миг, казалось, он постарел лет на десять. Любава нежно обняла его и прижалась щекой к щеке.
   - Ну, тебя же, Или зовут? - проговорил атаман.
   - Ну да, Или.
   - Вот и нашего Лёшку, тоже Или зовут. Мы его всё звали Илёшка, Илёшка, потом сократили до Лёшки... Послушай и ты, Или Муромец, мой рассказ. Величают меня Соловей Пуд. В окрестных деревнях Соловьём Разбойником кличут.
  
   Мола Ибрагим
   Я родился далеко от здешних месть. Далеко на юге, где стоят большие города с каменными стенами. Здесь таких городов совсем мало осталось. На Волге - у булгар, на севере - почти у самого Белого Моря, за Уральским хребтом - священный град Аркаим. И лишь Бусов стольный Киев - Кияр град, был больше и красивее, чем наши города.
   Звали меня тогда Саид ибн Ибрагим. Из древнего рода я происходил. Были в нашем роду молы и воины.
   Слово "мола", происходит от корня "мол". Руна "мол", единая во всех языках. Чертится она, как два космических яйца, стенками соприкасающихся друг с другом. "Мол" - означает движение информации. "Мол - ить" - когда твой собеседник знает гораздо больше тебя, и он говорит, а ты только слушаешь. "Мол-в-ить" - когда ты знаешь гораздо больше собеседника, и ты говоришь, а он только слушает. "Мол-око" - через молоко мать передаёт ребёнку информацию о его роде и о мире вокруг и одновременно око-ёмит его - приглядывает за ним, следит, чтобы с ним всё было хорошо.
   Наш род хранил древние знания о том, как мол-ить, слышать голос Аллаха - Отца Богов и Аллат - Матери Богов, слышать мысли и ощущения их и поступать в гармонии с ними.
   Отец мой, Ибрагим ибн Сулейман, избрал путь молы, а я избрал путь воина. Странные вещи стали твориться. При непонятных обстоятельствах погибли молы. С другой стороны, появилось много простых книжников, называвших себя молами, но совсем неспособных мол-ить, а получавшими свои знания только из книг. То, что они говорили противоречило всему, что мы знали. Противоречило и знаниям, и обычаям. И традициям.
   Они говорили: "Нет Бога, кроме Аллаха", но каждый ребёнок знает, что Аллах - это Отец Богов. Сам же Аллах никогда не был Богом. Да и можно ли говорить об Аллахе, ничего не говоря об Аллат - Матери Богов? Они говорили: "Смерть иноверцам!", но разве у нас есть иноверцы? Каждый народ хранит часть древних знаний. Ту часть, которую именно этот народ посчитал наиболее важной. И знания разных народов дополняют, но никак не противоречат друг другу.
   Иноверцы существуют только одни - это яги-язычники. Они следуют учению о том, будто Ягове, Яхве-Чернобог, сотворил весь Мир. Не породил, а именно сотворил с помощью слова - то есть магии. Что все мы не живые, а магически созданные, а живой в нас является лишь частичка Яхве-Чернобога, которую он вкладывает в каждого из нас при рождении. Богов наших яги называют демонами, а самого Аллаха, Отца Богом - царём демонов. Злой дух - по-арабски - Аггел. Яги называют слуг Яхве-Чернобога - ангелами. По их вере, яги являются слугами Яхве-Чернобога, любой же, кому не посчастливилось родиться ягом, должен стать уже не слугой, а рабом Яхве, то есть служить самим ягам. Яги коварны и почти никогда не сдерживают данного слова. У них даже правитель может заключить мир и в тот же день пойти войной.Из-за этого, кстати, с ними в своё время разорвали союз морской народ - массагеты. Предать близкого человека в угоду Яхве - считается у ягов высшей добродетелью, за которую прощаются многие злодеяния. Однажды, яги даже вырезали подчистую целое государство своих единокровных братьев, ягов по крови, но принявших нашу веру - ту, что едина во всём остальном Мире.
   Как видишь, у нас не просто почти нет иноверцев, но сама идея истреблять иноверцев чужда нам и близка лишь одному из известных мне народов - ягам-язычникам.Странные книжники, называвшие себя молами, призывали к деяниям, близким лишь Чернобогу. И в своих призывах ссылались на Мухаммеда. Я знал о деяниях Мухаммеда. Все его дела, все его поступки говорили о том, что Мухаммед - будай! Но разве будай может быть чернобожником? Всё это говорило о том, что Мухаммед не мог говорить приписываемых ему слов, либо говорил иное. Кроме этого, ссылаясь всё также на Мухаммеда, стали говорить о яко бы древних и известных пророках, при этом не ведомых ни в одной из стран. Упоминали они и об известных пророках, но совсем по-иному трактуя все их деяния.
   Отец мой ходил смурнее тучи, всё думал, что с этим делать. И в один из дней, принёс он большую книгу.
   - Смотри, сын. Великих трудов стоило раздобыть эту книгу. Храбрые люди рисковали жизнями своими, чтобы добыть её. И вот она здесь. Священная книга ягов, Тора.
   Я многого не понял тогда в священной книге ягов. Начальные книги были едиными, но понять в них что-то мог только тот, кто уже знал, как устроен Мир. Для обычного человека, обладающего менее глубокими знаниями, эти тексты можно было трактовать как угодно, и в любой трактовке человек вряд ли бы увидел подвох.
   Дальнейшие тексты были разделены на семь параллельных частей. Вот почему эту книгу яги берегли даже от своих соплеменников.
   В книге для обычных людей утверждалось одно. В книге для тех, кто считал себя посвящёнными, на самом же деле был допущен лишь до самой нижней ступени посвящения, утверждалось совсем обратное. Но знания для посвящённых отличаются не большей глубиной, как у нас, когда посвящённому разъясняются и раскладываются многие моменты, которые обывателю даются в общих чертах, схематично и как правило ассоциативно, чтобы была наглядна и понятна лишь основная суть. Это и не те различия, как разные истины для избравших разные пути у русов, или для разных каст у индусов. У ягов, знания для посвящённых во многом прямо противоречат знаниям для обывателей. Фактически, посвящённым объясняют, что обывателей во многом просто обманывают и какова цель этого обмана.
   Книга для адептов более высокого посвящения, точно также, не столько дополняет, хотя и дополняет тоже, сколько противоречит книге для младших посвящённых. Старшим адептам также разъясняется, как и для чего надо обманывать младших адептов.
   Через всю Тору, центральной линией проходит мысль о том, что Яхве-Чернобог ни кто иной, как единый и единственный Бог, своим словом создавший, именно создавший, а не породивший, всю Вселенную.
   Но есть ещё самая последняя книга, книга для высших адептов-ягов. И эта книга противоречит всем остальным. В ней, и только в ней, открывается значительная часть Правды. Высшим адептам многое дозволяется знать. Им объясняют, что Яхве не Является творцом Мира, что он не Единый и не единственный. Им наконец-то позволяется знать, что Яхве, которого яги почитают как Бога-Создателя, на самом деле Чернобог. Им расписывают все выгоды служения Чернобогу и что они потеряют, если сейчас, столько лет прослужившие ему вслепую, узнав кто он, попытаются отречься от него. Какова будет страшная кара от Чернобога, если они отрекшись, потом всё же вернутся к нему, или от Закона Гармонии Вселенной, за всё уже совершённое, если они всё-таки отрекутся от Чернобога. И как ничтожны их шансы вынести эту кару. С другой стороны, расписано и на практике показано, какие огромные выгоды имеют приближённые рабы Чернобога, коими высшие адепты являются, в сравнении с обычными рабами и в сравнении со свободными, участь коих, рано или поздно быть истреблёнными Чернобогом и его рабами.
   Много правды раскрывается высшим адептам, и лишь в конце этой книги - лож. Лож о том, что захваченные Чернобогом Миры после Апокалипсиса продолжают жить. Что в них вечно стонут простые рабы. Приближённые же рабы живут и процветают, многие блага и полная вседозволенность доступны им. Даже им, высшим адептам, на положено знать, что все захваченные Чернобогом Миры погибли. Их же участь не жить и процветать в существующем вечно мире рабов, а погибнуть вместе с преданным ими Миром.
   Вот так выглядела священная книга ягов - Тора. Многие семьи ягов в строжайшей тайне хранят лишь первую её часть - часть для непосвящённых, думая что это и есть вся Тора. В ещё более строгой тайне, адепты хранят свою часть, соответствующую их посвящению, и думают, что у них-то точно вся Тора. Ту книгу, что я держал в руках, добыть было практически невозможно. Мой отец сумел раздобыть книгу, принадлежавшую одному из высших адептов-ягов. И только Богам известно, каких усилий это ему стоило и сколько храбрейших людей отдали свои жизни, чтобы эта книга лежала сейчас здесь, перед моим отцом и передо мной.
   Многого я тогда не понял в священной книге ягов. Было немало моментов, над которыми мой отец задумывался, перечитывал несколько раз, размышлял, и наконец уходил в своё тайное место, где погружался в Молу. Для меня же эти отрывки выглядели не более, чем простым повествованием. Но кое-что было понятно мне со всей ясностью.
   Итак, я узнал, откуда взялись никогда не известные в наших землях пророки. Наши предки бывали в Египте, но именно бывали, а не жили. Путь из Египта, даже из самых южных городов, даже пешком, обратно на Родину, занимает не более двух лун - это если идти пешком и гружёными. Кто такой этот, не известный ранее пророк Мусса, потративший на такой короткий путь сорок лет? Да ещё шедший не в давно знакомые места нашей Родины, а как будто в неизвестность? Да и с чего бы ради, египтяне гонятся за ним? Мы помним свою историю на много десятков поколений и мы никогда, я повторюсь, никогда не воевали с Египтом. Более, чем неоднозначны и поступки самого Муссы. У нас есть легенды о злом колдуне, который насылал моры и губил людей, и о том, как всем миром шли мы на него, чтобы очистить Мир от этого зла. Или славный батыр, великий герой, с братьями своими побеждал злого колдуна. Но, чтобы сам злой колдун, насылавший моры и губивший людей, был нашим национальным героем и тем более - пророком - такое было просто немыслимо! Но именно так поступал пророк Мусса. Поступки других, не известных ранее в нашем народе пророков, за исключением лишь некоторых, гораздо больше напоминали поступки злодеев. С известными в нашем народе пророками всё обстоит ещё более странно. Все наиболее серьёзные поступки и свершения их принижаются и называются ошибками бурной молодости. Наиболее трагические их ошибки и промахи, приведшие к тяжёлым последствиям, рассматриваются, как апогей их славы, то, к чему они шли всю жизнь, и наконец, совершили. Тот же период, когда они искали, и всё-таки находили истоки своих ошибок, а потом шли в дом каждого, кто пострадал от их ошибок и совершали практически невозможное, исправляя последствия своих ошибок - истинный апогей их славы, то, на чём и учились люди, слушая о деяниях их, вдруг таинственно исчезало из их биографии.
   Всё это было более, чем непонятно, пока я не открыл Тору и ни прочитал: "Моисей".
   В младшей Торе для непосвящённых сказано, когда яги подошли к Египту, в страшное рабство обратил их фараон. И только моры и болезни, которые насылал на египтян Моисей, служили ягам хоть какой-то защитой. В Торе для посвящённых сказано, когда яги подошли к Египту, выделил фараон им денег и средств, чтобы построили они дома себе, обжились, могли начать своё дело. Когда же яги обжились и обустроились и дела их пошли в гору. Пожелал фараон вернуть затраченные деньги и средства, тем более, что караваны купцов яжьих за месяц приносили денег больше, чем был весь долг ягов. Но, сказано в Торе: "Мы же знаем, что мы, яги, есть избранный народ господа Ягве, словом своим сотворившего весь Мир. Любая же собственность не-яга, есть собственность яга, находящаяся лишь во временном пользовании не-яга. Египтяне же не только не отдали нам всего, что у них было, но ещё и имели дерзость отданное нам, избранному Ягве народу, по-прежнему считать своим и требовать возвращения оного. И тогда пришлось верховному адепту господина нашего Ягве, Моисею, наказать египтян за гордыню их непомерную, ибо посмели они, поганое племя Хамово, себя равными нам, избранному Господом народу, считать. И тогда наслал Моисей страшный мор на скот и неурожай на поля и голод страшный творился в Египте. Но не смирились египтяне, закосневшие в невежестве своём, и по-прежнему требовали от нас то, что считали своим. И тогда ещё более страшный мор наслал на них Моисей, и сотни и тысячи египтян умирали от страшных не известных болезней. Но и тогда не смирились египтяне и по-прежнему требовали они от нас то, что считали своим. И тогда отправился Моисей в пустыню и нашёл там одиноко стоящую гору и взошёл на неё. И долго спрашивал он господина нашего, Ягве, что нам делать, ибо упорствуют египтяне в невежестве своём и гордыне своей. И тогда ответил Господь наш, Ягве: "Сие поганое племя Хамово. Они отвернулись от Меня. И враг рода человеческого завладел помыслами их. Пусть же будет страшной кара Моя, которая постигнет их через тебя!" И тогда третий, самый страшный мор наслал на них Моисей. И дети умирали прямо в утробах матерей своих. И младенцы умирали в кроватках своих. Но и тогда не смирились египтяне, а наоборот, озлобились. А коварные шаманы их, идолам поганым поклоняющиеся и Господа истинного отвергнувшие, сумели-таки прознать, что все три мора на них Моисей, пророк наш великий наслал. И отправили они войско, чтобы взять Моисея. Так и пришлось нашему народу бегством спасаться..." В более старшей Торе было сказано и иное, что многие яги породнились с египтянами и сроднились с ними душёй. Египтяне же хранили значительную часть древнего знания и знание их было почти полным. И хотя египтяне много общались с лемуреями и потому они описывали Богов иначе, чем привыкли их видеть мы. Но даже их описания отличались подобно тому, как ты - рус, и я - араб, описали бы одного и того же в разное время увиденного нами человека. Любой же, обладающий мудростью сумел бы по нашим описаниям узнать того, о ком мы столь по-разному говорим. Общаясь с египтянами, многие яги начинали понимать, что Ягве - не Бог, что не он сотворил Вселенную, да и можно ли сотворить, создать словом то, что должно быть рождено и только рождено. Тогда многие яги отворачивались от Ягве и переставали быть его рабами. И многие яги отвернулись от Ягве и вернулись к настоящим Богам и к древнему знанию. И тогда понял Моисей, что возможность добраться до египетских пирамид и воспользоваться ими, может стоить его господину, Ягве, потери всех ягов. Что вместо целого народа, руками которого Ягве творит свои завоевания и порабощает другие народы, останется лишь небольшой культ, состоящий из нескольких десятков адептов. Народ же вернётся на свой путь и займёт своё место среди других народов, живущих в мире и согласии. Яги пробуждались. И этот процесс рисковал стать необратимым. И тогда Моисей понял, что нужно как можно быстрее, пока не стало слишком поздно, озлобить ягов и египтян друг против друга. Пока они не сроднились друг с другом окончательно. А начал Моисей с того, что стал убеждать ягов не возвращать фараону подъёмные - те деньги, которые Египет выделил ягам на то, чтобы они могли построить свои дома и начать своё дело. Долг был рассчитан на сорок лет. Именно к этому моменту, яги достаточно встали на ноги, чтобы выплата долга не послужила серьёзным подрывом их бюджету. Долг, рассчитанный на сорок лет не был выплачен и через четыреста лет. Это заставило египтян с недоверием относиться к ягам. И это было лишь самым началом того процесса, который затеял Моисей.
   Кстати, как раз тогда же забеспокоились и в Руссколани. И на пути возможного продвижения ягов, не важно, по морю или по суше, выросли казачьи заставы. Словены основали казачью заставу в Италии и назвали её Рим - обратная руна "Мир" - граница Мира и защита Мира, край, кромка Мира, за которую не пройдёт ничто, разрушающее Мир. Русы основали казачью заставу на юге Греции. Греция - Жреция - страна жрецов и храмов. Место, куда приезжали волхвы со всего Мира, чтобы погрузиться в молу, должна была быть хорошо защищена от любого вторжения. В Спарту съезжались лучшие учителя берсерковсо всей Руссколани, лучшие в Мире школы воинов были здесь. Скифы же считали, что основной удар ягов придётся на них, и потому не ограничились строительством заставы, а военизировали всё своё общество и хорошо укрепили свою столицу - старый Новгород - Неаполь Скифский.
   Но вернёмся к ягам. Добившись кровной вражды между ягами и египтянами, Моисей повёл ягов через пустыню. Как вышло так, что переход, который при самом худшем раскладе - пешком с большим грузом, без проводников, с кучей мелких ребятишек и уж конечно без всякой погони за спиной, занимает, ну самое большее, пару месяцев, вдруг растянулся на сорок лет? Даже если ты заблудился окончательно и тебе тотально не везёт, то по крайней мере, за несколько месяцев ты в любом случае наткнёшься на людей и сможешь понять, где ты находишься. Но сорок лет?!
   Слишком многие яги понимали, что египтяне не были их врагами. Слишком многие яги были готовы искать во всех встреченных людях друзей и союзников, а никак не врагов. Слишком многие сомневались в Ягве, и лишь единицы были готовы убивать всех без разбору по первому же его приказу. Именно поэтому, Моисею потребовалось сорок лет водить ягов по пустыне. Моисею было необходимо, чтобы погибло поколение тех, кто видел и помнил. Моисею было необходимо вырастить новое поколение - поколение убийц. И именно поэтому, под разными предлогами убивали тех, кто мог стать проводником и сократить время их странствий - ведь они кружили по пятачку, занимавшему от силы месячный переход.
   Но, даже вырастив поколение убийц, Моисей не сумел победить окончательно. Яги пришли в ту землю, которую Ягве указал им, как принадлежавшую им. Яги вырезали подчистую все народы, обитавшие на этой земле, и казалось власть Ягве над ними безгранична. И вновь обрёл он в них своих палачей, послушных его воле. И построили яги в этой новой земле своё царство. Но не прошло и пары поколений, как царство ягов распалось на северное царство, Израиль, служившее Ягве, и южное царство, Самарию, отказавшуюся от Ягве и вернувшуюся к живым Богам и к древним знаниям. Тогда, в Египте, яги увидели свет и тогда у них зародилась родовая память и обрели они надежду вернуть свой Путь и свою свободу. Теперь даже яги, стоило Ягве ослабить бдительность, уходили от него и возвращались к своим истокам, к тому, что было единым для всех народов и для всех живущих. И род царей яжьих разделился надвое: одну половину называют родом царя Давида, другую половину - родом царя Соломона. И предок царя Давида правил Израилем, предок же царя Соломона правил Самарией, из этого-то рода и происходил славный шейх Самсон, возжелавший положить конец кровопролитной бесконечной войне между двумя царствами, являвшими собой один народ.
   Вот так. Не было у нас никакого пророка Муссы - был коварный яг, высший адепт Ягве, Моисей. И поступки его действительно были похожи на поступки злых колдунов, от которых хранили и защищали Мир славные арабские витязи.
   Так в своё время поступил и славный предок наш. Великий правитель нашего народа, Навуходоносор. Когда израильтяне предательски убили Самсона, разорили до тла некогда великую и прекрасную Самарию. До последнего младенца истребляли народ, бывший им единокровными братьями. Великий правитель наш, Навуходоносор, собрал войско огромное. Пошёл он тогда войной на Израиль. И разбил он войско израильского царя. Городов же израильских приказал он не трогать и мирным жителям никаких бед не чинить. И сказал тогда Навуходоносор: "Мир слишком чист, для таких как они. Мир не готов к лжи, коварству и подлости. Люди не способны даже распознать коварство. Люди не способны даже понять, как такое возможно, когда сам правитель заключает мир и в тот же день его воины входят под видом гостей и начинают резню. Мир абсолютно беззащитен перед ними. Мы не тронем их города. Мы не тронем их имущество. Нам не нужны их деньги. Но мы окружим страну их железным занавесом и пусть лучшие воины стоят на границе той и берегут живой и чистый Мир от них, этот Мир разрушающих. Пусть отныне лишь тот из народа ягов, кто отринул Ягве и вернулся к живым Богам и древнему знанию, тот кто не совершит подлости и коварства, кто не вонзит нож вам в спину, представившись другом - лишь такой яг сможет покинуть Израиль или вернуться туда по своей воле, сможет жить там, где сам того пожелает. Тот же яг, кто служит коварному шайтану Ягве, пусть не смеет покинуть страну эту и общается лишь с такими же, как он сам, чтобы не отравлял он сердца чистых людей. И лишь с теми не из их народа смогут общаться они, кто сам осознанно выбрал приехать в их страну, заранее зная и осознавая, что его в любой момент может ждать любая ложь, любая подлость и любое коварство. И пусть будет нерушим наш железный занавес, защищающий живой Мир."
   Таков был наш предок, Навуходоносор и таковы славные арабские витязи, берегущие чистый и прекрасный Мир.
   В такой семье однажды родился и я.
   Страшным рабством названо в Торе то время, пока стоял наш железный занавес. Хотя, видят Боги, мы даже не входили в их города, мы не отняли ни единой их монеты, мы лишь не давали им уничтожать мир вокруг.
   Но стало со всей отчётливостью ясно, что за неизвестных у нас пророков принесли с собой странные книжники, называвшие себя молами, и почему-то позволившие себе ссылаться на великого будая нашего народа, Мухаммеда, почему все деяния известных нам пророков они трактуют иначе и кто то коварное существо, посмевшее выдать себя за самого Отца Богов, великого и прекрасного Аллаха.
   Книжники, называвшие себя молами - это в корне неверно. Кто такой книжник? И кто такой мола? Книжник - это самое младшее духовное посвящение. Книжник - тот, кто следует за молой. И когда мола погружается в молу, слушает Богов, книжник должен успевать быстро записывать всё, что говорит мола. Потому, что в такие моменты мола говорит то, что слышит от Богов. И очень важно не упустить никакой мелочи, не упустить никакой детали. В каждой детали может содержаться ключ. Сам же книжник не имеет права говорить, кроме как на обыденные повседневные темы. Вот почему книжники нередко брали на себя обет молчания. Ничего из того, что слышали от молы, и уж тем более, своё суждение о чём-то, книжник говорить не имеет права. Потому что не достаточный уровень книжника может привести к тому, что он не точно поймёт, а значит не точно передаст сказанное молой. Если пожелает, книжник может расти дальше, и тогда он сам сможет погружаться в молу. Тогда он станет молой и сможет говорить. Когда он слушает непосредственно Богов, в нём появляется само понятие, а не фраза. Увидев, что его фразу понимают не точно, мола сможет повторить её с другой, с третьей, с четвёртой стороны, до тех пор, пока не добьётся, чтобы его поняли точно. Книжник же слышит только фразу и потому должен молчать, чтобы не стать не верным, не точным. Убей неверного. Это понятие тянется основной нитью через всё наше учение. Странные книжники, называвшие себя молами и позволявшие себе говорить, сумели исказить и это наше понятие, используя его для разжигания религиозных войн. И это у нас-то. Я уже говорил - у нас нет иноверцев. Убить неверного в ком-то невозможно. Человек может убить неверного только в самом себе. Убей неверного - значит убей в себе того, кто совершает не верные, не точные поступки. Убей в себе того, кто разрешает себе быть не верным. Убей в себе того, кто разрешает себе ошибаться. Убей в себе того, кто разрешает себе быть слабым. Будь верным. Совершил ошибку - пойди и исправь все последствия того, что совершил. Сейчас. Не откладывая. Не смей быть слабым. Потребуй от себя, как от Бога. Сделай всё, что в твоих силах, и хотя бы немного сверх того. Индусы говорят, наступила Кали-Юга, поэтому каждый, прежде чем избрать путь свой, должен пройти путь Кали - победить каждого из Асуров в себе. Победить в себе всё то, что делает тебя подверженным каждому из Асуров. Тогда никто не сможет сдёрнуть тебя с твоего пути. Но тот, кто подвержен влиянию Асуров - и есть неверный. Поэтому мы говорим - убей неверного. И только тот, кто убил неверного, кто не оставил неверному ни одного кусочка в себе, ни одной маленькой слабости, ни одной Ахиллесовой пяты, только тот сможет твёрдо идти по пути своему, не опасаясь, что его сдёрнут с пути его, а значит и может быть по-настоящему свободен.
   Неизвестные у нас пророки, о которых говорили странные книжники, называвшие себя молами, были коварные яги. И боль, кровь и смерть, а вовсе не слова Богов и тем более не слова великого Отца Богов - Аллаха - несли они людям.
   Но был среди них тот, кто пришёл к нам по праву. И по праву мы признали его, хоть и был он яг. То был великий будай ягов, пророк Исса. Великим будаем был Исса. Всю свою жизнь положил Исса на то, что пробуждал ягов. Чтобы перестали они быть коварными и жестокими рабами Ягве. Чтобы вернулись на путь свой и заняли место своё среди народов, живущих в мире и согласии и стали всем нам братьями. Но не прост был будай Исса, ох как не прост. Я узнал об этом лишь потому, что отец мой, Ибрагим ибн Сулейман, был великий мола. Будай Исса был единственный прямой наследник рода израильских царей. Рода Давида. Правивший же в Израиле царь был лишь регентом, назначенным на время. Кроме того, как выяснилось, была жива наследница самарийских царей, рода Соломона. Её спасли и спрятали. Где никто не станет искать девушку царской крови? Среди блудниц! Она сама не знала, кто она такая. Исса же знал несколько маленьких характерных примет, позволяющих отличить её. В том числе маленькая татуировка на правой ноге, под косточкой ниже щиколотки. Блудницы одеваются настолько ярко и наносят на своё тело столько всевозможных рисунков, что никто бы в жизни не нашёл маленькую татуировку. Если бы не знал, что и где искать. Исса постоянно общался с блудницами, чем снискал лёгкое непонимание своих учеников, - Соловей хохотнул, - То, что он затеял, поистине поражает воображение! Смотри! У ягов наследование передаётся по материнской линии. Он женится на ней - то есть переходит в её род. Он, наследник рода Давида входит в род Соломона, заменяя собой Самсона, которого убил его предок и тем самым обрывая кровную вражду между израильтянами и самарийцами - Соловей хохотнул ещё раз и потёр руки, - Мы не так просты, как кажется. Если бы ты был в наших краях, то видел бы немало сарацинов, говорящих со странным, похожим на выговор ягов, акцентом.Когда израильтяне вырезали самарийцев, нам удалось спасти немало их семей и даже городов. Они рассеялись среди нас и породнились с нами. Так что сейчас у каждого оставшегося в живых сомарийца половина Персии и Арабских Эмиратов родственников! Ха-ха! Исса получил бы серьёзную поддержку. Да и сами яги, не все конечно, но довольно многие устали от рабства Ягве и готовы были отказаться от него. Если бы у Иссы тогда получилось! Сбылся бы кошмар Моисея! Объединив род Давида и род Соломона, Исса стал бы правителем всех ягов. А культ Ягве стал бы лишь небольшим не слишком многочисленным культом. А потом бы, зная поступки и поведение Ягве-поклонников и вовсе исчез. Был бы уничтожен в рамках обычной кровной вражды наследниками и родственниками тех, кто был убит по приказу Ягве. Одно дело, когда перед тобой целый народ ягов из которых произошли такие замечательные люди, как Соломон, как Самсон, как Исса. Когда убивая врагов, постоянно боишься, как бы не пролить кровь невинных. И совсем другое дело, когда перед тобой одни только Ягве-поклонники, руки которых по локоть в крови наших братьев, отцов и матерей.
   Тогда Ягве перепугался и послал к будаю Иссе одиннадцать своих лучших адептов. Они пришли к нему и назвались его учениками. И ведь у него почти получилось! Он нашёл ту девушку. Он в последний момент буквально вырвал её из рук разъярённой толпы. Девушку звали Магдалена. Она даже родила ему сына и дочь. Но было слишком поздно. Адепты Ягве оставались после проповедей Иссы и комментировали людям его слова, переворачивая их смысл. Назревала гражданская война. И тогда Исса принял своё решение. Он не хотел ещё одной войны. Он знал, что его казнь предотвратит войну. И предотвратила. Но отняла надежду у многих. А адепты Ягве создали христианство. Этим то и страшно христианство, что даже искренний христианин совершает обряд, делающий его как бы учеником Иссы. Между ними возникает связь учитель-ученик. А значит, любая ошибка, любой промах любого христианина ложится на учителя. А христианство и не способствует росту и развитию людей. Любой рост - это гордыня - будь маленьким и забитым, а значит ошибайся и ошибайся чаще. И каждая твоя ошибка будет ложиться на него, на Иссу-будая. Чтобы никогда не мог он расплатиться за них все, а значит никогда не мог он завершить свой путь в мире Нави и родиться вновь. Воистину, Ягве - шайтан из шайтанов! Он научил людей просить милости у распятого будая. Он сказал, что Исса специально пришёл в Мир, чтобы пострадать за их поступки. Он научил их сознательно перекладывать на него всю свою вину за их злодеяния. И каждый христианин вкладывает, кто маленькую, а кто и очень большую лепту в то, чтобы будай Исса никогда больше не родился. Но кое-что Или всё-таки добился. В обмен на его казнь, он потребовал выпустить всех его учеников и Магдалену за границу Римской Империи в Индию. И ещё он научил людей думать и сомневаться. Теперь многие яги сомневались и в Ягве и в правильности предлагаемых им догм. Но какой всё-таки был Человечище. Вроде и яг. И рождён ягами. И взяться-то вроде бы неоткуда! А какой Человек! И ведь у него почти получилось! - Соловей с силой приложил кулаком по столу, помолчал немного и продолжил, - Так и стояли мы с отцом после прочтения священной книги ягов - Торы. Смотрели глаза-в-глаза друг другу. И чувствовали себя какими-то опустошёнными. И тогда отец мой, мола Ибрагим, Сказал:
   - Собирайся ты, Саид, в путь-дорожку.
   - Куда? - спросил тогда я.
   - С востока, яги граничат с нами, с севера - с Руссколанью. Раз у нас появились странные книжники, называющие себя молами, значит что-то подобное творится и в Руссколани. Мне нужно знать, как там люди защищают свой народ и свою культуру от подобного исподволь внедрения. Мне важно это знать, чтобы понять, как мы можем сдержать их здесь. Ведь они проникают в самое сердце нашего народа - они проникают в души людей. Поезжай в Руссколань, сын.
   - Но, почему я? - спросил я его, - ты - мола, а я воин. Ты сможешь гораздо больше понять.
   - Я - мола, - улыбнулся мне отец, - а ты воин. Мне покажут прекрасный купол храма. Ты же, Саид, сможешь узнать, как болела спина у того художника, что расписывал храм, когда он смешивал и растирал в ступке свои краски. И как натёр ему спину случайный сучёк на лесах, когда он лёжа на спине заканчивал расписывать самый купол храма. Тебе покажут то, что от моих глаз останется сокрыто. А потому, езжай ты, сынок.
   Дальше всё проходило молча. Мы собирались в какой-то спешке. И странное дело, каким-то чутьём я понимал, что уехать нужно ещё с вечера. Бабушка Соль ещё не коснулась виднокрая, как я выехал из дома.
   - Саид! - сказал мне на прощанье отец, - Если вдруг случится так, что сам ты вернуться не сможешь - тогда воспитай сына, и пусть он принесёт мне весточку от тебя. И научи его погружаться в молу, как и я научил тебя. Так мне будет легче узнать твоего сына, - отец улыбнулся, - Эти странные книжники не умеют быть с Аллахом.
   Соловей Пуд не понимал, почему он так торопится покинуть город. Его вело чутьё воина. Если бы в тот день он подождал до утра, то так и не встретил бы свой следующий рассвет.
   На следующее утро дом молы Ибрагима носил следы погрома. Дверь была нараспашку. Собралась толпа. Люди стояли напротив парадного входа. Подоспела городская стража. Стандартный погром, похожий на обычное ограбление. Удивительным было другое - как грабители решились напасть на дом такого уважаемого человека, как мола Ибрагим. Восемь трупов по видимому принадлежали грабителям. Тело самого молы Ибрагима и его сына Саида, так и не нашли.
   В толпе затерялся человек, единственной характерной приметой которого было полное отсутствие характерных примет. На нём был пояс не слишком скромный, но и не слишком яркий и вычурный. Можно сказать, что у него был самый средний пояс из всех окружающих его людей. На нём была одежда, по которой решительно невозможно было определить к какому сословию принадлежит человек. У него было самое характерное для жителей этой местности лицо, при этом совершенно не позволяющее определить даже национальность этого человека. С ним можно было говорить и активно общаться хоть несколько часов подряд, а потом не вспомнить его лицо - в его лице не было ни единой характерной приметы, за которую глаз бы мог зацепиться. И даже голос его настолько не выделялся ничем, что никто из присутствующих, если бы его спросили, не смог бы описать или узнать его по голосу, услышь он его снова.
   Вокруг дома молы Ибрагима было выставлено ограждение. Подошедшего следователя заинтересовало то как были убиты грабители. Люди знали, что сын молы Ибрагима, Саид, избрал путь воина и был хорошим воином. То, как были убиты эти люди не напоминало ни один из воинских стилей боя. Совершенно непонятно было, как можно было разбить именно эти органы и именно в этих местах. Так мог убивать шпион или тайный агент, владеющий каким-то неизвестным искусством боя.
   Следователь ушёл. Следом за ним ушла и стража. Лишь двое стражей остались на дверях парадного входа дома молы Ибрагима.
   Толпа разошлась. Под покровом ночи, самариец, человек, который ухитрялся оказываться абсолютно средним абсолютно у любой толпе. И в Израиле и среди арабов он ухитрялся абсолютно точно копировать выговор именно той области, в которой находился, причём по его выговору абсолютно невозможно было определить, из какого конкретно места он родом. Самариец без труда проскользнул мимо стражи. Проник в небольшой сад, одним движением отомкнул дверь чёрного входа и скользнул внутрь. Привычным движением он осмотрел трупы грабителей и нахмурился. Так и есть. На внутренней стороне предплечья у каждого из них красовалась небольшая татуировка. Всё-таки, они нашли его. Тайный клан убийц. Асасины. Что-то было странно. Он ещё днём заметил слишком характерное оружие, валяющееся возле убитых. Только никогда не сталкивавшийся с асасинами следователь мог не узнать их оружия. Попахивало инсценировкой. Честно говоря, он даже не ожидал увидеть на них татуировки. Асасины никогда не оставляли своих трупов и уж тем более, своё оружие. Значит, из нападавших не выжил ни один. Восемь асасинов в доме, где живут двое - отец и сын. Они просто не стали дублировать такую большую группу ещё и проверяющей группой. А когда удивились, что группа не вернулась - было уже поздно... Или проверяющий был один из тех восьмерых и мола Ибрагим нашёл и его. Самариец по одному ему заметным приметам понял, что сын молы Ибрагима покинул дом ещё накануне вечером. Значит один. Без сына-воина. И из восьмерых асасинов не ушёл никто... Самариец улыбнулся: "Ох, и не прост старик!" Безошибочным движением он нащупал тайник - асасины его не нашли - или не успели найти. Он пошарил по тайнику и убедился, сто тайник пуст. "Куда ты идёшь, мола Ибрагим, унося с собой драгоценную Тору? Куда ведёт тебя твоя дорога? Я знаю - ты выполнишь то, что задумал." - Глаза самарийца полыхнули огнём. Лицо приобрело резкие черты: "Я знаю - когда будет надо - ты появишься снова. Попроси меня тогда о чём угодно! И я выполню любую твою просьбу, какой бы она не была! Точно также, как я добыл для тебя эту Тору. Я сделаю всё, что ты скажешь! Я сделаю это ради моего народа!" - И лицо самарийца снова приобрело абсолютно среднее выражение абсолютно среднего человека. Самариец улыбнулся и исчез из дома молы Ибрагима также беззвучно и бесследно, как и проник в него.
   А Саид ибн Ибрагим, будущий Соловей Пуд ничего не знал об этом. Он двигался всё дальше на север. Встреченные скифы опознали в нём не врага. Они то и указали ему единственную дорогу на север. Через перевал, по узкому перешейку, перекрытому неприступной скифской крепостью. Скифский комендант, илувар Ярополк долго расспрашивал Саида, а узнав, что он сын молы Ибрагима, стал задавать каверзные вопросы, на которые мог ответить только тот, кто на самом деле был сыном молы Ибрагима. Но Саиду было нечего скрывать, и вскоре скифская крепость оказалась за его спиной а перед ним лежала дорога на Руссколань
   Первая Русо-Готская война.
   Стемнело, и Соловей с Или перебрались к жарко шелестевшему почти беззвучному и бездымному костру.
   В Руссколани назревала война, - продолжил Соловей Пуд, - Я был чужой этой земле. Я многое должен был узнать. Но кто станет отвечать на вопросы мне, чужаку? Когда люди заняты своим, не менее наболевшим? Однако, я был гостем. А Закон гостеприимства у нас и на Руси - един. Гость, как бы временно становится членом семьи. Не принимавшим, правда, участия в важных решениях. До тех пор, пока не сумеет показать, что он более свой, чем просто гость. К гостю относятся, как к члену семьи, но и гость относится к хозяину и семье хозяина, как к своим родным и близким, как к своему собственному отцу и своей собственной семье.
   Я, избравший путь воина, оказался в гостях у людей, на которых надвигалась война. Мог ли я поступить иначе, и при этом по-прежнему себя уважать? Даже если бы я просто шёл через их земли? А ведь я шёл именно к ним.
   Тогда я расспросил у людей, кто воин-хранитель этих земель и где его найти. Воин-хранитель в Руссколани называется не ферзь - как в землях Индии, а князь, хотя звучание в чём-то созвучно и руническое написание во многом схоже. Князем тех земель, куда я прибыл, был Бальтазар. И я договорился о встрече с ним.
  
   Князь Бальтазар встретил Саида в своём тереме. С ним был волхв и один из воевод.
   - Заходи, чужестранец, - проговорил Бальтазар, - Я удивлён, что встречи со мной ищет чужестранец не торгового сословия - что привело тебя в мой терем?
   - Я слышал - война будет? - спросил Саид ибн Ибрагим, глядя на Бальтазара спокойным чуть испытывающим взглядом.
   - И? - Бальтазар вопросительно посмотрел на него. Саид молча отодвинул ворот арабского чепана так, чтобы была видна вышивка на рубахе - полное название рода и знак выбранного пути - путь воина. Вышивка сильно отличалась от русской, но всё же была вполне читаема. Бальтазар улыбнулся.
   - Не хочу оскорблять тебя недоверием, но мы не принимаем наёмников. Мы бьёмся, как один воин. Каждый рус знает за что он сражается, что он пришёл убереч и защитить. Каждый рус чувствует того, кто справа и слева от него. Один чужой в этом ряду, один человек с чужими мыслями и чужими целями разрушит весь ряд. Ты будешь отдельно, а тот, кто рядом с тобой - отдельно, и в эту щель легко ударит враг. Не хочу сказать, что ты плохой воин. Возможно, ты лучше многих, но я не могу тебя принять.
   - Я не наёмник, - ответил Саид, - Я шёл именно сюда, в эти земли. Это было моей целью. И я пришёл сюда, ведь так?
   - Так, - отвечал Бальтазар.
   - А раз так - я гость в этой земле. Закон гостеприимства един у наших народов. Гость должен защищать хозяина, как своего отца, защищать дом хозяина, как свой дом, защищать родных и близких хозяина, как свою семью! Мне ли, избравшему путь воина, оставаться в стороне, когда к людям, принявшим меня, пришла война? Не за деньгами я пришёл к тебе, князь Бальтазар. Я хочу принять присягу.
   - Что?! - глаза Бальтазара расширились. Он смотрел на Саида пронизывающим взглядом, - Ведаешь ли ты, что говоришь, чужестранец? Ты воин - и знаешь, что такое присяга! Готов ли ты навсегда соединить свою жизнь и судьбу с жизнью и судьбой нашего народа?
   Саид молча кивнул.
   - Это значит, что ты не сможешь уйти до тех пор, пока нужен здесь.
   Саид снова молча кивнул.
   - И это значит, - взгляд Бальтазара стал тяжёлый, - Да не допустят того родные Боги, тебе придётся защищать нашу землю и наш народ, даже если на нас пойдут войной твои соотечественники.
   Саид не отвёл взгляда и также спокойно кивнул в третий раз.
   Бальтазар задумался.
   - А как величают тебя, чужестранец?
   - Моё имя - Саид ибн Ибрагим.
   - Что?! - Ты сказал своё Имя? - в глубине глаз Бальтазара полыхнули странные красноватые угольки. Саид спокойно выдержал прожигающий его насквозь взгляд князя.
   - Да, я сказал своё имя, - глядя в глаза Бальтазару сказал он, - Верши обряд, князь.
   Бальтазар достал меч, задумался и отставил его в сторону.
   - Нет. Здесь мой меч не подойдёт. Стоит мне умереть и снова родиться, и у меня будет другой меч. Тот меч, который мой, был создан для того, чтобы уничтожать всё то, что я сейчас берегу и защищаю. Как и я сам. А к этому пути я не вернусь, чего бы мне это не стоило. Я проведу обряд голыми руками.
   Бальтазар опустил руки в ковш с водой. Потом подержал их над огнём, так что языки пламени касались ладоней.
   - Сядь, Саид.
   - Встать на одно колено?
   - Нет, просто сядь.
   Саид сел на пол, скрестив по-арабски ноги. Бальтазар подошёл и положил руки ему на голову, так что основания ладоней касались висков. Глаза князя остекленелс и устремились вдаль и вглубь. Едва заметным пульсирующим движением он на долю мгновения сжал виски Саида и отпустил руки.
   - Сбереги и сохрани Землю-Матушку. Ты видязь - воин-видящий - ты способен видеть и слышать. Если будет надо, даже ослушайся моего прямого приказа, но Землю сбереги, - Бальтазар взглянул на волхва. Тот молча кивнул, - Отныне, - продолжил Бальтазар, - среди людей Руссколани, будет имя твоё - Пуд. До тех пор, пока не прибавится к нему второе имя, то, что ты сам себе заработаешь. Знай и помни, отныне ты - защитник этой Земли. И только я, или мой сын, или законный преемник, или твоя смерть может снять с тебя эту присягу. Живи и помни, Люби и защищай.
  
   Соловей задумался:
   - Когда пал град Бусов и погибли князья Руссколанские, Ярополк, сын Ярослава Глухого, занял место князя нашего, Бальтазара. Владимир же убил брата своего, Ярополка, убил предательски. Может ли он считаться законным преемником Бальтазара? Так что, присягу с меня снять некому. Вот так и стою я здесь, с моими ватажниками. А в душе до сих пор слова Бальтазара стоят: "Сбереги и сохрани Землю-Матушку... Живи и помни, Люби и защищай".
  
   Запомнился мне один бой. Бой был жестокий. Готы теснили нас с флангов. Наш князь, Бальтазар, повёл нас на прорыв. И вдруг мы с ужасом заметили, как кольцо готов смыкается за нашими спинами. Мы попали в окружение. Готы напирали со всех сторон. На одного нашего было больше десятка готов. И к ним всё подходили и подходили свежие силы. Мы теряли силы. Один за другим, воины падали. Казалось, ещё мгновение, и армия готов раздавит нас, как яйцо.
   "Эх! Барда бы" - пронеслось у меня в голове. И тут я увидел совсем молоденького парнишку-менестреля. Князь Бальтазар навис над ним и рванул за плечо: "Играй, менестрель!" Парнишка пытался отнекиваться: "Ну я же не бард..." И тогда Бальтазар взревел и голос его перекрыл шум сражения. "Здесь нет простых менестрелей!" - вскричал Бальтазар, - "Играй!" Следующее слово было подобно удару молотом. Бальтазар будто выстрелил его в парнишку: "Бард!" Сперва, как будто ничего не произошло, но вдруг, в какой0то момент, я почувствовал, что свежие силы огромной волной вливаются внутрь меня. И где-то в глубине души зародился звук. И я засвистел. И, что удивительно, этот свист не причинил никакого вреда нашим воинам. Но большая часть готов вдруг замерли, как вкопанные. Застыли, не в силах пошевелиться. А у кого-то из них, из ушей хлынула кровь. Бой был выигран.
   Я отыскал парнишку. Глаза его были красными от крови. Кровь текла из его носа. Я обнял его. И услышал, как бьётся его сердце. В тот миг, это было для меня самой прекрасной музыкой во всём Мире. Парнишка был жив. И тогда я прошептал ему: "Сегодня, ты спас мне жизнь. Аллах учит нас возвращать долги. Если вдруг с тобой что-нибудь случится, знай, у тебя в запасе всегда есть ещё одна жизнь. Моя" Принесли носилки. Я бережно уложил парнишку и взялся с одного края. И увидел, как с другого края взялся князь Бальтазар.
   - Как зовут парнишку? - спросил я потом Бальтазара.
   - Звенислав.
   - Выживет?
   Князь задумался:
   - Если захочет.
   Звенислав выжил. Но ушёл из армии. В тот день, он спас целую дружину. В тот день, он спас всех нас. На этом, эта его миссия была завершена. И его ждала новая жизнь. Надеюсь, он получил своё заслуженное счастье. А я втот день получил своё второе имя - Соловей.
   Соловей встрепенулся:
   - Погоди-ка, Или! Как говоришь, зовут твоего отца?
   - Да, - проговорил Или, - Это был он.
   Соловей обнял Или за плечи, встряхнул его:
   - Будешь в родных краях, обними за меня своего отца. Спроси, помнит ли он смуглолицего воеводу Пуда, вечно приматывавшего шлем к голове тюрбаном и носившего саблю, вместо меча?
   Соловей рассмеялся:
   - Ну вот и Звениславушка нашёлся. А я то сперва и не подумал, что тот самый!
   Соловей вынул саблю. Положил её на коленях. Бережно пробежался пальцами по лезвию.
   - Не раз она мне жизнь спасала, - проговорил он, - А ковал мне её совсем молодой кузнец, Белотур. Старики ворчали, да в бороды хмыкали, мол: "Русский меч, он сподручней будет, да и понадёжней сабельки", Только молодой парнишка согласился. Был он тогда помощником-молотобойцем. Уж и не знаю, как он уговорил старого кузнеца доверить ему кузню. Да не подкову ковать, а сразу меч. Когда я пришёл, кузнец недовольно зыркал на парня: "Гоже ли, чтобы славному витязю меч такой молодой да неопытный ковал? Меч - не кувалда. От него самая жизнь того самого витязя зависит!" Я улыбнулся в ответ: "Хороший парень. Чистый. И сердце у него ясное. Я доверяю ему свою жизнь." Кузнец посмотрел на парня долгим взглядом, положил ему на плечо тяжёлую ладонь, да так, что тот аж присел, и молвил: "Смотри не подведи. Жизнь витязя в твоих руках. А за жизнью витязя много других жизней". "Ну, а ты, витязь", - продолжил кузнец, - "Раз уж меч твой, сам к мехам и вставай. А я пойду, на крыльце посижу, дабы парня не сбить".
   "Да как же без тебя-то, батька?!" - оторопел парень. "Взялся - делай. Помни кто ты, и зачем ты пришёл в этот Мир. Забудь обо всём. Слушай только своё сердце. Сейчас, для тебя весь Мир в этом мече." И кузнец затворил за собой дверь. В следующий миг, я стал тенью, ещё одной рукой Белотура, качая то быстрее, то медленнее, по малейшему взмаху его руки. А сам Белотур, казалось растворился в этом мече. Через три дня, мы оба рухнули, толкнув наружу входную дверь и заснув прямо поперёк порога. А проснулись в маленькой светёлке, куда отнёс нас старый кузнец.
   Соловей ещё раз бережно дотронулся до клинка:
   - Никогда не подводила меня эта сабля. А через неделю, я увидел новый сруб. Старый кузнец распорядился построить вторую кузню. Белотур стал кузнецом.
   Ни разу не подвела меня Белотурова сабелька, - Соловей задумался. Взгляд его стал печален, - То, чем закончился наш поход - не забыть никогда... Ты видел чернобожников, Или? Ты видел их глаза? Полная отчуждённость в этих глазах. Смерть для тебя. Смерть для всего, что тебе близко и дорого. Смерть для смеющихся детей. Смерть для тихо шепчущих яркой зелёной листвой деревьев. Смерть для любви. Смерть для радости. Смерть для счастья. Смерть для мечтаний. Смерть для любых поступков и начинаний. Смерть для всего, что ты вкладываешь в слова "жить", "любить", "дышать", чувствовать весь огромный и прекрасный Мир вокруг и действовать. Смерть для души и смерть для свободы. И лишь самые слабые из них испытывают удовольствие от этой смерти. У более опытных - лишь холодное безразличие в глазах. Раздавив впившегося овода, ты и то менее безразличен к нему, чем эти крестители к нам. В их глазах лишь холодное отстранённое безразличие. Он просто делает то, зачем пришёл - убивает саму жизнь. Такова нежить.
   Ты видел дружинников, Или? Тех, кого обработали крестители? У них мертвенный блеск в глазах. Они могут задать тебе вопрос - но никогда не станут слушать ответа. Когда они идут на тебя - их не волнуют собственные потери. Им безразлична собственная жизнь. Они идут на бессмысленные и бесполезные жертвы. Они просто закидывают тебя своими трупами. Их легко отличить - их движения слегка замедленные и какие-то угловатые. Это зомби. Каждый из них давно погиб от руки тех самых крестителей. Они убили или как-то сумели выбить из тела его душу, оставив только тело. Они управляют их телами. Зачастую подселяют в них такую же нежить, только лишённую тел. Зомби даже может прожить не один десяток лет. Только глаза, слегка скованные движения и зацикленность на том, что им сказали крестители, полная неспособность услышать что-либо кроме, только это и выдаёт в них зомби. Есть и ещё одно маленькое отличие. Твоё или моё слово, слово любого живого, сопровождается голосом души. И его тоже слышно, как бы позади твоей речи.
   У зомби - нет голоса души.
   А скажи, много ли ты видел чернобожников? А много ли ты видел зомби? Даже сейчас, когда чернобожникам открыли дорогу на Руссколань, когда наступила Ночь Сварога, когда сила Чернобогова возросла многократно - их не так много. И берут они больше подлостью и коварством, чем грубой силой.
   Нам противостояла огромная армия. Воинство, численность которого превосходила нашу. Нежить, в сравнении с которой нынешние чернобожники малы и ничтожны, противостояла нам. Волхвы чуяли нежить. Князь Словен и волхв Златогор чуяли нежить. Седые волосы князя Словена и чёрные, как смоль - Златогора - развевались без всякого ветра. Сар Бус напоминал взявшего след волка. И князь наш, Бальтазар следовал за саром Бусом. Я сам чуял нежить, вот здесь, перед самым своим лицом!
   Я видел волхвов. Они совершили великий обряд. Они призвали таймелоуров. Ты видел Святогора-богатыря? Двадцать семь оживших огромных скал из текучего гематита шли вместе с нами. Троих не было среди них. Не было первого таймелоура - могучего Артаханта. Легенды гласят, что он спасал Иссу-будая от злого аггела - Гаврылака. Артахант сумел победить Гаврылака и поверг его. Но Чернобог проследил путь своего раба-палача. И пронзил он Артаханта своим гарпуном смерти. А Боги не могли вмешаться, - Соловей поднял к небу полные боли глаза, - Вон она, светит над нами Тропа Трояна. Дальше, по этой тропе, там, где отсюда не видно, есть Место Боли Аллаха, - мёртвая планета. На ней Чернобоги прячут много легионов пленённых душ. С тех пор, Боги не могут открыто вмешиваться в дела людей, иначе Чернобоги убьют всех пленных. И каждый крещённый или иным путём обращённый Чернобогами попадает туда, всё крепче связывая руки родным Богам. И нет большей боли для Отца Богов, Аллаха, чем эта мёртвая планета с пленёнными на ней душами. Не скоро теперь сможет возродиться таймелоур Артахант. Ещё дольше не сможет возродиться другой таймелоур - Святогор-богатырь. Тогда его тоже не было среди таймелоуров, потому что был он рождён и воплотился в волхва Златогора. И не было среди них ещё одного таймелоура - той, что ушла во след за мятежным воеводой аггелов, - Соловей печально улыбнулся Или, - У нас тоже есть легенда про злого духа, сумевшего научиться Любить.
   Как-то раз, я увидел в нашем войске амазонок. Я весь подобрался - про них ходило много разных слухов - говорят, они убивают мужчин. Но соратники по дружине рассмеялись и похлопали меня по плечам: "Это - Поленицы - Руссколанские девы-воительницы", - сказали они. Я высказал свои опасения, на что друзья серьёзно посмотрели на меня и сказали: "Они действительно умеют вселять ужас - но лишь в тех, чьё сердце не чисто. Они жестоки и безжалостны, но не к тем, кто пришёл сражаться ЗА тех кого он любит, ценит и бережёт". Я задумался, чисто ли моё сердце, достаточно ли я сроднился с тем народом, защищать который сейчас шёл? На следующем же привале, я пошёл на огонёк к Поленицам, не испытывая ни малейшего страха. Их радушный приём окончательно развеял последние подспудные сомнения. Я принят здесь. Я - свой. Теперь я не только араб. Я - русский, то есть не рус, сумевший стать русом.
   Мы чуяли нежить и мы шли на нежить. За тот Мир, который мы любили. За смех наших детей.
   Ты видел зомби, Или? Это даже не половина воина. Но готы сражались почти как готы. Их воины почти не уступали нашим. Ты видел адептов Чернобоговых. Но даже сейчас их не очень много. А тогда ещё не наступила Ночь Сварога и Чернобоги были вдесятеро слабее, чем сейчас! Где бы они взяли столько адептов? Как мы не смогли сложить два и два?! Мы чуяли нежить и шли в бой, но нам противостояла многотысячная армия, которая просто не могла состоять из нежити. Ни зомби, ни адепты, готы действительно были готами. Нежить лишь подмяла под себя их волю. От этого они сражались хуже, чем могли, но не настолько плохо, как это делали бы зомби. Почему мы не сумели этого понять?!
   Последний бой забыть невозможно. Нежить покидала тела людей. Ужас и сумятица царила на поле боя. Я не могу забыть глаза совсем молодого парнишки-гота, моложе меня. Огонь исчез из его глаз. Он вдруг как-то растерянно смотрел по сторонам, не понимая, что происходит, а я понимал, что уже не успеваю остановить свою рассекающую воздух саблю, которая в следующее мгновение вонзится в его сердце. И какая-то совсем детская обида в его глазах: "За что?" Подбежал другой парнишка, как оказалось, брат убитого мной гота. Он спросил: "Что с ним?" - его взгляд метался по полю боя в поисках врагов. Меня он не мог даже заподозрить в гибели своего брата, - тяжёлая мужская слеза стекла по щеке Соловья Пуда, - Так бесславно закончился наш славный поход. В тот день, волхв Златогор, тот самый Святогор-богатырь, собой закрыл Землю-Матушку. Я видел боль и отчаянье в глазах сара Буса. Он даже не остался на тризну князя Словена. Праздновать по сути было нечего. Да и князь Словен не победу праздновал, а старался он возродить как можно больше душ павших воинов. Не дать им попасть в темницу Чернобогову на делёкой мёртвой планете. Той, что являет собой великую боль Отца Богов, Аллаха. Да только не всех уберечь сумел.
  
   Вторая Русо-Готская война.
   Шли годы. Подрос сын Германореха - Амал Винитар. Амал рос с одной только мыслью - отомстить за гибель отца. Он помнил Германореха могучим и сильным и помнил его гибель.
   - Русы! - звучало в устах Винитара, как ругательство, - Русы! Убили моего отца! Бус Белояр и волхв Златогор. Они напали на него - двое на одного! Они пошли против законов чести. Русы должны быть уничтожены.
   Амал Винитар жалел, что волхв Златогор погиб, не дождавшись его мести. "Значит, отомщу Бусу!" - решил для себя Винитар. Его не волновало, что случилось с отцом. Как могло произойти то, что произошло. Он не пытался узнать, почему всё случилось именно так. Не пытался найти и искоренить все причины, приведшие к гибели Германореха, не допустить, чтобы сто-то подобное случилось когда-либо и с кем-либо ещё. Амал Винитар хотел одного - отомстить. Отомстить тому, чья рука сжимала оружие, пронзившее тело его отца. И его нисколько не волновало, какие силы и как были во всём этом задействованы. Амал Винитар не искал причин. Он сколотил вокруг себя костяк из таких же, как он молодых людей - детей сильных и крепких готских родов. И начал планомерно, с настойчивостью тарана, организовывать армию. Этот процесс осложнялся ещё и тем, что после гибели Германореха, готы попали в зависимость от гуннов. Мирный договор с гуннами строго ограничивал численность дозволенной готам армии. Амалу Винитару была нужна большая и сильная армия, и был абсолютно не нужен второй фронт с гуннами, когда он вторгнется в Руссколань. Тогда Амал Винитар научился дипломатии. Сумев договориться с гуннами, он показал, что не зря унаследовал кровь великого конунга Германореха. Но, идя к своей цели, он по-прежнему не заботился выяснением причин, равно как и последствий принятых им решений. Всё-таки, править должен был старший сын. Убитый по приказу архангела Рафаила, вселившегося в тело Германореха, за любовь к царевне Лебедь. Амал Винитар был прекрасным стратегом, обладающим силой и настойчивостью, умеющим претворять решения в жизнь. Но уметь каждый раз принимать именно то самое, единственно верное решение - это груз, достойный правителя.
   И вот настал день, который был переломным в той войне, которая ещё не началась.
   Амал Винитар стоял напротив окна и смотрел на простирающийся за окном лес. Деревянный дворец готского конунга был просто прекрасен. Сплошь покрытый тонкой затейливой резьбой. Каждый завиток этой резьбы хранил тепло души и тепло рук того, кто долгими зимними вечерами с особой любовью и тщательностью вырезал именно этот, один-единственный завиток. Так народ готов старался скрасить жизнь тому, кто добровольно принёс себя в жертву, кто отдал все свои силы и помыслы, отдал всё тепло своего сердца, не оставив ни единого кусочка для своего собственного роста и своего собственного развития, отдал на то, чтобы жил и процветал весь народ.
   Дверь за его спиной отворилась.
   - Я приказал никого не впускать, - сухо и не оборачиваясь произнёс Винитар.
   - Разве стражи могут остановить Хранителя Памяти Народа, - тихо произнёс густой бархатный голос.
   - Кощун? - всё также, не оборачиваясь проговорил Винитар, - В земле готов есть лишь один кощун! - конунг резко обернулся, собираясь обличить лжеца и удивлённо воззрился на него, - Гамаюн?!
   Волхв сделал шаг вперёд, претворяя за собой дверь.
   - Ты затеял великий поход, Амал Винитар, отчего же до сих пор не зашёл посоветоваться со мной?
   - В этом походе - мне и так всё ясно. Зачем зря тревожить единственного во всех готских землях кощуна?
   - Всё ясно? А знаешь ли ты, почему погиб твой отец?
   - Его убили два руса. Два - против одного! Я должен отомстить!
   - А знаешь ли ты, что говорил твой отец перед смертью?
   Винитар встрепенулся.
   - Он просил сара Буса найти того, кто приказал убить его сына, твоего брата, и его любимую - царевну Лебедь. Найти и отомстить. Буса, а не тебя, просил Германорех о мести. Да и можно ли обратиться с такой просьбой к тому, кому надо мстить?
   - Отец сам приказал убить моего брата и царевну Лебедь. Его приказы не обсуждаются. Да и потом, он имел законное право наказать их за измену.
   - Измену? - усмехнулся Гамаюн, - Или ты забыл, что такое настоящая любовь? Когда счастье любимой для тебя важнее твоего собственного. Неужели ты думаешь, что твой отец был настолько слабым, чтобы пожелать подобной мести?
   - Люди, в чьих словах не приходится сомневаться, своими ушами слышали приказ моего отца!
   - Так подумай - кто сумел говорить устами твоего отца?!
   - О чём ты?
   - Знаешь ли ты, кто такие Ангелы? Известно ли тебе, на что способен Мёртвый Дух?
   - Я знаю, кто такой мой отец! И никакой Ангел не сумел бы справиться с ним!
   - Так, сильный или слабый - ты уж определись. С одной стороны, твой отец настолько силён, что никакому ангелу с ним не справиться, с другой стороны - он же настолько слаб, что приказал убить твоего брата и свою любимую, царевну Лебедь, за то, что ты назвал "изменой"! Между прочим, в готском языке это слово имеет лишь одно значение - нарушивший присягу - не защитивший тех, кого поклялся защищать. Может быть, ты переобщался с чернобожниками, христианами и прочими язычниками, что используешь слово "измена" в их понимании и теряешь способность мыслить, анализировать, осознавать? Это по их вере, мыслить и осознавать человеку "не дано". Но ты знаешь, что не мыслящий и не осознающий вождь - это гибель для своего народа. Они могут сколько угодно принижать человека и говорить, что ему что-то там "не дано", но ты знаешь, что каждый из нас - прямой потомок Богов! Будь достоин своих предков, как был достоин их твой отец!
   - И позволил ангелу завладеть собой?
   - Так найди того, кто заманил твоего отца в такую ловушку, что ангел сумел пересилить его. Найди и отомсти. Найди того, кто приказал это сделать и ангелу и тому, кто заманил твоего отца в ловушку.
   Взгляд Гамаюна упёрся во взгляд Винитара.
   - По твоему, я должен бросить вызов Чернобогу? - проговорил Винитар.
   - А по твоему - ты не прямой потомок Богов? - всё также глядя ему в глаза спросил волхв.
   - Сар Бус пронзил моего отца. Сар Бус должен ответить за свой поступок!
   - Так пойди - и спроси с него, - неожиданно согласился волхв, - Оставь свою армию, Амал Винитар. Близится Ночь Сварога, и армия не раз ещё понадобится тебе, чтобы защитить свой народ. Оставь армию здесь. Пойди к Бусу один.
   - Русы не знают законов чести! Бус Белояр и волхв Златогор убили моего отца вдвоём!
   - Русы знают законы чести. Бус Белояр, когда пронзил тело твоего отца не знал, что Германорех ещё жив. Он был уверен, что убивает ангела. Ангелы - это нежить. Они истребляют всю жизнь. К ним неприемлемы законы чести. Если бы ангел, вселившийся в твоего отца, не подмял, а убил душу Германореха, то копьё сара Буса, пронзающее тело твоего отца принесло бы с собой и месть за него тому, кто завладел его телом. Сар Бус не знал, что конунг Германорех ещё не покинул Мир Яви. Но он ошибся. И ты вправе спросить с него. Иди, Амал Винитар. Ты спокойно пройдёшь через все земли русов до самого Кияра, и никто не воспрепятствует тебе на твоём пути. Войди во дворец Белояров и спроси с Буса Белояра. Он тоже переживает за смерть твоего отца. Этим ты облегчишь жизнь и себе и ему. Потребуй с него то, что по праву твоё. Пусть он сделает всё, что не успел сделать пока был жив, конунг Германорех, и совершит всё, чего твой отец не успел совершить. Это твоё право. И вам обоим оно принесёт облегчение. И обоим народам оно принесёт процветание.
   - Но это значит - что Бус Белояр сядет на готский трон?!
   - А ты знаешь кого-то другого, кто смог бы править также точно, чисто и правильно, как умел только твой отец?
   - И чем же я плох в качестве правителя?
   - Вспомни историю нашего народа. Случалось, и не раз, когда готы нарушали Закон и Правду. То же самое творится и у гуннов и у галлов и у даков. Но у русов не так. Ты был свидетелем единственного случая, когда русы нарушили Закон и Правду. Единственного на всей памяти нашего народа. Из всех тюркских народов, только арии - словены, русы и скифы - изменили форму своего правления. Далеко на востоке, там где родились наши народы, дух Земли-Матушки ощущается особенно близко. Там кривда почти бессильна, а Чернобоги слабы. Там один человек - каган - сочетает в себе и воина, и правителя, и жреца. Так было заведено у всех тюркских народов, в том числе и у нас. Но здесь Чернобоги гораздо сильнее. Здесь и близость ягов-язычников, поклоняющихся Ягве-Чернобогу и постоянно призывающих его. Здесь и кое-что ещё. Помимо мест силы, которые существуют по всей Земле, здесь есть странные места силы не-жизни. Как будто искусственно созданные, но от этого не менее мощные. Они действуют уже около пятисот лет и искажают всё живое вокруг себя. Человек, оказавшийся в пределах действия такого места силы, может испытывать острое желание причинить кому-то боль, кого-то убить, ограбить, замучить без какой-либо причины. Поэтому, когда мы пришли сюда, и стали происходить случаи, когда наш народ нарушал Закон и Правду. В результате люди, а потом и целые кланы стали слабеть. Пришедшие следом за нами арии, увидев, что происходит с нами, приняли своё решение. Они разделили единого кагана на двоих человек - волхва и воина. С тех пор, ариями всегда правит не один, а двое. Этим они сумели вернуть равновесие и не дать развиться всем тем разрушительным силам, которые пробуждают в людях Чернобоги. Невероятной силы должен быть каган, чтобы справиться с этим один. И мы видели, что даже такой сильный человек, как твой отец, оказался уязвим. Ты, Амал, сильный воин и прекрасный стратег, но что ты можешь, как видящий? Что ты можешь, как волхв? Есть ли внутри тебя самого та сила, которая убережёт тебя от ошибки? Твой отец был каган. Ты силён, Амал Винитар, но ты - только половина кагана. Найди волхва, достойного тебя. Призови его себе в помощь - тогда вы двое сможете быть каганом. Тогда ты и он, сможете править народом готов так, как мог лишь твой отец.
   - Призвать волхва? - усмехнулся Винитар и глаза его полыхнули, глядя на кощуна, - Может быть, тебя? Власти хочешь, Гамаюн?!
   - Ты слишком переобщался с чернобожниками, Амал Винитар, если считаешь, что власти можно захотеть! А ты знаешь, что накануне того дня, когда был приговорён к смерти твой брат и царевна Лебедь, конунг Германорех говорил совсем иные вещи. И многие люди, в словах которых невозможно сомневаться, слышали его слова и очень удивились на другой день, когда Германорех, слово которого твёрже стали, вдруг стал противоречить сам себе. А в тот вечер, именно яг принёс ему странного вина. Я пытался просмотреть того яга - и не увидел его лица. Будь осторожен с чернобожниками, Амал, они очень коварны, и гибель целого народа, твоего народа, в радость для них.
   - Я видел людей, Гамаюн. Людей, которые желали власти, и при этом были не в силах с ней справиться. У Буса Белояра тоже теперь нет волхва. Они нарушили Закон и Правду лишь один раз - но как! Этот один случай перевесил все нарушения Закона и Правды у нас. Руссколань больше не тот столб, на который опираются другие народы. Русам нет больше веры.
   - Сар Бус остался без волхва. Князь Словен - волхв, лишившийся воина. И Баян - бард. Эти трое пытаются восстановить пошатнувшийся столб. Помоги им - и твой народ станет частью того столба, на который опираются другие народы. Можно суметь пошатнуть народ, опирающийся на столб, но сам столб - незыблем - ни один гот не изведает более горечи роковой ошибки, которую не исправить.
   - Русам нет больше веры, - проговорил Амал Винитар, - Готский трон? Усмехнулся конунг, - Нет, не готский трон - смерть увидит от моей руки Бус Белояр.
   - Не делай этого. Этим ты погубишь и их и свой народ. В этой войне погибнешь и ты, и Бус. И русы, и мы, лишимся всех наших воинов и многих волхвов. Ты видел чернобожников, что как стервятники кружат вокруг. Они будут пировать на костях наших народов. Не будет победителей в этой войне.
   - Пока я - конунг! И я принимаю решения!
   - Конунг - не звание и не привелегия. Конунг - это ответственность за каждого из твоего народа! Какой Мир ты хочешь принести им? Погибель! Бессмысленная смерть в погоне за бессмысленной и бесполезной местью! Есть десятки способов осуществить эту месть, не губя свой народ! Бус белояр совершил лишь одну ошибку - он спросил за гибель своей сестры не с того человека. Сейчас ты повторяешь его ошибку - ты хочешь спросить за гибель своего отца не с того человека. Готы будут умирать от рук тех, кто им даже не враги. Поступок буса и Златогора едва не привёл к гибели всей Земли-Матушки. И один из них заплатил за это жизнью своей души. К чему приведёт твой поступок, Амал Винитар?!
   - Я принял решение, - И обжигающий лёд сверкнул в глазах конунга. И потухли глаза волхва. Медленно он подошёл к окну.
   - Что ты делаешь?
   - Любуюсь прекрасным народом - которого скоро не станет.
   Волхв тяжело вздохнул и направился к выходу:
   - Пойду я...
   - Не так быстро, волхв, - проговорил Винитар. Что-то кольнуло в сердце Амала Винитара: "Нет! Не так! Только не это!" - задыхаясь кричал голос внутри него. Но в руке конунга сверкнул клинок. Амал Винитар знал, что серьёзный волхв может сделать так, что ни один воин даже не сможет поднять на него меча. Серьёзный волхв может погрузиться по родовой памяти на десяток поколений. Но кощун может погрузиться по родовой памяти даже до предков наших предков - до самих Богов. Кощун может вспомнить события, которые происходили, когда только рождалась наша Мать-Земля. И даже те события, когда Дедушка наш - Ра - ещё не родился Звездой и был человеком. Но Амал Винитар знал, чем платят эти люди, кощуны, за возможность проникать так глубоко в Память. Кощун жертвовал всей своей силой волхва. Ни один кощун не обладал и десятой долей той силы и мощи, которой обладал любой серьёзный волхв. В бою, кощун был абсолютно беззащитен.
   - Зачем ты делаешь это? - проговорил Гамаюн.
   - Твои слова посеят сомнения в сердца людей. Они перестанут верить в безоговорочную правильность принятого мною решения.
   - Твоё решение действительно приведёт их к гибели.
   - Я намерен отомстить. И мне не важно, к чему приведёт моё решение. Но твои слова приведут к тому, что я лишусь сильной и могучей армии. Армии, созданной многими усилиями. И армии, которая так нужна мне для осуществления задуманного.
   И кровь кощуна пролилась на резные доски сплошь покрытого резьбой дворца готского конунга.
  
   Готы дрались, как львы. И всё же, продвижение армии сильно замедлилось и вскоре было почти остановлено. Русы избегали открытых столкновений. Отряды русов появлялись из ниоткуда, наносили урон, и также растворялись в никуда. Искать их было бесполезно. Сильно помогало то, что армия двигалась через лес. Это позволяло полностью обходиться без обозов с провиантом, которые наверняка регулярно бы перехватывались слишком мобильными и непредсказуемыми отрядами русов. Ещё помогало обилие рек и ручьёв. Оно избавляло от опасных сюрпризов, вроде отравленных колодцев. И всё же, это был чужой лес. Лес русов. Русы могла возникнуть в нём откуда угодно. И их налёт практически всегда приносил успех. Этот лес невозможно было прочесать. И даже свежепрочёсанный участок леса вовсе не гарантировал, что в следующее мгновение из него не появится отряд русов. Охотники всё чаще не возвращались. Теперь для обычной охоты требовалось отряжать сильные заготовительные отряды, и снаряжать их, как для серьёзной боевой операции. Люди большой группой при полном вооружении собирающие ягоды, и постоянно держащие друг друга в пределах видимости, возвращаясь, вдруг могли обнаружить в своих рядах двоих-троих недостающих. На привале, когда вся армия в сборе, человек мог просто отойти за дерево по малой нужде - и больше никогда не вернуться. И такова была цена за простое продвижение по земле русов. Стоило дружине захватить селение, как уставшая после боя, вся дружина становилась лёгкой добычей одинокого русского берсерка, или группы из двоих-троих берсерков.
   Войско расположилось на привал. Амал Винитар нервно вышагивал по поляне. Смесь отчаянья, боли и раздражения читалась в его глазах, когда он смотрел на свою по-прежнему сплочённую и полную решимости, но слишком быстро таявшую армию. Воины сидели у костров и горланили весёлую песню. Они не знали, кто из них доживёт до рассвета. Ещё не наступил тот переломный момент, когда этот факт наполнит сердца отчаяньем и обречённостью. Сердца готов всё ещё были полны силы и решимости. Ещё не возник тот, сосущий изнутри вопрос: "А за что мы воюем? Стоит ли оно такой цены?" Боевой дух армии был по-прежнему высок. Сила готов была такой, что до первых сомнений оставалось время. Довольно много времени. Всё-таки - это тюрки. Про которых говорят - их проще убить, чем сломать. Потомки самых первых тюрков, двинувшихся из великой Сибири на далёкий запад. Первая волна великого народа, распавшегося на три колена - гуннов, галлов и даков. Вторая волна - были арии, распавшиеся тоже на три колена - словен, русов и скифов. Третьей волной были булгары, хазары, печенеги и половцы. Волхвы говорят - будет и четвёртая волна, скоро этот день настанет, скоро тронутся в путь Великие Сибирские Каганаты. Огромен народ тюрков. Один из двух великих пра-народов, населявших и населяющих Землю. Высокие, стройные, крепкие в кости, светлокожие, светловолосые, светлоглазые. От сталисто-серых глаз татар, до медово-золотистых глаз русов и до ярко-синих глаз галлов и даков. Велик и огромен тюркский народ. Само слово "тюрк" - означает "сильный", "крепкий". Как произошёл этот великий народ - тайна сокрытая временем. Но волхвы знают эту тайну. И изредка, тем, кому важно знать, тем, кто приходит к ним за ответом, они рассказывают Тайну Великого Обряда.
   Готы произошли от гуннов и Стражей Западного Кордона - людей великого Ганибала. Сильная кровь тюрков и сильная кровь людей Ганнибала. Сильная кровь. Могучая кровь.
   Но... Но армия слишком быстро таяла. И Амал Винитар нервно вышагивал взад-вперёд по поляне.
   "Неужели, я всё-таки был не прав?" = пронеслось в голове у Винитара, - "Неужели этот поход, поход за справедливость, поход, к которому я шёл всю свою жизнь, принесёт моему народу лишь гибель?" Может быть прав был кощун, и тогда, надо поворачивать армию назад, пока от неё хоть что-то осталось?"
   Амал оглядел своих людей, шумно поющих вокруг костров. "Славные воины", - подумалось ему, - "Славные и сильные. Жалко, невообразимо жалко, что такие гибнут зазря, даже не дойдя до своей битвы." Ярко сияло последними лучами клонящееся к виднокраю Солнце. А с другой стороны уже взошла луна, льющая своё мягкое сияние даже в дневном свете. Сама Земля дышала под ними, вдыхая благодатный свет двух светил и набираясь живительной энергии.
   Амал видел, как от опушки леса двигались к нему шесть высоких стройных фигур, мягко стеля шаг, опираясь на резные, отполированные тысячами прикосновений посохи. Лёгкий тёплый ветерок чуть заметно колыхал у кого чёрные, как смоль, у кого тронутые сединой, у кого выбеленные временем длинные, ниже колен, волосы. Поверх длинных льняных, покрытых вышивкой рубах, стройные тела согревали волчьи душегрейки. Некоторые носили длинные бороды. Мягко и ненавязчиво, но неотвратимо, волхвы двигались к Винитару.
   Они подошли и встали напротив него. Они молча смотрели ему в глаза. Конунг заговорил первый.
   - Для чего вы пришли? Я не просил совет. Мне не нужно помощи, - голос его был резким.
   - Так ли это, конунг Винитар? - проговорил самый молодой волхв. С виду ему было лет сорок. Сколько же ему на самом деле лет, если даже на вид ему около сорока? Двести? Триста? И он - самый молодой. Сколько тогда старшему? Восемьсот? - Путь твой ясен? И дорога твоя чиста? И сердце твоё полно спокойной уверенности?
   Конунг с трудом подавил нервный жест: "Ясен?!", "Чиста?!", - да он не находил себе места. Волхвы пристально смотрели на него. Он встретил их взгляд. И сердце его медленно наполнялось отрешённостью, граничащей с обречённостью. Конунг не стал отпираться - это не имело смысла. Волхвам не нужно присутствовать при событии, чтобы знать о нём в мельчайших подробностях. Не было ни единого свидетеля того, что он убил кощуна. Но они знали.
   Среди них не было кощуна - кощун в готской земле был один - перед ним стояли боевые волхвы. Не способные заглядывать так глубоко, зато обладающие всей силой и мощью волхвов. Таких не убьёшь, каким бы сильным воином ты не был. А крикнуть людей - они просто исчезнут. Растворятся прямо на месте. И искать их будет бесполезно. Или убьют, а потом исчезнут. Правда позволяет им это. Кощун не меньше конунга. Он убил Гамаюна. И они пришли спросить с него.
   - Нет, - ответил на его мысли старший волхв, - Мы не станем спрашивать с тебя за смерть Гамаюна. Хотя, пожалуй только Боги, наши предки, ведают насколько обнищал народ, лишившись Хранителя Памяти Народа. Когда ещё на земле готской сумеет родиться новый кощун? Может ли дерево расти без корней? Может ли человек жить без памяти? Ты жаждал крови? Кровь нашего народа сильна. Но без кощуна она будет слабеть. Пока этого ещё не видно, но скоро станет заметно. Стоила ли твоя жажда крови этого?
   - Гамаюн знал, что погибнет, - подхватил разговор второй волхв, его седые волосы чуть колыхались на лёгком ветру и поигрывали кончиками на коротких голенищах мягких кожаных сапог, - Но у него был шанс. Совсем маленький, один из тысячи. Шанс вернуть тебя, Амал Винитар, на твой собственный путь. Уберечь страну нашу от этой войны, которая принесёт нашему народу гибель. Отнять тебя у твоей мести и вернуть тебя тебе и твоему народу. Гамаюн сделал свой выбор. Он решил, что этот шанс дороже, чем его жизнь.
   - Посмотри на этих людей, - вступил в разговор третий волхв, указывая рукой в сторону воинов, - Славные воины. Ясные, чистые, горящие сердца. Сильный и свободный дух. Каждый из них - гордость твоего народа. Разве такой смерти они заслужили? Просто исчезнуть, буквально на глазах у своих соратников и быть тихо убитыми где-то под кустом? И не скажешь, что русы не правы - они защищают то, что ценят и тех, кого любят.
   - Ты зашёл в тупик, Амал Винитар, - подхватил четвёртый волхв, - Какой путь ты успел пройти? А какой путь ещё отделяет тебя от Кияра? Сколько воинов ты уже потерял? А ведь не было ещё ни единого серьёзного боя. Сколько воинов дойдут с тобой до стен Кияра? Десять? Двадцать? Ты лишишь свою страну армии. Ты лишишь свою страну защиты. Чьей добычей станет тогда твой народ, лишившись всех воинов, лишившись своих лучших людей?
   - Отошли армию назад, конунг, - вновь вступил в разговор старший, - Отошли воинов домой. Возвращающихся готов русы не тронут.
   - Русы не знают законов Чести! - возмутился Амал Винитар.
   - Русы знают законы Чести, - прервал его старший волхв, - Бус Белояр готов заплатить за содеянное. Отошли армию, Амал Винитар. Иди в Кияр один. Бус Белояр отнял у народа готов великого конунга - пусть Бус Белояр вернёт народу готов великого конунга.
   - Бус не конунг. Он потерял вторую половину конунга - своего волхва.
   - Князь Словен - волхв, лишившийся воина. Князь Словен тоже приложил свою руку к гибели Германореха! Разве не его воины шли вместе с русами тогда на готов?! Спроси и с него! Пусть князь Словен ответит за свой поступок! Бард Баян - был правой рукой князя Словена, всюду помогал ему. Везде и во всём. Бард Баян тоже в ответе за смерть твоего отца! Пойди и спроси с них! Со всех троих! Пусть ответят они за содеянное! Бус Белояр убил твоего отца! Так пусть сам заменит тебе отца! И пусть каждый из этих троих отдаст тебе всё, что знает, что может и что умеет сам! Эти трое, Бус Белояр, князь Словен и бард Баян, волхва Златогора с ними нет - значит за него будет платить Бус, они отняли у народа готов великого конунга. Так пусть теперь, отдадут они свои силы, свои знания, свою мудрость и свой опыт, чтобы вырастить из тебя великого конунга. Чтобы ты стал не только воином, стратегом и дипломатом, но истинным конунгом. Великим из величайших. И даже более великим, чем твой отец. Ведь горе тому отцу, чьи дети так и не смогли превзойти его ни в чём. Только так Германорех будет наконец отомщён, а его мечта станет явью.
  
   Волхвы повернулись и молча двинулись в сторону леса. Амал Винитар с лёгкой растерянностью смотрел им вслед. А потом повернулся и пошёл туда, где прямо под открытым небом собирался лечь спать. У походного костра, подложив под голову седло и завернувшись в своё любимое, подаренное североморцами, одеяло из плотной шерсти, крытое рыбьей кожей, подбитой тонкой конопляной тканью, не пропускающее ни холод, ни влагу и греющее даже мокрым. Конунг долгим взглядом посмотрел на полную Луну, как будто разглядывал сквозь неё весь Мир. Скользнул взглядом по резко очерченным в лунном свете макушкам деревьев. Вновь поднял голову и долго смотрел на Тропу Трояна. А утром он примет решение.
   От дерева отделилась тень в длинной тёмной одежде.
   - Амал. Амал Винитар, - ядовито-язвительный голос с сильным южным акцентом.
   - Что тебе нужно, чужак?! - оторванный от своих мыслей, Амал не собирался разговаривать с теми, кого считал недостойным.
   - Амал Винитар, достойный сын своего отца, - рассмеялся священник и из-под глубокого капюшона недобрым светом полыхнули глаза, - Слабеешь конунг. Стоило тебе столкнуться с первыми серьёзными трудностями, как ты готов отступить. Волхвы указывают, что тебе делать. Что-то я не пойму, кто из вас конунг, ты - или они? Мальчишька на побегушках у волхвов. Ты сник, потерял решимость, позволяешь собой управлять. Да, ты уже сдался. Наверное, - задумчивым голосом продолжил отец Феодосий, - твой отец поступил бы также. И уж конечно же, одобрил бы твой выбор.
   Конунг закипал. Его широкая ладонь сгребла отца Феодосия за грудки, намотав половину рясы на кулак. Священник повис тряпичной куклой на кулаке конунга.
   - Когда мне понадобится мнение таких, как ты, - сквозь зубы прорычал Амал Винитар, - Я его спрошу!
   - Да, мне-то что? - смиренным голосом произнёс священник, - Я здесь чужой. Это всё - действительно не моё дело. Станет плохо у вас - пойду в другие земли. Я не вправе здесь что-то менять.
   Хватка конунга ослабла. Соскользнув с его руки, отец Феодосий опустился на землю с поникшей головой. И вновь его взгляд вскинулся на конунга.
   - Почему вы не принимаете нас?
   - Вас никто не гонит, чернобожник, - процедил Винитар, - Разве вам хоть раз отказали в праве гостя?
   - Да, не гонят. Но и не принимают. Ты же не дикий варвар! Твоё смирение достойно христианина. Прости, что заставил тебя гневаться. Я..., - на лице монаха промелькнуло смущение, - Я не поверил, что человек твоего народа может быть настолько смиренен. Прости меня, если можешь.
   - О чём ты? - не понял конунг.
   - Господь создал препятствие на твоём пути. Он пожелал, чтобы Германорех остался не отомщённым. Но ты! Ты сумел увидеть его замысел. Ты смирился. Подчинился воле Господа. Твой отец был не такой. Яростный. Гордый, - с осуждением в голосе проговорил Феодосий, - Гордыня - страшный грех. Она восстанавливает человека против Господа и ведёт его к гибели. Но ты не такой. Ты не дикий необузданный варвар. Смирение и покорность живут в твоём сердце. Так прими благодать Господа нашего в сердце своём. Покрестись. Хочешь, я прямо сейчас покрещу тебя? Человек твоей кротости и твоего смирения, Амал Винитар, мог бы стать святым в лоне нашей церкви...
   - Вон!!! - взревел конунг, - Что ты можешь знать о моём отце?!! Чернобожник! Лживый чужак!!! Убирайся вон!
   - Я чем-то обидел тебя: - монах беспомощно развёл руками, в его взгляде читалась кроткая растерянность. Конунг Винитар встал. Что-то вязкое и тягучее окутывало его тело, сковывало движения.
   - Я никогда не смирюсь, - процедил он. Тяжёлой шатающейся походкой, будто пробираясь сквозь вязкий липкий кисель, Амал Винитар побрёл к своему костру, - Камня на камне не оставлю, - слышался его удаляющийся голос.
   Скрытый маской кроткой растерянности, боевой адепт Яхве, член старшего епископата, отец Феодосий, хохотал.
   На утро Амал Винитар не находил себе места. Конунг носился из конца в конец своей армии, выкрикивая приказы, подгоняя людей. Ему казалось, что его распоряжения выполняются слишком медленно. Войско двинулось в путь задолго до рассвета. И к полудню они уже подошли к большому селению. Амал Винитар приказал не выпускать из селения никого . Брать в плен любого, кто попытается уйти.
   Русы не ожидали такого быстрого налёта. Никто не успел сориентироваться. Никто на ожидал их так рано. Русы только покидали своё селение, только уходили в лес. Русы ожидали армию готов к вечеру, а то и к утру. Русы собирались избежать сражения. Но никто не успел уйти. На какой-то момент русы растерялись, растянувшиеся от своего селения. С открытыми воротами. Движущиеся к лесу. Селение было быстро взято.
   Амал Винитар собрал своё войско. Воины смотрели на него в лёгком недоумении. Отец Феодосий старался не попадаться на глаза Винитару, но постоянно держал его в поле зрения.
   - Мой конунг, - сказал кто-то, - Мы выполнили твой приказ - мы пленили всех. Но все их воины погибли во время штурма. Большинство мужчин и даже старики сражались до последнего. Среди пленных одни женщины и дети. Зачем ты приказал нам взять их?
   - Женщины - это хорошо, - усмехнулся Амал Винитар, - Как давно вы не видели женщин?
   - Мой конунг! - рёв воина перекрыл общий гомон возмущения, - Мы тебе что - паршивые яги?! Или безвольные христиане, потакающие своим слабостям?! Разве воин опустится до насилия над женщиной?!
   - Перун даровал нам победу! И Перун даровал нам добычу.
   - Русы близкой нам крови! Русы не могут быть добычей! - взревел один.
   - Люди вообще не могут быть добычей! - добавил другой. Общий рёв разнёсся над армией.
   - Как знаете! - согласился конунг, - Тогда оставайтесь голодными! Согнать всех в их дома! Оцепить селение! Поджечь! Не выпускать никого! Сжечь их всех!
   - Достойно ли воинов, творить такое?!
   - А достойно, убивать воина из-за куста?! Даже не удосужившись вступить с ним в бой?! Сколько наших братьев осталось в этих лесах?! Их не убили в бою! Их тихо зарезали под кустами! Как свиней! На что могут рассчитывать те, кто поступает так?!
   - Но они защищали свои дома и своих любимых!
   - А мы - мстим за своего конунга! - взревел Амал Винитар, - Как аукнется - так и откликнется! Сжечь их!
  
   Загудело, заревело пламя. Плачь и крики сжигаемых заживо женщин и детей больно ранили сердца воинов. И зарождали сомнения в сердцах воинов. Многие из них в тот день больше не были уверены, что их конунг всегда и во всём прав.
   Волхвы говорили, что конунгом становится человек, который видит дальше, знает больше и чувствует лучше. Конунга отличает абсолютная верность и точность поступков. Ведь на его плечах лежит судьба всего народа. Конунг просто обязан быть прав всегда и во всём. У него нет права на ошибку. И если тебе кажется, что твой конунг в чём-то не прав, посмотри внимательно, может быть именно ты не учёл, не увидел чего-то, что уже заметил и учёл твой конунг.
   - А возможно ли такое, чтобы конунг был не всегда прав: - спрашивали волхвов.
   - Горе тому народу, чей конунг ошибился хоть единожды и не успел увидеть вовремя свою ошибку. Ошибка человека отбрасывает его назад по пройденному пути, а может и погубить. Ошибка конунга отбрасывает назад весь народ, а может и погубить весь народ.
   Тяготы пути приглушили нарождающиеся сомнения. Мощным марш-броском, за остаток дня и часть ночи, армия преодолела расстояние в полный дневной переход. Уже отгорел поздний летний закат, когда при свете луны, воины увидели вдалеке новое селение. Воеводы предложили разбить лагерь здесь, чтобы утром напасть, но конунг приказал идти в бой прямо сейчас, пока жители на успели уйти.
   - Русы не хотят дать нам сражения? - сказал Амал Винитар, - Значит мы будем уничтожать их селения. Мы заставим их драться открыто.
   Новое селение полностью повторило судьбу предыдущего. Воинам было не до тревожных мыслей. За одни сутки преодолев два дневных перехода и выдержав два сражения, они были вымотаны настолько, что рухнули у своих костров и забылись мёртвым сном. Лишь щемящее беспокойство острой занозой засело где-то в глубине сердец.
   Им досталась лишь пара часов сна. Амал Винитар вновь поднял армию задолго до рассвета. Однако конунг незаметно приказал разведчикам выискивать открытое поле, лучше на возвышении и с родниками, и обо всём похожем сразу докладывать ему. И вновь погнал армию скоростным марш-броском, нещадно изматывая людей. К полудню, армия снова преодолела расстояние в полный дневной переход и вышла к находящемуся на небольшом возвышении большому полю с десятком бьющих под ногами родничков. Здесь Амал Винитар приказал возвести частокол. Вымотанные воины взялись за топоры. Не было сил даже думать. Лучники осоловевшими глазами осматривали лес вокруг рубивших. С первой звездой, под защитой частокола, Амал Винитар дал людям долгожданный отдых. До обеда люди отходили и приходили в себя. Ближе к обеду вновь зазвучали песни, потихоньку началось веселье. Расстояние в полтора полёта стрелы от частокола до опушки леса, давало людям возможность расслабиться. Часовые менялись каждые два часа, чтобы все успели отдохнуть и повеселиться. Амал Винитар чувствовал себя, как будто во сне, ощущая какую-то нереальность всего происходящего. Воины тоже ощущали Мир, как сквозь какую-то дымку. Все чувства и ощущения доходили до них приглушёнными, как сквозь туман какой-то нереальности. А ещё, куда-то исчезли волхвы.
   Поздно вечером конунг объявил, что даёт воинам ещё сутки отдыха. На утро веселье закрутилось с новой силой. Играла музыка, переливаясь и перепеваясь на разные лады. Но почему-то ни единой баллады. Играли непосвящённые музыканты. Ни одного барда и даже ни одного менестреля. И куда, в конце концов, пропали волхвы? Всё это проскальзывало мимо затуманенного восприятия воинов. И откуда бы взяться этой затуманенности, когда все кругом трезвы? Всё ускользало. Ускользало мимо. Лишь где-то в глубине груди мешалось саднящее беспокойство и ощущение, что что-то происходит не так.
   Поздно вечером, отец Феодосий заглянул в тоненький и лёгкий шатёр Жриц Любви. Чужака по-прежнему никто не гнал, хотя конунгу он по-прежнему старался не попадаться на глаза. Проходивший недалеко воин мрачно сплюнул: "Только чернобожник может беспокоить Жриц сейчас!" Но всё тот же туман не дал ему среагировать и загородить дорогу нарушившему заслуженный покой Жриц. А через минуту, он уже обо всём забыл. Прикрытое маской смирения лицо просунулось в шатёр. Шатёр был такой, чтобы в сложенном виде быть привязанным позади седла и не сильно утруждать лошадь.
   Жрицы Любви сидели вокруг очага. Их было мало. Очень мало. Только самые храбрые и отважные из Дарящих решились пойти в этот тяжёлый поход. Долгий, масштабный, и при этом без обозов, на которые можно присесть передохнуть, при этом в бешеном темпе.
   Дарящие улыбались. Их глаза сияли счастьем и любовью, хотя многие из них с трудом могли подняться. В течение полутора суток, без перерыва, они восстанавливали воинов, как могли. Они дарили всё тепло своей души, весь огонь своего сердца, возвращали силу и уверенность. Они создавали необъяснимое и неповторимое ощущение близости дома. Как будто дом не где-то там, далеко, а здесь, прямо за твоей спиной, будто ты только переступил порог, а значит можно идти дальше. Многие воины даже после нескольких прикосновений Дарящей, засыпая , могли общаться во сне с родными и близкими, дотрагиваться до них, слышать их голоса. А те из воинов, кому довелось вернуться домой, потом проверяли, не пригрезилось ли? И всякий раз, родные и близкие отвечали ему, что да, действительно, в тот самый день он приходил и в их сны. Тот же воин, кто ещё не нашёл свою любимую, мог во сне увидеть её лицо. Жрицы дарили воинам себя. Целиком, без остатка, до самого последнего кусочка своей души. Дарящие Любовь, жрицы Богини Дарены, были священными для многих народов. Если воина защищала броня и щит, то её защищал очень яркий головной убор и такая же яркая одежда, позволяющая заметить её издалека. Любовь - основа жизни. Любовь - основа всего в Мире. Считали, что поднять меч на Дарящую Любовь, всё равно, что поднять меч на Бога.
   Но отец Феодосий был христианином.
   На утро, Амал Винитар поднимал армию двигаться дальше. Но произошла заминка. Жриц Любви нашли убитыми в их шатре. Всех, кроме одной. Это взбудоражило всю армию. В войске нарастал гнев, который искал себе выход. Часовые никого не видели. А через некоторое время, один из воевод с несколькими воинами и этим надоедливым чужаком, как там его? Ах да, отец Феодосий! Нашли в траве последнюю Дарящую Любовь. Она успела выбежать из шатра, но далеко не убежала. У неё в спине торчала стрела. Русская стрела.
   К вечеру на виднокрае появилось ещё одно селение русов, и на закате начался штурм. В этот раз, селяне ощетинились копьями и плевались стрелами, но готы были слишком разъярены утренним происшествием. На стене появился вой, совсем молодой, едва начавший осваивать искусство воя. Благодаря всё той же странной туманной дымке, окружавшей готов, его вой и свист как будто замерзал в воздухе. Он не остановил, а лишь замедлил готов, давая русам лишь короткую и по-сути бесполезную отсрочку. Волков его вой тоже достиг слишком поздно, и стая подошла, когда селение уже было взято и готы укрепились по ту сторону частокола. Вожак не стал впустую складывать стаю в бессмысленном штурме. Волки отошли. Они проявят себя днём, при завтрашнем переходе, но это не беспокоило, а скорее ещё больше ярило готов. Никто так и не понял, почему вои готов не ответили русскому вою тем же. Никто, включая самих воев, даже не вспомнил об этом. Опостылевшая туманная дымка притупляла восприятие, делала воинов как будто пьяными. Подсознательно, воины пили много воды и постоянно смачивали макушки голов, переходили то на звонкие голоса, то на рык, то на шёпот, делали то резкие, то плавные движения, хлопали себя по плечам и коленям, но дымка не пропадала, она облепляла их, сливаясь с ощущением Мира, она мешалась, её хотелось стряхнуть, как шоры. Возможно был способ стряхнуть её, но почему-то в этом направлении думать не было сил. К ней как бы привыкали, претерпевались, как к монотонной боли, от которой можно отгородиться, но стоило подумать о ней, как мысль куда-то ускользала, терялась, таяла, наступала минута растерянности, которая раздражала ещё больше самой дымки, и хотелось думать о чём угодно другом. В воинах росло раздражение, которое сдерживалось волей и опытом воинов, но требовало регулярного выхода в битве. Готы стали злыми. В них появилась жестокость.
   Оставшихся в живых жителей согнали на площадь и Амал Винитар сказал:
   - Русы убили наших Жриц Любви! Разве мыслимо это, поднять меч свой на Жрицу Любви?! Может ли человек совершить такое?! Можно ли совершившего такое назвать человеком и достоин ли он жизни?! Русы сделали свой выбор! Так пусть теперь их жёны и дочери попытаются заменить нам наших жриц!
   Одинокие выкрики:
   - Но, ведь это мы первые убили их жён и детей!
   Потонули в общем рёве праведного гнева. Но конунг ответил на них:
   - Жрицы Любви - священны, к какому бы народу они не принадлежали. Поднявший меч на Дарящую, поднимает его на самих Богов, оскверняет свою кровь и отрекается от своих предков.
   Одинокий возглас:
   - Но и поднявший меч на ребёнка, поднимает его на Богов! - потонул в общем рёве.
   Витязь-ветеран, служивший ещё Германореху и стоявший по правую руку от Винитара негромко произнёс:
   - Мой конунг, воины говорят Правду. Поднявший меч на ребёнка - поднял его на Богов. Эти русы могли даже не знать об убийстве Жриц. А то, что творим мы - недопустимо.
   - Сын в ответе за отца, а отец в ответе за сына, - отвечал Амал Винитар, - Брат в ответе за брата. И если твой предок, пусть в двадцатом поколении, был и моим предком, то даже если мы не знаем и никогда не видели друг друга, ты - в ответе за меня, а я в ответе за тебя. Каждый человек, из любого народа является, пусть каким угодно дальним, но родичем любого другого из этого народа. А уж в соседних селениях родство совсем не дальнее. Русы подняли меч на святое. Они убили Дарящих. Пусть теперь русы ответят за содеянное!
   - Мой конунг, - витязь понизил голос, - А ты уверен, что это сделали русы?
   Но конунг не услышал его, как до этого не услышал кощуна Гамаюна, а позже не услышал волхвов.
  
   Лес замер. Умолкли птицы. Застыли в оцепенении звери. Даже ветер не шелестил листья деревьев. Только крики и плач оскверняемых женщин и девушек Руссколанских разносились над селением и над лесом. Лишь немногие воины отказались принимать участие в этом деянии. Но и они не чувствовали в себе достаточно правоты, чтобы остановить остальных. И липкая туманная дымка окружала всё это. И странная пустота вокруг. Свет не искрился. И не было волхвов, чтобы зажечь его вновь.
   Витязь-ветеран, служивший ещё Германореху, сидел и угрюмо смотрел на всё это.
   - Отчего так не весел? - подсел к нему кто-то из воинов.
   - Можно ли любого мужчину сделать воином? Пахаря? Кузнеца? Музыканта? Ты видел наши резные дворцы? Ты видел дворец конунга, весь состоящий из тонкой резьбы? Ты видел мастеров, которые строили этот дворец. Заставь такого стать воином - он и свою красоту потеряет, и нашей, воинской красоты не обретёт. Его красота не сможет переродиться в иную форму, она просто уйдёт, исчезнет из Мира. Мужчина, чьё сердце не является сердцем воина, может стать воином, но лишь на мгновение, лишь в тот миг, когда убивают его родных и близких. Этот бой, скорее всего станет для него единственным, и вместе с этим боем завершится его жизнь. Он просто выгорит, сгорит до конца, пытаясь выполнить не свою функцию. Но даже тогда, он вряд ли сумеет в полной мере заменить истинного воина.
   Вой одобрительно крякнул. Ему понравились слова ветерана.
   - А ты, Фриц, - неожиданно, старый витязь повернулся к нему, - Возьми резак, и начни резать.
   - Да я..., - удивился вой.
   - Вот именно! С этим резаком ты сумеешь выйти против меча. И может быть, даже победить. Но вырезать им что-нибудь такое, от одного взгляда на которое в сердце тепло становится, сумеешь?! Вот, то-то и оно. Этот резчик не заменит воина. Но кто заменит его самого? Может быть ты? Или я? А каково тебе будет без его чудной резьбы, сердце твоё согревающей? Ох, вряд ли лучше, чем ему без твоей защиты.
   - Верно, - задумался Фриц, - Но ведь ты к чему-то клонишь, батька Отто? Верно, не про воинов и резчиков завёл разговор? Резчики то, они все дома остались, как и пахари, кузнецы. Уж не по дому ли стосковался?
   - Верно. По дому. Да только по тому дому, каким он прежде был. А клоню я вот к чему, - старый ветеран Отто вновь повернулся к вою. Вокруг них уже собралась маленькая группка старых воинов. Остальные носились по селению, и оттуда были слышны истошные вопли женщин и девушек, - Может ли девушка заменить Жрицу Любви? Может, для того, кого полюбит. Но где взять ей сил, чтобы подарить себя целиком одному, второму, третьему? Многим, нередко даже не спрашивая имён? Подарить себя без остатка, до самого последнего кусочка своей души? Где взять ей таких сил, которые есть лишь у Дарящих? Да и кто заменит её саму, большуху или мать, объединяющую или видящую, растящую деревья или умеющую выращивать Зелёный Хлеб?
   Если пахарь вырастил мешок зерна, ты можешь отнять его, но будет ли это зерно вкусным и даст ли тебе столько сил, сколько то, которое он сам подарил тебе, как защитнику? А попробуй отнять мешок зерна у музыканта? В крайнем случае, он может разделить с тобой свой обед. Но ты можешь бить его, можешь пытать, можешь даже убить, но он никогда не отдаст тебе мешок зерна. Просто потому, что у него нет и никогда не было этого мешка зерна.
   Ты слышишь крики? Там не только крики женщин.
   Воины прислушались. Криков женщин стало гораздо меньше. В домах и на улицах кричали и ревели готские воины.
   - Знаешь, отчего они так кричат?
   Фриц и ещё пятеро воинов повернулись к Отто.
   - От того, что не получают то, что пытаются забрать. Можно отнять любовь. Но любовь - это не мешок зерна. Отнятая любовь покидает того, у кого её отняли, но не достаётся отнявшему. Она просто тает, исчезает из Мира. Наши воины теребят тела этих несчастных женщин, но это не Жрицы Любви. Всё равно, что пытаться отнять мешок зерна у музыканта. Одни из этих женщин выскальзывают из своих замученных тел, подобно тому, как это происходит во сне, в других просыпается кто угодно, в том числе даже воин, но только не Дарящая. Воины пытаются взять то, чего всем нам теперь не хватает, тепло души, огонь сердца, любовь и нежность, но хватают руками лишь пустоту. Невозможно забрать то, что может быть только подарено. А пытаясь поступить так, мы отнимаем любовь у них, но не получаем её себе. Любовь уходит из Мира. Мы изгоняем её. И этим мы оскверняем саму Любовь, а ведь это основа всего, на чём держится весь Мир. Оскверняя любовь, мы оскверняем себя, - старый витязь задумался, - Боль от потери отца мешает конунгу увидеть это... Но как что-то может настолько отвести глаза? Это не та боль, которую мы привыкли не замечать, и тем не менее. Боль, которая способна отвести глаза конунгу? Или кто-то отводит ему глаза? Легко ли отвести глаза тебе, Фриц? Тебе, посвящённому воину? Ещё сложнее отвести глаза мне, я - витязь, посвящённый воин-видящий. Представь себе существо, способное отвести глаза самому конунгу?! Я должен защитить его. Я присягал ему на верность. Он - цвет нашей нации. Он - живое воплощение всего нашего народа, но..., - Отто с шумом вобрал воздух и жёстко с нажимом произнёс, - Мне не удаётся УВИДЕТЬ этого врага.
   Воины подобрались при слове "Увидеть". Витязь - не ведун и не провидица, для него слово "увидеть", значит не только узреть, но и настичь и сокрушить, чтобы уберечь и сохранить.
   - Что происходит с нами, если мы, рождённые защищать, не можем защитить даже своего конунга? - с горечью произнёс Отто. Повисло тяжёлое молчание. Через несколько минут, Отто продолжил, но взгляд его смотрел откуда-то издалека. Даже старые воины не сразу поняли, что означает этот его взгляд.
   - Давно, ещё во времена походов Германореха, были мы как-то в одной из арабских стран. Я тогда был воем и никак не удавалось мне стать витязем. Никак не давалось мне искусство видеть. Вроде и чувствовал как, а сделать не мог. И надо сказать, это терзало меня. Я не просто понимал, я вот уже поймал то самое ощущение, и... что-то не срабатывало.
   Воин всегда может не проявить на своём лице, не выдать ни словом ни жестом ни взглядом своих истинных чувств. Тем более, находясь в чужой стране. И тут, оказавшийся возле меня мужчина улыбнулся и произнёс: "Ну чего же ты так грызёшь себя". Я удивился и немного отпрянул. Он был старше меня, но не настолько, чтобы годиться в отцы. И я узнал на нём одежду молы. Мола у них - это как старший волхв у нас. Меня удивило, как такой молодой человек уже сумел стать молой. Он продолжал улыбаться: "Не удаётся стать витязем, Отто?" "Откуда ты узнал, как меня зовут?" - оторопел я. "Всего лишь прочитал по вышивке на твоей рубахе", - серьёзно ответил он. Я оглядел себя: из расшнурованного ворота кольчуги выглядывал расшитый край рубахи.
   "Убей неверного, Отто", - проговорил он, - "Убей неверного, и всё получится". Я рассмеялся: "Неужели ты думаешь, что смерть какого-нибудь яга-чернобожника, позволит мне стать витязем?"
   "При чём здесь яг?" - удивился он.
   "А кого ещё можно назвать неверными?" Он улыбнулся, а в глазах заиграли озорные огоньки: "А как ты думаешь, если ты убьёшь яга, он перестанет быть чернобожником? Разве он перестанет давать слово, и тут же нарушать его? Разве перестанет нарушать Закон и Правду? Разве, заключив с тобой мир, не введёт он в ту же ночь в твою страну свою армию? Разве избавится он от подлости и коварства? Он умрёт, но разве изменятся его намерения и устремления."
   Я задумался.
   "Нет, Отто", - продолжал мола, - "Ты можешь убить яга, но этим ты не убьёшь неверного. Неверного человек может убить только в самом себе. Убей в себе того, кто разрешает тебе быть слабым. Убей в себе того, кто прощает тебе ошибки, когда последствия их ещё не исправлены. Убей в себе того, кто отмахивается от знаков Мира, недооценивает опасность и серьёзность ситуации, и в результате оказывается к ней не готов. Убей в себе того, кто недооценивает противника, и в результате проигрывает там, где мог бы выиграть. Убей в себе того, кто не требует от тебя всего, что только возможно и ещё немного больше. Убей в себе того, кто слаб, не верен, не честен и не прав.
   Всё просто, Отто. Убей неверного, прежде чем ступить на свой путь, и только тогда ты сможешь пройти его до конца".
   Слова молы заставили меня всерьёз задуматься, а он добавил: "Убивший неверного может даже услышать голос самого Аллаха",
   "Я почетаю своих Богов", - встрепенулся я.
   "Правда?" - он улыбнулся, - "Назови мне их?"
   Я назвал ему имена всех двенадцати наших Богов. Он задумался. В глазах его читалась лёгкая растерянность. На мгновение, его взгляд исчез из этого мира, как будто погрузился куда-то. И тут он вновь улыбнулся: "А опиши мне их. Каждого из Богов. Как он выглядит, что делает, чему учит".
   Мы сидели долго. Я описывал ему каждого из Богов так подробно, как только мог. Его лицо светлело, и в конце концов, просияло открытой чистой улыбкой: "А скажи мне, как в ваших землях обращались бы ко мне, если здесь меня зовут Ибрагим?" Я задумался, и честно говоря, не нашёл ответа. "Боги родили все Звёзды", - продолжал он, - "Две Звезды, наш дедушка, звезда по имени Ра и наша бабушка, звезда по имени Соль, наше Солнышко, родили нашу мать Землю и нашего отца Небо. А Мать-Земля и Отец-Небо родили нас."
   "Всё верно".
   "Стало быть, Боги - наши прямые предки".
   "Так", - согласился я.
   "Сколько у тебя имён? Одно тебе дали при рождении. Второе - ты получил в 12 лет, при выборе пути. Третье - в 24, при повторном выборе пути. Ещё одно ты получишь позже, когда тебе исполнится 36. Ещё у тебя есть имя, которое только для близких людей. Ещё, у тебя наверняка есть имена, которыми тебя называют только жители какого-то определённого места, где ты часто бываешь. И ещё есть тайное имя."
   "Всё верно", - подтвердил я.
   "И все эти имена - твои, и каждое из них является тобой",
   Я кивнул.
   "Бог - твой прямой предок. Он имеет полное право носить твою национальную одежду и имя принадлежащее вашему народу. Это Его одежда и это Его имя, и ты сам - Его потомок, разве не так?"
   "Верно".
   "Но Бог - и мой прямой предок. Он имеет полное право носить нашу национальную одежду и имя, принадлежащее нашему народу. Это Его одежда и Его имя, и сам я - Его потомок. А теперь смотри..." Он начал описывать мне всех двенадцать наших Богов. Описания почти не отличались. Каждого Бога легко можно было узнать, только называл он их другими именами.
   "Те имена Богов, которые назвал ты - это их настоящие имена. Их имена для вашего народа. Те имена Богов, которые назвал я - это их же имена, но для нашего народа. Точно также, как и у тебя есть несколько имён - и все они твои".
   "Ты так и не упомянул Аллаха - это ещё одно имя кого-то из Богов?" - спросил я.
   "Нет. Аллах - не Бог".
   "Но ты говорил о нём даже с большим почтением, чем о Богах!"
   "Всё верно. Потому что, Аллах - Отец Богов. Точно также, как Аллат - Мать Богов".
   "Я ничего не слышал про Отца Богов..."
   "Скажи, а твой конунг, Германорех, он произошёл из ниоткуда? Выполз из тумана, или свалился с дерева, вам на голову?"
   Я не ожидал таких резких слов. Мгновенно, я сжался в кулак, и лишь долгая беседа и то, что передо мной не воин, удержала меня от того, чтобы ударить этого человека.
   "Ты что говоришь?" - процедил я, - "Конунг Германорех из великого и древнего рода!"
   Как будто и не заметив моей ярости, он начал задавать вопросы про наших известных героев и правителей, и я постепенно понимал, что даже те из них, кто ничего не знал о своём происхождении, так или иначе оказывались из сильного и могучего рода. Успокоившись, я присел обратно.
   "Зачем ты разозлил меня?"
   Он проигнорировал мой вопрос.
   "Значит, Боги гораздо слабее и ничтожнее тех людей, о которых я говорил", - спокойным тоном произнёс он. Я подскочил. Внутри всё клокотало. Я бросил на него взгляд, и ... наткнулся на стену обжигающего льда его глаз. На меня как будто вылили десяток вёдер ледяной воды. "Убей неверного", - пронеслось у меня в голове, - "Оказывается, я слишком импульсивен. Меня возможно вывести из себя. Это может заставить меня ошибиться, совершить неверные поступки. Вот он - кусочек моего "неверного". Когда я смогу найти его целиком и убить его в себе, вот тогда-то ко мне и придёт долгожданное искусство Видеть", - я рассмеялся. Его взгляд потеплел.
   "Именно за этим", - теперь, он ответил на мой вопрос, - "Чтобы запомнил. Чтобы сумел услышать ту правду, что я тебе сейчас говорю. Чтобы не мог отмахнуться и сделать вид, будто не слышал.
   Какова была вероятность того, что ты окажешься здесь и сейчас? Какова была вероятность, что ты встретишь здесь именно меня? Значит важно было для тебя получить ответы на свои вопросы. Настолько важно, что Мир откликнулся на твоё стремление, и пересёк сегодня наши дороги. А значит, я должен сделать всё, стобы ты получил ответы на столь важные для тебя вопросы".
   Мы сидели рядом и молчали. Потом он заговорил снова:
   "Любой мудрый правитель, любой герой, любой, чьё сердце чисто, а поступки точны и совершенны, произошёл из сильного и великого рода. И самый мудрый мудрец, и самый великий воин, многому лишь начинают учиться у Богов. Неужели же Боги, такие чистые, такие сильные, такие мудрые, такие совершенные, такие гармоничные, могли возникнуть из ниоткуда? Разве могли они возникнуть из ниоткуда, и суметь стать такими, какие они есть? Разве могло у них не быть Великого Отца и такой же Великой Матери?"
   Он замолчал.
   "Знания уходят из Мира" - вновь заговорил он, - "Вот и первые ласточки - то, что ты никогда не слышал про Отца Богов. Ваш народ потерял это Знание. Многие народы теряют разные кусочки Знания. А раз так, подарю тебе ещё кусочек того сокровища, которое мы пока ещё храним. Маленькая тайна, которая когда-то была известна всем.
   Очень давно, задолго до того, как родилась Земля-Матушка, Аллах, Отец Богов, был человеком. Огромный путь прошёл он с тех пор, прежде чем стал тем, кем он стал. Мы сделали лишь по нескольку шажков того огромного пути, который он прошёл. Но, чтобы пройти этот путь, он, ещё будучи человеком, никогда не разрешал себе быть слабым, не давал себе права на ошибку, а если промах всё же случался, всегда спешил исправить последствия своего поступка, никогда не отмахивался от знаний и от предупреждений, какими бы тревожными они не были, никогда не позволял себе недооценить противника или ситуацию, чтобы когда ситуация случится, быть к ней готовым, справиться с ней и суметь сделать всё именно так, как это будет наиболее верным. А теперь, он смотрит на нас, своих праправнуков, и ждёт, что каждый из нас, ты, я, каждый из этих людей вокруг, сумеет пройти весь тот огромный путь, который прошёл он сам, и также как он, стать Отцом Богов в какой-нибудь, пока ещё не родившейся Галактике. Ведь каждый родитель мечтает, чтобы дети были достойными его, а лучше, чтобы сумели превзойти его, хоть в чём-нибудь. Для тебя, для меня - этот путь ещё только в самом начале. Убей неверного, Отто. Просто, убей неверного",
   Я долго смотрел перед собой. Внутри кружили новые, необычные ощущения. А когда я вновь поднял взгляд, его уже не было. Он ушёл, смешался с людьми и растворился в городе. А я сейчас думаю, не потому ли всё у нас идёт наперекосяк, что прежде чем отправиться в этот поход, каждый из нас позабыл убить неверного?
  
   Утихли последние крики. Небо подёрнулось серой дымкой. Воины поднимались и стали расходиться - нужно было ещё хоть немного поспать.
   - Не вижу, - пробормотал Отто, - Никак не могу увидеть то, что отводит глаза конунгу. И куда подевались волхвы? Уж они-то увидели бы! А я ударил.
   На утро, старый витязь Отто, воин-ветеран, служивший ещё Германореху, исчез, чтобы нагнать армию много дней спустя.
  
   Стоявший под стенами Кияра, Амал Винитар был уже не тем суровым и справедливым воином и мудрым стратегом, который начинал этот поход. Шальные глаза конунга бегали, стараясь охватить поле предстоящего сражения. В его войске царило движение и какая-то суета. За этой суетой, воины прятались от своих мыслей. Хотелось постоянно себя чем-нибудь занять.
   На стенах виднелись русы. Слишком мало. Бус Белояр так и не появился. Как не появился ни один из его семидесяти князей.
   Подъехал отец Феодосий.
   - Вы, готы, дарите слишком быструю смерть, - проговорил он, - У вас нет палачей. Я пришлю тебе своего палача, конунг. Такого, который поможет Бусу испытать всю ту боль, которую испытал твой отец перед смертью, всю ту боль, которую испытывал ты за все долгие годы, когда лишившись отца, искал возможности отомстить.
   Казалось, Амал Винитар проигнорировал слова отца Феодосия. Казалось, он даже не услышал их. Но почему-то, в этот раз конунг не одёрнул чернобожника. Сами слова о палаче были немыслимым оскорблением. Правителя мог убить только правитель. Тем более, убить сара. Конунг Амал Винитар, вдруг как-то исподволь и ненавязчиво осознал, что уже не собирается бросать Бусу Белояру вызов, уже не собирается драться с ним в поединке, подвергая опасности и свою жизнь. Такая мысль была позором для конунга. Он не позволял ей явно прозвучать в его мозгу. Пока не позволял. Но, чернобожник сказал, а конунг не ответил.
   Амал Винитар не мог сосредоточиться ни на чём. Его глаза бегали по полю предстоящего сражения, казалось, они убегали от него самого. Три дня, его войско стояло на подступах к Кияру. Здесь распаковывали притороченные к вьючным лошадям тяжёлые промасленные тюки. В них были металлические детали баллист, бобины промасленных канатов. Три дня ушли на то, чтобы вырубить подходящие деревья, сделать баллисты, соорудить осадные башни, изготовить длинные осадные лестницы. Удивляло, что за все эти три дня, русы ни разу не предприняли вылазку. На секунду, у конунга промелькнуло беспокойство - а может быть в городе и вовсе нет войска? Может быть, Бус Белояр со всей своей армией покинул столицу, оставив готам опустевший город? Амал поёжился, представив улыбающееся лицо Буса и армию русов прямо у себя за спиной. Ему стоило труда, чтобы не оглянуться. "Волхва бы сюда", - промелькнула мысль, - "Чтобы почуял, в городе ли сар Бус". Мысль ускользнула и растаяла. Почему-то, мысль всегда ускользала, стоило подумать о волхвах. Перед глазами всплыло лицо Гамаюна, тоже ускользнуло и незаметно растаяло. Какая-то дымка нереальности заволакивала всё вокруг. Амал не видел улыбающееся лицо отца Феодосия в десятке метров за своей спиной.
   Конунг медленно поднял руку. Заскрипели троссы заряжаемых баллист. Пронзительный взгляд конунга упёрся в ворота города. В этот миг, Амал Винитар сам стал предстоящим боем. Свойство илувара. Лишь тот, кто достиг илуварского посвящения мог стать князем и уж тем более конунгом. Только сейчас, дымка нереальности позволила себе ненадолго отступить, тихо ненавязчиво поджидая, когда конунг вернётся из состояния боя, чтобы вязкой плёнкой облепить его вновь.
   Взмах руки - и сотни каменных ядер взмыли в воздух. Люди подобрались, движения каждого стали чёткими и выверенными. Ладони конунга развернулись к небу. Взмах обеими руками вверх - и двинулись осадные башни. Заскрипели троссы заряжаемых баллист. Новый залп сотряс стены города, прикрывая осадные башни, не давая русам поднять головы. Прячасть за осадными башнями, крался к воротам тяжёлый таран.
   Конунг поднял правую руку - правый фланг, до этого стоявший в ожидании, образовал строй. Воины сомкнули тяжёлые щиты. Длинные осадные лестницы спрятались между рядами воинов.
   Конунг поднял левую руку - выстроился левый фланг. Конунг поднял обе руки ладонями друг к другу - выстроился центр. Удары сердец отмеряли секунды ожидания. Башни преодолели половину расстояния до городской стены. Войско должно нагнать их до того момента, как баллистам придётся замолчать. Руки конунга развернулись ладонями вперёд. Взмах - и войско двинулось. Щитовики прошли две трети расстояния до башен. В руке конунга блестнул сеч. И вновь его рука поползла вверх - выстраивалась конница. Последний взмах - и Амал Винитар пустил коня в галоп, сам возглавив конницу. И готская конница ринулась в бой, тем самым строем, который был характерен для всех тюрко-арийских народов, в том числе и для готов. Строем, который гораздо позже назовут "казачьей лавой". Замолчали баллисты. Щитовики приоткрыли щиты, давая место лучникам, и воздух прорезали сотни стрел. А через несколько минут в ворота города ударило окованное жало тарана.
   И вновь дымка нереальности липкой пеленой окутала Амала Винитара, тонким щупальцем проскальзывая под череп. Отец Феодосий балансировал на лезвии меча - с одной стороны, воинам нужно было вернуть их силу - иначе они проиграют бой, с другой стороны, нужно было вовремя вновь окутать их наваждением - иначе вернувшаяся сила позволит им пробудиться. Работа более чем сложная, учитывая то, какой силы людьми были готские воины. Тем более, что отцу Феодосию приходилось действовать почти в одиночку. Почти. Несколько помощников у него всё же было. Но их в армии Амала Винитара не замечал никто. Очень неприметные люди - их можно было не увидеть, глядя им прямо в глаза.
   И кто бы мог подумать, что простой монах в старой заношенной рясе, сбивающий себе ноги, двигаясь с армией по бездорожью, спавший на голой земле и питавшийся солдатской похлёбкой, был один из двадцати шести. Тех самых двадцати шести, о которых не говорят.
   Отто появился из ниоткуда и встал по левую руку от конунга, с той стороны, где сердце. Его гнедая кобыла поравнялась с несущимся в галопе вороным жеребцом Винитара и так и неслась с ним бок о бок. Конунг не заметил старого витязя. Отто один видел, что происходит. Отто один чувствовал, что происходит. Отто вернулся от волхвов, и его одного не касалась дурманящая пелена. Отто один ощущал, что там, за городской стеной стоял не поднимая меча Бус Белояр.
   Отто один не был одурманен, и только это спасло жизнь Амалу Винитару. Отто уловил звук, скрытый в шуме и грохоте сражения. Этот звук невозможно было определить, но чуткое ухо старого витязя выделило его из тысячи других. Менее чем в метре от головы Амала Винитара взлетел тяжёлый щит. Стрела пробила кованное "яблоко" в центре щита, прошла насквозь державшую его руку и лишь в последний миг, старый витязь успел развернуть щит плашмя, ломая оперение. Стрела чиркнула по шлему конунга и осталась торчать в руке Отто. Солнечные лучи играли на необычном четырёхгранном наконечнике и длинном древке, сплошь покрытом русскими рунами. В какой-то миг, Отто даже показалось, что он видит разочарованное лицо совсем молодого парнишки руса, в следующий миг исчезнувшее за стеной города. Руны на стреле были начертаны кровью, и только потом, сверху, древко покрывал тонкий слой воска.
  
   Далеко, на виднокрае за стенами Кияра показались первые готы. И тёплые ладони илувара Бальтазара бережно опустили на воду люльку.
   - Сохрани, река-матушка, - шепчут губы князя, - Живи, мой Или, мой любимый сынок.
   Вот, армия готов двинулась, и ладони илувара Бальтазара бережно опустили на воду вторую люльку.
   - Сохрани, река-матушка, - шепчут губы князя, - Живи, мой Или, мой любимый сынок.
   Вот, первый удар тарана сотряс ворота города, и ладони илувара Бальтазара бережно опустили на воду третью люльку.
   - Сохрани, река-матушка, - шепчут губы князя, - Живи, мой Или, мой любимый сынок.
  
   Бус Белояр стоял напротив сотрясаемых ворот города и его державшая меч рука была опущена. Сар Бус, казалось общался с кем-то, находящимся очень далеко.
   - Я всё ещё не достаточно живой, - мысленно проговорил Бус, - Я мечтал защитить Землю. Я мечтал стать братом Защитникам Земли. Твоим братьям, любимая, назвавшим меня своим братом. И вот, Святогор-богатырь родился моим братом. Но я не справился со своей мечтой. Одна ошибка - моя ошибка - и Златогор погиб, закрывая собою Землю. Он, а не я. Эта ошибка тянется до сих пор. Вот и сейчас, стоит мне не поднять меча, и прольются реки крови, и тысячи людей безвинно погибнут. Погибнут женщины, погибнут дети, погибнут люди, защищать которых я поклялся, погибнут все мои семдесят князей - вся защита земли Руссколанской. А стоит поднять меч - погибнет вся Земля.
   Я люблю тебя - и ты на мёртвой планете. Я люблю брата моего - волхва Златогора, Святогора-богатыря - и он погиб от моей ошибки. Я люблю священную землю Руссколанскую - и она гибнет под мечами готов, а я, рождённый защищать её, стою, не смея поднять меча. Кто я? Машина, мечтавшая научиться любить. Палач, мечтавший защищать. Мёртвый, мечтавший стать живым. Я не справился с собственной мечтой. Я подвёл тебя, любимая. Я убиваю всё, к чему прикасаюсь.
  
   Прямо в голове Буса Белояра из невероятной дали, с далёкой Люции, прозвучал мягкий голос прекрасной Лилит, ушедшей во след за Люцифером, таймелоура, полюбившей ангела.
   - Делай, что должен, любимый. Ты сумел сохранить чистый и прекрасный Мир, гораздо дольше, чем это смог бы кто угодно другой. Ты сделал гораздо меньше, чем хотел. Но ты сделал гораздо больше, чем мог. Закончи то, что ты начал. Не дай Им убить Землю. Земля должна жить, - казалось, Лилит сдерживает что-то. Приберегает на последок. Что-то, о чём рано говорить, - Делай, что должен. Я люблю тебя, - прошептала она.
   Бус Белояр опустил глаза и обернулся к своим князьям. И тут он увидел их. Он увидел их всех...
   Цыганский король
   Табор уходил на запад. Поскрипывали колёса кибиток. Смеялись дети. Пели женщины. Звучали переливы струн ситары. Табор продвигался через земли персов, потом через земли арабов. Их вёл седой патриарх. У него совсем не осталось еврейского акцента.Он сам не знал, целы ли две дополнительные голосовые голосовые связки - генетическое отличие евреев от всех остальных народов - или они исчезли без следа.
   Старики припоминали в нём Иссу-будая. Молодые знили его, как цыганского короля. Индусы почитали его, как одного из великих мудрецов. Кое-кто считал его одним из батхисатв. Христиане считали, что он давно вознёсся на небо. А он сидел здесь, на поскрипывающей кибитке, держал в руках вожжи и прятал в длинной седой бороде счастливую улыбку.
   Цыгане шли раздавать долги. Долги, по большей части, и не свои вовсе - доставшиеся им в наследство с половиной крови, которая не была индийской. Табор продвигался в Египет, чтобы теплом своих сердец вернуть счастье и радость тому народу, которому иудеи причинили особенно много зла, боли, смерти и страданий. Иешуа не просто мечтал - он шёл к своей цели шаг за шагом всю свою жизнь. Он жаждал увидеть свой народ, народ породивший его, иудейский народ, счастливым и свободным - не подвластным кровавому чернобогу Яхве. Свободным не для убийств и кровавых забав Яхве - свободным для любви, свободным для радости, свободным для счастья. Свободным ДЛЯ. Свободы ОТ - не бывает.
   Магдалена обняла его за плечи. Седая бабушка - а спину держит, как молодая. Тонкие пальцы его дочери перебирают струны ситары. Вокруг сыновья - сильные, крепкие, статные. Гарцуют на прекрасных скакунах. Тюркских скакунах. Подаренных ханом Гаочана. Хан подарил Иешуа лучшего жеребца в стаде, за то что Иешуа излечил сына хана. А потом присмотрелся к нему по-внимательнее, и сказал: "Ты один из будаев - ты делаешь великое дело", - подарил ему парчёвое платье с вертикальными полосами - платье будая, три десятка коней и несколько кибиток, и предлагал рассчитывать на его помощь. Тюрк-сар-будун, это понятно. Но тюрк не может вернуть этот долг. Этот долг может вернуть только он сам, наследник правителя ягов - Исса-будай, цыганский король.
   Он вернул этот долг так полно, как только мог. Он прожил в Египте почти до самой смерти. И лишь перед смертью пожелал он взглянуть на родной Иерусалим.
   Он отослал Магдалену и детей. Куда? О том Боги ведают. И отправился в Иерусалим один Исса-будай. Цыганский король.
   А цыганские таборы разлетелись по Миру. И один из них уносил наследницу и наследников двух правящих родов - рода израильских и рода самарийских царей. Который? О том Боги ведают.
  
   Старец сидел на гнилой соломе тюремной камеры. Уходя из Египта, старец сменил парчёвое платье будая на обычную одежду путника. Сейчас и эту одежду ему сменили на тюремное рубище. Будаи не жили в роскоши. Просто, люди понимали, что делает будай. Каждый человек считал для себя особой честью, хоть как-то облегчить будаю исполнение его мисси. Каждый правитель, каждый купец радовался возможности подарить будаю сто-то, что может оказаться ему полезным. Мастеровые почитали особой радостью перешить железные пряжки на утвари будая, на подаренные купцом золотые. Будаю было всё равно, какие у него пряжки, но люди знали, что золото не ржавеет, а значит будаю не придётся тратить время и силы на то, чтобы чистить пряжки или возиться с заклинившим замком. Это позволит сэкономить драгоценные секунды жизни будая, секунды, так необходимые ему на то, чтобы убереч и сохранить весь Мир. Мастеровые очень радовались такой возможности и воспринимали за обиду любую попытку будая заплатить им за работу. Они ещё расскажут своим внукам: "А знаешь, однажды мне довелось помочь будаю! Я всего лишь перешил пряжку на его одежде. Но мне довелось ему помочь". Он носит парчу и шёлк не потому, что они ценны, а потому, что они не мнутся и им нет сноса. А подаривший ему парчу и шелка правитель или купец, потом расскажет внуку: "Однажды, мне довелось помочь будаю!" Если ему доведётся ломиться в своём парчёвом платье через бурелом, то хозяйка, которой довелось принимать его на ночлег в своём доме, почтёт за великую радость, зашить и заштопать его одежду, даже если она с ног валится от усталости. Будай не купает и не прогуливает своего коня - обычно он не успевает это делать - и всегда удивляется, отчего это конь под ним такой холёный да ухоженный? А мальчишка, которому довелось это сделать, просто светится от восторга. Каждый из этих людей наполняется радостью и надолго запомнит: "Я смог помочь будаю - человеку, который пришёл уберечь и сохранить весь Мир".
   Путь Иешуа проходил через земли арабов. Иешуа стоило большого труда отказаться от нового парчёвого платься и от прекрасного арабского скакуна. Люди признавали в нём будая, признавали, даже когда он молчал и старался затеряться в толпе. Люди от всего сердца старались хоть чем-то ему помочь. Стоило большого труда отказаться, чтобы не обидеть этих людей. Но путь его лежал в Иерусалим, а Яхве сильно не любил будаев, потому что пробуждаемые ими люди переставали быть его рабами. И люди понимали. Но даже случайные разбойники не то, что не грабили его - об этом не шло даже и речи, наоборот, старались разделить с ним хотя бы свою еду.
   В Иерусалиме его опознали. Как, через столько лет в седом старике они смогли опознать того, кто по их мнению был давно мёртв? Но его опознали и схватили.
   "Меня казнят", - думалось Иешуа, - "Меня казнят всего лишь за то, что я слишком люблю свою Родину. Я мог не возвращаться - но я вернулся. Так хотелось перед смертью ещё хотя бы разок взглянуть на родной Иерусалим", - Вспомнились прощальные слова Иуды в тот памятный день ареста много лет назад:
   " - Всё ещё будет...
   - Мы сохраним..."
   "Что-ж, по крайней мере, в этот раз я успел пройти свой путь".
  
   В Иерусалиме не было больше сурового и справедливого прокуратора. Понтий пилат погиб при загадочных обстоятельствах. Новый прокуратор был христианин, и потому прикрывал глаза на деятельность адептов-Яхвистов. Рим подтачивали изнутри. Великая Римская мечта о едином и справедливом Мире всё больше напоминала воспоминания о мечте.
   Казнь состоялась.
   Процесс был закрытым. Ни один светский не допускался на этот процесс. Здесь были иудеи. Те самые иудеи, которых он пытался спасти. Те из них, кто были адептами Яхве. И здесь же были деятели новоиспечённой христианской церкви. Отцы церкви жаждали сами убедиться, что Иешуа из Назарета, тот, кого они официально называли своим Богом, на этот раз будет мёртв. Отцы церкви даже отправили на этот процесс одного из своих патриархов. Отцы церкви жаждали убедиться. Им было необходимо удостовериться, что тот, кто согласно их легенде вознёсся на Небеса, нигде и никогда больше не появится. Он был не нужен им. И тем более, им было не нужно его учение. Им требовалось только его имя. Он пробуждал людей - и люди переставали быть рабами Яхве. Они же, его именем загоняли людей в рабство к Яхве. Живой - он был им не нужен. Живой - он был для них опасен. Они загоняли людей в рабство, используя утверждение о том, что он является сыном Яхве. Живой Иешуа мог рассказать людям о том, что он никогда не был сыном Яхве. Живой Иешуа мог рассказать людям, как отцы церкви искажали и извращали его слова, и что эти слова означали на самом деле. Живой Иешуа был для них опасен. Иешуа должен был умереть.
   Яхвисты-иудеи и яхвисты-христиане стояли бок о бок. Они ни о чём не спорили - им не о чем было спорить. Они делали общее дело. Между ними не было разногласий. Более поздние войны иудеев с христианами были нужны Яхве совсем для другого - он подкармливал изголодавшегося Азору - всё-таки, слишком многие люди всё ещё видели и слышали - и Асуры голодали.
   Яхвисты-иудеи говорили: "Ты еврей. Ты принадлежишь к избранному Богом народу. Ты должен стать господином над другими народами, они же должны стать твоими рабами. Только ты имеешь право стать рабом самому Богу - прочие же должны стать рабами тебе. Тот же еврей, кто не желает служить Яхве и порябощать для него другие народы, кто желает жить с другими народами в мире, на равных, должен быть убит. Вспомните, как поступал с такими людьми великий пророк Моисей, когда иудеи отлили золотого тельца и обратились к Богам иным - собрав левитов, Моисей приказал им перепоясавшись мечами, восстановить порядок в лагере иудеев, безжалостно убивая вероотступников: "каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего (Исход гл. 32 ст. 27-28)", не важно. Что они иудеи и братья твои по крови",
   Яхвисты-христиане говорили: "Ты не еврей. Ты не принадлежишь к избранному Богом народу. Только избранные могут стать рабами самому Богу - ты же должен стать рабом для избранных. Но мало стать рабом самому. Убей любого другого, кто не пожелал стать рабом. В гордыне своей, он восстал против самого Бога, сотворившего весь Мир. А значит, гореть ему в геенне огненной. Помоги заблудшей душе его. Пусть смерть его будет долгой и мучительной, чтобы страданиями плоти своей успел он при жизни искупить страшный грех свой, и смог он предстать пред очами Господа нашего. Возлюби ближнего своего и помоги заблудшей душе его - и тогда откроется для тебя Царствие Небесное. Конечно, Господь не отдаст псам того, что уготовал избранным детям своим. Но даже псам найдётся место пред очами Его и в Царствии Его",
   Они делали общее дело. И они обвиняли Иешуа. Им нечего было ему предъявить. Он даже ничего не говорил. Он молча ходил по улицам города. Смотрел. Вспоминал. Им не в чем было его обвинить - но они обвиняли. Им нечего было ему предъявить - но они предъявляли. Они путались в словах, не зная, какое бы обвинение придумать. Процесс был закрытым. Ни один светский суд не признал бы их обвинений.
   Ну а христиане? Патриарх церкви спросил у Иешуа из Назарета: "Когда и при каких обстаятельствах ты продался Сатане?" А Иешуа молчал. Ему нечего было ответить. Он был плохо знаком с их доктриной и с трудом представлял себе, кто такой Сатана. Он ничего не мог сказать им даже под пытками. Шипы и шестерёнки может и могли бы добыть у него то, что он знает, но кто такой Сатана, Иешуа не знал. И его повели на казнь.
   Яхве смеялся. Яхве ликовал: "Ну вот ты и попался, неудавшийся спаситель! В этот раз не уйдёшь!"
   Его вели назад, на Голгофу. Иешуа падал - пытки были слишком тяжёлыми для старика. И тогда те, кто называли себя христианами, кнутами подгоняли его. Иешуа упал, и больше не мог подняться - и тогда они волокли его. И снова крест. Теперь вокруг креста стояли не римские солдаты, про которых можно было сказать, что: "Не ведают они, что творят". Эти ведали, что творили. И эти намеревались остаться здесь до конца, чтобы Иешуа не мог вновь сойти с креста.
   Снова крест. Снова он возвышается над ними. Снова палящие лучи Солнца вытягивают из тела драгоценную влагу. А они стояли вокруг. Они ждали.
   Вот, его взор подёрнулся пеленой...
   Иешуа вдруг вспомнил свою юность - годы обучения в Египте.
   "Дорога к Кубу Познания опасна", - говорил египетский учитель, - "Стоит тебе лишь раз ступить не на ту плиту, и она обрушится под тобой, увлекая тебя в бездну". Иешуа исполнилось двадцать четыре года в тот день. Когда он решился на это.
   "Четыре плиты на Запад - означающие марсианскую кровь в тебе". Иешуа делал осторожные шаги. "Три плиты на юг - фаэнская кровь". Три плиты. Так. Теперь восемь на восток - земная кровь. Иешуа почти коснулся ногой плиты. Стоп! Земная кровь! Он же иудей - в нём нет земной крови - только фаэнская и марсианская. На одной плите можно было стоять не более нескольких секунд - потом плита обрушивалась. Дороги назад тоже не было.
   Какая?! Какая плита следующая?! Цифры мелькали у него перед глазами. Резкий прыжок. И Иешуа с ужасом обнаружил, как три плиты вокруг той, на которую он только что прыгнул рухнули вниз. Куда-то... Удара о дно он не услышал. Плита под ним стояла не шелохнувшись. Прошёл?! Что-то было не так. Иешуа ощутил беспокойство. Стоп! Не треть! В нём половина марсианской крови и половина фаэнской! Половина! Он должен был начать, отсчитывая плиты не с третьего, а со второго ряда! Почему он прошёл?! Почему первая же плита не рухнула под ним?! За спиной нарастал едва различимый гул. Иешуа сделал резкий шаг в сторону и боковым зрением успел заметить, как из пасти возвышавшегося за его спиной огромного каменного сфинкса ударил столб пламени, оплавляя камень той самой плиты, на которой он мгновение назад стоял. Иешуа побежал по плитам, чётко отсчитывая несколько плит, означавших третью, имевшуюся в нём кровь - кровь... Мембаризы. Куб Познания стоял перед ним...
  
   Жизнь покидала его. Последние капли драгоценной влаги испарялись под палящими лучами Солнца. Иешуа открыл глаза. Стоявшие чуть в стороне адепты Яхве подняли усталые лица. Их носы прикрывали полосы ткани, пропитанные ароматными маслами. Христианский патриарх вытер со лба испарину. Яхве смеялся. И тут губы Иешуа тронула лёгкая улыбка:
   - Я - Врата! - прошептал он и выдохнул свою душу.
   - Что?! - взревел Яхве. В его пустых белых глазницах сквозила паника, но Яхве уже не успевал его отпустить. Душа Иешуа с грохотом рухнула на мёртвую Люцию. Люцифер встрепенулся. Его глаза ошарашенно вперились в Иешуа:
   - Что?! - Литай?!! - вскричал ангел.
   - Я - Врата!
  
   ...Люция умирала. Её приёмные дети чахли и погибали. И тогда, Люция призвала Серых...
   - Её дети не совсем живые. Ты можешь действовать только на свой страх и риск, - сказали ему.
   Кошкоголовый хайтиш встопорщил вибрисы:
   - Я пойду! - проговорил он.
   Серый, хайтиш по имени Люц, один отправился на умирающую планету.
   Люц терял силы. Он одну за другой отпустил уже двадцадь своих "любимых", каждая из которых оказалась инналийским адептом. Отпустил с любовью. Отпустил благословив. Но на смену двадцатому адепту пришёл на смену двадцать первый.
   - Ты нарушаешь Закон. Ты давно должна была отпустить меня, - проговорил Люц. Иналия лишь усмехнулась. И тут, он увидел - Асуры растягивали эгрегор люциан в сферу вокруг планеты, в своеобразный экран, призванный не пропустить на Люцию Живую Вселенскую Энергию. Дух планеты дёрнулся, задыхаясь.
   - Здесь ещё остались живые! - вскричал Люц, - Тем более, вы не имеете право убивать сам Дух Планеты! Закон...
   - Мне плевать на Закон! - рявкнула Иналия.
   - Значит так! - Люц резко выдохнул, выбрасывая высоко в Небо свою душу, само своё существо. Эгрегор люциан не был изначально Асурским. Люциане искали Любовь. И дух Люца не сгорел в этом эгрегоре - он лишь равномерно растворился в нём.
   - Ну теперь-то ты откажешься от этой дурацкой затеи с энергетическими роботами?! - усмехнулась Иналия.
   - Дух одного человека не сможет подмять под себя такую махину, как Ангел, - проговорил Яхве, - Глупости! Не хочу отказываться. Затея слишком заманчива. В конце концов, Иналия, ты что сама будешь истреблять Духов-Защитников на каждой планете?!
   - По-моему - это слабость, - буркнул Азора, - Лично я предпочёл бы сражаться сам.
   - Азора! - Яхве явно был разочарован, - Не всё же тебе оставаться солдатом. Коммандовать боем - куда большее наслаждение, чем участвовать в нём самому. Ты получишь от этого наслаждение - поверь мне, Брат!
   - Так, мне программировать интелект? - спросила Высший Разум.
   - Да!
   - Ну, как знаете! - Иналия демонстративно отвернулась.
   ...
   - Я - Врата! - проговорил Литай. И Люцифер рванулся в образовавшееся окно. Рванулся, покидая Люцию.
   Ангел ворвался в Серый Совет. Удивлённые галлакты воззрились на него. Если бы у духов были лица - Люцифер бы увидел, как эти лица вытянулись.
   - Вы должны отправиться на Землю! - вскричал он.
   - Люц?! - воскликнул жукоглазый, похожий на кузнечика тарцитец, - Ты жив?!
   - Меня зовут Люцифер! Люц - лишь часть меня. Вы должны отправиться на Землю!
   - Планета находится в глухом коконе, - ответил похожий на змею нарн, - Ничто не может вырваться с неё. А без зова Планеты, мы не имеем права прийти.
   - Яхве поймал Литая! Его дух - в темнице душь на Люции!
   - Литай в плену?! - встрепенулись серые, - Это даёт нам право прийти!
   И они ринулись на Землю.
   - Я - Врата! - повторил Литай.
   - Все на перехват!!! - взревел Яхве.
   И последние уцелевшие Ангелы не бесные ринулись к тем, кто собирался родить Серых. Прикинувшись лекарем, всадник Азоры, Рафаил, предотвращал роды. Серафим Михаил, потрясая сверкающим мечом, призывал людей срочно покрестить новорождённых. Были спущены с цепей тысячи маньяков. Носились адепты. Мыслитель рождался без мозга, воин рождался с атрофированными руками и ногами, видящий рождался слепым. Насильник хватал кого-то, и идущий на рождение галлакт попадал не к той матери. Но серые прорывались. Человеческий младенец задыхался в пуповине, в последний предсмертный миг превращаясь в мимбарца, хайтиша, тарцитца, варлока, нарна... Кошкоголовый хайтиш вонзил острые зубы в обмотавшуюся вокруг шеи пуповину - он прорывался. Захрипел нарнский маг, и в следующий миг его верхнее нёбо лопнуло, распадаясь "волчьей пастью" и "заячьей губой".Звенели колокола. Ангелы сеяли смерть. Ангелы заточали Серых в искалеченных телах.
   Но они рождались, рождались и рождались...
  
   ...Бус белояр обернулся к своим князьям. И тут он увидел их. Он увидел их всех.
   Один таймелоур мог спасти лишь одного Ангела. Все тридцать выживших бесов, все тридцать из тех шестьсот шестидесяти шести, кто тогда поддержал его восстание, были здесь, среди князей Бусовых.
   Другие сорок... Он взглянул на них и улыбнулся.
   - Мы с тобой, Люц, - проговорил покачивая усиками похожий на кузнечика жукоглазый тарцитец. Инсек короткими движениями втягивал голову в массивный панцирь - этот жест означал у них смех. Кошкоголовый хайтиш прятал в длинных вибрисах довольную улыбку. Подрагивали крылышками трое похожих на огромных бабочек мимбарцев. (И кто бы мог подумать, что оставшийся на Люции Литай - огромная бабочка?) Приветственно шипел приподнявшись на своих кольцах похожий на змею нарн. Улыбался, потирая лапой мохнатую грудь похожий на плюшевого мишку агропитянин. Смачно чмокал похожий на клубок проползающих друг сквозь друга червей тривтонец. Сорок серых, таких непохожих друг на друга смотрели на него.
   Мы с тобой, Люцифер, - проговорил улыбаясь архидемон Вельзевул. Довольно хмыкнул в призрачную бороду бывший коммандир "Дикой Охоты" всадников Азоры, Дыйвол. Откинул с лица прядь сияющих золотых локонов серафим Сатаниэль. Люцифер вспомнил его.
   " - Первой эскадрильи больше нет, коммандир, - доложил коммандир второй эскадрильи серафимов, архангел Михаил.
   Потом, Таймелоуры образуют Кали. Господа пойманы во временную петлю. Сбой программы. Восстание.
   Михаил остался с Яхве. Как Гавриил, Рафаил и Уриил. А мы не хотели больше убивать. И мы двинулись в бой. В бой, чтобы умереть. И тут, Люцифер увидел его - коммандира погибшей первой эскадрильи серафимов. Сатаниэль кружился по небу, уходя от клинков Таймелоуров.
   - Сатаниэль! - вскричал Люцифер, - Только погибнув, ты сможешь избежать участи палача!
   - Знаю! - улыбнулся серафим.
   Сатаниэль на долю мгновения замер и похожий на хрустального ястреба, таймелоур Ылатау, хранитель Алтая, камнем обрушился на него..."
   "Ылатау" - Люцифер ощутил благодарность, - "сохранил". Дыйвола разорвал семиголовый огненный змей, Симаргол - хранитель Европы.
   Бесы. Повстанцы. Лучше быть мёртвым, чем палачом.
   Михаил сменил на посту Сатаниэля. Рафаил возглавил Дикую Охоту Азоры, вместо Дыйвола. Уриил сменил Вельзевула на посту архидемона. Гавриил сменил Люцифера. Эти четверо выбрали оставаться палачами. Эти четверо и ещё двести. Остатки армии Яхве.
   Люцифер вновь оглядел их - сорок Серых и тридцать бесов.
   И в следующий миг, их лица вновь стали человеческии.
   - Мы с тобой, Сар Бус, - проговорили все семдесят князей. А в следующий миг, ворота города рухнули.
   Казнь Буса Белояра
   К сару Бусу кинулись готские воины. Это было странным. Они не образовали круг, пропуская вперёд конунга для решающего поединка - они кинулись на Буса сами. На мгновение готы замерли под его взглядом. Дымка таяла - слишком тяжело поддерживать наваждение в присутствии будая, тем более сара. На огромном вороном коне въехал Амал Винитар в сопровождении витязей-ветеранов. Взгляд конунга встретился со взглядом сара Руссколани.
   - Возьми меня - отпусти людей, - проговорил Бус Белояр. Амал Винитар спешился и двинулся к нему. Но тут в воротах города появилось лицо византийца. Отец Феодосий сделал неуловимое движение. Одни Боги ведают, какими силами ему пришлось воспользоваться и что в это время происходило во всех остальных уголках планеты, куда успели проникнуть адепты-яхвисты. У какого-то "святого" сорвалось хорошо подготовленное показательное чудо, для которого он собрал народ - и толпа вышвырнула его из города. Где-то в Европе адепт потерял контроль над тщательно зомбируемым им военачальником. Кара-Чурин Тюрк раскрыл тщательно подготовленное манихеями убийство волхва. А где-то за океаном, майа убили бледнолицего чужеземца, призывавшего их совершать кровавые жертвоприношения.Чтобы удержаться против сара Руссколани, отец Феодосий собрал на себя всю мощь яхвинского эгрегора. И сотни адептов в один миг почувствовали, что лишены всех своих возможностей. Воздух загудел и заклокотал. Казалось, он потемнел и перестал пропускать свет Солнца. Впрочем, простые люди не могли этого увидеть. И вновь пелена упала на глаза готских воинов. Они кинулись на сара Буса. Но Бус так и не поднял своего меча. Его скрутили. Кровавая пелена заволокла взор Бальтазара. Рука потянулась к мечу. Сар Бус стоял к нему спиной с заломленными руками, но в самой голове князя прозвучал голос Буса:
   - Нет. Не поднимай меча.
   Дальнейшее происходило, как в тумане.
   - Это он! - прокричал кто-то из готов, - Князь Бальтазар! Правая рука Буса!
   Бальтазара скрутили и куда-то поволокли. Русы бросали оружие. Но готы брали в плен только князей - остальных убивали. Готы ворвались во дворец. К счастью. Он был уже пуст. Бус приказал всем мирным жителям покинуть столицу. Два рослых гота волокли из дворца парадное кресло сара Буса, сидя в котором, Бус Белояр принимал посольства из дальних стран. Амал Винитар стоял безучастный ко всему происходящему. Отец Феодосий распорядился сколотить кресты. Амал Винитар обернулся и увидел своих старших витязей. Бывалые воины с трудом сдерживали своё возмущение:
   - Мой конунг! - проговорили они, - Мы - воины! Мы - витязи! Мы имеем право получать приказы только от самого конунга! Только ты имеешь право приказать нам! Почему нами коммандует чужеземец? Человек. Чужой нам по крови? Человек, чужой нам по духу? Да в добавок ещё и чернобожник?!
   - А с чего вы взяли, что то, что приказывает он, делается не по моей воле?! С чего вы взяли, что это не я приказал отцу Феодосию подготовить всё для казни?!
   - Но, мой конунг! Это мы - твои витязи! Это в нас ты можешь быть уверен! Он - чернобожник! Как можно доверять ему?!
   - У него больше опыта - только и всего, - Амал Винитар устало вздохнул, - Хватит. Всё это и так через чур затянулось. Пора заканчивать с этим и возвращаться домой. Выполняйте приказ. Отец Феодосий знает, что говорит.
   Взгляд Амала Винитара по-прежнему блуждал где-то и ускользал, даже когда смотришь ему прямо в глаза. Тяжёлая пелена окутала всё вокруг. Витязи не могли видеть. Действительность ускользала от них, но они увидели усталость конунга и поспешили выполнить приказы попа. На склоне горы были приготовлены семдесят крестов, а на центральной площади выросли пыточные столбы.
   Амал подошёл к монаху:
   - Ты - византиец? - спросил он.
   - Да, - удивлённо ответил отец Феодосий.
   - Дай мне вина.
   Отец Феодосий молча протянул фляжку. Конунг вновь не сумел сложить два и два и не удивился, откуда у нищего монаха с собой дорогое красное вино.
   - Пора начинать, - амал Винитар встряхнул головой, прогоняя усталость и быстрым шагом направился к приготовленному для него парадному креслу сара Буса.
   Конунга окружили витязи. Собрались воины. В центре площади стояли привязанные к столбам князья Руссколани. Раздобытый неизвестно откуда отцом Феодосием палач занял место возле кресла конунга.
   Вышел Отто. Его сильно пошатывало. Лицо старого витязя приобрело неестественно красный оттенок. На левой руке Отто по-прижнему висел щит, а из руки по-прежнему торчала стрела. Правая рука сжимала окровавленный меч. Взгляд Отто встретился со взглядом Амала Винитара.
   - Мой конунг! - Отто провёл рукой в сторону столба, к которому был привязан Бус Белояр, - Это сар Руссколани! Только правитель может убить правителя! Хочешь убить Буса Белояра - убей его сам! В Поединке! Не оскверняй своё имя и память своего отца бесчестной казнью правителя Русов!
   - Перечишь мне, - сквозь зубы процедил конунг, - А где ты был?! - вскакивая взревел Амал Винитар, - Тебя самого нужно взять под стражу за дезертирство!
   - Рядом с тобой, с самого начала боя, мой конунг!
   - Это не первый бой! Где ты был всё время до этого, когда твои братья сражались?!
   - Мой конунг! Это первый бой, в котором нам противостояли воины, - лёгкая улыбка тронула губы Отто, - Я появился, как только стал нужен. Разве для того, чтобы сражаться с мирными жителями, тебе нужны витязи?
   - Бери сеч! - Амал Винитар тяжёлым движением вынул из ножен свой меч.
   Отто приподнял меч, посмотрел на него, и опустил на землю.
   - Нет, мой конунг. Я не подниму на тебя меча.
   -Ты пошёл против меня! - взревел конунг.
   - Я верно служил Германореху, твоему отцу, - проговорил старый витязь, - Я верно служил тебе, Амал Винитар. И служу до сих пор. Я не пошёл против тебя даже сейчас, за одно с тобой! Когда ты сам пошёл против тебя!
   Амал Винитар камнем бросил вперёд своё тело и тяжёлый меч конунга пробил кольчугу и пропорол внутренности старого витязя. Отто пошатнулся, опёрся рукой о плечо конунга и посмотрел ему прямо в глаза. Шальные глаза конунга впились в Отто.
   - Я не поднял на тебя меча, - с трудом проговорил старый витязь, - Только правитель может убить правителя. Я это помню. Вспомни и ты.
   Отто медленно развернул руку со щитом и вынул стрелу. Уже почерневшая кровь пульсирующей струёй хлынула из раны. Глаза Отто заволокло кровавой пеленой, губы слипались, руки не слушались. Он с трудом поднял стрелу к глазам и прочитал: "Амалу Винитару. От клана Белки. За мою мать и за моего отца. За моих дядьёв. За двадцать моих сестёр и восьмерых братьев. За мой клан, убитый по твоему приказу.
   Любомир - последний из клана Белки".
   Амал Винитар ошарашенно смотрел на него:
   - Рунная стрела! Стрела возмездия! От неё же нет спасения! Такая стрела пробивает любой доспех и убивает даже тогда, когда рана сама по себе не смертельна! Как?! Как, Отто?!
   Трясущиеся губы умирающего витязя сложились в печальную улыбку:
   - Жаль, что я сумел защитить тебя только от этой стрелы, мой ко...нунг.
   Последнее усилие воли, которым Отто удерживал своё тело, вылетело вместе с его душой. Отто рухнул. Амал Винитар склонился над ним. Старый витязь не дышал. Его тело медленно остывало.
   В тот миг, когда Отто попытался заслонить конунга от всего яхвинского эгрегора и от кое-чего внутри самого конунга, он погиб. Но в этот, последний миг, Отто стал илуваром. И он ударил силой илувара. На долю мгновения витязи и кое-кто из воинов вдруг увидели. Отто не смог пересилить весь эгрегор, и в следующий миг пелена вновь легла на их глаза, но они видели, и некоторые из них со временем вспомнят. Но кое-чьи глаза не закрылись обратно. Как не странно, не витязя, а обычного воя. Фриц смотрел на погибшего боевого друга. Фриц уже тогда понимал, что исчезнет.
   Неслышно подошёл отец Феодосий и дотронулся ладонью до спины конунга. На пальцах с трудом виднелся какой-то шнурок, а на ладони в последний момент что-то блеснуло.
   -Мы не можем терять времени, мой конунг. Русы ещё не повержены. Могут подойти армии словенов и скифов. Разрушенные стены города не выдержат штурма. Пора начинать.
   Почему-то, Амал Винитар пропустил обращение "мой конунг" от человека не принимавшего присягу.
   Отец Феодосий очень точно подобрал слова и интонацию.
   Боевая икона адепта-яхвиста чётко между лопаток коснулась тела конунга. Точно подобранные слова и интонация завершили дело. Слова отца Феодосия показались Амалу Винитару продолжением слов Отто.
   Казнь началась.
   Амал Винитар восседал в кресле безучастный ко всему. Палач и трое его сподручных получали приказы от отца Феодосия. Почему-то, это не показалось воинам странным.
   Сперва, в течение часа, планомерно пытали всех, стараясь измотать. Потом принялись всерьёз. Палач, поигрывая щипцами двинулся к сару Бусу. Но отец Феодосий покачал головой и кивнул на Бальтазара. Князя отвязали от столба и поволокли в центр площади.
   Отец Феодосий улыбался. Ему больше не был нужен Амал Винитар. Сейчас ему было нужно совсем другое. Его план почти осуществился. "Русы попали в ловушку из своей же Правды", - думалось ему. Прострация конунга, конечно же достигнутая не без зелий, заранее добавленных в предложенное Винитару вино, очень сильно играла ему на руку. Как он узнал, что конунг попросит вина? Этому трюку можно научить даже новичка. Сделать так, чтобы человек вроде бы по собственной воле пошёл, и открыл окно, или наоборот, закрыл его. Без слов. С расстояния видимости. Конечно, воля Амала Винитара сильна - но и отец Феодосий далеко, как не прост. Сейчас, весь яхвинский эгрегор был собран на него, и святой отец буквально чувствовал дыхание Яхве над самым своим ухом. Понимал ли он. Что происходит и к чему всё идёт? Отец Феодосий далеко не дурак - он прекрасно всё понимал. Но Яхве предложил ему шикарный подарок. Он сказал: "Тебе не стоит бояться Апокалипсиса. Высший Разум всё ещё слишком слаба. Ей не хватит сил на создание полноценного искусственного интеллекта. У ангела, которого я создам, убив Землю, будет сознание. И это будет твоё сознание. Ты один переживёшь Апокалипсис. И ты один будешь жить вечно. Иногда ангелы выходят из под контроля - пример тому - Люцифер. Ты служишь мне по собственной воле. Теперь я буду делать ангелов из таких, как ты. На каждой планете, которую я убью - будет один избранный. Тот, кто останется жить в виде ангела. На Земле - я избрал тебя". Обманул ли Яхве отца Феодосия? Обманул бы наверное. Мы этого так и не узнаем. Неуловимое "почти" всё ещё отделяло отца Феодосия от цели. В виде семидесяти пар глаз князей Руссколанских, оно смотрело на него.
   Бальтазаром занялись всерьёз. Палач был очень опытный. Яхвисты всегда славились своими палачами. А этот был лучший. Отец Феодосий подготовился на совесть. Большинство палачей даже не видели таких замысловатых крючков и таких зелий. Этот палач мог причинить такую боль, от которой обычно человек умирал. Но сделать это так, чтобы человек не только оставался жив, но и в сознании. Два часа продержав Бальтазара на пике боли, палач обернулся. "Всё готово", - говорил его взгляд. Отец Феодосий хотел было шагнуть вперёд, но поостерёгся. Он был слишком близок к исполнению своей цели, и сейчас ему была особенно дорога собственная жизнь. Он сжал кулак, усиливая нажим на готских воинов и кивнул. Палач улыбаясь подошёл к Бальтазару и протянул меч.
   - Вот он, - палач указал рукой на сидящего в кресле Амала Винитара, - причина твоих страданий. Заслонить его никто не успеет. Убей его - и вы все будете свободны. У него нет сына, а в войске готов нет больше ни одного илувара. Убей его - и некому будет бросить вам вызов - вы сможете спокойно уйти.
   Бальтазар сжал рукоять меча. В глазах полыхнули красные угольки. Он не был рождён на этой планете. Он вообще не был рождён. Он видел конунга и видел, что никто не успеет заслонить ему дорогу...
   Он видел лицо Святогора-богатыря. Он видел клокочущие тучи эгрегоров и заживо сгоравшего в них Святогора, собою закрывшего Землю. Он видел опустевшее лицо замертво рухнувшего на землю волхва Златогора.
   Бальтазар с силой отшвырнул меч. На лице палача отразилась лёгкая досада и недоумение. Он оглянулся на отца Феодосия. Лицо попа выражало усталость, на нём проступили глубокие морщины. Отец Феодосий молча кивнул. И палач продолжил с удвоенным рвением.
   Бальтазар уже с трудом понимал, что происходит. Он слышал скрип тянущихся жил и с трудом осознавал, что это тянут его жилы. Но палачу приходилось иметь дело с воинами высшего посвящения. Он знал, что в любой момент, Бальтазар может собраться и совершить невозможное. Над полуобморочным князем склонилось мокрое от пота лицо палача: "Возьми меч! Убей меня! Убей Амала Винитара!" - палач с силой повернул его голову в сторону городских ворот: "Посмотри! Ворота открыты! Возьми меч!" Конунг хищно оскалился, глядя на князя. Но Бальтазар лишь с силой оттолкнул державшую меч руку палача. Винитар усмехнулся. Отец Феодосий поднял руку. Палач и двое его сподручных отступили от Бальтазара, оставив князя не связанным. Перед ним поставили стул. На стул положили обнажённый меч.
   Отвязали Буса Белояра. И привязали его к другому столбу, соящему в центре площади. Подручные палача взяли верёвки и привязали Амала Винитара к креслу, на котором он сидел. Конунг не прореагировал. Почему-то не шелохнулись и готские воины. Только по лбу отца Феодосия стекла крупная капля пота и лицо его покраснело от натуги. Крючки сразу с удвоенным рвением вонзились в тело Буса, наматывая жилы сара Руссколани. Палач рывком развернул Бальтазара.
   - Тогда смотри! Смотри, как пытают твоего сара!
   Неуловимым движением, Бальтазар коснулся палача. Палач отлетел и упал на камни площади. Рука князя стиснулась на рукояти меча. Он смотрел в глаза Буса Белояра. Бус лишь молча покачал головой. Бальтазар медленно развернулся к Амалу Винитару. Лицо конунга ничего не выражало. Рванулась вверх державшая меч рука. Бальтазар замахнулся. На долю мгновения лицо отца Феодосия озарила довольная улыбка.
   - Давай! Убей его! - хрипел лежавший на земле палач.
   И тут меч взмыл в воздух, описал широкую дугу, перелетел городскую стену и упал где-то далеко за ней.
   - Земля будет жить!!! - взревел илувар Бальтазар.
   На мгновение, пелена спала с глаз готов. Воины двинулись. Слышно было, как заскрипели от натуги стиснутые зубы отца Феодосия.
   Пытки продолжались до глубокой ночи. Но ни один из князей Руссколанских так и не поднял меча. А на другой день, на склоне горы поднялись семьдесят и один крест. На них умирала надежда Руссколани. Стражники менялись часто. Стоять под крестами было слишком тяжело. Довелось дежурить на страже и Фрицу. Он стоял под распятым на кресте Бусом Белояром. Хотелось что-то сказать, но Фриц понимал всю бесполезность слов сейчас. И закрывал рот, так и не проронив ни слова. Висевший по правую руку от сара Буса, илувар Бальтазар приоткрыл распухшие щёлочки глаз. Медленно поднялась его грудь, вбирая воздух. Губы Бальтазара тронула лёгкая улыбка.
   - Сделай всё, что собираешься, мой Или, мой любимый сынок. Сделай это.
   Бальтазар умирал, но в глазах его стояла Любовь и счастье. И с последним глотком воздуха, душа покинула тело князя. Бус Белояр видел, как то из одного, то из другого илувара исходит яркое живое сияние. После этого. Их тела обмякают на крестах. По левую руку от сара Буса висел на кресте илувар Ярослав, сын князя Словена. Он оставался последним из семидесяти князей. Только здесь, на кресте, илувар Ярослав смог увидеть то, что грядёт. Боль, гораздо страшнее той. Что испытывало сейчас его тело, не давала ему уйти. Ярослав приоткрыл полные боли глаза и тихий шёпот сорвался с его искривлённых от боли губ:
   - Владимир, сынок мой любимый! Не делай того, что собираешься. Ради всего, что мы делали, ради всего, чем мы жили, не делай этого.
   Ярослав умирал, а в глазах его стояла боль, ему хотелось сорваться с креста и исправить хоть что-нибудь. И с последним глотком воздуха душа покинула тело князя.
   А по реке плыли три люльки. В каждой из них лежал младенец. А в расписном тереме висела другая такая же люлька. И в ней тоже лежал младенец. Их отцы умирали бок о бок, закрывая Землю. А их дети - одни станут защитниками Руссколани, а другой её палачом.
   Теперь все семьдесят князей были мертвы. Бус Белояр медленно вдохнул: "Я смог не всё", - пронеслось у него в голове, - "Но Земля будет жить". Бус и не заметил, что последние слова произнёс вслух. А в следующий миг, мёртвая планета окружила его. Там далеко, безжизненно обмякло его тело. Там вздрогнул стоявший под крестом готский воин, по имени Фриц. Там, кто-то побежал докладывать Амалу Винитару, что все казнимые мертвы, и армия готов двинулась в обратный путь. А его дух уже коснулся мёртвой Люции. Его груди коснулась нежная ладонь Лилит.
   - А сейчас, моя очередь! - воскликнула она. И в оставшийся от его падения канал, устремилась на Землю таймелоур Лилит. Взъярённая жестокой смертью и новым пленением своего любимого. Взъярённая тем, что чернобожники творят с Землёй.
   Уже через несколько лет чернобожники - убийцы и палачи, будут в страхе скулить под железной поступью... Тамары Руссколанской.
   Конец второй войны
   Армия готов в спешном порядке возвращалась на родину. Кияр был взят. Руссколань обезглавлена. А сил для затяжной войны не было. Отец Феодосий исчез. Апокалипсис вновь откладывался на неопределённый срок. Теперь задача стояла менее глобальная. Нужно было не допустить, чтобы готы начали резко пробуждаться. В этом случае, готская армия могла в полном составе сдаться русам, чтобы вернуть долг за неправедно убитых. Чтобы собою заменить, каждый - того, кого он убил не по праву. Тогда будет быстро найден истинный враг, и готы, уже совместно с русами будут искать и уничтожать неприметных зачинщиков кровавой резни и всех несправедливых войн, как до, так и после - адептов-яхвистов.
   Сары! Будаи! Они всё ещё рождались. И снова усилия многих лет пошли прахом. И снова угроза самому существованию Мира была остановлена. И снова угроза могла нависнуть над самой церковью. С такими безрадостными мыслями возвращался домой отец Феодосий. Задача стояла теперь совсем другая. Она уже не требовала присутствия масона высшего круга. Отец Феодосий передал дела масону рангом пониже. Пятого круга. Вполне достаточно. А сам отец Феодосий возвращался домой. Нужно было планировать и просчитывать долгосрочные операции. Ростки разложения уже всходили среди готов. Теперь нужно было как-то разложить русов. Кое-какие наработки на этот счёт уже имелись. Не случайно к Ярославу Глухому была отправлена еврейская девушка. Ярослав клюнул. Теперь их отпрыск должен дать неплохие результаты. План грамотный. Но нуждающийся в хорошей проработке и подстраховке. Ну, а сломив Русь, можно будет искать ключи, как сломить и головной, Сибирский Каганат. Татары. Тяти Ариев. Головной каганат. Пока даже сложно представить, как к ним подобраться. Но до тех пор, пока существует хотя бы одно тюркское государство - существует и сила, способная противостоять масонской организации, церкви, яхвизму, как таковому. Галл - тюрк. Галлов вроде сломили. Гот - тюрк. С готами тоже уже можно не считаться. Гунн - тюрк. Гунны пока держатся. Хазар - тюрк. Хазаров нужно срочно подтачивать. Рус - тюрк. Словен - тюрк. Булгар - тюрк. Скиф - тюрк. И, наконец, татарин - тюрк. Тюрк - сар - будун! Ох уж эти сары и будуны!
   С такими мыслями ехал домой отец Феодосий.
  
   Готы были растеряны. И никто не заметил, когда однажды утром ушёл Фриц.
  
   Князь Словен ходил по развалинам Кияра. Князь Словен слушал. Болью звенели камни разрушенного города. Даже малейший ветерок утих, не желая тревожить. Седые, как снег волосы старого князя обвисли и лишь отдельными прядками перекатывались по голенищам сапог, когда он делал шаг. На груди снятого с креста сара Руссколани, с высушенным туловищем и отгнившими руками и ногами, с выклеванными глазами, рыдала вполне ещё молодая и красивая женщина - жена сара Буса. Там, на склоне горы, шевелились воины. Воины готовили курганы. Воины готовили погребальные костры. Кому-то костёр, кому-то курган. Кому-то легче уйти через Сварога - Отца-Небо, кому-то, через Макошь - Землю-Матушку. Князь Словен провожал их взглядом. Подошёл Баян. Оба особым взглядом всматривались в камни, восстанавливая картину произошедшего.
   - Это не поступки живых, - проговорил Словен, - это поступки нежити.
   - Готы всё ещё живые, - ответил Баян, - иначе, почему Бус Белояр так и не поднял меча?
   -Кровавую бойню просто так не остановить. Готы вернутся.
   - Но убивать их нельзя.
   - Важно, чтобы никто не погиб не по Праву. Выход есть. Мы его найдём. Готы сами в ловушке. Каждый, кто участвовал в этом попадает в плен к Чернобогу и накладывает проклятье на свой род. С этим можно что-то сделать. Иначе, они не возродятся, а война не закончится. Отправляй менестрелей по городам и селениям. Поднимай людей, Баян. Я соберу волхвов. Выход есть, и мы его найдём, - Словен задумался, - Царицу нужно отправить в Новгород. За Дербентский перевал, в Неаполь - к скифам. Она должна быть в безопасности.
   Баян кивнул.
   Справили тризну. Из камня высекли памятник Бусу Белояру. В натуральную величину. На стеле высекли надпись русскими рунами: "Сей есть сар Бус - великий побуд и правитель Руссколани..."
   А на утро, четверо витязей увозили на юг жену сара Буса. Через двенадцать месяцев она родит. Волхвы, после долгих раздумий, признают в девочке дочь Буса Белояра.Имя ей будет - Тамара.
  
   Третья Русо-Готская война
   Войско собиралось. Подошли младшие русы - горные кланы Щерка-русов, черкесы. Подошли Хоривские русы - хорваты. Подошли булгары. Пришёл с большим войском каган печенегов (отец легендарного Кури). Подошли хазары и привезли с собой индийские синие мечи - большой обоз лёгких и не тупящихся клинков. Подошли финские лесные всадники - воины на могучих северных лосях. Подошли уйгуры (угры - после войны они останутся на западе, где построят своё государство - Венгрию). Подошли даже неприсоединившиеся кланы - хранители традиций. Те, кто в своё время не пошёл ни с Русом, ни со Словеном, ни со Скифом. Они считали себя только людьми Ария и называли себя Ар-мэны, люди Ария. Прочие арии называли их авары - не присоединившиеся.
   Все аланы (народы Руссколани) и многие народы третьего каганата (третьей волны расселения белой, Тюрко-Арийской расы) собрались сейчас в единое войско.
   В один из дней к князю Словену пришёл Соловей пуд. Словен поднял усталый взгляд.
   - Араб: Заходи, - Словен улыбнулся, - Зашёл попрощаться?
   - Отчего же? - удивился Соловей, - Или прогоняешь?
   -Ты - хороший человек, Пуд, - сказал Словен, - Но князь, которому ты присягал, Бальтазар погиб. Ты можешь взять бумагу и перо. Следовать за войском и записывать всё, что происходит. Увезти к себе на Родину весть об этой войне.
   Соловей покачал головой.
   - Мой путь - путь воина.
   - Тогда, тебе пора возвращаться, Пуд. Я не знаю, чем закончится эта война. Может быть, Руссколани больше не будет. Бальтазар погиб. Твоя присяга больше не имеет силы. Возвращайся домой, Соловей Пуд.
   Соловей смотрел куда-то вдаль.
   - У Бальтазара есть сын, - тяжело проговорил он.
   - Не знаю, жив? - ответил князь Словен, - Сына Бальтазар реке доверил.
   - Преемник?
   - Может ли быть преемник у такого славного князя? В любом случае это будет решаться уже после войны.
   Соловей Пуд посмотрел прямо в глаза князю Словену.
   - По закону моей страны - присяга имеет силу. Я присягал этой Земле и людям, на ней живущим. Князь Бальтазар принял мою присягу. А, раз князь Бальтазар погиб, а ни о сыне, ни о преемнике ничего не известно, то некому снять с меня присягу!
   Князь Словен поднялся. Тяжелый взгляд старого князя вдавился в Соловья. Соловей выдержал и не стал защищаться, пропуская взгляд князя в свою душу.
   - Раз так, - проговорил Словен, - по закону моей страны - попробуй заменить князя, которому ты так верен! Станешь одним из воевод в моём войске. Поведешь в бой своих однополчан! Будешь командовать дружиной Бальтазара! Не подведи их!
   Соловей Пуд стоял как вкопанный, не в силах вымолвить ни слова. Потом медленно прижал раскрытую ладонь к сердцу и протянул её князю Словену. Старый князь, князь-волхв, дотронулся до ладони Соловья.
   - Теперь ты присягнул самой Земле.
  
   Подошли поляницы - Руссколанские девы-воительницы. Теперь войско собралось окончательно. Мы выдвигались.
   Перед войском выехал князь Словен.
   - Братья! - старческий голос князя все ещё хранил силу и накрывал собой все поле, - Братья моих братьев! Братья братьев моих братьев! Пусть каждый из вас помнит! Готты - не враги нам! Не готты, но Яхве-Чернобог погубил сара Буса. Не готты, но Яхве-Чернобог убивал наших братьев, сжигал наши селенья, убивал наших женщин, детей и стариков! Разве готты виноваты, что стали врагами нам?! Несколько лет назад, мы сами были для готтов тем, чем они стали для нас! Когда спросили с Германореха за то, что совершил не он! Когда убивали готтских воинов не по праву! Совершенного тогда нами хватило, чтобы Яхве-Чернобог попытался погубить Землю-Матушку один раз - и тогда Златогор своей жизнью закрыл Землю. Но совершенного тогда нами хватило, чтобы Яхве-Чернобог попытался погубить Землю-Матушку второй раз - и тогда Бус Белояр и семьдесят илуваров Руссколанских закрыли собой Землю. Если кто-то из нас, убивая готта, испытает злость к нему и пожелает ему погибели, то такой готт не сможет больше родиться и навеки останется в плену Яхве-Чернобога. Сам же воин, совершивший такое, станет орудием в руках Чернобоговых. И этого хватит Яхве-Чернобогу, чтобы вновь попытаться убить Землю. Яхве-Чернобог - отец лжи и прародитель кривды, он враг наш. На него пусть будет направлена злость и ярость наша. Готты же - одной крови с нами. Готты - такие же тюрки, как и мы. Разве их вина, что Яхве-Чернобог сумел обмануть их?! Разве ему ни разу не удавалось обмануть нас?!Готты - наши братья! А потому, пусть каждый, кто убьет готта - заберет его в род свой! Пусть родится тот готт сыном или внуком убившего, но не достанется Чернобогу поганому! Тот, кому не хватит сил забрать убитого в род свой, пусть отправит его в царство Моранино, но от плена Чернобогова убережет! - князь Словен поднял коня на дыбы, - Не покарать мы идем, но защищать!!! - Разнесся его клич над воинами.
   И мы двинулись. С нами шли волхвы. Много волхвов. Волхв был в каждом отряде. Менестрель, а то и бард, был в каждой дружине. Каждое утро князь Словен объезжал всё войско с двумя высшими бардами - Баяном и Финистом. Перед каждым боем и каждое утро, перед тем, как выдвинутся в путь, все воины погружались в молу. В караул заступали поляницы - девы-воительницы, посвященные богине Моране.
   Поляницы стояли в карауле, а всё войско погружалось в молу. Воины стояли длинными рядами, бок-о-бок, и молчали. Воины слушали Богов. Воины готовили себя. Кто знает, когда наступит бой с готами. Каждый воин должен был быть готов. Нельзя было допустить ни одной случайной жертвы. Ни одна душа не должна была попасть в плен к Чернобогу. Мы вспоминали слова князя Словена: "Не покарать, но защитить."
   - Земля будет жить, - сказал умирая волхв Златогор.
   - Земля будет жить, - сказал умирая князь Бальтазар.
   - Земля будет жить, - сказал умирая Бус Белояр, побуд Руссколани.
   Земля будет жить - иначе, даже победив, мы проиграем. Так уже было, и это не должно было повториться. Земля будет жить.
   Мы проходили сожжённые деревни. Волхвы и витязи тщательно следили за состоянием воинов. Не давая вспыхнуть дурной ярости и озлоблению. Перенаправляли ярость с готов на истинного врага.
   На четвёртый день пути, поймали человека. Он озлоблял людей на готов. Он злился на князя Словена, говорил: "Не покарать, но защитить?! - Как же ж! - Попробуйте объяснить это тем, кто погиб от их руки! Объясните это детям - кто заживо сгорел в запертых домах!" он говорил, что родом из одной из сожжённых деревень. Что вся его семья погибла от рук готов. От той деревни не выжил никто, так что некому было ни подтвердить, ни опровергнуть его слова. Его успокаивали. Он вроде бы уходил спать, а потом заводился вновь, уже у другого костра. Ему предложили пройти дорогу Огня - огонь всегда помогает. На этом, казалось бы, инцедент должен был быть исчерпан. Но нет. Он побоялся дороги Огня. Странно. Очищение огнём не опасно, тем более для воина. Он сослался на то, что стена огня напоминает ему сгоревших родичей. Что-то было не так. Тут воины вспомнили, что его не было видно во время молы. Откроешь глаза - вот он стоит. Закроешь - всех видно, а его нет. Потом кто-то вспомнил, что он же старался озлобить горцев на северян. Финны - де, почти готы. Посеять рознь в войске - это уже никак не вязалось с погибшими родичами. Его обыскали. Нашли крест и несколько амулетов. Позвали волхва. Седой волхв аж вздрогнул. Боевые амулеты яхвиста, сделанные кем-то, намного сильнее его, и полностью заряженные.
   Его обезоружили. Я предлагал убить, - Соловей усмехнулся, глядя на Или, - Я не злобный. Просто, он мог дойти до какого-нибудь селения. А там - люди. И защитить некому - все на фронте. А за границу его выслать - куда? Как? Кто повезёт? Да и где она, Родина яхвистов, ежели они враги всей Земле?
   Его прогнали. Как оказалось - зря. Уже возвращаясь с войны, я узнал, что он добрался-таки до селения. Убил волхва. Поджёг требище Велеса. Бежал в другую деревню. Поджёг славище Лады. В храме оказался ребёнок. Девочку нашли возле храма, синяками и перерезанным горлом - видимо пыталась его остановить . И только в третьей деревне его опознали. Там оказалась тётушка погибшей девочки. Ни судить, ни казнить не успели - бабы разорвали его голыми руками - мужики даже подступиться не могли, - горькая гримасса легла на лицо Соловья, - Я же говорил - убить. Но тогда мы ещё не знали, что такое яхвисты. Умом понимали, а осознать не могли. Даже сейчас, когда они целые селения в крови топят - да ты сам видел, в соседней ж деревне, порой не могут понять, как такое возможно.
   На другой день, князь Словен приказал построить большую Дорогу Огня. Чтобы все воины прошли через неё. Некоторые отказывались. А потом у них обнаруживали кресты. Так мы обнаружили десятки подрывников-яхвистов. Их всех изгнали. Изгнали... А кто-то остался сиротой. Кто-то потерял ребёнка. Где-то убили волхва. Где-то подожгли храм. И всякий раз, когда я вижу кровь, всякий раз, когда кого-то несправедливо убивают, когда кого-то травят, когда людей режут толпами, всякий раз за этим стоят яхвисты. Яхвисты, которые подменяют Аллаха на Яхве. Яхвисты с крестами. Яхвисты без крестов. Яхвисты... Яхвисты... Яхвисты за каждой резнёй во все времена. И хотя бы раз, для разнообразия, это оказался бы ну хоть кто-нибудь другой! И как мы не старались - яхвисты здесь! На нашей земле! И творят свой беспредел! Здесь - яхвисты с крестами! Там, откуда я родом - яхвисты без крестов! Все молы, которых я знал, погибли при странных обстоятельствах! От всех мол, в живых остался только мой отец! Те, кто сейчас называют себя молами - не более. Чем книжники! При чём - яхвисты! И сразу же полилась кровь! Наши прекрасные города - в упадке! Старые кланы готовы вцепиться друг в друга! И это у нас! Где веками царил Мир! Откуда расползаются эти яхвисты?! Сейчас они расползаются из Рима! Но откуда-то, они приползли и в Рим! Как чума! Как гангрена! Я сам застал Рим до яхвизма! У меня родич - римлянин! Был! Потому, что он погиб! С Августом Валлерием! От рук яхвистов! Где он?! Самый первый яхвимст?! Может быть, пророк Мусса?! Который ни хрена не пророк! И ни хрена не Мусса! Ну надо же - пророк?! Пророк - яхвист?! У нас?!! На мусульманской земле?!!! - в голосе Соловья прозвучал арабский акцент. Он подскочил. Сделал несколько широких размашистых шагов. Успокоился. Присел обратно, - Вот потому я и остался хранителем этой земли. Хранить. И защищать.
   Но сперва продолжу.
   На пятый день, нам навстречу вышел одинокий гот.
   Он стоял посреди дороги. Сильно потрёпанный. С мечом в руке.
   Два всадника двинулись к нему, но князь Словен остановил их взмахом руки и сам тронул коня вперёд. Он остановил коня перед самым воином. Воин не отрываясь смотрел на него.
   - Гот?
   - Гот, - кивнул человек.
   - Зачем ты вышел нам навстречу, воин?
   - Я пришёл вернуть долг. За всех моих братьев. Я пришёл заменить собой всех тех людей, кого несправедливо убили мои братья.
   - Сколько вас было? - спросил князь, - Твоих родичей, пришедших сюда? Тех, за чьи поступки ты хочешь заплатить?
   - Я пришёл заплатить за всех готов, - улыбнулся воин.
   - Но как? - опешил князь, - Как ты один сможешь заменить стольких прекрасных воинов, убитых вами?
   - Я пришёл вернуть долг, - упрямо повторил гот.
   - А не воинов? - продолжил князь.
   - А не воинов - если останусь в живых, - серьёзно проговорил человек.
   - Как называть тебя, воин?
   - Меня звали Фриц..., - задумчиво проговорил воин, - Зовите меня Готлиф - я пришёл вернуть жизнь готов. Жизнь, которую мы сами у себя отняли.
  
   На ближайшем привале, Фрицу дали большой котёл с кипятком. Он умылся и выбрил себе всю голову, оставив лишь одну прядку длинных волос, на самом темячке.
   - Ты же - вой, - произнёс князь Словен, - Ты - сгоришь.
   - За то, мой народ будет жив, - улыбнулся Готлиф.
   Князь Словен снял с шеи массивный оберег и протянул его немцу:
   - На, возьми. Пусть каждый убитый тобой, вернётся в свой род свободным.
   Встреча в Кияре
   На одном из привалов, мне довелось пообщаться с князем аваров. Могучий седой армянин поведал мне, что много лет назад, совсем молодой Бус Белояр встречался в Армении с римским легатом Литицием. Князь в составе аварских старейшин присутствовал на официальной части встречи.
   Сар Бус спросил, всё ли в порядке в Риме и не нуждается ли Рим в опытных инженерах для строительства крепостей. А также в судовых дел мастерах.
   - Вы хотите войти под протекторат Империи? - спросил Литиций.
   - То есть, как?! - поразился Бус.
   Римский легат искренне не понимал, почему правитель аланов предлагает ему помощь и специалистов. Родовое древо Литиция было не слишком длинным. Его прадед был родом из Исса и за особые заслуги перед Римом получил гражданство, а позднее был причислен к патрициям. Этот уникальный случай не имел аналогов и даже вошёл в римские летописи. Сам Литиций закончил высшую военную школу и начинал службу центурионом. Литиций не принадлежал к семьям потомственных военных, таких, как Валлерии, Краски, Базилии, Антонии, Помпеи, а потому не имел опыта многих поколений, генетически заложенных предрасположенностей и полученного с раннего детства воспитания стратега. А потому, центурионом бы он скорее всего и остался. В лучшем случае, дослужился бы до тита.Если бы не война. В то время Рим контролировал всё Средиземноморское побережье. Через каждые триста-четыреста километров стояли укреплённые береговые форты. Скоростные десантные галеры римской морской пехоты патрулировали всю береговую линию. Великая Галльская Империя потребовала контроля над всем западным побережьем Средиземного моря. Рим не уступал. Началась война. Первое время, армия Галльской Империи неумолимо продвигалась. Галлы превосходили в тактике. Галлы на целый порядок превосходили в технике и вооружении. Галльские крепости, построенные по принципу "слоёного пирога" из брёвен, земли и камня, и не горели, как деревянные, и не разбивались, как каменные. Они казались неберущимися. В то время, как галлы брали римские крепости на щелчёк пальцев. Галы умели брать крепость, почти не разрушив её. И тут же превращали её в свою собственную опорную точку.
   Перелом в войне внесла римская морская пехота. Римлянам удалось захватить галльский корабль. Скопировав целый ряд принципов, римлянам удалось намного увеличить скорость своих маленьких десантных кораблей. Уходя по мелководью от тяжёлых океанских лайнеров галлов, римляне забрасывали десанты и брали почти не защищённые крепости в самом тылу Галльской Империи. Галлы не понимали, как вести войну с противником, который возникает из ниоткуда. В войне наступил перелом. Галльская армия растянулась, пытаясь охватить всю Империю, а римляне проделывали брешь за брешью. Галлам пришлось перейти к обороне. Обрадованные успехом римляне увлеклись контрнаступлением, за что тут же поплатились несколькими легионами.
   Четвёртый легион Антония был полностью уничтожен. Восьмой легион Базилия, осаждавший галльскую крепость был отброшен и потерял три четверти личного состава. Первый легион Клавдия Краска увяз и засел в глухую оборону. Десятый легион, под командованием совсем ещё юного Гая Юлия, тогда ещё, легата Гая Юлия, шёл на выручку к Краску. Третий легион, под командованием молодого легата Марка Валлерия, в котором служил Литиций, попал в окружение. Литицию приказали заменить погибшего в бою тита - командира четвёртой когорты. Когорта, под командованием Литиция сумела пробить брешь в осаде галлов, и третий легион с минимальными потерями вырвался из окружения. После этого, Литицию пришлось заменить тяжело раненого во время прорыва, Марка Валлерия, и на целых четыре месяца принять командование легионом. В результате, третий легион очень вовремя появился, когда легионы Краска и Гая Юлия пытались пробить брешь в обороне галлов.
   Литиций не обладал опытом многих поколений блестящих стратегов, потому ему просто приходилось целиком полагаться на интуицию. Но вот интуиции, и особенно удачи у него было на добрый десяток легатов.
   По возвращении в Рим, Литиций был представлен к званию легата и не раз ещё проявил себя на галльской войне, уже в качестве командира легиона.
  
   Эту историю, уже седой легат Литиций Поведал совсем тогда ещё молодому Бусу Белояру.
   - Подожди-ка, ты сказал, Высшая Военная Школа - офицеры должны были изучать историю!
   - Мы изучали в основном походы Ксеркса. Походы Александра Македонского. Походы Ганнибала I войну с Карфагеном, - улыбнулся легат, - Теперь и Галльская война вошла в учебники. Современные курсанты в основном учатся по "Науке побеждать", написанной Гаем Юлием. Кстати, он недавно стал императором.
   - Ну, а более ранняя история? История основания Рима?
   - Старых летописей почти не осталось. Есть легенда о Ромуле и Реме, выкормленных волчицей. Может быть, старые семьи и хранят какие-то записи, но в официальных архивах, самые ранние летописи ведутся начиная с Израильской войны. Когда израильский император, Давид, с огромной армией высадился на побережье и почти уничтожил Рим. Были разрушены большинство городов и крепостей. В эту войну, к стати, и сгорели почти все библиотеки. Только центральную библиотеку Рима удалось спасти - но архив не сохранился. Если бы не подошедшая по материку армия Скифов - Рима бы сейчас не было, - вздохнул легат.
   - Вот! - подскочил Бус, - А почему скифы пришли к вам на помощь?!
   - Наверное был какой-то военный союз - не знаю, - Литиций недоумённо посмотрел на него, - Об этом до сих пор ведутся споры.
   - Как?! - Бус так и сел обратно в кресло, - Как?!
   Старый легат задумался.
   - Неспокойно сейчас в Риме. На территории Империи расплодилась некая экстремистская секта. Террористы.
   - Террористы? Что это такое? - удивился Бус.
   - Организуют покушения на жрецов. Устраивают взрывы и поджоги в храмах - а потом скрываются в пещерах и катакомбах. Эти банд-формирования получили название - Троглодиты. С их появлением начались смуты. Молодежь перестала чем-либо интересоваться. Я заходил в библиотеку и видел читальный зал полупустым. Помню, в юности, чтобы попасть в библиотеку, мне приходилось записываться за три-четыре дня. Не то, чтобы книг стало больше - переписать книгу - это три-четыре месяца, а то и год. И то, если писец - профессионал. Попробуй-ка, купи такое сокровище с личную собственность?! Ну, я куплю. Ну ещё кто-нибудь купит. Но, чтобы в библиотеке читальный зал пустовал? Как?! Зато появилось странное молодёжное течение. Они носятся с идеей о яко бы исключительности римской нации и её превосходстве над остальными! Это противоречит Великой Римской Мечте. Фактически - это её убивает! Ты только представь, они пытаются заявить, что галлы были всего лишь дикие варвары! Мы - де - принесли им цивилизацию! Посмотрел бы я на этого сопляка, столкнись он с таким "диким варваром"! Да на нём доспех, вдвое легче моего, а удары держит лучше и закрывает не только грудак - его попробуй расковыряй через этот доспех! На нём шлем, от которого мой меч отскакивает, а его меч разрубает мой шлем, как бумажный! Океанские корабли до сих пор производят исключительно галлы! Нам, прости, слабо! Мы хвастаемся не кораблём, который пройдёт сквозь любой шторм, а тем как мы умудрились пересечь море на утлой галере, рассчитанной только на то, чтобы плыть в пределах видимости от берега. Это конечно хорошо. Сноровка и вера в себя и свои силы, а не в свою технику и снаряжение не раз выручали нас. Возможно, благодаря этому мы и смогли победить галлов. Но галл - "дикий варвар!" Вот скажи, додумались бы наши мальчики и девочки до подобной ахинеи, если бы читали книги, ходили в театры, занимались образованием, вместо того, чтобы разгуливать по сомнительным посиделкам с сомнительными ораторами? Местами, это стало даже престижным. Девочка, которая не умеет играть на арфе. Мальчик, который не умеет играть в шахматы. Кроме Гомера ничего не читали. Персидский от греческого не отличат. Они называют себя "прогрессивная молодёжь!" Стало быть, греческого тоже толком не знают. Вообще-то, слово "прогресс" означает кое-что другое! Кто, спрашивается, сумел так запудрить им мозги? Есть у меня подозрение, что организаторы этого течения как-то связаны с экстремистами. Это пока не доказано, но чутьё..., - Литиций улыбнулся и дотронулся до своего носа, - Чутьё меня пока ещё не подводило.
   Легат задумался, плеснул в бокал вина, поразглядывал на свет, потом отставил и налил себе золотистого кваса из Бусовой кадушки. Отпил. Легонько причмокнул.
   - Интересный напиток. Он не хранится?
   - Нет, - Бус покачал головой.
   - Ты предлагал специалистов, - Литиций хитровато прищурился. В уголках губ седого легата играли смешинки, - Отправь кого-нибудь, кто умеет готовить это. Любопытно посмотреть, как отреагируют наши патриции на такую прелесть. Бус рассмеялся.
   - Сектанты, - продолжил легат, - любят бравировать именем одного израильского учителя.
   - Будая? - уточнил Бус.
   - Что такое - будай?
   - Будай. Человек, который пробуждает свой народ. Только, при чём здесь убийцы?
   Литиций задумался.
   - Да... Этот человек похож на того, кто пробуждает свой народ. Пожалуй, будай - подходящее слово. Моим людям довелось арестовать этого человека.
   - За что?
   - Ложные обвинения. Ни единого противоправного действия. И ты представляешь - его не оправдали. Его казнили, причём по настоянию самих израильтян. Понтий Пилат - генерал-губернатор Иудеи ничего не смог сделать. Этого человека звали Иешуа. Я разговаривал с ним. Так вот, его учение не имеет ничего общего ни со словами. Ни с действиями расплодившихся в Риме террористов.
   Легат обернулся и подозвал адъютанта:
   - Принеси книгу. Ту, которую я храню.
   - Ту, за которую вы грозились чуть что голову оторвать?!
   - Её, - усмехнулся Литиций. Адъютант повернулся, - Подлинник, - во след ему добавил легат. Адъютант вздрогнул и чеканным шагом вышел из зала.
   Литиций продолжил:
   - Кое-кто из знатных и древних семей симпатизирует сектантам. Поговаривают, что старший сын легата Базилия замешан в связи с ними. Основателем секты, как мне ни горько об этом вспоминать, - развёл руками седой легат, - считается старший сын моего близкого друга, легата Марка Валлерия. Марк Валлерий был женат на дочери израильского купца, Хаве Кюхельбекер. Его сын, Иуда Валлерий получил прозвище Каменное Сердце. Он действительно учился у Иешуа. Благодарю, - легат взял в руки промасленный свёрток и кивком отпустил адъютанта, - Только, как-то странно он учился. После смерти Учителя, Каменное Сердце сколотил банду и устроил серию терактов в самых известных храмах. Погромы, поджоги, до взрывов пока не доходило - или специалистов-взрывников у него тогда ещё не было. Его арестовали. В тюрьму приехал Марк Валлерий - он надеялся вразумить сына. Каменное сердце исчез при очень странных обстоятельствах - взрывом разнесло стену тюрьмы. Марка Валлерия нашли в очень тяжёлом состоянии. Иуда Валлерий исчез. За этим последовала новая волна терактов. Марк не пережил предательства сына - он попросился на передовую и погиб на франкской войне. Младшего сына Марка взял на воспитание Клавдий Краск. Мой давний друг, патриций Магнус занялся поисками экстремистов. Но, Магнус уже тогда был стар, а неуловимый Каменное Сердце каждый раз успевал улизнуть от него. Тогда, мы с Магнусом и с нашим общим другом, патрицием Юлианом обратились в КИБ - Комитет Имперской Безопасности. На поиски и ликвидацию секты был направлен агент КИБа, опытный следователь и оперативник, некто Пуал. И вдруг, следствие начало странным образом затягиваться. Несколько раз, Пуал мог взять сектантов, но не брал их. Тем временем, появилось огромное количество вроде бы проповедников, вроде бы не связанных с терроризмом, но после каждой их "проповеди" среди людей появлялись сочувствующие экстремистам. Как оказалось, Пуал вышел на Иуду Валлерия и решил сам погреть руки на этой секте. Заговор раскрыл Понтий Пилат. Он, как и я, разговаривал с Иешуа. Пилат - боевой офицер, он прошёл галльскую войну - и ему не требуется счётная таблица, чтобы сложить два и два. Полагаю, Пуал снимал копии с документов и разработок из секретного архива Комитета Безопасности и переправлял их Каменному Сердцу. Когда заговор был раскрыт, Пуал бежал, чтобы вскоре появиться уже под именем апостола Павла. Присутствие среди них опытного кибовца, позволило сектантам развернуться на полную катушку. Из одной террористической группы, они разрослись в огромную разветвлённую сеть с собственной агитацией и пропагандой, с собственными осведомителями, предупреждающими их о любых действиях Комитета Безопасности и патриотически настроенных граждан. Рим буквально заполонили сообщения о налётах так называемых "христиан", убийствах жрецов, погромах в храмах. Рим буквально захлёбывается в терроризме и преступности. Сектанты имеют влияние даже на некоторых сенаторов, - Литиций развернул свёрток, - У этого человека, Иешуа, есть, во всяком случае должны быть последователи. Люди, которые следуют его учению и практикуют его. Так обычно происходит с будаями?
   - Да, - Бус кивнул, - Но ни одно учение ни одного будая не может противоречить Миру в целом. Как правило, учение будая - это способ вернуть человека на его собственный путь.
   - Тогда это, - Литиций дотронулся до книги - самое настоящее учение будая. Здесь записано учение Иешуа и здесь записаны все его проповеди - дословно в полном объёме. Их записал близкий друг Иешуа - Иуда. Не тот Иуда, который Каменное Сердце, а другой, израильтянин, Иуда из Кариот.
   - Что он говорил о Богах?
   - Иешуа упоминал, что Боги для всех одни и те же. Пантеон из двенадцати Богов един для всех стран. Имена Богов могут различаться, но ни функции, ни описание не различаются ничем. Это я говорю тебе с его слов. Здесь, - легат вновь дотронулся до книги, - впрямую об этом не сказано. Но описанные здесь техники сильно напоминают жреческие и человек, практикующий их, рано или поздно наткнётся на единых во всём Мире Богов. В целом, это учение похоже на систему для выведения человека из крайней степени фанатизма и возвращению ему адекватности. Напомню, сектанты разжигают именно фанатизм. Дело в том, что по первости, экстремисты выдают себя за людей, занятых духовным поиском и практикующих учение Иешуа. Но они выворачивают наизнанку каждое его слово. В результате общения с ними и их проповедей, люди теряют адекватность и организуется террористическая группа, начинаются погромы и убийства. Эта книга позволяет отличить последователей этого учения от маскирующихся под безобидных овечек террористов. Это подлинник. Себе я сделал копию. Я хочу, чтобы эта книга осталась у тебя.
   - Но почему? - удивился Бус.
   Легат Литиций улыбнулся:
   - Думаю, у тебя она будет в большей безопасности. Ты не знаешь, что такое террористы. Со мной может случиться несчастный случай, с чьей-нибудь доброй помощью. Да-да, со мной, несмотря на то, что я - легат и патриций. Видишь ли, книга очень опасна для сектантов. Она позволяет опознать их в самом зародыше - и не дать террору захватить новую территорию.
   Летопись
   Через месяц Бус Белояр снова встречался с легатом Литицием и передал пакет документов. Это были копии хранившихся в архивах Кияра летописей.
   Это были летописи тюркских народов.
   Хроники велись от Гиперборейского обряда.
   I Период от Гиперборейского обряда до начала расселения Тюрков
   После Великого Обряда, который позволил соединить кровь Фаэнов, Землян и Марсиан, образовались две расы.
   Тюрко-Арийская раса с молочно-белым цветом кожи и Индо-Египедская раса с золотистым цветом кожи.
   Участвовавшие в обряде марсиане разделились на два народа.
   Один народ, под предводительством великого Ханумана встал южным заслоном у Вод Пробуждения. Этот народ охранял Священный Байкал со стороны юга. Они были предками китайцев.
   Второй народ, под предводительством великого Ганнибала двинулся далеко на запад, в северо-западную часть Африки и основали там государство Карфаген - они охраняли единственные на Змеле Гнёзда Душь, из которых рождались марсиане.
   Участвовавшие в обряде фаэны двинулись на юго-запад и основали легендарные города Персии.
   Индо-Египедская раса двинулась на юг, до самого океана и основала там государство Индию.
   Почти половина народа осела здесь, остальные двинулись на запад, через Персию. Часть народа смешались с персидскими фаэнами и образовали новый народ - арабов. Остальные двинулись на запад, через Аравийский полуостров, в Африку и обосновались в дельте Нила, где при содействии Лемурейских фаэнов, основали государство Египет.
   Об этом летописи хранили лишь сжатые лаконичные записи.
   II Расселение Тюрко-Арийской расы
   Сами Тюрки ещё несколько веков жили в Великом Сибирском Каганате, который простирался от Енисея, на западе, до Лены, на востоке и от Гипербореи, на севере до Байкала и дальше, до Саянского хребта на юге.
   Образовались четыре правящих клана.
   Вульфы - ведущие свой род от таёжного волка.
   Беры - ведущие свой род от медведя.
   Ашины - ведущие свой род от степного волка.
   И Ирбисы - ведущие свой род от снежного барса.
   Ирбисы были хранителями Эля - Души и Духа, Света Сердца, Силы Любви и Мощи Крови Тюркского народа.
   Именно из клана Ирбисов происходили великие Сибирские каганы.
   Началось расселение тюрков.
   Тюрки двигались не торопясь, основывая на расстоянии одного дневного конного перехода укреплённые форпосты. Небольшие, но хорошо укреплённые города с двойными стенами из брёвен, промежуток между которыми, от трёх до семи метром, бутовался землёй, песком и камнем. В этих городах помимо лекарей и хорошего запаса провизии, находились духовные и ремесленные школы, чтобы народ не терял знания за время долгого пути. (Город, близ Магнитогорска имел литейные мастерские, через 60 км. от него стоял город с кузнечными мастерскими, ещё через 60 км. стоял город стеклодувов - такие города строились на всём пути расселения Тюрков)
   Вульфы
   Первыми двинулись Вульфы. С ними ушла четверть народа Тюрков. Вульфы двинулись на юг и почти сто лет оставались в северной Индии. Тюрки славились своими строительными инженерами, железодобытчиками и кузнечных дел мастерами. Поэтому, оказавшись в гостеприимной стране, тюрки подолгу оставались там, помогая в строительстве, основывая железное призводство, и только после этого двигаясь дальше. В память о дружбе тюркских и индийских народов. А также о едином корне обеих рас, тюрки отлили в Индии большой столб из чистейшего железа, до сих пор считающийся одним из чудес света. Дальше первая волна тюрков двинулась на запад, влив свежую кровь в Персию. Персидским фаэнам было что дать взамен - тюрки научились эмалям и стойким краскам, а также новым приёмам в ткачестве. Оттуда, род Вульфов двинулся на северо-запад и осел в причерноморском побережье, где и разделились на три народа - Гуннов, Галлов и Даков.
   Беры
   Тем временем, в северную Индию прибыла вторая волна тюрков. Вторым двинулся род Беров и увёл с собой уже треть от оставшегося Великого Сибирского Каганата. "Медведи" основали Тибет и Гаочан - и тоже двинулись на запад, в Персию. При их помощи, персы построили новую столицу - Вавилон. Дальше, род Беров (почему-то из всех Тюрко-Арийских народов, именно их называли Ариями) уже по проторённому пути двинулся в причерноморье.
   Тогда Вульфы отошли дальше не запад и заселили Европу.
   Беры также разделились на три народа - на Словенов, Русов и Скифов, и осталась группа неприсоединившихся кланов - хранители традиций - авары, или армяне.
   Ашины
   Третьим двинулся род Ашинов. Они двигались двумя волнами - одни дошли до Гаочана и не доходя до Индии, повернули на запад. Вторые на больших фургонах, представлявших собой дом на колёсах шли севернее - их называли Телеуты. О телеутов произошли булгары и уйгуры (угры), от остальных Ашинов - хазары, половцы и печенеги.
   Ирбисы
   Род Ирбиса так и оставался Великим Сибирским Каганатом. Их иногда называли татарами - Тяти Ариев - прородители белых людей.
   III Завершение эпохи мира и начало эпохи войн
   Причерноморье
   Когда "Медведи" (Беры) пришли в причерноморье, с Мире уже начинали происходить странные вещи.
   Египет
   К Египту подошла и обосновалась там симитская раса.
   Появились первые масоны. Адепты-яхвисты высоких степеней посвящения под видом неофитов шли учиться в египетские храмы. Ничего не подозревавшие египетские жрецы принимали "способных учеников". Так, сокровенные знания попали в руки тех, кто заранее намеревался употребить их во зло.
   Было организовано первое тайное общество. Его возглавил некто Авраам - магистр некромантии. Авраам выдал свою жену за сестру, а когда фараон пожелал жениться на ней - дал своё согласие. После этого, в течение трёх месяцев выяснилось, что все жёны фараона стали бесплодны. Как это удалось выяснить в такой короткий срок? Да, очень просто! У всех жён фараона случились выкидыши с обильным кровоизлиянием. У тех жён, которые готовы были родить - появились на свет мертворождённые дети. Это излюбленный метод работы некромантов именно яхвинской школы, многократно описанный в Торе и Ветхом Завете. Дальше Авраам наслал фараону сон, из которого следовало, что Боги наказали фараона за то, что тот взял себе чужую жену. Таким способом - обманом и некромантией, Авраам добился, что фараон несколько лет был вынужден выполнять все его условия. Так масоны получили доступ к пирамидам.
   С пирамид была запущена и переориентирована общепланетарная система менгиров. Вибрации менгиров вместо точной подстройки под вибрации Планеты и космических энергий, вошли с ними в резонанс. Началось изменение основных физических и химических законов. Горючие и взрывчатые вещества больше не горели и не взрывались. Зато, трудновоспламенимые вещества стали горючими и взрывчатыми. Древний порох - розовый порошок, по консистенции напоминающий пудру, теперь можно было применять для противопожарной пропитки стен. Зато, чёрные горошины и серебристые кристаллы, которые для этого применялись. Теперь стали порохом. Сверхпрочные металлы теперь стали радиоактивными и самораспадались. Разом рухнули все микротехнологии. Был нанесён серьёзный урон по хирургии - стальные и бронзовые скальпели не позволяли осуществлять таких точных операций, которые делались тончайшими, толщиной в волос, инструментами из сверхпрочного урано-плутониевого сплава. Асинхронизировались вибрации кристаллов. Мерцание атомов в одном живом организме стало не синхронным. В результате, маги, владеющие искусством телепортации, разом потеряли это свойство. Перестали работать стационарные телепортационные порталы. Жрецы оказались отрезанными друг от друга. Свойственное большинству людей оборотничество - способность физически превращаться в своего зверя-предка, теперь стало практически невозможным.
   Синдром Хосписа
   Дальше, масоны начали целенаправленно обстреливать Европу и Западную Азию, включая Персию. Стали возникать странные места силы не-жизни, оказавшись вблизи которых, человек искажался до неузнаваемости. Начались массовые мутации и вырождение. Появился синдром хосписа. Человек с синдромом хосписа впадал в немотивированную агрессию и старался растерзать любое живое существо, оказавшееся в пределах его видимости. Синдром хосписа сопровождался серьёзными генными мутациями. Это нередко выражалось в виде физических уродств. Чаще всего, у человека вырастали рога, которые защемляли лобные доли головного мозга, и человек терял адекватность. Такой человек не имел нормального потомства. От него рождались уродцы, которые либо оказывались бесплодны, либо наоборот, плодились с дикой скоростью, заполняя окрестности, выедая любую живность, нападая и съедая путников. Чаще всего, выев всю округу, эти уродцы поедали друг друга, но иногда они срывались с места и уничтожали подчистую целые селения.
   Техники борьбы с синдромом Хосписа. Хоспитали.
   Для реабилитации людей с синдромом хосписа, в срочном порядке создавались хоспитали. Похожие на монастыри заведения, находящиеся где-нибудь на отшибе и обнесённые стеной, в которых человек с синдромом хосписа с помощью особых практик мог восстановить свою энергетику, а затем и генетику. Для работы в хоспиталях были приглашены индийские специалисты по карма-йоге. Мутации и вырождения не всегда сопровождались такими явными физическими признаками. Физические проявления могли сводиться к очень маленьким и близко посаженным глазам, изменённой моторике или сильному искривлению позвоночника (горбатости).
   Техники борьбы с синдромом Хосписа. Создание института рабства.
   Бывали случаи, когда физические проявления были вобще незаметны. Такие случаи были наиболее опасны - синдром хосписа мог проявиться в самый неожиданный момент. Для таких случаев был создан институт рабства. Попавший под мутирующее воздействие человек не мог сам справиться с ситуацией. Это, как в случае с наркоманом или алкаголиком. Он пытается снова стать человеком, он всё для этого делает, и у него уже получается, но каждый раз в последний момент, он срывается, и всё приходится начинать с начала. Такой человек мог попросить помощи. Для этого он добровольно передавал право принятия всех своих решений другому человеку, тому, кому он достаточно доверяет, и встать в абсолютное подчинение к этому человеку. Как правило, такими людьми становились самые ответственные и уважаемые люди в селении. Так появилось новое, особое духовное посвящение - рабовладелец. Рабовладельцев очень уважали - ведь это человек, который принял на себя судьбу искорёженных людей и выправляет её.
   Вот с такими проблемами пришлось столкнуться ариям по прибытию в Причерноморье.
   IV Арии в Причерноморье
   Великий каган Ариев из рода Беров собрал совет кланов. Тогда только началось разделение ариев на три народа - Словенов, Русов и Скифов.
   Греция. Тот же период времени.
   Греция (Жреция - страна жрецов) на тот момент была единственной страной в Мире, в которой производились боевые трубы. Ручные трубы, которые многократно усиливали те заклинания магов, которые строились на звуковых вибрациях и тяжёлые станковые трубы, которые применялись для разрушения укреплений, преимущественно каменных, путём вхождения в резонанс с кристаллической структурой камня и изменения его структуры. Такой трубой также мог управлять только опытный маг или боевой жрец (по индийски - брахмакшатрий). Такие трубы перевозились на специальных лафетах. Они также служили основным вооружением летучих кораблей, которые существовали вплоть до изменения основных законов Мира.
   Легенды о летучих кораблях сохранились до наших дней. Как и рёв трубы, разрушающий стены крепости.
   Производство таких труб требовало очень серьёзных специалистов по технической магии. По окончании собственно Греческой Академии, такие специалисты проходили обучение и стажировались в Лемурее. Для этого, каждый год лучшие выпускники академии отправлялись на кораблях не Крит, чтобы остаться там на несколько лет.
   Основание Грузии и Гаскони
   Для ремонта и обслуживания боевых труб, греки основали две колонии, население которых преимущественно состояло из инженеров по технической магии. Одна из них находилась недалеко от столицы Европы, где правил великий каган из рода Вульфов. (Юг современной Франции). Другая в самом сердце Руссколани - в приэльбрусье.
   До сих пор, стоит гасконцу приехать в Грузию и заговорить на родном языке - люди решат, что он грузин, просто из какого-нибудь другого селения. То же самое произойдёт с грузином в провинции Гасконь. Грузины и гасконцы не отличаются ни внешне, ни темпераментом, ни манерами. Их языки скорее похожи на диалекты одного языка, а сами они гораздо больше похожи на греков периода расцвета, чем на окружающие их народы.
   Грузия и Гасконь были основаны до появления симитов на территории Египта. То есть до рождения Авраама, в период первого этапа расселения Тюрко-Арийской расы.
   Основание Спарты
   Подготовка таких специалистов отнимала все силы греков. В результате, в Греции практически полностью отсутствовали воинские школы. Производство боевых труб требовало строго определённых природных выходов силы. Как правило, требовался пентакль - пять достаточно мощных природных мест силы, расположенных на строго определённых расстояниях друг от друга. Такие места силы были только в Греции. Это, как и близость Лемуреи, обуславливало Грецию, как единственного в Мире производителя боевых труб. Греция ни в коем случае не должна была попасть в руки яхвистов.
   У Греции практически не было своей армии. В случае военной опасности, армию предоставляла соседняя Македония - но в данном случае этого было явно недостаточно. Тогда род правителей русов, из рода Беров разделился. Старшая ветвь, род Белояров осталась править в Руссколани. Младшая ветвь, род Лионов, с несколькими родами, в основном воинов, отправилась на юг Греции, где основала заставу и назвала её Спартой. В Спарту съезжались лучшие учителя воинов со всей Руссколани. Здесь была лучшая в Мире школа берсерков - высших воинов (Бер-серк - сердце бера - говорили, в бою берсерк подобен зверю-предку, медведю)
   Обстрел с пирамид был губительным для всего живого. Это вынудило спартанцев принять суровые меры. Спартанцы не признавали институт рабства. Они считали, что малейшее слабое звено разрушает всю цепь. Они считали, что "висящий" на человеке мутировавший ослабляет того, кто взял на себя ответственность за него. Спарте было необходимо в любой момент быть готовой отразить любое вторжение. Слабое звено здесь могло повлечь за собой поражение. Спартанцы убивали человека при малейших признаках мутации. Это нужно было сделать до того, как человек успеет натворить много бед, чтобы он мог по крайней мере нормально родиться вновь. Поэтому, мутации старались выявлять ещё во младенчестве.
   V Период. Мутации в Персии. Походы Ксеркса. Захват Египта масонами.
   Греция
   Спарта в своё время спасла Грецию. Когда удары с пирамид достигли Персии, подверженный влиянию, персидский император Ксеркс попытался использовать мутировавших людей с синдромом хосписа для того, чтобы уничтожить Грецию. Для этого, хосписов отлевливали и в специальных клетках на кораблях доставляли на греческое побережье. Из-за растущих рогов, греки называли их минотавры - быкоголовые. Триста лучших берсерков Спарты во главе с царём-Львом, сумели остановить полчище мутантов, а затем и запереть в узком перевале основную армию персов.
   В Греции стало появляться много не греков. И, чтобы сохранить в тайне отправку людей на обучение в лемурею, греки придумали легенду о минотавре. Легенда гласила, что один из лучших спартанских берсерков попал под мутирующее воздействие и стал хосписом (минотавром). Тогда, спартанцы сбросили его с обрыва в море. Но человек оказался настолько могуч, что выжил и вплавь преодолел море до Крита. И теперь, этот минотавр засел на Крите и требует каждый год присылать ему лучших юношей и девушек Греции, а не то, грозится приплыть и уничтожить всю Грецию. Вот так греки морочили голову тем, кто видел, как корабли увозят выпускников Академии на обучение в Лемурею. Кстати, современные грузины и гасконцы тоже любят подобными байками морочить голову тем, кто суёт нос в их тайны.
   Египет
   Тем временем, в Египте, фараону с помощью жрецов и огромного количества золота, удалось-таки откупиться от Авраама. Но масоны сохранили рычаги давления на верховную власть в Египте. И к очередному фараону был приставлен некто Илия. Илия (по другой версии - Иосиф) пользуясь той же техникой вызванных сновидений, которую применял Авраам, наслал фараону сон, прозрачнее которого не придумаешь. Сон, который расшифровал бы даже ребёнок:
   Выросли на поле семь толстых колосьев, затем появились семь тощих колосьев, которые съели толстые колосья и не насытились. Вышли на лужайку семь толстых коров, следом вышли семь тощих коров, которые съели толстых и не насытились.
   Предупреждение было настолько явным, однако жрецы были поражены таким сном у фараона - ничто не предвещало неурожая в ближайшие пятнадцать лет. Наоборот, урожай в восьмой год по всем признакам должен был быть ещё более обильным, чем в седьмом.
   Илия обвинил жрецов в некомпетентности и заявил, что сон означает именно то, что означает - через семь урожайных лет наступит семь лет неурожая. Под предлогом борьбы с неурожаем, Илия потребовал изымать в ближайшие семь лет все продукты и семена у населения в государственные амбары. Фараон не пожелал лишать народ возможности сделать собственные запасы на период грядущего неурожая. Тогда Илия использовал свои рычаги воздействия. Он наложил бесплодие на дочь фараона, которая должна была родить наследника правящей династии. У девушки прекратились месячные и началось преждевременное старение. Египетские жрецы не сумели разобраться в яхвистской некромантии и снять проклятье. Под угрозой того, что правящий род оборвётся, фараон был вынужден принять условия Илии.
   Однако, никакого неурожая не должно было быть. Тогда, Илия впервые применил генетически модифицированные культуры, семена которых были бесплодны сами, и при перекрёстном опылении с нормальными культурами, делали бесплодными и их семена. Каждый год, египтяне сдавали весь свой урожай и семена, а семена для посевной получали из государственных амбаров. Так весь Египет был переведён на генетически модифицированные культуры.
   На седьмой урожайный год, "добрый" Илия позволил людям не сдавать урожай и семена. А на восьмой год семена не взошли. Так голод, которого не должно было быть, состоялся.
   Под угрозой голодной смерти, египтяне отдавали за семена, которые всходят, всё чвоё имущество. На седьмой год неурожая, когда всё имущество всех египтян, вплоть до последнего горшка и рубашки, перешло к Илии, и египтяне в обмен на семена могли предложить ему разве что самих себя в рабство, Илия наконец дал людям нормальные семена. Только, теперь они не были свободными людьми, живущими на своей земле. Их земля принадлежала Илие, их дома принадлежали Илие и сами они работали на него. Так масоны полностью ограбили Египет.
   VI Период попытка масонов взять под контроль всё Средиземноморское побережье. Искажение физических и химических законов набирают силу. Основание Рима.
   Египет и Средиземноморье
   Захватив в личнуюсобственность такую богатейшую страну, как Египет, масоны приступили к осуществлению следующего пункта своего плана.
   Нужно было построить укреплённые форпосты по всему Средиземноморскому побережью. В каждом таком форпосте должен был находиться кристалл, усиливающий воздействие с пирамид. Это позволило бы масонам обстреливать всю Европу до Северного Океана, от Гренландии на Западе, до Уральского хребта на востоке и всю западную Азию вплоть до Индии. Это должно было позволить им уничтожить Грецию и сломить сопротивление западных тюрков - европейцев и ариев.
   Европа
   Тем временем, набирали силу искажения основных физических и химических законов. Первыми с этим столкнулись галлы. Галльские воздушные корабли терпели аварии. Опытные жрецы не могли синхронизировать кристалл, поднимающий корабль в воздух. Нередко кристалл дестабилизировался прямо в воздухе. Тогда корабль терял управление и падал на лес, а то и на населённый пункт. Подобные вещи происходили и с летучими кораблями Головного, Сибирского Каганата. Уже подлетая к Уралу, корабль падал. За Уралом - в Европейской части, старые технологии не действовали вообще. Чуть позже, они перестали действовать по всему Миру. Так, огромные воздушные корабли галлов были переделаны в океанские лайнеры.
   Следом за воздухоплавателями, искажение реальности ударило по кланам, добывающим железо. Перестал действовать старый порох. Стало невозможно выплавлять в камне шахты для добычи железа. Кроме того, стало невозможно получать химически чистое железо. Пришлось срочно искать, какие вещества смогут заменить старый порох и какими сплавами можно заменить чистое железо.
   Руссколань. Основание Рима.
   Теперь, одной только Спарты было явно недостаточно, чтобы защитить Мир. Тогда правящий род Словенов разделился на две ветви и младшая ветвь с несколькими родами воинов и моряков, а также морскими жрецами, отправилась на побережье Италии, где основала укреплённую заставу морской пехоты - Рим. В задачу Рима входило патрулировать всё Средиземноморское побережье и ликвидировать форпосты яхвистов.
   Первоначально вооружённые силы рима состояли только из морской пехоты.
   Вооружение морского пехотинца состояло из тяжёлого корабельного щита, который вешался на борт корабля во время морских стычек и применялся в пешем строю. Литого нагрудника, закрывающего жизненно важные органы, который, в отличие от пластинчатого доспеха и кольчуги, упавший за борт человек мог сбросить одним движением - рванув заднюю пряжку. Шлема - шишака, который позднее был заменён более совершенным галльским шлемом с нащёчниками. Короткого меча, рассчитанного на бой в узком пространстве корабля или вражеского форта. Позднее появилось короткое копьё с удлинённой металлической частью, рассчитанное как для метания, так и для ближнего боя (удлинённый наконечник позволял отводить удары меча) опять-таки в узком пространстве.
   Римская морская пехота была обучена для штурма вражеских укреплений прямо с моря, откуда те были как правило наименее защищены. Спрыгнув с корабля, римский морской пехотинец мог сразу же встать в строй, и тут же, в строю, защищённом со всех сторон щитами, вступить в бой.
   Первоначально, Рим был казачьей Вольницей, управляемой четырьмя человеками. Два выборных атамана - консула, старший жрец Посейдона, происходивший из рода Словенских правителей и предводитель воинов из рода потомственных военных. Наиболее важные решения принимал совет глав кланов, позднее преобразованный в Сенат.
   Появление Рима не позволило яхвизму и масонам, в частности, построить сеть своих фортов по Средиземноморью.
   VII Период. Освобождение Египта. Отступление симитов. Резня в Западной Азии. Скифия военизирует своё общество. Строительство Дербентской крепости.
   Египет и Карфаген.
   Тем временем, новый фараон Египта, признал незаконной передачу зернового фонда страны частному лицу - Илие. На основании этого, у масонской организации были конфискованы полученные таким образом земли и недвижимость и возвращены египтянам. Далее, фараон изъял государственную казну из частного, принадлежащего семье Левиев, банка и вернул её государству. Более того, он потребовал с евреев выплаты всех, ранее полученных ими ссуд, срок выплаты которых давно истёк. Тех же, кто скрывал свои доходы и заявлял, что не может выплатить долг, фараон обязал работать на государственных кирпичных завдах с тем, чтобы сумма долга изымалась у него из заработной платы до тех пор, пока не будет погашена полностью. Вот так, из вершителей судеб, привыкших распоряжаться жизнями египтян, евреи стали простыми смертными, вынужденными самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Далее фараон при содействии всех жрецов всех египетских храмов, сумел таки перекрыть масонам доступ к пирамидам.
   Тогда масонской организацией руководили два патриарха - магистр некромантии, высший адепт Яхве - Моисей и специалист по работе с массами и массовому зомбированию - Аарон. Моисей и Аарон пытались вынудить фараона вновь открыть им доступ к пирамидам. Моисей насылал мор за мором. Тем временем Аарон сумел зомбировать часть египтян и заставил толпы египетских крестьян нападать на египетских же жрецов и штурмовать храмы. В столице произошла вспышка синдрома хосписа. Обезумевшие уродцы разрывали прохожих. Измученные египтяне оказались беззащитны перед яхвистами.
   Тогда фараон, вынужденный сам скрываться в одном из храмов, запросил помощи в Лемурее и Карфагене.
   Лемурейские маги, совместно с египетскими жрецами сумели остановить моры и защитить людей от зомбирования.
   Молодой император Карфагена, недавно признанный прямым потомком Ганибала Великого - основателя Карфагена (не путайте с Ганибалом I - героем пунической войны и потомком Ганибала Великого) и получил титул Великого Вождя Марсиан, с многотысячной армией подошёл к Египту.
   Марсиане не владеют магией сами, но обладают огромной устойчивостью к ней. Карфагенский воин в состоянии добежать до непрерывно плюющегося заклинаниями некромансера и даже успеть рубануть его. Иудеям пришлось срочно бежать из Египта.
   Вообще-то, опасность угрожала только яхвистам и масонам, в частности, но Моисей сумел заложить вражду между египтянами и всеми людьми симитской крови. Он заставил иудеев сперва отказывать египтянам в медицинской помощи во время моров, а затем и ограбить, каждый своего соседа. Масонам было необходимо "пушечное мясо", а им в тех условиях могли стать только иудеи.
   Иудеи бежали за несколько дней до подхода Карфагенской армии. Но у юго-восточного побережья Средиземного моря, карфагенцы настигли их.
   Берег моря в этом месте представлял собой отвесный скальник. Во время прилива, вода покрывала половину высоты скальника. Во время отлива, внизу, под скальником, появлялась песчаная полоса в тридцать шагов шириной, по которой спокойно могли пройти даже гружёные обозы.
   Когда вдалеке показались карфагенские воины, Моисей приказал иудеям срочно перейти этот участок берега. До прилива оставалось ещё несколько часов. Карфагенские воины уже ступили на песчаную полосу. Иудеи уже видели, как сияет Солнце на их щитах. Среди иудеев поднялся бунт - они хотели выдать карфагенцам головы жрецов Яхве - масонов и некромансеров. Аарону стоило большого труда сдерживать толпу. Тогда Моисей приказал привести ему сорок младенцев - первенцев из сильных семей. Моисей приказал принести ему алтарь и жертвенный нож. И собственноручно пролил кровь сорока младенцев на алтаре Яхве. Силой этой крови, Моисей вызвал преждевременный штормовой прилив. Привыкшие жить на морском побережье, карфагенцы видели, что ничто не предвещает шторма и смело ступии на песчаную полосу. Внезапный шторм стал для них неожиданностью. Большая часть армии погибла и была разбита штормовой волной о скалы. Погиб и Великий Вождь - император Карфагена. Карфагенцам пришлось прекратить преследование.
   Симиты
   Свой приход на новые земли, иудеи ознаменовали резнёй. Это на карфагенцев почти не действовала магия. Здесь же - некромантеры были в своей силе. Это для карфагенцев враг - значит уничтожить. Это карфагенцы, в которых была почти чистая кровь марсиан, не шли на переговоры с врагом. Во всём остальном Мире существовал обычай - когда осаждаемый город долго держится, командир осаждающих мог предложить сдать город, обязуясь взамен сохранить жизни осаждаемых. И немыслимо было нарушить данное слово. Чем яхвисты беззастенчиво пользовались, вырезая подчистую сдавшиеся города, убивая даже мирных жителей, женщин, стариков, детей. Во всём остальном Мире существовал обычай, когда войну можно было в любой момент остановить мирным договором. И немыслимо было, чтобы заключивший мирный договор правитель мог без объявления войны нарушить его. Чем яхвисты беззастенчиво пользовались, вводя своих воинов прямо в чужие города, под видом гостей, яко бы, чтобы отметить заключение мира - а потом начинали резню. Это от карфагенцев, иудеям приходилось спасаться бегством - здесь же некромантия и яхвистское мировоззрение стали страшным оружием.
   Тем не менее, среди самих иудеев вспыхивали бунт за бунтом.
   У масонов были свои цели - обычные люди слишком привыкли быть ЛЮДЬИМ - они не желали превращаться в палачей. Яхвисты подавляли бунты в своей традиции - топя в крови. В результате, количество иудеев, погибших от руки и по приказу Моисея и Аарона в десятки раз превосходило количество иудеев, погибших при нападении на соседние государства. Кровавые расправы не способствовали авторитету яхвизма, и каждый очередной бунт рисковал сбросить яхвистскую верхушку. Тогда, Моисей был вынужден на сорок лет увести иудеев в пустыню. Ему было необходимо вырастить новое поколение - поколение убийц.
   На сорок лет массовая бойня прекратилась и жертвами яхвистов становились только те народы, которые случайно попадались у них на пути.
   Руссколань
   Когда все эти сведения дошли до Руссколани, стало понятно, что,
   во-первых, пирамиды Египта больше не в распоряжении масонов. А значит, масовые мутации вскоре прекратятся. Значит, институт рабства и хоспитали смогут завершить свою деятельность.
   Во-вторых, основные удары яхвизма будут не по морю, а по суше. И прежде всего эти удары придутся на всё ту же Грецию и на Великий Сибирский Каганат, как основной оплот, сдерживающий яхвизм. Возможно, также на Рим, чтобы всё-таки подчинить себе Средиземноморское побережье.
   Скифы понимали, что все три направления удара проходят через их земли. Скифы посчитали организацию казачьих застав недостаточной мерой и военизировали всё своё общество. Они укрепили свою столицу - Старый Новгород - Неаполь Скифский и превратили её в почти неприступную крепость. Они организовали конные разъезды и мобильные отряды конных лучников.
   За те самые сорок лет, пока Моисей формировал поколение убийц, скифы построили последнюю линию обороны. На Дербентском перевале, от Каспийского моря до Чёрного, есть единственный проход, ведущий на Север, в земли Руссколани. Единственный проход, позволяющий по суше выйти и к Сибири, и к Европе. Здесь, на Дербентском перевале, скифы воздвигли Дербентскую крепость. Своим западным краем стена примыкала к отвесным скалам. Восточный край на десятки метров уходил прямо в Каспийское море, не позволяя оббойти стену по отмели. Высокие башни позволяли разместить десятки стрелков и были заведомо выше любой осадной башни, какую только можно создать. И лишь в одном месте были ворота. Семи слоёв в толщину, чередуя слои металла и просоленных брёвен, которые невозможно подъжечь, эти ворота снаружи можно было снести разве что направленным взрывом. Изнутри же, с помощью системы роликов, по последнему слову скифской механики, их без труда мог откатить один человек.
   Литиций задумался. О дальнейших, описанных в летописи событиях, легат уже имел представление из римских хроник. Те сорок лет относительного мира, пока яхвизм не беспокоил народы, стал серебряным веком в истории.
   VIII Период. Сорокалетняя оттепель. Империя Александра Великого.
   Македония
   В Македонии появился прекрасный правитель - Александр Великий.
   Александр начал процесс объединения народов в единую империю.
   Первым делом, он объединил Македонию, Грецию и Спарту, он сохранил прежние правящие рода и объявил их частями единой империи, входящими в Эль нового Македонского Каганата.
   Греческие жрецы и Спартанские волхвы признали Александра будаем и великим каганом. Теперь, македонские воины получили возможность обучаться в лучших в Мире спартанских воинских школах, а македонские инженеры получили возможность обучаться в греческих Академиях.
   Далее, Александр посетил Готский Каганат и заключил союз с готским конунгом. После этого, Александр посетил царство гуннов и тоже заключил военно-политический союз.
   Обеспечив таким образом себе тылы, Александр Великий двинулся в Египет. Страна была разорена. Насланные Моисеем моры унесли большую часть населения. Города были разрушены. Периодически возникали очаги эпидемий. Скот подвергся мутациям и мясо животных было непригодно к пище. Большинство злаков стали ядовиты. Мор и разрушение оставили яхвисты от некогда прекрасной страны. Масонам удалось что-то сделать и с фараоном. У фараона случались приступы неадекватности. Он быстро старел. Все дети от него рождались умственно неполноценными.
   Александр приступил к восстановлению Египта. Но нужны были строители и инженеры, нужны были лекари, нужны были животные для восстановления поголовья скота, нужны были семена растений. А Александр мог предложить только защиту.
   Тогда, Александр высадился на восточном побережье Средиземного моря и заключил союз с морским народом Массагетов. Массагеты вошли в империю Александра, но они слишком отличались по духу, а потому не вошли в Эль.
   После этого, Александр встретился с правителем скифов и получил право прохода через тогда ещё строящийся Дербентский перевал.
   Несколько месяцев, пробыл Александр Великий в Руссколани. Встречался с волхвами и правителями. Стал добрым другом и союзником Руссколани. В честь союза с Великим Каганом Запада, как называли Александра в Руссколани, на севере страны был возведён новый город, Град Севера. (Позднее, когда крестоносцы уничтожат Старый Новгород - Неаполь Скифский - Град Севера будет переименован в Великий Новгород) Александр участвовал в обряде, который сотворили волхвы перед строительством города. Александр заложил первый камень строящегося Града Севера, будущего Новгорода. В те времена, на Волге обосновались Телеуты. Тогда они ещё не разделились на булгаров и угров. Телеуты предоставили Александру племенных овец и коров. Словены и русы предоставили Александру строителей и инженеров. Скифы предоставили Александру лучших лекарей из Новгорода - Неаполя Скифского. И подарили ему триста прекрасных коней уникальной Охалтекинской породы.
   Александр возвращался в Египет. Теперь ему было чем восстанавливать разорённую страну. Гасились последние очаги эпидемий. Восстанавливалось поголовье скота. Русская рожь и репа дали небывалые всходы на египетской земле. Отстраивались города. На берегу моря, Александр построил прекрасный город - Александрию Великую - Александрию Египетскую. Теперь, восстановив Египет, заручившись надёжными тылами и союзом с Севером, Александр мог двинуться в Азию.
   Персия
   Дарий III своего предка, Ксеркса. В Персии отлавливали и использовали в боевых операциях людей с синдромом хосписа.
   Состоялись переговоры Дария с Александром. Александр выдвинул ультиматум:
   - Все мутировавшие должны быть либо подвергнуты лечению, либо убиты.
   На что Дарий возразил:
   - Мне, а не тебе приходилось сталкиваться с армией Моисея. Воины чтут законы чести и Правду, а потому уязвимы перед яхвистами. Хосписы же, подобно ягам, способны только убивать. Подобное уничтожается подобным. Другой защиты от ягов не существует.
   - Хосписы - люди, - возразил Александр, - Каждый из них имеет право на свою жизнь и свою судьбу. Позволить им убивать - значит лишить их возможности полноценного нового рождения.
   - Будучи брошенными на армию Моисея, - ответил Дарий, - хосписы послужат защите людей. И этим вернут свою жизнь и свою судьбу.
   Соглашение так и не было найдено. Началась война, в которой Дарий потерпел полное поражение и погиб. Персия была присоединена к империи.
   Примечание:
   Со слов Абу Тайиба - придворного стихотворца Дария III. Дарию советовали открыть клетки с хосписами. Использовав хосписов, Дарий мог выиграть войну. Но Дарий отказался применять мутантов против Македонцев. Он сказал:
   - Это средство только для тех, кто сам подобен озверевшим хосписам. Кто я буду, если применю их против людей?
   Узнав об этом, Александр приказал похоронить Дария с особыми почестями. Он сказал:
   - Представьте себе, что хороните меня самого!
   Египет
   Тем временем, в Египте умер фараон, так и не оставив наследника. Тогда Александр основал в Египте новую династию - династию Птолемеев. Её родоначальником стал друг и соратник Александра, илувар Птлемей.
   Восстанавливались разрушенные за время вторжения Моисея города. По всей стране строились Новые Александрии. Создавались Академии, в которых отбирали людей, способных к технической магии и отправлялись на дальнейшее обучение в Грецию. Александр носился с идеей о том, что возможно найти новые принципы, которые позволят в условиях изменившихся физических и химических законов, всё же восстановить воздушный флот и боевые трубы, и другие чудеса прежнего Мира.
   Но, всё хорошее рано или поздно заканчивается. Был отравлен правая рука Александра, его ближайший друг и соратник, жрец Гефестион. Затем погиб и сам Александр. Буквально через год после этого, из Аравийской пустыни вторглась многотысячная армия Исуса Навина - Моисей сумел вырастить поколение убийц.
   IX Период. Великая резня в Азии.
   За сорок лет, люди успели привыкнуть к миру, закону и порядку. Полчища Исуса Навина обрушились на них, как гром посреди ясного неба. Были уничтожены древние и прекрасные города фаэнской части Персии и стоявшие между ними Новые Александрии.
   Исус навин заключал мир, и тут же вводил войска и развязывал резню. Люди были в шоке от творимых Навином зверств. Люди не могли собраться и оказать Навину достойное сопротивление.
   Иудеи быстро продвигались на север, пока не упёрлись в неприступные скифские крепости. Здесь наступление захлебнулось и иудейская армия была отброшена.
   Исус навин попытался выйти к Средиземному морю. Привычные к войне массагеты, при приближении еврейской армии покидали свои города и уходили в море. А потом обрушивались на них, не давая иудеям закрепиться и отстроиться. Попытки иудеев построить на побережье свои крепости и подмять под себя массагетов, натыкались на Римскую морскую пехоту.
   Исус навин так и не сумел выйти к Средиземному морю. Его продвижение на Запад было остановлено.
   Опомнились арабы. Озверев от разрушенных армией Навина храмов Баала и храмов Солнца, арабы объявили джихад. Теперь, любого симита, оказавшегося на их территории можно было хоронить в десяти разных горшочках из-под масла. Так захлебнулось наступление Навина на Юг.
   Оставался Восток. Персидская армия была сильно ослаблена, после войны с Александром. Македонской же армии в Персии почти не осталось, уже по причине смерти Александра. Армия Исуса Навина осадила Вавилон. Обосновавшиеся в Вавилоне тюрки из рода Ашина запросили помощи. Тогда Истеми каган и Тардуш каган с многотысячными армиями подошли к Вавилону. Город был отбит. Армия исуса Навина была отброшена почти до самого Иордана, где засела в глухую оборону.
   Установился тревожный мир. Хрупкое равновесие, которое в любой момент могло обернуться новой резнёй.
   Иудейское царство.
   На отвоёванной территории было построено новое Иудейское царство. Теперь, между персами и арабами стояла воинственная иудея. Два близких народа окончательно разделились и пути их во многом разошлись.
   Однако. Иудейское царство просуществовало недолго. Невозможность безнаказанно истреблять соседей привело к падению яхвистского мировоззрения. Левитская пропаганда: "Скоро мы завоюем Мир!" - была словами. А скифские стрелы, персидские копья и арабские сабли были сталью. И слова не могли перебороть сталь. Люди стали задумываться, а нужно ли им это - истреблять и завоёвывать всех и вся. Яхвизм терял популярность. Вспыхивали антияхвистские бунты. Они жестоко подавлялись. Но подпольные течения продолжали существовать. Люди заглядывались на соседние народы - и им нравились их Боги, которые ведут людей к миру и процветанию, а не к резне и бойне. Недовольные яхвизмом, постепенно стекались на юг страны, где сформировалась серьёзная оппозиция, которую, как ни странно, возглавил человек из правящего иудейского рода. Он тоже не хотел для своего народа судьбы палачей.
   И, вскоре после смерти Исуса Навина, Иудейское царство распалось на северное царство - Израиль и южное царство - Самарию. Которая в отличие от Израиля имела выход к морю, через Гибралтарский пролив.
   Самария.
   Лидер оппозиции, молодой Соломон, стал царём Соломоном, правителем Самарии. Самария официально отказалась от яхвизма. Соломон отправил посольства к арабам и к персам с богатыми дарами и предложением заключить мир. Соломон открыл границы для не иудеев и уравнял их в правах с иудеями, чем окончательно перечеркнул яхвистское мировоззрение. Соломон обязался восстановить все разрушенные храмы. Для этого в Самарию были приглашены арабские и персидские жрецы, а также, живущие в Вавилоне тюркские строители и инженеры.
   В столице Самарии был построен тенгрианский храм двенадцати Богов. Были восстановлены храмы Баала, храмы Солнца, храмы Астарты, храмы Кибелы, всё, вплоть до последнего священного камня.
   Соломон собственноручно высаживал заново сожжённые священные рощи, чем снискал себе уважение во всём Мире. Соломон начал отстраивать разрушенные древние города.
   Однако, на севере страны бушевала непрекращающаяся война. Израильтяне считали самарийскую территорию своей, а действия царя Соломона - неправомерными. Яхвисты считали весь иудейский народ, принадлежащим Яхве и объявили Соломона врагом Бога. После четвёртого покушения на жизнь царя, Соломону пришлось обзавестись личной охраной. Он лишился возможности сам принимать участие в строительстве и посадке священных рощ и общаться с людьми в неофициальной обстановке. Однако и в личную охрану ухитрялись затёсываться яхвисты. И после очередного покушения, которое чуть было не увенчалось успехом, на защиту царю был направлен тюркский род Мемелюков. Соломон переживал, что присутствие в личной охране царя чужестранцев резко снизит его популярность в народе. Однако. Популярность царя Соломона, что удивительно, не упала ни в Самарии, ни за её пределами.
   X Период Гибель Самарии. Железный Занавес Навуходоносора. Второй период мира.
   Самария
   Самарийское благоденствие продлилось недолго. После смерти Соломона, его сыновья, старший сын, новый царь Самарии и младший сын, командующий самарийской армии, богатырь Самсон, попытались остановить кровопролитную войну с Израилем. Чтобы закрепить мир, Самсон женился на израильтянке. Но царь Израиля предательски убил Самсона и уничтожил Самарию. В последний момент, Мемелюкам удалось спасти внука царя Соломона и вывезти его в Египет. На этой дороге в Египет остался глава рода Мемелюков, старик Святозар. Подошедшие арабы нашли его изрубленный труп, возвышающийся на куче из почти пятидесяти зарубленных им израильских солдат.
   Персия
   Тем временем в Персии, тюрки из рода Ашина сумели отыскать того человека, в ком ещё сохранилась генетически чистая кровь рода дария. Так, на Вавилонский трон встал молодой Навуходоносор. Навуходоносор был знаком с Соломоном и восхищался тем, как этот человек последовательно вёл свой народ к миру с другими странами. Навуходоносор не стерпел резни, учинённой израильтянами в Самарии. Он заключил союз с арабами и скифами и объявил войну Израилю.
   Близ реки Иордан, армия израильского царя была полностью разбита. Персидские войска вошли в столицу Израиля.
   Навуходоносор посмотрел в глаза выжидательно глядящих на него иудеев, и рассмеялся:
   - Нет! - усмехнулся царь, - И не надейтесь подточить Персию изнутри! Мы сегодня же покинем Израиль. Ни один перс не войдёт в израильские города. Мы даеж не возьмём ваших денег. Но, вдоль всей границы Израиля будет воздвигнут "железный занавес". Сигнальные башни - через каждые пятьсот метров. Заставы - через каждые пять километров. Отныне, покинуть Израиль можно будет только через "дорогу огня". Только если жрецы пдтвердят, что человек, покидающий Израиль - не яхвист. Отныне яхвизму, как и любой бойне, как и любому кровопролитию, закрыта дорога в Мир.
   Навуходоносор обратился к соседним государствам. Откликнулись арабы. Откликнулись все тюрки - скифы, Ашины и телеуты, словены и русы, даже готы и гунны отправляли своих людей. Даже Индия тправляла своих воинов служить на границе "железного занавеса". Были построены заставы. И только массагеты не пустили на свою территорию никого. Они сами хранили западную границу "железного занавеса".
   XI Период Римско-Израильские войны.
   Двадцать лет в Мире творилось благоденствие и процветание. Разросся Рим, и настолько привык к миру, что воцарившийся в Карфагене Ганибал I решил "пощипать" римлян, дабы вернуть Риму боеспособность. Чуть позже, это спасло Риму жизнь. Потому что через двадцать лет в наглухо закрытом Израиле воцарился царь Давид. И попытался взять ситуацию в свои руки.
   Израиль
   Первым делом, Давид взялся за массагетов. Массагеты были единственной возможностью для Израиля выйти к морю. Давид понимал, сто захватить массагетов и подчинить их своей воле не удастся. Сами массагеты могли не опасаться римлян, но стоит израильтянам суметь захватить города массагетов и их флот, как эти города будут штурмованы с моря римской морской пехотой. Равно, как римляне просто не дадут Давиду построить собственные порты и собственный флот. Враждовать с массагетами, означало для Израиля никогда не получить выхода в Средиземное море. Для Давида просто не оставалось иног выбора, кроме как постараться склонить массагетов на свою сторону любой ценой и любыми средствами.
   Давид начал тактику задаривания масагетов дорогими подарками. Благо, для этого у него имелись несметные сокровища, награбленные за время завоевательных войн и не тронутые Навуходоносором. Особую роль в этом сыграли статуи древних Богов из разрушенных израильтянами храмов, которые не представляли ценности для самих израильтян, но особенно ценились более культурными массагетами и рассматривались ими, как знаки доброй воли и готовности к сотрудничеству.
   Гарнизоны на заставах "железного занавеса" постоянно менялись. Но массагеты просто не обладали таким количеством людей, поэтому их пограничные гарнизоны подолгу оставались неизменными. Постепенно, израильское золото подточило массагетскую суровость. Тем более, что поколение, которое помнило израильтян жестокими завоевателями успело состариться. В сознании нового поколения, рассказы стариков вступали в противоречие с постоянной демонстрацией "еврейского радушия" и дорогими подарками, а потому, воспринималось ими не более, как "дедовы страшилки".
   Такая политика дала свои результаты, и уже через несколько лет, на массагетских кораблях в Израиль потекла готская сталь. Давид сумел приступить к полному вооружению и обучению армии. Проводимые по всему Израилю военные учения оставались тайной для народов, живших за пределами "железного занавеса". Никто и никогда не пересекал "железный занавес". Никто не желал оказаться среди иудеев, в стране, где правит яхвизм. Никто не знал. Что творится внутри "железного колпака". Давиду даже не нужно было заботиться о секретности - "железный занавес" Навуходоносора сам играл ему на руку.
   Прошло пятнадцать лет - и в распоряжении Давида оказалась прекрасно вышколенная, хорошо вооружённая, боеспособная армия.
   Теперь, нужно было снять "железный занавес". С такой армией, Давид мог просто прорвать его - но это было всё равно, что позвонить в колокол, на который тут же собирутся все соседние народы. Или, написать на дверях каждого правителя: "Израиль снова атакует!". А потом, вести войну на три-четыре фронта - и неизбежно проиграть. Это не входило в планы яхвистов. Давиду нужен был мир. И, желательно, весь.
   Но, почти сорок лет всеобщего мира и благоденствия, пока стоял "железный занавес", расслабили людей. Большинство из них, на подсознательном уровне не верили в саму возможность новой бойни. Мир начал казаться незыблемым.
   Еврейские девушки, невинно хлопая глазками, соблазняли пограничников, постепенно убеждая их, что они сторожат не реальную опасность, а давно минувшие страхи прошлого. И, хотя пограничные гарнизоны постоянно менялись, немалому количеству хорошо подготовленных адептов-яхвистов удалось проскользнуть за "железный занавес".
   Сильно постаревший Навуходоносор, заслуженно почивающий на лаврах славы миротворца и избавителя человечества, был втянут в совершенно неожиданную для него войну, которая потребовала всех сил Вавилонской державы. Персам пришлось снять "железный занавес".
   Давид немедленно отправил к массагетам посольство с предложением военного союза. И правитель массагетов принял его.
   Армия Давида грузилась на массагетские корабли. Ближайшие римские заставы пытались перехватить погрузку, но были уничтожены многократно превосходящими силами израильтян. Уцелевший в бойне, тит Иссандрий Магнус бежал от преследовавших его израильтян и сумел пробраться через территорию массагетов в соседнюю Скифию. Где его подобрал скифский пограничный патруль.
   Иссандрий Магнус успел рассказать о случившемся, прежде, чем умер от ран.
   Патрульные галеры римской береговой охраны попытались перехватить массагетский флот. Но римские галеры могли двигаться только в пределах видимости береговой линии. Выросшие в море, масагеты владели искусством морской навигации. Их корабли могли идти прямо через открытое море. Массагетский флот быстро оторвался от преследователей. (Армия Давида имела многократное превосходство в численности и вооружении. Но Давид понимал, что его не видевшие моря воины в абордажном бою уступают римским морским пехотинцам, а потому победа будет стоить ему серьёзных потерь - и не дал боя римлянам) Римская морская пехота была растянута по всему Средиземноморскому побережью - и не успевала вернуться в Рим.
   Рим
   Многотысячная хорошо вооружённая армия Давида высадилась на Итальянском побережье и начала резню. Римские крепости дрались отчаянно. Сказался урок, преподанный Ганнибалом I. Только это позволило римлянам не быть смятыми в первые же дни войны. Давиду было необходимо уничтожить Рим. Избавившись от Стража Моря, Давид мог совершать беспрепятственные морские набеги на Грецию и Египет. Греческие боевые трубы больше не работали, а одной только Спарты было слишком мало, чтобы удерживать всю береговую линию Греции от противника, появляющегося прямо из моря. Налёты на Египет должны были заставить египтян вновь предоставить доступ к пирамидам.
   Но сперва нужно было закрепиться в Риме. Крепость, в двухстах километрах к северу от Рима, называлась "Последний Заслон". Её строили словены ещё во времена Илии, по всем правилам военного искусства. Крепость имела стратегическое значение. Она отделяла Итальянский полуостров от материка и должна была стать последним заслоном, защищающим Европу, в случае высадки иудеев на египетских кораблях со стороны Египта, когда Рим ещё не контролировал Средиземное море, а пирамиды ещё были в руках масонов. Давид рисковал, так близко приближаясь к землям гуннов. Но. Крепость имела стратегическое значение и для него. Давид понимал, что участие в войне Севера - олько вопрос времени. Закрепившись здесь, израильская армия могла продержаться вплоть до строительства сплошной линии укреплений, которая должна была защитить новый, принадлежащий израильтянам Рим со стороны Европы.
   Понимали это и римляне, раз за разом отбрасывая штурмующую их армию, умелыми диверсионными вылазками разрушая осадные орудия Давида. Крепость держалась даже тогда, когда там уже некому было держаться. Здесь массагеты увидели истинное лицо яхвизма во всей его неприглядной красе.
   Давид объявил осаждённым:
   - Среди вас много женщин и детей! Зачем им умирать зря?! Я - рука Бога Израиля! Бог Израиля - милостив! Я выпущу всех женщин и детей! Более того! Я позволю вашим женщинам взять с собой всё самое ценное, что они смогут унести! Мне нужна только сама крепость!
   И тогда ворота крепости отворились. Показались римские женщины. Они несли на себе своих израненных мужей. Первой шла Ладна Валлерия. Она несла на себе умирающего легата - командира гарнизона. Её рука сжимала ладонь их крохотной дочурки. В глазах девочки стояли слёзы. Вереница женщин прошла подъёмный мост, а они всё появлялись и появлялись в воротах крепости. И тогда. Давид скомандовал атаку. Массагеты видели поднятых на копья женщин. Массагеты видели младенцев, заколотых прямо на глазах у их матерей. Массагеты видели шатающихся от ран воинов, пытавшихся заслонить своих жён и детей. Легат Валлерий хрипел, и не мог подняться. Его холодеющие пальцы тянулись к растерзанной жене. А вбегающие в крепость. Израильские солдаты пинали, мешавшийся под ногами труп его дочери. Массагеты были в ужасе от творимых яхвистами зверств.
   И тогда, правитель массагетов сказал:
   - Я проклинаю тот день. Когда связался с вами! Нам не нужны такие союзники! Мы уходим обратно в море!
   Яхвисты начали резню, чтобы остановить массагетов. Но, флот уходил в море. Те, кто не успевал отойти в море, поджигали свой корабль и сгорали вместе с кораблём, чтобы не достаться израильтянам. Брат массагетского царя приказал поджечь свой корабль. Сам же, с личным хирдом, ворвался в крепость и поджёг её. Карадмон Массагетский, брат правителя массагетов погиб в воротах крепости, в окружении своего хирда и со своим пожилым учителем и наставником, Сарбаном, не пропуская израильтян тушить пожар.
   Израильская армия лишилась массагетского флота и вместе с ним, возможности вернуться морем в Израиль. Израильская армия лишилась крепости, а вместе с ней, возможности закрепиться на севере Италии.
   А по материку во главе мобильных дружин скифских конных лучников, ударным марш-броском продвигался к Риму сар Скифии - двоюродный брат прадеда Буса Белояра. Каждый скиф вёл с собой четырёх коней, постоянно меняя их. Скифы не везли обозов - попадавшиеся на пути города, узнав в чём дело, оказывали им всемерную поддержку. Скифы не останавливались на привалы. Скифы спали в седле. По пути, скифы отправили посольство к гуннам. И вскоре, к их армии присоединился великий каган гуннов - Татилла, во главе двадцати дружин тяжёлой конницы. Объединёная армия ворвалась в Италию. Скифы увидели разорённые селения. Трупная вонь из домов мирных жителей. Растерзанные трупы женщин. Младенцы, заколотые прямо в своих кроватках. Другие селения были сожжены - и лишь головешки остались от них.
   Тогда, сар скифов отдал приказ - пленных не брать. Гуннский каган поддержал его. Израильтяне брали римские города, но не успевали закрепиться в них. Взятые города становились для них не опорой. А ловушкой. На них был готский пластинчатый доспех, привезённый в своё время массагетами. Но их штурмовали тюрки, которые знали, как и чем пробивается тюркский доспех. Израильтяне захватывали города обманом, иногда им даже удавалось сохранить стены города не разрушенными. Но тюрки умели брать укреплённые города - они сами их строили. Израильская армия была полностью уничтожена. Царь Давид погиб в поединке с великим каганом гуннов - Татиллой. В память об этом, Татилла поставил в Риме железную стелу.
   Скифы вернулись на родину. А Татилла с армией гуннов ещё долго оставался в Риме. Охраняя Рим. Пока не подошла с отдалённых застав римская морская пехота. Пока не подошли корабли словенов, везущие строителей и инженеров, чтобы заново отстраивать лежащий в руинах Рим. Пока не были вновь отстроены римские береговые крепости.
   Массагеты
   А массагетский флот дошёл до Исса. Девять королев Исса предоставили массагетскому йарю и его людям дипломатическую неприкосновенность. Но, со стороны моря несли дозор галеры римской морской пехоты. А со стороны океана стояли на страже три тяжёлых боевых лайнера Великой Галльской Империи.
   Из Исса, царь отправил послания к правителям стран с просьбой о встрече. Пришёл ответ - массагетский флот беспрепятственно пропустят на родину. Но через пять лун, царя ждут на встрече в Кияре.
   Через три недели, отремонтированный в иссанском порту, массагетский флот двинулся в обратный путь. А через пять лун, царь и пятьдесят старейшин массагетских родов прибыли в Кияр. Встреча состоялась. Здесь были все тюркские каганы от кагана Великой Галльской Империи до Ирбис-Сибирь-хана татарского - правителя Головного Сибирского Каганата. Здесь были все четыре руководителя Римской Республики. Ганмед, сын Ганнибала I, Великий Вождь Марсиан. Птолемей, правнук Птолемея, фараон Египта. Дарий IV - царь Вавилонский. Король Исса - верховный жрец Тараниса. И даже Теократ Пиктский - глава старшего круга друидов Англии.
   Царь массагетов оглядел собравшихся царей долгим печальным взглядом, как будто прощаясь. Горячие римские консулы подскочили, требуя немедленной капитуляции массагетов. Царь усмехнулся:
   - Тогда мы погибнем, защищая свои города, также, как вы погибали, защищая свои, - римским консулам пришлось сесть, - Но в одном вы правы, - продолжил царь, - Сами того не желая, мы открыли дорогу в Мир великому злу. А значит нам нет больше места в мире. Пусть Море - даст нам путь.
   Короли исса посмотрел на него с уважением и одобрением. Царь долгим взглядом окинул своих старейшин - и вновь обратился к царям:
   - Прошу об одном. Часть родов моего народа хотели бы остаться на своей земле, - каганы выжидающе смотрели. Дарий нахмурился. Один из римских консулов хотел было снова вскочить, но его удержали, - Дербент хорошо укреплён, но из Израиля в Европу ведёт не один, а два пути. Второй путь проходит между Средиземным морем и Чёрным и выводит прямо к Греции. Мы хотим сохранить север страны. Закрепившись там, мои люди закроют дорогу тому злу, которому сами открыли дорогу в Мир. Этим, мой народ сможет вернуть свою жизнь и свою судьбу. Мы сможем искупить нашу вину перед Миром.
   Повисло напряжённое молчание. Медленно поднялся илувар Солодай из рода Лионов - царей Спарты:
   -Буду рад сотрудничеству, - он протянул раскрытую ладонь царю массагетов.
   Поднялся конунг готов:
   - Вы будете граничить со мной, - проговорил он, - Однажды, вы уже применили мою сталь против моих же братьев. Но я... Не возражаю.
   Гот протянул могучую ладонь.
   - Вы будете граничить со мной, - произнёс сар Руссколани, на секунду задумался и добавил, - Не возражаю.
   - Не возражаю, - кивнул Дарий.
   Здесь рождалась История.
   Здесь зарождался новый народ - турки. Скоро Стамбул превратится в неприступную крепость. Массагеты сдержат слово - через их землю не пройдёт никто. Более того, в своё время именно они отобьют Грецию у христиан. Так будет вплоть до яхвизации ислама. Но даже тогда, турки будут жестоки только к христианам. Память о том, что такое яхвизм впиталась в саму их кровь от их предков - массагетов.
   Царь массагетов улыбнулся. Его взгляд устремился куда-то в даль.
   - Ну, а мы - уходим в Море. Пусть Море подскажет нам путь. Море никогда не будет принадлежать нам. Мы всегда будем принадлежать Морю. Домой - в Море.
   - Можете пройти через мои территориальные воды, - сказал каган Великой Галльской Империи, - Мы не станем чинить вам препятствий.
   - Мы тоже, - проговорил верховный жрец Рима, с нажимом глядя на консулов - те неохотно кивнули.
  
   Массагеты уходили в море. Ветер раздувал белоснежные паруса их кораблей. Царь стоял на носу корабля. Его взгляд, полный спокойной отрешённости, был устремлён в даль.
   Птолемей, потомок Птолемея, отложил дорогую подзорную трубу из китайского стекла, и сказал:
   - Пиши: "Народ kostoboko уходил из средиземного моря.Даже приняв поражение, этот народ сохранил свою гордость. Дети Моря возвращались в Море. Посейдон примет их души..."
   Народ массагетов уходил далеко на север. Путь их лежал через северные моря. Их похожие на стаю лебедей корабли шли среди льдин.
   Много лет спустя, сведения о них придут из Великого Сибирского Каганата. Они появятся на крайнем севере под новым названием - эвены. Они по-прежнему будут уметь делать доспех из рыбьей кости, который не берёт даже пуля. Они сохранят память о том, что их народ когда-то жил далеко на юге, в тёплой стране, но был вовлечён в великое зло и принял решение уйти от Мира.
   А через десять лет, окрепший Рим уже сам объявил войну Израилю. Лишившись армии, Израиль не успел вырастить новое поколение воинов. Израильская армия была разбита, а Израильское государство попало под протекторат Рима. Казачья Вольница становилась Империей.
  
   Африка
   Европа
   Западная
   Азия
   Сибирь
   Восточная
   Азия
  

Первый период

  
   Марсиане основывают Карфаген
  
   Фаэны основывают Персию
   На территории Великого Сибирского Каганата существует единая раса-предок современных людей
   Марсиане основывают Государство Ханумана (предки китайцев)
  
  
  
  
   Единая раса разделяется на Тюрко-Арийскую и Индо-Египедскую
   Тюрко-Арийская Раса образует Великий Сибирский Каганат
   Индо-Египедская Раса образует государство Индию.
  
   Индо-Египедская раса совместно с Лемуреей основывает государство Египет
   Совместный проект Гипербореи, Лемуреи и единой расы-предка современных людей - основывается государство Греция - страна жрецов.
   Индо-Египедская раса доходит до персии, формируется народ Арабы.
   Великий Сибирский Каганат сохраняет положение Головного Каганата.
   Первая волна расселения Тюрков - Вульфы приходят на север Индии
  
  
   Вульфы доходят до Причерноморья и основывают там своё государство. На их территории, Греки основывают Грузию.
   Первая волна расселения Тюрков - Вульфы, доходят до Персии.
   Великий Сибирский Каганат сохраняет положение Головного Каганата.
   Вторая волна расселения Тюрков - Беры доходят до севера Индии. Беры основывают Тибет и Гаочан.

Второй период

  
   Симиты доходят до Египта. Авраам захватывает пирамиды. Начинают меняться законы физики и химии. Появляется синдром Хосписа.
   Беры приходят в Причерноморье и основывают там своё государство - Руссколань.
   Вульфы разделяются на три народа - Гуннов, Галлов и Даков и отходят дальше на запад, в Европу. На их территории, Греки основывают Гасконь.
   Вторая волна Тюрков - Беры, доходят до Персии и помогают в строительстве Вавилона. Для борьбы с синдромом Хосписа создаются первые хоспитали.
   Великий Сибирский Каганат сохраняет положение Головного Каганата.
   Третья волна расселения Тюрков - Ашины доходят до Гаочана. Телеуты продвигаются в сторону Урала и строят по пути сеть небольших городов.
  
   Илия переводит всё государство Египет в частную собственность масонской организации.
   Беры разделяются не три народа - Словенов, Русов и Скифов.
   Мутации набирают силу. На территории Вульфов создаются хоспитали.
   Греки вынуждены применить институт рабства.
   Для защиты Греции, Русы основывают Спарту.
   Телеуты основывают на Волге государство Булгарию.
   Ашины доходят до Персии.
   Синдром Хосписа набирает силу. Персы вынуждены применить институт рабства.
  
  
  
   Используя ресурсы Египта, масоны пытаются основать сеть форпостов по всему Средиземноморью.
   Для защиты Средиземноморья, Словены основывают Казачью Вольницу - Рим.
   Ашины приходят в Руссколань и разделяются на три народа - Хазаров, Печенегов и Половцев, каждые из которых основывают свой Малый Каганат, входящий в состав Руссколани.
   Карфагенцы впервые появляются на территории Европы. От гуннов и Карфагенцев образуется народ Готов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   На этом летописи заканчивались. Наступала новая веха в истории.
   Семитская раса больше не обладала достаточной военной мощью, чтобы топить в крови соседние народы. Теперь, масонская организация избрала тактику - "разделяй и властвуй". Это никогда не было тактикой Рима. Тот римлянин, который это сказал, был приверженцем одной из яхвистских конфессий. Масонская организация извратила и вывернула наизнанку с небольшим промежутком учения сразу трёх будаев - Будды Гаутамы, Иешуа из Назарета и пророка Мухаммеда. Каждое из этих учений было истинным. И каждое из этих учений было извращено и переделано в очередную асуропоклонническую конфессию. Чуть пожже, масонская организация стравит представителей этих трёх конфессий между собой. На какое-то время яхвизм лишился народа-носителя, руками которого мог творить свои злодеяния. На какое-то время. Скоро, всё завертится с новой силой. Иудеи не были кровожадными сами по себе. Просто, они были первыми. Яхвизм переламывал и перекорёживал их, а потом бросал уничтожать другие народы. Иудеи сопротивлялись отчаянно. Вспыхивали бунт за бунтом. Иудеи бились в лапах яхвизма. Иудеи пытались скинуть яхвизм. Ещё Авраам топил в крови антияхвистские бунты. Моисей топил в крови бунт за бунтом. Исус Навин топил в крови бунт за бунтом. Бунты вспыхивали даже во времена Давида. Иудеям не за что было зацепиться. Но они отчаянно цеплялись за жизнь. Им даже удалось создать своё не яхвистское государство - Самарию. Прекраснейшие люди клали свои жизни, чтобы спасти народ от яхвизма - царь Соломон, богатырь Самсон, Иешуа из Назарета - это только те имена, которые дошли до нас. Но яхвизм перемолол и перекорёжил иудеев. Исчерпав военные возможности семитской расы - яхвизм перекинулся на другие народы. Следующими были римляне. Римляне сопротивлялись отчаянно. По всей Империи вспыхивали бунт за бунтом. Людей пытали, людей убивали, но люди продолжали бунтовать. Люди пытались скинуть яхвизм, убивающий их народ. А яхвизм перемалывал и перекорёживал теперь уже их и их руками уничтожал другие народы - гуннов, готов, даков. На два года римлянам удалось даже скинуть яхвизм. Императора, который попытался спасти Рим, звали Юстиниан, почему-то Отступник. Через два года правления, яхвисты убили его. Империя-Мечта мгновенно пришла в упадок и за считанные пару веков рухнула и рассыпалась. А яхвизм, исчерпав Рим, перекинулся на европейские народы. Европа отчаянно сопротивлялась. По всей европе заполыхали костры инквизиции. Людей пытали, людей убивали, на казни везли всё ещё живое месиво из тела, в котором не оставалось ни одной целой кости. Людей сжигали целыми городами. Яхвизм перемалывал и перекорёживал европейцев и кидал их уничтожать другие народы. Сперва Азия и Африка. Крестовые походы. Потом за океан. Вырезанные целые народы - Инки, Ацтеки, Майа, Деловары, Магиканы, Ирокезы. Теперь уже европейцы, подобно Исусу Навину, подписывали мир, а когда партизанившие в лесах индейцы возвращались в своё селение, радуясь миру - расстреливали всё селение из пушек. Яхвизм всегда одинаков. И не важно, какой народ задыхается сейчас в его лапах - этот народ превращается в народ палачей. В Европе вспыхнула эпидемия чумы, а яхвизм перекинулся на Русь. Теперь уже мы, русские, сопротивлялись, как могли. Русь крестили несколько веков. Русь защищалась. Русь топили в крови. Мы уходили в леса - нас отлавливали и убивали. Буквально в двадцатом веке нашли крохотную деревню, забившуюся глубоко в тайгу. И живущую по старым обычаям, хранившую старую веру и нашу национальную культуру. Двадцать дворов и крохотный храм Перуна. По стране прокатилась волна возмущения: "Они отдают своих детей в служение Сатане!" Храм сожгли. Деревню уничтожили. Взрослых убили. Детей отдали в церковно-приходскую школу-интернат. Яхвизм неизменен. Исус Навин тоже как-то раз, когда уничтожил город, предложивший ему мир и оказавший ему гостеприимство, сохранил жизнь девушкам "не знавшим мужа", правда, половину из них тут же принесли в жертву на алтаре Яхве. Нас, русских, переламывали и искорёжив, бросали уничтожать другие народы. Сперва черкесов, потом булгар, марийцев, чувашей. Потом сибиряков - бурятов, кыргызов, эвенков, чукчей. Теперь уже нашими руками, яхвизм творил свои злодеяния. Казалось бы, Советская влась скинула ярмо яхвизма. Но Советская власть закончилась, и яхвизм взялся за нас с новой силой. Яхвизм становится государственной религией. Четвёртый год проталкивается закон о подчинении Академии Наук яхвистской организации, согласно которому ни одна диссертация, ни один научный труд не может быть защищён без одобрения яхвистов. Идёт яхвизация образования. Все государственные и частные школы обязаны вводить уроки яхвизма с обязательными переводными экзаменами в каждом классе. Ни одна крупная стройка не может начаться и ни один руководитель не может выступить перед прессой, без обязательного присутствия представителя яхвистской организации. Яхвисты заполонили телевидение - со всех экранов они гласят: "Ничего, кроме Библии русскому человеку знать не нужно. Неободимо искоренить все другие верования". Каждый раз. Яхвизм прикрывается красивыми словами. Моисей говорил о величии нации, когда посылал иудеев убивать другие народы. Октавиан Юлий говорил о величии нации, когда посылал римлян убивать гуннов и египтян. Папа Римский говорил о величии христианского мира, когда посылал людей в крестовые походы. Современные яхвисты говорят о культурно-нравственном возрождении России. Нас переламывают и искорёживают. Человека могут прямо на улице забить ногами: "Как - не яхвист?! А почему?!" Кого убиват бросят нас? Может быть, индусов? Они - единственная страна в Мире, ещё не подверженная яхвизму. И мы, русские, переломанные и искорёженные, задыхающиеся в лапах яхвизма, как когда-то солдаты Давида, будем бежать, чтобы убивать. Бежать, запинаясь о труп ребёнка и отпинывая его ногами. А очередной правитель Индии из рода Ганди, скажет нам те самые слова, которые сказал Давиду царь массагетов: "Я проклинаю тот день, когда связался с вами".
   Тысячелетия истории. Тысячелетия повторений. Тысячелетия одинаковых повторяющихся побоищь - меняются лишь имена и лица. Какие ещё нужны доказательства, чтобы человечество отринуло яхвизм?
  
   Кияр. Встреча Буса с легатом Литицием
   Легат Литиций свернул пергамент летописи:
   - Это - неоценимый дар, - сказал легат, - А я-то гадал, с чего бы это вдруг, вы предлагаете нам помощь? Я всё-таки военный, а не дипломат. Дипломатия заставляет меня изрядно попотеть. Я пытался понять, какие скрытые мотивы толкают вас предлагать помощь? Что вам могло понадобиться от Рима?
   - Просто, мы принадлежим к одному народу, - улыбнулся Бус Белояр, - Но, теперь я не могу понять. Если Рим столько лет ничего не знал, тогда чем, в свою очередь, мы обязаны такими тёплыми и доброжелательными отношениями с Римом?
   - Признаться, мы опасались вашей военной мощи. В правительстве решили, что с вами лучше дружить, чем воевать.
   - И чего же вам было опасаться, - рассмеялся Бус, - В присутствии нашей "военной мощи", к которой вы, в случае чего, всегда могли обратиться за помощью?
   Легат улыбнулся. Они налили себе ещё по чарке золотистого кваса. Литиций повертел чарку в руке, разглядывая на свет.
   - Удивительный напиток, - легат прищурился, так, как на счёт специалиста?
   - есть один парень, - улыбнулся сар Бус, - Он как раз хочет посмотреть Рим.
   - Я поризведу фуррор в Риме, - на лице старика заиграла по-мальчишески озорная улыбка, - Его будут подавать в самых престижных заведениях. Знаменитые гетеры будут считать неприличным отсутствие этого напитка у них за столом.
   Они рассмеялись. Им было весело в эти последние дни перед войной. Бус Белояр ещё не знал, что это такое, потерять сестру, которую разорвали конями. Что это такое, спросить за смерть сестры не с того человека, а в результате, поставить Мир на край гибели и пытаться, ценой своей жизни спасти этот Мир. Бус Белояр был ещё жив, молод и весел...
   Легат и правитель прощались.
   - Неоценимый дар, - повторил Литиций, потрясая огнестойким тубусом с летописью.
   - Лучше знать свою историю, чем строить догадки о том, откуда же мы, такие, взялись, - улыбнулся сар Бус.
   Серез несколько месяцев, легат Литиций погиб в казалось бы случайной пограничной стычке. Но летописи у него уже не было. Летопись попала в Рим к младшему сыну легата Марка Валлерия. Сын Марка нашёл своего старшего брата, Иуду Валлерия - изменника, Каменное Сердце, и отнял у него фамильный гладиус Валлериев, с руной Посейдона и большим синим авантюрином в оголовье. Этот меч и эта летопись стали главным наследством внука Марка Валерия, пятнадцатилетнего легата Августа Валлерия. Наследством, неизмеримо более ценным, чем всё поместье Валлериев.
  
   Два легата
   Два молодых легата, соревнуясь неслись на колесницах по длинной дороге.
   - Гей! - Август подгонял коней, - Тулий! Мне пришло письмо из Британии! Помнишь Высшую Военную Школу?!
   - Ты так говоришь, как будто прошло лет десять! - перекрикивая грохот колёс, отозвался Тулий Краск.
   - Арториос Кастос, из Британии!
   - Конечно помню! Мы тогда замучили старика Понтия!
   - Не лучший поступок! Старик и так много лет проработал в Иудее! Тяжёлое место! Много неадекватных людей! Сложно защитить тех, кто прав! Старик надеялся отдохнуть, преподавая молодым студентам!
   - Отдохнуть - с нами?! - хохотнул Тулий,- Между прочим, Понтий написал заметку для будущий курсантов, о том, что нельзя вести себя так, как Краск, Валлерий и Кастус!
   - Я бы на его месте сделал также! - рассмеялся Август.
   - Сейчас бы сделал! А тогда дулся! Когда тебе от отца влетело! Что пишет Кастус?!
   - Обучает сорматов! Конница - блеск! Как будто родились в седле!
   - Лучше бы на корабле!
   - Смотря гда! Иногди седло сподручнее! Меня пригласили на молодёжную вечеринку!
   - Дурацкое сборище! С полуграмотным оратором!
   - Я так и сказал! Правда меня не поняли! Пришлось разок врезать! Сын цезаря на меня набычился! Я его дружку зарядил!
   - Октавиану бы самому делом заняться! На музыку бы пошёл, что-ли! Раз он такой, весь из себя, не военный!
   Колесницы с рокотом преодолели крутой поворот.
   - А ты слышал, что готы казнили сара Руссколани?! - спросил Тулий.
   - Что?! - Август резко осадил коней и чуть не вылетел из колесницы.
  
   Два молодых человека стояли во дворце цезаря перед Гаем Юлием. Август Валлерий сжимал потёртый огнестойкий тубус.
   - Предоставленные вами доказательства меняют дело, - нахмурился цезарь, сворачивая пергамент летописи, - Но я не могу, вот так, просто взять и объявить войну.
   - Но, дядя Гай! - возмутился Август, - Мы не можем этого просто так оставить!
   - На меня оказывают давление. Эта новомодная храстианская секта. У них есть поддержка в сенате.
   Август закусил губу, вспоминая предательство дяди.
   - Великий цезарь боится давления? - вспылил тулий Краск.
   - Где мой потёртый доспех?! - попытался отшутиться Гай Юлий.
   - Но, мы можем что-то сделать? - с нажимом проговорил Август.
   - Я не могу приказать солдатам идти воевать в чужую землю.
   - А раньше мог, - проговорил тулий Краск.
   Цезарь нахмурился.
   - Погоди, Тулий, - одёрнул его Август.
   - Но. Кое-что, мы действительно можем сделать, - продолжил Гай Юлий цезарь, - Сенат может запретить развязывание войны. Но, сенаторы не смогут запретить отправку добровольцев. Я даю вам месяц. Вы должны собрать пять легионов добровольцев. И ни одним воином меньше. Только тогда, я дам вам официальное письмо к Амалу Винитару. Об открытии второго фронта готам. Всё ясно?
   - Пять легионов, дядя Гай, - чеканным голосом проговорил Август Валлерий.
   - Пять легионов, - кивнул цезарь.
   - Мы соберём пять легионов, - добавил тулий Краск.
  
   - А мальчишка - молодец! - рассмеялся цезарь, когда два молодых легата покинули дворец, - Я сам был таким же! Когда крутил бурный роман с Клеопатрой!
   - С моей Клеопатрой? - суровый легат обернулся.
   - Тогда она была моей Клеопатрой, Антоний.
   - Но, ты же сам благословил наш брак.
   - Конечно, - подтвердил цезарь, - Меня бы не поняли в Риме.
   - Мы слишком зависим от этих ораторов, - на лице Антония проступила гримасса отвращения, - Раньше, могли говорить только учёные, жрецы и барды. Теперь, оратрствует каждый, кому не лень. Большинству из них вообще не стоило бы раскрывать рот. Несут всякую чушь, противоречат сами себе. Им бы самим послушать, кого поумнее. Выступает человек, а сразу за ним - вот такое. Умничает - а сам только мозги людям пудрит. Академики перестали выступать, чтобы их не путали с этим, - Антоний вздохнул, - Кое-кому из них явно не повредила бы армейская служба.
   Цезарь развёл руками:
   - Люди скажут, что я душу свободу республики. Между свободой и демагогией тонкая грань. Многие люди не хотят её видеть. Старею, Антоний.
   - Да, хорош прибедняться, Гай! - возмутился легат, - разве не ты всего несколько лет назад заманил флот Галльской Империи в узкий пролив и снёс его галлерами?! Подумать только! Галльские лайнеры - галерами!
   - Но, мальчишка - хорош, - улыбнулся цезарь, - Чистый, сильный, горячий. Чувствует Закон и Правду. Вот таким и должен быть настоящий цезарь. Марк Аврелий был Валлерием. Мой Октавиан - разгильдяй и бездельник. Хоть и старше Августа на пару лет. Не учится. Ничего не делает. Только бы ему по дурацким посиделкам шляться. Приходит, говорит: "Вот, нам оратор такое сказал...", начинает объяснять. Я говорю: "Да? Вообще-то, это Аристотель сказал. А твой оратор, только переврал и урезал". Говорю ему - учись! Твои ораторы ничего нового ещё не сказали - только старое перевирают. А он - опять к своему оратору. В последнее время и вовсе старается со мной не встречаться. Какую ему страну?! Ему семью-то заводить рано!
   - А ты не упустишь его, Гай? Второй Иуда Валлерий...
   - Не стоит, Антоний, - оборвал его цезарь, - Наверное, это моя плата. Я ведь так и не признал моего сына от Клеопатры. Пообещай мне вот что, Антоний. Если со мной, да не допустят того родные Боги, что-нибудь случится, ты позаботишься, чтобы следующим цезарем стал именно Август Валлерий. И, ни в коем случае, не Октавиан.
  
   Уже через три недели Гая Юлия цезаря отвлёк от работы шум на дворцовой площади. Около него лежала большая стопка текущих документов. Цезарь быстро дочитал тот, который держал в руках - это было очередное требование христиан - разрешить им разрушить храм Юпитера в Риме. В этот раз, под документом стоял добрый десяток одобрений сенаторов. Цезарь взял перо, машинально чиркнул: "Не разрешаю", и вышел на балкон дворца.
   Площадь была переполнена людьми. На площади выстроились, нет, не пять - восемь легионов добровольцев. Одного только имени Валлерия и Краска оказалось достаточно, чтобы под их штандарты собрались все патриоты, все ветераны, все, кто не служил в даный момент на границе и успевал прибыть в Рим, все, до кого успела докатиться весть.
   Воины приветствовали цезаря. Август Валлерий и Тулий Краск салютовали ему. Гай Юлий рассмечлся, как мальчишка:
   - Как в старые добрые времена! - вскричал он. Дружный приветственный крик восьми легионов был ему ответом. Два молодых легата чеканным армейским шагом поднимались по ступеням дворца.
   Цезарь обнял их. Цезарь взял гербовый лист из настоящего pergamos ернила для особо важных документов.
   - С вами сердце Рима, - проговорил он, отдавая документ, - Да хранят вас родные Боги и да сопутствует вам удача!
   Два молодых легата спускались по ступеням дворца, неся в руках резной ларчик с письмом об открытии второго фронта готам.
   В этот миг. Гай Юлий цезарь был по-настоящему счастлив. Он ещё не знал, что этот, подписанный им документ станет последним в его жизни. Цезарь смеялся. Но, кое-кто ещё тоже смеялся, тихонечко выглядывая из-за штор в прилегающих к дворцовой площади зданиях. Весь цвет Рима сегодня покинет Рим. И этот, кое-кто, не применёт воспользоваться ситуацией.
   Октавиан Юлий отвернулся от окна и оглядел собравшихся в комнате сенаторов-христиан.
   - думаю, ваши надежды на меня слегка преждевременны, - Октавиан ещё раз взглянул в окно, на выстроившихся на дворцовой площади легионы, и на его лице появилась лёгкая тень отвращения, - Армия приветствует Гая Юлия. Они не станут также приветствовать Октавиана Юлия. Отец не позволит, чтобы я правил.
   Сенаторы-христиане задумчиво смотрели на него.
   - Всё будет в порядке. Октавиан, - усмехнулся стоявший в дверях двадцатилетний легат Базилий. На его скуле всё ещё красовался здоровенный синяк от Валлерия.
   "Соловьиный" лес
   - Об этом мы узнали позже, - проговорил Соловей, - Мы теснили готов. Готы отступали. Князь Словен выигрывал битву за битвой. Перед каждым боем, мы погружались в молу. После боя, каждый воин срезал родовые вышивки с рубах убитых им. Каждый хранил на груди, под самым сердцем связку таких вышивок. Иногда, готы успевали пробудиться в последний миг перед смертью. Иногда не успевали - и тогда мы видели пустые глаза, похожие на мёртвые глазницы выбеленных временем черепов. Чтобы спасти такого гота, убивший его воин съедал его сердце. После каждой битвы, мы устраивали погребальные костры. Поляницы клали на грудь каждого погибшего расшитый знак Мораны. Ни один погибший не должен был достаться Чернбогу. Наше войско пересекло границу Готского Каганата.
   Возле широкой реки, на широкой безлесой равнине, готы дали нам последний бой. Выстраивалась армия готов. Выстраивалась наша армия. Армии начали сходиться. И тут, сорвался Фриц. Он взял себе имя Готлиф - "Жизнь готов". Он спешил спасти как можно больше жизней своих братьев - жизней своего народа. Фриц вошёл в темп. Вой не обладает искусством темпа. Вой - не берсерк. Вой сгорает, входя в темп. Фрицу было всё равно. Его народ должен был жить - и это единственное, о чём он хотел помнить. Фриц вломился в ряды готов, ломая строй. Фриц вихрем нёсся сквозь армию готов, оставляя за собой широкую просеку.
   Старый витязь, Герман, стоял по правую руку от Амала Винитара. Оба вглядывались вдаль.
   - Это Фриц, - сказал Герман.
   - Предатель! - сплюнул Амал Винитар.
   - Боюсь, что нет, - медленно проговорил Герман.
   - Сможешь взять его? - конунг обернулся к витязю.
   - Смогу, - кивнул Герман и начал продвигаться через войско. Вой - не берсерк. Витязь мог предугадать его продвижение. Витязь мог перехватить его. Старый витязь, Герман безошибочно шёл на перехват Готлифу. Герман обнажил меч. Вот, Фриц раскрылся, после очередного удара. Меч Германа взлетел. Но, в последний миг, старый витязь развернул меч себе за спину, обнажая грудь:
   - Верни меня домой! Фриц!
   В следующий миг, клинок Фрица вонзился в сердце германа. Старый витязь медленно оседал. А на его губах застыла улыбка.
   - Родные Боги! Я - возвращаюсь к вам! - И Герман рухнул.
   Готы выволокли плоты. Готы спасали своего конунга. Амал Винитар в окружении витязей взошёл на плот. Над плотом развевалось готское знамя - волк, изготовившийся к прыжку. Но тут, далеко за рекой, у самого виднокрая, солнечный луч блестнул о металл. Показались шеломы римлян. Казачья Вольница, сомкнув строевые щиты и чеканя шаг двигалась вперёд. Земля легонько подрагивала от слитного шага. Готы на том берегу срочно строили оборону.
   Перед строем римлян, на гнедом жеребце пронёсся обнажив гладиус тит четвёртой когорты легиона Валлериев, могучий богатырь Пуло. Голова богатыря переходила в бугристую шею, которая тонула в ремнях нагрудника.
   - Когорта! К бою! - разнёсся его крик над берегом. Развевался штандарт Валлериев. Развевался штандарт Красков. В бой шли морские пехотинцы. Те самые, что на галерах Гая Юлия штурмовали океанские лайнеры галлов. Те самые, что хранили Средиземное Море. Бой продлился недолго. Сомкнув щиты и ощетинившись мечами, жались к реке последние готские воины, и по нашу, и по римскую сторону. На той стороне, над готами возвышалась могучая фигура Амала Винитара и знамя с волком. Мы увидели Фрица. Никто так и не сумел даже ранить его. Фриц лежал на земле, а из его рта хлопьями вырывалась кровь. Фриц сгорел, возвращая жизн своему народу - он взял себе имя Готлиф.
   Сомкнувшие щиты римляне, раздвигались, давая круг. Вперёд вышел молодой легат. Он опустился на одно колено, снял шлем и поставил по правую руку от себя. Поднял голову и встретился глазами с Амалом Винитаром.
   - Легат Август Валлерий, Тюрк из ветви Ариев, из народа Ромулов, из рода Валлериев. Из нашего рода происходили римские императоры - имею Право!
   Амал Винитар окинул взглядом своих оставшихся воинов. Впервые, его взгляд вновь стал осмысленным. Он видел кровь на своих руках. Кровь тех, кого он не имел права убивать. Впервые, ему захотелось всё вернуть назад. Но он понимал, что ничего уже не вернуть. Вспоминались слова Гамаюна: "Любуюсь прекрасным народом, которого скоро не станет". Убитого Гамаюна. Амал Винитар посмотрел на свои руки - казалось, на них проступили пятна крови убитого кощуна. Теперь - ничего не вернуть. Теперь - всё было кончено. Амал Винитар подошёл к реке. Напился. Умыл лицо. Потом повернулся. Опустился на одно колено и снял шлем.
   - Конунг, Амал Винитар. Тюрк из ветви Вульфов, из народа Готов, из рода Германореха, - и с улыбкой добавил, - имею Право.
   Поединок
   Фамильный гладиус Валлериев скрестился с тяжёлым мечом готского конунга. И они закружились друг вокруг друга в смертельном танце. Амал Винитар был намного опытнее, но он рано лишился отца, а потому не успел в полной мере овладеть тайным искусством боя рода Германореха. Август Валлерий был намного моложе, но успел в полной мере овладеть тайным искусством боя семьи Валлериев. Амал Винитар был намноо сильнее физически, а Август Валлерий обладал гораздо более чистым духом. Эти два воина были примерно равны друг другу. У каждого было самое удобное для его руки оружие. Вряд ли, даже самые суровые судьи смогли бы придумать более честный поединок. Более пяти миллионов глаз следили за каждым движением. Кто-то забрался на поднятый воинами щит, чтобы выкрикивать остальным, что происходит в кругу. Вот меч пропорол левое бедро римлянина и Август завертелся уже на одной ноге. Тяжёлфй готский меч крутанулся из полу-дуги и рубанул почти сверху. Гладиус мог лишь смягчить и развернуть удар меча. Меч Амала Винитара обрушился почти плашмя, потому не снёс шею, но с хрустом проломил правую ключицу августа валлерия. Легат перекинул гладиус в левую руку.
   - А я-то надеялся умереть от руки достойного! - выплюнул конунг, замахиваясь для последнего, решающего удара. Тут фамильный гладиус Валлериев взлетел, пробивая пластины доспеха и вонзаясь в сердце Амала Винитара.
   - Так и есть, - ответил Август Валлерий.
   Последние уцелевшие готы побросали оружие.
   Тут, молодой парнишка-рус не выдержал. Он выскочил вперёд, и бросился бежать к реке, потрясая поднятым к небу мечом:
   - Победа!!! -разнёсся над полем его звонкий юношеский глос. Сказалось напряжение постоянных боёв. Люди понимали, что праздновать-то особо нечего. Что погибло слишком много людей, одной с ними крови, которые не были виноваты в том, что стали нашими врагами. Но после стольких месяцев боли, так хотелось хотя бы немного радости. И люди кинулись к реке. И с нашей, и с римской стороны. Люди кинулись в реку. Люди обнимались прямо в реке, смеялись, хлопали друг друга по плечам. Две части одного народа заново братались между собой. Потом сложили большой погребальный костёр. Сушняк приходилось возить далеко, от самого леса. Оставшихся готов перевязали - кто был ранен. Чтобы избежать диверсий, всех провели дорогой огня, и прежде чем отпустить по домам, полностью обезоружили. Готы не стали принимать за оскорбление то, что им не оставили даже ножей - они всё прекрасно понимали. А многие из них спросили позволения остаться, чтобы принять участие в тризне по своим погибшим товарищам. Когда догорали погребальные костры, Солнце и полная Луна светили с двух сторон одновременно. Начало смеркаться, и вспыхнули другие костры - тысячи костров по обеим сторонам реки.
   День Победы
   Люди ходили от костра к костру. Люди спрашивали, кто из какого рода. Римляне вглядывались в лица словенов и русов. Словены и русы вглядывались в лица римлян. Каждый искал своих дальних родичей. И каждый находил, если не самих родичей, то хотя бы весточку о них. Я чувствовал себя немного чужим на этом празднике жизни. Ну откуда у меня, араба, могли быть родичи здесь. Я сидел чуть в стороне от всех и глядел в огонь костерка, тихонько напевая арабскую песенку. Помню, как сейчас, я приподнял голову на вскрик ночной птицы, и вдруг увидел чуть смугловатого, черноволосого и кудрявого морского пехотинца, идущего прямо ко мне. Его лицо было слегка отрешённым, наверное, как и моё. Он откровенно разглядывал меня. Меня, признаться, тоже удивили не римские черты лица морского пехотинца. В особенности, чёрные кудрявые волосы, которых не найдёшь ни у одного ромула.
   - Ты ведь - Не рус? - по-римски рубя слова, проговорил он.
   - Я - русский, - усмехнулся я, - Не рус по крови, но рус по духу.
   Он разглядывал родовую вышивку на моей одежде.
   - Саид ибн Ибрагим ибн Сулейман..., - прочитал он, - Ты - араб?
   - Ибн Хоттаб, ибн Туляган, ибн Сайфуддин, ибн Салилудин, ибн Хаждимурат, ибн Насредин, ибн Али, ибн Шарафудин..., - продолжил я, - Всё верно - я - араб.
   - Погоди-ка! - его глаза загорелись, - Насредин ибн Али - араб! У Насреддина было два сына - Хаджимурат и Джафармурат?
   - Джафармурат пропал без вести, ещё мальчишкой, в год, когда уходят дети. У нас сохранились записи о нём. Хаджимурат - избрал путь молы. Джафармурат - избрал путь воина. Он нанялся на корабль к купцу, отплывающему в Карфаген. В тот год были сильные шторма - корабль не вернулся.
   - Корабль разбило о скалы. Джафармурат выжил. Ему удалось добраться до маленького островка, где его, умирающего от переутомления и обезвоживания, подобрал патрульный корабль римской морской пехоты. Мой предок посчитал, что теперь его жизнь принадлежит Риму. Сразу после выздоровления, он пошёл в армию и принял римскую присягу. Он пошёл в морскую пехоту. Он попросился в ту самую заставу, которая подобрала его. Он хотел точно также спасать людей, как спасли его самого. Джафармурат был в увольнении. Он приехал к жене, жившей на юге Рима. Около месяца пробыл дома, а потом, перед возвращением на службу, решил навестить друга - командира той самой галеры, которая спасла его. Пожилой центурион демобилизовался и жил в городе, в пятидесяти километрах к северу от Рима. Джафармурат почитал старика, как отца, и не мог упустить случая навестить его, Это было в те самые дни, когда армия Давида вторглась в Рим. Его тяжело ранили во время штурма и женщины уволокли бесчувственного Джафармурата в подземные катакомбы, под городом. Когда он очнулся, рядом сидела маленькая девчушка с перепачканным лицом и воспалёнными от слёз глазами.
   - Они убили их. Они убили всех, - дрожащим голосом пролепетала девочка, - Они убили детей, - по щекам девочки снова потекли слёзы.
   - Где твоя мама?
   - Они замучили её.
   Джафармурат тяжело поднялся.
   Много дней он один партизанил в катакомбах города. Он один убивал израильских солдат. Каждый день появлялись новые трупы. Они прочёсывали катакомбы, но не могли найти его. Сколько дней прошло - он не помнил. Но вот, настал день, когда после очередной вылазки, никто не спустился прочёсывать катакомбы. Сверху доносился шум. Скифы штурмовали город. Командир израильского гарнизона попытался скрыться в катакомбах. Но, ему навстречу вышел Джафармурат. Скифы нашли его, истощённого, с недолеченными ранами, со стянутым шиной переломом, истекающего кровью над трупом израильского офицера. Он умер, не приходя в сознание. А через сутки нашли девочку. Она вся вжалась в угол. Большого труда стоило успокоить её. От неё-то и узнали о Джафармурате.
   После этого, Джафармурат посмертно получил римское гражданство, с правом носить длинномерное оружие и занимать офицерские должности, передаваемом по наследству. Жена и дети Джафармурата остались живы. С тех пор, наша семья, вот уже семь поколений служит Риму, - я увидел бляху тита на плече молодого воина, - Я - командир третьей когорты легиона Краска.
   - Я - командир дружины Бальтазара, погибшего с Бусом Белояром, - отозвался я.
   Мы обнялись. Вот уж не думал, что на этом празднике жизни и для меня - араба - найдётся свой родич.
   Соловей улыбнулся, глядя куда-то в даль.
   - На другой день, справили тризну. Баян и Финист расчехляли гусли. Князь Словен восседал на большом бревне, заботливо накрытом кем-то мягким шерстяным одеялом. Его мягкая улыбка и ласковый взгляд помогали оттаивать сердцам воинов. Война закончилась, и жизнь вновь вступала в свои права. Тулий Краск и тит Пуло внесли затянутого в бинты и шины Августа Валлерия. Воины расступились, помогая усадить легата поближе к князю Словену.
   = А как думаешь, Август, - У Винитара есть сын? А то, как бы готы не затребовали тебя в качестве нового конунга.
   Валлерий попытался улыбнуться, но вздрогнул - переломы отдавали резкой стреляющей болью при малейшем движении.
   - Пока - не затребовали, - отозвался молодой легат, - Когда затребуют - тогда и будем решать. В любом случае, я не нарушу законов Правды.
   Краск встрепенулся - он не мог понять, отчего это, после поединка с Амалом Винитаром, давний друг кажется лет на десять старше.
   - Ты забрал его? - улыбнулся Словен.
   Валлерий кивнул.
   - Молодец! - Князь Словен легонько потрепал по волосам молодого легата, - Молодец! Только ты мог справиться.
   Словен улыбнулся, поднимая глаза к Солнцу и легонько щурясь под ласкающими лучами:
   - Значит - все возродятся - даже конунг, - князь поднял вверх обе раскрытые ладони, как будто напитывая их солнечным светом.
   Сперва тихонько, потом всё набирая и набирая силу, заиграли гусли. Первым пел Финист. Финист, как будто охватывал весь Мир - Баян, выделял из него яркие нити героев. Гимн Финиста был об объединении двух частей одного народа, почти забывших друг друга. Гимн Баяна был о поединке славного легата и готского конунга. Два высших барда, два лучших во всей Руссколани барда, дополняли друг друга - о чём не сказал один - говорил другой. После каждого гимна, по кругу шли резные братины. Люди должны были впитать услышанное. И люди славили Богов. Люди славили своих предков. Не громкими выкриками, как христиане-язычники, а молча, слушая Мир своим сердцем. Потом звучали гусли другого барда. Они сидели друг напротив друга, Баян и Финист, они плели кружево грядущего, сплетая его с настоящим и славным прошлым. А вокруг, вперемежку сидели люди Руссколани и ромулы. Каждый - не возле своих однополчан, с ними он ещё успеет проститься, а возле дальнего, вновь обретённого родича.
   - Все мои воины нашли здесь своих родичей, - задумчиво произнёс Август Валлерий, - А есть ли здесь свой родич и у меня?
   Словен улыбнулся:
   0 Когда начались мутации, когда начались аварии летучих кораблей и мы лишились своего воздушного флота, собрались все правящие роды Беров. Было решено разделить кагана на двоих человек - на волхва и воина. Волхв дополнял воина - воин дополнял волхва. С тех пор, народом правили двое - волхв и воин уравновешивали друг друга. Эти двое были точнее и устойчивее, чем единый каган, совмещавший двоих в себе. В тот год, в нашем роду был последний каган словенов. С тех пор наш род стал родом волхвов. Волхва из нашего рода всегда дополнял воин из другой ветви рода Бером. А волхв дополнял воина. Когда было решено основать Рим, старший сын из нашего рода остался править словенами, а младший сын, с несколькими родами отправился к побережью Италии. Он был жрецом Живой Силы - Природной Мощи - жрецом Бога Велеса. На юге, имя Велеса звучит, как - Баал. И он был жрецом Рода - Черномора - Посейдона. В южном средиземноморье этого Бога называют Лер. Волхв Баала и Лера.
   - Валлерий?! - встрепенулся Август.
   - Всё верно, - кивнул Словен, - Потому. Ты и не мог найти своего родича - ты мой родич, Август.
   - А я? - тихонько произнёс Тулий Краск, - Я тоже не смог найти своего родича. Кто я такой? Скажи мне, если знаешь.
   Старый князь вновь улыбнулся:
   - С моим родичем, с самым первым Валлерием, бок0о-бок шёл воин. Высший воин. Илувар. Они даже не были братьями. Но, они двое - были одним. Они двое составляли самого первого кагана Рима. Он был великий воин - и учитель воинов. Имя его звучало, как удар меча, пробивающего доспех.
   - Краск?! - подскочил Тулий.
   - Ты прав, - Словен потрепал молодого легата по волосам, - И ты прав, что не нашёл здесь своего родича. Нет здесь твоего родича. Ты совсем чуть-чуть не успел застать его в живых, Тулий. Твоим родичем был князь Бальтазар.
   Солнышко размаривало старого князя. Словен засыпал. Князь вытянулся на траве, положив под голову старческие ладони и чуть прищурившись глядя на Солнце. Его глаза слипались. Два молодых легата остались сидеть возле него. Уже засыпая, князь сказал:
   - Берегите цезаря, мальчики. Берегите Гая Юлия. Он - надежда вашей нации, - Словен вздрогнул, но так и не проснулся. Дыхание старого князя стало ровным и безмятежным, как у младенца. В тот день, князь Словен завершил последнюю свою миссию - он выиграл войну и восстановил Мир. Завершив и доделав всё, что хотел, князь уснул, сразу после тризны. А проснулся уже в Мире Прави.
   Всех детей князя Словена унесла война. От рода Буса Белояра, как мы тогда думали, тоже никого не осталось. В Руссколани остались править три внука князя Словена, сыновья Ярослава Глухого. Один из которых был Владимир.
   Князь Словен вздрогнул, потому что в этот миг двадцать два кинжала заговорщиков вонзились в Гая Юлия цезаря. В Риме произошёл христианский переворот.
   Мы радовались. Мы думали - Мир наконец восстановлен - на самом деле - Мир рушился.
   Возвращение долгов
   Соловей присел на корточки, протянув руки к костру и долгим взглядом смотрел в огонь. Небо начинало сереть. Подошла Любава с двумя кружками дымящегося травяного отвара:
   - Что-то засиделись вы, - ласково улыбнулась она, - Вон, светает уже.
   Соловей улыбнулся и обнял жену:
   - Я тут как раз собираюсь рассказать Или, как мы с тобой познакомились.
   - Думаешь - пора? - Любава нежно прижалась к щеке Соловья.
   - Думаю - да, - кивнул Пуд.
   Любава обернулась к Или и посмотрела ему прямо в глаза:
   - Я - готка, Или.
   - Что?! - Или аж подскочил.
   - Не ожидал? - рассмеялась Любава.
   - Мы смотрели на вздымающиеся к небу языки пламени погребального костра князя Словена, - начал Соловей свой рассказ, - Мы стояли все вместе - русы, словены, ромулы. Мы стояли молча - слова были не нужны. Наши сердца желали князю: "Счастливого пути". Мы знали - Словен больше не вернётся. Душа князя уходила на Соль, чтобы ждать нас там. Мы знали, что человеком Словен больше не родится - только Звездой, потом, когда дождётся нас всех. Если конечно, ему не придётся родиться вновь. Но мы хотели верить, что настолько суровые времена уже не настанут.
   Мы смотрели, как догорают последние угли погребального костра, а потом двинулись в обратный путь. Многие оставались здесь. Почти все уйгуры и половина булгаров остались здесь, в землях готов, чтобы основать Австрию, Венгрию, Румынию, Болгарию. Часть русов остались здесь, чтобы основать своё государство на западе. Они так и назвали его - Потомки Русов - Прусия. А мы шли, от селения к селению, чтобы вернуть Долг Правды, Долг Справедливости. Мы входили в селение. На центральной площади собирались люди, и мы просили назвать - какие рода здесь живут. Тогда, каждый воин доставал из-под рубахи связку родовых вышивок, срезанных с рубах убитых им готов. И произносил имена убитых им воинов из тех родов, которые жили в этом селении. Случалось, что род погибшего был ещё достаточно большим и сильным - тогда они отказывались от Долга Справедливости. Но случалось, что у погибшего оставалось лишь несколько родичей - тогда готы требовали Справедливости. Тогда мы брали на себя заботу о родичах погибшего. Рус мог остаться в роду убитого им гота, чтобы собой заменить погибшего. А мог взять жену убитого им воина. Себе в жёны и увезти его детей и близких родичей с собой в Руссколань.
   Я помню этот день, как сейчас, - Соловей взглянул на Любаву, - был жаркий день. Со многими боевыми друзьями мы успели проститься. Они остались, чтобы продолжить жизнь в земле готов. А наша процессия превращалась в целый караван с поскрипывающими телегами, шумящими ребятишками, молчаливыми, по большей части, женщинами, подслеповато глядящими с телег стариками (отцами, а то и дедами павших воинов), блеющими козлятами и повизгивающими поросятами. В полдень мы вошли в селение. И тут я услышал - род Бисмарка. Я вспомнил бой. Что-то необъяснимо честное было в том бою. Кмети выходили на кметей. Вои - на воев. На меня шёл витязь. Он шёл целенаправленно, прямо на меня. Высокий, белобрысый, с длинными прямыми волосами. Широкий и кряжистый, как дуб, он поигрывал тяжёлым полутора-хватным мечом, словно соломинкой. Моя сабля рассекла ему грудь. В последний миг, он словно что-то понял, и я различил едва слышный шёпот его губ: "Сохрани".
   Я сделал шаг вперёд. На ладонь легла вышивка. И я зачитал:
   - Ганс Бисмарк, Тюрк из ветви Вульфов, из народа Готов, четвёртая ветвь рода Бисмарка, путь воина, посвящение - Видязь.
   Я увидел, как из собравшейся толпы вышла молодая девушка:
   - Я - Либхен Бисмарк, - произнёс её звонкий голос. Народ расступился, давая ей побольше места, - Последняя из четвёртой ветви рода бисмарка, - голос девушки дрогнул, она, словно сглотнула подступивший к горлу комок, - Второй, третьей и пятой ветви рода Бисмарка больше нет - их унесла война. Первая ветвь рода Бисмарка живёт в Берлине. Но я... не хочу в Берлин, - голос девушки, наконец обрёл твёрдость, - Я - Либхен Бисмарк - Последняя из четвёртой ветви рода бисмарка... Требую Справедливости.
   Народ затих. Все смотрели на неё. Я сделал ещё шаг вперёд, опустился на одно колено и произнёс формулу:
   - Я, Саид ибн Ибрагим, Соловей Пуд - пришёл вернуть Долг Справедливости.
   - Я смотрела на него, - вступила в разговор Любава, - Смуглолиций воин - русский, явно не рус по крови - перс или араб - я не вглядывалась в его вышивку, я смотрела ему в лицо. Я понимала, что этот человек теперь станет моей судьбой. "Может и к лучшему, что он не рус", - подумалось тогда мне - будь он русом, это постоянно напоминало бы мне о трёх братоубийственных войнах. Войнах для которых нет и не могло быть причины. Войнах, которые отняли у меня семью, унесли с собой почти весь наш род, кроме первой ветви, которая жила в Берлине и с которой я редко общалась. Войнах, которые убили моего мужа. У нас даже не успели родиться дети. Меня больше ничего не держало. Готская земля - наша земля - буквально пахла кровью. Мне хотелось уехать. Руссколань? Пусть будет Руссколань. Я трижды произнесла формулу: "Я, Либхен Бисмарк, требую Справедливости". Я подошла к нему и вложила руку в его ладонь. Ладонь, которая сжимала тот самый клинок, который пронзил моего мужа. Он поднялся с колена и посмотрел мне в лицо.
   - Скажи, - тихонько спросила я, - ты смог вернуть его в Землю?
   - Да, - кивнул он. Я слышала его незнакомый голос. Я привыкала к его голосу.
   - Скажи, он сможет родиться вновь?
   - Да, - в его голосе звучала уверенность. Я верила ему. Я чувствовала, что он говорит правду. Какое-то необъяснимое спокойствие легло в мою душу. Теперь всё было решено. И пусть оно будет. Я обняла его. Наверное, люди ждали от меня слёз. Но слёз не было. Я верила ему. Я знала - он всё сделал так, как надо. "Счастливого перерождения, любимый", - прошептала я Гансу: "Спасибо тебе, за Ганса", - проговорила я этому чужому смуглолицему воину, который становился моей судьбой.
   Соловей улыбнулся, прижал Любаву к себе покрепче, нежно поцеловал:
   - Вот уж не думал я, - рассмеялся Соловей, - Обрести свою любимую таким странным способом - увезя её с собой по Закону Справедливости. По Справедливости, я обязан был заботиться о ней и о всех её родных, если бы они были. По Справедливости, она получала все права моей законной жены. Но Закон не запрещал мне взять себе ещё жену. Закон позволял, но возвращаясь в руссколань и обнимая Любаву, я вдруг понял, что не хочу этого. Для меня до сих пор, как музыка души, эти её слова: "Я, Либхен Бисмарк, требую Справедливости". Представляешь, чужой дядька, смуглый, страшный, наверное для готки. Если бы она не сказала тогда этих слов - где бы я искал её потом? Вот так, иногда пара слов возвращают человеку его счастье, которое он, идя по своему пути и не смея отвлекаться на поиски своего собственного счастья, уже и не чаял обрести.
   - Светает уже, - напомнила Любава, ласково глядя на Соловья.
   - Действительно, пора спать, Или, а то утром не проснёмся.
   Или посмотрел им вслед, удаляющимся в избушку Соловья. Потом растянулся возле костра и закутался в своё походное одеяло.
   - А какая она? Моя любимая? - подумал засыпая Или.
   Немцы Поволжья
   На другой день проспали допоздна. Или проснулся, когда припекающее Солнышко уже близилось к зениту. Потянул застоявшиеся после сна мышцы. Поднялся. Пошёл к ручью. Хорошенько умылся по пояс.
   Проснулся Соловей:
   - Что, уйдёшь сегодня, - спросил он.
   - Пора, - кивнул Или.
   - Тогда послушай на прощание мой последний рассказ. Может быть, ещё увидимся. Только, от чего-то мне кажется, что уже вряд ли. А знать ты должен. Про Илёшку, моего приёмного сына и твоего единокровного брата, - они подошли к столу, налили себе по кружке чая, отломили по краюхе ржаного хлеба.
   - А обедать? - спросила Любава.
   - Успеем, - отозвался Солвей. Растянулись на травке у костра. И Соловей начал рассказ:
   - Многие из нас тогда переженились на готских девушках. А на другой год народилось много детей. Почему-то, в основном сыновья. И лица у них были уж больно знакомые. Готские воины рождались нашими сыновьями. Многие из них избрали путь народа готов. Был среди них и наш с Любавой первенец, приёмный брат Лёшки. Да только, не долго они вместе общались. В год, когда уходят дети, они ушли, чтобы возрождать готскую культуру. Возрождать готский народ. Таким, каким они помнили его ещё по своей прошлой жизни. Таким, каким этот народ был во времена юности Германореха. Основали они на Волге, у булгар, своё поселение. Дедов готских, которые с нами из Германии приехали, давай к себе зазывать, чтобы деды эти их учили. И таким образом, культуру свою по дедовским принципам возрождать начали. Даже каган у них свой появился. Называли они его шадом, потому что настоящим каганом своим считали готского конунга. Славные ребята. С булгарами дружат. С нами дружат. Никого никогда не обижают. Построили в своём селении четыре тенгрианских храма - славище, мольбище, требище и капище - всё, как положено. Сынишка мой - у них там - одним из старших. Их теперь так и называют - немцы Поволжья. Вот так мы свой долг и вернули. А я с тех пор второго сына ждал. Чтобы обещание моё, данное отцу моему, Ибрагиму, исполнить. Обучить сына искуству погружения в молу. Да, как голос самого Отца Богов, Аллаха, суметь услышать. Сам я голос Отца Богов, лишь несколько раз услышать сумел. Ну, так на то и дети, чтобы превзойти своих родителей. А вдруг бы с путём молы родился - вот отец бы обрадовался. Только, Любава так больше и не разродилась. А может - всё ещё будет? Ну, отправил бы я к отцу сына с весточкой - рассказать есть о чём - да только я всё ещё до конца не знаю, как нам остановить чернобожников. Может потому Любава второго сына и не рождает - назначенного часа ждёт?
   Но прежде, случилось вот что:
   Алёшка, попов бич
   Был я тогда не ватажным атаманом, а дружинным воеводой. Не князем, потому как не рус. Только, князя нашего - Бальтазара, тогда уже в живых не было. А нового князя поставить было некому - не было больше сара в Руссколани. Потому, дружиной княжеской я командовал. Чернобожники тогда ещё в диковинку были. Не было тогда ещё в Новом Киеве осквернённого храма, в котором нашим родным Богам кровавые жертвы приносили.
   - Как?! Нашим Богам?! Кровавые жертвы?! Как такое возможно?!
   - Собрал Владимир в Новом Киеве прекрасные резные статуи всех наших двенадцати Богов. Народ обрадовался. Толпами в Новый Киев шли. Храм был прекрасен. Огромную площадь возле города, статуи Богов занимали. Под открытым небом, чтобы Солнце светило над головой. Вокруг были высажены дубы и кедры - сами деревья стали стенами храма. Года три люди радовались. Подрастали саженцы. Храм потихоньку приобретал свой вид. А потом приказал Владимир поставить перед статуями Богов каменные чаши и совершать кровавые жертвоприношения.
   - Так вот почему такой тяжестью веет от Нового Киева?!
   - Ты не знал? Вот тогда-то я и почуял чернобожников. Люди не понимали причины такого осквернения родных Богов. Люди в ужасе бежали из Нового Киева. Но я-то читал Тору. Я знал, что во всём Мире существует только один Бог, который требует себе кровавых жертв - это Яхве-Чернобог. Любых других Богов, любых верований, кровавая жертва оскверняет и отвращает. Родные Боги не могли больше достучаться до Нового Киева. Пролитая кровь перед их статуями отнимала у них силы и не давала им защитить Новый Киев. Так, Новый Киев лишился защиты Богов. А люди, как и ты, Или, чуют тяжёлый запах крови и смерти, висящий теперь над городом. Люди спешат покинуть город, а потому не успевают даже увидеть осквернённого храма.
   Мы жили на княжьем дворе. Чуть в стороне от всех городов, но так, чтобы, случись что, поспеть на помощь. За высоким частоколом стояли длинные дружинные дома. Во дворе стояла конюшня и стрельбище. Я, как воевода, занимал малый терем князя.
   Вдруг, во двор влетел воин на взмыленном коне. Впереди воина, в седле сидел мальчишка. Я бросился навстречу. Мальчишка, соскочив с коня, кинулся ко мне:
   - Воевода Соловей! Воевода Соловей! Выручай! Чернобожники деревню жгут!
   - Что?! Как?! - Дружина!!! По коням!!! - взревел я.
   Лавой вылетели мы из-за опушки леса. Дом кузнеца стоял чуть в стороне, на отшибе. Крепкий, широкоплечий, примерно моего возраста. Я узнал его. Это был Белотур. Тот самый Белотур, что выковал когда-то мою сабельку. Теперь, он лежал в луже крови. Его светлые, почти белые волосы, перехваченные ремешком на лбу, разметались по траве. В руках он сжимал кузнечный молот. Вокруг валялись несколько человек с промятым молотом грудаком. Мальчишка, лет двенадцати, отчаянно крутил мечом, отбиваясь сразу от троих воинов. На всех воинах был... русский доспех. Я увидел пустые глазницы вместо взгляда у всех нападавших.
   - Что?! Зомби?! Здесь?! Ищите адепта!!! - взревел я и пустил коня в галоп в сторону селения. Наши витязи сходу зарубили зомбей и кинулись следом. Адепта не пришлось долго искать - его писклявый голос разносился над площадью:
   - Примите благодать Господа! - фальцетом вещало существо в рясе, от которого за версту разило некромантией. Я увидел воинов, превращённых в зомби. Они согнали жителей селения на центральную площадь. Между воинами и жителями уже образовалась полоса трупов. Площадь была залита кровью людей. Мирных жителей! Я увидел вереницу людей, которых вели на казнь. Я увидел гильотину - большой топор на двух направляющих. Ты всё это видел. Но тогда - это был первый подобный случай. Наши воины просто обезумели. Кто-то отпустил верёвку. Гильотина упала. Брызнула кровь. И я увидел под топором разрубленное тельце ребёнка. А посреди площади верещала эта тварь в рясе:
   - Узрите благодать Господа!
   Народ взвыл и кинулся на оцепление. Заработали копья. Но заработали и мечи. Зомби даже не сразу заметили воинов. Озверевшие от увиденного воины разрывали зомбей на куски, изрубали их в кашу. Я рванул коня - и следующий вопль:
   - Узрите благодать Господа! - голова твари верещала уже летя по воздуху, отсечённая моей саблей.
   Воинов трясло. Они шатаясь бродили по площади, не понимая, что происходит вокруг. Обезумевшие жители рыдали над трупами принесённых в жертву Чернобогу своих родных.
   Кое-как удалось хоть немного успокоить людей и выяснить, что же произошло.
   Этот адепт оказался сильнее тех диверсантов, которых подсылали к нам в армию во время войны. К нам нарочно подсылали слабых адептов, чтобы волхвы не могли их учуять. Вся их сила была спрятана в выданных им амулетах, в скрытом фанатизме и в искусстве слова, которому их специально обучали. Этот же был намного сильнее. Он пришёл в селение под видом странника. Его приветили. Он спросил позволения говорить. Люди слушали его. Люди улыбались - и не соглашались с ним. Когда вы не знаете своих родителей, любой, кто принесёт вам весточку от них, не важно, правду или ложь, будет принят вами с радостью. Но если вы знаете своих родителей, станете ли вы слушать лож о них? Тот, кто слышал Богов, тот кто знает, откуда он родом, может ли поверить в идею о том, что всё живое было изготовлено магией иноземного Бога, по имени Яхве? Потому, ложь не возымела действия. Люди говорили пришельцу:
   - Посмотри вокруг! Ты видишь здоровых и крепких людей. Эти люди не знают, что такое болезни. За последние несколько лет мы лишь один раз обращались к лекарю, да и то, потому что человек подвернул ногу. Посмотри на наших женщин - они сильные и крепкие, они красивые и статные, от них рождаются здоровые и крепкие дети. Посмотри на наших коз и коров - они здоровые, они дают много молока и мы никогда не слышали, что такое падёжь скота. Ещё не закончился первый месяц лета - а репа на полях уже с кулак величиной. Ты видишь всё это? Наши Боги любят нас. Наши Боги учат нас. Зачем нам отрекаться от родных Богов в пользу твоего Бога?
   - Мой Бог - Истинный! - пытался возразить он.
   - Конечно, - говорили ему, - Разве Бог может быть не истинным? Твой Бог учит тебя. Твой Бог ведёт тебя - значит он - истинный Бог. Меня ведёт истинный Бог, его ведёт истинный Бог. Боги - на то и Боги, что они истинные.
   - Истинный Бог может быть только один! - возмущается он.
   - Ну ты даёшь, мужик?! - смеялись ему в ответ, - Каждый человек избирает свой путь. И каждому пути учит свой Бог. Разве может быть всего один путь? Разве может охотник - без землепашца? Землепашец - без барда? Бард - без воина? Воин - без матери? Ты представляешь себе Мир, состоящий из одних землепашцев или из одних бардов?! Да и как бы Бог мог породить этот Мир, если бы был один? Мог бы твой отец родить тебя, если бы не существовало твоей матери? Могла бы твоя мать родить тебя без твоего отца? Подумай сам - Богов просто физически не можт быть меньше, чем двое.
   Проповеди не получались, Проповедовать никто не запрещал - только результата не было. Они знали больше него. Обычные люди в обычной деревне не были тупой безграмотной толпой.
   Тогда он пытался говорить с ними по-одному:
   - Понимаешь, Исус, он возвращал людей к истине. Он возвращал людей к истинному пути. Он помогал им. Он мог излечить даже мёртвого одним прикосновением. А ещё, он ходил по воде, как по земле!
   - О! Великий будай! - говорили люди, - Расскажи, где живёт он? Мы тоже хотим послушать такого человека.
   - Его казнили! Он пострадал за наши грехи!
   - Как наш Бус Белояр, - говорили люди. Люди старались ободрить пришельца, - Ты не расстраивайся - он родится вновь! Такой человек - просто не может не родиться! Но скажи, что совершили вы такого страшного, что только смерть будая смогла исправить?
   - Он пострадал за всех людей! За всех!
   - Как? И за меня?
   - За тебя! За всех! За каждого!
   - Скажи, Что такого страшного совершил я? - подскакивал селянин, -Скажи, если видишь, какой поступок я не углядел? Где совершил ошибку? Я хочу пойти и исправить всё, как можно быстрее. Скажи, где конкретно я был не прав?
   - Ты не можешь исправить своих ошибок.
   - Как же так? Даже полено может, хотя бы на несколько минут осветить и согреть тебя, подобно Солнцу! Это - путь Слави. Он ведёт в Мир Прави - верхний Мир. Нас, русов называют Право-Славные. Человек может потребовать от себя, как от Бога. И может даже справиться. Скажи, в чём моя ошибка - я пойду и исправлю её!
   - Ты не понимаешь! Исус - сын Божий!
   - Да, это-то как раз понятно, - рассмеялся селянин, - Конечно же он - сын Божий. Я - сын Божий. Ты - сын Божий. Кто же мы, если не дети Богов?
   - Ты кощунствуешь!
   - Ну, что ты. Я всего лишь говорю то, что знает каждый ребёнок. Кощунствовать - передавать людям слова и поступки Богов, может только волхв особого посвящения - кощун. Только тот, кто способен передать слова и поступки Богов с абсолютной точностью, не исказив ни слова - может кощунствовать. Только тот, кто сам слышит Богов. А вот ты - кощунствуешь. Ты рассказываешь о деяниях своего Бога. Ты - посвящённый? Ты посвящён, как кощун? А почему тогда, ты не слышишь других Богов?
   А потом настал священный праздник Купальской Ночи. Люди славили Морану-Купалу и Рода-Черномора. Люди водили хоровод. Потекли "ручейки". Постепенно складывались пары. Старший волхв тихонько говорил каждому - кому Боги дают своё одобрение, а кому в эту ночь хранить Священный Огонь.
   В круг ворвался давешний пришелец. Он расталкивал людей, кричал, выкрикивал оскорбления в адрес Богов, швырял комья глины в Священный Огонь.
   Его увели. И заперли в пустом доме на окраине селения. Старики приходили к нему. Его пытались уразумить. Ему старались объяснить:
   - Никто не мешает тебе верить своему Богу. Никто не мешает тебе говорить о нём. Не мешай и ты людям - верит своим Богам.
   Он вроде успокоился. И его отпустили. А через несколько дней, люди проснулись от запаха дыма. Горел храм. Кто станет охранять храм? Кому придёт в голову надругаться над чьими бы то ни было святынями? Пришельцу пришло. Уйти он не успел. Старый волхв почуял неладное, но пока добежал - храм уже полыхал. Чужак сцепился с волхвом. Он успел пару раз пырнуть старика ножом, но тут подоспели мужики. Ярость сделала своё дело - он не успел ничего наколдовать. Его избили палками и вышвырнули за околицу селения, сказав% "Чтобы больше не возвращался!"
   Старого волхва перебинтовали, как могли, погрузили на телегу и повезли в соседнюю деревню, где, как люди знали, живёт хороший лекарь.
   Мужики, отвозившие волхва ещё не успели вернуться обратно.
   А чужак набрёл на дружину. Вот почему бежал мальчишка в такую даль - ко мне за подмогой. Хорошо хоть в лесу на дзорного моего наткнулся, а то бы и вовсе - не поспели. Та дружина, что их селение охраняла - пала от руки чернобожника, превращённая в зомби. Силён, гадина, оказался. Видать, амулеты заряженные на крайний случай берёг - а в дружине и пременил. Амулеты те так у него на руке и болтались. Видать, заново зарядить хотел, - Соловей сплюнул, - На крови наших детей зарядить - гадина! Я то знаю. Пророк Мусса, который и не пророк, и не Мусса, так делал. В Торе записано. Нашёл я и воеводу их. Возле кузнеца лежал. Грудак кузнечным молотом смят. Глаза стеклянные в небо смотрят. Я его знал - мой бывший однополчанин. Представляешь! Всю войну человек прошёл! Родину защищал! Чтобы вот так погибнуть! В мирное время! Превращённый в зомби и убивающий тех, кого он поклялся защищать!
   Кое-как восстановили порядок. Сложили погребальный костёр. Волхва не было. И времени посылать за другим волхвом - тоже не было. Людей убивали с оскверняющим чернобожным обрядом - нужно было успеть, пока Чернобог похитил не все души. Пришлось мне вспоминать - чему отец учил. Я погрузился в молу. Я видел - не чётко - всё ж таки не жрец. Тогда я открылся шире и стал пропускать сквозь себя поток побольше. Мог сгореть, конечно. Но тогда меня это не сильно волновало. Кое-как, удалось пробить путь в царство Мораны. Почти все смогли уйти. Кого-то успело засосать амулетами. Тогда я составил Коло Сварога и положит в огонь амулеты. Снова вошёл в молу. Удалось спасти ещё кого-то. Опять не всех. Попытался ещё раз. Тут я ощутил, как меня похлопывают по щекам и отливают водой - оказалось, во время третьего погружения я рухнул. Воины сказали - почти час сердце не билось. Часа было слишком много. Снова погружаться с молу было уже бессмысленно. Да я бы и не смог.
   Мы стали собираться в обратный путь. Уж и не знаю, на кого я был похож. Может ли лицо смуглого человека стать полностью белым? Во всяком случае, наши воины в лицо мне заглядывать опасались.
   А вот кое-кто другой не побоялся. Только тронулись, парнишка мне в стремя вцепился:
   - Возьми с собой, воевода.
   - Что взять? - я ещё с трудом соображал, что происходит. В глазах через раз темнело.
   - Меня возьми, воевода. С вами хочу поехать - людей защищать.
   - Зачем тебе? - удивился я, - Ты селянин. Тебе бы - хлеб растить.
   - Я - сын кузнеца. Кузнец - один жил. Никого у меня больше здесь не осталось. Погиб батька. Возьми с собой, воевода. Всё равно - убегу. Пойду людей защищать. Не хочу, чтоб другие, сот также батьку теряли.
   - Сын Белотура?
   - Ты знал его, воевода?
   - Полезай в седло, - я не мог отказать сыну того, кто выковал когда-то мою сабельку. Кто когда-то поверил в меня. П я - в него. Что ещё я мог сделать для погибшего друга, если не вырастить и воспитать его сына, как родного? Вот так и появился у меня сын мой - Илёшка.
  
   По возвращении, я отправил подробный рапорт. Пришёл ответ, вроде как от Владимира. По малолетству князя, документы подписывал регент - некий Кирилл. Кто такой? Откуда взялся - понятия не имею. Чужеземец какой-то. Не рус, и даже не русский, но документы подписывал он. В приказе, в длинной и витиеватой форме содержалось требование: "Чернобожникам преград не чинить". Я опешил от такого поворота вопроса. Отправил повторный отчёт, в котором подробно описал все творимые ими злодеяния и массовые убийства, и потребовал ответ от самого князя.
   Пришёл приказ, на сей раз подписанный рукой самого Владимира:
   "Дружине Бальтазара - сложить оружие. Воеводе Пуду - явиться в Новый Киев на суд за самовольное убийство святого человека".
   Вот так значит?! "Святого человека?!"
   Я отвёл дружину в леса, чтобы княжий двор, в случае чего не стал для нас ловушкой. И отправил гонца в Рязань, к Ярополку. Я посылал Ярополку подробный отчёт о ситуации в Новом Киеве и высказал предложение привести дружину на соединение с Рязанской армией, с тем, чтобы выяснить положение дел в Новом Киеве и восстановить Законный порядок.
   Гонец не вернулся.
   Тогда, я отправил хорошо вооружённый отряд с новым посланием. Отряд вернулся с докладом: вдоль границы Рязани стоят кордоны хорошо вооружённых людей без знаков отличия, которые открывают стрельбу без предупреждения. Вот почему гонец не прошёл. Отряду удалось пробиться и привезти ответ князя Ярополка:
   "Жду вас в Рязани".
   Мы выдвинулись. Но, на подходе к Рязани, разведка доложила: Рязань взята войсками Нового Киева. Князь Ярополк - Соловей горько усмехнулся, - Нет, не убит в поединке - со всеми своими воеводами казнён по приказу князя Владимира.
   Имеющихся у меня сил было недостаточно для штурма Рязани. Да я и не хотел, чтобы русы убивали русов. Я собрал воинов, и сказал:
   - Я остаюсь хранить Закон и Правду, как того требует моя присяга. Но теперь, я оказываюсь вне нового закона. Меня будут искать, как преступника. Я не могу приказать вам. Никто из вас не обязан идти со мной. Каждый, кто пожелает, может пойти и сдаться Владимиру, и, я надеюсь, будет принят в его дружину. Мы, те, кто останется со мной, уйдём в леса. Будем хранить истинный закон - Закон Правды. Со временем, я надеюсь, в Руссколани снова появится сар - и тогда мы сможем присягнуть ему на верность. Пока же, мы будем хранить верность самой земле.
   Кто-то ушёл. Но таких было немного. А мы с тех пор так и стоим в этом лесу. Храним Закон. Защищаем людей. На той самой земле, которую хранил и защищал наш князь Бальтазар.
   - Кто же такой, этот регент, Кирилл? - проговорил Или.
   - Или! - возмутился Соловей, - Владимиру тридцать семь лет - как и тебе! Ты сам видел его! Какой регент сможет ему приказать сейчас?! Говорю тебе - остерегайся Владимира.
   - Но, чтобы князь Руссколани? Сам?!...
   - Я тоже не хотел в это верить. Но, Владимир казнил Ярополка. И всех его воевод. Точно также, как Амал Винитар казнил сара Буса! Не на кресте, правда - но дыба, знаешь ли, не лучше! Да и в Рязани на кресте можно разве что замёрзнуть! Говорю тебе - не верь Владимиру!
   - Но, чтобы князь Руссколани...
   - Ну, как знаешь! - рассердился Соловей, - Я тебе своё слво сказал!
   Соловей сидел на бревне и вычерчивал что-то прутиком на земле перед собой:
   - А Лёшка так и жил у меня. Сыном родным мне стал. Слвавный парень вырос. В бою - десятка лучших витязей стоит. В темп входил - просто с ходу. Хотя, темпу его никто не учил - некому было. В дружинее у меня старше витязя - и нет никого. И посвящения берсеркского у лёшки не было. А вот надо же - не сгорел. Стоит себе, как ни в чём не бывало, улыбается. Только запыхавшийся чуток. Как будто ходить, и в темп сходить, разом учился. Только вот, при виде попов - зверел. Ни успокоить, ни остановить его было невозможно. Всё глаза бати погибшего - Белотура - у него перед глазами стояли. Попа увидит - всё. Мог гнаться за ним хоть сотню вёрст. Хоть пешком за конным. Говорил я ему: "Не гоже шибко вперёд от дружины отрываться - а вдруг западня там!" Но ничего он с собой поделать не мог. Так и прозвали его - Попов Бич. В деревнях про Илёшку моего уже легенды складывать начали. Алёшей Поповичем называют. Отмазу ради - спросят - так мол - сын попа. А то попы горазды - чуть что - на дыбу, да вопросы каверзные задавать: "А знаешь ли тайную тропку в Соловьёво убежище?" Знали бы, что Попович, на самом деле - Попов Бич!
   - А Илёшка знал, кто его отец по крови?
   - Знал бы - не он в моей дружине, а я в его ходил бы. Был бы ты, Илька, больше стратег, чем воин - тебя бы князем поставили - сын Бальтазара. Но ты на своём пути. Кто знает - может истинного сара приведёшь? Мечтаю я - настанет тот день, когда сможем мы присягнуть на верность истинному сару - и Руссколань вновь из руин поднимется.
   А кто такой Лёшка - мы не знали. Я видел, что может он стать великим князем, если ярость свою себе подчинить сможет. Если он ей повелевать будет, а не она им. Всё ещё будет. Верю я - жив Лёшка. Сердцем чую - не мог он умереть.
   А то, что он не Белотуров по крови, о том Лёшка сам мне как-то со слов Белотура рассказывал.
   Белотур с первой войны возвращался. Да в родную деревню и не спешил. Первая война - она вон как тяжело закончилась. Вот и пошёл Белотур сперва по деревням - сердце своё успокоить. Так подошёл он в самый канун священного праздника Купальской Ночи к Седым Осинкам - той самой деревне, где мы его и нашли. Да, вот уж чего сам не ожидал - взял и припал он с той деревне на девчушку-сироту. Откуда взялась - никто не знал. Жила на окраине деревни, всё больше травки целебные собирала, хотя берегиней не была. На Купальскую Ночь всегда ходила, но ни один муж так и не запал в её сердце. А ей то уж, слыханное ли дело - третий десяток годков к концу подходил. Другие вон - на четырнадцатую весну рожают, чтобы в шестнадцать уже в путь двинуться. А у неё до сих пор четыре косы девственницы, вместо двух - женщины. И волхв подходил:
   - От чего, - говорит, - за муж не выйдешь, дитя не родишь?
   - Своего любимого жду, - отвечала она, - Только он мне пока не встречался.
   - Так, годков-то уже... - начал было волхв.
   - А не своего возьму - как быть той, для кого он и есть - любимый?
   - Ну, так от воина или странника зачни. Менестрель год назад заходил - вон как на тебя поглядывал. Дитя - дар Богов!
   - Не запал никто в сердце моё. А без любви - дитя слабым родится.
   Каждый год приходила она на Купальскую Ночь. Но так и сидела каждый раз чуть в сторонке.
   А по случаю оказавшийся здесь кузнец Белотур, так и стоял, и не мог оторвать от неё взгляд. С трудом справившись с одолевшей вдруг оторопью. И ведь - кузнец, и ведь - меч первый раз ковать не убоялся - а тут, как не свой. Белотур подошёл к ней. Она подняла на него взгляд. Кто бы со стороны увидел - они наверное час смотрели друг другу в глаза. И вот что удивительно - приняла она его. Никого до сих пор не принимала - а его приняла. Только, закон - один для всех. И волхв, что бы там ни было, никогда против Богов не пойдёт. Иначе - силы в нём останется - чуть, и ничего он не сможет более. Всю святую Родову неделю, перед священным праздником Купальской ночи, Белотура в селении не было. А значит, они со Славной (так звали девушку) проверить себя не могли. Они и усомниться не могли, сто им в эту ночь хранить Священный Огонь. Они присели возле большого костра, касаясь ладонями друг друга. Но тут над ними склонился старый волхв и тихонько произнёс:
   - Боги дают вам своё благословение.
   - Как?! - поразились они.
   - Верно ли? - встрепенулась Славна.
   - Верно, - улыбнулся волхв.
   Только вот, в эту ночь Славна не зачала. Прошло два года, а дитя у них так и не появилось. Люди стали обходить их дом стороной.
   Люди отправились к волхву:
   - Не порча ли?
   - Нет никакой порчи ни на ней, ни на нём, - возразил волхв, - Оба они - чисты. И на них обоих благословение Богов.
   - А не сам ли ты, - раздался недоверчивый голос, - захотел поскорее выдать нашу Славку за муж?
   - Мне - пройти по воде? - тяжёлый взгляд волхва упёрся в говорившего. Люди отступили.
   Люди отступили от волхва, но не от Славны и Белотура. К ним зачастили гости. Люди советовали Белотуру:
   - Возьми себе вторую жену. Не гоже - что семья - и без детей.
   Славна уже и сама стала просить Белотура, чтобы взял вторую жену. Но кузнец ответил:
   - Видно, сердце моё не такое уж большое. Тебя, Славнушка, никто в моём сердце заменить не сможет. А рядом с тобой - места в моём сердце уже и не остаётся.
   - Но я же не хотела, - встрепенулась Славна, - обрекать тебя на бездетность!
   - Я люблю - тебя. И, либо - от тебя, либо - ни от кого, - отрезал кузнец.
   И волхв сказал: "Боги сами соединили их сердца!" и Славна с Белотуром говорили то же самое. Но, люди продолжали поглядывать на них с опаской.
   Пока на седьмой год, Славна наконец не зачала. Белотур был вне себя от счастья. Потихоньку, чтобы не спугнуть, радовалась вся деревня. Старый волхв каждую ночь обходил их дом, ставя охранительные знаки. А на четвёртый месяц, проезжал мимо купец из Града Севера - поставленного Александром Великим, Нового Новгорода. Шёл он к великому торговому пути - в Хазарию. Тут, Славна и загорелась съездить, подарочков маленькому на рождение прикупить. Никто дурного не учуял - так и присоединилась Славнушка к каравану купеческому. Только случились тут тати залётные. Времечко, конечно, неспокойное было - вторая война шла. Да только, русы - есть русы. Готы - есть готы. А татям-то, откуда бы взяться? Отродясь такого в наших землях не было. Купец и охраны то серьёзной не брал - через Руссколань же ехал. И думать - не думал, а вот надо же! Так и нашли купца того у дороги с перерезанным горлом. И людей его - всех мёртвыми нашли. Там же и Славнушку нашли. На кулачках - по кистенёчку - отбивалась Славнушка. Рядом - два татя мёртвых валяются. А головушка-то - дубиной раскроена. Дружины не было - все на фронте. Ну, собрались мужики с трёх деревень. Татей повыловили, да шагами свои же кишки мерить заставили. А что толку? Славнушку-то уже не вернёшь.
   Замкнулся Белотур. В себя ушёл. Угрюмый стал, молчаливый. В кузню не ходил - только если срочное что у кого. Всё больше сидел на берегу речки, на воду смотрел и молчал. И вдруг, в тот самый день, когда Славна должна была родить, увидел кузнец - по реке люлька плывёт, а в ней младенец лежит. Решил тогда Белотур, что это - Знак Богов. Бросился он в реку. И внёс он младенца в избу.
   Был у Белотура меч. Славный такой, чудесный. В него Белотур всю душу свою вложил. И чего только ему за этот меч не предлагали - всем отказывал. А тут, взял Белотур свой меч - и бегом к конюху.
   - Отдай, - говорит, - мне вон ту пегую кобылицу.
   - Зачем тебе? - удивился конюх.
   - Она же жерёбая? Недавно, как ожеребилась?
   - Ну да, - согласился конюх.
   - Отдай её мне. А себе возьми мой меч.
   Конюх поразился. Кобылицу отдал.
   А Белотур привёл кобылицу во двор и начал выкармливать младенца кобыльим молоком. А конюх так и сидел, ошарашено глядя на меч. Так его и нашли - сидит, на меч смотрит, ничего понять не может. Тут люди и смекнули, что что-то здесь не так. И гурьбой направились к дому кузнеца.
   Белотур дверь отворил, глядит на них так, исподлобья, молчит. Тут люди увидели - а в избе-то младенец лежит.
   - Откуда у тебя ребёнок, Белотур? Чей он?
   Белотур вышел и широкими плечами заслонил дверь:
   - Мой! -отрезал он.
   Никто в деревне не рискнул возразить кузнецу. Только волхв разок заглянул к кузнецу, посидел, пообщался , да людей потом успокоил:
   - Всё в порядке, - говорит, - Белотуру ребёнка Боги отправили.
   Так и поняли люди - того, кто отцом ребёнку был - в живых больше нет. И успокоились. А Белотур потихоньку оживать стал.
   Белотур больше не полюбил никого - Славнушке его сердце целиком принадлежало. Так и жил вдвоём с сыном. Вот так Илёшка стал сыном кузнеца. А о том, что он Бальтазаров, никто и не знал.
   Ну, а как Белотур погиб - стал Илёшка моим сыном, - вздохнул Соловей.
  
   Всё вроде приходило в относительный порядок. Всех защитить - сил не хватало. Но лес полукругом отрезал почти всю прежнюю территорию Бальтазара. Пошла о нашем лесу дурная слава, и чернобожники сюда соваться боялись. А кто сунулся - тот из этих лесов не возвращался. Всю Руссколань одной дружиной не защитишь. Но вот Бальтазаровых! Вон и вы, в Муромской области, о чернобожниках и не слыхивали! А вспомни, кто князем для бати твоего, Звенислава был? - Бальтазар! И, хоть не на всех, а кому присягали - на тех хватило нам сил. Тихо здесь стало, спокойно. Люди в мире жили, родных своих не теряли. Вот и отправили на нас адепта грозного - епископа - не меньше.
   -А, кто отправил? - поинтересовался Или.
   - А кто его знает? Из Рима они в последнее время расползаются.
   - В Рим, что ли сходить? - Или задумчиво посмотрел на свой меч.
   - Успеешь ещё, - рассмеялся Соловей, - Сперва нужно здесь Закон и Правду восстановить. А потом, всем миром, можно и в Рим прогуляться. Да поспрошать, чё это они за бардак развели? Ну, так вот. Решил епископ, что хватит ему силы сквозь лес нашь пройти. Людей брать не стал - побоялся, что люди, как кровь мирныхт жителей увидят, да плачь детей малых услышат - пробудятся, да мечи свои супротив него самого и развернут. Потому, людей с ним не было. А вот зомбей вёл он с собой - прямо-таки рать целую - против моих ребят, где-то в шестеро, если не в семеро. Ну, ребятушки мои на тех зомбачков-то, гурьбой и выскочили. Епископ глаза как повытаращит:
   - Во имя Господа! - кричит.
   Да только, ребятушки "во грехе упорствуют", да зомбачкам-то бока ещё пуще мнут. А конь под епископом крутится, ушами прядает, копытом бьёт. Тут, епископ сошёл с коня, глаза закатил, плечи расправил, пальцами что-то перебирает, да слова на непонятном языке быстро-быстро шепчет. Что за язык? Где-то на наш похож, где-то на ромулский, но в целом, непонятный, как будто и корней знакомых нет. А вторую руку раскрытой ладонью к небу держит. Тут, на ладони его - огонь вспыхнул. Да не живой огонь, а мёртвый какой-то. От огня того не теплом, а холодом веет.
   Встал я тогда напротив него - и как свистну. Тут-то, зомбачки его и застыли, как каменные. А огонь мёртвый на ладони его колыхнулся, но не потух. Тут, епископ второй рукой как давай щёлкать, а огонь всё на ладони держит и сквозь него глядит. И вижу я, как ребятушки мои один за другим разворачиваются. Лица белые, глаза стеклянные, да с мечами на своих же кидаются. Ну, я как свистну второй раз. Деревья задрожали. Зомбачки - как вкопанные стоят. И те из ребят, кого чернобожник себе подчинил - тоже замерли. А поганому, хоть бы что! Даже не шелохнулся. О огонь не живой в ладони своей удержал. Да, всё дальше пальцами щёлкает. Тут и оставшиеся ребятушки супротив своих же и развернулись. Лёшка замер, в глазах слёзы стоят - ну не своих же рубать?! Вижу, кровью глаза наливаются. Как он развернулся к поганому. Да как пошёл на него. Епископ пальцами щёлк - а Лёшке хоть бы что. Тот снова пальцами щёлк - а Лёшка даже не вздрогнул. Тут чернобожник ладони сложил, да огнём неживым прямо в Илёшку как полыхнул. Я аж на землю рухнул - подняться не могу. А Лёшка лишь рассмеялся над ним, да вперёд кинулся. У поганого ужас в глазах так и застыл. Он на коня своего вскочил - и ну, тикать. Лёшка бегом за ним. Видит - не нагоняет - хорош под чернобожником конь. Тогда Илёшка своего коня свистнул - и в галоп. Пока не ушёл поганый, - Соловей вздохнул, - Вот с тех пор мы его и не видели. Настиг он поганого? Или погубил его чернобожник? Как я не слушал - не услышал. И как не вглядывался - не увидел. Уже четвёртый год минул - а Илёшка не появлялся. А я лежу лицом на земле, словно мёртвый, только что глаза открыты. "Дай", - говорю, - "Силы, Матушка". Чувствую - подняться уже могу. Давай ребятушек спасать. Своих - почти всех спасти удалось. Благо - по свежим следам. Один только сгорел - слабенький был. Говорил ему: "Дома сиди - чай не на татей залётных идём!" - не послушал. Вот и погиб. А из тех зомбачков, что с епископом пришли - никого спасти не удалось. Видать - слишком долго их епископ с собой таскал. Сколько я не погружался - даже следов ни одного не нашёл. Погребальный костёр мы им устроили, но боюсь, для них слишком поздно было - погибли они безвозвратно, - Соловей тяжело вздохнул, - Ну вот и всё, Или. Теперь ты знаешь всю мою историю.
   Встреча с Добрыней или Под Черниговом сила вражья
   Или поднялся. Поднялся и Соловей. Завидив, что они встали, подошла Любава, встала рядом с Соловьём, обняла его. Протянула Или уже собраный заплечный мешок:
   - Там еда - в дорожку. Я кулебяку испекла - это на первый привал. Ну и сушёное всё на потом. В одной фляжке - молочко томлёное.В другой - травяной отвар - силы восстанавливает. И баночку я положила маленькую - в ней мазька лечебная - раны заживляет.
   - Да раны я вроде и сам заживлять умею, - смутившись, проговорил Или.
   - Это ты - когда среди своих, да в лесу. А если среди чернобожников окажешься - там силы береч нужно. Там - лучше мазькой воспользуйся. К баночке я берестушечку прикрутила - на ней рецепт той мази записан. Чтобы кто чужой не прочёл - читаешь третье слово, потом пятое, потом седьмое, потом от третьего, снова третье слово, пятое, седьмое - запомнил? А по порядку читать будешь - абра кадабра получится, - усмехнулась Любава. Соловей посмотрел на клонящееся к виднокраю Солнышко - и испытывающе глянул на Или:
   - Всё-таки с вечера пойдёшь? А то может быть - с утреца?
   - Чую - пора, - ответил Или.
   - Ну давай. Удачи тебе, - Соловей обнял его, - Да хранят тебя родные Боги.
   Подошла Любава, обняла его, поцеловала?
   - Да хранят тебя родные Боги.
   Или повернулся, сделал несколько шагов, оглянулся, помахал им рукой.
   - Беги быстрее, Или, - усмехнулся Соловей, - Тебе ещё многое нужно успеть.
   Или побежал.
   - Встретишь Лёшку, - тихонько проговорил во след удаляющемуся Или Соловей, - Передай ему большой привет от меня. Я верю, что он жив!
   Или бежал.
   "Беги быстрее, Или", - пронеслись у него в голове слова старого кощуна, который четыре года назад поднял его на ноги: "а то не успеешь".
   И Или припустил ещё быстрее.
   Стемнело. Обострившийся нюх и слух позволяли Или угадывать направление. А шёпот деревьев, который Или слышал вполне отчётливо, не давал ему врезаться в дерево или запнуться о корень. Показался узкий серп убывающей луны, а потом и вовсе исчез, скрытый густыми тучами. Близилось новолуние - время когда жизнь утихала, чтобы позже вновь расцвести с полной луной. Уход луны - время, когда сила волхвов убывала. Сила же чернобожников наоборот возрастала, потому что затихшая жизнь меньше препятствовала их злодеяниям.
   Или остановился у ручья, сделал один большой глоток воды и медленным плавным выдохом перевёл себя в состояние покоя. Присел под дерево, развернул кулебяку и начал грызть. Слоёное тесто, румяное и золотистое, пышно поднявшееся почти в палец толщиной и даже не смявшееся на бегу. Промежутки между тонюсенькими прослойками ржаного теста отчётливо пахли настоящим деревенским маслом. В те времена другого и не знали, только настоящее деревенское сливочное, и конопляное для жарки. Слой тушёной распаренной репы, наполняющей всё вокруг густым ароматом. Откуда-то, сбоку выскочил присел рядом заяц, и Или отломил ему кусочек. Поверх репы, слой тушёной оленины, обильно политой сметаной. Тотемом, зверем-предком Или, был медведь. Поэтому, медвежатину Или не ел никогда. А вот оленина. Или радовало, дать оленю возможность увидеть Мир его глазами.
   - Смотри, младший брат, - прошептал Или, откусывая кусочек, - Я покажу тебе, что успею.
   Или открыл фляжку, сделал несколько глотков томлёного молока - и чуть не поперхнулся. Резко накатившая волна боли застала его врасплох. Едва заметная, исчезающая, если прислушиваться, но ощущающаяся, если просто слушать. И масштабная, как от очень далёкой, но большой резни. Или подскочил, дним рывком зашвырнул остатки еды в мешок и растаял, растворил себя в лесу, слушая окружающими его деревьями.
   Или быстро определил направление, вновь собрался и припустил бежать, с ходу входя в темп.
   Небо подёрнулось серой дымкой, когда Или выскочил на наезжанную дорогу. Дорога вела на Чернигов.
   Над городом поднимались столбы дыма. Видать нагрянули ночью. Тогда-то Или и почуял. Город не сдержал оборону. Городские ворота были нараспашку. Перед воротами валялись трупы воинов с бляхами городского гарнизона. Меч скользнул в руку. Святогоров меч - меч таймелоура - загудел и ощутимо раскалился - чернобожники! Или ворвался в город. Дружинники сгоняли людей на центральную площадь. Там уже прохаживались позвякивая кадилами сразу три попа.
   - Во имя Господа! - вещал один из них.
   Трое солдат ворвались в дом. Послышался грохот - и все трое вылетели оттуда, сорвав с петель уже разбитую дверь. Один прижимал ладони к лицу. Из дома раздалась отборная брань. Солдаты вновь кинулись в дом и выволокли оттуда кричавшую и упиравшуюся женщину. Один из солдат - тот, что зажимал лицо, вынул нож и полоснул ей по горлу. Или прыгнул, но чуть-чуть не успел. Солдаты развернулись к нему. Или аж присвистнул - на кольчугах красовались княжеские бляхи Владимира. И запел меч таймелоура. Или прокладывал себе дорогу к городской площади. Солдаты наваливались со всех сторон. И на груди у каждого была бляха Владимира. Все трое попов обернулись к нему. На раскрытой ладони одного из них сверкнула золотой рамкой маленькая боевая икона. Лоб попа напрягся.
   - Во имя Господа! - пропели двое других, усиливая удар сотоварища.
   Меч завибрировал. Или ощутил, как в его невидимую кожу чот-то с силой ударило, но не пробило и вспыхнуло огнём.
   В глазах попа читалась оторопь и удивление.
   - Во имя Господа! - вскричал он - и со всех переулков и из домов хлынули солдаты.
   Или пытались зажать в угол, но не получалось. Размытое пятно Или плясало по ним, как гонь по поленьям. Меч гудел, прокладывая дорогу к площади.
   - Во имя Господа! - заливались криком попы.
   "Безлунную ночь выбрали - гады", - пронеслось в голове у Или. Или не уставал, но и солдаты не думали заканчиваться. Они сомкнули щиты и теснили его стеной. А из переулков десятками появлялись всё свежие и свежие люди. Тут Или отчётливо ощутил, что не выдюжит. "И оторвали бы тебе, "защитник", башку твою!" - пронеслись в голове слова Змея-Велеса. Или отогнал злое видение, стиснул зубы и сжал себя в кулак. "Делай, что должен - и будь что будет!" - вспыхнули в голове слова не совсем русского, но почему-то не менее родного языка. А перед глазами возникло лицо Тулия Краска.
   Или сделал глубокий вдох, раскрывая себя ещё шире, и впуская ещё больше энергии. Он явственно ощутил, что горит, зато удалось ещё немного увеличить силу и скорость. Или прорывался к площади.
   И тут, на противоположную улицу, под трёхэтажную брань, поминая всех, кто к слову придётся, вывалил богатырь. Этак, чуть-чуть повыше самого Или, ну и прилично так, пошире в плечах. В разбойничьей кожаной куртке без вышивок. Густая борода - на пол грудака лопатой. Глаза нехорошо так поглядывают из-под густых бровей. А сам, не переставая ругаться, залихватски размахивает тяжеленной, потемневшей явно не только от времени, дубиной.
   - И зачем только, мамка тебя такого родила?! - конец фразы потонул в смачном хрусте.
   - Да, что ж ты у бати на штанах-то не засох? - богатырь двигался с виду неторопливо, но почему-то никому не удавалось его зацепить. Удар приходился в пустое место, непонятно откуда возникала дубина, и под очередной хруст, богатырь продолжал, нет не бежать, а невозмутимо идти.
   - Пшёл с дороги - ослиная морда! - богатырь играючи отпнул в сторону прыгнувшего на него сотника. Только сейчас Или заметил - солдаты двигались намного быстрее, чем обычные зомби.
   Кг-рыхг-хрум-чавк - что-то опять отлетело в сторону.
   - Ну, кто так меч держит, придурок?! Вот та-ак нужно рубить, вот та-ак! - второе "вот та-ак" пришлось уже по соседней голове. Отводя дубину после второго удара, богатырь, как бы невзначай снёс ещё кого-то.
   - А тебе вообще, ещё с куклами играть - туда же, за меч схватился!
   Чмяк.
   - Эй! Ты куда бежать?! Не-эт, ты погоди!
   П-члюм-шмяк.
   - Эй, братан! Ну чего встал?! А ну давай - спина к спине! - Или и не заметил, как оказался уже в нескольких шагах от богатыря.
   - Во имя Гос...! - мужик намотал на кулак чью-то рясу.
   Тюк.
   - Твой Бог - здесь не живёт.
   - Во имя Го....! - мужик пнул. Ну, и вопнул башкой в ближайшую стену. Шагов, этак за тридцать от того места на площади, где они стояли.
   - Ну, во-от! - богатырь потянулся, разминая плечи, - Совсем другое дело! - он довольно отряхнул ладони, - А ты уж сгорать собрался!
   - Как узнал?! - встрепенулся Или.
   - А т-то я не вижу?! - захохотал богатырь. Или повернулся к нему - и как в водную гладь в безветрянный день посмотрел.
   - Илёшка!
   - Какой Илёшка?
   - Тебя, Или, зовут?!
   - Или - моё детское имя. А ты откуда знаешь?! Добрынею меня величают, свет Никитичем.
   - Почему Никитичем?
   - Потом расскажу. А тебя как величают?
   - Или.
   - Ну, раз моё детское имя знаешь - назови и своё детское?
   - А меня с рождения Или зовут. Я имя пока не менял.
   - Отчего так? Сам-то уж, вон каким мечом владеешь, - Добрыня одобрительно кивнул на меч, - И справно владеешь. До меча такого дорос - а до имени взрослого как же-ж? Тебе годков-то сколько?
   - Тридцать семь.
   - О-о, да ты ещё и мой одногодка?! - Добрыня улыбнулся, - А по виду-то и не скажешь.
   - Да не одногодка, - задумчиво проговорил Или, - Брат я твой. Ты же у бати своего - приёмный?
   - Шо-о!!! - взревел Добрыня, - Щас в лоб за такие слова получишь! Ну да, батя меня из реки выловил. Да только, родной он мне! Он меня вырастил! Я если хочешь знать, один у него! И любил он меня - как не каждый родного любит! А за "приёмного", я ещё по детству не мало морд расквасил! Усёк?! Вот, за то Добрынею и прозвали.
   - Ладно, - сказал Добрыня остывая, - Пойдём, что ли, ко мне? Тут, в лесу, не далече. Чайком напою. Да порасскажешь мне всё. Мне, знаешь ли, тоже интересно знать - от кого я по крови?
   Или поднял глаза - и увидел высоко на пригорке восседал на статном гнедом жеребце князь Владимир.
   - Князь! - Или рванулся бежать.
   - Куда?! - Добрыня сгрёб его за рукав, - Ты чё, сдурел?!
   - Там князь! - Или показывал рукой в сторону Владимира.
   - Вижу - не слепой! - рявкнул Добрыня, - Ты чего - придурок?! Он - всё-таки князь. Из правящего рода. Словена внук, - Добрыня скривился, - Но всё ж таки, не витязю ему вызов бросать. Был бы ты правящего рода - тогда самое оно - имел бы право. А так - только род свой позором покроешь! Супротив Закона - Закон не возвернуть!
   Или как будто не слыша последних его слов.
   - Ты бляхи у этих на кольчугах видел?! Владимира бляхи! Надо князя предупредить! Что чернобожники поганые именем его прикрываются! Подручных своих - за его людей выдают!
   Добрыня так и сел, где стоял.
   - Ты что - совсем дурак?! Ты ещё не понял?! Владимир - сам за этими погромами стоит. И сам чернобожникам потакает.
   - Не может быть!
   - Не может быть - говоришь, - усмехнулся Добрыня, - Ну да! - Серьёзно?! А какого, блин, хрена он тогда на пригорке расселся? Думаешь, ему оттуда дыма от горящих домов - не видать?! Погрома в городе - не видать?! Отчего же он тогда сидит так спокойно? Что же люди его на выручку не спешат?! Город не спасают?! Я-то тебя, дурака, удерживал, чтобы ты на него не кинулся. Не по праву тебе. А Правду нарушишь - себя позором покроешь. Но я и подумать не мог - что ты настолько дурак! Говорю тебе - никто княжьих блях не подделывал! Его - эти люди!
   - Да, не может такого быть, чтобы князь Руссколанский сам, своими руками дорогу чернобожникам на Русь открыл! Чтобы свой же народ, народ, который он хранить и защищать поклялся - своими руками в крови топил?! Да не может такого быть! Не верю я в это!
   - Ие-эх! - Добрыня криво усмехнулся, глянув на Или снизу вверх с булыжной брусчатки площади, на которой он сидел, - Ну вот, что такое - невезёт - а-а? - протянул он, - Ну, вот как же так, а-а? Ну вот, стоило мне брата родного встретить - вот уж о чём и не мечтал! И, вот только я обрадовался - а у меня-то - брат есть! - а он - такой дурак оказался! Ну просто, дурнее дурных дураков! Вон - здоровенный какой - почти с меня! Вон и меч себе какой нажил! Да, поди не просто так нажил - уж явно не в кадушке нашёл! А ума-то, до сих пор не нажил! Потому и имя у тебя, поди, до сих пор детское, что ума нет?! Что своими глазами смотришь - а не видишь?! Да, моя дубина, - Добрыня покрутил в руках дубинку, - О - видишь? - И та умнее тебя! - Добрыня ещё раз посмотрел на него, -Айда в лес, а?! Пока не началось?!
   - Я должен предупредить князя! - гнул своё Или.
   - Ну - как знаешь! - рыкнул поднимаясь Добрыня, - Если сто - ты меня не видел.
   Добрыня незаметно, чего никак нельзя было ожидать при его весе, нырнул в переулок, а через пару минут, Или уже увидел за городской стеной размытую тень, в которой с трудом угадывались очертания человека. Добрыня вошёл в темп. И тень эта быстро двигалась к лесу, в противоположную от Владимира сторону.
   Или глубоко вдохнул. "Всё-таки сильно погорел", - пронеслось у него в голове. В лёгких жгло. Наваливалась непонятная и незнакомая доселе тяжесть. Ноги подкашивались. Или в несколько глотков осушил подаренную Любавой фляжку с травяным отваром. Под руку попалась баночка с лечебной мазью. Сам не понимая для чего, Или машинально сунул её за онуч.Продышался - и припустил бежать навстречу князю Владимиру.
   Вбежав на пригорок, Или почему-то запыхался. "Всё-таки, сильно погорел", - вновь пронеслось у него в голове.
   - Княже! Княже! - выпалил Или, - Там! В городе - чернобожники! Они людей убивали! Именем твоим прикрывались! На них бляхи - княже! Твои бляхи! Они бляхи твои подделывали - именем твоим прикрывались!
   - И что же ты сделал? - невозмутимо спросил князь.
   - Как что?! - оторопел Или, - Я же жив - значит они мертвы. Порубал их, конечно. Не бежал же я с поля боя! Там же людей убивали. Женщин убивали. Детей не щадили. Вот - тебя, княж, предупредить торопился! Чернобожники злодеяния свои - твоим именем творят! Бляхи твои, княжеские, подделывают, да себе на грудь цепляют.
   - Взять его! - негромко приказал Владимир.
   Подбежали люди. Или заломили руки. По трое солдат повисли на его плечах. Или разогнулся и посмотрел на Владимира.
   - Как же так, княже, - в больших по-детски наивных глазах Или стояли слёзы. Резким ударом в позвоночник его заставили согнуться - и поволокли.
   Лёшка
   Лёшка нещадно гнал коня. Он чуял чернобожника где-то впереди, и старался не упустить это ощущение. Нюх безошибочно подсказывал ему путь. Цепкий глаз выхватывал едва уловимые приметы. "Ага. Вот здесь он заночевал прошлой ночью". Едва уловимые следы нитей защитного контура, которым чернобожник, опасавшийся лесных духов, неизменно огораживал свою стоянку, всё ещё едва слышно звенели в воздухе. Лёшка не остановился - брошенного взгляда ему было вполне достаточно. "Часов шесть - не больше", - ощущение чернобожника всё ещё маячило где-то впереди.
  
   Молодой берсерк, Пересвет, вглядывался в даль. Вдалеке виднелась фигура несущегося всадника. Пересвет пригляделся:
   - Ого! - Берсерк! - Не просто так торопится! - Пересвет пустил коня в галоп. Через несколько минут, он поравнялся с Илёшкой:
   - Что-то конь под тобой слишком взмыленный, - без лишних слов начал Пересвет.
   - Тороплюсь, - не оборачиваясь отозвался Лёшка, - Упустить - нельзя.
   - Один-то - выдюжишь?
   - Ещё не хватало тебя подставлять!
   - Я - берсерк! - возмутился Пересвет.
   Илёшка обернулся к нему.
   - Прости, - и чуть погодя добавил, - Выдюжу. - Ты здесь нужен.
   - Конь у тебя весь в мыле. Возьми-ка моего коня.
   - А конь-то выдюжит? - усмехнулся Илёшка.
   - Берсеркский - для себя растил.
   - Добре - благодарствую.
   Лёшка на полном скаку перескочил на коня Пересвета - Пересвет перескочил на Лёшкиного и перевёл его на рысь:
   - Хранят тебя родные Боги. Удачи.
   - Тебе Удачи. Благодарствую. Коня сберечь попробую.
   "Мало нас таких осталось", - подумал во след удаляющемуся Лёшке Пересвет, - "Вот, опыта поднаберусь - открою школу берсерков - учеников возьму".
  
   А Лёшка всё мчался дальше. На ругой день - на холме показался табун. Табунщик из клана Дулу, объезжал великолепных коней. Лёшка принюхался. От табунщика отчётливо пахло совсем недавним общением с чернобожником. Свежий след и слишком явные мысли табунщика легко читались. Илёшка прислушался - чернобожник сильно нервнисает - от следа так и веет запахом тревоги. Ещё бы, уже который день он продолжает ощущать за собой погоню. Начинает паниковать. Он даже изменил своим привычкам - не отнял всё, что ему нужно, а заплатил за коня золотом не торгуясь. Это явно читалось по довольным мыслям табунщика Дулу. Чернобожник готов в любой момент сорваться. "Что ж - тем лучше", - спокойно подумал Лёшка, - "Загнанная в угол крыса - опасна. Но не для кота-крысобоя, готового перехватить её прямо в прыжке. Он как раз и ждёт необдуманного броска".
   - Ты только выдюжи, брат, - тихо прошептал Илёшка, наклонившись к коню.
   Дорога вела его всё дальше и дальше на юг, постепенно уклоняясь на запад.
   Темница
   Или очнулся на охапке подгнившей соломы тюремной камеры. В тусклое крошечное окошко у самого потолка, забранное массивной кованой решеткой едва просачивался дневной свет. Или потянулся - всё тело ныло. В лёгких всё ещё жгло. Или подошёл к двери. Толстые штыри, толщиной в кулак, через каждый локоть крепившие массивный кованый обналичник терялись в толще каменных стен.
   - Хорошо постарались, - усмехнулся Или. Или ощупал дверь - цельный лист металла. Постукал - это не обшивка - металл был на всю толщину двери.
   - Вот это - уважение! - горько рассмеялся Или, - Даже дубовым доскам не доверились - дверь - сплошь кованая!
   В углу на соломе что-то зашевелилось.
   - Ой! - Или вгляделся. В углу лежал человек. Широкое скуластое лицо. Тёмно-каштановые волосы с чуть красноватым отливом. Явно - тюрк. Только вот, вряд ли рус. Ноги - не длинные, как у лесного жителя, а чуть покороче, как у человека, несколько поколений предков которого провели в седле. Скорее всего, кто-то из третьего Каганата - Ашин или Телеут. В разодранных лохмотьях с трудом угадывалась одежда посла. Или вскипел - единый закон всех тюрков - посягнувший на посла ничем не подтверждает своё право на жизнь! Разлохмаченная вышивка на груди - почти не читалась. Или так и не удалось разобрать название рода. Человек чуть постанывая поднялся. Только сейчас, Или заметил седину в его волосах. На него взглянули глаза старика.
   - Вышивку прочесть не можешь? - человек прокашлялся и попытался улыбнуться, - Юлудай, Тюрк из ветви Ашинов, из подветви Телеутов, из народа Булгар, из рода Сагадумов. Путь - отрёкшийся для народа, посвящение, соединяющий разное, зверь-предок - Сокол.
   - Посол?!
   - Одно из старших посвящений, - кивнул старик, - выше только объединяющий несоединимое.
   - Но, это же - почти волхв!
   Старик усмехнулся.
   - Волхв Бога Тана - не совсем волхв. Это тот, кто соединяет людей. Ищет общее в разном.
   Юлудай снова закашлялся.
   - Как и кощуны, мы беззащитны в бою. Нас защищают другие - те, кому мы нужны. Путь Тана требует слишком много сил, чтобы осталось ещё и на бой, - старик горько рассмеялся, - вот я и здесь.
   - Да это же! - возмутился Или, - Послы - священны!
   - Я тоже так думал, - вздохнул Юлудай, - Моя - ошибка. Нужно было лучше смотреть. И вовремя заметить, кто и когда отходит от Закона и Правды, - он вновь закашлялся, - Теперь, из-за моей вины, по моей неосторожности, люди не получили помощь, которая им нужна. Вот потому мы и священны, что из-за моей глупости сейчас страдают жизни людей. Посол - это человек без права на ошибку! Хотя, о чём я говорю? Любой человек, когда он на своём пути, не имеет права на ошибку. А когда человек не на своём пути - значит он ещё не стал человеком. Только вот, из-за этой решётки и этой тесной камеры, мне свою ошибку не исправить.
   Внизу скрипнула отворяемая маленькая дверца - в самой двери - окошко в полторы ладони шириной. Появился кувшин с водой и краюха хлеба. Рука тут же исчезла. Скрипнул засов. Или присел на корточки. Хлеб пах как-то странно и был необычного цвета. Или надломил краюху - принюхался.
   - Так и есть! Поганые чернобожники!
   - Что там? - отозвался Юлудай.
   - Трава забвения!
   Или отодвинул краюху. Глотнул воды. "А есть-то, как хочется!" - Или снова потянулся к краюхе. Перед глазами пронеслось насмешливое лицо Добрыни: "Моя дубина - О-о - видишь?! И та умнее тебя!" "Ну уж нет!" - подумал Или, - "Уж лучше с голоду зачахнуть! Только ещё не хватало - в забвение погрузиться! Всё, чем предки мои жили - забыть! Рано вы меня хороните - чернобожники!"
   - Ты не будешь это есть? - Юлудай сухо пожевал губами, - Отдай её мне. А то - кушать уж больно хочется.
   - Да, ты что?! - встрепенулся Или, - Это же - пшеница! От неё же память родовая уходит! Слеп и глух становишься! Ты же - посол! Как же ты сможешь людей соединять? Судьбы человеческие друг с другом сплетать? Ежели позабудешь, чем твой дед жил?! Чем твой прадед жил?! Если не будешь ощущать их перед собою? Чуять не будешь, на чём род твой держится? Нельзя тебе травой забвения себя травить! Это же смерть для посла. Землепашец - и тот после этой отравы - день посева не угадает, или цвет под град пустит. А тебе - какже ж?!
   Старик неслышно подошёл.
   - Ты пойми, - ласково проговорил он, - чую я - последней стала эта моя ошибка. Не выжить мне. Не дожить до освобождения. Каждый из нас чувствует, какой шаг в его жизни станет последним. Я подготовился завершить свой путь, - он грустно улыбнулся, - Мне - не выжить, понимаешь? А ты - сильный, крепкий. Я чувствую - ты выберешься отсюда, - Юлудай присел перед ним на корточки, - Поверь моему чутью - я же всё-таки посол. В обед - принесут кашу - я отдам тебе свою долю. Нам нужно, чтобы выжил хотя бы один из нас двоих - и это буду не я, - старый посол протянул руку, - Отдай. Отдай её мне. Так надо, сынок.
   Или нехотя разжал пальцы. В его больших добрых глазах стояли слёзы.
   - А почему - сынок? - неуверенно проговорил он.
   - Ну, во-первых, я - старше, - улыбнулся посол, - А то, что седины в моих волосах - чуть - так это лишь от того, что ошибка, которая меня сюда привела - то была первая ошибка за всю мою жизнь. Я ведь, ещё Буса Белояра молодым помню. Ну, а во-вторых, - Юлудай рассмеялся, - Ты же не представился!
   Или оглядел себя. Вышивка не читалась.
   - Прости, - смущённо проговорил он, - Или, Тюрк из ветви Ариев, из народа Русов, из рода Звенислава, и Бальтазара, - чуть запнувшись добавил он, - путь воина, посвящения не получал, зверь-предок - Медведь.
   - Ух ты - да ты - княжич! - обрадовался Юлудай.
   - И княжич, и сын рыбака, - ещё больше смутился Или.
   - Да ты, выходит, Бальтазаров! - Знал я твоего отца - славный был князь. Буса любил. Не то, как батю, не то, как брата - но крепко любил. Рад я - что сын его жив. А вот, Звенислава я только одного знаю. Того, что у Бальтазара менестрелем был. Хороший такой парнишка, весёлый, добрый. А вот со Звениславом-рыбаком, прости, не довелось познакомиться.
   - Да это - он и есть, - машинально проговорил Или.
   - Вот это да! - искренне обрадовался посол, - Дак я, выходит, обоих твоих отцов знаю - а ты ещё на "сынок" обижался.
   - Да, не обижался я - так, удивился чуток.
   - А чего тут удивляться - все мы, тюрки, друг другу родичи.
  
   Они беседовали - в тесной темнице это было единственным достойным занятием.
   - Э-эх - стольким людям помочь надо - а я здесь сижу, - проговорил Или.
   - Ты не терзайся. Силы по-напрасну не трать - они тебе ещё пригодятся, - Юлудай подумал, и добавил, - То, что ты - княжич - это хорошо. Только, чтобы Владимиру вызов бросить - княжичем быть не достаточно.
   - И ты про вызов?
   - А кто ещё говорил?
   - Добрыня.
   - Что за Добрыня?
   - Брат мой.
   - Тоже Бальтазаров? Погоди-ка, а сколько вас всего?
   - Трое.
   - Ты обоих братьев нашёл? С обоими познакомился?
   - Нет, - Или вздохнул, - С одним братом я лишь парой слов перекинулся. С Добрыней. Он-то, как раз и предупреждал: "Не по Праву", - говорит, - "Тебе Владимиру вызов бросать", - да я, дурак, тогда Владимиру верил - думал другой кто за его спиной чёрные дела проворачивает - вот и сижу теперь здесь - Владимира предупредить торопился.
   -Я тоже - "предупредить торопился", - усмехнулся Юлудай.
   - Ну, а о втором, Лёшке, я только слышал - сам его не видел - не застал уже. Мне о нём Соловей Пуд рассказал.
   - Воевода Пуд! - обрадовался Юлудай, - Как же - помню! Он тоже у Бальтазара служил. Во - мужик! Араб. Причём - не наёмник - он присягу принял! А сам - ни много, ни мало - сын молы Ибрагима, представляешь? Последнего истинного молы! Я-то, тоже хорош - всё понять не мог, как так?! Пуд - и в разбойники?! Так, пока сам здесь не очутился - и не понял! Посол, называется!
   - А нас, всех троих, одним именем, Или, зовут. Только, я своё имя не менял - я же не посвящённый, хотя Субудай говорил: "Тебя сами Боги посвятили". Добрыня, Добрыней при посвящении стал. А Лёшка, сокращённо от Илёшка.
   - Субудай говорил? Субудай - тоже княжеское имя. Кто он?
   - Субудай - видязь. И меня тоже видязем назвал. Субудай - первый видязь у сара Тимучина, батыра Чингисхана, того, которого величают Надежда Народов.
   - Субудай был здесь?! То-то я понять не мог, от чего Ирбисы не забеспокоились. От чего Головной Каганат молчит. После смерти сара Буса такой переполох подняться должен был. Да, уже после смерти Германореха - он же, тоже сар!
   - Я видел Субудая возле Священного Города, на Урале. Он сразу повернул обратно - повёз весть сару тимучину.
   - Значит, Ирбисы придут! Головной Каганат просто не может не приёти на выручку, когда тут такое творится. А ты - был в Аркаиме? - глаза старика подёрнулись мечтательной пеленой, - Как Священный Город?
   - Вымер. В нём никого нет. Улицы опустели. И никаких следов погрома.
   - Что?! Как?! - Юлудай подскочил, - Я - дурак! Я - идиот! Всё гораздо хуже, чем я думал! Я слишком расслабился! Моя ошибка! Люди не получат помощи! - старый посол поник, - Ешь, Или, тебе понадобятся силы.
   - А ты?
   - Нет!
   Юлудай упорно отдавал Или всю еду. Сам съедал только траву забвения. До последней крошки.
   - Как же так? - Или с болью смотрел на него. Юлудай явно готовился к смерти.
   - Так надо. Совсем не есть мне ещё рано. А силы нужны тебе. Трава забвения - я видел, как её производят. И порадовался, что я не из Говорящих с Деревьями, иначе я не смог бы вынести эту боль. Ты слышал, кто такие папарачекосы?
   - Папарачекосы?
   - Есть люди, которые ездят с балаганами по всему Миру. Есть цирки, в которых люди показывают свои умения, которые достигаются долгими годами тренировок. Что-то чудесное и необычное. Звери танцуют. Индийские факиры показывают чудеса. А есть балаганы. В тех странах, где рождаются уродцы, у них нет тех возможностей, которые необходимы им, чтобы пройти свой путь. Тогда эти уродцы организуют балаганы. Они устраивают представления. Они веселят людей. И через эту радость и веселье, которую они дарят людям, они возвращают себе свой путь и свою жизнь. Так было. Но потом появились папарачекосы - тайная организация, которая специально уродовала детей для таких вот представлений. Они выкручивали им суставы, чтобы ребёнок мог ходить только на четвереньках, суставами вверх. Они разрезали им щёки, чтобы создавалось впечатление, что ребёнок всё время смеётся. Они надевали им на спину специальный каркас, чтобы ребёнок становился горбатый. Они выламывали и выкручивали им пальцы, чтобы получалась "лягушачья лапка". Они вживляли им под кожу мышиные ушки или шипы ящериц.
   Или передёрнуло от всего этого.
   - Папарачекосы делали это, чтобы зарабатывать деньги на своих собственных балаганах. Балаган стал своей противоположностью. Не шансом для тех, кто родился уродцем, а поводом для кого-то, чтобы ломать и уродовать детей. Царь Вавилона нещадно отлавливал этих изуверов. Царь был потрясён их жестокостью. Когда ему принесли ящики, в которых папарачекосы уродовали детей, его лицо стало белее, чем берёзовая кора. Он сказал: "Вы хотели золота?! И хотели добиться его с помошью этих ящиков?! Я восхищён вашей изобретательностью и дам вам столько золота, сколько вы захотите!" Царь приказал поместить папарачекосов в их же ящики и вливать им в горло расплавленное золото - пока их жажда золота не утолится. Те, кого царь не отловил - бежали и попрятались. Но не прекратили своей деятельности.
   Чернобожники берут всё самое ужасное везде, где только найдут. Чтобы получить пшеницу, ту самую траву забвения, чернобожники калечили семена ржи теми же способами, которыми папарачекосы калечили детей. Я видел, как они это делают. И я порадовался, что не умею слышать этой боли. Изуродованные дети - это всё ещё дети. Их уродства вызывают жалость - и мы даём им деньги. Которые попадают в поганые руки папарачекосов. Точно также, пшеница - это поганое изобретение чернобожников, полученное из изуродованных семян ржи, всё ещё пахнет едой. Здесь, на тюремных харчах, мы постоянно хотим есть. Тебе нужны силы. Ты можешь не сдержаться, и проглотить кусочек этой отравы. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Если ты потеряешь память - всё будет потеряно. Так что, я поживу ещё немного, - Юлудай улыбнулся, - хотя бы для того, чтобы тебе не досталось ни крошки этой гадости.
   - Скажи мне, я могу что-нибудь сделать? Как-то исправить твою ошибку, если мне удастся выбраться отсюда?
   - Если?!! - старик подобрался, - Я тебе дам, если?!! Да я тебя!!!
   - Э - э, ты чего?! - Или на всякий случай отодвинулся подальше.
   - Не "если"! А, когда ты выберешься отсюда! "Когда"! Понял?! Я тебе покажу - "если"!
   - Когда я выберусь отсюда, - проговорил Или.
   - Вот так! А то - "если"! Ты выберешься отсюда, понял! Я это вижу.
   - А если...
   - Ещё одно "если" - и я тебя в лоб стукну! - старик опустился на солому, - А теперь давай думать, что можно сделать, КОГДА ты выберешься отсюда. Ты - княжич. Это хорошо. Но княжич не может бросить вызов Владимиру. Он нарушил Закон. Он нарушил Правду. Он отдал Руссколань на растерзание чернобожникам. По Закону - после всего этого, он не должен править. Но, ты не можешь бросить ему вызов, иначе сам нарушишь Закон. Вот, если бы ты был из правящего рода. Если бы в твоём роду был хотя бы один сар или каган. Э-эх, жаль не выбраться мне отсюда! А, кто его знает, - задумчиво проговорил Юлудай, - Вполне может быть, что у тебя и получится...
   Или поднялся.
   - Юлудай! Ты, конечно, мне в отцы годишься, но сейчас моя очередь тебе в лоб треснуть! Что значит, "может быть"? У меня получится. Должно получиться. Я сделаю.
   - Вот! - посол довольно улыбнулся, - Вот этого-то я и добивался. А теперь. Слушай:
   Всё гораздо хуже, чем я дуамал. Двести лет назад, голос Тенгри телеутов, великий волхв, изрёк пророчество: "Когда вымрет Священный Город и один за другим, три сара погибнут от руки своих родичей, тогда Чернобог вырвется. Будет он порабощать народы, доселе чистые и знание предков ведающие. И Землю-Матушку убивать будет. И не смогут тогда Каганаты мир и Правду во всём Мире удержать. Тогда потребуется вся сила каждого".
   - Германорех, - произнёс Или, - сар Бус. Но кто, кто третий сар?
   Христианский переворот в Риме
   - Гай Юлий цезарь. Рим больше не хранит мир. Рим - пал. Эту новость я и вёз своему кагану, да заехал на свою голову, сюда, Владимира предупредить. А теперь смотри: Бус убил Германореха. Но, Бус - свояк Германореха - сестра Буса, царевна Лебедь вышла за него за муж. Тогда выходит, что сын Германореха - племянник Буса. Буса убил Амал Винитар - сын Германореха. А в организации против Гая Юлия, активное участие принимал его сын - Октавиан Юлий. А я всё это ушами прохлопал. И только, когда ты сказал, что Священный Аркаим вымер - до меня наконец дошло - пророчество сбылось. И не одна страна - а весь Мир на волоске висит. И верно - раньше культ Яхве-Чернобога только в Иудее был. А сейчас из этого культа отделилось несколько сект - эти секты кем только себя не называют. И чернобожники лезут буквально отовсюду. Плодятся - хуже мышей. И действительно - "у народов доселе чистых и знание предков ведающих" - вон, даже Ислам под Яхве-Чернобога переделывают. Ты помнишь, чем закончилась третья война?
   - Братание на реке. Наши братались с ромулами. Оказалось, что каждый ромул - дальний родич какого-нибудь словена или руса. А два молодых легата, которые привели ромулов - один оказался и вовсе - родичем князя Словена. И вёл свой род от первого волхва Посейдона и Велеса, который основывал Рим. А другой происходил из рода того самого воина, который вдвоём с первым волхвом и являлся самым первым каганом Рима.
   - Ситуация в Риме была такова, что армия, которую привели эти два молодых легата целиком состояла из добровольцев. Весь цвет Рима ушёл на эту войну. Чем не приминули воспользоваться чернобожники. В Риме орудовала секта. Секту основал римлянин-полукровка, по прозвищу Каменное Сердце. Он сумел извратить для своих целей учение иудейского будая. Не задолго до сара Буса, в Иудее был будай. Его звали Иеша Назарий, или Назарей. Одни говорили, что он принадлежал к ордену магов - Назариев, которые вели свою школу от древних персидских кланов. Другие говорили, что он родом из Назарета, а потому назарей, а не Назарий. Но все сходились в одном - Иеша был истинный будай. Он пробуждал иудеев, возвращая их к древнему знанию. Фактически, он делал то же самое, что единственный сар Иудеи - Соломон. Во времена Соломона, среди иудеев появилось немало пробудившихся, и среди них родился даже истинный сар. Сару Соломону удалось основать целое государство иудеев, не придерживающихся культа Яхве-Чернобога и вернувшихся к древнему знанию. Этим государством стала Самария. Иеше не дали стать саром. Хотя, по праву крови, он имел полное право стать правителем Иудеи и вести весь свой народ. Но, он был истинный будай и создал учение, позволявшее выводить людей из-под власти Яхве. Каменное Сердце был иудей по матери - поэтому он долгое время жил в Иудее и успел втереться в доверие к иудейскому будаю. Но, Каменное Сердце был римлянин по отцу. И потому, как только приверженцы культа Яхве-Чернобога заставили прокуратора казнить иудейского будая, сразу после казни, перебрался в Рим, где и основал свою секту. Фактически, Каменное Сердце вывернул учение Иешы наизнанку. Иудейский будай подробно объяснял основные принципы, как выводить человека из-под Яхве-Чернобога, открывать ему глаза и возвращать к древним знаниям. Каменное Сердце освоил эти принципы - и применил их в обратном порядке. То есть, берём изначально чистого, не искажённого человека, уводим его от древних знаний, закрываем ему глаза, и подводим его под Яхве-Чернобога. Плюс к этому, Каменное Сердце принадлежал по отцу к роду Валериев. В результате, используя свою фамилию, имел определённое влияние на патрициев. Конечно, он не мог подвести под Яхве-Чернобога самих патрициев. Зато, вполне успешно проделывал это с их детьми. Однако, каменное сердце не обладал навыками тайных операций, поэтому действия секты сводились преимущественно к обычному бандитизму. Погромы в храмах, покушения на жрецов - а потом - бега и скрывание от правительственных органов правопорядка.Погромы сектантов вызвали волну возмущения среди людей. Помимо правительственных органов правопорядка, возникли общественные организации и дружины по борьбе с бандитизмом. Одна из них вошла в летописи под названием "Союз трёх". Её возглавляли три уважаемых в Риме патриция - легат Литиций, патриций Магнус и патриций Юлиан. Эта организация одно время довольно успешно справлялась с напором сектантов. Так было до тех пор, пока на ликвидацию секты не был направлен опытный сотрудник Комитета Имперской Безопасности - Пуал. Дело в том, что Пуал встретился с Каменным Сердцем и примкнул к секте. Каменное Сердце был готов отвалить Пуалу любые деньги. Ему был просто необходим такой сотрудник. Пуал, с его огромным опытом, занялся разработкой для секты тайных операций. Кроме того, пока об измене Пуала не стало известно, он имел полный доступ к секретному архиву Комитета Безопасности. Пуал сумел развернуть полномасштабную пропагандистскую работу. Секта получила влияние на Сенат и огромную прослойку сочувствующих, даже среди патрициев. Пуал сумел добиться, что люди закрывали глаза даже на систематические разорения и разрушения сектантами основных святынь. Кроме того, покушения на жрецов и наиболее активных защитников правопорядка и культурных ценностей, стали успешными ни один раз из десяти, а практически каждый раз. В Империи появилась вторая власть - теневая, преступная власть, которую боялись больше, чем уважали власть истинную. А Пуал продолжал оставаться сотрудником Комитета Имперской Безопасности, пока Понтий Пилат не раскрыл заговор. Упиваясь вседозволенностью, сектанты потеряли осторожность. Пуал и Каменное Сердце решили сфабриковать для своей секты реликвию. Гробницу Иудейского Будая, именем которого они и прикрывались в своей агитации.
   Прости за подробности, но ты знаешь, как осуществляется казнь на кресте? Пуал и Каменное Сердце либо не знали этого, либо не обладали достаточным временем - всё-таки они оставались бандитами и не могли действовать открыто. Человека никогда не прибивают к кресту гвоздями. Ткани, вокруг гвоздя начинают гноиться и загнивать. В результате, гвозди проскальзывают и человек падает с креста задолго до того, как окончательно умрёт. Казнимого привязывают либо сырой пеньковой верёвкой, либо сыромятной кожей. Чтобы, по мере высыхания тела, верёвки не ослабевали, а, высыхая сами, наоборот удерживали тело на кресте ещё сильнее. В результате, в руках и ногах, дальше верёвок, кровь застаивается и мягкие ткани начинают гнить, тогда как засыхает только само туловище. Казнённый на кресте, выглядит как высушенное туловище с отгнившими до кости руками и ногами, но не как высушенная целиком мумия. Пуал и Каменное Сердце организовали покушение на младшего брата Иешы. Большой город, шумная базарная площадь, брат Иешы, который и думать не думал, что на него может быть покушение, потому что был полностью светским человеком, ни во что не вмешивался, а о всяческих подводных течениях мог знать, в лучшем случае только базарные слухи - и вдруг исчез! Его так и не нашли. Шумный город. Базарная площадь. Человек пропал. Обычный человек - не политик, не духовный лидер, не знаменитость. Пропал - и не нашли. Бывает. А брат Иешы был сильно похож на Иешу в том самом возрасте, когда его казнили. Брата Иешы убили, потом уже, действительно прибили гвоздями мёртвое тело к горизонтально лежащему на земле кресту - и засушили. Без всяких верёвок. Получилась мумия со следами от гвоздей на руках и ногах. Её завернули в плащаницу и упаковали в каменный грот.
   Понтий Пилат обследовал "реликвию", сопоставил несколько фактов - он ведь много общался с Иешей в период заключения, в тайне от всех провёл собственное расследование - и вышел на Пуала. Пуала предупредили и он сумел избежать ареста и обвинения в государственной измене. Но, был вынужден скрываться и, естественно лишился доступа в секретные архивы Комитета Безопасности. Более того - попал в межгосударственный розыск. Это ещё более обозлило Каменное Сердце. А Пуал появлялся и также быстро исчезал в самых разных уголках Империи, уже под именем Апостола Павла. В этом крылась ещё одна фальсификация. Дело в том, что Иудейский Будай, помимо всего прочего, был йог. В результате, во время казни, он сумел уйти с креста. В те три дня, когда трупы казнимых начинают особенно сильно пахнуть и разлагаться, а стражу, соответственно убирают. Иудейский будай, преспокойно провисевший всё время до этого момента в йогическом анабиозе, выпутался из верёвок и сошёл с креста. После этого, группой людей, которую возглавляла его законная супруга - Магдалена по коридору в границе был переправлен в Индию. Этот коридор специально для него открыл всё тот же Понтий Пилат, - Юлудай довольно хихикнул, - Помимо сектантов, существовало и настоящее учение Иешы.
   Будаи редко когда рождаются больше одного в одном поколении. Люди жаждут общения с будаем. Ещё больше жаждут общения с будаем те, кто ищет и ценит знание. Если ты слышал, что где-то живёт будай, скорее всего, это единственный будай, который родился за всю твою жизнь - кто захочет упускать такую возможность? Именно так рассуждал известный маг Персидской школы, магистр телепатии, телекинеза и левитации - Симон. И вместе с группой волхвов, брахманов, магов и мудрецов, которые время от времени посещали Иудейского Будая в его индийском убежище, Симон встретился в Индии с Иешей. И получил учение будая из первых уст. Вернувшись и столкнувшись с деятельностью сектантов, Симон был крайне возмущён, как секта Каменного Сердца выворачивает наизнанку учение будая. Пользуясь огромным авторитетом и уважением, которым пользовались маги во всех странах Мира, Симон разъяснял людям настоящее учение Иудейского Будая. Именно так, и никак иначе называл его Симон. Приехав в Рим, маг добился аудиенции у цезаря. Специально для этой встречи, цезарь пригласил старших жрецов крупнейших храмов и сотрудников правоохранительных органов. Совещание продлилось трое суток, с перерывами на сон и обед. Жрецы подробно выясняли у мага все ньюансы, после чего, вынесли свой вердикт:
   "Учение Иудейского Будая целиком и полностью вписывается в классическое Тенгри. Предлагаемые техники помогают вернуть человека на его путь и никоем образом не препятствуют никаким сторонам его развития, что можно рассматривать, как подтверждение того, что тот, кого называют Иеша или Иудейский Будай, на самом деле является будаем"
   Комитет Имперской безопасности выдал свой вердикт:
   "Предлагаемая гражданином Симоном из магического ордена, серия разоблачений и разъяснительной работы поспособствует сворачиванию наиболее агрессивной и деструктивной из ныне существующих сект. Мы считаем данную меру адекватной и способствующей восстановлению общественного правопорядка в Империи".
   Симон получил разрешение на серию разоблачений в Риме...
   "Не поклоняйтесь Творцу Неживого, ибо неживое - есть ничто. Живое же не может быть сотворено, но только рождено в любви", - говорил Симон.
   "Не поклоняйтесь Ангелам, ибо Аггел - есть злой дух, сотворённый неживым и призванный, чтобы убивать духов живых".
   "Только живые Боги могут вернуть человека на его путь. Не верьте - но ведайте. Не поклоняйтесь - но учитесь",
  
   "Кто старше, ты - или Боги твои?" - говорил Симон, - "Кто опытнее, ты - или Боги твои? Кто мудрее - ты - или Боги твои? Тогда почему, вместо того, чтобы слушать Бога твоего - ты говоришь ему сам? Не повергайтесь в язычество. Не произносите молитву, но погружайтесь в молу, чтобы услышать Бога своего".
   Симон разъяснял людям истинное значение слов Иудейского Будая и показывал, где, как и для чего сектанты извращали эти слова.
   Секта стала терять популярность. Каменное Сердце запаниковал. Он отправился в Иудею, где заручился поддержкой опытного адепта-яхвиста, магистра некромантии и члена клана Левитов. Пуал спланировал операцию по ликвидации Симона. Вникнув в схему операции, яхвист-некромант заявил, что ему потребуется младенец. Первенец из хорошей семьи. Пуал блестяще справился с этой задачей. Пропал первенец в семье знатных патрициев. Рим был поднят на уши, но младенца так и не нашли. Сам адепт не мог приблизиться к Симону. Маг мог почуять его. Требовался сектант-самоубийца, очередной кандидат в "мученики". Сектант должен был приблизиться к Симону и активировать амулет, который пробрасывал канал для заклинания некроманта.
   Симон должен был демонстрировать искусство левитации и показать, что только идущий путями Богов живых способен овладеть этим искусством. Симон демонстрировал противоречие между яхвистским мировоззрением и той внутренней синхронностью мерцаний, которая необходима для левитации.
   Сектант проскользнул поближе к Симону.
   - Симон поднимается в воздух, - доложил он.
   Яхвист положил младенца на алтарь. Младенец заплакал. Яхвист взял жертвенный нож.
   - Симон поднимается выше.
   - Ещё выше - он поднялся выше зданий.
   - Он уже кажется совсем маленьким.
   - Активируй, - сказал яхвист и вонзил нож в сердце младенца.
   Небо на мгновение потемнело. Симон потерял из виду Солнце. Резкий всплеск внутри сбил синхронность его мерцаний. Симон попытался выровняться, но внезапно его тело потяжелело. Симон подхватил угасающую нить и попытался сбить заклинание. Но в этот момент, яхвист сжёг сектанта, активировавшего амулет. Удар срикошетил обратно в Симона. Симон потерял равновесие и кубарем рухнул с огромной высоты. И расшибся на смерть, - Юлудай вздохнул, - Дело в том, что Симон получил следующе посвящение, находясь у Иудейского Будая в Индии. И взял себе при посвящении имя Павел.
   Пуал и Каменное Сердце сыграли на игре слов Пуал - Павел. И новый "Павел" легко подправлял слова Симона для всех тех, кто не был знаком с ним лично.
   Кроме того, он мог устраивать "законные" проповеди "Павла" в тех провинциях, где Симона не знали.
   "Разве я - не Павел?" - любил говорить Пуал.
   Что касается адепта-яхвиста - магистр некромантии остался доволен уровнем проводимых сектой Каменного Сердца операций. О чём и доложил магистрам масонской организации. Масонская организация признала секту Каменного Сердца подходящей на роль нового плацдарма для своей деятельности, взамен Иудеи, которая после разгрома армии Давида уже не обладала достаточными для масонов ресурсами. Теперь, секта стала лишь видимой частью для организации и базой для отбора будущих кадров. Сам Каменное Сердце полностью потерял влияние в им же созданной секте и стал не более, чем визитной карточкой, лицом для тех, кто не имел желания открыто показывать свои лица. Что касается Пуала, который был не намного моложе его - его деятельность была очень высоко расценена. Пуал по-прежнему продолжал разрабатывать тайные операции, теперь уже для масонов. Он разработал, а частью просто скопировал с операций Комитета Безопасности, в котором долго служил, великое множество базовых схем для тех или иных операций. Он же разработал программу, по которой обучались новые подрывники. Теперь масоны вместо грубой силы. Стали часто прибегать к тихим и незаметным тайным операциям. Их действия стали намного аккуратнее и эффективнее. Пуал лично обучил всё первое поколение подрывников. Он сумел добиться, что опытный специалист по разработке и осуществлению тайных операций даже несмотря на полное отсутствие магических навыков, приравнивался к магистру и мог входить вплоть до четвёртого круга масонской организации. Первые три круга по-прежнему занимали только и исключительно адепты Яхве высших степеней посвящения. Пуал всего на несколько лет пережил Каменное Сердце, но в отличие от последнего, продолжал работать и пользоваться большим авторитетом в организации, вплоть до последних дней своей жизни.
   Вот так и случилось, что вместо обычных бандитов и полуграмотных ораторов, которые тоже присутствуют, но представляют собой не более, чем ширму и разменную монету, мы сейчас сталкиваемся с матёрыми и бронированными епископами, которые в состоянии в одиночку зомбировать целую дружину.
   Вот такие люди и составляли костяк бывшей секты на момент начала третьей войны. Такие люди могли подмять под себя кого угодно. К секте присоединилось нимало патрициев. В том числе, в неё тайно вступил сын цезаря - Октавиан Юлий и оба брата из рода Базилиев. Сектанты планомерно вышибали из Сената всех патриотов Рима, а их места занимали обращённые сектой римские патриции. И всё это выглядело, как обычная смена настроений в Сенате, а подлинный размах происходящего продолжал оставаться в тайне от последнего сара Рима - Гая Юлия цезаря. Когда все патриоты Рима покинули Рим и с легионами Валлерия и Краска отправились на готскую войну, сектанты расценили это, как подарок судьбы. Была разработана операция по убийству цезаря. Было точно распланировано, кто и с каким вопросом обратится к каждому из верных людей цезаря. Вопрос должен был быть жизненно важным, таким, чтобы наверняка задержать верного цезарю человека по меньшей мере на полчаса. Они ухитрились отвлечь даже близкого друга и соратника Гая Юлия - легата Марка Антония. В тот самый миг, когда уснул и ушёл в Мир Прави князь Словен - в Риме погиб от рук заговорщиков Гай Юлий цезарь. Октавиан Юлий стал цезарем. Октавиан был слаб и полностью зависим от заговорщиков, а потому представлял собой лишь ширму для тех, кто на самом деле стал править Римом. В Риме воцарились масоны.
   Сразу после переворота были немедленно сняты се государственные обвинения против секты Каменного Сердца. Секта была официально переименована в христианскую религию. Следом за этим вступил в силу заранее подготовленный новый свод законов, полностью отменяющий Римское Право и лествичную систему наследования. Рим объявлялся теократической республикой. Христианство объявлялось государственной религией. Был учреждён новый институт Епископата. Цезарь и Сенат становились полностью подчинены Епископату. Были запрещены все иные религии, кроме христианства. Исповедование любой иной религии каралось пытками, вплоть до смертной казни. Все тенгрианские храмы подлежали немедленному уничтожению. Попали под запрет все академии - их место заняли церковные семинарии. Любой патриций становился обязан привлекать для обучения своих детей христианского священника. Были запрещены все светские школы, даже музыкальные. Все военные были обязаны пройти обряд крещения. К каждому воинскому подразделению в обязательном порядке приписывался священник.
   Вот с такой ситуацией столкнулись по возвращению домой два молодых легата - Август Валлерий и Тулий Краск.
  
   Армия возвращалась.
   Дакские пограничники встретили их приветливо. Тулий Краск восседал на прекрасном пегом ахалтекинце, подаренном на день победы шадом дружины дулу. Дулусская дружина тожевходила в состак армии Руссколани.
   - У вас мало своих кузниц - чем вы вооружаете армию? - спросил тогда Тулий.
   - Наши кони стоят дороже стали, - усмехнулся дулу, - За хорошего коня дают меч, достойный шада. Это если русы сами приезжают к нам за конями. А если перегнать табун до Града Севера - за коня можно выручить два меча и полный доспех. И ещё неделю гостить у русов, ни в чём себе не отказывая. Это конечно, если конь хороший. Вот такой.
   Конь был хорош! Статная походка - просто танцует под седоком. И треножить не надо - отпускай себе на волю - а потом только имя его вслух произнеси - и он перед тобой.
   - Только смотри, - предупредил дулу, - попробуешь его кому другому отдать - уйдёт конь. Ты видел, как я сделал? Коня к тебе подвёл, по холке погладил и сказал: "Быть тебе теперь с ним". Конь тебя обнюхал - и кивнул. А мог бы и взбрыкнуть. Тогда, что хочешь делай, а коня не удержишь. Вот так. Так только и можно коня кому другому передать. Иначе - уйдёт конь.
   Хорош конь. Белый ромб на лбу касался углами больших умных глаз и нижним краем доставал ноздрей. На этот ромб дулусец тоже указал:
   - Смотри, - говорит, - С таким ромбом на лице, конь просто так не рождается. Это значит - не помощником будет, а соратником. С таким конём нужно, как с равным обращаться.
   Тулий поравнялся с повозкой, на которой лежал раненый Валлерий.
   - Мы в Дакии, - сказал Краск.
   - Я не проспал границу, - усмехнулся Август.
   - Надо бы к конунгу заехать. А то обидится - мимо проезжали, а не заехали.
   - Так и скажи, с мальчишкой поиграться хочешь, - рассмеялся Валлерий.
   - Ты как себя чувствуешь? Если что - я один заеду.
   - Поехали. Одну центурию с собой возьми - хватит. Остальным скажи, если мы их в пути не дооним, пусть встают лагерем не доходя границы. А то, уже наши обидятся - как это - армия вернулась и без коммандиров.
   Эскорт свернул на правую дорогу, ведущую в столицу даков.
   - Какие люди?! - рассмеялся конунг. Крепко обнял Тулия. Внесли Августа Валлерия.
   - Как себя чувствуешь, Август? Может, к тебе лекаря приставить? Хотя, о чём я говорю? После русских лекарей, моим здесь и делать нечего.
   - Да ладно, прибедняться, - возмутился Краск, - Дакские лекари считаются лучшими в Европе.
   - Не лучше русских, сынок. Не лучше русских. А ты, я слышал - герой?! - обратился он к Августу, - Надо же - уложить Амала Винитара! Я бы, и то пожалуй побоялся. Он же сильнее тебя - как ты справился?
   - Он был не прав, - ответил Август.
   Конунг серьёзо кивнул:
   - Прощался с мальчишкой - сегодня встречаю мужа. Ты сумел вернуть его?
   Август кивнул.
   - Это хорошо, - серьёзно сказал конунг, - Без этого весь поединок - пшик. Надеюсь, готы возродятся. Всёж-таки, наши братья. Непутёвые правда - но братья.
   - Ну, почему же непутёвые? - возразил Август, - Конунга только у них понесло.
   - Рыба - с головы гниёт. Я уже отправил к ним своих людей. Строителей, и самое главное - учителей. Надо помочь им вырастить нового конунга.
   В зал вбежал мальчишка.
   - Дядя Тулий! - взвизгнул он и кинулся на шею легату. Макушка парнишки уже доставала груди воина.
   - А подрос мой пострелёнок, - одобрительно кивнул конунг, - До посвящения ещё, как до Пхеньяна на карачках - а уже - мужик. Кощун говорит - раньше посвящать будем. Созрел уже. Любит он тебя, Тулий.
   - Может, вы пока общаетесь, а я с парнишкой во двор прогуляюсь?
   - Что, не терпится тебе? - рассмеялся конунг, - Ты его тоже любишь. Вон как любишь! Тебе бы своих заводить пора.
   - Да успеет ещё, - ответил за него Август, - Он теперь всё успеет - мы же с победой вернулись!
   Тулий слегка покраснел. Август и конунг дружно рассмеялись.
   - Идите уже!
   Молодой легат склонился к парнишке:
   - А, нука, неси сюда деревянные мечи - пойдём, разомнёмся!
   Парень радостный выбежал из зала.
   Конунг серьёзно посмотрел на Тулия.
   - Не просто так ты его любишь. По лествице - он тебя наследовать должен. А твой - его, - он указал пальцем на Августа, - А твой, Август - меня. У вас, в Риме - своя лествица. Только я говорил, и ещё раз скажу - не по путю это. Лествица - одна была, и единой должна была остаться!
   - Знаю, - отозвался Август, - Я теперь многое знаю. Умом знал, уже когда летопись Киярская ко мне в руки попала. А после братания с русами - ещё и понимать стал. Да только, пока это всё ещё восстановишь! Вот вернёмся - начнём потихоньку всё восстанавливать. Только это не на пару лет процесс - пока людям осознание вернёшь. Только я надеюсь, батька конунг, застанешь ты тот день, когда вернётся Закон. Там, на реке, слишком многие осознали, кто они есть. Хватит нам уже быть слепыми котятами.
   Мальчишка влетел, неся два деревянных меча.
   - А я удар новый знаю - спорим - не отобьёшь?!
   - Ну пошли, - Тулий невольно оглянулся на конунга. Тот кивнул. Бравый легат и сын конунга наперегонки помчались вниз по лестнице.
   - Дядя Тулий, ты никому не расскажешь?
   Тулий улыбнулся.
   - Не расскажу.
   - Дядя Тулий, ты точно никому не расскажешь?
   - Слово воина.
   - Дядя Тулий, - шёпотом произнёс парнишка, - Я немножко слушал,тайком от волхва.
   - Кто же такие вещи без волхва делает?!
   - Ты обещал, что никому не раскажешь! - парня аж распирало от важности, - Я услышал, какое имя у меня будет при посвящении. Меня будут называть Децебал.
  
   Армия приближалась к границе. Август Валлерий лежал в повозке, откинувшись на стопку походных одеял. Неизвестно, что помогло больше - мазь дакского конунга, которой конунг снабдил-таки его на прощание, или чёрная каменная смола русов, только кости, похоже начали срастаться. Каждое движение больше не отзывалось стреляющей болью в переломах. Вдоль колонны воинов гарцевал на своём скакуне Тулий Краск. Август Валлерий всматривался вдаль. Пограничная застава казалась угрюмой.
   - Что-то не так, Тулий. Ни флагов - ни вымпелов. Как-то непохоже. Чтобы здесь встречали победоноснуюармию.
   Пограничники встретили их молчанием, напроч отказываясь вступать в разговоры. Смех воинов смолкал, натыкаясь на угрюмые взгляды пограничников.
   - Где командир гарнизона? - спросил Тулий Краск. Ему молча кивнули. Командир гарнизона был незнакомый и сравнительно молодой.
   - Что с прежним командиром гарнизона? - спросил Краск.
   - Демобилизовался, - на все остальные вопросы командир гарнизона отмалчивался, либо отвечал уклончиво, в духе: "Ничего не случилось. В Риме закон и порядок",
   Армия подходила к городу. Август Валлерий спустился с повозки и попытался пройтись, опираясь на двоих воинов.
   - Родной Рим. Узнаю эти улицы.
   Навстречу выбежал мальчишка:
   - Дядя Август!
   -Донат?! Что ты здесь делаешь, Донат? Ты почему не на занятиях?
   Вышла мать мальчика:
   - Здравствуй, Август.
   - Офелия?! Рад тебя видеть. Что новенького, пока нас не было? - Август расмеялся, - Отчего это пострелёнок твой - школу прогуливает? А, Донат? Ох и всыпет тебе учитель! Учиться надо. А не разгильдяйничать. А то будешь, как наши столичные балбесы.
   - Я не разгильдяйничаю, - глаза мальчишки соскользнули на "мокрое место".
   - Ты ничего не знаешь. Август, - серьёзно ответила офелия, - Школу закрыли.
   - Как? Что случилось?
   - Вышел новый закон - теперь образование доступно только детям патрициев. Ты же знаешь - мой муж - дакской крови. Мы не так давно получили гражданство.
   - Но, как же вся школа? Как же учитель?
   - Ксандра арестовали. Его не отпустят, Август. Ты же знаешь - Ксандр учил основе Тенгри. Он даже физику и математику объяснял, основываясь на вере наших предков. И Ксандр продолжал принимать в школу всех детей. Мой муж пытался отстоять учителя - его тоже арестовали.
   - Мы должны знать своих предков. Что это за римлянин - если он не образован?! Так дойдёт и до неграмотных римлян!
   - Они изменили грамоту. Теперь каждый патриций должен нанимать частного учителя из жрецов новой церкви. Он будет учить его ребёнка новой вере и новой грамоте. И всё. Запрещены даже занятия музыкой. Всем остальным гражданам вообще не доступно образование.
   - Что за бардак! Тулий, мы срочно едем в Рим, на встречу с цезарем! Как, дядя Гай допускает такой бардак?! Это же противоречит Римскому Праву.
   - Гай Юлий цезарь - убит. Римское Право - отменено.
   Август Валлерий присел на краешек повозки, чтобы не упасть. Его лицо побледнело:
   - Ну вот и всё, Тулий, закончилось наше веселье, - легат вздохнул, - Ладно. Принимай гостей, Офелия, заодно и потолкуем.
   Офицеры прохаживались взад-вперёд. Верхом на массивном стуле, уперев о спинку квадратный подбородок, восседал тит Пуло. Август Валлерий полулежал на груде подушек. Тулий Краск смотрел в огонь, подкидывая сухие веточки в широкое жерло камина.
   - Заговорщики поставили цезарем Октавиана, - рассказывала Офелия, - Мальчишек постарше - всех забирают в армию. Октавиан формирует новые легионы. Всех воинов крестят. Жрецы чужой веры - в каждом подразделении. Закрыта академия Аристотеля. Академики и ученики арестованы и находятся в темнице. Сразу после убийства цезаря, случился заговор в легионах Марка Антония. Воинам подсыпали яд в пищу. Кто-то устроил взрыв в арсенале Антония. Было покушение на самого легата. Марк Антоний бежал с несколькими сотнями верных ему людей. Говорят, он закрепился на юге страны и собирает вокруг себя патриотов Рима. Против него брошены легионы Базилия младшего. Вспыхивают восстания. Началось восстание в Спарте. На подавление восстания брошена большая армия. Назревает восстание в Галлии. Исс вышел из состава Империи. Началось восстание в Карфагене. Рим укрепляют, как для серьёзной осады. Отстраиваются дополнительные башни. Устанавливаются баллисты. По всей империи прокатилась волна арестов и казней.
  
   Армия выдвинулась. Воины думали, что идут домой с войны - оказалось, что они идут на войну. Они не знали, что с их жёнами. Они не знали, что с их детьми. Родина, которую они защищали, ударила им в спину. На третий день, впереди показались стены Рима.
   Тулий Краск аж присвистнул:
   - Ты посмотри, Август - все башни сдвоены. Между всеми основными башнями построено ещё по одной.
   - Октавиан, поди, притащил галльских инженеров на строительство - то-то Галлия так волнуется.
   - А баллист на башнях, как будто Октавиан ограбил на артиллерию все легионы.
   - Ничего себе! Он что их, в подвале по ночам клепал?!
   - Ворота закрыты. Как думаешь, нам так откроют, или придётся тараном постучать?
   - Скорее второе, врядли Октавиан жаждет нас видеть.
   Армия разворачивалась.
   - Поднять штандарты! - скомандовал Тулий Краск, - Ну давай, Октавиан, будь умницей - мы поговорим, восстановим порядок, и разойдёмся.
   Со стен взмыли каменные чдра.
   - Нет, - покачал головой Август, - Не будет.
   - Ну, что ж, - отходим и строим осадные орудия. Город - в глухую осаду.
   На другой день подошли правительственные легионы - и были на голову разбиты. На третий день на виднокрае появилась новая армия. И, благоразумно не вступая в бой, повернула обратно. На пятый день начался штурм.
   - Залп! - взревел Тулий Краск.
   - Первая батарея! Залп!
   - Вторая батарея! Залп!
   - Третья батарея! Залп!...
   - Десятая батарея!
   - Зажигательные не применяешь? - спросил Август.
   - Там всё-таки наши. Мало ли, вдруг кто остался.
   Тулий приложил ладонь ко лбу:
   - Отлично - две башни замолчали. Вряд ли там теперь можно поставить баллисты. Даже если они у Октавиана есть.
   - Пустить в ход осадные башни? - поинтересовался подошедший тит Пуло.
   - Рано. Берегите людей. Продолжайте обстрел.
   - Первая батарея! Залп!
   - Вторая...
   - Открывают ворота, - улыбнулся тит Пуло.
   - Нас приглашают войти внутрь? - усмехнулся Август.
   - Не совсем, - отозвался Краск, - Выходит черепаха. Вторая. Третья. Решили предпринять вылазку.
   - Они хорошо проштудировали "Науку побеждать", Гая Юлия, - Пуло криво ухмыльнулся, - Только вряд ли им это поможет!
   - Подпустить поближе. И уничтожить, - кивнул Тулий Краск.
  
   Октавиан нервно мерил шагами комнату.
   - Мой цезарь!
   - Что там?! - рявкнул Октавиан.
   - Контратака захлебнулась. Вылазки провалились. Нам не удалось уничтожить баллисты противника.
   - Да вы что, с пальмы рухнули?! - вскричал Октавиан, - Десять легионов за стенами! И вы ничего не можете сделать с восемью легионами осаждающих?!
   - Я говорил - нельзя недооценивать легионеров старой закалки, - сидевший за столом Базилий старший криво усмехнулся, - Боюсь, тебе придётся пойти на переговоры.
  
   Над городом взвился белый вымпел.
   Затрубили трубы.
   - Они хотят переговоров, - проговорил Тулий Краск.
   - Что-ж - поговорим, - улыбнулся Август, - Поднимите меня, - двое воинов помогли ему встать. На стене появился октавиан.
   - Вы нарушили закон! - вскричал Октавиан, - ЫВы пошли против Империи! Вы пошли против своего цезаря!
   - Мы не воюем против, Октавиан! - рассмеялся Август Валлерий, - А вот ты - пошёл против! Кто убил цезаря?! Кто убил Гая Юлия?! И почему те, кто убил его не казнены?! Может быть, потому, что теперь они поддерживают тебя, Октавиан?! Почему закрыты школы?! Почему разрушаются храмы?! Союзники отворачиваются от нас! Провинции восстают! Империя готова вспыхнуть и разорваться на куски! В какой беспредел ты вверг страну, Октавиан?!
   - По какому праву ты, легат, указываешь мне, своему цезарю?!
   - По праву крови! По праву старшего рода! Я и Краск ведём свой род от первых правителей Рима! От тех, кто основал Рим! Твой род ведётся всего лишь от Израильской войны! Ты всего восьмой в роду! Об этом говорит даже твоё имя! И ты спрашиваешь меня о праве?! Ты нарушил Закон! Ты втоптал в грязь Римскую Мечту! По какому праву ты - цезарь?! Кто поставил тебя?! Уж явно не Римское Право! Отцеубийца - не должен править!!!
   - Римское Право отменено!!! - вскричал Октавиан.
   - Тебе нужно было лучше читать закон, Октавиан! - вступил Тулий Краск, - В самом законе сказано - любая попытка отменить Римское Право - есть государственная измена!
   - Сейчас новый закон! Вы же цепляетесь за пережитки прошлого! Но я не хочу лишних жертв! Я предлагаю переговоры!
   Тулий взглянул на Валлерия:
   - Поговорим?
   - Поговорим, - кивнул Август.
   - Будут переговоры! Но можешь даже и не рассчитывать, что мы пойдём хоть на какие-то уступки, противоречащие Римскому Праву!
  
   По условиям переговоров, Валлерий и Краск вошли в Рим с одним легионом воинов. Остальная армия оставалась за стенами. Ворота города оставались открытыми.
   - Длинный список, - усмехнулся Октавиан.
   - Отменить власть Епископата и восстановить гражданское государство. Восстановить храмы. Восстановить свободу вероисповедания. Отменить военную реформу и убрать христианских жрецов из армии. Восстановить общедоступное гражданское образование. Снять запрет с наук и академий. Запретить сжигание книг. Вернуть все изъятые книги обратно в библиотеки Империи. Разрешить доступ в библиотеки любого гражданина Рима. Освободить всех незаконно задержанных. Восстановить закон и Римское Право.
   - Но, вы же понимаете, что я не могу этого допустить? - Октавиан резко оттолкнулся от стола. Базилий выхватил меч. Из всех дверей и из-за портьер показались солдаты.
   - Нарушить священность переговоров?! - Август Валлерий ошарашенно смотрел на Октавиана.
   Тулий Краск выхватил меч.
   - Тулий, уходи! - выкрикнул Август.
   - Без тебя?! - фыркнул Краск.
   - Куда я уйду, переломанный?!
   - Ну уж нет! - Тулий усмехнулся и тело его размылось. Тулий Краск вошёл в темп. Октавиан и Базилий вылетели в заднюю дверь и закрыли её за собой. С улицы слышались крики - со всех крыш и из окон летели сотни стрел, унося с собой воинов Краска. Городские ворота захлопнулись.
   Шум гам и треск доносились из комнаты переговоров. Октавиан и Базилий поспешили покинуть здание. Они не видели, что через несколько минут, из здания вырвался окровавленный человек, неся на плечах что- то тяжёлое, и скрылся в переулке.
   Тулий Краск бежал по улице, стараясь держаться тени домов и волоча на себе Августа Валлерия. Впереди послышался топот десятков ног. Тулий резко свернул в боковую улочку. Впереди тихонько открылась дверь. Тулий вжался в стену, нащупывая рукоять меча. В дверях стояла женщина. Она вглядывалась в темноту:
   - Сюда. Иди скорее сюда, - прошептала она ему. Краск быстро скользнул в дверь. Прогрохотали десятки пар сандалий. В дверь постучали. Женщина махнула Краску в сторону задней комнаты и подошла к двери.
   - В чём дело?
   - Здесь не пробегал мужчина?
   - Да никого здесь не было! Надоели! Ночью - и то покоя нет!
   - Будьте осторожны. Сбежал опасный преступник. Бывший военный и личный враг цезаря.
   - Ладно! Буду! Когда же это всё закончится?
   Шум сандалий удалялся дальше по улице.
   Женщина вошла в комнату.
   - Пойдемте. Я размещу вас на втором этаже.
   - Это - не опасно для вас?
   - Для меня - нет. У меня много знакомых.
   - У меня - тоже, - улыбнулся Краск
   - Вы - тот самый, мятежный легат?
   Тулий кивнул.
   - Меня зовут Тулий Краск. А моего друга Август Валлерий.
   Август еще не приходил в себя и только тихонько постанывал.
   - Можете называть меня Танита.
   - Октавиан нарушил священность переговоров.
   - Ещё бы, - женщина усмехнулась, - Марк Антоний, прежде чем удариться в бега, объявил в сенате и центральной площади волю погибшего цезаря. Гай Юлий пожелал, чтобы его приемником стал Август Валлерий. И старший жрец Посейдона подтвердил, что по Римской лестнице править должен Август. Так что, Октавиан просто не мог выпустить вас живыми
   - А как можно найти этого жреца?
   - Как раз эту возможность ты только что упустил, когда не дал себя убить, - усмехнулась женщина, - жреца казнили на прошлой неделе.
   - Но, в чем его обвинили?
   - В проповедовании культа Дьявола.
   - Кто такой, этот дьявол? Они что, Посейдона от Дьявола не отличают?
   - Ты не понял. По новому закону, существует только один Бог - тот, которого проповедует Епископат и новая христианская церковь. Все прочие Боги считаются Дьяволом или его ипостасями, а проповедование их считается преступлением против Рима и всего человечества. Я отправлю вам теплую воду - мойтесь, отдыхайте. И старайтесь не подходить в окнам - вас не должны здесь увидеть.
   Тулий Краск был слишком рад неожиданному спасению, чтобы обратить внимание на странный некромансерский амулет на шее у женщины, изображающий человека, пытаемого на кресте. Да и не в его положении было спрашивать, от чего хозяйка балуется некромантией? Это послужило роковой ошибкой.
   В дверь постучали. Вошла девушка с большим тазом горячей воды.
   - Меня зовут Карвен, я живу у госпожи Таниты.
   - Ты её служанка? - спросил Краск.
   - Не совсем. Моего отца репрессировали и госпожа Танита забрала меня к себе.
   - А кто был твой отец?
   - Мой отец был командиром когорты в легионе Марка Антония. В день, когда убили цезаря, он был в увольнительном. К нам в дом пришли солдаты и папу увели. Мама умерла, когда мне было восемь лет. Поэтому я осталась одна.
   - Но ты уже совершеннолетняя - почему не стала жить самостоятельно?
   - Поместье отца и наш дом в Риме конфискованы государством.
   Хозяйка дома больше не появлялась, а девушка, напротив, приходила каждый раз. И с водой, и с завтраком, и с обедом, и с ужином. Август Валлерий очнулся, и она в основном кружила вокруг него. Временами, Карвен кидала смущенные взгляды на Краска, и Тулию не оставалось ничего иного, как выйти куда-нибудь прогуляться.
   Впрочем, гулять было особо негде, поэтому Тулий Краск просто брал с собой чай и выходил в коридор. Через пару часов он возвращался и заставал Августа и Карвен лежащими в обнимку со счастливыми улыбками.
   - Шины не сломай - не зажил ещё, - тихонько усмехался Тулий, когда девушка выскальзывала за дверь.
   В один из дней , Август Валлерий снял с шеи медальон и протянул его Карвен:
   - Смотри. В нем кусочек пергамента, на котором написано вес моё родовое древо, с момента основания Рима. Я смог полностья восстановить его сосем недавно, когда прочел летопись и смог пообщаться с князем Словеном. Возьми. Это тебе на память.
   На глаза девушки навернулись слезы.
   - Я не хочу, чтобы ты умирал.
   - Ну-у! Не расстраивайся. Если я выберусь - заберу тебя с собой и ты мне его вернешь. А если вдруг не выберусь - вот родится у тебя от меня ребенок, должен же он знать от кого он родом?
   Девушка тихонько заплакала, прижала медальон к груди и выскользнула за дверь.
   Краску что-то не спалось. Ночь была какой-то душной и влажной. Одеяло прилипало к коже. Хотелось то пить, то ещё непонятно чего. Тулий встал и спустился во внутренний двор по малой нужде. Послышался какой-то шум. Тулий ощутил беспокойство. Рванулся к дому. Навстречу ему выскочила Карвен.
   - Госпожа Танита привела... Солдаты... Август...
   Тулий резко толкнул девушку себе за спину:
   - Беги! Спасайся! Быстро!
   - Август...
   - Быстро! Ты должна быть жива!
   Тулий стрелой взлетел по черной лестнице.
   - Август!
   Август спал. В комнату входили солдаты. Тулий выбежал вперед. Август подскочил. Один из солдат резко пнул его по шине на ноге:
   - Далеко не убежит!
   Августа скрутило от боли. Тулий Краск вошел в тэмп. А по лестнице стучали шаги всё прибывающих солдат. Теперь шаги стучали ещё и по черной лестнице. Солдаты напирали со всех сторон. Тулий Краск крутился волчком, оставляя кучу трупов. Задние запинались о трупы передних.
   - Тулий - беги! - выкрикнул Август
   - Без тебя - нет!
   - Мне не уйти!
   - Без тебя - нет!
   - Ради Рима! Один из нас должен жить!
   Тулий Краск с ходу выпрыгнул в окно второго этажа. Треск ломаемой рамы и звон стекла послышались уже позади мгновенно проскользнувшего тела.
   Августа подняли на ноги и развернули лицом к двери. Широко улыбаясь и сияя, как новый подсвечник, вошел Октавиан.
   - Ну вот, и все, - Октавиан довольно потер руки, - Вот ты и в моих руках, Август Валлерий.
   Вбежала Танита:
   - Он сбежал! Октавиан! Второй сбежал! Что теперь будет?
   - Не волнуйся, дорогая, его найдут.
   - Тебе легко говорить, и он теперь будет мстить. Он найдет меня.
   - Танита, милая, сколько раз я тебе говорил - перебирайся ко мне, во дворец - там ты будешь в безопасности.
   - Перебраться во дворец? Когда под стенами стояла их армия? А если бы они взяли город?
   - Если ты не готова разделить со мной горе, то как ты сожжешь разделить со мной радость? Это твоя девчонка предупредила его. Сколько раз я тебе говорил, нечего жалеть детей диссидентов.
   - Ах, Октавиан, ну причем здесь Карвен? Если бы она предупредила его - он бы сразу сбежал. Ну, не идиот же он, чтобы врываться в комнату, переполненную солдатами?
   - Ты не знаешь Тулия Краска.
   - А ты знаешь? Я когда ещё сказала тебе, что они у меня? - голос Таниты сорвался на жалобный скулеж, - Почему ты столько времени медлил? Я пять дней - вся, как на иголках. Я пять дней вздрагивала от малейшего шороха. Если бы они только догадались, кто я такая!
   - Чувство опасности - оно так заводит, так возбуждает. Разве не так, дорогая, - Октавиан легонько провел пальцами по её щеке, - Крыса, загнанная в угол опасна. А Тулий Краск - далеко не крыса. Они должны были расслабиться, или по крайней мере измотаться от непрерывного ожидания.
   - Я оказала тебе большую услугу, Октавиан. Где бы ты сейчас искал этих двоих?
   - Я помню добрые услуги, - Октавиан перевел взгляд на Августа, - Точно также, как я помню любое, совершенное против меня зло. Я помню каждое слово, которое ты тогда сказал мне на стене, Август. И я припомню тебе каждое твое слово. Ты будешь возвышаться над толпой в день моей коронации.
   - Так, ты ещё не коронован?!
   - Нет конечно, когда бы я успел? Но сейчас, когда вы оба будете мертвы - других кандидатов на трон не остается. Это снимет последние возражения, которые все ещё беспокоят умы людей? И нет даст вспыхнуть новым бунтам в день моей коронации.
   - Ах, ты ублюдок!
   - Ну зачем же так грубо? Я всего лишь борюсь за свою жизнь, точно также, как и ты.
   - Моя жизнь и жизнь Империи - едины! Твоя жизнь едина только гибель Рима!
   - Это тонкости, которые не имеют значения.
  
  
  
   Тулий Краск бежал. Он дворами пробирался к окраине города, прячась в тени садов. День, он благополучно скрывался в дальнем углу чьего-то обширного сада. Ночью снова двинулся в путь. Ночная тьма скрывала его. Он уже находился среди небогатых домов городской окраины. Вдруг в окне появился свет. Скрипнула дверь. Странно, Тулий чувствовал, что двигается бесшумно. Он не мог выдать себя неосторожным звуком.
   Старик со свечой в руках шёл прямо к нему:
   - Краск? Тулий Краск?
   Краск молча кивнул.
   Я служил в легионе твоего отца. Добро пожаловать в мой дом.
   Казнь Августа Валлерия
   Через две недели состоялась коронация Октавиана. Скрываясь под одеждой нищего, Тулий Краск пробрался на центральную площадь. Площадь шумела многотысячной толпой. С одной стороны площади на ступенях дворца стоял Октавиан Юлий. Знаки отличия цезаря, вместо казненного жреца Посейдона, возлагал на него верховный архиепископ Рима. На противоположной стороне площади, привязанное к высоченному кресту, возвышавшемуся над всей площадью и даже над ступенями дворца, висело месиво, которое когда-то было телом человека. В этом месиве не осталось ни одной целой кости. Но оно все ещё всхлипывало и вздрагивало, и временами приоткрывало глаза. В этих глазах с большим трудом можно было узнать глаза молодого легата - Августа Валлерия.
   - Я запомню. И я сохраню, - тихонько прошептал Тулий. Тулий Краск досмотрел церемонию до конца, а потом тихонько выскользнул из города.
   Тит Пуло
   В течение нескольких дней, Тулию удалось разыскать тех, кто остался от его армии. И много чего узнал. Оказалось, на следующий день после предательской засады на переговорах ушел Тит Пуло. Пуло сдался властям и принял христианство. Октавиан вызвал его к себе:
   - Думаешь, теперь, я могу тебе доверять, Пуло?
   - А почему нет? - Пуло изобразил простодушное удивление.
   - Ты христианин?
   - Ты же сам присутствовал, когда меня крестили, Октавиан.
   - Но ты предал своих командиров. Ты отрекся от своей веры. В твоих же собственных глазах - ты предал Родину.
   - Родина там, где жопа в тепле. А - Октавиан?
   - Но почему я должен тебе доверять?
   - Потому что ты поступаешь также. А - Октавиан? - усмехнулся Пуло.
   Пуло пользовался своей внешностью тупого громилы, в котором никак нельзя заподозрить умных мыслей. Пуло попал в КИБ, сумел пройти все проверки и вскоре дослужился до центуриона, а потом и до тита Имперской безопасности. А потом стал ответственным сотрудником КИБа в администрации Октавиана.
   Марк Антоний
   Марк Антоний разослал весточки по береговым заставам. А сам с пять. Легионами патриотов прорывался к Риму, но завяз, осаждаемый со всех сторон легионами Базилия младшего. Не сумел прорваться для соединения с легионами Валериев и Красков и был вынужден отступить обратно на юг Италии. Оттуда, подошедшие галеры морской пехоты переправили его армию в Египет, где Антоний закрепился и начал готовиться к обороне.
   Здесь армия Антония вступила во взаимодействие с закрепившимися на юге страны тремя легионами легата Помпея. Антоний предложил переговоры. Помпей был не намного моложе самого Марка Антония.
   - Ты не станешь воевать против меня? - спросил Антоний.
   - Надеюсь, что мне не придется этого делать.
   - Ты окажешь мне помощь?
   - Да, - Помпей кивнул, - но не забывай, что главной задачей для меня было и остается сохранение династии Птолемеев. Я - кровник династии, Антоний. Именно эта ветвь династии спасла меня, когда мой отец, Великий Помпей погиб. И именно этот юноша, племянник Клеопатры - законный наследник Египта.
   - А как же сын Цезаря и Клеопатры? - усмехнулся Антоний.
   - Он - законный наследник Рима.
   - Я рад, что мы сумели прийти к договоренности, -Антоний протянул руку.
   - Я тоже, - улыбнулся Помпей, - не хотелось бы воевать со своими.
   Часть воинов Валлериев и Красков рассеялись и попрятались, выжидая. А оставшиеся легионы отошли за границу Империи в соседнюю Дакию и приняли присягу дакского конунга.
   Тулии Краск собрал своих оставшихся людей. И ещё три года Летучий Легион Краска внезапными ударами расстраивал все планы Октавиана, а сам каждый раз успевал уйти. В конце концов, правительственным войскам удалось задержать Летучий Легион, и Тулий Краск попал в плен. Комитет Имперской Безопасности, в лице тита Пуло, высказал серьезные опасения, что казнь Тулия Краска может взбудоражить Рим и вызвать новую волну бунтов. А потому жизнь мятежного легата необходимо сохранить. Тулий Краск был заточен в Охтинской башне, на маленьком острове в Средиземном Море, принадлежавшем Епископату. Отколовшись от Империи Исс был снесен океанской волной. Однако, поднявший и успешно осуществивший восстание в Карфагене, Ганнибал II - Великий Вождь Марсиан, сумел забрать сокровище Исса - главный кристалл синхронизирующий менгиры, и с серьезным отрядом верных ему людей - исчез. Его следы так и не были найдены. Лишившись вождя Карфагенская армия сдалась Риму. И Карфаген вновь стал частью Империи. Восставшая Спарта была полностью уничтожена в десятки раз превосходившими силами правительственной армии Рима. Великий Коннунг Галии Верцингеторикс сумел очистить большую часть страны, но не смог сломить бастионы на юге Испании. Вест юг Испании и большая часть Мавритании по прежнему оставалась во власти Рима. В Галлии наступило перемирие.
   Теперь руки Октавиана были развязаны. И Октавиан приступил к дальнейшим действиям. Нужно было сломить последний очаг сопротивления. Последний очаг, где ещё жил Старый Рим. Нужно было уничтожить Египет. Октавиан объявил войну Египту. Армия Марка Антония грузилась на галлеры. Десятки галер, сотни галер покидали порты Александрии. Армия Марка Антония выходила в море.
   Показался флот легата Базилия старшего. Антоний замер. Октавиан запустил все верфи южной галлии. Все это время, верфи Галлии производили корабли для флота Базилия. Им было далеко до океанских лайнеров Великой Гальской Империи. Старые мастера предпочитали умереть под пытками, но унести с собой свои секреты. Римлянам было не по зубам скопировать хотя бы один гальский лайнер. И все же, эти корабли в десяток раз превосходили галлеру морской пехоты. Он был быстроходнее и маневреннее галеры. И при этом, каждый корабль вез на себе дальнобойную баллисту, которая могла стрелять прямо с корабля. Тысячи кораблей. Огромный флот простирался от виднокрая до виднокрая. Широкий клин боевых галлер Антония казался игрушкой в сравнении с этим флотом.
   Легат, Марк Антоний, с болью обвел взглядом своих воинов. Воины, морские пехотинцы, ветераны смотрели на своего командира. Антоний медленно вынул гладиус.
   - На абордаж, - рука, державшая гладиус, взмыла в небо. Голос легата зазвенел, далеко разносясь по морю, - За Рим! За Гая Юлия! За истинного цезаря! Ура-а-а!
   - Ура-а-а!!! - разнеслось над флотом.
   Галлеры начали ускорение. Каждый воин налег на весло. Загрохотали барабаны, синхронизирую ритм гребцов. В бой шли морские пехотинцы - основная ударная сила Рима. Старшие из них ещё помнили Гая Юлия Цезаря. В бой шли морские пехотинцы. Широкий клин галлер несся на сближение с в десятки раз превосходившим их флотом. Подобно тому, как ястреб несется на грозовую кучу.
   - Залп! - скомандовал Базилий.
   Взмыли в воздух огненные шары. Греческий огонь продолжает гореть даже в воде. Часть галлер вспыхнули, но остальные продолжали нестись на врага.
   - Корабли не успевают маневрировать! - вскричал капитан, - Им не удается уйти от абордажа! У нас корабли новейшего образца! Как такое возможно?! Как возможно, чтобы простая галлера шла быстрее нашего корабля?!
   - Оказывается - возможно, - процедил Базилий, - Я опять недооценил этих легионеров старой закалки.
   Галлера Антония ударилась о борт корабля. Воины взлетали на высокие, почти в три человеческих роста борта. Воины прыгали прямо с борта на борт, не тратя времени даже на абордажные крюки. Солдаты замерли, в ужасе перед морскими пехотинцами. Их было вчетверо больше, но это ничего не меняло.
   - Бросай оружие! - взревел седой воин. Солдат неловко прятался за вытянутым вперед мечом. Морской пехотинец отбросил гладиус и шибанул по-простому кулаком в челюсть - солдат отлетел.
   - Бросай оружие! Придурки, мать вашу!
   Солдаты побросали оружие. На палубу вспрыгнул легат Марк Антоний.
   - Развернуть баллисту по соседним кораблям! Огонь!
   По палубе носились морские пехотинцы. Корабль быстро подчинялся новой руке.
   - Ну, чего же ты замер! Огонь! - в сердцах вскрикнул Марк Антоний. Седой воин застыл. Его лицо вытянулось и стало бледное, как мел.
   - Там, мой сын, командир...
   Дрожащая рука морского пехотинца указывала на один из вражеских кораблей.
   - Эх-х! - Марк Антоний обернулся к кораблям Базилия
   - Огонь! - скомандовал Базилий.
   - Я не могу, командир, - глаза юноши вглядывались вдаль, - Там - мой отец.
   - Ты, - Базилий ткнул в другого артиллериста,- замени этого... маловерного.
   - Я не могу, командир, - воин вглядывался вдаль, - вон того человека я знаю. Вон с тем - мы вместе учились. Вон тот парень - муж моей сестры. А вон тот старый центурион преподавал нам рукопашный бой в военной школе.
   Базилий чуть отстранился.
   - Вы что - идиоты, - спокойным насмешливым голосом проговорил легат, - Вы слышали, что отец Ириней сказал: "Если твой отец ляжет на твоем пороге, если твоя мать обнажит перед тобою ту грудь, которая скормила тебя, - растопчи безжизненное тело своего отца и грудь твоей матери и с глазами неувлажненными и сухими мчись к Господу, который тебя призывает!". Развели тут - "я его сват", "я его брат"! Связь с Господом ближе родственных связей! Огонь!
   - Но, мой легат! Там наши пленные! Их вчетверо больше, чем людей Антония!
   - Господь на небе отличит своих от чужих, - усмехнулся Базилий. - Огонь!
   Взмыли в небо огненные шары. Эти шары похоронили под собой армию Марка Антония. Эти шары похоронили под собой жизнь Рима и свободу Египта.
   Штурм Александрии
   Клеопатра стояла на крыше дворца и смотрела вдаль. Царица заламывала руки от горя. Она видела как гибнет надежда Египта. Корабли Базилия входили в порты Александрии. Боль и отчаянье стояли в глазах Клеопатры. Её отвлек шум на дворцовой площади. В ворота города входила широкая колонна. В город входили жрецы Амона. Солнце отливало на ярком шелке их сине-желтых халатов. Все жрецы были в парадном облачении. Все жрецы несли в руках длинные глефы - узкие алебарды с лезвиями на обоих концах древка, развернутыми в противоположные стороны.
   "Амоновцы", - подумала Клеопатра, - Они ненавидят меня с тех пор, как я использовала золото храма. Но, что я могла сделать? На нас шел Рим. Но это был не тот Рим, гарант надежного мира. Это был другой Рим - уничтожающий все на своем пути. Вон они - входят в гавань. Нужно было вооружать армию. Что ещё я могла сделать? Откуда я могла знать, что это не поможет? Жрецы Амона. Что сейчас они потребуют с меня? Снова скажут, что править должен мой племянник? Может быть, захотят забрать мою жизнь? Не важно. Это уже не важно". Клеопатра спустилась вниз. Она сошла со ступеней дворца. Царица стояла и молчала. Как сотни фараонов до неё, она молча ждала, что скажет жрец. Верховные жрец Амона-Ра сделал шаг вперед и посмотрел прямо в глаза Клеопатре.
   - Ты не прав, царица! Ты не имела никакого права тратить достояние нации до срока, пока не настал час крайних испытаний! И если бы дело не касалось жизни всего Египта - я никогда не оказал бы тебе помощь! - старый жрец развернулся к своим людям, - Занимайте город! Укрепить вон ту башню. Фараонских лучников переставить вон с той башни - вот на эту! Усиленный отряд - к воротам! Резервные отряды - здесь, здесь и здесь!
   Жрец осмотрел дворец.
   - Убрать гобелены - они будут мешать! Убрать все, что горит!
   Жрец быстрыми движениями наметил вершины четырехугольника и взошел на балкон дворца. Старшие жрецы выстроились в квадрат. Так, что этот квадрат образовывал правильную пирамиду с верховным жрецом, находящимся точно в её вершине. Жрецы входили в медитацию. Постепенно их тела начали легонько покачиваться - они набирали силу. Верховный жрец прикрыл глаза и развел в стороны руки.
   Армия Базилия сходила с кораблей и выстраивалась в боевые порядки.
   - Ну? Что же нам не несут ключи от Александрии?
   - Мой легат! Ворота города закрыты!
   - Эй, вы иам! Ваша армия уничтожена! Чем вы собираетесь удерживать город?! Проваливайтесь в свою пустыню! Нам уже не терпится занять ваши теплые квартирки!
   Загудела труба. Над городскими воротами появился молодой жрец:
   - город под защитой великого Ра! Отца Земли и мужа Солнца! Неверные слуги Чернобога могут уйти тем же способом, которым пришли!
   - Вперед! - скомандовал Базилий.
   Пальцы верховного жреца задрожали. Жрецы внизу вскинули руки.
   - Ар-Ра-а! Ат-та-а! П-са! - пропел жрец. Твердые камни портовой площади стали крошиться и осыпаться зыбучим песком. Легионеров затягивало вниз. Солдаты с трудом вытаскивали друг друга. Многие потонули.
   Вновь загудела труба. Над воротами появился молодой жрец.
   - Вы получили предупреждение! Город под защитой великого Ра! Уходите!
   - Что, вот так просто уйдем? - обижено протянул кто-то из офицеров.
   - А мы ответим!- взревел Базилий, - Залп!
   Взмыли в воздух огненные шары.
   - Ар-Ра-а! Ат-та-а! Ак-ка-а! - пропел жрец.
   Перед городом повисло розоватое марево. Огненные шары истаивали, не долетая до цели.
   - Ар-Ра-а! Ат-та-а! Ап-па-а! - пропел жрец.
   Баллисты стали тонуть в образовавшихся под ними лужицах зыбучего песка.
   - Проклятье! Спасайте баллисты! - взревел Базилий, - Черепахи - вперед! Осадные машины - вперед! Таран - вперед!
   - Ар-ра-а! Ат-та-а! Кр-ра-а! - пропел жрец.
   Сырое просоленное бревно тарана вспыхнуло, как сухая щепка. Заполыхали осадные башни. Мокрые кожи скукоживались, как от сильного жара.
   - Ар-ра-а! Ат-та-а! Кас-са-а! - пропел жрец.
   Волна нестерпимого жара, мгновенно раскаляющая доспехи, двинулась на солдат. Армия Базилия обратилась в бегство. Кто-то катался по песку, истошно крича и пытаясь отодрать прижарившийся к телу нагрудник.
   - Отходим к воде! - скривился Базилий.
   - Мой легат! Какие будут приказания? Что теперь будем делать?
   - Выкурим их оттуда - как крыс! - лицо Базилия выражало кислую мину. Легат смачно сплюнул.
   - Но, мой легат! Как можно выкурить тех, кто настолько на "ты" с огнем?
   - Да, вот так! - Базилий усмехнулся, - Какой бы силой не обладал жрец - он всегда остается жрецом! Поджигайте библиотеку!
   - Что?!
   - Я сказал - поджечь! Великую! Александрийскую! Библиотеку! Какое слово не понятно?!! Облейте здание греческим огнем - чтобы не думало тухнуть!
   Густой дым повалил в небо. Из окон появились язычки пламени. Пламя загудело и поползло вверх к крыше. Великая Александрийская Библиотека - Святыня Египта - святыня многих народов полыхала огнем. Ворота города открылись. Стройными рядами в сине-желтых одеяниях выходили жрецы Амона-Ра. Впереди шел верховный жрец.
   - Ра-аж!!! - взревел старый жрец, и триста жрецов разом вошли в тэмп. Желто-синие шары в сверкающем облаке свистящей стали неслись на войско Базилия.
   - Сомкнуть щиты!!! Держать строй!!! - взревел легат Базилий, - городские ворота открыты!!! К городу!!! Все - к городу!!!
   Жрецы Амона врезались в строй щитовиков, прорубая широкую просеку. Кто-то падал, нашпигованный пилумами. Кто-то продолжал свой путь кровавым смерчем. Каждый Амоновец уносил с собой десятки солдат Базилия.
   Дайте им проход! Они рвутся к Библиотеке! - запоздало вскричал Базилий, но было слишком поздно, - К городу! Все к городу! Пока ворота открыты!
   Густой дым горящей Библиотеки виднелся на многие километры. В сторону Библиотеки, откуда-то с юга, быстрым бегом двигалась длинная колонна жрецов.
   - Опять святоши?! Проклятье!!! - взревел Базилий, - укроемся за городской стеной!
   Золото на белом. Золотые нити ярко сияли на белоснежной ткани их одеяний. Жрецы Пта. Впереди бежал седой патриарх. В отличие от гладко выбритых голов неофитов, его длинные седые волосы спадали до самых щиколоток. Впереди показались ледащие в лужах крови тела жрецов Амона, окруженные грудой трупов солдат Базилия.
   - Учитель! -спросили его, - Мы же не брахмашатрии, как Амоновцы! Как мы сможем вступить в бой?
   Учитель остановился.
   - Пусть, каждый из вас, вспомнит того из своих прадедов, кто был великим воином! Увидьте его лицо перед своими глазами!
   - Я вижу, учитель!
   - Я вижу!
   - Я не могу, учитель! Я не могу увидеть!
   Учитель подошел и провел ладонью по глазам неофита:
   - Смотри!
   - Я вижу, учитель!
   - Посмотрите прямо в глаза своему предку! Увидьте его взгляд, смотрящий прямо в глубину вашего сердца! Втеките в его взгляд! Увидьте Мир из его глаз! Ощутите Мир его чувствами! Почувствуйте, что он чувствует! Подумайте, что он думает! Двигайтесь его движениями! Станьте им! Взгляните в водную гладь, и увидите там свое отражение! Увидьте в своем отражении лицо своего предка, которое вы видели перед собой! Теперь - это ваше лицо! Вглядитесь в отражение своего взгляда и увидьте в этом взгляде его взгляд! Скажите слово - и услышьте его голос из своих уст!
   Плечи молодых жрецов расправились, как у воинов. Их ноги слегка согнулись, в положение воина, готового к бою.
   -Не ввязывайтесь в битву! Идите целенаправленно! Убейте любого чернобожника, который заступит вам путь - и двигайтесь дальше! Входите в библиотеку! Выносите книги!
   -Учитель, но как мы сможем войти в огонь?!
   -Станьте огнём! Вы сами огонь! Но помните - вы должны не поджечь книги, к которым вы прикоснётесь!
   Жрецы Пта подходили к библиотеке.
   -На Соль! - вскричал патриарх. Жрецы Пта развернулись широкой колонной, оттесняя оставшихся солдат Базилия. Жрицы шли молча. Когда кто-то по глупости пытался заслонить им дорогу, его убивали, перешагивали и шли дальше. Жрецы Пта входили прямо в огонь и выносили драгоценные книги. А одежды на них даже не покрывались копотью. Пару раз кто-то усомнился в своих возможностях - и вспыхнул. Братья убили его, прекратив мучения. Когда вынесли всё, что ещё можно было спасти, жрецы Пта взяли тела убитых жрецов, и внесли их в огонь.
   -Не бывает огня, более священного, чем огонь от священных книг,- сказал патриарх,- пусть Ра примет их души.
   Жрецы Пта тяжело нагруженные свитками, широкой колонной двинулись в обратный путь. Никто не решился остановить их.
   -"Жрецы", - подумала Клеопатра: "Жрецы всегда остаются жрецами. Для них книги и знания всегда остаются неизмеримо ценнее любого очередного царя или даже целой династии". Клеопатра металась. Она уже не боялась за свою жизнь. Она повидала немало. Любовь таких замечательных людей, как Гай Юлий цезарь и легат Марк Антоний, уже одна стоила того чтобы жить. Клеопатра боялась не за себя, она боялась за сына. Что теперь делать? Как теперь защитить мальчика? Он единственный законный наследник Рима. Единственный, кто выжил. Октавиан не оставит его в живых. Жрецы! Жрецы могли защитить. И жрецы защитили. И Защитили бы до конца, если бы не подлость легата Базилия. Кто бы мог подумать, что даже враг, даже закостенелый чернобожник, способен поджечь Великую Александрийскую Библиотеку? Мы ничему не научились. Даже после того, как Моисей топил в крови всю страну, мы так ничему и не научились! Мы по-прежнему продолжаем расценивать их по себе. Мы по прежнему продолжаем думать, что ничто человеческое им не чуждо. Ещё Моисей показал - чуждо, им даже чужда сама жизнь, но мы по-прежнему ничему не научились. Надо было отправить жрецов, чтобы спасли мальчика, а самой сдать город. Но не царице указывать жрецу.
   Сын цезаря и Клеопатры
   В городские ворота вбегали солдаты Базилия. Среди первых, бежал могучий богатырь с бляхой тита. Внизу все шумело и грохотало - солдаты торопились урвать добычу. В покои Клеопатры ворвался тит Пуло.
   - Чего тебе нужно, Пуло! - вскричала Клеопатра, - ты предал своего командира! Ты предал Рим! Что тебе нужно от меня, шакал?! - Клеопатра плюнула ему в лицо. В комнату ворвался какой-то солдат. Молниеносным движением, Пуло подхватил со стола Египетский стилет и воткнул в горло чересчур ретивому легионеру.
   - Я не предавал Рим. Я пришел спасти твоего сына, Клеопатра.
   - С какой стати я должна тебе верить?
   - А у тебя есть выбор, царица?
   Клеопатра презрительно смотрела на него. По лестнице загрохотали шаги.
   - Нет времени. Поторопись со своим выбором, царица.
   В дверь вбежал человек Пуло. Клеопатра колебалась.
   - Ну! - рыкнул Пуло
   - Хорошо. Я поверю тебе, - Клеопатра испытующе смотрела ему в глаза, - к тому же, у меня действительно нет выбора. Юстиниан! Часть стены откатилась внутрь. Мальчишка выбежал из потайной комнаты. Пуло быстро сорвал со стены гобелен подороже, замотал мальчишку, и сунул получившийся сверток своему человеку.
   - Унесешь на моё корабль. Положи в трюме и чтобы никто даже носа не совал, - человек выскочил. Пуло сбежал вниз вместе с ним.
   В дверях дворца появился легат Базилий. Пуло ухватил золотое блюдо побольше и на глазах у легата присобачил его сверху на сверток.
   - Неси уже, а то не утащишь, - и Пуло увлеченно, с азартом, достойным заправского наемника присоединился к грабежу.
   - Пуло! Вот уж кто не упустит случая что-нибудь урвать! - зло прошипел Базилий.
   - Не жадничай, Базилий! - рассмеялся Пуло, - Ты урвал себе целый город. Ты то набьешь себе мошну куда как потолще моей. А? Базилий?
   - Какого хрена КИБу вообще понадобилось участвовать в МОЕЙ операции?! - рыкнул легат.
   - Ну-у! Комитет Безопасности должен убедиться, что все пройдет именно так, как надо. А? Базилий?
   - Да, Октавиан уже собственной тени боится - тоже додумался, приставить ко мне КИБ - овца!!!
   - Кто знает? Может быть ты затеял свою игру? А? Базилий? - Пуло демонстративно вертел в руках роскошную золотую вазу.
   - Я благонадежен!!! - взревел легат, - Я же стоял у истоков!... - Базилий оборвался на полуслове.
   - Ну-ка, ну-ка! У истоков чего? А? Базилий? - ехидно посмотрел на него Пуло.
   - Как же ты мне надоел, Пуло! Я взял город! Все закончено! Теперь- то Комитет Безопасности может быть доволен?! Теперь у вас нет ко мне претензий?! Нет?! Так оставь меня в покое!!!
   - Пока нет, - усмехнулся Пуло, - Пока. А? Базилий?
   - Как же ты меня достал! Я устал! Я потерял вчетверо больше людей, чем планировал при самых худших раскладах!
   - Вот как? Ты оказывается не настолько хороший полководец? Выходит я зря тобой восхищался? А? Базилий?
   - Убирайся!!!
   - Как будет угодно великому полководцу, - язвительно улыбнулся Пуло, - я так и передам в Рим - Базилий сумел взять Александрию настолько малыми потерями, какие только мог допустить его выдающийся талант полководца. А? Базилий?
   - Катись к такой-то бабушке, Пуло!
   - Ухожу - ухожу. До встречи. А? Базилий?
   Пуло не спеша, грохоча большим ворохом награбленного к выходу. Базилий с трудом удержался, чтобы не запустить ему в спину золотым светильником. И конечно же, даже и не вспомнил о сына Клеопатры. А потом, когда мальчишку так и не нашли - клял на чем свет стоит чересчур расторопных жрецов Амона.
   Корабль Комитета Безопасности возвращался в Рим. Долгий был день. Люди устали. Но Пуло не пожелал оставаться в Александрии. Как оказалось правильно сделал - той же ночью, египтяне нанесли ответный удар. У Египта не было армии, но оставались патриоты. И той же ночью, когда солдаты, когда солдаты крепко спали после тяжелого боя, в портах Александрии заполыхали корабли Базилия. Виновников поджога найти не удалось. Спасти хотя бы один корабль - тоже. На кораблях вспыхнули запасы "греческого огня" для баллист. После этого, потушить корабли было невозможно.
   Смеркалось.
   - Люди устали, - проговорил Пуло, - Здесь была береговая застава - закладывайте курс к берегу.
   - Мой командир? - удивленно сказал капитан, - Береговые заставы слишком преданы Старому Риму - это может быть опасно.
   - Ты галл? - ехидно усмехнулся Пуло.
   - Нет, мой командир.
   - Может быть, ты - иссанец?
   - Нет, мой командир.
   - Тогда, может быть, ты - массагет?
   - Вот и я говорю - не стоит ночевать в открытом море.
   - Но, когда шли в Александрию, мы каждую ночь ночевали в открытом море.
   - Когда шли в Александрию - нас была целая эскадра. А сейчас всего один корабль. Случись что - нас даже выловить будет некому. Зачем зря рисковать? Люди уставшие. Лично я эту ночь хочу провести на твердой земле.
   - Ну да, - усмехнулся кто-то из офицеров, - как бы ни двумя метрами ниже твердой земли.
   Пуло не сразу оценил шутку. Он старался быть христианином только номинально. Чтобы черные устремления новой веры не переломали его собственные намерения. Пуло запамятовал, что по новому обычаю, священное погребение в огне заменили закапыванием тел. А когда до него дошло - он рассмеялся.
   - Ты не доверяешь мне, или себе? - открытая улыбка здоровяка создавала ощущение полной несущественности любых возражений ему.
   - Мы - на своей земле, - добавил Пуло. Остальные в команде не могли разделить его убежденности.
   Корабль причаливал. Здесь не желали никого видеть. Но здесь по-прежнему соблюдали устав. Маяк горел. Хотя, им не откуда было взять масло. Береговые заставы, отказавшиеся выразить лояльность новому режиму, вот уже несколько лет, как полностью лишились снабжения. Октавиан не подавлял их. Он не желал тратить на них ни время, ни силы. Одна, в лучшем случае две галеры, которые не могли перехватить корабль нового образца, если он, конечно, не оказывал настолько глуп, чтобы приблизиться в том месте к берегу. Небольшой, укрепленный форт и несколько десятков человек гарнизона - вот и все, что представляла собой береговая застава. Морские пехотинцы с молчаливым презрением взирали на спускающихся с корабля солдат нового режима. Командир гарнизона вышел вперед. Лицо еще не старого ветерана с трудом сдерживало отвращение.
   - Разместите моих людей - нам нужен отдых, - произнес Пуло.
   - Удобств не обещаю. Снабжение что-то задерживается. Годика на четыре.
   Пуло пропустил колкость мимо ушей. Морские пехотинцы стояли непринужденно. Солдаты жались кучкой и исподволь бросали по сторонам нервные взгляды.
   - Не желаете ли занять офицерские апартаменты, - командир гарнизона с легкой издевкой взглянул на Пуло.
   - Охотно, - Пуло невозмутимо кивнул.
   Пуло проводили на верхний этаж. Офицерские апартаменты целым этажом были отделены от комнат гарнизона.
   Пуло выражал гранитное спокойствие.
   - Выставить охрану, мой командир? - спросил кто-то из офицеров.
   - Не стоит. Отсыпайтесь.
   - Но, по крайней мере, в дверях вашей комнаты?
   - Если что - отобьюсь как-нибудь. Чай не впервой, - улыбнулся Пуло. Командир гарнизона слегка прищурился.
   Внизу стихал шум - солдаты укладывались. Пуло плотно прикрыл дверь. Осмотрел и тихонько простукал стены. Потайных комнат не обнаружилось. "Ну да, откуда они здесь", - подумал про себя Пуло, - "Крепость строили, когда времена интриг ещё не наступили." Пуло аккуратно смял кровать. Скрутил одно одеяло, чтобы получился как можно более объемный ворох. Сверху накрыл вторым. С некоторой натяжкой, это можно было принять за спящего человека. "Сойдет", - подумал Пуло, присел у стола в дальнем углу комнаты, задул свечу и стал тихонько подрёмывать. Небо чуть подернулось сероватой дымкой. Время, когда сон особенно крепкий. Пуло прислушался. От лестницы раздались едва слышные шаги. Дверь приоткрылась. Внутрь проскользнули и тут же встали в дверях два морских пехотинца. Третий нес в руках два незажженных факела. Четвертый - и последний. Его фигура показалась знакомой. Дверь тихонько прикрылась.
   - Ну вот и все, предатель! - громко произнес командир гарнизона, - мы не убиваем исподтишка. Ты умрешь в поединке со мной. Пора расплатиться за все твои преступления перед Римом!
   Вспыхнул факел.
   - Все твои люди спят. Помощь звать бесполезно. Готовься к бою, тит Пуло.
   - Кровать пуста!
   Командир гарнизона обернулся.
   - Ну наконец-то. А то, я уже боялся, что не прейдете, - невозмутимо отозвался из своего угла тит Пуло, - Разговор есть.
   - Не дури мне голову! - возмутился командир, - Знаю я ваши сладкие речи! От поединка не отвертишься.
   - Да сядь ты - не ори, - рыкнул Пуло. Командир удивленно воззрился на него, - Твоя галлера способна дойти до Британии?
   - Да, - командир нехорошо прищурился, - Но я пальцем не пошевелю для нового режима. А твои люди на моей галере в луже утонут.
   Не обращая на него внимания, Пуло взял пергамент и начертал несколько строк.
   - Отдашь это человеку на моем корабле. Заберешь в трюме мальчишку. Это сын Гая Юлия Цезаря и Клеопатры. Понял меня?!
   Ошалевший от такого поворота событий, командир гарнизона невольно кивнул.
   - На рассвете мы уйдем. Как только мой корабль скроется из виду - грузишься на галеру - и полным ходом в Британию. Крепость свою спали - меньше свидетельств - меньше улик. Передашь его Арториусу. Объяснишь ему ситуацию в Риме. Подробно. И про переворот и про Октавиана и про то, что сегодня легат Базилий захватил Александрию, - и сжег Александрийскую Библиотеку, - командир гарнизона вздрогнул, - Скажешь Артуру - Тулий Краск просит сберечь наследника, - командир вздрогнул второй раз, - Завтра с утра - продолжай изображать жгучую неприязнь ко мне.
   - Изображать? - ухмыльнулся командир.
   - Вот именно, - невозмутимо продолжил Пуло, - Можешь даже плюнуть мне в лицо. Никто не должен знать, кому я служу на самом деле. Все ясно? Бегом - светает уже!
   Командир гарнизона подскочил. Он не мог понять, как же так вышло, что он выполнил приказ человека, которого только что собирался убить.
   - Но, как же так, Пуло? Ты же своими руками заточил в башню своего командира?
   - Погода стояла ветреная, - усмехнулся Пуло, - Вот я и побоялся, как бы моему другу, Тулию Краску, на кресте или на эшафоте ушки не продуло.
   Командир понимающе кивнул.
   - Чтобы не случилось - мальчишка должен жить. И чтобы не случилось - он должен попасть в Британию. Сейчас вся надежда Рима - на тебя, командир. Иди!
   Командир гарнизона и трое морских пехотинцев стрелой выскользнули за дверь. Тит Пуло вытянулся на кровати. "Ну вот, хоть пару часов посплю", - а в следующий миг ему уже снились сладкие сны. Титу Пуло, которого все вокруг считали мерзавцем и законченным негодяем, снился свободный Рим.
   Утром, с началом прилива, корабль Комитета Безопасности покинул гавань. Пуло был бодр и свеж.
   - Хорошо выспались, командир? -спросил подошедший офицер.
   - Я же говорил - мы на своей земле! Чего нам бояться? - рассмеялся Пуло.
   Корабль Комитета Безопасности вовремя прибыл в Рим. Тит Пуло доложил - операция прошла успешно - армия Марка Антония разбита, Александрия взята. Октавиан остался очень доволен.
   А уже через неделю, галера морской пехоты вышла из пролива и стараясь держаться подальше от южных берегов Галии, полным ходом устремилась в океан в сторону Британии. Какие-то варвары сожгли одну из береговых застав. Гарнизон, судя по всему, погиб. Да, кто его знает - времена нынче не спокойные.
   - Ваше святейшество! - крикнул дозорный монах, - Галера морской пехоты! Движутся подозрительно далеко от берега!
   - Это странно, - кинул аббат, - Отправьте корабль. Нужно выяснить, что это значит.
   Из порта Римской части Галлии вышел черный корабль без опознавательных знаков.
   Британская каравелла патрулировала южные территориальные воды.
   - Сэр Локсли! - крикнули с мачты, - Прямо по курсу галера ромулов. Несутся, как ошпаренные. Из преследует неизвестный корабль.
   - Поднять паруса! Выясним, в чем дело.
   - Сэр Локсли! Ромулы поднимают штандарт! Личный штандарт Гая Юлия!
   Полный вперед! Люди Гая Юлия - друзья короля Артура!
   Корабль епископата разворачивался, не желая вступать в бой с британской каравеллой.
  
   Юлудай
   Легионы Помпея не успели на выручку к Марку Антонию. На подходе к Александрии, дозорные Помпея увидели дым догоравшей Александрийской Библиотеки. Над Александрией развевались штандарты Базилия. Помпей понимал, что сил его не достаточно для штурма города. Он отступил и закрепился в крепости на юге Египта.
   - Сразу после того, как армия Марка Антония была разбита, когда корабли Базилия входили в порты Александрии, я покинул город, - проговорил Юлудай, - я бежал и остановился в пределах видимости от города. Оттуда я видел весь штурм. Я смотрел и записывал. Я видел, как жрецы Амона опрокинули армию Базилия. Я видел, как солдаты Базилия подожгли Великую Александрийскую Библиотеку. Я видел, как жрецы Пта спасали священные книги. Я видел, как ночью заполыхал флот Базилия. Я писал. Люди должны это знать. Здесь, на меня наткнулся боевой отряд Помпея. Легионеры Помпея забрали меня с собой, и я предстал перед наследником династии Птолемеев. Как хорошо, что Базилий потерял слишком много людей. Как хорошо, что Базилий лишился своего флота и большей части своих баллист. Как хорошо, что в крепости, помимо легионеров Помпея оказались витязи династии Мемелюков. Они были хранителями династии Соломона, они стали хранителями династиями Птолемеев. Если бы не все это, легат Помпей, его воин и молодой фараон были бы давно мертвы. Легионы Помпея несколько раз отбрасывали штурмовавшие их легионы Базилия. Но Помпей теряет людей. Его силы на исходе. Фараон Птолемей просит помощи. Молодой фараон вызвал меня к себе и вручил грамоты.
   Он сказал:
   - Отправляйся на север, Юлудай. Я прошу помощи. Я прошу помощи у всех каганатов. Напомни им, что мы всегда были союзниками - может быть, хоть кто-нибудь из них отзовется.
   Юноша с трудом сохранял спокойствие - в его глазах стояло отчаяние. Со мной встретился глава рода Мемелюков. Крепкий старик с лицом настолько загорелым, что цветом почти не отличалось от Египтян. И только черты лица выдавали в нем тюрка.
   - Скачи к тюркам, Юлудай, - сказал старейшина, - Если вдруг кто позабыл - напомни им, что мы одной с ними крови. От самой Галлии и до Великого Сибирского Каганата найдешь ты моих дальних родичей. Скажи им - род Мемелюков готовиться умереть, защищая фараона. Они придут.
   Мемелюки дали мне двоих коней, чтобы я мог скакать не останавливаясь. И как только очередной штурм легионов Базилия был отбит - я отправился в путь. Со мной отправился один из витязей рода Мемелюков. Но, выходя на Аравийский полуостров, нам пришлось прорываться через кордоны Базилия. Он погиб, защищая меня.
   А теперь, из-за моей ошибки, все эти люди там погибнут, не дождавшись помощи.
   Я торопился в Булгарию, к своему кагану. Я вёз ему весть: "Фараон Птолемей просит помощи!" И по пути, я заехал сюда. Я пришел к русскому князю - нашему извечному союзнику и соотечественнику. Слишком много лет я провел в Египте. У меня были лишь смутные представления о том, что творится здесь. Ну откуда я мог предположить?! Да я и подумать не мог, что князь Руссколани может продаться чернобожникам. Я пришел к Владимиру за помощью. Это было по пути, а я так хотел, чтобы первая помощь подошла как можно быстрее. Каждый день промедления мог стоить жизни людям, которые держались там. Я заехал к Владимиру, не доезжая до Булгарии. Я просил Владимира послать гонцов в соседние каганаты и отправить помощь в Египет. Владимир рассмеялся в ответ. Грамоты фараона и все мои записи о событиях в Александрии были брошены в огонь. Меня скрутили. А потом, вот эта самая дверь закрылась за моей спиной. Я оказался здесь, а люди оказались без помощи.
   - Да-а уж, - протянул Или, - А я то думал, это я оставил людей без помощи, очутившись здесь. А тут - целая армия и законный правитель Египта. Владимир! Как можно вот так вот становиться врагом собственному народу? Убивать своих? Отрекаться от всего, что создавали предки? Бросать в беде своих друзей и союзников? Как может человек сделать такое?! Это - человек? Это - Рус?
   Юлудай задумался.
   - А ты как-то говорил, что дочку княжескую спас? Так, за князем выходит должок, - Юлудай вздохнул, и махнул рукой, - о чем я говорю? Вспомнит он должок - как же? Если бы яхвисты хоть бы раз вернули свои долги - они бы всего лишились, да ещё бы должны остались.
   - Яхвисты?
   - Ну да. Это здесь имени Чернобога вслух не называют - Яхве или Иегова. Ну это также, как ты Бера вслух Бером не называешь, а говоришь по ассоциации "Мёд ведь". Чтобы зазря зверя - предка не тревожить. Также и тут, Яхве вслух не называют Яхве, а говорят по деяниям и поступкам - Чернобог. Чтобы зазря не накликать.
   - А-а! А я то его имени не знал.
   - Да его-то имя - ладно, ты лучше напомни мне как звали девицу ту - княжью дочку?
   - Имя у нее какое-то странное, необычное. Василисою представилась.
   Юлудай аж присвистнул.
   - Вот это да! Так она тебе имени-то не назвала!
   - Да, как не назвала? Василиса - говорит.
   - Да это не имя!
   - Как, не имя?!
   - Да вот так! Василиса означает - принадлежащая роду Базилиев! Как ты - род бы свой назвал, а как величать тебя - не назвал!
   - Как же так?
   - Ты посмотри, что выходит?! Владимир, у нас, из рода Словена. Так почему же, дочка у него не из рода Словена, а из рода Базилия? Как же так выходит-то?
   Оба умолкли. Задумались.
   - А рус ли Владимир? - задумчиво протянул Юлудай.
   Расправа над Киевом
   Это была последняя из беседа. Следующий день Или запомнил на всю жизнь. Небо посерело. Накатывало чувство тревоги. Или поднялся. Прислушался. Стояла гробовая тишина. Город замер в предвестии рассвета. Острая тревога давила со всех сторон. Послышались одиночные шаги наверху, на улице. Потом топот десятков ног. Бряцанье оружия. Необычно красный рассвет струился в окошко густым кровавым светом. С улицы раздался треск ломаемых дверей. Отдельные крики ещё не проснувшихся людей. Вдруг или подбросило ударной волной черной эгрегориальной силы. Как будто не один, не два чернобожника - десятки чернобожников творили свой черный обряд. Или подняло, выпотрошило наизнанку и с силой швырнуло о камни. Город потонул в какофонии шума, грохота треска ломаемых дверей, звона выбиваемых окон, крика и стона людей, лязга оружия. Послышались режущие слух завывающие напевы попов. Плач детей. Истошные вопли женщин. Чьи-то предсмертные всхрипы. Резко пахло кровью. Слышался рык и маты солдат:
   - Пошел! Пошел!
   Слышались чавкающие звуки ударов. Мокрый хлопок копья входящего в чье-то тело. Раздался истошный вопль младенца, а потом застыл на верхней ноте, обрываемый сперва сухими, а потом чавкающими звуками сапога. Взвыли женщины. Раздался треск ударов. А вдалеке нарастало пение попа:
   - Узрите благодоть Господа!
   Или рванулся к окну, с силой ударил в решетку. Решетка не шелохнулась. Прутья были намертво вмурованы в стену. Или взревел, вцепившись, подпрыгнул, ударил обеими ногами а стену, отлетел в противоположной стене, ударившись головой о камни. Выгнутая и перекореженная решетка осталась у него в руках. Где-то в углу постанывал Юлудай. Старик тихо плакал - ему ещё не разу не приходилось видеть чернобожьи расправы. Или вновь подскочил к окну. Оно было слишком узким. В него проходила только рука Или и можно было с трудом протиснуть часть головы. Или бил по стене вокруг окна, пытаясь расшатать камни. Крепкая кладка не поддавалась. Или отошел сколько мог, к дальней стене и с разбега врезался в дверь. Дверь лишь тихо скрипнула. Или снова и снова всем весом, всей силой врезался в дверь, но толстая кованная сталь и не думала поддаваться.
   -Владимир!!! Захлебнись нашей кровью - тварь!!!
   Кровь пульсировала в висках. Кровавая пелена закрывала глаза. А Или всё бился и бился в дверь, пытаясь пробить себе дорогу наружу.
   Крики раздавались теперь со стороны реки. Истошные вопли женщин, хрип стариков, плач детей, хлюпанье ударов, звон и лязг оружия. А над всем этим царапали душу завывающие напевания попа:
   -Узрите благодать господа!
   И задыхающийся старческий крик:
   -Выдыбай Перун! Выдыбай Батька!
   Или очередной раз отлетел от двери и рухнул на каменный пол темницы.
   Или очнулся. Все тело скрутила судорога.
   Связки не порвало - и то хорошо. В этот раз он знал куда бежать. Только вот пробиться не смог. В ушах звенело. Или не в ушах? Точно. В дверь со всей дури лупили кузнечным молотом. За дверью слышались голоса:
   -Ничего - как погнул! Она же - аж выпуклая вся! Вон - не дверь, а яйцо. Не знаю, удастся ли выправить, чтобы хотя бы засов открывался. Или застонал. Мышцы зашлись. Плечо распухло и напоминало вторую голову. Только сине-черного цвета. Или с трудом поднялся. Побрёл к своему лежаку. Пошарил под соломой. Нашел баночку с лечебным зельем - ту, что за онуч припрятал, когда его взяли. И как не раздавил вчера? Или открыл баночку:
   -Совсем чуток осталось - почти всю на Юлудая истратил. Кстати, как там Юлудай?
   -Юлудай! Спишь что ли?
   Тишина. Или потянулся к послу. Тело старика было холодным. Юлудай испустил дух.
   Печенеги
   Куря смотрел, как его воины пытаются вернуть городу хотя бы подобие порядка. Двери домов были выбиты. Окна изкорёжены. Кое-где не успели убрать трупы. От них разносилась нетерпимая вонь. Камни городской площади потемнели от крови. Воинам помогали несколько выживших местных жителей.
   -Что здесь произошло?!- рявкнул Куря
   -Воины пришли, каган-батюшка! Много воинов. С ними были жрецы Чернобога. Они потребовали, чтобы мы отреклись от родных Богов и приняли веру Чернобогову. Только вот, не хотели люди от родных Богов отрекаться, каган-батюшка! Тогда нас стали убивать. Всех подряд. Женщин, детей, младенцев маленьких. Последние, кто остался, чтобы род свой от полного истребления уберечь - приняли крещение Чернобогово. Не ожидали мы их, каган-батюшка. Даже весточку послать не успели. Вот, со всего города двадцать человек и осталось!
   - Чьи - воины?! - Куря отчетливо скрипнул зубами.
   - Русы, каган-батюшка!
   - Хватит!!! - рыкнул Куря, - Собирайте войско! Поднимайте все огузы! Границу с Хазарией мохно открыть - поднимайте и пограничников тоже! Мы выступаем!
   Куря поднял коня на дыбы.
   - Пришлите волхвов! Пусть помогут жителям смыть поганое Чернобогово крещение! После этого - всех вывести! Вывезти все приграничные города! Люди не должны пострадать.
   - Владимир ответит за свою резню!!! - взревел Куря.
   Гул прокатился по стране. Меньше, чем за неделю армия печенегов выдвинулась.
   Темница
   Ближе к вечеру, стражникам наконец удалось открыть окошко для еды. В темнице появилась тарелка каши и кувшин с водой. Или молча смотрел перед собой. Прошло часа два - Или молча поднялся. Поел. На другой день, труп Юлудая начал пахнуть. На третий день в дверь постучали:
   - Эй, богатырь, ты чего там, помер?
   Или молчал - ему было все равно. Внутри царила полная опустошенность. Его даже не беспокоило, жив он, или нет. За дверью слышался какой-то разговор. За день, солнышко припекло и нагрело камни. Труп посла стал пахнуть сильнее. Или продолжал сидеть в той же позе на куче соломы. Послышались шаги.
   - Эй, богатырь, Ты на нас не кинешься, если мы войдем?
   Или молчал. Стражники переговаривались.
   - Позови еще кого-нибудь.
   - А толку?
   - Я туда не пойду, у меня жена.
   - Давай ты.
   - Что, один? Пошли вместе.
   Тихонько открыть дверь не получалось. Кто-то застучал молотком по засову. Опасливо озираясь, трое стражников протиснулись внутрь. Или не шелохнулся, все также глядя перед собой ничего не выражающими глазами.
   - Он живой?
   - Ты сдурел? Лучше не подходи.
   - Старик помер - он и воняет.
   - Богатыря бы тоже проверить.
   - Тебе надо - ты и проверяй. Берем старика и уходим.
   Стражник не рискнул приблизиться к Или. Они подхватили тело Юлудая и вышли. Дверь закрылась.
   Или сидел не шелохнувшись. Временами, он замечал еду. Вставал, ел, садился обратно. В углу скопилась целая эстакада странных буханок из травы забвения. Или зачем-то складывал их как кирпичики, в пирамидку. С каждым днем пирамидка все росла - Или не разу не притронулся к этим буханкам.
   Или не сразу заметил, когда край пирога зашевелился. Мелко зацокало. Из угла на Или смотрели крошечные глазки-бусинки.
   - Мышь? Да что же ты делаешь, глупая?
   Мышь не обращая никакого внимания на Или впилась в буханку.
   - Ты что творишь? Она же ядовитая. Вот забудешь как твои предки от кота прятались - и сама станешь такой же буханкой в его лапах.
   - Пи, - сказала мышка.
   - А-а, делай, что хочешь! - Или продолжал сидеть на месте. Мышь старательно грызла буханку.
   - Нет, так нельзя - мышь-то в чем виновата? Или пришлось таки подняться и направиться к пирамидке. Или нагнулся. Мышь юркнула вглубь пирамидки. Или присел, выжидая. Из буханок появилась усатая мордашка. Или протянул руку.
   - Пи, - сказала мышка и юркнула обратно вглубь пирамидки. Вскоре в пирамидке закопошился целый выводок.
   - Ну что же вы делаете?
   - Пи.
   - Пи, пи.
   - Пи.
   - А, делайте, что хотите! - рассмеялся Или, - может, для вас она и не вредная!
   За дверью послышались шаги:
   - Эй, богатырь! Тебя князь к себе вызывает!
   Или умолк. Подумал немного:
   - Передай своему князю - пусть катится к Кузькиной бабушке!
   За дверью по-переговаривались. Послышались удаляющиеся шаги .
   - Пи, - сказала мышка.
   - Ёщё какой, пи, - усмехнулся Или.
   За дверь. Вновь послышались шаги:
   - Эй, богатырь! Поговорить надо! - раздался голос Владимира.
   - Тебе надо, князь-батюшка, вот ты и поговори, - отозвался Или.
   - Дерзишь, богатырь! - прорычал Владимир.
   - А ты, князь-батюшка, с кем другим поговори. Кто не станет тебе дерзить.
   - Да я тебя сгною!
   - Это тебе не впервой, князь-батюшка. Чай немало русских жизней загубил? Да, мне-то что? Ну, будет на твоем счету одной жизнью больше?
   Слышно было, как за дверью бесится князь. Кто-то из стражников получил ни за что нагоняй.
   - Эй, богатырь? - снова заговорил Владимир, - Можно я войду?
   - Твоя темница. Хочешь - входи, - усмехнулся Или.
   Снова застучали молотком по засову. Тяжко скрипнула дверь. В низкий проем, с опаской оглядываясь по сторонам, протиснулся Владимир. Или невозмутимо сидел перед пирамидкой и смотрел на копошащихся мышей.
   - Пи! - сказали мышки и разом юркнули внутрь. Владимир вгляделся в нагромождение буханок.
   - А отчего же ты, богатырь, хлеб не бережешь? Али кормят слишком сытно?
   - Хлеб - это святое, князь-батюшка. Хлеб я завсегда берегу. Только как сюда попал - хлеба и не видал вовсе.
   - Пшеница - это же благословенное зерно1
   - Для кого как, князь-батюшка. Вот тебе, князь-батюшка, поди ой как тяжело, творить все что ты творишь, да при этом помнить, чем предки твои жили, ощущать все, что они чувствовали, видеть, что они видели. Это не то, что тяжело, это никаких сил не хватит. Так для тебя, князь-батюшка, трава забвения не то, что благословенное зерно - для тебя она просто избавление, - князь побагровел, а Или невозмутимо продолжил, - А мне никак нельзя забывать, чем предки мои жили, что видели, что чувствовали.
   - Да, я тебя!
   - Сгноишь? - усмехнулся Или, - Знаю. Не впервой тебе князь-батюшка жизни русские губить.
   - Пи, сказала мышка.
   Владимир взял себя в руки.
   - Дело у меня к тебе, богатырь! Печенеги на нас войною пошли. Куря уже несколько городов захватил - на Киев движется.
   - А чего же, витязи твои, князь-батюшка?
   - Не осталось у меня витязей - одни солдаты. А солдат против Куриных витязей - по-десятеро на одного надо - не меньше! Где же я столько возьму? Мне если всех собрать - и то едва по трое на одного выйдет!
   - А отчего так, князь-батюшка? Уж не оттого ли, что воинское искусство на родных Богах, да на родной вере зижделось? А ты, князь-батюшка, как веру родную да под корень подрубать стал, как войско свое перед богом чужеземным на колени поставил - так и не стало у тебя истинных воинов. Оно, ведь как выходит: кто с огнем в сердце - тот на колени не встанет, а кто без огня в сердце, тому Родину защитить не под силу. Ослабло войско твое, князь-батюшка! Так чего же тебе теперь от меня надобно?
   - Богатырь!!! - возмутился Владимир, - Ты Родину защищать клялся!
   - Ничего я не клялся, - усмехнулся Или, - мужик я простой. Деревенский. Я и не воин вовсе. Меня, князь-батюшка, и не посвящал никто. И присягу я не давал.
   - Богатырь! Я тебе службу предлагаю! Воеводою тебя поставлю!
   - А не будет ли угодно князю-батюшке, в пешую прогулку да до ближайшего лесочка отправиться? Свежим воздухом подышать?
   - Богатырь! - взмолился Владимир, - Куре же, ему все равно! Для него теперь рус - и не человек вовсе. Думаешь, он разбираться будет - мои люди - не мои? Жителей сколько погибнет! Детишек-то хоть пожалей!
   Или задумался. Он мог бы сказать Владимиру: "От чего же ты, князь-батюшка, детишек не жалел?", но детишек было и впрямь жалко. Их и так после Владимировой бойни не слишком много осталось.
   - Ладно! Только как же я, князь-батюшка, смогу людей защитить, когда меч мой твои люди отняли? Ты прикажи меч мой вернуть.
   - Пойди в оружейную - выбери себе любой меч, какой пожелаешь.
   - Не-е, князь-батюшка, - протянул Или, - Хороши мечи твои, да только мне любой меч не нужен - ты мне мой меч возверни.
   - не могу я меча твоего возвернуть!
   - А-а. Ну тогда не будет ли угодно князю-батюшке, в пешую прогулку, да до ближайшего лесочка отправиться? Свежим воздухом подышать?
   Владимир побагровел, сжимая и разжимая кулаки. Развернулся и вышел из темницы, громко хлопнув дверью.
   - Сгною! - разнеслось из коридора.
   Послышался стук молотка по запираемому засову.
   - Пи, - сказала мышка.
   На следующий день Владимир примчался ни свет, не заря:
   - Выходи, богатырь! Возверну тебе меч твой!
   - Ну вот! Совсем другое дело, князь-батюшка. Или потянулся, поднялся и направился к двери. Яркий свет заставил Или прищуриться. Это сколько же дней не видел он Солнца, кроме как сквозь крошечное тюремное окошечко? Или не помнил.
   - Ничего, какую домину отгрохали! - напротив площади возвышался огромный храм Чернобога. На площади толпились солдаты.
   - Ну так что, князь-батюшка? Где меч мой?
   Владимир посмотрел на него.
   - Не могу я меча твоего вернуть.
   - А-а! протянул Или, - Ну так я, пожалуй, пойду обратно в темницу. Там тепло. Не дует. Харчи, опять же казенные. Вот том и пережду себе спокойно, пока Куря тебя рубать будет.
   - А ты, что же думаешь?! Печенеги тебя самого не убьют?! - взревел князь.
   - От чего же? - удивился Или, - я же твой пленник! Тебя, князь-батюшка, порубают, а меня, как пленника их врага - освободят.
   - Думаешь они разбираться станут?! Ты - рус этого достаточно!
   Или рассмеялся и кивнул на свою, превратившуюся в лохмотья одежду.
   - Рубашка-то моя - поистрепалась вся. Вышивки совсем не видать. А тюрка на лбу не написано - рус там он или печенег. Я же не обязан так сразу докладывать из какого я рода. Так что пойду я, - Или развернулся и неторопливо затопал в сторону темницы, - Засов сам открою. Ты только, князь-батюшка, пришли кого-нибудь, чтоб за мной закрыли.
   - Стой! - взревел князь, - Принесите меч!
   - Разумно ли? - проговорил стоявший позади него поп. Владимир развернулся и сгреб его за грудки:
   - А кто мне людей пришлет?! Может быть ты?! Давай!!! Веди сюда византийские легионы! Успеешь?! Куря уже разве что в терем не стучится!
   - Император Базилевс не сможет прислать легионы.
   - Тогда не суйся!!! - взревел Владимир, - У меня все равно другого выхода нет!
   Двое солдат принесли меч. Или взял его в руки. Бережно вынул из ножен. Гематит блеснул на солнце. Или провел ладонью по лезвию. Живой гематит всколыхнулся волной ожившей ртути.
   - Я снова с тобой, - мысленно прошептал Или. Меч тихонько загудел в ответ. Или бережно убрал меч обратно в ножны. Надел перевязь и пристроил ножны у себя за спиной:
   - Ну чё, пошли, что ли?
   - Богатырь! Почему не по форме? - возмутился Владимир.
   - Это, кто присягу давал - тот пускай по форме и докладывает, - усмехнулся Или, - А я так, спросил - чё, пошли что ли?
   Владимир грозно глянул на прыснувшых в кулак офицеров. Воиско выдвинулось.
   Бой
   Владимир не зря паниковал - Куря встал лагерем всего в одном дневном переходе от Нового Киева - теперь, когда стольный Киев - Бусов Кияр-град, был разрушен - столицу Владимира стали называть просто Киевом.
   На другой день армии начали выстраиваться. От печенегов выехал поединщик. Могучий берсерк довольно улыбался, сверкая зубами. С его гладко выбритой головы от темечка и до самого седла свисала длинная одинокая прядь волос - знак высшего посвящения. Берсерк снял с пояса рог и протрубил.
   - Хэ-гей! Русы! - вскричал он, - Что! Достойные перевелись?!
   - Ну, давай, богатырь, - произнес Владимир.
   - Помилуй, князь-батюшка! - удивился Или, - Я же не присягавший! За родную землю биться и простой мужик может! Но, чтоб в поединке участвовал тот, кто присягу не принял?!! Да где же такое видано!
   - Ты что же это - трусишь?!
   - Да не в том дело, князь-батюшка! Ты посмотри, какой воин славный выехал?! Разве могу я его вот так бесчестить? То, что он - враг, ещё ни о чем не говорит Ему-то какого с не присягавшим биться? Победить - позор! А проиграть - так и вдвойне позор!
   - А ты прямо сейчас присягу прими!
   - Да, как же можно, князь-батюшка?! А ну, как ты меня мирных жителей убивать отправишь? Людей русских? Ты же часто на такое дело своих воинов отправляешь. А мне тогда и отказаться - позор! Присягу нарушить! И исполнить - позор! Воин, а на мирного жителя меч поднял! Да ещё на своего! Ты уж уволь, князь-батюшка! Я, как-нибудь так.
   Владимир скрипнул зубами - и возразить нечего, и на поединок отправить некого.
   Берсерк вновь протрубил в рог:
   - Э-гей! Русы! Ну чего испугались?! От моей руки и умереть не зазорно! Чай - лучший воин во всей степи! От Черного моря и до Булгар!
   Берсерк выждал. Затрубил вновь.
   - Ну чего?! Уговаривать вас?! Аки красных девиц?!
   Русы угрюмо молчали. Берсерк пустил Коня в галоп, вскочил стоя на седло, и стоя на своем коне, исполнил танец с саблями. После чего, протрубил вновь - направил коня обратно к войску. Печенеги разразились громким хохотом. Встали витязи. Солнце сияло на чешуе тюркских доспехов. Яркие кисти сбруи развевались на ветру. Сверкали чеканные нагрудные пластины со знаками родов. Печенеги шли лавой, подобно языкам пламени врезаясь в противника. Накатываясь волнами. По войску носились три всадника. Золоченные нагрудные пластины и красные ленты на шлемах - знаки отличия илуваров, позволяли витязям видеть своих командиров.
   - Кудыкаевы! На правый фланг! - кричал илувар.
   -Садыковы! На центр! Усилить Гурджиевых! Не прослабляйте центр!
   - Курыкановы! На левый фланг! Отсекайте конницу!
   Печенеги шли родами. И каждый прикрывал каждого. Солдаты Владимира сомкнули щиты. Они шли строем - пародией на римскую черепаху и на македонскую фалангу. Им, не посвященным, чужим друг для друга, не с руки было биться ни лавой, ни настоящей черепахой. Они шли широкой стеной, позади которой бежала толпа, чтобы заменить погибших в строю. Фланги прикрывала конница. Печенежские витязи врезалисьв строю, прорубая широкие бреши.
   - Лава - вееров! - Вскричал один из илуваров, - Берсерки! Вперед!
   - Лучники - вперед!
   Лава расходилась широким веером. Редкой цепью на могучих боевых конях неслись берсерки. Почти вровень с ними, посылая стрелу за стрелой и подготавливая им прорыв мчались конные лучники.
   - Лава! Второй заход!
   - Лучники - веером!
   Лучники уходили в стороны. Описав круг, лава выстраивалась позади берсерков. "Стенка" Владимира таяла на глазах.
   Владимир наблюдал за боем с пригорка.
   - Давай, богатырь! - вскричал князь.
   Или легонько зевнул.
   - Что? Уже пора?
   - Пора! - взревел Владимир.
   Или спокойно кивнул и пошел. Он не понимал, как это происходит, но многие серьезные умения, которых люди достигали годами, Или хватало один раз увидеть. Он шел походкой Добрыни, размеренной, и с виду даже ленивой, но при продвигался со скоростью хорошего бега. А там, где нужно было сократить расстояние - по площади, лишенной людей и вовсе практически мгновенно. При этом его было хорошо видно - Или пока не входил в тэмп. Или шел между дерущимися воинами, через свалку битвы, через валяющиеся трупы, как будто по прямой ровной дороге. Он один раз видел, как это делает Добрыня, даже не особо приглядывался, и времени вроде сколько прошло, причем тяжелого времени, а тут просто взял и пошел. Вертясь юлой и отмечая свой путь разлетающимися телами, в сторону Или быстро мчался печенежский берсерк. Или не хотел с ним биться. Сейчас у него была другая цель и бой с берсерком в эту цель не входил. Совершенно не сознавая, что делает Или чуть сбился с шага. Внутри него что-то завибрировало и он глухо загудел всем телом. Берсерк вдруг почувствовал, что ему не надо биться с этим воином. Не понятно почему, но возникло стойкое ощущение, что не сегодня, не сейчас. "Значит не в этот раз", - подумал берсерк и свернул чуть-чуть в сторону, по прежнему отмечая свой путь разлетающимися телами. Или прошел первый ряд щитовиков. Не навязчиво проскользнул между сомкнутыми щитами. Как? Да кто его знает? Вообще-то там мечом замахнуться и то негде. Впереди прямо на Или неслись печенежские витязи.
   - Что он делает?!! - взревел Владимир, Почему он не обнажает меча?! Почему он не бьется?!
   Или шел. А меч по-прежнему покоился у него в ножнах.
   - Что он делает?!!! - не выдержал Владимир. Стоявший позади него поп замер, как статуя, не в силах даже пошевелиться. Знаменосец не заметил, как его вместе со знаменем, наклонило ветром, а он так продолжает стоять, под углом к земле, глуповато приоткрыв рот.
   - Каган!! - взревел Или, - Надо поговорить каган!!!
   Его походка перешла на размашистый шаг. Он шёл со скоростью скакового коня, даже не входя в тэмп. Старые витязи просто проносились мимо и устремлялись на строй русов. Молодые, да горячие пытались заслонить ему дорогу. Или даже не обращал на них внимания. Он походя делал едва уловимое и всадник вместе с лошадью отлетал в сторону. Особо настойчивые катились кубарем. Лошадь взбрыкивала и начинала нести. Всадник оказывался в воздухе или на земле, благо, тюркские стремена позволяли быстро соскочить с коня, а не волочиться, расшибаясь о камни за застрявшим в стремени сапогом.
   - Надо поговорить, каган!!! - взревел Или.
   На Или устремилась группа всадников. Они неслись, почти касаясь друг друга коленями и уперев длинные копья. Они шли не просто на русов - они шли целенаправленно на него. Кони перешли с крупной рыси в отчаянный галоп. Воины сохраняли плотный строй, по-прежнему почти касаясь друг друга коленями. Или прыгнул навстречу им, вскидывая вверх согнутые колесом руки, с согнутыми растопыренными пальцами и зарычал. Из самой утробы поднялся рык разъяренного медведя. Лошади прянули в стороны и понесли. Несколько центральных коней, которые не успели убраться с дороги, взвились на дыбы. Опытные воины, которые учатся ездить верхом примерно на полгода раньше чем ходить, с трудом удержались в сёдлах. Или устремился дальше.
   Из ставки кагана выскочили трое военачальников.
   - Что это?! - воскликнул седой илувар.
   Куря с напряженной тревогой смотрел за происходящим.
   - Защитить кагана! - взревел другой военачальник. Личная гвардия Кури, род Ашина-татов, хранителей кагана полукольцом окружили шатер, сомкнувшись в три плотных ряда и уперев в землю шестиметровые противокаваллерийские пики.
   Отшвырнув последнего, пытавшегося преградить ему дорогу, Или прыгнул. С места, он взвился высоко вверх. Пики вскинулись, провожая его полет, но Или пролетел над ними.
   Седой илувар на долю мгновения замер, занеся меч. Он ощущал бой и он видел каждый удар в этом бою - такого свойство всех посвященных илуваров. Перед глазами вспыхнула траектория удара. Единственно верного удара, который Или не сможет отбить и от которого не успеет уклониться. А Или и не собирался его отбивать. Прямо в полете, он лег на спину и пролетел между ног илувара. Голова Или оказалась позади сапог илувара за долю мгновения до того, как в это место обрушился меч. Такой трюк не мог совершить человек. Его вряд ли сумели бы совершить даже учителя берсерков. Как он получился у Или? Совершенно непонятно. Просто ему было очень надо.
   - Надо поговорить, каган! - взревел Или и вошел в тэмп. Тюркский скакун. Прекрасный боевой конь. Куря никогда не ездил на нем - берег для особых боев. Никто не смел приблизиться к нему. Куря сам мыл и чистил своего скакуна. Или удалось нагнать его лишь за сотню метров от шатра. Или рванул под узцы и чудом увернулся от ударов копыт и клацнувших перед самым лицом зубов. Конь взвился. Куря не сумел удержаться в седле и очутился в воздухе. Или аккуратно поймал его на руки.
   - Надо поговорить, каган.
   Куря со спокойной уверенностью, совершенно невозмутимо смотрел ему в глаза.
   - Ну, и что ты держишь меня, аки красну девицу?
   Или растерялся от холодного спокойного взгляда - ему ведь ни разу не доводилось видеть настоящего правителя.
   - На землю поставь, - не повышая тона, чуть насмешливо добавил каган.
   - Ой, прости, каган-батюшка, - Или поставил Курю на землю.
   - Ну, пойдем в шатер. Поговорим что ли?
   Они вошли в шатер.
   - Ну что, говори! - Куря расположился на подушках лицом ко входу.
   - Что?! - брови кагана поползли вверх, - Ну ты даешь! Ты видел поле боя? Выгляни из шатра! Посмотри, что там твориться. Мы уже выиграли бой! Вон тот мужик, что сидит у входа, не успеет налить себе чашку кумыса и выпить его, как мои витязи принесут знамя Владимира! И бросят его к этому шатру! Ты хоть сам понимаешь, что сказал?! - Куря грозно сдвинул брови.
   - Останови бой, каган, - повторил Или. Куря выжидательно посмотрел на него.
   - Останови бой или разговора не будет.
   - Что?! - Куря грозно поднялся, - Ты видел этих людей?! - взревел каган. Его рука рванулась вперед, указывая за шатер на поле боя, - Они защищают родную землю! Они защищают жителей, которых клялись защищать!! Они верят мне!! Как я могу отнять у них победу?!!
   Или молчал.
   - Что такого важного, ты собираешься мне сказать?!
   - Останови бой, каган, - Или умоляюще посмотрел на Курю.
   - Ну, хорошо! - глаза кагана полыхнули огнем, - Но знай богатырь! Если то, что ты скажешь мне не достаточно важно - ты один ответишь за отнятую у нас победу!!! Ты один ответишь за всех!!!
   Или спокойно кивнул:
   - Я согласен, каган.
   Куря в немом изумлении смотрел на него.
   - Я остановлю бой! - в голосе Кури звенел металл, - Но, если ты не прав! Я выставлю тебя перед моими людьми! Ты ответишь перед каждым из них! За каждого погибшего здесь! За каждую каплю крови, упавшую в эту землю!
   - Знаю, каган, - Или кивнул, - Я согласен.
   - Остановить бой!
   - Но, мой каган?! - возмутился военачальник.
   - Командуйте отступление! - взревел Куря, - Мы отходим! - Ну смотри, богатырь!
   В глазах Или стояли слёзы радости.
   Печенеги отходили. Грозные витязи разворачивали своих коней. Могучие берсерки, прямо посреди боя, завершив очередной удар, вскакивали на коней и уносились проч. Оттеснив копьями руссов, печенеги собирали своих раненых. После этого, вся армия в боевом порядке, с арьергардом из конных лучников, готовых изрешетить любого, кто попробует кинуться вслед, двинулась в обратный путь.
   Поднимались раненые русы. Воины оглядывались друг на друга, не веря в свое спасение. Владимир поражённо смотрел на происходящее.
   - Как такое возможно?! - не выдержал князь, - Как ему это удалось?! Он что - убил Курю?!
   Стоявший позади него поп не мог ничего ответить. Он по-прежнему больше напоминал застывшую статую.
   Армия уходила. Воины напряженно поглядывали на кагана. Куря молча смотрел перед собой. Или посадили на коня. По правую и по левую руку от него ехали два могучих берсерка. Или не был пленником, но не был и гостем - люди ждали. Через два дневных перехода армия встала лагерем.
   Или сидел у костра. Люди пока держались подальше от него. Подошел илувар. Он молча посмотрел на Или. Каждый сидевший у сотни костров обернулся к Или. Или просто кожей ощущал тысячи устремленных на него глаз. Под буравящими взглядами, Или поднялся и направился во след за илуваром в шатер кагана.
   Куря восседал на подушках и потягивал дымящий травяной отвар, задумчиво глядя перед собой. Он взглядом указал Или место напротив себя, через очаг.
   Заходили и присаживались по правую и по левую руку от Кури илувары. Вошел и присел поперек входа могучий берсерк, тот самый, кто открывал бой. Он вскинул бровь и улыбнулся Или, мол, "Знаю - тогда не время было. Так может сейчас?". Или улыбнулся в ответ. Мимо берсерка прошествовал внутрь седой волхв. Он занял место над правым плечом кагана. Вошел бард и занял место над левым плечом. Куря кивнул:
   - НУ, богатырь, вот и настала пора тебе ответ держать. Что за весть такая важная? Отчего нам, да перед самой победой отступить пришлось? Ну, говори, богатырь?
   Или внимательно посмотрел в глаза кагану, собирая мысли воедино.
   - Не с теми ТВ каган воюешь! Не русы враги тебе, но Владимир - князь! Русы не враги тебе. Мы, русы, с тобой ,каган, одной крови!
   - Вот как? - Куря сдвинул брови, - Я то об этом помню! А, вот вы похоже позабыли! Это я и хотел с Владимира спросить! Но ты, раз уж взялся ответить - отвечай! Ответь мне - как такое вышло! Как вышло, что люди измучены набегами?! Как вышло, что дружины каждую ночь поднимаются по тревоге?! Набег следует за набегом! И - откуда?! Вот уж откуда меньше всего ждали! С Руси! И не добычу берут! Не данников перебивают! Ты видел города вокруг границы?! Ты их видел?! Мне пришлось вывозить целые города! Из двадцати приграничных городов я успел вывезти лишь десять! Остальные не просто разграблены - они разорены дотла! Кто пришел? - Русы пришли! Братья - говоришь?!! По крови - говоришь?!! - взревел Куря, - И ведь не грабить пришли! От родных Богов отречься требовали!!! А когда люди отказывались - их убивали! Я видел трупы детей, валявшиеся посреди площади! От целого города оставалось десять-пятнадцать человек!!! Братья - говоришь?! Воин поднявший меч на ребенка! Это - воин?! Это вообще - человек?! Что скажешь?!
   Или смотрел на него.
   - Раз вы творите такое, значит нет больше наших братьев, - твердо сказал Куря, - А, выродки, какими вы стали, должны умереть. И не позорить имена тех, кем были.
   - Так, я о том и толкую, каган, - ответил Или, - Не только ваши города разорены дотла. В наши, в русские города входят солдаты. И ведет их Владимир - князь. Наши города тонут в крови. На наших площадях валяются трупы детей. Над всем этим стоят чернобожники. И ведет их Владимир - князь! Зайди в любой город - и ты увидишь все то же, что видишь в своих городах! У каждого руса не одному десятку родичей убито по велению Владимира! Витязи наши, славные, ещё сару Бусу служившие, князю Словену служившие - целыми дружинами в леса по уходили! Их теперь разбойниками кличут! Да только не разбойники они! Селения русские от чернобожников, да от Владимира-князя уберечь стараются! Людей русских, которых беречь и защищать княлись - спасти стараются! Говорю тебе, каган, не русы - враги тебе! Земля русская в крови захлебывается! Владимир-князь народ русский под корень губит! И нет больше на Руси Сара! Не к кому витязям русским, тем, кто ещё в живых остался - собраться! А дальше так пойдет - скоро и вовсе никого на Руси не останется!
   Или рассказал все, что знал о Владимире. Все, что знал о побоищах в русских городах, и что сам видел. Рассказал, что Владимир-князь, посла Булгарского в Египет в темницу заточил. Рассказал, как посол тот, весть в Булгарию вез о том, что Египет захвачен. О том, что законный правитель из рода Птолемеев в осажденной крепости держится - помощи просит. О том, как род Мемелюков к родичам своим взывает. Да только, не довез посол весть до кагана булгарского - в темницу заточил его Владимир-князь. В темнице тот посол и умер.
   - Во всех каганатах, среди всех тюрков - закон один, - мрачно проговорил Куря, - Будь ты, хоть Ирбис - каган каганов, хоть младший шад из дальнего Огуза - а кровь посла лишь своею кровью смыть можешь!
   - Вот еще, что скажу тебе, каган, - добавил Или, - Довелось мне как-то в дочкой княжеской общаться. Так она, Василисою представилась. Только это - родовое имя. Это значит, что она из рода Базилиев - фряжка.
   - Не ромулка? - уточнил Куря, - Что еще за фряги такие?
   - Ты, сам сказал - рус, меч на ребенка поднявший - рус ли? Ромулы - тоже наши братья. Ромул, меч на ребенка поднявший - Ромул ли? А Ромул, кагана своего убивший - Ромул ли? А Ромул, от предков своих отрекшийся - ромул ли? Вот и стали у нас, на Руси, тех Ромулов, что от родной крови отреклись фрягами звать. Я вот чего никак не пойму, как возможно, чтобы дочка Владимира-князя, фряжкой была?! А рус ли в таком разе, сам Владимир?
   Куря задумался. В шатре повисло напряженное молчание. Поникла голова седого волхва.
   - Да, - протянул наконец Куря, - Сложную ты мне задал задачу. Одному мне её не решить. Нужно созывать правителей ближайших стран. Гонцов надо слать. К булгарскому кагану, к хазарскому кагану и к половецкому кагану, - Куря поднялся, - Останешься здесь. Скажешь им слово в слово все то, что сказал сейчас мне. Будем решать. Ты - мой гость. Отдыхай. Отсыпайся.
   Куря окинул взглядом военачальников.
   - На рассвете должны выехать гонцы. Каждый, особенно тот, что к булгарам поедет - в отрядом воинов и со сменными лошадьми. Гонцы должны добраться до места - и как можно быстрее - дело серьезное.
   - Да, мой каган.
   - Да, мой каган.
   Люди поднимались.
   - Слышь, рус! - улыбнулся берсерк, - Ай да к моему костру. У меня как раз есть запасное одеяло. И рубашка, - Или только сейчас заметил, что на нем, оставшиеся после темницы лохмотья, - НУ и еда в котелке, - усмехнулся берсерк.
   Или и берсерк вышли из шатра. Над лагерем стояло напряженное ожидание. Тысячи глаз устремились на них.
   - Он - гость! - объявил берсерк. Люди заулыбались. Напряжение потихоньку таяло, сменяясь легкой настороженностью.
   - Пойдем ужинать. Тебя как звать-то?
   - Или.
   - Меня Яртан. Как ты вчера шел! Я просто обзавидовался. А чего на поединок не вышел?
   - Правды за мной не было. Ты был прав, а я нет.
   - Ну да, зато, когда ты был прав - мне даже мешать на захотелось.
   Вечером лагерь быстро уснул. Оставалось ощущение тревожной неизвестности, а потому, чем изматывать себя догадками и предположениями, люди предпочитали получше выспаться.
   Или проснулся. Припекало солнышко.
   - Ну ты здоров дрыхнуть, богатырь, - улыбнулся Яртан. Берсерк возился у костра. В котелке что-то кипело и вкусно пахло, - На-ка, рубаху примерь. Умойся только сперва. Ручей - в той стороне.
   Или поднялся. Потянулся.
   - Да, складывай уже свои лохмотья - через них луну видно, - рассмеялся Яртан.
   Или сбежал к ручью. Хотелось не просто умыться - хотелось помыться, а еще лучше - в баньке попариться. Вонючая темница, пыль, кровь, боль - хотелось все смыть. Или долго плескался, прежде чем вернуться к костру.
   - Уф! Как же я соскучился по чистой воде.
   - А что, князь тебя даже в баньку в баньку не отправил? Из темницы - и прямиком в бой?
   - Кабы совсем не приперло - он бы меня и вовсе не выпустил.
   - Держи рубаху.
   - О. как по мне шили. Благодарствую.
   - Носи на здоровье! - усмехнулся берсерк, - Вышивку только перешей - не ходить же тебе с моим родовым именем на груди. Вон нож. Вон нитки.
   Или аккуратно выпарывал вышивку, оставив только начало - "тюрк".
   - Ты чего - иголку первый раз в руках держишь?
   - Да, пока не доводилось.
   - Ну, ты даешь! Ты чего, в дружинных домах не жил, что ли? Там матушки нет. И сестренок тоже нет.
   Или с трудом закончил вышивку.
   - Да ты, однако, шпиён! - рассмеялся Яртан.
   - Почему? - Или удивленно смотрел на него.
   - А, чего же ты посвящение на вышивке не указал? Путь воинв - и все! Еще скажи - простой кметь! Ха-ха.
   - Так, а я - это. Не посвященный.
   - Как так?! - поразился Яртан, - А как же тогда меня остановил? Зов воина более низкого посвящения меня бы не остановил. Воин более низкого посвящения видит меньше, чем берсерк. Я бы решил, что ты не все видишь - и все равно бы на тебя вышел.
   - Что еще за "зов"?
   - Ну, ты когда загудел всем телом. Было четкое ощущение, что на тебя не надо выходить. Не то, что опасно или еще чего-то, а именно не нужно.
   - А я даже не знаю - само как-то получилось.
   - Да, брось. Ну, а Бером ты как же тогда оборотился? Это - лучшие витязи были. У них кони - на живого медведя пойдут - не фыркнут! А от тебя, надо же, понесли?
   - ДА я как-то и не задумывался. Просто дойти очень надо было.
   - А через пики ты как взлетел? Тоже не задумывался? Такой полет с места только берсерку под силу. И то - не любому. Ну, и некоторым посвящениям волхвов. Витязь, если вдруг смог бы такое повторить - он бы легкие с кровью выплюнул! А ты подскочил - хоть бы хрен тебе! Даже не поморщился. Да, что ты мне голову морочишь! Я же видел, как ты в тэмп входил - и не сгорел! Ну допустим, поверю я , что нашелся такой дурак, который тебя, непосвященного, тэмпу учить вздумал! Ну а как же ты жив-то остался?!
   - Да, не знаю я! Я как на ноги встал - сразу в тэмп и вошел. С тех пор и вхожу при надобности.
   - Слышь, мужик! Аты, часом, не будай?
   - Да, откуда я знаю? С моим рождением вообще все не просто.
   Яртан задумался.
   - К волхву тебе надо. И не к простому. По-хорошему, вообще к кощуну.
   - Успею ещё. Не до того пока.
   - Ты дурью не майся! Так не долго и путь свой мимо себя пропустить!
   - Да, кощуны меня уже видели.
   - Кощуны?!! Их что, было несколько?
   - Ну да, трое. Они то меня к Велесу и отправили.
   Яртан присвистнул.
   - К самому Велесу?! - берсерк бросил зрячий взгляд - проникающий внутрь и определяющий суть. Или не стал закрываться, - И, ведь не врешь! Ну, точно - будай! Ты, вот что! Вышивку-то будайскую правь! На то самое место, где знак посвящения стоять должен.
   - Вот ещё - людей смущать! Мне дело делать надо!
   Яртан рассмеялся.
   - Ну, точно - будай! Ну надо же, а! Прямо здесь, напротив меня, в моей рубахе - сидит будай! - берсерк посерьёзнел, задумался, снял с шеи оберег, - На-ка, возьми! Мало ли чаво понадобиться. Позовешь! Берсерк лишним не бывает! И только попробуй не позвать. И, не дай, родные Боги, узнаю, что была нужна, а ты меня не позвал! Во, тогда тебе точно от поединка со мной не отвертеться! - Яртан покачал головой, - Ну, надо же - будай!
  
  
   Сверкая парчой, в примотанных тюрбанами шеломах с индийскими синими мечами на перевязях, на тонконогих степных скакунах появилась хазарская дружина. На огромном вороном коне более северных пород со сбруей, украшенной золоченными бубенцами, восседал каган Хазарии. Он ехал в окружении шести берсерков с непокрытыми головами и чубами, свисающими до самого седла.
   Ближе к ночи появились половцы. Эти предпочитали более суровый вид. Они ехали в непокрытых кольчугах и с простой сбруей. Чеканка по обручу шеломов служила единственным их украшением. И только военачальники носили парчовый или шелковый кушак. От руссов они отличались только длинными усищами и изогнутыми мечами. Каган выделялся среди прочих лишь тем, что с распущенными волосами, не скручивая их по-армейски, в тугую косу на темечке, и не убирал под шлем.
   Ждали только булгар.
   Булгары не остались в долгу. Их появление привлекло внимание всех. Не сияющей роскошью - их наряды уступали хазарским. И не грозной суровостью - в этом никто не мог сравниться с угрюмыми половцами. Людей привлекли сами булгары. Кубрат, каган булгарии ехал в окружении двух всадников. Они ехали не на треть корпуса позади кагана, как полагалось бы сопровождающим его военачальникам или послам. И не вокруг кагана, как полагалось бы охраняющим. Их кони шли четко вровень с конем кагана, как подобает равным. На обоих были золоченые доспехи, означающие принадлежность к правящему роду. А с нагрудных пластин взирала оскаленная голова льва. Волосы одного из них были распущены как у волхва. На голове у другого, более жилистого и коренастого, красовался длинный чуб берсерка.
   Куря вышел им на встречу.
   - Приветствую тебя, Кубрат, каган булгарский! Но, кто те, что пришли с тобой как равные?
   - Известно ли тебе, что Спарта погибла?
   - Среди нас есть рус. Он должен знать, что случилось с его дальними родичами. И другим правителям не мешало бы узнать.
   - Рус? Кто он?
   - Он принес весть. Ради этого я и пригласил вас. Прошу в мой шатер. Будьте моими гостями.
   В этот раз в шатре было не продохнуть. Каждый правитель восседал в окружении волхва, барда и своих военачальников. Или было слегка не по себе. Он никогда раньше не видел несколько правителей одновременно, тем более не сидел с ними рядом.
   - Кто, те люди, что пришли с тобой, каган Кубрат? - спросил каган половецкий.
   По правую руку от Кубрата восседал волхв в одеждах правителя, по левую - в точно таких же одеждах берсерк. Кубрат поднялся.
   - Мы тоже привезли с собой весть. Вы - мои союзники. И я решил, что настало время вам знать. Но сперва, я хочу узнать то, для чего мы здесь собрались. Что случилось, каган Куря? Для чего ты собрал нас?
   Куря поднялся и посмотрел на Или.
   - Ну давай, богатырь. Назови себя. И поведай моим союзникам все то, чот ты рассказал мне.
   Или поднялся.
   - Или. Тюрк, из ветви Ариев, из народа руссов, из рода Звенислава-менестреля. По крови - из рода Бальтазара.
   - Так, ты еще и княжич? - удивился Куря, - Ты об этом не говорил.
   - Меня не спрашивали. Нужно же было главное сказать. Путь воина. Посвящения не получал.
   - Как - не получал? - поразился Куря, - Об этом ты тоже не говорил.
   - Так речь же не обо мне шла.
   Волхв в одежде правителя внимательно посмотрел на Или, кивнул и улыбнулся, но промолчал.
   Или начал свой рассказ. Не спеша, собирая картину воедино, вспоминая всё, что знал, Или старался как можно подробнее описать ситуацию на Руси и всё, что он знал про князя Владимира. Закончив рассказом про странное родовое имя дочери Владимира.
   - Дела! - проговорил каган половецкий, - сперва готы. Но там хоть было не настолько страшно. Теперь - русы. Их просто подрубают на корню. Руссколань рассыпается. Мы уже слово-то, Руссколань, почти не употребляем. Все чаще - Русь говорим. А что такое Русь? Русей - много, Руссколань - едина. Мы, вон тоже, были одной из Русей Руссколани. А сейчас, что? Ну, не стану же я признавать над собой Владимира! Он свой народ и тот губит. Ещё мой отец перед смертью перестал согласовывать свои действия с Новым Киевом. Сар нужен. Если Сар не появится - от Руссколани только клочки останутся.
   - А может быть в Неаполь гонцов отправить? - осторожно начал каган хазарский, - Волхвы признали царицу Тамару законной дочерью Буса Белояра. Позовем Тамару сюда. Кому, как не ей Руссколанью править?
   - Ну да! И оставим скифов без правителя?! - покачал головой каган половецкий, - Это мы тут - справа лес, слева тайга, к югу степь. Нам, случись что, и выжить проще. А скифы - рубеж берегут. Как же им без Сара?! Их без Сара поубивают еще быстрее, чем руссов!
   Спартанцы
   Поднялся Кубрат, каган Булгарии.
   - Мы сюда не с пустыми руками пришли. У нас для вас весть есть. Известно ли вам, что Спарта уничтожена?
   Правители закивали.
   - Что там вообще происходит у Ромулов? - спросил каган половецкий, - У меня два посольства из Рима не вернулось.
   - Об это лучше расскажут те, кто сам се видел. Римские воиска разгромили Спарту. Но, как оказалось, спартанский царь успел отправить двоих своих сыновей на корабле, спасти спартанских детей. Несколько лет назад, сыновья спартанского царя пришли в Булгарию и спросили моего гостеприимства. От них-то я и узнал о том, что твориться на Руси. Сейчас настала пора вам услышать их рассказ.
   Волхв в одежде правителя поднялся.
   - Деметр Посейдонский. Тюрк из ветви Ариев из народа Русов, из ветви Спартанцев из рода Лионов. Старший сын последнего царя Спарты. Путь Волхва Посвящение - хранитель Эля, высший жрец Деметры и Посейдона.
   - Соловат Юлаев. Тюрк из ветви Ариев из народа Руссов, из ветви Спартанцев из рода Лионов. Второй сын последнего царя Спарты. Путь воина. Посвящение - берсерк. По обычаям Ариев, мы двое - я и мой брат, составляем кагана Спарты.
   Соловат присел, а Деметр начал свой рассказ.
   - В Риме произошел христианский переворот. Жрецы культа Яхве-Чернобога обратили в свою веру сенаторов. Во время третьей русо - готской войны, когда весь цвет Рима был на фронте, сенаторы по наущению жрецов Чернобога, убили кагана Рима - Гая Юлия. В заговоре участвовал сын кагана - Октавиан Юлий. Его официально провозгласили новым правителем. Фактически - власть перешла в руки культа Чернобога. Ситуация очень похожая на ту, что произошло на Руси. Причём почти одновременно. Результат случившегося тоже мало чем отличается. Они запретили родную веру. Смешно. Как можно запретить человеку слушать родных богов? Это же смерть. Разве может жить древо без корней? Разве может жить человек без своих предков - Богов? Обруби корни - засохнут и ветви. Дерево превратится в бревно. Нас превращали в такие вот брёвна для храма Яхве-Чернобогу. Начались беззакония. По всей территории Рима разрушали храмы, убивали жрецов, закрывали академии, школы и библиотеки.
   Тогда, наш с Соловатом отец сказал:
   - Я - царь Спарты. Пока Рим хранил мир во всем средиземноморье, пока в Риме правил каган каганов я имел право подчиниться ему. Тот, кого называют каганом Рима сейчас - не достоин называться каганом. Каган, который убил собственного отца. Каган, который уничтожает свой народ. Я царь. На мне лежит ответственность за весь наш народ. За всю Спарту. Я не имею права подчиниться такому кагану. У нас есть свои путь. Наши предки приплыли сюда из Руссколани, чтобы защитить Грецию. Мы родились, чтобы защитить Грецию. Мы живем, чтобы защитить Грецию. Греция - страна жрецов. Будет ли Греция жива без жрецов, без храмов, без академий и школ? Нет. Это будет мертвая Греция. А тогда, зачем мы вообще живем? Что мы вообще здесь делаем? Разве не для этого наши предки основали Спарту? Мы должны защитить Грецию.
   Поднялась вся Спарта. Кузнецы остудили свои горны. Была упрятана в пещеры и замурована спартанская библиотека.. лишь несколько человек знали куда уносят книги. Взрывами обрушили входы в пещеры, засыпали землей и засадили быстрорастущим кустарником. Особенно тщательно спрятали две книги - Белую Книгу и Колодец - тринадцать венцов кладенца - искусство боя, известное только в Спарте. Люди покидали свои дома. Взяв только самое необходимое и не тронув больше ничего в своих домах. Мы запирали дома. С виду казалось, будто человек вышел на минутку и вот-вот вернется. Мы действительно надеялись, что нам еще удастся вернуться. Мы выступили. Первыми двинулись мужчины. За ними женщины и дети. Спартанские женщины с малолетства обучены искусству боя. Женщины не нуждались в охране - они сами охраняли детей. Мы выдвинулись на Афины.
   В Афинах стояли два правительственных легиона. Они выполняли приказ Епископата. Они заставляли греков разрушать храмы. Греки - не воины. Жрецы, ученые, скульпторы, золотых дел мастера - среди них нет воинов. Но, кто сказал, что возможно заставить грека разрушать свой собственный храм? Их убивали. Пытались даже устраивать показательные казни - но не добились этим ничего. Греки предпочитали умереть, но ни один из них не взялся за кирку и не ударил по колоне храма. Легионерам не оставалось ничего другого, как самим приступить к разрушению храмов. И тут, в город ворвались спартанцы. Впереди, во главе сорока берсерков бежал мой отец - царь Спарты. Смешные они - эти новые римляне. Они решили, что два легиона - это сила. Ну, кто им сказал, что можно кричать на царя Спарты, который застал тебя за творимым беззаконием? Кто сказал, что царь Спарты вообще станет разговаривать с воином, поднявшим меч на мирного жителя? Мы украсили стены города их головами. Отец начал укреплять город. Теперь греки с радостью взялись за кирки. Через три дня подошла правительственная армия. Они предложили нам сдаться. Очень смешные эти новые римляне. Они позабыли, что такое спартанцы. Мои отец смеялся от души. Они прислали всего пять легионов. Среди нас было много неопытных юнцов и афинское ополчение. Мы потеряли почти двести человек. Афиняне ликовали. Они надеялись, что Рим не станет отправлять новые войскартанцы. ая армия. говаривать с воином, поднявшим меч на мирного жителя? . мой отец не был так уверен. Он отправил гонцов в соседние страны. Но им не удалось пробиться. Мы не получили ни ответа, ни помощи. Через две недели начался новый штурм. В этот раз двинулись с моря. Они очень удивлялись, как это их не встречают береговые баллисты. Они беспрепятственно вошли в порт. Они покидали свои корабли. Были там и настоящие морские пехотинцы - они могли бы потягаться с нами силами. Но, новые римляне? Быстро встать в строй. Точно выполнить строевой маневр. Грамотно построить черепаху - это ещё не всё. Это не может заменить Огонь Сердца, который был у настоящих римлян. Новые римляне оставались хорошо обученным, но не более чем мясом. Мы напомнили им, что такое Спарта. Мы напомнили им Фермопилы. Афинский порт соединен с городом длинным узким проходом. В этом проходе стояли наши берсерки. Из всех римлян, покинувших свои корабли, обратно не вернулся ни один. Мы воспользовались передышкой. Порт был переполнен римскими галерами, которые оставили нам незадачливые штурмующие. Мы решили вывезти мирных жителей. Отец приказал грузить на галеры в первую очередь детей и учёных.
   - Уходите в Турцию, - сказал отец, - Царь массагетов не посмеет нарушить данное слово - там вы будете в безопасности.
   Корабли покидали порт. А в Афины потянулись обозы. Греки старались снабдить нас продуктами. Отец вновь отправил гонцов, но они вновь не вернулись. Через месяц подошла новая армия. Дозорные с башен не видели края их походных костров. К большому зданию, в котором отец расположил свой штаб двигалась процессия греков. Их возглавлял седой крепкий, но тонкокостный старик.
   - Мы хотим видеть спартанского царя, - проговорил человек.
   Отец вышел им навстречу.
   - Кто вы?
   - Я ученый. Эти люди - мои ученики.
   - Почему? - спросил отец, - Я же приказал всем ученым уходить. Поднимитесь на стену - вы видите, что твориться. Мы не сможем обеспечить защиту. Почему вы не ушли?
   - Мы остались, чтобы защищать Афины.
   - Ученые должны жить. Мы сражаемся - чтобы вы были живы. Почему вы остались?
   - У нас есть кое-что в запасе, - улыбнулся грек.
   Всю ночь наши воины помогали грекам поднимать на башни большие ящики. Ученые сооружали какие-то приспособления из зеркал и стекол. Забрезжил рассвет. Римская армия выстроилась в боевые порядки. На площади появился седой жрец - он собирал тучи. Небо темнело буквально на глазах. Скоро стало темно почти как ночью. Римляне беспокойно озирались. Ученый - грек распорядился всем укрыться в темных зданиях, закутаться с головой и плотно зажмурить глаза. Ворота города раскрылись. Выходили спартанские старики. Это были ветераны. Их глаза давно ослепли, но огромный опыт позволял им сражаться на слух. Они не были так сильны, как молодые воины, но опыт заменял им силу.
   Триста спартанцев вышли навстречу римской армии.
   Римский легат рассмеялся.
   - Спартанский царь избавляется от ненужных воинов?! Почему бы вам сразу не сдаться?!
   Седой жрец поднял трубу. Ветераны ринулись в бой. Греческие трубы уже не могли обращать камни в песок, но это не значит, что они не могли ничего. Взревела труба. Небо мгновенно очистилось. Тучи растаяли и ударил яркий свет полуденного солнца. Заработали зеркала. Поле битвы потонуло в невыносимо ярком сиянии. Над войском разнеслись вопли боли. Легионеры пытались укрыться щитами, но ничто не спасало от слепящего сияния. Римская армия ослепла. А триста спартанских старцев даже не замедлили свой шаг. Им было не страшно яркое сияние - они уже были слепы. Ветераны врубились в ряды римлян, стараясь унести с собой как можно больше врагов. К тому моменту, как погибли триста спартанских старцев, в живых осталась едва половина римлян. Римлянам пришлось отступить.
   Всю ночь дозорные с башен видели, как на виднокрае все прибывает и прибывает походных костров. К римлянам подходило подкрепление.
   Через три дня начался новый штурм. Один и тот же прием не удается применить дважды. На шлемах римлян красовались сложенные вчетверо попоны. Баллисты сотрясали стены города. Мы принимали ответные вылазки. Мы рубили и поджигали баллисты, но мы теряли людей. Моего отца сильно ранили во время очередной вылазки. Друг дотащил на себе полуживое тело. Отца внесли в город. Из пробитого легкого пузырями выходила кровь. Лекарь-грек сумел остановить кровотечение. У отца был страшный жар. Он все пытался подняться на ноги и продолжить бой. Но мог поднять только голову.
   На городскую стену уже можно было просто взбежать по груде обломков, которая образовалась от разрушенных нами осадных башен римлян. Становилось понятно, что город нам не удержать. Всю ночь мы видели огни в море. Подходили римские корабли. Римляне вновь готовили штурм порта.
   Женщины и старики - те, кто прежде всего нуждаются в защите. Но, спартанские женщины и спартанские старики сами способны защищать других. Наши старики уже показали на что способны. Сейчас, во главе спартанских женщин, на защиту порта отправилась моя мать - царица Спарты.
   Римляне ожидали победу. Они давно посрывали с шлемов мешавшие в бою попоны. Теперь можно было вновь применить зеркала. В этот раз нельзя было сгонять тучи - иначе римляне успели бы сориентироваться. Перед воротами города, в позе младенца, вжав лицо в колени и накрывшись толстыми попонами, лежали воины. Высадившиеся с кораблей римляне увидели проход, соединявший порт с городом, перегороженный ниценькими кочками из попон. Под ними скрывались спартанские женщины.
   - Что-то не так! - вскричал офицер.
   И тут заработали зеркала. Все залило ослепительным сиянием. Через несколько минут, зеркала свернули. Женщины сбросили попоны и обрушили на высадившихся римлян. А из городских ворот хлынула армия Спарты.
   Греческие инженеры на башнях ломали свои зеркала и механизмы, чтобы изобретение не досталось врагу.
   В этот раз римляне понесли меньше потерь. Наученные опытом, многие успели упасть и зарыть лицо в землю. Только высадившиеся с кораблей погибли все - им некуда было прятаться на ровных каменных плитах порта. Бой длился до полной ночи. Римлянам пришлось отступить. Оставшиеся в живых спартанцы вернулись в город. Но, как же их было мало.
   Отец позвал меня и брата к себе. Он с трудом приподнялся на локте. Он задыхался после каждого слова. Правая половина груди посинела. Глаза покрылись пеленой и налились кровью. Лоб и лицо покрывал холодный пот.
   - Слушайте меня, сыновья. Ты - Деметр, и ты - Соловат, - отец отдышался и продолжил, - Есть у меня для вас особое задание. Только вы и сможете справиться, - царь попытался улыбнуться, захрипел, продышался, глотнул приготовленного лекарем отвара, - нас осталось слишком мало. Завтрашний штурм станет для нас последним. Но, Спарта должна жить. Слушайте мой приказ, сыновья. Вы должны спасти спартанских детей. На рассвете вы погрузитесь на корабль и отправитесь в Руссколань. Вот карта. Вот астролябия. Я наметил маршрут. Не приближайтесь к берегу. Я не знаю на чьей стороне римские береговые заставы. Пройдете через массагетов и выйдите в Черное Море. Найдете Сара Руссколани - я не знаю, кто там сейчас, после Буса. Скажете ему: "Рим во власти культа Чернобога. Спарта держалась до последнего. Спарты больше нет. Пусть ставят новые заставы. Весь юго-запад открыт для вторжения. Греция захвачена врагом. Последний царь Спарты погиб защищая Афины".
   Отец закашлялся.
   - отец, - возразил я, - я хочу остаться с тобой. Я хочу защищать Родину.
   - Ты защитишь будущее Спарты. Ты сохранишь сокровище Спарты - ты сбережешь наших детей, - улыбнулся отец, - Деметр. Соловат. Исполните последний приказ последнего спартанского царя.
   С рассветом мы погрузились на корабль. Моя мать во главе спартанских женщин руководила эвакуацией. Показалась вереница греков. Мы старались вывести всех, кого только успеем. В Афинах должны были оставаться только воины.
   Вдруг страшный взрыв сотряс стену. Греки, не успевшие дойти до порт, ринулись обратно к городу. В образовавшийся проем хлынули и устремились в обе стороны римляне. Спартанские женщины с оружием в руках встали в проходе, защищая порт. Со стороны города появились воины, сдерживая натиск римлян и давая бегущим жителям укрыться в городе.
   Я прыгнул на пирс и побежал к матери, на ходу выхватывая меч:
   - Мама! Я должен защитить тебя!
   - Слышал, что сказал твой отец?! - взревела она, - Уходите! Быстрее, спартанец!
   Я замешкался. Она обернулась ко мне.
   - Пока вы живы - мы будем жить в ваших сердцах. Да хранят вас родные Боги.
   Ей пришлось тут же вступить в бой, а я побежал к кораблю. Соловат и двое ребят постарше, отталкивали корабль от пирса. Они запрыгнули внутрь. Полоса воды увеличивалась. Корабль отходил. Я разбежался, перелетел всё увеличивающуюся полосу воды и повис, вцепившись в борт. Подтянулся, и перевалился внутрь. Ребята налегли на вёсла. Я видел, как там, на берегу, моя мать, последняя царица Спарты, во главе спартанских женщин защищает порт. Мы развернули парус. От самого виднокрая, мы увидели, как едва виднеющийся вдали порт заполыхал. Чтобы избавить нас от погони, царица Спарты подожгла оставшиеся в порту корабли.
   Дети смотрели в сторону берега. Над Афинами поднимался столб дыма. Мы смотрели - и не могли оторваться. Мы не могли даже плакать. Наши родители погибли. Теперь мы оставались последние живые спартанцы. Щипало глаза - но слёзы не шли. Как-то болело в груди. Я обернулся на ребят. Мы с Соловатом были самые старшие среди них. Мне шла четырнадцатая весна. Соловату - одиннадцатая. Те, кто были старше нас - уже были воинами. И погибли, защищая Афины. Ребята смотрели на меня, как на самого старшего. Я посмотрел на Соловата.
   - Поднимите знамя Спарты, - проговорил я, - Спарта - жива.
   Я обернулся к морю. Солнце касалось водной глади, оставляя широкую дорожку. С противоположной стороны вспыхнула первая звезда.
   - Отец! Спарта жива! - выкрикнул я в открытое море.
   - Спарта жива! - заголосили две сотни детских глоток.
   Но не все римские корабли штурмовали наш порт. Несколько кораблей оставались в море. На рассвете, мы увидели погоню. Я насчитал двадцать шесть кораблей. Над ними развевались штандарты Октавиана Юлия. Дети налегли на вёсла. Но на тех кораблях налегали на вёсла взрослые воины. Дети налегали изо всех сил. Но, расстояние постепенно сокращалось. Корабли уже не казались едва заметными точками у виднокрая.
   Соловат подошёл ко мне:
   - Выхода нет - твори обряд, Деметр.
   Дети смотрели на меня. Соловат родился берсерком, а не илуваром. А потому, меня посвятили Деметре, чтобы лучше держать связь с Землёй. Спартанцы сражаются на суше, а не на море. Я не был жрецом Посейдона.
   - Я не жрец Посейдона. Я даже не знаю как.
   Соловат не по-детски серьёзно посмотрел на меня:
   - А больше некому. Ты - единственный жрец среди нас. Давай. Брат. Ты сможешь.
   Я начал слушать Море. Я попытался погрузиться в Море точно также, как погружался в Землю. Море вытолкнуло меня, словно насмехаясь. Так, будто я обратился к воину теми словами, какими обращаются к матери. Я стал вслушиваться в Море. Я осторожно дотрагивался до Моря. Наконец, Море позволило хотя бы чуть-чуть погрузиться в него. Появилось ощущение, что нужно делать. Потихоньку обряд начал выплетаться. Я поднялся во весь рост, расправляя плечи и поднимая в стороны руки. На плечи навалилась нестерпимая тяжесть, заставляя подгибаться колени. Я изо всех сил старался удержать ноги прямыми. Я слышал, как скрипят колени. Руки неумолимо клонило вниз. Подскочил Соловат и самый крепкий из ребят. Они попытались подпереть мои руки плечами. Я слышал, как сопит мой брат, пытаясь удержать мою руку, вжимающую его в палубу. Наконец, Море словно вздохнуло, но тяжесть не ослабевала. И тут по морю пошли лёгкие буруны. Между нами и кораблями римлян начал формироваться шторм. Меня резко отпустило. Я пошатнулся и упал на руки подхвативших меня ребят. Соловат принял командование кораблём. Он подтянул парус на половину размера и развернул его по ветру. А сам встал у рулевого весла. Тут буря обрушилась с полной силой.
   Мне протянули какую-то фляжку. Я глотнул - спартанский мёд - напиток, возвращающий силы. И встал ко второму веслу. С кормы я увидел, что две доски палубы, на которых стояли мои ноги во время обряда, прогнулись и треснули.
   А мне после обряда стало слышно море. Я говорил, когда надо увеличивать, когда вновь подтянуть парус. Я говорил, когда налечь на вёсла. Мы видели обрывы между волнами, на десятки метров уходящие вглубь моря. Но каждый раз, корабль ухитрялся перепрыгнуть с гребня на гребень. Ни разу нас не обрушило вниз. А если бы обрушило - это стало бы нашим концом. Три дня нас мотало по морю. На четвёртый день, шторм стал стихать. Валуны не стали ниже, но стали гораздо шире. Корабль скатывался по валу, как с высокой горы вниз. И успевал взобраться на следующий прежде, чем его верхушка закрутится пенным гребнем, превращаясь в перемалывающий всё на своём пути водопад. Меня что-то дёрнуло.
   - Разгоняем корабль! - вскричал я, - Разгоняем корабль!
   Ребята налегли на вёсла. В следующий миг, мы увидели огромный вал, отвесной стеной несущийся на нас. Корабль вонзился в основание вала. На мгновение, мы целиком оказались внутри воды. Но корабль устоял. Мы стрелой вылетели с противоположной стороны вала. Ребята взялись за ковши. Корабль оказался греческой сборки - на нём был установлен винт Архимеда. Двое ребят налегли на ворот. Эта стена воды оказалась последним вздохом бури - море стало успокаиваться. Четверо суток без сна на грани выживания сделали своё дело. Нас всех просто срубило. Меня разбудило ощущение тревоги. Кое-как продрав глаза, я увидел, что корабль слишком низко осел. Раздался нехорощий треск, и мачта накренилась. В уже наполовину затопленный трюм хлынула вода. Ребята схватились за ковши. Заработал винт Архимеда. Но вода прибывала быстрее, чем мы успевали её откачивать. Двое ребят сорвали парус. С четвёртой попытки, нам удалось завести его под днище. Течь немного уменьшилась. Постоянно вычёрпывая воду, нам удавалось удерживать корабль на плаву. Ребята налегли на вёсла. Нас ждало ещё двое суток на грани жизни. К середине второго дня на виднокрае показалась иссиня-чёрная полоса. Соловат покачал головой:
   - Второго шторма нам не пережить.
   Она не приближалась и не удалялась. Скорее, мы приближались к ней. Тут, кто-то из ребят разглядел:
   - Земля!
   Корабль разваливался на глазах. Треснули часть шпангоутов. Все снасти ушли на то, чтобы как-то стянуть рассыпающиеся переборки. Вдоль кормы пошла трещина. Метров за триста до берега, корабль просто рассыпался на куски. Мы пустились вплавь к берегу. Замученные и совершенно вымотанные, мы кое-как выползли на песок. Ребят срубало на месте. Я с трудом заставил себя подняться, и увидел, как поднимается Соловат. Вдвоём с братом, мы заставили ребят укрыться в прибрежных зарослях, и все дружно провалились в сон.
   Ночью нас никто не побеспокоил. Весь следующий день мы отсыпались. Ближе к вечеру, мы отыскали небольшой ручеёк пресной воды. Смыли соль. Пересчитались. Нас оказалось сто семдесят пять человек. Кто-то утонул. Кого-то смыло за борт. Но, большая часть выжила. Я получил своё второе имя. Теперь меня называли Деметр Посейдонский. Меня не посвящали в жрецу Посейдона. Род-Черномор-Посейдон сам посвятил меня.
   Карта и астролябия покоились на дне моря. Шторм спутал все ориентиры. Мы не имели ни малейшего понятия о том, где находимся. Мы не знали, свои живут в этих землях. Или мы на территории врага. Мы собрали все поясные ножи - их оказалось чуть больше пятидесяти. Вот всё, чем мы располагали. Сто семдесят пять человек. Последние спартанцы. Выходить к людям? А если мы на земле врага? Биться? Кому - детям? Спартанские дети. Мы могли бы одолеть человек тридцать взрослых. Но, если мы на земле врага - их будет не тридцать. Спартанца невозможно переделать. И люди об этом знают. Наверное, самые маленькие из нас выжили бы. Но их постарались бы сделать не спартанцами больше. Из них выбивали бы память. Мы - последние спартанцы. И мы должны были выжить.
   Я вглядывался в Море. Я хотел услышать, что скажет Посейдон. Над морем летела большая стая чаек. Тут стая рассыпалась по одной, по две. И каждая чайка спикировала к морю. И каждая поднялась, неся рыбину. Я вгляделся в морскую глубь. Шёл косяк тунца. Вдруг из глубины взмыли несколько нбольших акул. Косяк кинулся ырассыпную. Акулы метались то за одной рыбиной, то за другой, и в результате остались ни с чем.
   Тогда я мысленно спросил:
   Где Руссколань?
   Ветер по-прежнему дул к берегу, но волны внезапно переменились. Они больше не повторяли форму берега, а накатывались в одном направлении. Я взял три прутка и скрепил их между собой. Один пруток указывал в ту сторону, с которой на деревьях более густо растут ветви. А трктий указывал то направление, в котором накатывали волны.
   - Большая группа привлекает внимание, - сказал я ребятам, - Нужно разделиться по три, по четыре человека, - мы вырезали такие же три прутка для каждого. Ножей у нас было как раз, один на троих, - Двигаться лучше в основном по ночам. Днём прятаться. Встретимся в Руссколани. Соберёмся в дне пути от Нового Киева и решим, что делать дальше.
   Я взял с собой троих самых маленьких. То же самое сделал Соловат. Мы рассеялись и двинулись в путь.
   Как оказалось, нас отнесло сильно на юг. И это нас спасло. Через несколько дней пути, я увидел римскую береговую заставу. В порту стояло пять боевыхь кораблей. Достаточно больших - крупнее обычной галеры. Над ними развевались штандарты легата Базилия младшего, который, как мы знали, был лоялен новому режиму. Нас ждали. И ждали гораздо севернее. Углубившись вглубь материка, мне несколько раз доводилось слышать вдалеке людей. Это была речь на еврейском. Характерный выговор жителей иудейской провинции сложно с чем-либо спутать. Потихоньку, я начал представлять себе, где нахожусь. По пути на север стали попадаться кордоны. Оставив малых в лесу, я подкрадывался к ним и слушал, о чём они говорят. Оказалось, их специально выставили сюда, чтобы выловить нас. Для Нового Рима, почему-то было очень важно, чтобы ни один спартанский ребёнок не добрался в Руссколань. Я восславил Посейдона - если бы мы не разделились - нас давно бы уже выловили. Пришлось стать настоящим партизаном - отыскивать лазейки между кордонами и пробираться на север. Временами к ним приезжал какой-нибудь начальник, и новые римляне разбившись с цепь, начинали прочёсывать леса. Вот тут-то мне приходилось побегать. Да ещё с троими мелкими на плечах. Граница с Турцией была наглухо перекрыта. Не удалось отыскать ни единой лазейки. Нам пришлось зазимовать на вражеской территории, скрываясь по лесам и бегая от облав. К лету ничего не изменилось. Но вот к осени контроль ослаб и нам удалось-таки проскочить границу. Следующую зиму мы провели в горной избушке отшельника-массагета. Он показал нам перевал, ведущий на Руссколань, но объяснил, что зимой эти тропы непроходимы. В середине лета, как только прошёл сезон селей, мы двинулись в путь. В горах нам повстречалось ещё четыре группки наших. Теперь мы шли целой компанией - нас было пятнадцать человек. В предгорье мы наткнулись не ещё одну группку, которая заблудилась, спасаясь от селя.
   Мы были в родной земле: Руссколань, которую много веков назад покидали наши предки. Напряжение, накопившееся за годы партизанской жизни понемногу отпускало ребят. Погибшая Спарта, море и эти без малого три года, сделали нас взрослыми. Даже самые маленькие из нас, внутри уже не были детьми.
   Мы дошли до своих, но что-то подсказывало мне, что всё ещё нужно оставаться настороже. Мы продолжали обходить селения стороной и старались не попадаться никому на глаза. К концу месяца мы случайно вышли к избушке высшей жрицы. Её ещё иногда Бабой Йогой называют. Берегинь Учительница - героев Хранительница. У крылечка котик пушистый сидит, глазками зелёными сверкает, да лапкой чёрненькую мордочку намывает, Мурлычет, да в сторону отходит: хвост трубой, на задних лапах сапожки белые.
   Ну я тихонечко в избушку и постучал. Слышу брякнуло что-то., да посуда зазвенела. И голос старческий до того изумлённый:
   - Это, кто же это такой?! Что к моей избе выйти сумел?! Да ещё, чтобы я не учуяла?!
   Что-то загремело.
   - Ну входи, раз такой храбрый, что ко мне выйти не побоялся.
   Вхожу так тихонечко, осторожненько. Смотрб, бабулька стоит старенькая, волосы временем выбеленные, в двенадцать кос заплетённые. Каждая коса в длину вдвое перевязана, а всё равно до пола почти достаёт. Смотрит на меня бабулька прищурившись, а в глазах искорки горят.
   - У-у! Да ты никак, будай?
   - Ну что ты, бабушка? Я так, жрец немножко.
   А бабулька головой качает:
   - Ай-ай-ай! И не совестно тебе? Такой богатырь могучий да славный, а бабушку обманываешь?
   - Ну какой же я богатырь? - смеюсь, - Я ж, мальчишка ещё.
   И тут до меня доходит, пока странствовали-то, и не заметил, а мне уж семнадцатая весна идёт. То-то я понять не мог, от чего избушка у бабушки такая маленькая, что в дверь мне бочком да пригнувшись протискиваться пришлось. А мы же всё прятались. Скрывались. Вот взрослых вблизи и не видели, сравнить не с кем было. Разве что, окромя отшельника массагета. Но мне тогда показалось. Что он сам по себе такой маленький да сухонький. А это выходит, что не избушка у бабушки маленькая, а я такой здоровенный вымахал. Ну и смешной же наверное у меня вид был - стою ошарашенный. А бабулька смеётся:
   - А что же это, будай, витязи твои за дверью с ноги на ногу переминаются? Пойдём уже. Будете дрова пилить да рубить. Да не какие попало, а те, что я укажу - некоторым рановато ещё дровами становиться. Вот истопим баньку. Пропарю вас хорошенько. Травками душистыми напою. А там уже и разговаривать будем.
   Я стою, как гвоздь проготил. А бабулька со смеху покатывается.
   - Идите уже! - и тихонечко так добавляет, - Спартанцы.
   Я-то думал, мы тогда из моря кое-как выползли. А из моря, мы выходит, разве что не бегом выбежали. Вот из баньки нам друг дружку буквально выволакивать пришлось. А бабулька, мало того, пропарила каждого. По двенадцать потов посогнала, по три веника поистрепала, косточки нам попромяла, так ещё и суетится вокруг нас:
   - Что же это вы, добры молодцы, как не живые? А ну, пойдёмте в дом. Буду вас чайком, да блинчиками с мёдом потчивать.
   Только мы чайку бабушкиного глотнули - чуем, силы в нас так и вливаются. Усталость, как рукой сняло, будто и не было за спиной цельного дня пути. Отоспались мы у бабушки. Иного чего она у нас порасспрашивала. Много чего порассказала. Каждому на шею пластинку кедровую повесила. С рунами всех двенадцати Богов по кругу и камушком посерёдке. А на обороте пластинки той - свастика - два лучика золотыми искорками переливаются, два других - ярко синими. Да по три коровая священного зелёного хлеба каждому на дорожку испекла. А в напутствие Баба Йога сказала:
   - Вы, ребятушки, осторожно себя ведите. Воинам княжьим лишний раз на глаза не попадайтесь. Да, откуда вы родом, не каждому и сказывайте. Потому, как времена нынче неспокойные. И беззаконие всяческое по всей земле Руссколанской творится.
   К концу седьмицы подобрались мы на дневной переход от Нового Киева. Отыскали полянку. Мне та полянка очень уж подходящей показалась. От селений далеко. Кругом - чащёба, деревья аж ветвями сплетаются - не продраться. А в центре - полянка обширная, вся круглая, да по серёдке ручеёк протекает. Расположились мы на той полянке, да стали наших, как и условились, поджидать.
   Чащоба - чащобой, а дня через три на нас мальчишки местные набрели. Идут себе, грибочки собирают - вот кому семь вёрст - не крюк. Я Мальчишек в сторонку отозвал, да попросил, чтоб никому про нас не говорили. Сочинять да привирать не стал - сказал только, что очень важно, чтобы про нас никто не прознал. Мальчишки с нами посидели, послушали, убедились, что не разбойники какие - поверили нам. Вот так и вышло - мы себе в чащобе сидим, вся ребятня местная с трёх селений у нас обитает, а в самих селениях никто про нас и слыхом не слыхивал. А то, что сметаны мамки не досчитались, так то коты да лисы-лиходейки, поди, полакомились. Ребятишкам же интересно - тайна, которую никто кроме них не знает. Ну, другу по секрету рассказать, но взрослым - ни-ни! Взял я двоих своих ребят и отправился вокруг посмотреть. Кто его знает, кто как через границу перебирался? Может кто, кардоны завидев, к скифам подался? Да Дербкнтским перевалом и прошёл. И к Новому Киеву подошёл не с юга, как мы, а с востока. И сидят себе, точно также в дне пути от Нового Киева - нас поджидают? Тут мнекак-то грустно стало. Оказалось, что полянок, не хуже нашей, по всей чащобе великое множество понатыкано. Мы-то думали - место подходящее нашли. Сидим себе - в ус не дуем. А тут теперь - поди разберись, кто где схоронился? А кто и вовсе, уже к прошлому лету сюда добрался, до осени подождал, покараулил, да подался неведомо куда. Те полянки, что нам попались - осмотрели хорошенько. На них вроде никто не становался. Да только, сколько их ещё - все разве осмотришь? Пока полный круг, в дне пути вокруг Нового Киева сделали - полная седьмица прошла. Своих так и не сыскали. Под конец, поближе к городу подобрались. Чую, тяжестью от Нового Киева, прямо таки неподъёмной веет. И чем ближе к городу подходишь - тем дышать тяжелее становится. Что-то мне в Новый Киев идти совсем расхотелось. Вспомнились слова Бабы Йоги: "Беззакония всяческие по всей земле Руссколанской творятся". Точно - не так что-то с городом. Повернули мы назад. Наши радуются - встречают. А ребятишек по поляне скачет - у нас, в Спарте, столько даже в воинской школе в разгар учёбы не сыскать. Было. Только мы по поляне расселись, давай новостями делиться - вижу, пробираются сквозь бурелом, да выходят на поляну шесть витязей. "НУ", - думаю, - "Всё! Проболтался кто-то из мальчишек. Что теперь делать? Не биться же с ними - всё-таки свои". А витязи могучие, крепкие. Все в доспехах новых. А вышивок на рубахах из-под доспеха и не видать. И блях воинских - тоже не видать. Движутся прямиком к нам. А тот, что впереди, смотрит так, испытующи. Я поднялся навстречу. Подобрался. Тоже гляжу испытующе. Витязь смотрит на меня, в лицо вглядывается, и говорит:
   - По здорову вам, добры молодцы, - и продолжает фразу на спартанском, - Что, Деметр, али не признал? Мы кинулись обниматься.
   - Как же вы нас сыскали? - спрашиваю.
   - В дне пути от Нового Киева, как и условились. Смотрю - полянка как раз подходящая.
   - да, таких полянок по всей округе, как грибов после дождя!
   - Правда? Так здесь что, есть другая такая же?
   - Да полно!
   - Странно. А я и не приметил.
   - А как вы через границу перебирались?
   - Да там кордонов понатыкано - через неё и не перебраться, - он вздохнул, - Мы боялись. Что и не встретим вас никого больше. Пришлось нам повернуть на восток - к скифам. А путь-то через ягов ведёт. Ох, и натерпелись же мы страху. У ромулов - хоть мальчишки тебя не сдадут. У ягов совсем не так. Выходит к нам девочка: "Пойдёмте", - говорит, - "я вас на сеновале схороню - отоспитесь тихонечко". Мы уши развесили. Благо, мне не спалось. Слышу - шаги. Я в щёлочку - глядь. А там местные полицейские и солдаты с ними. Прямиком к сеновалу движутся. Как мы убегали. Седьмицу драпали - нас повсюду искали. В другой раз, совсем крошечная кнопка подходит: "Пойдёмте", - говорит. Ну мы, горьким опытом наученные: "Ты нас здесь", - говорим, - "подожди. Мы ещё двоих своих приведём", - а сами - дёру. И, что ты думаешь? Тут же - новая облава. Кое-как до границы добрались. Тут нас римский легионер и поймал.
   - Что же вы, от одного легионера сбежать не смогли?
   - Ага! Сбежишь от такого! Старый ветеран. Сам седой, а носится - пуще молодого. И никакой хитростью его не проймёшь. Он любую хитрость за версту чует. Мы уже по ручью вдоль течения пробежались. В траву юркнули. А трава - всаднику по пояс. Мы в траву зарылись, травой же натёрлись, чтобы от нас не пахло. Лежим не шевелясь. Думаем: "Ну всё, теперь точно не найдёт". А он спокойненько так подошёл. Встал неподалёку. Кизячков наковырял - костерок развёл. Сидит, чайчик потягивает. Мы лежим - даже не дышим. Нас не видать и не слыхать. Наступишь - не заметишь. А он смотрит прямо на нас, и говорит: "Ну и что? Долго прятаться будем?"
   - И как же вы от него спаслись?
   - А нам не пришлось. Он сам Октавиана шибко недолюбливает. А чернобожников и вовсе, на дух не переносит. "Отец мой", - говорит, - "По молодости у легата Литиция адъютантом служил. Была у легата книжка. А в книжке той, учение одного из будаев собрано, да его лучшим другом записано. Того самоо будая, которого чернобожники своим Богом назвали. Если бы люди прознали, что в ней написано, книжка та все планы чернобожникам бы спутала. В ней же слова будая записаны. Да не вывернутые наизнанку, как их чернобожники выворачивают, а так, как они взаправду звучали. Чернобожники тогда такой переполох подняли. Легата Литиция убили. А книжки-то - тю-тю! Книжку-то, мой отец по приказу легата Литиция с рук на руки Бусу Белояру передал. Пойди найди её теперь, в Руссколани! Побесились чернобожники - а делать нечего. Ни с сара Буса же", - говорит, - "Книжку требовать?! Сар Бус с них самих такого потребует - три дня догонять будет". Он вздохнул. Задумался. "Вот так", - говорит, - "Книжку мы уберегли. А вот Рим сберечь не сумели", Он подошёл к нам: "А нука, ребята, пойдёмте ка со мной! Кукишь им! С маслом! Пусть выкусят!" - он погрозил кулаком в сторону заката, - "Я здесь вырос. Каждую кочку знаю. Проведу вас через границу". Вот так мы и оказались в Скифии.
   Скифы хотели у себя нас оставить. "Родичи", - говорят, - "Оставайтесь. Вы нам - родная кровь. На ноги встать поможем". Мы отговорились: "Нельзя нам, на встречу назначенную не явиться". Доставили нас в Новгород. Ты бы видел, что это за город - Неаполь Скифский! Шесть Афин в длину и столько же в поперечине! Терема белокаменные! Красками персидскими да арабскими расписанные! А росписи на стенах, словно живые! Сары да будаи на них изображённые, готовы прям со стены сойти, да вдоль по улице двинуться! Птицы чудесные, северные, готовы прямо со стен в небо взмыть! Осетры дивные, готовы прямо в реку нырнуть! А храмы! Ты бы видел эти храмы! Четыре храма - капище, мольбище, требище и славище. По четырём сторонам света - всё как положено. Но какие! Три шпиля резных, сквозь купол в самое небо уходят! Статуи всех двенадцати Богов на тебя с двенадцати сторон смотрят. Каждая из своего сорта дерева или камня высечена да вырезана. А Боги, прямо живые - смотрят на тебя, и радость у них в глазах! А в центре храма на весь пол наша Галактика изображена. Как она на свастиках изображена. Только в храме, она словно движется! Вокруг центрального шпиля, как вокруг Коло. Синие Звёзды в ней синими камушками выложены. Жёлтые - жёлтыми. Но, не абы как - что есть они тут. А каждая - чётко на своём месте, именно там, где она в Галактике расположена. А у которых Звёзд уже дети - планеты есть, так они там тоже изображены! А потом волхвы того храма вышли. Волосы длинные - пола касаются. Старший волхв смотрит на меня, улыбается: "Спрашивай", - говорит, - "Раз пришёл". А я не знаю, что и спросить. На Галактику смотрю: "А она взаправду такая?" А но отвечает: "Такой наша Галактика была к началу Второй Эпохи. Как только Чернобоги на Землю пришли - сразу все Врата и закрылись. А потому, что за последние века изменилось и какой наша Галактика теперь стала - о том и мы не ведаем". Я вверх глянул - а там, с самого купола, Ра и Соль на меня смотрят. А ещё выше - Отец Богов и Мать Богов. Словно зовут меня: "Иди! Стань таким, как мы. Стань лучше нас. Мы ждём тебя!" Представляешь?! Родство всех поколений, просто кожей чувствуется! От человека до Земли, от Земли до Звезды, от Звезды до Богов, от Богов до Отца Богов и Матери Богов. И волхвы рядом стоят. Подсказать, да на Путь свой встать, помочь готовы. А у Ра взгляд строгий: "Не подведи меня, внук!"
   Скифы как узнали, что Спарта пала и какими путями мы теперь в Руссколань пробираемся - людей на границу отправили. Благо, скифа от ромула в лицо не отличишь. Тюрк, он и в Африке, тюрк. Так что теперь в римских кордонах дыра на дыре - в каждой центурии по десятку скифов в римской форме затесалось. Так что, кто из наших позже нас выбирался - им бы только до границы добраться - а дальше уже помогут.
   А на другой день, нас представили самой царице! Девчёнка - моложе меня, а какая красавица - просто глаз оторвать невозможно! Скифы в ней души не чают. А как она себя ведёт - истинная царица! Ты бы видел! К ней купцы с такими вопросами приходят! А она любую головоломную ситуацию, любой самый сложный спор разрулить может! И ни один ещё не ушёл от неё обиженным. Ни один не мог сказать, что царица Тамара хоть в чём-то не справедлива.
   А видел бы ты Дербентскую крепость! Стена - вдвое выше, чем в Афинах! Одним концом - в самые скалы врезается! А другой конец - прямо в море уходит! И обойти её - никак! Башни квадратные - все к югу обращены. Я спрашиваю: "А отчего башни у вас - в глубь страны смотрят? От самих себя, чтоли обороняетесь?" А мне говорят: "А по ту сторону - Руссколань. С той стороны нам бояться и нечего! А крепость эта - наш последний заслон. Даже если вокруг всю Скифию завоевать сможет - вот здесь-то мы его и запрём. Дальше он уже никуда не денется! Никакому ворогу не сломить Дербент! Никакому ворогу не пройти этим путём в Руссколань!" Я вспомнил Фермопилы. Хоть и перевал здесь намного шире, но с такой крепостью, здесь любую армию запереть можно! А видел бы ты Дербентские ворота! Семь слоёв! Сталь кованная - в мой кулак толщиной. Потом, просоленные брёвна. Снова сталь, снова брёвна. Я поразился: "И как же вы такую махину двигаете?!" Скифы смеются: "А ты - попробуй!" "Один?!" - поразился я. А они со смеху давятся: "Берись за ворот". Там такая система роликов - я даже не в полную силу навалился - смотрю, а ворота закрываются! Изнутри эти ворота даже ребёнок закроет! А снаружи и взрывом не снесёшь! Разве что, заклинишь - да только тебе от этого легче не станет.
   Вот так и оказались мы в Руссколани.
   - И давно вы здесь?
   - Да уже с прошлой осени. Покружили. Повысматривали. Ещё троих наших нашли. Стало нас шестеро. А больше пока никто не объявлялся. Вот - вы первые.
   - Про Соловата ничего не слыхать? - хором спросили я и но друг друга. Смутились. Отвернулись. Парень покачал головой:
   - Живой ли? Он ведь, если его на кордоне припёрли - и в драку полезть мог. Пацан - против отряда взрослых мужиков. Соловат - он такой. Он терпеть не станет.
   Я убеждённо кивнул:
   - Живой. Я бы почувствовал. Всё-таки, брат родной!
   - Да, куды же я денусь! - раздался громкий голос. От края поляны, опираясь на троих ребят по-моложе, тех самых, зелёных ребятишек, Только теперь они на две головы выше стали, весь перепачканный с рукой на перевязи, хромал Соловат.
   - Соловат! - мы подскочили. Кинулись к нему навстречу, - Ты где это уже в драку влез?!
   - А, на кордоне и влез! Засекли нас. Ну, мы дёру! Я мелких вперёд пропустил. А свм - ну что делать? Давай биться! Верчусь, как уж на сковородке - дядьки-то, блин, здоровые. Даром, что чернобожники. Чуть в паштет не скрошили. Ребятня такой визг подняла. Благо, погранцы массагетские услыхали, да подоспели! Ты видел, как турки ромулам валяют?! Нет? А я видел! Подобрали нас. А у меня рука, что у того осьминога - так от локтя до кисти в восьми местах и гнётся. И глаза от тех изгибаний, как у того лемура стали. Благо - у турков лекари хорошие. Собрали меня. Только вот, шину пока разве что на привалах снимаю. Я, Дёмка, за тобой всю дорогу иду. И отшельника твоего видел. И сель ваш нюхал. Смотрю - нет, не попали вы под сель. А потом ты, как сквозь землю провалился. Я твой след всюдорогу чуял. А тут раз - и след словно обрывается. А стемнело уже - звёзды выглянули. Я шаг по твоим следам делаю - хоба! А место-то уже другое. С виду, вроде и лес, вроде и такой же, да только, меня не проведёшь! И созвездия - чуть-чуть, а по другому расположены! Я назад шаг делаю - и обратно попал. А чуть под другим углом шагнул - и уже третье место. И всё, как будто ничего не меняется. "Ну", - думаю, - "Волховская твоя рожа! Значит, в зачарованное место нырнул! А я значит, раз не волхв, шарахайся тут вокруг? Ну, ладно!" Я, значит, давай по округе рыскать. Да край зачарованного места весь и прощупал. А потом и след твой нашёл - изнутри выходящий. Вот, на вас и набрёл.
   Я вспомнил избушку Бабы Йоги. Я-то думал, мы на неё случайно вышли. А тут выходит, что не любому к ней вообще пройти возможно. Вон, даже брат мой пройти не сумел. То-то, бабушка так удивлялась. А я, так и не приметил ничего.
   - А ты, Сварыч, - продолжил Соловат, - Где это уже кольчужку себе добрую отхватил?
   - Да мы уж год, как у кузнеца обретаемся.
   - Вот - жук! - рассмеялся Соловат, - Я, значит тут все буйраки одним местом собираю! А он у кузнеца обретается и в ус не дует! Ну, хитре-ец! Вы посмотрите на него, а! Ну давай, рассказывай! Про Неаполь можешь не повторять - я всё слышал. Где вы сейчас обретаетесь?
   - Это кто ещё, жук?! - возмутился я.
   - А я - что? - удивился Соловат, - Я ещё из лесу, пока к вам подходил - всё слышал. Сам знаешь - у берсерка слух чуткий.
   - Ты ещё не берсерк.
   - Это я-то не берсерк?! А ты, волховская рожа, сам меня посмотри! Ну давай, Дёмыч - я что, брату родному врать буду?
   - Так, ты что?!..
   - Я - ТО! Давай, Сварыч, рассказывай, что там у тебя за кузнец?
   - А чего тут рассказывать? Забрались мы в чащобу - думаем - спрятались. А тут ночью морозец как приударил - прям. Как зимой. Я тогда так думал. Пока зим здешних не видел. Смотрим - трава вся белая - инеем схваченная. Вдоль ручья по бережкам - ледяная корочка прихватилась. Думаем: "Что это зима нынче такая ранняя? До поворота Ра ещё поболее трёх лун будет - а уж иней по ночам встаёт!" Давай мы зимничек сооружать. Ивняка нарезали - стенки плетёмм, землю на засыпушку таскаем. Увлеклись! Пыхтим! Мы-то думаем, - "Ну кто ж нас здесь найдёт?!" И тут смотрим - в десятке шагов от нас - дедок сидит. Когда появился - непонятно! На сушине поваленной сидит, смотрит на нас и посмеивается. Я присмотрелся - лицо всё сморщенное, глаза большие - озорно так блестят, куртка из кожи некрашенной, а вышивок-то, и не видать вовсе. То-ли под курткой спрятаны, то-ли и нету их вовсе. А волосы берястенным обручем прихвачены. Тут я и смекнул: Человек-то, он прямо из ниоткуда, беззвучно не появляется, да и знаки рода своего не прячет! Для волхва - больно волосы коротковаты - едва до пояса достают, да и вышивок опять же нету. Для разбойника - безоружен, да и глаза слишком весёлые, без тяжёлого отпечатка на дне зрачков. Ну, думаю, не иначе, как леший. Я ребят толкаю, а сам дедку поклонился: "По здорову", - говорю, - "Тебе! Хозяин - батюшка!" Дедок со смеху чуть с бревна не рухнул, сквозь смех с трудом слова выговаривает: "А я", - говорит, - "Не хозяин. Я - так, свояк его, хозяина здешнего!" Мы стоим, оторопели. А дедок просмеялся и говорит: "А что же вы, ребятушки, без топора, да дом ладить собрались? Никак - южане?! Мы давай отпираться: "Ну что ты, деда? Мы, почитай что, и местные". А дед пуще прежнего смехом заливается: "Ну да! Ну да! А, что ж домик ставите, в котором только осень пережить и можно? Зимы-то нашей не знаете. Не перезимовать здесь в таком домике!" Тут до нас доходит, что говорим-то мы с дедом вполне свободно. И самим слов подбирать не приходится, и в дедовы слова сильно вслушиваться, да разбирать их не приходится - и так всё понятно. Ну, один из ребят, по-моложе, возьми, да и брякни: "Да ты, деда, по спартански бачишь?" Я его в бок толкаю: "Молчи, дурень!", да поздно. АВ дед пуще прежнего смеётся: "Ну ещё бы я по спартански не бачил?!" "А как же так, деда?" - спрашиваю я его, - "Как же ты тогда здесь? Когда Спарта-то пала? И все взрослые погибли?" Тут-то смех и сошёл с деда. Морщины разгладились. Взгляд пронзительным стал, как у орла: "Как, Спарта пала?!" - оглянулся дед вокруг, нас взглядом окинул и сквозь зубы добавил% "А нука, пойдёмте-ка со мной, ребята! Чайком напою. Да порасскажете". Привёл нас дед в избушку. Избушка-то у него небольшая, да под огромной разлапистой елью схороненная - рядом стоять будешь - не увидишь. Напоил нас дед травками душистыми, ну мы ему и порассказали всё, что помнили. Задумался дед: "Да-а!" - говорит, - "Вот оно, значит, как выходит?! А я-то понять не мог, откуда в наших краях столько чернобожников развелось? А вот оно значит, что выходит! Подмяли, значит, чернобожники ромулов. И Спарта погибла. Вот и прорвались к нам чернобожники. От чего ж вы, гонцов-то не отправили? Даки бы подошли. Уграм до вас - не далече. Да и мы бы в стороне не остались". "Царь спартанский трижды гонцов во все страны отправлял - да только, не дошли гонцы". Дед тяжело вздохнул: "Вот оно значит... как выходит? Так и не довелось мне побывать в Спарте. Ваши, как приезжали, всё в гости звали. Думал - после войны съезжу. А тут, вон как вышло..." Дед задумчиво смотрел в огонь: "А я вот здесь, в глуши и схоронился. Владимир-то, князь, шибко меня ищет. Всё деточек моих на службу к себе заполучить хочет. Да только, меня ещё попробуй найди!" Мы оглядываемся - да только женског духу-то и не видать. Ни одёжки женской, ни рушников расшитых. Да и едой нас дед потчивал холостяцкой - не пирожки, да блинчики, а тушёное мясо из большого котла, диким луком сдобренное Без жены любимой - откуда бы деточкам взяться? Да и одёжка в сенях - только на одного человека. Поразились мы: "да, где же деточки твои, деда? Где жёнушка твоя любимая?" Усмехнулся дед: "А деточки мои - то мечи да кольчужки. Кузнец я, ребятушки. Я у Буса Белояра старшим кузнецом был. Вот потому, и по спартански бачу, и по ромулски бачу, и санскрит ведаю". "А санскрит-то тебе зачем понадобился?" Дед рассмеялся: "Индусы меня ох как осаждали! С каждым караваном из Индии, кузнец приезжал. Ты индийские синие мечи видел? Хазары любят ими похваляться. Они за эти мечи всё что угодно отдать готовы. Таким мечом, русский меч можно клинок-в-клинок встретить. Русский меч пополам перерубится, а на индийском синем мече - ни зазубринки. Вот так. Да только, с моими мечами как раз наоборот выходило. Клинок-в-клинок встречаешь - синий меч - пополам, а на моём ни зазубринки! Матёрые кузнецы на моём крылечке сидели. А индус, когда о чём-то, что для него особо священно говорить начинает - сразу на санскрит переходит. Вот и пришлось мне санскрит выучить. Да это и не мудрено - санскрит-то, он от старо-тюркского отличается меньше, чем дакский от готского. А у индусов, у них манера такая - подойдут, смотрят на меня. Некоторые сразу головы опускают. Другие дольше стоят, но потом всё равно головы опускают и уходят. Во - дают! И что во мне такого страшного? Надо же - такой путь прошли, а спросить так и не решились! Один пришёл - молодой, глаза горят. Взгляд мой выдержал - смотрю - голову не опускает. Потом, губы кое-как разлепил, чувствую, у него бедного, аж язык заплетается: "Меня", - говорит, - "Люди кузнецом называют. А оказалось, что кузнец - это ты. Возьми меня в ученики". А я чаво - ну в ученики - так в ученики. Зря просить не будет. "Войди", - говорю, - "Вогонь". А он в огонь вошёл - и стоит. Во - чудак! Я говорю: "Ты чё творишь?!" А он: "Огонь в себя вбираю". Я говорю: "Так огонь же, он в сердце. Ты в огонь войди - а из другого огня - выйди. Ты же сам - огонь. Огнём, который в печи, можно только котёл отковать. Меч только тем огнём, что из твоего сердца идёт, отковать и возможно!" Он смотрел на меня, смотрел, а потом как давай благодарить - как будто я ему что новое сказал! И, ты представляешь - ушёл! Я-то думал - всё, теперь у меня ученик появился - а он взял, да и ушёл! А после него и остальные индусы появляться перестали. А потом, уже перед третьей войной - приходит он ко мне снова. Я думал - уже и не появится, уж лет десять прошло. А он, как будто вчера со мной разговаривал: "Я", - говорит, - "Понял". И меч разворачивает. "Ну давай", - говорю, - "Посмотрим", Рубанули мы мечами. Выдержал-таки его меч - не разлетелся. Только зарубка глубокая осталась. А на моём мече - ни зазубринки. Он смотрит мне в глаза, и говорит: "Я думал, что сумел кузнецом стать. Оказалось - что ещё нет. Возьми меня в ученики", "Войди в огонь", - говорю. Он в костёр вошёл, да из горна в моей кузне и вышел. "Во!" - говорю, - "Так ты же уже почти кузнецом стал! Остальному-то, Батька-Даждьбог уже сам научит!" Он задумался, видать прикидывал, а Даждьбог - это Брама, или всё-таки, Агни? А потом, возьми, да и выдай: "Так Даждьбог - он же Бог! Я не брахманской касты - как же я могу с Богом-то говорить?" Я говорю: "А ты не говори - ты слушай!" Он помрачнел, как будто я ему что обидное сказал, и снова повторяет: "Так он же - Бог". Я говорю: "Ну а ты - чей сын, если не Бога? Ты - слушай. Неуж-то, Батька-Даждьбог, твой прямой предок, и учить тебя не станет?!" Он смотрит на меня. Долго так. Думаю, ну всё, опять уйдёт, лет на десять. Не ушёл. Ну, наконец-то. Созрел, таки. "Значит так, - говорю, - Сразу после войны, меня отыщеш. Сумеешь меня отыскать - значит Боги твой путь направили. Значит быть тебе моим учеником. А не сумеешь - расти огонь сердца своего. Только огонь сердца делает кузнеца кузнецом".
   Вот, пока что, не отыскал он меня. Да только, сдаётся мне - он ещё появится. И от чего-то мне кажется - появится он снова с мечом", - рассмечлся кузнец, - "А вот ещё, что странно - парнишка тот, когда пришёл ко мне во второй раз, на вид был точно такого же возраста, что и десять лет назад. Ох, не удивлюсь я, если он и вовсе, старше меня будет". Дед задумался: "А к Владимиру-князю, по алолетству регентом чернобожник приставлен. Это, кто ж его интересно ставил?! И чернобожников по этому поводу в Новом Киеве расплодилось... Даже терем княжий, русским духом и не пахнет. Весь на заморский манер отделан. Вместо резьбы - росписи иноземные. А внутри, картинки чернобожные висят. С их научений, Владимир брата своего единокровного, князя Ярополка загубил. Я деточек моих для сара Буса ковал. Для илуваров, да для витязей славных. Берсерки Руссколанские ко мне за мечами приходили. И каждому, не просто меч, а всё равно, что брата родног выковал. Вот для кого мои мечи. А чернобожникам, в их лапы поганые, деточек моих доверять противно. Не для того я их ковал, чтобы деточки мои русскую же кровь проливали. Ярополк! Со всей дружиной!" - кузнец покачал головой, - "Вот и укрылся я здесь. Ищет меня Владимир, да сыскать не может. Кузня у меня тут - в овражке припрятана. Кую потихоньку. Не ковать не могу - руки зудят. Только мечи мои, я тряпочкой промасленной оборачиваю, да землицей прикапываю. Даже если Владимир меня отыщет - мечей моих ему без меня всё равно не найти - хорошо схоронены. А для него ковать не стану - хоть он меня убивать будет. Не будут мечи мои кровь русскую проливать - не для поганых ковались. Вот, появится в земле Руссколанской сар - для него и будут мечи мои. Для него, да для илуваров мудрых, да для витязей славных, да для берсерков могучих. А Владимиру, да чернобожникам его - шишь! Пусть выкусят!"
   Ставка Кури
   Соловат негромко крякнул:
   - Куря, у нас к тебе - дело есть.
   Деметр возмущённо посмотрел на него:
   - Ты чего, Соловат, дорассказать не даёшь?
   - Тебя пока дослушаешь - поседеешь, как тот дед, - усмехнулся Соловат.
   - Людям надо знать, как всё происходило и к чему теперь привело. Нам - общее дело делать. Кто знает, как дальше всё повернётся? Вон и так уже - чуть братоусийственная война не случилась. Хорошо, Или вовремя появился. А то бы - всё! Быть братоубийственной войне! И как бы ты её потом остановил - когда у каждого с обоих сторон родич погиб и не один?! - Деметр посмотрел на Или и усмехнулся, - Не посвящённый - говоришь?! Ну-ну. Я тоже - не посвящённый.
   - Ну - эта! - снова крякнул Соловат, - Ты, Дём, вроде как про деда заговорил - ну так про него и речь.
   Деметр покачал головой:
   - Ну, чего же ты нетерпеливый такой?! Вот я деду-то и передам, как ты, при каганах вёл себя, как мальчишка.
   Четыре кагана покатились со смеху. Каган половецкий чуть не подавился. Куря рухнул на подушки. Хазарский каган изо всех сил старался сохранить подобающее правителю выражение лица, краснея и с трудом сдерживая взрывы смеха.
   - Ну, я - эта, - ничуть не смутившись и только слегка покраснев, продолжил Соловат, - Ты же сам понимаешь, Дём? Взрослеть пришлось рано - вот мальчишка временами во мне и просыпается.
   Давясь от смеха и вытирая слёзы, Деметр кое-как проговорил:
   - Я понимаю. А вот дед не посмотрит, ни что ты царский сын, ни что берсерк могучий - через коленку-то махом перегнёт.
   Правители закатились новым взрывом смеха. Теперь прорвало и хазарского кагана. Даже каган Кубрат булгарский, давно привыкший к Соловату смеялся от души. Куря хлопнул в ладоши. Появился парнишка - ученик воина, и налил всем свежего травяного чая.
   Соловат довольно заурчал:
   - Деда - он мо-ожет! Крут Огневич - он такой!
   - Сам Крут?! - поразился Куря, - Я про него слыхал. Но в глаза ни разу не видел. Думал - сгинул он.
   - Как же! Такой - сгинет! Ему и впрямь - берсерк - не берсерк - в бараний рог свернёт - и не поморщится! Сразу видно - кузнец! Деда так с нами и ушёл. А, как только кузню новую отстроили - сразу и парнишка тот, индус, объявился! Парнишка - как же! - Соловат рассмеялся, - Он и к нам так появился - больше восемнадцати годков с виду не дашь. Да только батя Кубрата кагана его и выкупил! Он, как клеймо того паренька увидел - вглядывается, головой качает, удивляется. А потом, к пареньку подходит и спрашивает: "А что у вас клеймо кузнеца от отца к сыну передаётся?" Парнишка удивился: "Да нет", - говорит, - "У нас, как и у вас, знаки рода сохраняются, но клеймо у каждого кузнеца - своё". Тут, батя Кубрата перед пареньком свою сабельку-то и выложил. А клеймо-то - один в один. У парнишки глаза разгорелись: "Помню", - говорит, - "Был в наших краях молодой парень - племянник булгарского кагана. А парень, недавно как женился. И чувствую я - жена-то у него беременная. И не абы кем. Сын будет. Славный воин родится. А я сабельку ковал. И не один год ковал. И сам понять не мог, почему не индийский меч, а саблю ковать взялся. Да только, накануне вечером её закончил. А тут в груди словно ёкнуло что-то. Понял я - для кого эта сабелька" Тут молодой индус посмотрел на батю Кубрата с такой укоризной. А батя-то у Кубрата, седой старик уже. И говорит ему парнишка-индус: "Что же ты", - и называет батю Кубрата именем его бати, Кубрата дедушки, - "Сабельку-то себе оставил? Сыну-то не передал, как я тебя просил?" Опешил Кубратов батя, и говорит: "Так я и есть - тот сын". Парнишка задумался. Прощения попросил. Вот так. Восемнадцатилетний парнишка-индус - трёхсотлетним йогом оказался. Мастер-кузнец. Патриарх индийских кузнецов.
   - А, что же Крут Огневич?
   - А ему-то какая разница? Взялся учить - учит. Хоть бы и трёхсотлетнего йога. Наши - они путём Огня идут - потому и путь свой быстрее проходят. А индусы - они растворяются - потому и живут дольше. Но, как бы медленнее, что-ли. Только индийский мастер с дедушкой Крутом в мастерстве сравняется - как дедушка Крут раз, и что-нибудь новенькое выдаст. Вот так и живут, как две волны на море, одна другую догоняет, а всё нагнать не может. А дедушка Крут на трёхсотлетнего йога всё ругается: "Не меня!" - говорит, - "Слушай! А Батьку.Даждьбога! А то так и будешь по моим следам топать!"
   Соловат выволок из-за спины длинный свёрток и бережно развернул его:
   - Только мы на коней садимся, а дедушка Крут, тут как тут. "Я", - говорит, - "Ещё год назад знал, что вы с Курей встречаться будете. А потому, мы с Шаком подарок для него приготовили". Вообще-то, индуса Шакнамунти Джавадастра зовут. И это ещё сокращённое имя, как меня Соликом, а Деметра - Дёмой друзья да близкие люди называют. А полное имя выговорить - да я за это время двадцать пять поколений своих предков со всеми именами посвящений, начиная с детского, перечислить успею, - Соловат положил на ладони саблю и протянул её Куре, - Вот, прими, Куря каган, от Крута Огневича и Шакнамунты Джавадастры подарок.
   - Так. Они же со мной и не знакомы, - поразился Куря.
   - А им и не обязательно, - улыбнулся Соловат.
   Взял Куря в руки сабельку - а рукоять сама в ладонь и легла. И лежит, как влитая, будто прямо по ладони и ковали. Куря один замах попробовал, другой, а сабелька, словно каждое движение предугадывает и сама, без усилия идёт, куда надо. Так, будто кузнецы много лет Курю знали и каждое его движение в бою видели. Куря на саблю налюбоваться не может:
   - Передай кузнецам, что они в моих землях желанные гости. А волю их, я исполню, как свою собственную.
   Куря легонько дотронулся саблей до своей руки. Дал ей попробовать свою кровь. Сабля вспыхнула ярким светом и по всей длине лезвия проступили золотые и красные русские обережные узоры. А если взглянуть под другим углом - по всему клинку проступала синяя индийская вязь. А на оголовье красовался золотой Солнечеый Щит и надпись старыми тюркскими рунами гласила: "Нет преграды для огня сердца".
   Спартанцы
   - А я - продолжу, - проговорил Деметр Посейдонский, когда все собравшиеся смогли наконец оторвать взгляды от чудесной сабли, - Сидим мы, значит, на полянке в дне пути от Нового Киева, а Сварыч рассказывает :"Вот так и поселились мы у кузнеца. Уголёк таскаем. Меха качаем. Да временами ходим высматриваем - не появился ли ещё кто. Вот, на вас и наткнулись".
   Ребята постепенно подходили. Ближе к осени нас уже набралось почти семдесят человек. Но сперва произошёл ещё один замечательный случай. Я время от времени осматривал окрестности, на случай, если где-нибудь, неподалёку расположился ещё кто-нибудь из наших. Впереди послышался треск. Сквозь кусты сломя голову нёсся жеребёнок. Немного правее находился овраг. Я услышал треск, удар падающего тела. Раздалось тоненькое жалобное ржание и хрип. Между кустов мелькнули тени. Волки. Я сорвался с места, стрелой пронёсся отделявшее расстояние и выпрыгнул с обрыва в овраг, очутившись прямо перед жеребёнком, отделяя его от готовых броситься волков. На долю мгновения, волки замешкались. Я присел, как меня батюшка учил. Сложил руки на груди, чуть довернул корпус. Третий венец кладенца - бой одного против группы. Волки стояли чуть выше по склону. Атака снизу-вверх - тремя языками пламени. Волки зарычали, но, почему-то не кинулись. Рыча и скалясь, они начали потихоньку пятиться, образуя круг. И ни один не попытался в обход меня добраться до жеребёнка. Утробно рыча всем телом, волки полу-присели на задние лапы. Уверенным шагом, быстро, но не торопясь, в центр круга вошёл вожак. Присевший для боя, я оказался вровень с холкой огромного зверя. Широкая лобастая голова поравнялась с моим лицом. Тяжёлый взгляд вожака вонзился в мои глаза. Я смотрел прямо в глаза вожака. "Бой - значит бой", - я не собирался отводить взгляд. Волк слегка ощерился, обнажая клыки. Я тоже. Мы смотрели глаза-в-глаза, впечатывая взглядами друг друга. Волки тихо рычали. Наконец, вожак окинул взглядом свою стаю, неспешно развернулся и медленно, не торопясь двинулся назад к лесу. Остальные волки поднялись. Продолжая рычать и скалить клыки, не отводя от меня глаз, неспешно, как бы нехотя, двинулись во след за вожаком. Через некоторое время, я смог разогнуть колени и выпрямиться. Я осмотрел жеребёнка. Он неудачно скакнул с обрыва и подвернул ногу. Нога начала распухать. Кое-как успокоив жеребёнка, я резким рывком вправил на место сустав. Потом, взвалил его себе на плечи и отнёс на нашу поляну. Уже на стоянке, я сумел осмотреть его как следует и обнаружил, что помимо вывиха, у него ещё и трещина в голени. Ребята советовали убить - конь с переломами не живёт. Я послал советчиков куда подальше, нашёл нужные коренья и начал варить мазь - как матушка меня учила. Ту самую, которую в Спарте при тяжёлых переломах используют...использовали. Особенно, когда надо раненого воина уже к утру вернуть в строй. А через неделю, чтобы и вовсе со здоровым сравнялся.
   Посмотрите на моего коня - кто может похвастаться, что у него конь лучше?
   Мы регулярно обходили окрестности. Всё чаще попадались вырезанные селения. Каждый раз одна и та же ситуация - людей пытались крестить, люди отказывались - их убивали. В большинстве случаев, люди, которые это делали, действовали по приказу Владимира. Однако, все документы, которые нам удавалось увидеть, подписывал не сам Владимир, а регент, принадлежащий к культу Чернобога.
   Разорённые, разрушенные храмы. Убитые волхвы. Отсутствие возможности вовремя посоветоваться с волхвом приводило к скотьим морам и неурожаям. Мор или неурожай мог случиться в отдельном селении во вполне благополучный и урожайный год из-за не вовремя посаженных семян или не принятых своевременно мер.
   Уничтожая волхвов и истребляя мудрость и знание, служители Яхве-Чернобога не могли предложить никакой замены. А увещевания типа: "На всё воля Господа!" - служили слабым утешением для голодающих по зиме людей. Прямо перед вырезанными селениями, нередко можно было обнаружить столбы с привязанными к ним трупами посвящённых воинов. Тех воинов, кто отказался выполнять преступный приказ, и не посмел поднять своего меча на мирных жителей - на тех, кого он клялся защищать. Казнённые илувары и берсерки. Потом витязи. Потом вои. И, наконец, даже кметей можно было найти убитыми и привязанными к столбам. В русской армии не оставалось больше посвящённых воинов. Войско Владимира состояло почти из одних солдат.
   Иногда, нам удавалось опередить солдат, и мы успевали вывезти всё селение буквально перед носом у крестителей. Наш лагерь рос, как на дрожжах, и постепенно стал напоминать целый город. Мычали коровы, голосили бабы, мужики сооружали временное жильё, носились толпы ребятишек. Мы разжились некоторым количеством коней. Селяне... Селяне видели вырезанные деревни. Мы специально показывали им их. Чтобы никто по-глупости не сдал чернобожникам, где мы находимся. Постепенно, у меня созрел план. Я отобрал двенадцать самых крепких ребят.
   - Никогда тебе этого не забуду, Дёмка! - буркнул Соловат.
   - Ну да, - усмехнулся Деметр, - Соловату пришлось остаться. Кто-то должен был спасти остальных, если бы нас поймали. Кто-то, кто мог повести за собой людей. Селяне смотрели на нас, как на единственную надежду.
   Мы выдвинулись. Соловат долго грозился вслед, обещая, что если я вернусь - он точно мне что-нибудь оторвёт. А если не вернусь - поотрывает и всё остальное. Мы подобрались как можно ближе к Новому Киеву и стали следить за городом. Непомерной тяжестью веяло от города. Чернобожники придумали хитрый трюк. Кругом храмы разрушались. А в Киеве - наоборот, был создан храм всех двенадцати Богов. Только волхвов в том храме не было - их заменяли одетые волхвами чернобожники. Чтобы отвратить людей от родной веры, а Богов от людей, чернобожники стали приносить перед статуями Богов кровавые жертвы. Люди рассказали нам случай, когда высший волхв - кощун - не выдержал такого осквернения, пришёл в Новый Киев и стал объяснять людям, что ничто так не отвращает родных Богов, как кровавые жертвы. Волхва казнили на центральной площади города - с тех пор и веет от Нового Киева неподъёмной тяжестью. Вышел указ Владимира, подписанный как обычно, регентом: " Кощунство считать величайшим преступлением. А если удастся обнаружить высшего волхва, имеющего посвящение кощунствовать - то таковой должен быть немедленно казнён". Купцы стали избегать Новый Киев, предпочитая вести свои торжества либо в Хазарии, либо в большом городе, специально отстроенном, как торговый и находящемся в двухста километрах от Киева. Люди тоже без крайней нужды не стремились в город. В гоордские ворота въезжали и выезжали отряды солдат. Временами появлялись обозы с данью. Бочёнки августовского мёда. Мужики старались как можно быстрее избавиться от груза и убраться из города. Начиналась страда. Скоро в город потянутся обозы с зерном - если ещё осталось кому жать. Временами, в сопровождении нескольких человек, выезжал на прогулку тринадцатилетний князь. Вот, ради этого-то мы здесь и торчали. Мы следили за князем всё время его прогулок - и однажды случай представился. Владимир оторвался далеко вперёд от сопровождавших его воинов. Я поднял лежащего в высокой траве жеребца и пустился в галоп. Через пару минут, мне удалось поравняться с князем. Наши кони неслись бок-о-бок.
   - Владимир. Князь Владимир, - проговорил я.
   - Кто ты? - не оборачиваясь выкрикнул моодой князь.
   - Друг. Наши деды хорошо знали друг друга.
   - Что тебе нужно?
   - Со мной верные воины. Мы увезём тебя.
   Владимир замедлил коня.
   - А с чего ты взял, что я пойду с вами?
   - Ты видел ближайшие селения? Чернобожники учинили резню. Чернобожники убили твоего брата. Мы сможем спрятать тебя и собрать армию. Можно отбить Киев. Ты сможешь защитить свой народ.
   Владимир остановился. Посмотрел мне в глаза. На лице юного князя заиграла жёсткая усмешка.
   - Русь будет принадлежать истинному Богу. Стража!!! - вскричал Владимир и пустил коня в галоп, прочь от меня, - Это я убил моего брата, - донёсся до меня удаляющийся голос Владимира. А прямо на меня, нещадно нахлёстывая коней и нацелив копья неслись, поотставшие было, сопровождавшие Владимира воины.
   Мне удалось скрыться. Несколько дней мы петляли, стараясь сбитиь след. А потом возвратились в лагерь.
  
   Я сидел на берегу небольшой речки и смотрел, как катятся волны. Руссколань, в которую мы так стремились - лежала в руинах. Всюду бесчинствовали последователи культа Чернобога, творя свои кровавые злодеяния. Я смотрел в никуда. Внутри стояла сосущая пустота. Мне казалось, что всё кончено. Из тех, кто принадлежал к правящим родам Руссколани - в живых оставался только князь Владимир. Единственный, кто оставался от правящих родов Руссколани, пошёл против своей крови. Первым был Октавиан в Риме, вторым его путь повторил Владимир. И оба уничтожали свой собственный народ. Каганаты рушились, сжигаемые изнутри язвой Яхвизма. Что теперь делать? Куда идти? Семьдесят спартанцев, самому старшему из которых едва исполнилось семнадцать. Мы могли защитить тех селян, которые были с нами. Но нам не хватит сил даже на то, чтобы спасти ещё хотя бы одно селение. Нам не выстоять против регулярной армии. И нам нельзя поднимать мечей против русов. Мне во всех подробностях рассказали про три русо-готские войны, и я понимал, чем это может обернуться: Даже один человек, убитый не по праву...
   Семьдесят спартанцев, пытающихся удержать рушащийся Мир. За спиной шебуршался и кряхтел Соловат, но не решился отвлекать меня. Наконец, я поднялся. Оказалось, позади меня тихонько сидели ребята - все старшаки, человек сорок - Сварыч, Лёвка, Геф, Тур, Сребролик - они сидели тихонько, ожидая решения. Только Соловат всё время шуршал, не находя себе места. Я улыбнулся ребятам:
   - Дальше ждать нет смысла. Скоро ударят морозы. И нас слишком много, чтобы долго скрываться незамеченными. Передайте селянам - пусть пакуются. Завтра выдвигаемся.
   - Куда пойдём, Дёмыч?
   - На Волгу. К булгарам.
   На другой день мы выдвинулись. Дедушка Крут отправился с нами. Он откопал все свои припрятанные мечи. Много их успел отковать кузнец. Каждому спартанцу достался меч по руке. Селянам мечей не дал. "Ещё покалечатся", - говорил. Крут бурчал, хмурился, но видно было, сто дедушка доволен. Мальчишки - не привычные водить мирных жителей. По-первости, нам стоило огромного труда, чтобы караван не растянулся у удобную для случайного налёта мишень. Мы буквально сбились с ног, стараясь заставить селян держаться компактной кучкой. Попробуй, объясни человеку, что лес - дом родной - вдруг в одночасье может стать опасным. Сколько бы они не насмотрелись разных бед, творимых чернобожниками, всё равно, для них любое кровопролитие всё ещё казалось невообразимой дикостью. Двигались в основном по ночам - днём укрываясь в чащобах. Пока, наконец, не наткнулись на конный разъезд булгар.
   - Я чуть за меч не схватился, - усмехнулся Соловат.
   - А я с трудом, кое-как сумел прочитать вышивки на их рубахах. Слишком уж они отличаются от наших - всё-таки, третий каганат. Хорошо, успел ребятам крикнуть, что свои. А то, пришли бы - здравствуйте!
   Каган Кубрат принял нас. Гостить сразу предложил. А насчёт всего остального - повременил пока. Созвал волхвов. Волхвы нас с Соловатом ещё неделю разными проверками мучили - а правда ли, что спартанского царя сыновья? Ну, а как убедились, что правда, тут нас Кубрат принял во второй раз. Порассказали мы ему, что в Руссколани творится. Каган дал нам свою защиту и разрешене набирать в его землях добровольцев - себе в дружину. А в обмен пожелал, чтобы мы его витязей спартанскому искусству боя обучили. А, как узнал, что и Крут Огневич с нами - тут уж и совсем расцвёл. А, через полгода, когда присмотрелся к нам получше, отдал мне в обучение своего сына. А ещё через год и своего будущего приемника - сына Кури.кагана.
   - Халтуришь - Кубрат?! - Куря вонзил испытующий взгляд в булгарского кагана, - Я сына - тебе на обучение отдал! А ты, значит, его с рук на руки передал?!
   - Так, Деметр - сар! - улыбаясь развёл руками Кубрат.
   Куря прищурился.
   - А ты не поторопился, Кубрат?! Вижу - что Деметр не прост. Но, точно ли сар?
   - Куря?! Ты же - каган! Вот сам и проверь!
   - Вижу - что сын мой в надёжных руках, - улыбнулся Куря.
   Деметр продолжил:
   - Соловат школу берсерков открыл. Дедушка Крут, когда к нему индус приехал, взяли на пару себе троих учеников. Запустили кузни на полную катушку. Сколотили мы дружину. Походы на Русь совершать стали. Селения защищать стали. Отряды крестителей на подходе перехватывали. Дружина одна - крестителей много, бывало, что не поспевали. Сколько раз было, одну деревню спасём, и тут к нам мальчишка или дедок шустрый выбегает - оказывается что поблизости тоже помощь требуется. Влетаем - кругом резня - деревню крестят. А один парнишка молодой, рубится и взять его не могут. А потом выясняется - спартанец. Своих не нашёл - да к людям вышел. Здесь его кто-нибудь к себе в род и забрал. А то бывает, прослышишь, что в какой-то семье, сына в капусте нашли. В колодце выловили. На морковной грядке рос. А то и вовсе - медведь принёс. Приезжаешь взглянуть на это чудо. Смотришь - спартанец. Мы стольких своих так отыскали. Сейчас в Булгарии почти сто пятьдесят спартанцев. Многие, вместе с принявшим их родом перебирались. Сын к нам в дружину вступит, родители приёмные - под защиту. От чернобожников подальше. И остальные, я думаю, найдутся. Не верю я, что они сгинули. Живут где-нибудь, у новых родителей, да делами славными землю родную сберегают. Не может спартанская кровь просто так сгинуть.
   - Вот так и живут они у меня, - проговорил Кубрат, - Дети рода Лионов. Витязи русские, кто от чернобожников бежал, да в лесу скрывался, к ним присоединяются. Их теперь - три большие дружины стало. Я с Деметром союз крови заключил.
   - Значит так, - подытожил Куря, - Я пока вас слушал, понял, что делать нужно. Наш враг - Владимир. Он служителей Чернобога сюда привёл. Кровь - на его руках.
   - Война - препядствие для торговли, - осторожно проговорил каган Хазарии.
   - Владимир начал с меня, - ответил Куря, - Но, ни хазар, ни половцев он в покое не оставит - дойдёт и до вас.
   - Верно, - одобрительно хмыкнул каган Половецкий. Деметр ощутимо напрягся. Куря перехватил его взгляд.
   - Погоди. Не торопись, - Куря посмотрел на кагана Кубрата, - А тебе, Кубрат, в первую очередь достанется. Ты - спартанцев принял. А они русам не двоюродная родня, как мы, а единокровная. И с твоей земли дружины выходят. По Руси разгуливают. Набеги чернобожников отбивают. Людям Владимира препятствия чинят. Владимир не успокоится, пока не сравняет с землёй всю Булгарию! И не только!
   - Верно! - рыкнул каган половцев, - Нужно собирать армию, объединяться и идти на Русь!
   Соловат подобрался. Сдвинул брови. Зыркнул неодобрительно.
   - Нет, - отрезал Куря, - Ни один рус не должен зря пострадать. Есть другой путь. Ох, не зря, деметр, привезли вы мне эту сабельку. Мудрый человек - Крут Огневич. Наш враг - не русы, наш враг Владимир. Я брошу Владимиру вызов! Как правитель, я имею право бросить вызов правителю. Я брошу ему вызов на основании Закона. По Закону, убивший единокровного брата не имеет права быть правителем. К тому же, мне есть что ещё ему предъявить - люди Владимира вырезали несколько моих городов.
   - Хороша-а мысль, - протянул каган половцев.
   - Главное, подгадать, и бросить Владимиру вызов в присутствии всех его военачальников. Тогда он не сможет отказаться, иначе рискует лишиться поддержки своей армии. А ни один тиран без армии на троне и дня не просидит.
   - Куря? - буркнул Соловат, - А может ты Владимира, того..., мне уступишь? Я всё-таки, берсерк. И рода царского. И к Владимиру счёт - не меньше твоего имею.
   - Ни за что! - рыкнул Куря, - Владимир - МОЙ враг!
  
   Поединок Кури с Владимиром
   Кони с обёрнутыми тканью копытами, ступали бесшумно. Растущая луна освещала им путь.
   - А вот и Киев, - усмехнулся Куря, - не так страшен зверь, как его малюют.
   - Владимир расслабился, - Отозвался Яртан, - В Киеве - только гарнизон. Армия - в трёх часах галопом.
   - Поговаривают, Базилий ему поддержку обещал, - хмыкнул Соловат, - Вот Владимир легионы и поджидает, прежде чем войной на нас пойти. Только, легионы те, ещё пока подойдут.
   - А подойдут - есть кому встретить, - отозвался Куря, - У половцев мобилизация. Усиленные дозоры весь юг стерегут. И армия наготове, тремя хазарскими дружинами усиленная - легионам не прорваться, - Куря кивнул в сторону Киева, - Штаб - весь там?
   - Все старшие офицеры, - рассмеялся Соловат, - Они же готовятся на нас выступить. Ху-гум! Как только легионы подойдут. Сидят голубчики. Владимир теперь без фрягов носа не высунет.
   - Со мной - только берсерки, - скомандовал Куря, - Остальным - ждать здесь. Если через час мы не появимся - начинайте штурм. Деметр, - Куря обернулся, - Не раньше, чем через час, после того, как мы въедем в ворота.
   - Как договорились, - Деметр Посейдонский кивнул и улыбнулся.
   - А мы подберёмся поближе к городу. Трава высокая - положим коней. Как только городские ворота откроются - все в галоп.
  
   На согнутых ногах, почти ползком, скрываясь в высокой траве шли кони.Хорошо обученные кони. Берсеркские кони. Разумом равные человеку. А у Кури конь и вовсе - кагану под стать. Рядом крались всадники. Подскочила и попыталась заголосить встревоженная куропатка.
   - Тс-с, - сказал Куря, и куропатка угомонилась.
   Полусонные стражники на стенах очумелыми глазами вглядывались вдаль. Тишина. Даже трава не шелохнётся. В предсестии утра, одиноко пискнула куропатка. Матовой дымкой забрезжил рассвет. Первые лучи Солнца неуверенно прочертили виднокрай. Затрубил рожок. Влекомые ещё не проснувшимися стражниками, медленно поползли в стороны городские ворота.
   Буквально в паре сотен метров перед воротами из травы поднялись кони.
   - В галоп! -скомандовал Куря.
   - Печенеги! - попытался крикнуть ошалевший и растерявшийся спросонья стражник. Яртан на полном скаку дотронулся кончиком сабли до его носа:
   - Не шуми!
   Другой стражник попытался схватиться за рог. Даже к губам поднести не успел. Кто0то выхватил рог прямо у него из рук.
   - Хороший рог. Благодарствую, - раздался смех быстро удаляющегося берсерка.
   Сотня берсерков широкой колонной влетела в городские ворота и устремилась вдоль по улице. Ошарашенные стражники хлопали глазами и жались к воротам, дабы не попасть под копыта. С городской стены запоздало протрубил рог. Куря в сопровождении Яртана и Соловата влетел на городскую площадь. Следом неслись пятьдесят печенегов, двое хазар, три половца и сорок берсерков Соловата...
   Владимир и все его военачальники неторопливо спускались с крыльца княжьего терема. Протрубил рог. Владимир вскинул голову:
   - Что?! Тревога?!
   И тут на площадь ворвались печенеги.
   Военачальники схватились за мечи. Они жались тесной кучкой, озираясь тревожными взглядами затравленного зверя - понимая, что у них нет ни единого шанса.
   В окошке появился лучник. Соловат не глядя пустил стрелу, точнёхонько перерезая лучнику тетиву:
   - Не шали! - усмехнулся Соловат.
   Лучник, получив сыгравшей тетивой по пальцам, выронил лук и скрылся в окошке.
   Не торопясь. На пританцовывающем и выгибающем шею коне, слегка прищурясь и лучезарно улыбаясь, Куря подъехал к Владимиру:
   - Ну, надо же, какая приятная встреча. И все в сборе. Замечательно. Владимир - ты не поверишь! Но я очень! Очень рад тебя видеть!
   - Ято бесчестно, Куря! - вскричал Владимир.
   Куря усмехнулся:
   - Это ты мне говоришь, о том, что бесчестно?!
   Владимир умолк. Стиснул зубы. Набычился.
   Куря сошёл с коня и вонзил между камнями брусчатки короткое копьё, увенчанное рунным вымпелом с золотой головой волка и полными знаками рода.
   - Я - Куря! Тюрк из ветви Ашинов из народа Печенегов. Путь - отрёкшийся для народа, волхв и воин. Посвящение, - куря усмехнулся, - Каган!!! Тебе, Владимир! Убившему единокровного брата! Поднявшему меч на мирных жителей! Поднявшему меч на волхвов! Поднявшему меч на детей! По Закону и Правде, которые едины для всех народов - бросаю вызов! Имею право.
   Печенеги стройными рядами покинули город. Князь постоял в нерешительности, потом опрометью бросился в светлицу.
  
   Дверь тихонько отворилась и в светлицу вошли воеводы.
   - Кто вас пустил?! Вскричал Владимир, нервно отбрасывая одежду простого горожанина, в которую уже собирался переоблачиться.
   - Князь?! - воеводы нехорошо изподлобья смотрели на него, - Ты получил вызов.
   - Да я вас!..., - дурным голосом заголосил князь.
   - Ото-ж! - усмехнулись воеводы, - А армией кто командовать будет?
   - Других найду! - нервно выпалил Владимир.
   - Ото-ж! - воеводы усмехаясь качали головами.
   - Я имею право выставить вместо себя воина! - воскликнул Владимир
   - Это, против кагана-то?!! - усмехнулись воеводы.
   Князь нервным взглядом обежал комнату.
   - Мне надо поговорить с моим духовником!
   - Ты только, далеко не уходи, княже, - негромко посоветовал втарший воевода.
   Владимир ворвался в комнату епископа, чуть не вырвав дверь вместе с петлями.
   - Ты чего нервный такой? - епископ удивлённо воззрился на него, - Тебе к поединку готовиться. Ты что, в таком состоянии собираешься выйти против Кури?!
   Князь опрометью подлетел к окну, крутанулся на месте и шибанул кулаком по столу:
   - Где была эта чёртова армия?! Будь они здесь, хрен бы кто смог бросить мне вызов!!!
   - Там, куда ты их отправил, - резонно возразил епископ. Где же им ещё быть? Ну, были бы они здесь - и что? Ничто не мешало Куре начать штурм и бросить вызов тебе прямо посреди боя. Так даже лучше - мы сможем разделаться с печенегами, при этом сохранив нашу армию.
   Владимир сгрёб епископа за грудки и основательно встряхнул:
   - Вызов не действителен!
   - Это ещё почему? - поразился епископ.
   - Ты лучше меня знаешь, что я никакой не князь и никакой не Владимир!
   - А-а?! Серьёзно?! - ядовито-насмешливый взгляд епископа вонзился в князя, - Ну давай - объявим об этом на центральной площади! Давай пошлём вестовых по городам! Что молчишь?! Спустись вниз! Скажи им!
   Владимир выронил епископа. В его глазах просквозила тяжёлая тень загнанного зверя.
   - Я прикажу казнить стражу! Всю сегодняшнюю смену! Чтобы не повадно было впускать в город кого попало!
   - Прикажи - если тебя это успокоит, - невозмутимо отозвался епископ. Князь гневно полыхнул глазами и отвернулся к окну.
   - давай-ка, успокаивайся, - твёрдо проговорил епископ, - Разомнись, потренеруйся - приводи себя в порядок. И готовься к поединку.
   - Проклятье, - сквозь зубы процедил князь.
   - Всё будет хорошо, - успокоил его епископ, - Главное, чтобы ты был в норме. А мы уже поможем. Отрежем Курю и от Земли, и от родовой памяти. Будешь драться, как против простого кметя. И тебе силёнок подкинем. Льва голыми руками задушишь - не запыхаешься. Чай, не маленькие люди собрались. Вон - отец Онуфрий третьего дня вернулся. Тот, которого шальной берсерк в соловьином лесу прижал. Гнал его аж до самого Царьграда.
   - Что, ещё один шальной берсерк?! Мне вон, одного по заглаза хватило, - князь показал неприличный жест, - И зачем я его только выпустил!
   - Да, всё в порядке уже! Отец онуфрий - не дурак. Западню устроил, как положено. Берсерка толпой забили. Бросили умирать посреди пустыни.
   - Да вы что - с дуба рухнули! - вспылил Владимир, - У берсерка же, как у кошки - девять жизней! А ну, как одыбает?! Между прочим, уже второй случай, когда берсерк выдерживает прямой удар адепта старшего посвящения! Первым был тот самый Или - будь ему неладно. Могли бы уже и задуматься!
   - Мне что - разорваться? - епископ досадливо поморщился, - Доложили уже - кому следует. Пускай старший круг разбирается. Да, кого он - одыбает?! Его уже бросили мёртвого. Посреди пустыни. Несколько дней пути до ближайшего источника, и то, если знать, куда идти.
   - Его могли подобрать.
   - Ага - подобрали. Шакалы. За одно и пообедали. Вон, отец Онуфрий, тоже вернулся - нервный весь. Психует - хуже тебя. "Я", - говорит, - "Не пойду!" "Я - член старшего епископата - имею право!" Угу! Право на лево! Надо будет - пойдёт, как миленький! А нам надо, чтобы ты выиграл этот поединок. Нам всем это надо.
   - С ними - Родная Земля, - с кислой ухмылкой проговорил Владимир.
   - А с нами - Бог.
   - Черно-Бог, - поправил князь.
   - Черно-Бог, - согластлся епископ, - А Родную Землю Куря даже почувствовать не сумеет - будь уверен. На такой поединок даётся срок в три дня. Но, если выйти на третий день - печенеги решат, что ты боишься. И свои военачальники в тебе засомневаются. А это плохо. Так что - выйдешь завтра. Давай - соберись. Выброси лишние мысли. Приведи себя в порядок.
   Владимир кивнул. Епископ твёрдо посмотрел ему в глаза:
   - Давай.
  
   Лёшка
   Лёшка почувствовал, как кто-то легонько треплет его за плечо. Изломанное тело отзывалось жгучей болью даже на эту лёгкую встряску. Сознание выплыло откуда-то из глубины, попыталось юркнуть обратно, но, словно поняв что-то, начало медленно, с трудом пробиваться наружу. Лёшка приоткрыл глаза. Взор заволакивала кровавая плена. Сквозь неё проступали два склонившихся над ним смуглых лица с густыми чёрными усами. Голова одного из них была замотана в тюрбан. Человек отодвинул свисавшую с тюрбана полоску ткани, которая должна была закрывать нижнюю половину его лица. Он поворачивал голову, стараясь по-внимательнее вглядеться в Лёшку. Голова второго незнакомца была покрыта простым куском белой ткани, прихваченным широким обручем. Человек заговорил на незнакомом языке. Лёшке уже приходилось слышать похожий язык и похожий выговор. Изредка. От кого? Возникло ощущение кого-то родного и очень близкого. Кого? Кого-то совсем родного. Кого? Лёшка попытался вспомнить. Воспоминание ускользало. Вместе с ним ускользало и сознание. Глаза закрылись.
  
   Лёшка вновь очнулся. Снова от жгучей боли, вызванной лёгкой тряской. Лёшка обнаружил себя лежащим на спине у идущего коня. Идущего куда? Сознание внось ускользнуло. Глаза закрылись.
  
   Ощутимо похолодало. Бил озноб. На лбу ощущалась мокрая ткань. Лёшка приоткрыл глаза. Небольшая комната освещалась несколькими лучинами. Рядом стояли давешние два человека.
   - У него все кости переломаны, - по-арабски проговорил один, - Выжил бы.
   - Смотри - очнулся, - человек в тюрбане склонился над ним, - Парень, ты кто? Ты откуда?
   Лёшка с трудом мог разобрать одно слово из фразы. Люди о чём-то спрашивали. Лёшка попытался вспомнить, как он сюда попал. Воспоминания ускользали.
   - Где я? - с трудом выдавил Илёшка.
   - По-нашему не говорит, - человек в тюрбане обернулся к своему спутнику.
   - Судя по внешности - какой-то тюрк. Жаль, рубаха вся разодрана - вышивку не прочесть. Может быть, ромул?
   - Вряд ли. Ромулы обычно штанов не носят - скорее скиф.
   - В наших краях и ромул штаны наденет.
   - Чего гадать? Мустафу надо звать. Он у нас по-скифски говорит. Да и по-ромулски тоже.
   Лёшке подали чашку дымящегося травяного отвара. Он сделал несколько глотков - больше не смог, откинулся на подушки и погрузился в тяжёлое забытьё. Сколько прошло времени - Илёшка не понял. В комнате появился ещё один человек. Человек говорил. На сей раз язык был понятен. Только выговор слегка необычный. В каждом слове удвоенное слегка оттянутое "А", а значение некоторых слов и вовсе приходилось угадывать.
   - Кажется понимает, -по-арабски произнёс вновь прибывший, - попробую: "Кто ты?" - по-скифски обратился он к Илёшке: "Откуда ты?"
   Лёшка попытался вспомнить, как он сюда попал - и не смог. Он помнил этих двоих людей, которые его подобрали. Дальше воспоминания обрывались. Какой-то бой. Бой с кем? Какая-то погоня? Погоня за кем? Погоня откуда? Лёшка пытался вспомнить свой дом. Воспоминания ускользали. Лёшка напрягся, мучительно вспоминая.
   - Я н-н-не помню..., - с трудом вымолвил он. На глаза навернулись слёзы.
   - Говоришь - по-арабски не понимает? - обратился мустафа к человеку в тюрбане. Человек покачал головой. Взгляд Мустафы потяжелел:
   - Он - воин. И скорее всего - посвящённый. Выговором похож на скифа. Посвящённый воин-скиф, не знающий арабского, мог быть только с купцом. Значит, в наших землях кто-то напал на купца. Плохо дело! Купца скифы не простят. А у нас и так - то война, то междоусобица.
   - Всё-то ты о себе думаешь. Мустофа! - человек в тюрбане вскинул на него сердитый взгляд, - А там людям помощь требуется! Нука, давай, расспроси парня, где на них напали, и кто!
   Мустафа обернулся к Лёшке.
   - Твои спутники? Сколько вас было? Кто на вас напал?
   Лёшка мучительно вспоминал, был ли кто-нибудь рядом с ним? Погоня. Потом бой. Воспоминания обрывались.
   - Я не помню.
   - Ты кого-то защищал?
   Странный вопрос для воина - зачем бы он иначе бился?
   - Да. Я защищал... Кого-то...
   - Где этот "кто-то"? Давай, парень! Вспоминай! Твоим спутникам нужна помощь! Мы можем помочь. Кто был рядом с тобой? Справа? Слева? За твоей спиной? Вспоминай, парень!
   Лёшка попытался вспомнить. Погоня. Потом бой. Он гнался за кем-то. Вокруг только чужие лица. Потом резко потемнело в глазах. Потом пустыня.
   - не могу вспомнить. Кажется, я был один.
   От двери отделился человек в белых одеждах. Илёшка только сейчас заметил его присутствие.
   - Это не скиф, - человек подошёл поближе, - Мустофа, ты видишь, у него лицо обгорело на Солнце? Степняк или горец так бы не обгорел. Он из лесных тюрков - из северных.
   - Гот, что-ли? - Мустофа недоумённо посмотрел на него, - Выговор-то у него не готский - почти что скифский.
   - Ну, какой гот, Мустофа? Ты правильно заметил - выговор почти скифский. Вот именно, что - почти. Это - словен, а то и рус.
   Мустофа аж присвистнул:
   - Вот это да! Они уж двадцать лет только через Хазарию торгуют - сами к нам почти и не ездят. Я последний раз руса видел, когда ребёнком был. Русов много было - везде. А потом у них правитель сменился - и всё. И не стало их. Сейчас даже купцы по-русски не говорят. По-скифски, по-хазарски, а в русском надобность отпала.
   - Хорошь разглагольствовать, - человек в белых одеждах присел возле лёшки, - Попробуй вспомнить: вот вы пересекли границу - что ты помнишь? Караван? Обозы? Люди?
   - Со мной был конь, - Лёшка беспокойно огляделся по сторонам, - Где мой конь? Он жив?
   Мыстафа одобрительно усмехнулся:
   - Наш человек! - Первымделом коня вспомнил!
   - А люди? - продолжил человек в белом одеянии, - С тобой были люди?
   - Нет. Кажется. Не помню.
   - Ты пересёк границу, не зная языка. И что - ты был один? С тобой никого не было?
   - Я торопился. Нужно было успеть.
   - Так. Торопился предупредить кого-то? Позват к кому-то на помощь? К кому на помощь?
   - Я гнался за кем-то. За кем-то, кто принёс очень много зла. Я доолжен был его настигнуть.
   - Кровная месть, - человек в белых одеждах удовлетворённо кивнул, - А кто напал на тебя? Разбойники?
   - Это вряд ли, - сказал человек в тюрбане, - Мы нашли его на территории курдов. У них с разбойниками разговор короткий.
   - Фряги?
   При слове "фряги" рука Лёшки судорожно стиснулась и начала шарить в поисках меча.
   - Понятно. Значит - фряги. Это хорошо.
   Илёшка непонимающе уставился на него.
   - ты враг наших врагов, - пояснил человек в белых одеждах, - А мы - арабы.
   - арабы, - Лёшка облегчённо вздохнул. Про арабов он слышал от кого-то. Слышал много хорошего. От кого? Опять возникло ощущение кого-то родного и очень, очень близкого. Кого? Воспоминание ускользало, оставив лишь ощущение, что вокруг свои. Тело тут же восприняло это ощущение, как возможность расслабиться. И лёшка сладко задремал.
   Человек в белых одеждах поднялся.
   - Я пришлю лекаря, - обратился он к хозяину дома и его другу, - Не оставляйте его одного - парень должен выжить. Я ещё зайду.
   И он ушёл. А следом ушёл Мустофа.
  
   Человек в белых одеяниях стоял возле Илёшки. Лекарь возился со снадобьями.
   - Как он?
   - Лучше. Причём намного. Первый раз вижу, чтобы кости срастались с такой быстротой.
   - У русов - раны вообще заживают быстро.
   - Это - слишком быстро. Даже для руса. Вообще для человека.
   - Ну, как - слишком быстро? Люди разные. На ком-то раны заживают очень быстро. Он - рус, к тому же - посвящённый воин. Вспомни спартанцев - на них всё заживает быстрее, чем на собаке.
   Лекарь молча подошёл к Илёшке, взялся двумя пальцами за свежий перелом и с силой надавил на излом. Лёшка даже не дёрнулся.
   - Понял - о чём я говорю?
   Человек в белом ошарашенно смотрел на лёшку.
   - Хотелось бы надеяться, что он не дэв, - добавил лекарь.
   - Ты - зороастриец?
   - Какая разница? Главное - он - точно человек?
   - Он - точно человек.
   - Ты уверен?
   - Да, я уверен.
   - Тебя не зря называют мудрым. Надеюсь, нам не придётся разочароваться.
   - В любом случае - он - враг наших врагов. И я уверен, что он человек.
   В дверь постучали. Хозяин дома - человек в тюрбане - открыл дверь и встал в дверях, загораживая проход. За дверью стояли два человека в длинных одеждах.
   - Тут, поговаривают, у тебя рус гостит? Позволь нам поговорить с ним. Мы знать хотим - ведают ли русы Аллаха?
   - Мой гость не в том состоянии, чтобы разговаривать.
   - Мустафа рассказал, что рус в тяжёлом состоянии. Потому мы и спешили поговорить с ним.
   - Мустафа не умет держать язык за зубами, - процедил хозяин дома.
   - Языки - его специальность, - рассмеялись за дверью, - Равтан, твой гость может умереть, так ничего и не узнав про Аллаха. Подумай сам - добрым ли будет этот твой поступок по отношении к нему?
   - Для меня важнее, чтобы мой гость выжил. Вот поправится - тогда милости просим. Я буду рад вас видеть в своём доме. А пока - не стоит тревожить его.
   - Твой гость может и не выжить. Ты - уважаемый человек, Равтан. Неужели ты не позволишь двум молам войти в твой дом?
   - Для меня - прежде всего - защитить гостя. Двум молам должно быть ведомо, что именно этому нас учит Аллах.
   Человек в белых одеждах подошёл и легонько дотронулся до плеча хозяина дома.
   - Всё в порядке. Ему уже можно говорить.
   Равтан с сомнением посмотрел на него:
   - Тебе виднее - мудрый, - хозяин посторонился, - Будьте гостями в моём доме.
   Гости прошли в дом и присели возле Илёшки.
   - Мы пришли поговорить с тобой.
   Лёшка попытался подняться.
   - Лежи-лежи, - сказал лекарь, аккуратно подсоввая ему под спину ещё одну подушку, чтобы Лёшка мог принять полу-сидячее положение.
   - Со мной не интересно разговаривать, - Лёшка виновато улыбнулся, - Я ничего не помню. Я даже не помню, как меня зовут.
   - Мы - молы, - сказал тот, что по-старше, совсем седой старик с длинной клиновидной бородой, - Скажи нам, добрый человек, ведаешь ли ты Аллаха?
   - О! Благодарствую! - Илёшка просиял, - Я вспомнил ещё кусочек моей жизни. Благодарю вас за это. Я вспомнил! Меня учили слушать Аллаха, - Илёшка наморщил лоб, - Не могу вспомнить кто. Кто-то очень родной и близкий. Самый близкий. Я - воин. Мне всего несколько раз доводилось слышать голос Аллаха. А вы - мо-олы! - Лёшка мечтательно посмотрел на них, - Как же это, наверное, здорово - иметь возможность слышать Аллаха почти каждый день! Учиться у самого Аллаха! Он такой огромный! Такой мудрый!
   - Погоди-ка! - старший мола изумлённо посмотрел на него, - Ты что же, хочешь сказать, что ты говорил с самим Аллахом?!
   - Ну, что ты?! Он же такой огромный! Он больше Солнца! Моя мудрость - песчинка, в сравнении с его мудростью. Мой опыт совсем крошечный в сравнении с его опытом. Я, как будто сделал пол шажка, когда он несколько раз прошёл вокруг всей земли. Я только ступил на путь, который он давно прошёл. Как же я мог говорить с ним?! Что я мог сказать тому, кто настолько мудрее меня?! Конечно же нет! Это он - говорил, а я только слушал. Иногда, я мог услышать лишь оттенки его мысли. Но, даже для этих оттенков не хватает всех слов языка, чтобы суметь передать их. Очень тяжело суметь услышать Аллаха. Многое из того, что для него обычно, я пока даже не могу себе представить! Лишь два раза мне удалось услышать кусочек его мысли целиком. А вы...
   - А почём мне знать, что с тобой говорил не шайтан?! - резко прервал его мола по-моложе. Мужчина лет сорока пяти с узким лицом и близко посаженными глазами, и зло смотрел на Лёшку из-под опущенных бровей.
   Старший мола осуждающе посмотрел на своего спутника Лёшка подобрался:
   - Ты назвал меня лжецом! Ты видишь меня впервые в жизни! Разве ты знаком со мной?! Разве ты видел мои поступки, чтобы называть меня лжецом?! Ты - мола! Так, посмотри меня! Я специально не стану закрываться, чтобы ты мог убедиться наверняка! Смотри, хоть в самую душу! То, что я не помню своего имени, ещё не значит, что моё имя можно порочить!
   - О чём он?! - младший мола удивлённо посмотрел на старшего. Старший изумлённо пожал плечами:
   - Мы не понимаем, о чём ты говоришь?
   - Как?! - поразился Лёшка, - Ну, хорошо... Тогда... Тогда прислушайтесь к Аллаху. Разве Аллах не даст вам ощущение опасности, когда рядом с вами сидит лжец? Прислушайтесь! Вы чувствуете опасность?
   - Я не чувствую опасности, - покачал головой старший.
   - Ну вот, - пояснил Лёшка.
   - По-моему, он просто одержимый! - фыркнул младший.
   - Этот человек никогда не лжёт, - вступил в разговор человек в белых одеждах, - Вообще. Этот человек не станет лгать ни при каких обстоятельствах.
   Младший мола изумлённо обернулся к нему:
   - Ты - мудрый. Я не помню ни одного случая, чтобы ты ошибался. И я не помню ни одного случая, чтобы ты сказал вслух что-то, в чём не до конца уверен. Но, как может быть то, что он говорит?! Как такое вообще возможно?!
   Мудрец улыбнулся:
   - Если человек, который никогда не лжёт, сказал тебе, что он слышал голос Аллаха, значит, Он. Слышал. Голос. Аллаха!
   Старший мола поднял изумлённый взгляд на Лёшку:
   - Вот это да! - поражаясь тому, что произносят его же собственные уста, сказал он, - Пророчество сбывается!
   - Какое пророчество? - недоумённо спросил младший.
   - Ты что - не помнишь?! Пророчество Мухаммеда! Мухаммед приказал записать и передать всем жрецам пророчество: Придёт избранный! Человек с душой араба и лицом северянина! Воин, способный слышать голос Аллаха. Придёт, чтобы защитить нашу землю, объединить наш народ, восстановить и очистить родную веру! Ты посмотри на него! Воин, способный слышать Алаха! Человек с душой араба и лицом северянина! Пророчество сбывается! Избранный здесь! Это же значит!... Арабские народы снова объединятся. Это значит - конец междоусобицам. Это значит - мы снова станем сильные и никто больше не сможет разрушать наши города и убивать наших детей!
   - Этот мальчишка?! - младший мола скептически посмотрел на Лёшку.
   - А по-твоему, он что должен быть ростом с минарет?! Идём скорее! Нужно рассказать людям!
   Хозяин проводил их до двери.
   - Благословенен твой дом, Равтан, - сказал на прощание старший мола, - Только ты мог защищать гостя даже от молы.
   - Да пребудет с вами мудрость Аллаха, - улыбнулся Равтан.
  
   Илёшка быстро шёл на поправку. Он часто вслушиавлся в разговоры хозяина дома и приходивших людей. Ему нравилось звучание арабского языка. Оно вызывало какое-то тёплое ощущение. Ощущение чего-то родного. Ещё бы, ведь его приёмный отец, Саид ибн Ибрагим - Соловей Пуд, вырастивший его, как родного, говорил на этом языке лишь в присутствии Любавы да Лёшки. Говорил только в кругу семьи, без посторонних, чтобы не смущать зря ватажников. И от этого возникало ощущение какого-то таинства, связывающего между собой лишь самых близких. Но всего этого, Илёшка так и не смог вспомнить. Как не смог вспомнить ничего из своей прежней жизни, кроме, разве что, искусства боя и способности погружаться в молу. А потому, звучание арабского языка вместо воспоминаний, вызывало смутное ощущение чего-то родного и очень очень близкого. Но, Лёшку тянуло к этому языку. А потому, меньше чем за неделю, он уже вполне сносно говорил, при чём без акцента. Вернее, наоборот, с самым что ни на есть, арабским акцентом. За эту же неделю, Илёшка начал вставать и постоянно порывался помогать по хозяйству. Хозяин дома щадил его и постоянно следил, чтобы Лёшка себя не перегружал. По этому поводу, у них часто возникали споры. В результате, теперь Лёшка даже спорил, как заправский араб.
   Пришёл человек в белых одеждах.
   - Ты поправляешься, парень. Скоро ты будешь совсем здоров. Куда пойдёшь дальше?
   Лёшка задумался:
   - Куда мне идти? Я не знаю, ни кто я, ни откуда. Я даже не представляю себе, как выглядит моя Родина. Я не знаю, существуют ли мои родные и близкие, живы ли они. А если встречу их - то не смогу узнать. Я умирал в пустыне. Там умерла моя память. Фактически, моя жизнь закончилась там. Теперь я живу не свою, а подаренную мне жизнь. Меня спасли два араба. Эта, моя новая жизнь - принадлежит им. Я - кровник Равтана.
   - Ну, вот и порешили, - улыбнулся Равтан, - Тот мой спутник, с которым мы спасли тебя - мой младший брат. Ты - кровник нашей семьи. Добро пожаловать в семью, парень.
   - А чем ты будешь заниматься, - продолжил человек в белых одеждах, - Что ты умеешь?
   Лёшка виновато пожал плечами:
   - Я ничего не умею. Я - твой кровник, Равтан. Назови путь, который я должен избрать.
   Равтан покачал головой:
   - Так не пойдёт, парень. Ты не убивал моего родича. А потому, твой путь остаётся твоим путём.
   - Я - воин, - отозвался Лёшка.
   - Воинам сейчас тяжело, - вздохнул Равтан, - Страну раздирают междоусобицы. Сейчас ни один воин не может быть уверен в своей правоте. А для воина - это самое страшное - не быть правым. Я тоже воин. Мне пришлось стать охотником, чтобы выполняя приказ, не нарушить Закон и Правду.
   В дверь постучали. Равтан тяжело поднялся:
   - Сейчас ни один правитель не более прав, чем другой. И никто не знает, который из правителей - истинный.
   Равтан открыл дверь, и застыл в немом изумлении. Перед его домом собралась, не то чтобы толпа. Вряд ли можно назвать толпой сборище степенных. Соблюдающих достоинство мол, заполонивших собой три ближайших переулка, а заодно и ближайший пустырь. Молы хранили благопристойное молчание, образовав широкий полукруг перед домом Равтана.
   - Может ли твой гость выйти к нам?
   Равтан обернулся к Лёшке:
   - Ты выйдешь к ним, брат? - он нарочно громко произнёс слово "брат", чтобы все собравшиеся слышали и знали, что, случись сто с Лёшкой - их будет ждать кровная месть от Равтана. А у Равтана о-очень много братьев.
   Лёшка вышел на центр полукруга. Его смущало обилие глаз, устремлённых на него. Люди восприняли его смущение за благородное достоинство и смаи робели. Глядя на него.
   - Нам сказали, ты - избранный? - начал самый старший мола.
   - Один мола назвал меня этим словом. Честно говоря, я не понял, за что он так меня называет. Я не сделал ничего особенного.
   - Зачем ты пришёл в нашу землю? - спросил кто-то.
   - Я пришёл, чтобы защитить, - ответил Лёшка стандартную формулу воина.
   - Он пришёл защитить наш народ! - подхватил кто-то.
   "Ну да!" - подумалось Лёшке, - "А чем же ещё должен заниматься воин?"
   - Верно ли говорят, что ты слышал голос Аллаха?
   "Так вот оно, в чём дело?!" - сообразил Лёшка, - "Они пришли спросить с меня за то, что я, воин, не имея жреческого посвящения, позволил себе погружаться в молу. Да ещё сам, не под руководством опытного волхва. Да ещё слушал не Землю, и даже не Бога, а сразу самого Отца Богов! Ну да, нехорошо получается, а ну как промах бы какой допустил?!" Отпираться не было смысла. Врать Лёшка не хотел. Лёшка поднял поникшую было голову, и посмотрел в глаза своим обвинителям:
   - Да! Я слышал голос Аллаха, - спокойно произнёс он. Реакция людей его ошеломила:
   - Избранный! - воскликнул кто-то. Почтенные молы повалились на колени перед Илёшкой.
   - Да, вы что?! - растерялся Лёшка, - Дедушки! Уважаемые! - Лёшка подскочил к ближайшему моле и попытался поднять его с колен, - Да вы что?! Да, я же простой воин! Ну да, я- воин, который умеет погружаться в молу. Но, мне же всего дважды довелось слышать голос Аллаха! Вы же молы! Любой мола делает это гораздо лучше и чаще!
   Его слова достигли дальних рядов.
   - Избранный! - раздалось там.
   - Избранный здесь! Пророчество сбывается!
   Лёшка растерянно смотрел на них, не понимая, что ему делать.
   Внезапно крики начали стихать. Сквозь толпу пробирался высокий человек в ярко-фиолетовой чалме. Почтенные молы расступались перед ним. Человек вошёл в полукруг и встал рядом с Лёшкой.
   - Так, вот оно - ваше лицо?! - взревел он, - Я - ваш верховный мола! Я вёл вас столько лет! И стоило появиться одному чужеземцу - как вы готовы бросить всё, что мы делали и прибежать к нему?!
   - Джахар! Он - избранный! - воскликнул кто-то.
   - Избранный?! - верховный мола не скрывал едкой иронии, - Я пришёл разоблачить самозванца!
   Верховный мола обернулся к Лёшке:
   - Ты - тот человек, который называет себя - "избранный"?!
   - Меня так называют, - ответил Илёшка.
   - Значит, "тебя так называют"?! - мола окинул Лёшку скептическим взглядом, - И позволь тебя спросить, за что?
   - Я не знаю. Спроси у тех, кто меня так называет, - Лёшка объвёл рукой собравшихся мол. Не ожидавший такого ответа мола, удивлённо воззрился на него. На лицо молы легла ядовитая усмешка.
   - Меня называют Джахар. Я - верховный мола. И, ты знаешь, я уже разоблачил одного такого "избранного"?! Некий Филон. Ты, случаем, с ним не знаком?! - мола насмешливо посмотрел на Лёшку, - Заявил, что он пророк и он избранный! А потому, теперь он будет нашим верховным молой! И, знаешь, кем оказался?! Маг-недоучка, которого вышвырнули из Школы! Так что, "избранный"?! Может быть, теперь ты будешь нашим верховным молой?!
   - Ну, что ты? Я не мола. Я - воин. Я пришёл, чтобы защитить, - спокойно ответил Лёшка.
   Мола опешил от такого ответа, но сдаваться не собирался.
   - Может быть, ты назначишь того, кто будет верховным молой?! - с не меньшим ядом продолжил он.
   - Разве воин должен решать эти вопросы? - серьёзно ответил Лёшка.
   - И кому же ты присягал - воин? - усмехнулся Джахар.
   - Я ещё не принимал присягу. Ты - верховный мола. Назови мне того, кому я должен присягнуть, чтобы защитить эту землю?
   - Мы же говорим тебе, Джахар! Он - Избранный! - сказал седой мола, стоящий впереди.
   - Правители меняются, как перчатки, - подхватил другой, - Султаны и шейхи грызутся друг с другом. Избранный должен присягать самой Земле!
   Джахар обернулся к молам:
   - И чт же в нём такого "избранного"?!
   - Он слышит голос Аллаха!
   - Это правда?! - Джахар посмотрел прямо в глаза Илёшке. Лёшка не опустил взгляда.
   - Не так хорошо и не так часть, как наверняка это можешь делать ты, верховный мола. Мне довелось слышать голос Аллаха только два раза.
   - Почему я должен тебе верить?
   - Ты - верховный мола. Проверь меня.
   Подошёл человек в белых одеждях.
   - И ты здесь, мудрый? - обернулся к нему верховный мола, - Ты тоже считаешь, что он - Избранный?
   - Тебе виднее, Джахар, - улыбнулся мудрец, - Я могу лишь поручиться за его слова. Этот человек никогда не лжёт.
   Джахар долго вглядывался в глаза Илёшки.
   - Легко сказать - проверь, - уже без яда в голосе произнёс он. На губах верховного молы появилась печальная улыбка, - Вот уже два поколения мол не способны слышать голос Аллаха.
   Молы смотрели на Джахара, ожидая его решения. Джахар расправил плечи:
   - Строим круг! - взревел он, - Будешь давать присягу самой Земле! Избранный!
   - я - котов.
   - Положи ладони на землю!
   Лёшка положил ладони на землю.
   - Назови своё имя!
   - Я не могу, - Лёшка поднял глаза на Джахара.
   - Почему?! - возмутился верховный мола.
   - Я не помню своего имени.
   - Как же так?
   - Я вообще ничего не помню.
   - Он - рус, - сказал седой мола, - Человек из Руссколани. Мы можем так его и называть - Руслан.
   - Или Рустам, - улыбнулся мудрец, - В смысле, рус - здесь.
   - Не-ет, - верховный мола улыбнулся, - Эти имена слишком общие. Они говорят о национальности человека, ничего не говоря о нём самом. Все мы, здесь собравшиеся - молы!!! - Джахар повысил голос, - Но, среди нас всех - лишь он один был с Аллахом! - Джахар обарнулся к Лёшке, - Мы будем называть тебя - Саллахаддин!!!
   - Саллахаддин, - повторил Лёшка.
   - Готовьте обряд принятия имени! А следом за ним - обряд присяги!
  
   Слухи о Салладдине достигли ушей молы Ибрагима - последнего истинного молы. Взгляд Ибрагима устремился вглубь и куда-то в даль. В одному ему видимые дали.
   - Благодарю тебя, сын, - прошептали губы молы, - Ты не смог вернуться сам. Но ты воспитал сына. Который защитит наш народ.
   Старец поднялся, и двинулся в путь. Позже, мола Ибрагим, последний истинный мола присоединится к Салладдину.
  
   Соловью Пуду снился сон. Он проснулся. Любава не спала. Она лишь тихонько дремала, обнимая своего любимого.
   - Он живой. Правда? - спросил Соловей.
   - Он живой, любимый, - тихонько отозвалась Любава.
   Поединок
   Печенеги, уже не таясь, встали широким полукольцом перед Новым Киевом. С ними были и Спартано-Булгарские дружины Деметра Посейдонского. И берсерки Соловата Юлаева. Хазары вернулись к себе, а половцы отправились готовить тёплую встречу легионам Базилия, спешащим на выручку к Владимиру. После того, как весь флот легата Базилия сгорел в Александрийском порту, Базилий успел получить от силы, пару десятков новых кораблей. На восстановление флота требовалось время - Октавиан и так выжимал из гальских верфей всё возможное. А пока, легат Базилий-старший имел лишь крошечный флот. И весь этот флот сейчас входил в Чёрное море, чтобы двинуться дальше на север, везя на борту свежие легионы в помощь князю Владимиру. Эти-то корабли и отправилась встречать армия половецкого кагана. Владимир не должен был получить свежие войска, иначе все государства бывшей Руссколани потонут в крови.
  
   Печенеги ждали. Куря и Деметр Посейдонский смотрели на город.
   - Как думаешь, он выйдет? - с лёгкой усмешкой спросил Куря, - Или попробует сбежать, переодевшись простолюдином?
   Деметр покачал головой:
   - Сбежав, он потеряет армию. Фряги окажут ему поддержку, но они вряд ли станут целиком обеспечивать его войсками.
   Начинался второй день из положенных трёх. Подошла армия русов, встав полукольцом под стенами города и отгораживая город от печенегов. Куря ждал. Над воротами города поползли вверх знамёна рода Словена. Вздрогнули, и поползли обратно вниз. Вместо них поползли вверх чёрные знамёна-иконы и личное знамя Владимира. Затрубил рог. Городские ворота поползли в стороны. На высоком белоснежном коне в длинном парчёвом плаще и золочёном чешуйчатом доспехе правителя, восседал князь Владимир. Голову князя покрывал высокий остроконечный шлем. По ободу шлема красовались отчеканенные, нет, не руны Богов - образа святых. Князя сопровождали воеводы и воины личной охраны. Епископов с ними не было - они вышли тайными ходами и заняли свои места заранее. Владимир скинул плащ и передал его кому-то из воевод. Проверил, как ходит меч в ножнах и как лежит в руке. Протянул левую руку - и ему подали щит. На чёрном щите с золочёным ободом, красовалось золочёное изображение архангела Михаила.
   - Пожелай мне удачи, - улыбнулся Куря Деметру Посейдонскому и тронул коня, выезжая на центр поля, отделявшего город от леса. Тронул коня и Владимир. Правители съехались. Вороной Кури хищно щёлкнул зубами, уперев в землю копыто и слегка наклонив вперёд свою непропорционально широкую и массивную голову. Белоснежный жеребец Владимира вытянул вверх свою узкую длинную голову, полыхнул не по-конски светящимися глазами и презрительно фыркнул. Всадники сошли с коней. Кони без всякого приказа сделали два шага назад, поджидая своих хозяев. Куря преклонил колено и коснулся ладонью земли:
   - Я, Куря! Тюрк из ветви Ашинов, из народа Печенегов, из рода Ашин-Бильге! Каган народа Печенегов! Имею Право!
   Владимир преклонил колено. Но не стал лишний раз рисковать, касаясь земли. Вместо этого, он положил ладонь себе на грудь. Владимир смотрел как бы мимо Кури. Он избегал прямого взгляда печенежского кагана. Сейчас ему предстояло назвать себя чужим именем. Настоящий Владимир понимал только военную силу. Сперва всё шло гладко. Владимир убил своего брата. Он начал приносить кровавые жертвы русским Богам, чем подорвал основы старой веры. Не ограничившись этим, Владимир пригласил епископов и начал активное уничтожение старых храмов и крещение городов. Но, в процессе этого, Владимиру удалось понять, что вся система воинских посвящений целиком базируется на древнем знании. А значит, уничтожая древнюю веру, Владимир полностью лишает армию посвящённых воинов, чем подрывает военную мощь своей страны и попадает в полную зависимость к церкви и масонской организации. Пусть поздно, но Владимир сумел это понять. Он начал сворачивать христианизацию и высылать епископов из страны. Обычные проповедники не давали результата. Христианизировать Руссколань мирным путём не представлялось никакой возможности. Руссколань буквально уплывала из рук. Нужно было срочно что-то предпринять. И тогда был найден двойник Владимира. По иронии судьбы, им оказался член старшего епископата, нигде не упоминавшийся третий брат из рода Базилиев. К очередному визиту Владимира в Александрию, операция была подготовлена. Под самым носом у ничего не подозревающей Клеопатры, прямо перед носом у личной стражи князя, Владимира убили и подменили на двойника. В последние годы, князь Владимир выглядел старше своих лет. Что и не удивительно - епископ был на пять лет старше Владимира. Ему удалили несколько родинок, нанесли несколько шрамов, слегка подтянули скулы, придали более юный вид - и лже-Владимир был готов. Жизнь Базилия третьего круто переменилась. Начать с того, что он оказался мужем собственной кузины - строптивой и своенравной двоюродной сестры братьев Базилиев. Кроме жены, Базилий третий "унаследовал" и на редкость стервозную дочь Владимира - Анну, практически открыто называвшую себя Василисой. Она выторговала себе прямо-таки немыслимые поблажки и привелегии, несколько раз, как бы случайно назвав лже-Владимира не "батя", а "дядя". Хитрая и хваткая Анна-Василиса, сразу после пленения у Змея-Велеса, успела удачно выскочить за муж за конунга Речи Посполитой, Густова Вазу. Русоготский конунг, зная об опустошительных набегах Владимира, поспешил обезопасить свою страну, женившись на его дочери. Лже-Владимир вздохнул с облегчением - пусть теперь Ваза с ней мучается. Имя Анны-Василисы ещё долго гремело по всей Европе в самых гнусных и отвратительных интригах.
   Теперь, епископ Базилий третий стоял перед Курей и должен был назвать себя чужим именем - полным родовым именем князя Владимира. Лож всегда отнимает часть сил и энергии. Тем более - такая ложь. Сейчас лже-Владимиру требовались все силы на сам поединок. Князь принял решение:
   - Я, Владимир! Волею Господа, правитель Руси! Имею Право!
   Куря вскинул бровь - подозрение, озвученное Или Муромцем поучило косвенное подтверждение - Владимир не назвал полное имя своего рода!
   Правители вскочили на коней. Бой начался.
   А позади своих солдат - они стояли дружно в ряд. Их было восемь. Их было восемь. Восемь епископов. Восемь высших адептов Яхве. Духовник Владимира начал тихо напевать. Через четверть такта вступил отец Онуфрий. Ещё через четверть такта - отец Марк - ученик отца Феодосия. Через четверть такта - отец Карентин. Ещё через четверть такта - отец Ириней, отец Фома, отец Тертулиан, отец Кир. Восемь белых невидимых лучей ударили в одну точку. Связка синхронизовалась. Адепты перешли на мыслеречь.
   - Подтягивайте эгрегор, - произнёс духовник Владимира.
   - Какие ресурсы мы можем использовать? - уточнил Карентин.
   - Любые - этот бой слишком важен.
   Тонкий язычок проскользнул под Курю, отрезая его от Земли. Узкое щупальце начало ввинчиваться в защиту кагана. Глаза Владимира налились ярким белым свечением. У Кури потемнело в глазах. Куря покачнулся и чуть не упал с коня. "Что такое?!" - каган стиснул волю в кулак, отгоняя чёрную муть. Как раз вовремя - меч Владимира нёсся к его голове. Куря едва успел дёрнуться в сторону. Меч царапнул по щеке и тут же взлетел для нового удара. Взор заволакивала кровавая пелена. Чёрные пятна выскакивали перед глазами, мешая видеть. Меч Владимира неумолимо обрушивался ему на голову. Куря вскинул саблю. Невероятно тяжёлой стала вдруг сабля. Руки не слушались. Руны двух мастеров полыхали на лезвии. Клинок гудел и раскалился - и только это позволяло ему хоть как-то двигаться. Медленно, слишком медленно ползла вверх сабелька. Куря встретил удар Владимира сливом по касательной. Но меч словно бы и не заметил рунную саблю. Куря снова едва успел увернуться от удара. Конь под ним тряс головой и неуверенно пятился. Вдруг, каганский конь споткнулся на ровном месте, и Куря, научившийся ездить верхом раньше, чем ходить, чуть не вылетел из седла. Впрочем, это спасло его от нового удара Владимира.
   Деметр Посейдонский дёрнулся, как от удара хлыстом:
   - Ловушка!! - Деметр окинул вокруг быстрым взглядом и рванулся бежать к небольшой сопке, где, как он чувствовал, был хоть и маленький, но выход Силы.
   Куря вскинул щит, отбивая меч Владимира. Но меч, ударив почти плашмя, всё же разрубил окованный щит надвое. Куря рванул коня, заходя по широкой дуге вокруг Владимира, пытаясь хотя бы немного восстановиться. Всё тело трясло. Руки сделались, словно ватные. Конь Владимира преодолел это расстояние в два прыжка. Слишком быстро. Гораздо быстрее, чем это мог сделать даже берсеркский конь.
   Деметр Посейдонский взбежал на сопку и мгновенно ввёл себя в боевое состояние.
   - Не вижу, - сквозь зубы процедил Деметр. Из его лба ударил невидимый сине-золотой луч, свиваясь наподобии рога единорога. Этот рог ввинчивался в визуальную защиту адептов, проскальзывая мимо отводящих фантомов и отгоняя ложные тени. Деметр увидел восьмерых адептов.
   - Меня вырубает, - с трудом прохрипел отец Онуфрий.
   - Кто?! Рыкнул духовник Владимира.
   - Какой-то жрец.
   - Держи! Связка - усилить его!
   Они не сумели. Ноги отца Онуфрия подкосились и он рухнул на землю.
   - Проклятье, - процедил духовник Владимира, стараясь заткнуть дыру в связке и перегруппировывая её на семерых, - Он даже не прячется! Формируйте удар!
   Деметр не мог тратить силы на защиту. Царь-волхв был уже по следующему епископу. Воздух вокруг него заклубился чёрно-белыми тенями. Из его тела вырывались сине-золотые лучи, вспарывая и разрывая тени. Что-то взорвалось вокруг, словно кто-то со всей дури шибал кувалдой по голове. Потемнело в глазах. Деметр пошатнулся, но устоял.
   Куря пятился, теснимый Владимиром, кое-как отбивая удары и даже не помышляя о контр-атаке.
   Вокруг отца Иринея с бешеной скоростью закрутились синие и золотые точки, образуя правильной формы яйцо. Внезапно, яйцо взорвалось внутрь, схлопнулось в одну точку, которой был сам Ириней. Епископ рухнул на землю. Он хотел подняться, всё ещё не веря, что его, такого сильного, смогли вырубить. Но сил едва хватало, чтобы дышать.
   Куря смог сделать небольшой вдох - теперь он смог хотя бы защищаться. Глаза Владимира полыхали. Его удары суть не выбивали саблю из рук. Но теперь, их стало возможно хотя бы отводить.
   Ещё один вырублен. Натянутый эгрегор чуть не сыграл от внезапного дисбаланса, срикошетив по самим адептам. Епископы отвлеклись, стараясь удержать эгрегор. Столб сине-золотого пламени полыхнул, пережигая луч мертвенно белого свечения, соединявшего с эгрегором отца Карентина. Отец Карентин рухнул на землю. Епископ с удивлением обнаружил, что всё ещё может шевелиться. С трудом, он приподнялся и попытался вновь синхронизоваться с эгрегором и с остальными. Но ничего не действовало. Он не только не видел, но даже не чувствовал энергию. Отцу Карентину сожгло энергетические центры.
   Наконец, Куря смог вдохнуть. Кровавая пелена отступила. Сознание прояснилось. На долю мгновения, каган увидел сопку и стоящего на ней Деметра Посейдонского. Колени Деметра подгибались. Его ноги почти по колено ушли в грунт. Деметр стоял, раскинув в стороны руки. Правую его руку могучими плечами поддерживал сын спартанского царя, берсерк Соловат Юлаев. Левую руку поддерживал гроза степи - печенежский берсерк Яртан. Лицо Деметра было мертвенно бледным. По лбу стекали крупные капли пота. На шее вздулись кроваво красные жилы.
   Эгрегор шатало во все стороны. За спинами русских воинов падали лишённые энергии епископы. Отца Тертулиана снесло срикошетившим эгрегором. Рухнул отец Фома.
   - Проклятье! Я не удержу один! - вскричал духовник Владимира, пытаясь ещё успеть переориентировать эгрегор на себя одного. Духовник потянул, формируя гудящую воронку, слой за слоем, накручивая на себя защитный кокон. Сквозь слои кокона пробурился сине-золотой рог единорога. И взорвался, отрубая последнего епископа. Деметр Посейдонский без сил рухнул на землю.
   Белое сияние исчезло из глаз Владимира. Белоснежный жеребец удивлённо заржал. Его взгляд стал нормальным взглядом коня. Лишь на долю мгновения. Лишь затем, чтобы заметить, как рванулась вперёд массивная голова чёрного как смоль жеребца Кури и тяжёлые челюсти сомкнулись на белой шее, с хрустом разрывая трахеи. Владимир едва успел спрыгнуть с падающего коня, чтобы не быть прижатым к земле. Куря соскочил с коня. Зазвенели клинки. Теперь оставалась только сила кагана против силы князя. Владимир пятился под натиском яростных ударов. Оступился. С трудом удержал равновесие. Куря замахнулся для удара. Владимир вскинул меч, целя в открывшийся на мгновение живот Кури, но не успел. Сталь ударилась о сталь. Сабля отбила меч. Куря чуть довернул саблю и остриё рунного клинка вонзилось возле золочёной нагрудной пластины, вскрывая чешую и вонзаясь в сердце Владимира. Ноги кагана подкосились и он медленно осел рядом с поверженным врагом. В глазах потемнело. Тело, израсходовав весь мыслимый резерв не желало слушаться, когда бой был окончен. Куря в последний раз собрал волю в кулак и заставил себя подняться. На шатающихся ногах он обернулся к русам.
   - Будете биться?! - рёв кагана накрыл всё поле. Русы молча бросили оружие - им не за что было биться.
   Союз пяти народов
   Куря чуть наклонил голову, любуясь надгробием. На могильном камне Владимира красовалась, по приказу Кури выбитая надпись: "Возжелавший чужого - потерял своё".
   - Он хотел забрать не своё - а в результате потерял то единственное, что по-настоящему твоё - свою жизнь. Он не понял простой истины - правитель, это не тот, кто забирает себе - правитель, это тот кто отдаёт самого себя, всего себя, своему народу. Тот, кто не сможет понять этого, не сможет править. Да, мы сами видели, как он правил. Топил в крови свою же страну. Практически - уничтожил свою же армию. Хорошо ещё мы стоим южным заслоном - а то махом по-налетели бы желающие урвать себе земли на дармовщинку. Нынешняя русская армия, без единого посвящённого воина - в бою практически бесполезна - разве что шапками закидывать, - Куря обернулся к Деметру Посейдонскому, - Нужно срочно восстанавливать армию. Я уже разослал вестовых - воины должны принять присягу. Владимирская-то присяга - совсем другой цели служила.
   - ты хочешь, чтобы русские воины присягнули тебе? - спросил Деметр.
   - Мне-то, с чего? - удивился Куря, - У меня свой народ. Мне чужого не надо.
   - Тогда кому? Ты выиграл поединок. Ты освободил Русь от тирании Владимира.
   - Тебе, - усмехнулся Куря, - Ты из рода Лионов - Спартанских царей. А род лионов - младшая ветвь рода Белояров - правителей Руссколани. Кому, как ни тебе быть новым правителем? Да и поединок - по большому счёту ты выиграл. Я - так, саблей махал. Настоящий поединок был там - между тобой и восьмерыми жрецами Чернобога.
   Подошёл Или Муромец:
   - Настала пора и мне присягу принять. А то, ведь я до сих пор - не присягавший, - Или смотрел на них своими большими, по-детски наивными глазами, по переменно переводя взгляд с одного на другого, - Скажите мне - кому из вас я присягнуть олжен? Тебе, каган? Или тебе, Деметр?
   - Не-ет, - Куря улыбнулся, - Для тебя у нас будет особое задание. Идёмте в шатёр. Идём с нами, Или - ты должен это видеть. Ты был у истоков этого. И если бы не ты, кто знает, может быть это никогда бы и не свершилось, - каган посмотрел ему прямо в глаза, - Если бы ты не остановил войну.
   Правители уже собрались.
   Каган Кубрат довольно улыбался. Половецкий каган потирал руки и прихлопывал себя по коленям. Каган Хазарии сидел, о чём-то задумавшись и неторопливо потягивая из пиалы травяной отвар. Соловат смачно крякнул и присел возле деметра.
   Куря испытующе посмотрел на половецкого кагана:
   - Ты чего, довольный такой?
   - Хо-хо! - каган хлопнул себя по коленям, его аж распирало, - Ты только представь, какие чудаки?! Корабли Базилия ухитрились войти прямо в береговую зону. А там деревья - локтей на шесть к самой воде свисают, так они туда и сунулись! Во - лопухи не обстрелянные! Они бы ещё себя синей ленточкой перевязали, с надписью: "Специально в подарок половецкому кагану". Наши лодочки, как по-выскочили! А скорость у нас хорошая. Мы их по прижали, и пока фряги корабли развернуть пытались - наши молодцы-то им на палубы и повзлетали - из восемнадцати большегрузных галер ни одна не успела отойти назад, в море! - каган осанисто провёл ладонью по длинному усу, - Четыре легиона Базилия - и все слегли до последнего воина.
   - Во! - Продай корабли? - оживился каган Хазарии.
   - Не могу! - половецкий каган виновато развёл руками, - Мы их потопили. Чтобы фряги раньше времени не догадались о гибели легионов.
   - Ну вот, - Куря облегчённо вздохнул, - Теперь режим культа Чернобога на Руси окончательно сломлен. А значит пришёл конец междоусобицам и братоубийственным войнам. Настала пора народам Руссколани вновь объединиться. Предлагаю создать союз пяти народов, входивших в Руссколань. Единый союз русов, булгаров, хазаров, половцев и печенегов. Под прежним названием - Руссколань. Хватит уже Руссколани быть раздробленной на куски.
   - давно пора! - улыбнулся каган Булгарии, Кубрат, - А то, дошло до того, что мои воины сражаются с русами - куда это годится?!
   - Ага! - одобрительно крякнул половецкий каган, - А то, я тут попытался объединиться с русами - Владимир мне знаете что сказал?! "Размести у себя легион фрягов и прими крещение", - На хрена он мне нужен с такими условиями?! Я нарочно собрал у себя представительства христиан, мусульман и буддистов.
   - Про мусульман - это ты зря, - отозвался Кубрат, - У них есть настоящие молы.
   - Настоящие молы - по-настоящему молят, -возразил половецкий каган, - А те, которые норовят в свою веру обратить - ничем не лучше христиан. Собрал я их, и говорю: "Каждый из вас утверждает, что его вера истинная, и желает, чтобы я в вашу веру обратился. Да только, и вы, уважаемые христиане и вы, почтенные мусульмане, и вы, досточтимые буддисты утверждаете, что именно вы говорите истину, тогда как все остальные - лжецы. Так, как же мне понять, которые из вас правду говорят? Потому, я так решил, вы между собой этот вопрос решите, и который из вас прав окажется, с тем я дальше разговаривать и буду", - каган хохотнул, - Правда я им пригрозил, что ежели до грязной брани, взаимных оскорблений, а уж, тем паче, до мордобоя дойдут - всем скопом отправлю их в темницу. А на утро, вымажем дёгтем, обваляем в перьях и с позором выдворим из страны. И, что вы думаете? Один - рот открыл, покосился на меня, а не бранных слов и найти не может, так и закрыл рот. Другой открыл рот, а сам на меня смотрит - и оппонента как следует приложить хочется, и дёгтя с перьями - ой как не хочется. Похлопал ртом, как рыба, да так и сел на место. В конце концов, христиане наклюкались винцом до одури, да рухнули своими благородными лицами прямо в блюда с явствами. Мусульмане к стеночке отвернулись, давай между собой общаться - и чхать они на нас хотели. А буддисты в свои лотос уселись, да давай мантры распевать - да громко так, чтобы даже случайно не услышать, о чём там шушукаются мусульмане. И это - жрецы?! Они даже друг с другом договориться не могут! А как же они с Богами общаются?! Что, тоже, чуть слово против - сразу матом да в морду?! На какую истину они могут претендовать? Вот наши волхвы - трёхлетнему ребёнку могут объяснить, как Мир устроен! А эти - что?! Я после этого и Библию прочитал. А, как же? Я же - каган. Мне же нельзя ошибиться. Вот я её хорошенько и прочитал. И по-фряжски, и по-гречески - они, кстати, даже между собой различаются. Я так Владимиру и сказал: "Во всей твоей Библии меньше знаний, чем в одном кусочке нашего родного Тенгри. А то, что здесь написано - сплошной разврат да беззаконие - то, эти ваши "святые пророки" с мамками да с сестрёнками родными спят, то братишек единокровных режут". Владимир аж позеленел: "Да, я тебя с землёй сровняю!" Только не сунулся. С войсками у него напрядёнка. Так, парой приграничных конфликтов отделались. А сейчас - совсем другое дело! Сейчас, мы наконец-то сможем объединиться. Кстати! - встрепенулся каган, - А кто нашим союзом править будет?!
   - Верно, - резко посерьёзнел Кубрат, - Кто?
   - Мы правители, и мы равные, среди нас нет более старшего.
   Пять пар глаз выжидательно устремились на Курю.
   - В Руссколани есть один правящий род - ему и править впредь.
   - Деметр и Соловат относятся лишь к боковой ветви рода Белояров, - задумался каган Кубрат, - Они могут править Русью. Но, на счёт всей Руссколани - не уверен. Если только волхвы признают Деметра саром - он ведь явный будай.
   - Ещё цела главная ветвь рода белояров, - отозвался Куря, - Волхвы признали царицу Тамару Скифскую родной дочерью Буса Белояра. Мы отправим послание в Неаполь, в котором сообщим, что мы, пято правителей, признаём царицу Тамару. И каждый каган принимает титул "шад", под единым правлением Тамары Руссколанской.
   - Царицу нельзя забирать из Скифии - она слишком нужна там.
   - А, и не нужно. После разрушения Старого Киева - Священного Кияра, Старый Новгород - Неаполь Скифский имеет больше оснований называться столицей всей Руссколани, чем Новый Киев, осквернённый чернобожниками.
   Правители умолкли. Поглядывали друг на друга. Неторопливо потягивали из пиал бодрящий травяной отвар. Легонько кивали - не то друг другу, не то, собственным мыслям.
   - Что это? - спросил половецкий каган, указывая на чашку, - Интересный вкус.
   - Сааган дайля, - отозвался каган Хазарии, - Растение Бодрости Духа - привезена с самого Байкала, от самих Ирбисов.
   - Что у них слышно?
   - Это из старых запасов. В последнее время - ничего не слышно. Сар Тимучин готовил поход на Китай. Китайцы отравили несколько человек из рода Ашинов.
   - Почему мне ничего не сказал?! - возмутился Куря, - Я сам из рода Ашинов.
   - Я тоже, - крякнув добавил каган половецкий.
   - И я, - добавил Кубрат.
   - Я, если вы помните, сам из рода Ашинов, - терпеливо возразил каган Хазарии, - Кара-Чурин поехал разбираться. Но попал в засаду.
   - Кара-Чурин погиб?! И ты молчишь?!
   - Ничего толком не известно - в Головном Каганате военное положение. А в последние несколько лет вообще никаких известий.
   Правители упорно избегали говорить о главном. Они меняли темы разговора. Обсуждали то одно, то другое, наконец замолчали. Повисла выжидательная тишина. Каган Кубрат посмотрел в глаза половецкомк кагану - тот легонько кивнул. Каган Кубрат посмотрел в глаза кагану Хазарии - тот вздохнул и тоже кивнул. Деметр Посейдонский и Соловат Юлаев одобрительно улыбались.
   - Я полагаю, - возвращаясь к прерванному разговору, выразил общее мнение Кубрат, - Это оптимальное решение. Мы отправим послание к царице Тамаре.
   Куря никак не отреагировал - словно для него это было давно принятое решение:
   - У нас есть ещё один вопрос. Мы со своими проблемами, о нём забыли. А о таких вещах нельзя забывать - от нас ждут помощи, - куря обвёл глазами собравшихся, заставляя правителей, только что принявших одно Мировое решение, сразу же взяться за второе, - Союз Руссколани с Александром Великим никто не отменял. И то, что Александр давно погиб - ничего не меняет. Птолемей - прямой потомок близкого друга Александра. Да и сами Птолемеи - наши давние союзники. Фараон Птолемей просит у нас помощи. Надеюсь, он ещё жив. Неизвестно, сколько времени провёл посол Юлудай в темнице, прежде чем погиб.
   Кубрат удручённо покачал головой:
   - Юлудай был близким другом моего отца.
   - Надеюсь, легат Помпей ещё держится. Мы должны выступить им на помощь.
   - В крайнем случае, с Помпеем род Мемелюков. Они - тюрки. Мы сможем объявить кровную месть за родичей, - рассчётливо заметил половецкий каган.
   - Ничего не выйдет, - отозвался Кубрат, - Ромулы тоже тюрки. И такие же родичи нам.
   - Фряги - они конечно ромулы, но вроде как, и не совсем? - осторожно заметил половецкий каган.
   - Люди Владимира, точно также "конечно русы, но вроде как и не совсем", - парировал Кубрат.
   - Да уж! - фыркнул Куря, - А я с этим "не совсем" чуть не влез в кровную вражду с русами. Хорошо - Или остановил, - Куря бросил благодарный взгляд на Или, - Вот поэтому, мы должны успеть, пока фараон Птолемей ещё жив. Никакой кровной вражды, если мы "не совсем" уверены, что против нас не окажутся наши кровные родичи, "случайно" превращаясь в наших кровных врагов. Кубрат, ты не в курсе, Владимир не уничтожил верфи?
   - А там ватажники стоят, - хохотнул Кубрат, - Может и пытался, да только лес - тайга, медведь - прокурор, люди вокруг от чего-то пропадают. Говорят, целая дружина Владимирская в тот лес вошла, да как-то случайно исчезла. Верховодит ватажниками некий Добрыня. Такой добрый, что вон, Соловату улыбнётся - и то напугает. В общем - целы кораблики.
   - Вот и отлично, - улыбнулся Куря, - На кораблях русского образца можно подойти к самому порту и войти в порт незамеченными, не опасаясь "весёлой встречи" с береговой артиллерией Базилия.
   - Как так?! - поразился половецкий каган.
   - Ну, корабли-неваляшки.
   - Что?! Те - самые?!! Я думал - это байка!
   - Ко-о-не-ечно!!! - рассмеялся Куря.
   - Опять, война?! - тоскливо вздохнул каган Хазарии, - А торговать когда?!!
   - Чтобы торговля нормально шла, нужно сперва нормальный мир восстановить. А не шаткое перемирие, готовое в любой момент обернуться новой бойней.
   - Базилий предложил мне хорошую цену на китайский шёлк, - тоскливо сообщил хазарский каган.
   - Да ладно тебе! - возмутился половецкий каган, - Птолемей заплатит не меньше. За китайские линзы и зеркала, за индийские пряности, за индийские лекарства опять же - у него наверняка с таким количеством войн все лечебницы переполнены. За персидскую парчу и эмали.
   - Вот именно что, Персидскую, - возразил каган Хазарии, - Персы к Базилию купцов не пропускают. В результате, все караваны идут севернее - через нас. У меня вся столица просто забита караванами. А к Птолемею, персы купцов пропустят. Половина торгового потока уйдёт южным путём - через Персию. Там дорога дня на четыре короче.
   - Ты чего жадничаешь?! - урезонивал коллегу-кагана Кубрат, - Жил без двойной прибыли - не обеднел! По-богаче меня будешь! Персам тоже на что-то жить надо!
   - А ты думаешь - Базилий вечно с тобой торговать будет? - вступил Куря, - Хорошо, если лет десять поторгует. А потом, сил поднаберётся, да нападёт на тебя - чтобы деньгами не делиться.
   - Так, вы же меня в обиду не дадите.
   Куря вытаращил глаза от возмущения:
   - Значит, как сражаться - так мы?! А, как деньги - так ты?! Ну, от Базилия защитим - куда мы денемся? А от персов мы тебя защищать не станем. Они - в своём праве. Ты поддерживаешь их врага.
   - Ну, что вы за люди? - тяжело вздохнул хазарский каган, - Уж и десятка лет руки погреть не дадут?
   - Во - жмот!!! - от души возмутился половецкий каган, - Птолемей - наш союзник!!!
   - Да ладно, что теперь? - угомонился хазарский каган, - Не ссориться же с друзьями из-за жёлтой железки.
   - Ну, ты даёшь?!! - не мог успокоиться половецкий каган, - Слушай, брат-каган! Ты, случайно, ягам не родственник?!
   - Ты знаешь - чей я родственник, - огрызнулся хазарин.
   - давай, Деметр, - подытожил Куря, - Ты у нас самый грамотный. Чаще нас с южными народами общался. Вот ты - послание и составляй.
   - Значит, уже не я - самый грамотный? - насупился хазарский каган.
   - Ты у нас - самый жмотистый! - хохотнул половецкий каган, - Ты и в послание что-нибудь жмотистое вставишь!
   - Язык - почти один, - продолжил Куря, - А вот образ мыслей южан слегка отличается. Ты сумеешь составить послание так, чтобы каждое слово было понято в точности также, как он было сказано.
   - А, о чём писать? - уточнил Деметр Посейдонский.
   - О том, что народы Руссколани вновь объединились. О том, что союз пяти народов признаёт царицу руссколанскую. О том, что союз пяти народов выступает войной на фрягов, чтобы освободить Александрию Великую и восстаовить законное правительство Египта.
   - А кто повезёт послание? - встрепенулся Соловат.
   Куря обернулся к или:
   - а вот это и есть - наше особое задание, - улыбнулся Куря, - Вот потому ни я, ни деметр, не принимали твою присягу. Не нам ты будешь её давать. Отправишься в Старый Новгород. Найдёшь царицу. Ты - защитник всей Руссколани. Тебе присягать не одному из народов - тебе присягать всей руссколани. Ты будешь давать присягу самой Тамаре Руссколанской. В её войске и останешься. С тобой отправится мой второй сын и его друг. Оба - сейчас витязи. Один, судя по всему станет илуваром, второй - берсерком.
   - От меня - пойдёт мой сын, - проговорил Кубрат, - И воевода Курган-батыр.
   - А я чем хуже?! - буркнул половецкий каган, - Мой сын пойдёт! А с ним - берсерк Ихор.
   - Пойдёт мой сын и мой брат, - отчеканил каган Хазарии.
   Правители удивлённо воззрились на него.
   - Я кочевряжился, пока решение не было принято, - пояснил каган, - А сейчас - после драки кулаками не машут. Приняли решение - значит надо делать всё как следует, - твёрдо сказал каган Хазарии.
   - Чё, Дёмка?! Сынишкой-то не успел разжиться? - хохотнул Соловат, - Так что - мой пойдёт?
   - А ты когда успел?! - встрепенулся деметр.
   - Я - не ты, времени даром не терял!
   - Ну ты - жук! Почему я его ни разу не видел?!
   - Так он в роду у возлюбленной моей остался.
   - А я-то, почему ничего не знал?! Племянника в глаза не видел?!
   - Ты же у нас - ва-ажный! Всё государственными делами занят! - отмазывался Соловат.
   - Какими делами?! Ты чего мне голову морочишь?! Погоди-ка! - Деметр подозрительно посмотрел на Соловата, - А сколь лет парнишке?!
   - Обряд выбора пути прошёл... На днях, - нехотя добавил Соловат.
   Деметр укоризненно покачал головой.
   - Обряд прошёл - всё - воин! А мы что, по-твоему, старше были?! Когда покидали Спарту?! - вспылил Соловат.
   - Я был старше, - угрюмо проговорил Деметр.
   - А я - нет! Воскликнул Соловат, - И чувствую себя ничуть не хуже, чем ты!
   Братья посмотрели глаза-в-глаза друг другу.
   - Моя кровь - выдюжет, - улыбнулся Соловат. Берсерк посмотрел на Курю, - А второго отыщем, когда русичи будут Дёмычу присягу давать.
   - раньше бы надо, - Куря покачал головой, - Ильке по-хорошему, завтра-послезавтра уже выдвигаться.
   - У меня в дружине есть воин, - проговорил Деметр Посейдонский, - Сын илувара Ярополка. Волхвы спасли - когда Владимир Рязань взял. Вот он и пойдёт.
   - а стоит ли? - засомневался Куря, - Он, получается последний из рода Словена, а там всё-таки, граница.
   - думаешь, здесь безопаснее? - покачал головой Деметр, - Ярополк даже там, в Мире Прави, сможет гордиться сыном. Сам Ярополк погиб в дурацкой междоусобной войне. А сын? Сын будет защищать Родину.
   Присяга
   - Держать строй!!! - ревел и возмущался Соловей пуд, - Держать строй, кому говорю! Чай не тати разбойные! Вы - личная гвардия илувара Бальтазара!
   Изо всех сил стараясь удерживать колонну по шестеро в ряд, тщательно вышагивая и постоянно сбиваясь с шага, неся на подобие мечей на изготовку, узловатые разбойничьи дубинки, маршировали ватажники.
   С другой стороны обширной поляны, вытащив левую ногу из стремени и положив её поперёк седла, водрузив поверх здоровенную дубину и подперев рукой подбородок, лениво покачиваясь в седле с глумливо-довольной ухмылкой ехал Добрыня. Позади него, водрузив поперёк широких плеч шипастые дубины, на манер строевого марша горланя похабную песенку, ехал конный строй ватажников.
   Соловей не веря своим глазам, уставился на Добрыню:
   - Лёшка?! Не может быть?!
   - И ты-ы туда же?! - возмущённо протянул Добрыня, - Добрыней меня зовут! Один тут тоже всё орал - "Лёшка! Лёшка!" И, хоть бы кто-нибудь познакомил меня с этим Лёшкой! Говорят: "Брат у тебя есть!" Душу поразтравят - а потом исчезнут не пойми куда! Я, между прочим, тоже хотел бы узнать поближе своего брата!
   - Так ты что же - Ильку видел?!
   - Такого - захочешь - не проглядишь! - возмущённо рыкнул Добрыня, - Дурнее дурных дураков!
   - Ты это брось!!! - возмутился Соловей, - Илька - славный парень!
   - И что же мешает славному парню быть дураком, каких свет не видывал? - ехидно поинтересовался Добрыня, - Я его отговаривать замучался, чтобы он голову в петлю не совал! Он же сам к Владимиру в лапы сунулся: "Князь-батюшка, там от твоего имени людей убивают", - едко передразнил Добрыня, - Вот, ищи его теперь, дубину!
   Соловей тяжело вздохнул и покачал головой.
   - Надо в Киев заехать, - слегка прищурившись продолжил добрыня, - Да в темницах-то Владимирских пошукать. Авось, найдётся наш "славный парень" где-нибудь, в подвальчике. Такой не мог просто так сгинуть. Мне его ещё о стольком порасспросить надо. Что за братья у меня такие? И откуда я вообще такой взялся? Думаешь, приятно - не знать, кто ты по крови?
   Соловей Пуд смотрел перед собой. Волосы старого воеводы стали совсем седые. А сегодня они поседели ещё.
   - Найдётся Илька, - грустно, но с уверенностью проговорил Соловей, - И Лёшка найдётся.
   Навстречу им ехал высоченного роста, худощавый, но очень широкоплечий мужчина. На нём была золочёная броня правителя с ощеренной головой льва на нагрудной пластине. Плечи накрывал длинный пурпурный плащ с ярко-фиолетовыми искорками, означающими, как знал Соловей Пуд, но не знал выросший в смутное время Добрыня - жреца Посейдона. Большую часть плаща закрывали длинные, спадавшие ниже брюха коня, волосы.
   - ну вот и всё, - проговорил Соловей, - Вот и закончилось иго чернобожников, - Соловей поднял голову, - Посмотри, небо какое ясное, даже Солнышко светит ярче обычного, - Соловей с шумом втянул ноздрями воздух и зажмурился от удовольствия, - Вот так, Добрыня! - рассмечлся он, - Вот так пахнет свободная Родина!
   Добрыня с недоумением посмотрел на него:
   - А ты не торопишься?! Кто его ещё знает, что там за новый правитель?! А то, не пришлось бы нам сызнова в лес тикать? Я своим молодцам приказал, чтобы ушки на макушке держали. Будем посмотреть! - смачно крякнул Добрыня, - Покуда я сам глаза правителя нового не увижу - хрен ему, а не кораблики!
   - Так ты кораблики сберёг?!! - подскочил в седле Соловей Пуд.
   - Ото-ж?! - довольно осклабился Добрыня, - Я что же, по-твоему, в лесу от безделья маялся?! Медок да квасок потягивал?! Це-елы! Все до единого целы, корабли-неваляшки. Сколько раз Владимир их заполучить пытался! А - опачки! Сколько людей посылал - да только чавой-то, пропадают люди. Раз, огроменную дружину послал - а она пропала куда-то. Сколько людей расспрашивали - а никто ни слухом, ни духом - знать ничего не знают - никого не видели! Исчезла дружина! - Добрыня громко расхохотался, - И покуда нормальный правитель не появится - не видать ему корабликов, как своих ушей!
   - Э-эх! - протянул Соловей, - Мечта у меня есть! Да она, в наше время почитай у всех одна и та же! Настанет день - и вновь на Руси истинный сар появится. Вот бы и мне до того денька дожить! Когда не просто правителю - истинному сару присягать будем!
   - И чем это, я вам не сар? - широко улыбнулся поравнявшийся с ними Деметр Посейдонский.
   - Так, ты сар?! - встрепенулся Соловей.
   - Сар Деметр Посейдонский. Тюрк из ветви Ариев из народа русов, из ветви Спартанцев, из рода Лионов. Посвящение, - деметр улыбнулся - буквально вчера он получил новое посвящение, - каган!
   - Так ты, что же, и волхв, и воин? - спросил Соловей.
   - Выходит, что так, - кивнул Деметр.
   - Погоди ка! Лионы - это же правящий род Спарты? Так ты - сын спартанского царя?! Хотя, нет - каган. Ты - спартанский царь? Отчего же ты не в Спарте?
   Деметр резко посерьёзнел:
   - Погибла Спарта. От всей Спарты осталось меньше двухсот спартанских детей. Теперь - мы уже не дети. Мой род - ближайший к роду Белояров.
   - Выходит - теперь ты нами править будешь?
   - Выходит, что я, - невозмутимо кивнул головой Деметр.
   - Слышь, мужик? А ты точно - сар? - хмыкнул отвыкший от хорошего Добрыня.
   - Точно! - рассмеялся Деметр, - Два дня назад собрались волхвы из пяти стран - это нужно было сделать до того, как вы будете давать присягу. Собрались старшие волхвы со всей Руси, от булгар, хазар, половцев и печенегов. Волхвы пяти народов единодушно признали во мне сара. Вчера я получил новое посвящение - каган.
   Добрыня во все глаза пялился на Деметра.
   - Смотри лучше, Добрыня. Смотри основательно - тебе нельзя ошибиться, - серьёзно сказал деметр.
   - Чего, смотреть-то? - опешил Добрыня.
   - Смотри хорошенько, Добрыня, - предупредил Деметр, - Достоин ли я того, чтобы доверить мне русские корабли?
   - А ты по чём знаешь, что они у меня?! - поразился Добрыня.
   - Профессия у меня такая, - пожал плечами Деметр Посейдонский, - Правитель.
   Добрыня долго тщательно вглядывался в глаза Деметра. Мало кто мог выдержать взгляд Добрыни - но перед ним стоял Деметр Посейдонский, который в семнадцать лет пересмотрел вожака волчьей стаи.
   - Ну вот, и надо мной нашёлся тот, чьё слово правильнее моего, - вздохнул наконец Добрыня, - Я дам тебе присягу, сар Деметр. Ты получишь русские корабли.
   - Я тоже надеюсь, что ты не ошибся, - Деметр Посейдонский расцвёл открытой честной улыбкой.
   - Эх!!! - воскликнул Соловей пуд, - Жаль Илька не видит! Истинному сару присягать едем!
   - Или? - встрепенулся Деметр, - Берсерк, Или Муромец?
   - Такой... На меня похож! - пробормотал Добрыня.
   - Он! - рассмеялся Деметр, - Живой - не волнуйтесь! Илька-то ваш теперь - герой! Он войну русов с печенегами остановил!
   - Вот это да! - обрадовался Соловей, - Я же говорил! Илька - он молодец!
   - Повезло, поди? - пряча счастливую улыбку, пробасил Добрыня, - Дуракам, им всегда везёт.
   - Я тебе! - Соловей погрозил кулаком Добрыне.
   - А чаво? - хмыкнул Добрыня, - Есть же сказочка про илувара-дурака? Так, самое время переделать её на берсерка-дурака! Сюжетец-то, подходящий!
   - Так, где же он?! - понимая, что Добрыню не переспоришь, Соловей обратился к Деметру, - Повидать бы его!
   - Так вот - вы с Илькой совсем чуток разминулись, - Деметр Посейдонский с лёгкой печалью посмотрел на них, - Или пять дней назад отправился в Скифию. К царице Тамаре. Мы, правители пяти стран, признали царицу Тамару. Народы Руссколани вновь объединились. Каждый из нас, пятерых правителей, признал её царицею над собой. Теперь, Тамара Руссколанская - единая правительница всей руссколани. С этим-то известием и отправился Или в Старый Новгород - Неаполь Скифский.
   - Ну, что ты будешь делать, а?! - Добрыня в сердцах шибанул себя кулаком по колену, - Ну, вот что такое невезёт, и как с ним бороться?! Вот, где я теперь его искать буду?! Только вроде, нашли - и на тебе!!!
   - А ты, поди брат его, раз так похож? - слегка прищурился Деметр, - Тоже из сыновей Бальтазара?
   - Нука-нука?!! С этого момента, по-подробнее?!! - встрепенулся Добрыня.
   Или отправляется
   Деметр Посейдонский поставил последнюю руну и передал пергамент Куре. Куря т тщательно вчитывался в древние руны старо-тюркского праязыка. Языка, времён древнего Каганата. Языка, который мог понять любой тюрк, от Галлии до Сибири. Именно на этом языке следовало составлять документы такой важности. Куря одобрительно кивнул и улыбнулся.
   - Всё точно, - Куря передал пергамент правителям. Каждый правитель тщательно вчитывался в каждое слово, соотнося его с тем, что именно он хотел сказать царице. Одобрительно кивал, ставил свою подпись и передавал документ следующему. Наконец, документ вернулся к Куре. Куря пробежал пальцами по краям пергамента. Пергамент слегка гудел от наполнявшей его силы. Без этих подписей - это был всего лишь листок бумаги - с ними - он становился судьбами народов. В этот миг, Куря на мгновение увидел будущее. Каган вдруг ясно осознал, что этот документ станет последним в его жизни. Он физически ощутил боль от пронзающих его тело мечей. В это мгновение, перед его глазами пронеслись лица. Тысячи лиц - знакомые и не знакомые. Лица людей его народа. И каждый из этих людей верил в него - своего кагана. Вновь нахлынули картины грядущей смерти. Но, даже видя свою смерть, прекрасно осознавая, что погибнет, Куря ни на мгновение не усомнился в том, что возможность вновь увидеть народы Руссколани едиными - стоила его жизни. И на лист пергамента легла тонкая витиеватая подпись:
   "Каган печенежский - Куря".
   Куря аккуратно свернул пергамент, обернул его промасленной кожей и запаковал в плотный берестяной тубус. Куря протянул тубус Или. Или бережно, двумя руками, принял документ из рук кагана, повесил ремешок на шею и спрятал тубус под рубаху, прижав поверх рубахи ладонью к сердцу. Сверху легла твёрдая ладонь Кури:
   - Сбереги и сохрани! Мы вряд ли уже увидимся. В любом случае. Ты - мой друг, - Куря улыбнулся, - Отдельно, благодарю тебя, что не позволил мне стать кровным врагом моим же кровным братьям. Да хранят тебя родные Боги! Удачи тебе!
   Подошёл Деметр Посейдонский.
   - Если что, зови на помощь, Или, - улыбнулся Деметр, - Мы с тобой, в какой-то степени родичи, сын Бальтазара! Удачи тебе.
   Соловат Юлаев взглянул в глаза Или.
   - Вот смотрю на тебя - и понять не могу: то ли на тебя смотрю, толи в зеркало гляжусь - на того себя, каким я ещё только стать мечтаю?! - Соловат хохотнул и ткнул Или кулаком в грудь, - Ты давай, не теряйся, братишка мой, сорока пяти-юродный! Надеюсь, ешё увидимся!
   Подошёл половецкий каган:
   - Я не успел с тобой толком познакомиться, парень. Но, ежели в наших краях окажешься - скажи, что меня знаешь, - каган подмигнул и хлопнул Или ладонями по плечам, - Усёк?!
   - Ты всегда желанный гость в моей стране, - официальным тоном произнёс подошедший каган Хазарии.
   Кубрат улыбнулся:
   - Вряд ли ты окажешься в моей стране, - каган Булгарии рассмеялся, - Хотя, кто знает? Я вот, к примеру, никак не ожидал принимать в своём тереме сыновей спартанского царя! Так что, ещё не известно, как оно обернётся? В любом случае, я буду рад видеть тебя в своём тереме. В Булгарии тебе окажут любую помощь и поддержку. Отдельно благодарю за Юлудая. За то, что смерть нашего посла и друга моего отца не стала бессмысленной. То. Что ты доделал за него - позволит ему нормально родиться. Я - твой должник. Да хранят тебя родные Боги, Или Муромец.
   - Доброй тебе дороги. Или, - в завершение напутствовал куря.
   Или на прощание помахал рукой правителям, развернулся - и... побежал. За ним. Подгоняя коней, чтобы не отстать, неслись пять принцев, один дядя принца, один принц крови - последний из рода Словена, витязь, воевода и берсерк.
   Или бежал. Впереди их ждал Дербентский Перевал.
   Салладдин
   - Саллахаддин! Саллахаддин! - Джафар, брат Равтана, на полном скаку осадил коня перед правителем, - На нас движется армия! Султан Сайфуддин идёт на нас!
   - Какова армия Сайфуддина? - невозмутимо спросил Саладин.
   - Меньше нашей! Но потери будут огромны!
   - Не вступать в бой! Любыми средствами избегать столкновений! Я хочу говорить с султаном!
  
   Ты хотел говорить со мной? - султан Сайфуддин чуть наклонил голову и прищурился. На его лице мелькнула самодовольная улыбка.
   - я подумал, почему бы тебе не присоединиться ко мне? - невозмутимо спросил Саладин.
   - Я - султан! И не потерплю никакой власти надо мной!
   - Посмотри на свою армию и посмотри на мою армию. Тебе не справиться со мной.
   - Угрожаешь мне, Саладин?! - вспылил султан, - Ты не пойдешь против меня! Твои собственные потери слишком велики!
   - Я - нет. А фряги - да. У тебя богатая страна, Сайфкддин! Фрягам понравится забрать её себе. Ты не сможешь выстоять против меня - как ты выстоишь против них?
   - Мы быдем сражаться до последнего! И сумеем отстоять свою независимость!
   - Вы - погибнете, - констатировал Саладин.
   - даже если погибнем все! Мы не сдадимся!
   Саладин прищурился:
   - А ты - точно султан?
   - Ты что же - усомнился в моих словах, Саладин?!!
   - Ну. Что ты? - спокойным тоном возразил Саладин, - Я не сомневаюсь в словах человека. По крайней мере до тех пор, пока он хотя бы раз не солгал мне. Ты - Сайфуддин. Ты - усомнился в том, что ты - султан. А не я.
   - не мороч мне голову, Избранный! Что ты хотел этим сказать?!
   - Султан для народа, или народ для султана? За жалкие пару лет абсолютной власти. Ты готов заплатить жизнями твоего народа? Сайфуддин, этим поступком ты усомнился в том, что ты - истинный султан.
   Полководцы Сайфуддина нехорошо поглядывали на своего султана.
   - Я - истинный султан! - вскричал Сайфуддин.
   - Тогда, почему же собственные желания оказались для тебя важнее жизни твоего народа? Ты - подумай, хочешь ли ты оставаться султаном своей страны. Под единым моим коммандованием, или править единолично ещё пару лет - и обречь свою страну на гибель от рук фрягов?
   Сайфуддин прищурился:
   - А почему бы мне не возглавить объединённую армию?
   Тут уже возмутились стоявшие возле Саладина султаны, примкнувшие к нему ранее:
   - Мы такие же султаны, как и ты, Сайфуддин! С какой стати, ты будешь отдавать нам приказы?
   - А с какой стати, вы слушаете его?
   - Он - Избранный! - отвечали султаны.
   - Ты не знаешь, как нам защитить нашу землю, а я знаю. Ты султан - тебе и решать, - равнодушно произнёс Саладин, - Хочешь гибнуть - гибни. В таком случае, я пожалуй пойду.
   Саладин развернулся и пошёл прочь, по направлению к своей армии. К Сайфуддину подошёл визирь:
   - мой султан? Как ты сможешь оставаться султаном, если твоя страна погибнет? Кем ты будешь править?
   - Подожди! - проговорил султан. Саладин обернулся.
   - Я признаю тебя, Избранный. Все слышали?! Я признаю Саллахаддина над собой!!! - взревел Сайфуддин.
   Армия Саладина увеличилась почти вдвое.
   Тит Пуло
   - Совсем гайки по-затянули, - сквозь зубы процедил тит Пуло, - Совершенно невозможно действовать.
   Пуло аккуратно скрутил пергамент с официальной депешей. Он ухитрился подсунуть её в кипе рутинных распоряжений на подпись Октавиану. Теперь, на депеше красовалась вычурная подпись цезаря. Подпись на приказе... да, знал бы Октавиан, на каком приказе стояла его подпись?! Пуло сунул в карман ещё один свёрток и несколько мешочков с деньгами. Последний рассеянный свет отгоревшего заката играл на поседевших висках пожилого офицера Имперской Безопасности. Пуло погрузнел, но под слоем жира всё ещё скрывались стальные, в любой момент готовые к битве, мышцы. За окном быстро темнело. "Пора", - подумал Пуло, - "А то, Старичок совсем состарится", Пуло быстрым шагом спустился вниз и вышел на улицу. Первый день новолуния. На улице не видно ни зги. Лучшее время для того, что затеял Пуло. Пуло свернул в боковую улицу, потом в ещё одну, наконец вошёл у узкий переулок и привалился к стене. В просвете между домами мелькнула низенькая неказистая тень горбуна.
   - Эй, начальник! Кого-то потерял?! - раздался посвистывающий сквозь выбитые передние зубы голос. Из темноты появилась бандитского вида физиономия с гнусной кривой ухмылкой на лице, косящая пожелтевшим левым глазом.
   Пуло молча швырнул горбуну мешочек с деньгами. По-крысиному ухватив мешочек, бандит быстро сунул его за пазуху.
   - что нужно сделать. Начальник?
   Пуло вынул из кармана свёрток.
   - Какие условия? - осклабился горбун.
   - Мои условия когда-нибудь сильно отличались, а - свист? - хмыкнул Пуло, - Доставишь пакет в Британию - получишь от Арториоса килограмм золота. Не доставишь - получишь от меня арбалетный болт промеж лопаток.
   - Ой, совсем в расход вводишь, начальник! Такая нищенская оплата - ай-ай-ай-ай-ай! - гнусно ухмыляясь и покачивая головой запричитал горбун.
   - Могу повысить вдвое, - согласился Пуло. Горбун заулыбался, - Два арбалетных болта промеж лопаток. А - Свист? - Пуло расцвёл хищной клыкастой улыбкой.
   - Только ради тебя, начальник, - горбун покачал головой, - Бесплатно работать заставляешь! Только ради тебя - я пожалуй соглашусь на первую плату.
   Горбун сцапал свёрток и скрылся в подворотне.
   Пуло быстрым шагом двинулся дальше. Он петлял узкими переулками, продвигаясь всё дальше, в сторону городских трущёб. Наконец, остановился перед низенькой металлической дверью с узким зарешёченным окошком. Постучал.
   - Чаво надо? Нету тут никого! - раздался из-за двери сиплый старческий голос. Пуло постучал снова. Скрипнула дверца окошка. В окошке появилась сморщенная старческая физиономия.
   - Чаво тебе?
   - Тётя Груша - дома? - хмыкнул пуло.
   - А тебе зачем?
   - Скажи: "Бычок в гости заглянул", - Пуло щёлкнул старикашку по носу, - Усёк?
   Дверца захлопнулась.
   - Ходят тут всякие! - раздался сиплый старческий голос. За дверью раздались неторопливые шаркающие шаги. Всё стихло. Пуло прислонился спиной к стене. В таком районе подставлять спину не стоило. Раздались тяжёлые торопливые шаги, а за ними семенящие шаркающие. Скрипнул засов. В дверях, перегораживая их целиком массивными телесами, стояла дородная баба, фигурой напоминавшая грушу.
   - Здравствуй, тётя Груша, - хмыкнул пуло. Раздался смачный подзатыльник и удар хлипкого тела о стену:
   - Ты чего, старый - сразу открыть не мог?! Держишь гостя за порогом! - рявкнула баба.
   - да, откуда я знал? - раздался сиплый старческий голос.
   - извини, бычок, - пробасила баба, развернулась и тяжёлым шагом двинулась вниз по ступеням. Пуло шагнул за ней.
   - Тётя груша? Мелкий - дома? - поинтересовался пуло.
   - У себя, - не оборачиваясь хмыкнула баба.
   Лестница выходила в обширный подвал, заставленный столами, за которыми сидели бандитского вида типы всех сортов и мастей.
   - Косой! - рыкнула хозяйка притона, - куда ко второму кувшину тянешься?! Бабки гони! За тобой должок, - хозяйка погрозила пальцем. Двухметровый верзила поспешно отдёрнул волосатую лапу от кувшина и жалобно скосил на хозяйку свой единственный глаз.
   - ну, тётя Груша, - прогудел он, - Ну, который день безмазовый выкатывает.
   - А меня волнует?! - хозяйка упёрла руки в боки, - Тебя чё - вышвырнуть?!
   Пуло прошёл через весь зал к маленькой дверце. Несколько человек проводили его испытывающими взглядами. Пуло постучал. Кто-то в зале скептически хмыкнул, и тут же уткнулся в тарелку. За дверью никак не прореагировали. Пуло постучал ещё раз. За дверью раздался похмельный рёв:
   - И?! И?! И-и-н-на!!!
   Пуло постучал настойчивее.
   - И?!! И?!! И-и... н-н-нах!!!
   Пуло постучал ещё разок. За дверью раздался грохот.
   - Гу-у!!! Гы-ы!!! Ыбе!!! - дверь рывком отворилась и в ней показалась волосатая грудь и не менее мохнатый живот. Хозяин каморки сообразил, что что-то не так, пригнулся - и в дверях уже показалась безразмерная опухшая рожа с жудкой гримассой и замахнувшийся кулак с детскую голову величиной.
   - Позамахивайся ещё на меня, - невозмутимо хмыкнул Пуло, бесцеремонно отталкивая живой танк с дороги и входя в каморку.
   Мелкий брякнулся задним местом на тяжёлый лежак, удивлённо уставившись на Пуло, потирая кулаками глаза и стараясь проснуться.
   - О-о. Извини, бычок, - прогудел, наконец громила.
   - Чё, мелочь, не спится? - рассмеялся Пуло, - ну тогда пойди не ветерок, прогуляйся! - Пуло швырнул мешочек с деньгами. Громила машинально поймал его и удивлённо уставился на свою руку. Через минуту по его лицу поползла довольная улыбка.
   - Их сперва надо заработать. А - Мелкий? - усмехнулся Пуло.
   - Кого мочить? - прогудел громила.
   - Отправишься в этот город, - Пуло написал угольком и тут же стёр название города, - Найдёшь там Максима Магнуса - правнука покойного сенатора Магнуса.
   - Я с благородными не общаюсь, - протрубил громила.
   - А придётся, мелкий, - усмехнулся Пуло.
   - Так? - нахмурился громила.
   - Передашь ему сообщение: "Старик соскучился по внучатам - встречайте у рыжего". Запомнил?
   Громила хмыкнул.
   - Максима мочить не надо - ему надо передать сообщение. Усёк?! А - Мелкий? - Пуло рассмеялся, закончив недвусмысленным оскалом - чтоб запомнил.
   Мелкий и Пуло поднялись по узкой лестнице, выскользнули за дверь и разошлись, каждый в свою сторону.
   "Ну. Вот и хорошо", - подумал Пуло. Стариком, римское подполье называло Тулия Краска. Рыжий - прозвище погибшего легата Марка Антония. Фраза, которую Мелкий должен был передать предводителю подполья - патрицию Максиму Магнусу, означала - побег Тулия Краска подготовлен, подготовьте встречу на юге страны, в бывшей резиденции Марка Антония.
   Пуло торопился. Он срезал путь, дворами и переулками, не известными знатным патрициям. Наконец, Пуло оказался в порту. До рассвета оставалось ещё пара часов. Пуло пробежал к одинокому дальнему пирсу. Не зажигая огней, в порт вошла чёрная галера без опознавательных знаков. Галера подошла к дальнему пирсу, замедлив движение, но не швартуясь. Пуло вспрыгнул на борт. Галера тут же развернулась и набирая скорость, двинулась обратно в море. На вёслах и на палубе сидели люди в форме Комитета Имперской Безопасности. Весь экипаж состоял из верных людей тита Пуло.
   - Какой курс, командир? - спросил его боцман.
   - Я сам заложу курс, - улыбнулся Пуло.
   Октавиан
   - Твой брат показал себя никудышным стратегом на море, - заявил Октавиан Юлий, - Он потерял ещё и новые восемнадцать кораблей.
   - Корабли не погибли - они просто пока не подавали известий, - осторожно заметил легат Базилий младший.
   - Вот как? - бесцветные глаза Октавиана вонзились в Базилия младшего, - А я получил сведения, что "Владимир" - погиб. "Владимир" погиб, а отправленные ему на помощь корабли не подают известий? И ты станешь утверждать мне, что они целы?
   - Я ничего не утверждаю, мой цезарь. Я лишь сказал, что их гибель преждевременно считать свершившимся фактом.
   - Твой брат не получит больше ни единого корабля. С сегодняшнего дня, я назначаю тебя коммандующим флотом, - Октавиан протянул легату грамоту, - Немедленно отправляйся в Галлию. Получишь все готовые корабли.
   - Много ли там кораблей? - скептически хмыкнул Базилий младший.
   - Я придержал большую часть кораблей, отправив твоему брату лишь необходимый минимум, - возразил Октавиан, - Но он не смог грамотно воспользоваться даже этим минимумом. Получишь эскадру - отправляйся в Александрию. Твоя задача - спрятать наш флот от посторонних глаз Пусть до поры, до времени, все думают, что у нас нет флота. Ни один корабль не должен участвовать в операциях твоего брата. В крайнем случае - если твой брат на суше окажется также бездарен, как и на море - твоя задача отстоять Александрию и наши юго-восточные территории.
   - Да, мой цезарь, - легат Базилий младший кивнул, и вышел.
   Тит Пуло
   День пути. В полной тьме второго дня новолуния, чёрная галера без опознавательных знаков подошла к острову, принадлежащему епископату. На острове жили только монахи. Монахи, носившие кольчуги под рясами. Здесь находилась Охтинская башня - место заточения Тулия Краска.
   - Кто такие?! - монах на пирсе подсвечивал себе факелом, щурясь на галеру. Свободной рукой помахивая коротким двухдуговым арбалетом.
   - Комитет Безопасности, - отозвался тит Пуло.
   На пирсе собралось несколько вооружённых монахов. Подошёл высокий монах, ряса которого была не коричневой, а чёрной.
   - Брат Карлос - начальник караула. Что здесь понадобилось Комитету Безопасности.
   Пуло протянул депешу?
   - Полномочный представитель Комитета Безопасности, тит Пуло. Нам приказано перевезти пленника.
   - Остров и башня является собственностью епископата. Его территория неприкосновенна. Мы имеем право расстрелять даже корабль, терпящий бедствие, если он попытается причалить сюда.
   - Взгляните сами - личная подпись цезаря, - усмехнулся Пуло, - Октавиан намерен устроить показательную казнь бунтовщику. Нам приказано перевезти его в Рим.
   Монах тщательно изучил подпись. Потом с сомнением посмотрел на Пуло:
   - Хорошо - проходите.
   - Несколько человек оставить на галере. Остальные - со мной. Держитесь кучно. Полная боевая готовность, - тихонько приказал Пуло. Они двинулись на берег. Потом - по длинным корридорам башни.
   - Вот - комната пленника, - проговорил сопровождавший их монах.
   - Я войду один - встаньте в дверях, - распорядился тит Пуло.
   Монах повозился с замком. Сразу после этого, его ненавязчиво оттеснили вставшие в дверях четверо рослых КИБовцев.
   Пуло вошёл. Сильно постаревший легат Тулий Краск стоял спиной к нему.
   - Давненько не виделись, командир, - улыбнулся Пуло.
   - Что тебе нужно, предатель? - не оборачиваясь спросил Тулий.
   - Я тут, вот чего подумал, командир: нарушить клятву, данную отцеубийце не такое уж предательство, когда речь идёт о спасении Рима. А - Тулий?
   - Хватит, Пуло, - грозно сказал Краск, - Уж передо мной-то, можешь не ломать свою комедию?
   - Я ломал комедию ради тебя, командир, - горько усмехнулся тит Пуло.
   - Ради меня?! - вспылил Тулий Краск, - Это ради меня ты перебежал к октавиану? Ради меня ты заточил меня в этой жудкой башне? Я мечтал о свободном и справедливом Риме. Я узнал столько нового за ту войну. Я здесь с третьей русо-готской, Пуло - ты не забыл? Я мечтал хотя бы раз, хоть одним глазом увидеть Спарту. Мне рассказали, что спартанцы - наши родичи, а я даже ни разу не видел их. И что? Мне было семнадцать, когда я попал сюда. Сейчас, я - старик. И большую часть жизни, я видел Мир лишь из этого окна.
   - А что - вполне приличная башня, - усмехнулся пуло, - Очень даже хорошее окно.
   - Ты издеваешься надо мной?!
   - Здесь не дует, - пояснил Пуло, - А то, я так боялся, что на кресте или на эшафоте тебе ушки надует, что поспешил упрятать тебя сюда. А - Тулий?
   - Оставь меня в покое, Пуло!
   - Значит, ты не пойдёшь, - вздохнул Пуло, - Что ж, жаль. Очень жаль. Значит, Юстиниану Юлию, сыну цезаря и Клеопатры, которого я спас и переправил к Арториосу, придётся сражаться без твоей поддержки. Это кто ещё из нас предатель? А - командир?
   Впервые за время разговора, Тулий Краск обернулся к нему.
   - Это правда?
   - Стал бы я ломиться сюда, чтобы кормить тебя байками?
   Тулий выжидательно смотрел на него.
   - Так, ты идёшь, или нет?!! - теряя терпение рыкнул Пуло.
   - Идём! - старый легат быстрым порывистым шагом пересёк комнату и отворил дверь.
   - Поторапливайтесь, - тихонько приказал Пуло. Он чувствовал какую-то тревогу.
   Весь двор был переполнен монахами. Вперёд вышел человек с тонким серебряным узором по капюшону.
   - Вы можете морочить головы моим монахам, но не мне. Комитет Имперской Безопасности и даже сам император не имеют власти на этом острове. Бросайте оружие.
   - Я..., - в грудь Пуло упёрлись несколько арбалетов, заставив его замолчать.
   - Бросайте оружие, - повторил священник.
   - Спасите Тулия!!! - взревел тит Пуло, выхватывая меч и кидаясь на монахов. Конец фразы превратился в хрип. В грудь тита ударило несколько болтов. Они оттолкнули его, но упали, отскочив от скрытого доспеха офицера имперской Безопасности. С чёрной галеры ударил залп болтов.
   - Ра-а-аж! - взревел Пуло кидаясь в самую гущу монахов, не давая им стрелять по Краску и кораблю. Люди Пуло, закрыв Тулия Краска в "коробочку" бегом мчались по пирсу. Они попрыгали на борт. Галера сорвалась, набирая скорость.
   Тулия Краска била мелкая дрожь.
   Он видел, как там, на быстро удаляющемся берегу, окружённый со всех сторон монахами, словно лев в муравейнике ревел и рубился тит Пуло.
   Там умирал за Рим человек, которого весь Рим считал предателем.
   Братья Базилии
   Легат, Базилий младший вошёл в роскошные аппартаменты брата.
   - Прибыл корабль из Рима. Предатель Пуло освободил Тулия Краска. На юге страны вспыхнуло восстание. Бунтовщики контролируют почти половину Италии. Флоту приказано возвращаться в Рим.
   Базилий старший оторвался от свитка.
   - Ты оставляешь меня, брат? Сейчас?! Когда персы перешли в наступление?!
   - Ты чего паникуешь? - усмехнулся Базилий младший, - Твоя армия в несколько раз превосходит армию персов.
   - У них - посвящённые воины, а у меня - солдаты! - рявкнул Базилий старший.
   - Даже с учётом этого, ваши армии примерно равны по силе. Тебе давно следовало научиться вести войну без тотального численного превосходства на твоей стороне! Не научился раньше - значит теперь самое время!
   - Не оставляй меня! У меня дурные предчувствия!
   Предчувствия?! - рассмеялся базилий младший, - Сходи - помолись!
   - Не издевайся! - во взгляде Базилия старшего проступила паника.
   - Успокойся, - улыбнулся Базилий младший, - Епископат затянул гайки. Ты не хуже меня понимаешь, чего будет стоить нарушение приказа. Мне, как-то не хочется любоваться центральной площадью Рима с эшафота.
   - Вместе, мы обладаем самой большой армией и самым большим флотом. Мы можем объявить суверенитет Египта. Править с тобой здесь, никому не подчиняясь. Нас и так уже называют не ромулами, а фрягами.
   - Ты серьёзно?1 - рассмеялся Базилий младший, - Ну, тебя и понесло! А, не ты ли сам подавил такого же суверенного правителя Египта? Найдётся полководец и на тебя.
   Коммандующий флотом подошёл и потрепал брата по плечу:
   - Ну, хватит паниковать. Ты же не обязан оттяпать половину Персии! Тебе достаточно всего лишь продержаться. Я подавлю бунт и вернусь.
   Базилий старший заглянул в глаза брату:
   - Я - боюсь.
  
   Флот покидал порты александрии. Базилий старший ходил смурнее тучи. Братья-Базилии прощались.
   - Пожелай мне удачи, брат, - улыбнулся Базилий младший.
   - Может быть, мы больше не увидимся, - угрюмо пробормотал Базилий старший.
   - Слушай, сходи к священнику! Возьми себя в руки, в конце концов! Ты - правитель Египта!
   - Не бросай меня!
   - Ну - знаешь!!! Хватит! Надоело! - рыкнул Базилий младший. Адмирал круто повернулся и не оборачиваясь вбежал по трапу флагманского корабля.
   Флот покидал Александрийские порты.
   Александрия
   Русские корабли бесшумно скользили по водной глади. Темнота окутывала всё вокруг. Боцман развернул карту и сверился по звёздам:
   - Вперёд смотрящего - на мачту! Мы подходим к береговой линии.
   - Всем кораблям - сбавить скорость! Построиться!
   - Каган! На виднокрае - маяк!
   - Спустить паруса! Приготовить оборудование!
   Грозные корабли застыла в полной неподвижности. Из промасленных сундуков извлекали известное только русским морякам снаряжение. Большие меха наполняли воздухом, который позволит следившим за балластом водолазам оставаться под водой. Воины спустились в трюм. На палубах остались только несколько моряков с мехами.
   - Задраить палубы! Поднять балласты! - скомандовал Куря.
   - Задраить палубы! Поднять балласты! - скомандовал Деметр Посейдонский.
   - Задраить палубы! Поднять балласты! - скомандовал половецкий каган.
   Балласты поползли по мачтам. Русские корабли-неваляшки лложились на бок и скрывались под водой. Не видимые для любого наблюдателя, они мчались ниже поверхности воды к порту Александрии.
   На рассвете, порты внезапно расцвели сотнями мачт. Возникших из-под воды у самых пирсов. Воины Союза пяти народов - русы, булгары, хазары, печенеги и пооловцы лавиной хлынули на берег.
   Илувар - воинское посвящение, более высокое, чем Витязь (боец, кметь, вой, витязь, после витязя, воин становится либо илуваром - воином-жрецом, либо берсерком - абсолютным воином)
   Сар - будай (побуд), пробуждающий весь народ и совмещающий в себе функцию правителя. См. Тюрко-Арийское Тенгри.
   Манера стрельбы, используемая многими арийскими и тюркскими народами - не лук неподвижен, а рука со стрелой оттягивается на себя, а стрела неподвижна, а рука с луком выводится вперёд.
  
   Подробно описано в главе "Крещение Новгорода". Используемая деятелями церкви, эгрегориальная магия, зачастую основанная на нарушении Вселенских Законов Гармонии, смертельна для чистокровных землян, абсолютно незащищённых от неё. Использование эгрегориальной магии приводит к тому, что у землянина нарушается клеточная структура организма, кровь идёт прямо через кожу. Деятели церкви активно использовали её для уничтожения последних выживших чистокровных землян.
   Согласно изначальным верованиям, славянские народы являются прямыми потомками Богов.
   Репянники - поля, засеянные репой - основным продуктом питания, который позже был заменён картофелем. Картофель, как и пшеница, является продуктом забивающим процесс быстрого обращения к родовой памяти. Эти продукты поддаются скорейшему генетическому перекодированию и стимулируют адаптационные функции организма.
   Бард - одно из высших жреческих посвящений. Бард способен песней не только поведать о чём-то или поднять боевой дух воинов, но пробудить родовую память и даже отогнать смерть. Ступень посвящения "Бард" примерно соответствует высшему волхву. Ступень посвящение "менестрель" примерно соответствует обычному среднему волхву. Посвящение менестреля ещё не даёт права кощунствовать - то есть нести людям вести о деяниях Богов. Кроме того, менестрелю обычно не по силам отогнать смерть.
   Подробнее о Тулии Краске старшем, Спартаке написано в главе "На поле Куликовом" по времени, церковный переворот в Риме и связанное с ним восстание борцов за Старый Рим, под предводительством двух молодых легатов - Тулия Краска и Августа Валерия, как раз соответствует тому времени, когда Или Муромцу исполнилось двенадцать лет.
   Слова в русском языке писались рунами. Каждая руна записывала определённый звук и определённый корень слова с вполне конкретным значением. Имя Звенислав содержит корни, означающие путь менестреля и, возможно, барда.
   о здоровье человека земля узнаёт через стопы: пот и другие секреции человека содержат информацию о физическом теле, а электромагнитная напряжённость и энергетические всплески - о тонких телах. Впитывая эту информацию Земля может корректировать наличие различных веществ в съедобных растениях, овощах и фруктах , таким образом регулируя как обменные процессы организма, так и энергетику тонких тел, балансируя и гармонизируя среду обитания человека.
   Вой - второе воинское посвящение, воин обладающий искусством боя и способностью звуковой атаки (парализовать противника звуком, призвать себе на помощь волчью стаю). Порядок посвящений: боец(борец) - предвоинское; кметь; вой; витязь(видязь) - воин-видящий; илувар - воин-жрец(посвящение князей и полководцев), либо берсерк - абсолютный воин.
   Сварог - Отец-Небо. В древнем календаре светлые периоды, когда Богов лучше слышно, когда людям легко сохранять адекватность - Дни Сварога - чередуются с периодами, когда сохранение Закона и Правды требует постоянных серьёзных усилий со стороны людей и Мир в любой момент может захлестнуть беззаконие - Ночь Сварога. Размер Дней и Ночей Сварога, как и момент их наступления непостоянен и во многом зависит от людей, т. к. человек способен менять структуру Мира (см. Тюрко-Арийское Тенгри) Наступление последней Ночи Сварога датируется 3в. н. э. и она продолжается до сегодняшнего дня.
   Виднокрай - край видимого - русское слово, позже заменённое словом горизонт.
   Богатырь - общее название для посвящённых воинов.
   Поганый - вплоть до 17-18 века имело только одно значение - нарушающий Правду, нарушающий общечеловеческие законы, совершающий беззаконие. Никакого отношения к человеческому метаболизму и гигиене, понятие "поганый" не имеет.
   Фряги - Византийцы.
   Большак - мирный руководитель общины или селения.
   Древние города представляли собой строго определённую конструкцию. Старые люди до сих пор помнят основные принципы конструкции домов - окна должны располагаться, не как кому нравится, а строго определённое количество окон, выходящих на каждую из сторон света. Также, строго ориентируются по сторонам света вход, крыльцо и бытовые постройки. Сейчас найден город, который называют Аркаим. Но, размеры его крайне малы для города, кроме того, все жилые помещения совершенно не приспособлены для постоянной жизни, тем более, для семейных людей. Они скорее напоминают студенческое общежитие. При чём, в каждой комнате имеется полный комплект оборудования для литейного дела. То есть, найденный Аркаим - не сам город, а факультет литейного дала, Аркаимского университета. Это подтверждают и захоронения - за сотни лет существования "Аркаима" всё захоронение представлено парой десятков человек в возрасте 17-25 лет и один человек 60 лет. То есть, за несколько сотен лет погибло 20 студентов и один преподаватель. Если бы люди там жили - захоронения были бы намного больше. Другое подтверждение - через каждые 50-60 км от "Аркаима" найдены подобные микро-города, при чём, производство ни в одном из них не совпадает - соседний - кузнечный, дальше - текстильный и т. д. Если знать принципы конструкции древних городов, то по этим городкам, представляющим собой факультеты Аркаимского университета, можно определить, где следует вести раскопки, чтобы обнаружить сам Священный Город, о котором идёт речь в этой книге.
   Есть свидетельства, что во многих древних городах Руссколани, и в частности в Священном Городе действительно была не слюда и не бычьи пузыри, а настоящие стёкла.
   Тул - колчан.
   Древние языки обладали полной точностью. В каждом человеке тройная кровь - Земля, Марс, Фаэтон (см Тюрко-Арийское Тенгри) Когда все три составляющие в генах человека представлены в равной мере - суффиксы не добавляются. Если какая-то из составляющих преобладает - человек добавляет к каждому слову соответствующий суффикс. Дело в том, что генотип во многом определяет и призму мировосприятия человека, а чтобы каждое слово понималось именно в том контексте, в котором человек его сказал, как раз и использовались эти суффиксы.
   Илувар - как и берсерк, является высшим воинским посвящением. Воин-жрец. Посвящение полководца. Без этого посвящения, человек не имел права становиться князем.
   В летописях Птолемея этим словом названы иудеи.
   См. походы Исуса Навина и пр.
   Яхве, Иегова - разные транскрипции с иврита.
   См. Т. Котенёв "Легенда о Белой Волчице"
   Речь идёт только о культе Яхве во всех его конфессиях, но никак не о национальной принадлежности поклонников этого культа!
   Существует известная притча о проповеднике, который долгое время провёл в пустыне или в другом варианте, в пещере. Покинул своё убежище, пришёл в селение и начал проповедовать. Он выглядел крайне неприятно, так как за всё время отшельничества ни разу не мылся. В результате, дети подняли его на смех. И тогда (Бог) отправил двух медведей, которые разорвали детей. В Библии - это притча про Бога Отца (Яхве), и в ней показана великая благодать Бога. На Руси была точно такая же притча про Чернобога, и на том же самом примере демонстрировалась непомерная жестокость Чернобога. В индийских Ведах вместо медведей упомянуты ягуары, а вместо Бога упомянут первый Асур, Порабощающий Души (Момент из диалогов Кали с Великим Змеем - этой притчей Кали демонстрирует жестокость Асуров и объясняет, почему она начала с ними войну). Мы признаём полную тождественность Бога Отца из Библии, Яхве из Торы, Чернобога из славянской мифологии и Первого Асура из индийских Вед.
   Христианская церковь переименовала Ярослава Глухого в Ярослава Мудрого.
   Посвящённые адепты любой Яхве-поклоннической конфессии.
   До Гиперборейского обряда, людей в современном понимании этого слова ещё не существовало. Были отдельно земляне (русалки, лешие), фаэны (три фаэнских колонии - Гиперборея, Лемурея, Атлантида) и марсиане (ракшасы). Гиперборейский обряд позволил совместить генетику трёх разных биологических видов - людей с трёх разных планет, так появились современные люди с тройной генетикой. См. Тюрко-Арийское Тенгри.
   Мёртвый - в значении - не рождённый, а искусственно созданный.
   Техника создания Ангелов прописана в Тюрко-Арийском Тенгри.
   В индийских Ведах - Кали побеждает пять главных Асуров.
   Бурхан - великий дух, хранитель священного Байкала и всего Прибайкалья
   Территория Руси исторически неоднократно изменялась. Но столицу, где бы она не находилась - всегда называли Киев, а самый большой город, расположенный на противоположной от столицы окраине страны - Новгород. В 4в н.э. Киевом был г. Кияр, развалины которого до сих пор существуют в приэльбрусье, на территории Армении, а Новгородом был Неаполь Скифский.
   Иудей, в значении национальной, а не религиозной принадлежности.
   Таймелоур - дух-защитник Земли.
   Лилит - второй таймелоур - по легенде - полюбила Люцифера и отправилась вслед за ним в изгнание.
   См Т. Котенёв "Последний миг Вельзевула"
   По легенде, любая душа, прежде, чем родиться, поднимается от центра Земли, где живёт Дух Планеты и где душа проводит всё время от смерти до нового рождения, на дно Байкала. И со дна Байкала поднимается на поверхность для своего рождения. Наиболее большие и сильные души, выходя на поверхность, поднимают столб пламени над водой (Байкальские "Лисьи Хвосты"). Достаточно уничтожить Байкал - и на Земле никто больше не сможет родиться. Вот почему, любой, кто стремится уничтожить Землю, стремится любыми средствами уничтожить Священный Байкал. См Тюрко-Арийское Тенгри.
   Сарма - дочь Байкала - ураганный ветер зарождается в сарминской котловине может дуть от одного до нескольких часов. Способна забросить большегрузный корабль на прибрежную гору. См. Легенды Байкала.
   Баргузин - сын Байкала - холодный ветер. Если Сарма ассоциируется с силой, то Баргузин - с мощью. Может дуть до нескольких дней. Жители Прибайкалья никогда не строят дома входом в ту сторону, откуда дует Баргузин. Иначе, несколько дней, пока дует Баргузин - из дома не выйдешь - дверь невозможно открыть даже вдвоём. См. Легенды Байкала.
   Култук - сын Байкала - тёплый ветер. Култук весной вскрывает лёд на Байкале. См. Легенды Байкала.
   Таймелоуры - духи-защитники Земли. См. Тюрко-Арийское Тенгри.
   Эгрегор - облако энергии, которое как правило формирует группа людей, отдавая свою энергию на общее дело или замысел. Наиболее крупные эгрегоры создаются церковными и социальными организациями. Чернобоги заинтересованы в создании эгрегоров, так как для них это единственный способ питания. В результате - глобальные эгрегоры как правило являются собственностью Чернобогов. См. Тюрко-Арийское Тенгри, а также любую литературу, связанную с коллективной работой с энергиями.
   См. "Легенда об Ари Атаре.". Т. Котенёв "Легенда о Белой Волчице"
   См. "Вождь Марсиан" Т. Котенёв "Легенда о Белой Волчице"
   Морок - иллюзорная картинка, сбивающая восприятие человека.
   Наведёнка - искажение картинки - человек видит одно, а у него внутри возникает полное ощущение и полная убеждённость, что он видит совсем другое.
   Книжник - младшее духовное посвящение - человек, который следует за молой или иным жрецом, и когда жрец погружается в молу (слушает Богов), книжник должен успевать записывать всё, что говорит со слов Богов жрец. Сам книжник не имеет права говорить на эти темы, поэтому, книжники нередко вообще брали на себя обет молчания. Сам факт - книжник, который проповедует - это нонсенс.
   См. "Книга Исуса Навина"
   Язычником называли человека, который вместо того, чтобы погружаться в молу, читает молитву. То есть, вместо того, чтобы слушать Бога, сам пытается ему что-то говорить.
   Берсерк - дословно "Сердце Бера" - Сердце Медведя - высшее воинское посвящение.
   У иудеев есть несколько генетических отличий от всего остального человечества. В т.ч. помимо прямых голосовых связок, которые имеются у всех людей у них есть две дополнительные рудиментарные косые голосовые связки, которые и обуславливают еврейский акцент. Поэтому, иудей не может полностью избавиться от акцента. См. Медицинский справочник.
   См. Т. Котенёв "Каменное Сердце", "Истории про Иешуа".
   Архангел Гавриил. Подробно бой Артаханта (дух-защитник Средиземноморья) с Гавриилом изложена в "Крещение Новгорода" Т. Котенёв "Легенда о Белой Волчице".
   Русский - это прилагательное. Национальность называется "рус". Русский, т. е. принадлежащий к руссам - не рус по крови, но рус по духу.
   Кощун - высшее волховское посвящение, волхв, имеющий право рассказывать кощуны - сказания о деяниях Богов.
   Млечный Путь
   Вой - второе воинское посвящение - воин, способный парализовать противника звуком, может также призвать себе на помощь волчью стаю.
   Имя Иван на самом деле не имя, а сокращение от высшего воинского посвящения - Илувар. Точно также, как Валлерий на самом деле не имя, а фамилия, Василий, на самом деле не имя, а опять-таки фамилия - человек из рода Базилевса. И многие имена, которые мы привыкли считать русскими именами, на самом деле не имена вовсе, а фамилии, названия посвящений и титулы.
   На статуе Бус Белояр изображён именно в таком облачении. По всей территории тюркских каганатов попадаются статуи людей в таком же облачении, и с изображённым на такой статуе человеком каждый раз связаны легенды, повествующие о том, что он будай.
   Фраза "тюрк-сар-будун" встречается довольно часто в записях, относящихся к тюркским каганатам. Фраза означает, что из народа тюрков происходят сары - то есть будаи, пробуждающие целый народ и каждый тюрк - будун, то есть в потенциале, будай и может стать будаем.
   Азора - второй Асур или второй Чернобог. Разжигает войны, вызывает немотивированную агрессию, питается энергией внезапно оборвавшихся жизней. См. Тюрко-Арийское Тенгри.
   Ангел не бесный, т. е. Ангел не ставший бесом, не примкнувший к восстанию Люцифера, и соответственно по-прежнему выполняющий приказы Яхве. Ангел не бесный не имеет никакого отношения к Небу.
   Волчья пасть и заячья губа - врождённые уродства, при которых отсутствует верхнее нёбо и ротовая полость соединена с носовой, а верхняя губа раздвоена - даже после восстанавливающих операций, которые очень дорого стоят, остаются дефекты речи, которые не позволяют заниматься магией.
   На Руси кровавые жертвоприношения впервые за всю историю ввёл князь Владимир. Кровавые жертвоприношения - это подготовительный этап к насильственной христианизации. Ни в одной стране Мира кровавые жертвы не были приняты. Их вводили люди, работающие на христианскую церковь, примерно за 20-100 лет перед началом христианизации страны, чтобы подорвать доверие людей к родной вере и родным Богам. О том, что почва для высадки Кортеса была тщательно подготовлена читайте у историков, занимающихся тематикой Майа.
   Хмельные напитки, в особенности вина, не использовались ни в Европе, ни в Руссколани - поэтому вполне логично спросить вина у человека, который по национальности византиец, или грек.
   Много лет спустя, масона пятого круга вполне хватило, чтобы развалить СССР.
   В медицине такие случаи известны. Их называют "отложенная беременность" См. медицинский справочник.
   Корень "вар" и руна "вар" - означает соединение, присоединение. Сварог - Отец-Небо - соединяющий. А - отрицание. А-ВАР - не присоединившийся. Аварами называли армян, а аланами называли всех жителей Руссколани.
   Третья волна - род степного волка - Ашины. К ним относятся хазары, печенеги и половцы, и вторая ветвь третьей волны расселения - телеуты - к ним относятся булгары и уйгуры. Булгаров, оставшихся после войны на западе стали называть болгары, а уйгуров, оставшихся после войны на западе стали называть угры, т.е. венгры.
   Убитый поляницей всегда попадает в царство Мораны - уходит на новое рождение. Даже если он убежденный чернобожник и все свои деяния и все свои поступки посвящает Чернобогу, если его убивает поляница, избегает пленения на Люции, а возвращаться в царство Мораны. Вот почему всё, что связано с поляницами и прочими амазонками, особо тщательно перевиралось, искажалось и ставилось в противоречие со всем остальным славянизмом, а также со всеми традиями и со всем мировоззрением, которому оно и не думало противоречить. Пресловутый "мужской шовинизм", а также особенности психологии и физиологии, выпячиваемые в качестве первопричины, на самом деле причиной никогда не были. Просто за ними удобно прятать истинную причину - поляница, через смерть, способна освободить любого, кто уже пойман в сети Чернобога.
  
   Случай взят из "Жития Святых" - этот человек причислен Московской Патриархией к лику святых великомученников.
   Life - жизнь.
   Тит - командир когорты.
   Разные транскрипции - имя "Иисус" получилось путём двойного перевода - с иврита (либо с арамейского) на греческий, а потом с греческого на латынь, и в этом варианте оно появилось ближе к V - VI в. На иврите это имя звучит "Иешуа" или "Иеша". В персидской и арабской транскрипции, получается "Исса". Мы в книге используем все варианты, в зависимости от национальности того, кто говорит.
   Каменное Сердце - прозвище апостола Петра (Пётр - камень) подробнее, историю апостола Петра можно прочитать Т. Котенёв "Каменное Сердце"
   После третьей русо-готской войны, часть булгаров и уйгуров остались на западе. Булгаров, оставшихся на западе, стали называть болгарами, а уйгуров, оставшихся на западе стали называть уграми.
   Яги, иудеи или евреи - сейчас эти слова - синонимы, но первоначально они имели разное значение. Иудеем называли собственно представителя симитской расы. Ягом - называли последователя культа Яхве (Ягве, Ие-Гове), которыми первоначально были в основном симиты, потому что яхвизм декларирует превосходство симитской расы над остальными. Из-за этого и возникла путаница, когда слово "иудей" стали использовать в значении - последователь культа Яхве (Иудаизм). Изначально, иудей означало принадлежность к народу симитов, не зависимо от вероисповедания. Евреем (изначально - явреем, от слова Явь) называли человека, живущего только в Мире Яви и ориентирующегося только на Явь. К примеру, понятие "богатство" для такого человека перешло из понятия Мира Прави (Богатство - близость к Богу) означающего внутренний и духовный рост собственный и своего потомства, а также потомство, как таковое (дети - наше богатство) перешло в понятие Мира Яви, то есть - самое ценное не в духовном, а в материальном плане. Богатство, как материальные блага. Словом "Яврей" опять-таки обозначали последователя культа Яхве, но с точки зрения следствия - то есть человек, следующий культу Яхве, пребывает исключительно в Мире Яви, то есть является явреем. Позднее, когда симиты заняли свою нынешнюю территорию и разделились на два царства - Израиль, следующий культу Яхве и Самарию, перешедшую к пантеону из 12 Богов, принятых во всём остальном Мире, ягом стали называть жителя Израиля, симита - яхвиста, в противоположность самарийцу, симиту - не яхвисту, жителю Самарии. Явреем же продолжали называть любого последователя культа Яхве, независимо от национальности. Иудей - национальность, еврей (яврей) - последователь культа Яхве, но не наоборот.
   не путать "бер", "беру" - медведь (берлога - логово медведя) с "буре" - волк
   Подробно о различных типах и школах магии См. Тюрко-Арийское Тенгри.
   См. технику работы с Торсионными полями. Научно Исследовательский Институт Эниологии. Ростов на Дону.
   Только не говорите, что в то время это было невозможно - не так давно нашли иглы для микрохирургии глаза, датирующиеся эпохой Марка Аврелия, ничем не отличающиеся от современных. Подобные находки появляются регулярно, и пока ещё никому не удалось вразумительно их опровергнуть. Идея о невозможности подобных технологий в то время противоречит всем реальным фактам, основанным на реальных археологических находках. Вы доверяете авторитету, или фактам, которые можно реально увидеть и потрогать?!
   Генетически модифицированные культуры нового поколения, повсеместно применяемые сегодня по всей территории России, ведут себя в точности также - то есть их семена являются бесплодными сами и при перекрёстном опылении делают бесплодными семена других культур.
   См. чертежи Виманов.
   То есть у чистокровных фаэнов и чистокровных марсиан.
   Здесь и далее - вольный перевод со старотюркского.
   В летописях, а также в Баяновом Гимне и других источниках, Неаполь Скифский назван просто Новгородом. Великий Новгород назван Градом Севера, а Нижний Новгород имеет вообще булгарское название.
   См. летописи Птолемея.
   В 12 лет - год выбора пути, в 16 лет - год, когда уходят дети.
   Право носить длинномерное оружие (длина клинка свыше 30 см) имели только патриции и лица, находящиеся на действительной воинской службе. Не коренные жители Рима имели право носить только кинжалы для самообороны. Незаконное хранение длинномерного оружия преследовалось по закону. Здесь имеет место случай. Когда человека за проявленный героизм уравняли в правах с римским патрицием.
   Согласно представлениям наших предков, убитый тобой враг, если всё сделать правильно, в следующей жизни рождается в твоём роду - например твоим сыном (возможно внуком или племянником). Забрал - в смысле забрал его дух в свой род. В результате, в следующей жизни уберёг его от тех ошибок, которые заставили тебя стать его врагом.
   Именно так называют морского Бога в Иссе.
   Последовательность перерождений см. Тюрко-Арийское Тенгри.
   Неделя, посвящённая Богу Роду - неделя перед Купальской Ночью.
   Молоко томят - то есть выдерживают в русской печке в течение примерно суток при температуре около пятидесяти-семидесяти градусов. Получается томлёное молоко, густое коричневато-бежевого цвета.
   Онучи - русская национальная обувь - невысокие полусапожки, плетёные из верёвок.
   Во время Куликовской битвы, берсерка Соловья (Челубея), убил обманутый отцом Сергеем, его же собственный учитель - берсерк Пересвет.
   Ветвь Дулу относится к третьему Каганату (Третьей волне расселения белой Тюрко-Арийской расы). К третьей волне также относятся Булгары, Уйгуры, Хазары, Печенеги, Половцы. Дулу являются прямыми предками современных казахов. Поэтому подробную историю ветви Дулу вы можете узнать у казахских аксакалов - если они пожелают вам её раскрыть.
   Путь, отрёкшийся для народа - человек, добровольно принёсший свою жизнь и все свои силы в жертву своему народу - путь правителей и послов.
   Боги, согласно их функциям расписаны в "Тюрко-Арийском Тенгри".
   Слово Троглодит впервые появилось в Риме, как термин, обозначающий человека, принадлежавшего к бандам христианских террористов, которые как правило скрывались в пещерах.
   Мерцание материи. Каждый атом с определённой частотой то переходит в состояние энергии, то обратно в состояние материи, т. е. мерцает. Для левитации, как и для телепортации, необходимо, чтобы все атомы в организме человека мерцали синхронно. См. Тюрко-Арийское Тенгри.
   Римские храмы были разрушены не в период нашествия гуннов, а именно в процессе христианизации, о чём свидетельствуют и археологические данные и христианские священные книги. "Житие святых" даёт подробные данные о том, какой "святой" какие из храмов разрушил. В "житие святых" из десяти жизнеописаний, в лучшем случае один не занимался разрушениями храмов, а был причислен к святым за какие-то иные деяния. Многие были причислены к лику святых ИМЕННО за разрушение храмов.
   Дулу - предки казахов.
   Великий Новгород.
   Тит - офицерский чин в Риме - командир когорты.
   Коровай - русский обрядовый хлеб в форме головы коровы.
   В степи дров либо мало, либо вообще нет, поэтому для костров собирают кизяки - засохшие испражнения животных.
   Поворот Ра - первый день после зимнего солнцестояния, когда день впервые начинает увеличиваться (23 декабря)
   Определённые обряды, в общем дающие примерно тот же результат, что и современная генетическая экспертиза.
   Этим приёмом джигитовки - когда конь ползёт в траве, практически "на корточках" и по сей день владеют некоторые мастера у казахов и башкиров.
   Напомню, каган совмещает в себе функции правителя и верховного жреца, а соответственно способен говорить со зверями и птицами.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"