Аннотация: Фанфик по "Светлячку". Жанр "фантастика" унаследован от канона. Текст связан с "Школой танцев миссис Флетчер", преканон
У нее были серые глаза и веснушки. И нос вечно облуплен от солнца.
Когда он заметил, что она особенная? Наверное, в то лето, когда им исполнилось по четырнадцать. До того - была девчонка как девчонка, с девчоночьими закидонами, типа ленточки-туфельки-платьица, но в то же время верный товарищ по играм и рискованным затеям. Она умела плавать, и скакать верхом, и лазить по деревьям. С ней было очень весело устраивать мелкие пакости. Например, зашивать штанины ковбоям. Или подкладывать им лягушек в сапоги. И когда Джо или Билл с цветистой руганью гонялся за малолетними хулиганами, крутя над головой зашитыми штанами, Джилли никогда не удавалось поймать. Вот Мэла иногда ловили, и он получал свою порцию тумаков. А Джилли всегда успевала смыться.
А потом вдруг оказалось, что ее вечно исцарапанные ноги - длинные и загорелые, и коленки выглядывают из-под юбки так, что хочется протянуть руку и потыкать пальцем. И ее вечно облупленный нос как-то уже не очень и облуплен, а веснушки - не смешные и не дурацкие, а милые и светятся. И выцветшая майка на груди топорщится, и тоже бы потрогать... но это было совершенно невозможно. Только смотреть, скосив глаза. Посмотреть в упор тоже было нельзя, потому что она заметит, и это будет ужасно стыдно.
И на речку теперь с ней ходить было - одно мучение. Она стаскивала через голову майку и стягивала вниз ситцевую юбку с резинкой у пояса - и оставалась в купальнике, как всегда и бывало. Только этим летом мать купила ей новый купальник, не в дурацких девчоночьих цветочках, а строгий, черный, и он так облегал ее фигуру... а у этой фигуры внезапно обнаружились такие выпуклости и вогнутости...
В общем, мучение. И не смотреть не выходит, а если смотреть, то такое в голове проворачивается...
В компании было проще, можно было глядеть на кого-нибудь другого, и разговаривать, и подшучивать друг над другом, и затевать всякие интересные дела. Например, скачки по выгону. Или строительство запруды на ручье. Или вылазки в дальний лес. Но почему-то то и дело оказывалось, что все куда-то убежали, смеясь и кидаясь репьями, а Мэл остался с Джилли наедине. Тогда они оба смотрели в разные стороны, в небо куда-нибудь или на траву, или на лошадей, - хоть на что-нибудь, - время от времени искоса бросая друг на друга быстрые взгляды, и молчали. Иногда еще получалось тоже что-нибудь закричать, и швырнуть ей в волосы репей, и она, возмущенно вопя и растопырив скрюченные пальцы, бросалась на него с кровожадными намерениями. И можно было, как все остальные, побежать, и заорать, и засмеяться, и всё становилось как всегда, легко и весело. Но иногда совсем не хотелось ни бежать, ни смеяться, - просто молча идти рядом и не смотреть на нее. Это было странно и ужасно выбивало из колеи.
Другие девчонки совершенно не смущали и не действовали на нервы. Только Джилли.
Когда Мэлу было четырнадцать лет, он совершенно не выносил присутствия Джилли Коллинз.
Когда Мэлу было пятнадцать, его плотно заняли настоящей мужской работой. Он перегонял стадо вместе со взрослыми ковбоями, ловил отбившихся телят, доил коров, таскал брикеты прессованного сена, чистил коровник - словом, стало не до детских шалостей. Джилли тоже была занята по горло: помогала женщинам по кухне, возилась с домашней птицей и свиньями.
Зато теперь, наткнувшись друг на друга вечером, после работы, уже не хотелось немедленно собрать шальную компанию. Наоборот. Хотелось уйти подальше от освещенных окон, под необъятное звездное небо, и считать звезды. И разговаривать получалось.
Тем летом, когда Мэлу было пятнадцать, он набрался смелости и взял Джилли за руку.
Нет, он, конечно, раньше сколько угодно раз брал Джилли за руку, он даже ее обнимал - потому что летом на ранчо приезжала дачница с третьей луны, богатая старушенция миссис Флетчер, и одним из развлечений дачницы была школа танцев. Мэл бы и рад был увильнуть от уроков, но миссис Флетчер приплачивала ему за роль кавалера. И вот на этих-то занятиях ему приходилось обнимать Джилли регулярно - можно сказать, по долгу службы. И ничего особенного. Ее сестру Милли он тоже обнимал. Подумаешь. Танцы есть танцы, особенно под присмотром тетки, отсчитывающей такт и командующей почем зря.
Это совсем другое.
А вот когда идешь с девчонкой через темный выгон и рассказываешь ей, где какая звезда, а она слушает, как будто никогда ничего о звездах не знала... Вообще-то она знала, но так было интереснее.
- Вон там Голубое солнце, - говорил Мэл.
- Ага, - отвечала Джилли. - Мэл, а где Калидаса? Вон там?
- Нет, ты что, Калидаса правее, там. Видишь, где красное мигает?
- А что мигает, Мэл?
- Звездолет на посадку заходит, - говорил Мэл. - Большой какой-то, кстати. Это не с Саммерфейра, этот издалека пришел.
- Как ты думаешь, откуда?
И они подолгу рассуждали, откуда прилетел неведомый большой звездолет, и как там - у той звезды, от которой он пришел, и сколько там планет, и вообще как люди живут.
И вот однажды в такой звездный вечер Мэл и взял Джилли за руку. Чтобы показать ей, куда смотреть.
Но вместо звезд они в результате стали смотреть друг на друга, потом ужасно смутились и побежали к усадьбе. На полдороге сообразили, что все еще держатся за руки. Тут пальцы, конечно, разжались.
Было совсем непонятно, что делать дальше, поэтому они быстро попрощались - пока, до завтра, - да-да, пока, - и разошлись по домам.
А назавтра он снова взял ее за руку, и она вздохнула - и не возразила.
Когда Мэлу было шестнадцать, они с Джилли поссорились. К Бобу О"Нилу приехал двоюродный брат из Ньюгемптона, высокий, с пшеничными кудрями и рыжеватыми усами. Мэл возненавидел его с первого взгляда. А этот хлыщ как увидел Джилли, так прилип. Как коровья лепешка к сапогу, вот ей-богу. Не отскребешь.
Хуже всего, что Джилли это нравилось.
Еще бы: Тому О"Нилу было уже девятнадцать.
Шестнадцатилетний Мэл пережил тем летом все муки ревности. Джилли ходила с Томом гулять. Джилли танцевала с Томом все танцы на вечеринках. В конце июля Мэл застукал их за коровником - они целовались.
Тогда Мэл вырвал Джилли из своего сердца. Тем более что Мэри Симпсон на него поглядывала.
К концу лета Мэл и сам освоил поцелуи и объятия - с Мэри. И никакая Джилли ему была совершенно не нужна. Хочет гулять со своим кудрявым бараном - пусть, Мэла это совершенно не волнует.
Когда Мэлу было семнадцать, они с Мэри расстались. Честно говоря, им было скучно вместе. Разговаривать было совершенно не о чем. Хоть о коровах, хоть о звездах, хоть о дальних планетах... одна зевота, а не разговоры. Целоваться было гораздо приятнее, но и это как-то поднадоело.
Кудрявый баран давно уехал в свой Ньюгемптон, только вот когда это произошло, у Мэла вовсю продолжался роман с Мэри. Он бы и свернул его помаленьку, раз такое дело, но пока раздумывал - стоит ли, - к Джилли подкатил Колин.
Колин был хороший парень, только он был еще хуже Тома. Он был совсем взрослый и умел играть на флейте. И он был не из какого-нибудь там города. Местный он был, с ранчо.
В общем, с ним соперничать было как-то и вовсе безнадежно.
То лето Мэл провел исключительно в мужском кругу. И работал, и отдыхал с другими парнями. И разговоры вел взрослые, мужские. То есть - или о работе, или о бабах. С особым интересом он слушал про проклятых вертихвосток, которые бросают своих парней по дурацким поводам. Хотя он, если уж честно, не имел никакого права считать Джилли вертихвосткой - что между ними было, кроме звезд над выгоном?
Единственная женщина, с которой он хоть как-то разговаривал в то лето, была его мать. Но с ней разве поговоришь о том, что наболело. Да, мам. Да, я обязательно починю изгородь у свинарника. Да, мам, я сейчас съезжу к Снейк-ривер за водой. Да, мам, и дымоход почищу. Нет, мам, я не буду есть рагу, не хочу. Вот и все разговоры.
Мать пыталась спрашивать - а что это ты, сынок, скучный какой-то? - но тут он замолкал намертво. И ничего я не скучный. Устал просто.
Потом вроде еще с одной девчонкой начало что-то склеиваться, с Энни МакГи. Она была веселая и очень хорошенькая. Только чего-то в ней недоставало.
Мэл с ней гулял, но так недостающего и не нашел. Даже под юбкой. Хотя там было много интересного.
Когда Мэлу было восемнадцать, он уже давно и думать забыл об Энни, только вот, к сожалению, Джилли все еще каждую свободную минуту проводила с Колином и даже стала учиться играть на банджо, чтобы составить с ним дуэт.
Когда Мэлу было восемнадцать, он всячески избегал общества Джилли, потому что у нее на языке вечно был Колин. Даже если она танцевала с Мэлом. Колин-то не танцевал, он вместе с остальными музыкантами был сильно занят.
Когда Мэлу было девятнадцать, Джилли собралась за Колина замуж.
Мэла это настолько выбило из колеи, что он попытался ее отговорить. Только она его и слушать не стала. Он нес какую-то чушь и даже взял ее за руку - но времена тех звезд давно миновали.
Она стояла, тонкая, длинноногая, в белом ситцевом платье, ужасно взрослая и далекая. И волосы были аккуратно причесаны, а нос совершенно не лупился. И веснушки не светились, хотя вроде и не делись никуда. А глаза - большие, серые, и в них отчуждение.
- Не говори глупостей, Мэл, - вот что она сказала. - Это вообще не твое дело, за кого я выхожу замуж.
И это действительно было совершенно не его дело.
Когда Мэлу было двадцать, началась война, и он ушел воевать.
Однажды он узнал, что его планета сгорела дотла. Ничего не осталось.
Только лица - много лиц. Стоит закрыть глаза, и все они тут.
Можно даже попробовать поговорить с ними, только не вслух. Солдаты не поймут, если сержант Рейнольдс будет разговаривать сам с собой. Они же не видят - где им знать, что те люди улыбаются, и кивают, и спрашивают, как дела, и желают ему удачи. Веснушчатая девочка с облупленным носом - тоже. Только девушка в белом платье смотрит молча.
А на ранчо светятся окна, и над выгоном горят крупные августовские звезды.