Об отсутствующих - или хорошо, или ничего.

Франсуа Рабле. 

Он сын кабатчика, торговца,
В Шиноне выпал, но когда?
Кто докопается до донца,
Тому положена - звезда!
Француз, насмешник, врачеватель,
Монах, целитель, сибарит.
Сатиры едкой зачинатель,
Писатель, мудрый эрудит.
Философ, доктор и бродяга,
Юрист, учитель, богослов.
Он, как хорошая дворняга,
Всё понимал, без лишних слов.
Впитал отечество, как губка,
Вкусил отечество сполна. 
Он понимал, что жизнь не шутка,
Но смех - полезнее вина!
Коль суждено кому родится
На перекрёстке двух веков,
Не стоит злиться и яриться,
Но - избавляться от оков.
Цепей, увы, тогда хватало -
Католицизм болты крутил.
За "жабры" так иных хватало,
Что забывали "living still".
Европа только пробуждалась,
Как после спячки вековой.
Из чрева, с болью, возрождалась,
Порой стеная - крик и вой!
Сплошной испуг - такие роды,
Кликуш хватало и зевак.
Но подпирали дверь народы -
Случались смуты, кавардак.
Являлись оторопь и злоба,
Слепое ханжество, испуг.
Пугались смеха, счастья, гроба,
Хоть жизнь и смерть, суть - не недуг!
Они - вселенной атрибуты,
Награда, данная, и труд.
А нам - разуты ли, обуты,
Проплыть придётся этот пруд.
Не раздувать напрасно щёки,
Не издавать истошный вопль -
Усвоить прошлого уроки,
Не оставляя после - топь.
Освоить плоть, смирить гордыню,
Колючки детства прополоть.
Принять седмицу, как твердыню,
И веру к сердцу приколоть!
Ходить по центру, не по краю,
Мирить комизм и гуманизм.
Найти внутри тропинку к раю,
И не ругать за динамизм.
  ---------------------------------------------
Мальчишка с быстрыми глазами,
Сынок хозяйский и слуга.
То умывается слезами,
То лезет к ч...ту на рога.
Солёный пот, угар, объедки,
И свечи сальные чадят.
Сюда гулять не ходят детки,
Здесь дядьки грубые галдят.
Кислушный смрад, пары пивные,
Огрызки яблок, кожура.
У стен - мицелии грибные,
Чревоугодья конура.
Отрыжка, пук, вульгарный хохот,
Икота, песенки и грязь.
Утробный храп и пьяный топот,
У кабака - такая вязь!
Когда - свободная минутка,
Он мышкой шустрой - шасть под стол.
Прольётся шутка - прибаутка:
Когда - вином, когда - рассол!
Под стол летели соль и крошки,
Чесались "ягодки" и пах.
Вились над сладостями мошки,
Хрустели косточки в руках.
Щипались, тёрлись и толкались,
Стучали, топали, тряслись.
Скучали, шлёпались, бодались,
Кололись, дёргались, дрались.
Подстольный мир широк и тесен,
Непредсказуемый, живой. 
И так прикольно интересен,
И, что важнее, точно - свой!
Здесь небосвод - доска - столешня,
Хороший дождь - чужой плевок.
Бывает град - с гнильцой черешня,
А лучший друг - метла, совок.
Такие запахи и звуки
Порой являлись и плелись,
Что удивлялись даже мухи, 
И Францу в верности клялись.
Он здесь хозяин и правитель,
И капитан, и генерал.
Сапог, сандалий - повелитель,
И кто накажет, коль приврал.
Нам выбор детства - неподвластен,
Кто где родился, там корпи!
И он извечно безучастен,
Ты на поверхности - терпи!
Знакомься, это будет папа,
Всегда в заботе, весь в делах.
С пером гусиным, с тульей, шляпа,
И неприступен, как скала.
Ему по нраву пива дебит,
И не по нраву: "Мсье, кредит?"
Во франк без меди свято верит,
Мошну до сала теребит.
Мельканьем дней отягощённый,
Он о сынишке забывал.
В отцовство очно посвящённый,
Заочно Франца в мир сбывал.
Теперь знакомься, это - мама.
Коль есть неточности - прости.
Вполне возможно - magic-дама:
"Ручонкой платье отпусти!
Иди гулять, мне нужно кушать,
Иди гулять, мне не досуг.
Тебе пора отца послушать,
Иди трудиться, вместо слуг".
Любви и ласки - не дождёшься,
Забота, нежность - фу, мерси.
Уж лучше в детстве обожжёшься,
Что, что - добавки? Не проси!
И в десять лет, все - "за", не против,
Учиться, мальчик, в монастырь. 
Сей монастырь у нас в почёте,
Учись прилежно, и - не тырь!!   
------------------------------------------------
Холодные кельи, холодные лица,
Мерцание света в глазницах окон.
Ты словно большая, продрогшая птица,
На грани судьбы, за пределом времён.
Чужая постель согревается быстро,
Теперь - не чужая, свыкайся - твоя.
Здесь запах другой, аккуратно и чисто,
И нет паутины - иные края.
Не слышно ни храпа, не слышно ни скрипа,
Звенящая вверх, в потолок, тишина.  
Ах, как одиноко, до жути, до всхлипа,
Одно  утешает - не дом, новизна.
Любви - не дождёшься, внимания - масса,
Режим, понукают - учись и трудись!
Любая оплошность - за шею, из класса:
Копайся в навозе и в карцер садись!
Кормёжка - по звону, горбушка и каша,
Салат и капуста, бобы, спаржа, лук.
Конечно, свобода счастливей и краше,
Но мир этот недруг, а вовсе не друг.
Наставник не терпит болезней отвода:
Псалтырь и зубрёжка, зубрёжка - псалтырь,
С утра и до ночи - тоска, несвобода.
Режим и усердье - таков монастырь.
Забилось сердечко в груди у мальчонки,
Разведал хранилище - скопище книг.
Ключи от сокровища - в старом бочонке,
Вечерней молитвы живительный миг. 
Хранитель сокровищ, монах - францисканец,
Любитель обеда и крепкого сна,
Отец Леонард, не француз - иностранец,
Тонзура - зерцало, волосья - сосна.
Просторная ряса, камилавка, пояс,
Беззубые губы, смеющийся рот.
Скрипучий и добрый, нестарческий голос,
И круглое пузо, простите - живот!
Он, сбросив сандалии, часто, под вечер,
Раскинув колени, сидел на крыльце.
И ранние звёзды светили, как свечи,
И пристальный взгляд отдыхал на мальце.
И голос глубокий, и голос скрипучий,
Сто тысяч историй являл при луне.
На небе сбивались, заслушавшись, тучи,
И всадник "свобода" скакал на коне.
Пропахший полынью, то свиток, то томик,
Легко умещался в надёжных руках.
И рушилась крепость, и строился домик,
Играли флейтисты в нестройных полках.
На ратных дорогах сходились для брани,
Звенящие медью отряды бойцов.
Скрывались в трущобах, прибежищах рвани, 
Осколки ненастий - несчастных, глупцов.
Весь мир необъятный являлся из книжек,
Хитро соблазнял и упрямо манил.
Горючею смесью фантазий, отрыжек,
Беззубо смеялся и редко бранил!
Загадки и тайны, бои и победы,
Ужасные козни, просчёты врагов.
Чумные пиры и хмельные обеды,
Искуснейший стих  и бандитский арго. 
Запомнит, усвоит, впитает, как губка,
Воспитанник крыш, наш малыш Франсуа.
Настанет пора - как бойцовская трубка,
Всё выпалит в массы месье Франсуа!
---------------------------------------------------
Зажав в руке свечи огарок,
Он выбирался в коридор.
На полках том любой - подарок,
Вкусней изюма - помидор.
Седые книги - фолианты
В библиотеке обрелись.
Чудесных мыслей бриллианты,
Здесь - отдыхаешь, здесь - не злись! 
Поведай книгам - накипело,
Спроси совета, отвлекись.
Покуда солнышко не село -
От заблуждений отрекись.
Погладь подушечкой страницы,
Вдохни от запаха времён.
Перешагни судьбы границы,
Послушай шорохи знамён.
Сразись с драконом, выпей море,
За Александром увяжись.
Сойдись с Платоном в важном споре,
Ремнём Франциска подвяжись.
Улиссу стань слугой и другом,
И Леониду помоги.
Любой квадрат заполни кругом,
Вы с Архимедом - не враги.
Задай вопросики Сократу,
Алкивиада укори.
И Бенедикту, как собрату,
Надёжный плотик подари.
Заставь Нимрода отказаться
От глупой башни, до небес.
Достойней быть, а не казаться,
Как не лукав и падок бес! 
С Энеем выспренним скитайся,
Создай Италию и Рим.
С Бертольдом искренним питайся -
Отшельник в келье нелюдим.
Познай дары Святого Духа,
Заветы, оба, почитай. 
И не чеши ногтём за ухом,
И лёжа в ложе - не читай!
С Ясоном правь, счастливый Арго,
Добудь Медею и руно.
Траян, триумф - и встанет арка,
Тебе - вчера, ему - давно!
Воюй с Гомером город Трою,
Ахилла с Гектором срази.
Возьми "livre", и я не скрою,
Всегда всё будет на мази.
Литература, слово, книги,
Удобрят мудрости ростки,
Продлят мгновения и миги,
Построят к вечности мостки.
Заполнят пролежни, пустоты
Священной мякотью любви.
Поднимут в снежные высоты,
И поцелуют - до крови!
Так Франсуа всего касался,
Где осторожно, где ползком.
В библиотеке прописался,
С библиотекою - знаком!
Чем больше слов, тем больше к делу,
Тянуло парня, с хохотком.
Такая дрожь порой по телу,
Что не справлялся с хоботком!
Под монастырским, душным сводом,
Дерзал свободу обрести.
Под этим хмурым небосводом
Он смехом стал себя трясти.
Он насмехался, издевался,
Сарказмом дёргал под уздцы.
То иронично обзывался,
То мелом портил изразцы.
Он к аскетизму не приучен,
И мистицизмом не любим.
Был от рождения не тучен,
И не сказать, чтоб нелюдим.
Терпел монашество, поскольку,
Про хлеб насущный забывал.
Глотал похлёбку и фасольку,
И на работу забивал.
В те годы лишь монастырями
Образование велось,
Плати трудом и фонарями,
(По счастью - много развелось).
Но Франсуазовы колючки
Терпели моны до поры.
Такие клеил штучки - дрючки,
Что не всплывали топоры. 
Так из обители в обитель,
Его пинали и кляли.
Раз ты перчёного любитель,
То и скитайся, как люли. 
Простым священником наш Франэк,
Но при епископе служил.
Его питал церковный краник,
Но он свободой дорожил.
Он с гуманистами общался,
С эпикурейцами дружил.
И с медициной не прощался,
Больным и страждущим служил.
Его везенье - Роттердамский,
Эразмус - умница, мудрец.
Монах, угодник, нет - не дамский,
Сам по себе, бродяга, чтец.
Духовный мир его - античность,
Национальность - человек.
Такая, скажем честно, личность -
Теперь не сыщите, вовек!
Рабле с Эразмом повстречались,
Пути судеб пересеклись.
Не знаю, как было в начале,
Но, точно, в верности клялись.
Эразм - отец, и даже - "мама",
Француз его боготворил.
И своё сердце, будто дама,
Эразму Прэе отворил. ***
Он называл его - "учитель",
Наставник, брат и духовник.
Писатель, друг и попечитель,
К его учению приник.
Как он, прилип к богатым дядям,
Кормился шуткой и умом.
Он - секретарь, не шутки ради,
Где шеф, там стол, кровать и дом.
Под тёплым крылышком владыки
Надёжно, мягко, не пекло.
Не слышно окрики и крики,
И за ботинки не текло.
Науки взлёт и просвещенья -
Его призванье и стезя.
И медицина, без сомненья,
И забывать о том нельзя.
Он изучает медицину
На факультете в Монпелье,
Читает лекции, гнёт спину -
Ждут пациенты ближних лье.
Как врач, касается болезней,
Убогих, нищих, простаков.
Он всюду был, где был полезней,
Не брал крестьянских пятаков.
Ничтожный быт - не наказанье,
А жизни скраденной удел.
Народ - урод, одно названье,
Ему невежество - надел.
Закрепощён, необразован,
Он прозябает в нищете.
По плечи суетностью скован,  
В приметы верит, и - не те.
Наивен, прост, косноязычен,
Весьма безграмотен, смешон.
И ко всему, увы, привычен,
И, вместо шляпы - капюшон.
Ему доступны те утехи,
Что предъявляются толпе.
А кто не годен для потехи -
Пускай лежит на канапе.
Но, гуманист и просветитель,
Рабле смириться с тем не мог.
И как фонарщик - осветитель,
Он мир сатирою зажёг. 
Кто понимает, в чём загвоздка,
В чём тонкость выбора - смешить,
Ведь слово - враль и вертихвостка,
С ним жить - не сено тормошить!
Не в тот конец его ударишь,
И потеряет слово смысл.
А то, бывает, долго паришь, -
Пришел другой, и слово сгрыз! 
Порой, как заяц юркий, вьётся,
Не так ухватишь - убежит.
То ниткой тоненькою рвётся,
Идеей фикс не дорожит.
Меж междометьями петляет,
То ритм чуть слышно тормозит.
То как Пегаса, окрыляет,
То как Мегера - злобно злит. 
То непристойностью пугает,
То низкопробностью смешит.
То в бездны рая повергает,
То бездной адскою страшит.
Секрет бессмертия комизма,
В простонародье - трёп и брёх,
В интиме физиологизма,
Амбивалентность - два, без трёх.
Комизм телесный возрождает,
Освобождая от стыда,
К здоровью дух сопровождает,
Как в сентябре, в полях, страда.
Щекочет нервы снизу шутка,
И, без промашки, в центр бьёт.
Как на плаву крякуша - утка,
Где испражняется, там - пьёт.
Комизм телесный - небо стонет,
За злоязычие бранит.
Ведь часто заживо хоронит,
Взрывает, точно динамит.
Бывает, дерзкая подколка,
Публично - насмерть поразит:
С картечью гладкая двустволка,
С зубами гнусный паразит. 
Хоть в этом деле славословье
Всего лишь наледь, шелуха,
Но масса третьего сословья
К солёным шуткам - не глуха!
К толпе стучаться, нет - не тихо,
А громче громкого греметь!
Порой - стремглав, борзо и лихо,
Порою - грубо поиметь!
Поддеть за левую ключицу,
Или за щёчку подцепить,
Спустить к промежности волчицу, 
Или в глазницу залепить!
Чем помассивней раздражитель,
И поувесистей мосол,
Тем подороже освежитель,
И позабористей рассол.
А если фибулей "щё сылы"
Да по мандибуле пройтись,
То будет флюс, под хвост посылы, 
И меньше двух - не разойтись!
Уж больно падок люд на шутки,
До хохмы всяческой охоч,
И за смешливые минутки
Продаст сынка, жену и дочь.
Не испугается бесстыдства,
Смутиться, что вы, вот уж нет!
Избави Бог от безрассудства -
Не для того придуман свет!
Уж коли, есть - не стоит прятать,
Графьям учёным потакать!
Покрепче супчика состряпать,
И под пивко мутить - втыкать!
Высоколобым грамотеям
Такое, хрюкнуть, - не понять.
Не тянет их к простым затеям,
 И неча зеркалу пенять! 
Цинизм для резкого комизма,
Ну, как для плова - барбарис:
Не разовьётся аневризма,
Коль позабудешь бросить рис! 

***
Эразм Роттердамский.

Рождённый как бы незаконно,
Хотя, по счастью - по любви,
Тянулся к правде неуклонно,
Голландский отпрыск, се ла ви.
Печать "бастард", клеймо позора,
Лишает будущих наград.
Ты под прицелом злого взора,
И в жизни - множество преград.
Его родители любили,
Гергардом - имя - нарекли.
Хвалили часто, не хулили,
Но на несчастья обрекли.
И хоть был для них желанный,
Но - эпидемии, беда.
В тринадцать лет - конец нежданный,
Отец и мама - навсегда!
Они исчезли, растворились,
Оставив сына сиротой.
Они с прошедшим верно слились,
А он - к монахам на постой.
В гражданском обществе - изгоем,
В монастыре - молись, учись.
Пусть на обед здесь водят строем,
Зато ведь кормят - и не злись!
В такой известной несвободе -
Свободы, впрочем, - через край.
И любознательной природе -
Читай и думай, чем не рай?
Эразмус юный - друг науки,
Латынь и греческий впитал.
Терпел гнилого быта муки,
В высоких сферах жил - витал.
Блестящий ум, сплошная память,
Желанье верить, побеждать -
Эразм готов себя поранить,
Чтоб в мир гуманный убежать.
Латынь изящная - подспорье,
А красноречие - родник.
Весь мир Эразмусу - подворье,
И он к источнику приник.
Весь мир - источник вдохновенья,
Когда ты молод и речист.
И ум желает повеленья -
Смелей вперёд, ты бодр и чист!
Его заметили, признали,
Есть меценаты среди блох. 
В Камбрэ - провинция - позвали,
Да и Париж - не так уж плох.  
Последний - центр гуманизма,
И схоластический оплот.
Не ведал власти остракизма,  
И плыл за вечностью, как плот.
Здесь мысль младая гнёзда вила,
Потом из гнёзд - умы - птенцы.
Здесь зарождались знать и сила -
Вселенской мудрости отцы.
Рождалась эра Ренессанса,
Реанимация "Antic". 
Кому-то время  "Μορφεύς"- транса.
Кому-то время - нервный тик.
Смущала древняя античность
Монахов спелые сердца,
Её изысканность, пластичность, 
Во всём - стремленье до конца;
Её культура, совершенство,
Её классичность, глубина.
Кому - интимное блаженство,
Кому - в бородку седина.
Далёкий мир и современность,
В объятьях вечности слились,
Цивилизации нетленность
Или божественный каприз?
Какой нуждой, какой потребой,
В Европу хлынул Ренессанс.
Им не хватало, точно - хлеба,
А это был наесться шанс?
Но ведь не хлебом же единым
Живёт на свете человек.
Духовной пищи магазины
Кому-то строить, веком век.
Монастыри - рассадник знаний,
Копилка наций, свитков, книг,
А не острог для наказаний,
Путь в монастырь - счастливый миг!
Бесплатно жить, расти, питаться
За монастырскою стеной,
Учиться, жизнью наслаждаться,
За крепкой, признанной, спиной.
Что - что, а, вы насчёт свободы,
Мол, разве жизнь в монастыре.
Девчонок нет, ходить в походы
Не разрешают на заре.
Без телевизора и клипов,
Без love ни дня не проживёшь!
Без дискотек, пивка и джипов,
Как чахлый стебель - пропадёшь!
Прошу не путать - это время
С средневековьем не сравнить:
Тогда прожить - не рай, а бремя,
Кто не вписался - будет гнить!
Для сироты тот мир безбрежный,
Дорога жизни - шаткий мост;
Колючий ветер рвёт надежды,
Без снисхождения на рост.
Под гнётом старых заблуждений,
Немилосердная страна
Не признавала снисхождений,
Когда надломлена спина.
Не берегла, а добивала
Жестокой прозы маета.
Зрачки туманом покрывала,
Уймись, житуха - суета. 
Тот свет - отдушина страдальцам,
Труднее тут - счастливей там. 
Таких считать - не хватит пальцев,
За кем старуха - по пятам!
Кто выжил, спрятался, смирился -
А выжил, значит - победил -
Кто устоял, не покорился, 
То Богу, явно - угодил!
На непростой - суглинок - ниве
Они посеяли добро.
Взошло жнивьё, живёт поныне,
И улыбается хитро!
                    **
Эразм придумал, верно, сито,
Для промывания сердец:
Насмешкой тонкой смоет "Cito!"
Гордыню дерзкую мудрец,
Больную спесь - иной правитель,
Непогрешимость - лицедей,
Лукавство - женщин искуситель,
Неаккуратность - брадобрей.
Честолюбивец смоет козни,
Охотку к голосу фанфар;
Храбрец откажется от розни,
И на кровати спустит пар.
Глупец избавится от квоты
На верных истин череду,
Скупец насытится до рвоты,
Лентяй попотчует гряду.
Ревнивец вычерпает с корнем
Порочной страсти злой изъян,
И позабудет слово "дёрнем",
Тот, кто с утра бывает пьян.
Легко пройдёт сквозь это сито
Неисправимый оптимист,
И незаслуженно избитый,
И тот, кто помыслами чист.
Кто верой подлинно охвачен,
Кто ценит юмор, не укор.
И кто талантом обозначен,
Причём судьбе наперекор.
Внутри у каждого есть сито,
Внутри у каждого свой фильтр.
То сито истиной сердито,
Владеет крепким словом: "Трр...". 
Зовётся сито это - совесть:
Скрепляя нравственностью мир,
Она стыдом подправит повесть,
И привнесёт порядок в пир.
Отрубит высохшие ветки
Интуитивным топором,
Хранит в душе прощенья метки,
И для агрессии, как бром.
Умерь свой пыл, смири гордыню,
Умно посмейся над собой,
Обрежь хвосты, как ножик дыню,
Не искушай судьбу судьбой.
Найди комфортность в альтруизме,
Собой других не отрицай,
Не утверждайся в эгоизме,
Себя, в насилье - порицай, 
И всем векам, вперёд грядущим,
Эразм иронию вручил.
Послал привет уже живущим,
И летней ноченькой почил.
-------------------------------------------------
Рабле - 2
Рабле - учёный и целитель,
Отважный лекарь и мудрец.
Гуманитарий и блюститель,
Сарказма признанный отец.  
Он успевал везде и всюду,
Мечтал, писал, смотрел, лечил.
Поворошил забвений груду,
Читал, смешил, влачил, учил.
Марго Наваррской лечит носик,
Беседы светские ведёт.
Стихи читать принцессу просит,
Советы лёгкие даёт.
Её новеллами прельщался -
Сеньор Боккаччо отдыхал -
С душевной чуткостью общался,
И об античности вздыхал.
Бывал и в замках, и в храминах,
Бывал в лачугах бедняков.
Лечил под небом и в доминах,
Не знал условностей оков!
Мсье доктор, можно на минутку?
Иду, иду - опять мигрень!?
Вы устаёте не на шутку,
В трудах и ноченьку, и день!
Мсье Франсуа, у кардинала
Друзей влиятельных полно,
Забот ответственных немало,
Но в службе папство не вольно.
Мы красной мантией и шапкой
Покрыты - так заведено.
Чтоб не ходить походкой шаткой,
Есть красный зонтик заодно.
Мы службой связаны до смерти,
Во славу Бога этот путь.
И не боимся, нет - поверьте,
Вот только часто давит грудь.
Болезни, слабости, мокрота,
Замучил кашель, геморрой.
Под вечер - мерзкая зевота,
И пароксизмов разных рой.
Вы врач, мой друг, вы наш спаситель,
Вы благодетель, эскулап.
Любой из нас, для вас - проситель,
В тисках недугов тесных лап!
Вам, Франсуа, от Гиппократа
Досталось дело - врачевать!
Галена чтите, как собрата,
Не успевая почивать.  
Рабле - искусный врачеватель,
Здоровье многим сохранил.
Трудов научных зачинатель,
К тому же - рòман сочинил.
Вначале, ох - Алькофрибасом
Назвался, кажется - Назье.
Чтоб с палачом не плавать брасом,
В своей крови, две сотни лье.
Народной книге подражанье,
О великане - удальце.
Гагрантюа, и в массах - ржанье,
Народ толпится на крыльце.
За непристойность книгу били,
Хотели даже книгу сжечь.  
Но люди книжицу любили,
Старались всячески сберечь!
В ней столько разных поучений -
Как средь амброзии горох -
Рецептов, толстых назначений,  
Иной из них - сейчас не плох!
В ней достижения науки
Втирались в массы исподволь.
В те времена не мыли руки,
Не ели ложками фасоль.
Вода из рек - опасней яда,
Рассадник хворей и червей.
От крыс и блох - чумного стада,
Не спрячешь пищи и бровей. 
Любовь телесная опасна,
Жестокий льюис тут как тут.
Беречься всячески - напрасно,
Ведь спирохеты всюду ждут.
Совместный сон детей и взрослых,
Простые ласки, разговор,
Без экивоков, шуток пошлых,
Тем паче,  льюис - приговор.
Любые ранки и укусы,
Кормленье грудью, поцелуй, 
Предметов жизненных искусы,
От гребней, бритв до водных струй.
Посуда, губки и одежда,
И медицинский инструмент,
Хоть самый умный, хоть невежда,
Улучит сифилис момент.
Известны случаи болезни
От акушерских перстных язв.
В гробу лежать, и то полезней,
Хотя и там возможна грязь.
Да, заражение от трупа
Случалось видеть докторам.
Перечислять сие не глупо,
Ведь знаний важен даже грамм.
Куда не ткнись, везде засада,
Невидим враг, непостижим.
И прорастёт бацилл рассада,
Подвижен или недвижим. 
Списать все напасти спешили
На Божью кару и навет,
Луну и звёзды тормошили,
Поправ каноны и завет.
Блуждали тёмно, аки слепы,
По лабиринтам бытовым, 
И пополняли смертью склепы,
Неся смятение живым.
Толпой невежд по мутным весям
Цивилизация неслась,
Рукой стирая гной и плесень,
По одиночкам - не тряслась.
Один исчезнет - незаметно,
И на кладбùще новый крест. 
Кому с рожденьем - смерти метка,
Тому могила - не арест.
А долгожданная свобода,
Прорыв из плена - в небеса.
И выходило - смерть, что ода,
А жизнь - пустые словеса.
Тщета тщетой, и трепыханье,
Сплошная гонка, призом - суп.
Двоим - весны благоуханье,
А сотням тысяч - грязный струп. 
Несправедливые различья
Увы, даны, роптать - не сметь!
Но справедливо, без двуличья,
Сравняет всех старушка - смерть.
Ах, человек, дитя рассудка,
Эх, человек - неисправим,
Непотопляем, словно утка,
И к древу пустит херувим.
Пусть древо жизни зеленеет,
И плодоносит, и родит.
И чем ярится темень злее,
Тем бьётся яростней родник.
Родник беспечности и счастья,
Желанья жить назло годам,
Довольства целым, а не частью,
Ходьбы по собственным следам.
Родник бесстрашия и веры,
Высоких помыслов, простых.
И пусть в любви не знает меры 
Венец природы - вольный стих!

 =============================
          Рабле. Портрет. 
Высокий лоб, глубокий взгляд,
Глаза - бездонные колодцы,
Волос седых волнистый ряд,
И борода - лучами солнца.

Бровей раскосых лук тугой,
Могучий нос, как у француза,
Усы - колючею дугой,
И рот, для сна и пищи - луза. 

Ресницы крылышками век
Над миром - поприщем взлетают.
Насмешек тонких тёплый снег
С губ иронических слетает. 

Есть - обязательный берет - 
Духовных лиц прерогатива,
Священник, Боговый клеврет,
И ум - звенящая тетива.

Осанка, выправка, типаж,
Не напускное благородство,
В поступках - смелость и кураж,
И в мыслях - века превосходство.

Ему такой достался век,
Он не вихлял, как мог - прижился.
Рабле - великий человек,
Но перед смертью он - божился!
8.04.05