Жара. Редкие облачка убегают от кого-то, напугавшего их, но теперь уже далекого и потому невидимого. Однако им только кажется, что они бегут изо всех сил. На самом деле еле-еле ползут по синеве небосклона. Внизу не чувствуется не только ветра, но и легкой тени дыхания ветерка не ощущается. А в лазурной вышине Солнце вовсю трудится, согревая землю со всеми ее обитателями, не замечая, что вот-вот изрядно перестарается. Впрочем, до полудня еще далеко и нормально дышать пока можно. Поле, окантованное по одному краю посадкой деревьев вперемешку с кустарником, со страхом ждет пика усердного труда светила. Перемежающимися полосками картофельных участков и злаковых оно сверху напоминает колорадского жука, только что сменившего нежную розовопузость на лычки взрослой особи. Да вот и они сами - колорадские жуки, гордо именуемые Leptinotarsa decemlineata - маскируют кусты обычной картошки под экзотические ягодные. Порой настолько успешно, что узнать картошку попросту невозможно. И не из-за наличия на ней разного размера сочных "ягод", а из-за полного отсутствия листьев. Почти на самой верхушке одного из кустов, еще не сильно надкусанного, сидит крупный колорад явно отроческого возраста. В мутных глазках наперегонки кувыркаются любопытство с зовом желудка. Судя по размерам и упитанности насекомого - зов шустрее. По крайней мере внешние проявления здорового аппетита видно невооруженным глазом.
Внутри же головенки с отставанием на такт от равномерно движущихся жвал, ползут мысли: "Вот интересно, правда ли мир настолько велик, что его и за день не переползти? Не верится что-то. Вон соседа утром ветер сбросил вниз, так тот часа два полз до куста, похудел страшно, бедолага. Сейчас только до первой развилки поднялся - видать сил не осталось дальше-то карабкаться. Даже сочный лист не манит - трескает жесткую веточку. Да хранит меня Бог, - молитвенно вскидывает к небу передние лапки, - от такой участи... И от несварения..."
Мысли, проигрывая в конкурентной борьбе за ресурсы аппетиту, отстают еще на пару тактов: "Когда это наc Жрец навещал? Запамятовал я что-то. Вещал он об устройстве мира, о том, как Бог в поте лица создавал Убежище. Только я не очень-то понял, как этот прах, который сосед два часа своим потом поливал, утопая в нем по брюхо, можно для зимовки использовать? Вот как там Жрецы пережидают Мертвые Времена? Однако же наступают Живые Времена и, дождавшись когда Бог посадит клубни картофеля нам на корм, Жрецы выходят на свет, дабы продолжить род. Непонятно только, зачем Он кроме картофана еще и другие растения сажает - что в них проку? Так, что же было потом, когда Бог все это создал? Aх, да! И как я мог забыть?! Жара, наверное, плохо влияет. Он же нас создал - своих самых любимых детей. Сосед еще тогда усомнился в том, что мы самые любимые. Вот теперь и поплатился - нельзя не верить Жрецам. Как тогда Жрец молвил? A! Вот: "Ты подумай, - ведь естественных врагов-то у нас нет? Нет! О ком Он еще так позаботился? О! Вот и выходит, что мы самые что ни на есть избранные". Правда божья коровка мычала, что это все вранье жреческое, что, мол вот она - это да. У нее даже и имя соответствующее - божья. Хм. А чего ж так-то? О-о! Небось сама ж себя и назвала для понтов божьей - мелочь безпузая".
Видимо от жары мысли совсем сбились с такта мерно и безостановочно двигающихся жвал, безнадежно отстали, растянулись и поползли еще медленнее "бегущих" облаков, которые к этому времени почти расплавились в вышине: "Вот наем себе крылья, стану Жрецом, уж я на белый свет вволю погляжу, ко всем знаниям и тайнам приобщусь! Все узнаю и все увижу! Может даже самого Бога! Уф, аж дух захватило, даже жевать перестал. Непорядок. Наверстаем". На соседний листок что-то с жужжанием плюхнулось. Юный листоед скосил один глаз и чуть не поперхнулся жвачкой - там уже впился жвалами в сочный лист взрослый полосатый жук. Немного обождав, чтобы справиться с благоговением и проглотить жвачку, молодой "послушник", заикаясь от волнения и даже забыв поприветствовать избранника божия, зачастил:
- Уважаемый Жрец, а вы, вы...
- Жри, не отвлекайся. Всему свое время, - обрезал тот.
Молодой жук почти с неохотой вернулся к еде, завистливо поглядывая на титулованного мудреца.
Когда солнце почти вскарабкалось до верхней точки своего пути и, безусловно стремясь угодить Богу, удвоило усилия по обогреву сущего под ним, Жрец перестал жевать, чуть сдвинулся в тень от листьев, вздохнул и, благодушно хмыкнув, одернул розового:
- Перестань жрать в жару, дурень. Не гневи Господа нашего. Желудок испортишь и не доживешь до жреческих полос. Осоловевший от жары и переполненного брюха, молодой дернулся от неожиданности, чуть не свалившись с листа. Зато мутный взгляд стал чуть более осмысленным. - Разве не знаешь, - удовлетворенно продолжил полосатый служитель Бога, - Господь дал время для еды и время для размышлений и величаний деяний Его. А дабы дети неразумные не забывали Его почитать, совсем уж погрязнув в чревоугодии, повелел свет и тепло дающему в час размышлений о божественном жарить так, что еда горькой делается, и животы от нее подводит. Велик в своей мудрости Бог и неисповедимы пути Его, а мы, Жрецы, проводники воли Его. Молодой розовый недоросль хоть и был полностью согласен с видавшим виды Жрецом, но когда ж это молодежь без перепалки со старшими обходилась? Вот и нашего розовопузика потянуло на спор. - Если наш Господь Бог так добр к детям своим, то что ж столько напастей на нас насылает? Бывает, ветер расходится - никак не удержаться, а свалишься - ползи потом, потей, худей. А этот противный дождь? И жрать, во, самим приходится. Недавно вон один тут подавился жвачкой и все - свалился и издох. А давеча, - понижает голос, - мор Бог на нас наслал. Покапало слегка, и все кто ел - подохли. Я тогда животом маялся, в рот ничего не брал, может потому и уцелел.
Потрясенный своей смелостью и собственными словами, молодой жук замолкает и съеживается.
Старый же укоризненно качает головой:
- Эх, молодо-розово, - бурчит. - Чтоб ты понимал в жизни. Он - Бог, а мы дети его и Он неустанно печется о нашем благе. Вот если б не этот мор - сожрали б уже этот куст поди? А? И не только этот. А что дальше есть-то? Вот Он и регулирует население, чтоб не голодало. Вам же, краснорожим, это страшнее смерти. Небось, и до соседнего-то куста с трудом да ущербом для пищеварения добираетесь. Если б все не передохли, то уж намучились бы. А так Он радеет о благополучии народа своего. Грешники то были и неверующие - не сомневайся. Вот Он своею дланью их в ад и отправил, дабы праведников в вере да в теле укрепить и урок им преподать. Бесконечно добр Он и все, что Им ниспослано - во благо.
- Уважаемый Жрец, а ты Его видел? - блеет молодой.
- Лицезрел! - торжественно шевелит усиками Жрец.
- И каков же Он? - совсем уж проникается отрок.
- Сколько тебе талдычили - созданы мы по образу и подобию Его, - важно, степенно и нравоучительно вразумляет старый молодого. - Только ползает он на двух ногах и громадина - в несколько раз выше этих кустов. А голос - аки гром грохочет. В одной длани смерть несет, в другой держит символ жизни - листья картофельные. Во как!
Тут он замолкает ненадолго, поводит усиками и негромко бормочет:
- О, самочка! - нетерпеливо переступая лапками поворачивается. - Щас мы с ней еще сотню - другую красненьких замесим во славу Господа нашего.
Потом косится на любопытствующего отрока и говорит уже громко:
- То есть - Жрица. Надо бы с ней на богословские темы побеседовать.
Полосатый матерый колорадский жук расправляет жесткие надкрылки, из-под которых высвобождаются крылышки и начинают петь. Сквозь жужжание взлетающего насекомого молодой недоросль слышит:
- Бывай. Жри больше - Жрецом станешь. Улетает.
На другом конце картофельного поля матерится человек, потрясая поднятыми к небу руками. В одной он держит пульверизатор. Во второй скрученные в порыве ярости пальцы сжимают пучок картофельной ботвы.
- Чтоб вы сгорели! Только пару дней назад потравил гадов. Ан опять как насрано. За что мне, господи, это наказание?
А в раскаленном добела небе Солнце медленно прячет нижний край за набежавшую ниоткуда реденькую тучку, словно улыбку в бороду. Да еще и лукаво поглядывает из-под бровей-облачков. День клонится к вечеру. Жара.