Аннотация: Поэты и пожарные, классики и современники, мистика и мистификаторы
Посвящается удивительной и невероятной Татьяне Раевской, музе этого рассказа и глобальной вдохновительнице
Иногда Татьяне казалось, что она так и не доберётся до Ерика. Историческая родина, чтоб её... Почему дед уехал так далеко от своих корней? Когда она совсем уставала, перед глазами всплывало надгробие с её именем и двумя датами. Мрачная картина напоминала, что игра стоит свеч. Если она докажет сыну, что возможна другая судьба, тогда Мишка будет жить.
«Соберись, —приказывала себе Татьяна, — сконцентрируйся!» — и с каждым днём эти слова действовали всё быстрее, как набирающее силу заклинание.
За долгий путь она освоилась со своим новым состоянием, а добравшись до Ерика, совсем осмелела. К тому же, наступал вечер, а в сумерках она чувствовала себя гораздо увереннее, чем на свету.
Её взгляд зацепился за мигающую вывеску. Четыре звезды и надпись HOTEL над входом в дореволюционное здание производили хорошее впечатление, а слово КОСТИ, выведенное мигающими неоновыми буквами – не очень.
Татьяна задумчиво пошевелила губами и велела себе выбросить из головы похоронные мысли. Гостиница, наверняка, называется «У Кости» — примитивно, зато душевно. Но первая буква перегорела, вот и получились загробные «Кости».
«Пожить бы, как нормальный человек», — подумала она и сама не заметила, как очутилась в вестибюле. Нештукатуренные стены и скудное освещение превращали его в темницу. На стойке администратора гостей встречал одинокий колокольчик.
— Дин-дон! — громко сказала Татьяна, и через пять секунд перед ней появилась девушка.
— Я здесь! Чем я могу вам помочь!
— Добрый вечер, — Татьяна покосилась на бейджик, — Алёна. Вы знаете, что у вас на вывеске одна буква погасла?
Девушка захлопала ресницами.
Татьяна вздохнула. Какого чёрта она просто не спросила свободный номер?
—Гостиница называется «У Кости», правильно? Ну так вот, буква «У» не работает.
Татьяна обернулась. Откуда доносится этот насмешливый баритон?
— Сударыня, вы победитель необъявленного конкурса на самое оригинальное толкование нашего названия! — Из сумрака вестибюля выступил улыбающийся мужчина.
— Хотите сказать, что гостиница называется не «У Кости», а просто «Кости»? — спросила Татьяна.
— Это историческое название, — сообщила Алёна.
— Историческое название для большинства гостиниц в нашей стране – это «Советская», — возразила Татьяна.
Алёна сделала бровки домиком, и мужчина тут же выступил на её защиту.
— Сударыня, не смущайте мою барышню призраком далёкого прошлого.
— Хорошо, обойдусь призраком настоящего. Номер можно снять?
От неизбежного вранья Татьяна напряглась. Надо как можно убедительнее: «Ах, кажется, я положила его в чемодан, а чемодан оставила в камере хранения».
Но не успела она и рта открыть, как Константин — какое-она-сказала у него-отчество? — распорядился:
— Оставим формальности на потом.
Татьяна не верила своему везению. Почему он нарушает обычные правила? Но спрашивать не рискнула. Сбитая с толку Алёна тоже не стала задавать вопросов.
— Двести первый номер, лестница в конце коридора, завтраки с семи до десяти, ресторан с двенадцати до полуночи, кафе...
— Большое спасибо, — перебила её Татьяна.
Возле лестницы она остановилась. Справа открыт ресторан «Русский дух», слева на железной двери болтается навесной замок, и ведёт она, скорее всего, в подвал.
— Кафе «Гробница Тоцци», — прочитала Татьяна надпись на табличке, — как мило! Впрочем, если гостиница называется «Кости», то почему бы и нет.
— Рекомендую «Гробницу», — шепнул на ухо баритон.
Татьяна отшатнулась, оглядываясь. Но Константин — как-там-его-отчество? — стоял в почтительном отдалении.
— Что может быть лучше бокала вина на свежем воздухе! — провозгласил он, словно не заметив её шараханья.
— На свежем воздухе? Я думала, что ваша гробница находится внизу, в подвале.
— Моя, может, и в подвале, — захохотал Константин, — а «Гробница Тоцци» — во дворике, в саду.
— Я бы предпочла чашечку кофе в ресторане. Кстати, при чём тут Тоцци? Это же поэт, вроде итальянского Шекспира?
— О, вам знакомо его творчество! Вы филолог?
— Я бухгалтер.
Они вошли в ресторан.
— «Русский дух»? – не удержалась Татьяна. — А где заставленная горшками печь? Где двухведёрный самовар, увешанный связками баранок?
Полупустой зал напоминал библиотеку, из которой вынесли стеллажи и шкафы, расставили столики со стульями, а книжные полки и портреты со стен снять забыли.
— Сударыня, наше главное блюдо — духи русских классиков.
— Духи? В смысле, нематериальные сущности?
— Посмотрите направо, — предложил Константин, как-же-чёрт-побери-его отчество?
Татьяна без особого интереса посмотрела на стол, затянутый зелёной тканью. Кто-то построил на нём карточный домик, осталось только последнюю карту положить.
— Когда-то Пушкин проиграл здесь одну главу из Евгения Онегина. А Булгаков, напротив, выиграл склянку с морфием, который ему весьма пригодился. Посмотрите налево! В том углу стояла рулетка, за которой Достоевский спустил все сбережения своей жены, а Маяковскому достался маузер, из которого он и застрелился!
Татьяна покосилась на стол с маленьким колесом настольной рулетки.
— А теперь, — Константин понизил голос до зловещего шёпота, — теперь их духи предаются здесь азарту, совсем как в старые добрые времена.
— Что-то я никого не вижу. За каким они столиком?
Он захохотал:
— Из уважения к нашим старым клиентам мы закрываем ресторан, когда они собираются на шабаш. Присаживайтесь, куда хотите.
— Константин... как ваше отчество?
— Для вас — просто Константин, — приподнял он воображаемую шляпу, — что в переводе с латыни означает «стойкий».
— Татьяна.
— «Итак, она звалась Татьяна!» Вы знаете, что на латыни ваше имя значит «упрямая»?
— Теперь знаю, — она кивнула официантке, поставившей перед ними две чашки кофе. – Значит, карты и рулетка. Наверное, лет двадцать назад у вас тут и казино было.
Константин не возражал против перемены темы.
— Разумеется! И назывался мой отель так же — «Казино»! Но времена меняются, и вывески вместе с ними.
— Но почему же «Кости»? Из всех названий это самое... самое... — она никак не могла найти подходящего слова.
— Поверьте, я всего лишь восстановил историческую справедливость!
Татьяна промолчала, с удовольствием принюхиваясь к кофе.
—Давным-давно здесь находился постоялый двор, —Константин один за другим перекладывал кубики из сахарницы в свою чашку. —Хозяин имел дурную привычку убивать и грабить своих гостей, а останки закапывал тут же, во дворе. Всё шло благополучно, пока его не выдали собаки, растащившие по всему городу человеческие кости.
— Как это грустно, — хмыкнула Татьяна.
— Да, сударыня, поведение хозяев некоторых отелей оставляет желать лучшего.
— Я имела в виду вовсе не поведение хозяина. Очень грустно, что в истории гостиницы не нашлось более приличного эпизода для того, чтобы его увековечить.
— Приличные эпизоды может, и случались, но никому не запомнились, — усмехнулся Константин. – Ну, а когда из дальних стран к нам пришёл обычай игры в кости, название пришлось как нельзя кстати. Ах, во что здесь только не играли! И хотя разориться у нас было легче, чем в любом другом заведении, — подмигнул он, — гостей всегда хватало. Впрочем, новое время — новые игры. Теперь мы с утра законопослушные, к вечеру законобоязненные, так что сыграть вы сможете разве что в бильярд, да и то - только на щелбаны.
— Я не азартна, — поднялась Татьяна, — спасибо вам за компанию, но я хочу отдохнуть.
Константин тут же вскочил, чтобы проводить её до дверей и пожелать спокойной ночи. Татьяна устало порадовалась, что не пришлось врать о невкусном кофе. Впрочем, его чашка тоже осталась нетронутой.
«Пересластил», — решила она.
****
Завтрак Татьяну не интересовал, гораздо больше ей хотелось взглянуть на тот самый внутренний дворик. Какая дикая идея назвать кафе — «Гробницей», пусть даже итальянского Шекспира! Она потянула на себя дверь, на которой по-прежнему болтался замок.
Где она это видела этот мраморный мавзолей?.. Видела печального ангела, проливающего слёзы над саркофагом, опорой которому служили неровные стопки фолиантов… Видела-видела, причём не так давно…
— Доброе утро, сударыня! Хорошо ли вы отдохнули? Как вам гробница? Впечатляет, не правда ли?
— Прекрасная копия.
— Вы меня обижаете!
— Хотите сказать, что это оригинал?! Да ну! И давно он тут у вас стоит?
— Четыре с лишним года, а что?
— А то, что приберегите эту сказку для кого-нибудь другого! Полгода назад во Флоренции я целый час стояла у настоящей гробницы, потому что экскурсоводу приспичило почтить прах поэта декламацией его стихов.
Но Константин не смутился.
— Что же, по-вашему, они должны рассказывать туристам? Что у них с кладбища пропал шедевр эпохи Реннесанса?
Татьяна машинально кивнула. Да, конечно, а как же ещё?
— О, святая простота! Сперва власти города оправдывались реставрацией, а потом изготовили копию, и — вуаля! — экскурсоводы могут по-прежнему декламировать стихи Тоцци у его могилы.
— Но как же она оказалась в вашем внутреннем дворике?
— Сударыня, вам лучше не знать, чего мне это стоило. Ведь это не простая гробница, в ней обитает дух самого Тоцци!
— Опять дух? Который нематериальная сущность? — Татьяна заставила себя улыбнуться. — Вы не могли ограничиться русскими духами, вам ещё и итальянского подавай! Ну и где он, этот ваш дух? То есть, простите, не ваш, а Тоцци.
— Как вам известно, дух веет, где хочет, — подмигнул Константин. — Должно быть, отлучился по делам.
— Какие же у него дела?
— О, самые скучные из всех дел – семейные! Он снится своим обнищавшим потомкам, чтобы поведать им про тайник с рукописями. Уже пятый раз к ним приходит, а они всё никак не могут понять, что это не ночной кошмар, а руководство к действию.
— Потомки итальянского Шекспира действительно нищие?
— Я вас умоляю! Этот высокомерный рифмоплёт считает беднотой всех, у кого нет своего дома и хотя бы трёх человек прислуги. Но что-то вы меня совсем не слушаете. О чём вы так глубоко задумались?
— О том, что мне пора заняться своими семейными делами, а я слушаю ваши байки.
— И куда же вы собрались?
— В городской архив, на площадь Ленина, дом два, — буркнула она.
Господи, ей черт знает сколько лет, а она так и не научилась отвечать: «Не ваше дело»! И уже, видимо, не научится.
— Сударыня, вы мне не поверите, но такого здания на площади Ленина больше нет.
— Вы правы, я вам не верю. До свиданья.
Адрес городского архива — Ерик, площадь Ленина, 2 – несколько лет кочевал из одного списка дел в другой, а потом в третий и в четвёртый. Всё это время Татьяна думала: «Сейчас, только ремонт закончим... Вот в отпуск съездим и тогда... Мишка выпускные сдаст, и я сразу...»
«Лучше поздно, чем никогда», — подбадривала она себя, пока добиралась в другой конец города, с завистью посматривая вслед автобусам. Все переполнены, а жаль: будь они хотя бы полупустыми, можно было бы и рискнуть.
Площадь Ленина окружали облупившиеся особняки с табличками «Городская усадьба, архитектурный памятник XIX века, охраняется государством».
— Плохо охраняется, — Татьяна нахмурилась, увидев почерневший прямоугольник фундамента, перед которым стояли обугленные деревья. Она трижды проверила нумерацию всех домов на площади и убедилась, что Константин не солгал.
Ну почему, почему сгорел именно дом два?!! Татьяна с тоской рассматривала то, что осталось от городского архива.
— Ох… Лучше никогда, чем поздно! — вырвалось у неё.
— На беду нашу смотришь, милая? — вздохнул рядом старушечий голос. — В революцию сохранили, от фашистов уберегли, а в мирное время в одночасье спалили!
— Спалили? — повернулась Татьяна к незнакомой старушке. — Нарочно, что ли?
— Нарочно или не нарочно, — та поджала губы, — а всё едино дотла.
— Как это случилось? Когда?
— Ты, никак, приезжая? Здешние-то все знают, что на Масленицу погорело. Я – Зинаида Платоновна, а тебя как звать?
— Татьяна.
— Горе-то какое, Танюша! Я этим архивом полвека заведовала, а теперь — всё, почётный пенсионер. Ты, милая, уже остановилась где? А то давай ко мне, я комнату сдаю…
— Вы?!! Архивом?!! Не может быть! Помогите мне, Зинаида Платоновна! Я должна найти сведения о родственниках! Тушиловы их фамилия, они в этом городе давно, они здесь ещё до революции жили.
— Милая моя, да у нас какую фамилию ни возьми, все испокон веков. Комната у меня хорошая, светлая...
— Может, в церкви сохранились метрические книги? В родильных домах, на кладбищах, в больницах?!
— Комната, я говорю, светлая, — повысила голос старушка, — и окна на реку! А кабы ты год назад приехала, я бы тебе к вечеру всё нашла: и как их звали, Тушиловых твоих, и родителей их, и родителей их родителей. В какой церкви кого крестили, в какой венчали, в какой отпевали…
— Мне очень надо! Понимаете, мой дед был пожарным и скончался, выполняя свой долг. И отец тоже погиб при тушении пожара. И теперь мой сын думает, что у него нет другого пути, что он тоже должен стать пожарным и умереть... Я должна найти, как звали братьев деда, узнать, кем они были, и прекратить это проклятую традицию!
Зинаида Платоновна сделала рот подковкой.
— Сейчас все архивы переводят в электронный формат, — соображала вслух Татьяна. – Ваш, наверняка, тоже! Он должен был остаться в оцифрованном виде!
—Ишь, чего захотела – в ошифрованном ! Архива-то ведь потому и не стало, что его шифровать собирались! Свезли всё в одно место, машины специальные поставили…
— И что? Что случилось?
— Так пожар и случился. Гулянья масленичные на площади были, а как Масленицу подожгли, так огонь на архив и перекинулся. Ты комнату-то снимать будешь?
— Да не надо мне вашу комнату, я в гостинице живу/
— Это в какой же? Уж не в «Костях» ли, у Эрлендыча? А ты знаешь, что всё из-за него и сгорело? От «Костей» вызов был, обе-две машины пожарные тушить поехали и к архиву моему не успели! Про то даже в газете написали, что он сам поджёг, чтобы страховку получить!
— Что поджёг? Архив? Или гостиницу? – не поняла Татьяна.
— Да всё и поджёг, с него станется. Ууу, злыдень! Чтоб ему ни дна, ни покрышки!
— Ах, всё… Понятно… Ладно, мне пора.
— Ты про комнату-то подумай, — велела на прощанье старушка, — чего в гостинице жить, когда у меня можно.
Почётная пенсионерка утомила Татьяну так, что обратная дорога заняла полдня. Она несколько раз отдыхала, выбирая безлюдные места, и у «Костей» оказалась уже затемно. На улице перед окнами ресторана стояли люди — она узнала несколько человек, которых видела в гостинице — стояли и подглядывали в широкие щели между гардинами. Изнутри доносилась музыка. «Там груды золота лежат, и мне они принадлежат!» — проголосил невидимый певец, и Татьяна узнала арию Германа из «Пиковой дамы». Две женщины настырно протискивались в первые ряды зрителей. «Это не наш метод», — напомнила себе Татьяна.
В гостинице, на площадке у лестницы не было ни души. Никто, кроме неё, не догадался подглядывать в ресторан через закрытые двери, хотя небрежная драпировка стёкол с обратной стороны оставляла достаточно места для любопытных глаз. А посмотреть было на что: вокруг сдвинутых в центре зала столиков с картами в руках стояли и сидели весьма примечательные личности — знакомые, и не очень. Человек, похожий на Пушкина, смеялся и вскрикивал, вскакивал и присаживался. Достоевский неубедительно рвал на себе жидкую бороду. Маяковский то изучал свои карты, то с презрительным видом обводил зал глазами.
— «Что наша жизнь? Игра!» — пропел знакомый баритон у неё над ухом.
— Прекратите ко мне подкрадываться! — рассердилась Татьяна. — Что за дешёвый маскарад у вас происходит?
— Почему дешёвый? — обиделся Константин.
— Потому что Пушкин у вас в женском жакете. Могли бы и на сюртук раскошелиться, для Достоевского вы же фрака не пожалели.
— С реквизитом у нас беда! Пушкину все сюртуки широки, а на Крылове ничего не застёгивается.
— Крылов? Тот толстяк в халате, да? А сухопарый старик это кто?
— Державин Гаврила Романыч. «И, в гроб сходя, благословил», помните?
— А рядом с ним? С козлиной бородкой?
— Сударыня, неужто вы Некрасова не узнали?! Ему, между прочим, игра больше дохода приносила, чем сочинительство.
— Почему у вас Маяковский сидит, как приклеенный?
— С Маяковским у нас неувязочка, он только с лица похож, а если встанет, то ниже Пушкина будет.
— Суровая проза жизни... И часто вы так туристов развлекаете?
— Развлекаю не я, — поправил Константин. — Развлекают артисты, а я — развлекаюсь. Каждую неделю, не реже, а то гости нашего города скучать начинают.
— Ах, вот оно что. Ну, спасибо за спектакль. Спокойной ночи.
****
Утро она снова решила провести в садике.
«Раз уж приходится выбирать между сомнительной гробницей и фальшивыми духами, — сказала она себе, — выберу свежий воздух!»
Воздух оказался не таким уж и свежим: судя по струйке дыма, недавно возле гробницы кто-то бросил непогашенный окурок.
«Сейчас навоняет, как в курилке», — поморщилась Татьяна. Она взяла забытую официантом картонку меню и замахала, как веером. Но дым не рассеялся, а наоборот — сгустился и принял форму человеческого тела. К Татьяне склонилось тонкое горбоносое лицо, и она невольно взвизгнула.
— Доброе утро, сударыня!
От неожиданного приветствия Татьяна, не успевшая взять себя в руки, снова завизжала.
— Не хотел вас пугать, — развёл руками Константин, — вижу, что наш дорогой дух уже это сделал. Позволите вас представить?
— Это действительно дух Тоцци? — слабым голосом спросила Татьяна.
Убедительность парящей в воздухе белёсой фигуры слегка подрывала её недоверие к Константину. Он что-то произнёс в сторону духа, и тот, не отводя глаз от Татьяны, ответил длинной непонятной фразой.
— Что он сказал?
— Что приносит вам свои извинения.
— На каком языке? — она вежливо кивнула духу. — На итальянском?
— На староитальянском.
— Так это же, наверное, одно и то же! — Старательно выговаривая каждое слово, она произнесла: — Италия ми пьяче мольте!
Во Флоренции эта фраза выручала её всякий раз, когда русско-итальянский разговорник заводил её в лингвистический тупик.
— Боюсь, что он вас не понял, — покачал головой Константин.
— В самом деле, — сообразила Татьяна, — какая может быть Италия в четырнадцатом веке.
— Вы бы ещё жителю Московского царства рассказали про Российскую Федерацию!
Константин хохотал так заразительно, что Татьяна тоже рассмеялась. Дух Тоцци принял их веселье на свой счёт и с возмущённым возгласом рассеялся.
— Я не хотела вас обидеть! — крикнула вдогонку Татьяна.
— Пообижается и вернётся, — успокоил её Константин, — деваться-то ему некуда.
— А как же новая гробница? Или он не хочет возвращаться во Флоренцию?
— Очень хочет, но не может. Он даже объяснял мне, почему, но я недостаточно хорошо знаю тосканское наречие, чтобы понять, то ли он привязан именно к этой гробнице, то ли просто к ней привязался.
— Тосканское наречие? Вы что, там жили? Да?!! Как же я вам завидую! По работе?
— Скорее, ради забавы.
— Мне бы так позабавиться, — вздохнула Татьяна. – Но скажите, зачем же вы перевезли сюда его гробницу?
— Просто так, для смеха. Подумайте только, прах Тоцци теперь покоится в местах, о которых он разве что у старшего Плиния читал!
— Ну и шуточки у вас!
—Какие есть. А теперь вы мне скажите, что именно вы хотели найти в архиве?
Татьяна помолчала. Рассказать или нет? Зинаида Платоновна казалась заслуживающей доверия, а толку-то... А этот? Врун, болтун и хохотун! Хотя про Тоцци не обманул, и про архив тоже... Допустим, расскажет она ему про своих предков. В лучшем случае он посоветует, к кому обратиться, в худшем — ничем не поможет. А что будет, если она скажет, что это его не касается? Ни-че-го. Так что глупо упускать возможность, какой бы призрачной она ни была.
— Дело в том, — начала она, — что все мужчины в нашей семье были пожарными. Дед служил пожарным, в сорок первом ушёл на фронт и дошёл до Берлина. Сколько раз мог погибнуть, но всё пережил. Его не стало через год после войны, когда он тушил дом, вспыхнувший от самодельной керосинки. Бабушка болела, и мой отец с сестрой росли при пожарной части как дети полка. Мальчишки в то время искали в лесу оставшиеся с войны патроны, гранаты, снаряды и взрывали их. Кого-то убило насмерть, кто-то потерял руки-ноги, а отец ни разу не пострадал. Вырос, пошёл по стопам деда, и погиб в горящей типографии, когда мне было пятнадцать. Сын его сестры — мой двоюродный брат — тоже был пожарным. Он пропал без вести, когда горели торфяники...
Продолжать было трудно, и Константин ей помог.
— У вас тоже есть сын?
Она кивнула.
— И он тоже собирается стать пожарным?
— Кем Мишка ещё может стать, - взорвалась Татьяна, - если и моя бабка, и его бабка — моя мать, ему все уши прожужжали, что это единственная судьба, достойная настоящего мужчины! А по-моему, это не судьба, а проклятье какое-то!
— Проклятье? – приподнял он бровь.
— Как бы это ни называлось, я хочу знать, откуда, с какого времени это пошло! Понимаете, бабушка всю жизнь боготворила деда, его благородную профессию и самопожертвование. И отца с сестрой вырастила в таком же почтении. Разбирая документы после её смерти, я обнаружила, что они с дедом в молодости жили в Ерике. Почему они уехали? Почему она никогда не рассказывала ни про своих родителей, ни про родителей деда? Один раз обмолвилась, что и дедовы братья, и их отец, её свёкор, все были пожарными — и больше ни слова.
— Вы надеетесь раскрыть эту семейную тайну?
— Надеялась... Но архив сгорел, причём, с вашей помощью, как уверяет бывшая заведующая. Вы действительно получили страховку за пожар? Она сказала, что про это даже в газете написали.
— Увы, сударыня, у меня нет и никогда не было страховки.
— У вас есть гостиница и нет страховки? Вы рискуете!
— Именно этим я всю жизнь и занимаюсь! — Константин захохотал, но тут же осёкся. — Слушайте, газета!..
— Что — «газета»?
— Про ваших прадедов могли написать в газете! Когда не хватает скандалов и сплетен, редакция вспоминает славное прошлое нашего города. Потомственные ткачи и врачи тоже их выручают.
— Думаете, они могли напечатать про династию пожарных?
— Если напечатали про династию карманников, значит, могли напечатать что угодно и про кого угодно.
— Какое неуместное сравнение! Где она находится, эта редакция? Куда мне идти?
Автор краеведческих очерков выглядел занятым и усталым, но услышал от Татьяны слово «пожарные» — и забыл обо всём.
—Это наша гордость! Да знаете ли вы, что первое добровольческое пожарное общество появилось не в Петербурге и не в Москве, нет! У нас оно появилось!
— Вы, наверное, с старыми документами много работаете? То есть, работали? Вы ведь работали в архиве?
— В архиве?!! Это вы меня спрашиваете?!! Да знаете ли вы, сколько времени я там провёл?! Я, можно сказать, жил там! А теперь он сгорел! Да понимаете ли вы, что для нас значит эта утрата! Для любого другого города, Петербурга или Москвы, это было бы просто несчастье, но для нас! Мы же колыбель пожарной охраны, для нас это позор!
— Всё действительно пропало? – с отчаяньем спросила Татьяна. – Какое горе! Вы даже не представляете, какая это для меня беда!
— Ну да, трагедия. Но не будет драматизировать, – неожиданно сказал он. – Я же не зря там работал! Я гигабайты документов отснял! У меня материала на сто двадцать очерков! Но, едва я сажусь писать про строительство тюрьмы, меня вызывает главный редактор: «Ко дню учителя нужна полоса про гимназию». Только я погружусь в канализацию, как меня перебрасывают на колхозные поля! Смеётесь, да?!! А мне не смешно! Я пишу про династию клоунов – а от меня ждут доярок!
— А про династию Тушиловых вы ещё не писали?
****
Она опять возвращалась к гостинице затемно. Ночной дворик был прекрасен и безлюден, и разве что струйка дыма напоминала о том, что на свете существуют неаккуратные курильщики и…
— Сеньор Тоцци! Бона сэра, — поздоровалась она, вспомнив шлягер времён своего детства.
Тоцци ответил выразительной речью.
— Вы ему нравитесь, — сообщил возникший из ниоткуда Константин, — он посвятил вам сонет.
— Грацие, — поблагодарила она, — это первый сонет, который мне посвятили.
Константин что-то произнёс, и дух, слегка поклонившись, принял надменный вид,
— Чего это он? — удивилась Татьяна. - Что вы ему сказали?
— Что он вам тоже очень нравится — как дух и как поэт.
— Но это неправда, я ничего подобного не говорила! Я вообще ничего не могу сказать про него как про поэта, а что касается духа...
— Вы только посмотрите, как он раздулся от гордости! Теперь будет принимать за похвалу всё, что вы при нём скажете.
— Зачем вы ему соврали?!
— Разве для этого нужны причины? Впрочем, для вас мне ничего не жалко! Скажем так, я соврал, чтобы на него снизошло вдохновение.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад. Бона ноте, синьор Тоцци! Спокойной ночи, Константин.
— Как?! Неужели вы не расскажете, удалось ли вам что-нибудь узнать?!
— Завтра. Сейчас я должна заняться семейными делами.
***
Как Татьяна ни присматривалась, но в прозрачном утреннем воздухе не было и следа духа Тоцци.
— Стихов не будет, — сказал поджидавший её Константин, — он снова снится своим потомкам. А вы, интересно, чем занимались? Выглядите усталой, но довольной. Что вам вчера удалось выяснить?
— Всё! Всё-всё! Что мой прадед был пожарным. Что у деда было трое братьев, и все они, представьте себе, были пожарными. Но не теми, которые ездят на вызовы, или как это тогда называлось, нет — все они были мирными пожарными: начальниками, инспекторами, попечителями пожарного общества, и только дедушка решил стать укротителем огня. Произошло это примерно в то время, когда он познакомился с бабушкой.
— На какие только подвиги мы, мужчины, не идём ради женщин!
— Семья была против и его женитьбы, и опасной работы; дедушка рассорился со всеми и уехал в областной центр. Потом началась война. Потом его не стало, а бабушка продолжала молчать об утраченной родне, воспитывая всех под девизом «Если ты мужчина — стань пожарным и умри».
— А что с прадедом и братьями?
— Прадед погиб в сорок первом. Все три брата вернулись с фронта, но на свою работу никто не возвратился. Через двадцать лет один из них стал начальником автохозяйства, другой — заведующим краеведческим музеем, а третий — следователем в милиции. Первый давно умер — военные раны. Двое других на пенсии. На троих у них родилось шестеро детей и десять внуков: военные, врачи, учителя, бухгалтеры и ни одного пожарного.
— Поздравляю, вы нашли именно то, что искали! Но я хотел бы знать ещё одну вещь.
— Какую же?
Константин жёстко взглянул ей в лицо:
— Как умерли вы?
Татьяна окаменела. Ещё неделю назад она от такого... такого... такого прямого, бестактного вопроса сразу развеялась бы, как туман на ветру. Наверное, это последние дни закалили её, научив оставаться собранной всегда и везде.
— Как вы догадались?
— У меня намётанный глаз. Ну, как вас угораздило? Вы не мужчина и не пожарный, да и не было на самом деле никакого семейного проклятья, как выяснилось.
— Просто несчастный случай. Шла мимо выселенного дома, увидела пламя, услышала крики... Я даже успела вытащить какого-то бомжа, а потом обрушилась крыша, и всё...
— Но вы решили вернуться. Ради сына?
— Я обязана была во всём разобраться! Мишка не должен погибнуть, как его отец и как дед!
— И как же он узнает, что вы добрались до истоков вашей короткой, но смертоносной традиции? Как поймёт, что вы переписали семейный сценарий?
— Он уже знает! Я ему сегодня всю ночь снилась. Мой сын — это вам не Тоцци в двадцатом поколении, он очень сообразительный. К тому же, скоро выйдет газета со статьёй про прерванную династию пожарников Тушиловых. Журналист обещал, что обязательно отправит ему номер.
— Поздравляю, вы выполнили свою миссию! Каковы ваши дальнейшие планы?
— Разве теперь я не должна уйти навсегда? Духи и призраки исчезают, когда предназначение выполнено, или когда грех искуплен, так во всех книгах написано.
— На заборе тоже написано, — отмахнулся Константин. – Сударыня, вы что, опять мне не верите? Посмотрите на меня хорошенько! Разве похоже, что я собираюсь исчезнуть?
— Вы?!! Так вы тоже?.. — Но она быстро оправилась от потрясения. — Ну, мало ли… Я же не знаю, может, у вас ещё предназначение не выполнено, или степень искупления грехов…
— Высшая степень, клянусь!
— А может, мне вернуться к Мишке, чтобы присматривать за ним?
— Сомневаюсь, что он обрадуется вашему возвращению. Сударыня, ну, сами посудите, стоило ли спасать его физическое здоровье, чтобы подорвать психическое?
— Но что же мне делать? Чем я могу здесь заняться?
— О, я знаю, чем! – вдохновенно отозвался Константин. — Для начала — староитальянским! Мы с вами вернём гробницу Тоцци во Флоренцию! Со всеми потрохами, включая этого занудного духа! Представляете, как будет забавно, если на кладбище рядом с одной гробницей Тоцци вдруг появится вторая!