- Кем бы ты хотела стать, не будь ты наследницей трона? - спросила меня Вита, сладко потягиваясь на диване и положив голову на колени Николаса.
- Наверное, учителем, - отозвалась я, неторопливо и с некой толикой извращённого удовольствия расплетая нити телепатического обруча.
- Учителем? - удивился Оле.
- Ага. Несравнимое место - школа. Место, куда так и тянет вернуться.
- Разве? - уточнил Оле. - Меня как-то не очень привлекает Мэгкорн, после всего, что нам там наплели.
- Всё равно, проходи ты мимо него, обязательно туда заглянешь. Это, скажем, наша так называемая точка возвращения. Ну, место, с которым у людей связаны какие-то воспоминания, не обязательно положительные. Помните, как убийцу тянет на место убийства? Вот точно так же людей притягивает школа.
- А ты когда-нибудь была в своей старой школе?
- Да. Много-много раз. Она несравнима и потрясающа не только своей привлекательностью для выпускников, но и тем, что даёт сногсшибательное ощущение времени. В детстве, как водится, школа казалась такой большой, коридоры - широкими, классы - безграничными, учителя - строгими, а директор - страшным. Для выпускника это всё уменьшается. И директора, которого ты раньше боялся, так и хочется обнять. Потому что он кажется таким усталым, маленьким и родным, таким непохожим на детские впечатления, что это сразу бросается в глаза.
- Это точно, - согласился Крон.
- А что тебе больше нравится - возвращаться или ждать возвращения?
Я мгновенно вспомнила Джулиана - и помрачнела.
- Наверное, и то, и то. И смотря в каком смысле. Ждать возвращения того, кто не может вернуться, поистине мазохистское занятие, не находите? Но всё же, в глубине сознания, где-то там, ещё теплится надежда, и кажется, что сейчас откроется дверь и...
Дверь еле слышно скрипнула.
Мы обернулись к ней все одновременно - но там никого не оказалось.
- Шуточки у тебя, Шайю, - проворчал Николас.
- Это не я, - возразила я.
- Слушай, а есть шанс, что Джулиан стал богом?
- Шанс есть всегда. Но, так как не появлялись новые храмы, записи в соответствующих книгах, приверженцы новой веры, скорее всего, Джулиан просто умер.
Слова показались мне неественными, ненужными, и я замолкла, оборвав разговор на полумысли, про себя упрякая за несвоевременное косноязычие. Тем более, мне до сих пор не верилось, что это так.
- Дети, вы верите в жизнь после смерти? - неожиданно загробным голосом пророкотал Оле, цитируя их преподавателя по некромантии. Мы рассмеялись.
- Вы заметили, что раньше все наши разговоры сводились к теме всемогущества некромантов, а теперь - к Джулиану? - спросила Вита.
- Как такое не заметить. Он был бы польщён.
- Зная Джулиана, - сказала я, - он был польщённо отмолчался в уголовке, и никто бы и в жизни не подумал, что он доволен.
- Зная Джулиана, - возразил Николас, - всё сейчас бы снова свелось к очередному научному спору. При чём, без его видимого участия. Он, казалось, мысленно подталкивал нас к нему, а потом наслаждался результатами.
- Из него вышел бы отличный психолог, - подтвердила я. - Он умел извлекать на свет самые потаёные и неожиданные мысли человека серией наводящих вопросов, никак не связанных с теми идеями. Говорят, его бабушка была некроманткой. Может, поэтому он так хорошо чувствовал людей?
- Нет, - сказал Оле. - Ты не права, Вит. Сейчас все наши беседы заканчиваются Джулианом вперемешку с всемогущей некромантией, успевшей везде пустить корни.