Аннотация: Год 1569-й. Путешествие по Полесью. Рыцарский герб и титул - награда за победу В КОНКУРСЕ БЕЛОРУССКОГО ФЭНТЕЗИ "СВЕЧА НА ОКНЕ", в котором отрывок "Лес" ЗАНЯЛ II МЕСТО.
Лес
Дикий край, в котором редко были разбросаны селения и небольшие местечки, жил своей особенной жизнью.
Здесь, в междуречье, среди лесов и болот, широкие спины могучих полесских рек Днепра и Припяти извивались неторопливыми змеиными изгибами. Блестела под солнцем и отсвечивала сталью их волна-чешуя, вздыбленная свежими ветрами. В глубоких ложах-руслах, проложенных в незапамятные времена среди сырых травянистых берегов, великие змеи реки перекатывали свои воды. Кое-где реки огибали высокие кручи, подмывали оголённые пласты глин и песков, отрывали от берега части, поросшие вековечными деревами, строптиво доказывая своё исконное право течь вольно и свободно. Иногда им наскучивало привычно дремать в старом ложе, и они, будто поворачивая с боку на бок гигантское жидкое тело, промывали себе новую дорогу, оставляя на прежнем месте заводи, протоки старицы и обширные болотистые низины. Тут, на восточных окраинах литовских земель, две царственные реки встречали, вбирали в себя изобильные притоки: светлоструйную Березину и задумчивый просторный Сож. Великое множество малых ручьёв льнули к матерям рекам, вынося по весне болотную стоячую водицу. И воды их кишели рыбой, в месяце соковику шедшей так густо, что, стеснившись в устье малых притоков, рыба стояла сплошной шевелящейся массой, и её просто черпали и грузили на десятки возов!
В обширных полесских болотах жило птиц без счёта: утки, дикие гуси, лебеди, цапли прятали в камышах свои гнёзда. Воздух звенел от птичьих крыльев: это перепела, жаворонки, выпь, канюки и кулики летали, сновали туда-сюда. Лесные дрозды, зяблики, соловьи, иволги оглашали окрестности неумолчным щебетанием, теньканьем, клёкотом. Орлы и соколы парили на широких крыльях, неся свой дозор в вышине. А в заваленных буреломами чащобах таилось дикое зверьё.
Говорили, что туров и зубров, живших в сухих лесах на возвышенностях во времена дедов и прадедов, теперь уж нечасто встретишь в этих местах: они отошли дальше на закат - за Пинск, к Берестью и в ляшские* пущи. Здесь же исстари водились лоси, олени, лани и серны, медведи, дикие кабаны, волки, лисицы, барсуки, бобры. Рыси, соболя, белки, куницы и прочая проворная мелочь делили с ними эти леса. А на просторных полянах, на приречных травянистых лугах паслись на воле дикие кони.
И всем бескрайним лесам хозяин был пан-боярин, а у хозяина несли службу лесники из крепостных, наблюдая за порубкой древес, за расчисткой земель под новые пахоты. Следили за сохранностью бобровых ставов; отлавливали, сколько могли, волков и лис, немало беспокоящих местное население.
Но не везде ходили лесники.
Дикие непролазные чащобы, окружённые непроходимыми болотами, были так обширны, что во многие заповедные места нога человека не ступала, может, от самого сотворения мира!
В эти земли в неурожайные годы, спасаясь от голода, нередко уходили целыми семьями селяне Могилёвского и далёкого Ршанского* края. Даже если не уродила полесская земля, или град побил посевы, - леса и реки кормили людей.
Всего несколько наезженных дорог прорезали эту дикую часть литовских земель.
От Речицы отходили целых три шляха*.
На закат, по гатям через болота, тянулась неверная, грязная дорога на Каленковичи и дальше - к славному ремесленному Мозырю на крутых холмах. На полночь шлях вел в Горваль, там возились паромом через Березину и направлялись в сердце Великого княжества. На полдень от Речицы, в паре-тройке вёрст от днепровского берега, шёл хороший прямой гостинец*, соединяя между собой богатые сёла: Бронное, Заспу, Левашевичи, Михальки, крепость Холмечь и крепость Лоеву Гору, стоявшую на высоте, у слияния Днепра и Сожа. Дальше подорожников ждал путь в тридцать вёрст до бойкого торгового Любеча. В Любече через реку сновали паромщики, здесь пересекались великий водный путь по Днепру и давний сухопутный: с Берестья через Пинск, Туров, Мозырь и на Чернигов, а дальше - на восход, в земли соседней великой Московии.
Бод ехал в сторону Лоевой Горы.
Его Навгун - потомок крупного сильного жеребца и дикой кобылы - был на редкость вынослив. Но Бод взвалил на коня не только своё добро, но и кое-что на продажу*: давно обещал одному человеку! Теперь, хоть с опозданием, но должно выполнить уговор. Так что ехал медленно: приходилось всю дорогу сосредоточенно произносить заклинания, облегчавшие коню его ношу. Бод не стал укладывать поклажу в возок, всё равно перед лесом пришлось бы расстаться с колёсами, а обратно он поедет налегке.
Проехав двадцать вёрст от Речицы по гостинцу, да ещё полями вёрст пять, он остановился в многолюдной деревне Тисель. Спешившись, провёл Навгуна по единственной деревенской улице и ввёл во двор местной корчмы, поручив коня заботам хозяина. Дал знать, кому предназначена поклажа- пусть приходит человек, забирает доставленное.
*Ляшские земли - польские земли
*Ршанский край - земли по течению Днепра севернее Могилёва с центром в замке Рша (современная Орша)
*Шлях - путь, дорога
*Гостинец - широкая торговая дорога, путь богатых купцов - гостей.
* '...обещал на продажу' - мещанам разрешалось торговать в сёлах.
.
'Бод. Часть первая' стр.45
Сам сразу, несмотря на усталость и голод, ушёл за село, через вспаханные крестьянские наделы, в старый лес, - туда, где по дну сырого оврага тёк узкий ручей с прозрачной водой. Это место он нашёл когда-то, странствуя по здешней земле в холодную пору года.
Даже зимой ручей не замерзал. Он вытекал из незаметной кринички, выложенной невесть откуда взявшимися валунами. Такие большие камни в этих местах редкость, им неоткуда взяться на здешней песчаной земле. Бод когда-то приложился к этим камням, приник к ним лицом, обхватив их руками, и был удивлён необычайной их силой! В стародавние времена это место было капищем, алтарём дикой веры. Камни кто-то навещал и после того, как везде вот уже полтысячи лет назад люди отреклись от древних идолов. Место не успело задервенеть, погрузиться в почву, но заросло мхом и цепкой порослью молодых растений. Бод в прошлые приезды пытался найти того, кто ухаживал за алтарём - вдруг человек ещё жив? Но следов ведуна не было... Может, он, как и Бод, приходил к кринице издалека?
Вода криницы таинственными путями нашла себе дорогу из таких глубин земли, что Боду казалось чудом её явление! Вода несла память древнейших времён, тех времён, когда ещё не был сотворён человек. Не замутнённая горестями этого мира, незнакомая с тёмными, жестокими, бессердечными мыслями - порождениями людской жизни, отравляющими, словно ядом, всё сущее, вода эта была первозданно чиста и невинна. Она могла излечить, она могла подарить забвение, она укрепляла силы и была воистину святой и чудесной!
Бод умылся этой водой. Подождал, пока набрались полными одна,другая его фляжка и небольшой кожаный бурдюк. Затем, подрагивая от земляной сырости и осенней прохлады, разделся донага, омыл всё тело, чувствуя, как укрепляются силы, отступает голод и усталость, голова становится лёгкой, сочнее предзакатные краски, гуще запахи, плотнее редкие звуки засыпающего леса.... Оглянулся на криничку - скоро ли попадёт сюда снова? - и задумался...
А что, если больше никогда не объявится человек, ухаживавший за чудесным ключом?
Водица тихо, толчками, вытекала меж камней. Что за чудо?
Бод, не мигая, смотрел на ключ. Взгляд его стал неподвижен, удары сердца точно совпадали с биением пульса источника. Запахи изменились, стали сладкими, терпкими, такими, какие бывают жарким летом после благодатного щедрого дождя. Воздух сделался густой, плотный, влажный. Над самой землёй стлались лёгким туманом приторно-пряные испарения. Звуки чуждой незнакомой растительной и животной жизни наполнили пространство вокруг и ветви с крупными перистыми листьями, истекая соком ли, смолой, заколыхались перед глазами...
Огромная летучая тварь вдруг, бесшумно скользнув сверху, закрыла перепончатыми, как у кожана*, крыльями половину вечернего неба! Бод невольно шарахнулся в сторону: бесплотной тенью тварь пролетела сквозь него! Протянул руку к листьям - рука прошла сквозь, не коснувшись ничего!
*Кожан - летучая мышь
'Бод. Часть первая' стр.46
Стали исчезать, растворяться запахи чужого мира.
Лес - холодный, притихший осенний лес - снова окружал Бода. Он по-прежнему смотрел в криничку, только сердце, пережившее нежданное потрясение, теперь стучало быстро, совсем не попадая в ритм выходящей из-под земли прозрачной воды...
...Этой ночью Бод остался в лесу. Чистил бока камней, Срезал мох, рвал траву вокруг родника, ходил вдоль ручья далеко вниз по овражку, освобождая русло от завалов. А полная луна светила ему с неба.
***
Утром с рассветом Бод вернулся в корчму. Навгун в конюшне почувствовал хозяина и радостно заржал, будто выговаривал свое имя: 'Н-н-нав-вг-г-гун-н!'
Хозяин корчмы поздоровался с Бодом и спросил, хитро жмуря глаза, где был пан?
Бод глянул на сальное лицо корчмаря, ничего не сказав, осклабился и подмигнул. Корчмарь с готовностью загоготал в ответ, закивал головой, всем своим видом давая понять, что ясно ему, отчего пан провёл эту ночь не в его корчме!
'И когда только успел снюхаться с местной бабёнкой? И с кем?' - думал корчмарь, уходя готовить посетителю снеданне*.
'И зачем тебе, человече, волшебство и чародейство? - думал Бод, отходя от коня, - Никакого тумана: сам умеешь десять раз на дне придумать, и десять раз поверить в придуманное!'
На завтрак он заказал горячий густой овсяный кисель, что застывая, становится как студень; взял бы баранины, но у хозяина была только свинина, а свинину Бод не ел.Ему подали тёплый хлеб и к хлебу чуть подсоленное свежесбитое масло. Хозяин нахваливал пироги: один с капустой и грибами, другой с птичьими потрохами. И Бод не отказался, решил забрать с собой. Принесли два кухоля пива. Пиво в Тиселе варили плохое, но Бод даже не собирался его пробовать: кружки не открывал, они стояли рядом, потому что так надо было им стоять, соответствуя местным представлениям о приличном завтраке. Пусть люди говорят: 'Вот сидит проезжий человек, - ест, пьёт по-людски!' И не точат об него ни глаза, ни языки.
В сельской корчме в этот ранний час он был не один.
Трое не местных людей, неряшливых с виду, доедали свой хлеб с печеной редькой, прогоняли всё это пивом и, лениво провожая глазами хозяина корчмы, ходившего туда и сюда, вели неспешную беседу ни о чём.
*Снеданне (бел.) - завтрак
'Бод. Часть первая' стр.47
Боду люди не понравились. Эти мужчины пытались завести разговор. Но он, вежливо повернувшись, ответил лишь затем, чтобы глянуть пристально в глаза каждому.
Мужчины действительно забыли о Боде, вскоре потянулись к выходу, даже не попрощавшись, как будто кроме них и не было никого в корчме. Боду только это и надо было, он спокойно принялся за еду. А хозяин, видя такую невежливость, упрекнул гостей:
- Третий день сидят молодцы! И чего сидят? Чего ждут-выжидают? Сказали - идут на заработки, да только, вижу я, поворотившись спиной вперёд идут они!..
Бод позавтракал, опустил голову на грудь, казалось, задремал.
Хозяин, убирая со стола, покачал головой: 'Ага, умаялся за ночь! Старательный! Тьфу!'.
А Бод, поворачивая под столом в пальцах обрывок витой пеньковой верёвки, раскручивая волокна, пытался распутать-раскрутить хитро стягивавшиеся вокруг него узлы.
Эти люди собрались пойти за ним.
Коня Бод оставлял здесь во время прежних посещений лесной избушки. Нагруженный тяжело, даже с помощью заклинаний, он не сможет уйти быстро и незамеченным. Значит, его встретят. Ну, что ж, тогда пусть встреча будет в лесу. Только бы придумать, как успеть отойти вглубь леса, лучше всего - подальше за ручей. Там росли нужные Боду деревья, там уже начиналось особое место, которое и облюбовал когда-то для тайника.
А прохожие, назвавшиеся артельщиками, у коновязи разглядывали коня Бода и негромко переговаривались:
- Спина у коня натружена, вьюки нелегки...
- Шот*.
- Не похож, торг не разводит...
- Что непохож? Приглядись - видно пана по халявам*!
- Шутишь?
*Шот (стар. бел.) - коробейник, бродячий торговец
* 'Видно пана по халявам' - человек неправильно использовал ироничную поговорку, бытовавшую в это время в Великом Княжестве. Не имея средств носить дорогую обувь из кожи красного, рыжего, жёлтого цвета, как то и полагалось настоящему дворянину, бедные шляхтичи покупали цветные голенища от старой обуви и пришивали голенища (по-белорусски, 'халявы') к своим дешёвым, грубо сшитым сапогам.
'Бод. Часть первая' стр.48
- Что шутишь? Правду говорю - сапоги его ты видел?
- А я думал, ты смеёшься над его сапогами...
- Какое?! Ты видел, что за кожа пошла на его сапоги? Не смотри, что чёрные, - а крой, а подошва: их может, в самом Вильно шили! Тебе, лапотник, такие сапоги надеть, и перед тобой мужики шапку начнут снимать, а ноги твои сами полетят!
- Ну, пусть же несут его сапоги поскорей, может, мы тогда не догоним! - засмеялся худой жилистый, как из верёвок свитый, мужик.
- Что делать дальше будем?
- Пора выходить вперёд. Купчишка в сторону Голевиц направится. Может, торг там и почнёт, а может, в здешнем лесу у него какая яма*, - то и переймём!
Улучив минуту, с глазу на глаз один из мужчин зашептал другому:
- На тебе что, креста нет, Завьял?! Когда таким сделался? Человека порешить тебе - как свинью заколоть? Ведь горлом ответим*, случись что! Ну, сказал ты, что идёшь на трачтво* в Любеч, ну, так и я с тобой, за то мне лишнюю волоку* пан обещал. А ты - что? В бега, значит, подался, и меня свёл? Так у тебя ни жены, ни детей! А у меня трое, да жена, да брат - пять душ, мне-то как от них оторваться? Зачем этого Домена с нами позвал? Страшный человек! Чует душа, он страшный человек! И откуда? Из непохожих*? Беглый? И тебя подговорил? А ты - меня свёл?! Уйду я, Завьял! Уйду! Купец молодой, за что безвинного человека жизни решать?
* Яма - в этой части Великого княжества Литовского зажиточные люди нередко делали в лесах подальше от чужих глаз тайники для наиболее ценных вещей, опасаясь военного набега, пожара или других бедствий. Выкапывали ямы, старательно выкладывали стенки древесной корой, сверху маскировали. Некоторые авторы XVI века утверждают, что на Полесье в такие ямы прятали и съестные припасы. Неудивительно, что и Бод пожелал иметь тайник.
* 'Горлом отвечать' - казнь, полагавшаяся за убийство: в горло заливали кипящую смолу.
* Трачтво - ремесло, работа по изготовлению тарчиц - досок. Прибыльное дело, требовавшее особых приспособлений. Не во всех городах были мастерские по изготовлению досок.
*Волока - земельный надел, примерно равный 21,5 гектарам. Крепостной крестьянин Змитрок явно имел взрослых сыновей или надеялся за счёт подработки подняться, нанять помощников, с которыми и собирался обрабатывать огромный надел! Обычный крестьянский надел - половина волоки.
* 'Из непохожих' - из крестьян, имевших большой долг, и поэтому попавших в полную зависимость, практически, в рабство, к местному дворянину.
'Бод. Часть первая' стр.49
Подошёл Домен, глянул на Завьяла. Завьял отвёл глаза, отодвинулся.... Домен схватил жилистыми руками Змитра за шею, надавил. У Змитра слёзы выступили на глазах, лицо стало синюшно-багровым. Домен разжал сильные, как клещи, цепкие пальцы.
- Уйдёшь? А мы будем ходить, в затылке чесать: скажешь про нас панским гайдукам, не скажешь?!
- Я побожусь! Землёй поклянусь: молчать буду, знать вас не знаю! Только отпустите, хлопцы, - не губите душу!
- Землю я и сам тебе на голову положу*, когда час придёт! Нет, хорёк несчастный, не отвертишься! - Домен отпустил от себя Змитра, помолчал. Тут же, уставившись красными, кровью налитыми глазами в лицо Змитрока, зашипел:
- Про то, что этот шот человек безвинный, откуда ведомо?
Мужчины молчали.
- Завтра у меня на ногах будут такие знатные сапоги, да за спиной короб, и я пойду по дорогам, по вольным городам: продавать бабам иголки и гребни. И ты, Змитрок, пойдёшь, гордо вскинув голову, и ты, Завьял, тож. Вот и весь вам и честный, и безвинный человек кончился! А вы сидите, из нарога* суп варите, лапотники вшивые, как повстречался вам умный человек, да отчаянный, так вы и обос..! В довершение Домен злобно и грязно выругался, так грязно, что мужчины отпрянули от него, перекрестились и, положа руку на деревянную жердь, что-то прошептали*. Выходивший из корчмы Бод, услышав отборнейшую брань, остолбенел от неожиданности!
'Да знаешь ли ты, человек, что сейчас сказал?!' - возмущённо подумал Бод, поражаясь, откуда эти, хранимые от непосвящённых, древние заклинания проникли в мир?! С каждым годом слова тайного языка ведунов всё свободнее слетали с человеческих уст!- Да так в мир скоро вырвется столько бесовщины, что не справится с ней никто!
* 'Положить землю на голову' - здесь иронично, в смысле 'закопать'. Клятва, во время произнесения которой литвин клал ком земли на голову - самый ответственный вид клятвы. Родной землёй-матушкой клялись в основном крестьяне.
* 'Суп из нарогов' - последнее спасение голодных. На острые части деревянной сохи надевались специальные железные накладки - нароги. Знахари рекомендовали от малокровия следующий рецепт. Старые железные накладки с сохи подержать в сырости, чтобы покрылись ржавчиной, затем варить их, а воду эту давать пить больному. На русских землях с такой же целью варили старый железный топор. Так что в сказке 'Про солдата, который из топора кашу варил' вовсе не фантастический сюжет.
'Бод. Часть первая' стр.50
Ругательства твои на самом деле - угрозы!
Восславил собственную мощь детородную пред существам Нави*?!
Что ж, слова эти больше прочих имеют немалое на них действие! Ты утверждаешь, дремучий человек, насильное обладание Матерью демона большого или малого, полное подчинение и попрание Её. О, это доказательство Явного Превосходства* человека над нечистью! Но самое важное значение твоей брани - желание править низшими!
Сильный ведун и тот не всегда решится произнести эти слова! Загоняя проявившуюся нечисть, знает он, что одновременно открывает врата между Явью и Навью. Отправить обратно одного, не выпустив при этом оттуда семерых нелегко. Ночь уходит на сотворение защитных заклинаний, ибо только с помощью их делает знающий переход оттуда сюда невозможным. И всё равно рискует! Бесы прорываются через слабых, а прорвавшись, сеют зло. И пример тому - жестокости на полях сражений да ужасы острогов смертников, куда рано или поздно попадают самые падшие из людей, пристрастные к подобным речам!
Кто был тот, выдавший в мир тайные заклинания? Кем бы он ни был, теперь всё равно. На деревенском постоялом дворе среди бела дня ты, неразумный, открыл дорогу запретному!'
Из них четверых один Бод, несомненно, имел защиту. Хватило ли мужчинам крестного знамения, чтобы не стать той дырой, сквозь которую ринутся в мир существа низкие, коварные и злобные?!
...Ругатель Домен увидел Бода на пороге корчмы.
Цепкие пристальные его глаза заметили смятение на лице 'купчика'.
Позлорадствовал: 'Испугался! Чует вещее сердце! Значит, так тому и быть: проводим тебя, пёсья морда, в лес, а там заставим все схованки показать и в твою же схованку и захороним!'
***
...Бод ушёл незамеченный, навьюченный мешком и коробом, ближе к ночи. Оставил позади поля, вошёл в лес, ступая по наезженной колее: сельские люди
*'Что-то прошептали' - они прошептали: 'Чур меня!'. Чур - пращур, первопредок. К нему обращались с просьбой уберечь, защитить от зла.
*Навь - потусторонний мир, населённый разными демоническими сущностями.
*Явь - белый свет, мир, явленный людям, предназначенный для жизни людей. ЯВНОЕ превосходство - превосходство божественного над потусторонним. Так славянская языческая космогония объясняла строение мира.
'Бод. Часть первая' стр.51
вывозили этой дорогой поваленные деревья и сушняк себе на дрова. Спустившись к ручью, остановился, опустился на корточки, зачерпнул воду двумя руками, всмотрелся в неё, как в зеркало. В сумерках в ладонях слабо мерцала чистая вода. Он спросил разрешение и получил ответ. Теперь можно идти дальше. Подхватил оставленный здесь прошлой ночью бурдюк, выбрался из оврага. Дальше идти пришлось недолго. Бод, видевший в темноте, как видит любой ночной зверь, вскоре заметил далеко впереди под деревьями троих из корчмы.
Кроме топоров за поясом, у мужчин в руках ничего не было. Жестокой решимостью, холодно, как из склепа, повеяло с их стороны.
'Эх! - с горечью подумал Бод, догадываясь о тайных причинах встречи с этими людьми. - Эх! Аукнулась тебе, чародей, тёмная магия! Доигрался! Не дразнил бы рысь - были б пальцы целы!'
Решив, что сделает, как поступит, сбросив на землю поклажу, Бод стал продвигаться вперёд. Он был далеко от незнакомцев, да и ночь, и лесные заросли мешали прицелиться взглядом: 'туманить' не удастся. К тому же их трое.
Чародей прикинул расстояние до подходящего дерева, и рванул вперёд!
- Ты меня видишь? - зычно закричал на бегу.
Люди резко, испуганно повернулись на голос, завертели головами, вглядываясь в ночь, - они плохо видели в темноте, луну закрыло облако.
Сильное эхо, слишком чёткое для лесного эха, раскатилось, долго-долго повторяя вопрос. Бод стоял, приложив руку к старому ясеню.
Перебежал ближе к разбойникам, прикоснулся к осине.
- Иди же ко мне!
'Иди же ко мне! Ко мне! Мне! Мне!' - теперь залопотало - заблеяло эхо.
Бод в три прыжка отскочил в сторону, к дубу, к которому и примерялся, ухватился за низкие сучья, быстро подтянулся, сел на крепкую ветку невысоко, так, что подошвы его великолепных сапог болтались в сажени от земли.
Теперь можно было начинать самое главное!
Мужчины за это время успели только оглянуться вокруг!
Когда Бод, навьюченный, ломился по лесу, они не столько видели его, сколько
'Бод. Часть первая' стр.52
угадывали по шагу на лесной дороге. А теперь купчишка, заставивший их ждать в лесу до наступления ночи, пропал. И только эхо - откуда?!
- Завьял, куда делся шот?
- Кто это сейчас звал?
- Смотри, смотри, смотри!!! - Вместе, каждый на свой лад, закричали мужики, у каждого из них лица приобрели отдельное выражение, а пальцем они, как по команде, показывали в одну сторону: на чародея, сидевшего на дереве!
А эхо страшно повторяло и повторяло крик мужчин низким тяжким басом...
...Завьял увидел покойного своего подельника.
Тот жутким упырём торчал на ветке, разложив шестипалые длинные ладони по бокам от себя, заглядывал ему в глаза:
- Я знаю, где ты живёшь, Завьял! Где ты ходишь, Завьял, знаю я! - вкрадчиво проговорила нежить, перебирая пальцами, как по свирели, по дереву.
- Ты спишь всегда скрутившись, Завьял, на правом боку спишь, и накрываешься кожухом с головой! - У упыря яркие губы на синюшном лице, а язык - острый, как змеиное жало, мелькал меж длинных зубов, и всё в сторону Завьяла.
Упырь качал ногами, на каждой ноге - по шесть костлявых длинных пальцев, и пальцы эти шевелились, потрескивая суставами.
- Ты умер! Я слышал, ты умер! Ты повесился в остроге! - заверещал Завьял, не обращая внимания на бесновавшихся рядом товарищей, зривших в это время каждый свое.
Бод услышал про повешенного.
'Ага, значит, видишь упыря? Будет тебе упырь!' - Бод поклацал зубами, вытянул губы трубочкой, стал причмокивать, жмуря глаза.
Завьял облился холодным потом, сердце его заколотило об рёбра. Показалось - упырь дотянулся губами и сосёт тёплую кровь из груди! Обмирая, он побежал из страшного места. А упырь, неведомо как, маленьким комочком прильнул к груди, под сорочкой, и сосал его кровь. Завьял на ходу стал распоясываться, рвал ворот, пытаясь добраться под одежду, оторвать от себя нечистого... Завьял после этой ночи вернулся в село весь седой и скоро скончался от внезапного сердечного приступа.
...Змитрок упал на колени, сжался, закрывая голову руками, а над ним, выше леса, доставая головой луну, шёл Лесовик.
Огромный Лесовик высмотрел Змитра, и теперь шагал напролом через лес, с каждым шагом становясь всё ниже и ниже ростом. Он тяжким кошмаром надвигался на одной ноге, размахивая одной-единственной рукой. Его лицо, белее бересты, было
'Бод. Часть первая' стр.53
плоским, как лист и длинным-длинным. Век и бровей не было на этом плоском лице, а угли-глаза горели адским огнём, уставившись прямо на Змитрока!
Холодея от неотвратимости страшной встречи, Змитрок стал стягивать с себя зипун, надеясь успеть вывернуть его и надеть снова.
- Попробуй только! - загремел Лесовик, поднеся к нему плоское лицо, - Врастёшь в землю!
Змитрок, накинув всё же зипун навыворот, обмирая от ужаса, медленно, как во сне, попытался повернуться, отползти, но почувствовал, как из рук и ног его прорастают корни, намертво связывая с землёй. За всё время Змитрок так и не поднял глаза, он представлял свой ужас так ярко и подробно, что Боду даже не пришлось ничего делать.
'Ну и человек! - удивился Бод, справедливо считая, что Змитрок схоронил в себе склонность к чародейству: его страшный образ не требовал подкрепления в виде формы. Что напредставлял Змитрок - Бод так и не узнал никогда. Но, по тому, как корчился в ужасе на земле человек, как снимал одежду, выворачивая её наизнанку, пытаясь укрыться, это был или Лесовик, или дикая ведьма Карга.
...Змитрок с болью, казалось, с мясом, оторвав от земли тело, проросшее корнями, бросился, куда глаза глядят, ломая сухой валежник, спотыкаясь и падая. Расцарапав лицо, чуть не выколов глаза, всю ночь прокружившись на одном месте у окраины леса, Змитрок только под утро выбрался на дорогу. Безумие так и не оставило его...
Лютый Домен - это от него веяло холодом могилы, - оскалившийся, злобный, увидел на дубе Русалку!
Русалка сидела на низкой ветви, свесив мокрый рыбий хвост. Её прекрасное гладкое тело блеснуло под луной. Выше невиданно широких круглых бёдер, не давая разглядеть, где межа кожи и чешуи, дрожало узким пояском прозрачное марево.
-Ну, ты, ми-и-илая! - зарычал Домен, раскинув руки, и Боду показалось, что похоть тяжёлой бордовой волной расплёскивается вокруг человека кровавыми каплями!
Русалка потянулась, запрокинув лицо к луне, подняла локти и, не замечая Домена, водила руками по волосам, разбирая спутанные пряди. И грустно, словно укачивая, запела-затянула: 'А-а-а!'
Домен пошёл на Бода. Остановился, шумно сопя: лицо его ткнулось об холодный сапог. Домену показалось, он коснулся рыбьего хвоста! Он протянул руки выше, почти под мышки чародею, намереваясь снять Русалку с ветви. Бод отшатнулся, пытаясь сохранить не столько равновесие, столько спокойствие.
'И что ты, дядя, дальше с ней делать будешь?!' - подумал Бод, хоть всё было
'Бод. Часть первая' стр.54
ясно до ужаса: бордовая муть закрутила, как омут, этого человека!
Русалка хлестнула хвостом: это Бод толкнул двумя ногами в грудь Домена так, что тот упал, не удержавшись на ногах.
'Не хватало ещё, чтобы ты у меня принялся искать того, чего тебе хочется!'
Домен, упав, испугался от неожиданности, коротко грязно выругался, и тотчас же на месте коварной Русалки увидел другую деву, ещё более обольстительную, ещё более опасную и неотвратимую в своём чародействе!
Бод в первые мгновения даже не разобрался в происшедшей перемене, Домен вскочил, лицо его стало недоверчиво:
- У-ух, бесстыдница, да ты уж без хвоста? Покажись! А-а-а! Не уйдёшь! - И ринулся снова к дереву, надеясь, что уж теперь справится с обнаженной хрупкой девушкой, что, раздвинув длинные белые ноги, качалась на ветке дерева у него перед глазами. Льняные прямые волосы девы свесились низко, до земли. Бод вовремя сообразил, что теперь похоть и страх показывают Домену Мавку. Чтобы не оказаться на земле подмятым этим животным в человеческом обличье, чародей быстро повернулся, показал свой бок, и Домен отскочил, в ужасе стряхивая с рук что-то невидимое и очень омерзительное! Мавка только спереди выглядела красивой девушкой, предание говорило, что спины у Мавки нет, и точно - открытые внутренности предстали глазам распалившегося Домена. Он был уверен, что влез в них руками!
Все страхи крестьянского детства всплыли в его воспалённом мозгу.
Мавка, несговорчивая, бесовская Мавка, - никогда не оставляет человека живым!Околдует, защекочет, задушит! Эти твари креста не боятся, они потому и Мавки, что умерли некрещёными. Мавки не ведают жалости! Они прокляты и осуждены вечно качаться на ветках. У них нет тени, Домен оглянулся - действительно, тени у Мавки не было, а Мавок уже трое: две рядом, одна так и осталась на дереве!
- Ы-ы-ы! - ревел, икая и захлёбываясь, Домен, чувствуя, что волосы на голове поднялись дыбом, а сам он взмок. Убегая, оглядываясь, падая и оскользаясь, поднимаясь и снова оглядываясь, он не столько видел, сколько чувствовал: две Мавки продолжали гнаться за ним, и, оказываясь боком, показывали ему свои вываливавшиеся на ходу кишки...
Это за Доменом убегали в ужасе Завьял и Змитрок, спасаясь каждый от своего страха.
'Господи, останови этого человека!' - взмолился Бод, содрогаясь от мысли, сколько зла принесёт в мир одержимый Домен, что ждёт всякую женщину, путь которой пересечётся в недобрый час с путём этого чудовища! Он спрыгнул с дерева,
'Бод. Часть первая' стр.55
открыл фляжку с водой из священного ручья, и, торопясь, нашептав на воду слова, выплеснул в ту сторону, куда побежал Домен, стараясь, чтобы капли попали на след. Воду, остававшуюся во фляге, вылил, сожалея, что чистая вода узнала о таком страшном человеке....
Домен спасался от Мавок! Те не отставали. Затем Мавки обогнали Домена. Теперь они - прекрасные, точёные - стояли впереди перед ним, затихнув, замерев. Так, как стояла подле него когда-то одна молодая девка в свой последний час...
Домену показалось, Мавки лукавят.... Их ужасных спин не было видно.
'Так я сейчас споймаю одну, и-у-ух! - а потом выпотрошу, накручу кишки на сучья!!!'
Он упал в лесную болотянку, лицом вниз, Мавки сели на него сверху, и не дали поднять головы. Домен мычал, захлебывался в гнилой стоячей воде, дергаясь, не в силах подняться из вязкой жижи, а дикие страшные голоса над ним, хохоча, пересказывали историю всей его лихой и неправедной жизни, отказывая ему и в покаянии, и в прощении...
***
Как только в глубине леса замерли все звуки, обессиленный Бод опустился на холодную землю. Ему было плохо. Он, вынужденный помогать помысленному стать проявленным, карая этих злых и заблудших людей, которых, как сказала вода, уже не вернуть к нормальной жизни, потерял много сил, не приобретя взамен ничего.
Он вовсе не хотел совершенствовать мир, очищая его от скверны. Его путь - это нечто вроде спокойно петляющей лесной тропы Познающего, а не тонкая, как по острию ножа, стезя чародея-воина, такого, как Гильгамеш или Искандер, больше известный христианскому миру как Александр Македонский...
...Он заставил себя подняться и подошёл к дубу, на котором сидел только что, отражая, как зеркало, лихим людям их собственные страхи. Древо, невольно участвовавшее в чародействе, отстранилось. Бод поплёлся к ясеню, передумал, потому что и это дерево он сегодня использовал, оглянулся и выбрал нарядный клён: молодой, но уже крепкий и высокий. Стал, скинув свиту, спиной к стволу, достал вторую фляжку, ещё полную чудесной водой, испил, чувствуя, что прибывают силы, спадает тёмная пелена сомнений с опустошённой души...
***
Бод вернулся на дорогу, подобрал свои вещи, взвалил поклажу на спину, и, глядя прямо перед собой, зашагал в самую чащу. На исходе ночи, минуя буреломы, продираясь сквозь молодой подлесок, он вышел к своей избушке. Проверил охранное
'Бод. Часть первая' стр. 56
заклятие, сотворённое от чужих глаз, и вошёл в низкую дверь дома, так редко видевшего своего хозяина.
Спал он недолго, но сон был глубок и спокоен, как всегда в этом благословенном месте.
***
Бод в одиночку строил избушку, храня тайну заповедного места. Несколько холодных сезонов он наезжал сюда заготавливать брёвна для постройки. Потом ставил сруб, конопатил щели между брёвнами сухим мхом. Копал глину, плёл из толстой лозы стенки очага и обмазывал его, затем ладил дымоход на деревянных подпорках, - делал всё так, как делали в городе. Густо крыл болотным осотом высокую крышу. Пол в избушке выложил стволами-кругляками - позаимствовал, как и для крыши, готовые спиленные стволы у бобров, не слишком обделив трудолюбивый звериный народец. Чтобы удобно было ходить в избушке, забил щели между кругяками глиной, щедро смешанной с хвоей. Так ещё никто не мостил пол, но почему бы не попробовать? Получилось неплохо. Это был первый дом, который он сам построил, и место, выбранное для этого дома, было замечательное!
Избушка стояла, окружённая четырьмя могучими высокими липами, - случайно ли? - отмечавшими четыре направления света: с полночи, с полуденной стороны, на восход и на закат. На сухом месте, на несколько вёрст вокруг, раскинулся вековечный смешанный лес. Коварные болотные топи отступили далеко, окружая кольцом заповедный уголок пущи. Бода чутьё когда-то провело среди болот одной-единственной проходимой тропинкой к четырём липам на лесной поляне, и красота этого места покорила его! Вот и сейчас, обходя свою небольшую ладную хатку на высоком подклете, с лесенкой, ведущей к дверям, он любовался деревьями, тихо, неспешно ронявшими осеннюю листву.
А потом ушёл за водой к ручью.
Этот ручей изо всех сил хотел казаться речкой, и старательно пробивал себе дорогу по песчаному жёлтому руслу, унося по течению валившуюся в него листву. Бод размышлял, что осталось последнее дело: зимой привезти в избушку большую бочку для купели. Он уже придумал, как купит бочку в лесных Голевицах или, лучше, в придорожном Тиселе. Наймёт крестьянина провезти её по лесной дороге, поможет нагрузить ему воз валежником, слегка затуманит - пусть забудет человек про то, что доставил в лес, а затем поставит бочку на широкие полозья, и потянет сквозь чащу. У него должно получиться, лишь бы санный путь установился хороший!
Бортник любил чистоту и никогда не упускал возможность попариться в бане. Да и ремесло требовало: пчёлы начинали злобиться, если запах человека им не нравился. Если бы он только пожелал, люди бы заметили, что его добротная одежда из хорошего сукна и в цене недешёвая, всегда свежа и чиста. Тут он подумал, не упустил ли чего? Чем привлёк внимание злодеев? Проверил: точно - из-под стелек сапог выпали листья очич-травы, видимо, он потерял их у волшебного ручья!
'Бод. Часть первая' стр.57
'Осторожнее! - сказал он самому себе, - не хватало ещё, чтобы каждый начал пристально разглядывать да судить, в чём я хожу! В избушке должны быть листья очича, разложить надо их по всей одежде и за отворот новой шапки - не только в сапоги'.
Чародей принёс к бодрому ручью два пустых татарских бурдюка, дожидавшихся в избушке в числе прочих немногочисленных вещей. Набрал бурдюки водой, а затем влез в ручей и омыл тело. И поймал себя на мысли, что в последнее время всё чаще по-другому думает о своём теле, и думы эти мимо воли уводят его в город, к молодке с влажными, голубыми, как полные озёра, дивными глазами...
'Как там Анна? Что делает сейчас? Вспоминает ли обо мне?' - крутилось в голове, пока он, ухая, плескался в холодном ручье.
Вышел, поводил крутыми плечами, растёрся ладонями, и только стал надевать рубаху, как заметил синичку, сидевшую на маленькой дикой грушке. Такая же груша, но огромная и старая, росла в Речице, и не где-нибудь, а прямо во дворе Кондрата.
Синица пристально уставилась на него чёрными своими бусинками. Бод, не успев одеться, замер неподвижно. Что-то подсказывало ему: вдруг синичка не просто птица, вдруг она - вестница? Он заговорил с птичкой, обещал угощение и безопасность, если она пожелает дружить с ним. Сказал синичке, что в следующий раз привезёт ей и крылатым подружкам вдоволь льняного семени, только пусть прилетает к нему чаще! Она может даже поселиться под крышей его избушки!
Синичка внимательно выслушала Бода: видимо, он был очень убедителен, и порхнула прямо на его плечо. Бод даже дыхание затаил. Думал об Анне, и думал о том, как же ему приятны эти мысли! Птичка задержалась на плече ненадолго, непоседливо перелетела на грушку, потом - на соседнее дерево, и, перепархивая с ветки на ветку, низом удалилась в лес. 'Вернись ко мне, пташка, с весточкой от неё!' - пожелал чародей, унося к избушке воду в бурдюках.
Он придумал, куда будет класть угощение для птиц, посыпал кое-каких круп из своих запасов и взялся за работу, ради которой и явился сюда. Вынул из короба странные предметы, которые для незнающего не имели никакой, ровно никакой ценности. Для него же являлись необходимыми, потому и были перевезены сюда. Перебрал кое-что из хранившегося здесь, чтобы забрать с собой в город.
Среди прочего ему попалась на глаза маленькая плоская коробочка, в которой лежал редкостный сильно пахнущий состав. Он поднёс круглую коробочку к свету: никогда не удивлял его тонкий узор, выгравированный умелой рукой по боковой стороне крышки... Но что такое? Частью орнамента вились знаки, слагаясь в такую же затейливую надпись, какую видел во сне на перстне с алым лалом.
Бод положил коробочку за пазуху, ближе к сердцу.
Анна, как наваждение, и на расстоянии опять напомнила ему о себе!
Он не должен торопиться, пробудет здесь седмицу. За это время, не раньше, должен всё успеть, и только тогда отправится в обратный путь. И тут же внутренний голос сказал ему, что с каждым днём всё сильнее будет натягиваться тугая нить между ним и этой женщиной, и к концу срока он не то, что поедет - полетит к ней!