Она провела над собой такую грандиозную работу, что уже сама искренне верила, что ей не нужна вся эта мишура в виде свадьбы с платьем, фотографом и многоярусным тортом. Она была скептически настроена к браку и полагала, что штамп в паспорте ничего не меняет, и что, если муж захочет ей изменять, то он будет ей изменять и со штампом. Единственным справедливым решением в данной строго гипотетической ситуации ей казалось тоже завести любовника, пусть даже через силу: из принципа и для ровного счету.
Ну а уж если расписались, то она всерьез думала скрыть сей инцидент от родных и близких, а не то праздновать удумают. С содроганием она представляла себе знакомство двух семей. В этой фантазии одна половина родственников почему-то была в стельку пьяна и пела под баян, а вторая - сидела с ровными спинами и с подергивающейся от презрения бровью.
Все бы ничего, но на самом-то деле хотелось ей и платьев многоярусных, и торта с фотографом. Она так глубоко и надежно затолкала своих задыхающихся розовых пони, что смело заявляла окружающим, что таковых не существует в природе, а кто в них верит, тому бы повзрослеть.
И только в моменты дикой усталости или после нескольких оргазмов, когда последние силы покидали ее тело, у нее больше не было возможности удерживать маленьких паршивцев. Они выбирались на солнце, расправляли блестящие гривы и начинали мерзко игогокать. Она вслед начинала плакать, потому что ей хотелось, чтобы они замолчали насовсем.
Отдохнув и вытерев слезы, она затаптывала лошадок обратно. Ей казалось, что таким образом она убережется от боли и разочарования. Она вообще была не очень умная.