Сегодня Новый Год. Что ж, дожил - уже хорошо. Дома вечер, точнее - начало ночи, а мы только с работы прибыли. Ещё немного - и увижу Марьяну.
Сладкая истома пронзила тело: Марьяна... Как давно мы были вместе. Кажется, прошла вечность. Или всего три года? Или даже только что, потому что не успел я подумать о времени, как перед глазами чётко встала та самая картина: Марьяна, вся в крови, на полу, и тот подонок над ней, занёсший ногу...
Осудили меня по политической: тот козёл оказался одним из лидеров властвующей партии. То, что я защищал женщину, которую он бил, просто умолчали: свидетелей тому не было, кроме неё самой. Нет, конечно её вызывали, и даже медики подтвердили ушибы и синяки, но...
Сперва копы предложили деньги за молчание, а когда мы отказались, обвинили нас в сговоре: дескать, сами синяки и царапины понаставили и доверчивого политика заманили, чтобы денежки получить в порядке компенсации. Даже каких-то свидетелей нашли, якобы видевших, что Марьяна с ним заигрывала. Без сомнения, заплатили. Иной за деньги душу продаст. Судье тоже наверняка дали на лапу: была бы у него совесть, того козла никакая принадлежность партии не спасла бы. Скоты!
Мне дали десять лет и сказали, чтобы благодарил Бога, что не получил пожизненное. За что, спрашивается?! Из зала суда уводили под улыбки того самого гада со-товарищи.
Ладно. Что было - того не воротить. Хотя... если и позволят воспользоваться таймзигзагом, отправят сознание назад, то если я прогуляю денёк работу и уведу Марьяну из дома, пока та скотина не проедет мимо... Можно попробовать, если... нет, вряд ли мне позволят... хотя... написать прошение на всякий случай надо...
- Заключённый два икса семьсот восемьдесят шесть! - прервал мысли голос тюремщика, - Приготовиться к выходу на Новый Год!
- Уже готов,- откликнулся я, встал и, подойдя к двери, повернулся спиной, сложив руки сзади. На их уровне открылось окошечко, и щёлкнули наручники.
Потом конвойный велел мне отойти от двери. Я подвинулся и стал смотреть, как она открывается.
- Пошёл! - скомандовал мой конвоир.
Переступив порог в коридор, утыканный камерами слежения (все перемещения по тюрьме фиксируются и передаются на центральный пост), я привычно повернул направо и зашагал в сторону пункта связи. Пообщаться нас водили строго по минутам, чтобы в коридоре никто ни с кем не столкнулся: двадцать переговорных пунктов, двадцать конвойных, сотни заключённых. Каждый пункт - малюсенькая комнатушка метр на метр со встроенным монитором, через который собеседники могут видеть друг друга. Такое удовольствие выпадало дважды в год: на день рожденья заключённого и на Новый Год. И то хлеб.
Вообще, если посмотреть со стороны, в этой орбитальной тюрьме номер четыре жить можно: работа с восьми утра до семи вечера подряд десять дней и один выходной после этого не давали скучать. Каждое утро нас рассаживали по челнокам, выдавали паёк и отправляли на Магдалину - планету, открытую в прошлом веке. Исследователи нашли на ней совершенно новое вещество турамин, кристаллы которого оказались незаменимыми в регенерационной биомедицине. А для добычи его стали благополучно использовать заключённых.
Отправляют прямо в скафандрах: шахту невозможно загерметизировать даже теоретически, потребуется слишком много воздуха, чтобы ее наполнить... К семи часам нас возвращают на орбиту вместе с добытыми камушками, за которыми с Земли приходят челноки-рудовозы.
Тюремщики, как могут, следят, чтобы мы не разговаривали, а делали дело: рации предусмотрены, но все переговоры контролируются. Если начинается болтовня на посторонние темы - могут посадить в карцер. Но иногда нам, заключённым, удаётся перекинуться двумя или тремя фразами с помощью жестов или чтения по губам. Из этих нескольких слов можно понять, кого и за что посадили.
Заключённых распределяют по этажам в зависимости от совершённого преступления: на одном этаже сидят за одно, на другом - за другое. В основном сюда привозят убийц, грабителей и хакеров, но встречаются и такие, как я: не поладившие с начальством или с каким-нибудь сынком богатенького папы. Просто не повезло. Как мне. Некоторых сбивает машина, на кого-то падает сосулька, кто-то оказался на пути у элиты современного общества или просто в неподходящее время в неподходящем месте. Такова жизнь.
Поначалу мне казалось странным, почему тюрьму разместили на орбите, а не прямо на планете, ведь содержание такого объекта обходилось в копеечку. Где-то через неделю, пообвыкнув и перемолвившись с другими, я понял, почему.
Во-первых, условия жизни на Магдалине - мягко говоря, некомфортные: повышенная сила тяжести, ядовитая атмосфера, скучные пейзажи. Если строить тюрьму на поверхности планеты, то придется там же располагать не только зэков, но и надзирателей, и охранников, причём, последних, возможно - в гораздо большем количестве: с планеты, мне кажется, всё-таки сбежать легче, нежели с зависшей в космосе станции, и это уже во-вторых... А может, и не легче...
В своих разговорах, если это можно было так назвать, мы пришли к выводу, что теоретически вероятность побега, если бы тюрьма находилась на планете, всё-таки больше: выбраться из шахты через подкоп, подкрасться к космодрому, и, использовав эффект внезапности, убить охранников. Это не сложно: скафандры не дорогие бронированные, а обычные, их легко продырявить заточкой, самодельным дротиком или отбойными молотками, которые можно стащить с шахты. После такого охранник обречен - воздух то отравленный А на космодроме должен быть спасательный корабль для начальства. Или какая другая посудина сядет на Магдалину, например грузовой челнок, на котором переправляют турамин: вполне достаточно, чтобы забрать накопившиеся за день камни плюс вес пары десятков людей.
Со станции же, утверждали опытные зэки, к тому же грузовому челноку не пробиться, - из камеры не выберешься, разве что попробовать по пути к ней. Но тогда, при первом же сигнале тревоги все коридоры перекроет бронированными дверьми. Или решётками, если охрана решит пострелять в беглецов. А вообще - для подавления бунта достаточно выпустить часть воздуха: при пониженном давлении не повоюешь. Но даже если и удастся как-то проскочить, то к боту придётся идти через помещения охраны, даже если с ними справимся, двери по дороге все перекроют.
И ещё: если вдруг получится сбежать отсюда, могут поймать на Земле. Хотя, могут и не поймать...
А вообще - глупости всё это, так, чтобы хоть чем-то занять мозг, общаться с людьми и не сойти с ума. Всё равно на планете никаких сооружений нет, кроме шахты.
Саму орбитальную тюрьму строили когда-то для перемещения заключённых. Но это только первая партия была большой: потом-то стали привозить по нескольку человек или даже по-одному. Для этого приспособили грузовые челноки: их приходится гонять за добытыми минералами так или иначе, даже если только один камушек за день добудут, потому что камешки нужны заказчикам на вчера. В наше время сложнейшие батискафы ныряют с риском для человеческой жизни на ненормальную глубину за красным кораллом, который всего лишь украшение, а здесь - турамин, лекарство от старости, не что-нибудь. Вот заодно в челноках и зэков поставляют.
- Сюда, - показал конвойный на дверь свободного помещения. - Не забудь, что кроме тебя полно желающих поболтать, и все ждут своей очереди. Время - полчаса.
Я поблагодарил и вошёл в комнату. Провожатый снял с меня наручники, и я включил экран. В ожидании прислонился к стене.
Марьяна вошла через полторы минуты: в чёрном узком платье чуть выше колен, на невысоких каблучках. На шею повесила колье, которое я успел подарить ей в последнее рождество перед тем, как меня отправили сюда.
- Привет, любимая! - сказал я. - Как ты?
Губы жены зашевелились, будто она что то говорила.
- Марьяна! - позвал я и по её разведённым рукам понял, что она не слышит.
Я постучал в дверь.
- Что тебе? - спросил конвойный, встав напротив зарешеченного окна.
- Голосовой связи нет.
- Значит и не будет, перегрузка сегодня - слишком много вас, ублюдков, развелось - и все поговорить хотят.
Знаем мы, что за перегрузка. Переговоры зэков положено прослушивать, а некому, все Новый Год празднуют. Вот и предпочли отключить голосовую связь, чтобы не возиться. Делать записи и откладывать прослушивание разговоров на потом нельзя: если заключенные начнут болтать лишнее, служащий персонал должен вмешаться немедленно. А на фильтрацию разговора они, конечно, не рассчитывают, слишком легко эту технику обмануть. Путем элементарный иносказаний или, скажем заранее оговоренного кода. Или вовсе примитивно: "Там, где я положил ту штуку".
Сообразив, что настаивать бесполезно, и вернулся к монитору.
Марьяна прекрасна без всяких слов. Я смотрел в глаза жены и постепенно начал мысленно раздевать её, представляя, что под платьем - мои любимые атласные трусики, а если потянуть платье ещё выше, то станут видны маленькие нежные грудки, чуть светлее загоревшей кожи вокруг... А может, она теперь носит бюстгальтер?
Хотел было спросить жену об этом, да вспомнил, что звук не работает. Скорее всего, решил я, под платьем окажется что-то кружевное, воздушное... Надо снять его и выпустить грудки на свободу... У Марьяны такая нежная кожа...
Я представил себе правый сосок, как он твердеет от игры с ним моими пальцами и чуть не застонал от желания. А вот этот - левый - я облизну, как любит жена. После этой ласки она прижимается к моему телу и замирает. А дыхание её учащается и отчётливо слышатся удары сердца: тук-тук, тук-тук, тук-тук...
Кажется, Марьяна проделывает то же самое: раздевает меня глазами. Мне очень не хватает жены. Надеюсь, и ей меня. "Я люблю тебя", - говорю ей мысленно и слышу такой же мысленный ответ: "Я люблю тебя!"
За этой мысленной эротикой и прошли наши полчаса. Марьяна показала циферблат наручных часов - двенадцать, самое время загадывать новогоднее желание. Я улыбнулся и загадал следующий Новый год встречать на Земле с женой. Я знал, что она загадала то же самое.
- Заканчивайте! - сказал в динамик конвойный. - Одна минута осталась!
- Уже выхожу, - ответил я и посмотрел на экран: Марьяна смотрела напряженно, понимая, что ещё мгновение, и мы не увидимся много месяцев. Я улыбнулся ей и выключил экран первым.
Подставил руки под наручники, вышел из кабинки. Теперь - недолгий обратный путь мимо кабинок, мимо камер, занятых такими же горемыками, как и я.
Ужин разносил другой служивый. Передавая миску с концентратом, он шепнул, что, похоже, в этом году правящая партия сменится. Если это случится, на Земле объявят амнистию. Этот тюремщик всегда относился к заключённым по-человечески.