Аннотация: Это лёгкая, не требующая много времени фантазия. Нескромно замечу, что получилась она довольно изящно.
1. Как всё началось
Вся эта история началась в те стародавние времена, когда мир был ещё очень большим. Человек о ту пору был очень маленьким, плавал в огромном тёплом море и собирал со дна всякое дерьмо.
Мир тогда был очень молодым, но населявшие его разумные создания уже были стары. Вселенская мудрость сконцентрировалась в них и они появились на свет уже древними и всезнающими. В морских впадинах обитали усатые водяные, на поверхности моря резвились симпатишные русалки, поднебесьем владел вечно счастливый Король Облаков.
Изредка озорные русалки ныряли глубже, чем обычно и шли в гости к усатым омутинникам. Водяные угощали их вином из водорослей и солёными трилобитами. Иногда и омутинники, собравшись вместе, поднимались на поверхность и грели зелёные бока на ласковом солнышке. Весело улыбаясь, Король Облаков поливал их тёплым дождичком или же напротив, разогнав все тучи, самолично спускался к ним и парил над водой. Они болтали, и Король Облаков счастливо смеялся над рассказами омутинников про очередные проделки маленьких и очень-очень глупых людей, омутинники ухмылялись в усы, разглядывая в небесах облачные фигуры (надо сказать, что Король Облаков неплохо ваял), а русалки жутко хихикали, наблюдая, как омутинники соревнуются, кто дальше плюнет.
Потом море стало усыхать, а мир уменьшаться. Люди отрастили головы побольше и ушли за грань реального. Некоторые правда какое-то время жили на берегах оставшихся в мире водоёмов, дружили с водяными, женились на русалках, но потом из ниоткуда пришли другие люди. Они пожгли первых на больших и жарких кострах. Даже Король Облаков ничего не смог сделать. Он, сколько было сил, поливал костры самым холодным дождём, но другие кинули в них какую-то дрянь, и костры наоборот, разгорались всё сильнее.
В конце концов, море усохло совсем.
Теперь на его месте остались только две реки, одна из которых впадала в другую, да леса между ними. До определённого места большая река текла среди лесов и полей, потом она низвергалась в бездну. Бездну глупости и неверия. Узенькая речка, напротив, текла с того места, где с непостижимой высоты появлялась бесшумным водопадом.
Но из бездны продолжали лезть "поумневшие" люди. Они порубили половину леса и поставили там много маленьких летних домиков.
Древним созданиям они не мешали и те их не трогали. Иногда, только, пьяный водяной утащит за ногу купающегося, или расшалившаяся русалка сведёт с ума пару-тройку симпатишных парней. Один Король Облаков никогда никому не вредил, поскольку вина не пил, и нравом обладал добродушным. Он наоборот старался, чтобы людям под его облаками всегда было тепло и хорошо.
Следует добавить, что когда тёплое море высохло, ряды мудрых созданий пополнили ещё несколько замечательных персон. Когда под благодатным дождём Короля Облаков появился первый лес, из него вышло странное такое чудо, с первого взгляда больше похожее на большой заскорузлый пенёк. Однако пенёк передвигался на вполне приемлемых ногах, смотрел чистыми коричневыми глазами и внятным, немного хрипловатым голосом объявлял всем о своём появлении.
Он подошёл к малой речке, именуемой Уза, побултыхал ивовым прутиком в воде, и, когда водяной, несколько раздражённый, выплыл к нему, громко крикнул: "Здорово, чёрт усатый!".
Водяной, обалдевший от эдакой наглости неизвестного создания, поначалу ничего не ответил. Потом, провертев кулаками глаза, он достал со дна неглубокой Узы длинную кучерявую корягу, служившую ему посохом во время нечастых походов к соседскому омутиннику, и довольно бесцеремонно ткнул ею в непонятное чудо на берегу.
- Ты штоли не морок похмельный? - хрипло исторг водяной. - Дак как же звать-то тебя, дубина хамливая? Али новый кто?
- Новый, водарь, новый. Леший я. Леса, вишь, появились! Тамо я и царь.
- Однако... Ну, коли царь, заходи. Гостем будешь.
После захмелевший Леший обошёл всех узовских водяных, и уже в полный дупель дополз до русалок. Они резвились на длинном пляже на хитром изгибе большой реки. Стоит отметить, что большая-то река называлась Дёмой. В отличие от Узы, она была достаточно глубокой и широкой, поэтому там обитал самый старый и большой омутинник. Он сидел на берегу и млел, подставив бока под свет звёзд.
Каким-то чудом Леший продефилировал по узенькой тропочке ведущей к пляжу и выскочил из кустов с криком: "Привет, уроды!" Но его язык его подвёл. Как, впрочем и ноги. Споткнувшись об песок, он со скрипом "Првет, Ур-р-р..." бревном покатился в речку. Русалки брызнули в стороны, освободив ему прямую как выстрел дорогу, и он плюхнулся в воду. Даже не пытаясь вылезти, Леший уснул прямо на воде. Ниже по течению его выловил тамошний водяной и отволок в лес.
С появлением домиков появилось в мире ещё одно странное создание. Само себя оно называло лунарем. Когда люди, ночуя в своих домиках, смотрели в окно, под ним тут же появлялся лунарь и поднимал во тьме маленький рожок из светящегося металла. И люди думали, что видят настоящую луну. А на самом деле настоящую луну могут видеть лишь истинные хозяева мира. Надо сказать, она выглядит совсем не так, как мы её себе представляем. К тому же, она всегда полная.
Вот каков мир. Вот как он становился. Вот как появились и водяные, и лунари, и русалки и прочие его хозяева. И имя ему - Алкино.
2. Я
Я познакомился с ним, когда сидел на маленьком пляжике на берегу Узы. На самом деле я часто на нём сидел, потому что место это очень красивое и там мне всегда было хорошо. Вокруг пляжа были жуткие непроходимые заросли ивняка, и буквально в метре от реки её уже абсолютно не было видно. Надо сказать к тому времени я уже успел понравиться Лешему, поэтому находил знакомый пляжик без особого труда. Ноги сами всегда несли меня сквозь кусты прямиком к нему.
Жизнь моя тяжёлая сложилась так, что я всегда был один. И настрой этого жуткого гнетущего одиночества настолько уже втравился в мою душу, что порой я убегал ото всех, садился в электричку и ехал в Алкино. Это уже наверно напоминало наркоманию.
Приехав, а заваривал чай, открывал банку тушёнки, чистил картошку, ставил на медленный огонь шулюм, наливал в термос чаю и шёл на Узу.
Когда я забывал взять с собой часы, шулюм подгорал, но ведь его это не портит, правда?
И вот я тихо сидел на узинском берегу, курил, пил чай и медленно ссыпал с достаточно крутого пляжа песок в воду. Справа от меня через Узу лежало огромное поваленное дерево, под которым жили сомы. По ночам они, наверное, всплывали на поверхность и громко булькали. Слева Уза немного растекалась, там было мелко и, если взять малявошницу и встать на середине, то можно было наловить штук двести рыбьих мальков, которые весело прыгали по мелкой сеточке, а некоторые даже проваливались обратно в воду.
Напротив этого плёса прямо уходило старое русло. Это была полукруглая траншея, образованная высокими старыми берегами, которая лишний раз доказывала, что Уза была когда-то большой и полноводной. Дно траншеи было на добрых полметра выше уровня воды.
Слева от старого русла над водой росло огромное дерево. Половина всех его корней давно уже мокла в воде и была покрыта мощными водорослями. Так вот под этим деревом тоже был омуток. И вот в этом то омутке и жили раки.
А у меня была раколовка. Я то знал, что им нужно!
Насобирав в Дёме беззубок, я клал их на солнце. На солнце они млели и приоткрывались. Тут я их хватал, открывал настежь, уцеплял в раколовку и кидал в Узу под корни дерева в омуток. Часа через два алчные раки наползали в мою ловушку.
Итак, я сидел и курил.
Уза катилась сквозь ветки поваленного дерева, рыбьи детишки резвились на мелководье, а раки, вероятно, тихо ползали по дну или качались на корнях дерева, уцепившись за них клешнями.
Внезапно из воды возле поваленного дерева справа высунулась очень кривая чернущая как смоль палка. Коряга даже, я бы сказал. Вслед за ней над водой появились по очереди: усатая голова, покрытая тёмно-зелёными волосами, покатые плечи с накинутым на них лёгким жилетом, пузо и всё остальное в зелёных портках.
Таким образом водяной выбрался на берег слева от меня. Шёл он как-то странно: очень-очень медленно и спотыкаясь (несмотря на заскорузлую корягу, на которую он опирался, как на посох). А взгляд упорно смотрел перед собой, куда бы ни смотрели усы.
Замечу, что усы на его лице вообще жили самостоятельной жизнью. Ни от кого не зависимые, никому ничем не обязанные, они делали всё, что хотели. Иногда им удавалось сагитиротать на что-то нос. Иногда даже глаза. Тогда они отправлялись с усами, и их хозяин принюхивался или присматривался.
Каким-то чудом выбравшись на берег, водяной покрутил носом. Потом решил включить глаз. Но только один. К счастью им оказался ближний ко мне, а то иначе бы он меня не заметил. Глаз медленно повернулся в мою сторону. Поначалу, видимо, он меня не увидел, а увидел лишь термос с чаем. Потом уже, сообразив, что термос с чаем не берегу очень дикой реки без хозяина больше напоминает похмельный сон, а наяву выглядит несколько абсурдно, глаз вперился в меня. При этом открылся его правый товарищ, и водяной развернулся ко мне.
- А ты хто такое? Нешто из новых?- Прохрипел он.
- Да, вобщем-то нет.- Промямлил я.- Дача у меня тут.
- Человек, што ли? А что же я тебя нюхом не унюхал, коли ты человек? А? Ещё с чаем пришёл!... Чаво тебе здесь надо-то?
- Да ничего.- Осмелев сказал я. - Сижу вот, понимаешь, курю.
- Курит, понимаешь, итить его коромыслом! - В никуда сказал омутинник и вдруг протянул руку. - Ну здравствуй што ли. Как тебя звать-то, человек.
- Лёха. - Смутился я.
- А я вот местный водяной... Ну дай чайку хоть хлебнуть. Сушит во рте, ажно хоть прикуривай оттудова!
- У нас так с похмелья бывает, - сказал я, протягивая ему термос, - когда с вечера пьёшь переброду много.
- А у нас, что, думаешь, от долгого здорового сна в летнюю ночь? Дёмич пляжный вчера приходил, брагу какую-то новую приносил, чтоб ему стерлядкой поперхнуться! И горькая и тяжёлая. Слухай, пойдёшь на Дёму, скажи-ка ему, а. Что говно евонная брага. Я уж, наверное, и не дойду, шарахнусь щас обратно, досыпать.
- Дак, ты думаешь, он со мной разговаривать будет? Как учует, что человек идёт, так и спрячется. - Быстро сообразил я.
- Не спрячется! - Протянул водяной. - Ты оборви ивовую веточку, поболтай ею в воде, да позови его по имени. Дескать, выходи Дёмич. Я, мол, от Узянского пришёл, привет принёс.
Сказав это, омутинник бухнулся обратно в Узу и мгновенно потонул, несмотря на то, что глубина у берега была - воробью по колено.
Я собрал свои манатки с берега, термос, сигареты, и пошёл домой.
Шулюм немного подгорел и стал припахивать костром. Я поужинал, достал из заначки в погребе пива - попил пива.
Ввечеру похолодало и мне пришлось надеть вторые портки. Прихватив с собой пару бутылок пива в авоське, я пошёл на Дёму.
На небе стемнело не на шутку. Повисев медным самоваром над горизонтом, солнце нырнуло за него и притворилось, что его будто-бы вообще нету, и никогда не было.
Медлительные звёзды только начали появляться на небосклоне, когда я дошел, наконец, до пляжа. На небе вставала полная луна.
Поначалу я не заметил ничего странного, поскольку не до того было. Пока сорвал ивовую веточку, пока поболтал ею в дёмской воде... Но потом, когда закурил и сел ждать на берегу водяного, я увидел. А точнее не то, чтобы увидел, а вспомнил, что вчера, когда я по старой привычке торчал перед сном на балконе и курил, я ясно видел на небе новолуние, даже не новолуние, а узенький серпок нарождающейся луны. Сейчас же передо мной висело самое натуральное полнолуние, причём диск даже отсвечивал багрянцем, как бывает, когда луна висит над самым горизонтом и только-только собирается взойти. Луна висела на самой середине неба, как будто никогда не восходила, а сразу там и появилась.
На том берегу Дёмы было бесконечное тёмное поле, только у самого горизонта под звёздным светом чернел какой-то лесок.
Стало совсем темно. Хоть я и сидел в двух метрах от реки, я ни черта не видел, кроме своей сигареты. От воды послышался плеск. Из тьмы выплыла огромная рожа с полуметровыми усами.
- Кой чёрт тут воду баламутит, ты штоли, старый алкаш, отошёл? - Хриплый голос звучал несколько грубовато, но не враждебно.
- Не совсем, - вежливо ответил я, - я человек. Но Узян, тот, который с пляжа, прислал меня сказать тебе пару слов.
- Челове-е-ек! Что-то я тебя не учуял!.. - Неодобрительно протянул омутинник и подбоченился. - Это с каких-то пор Узян якшается с человеками?
Такое отношение меня немного оскорбило.
- Не знаю, с каких пор, - огрызнулся я, - но он вылез из воды прямо передо мной, когда я сидел на берегу и пил чай. С похмелья он мучается, вот и не учуял с перепою. Кстати велел он тебе передать, что брага твоя говно.
- Сам он говно! Не смыслит ни черта в высших сферах. А то, что он тебя не учуял, это странно, и знаешь, - он уселся рядом со мной на песок - что самое странное? То, что и я тебя не учуял. Ведь нюх у водаря, эт те не хухры-мухры. Я вас, козлов махеровых, за сто шагов чую, а тут виш, не учуял.- Водяной взял меня за лацкан на рубашке и наклонился. - Нук дай ещё разок нюхну.
Он начал с шумом втягивать воздух. Потом, оторвавшись, крякнул.
- Нет. Не пахнешь ты человеком. А внешне, вроде человек. Может ты новый какой-нибудь? Так ты скажи сразу! Я тебя брагой напою.
- Да никакой я не новый, человек, как человек.
Я опять немного обиделся, что уж, просто так напоить нельзя.
- Отчего ж, льзя, - вдруг сказал водяной. - Только вот пиво у тебя тамо в авоське лежит, а ты, паразит, молчишь.
А я и забыл совсем про него! Так мне стало стыдно! Я тут же открыл обе бутылки, одну протянул ему...
3. Что бывает по ночам
Мы снова сидели с водяным на пляже Дёмы. Была глубокая ночь следующего дня. Голова моя не то, чтобы раскалывалась... По всем признакам она давно уже раскололась и я держал её со всех сторон, чтобы не дай бог ещё и не развалилась. Одновременно с эти я как-то умудрялся курить и вести с Дёмичем сиплую беседу.
- Да, дядька, - были мои первые слова в этой беседе. - Брага то твоя и вправду того...
- Сам ты - того, - беззлобно сказал водяной. - Понимал бы что...
Он поднялся, спустился к воде, и сквозь сомкнутые веки я услышал бултыхание. Вернулся ко мне омутинник уже с бутылкой моего вчерашнего пива, аккуратно заткнутой пучком травы.
Жизнь никогда доселе не казалась мне такой счастливой. Не знаю, что это на меня так подействовало: то ли звёздная россыпь над головой, то ли тихий ветер в затылок, то ли холодное пиво...
Голова моя, однако, не поняла счастья. Она уже откровенно разваливалась, и я изо всех сил держался за неё, будто за разрывающуюся бомбу.
- Ничё! Щас всё пройдёт! - протянут Дёмич. - Пока ты спал, я заговорил твоё пиво - нук дай-ко хлебнуть - полчаса, и мы снова готовы жить!
Я опять закурил, а водяной принялся от нечего делать чертить пальцем круги на песке.
- Однако ж тоже, смотри, как интересно! - Вдруг сказал он, не отрывая взгляда от собственного пальца, теперь закопанного наполовину в песок. - Всегда наблюдаю - и удивляюсь! Песок - стихия сухая, всему живому противная. А пальцем водишь - приятно!
Чувствуя, что смысл от меня если ещё не ускользнул, то уже очень близок к этому, я решил ничего не отвечать. Да и так оно и для головы безопаснее.
Тишина, самая настоящая вселенская тишина разливалась над миром. Самая что ни на есть натуральная летняя ночная тишина звенела каждой упругой прядкой пролетающего ветра. А ветер, ветер - он ведь не знает, что он летит. Ему - значительно тяжелее, чем нам. Для него - мы все, вместе с нашим неподъёмным временем и бесполезным пространством постоянно падаем на него, подобно тому, как всякий человек, находясь в вертикальном положении, на самом деле постоянно падает на землю.
Ветер сокрушённо уворачивался от нас и тихо что-то шептал. Это не нарушало, однако, тишины, а даже скорее дополняло её. Иногда он путался в моих волосах, иногда в усах моего нового друга, и тогда мы некоторое время летели вместе с ветром.
Водяной, уже около пяти минут сидевший с закрытыми глаза-ми, вдруг звонко хлопнул себя по коленке.
- Всё! Баста! Пошли, погуляем по ночному миру. Я переведу тебя на ту сторону - там растёт кукуруза. Ты ведь любишь кукурузу?
Да, я люблю кукурузу, но как же... И тут я заметил, что руки мои спокойно торчат в карманах, а сам я стою и судорожно трясу головой, пытаясь стряхнуть оставленный ветром ивовый листочек. Когда мне это удалось, я поднял свою свежесвежую голову и ясным взором окинул пляж.
Прошло некоторое время, пока мы перебирались на ту сторону. Высокий берег, кусточки растительности. Цепляясь за них, я вылез на поле, поросшее мелкой травкой, и помог вылезти водяному. Лес теперь оказался гораздо ближе, и мы направились прямиком туда.
Следует, наверное, поподробнее рассказать про это поле, потому что оно в некоторой степени, как потом оказалось, было уникальным. Это было очень большое поле. Справа от него протекала Дёма. Прямо был ближний лес, в который мы держали путь. Слева чернело что-то, что очень напоминало какой-то водоём.
Трава на поле была, как я уже заметил мелкая, лишь иногда попадались кусты конского щавеля и хлестали нам по конечности.
А ещё там рос чертополох. Это мерзкое растение, выскочив навстречу, умудрялось залезть в носок, да там и остаться. Всю дорогу оно терзало мою щиколотку.
Но самое удивительно в этом поле было то, что больше нигде, кроме как на той стороне, я подобного поля не видал. Но зато здесь такими были все поля без исключения. Такая же трава, конский щавель, чертополох, кривая ветла посредине и сухие пыльные тропки, такие узенькие, что, глядя на них, начинаешь потихоньку верить в шотландские легенды о гномах.
Я шёл и расспрашивал водяного обо всём.
- Там, - он махнул рукой в сторону от реки, - старица. В ней до сих пор обитает бывший царь Дёмы. Он не очень-то приветлив и всегда всех учит. А ещё он разводит щурят. Бывало, придёшь к нему за молодняком, он давай тебя просвещать: этих - туда-то, тех - сюда-то, пляж убирать - и то я не умею! Достанет, хуже горькой редьки, а потом ещё измывается: чего, мол, всё записал? А у самого - грязь, тина да осока сплошная. Тьфу!
Мы дошли до леса, и вышли на широкую дорогу. Она проходи-ла вдоль и терялась во мгле.
-А дорогу эту я даже не помню, кто придумал. Узнать бы его, да макнуть вон в ту лужу! Тебе то сейчас ещё не видать, а я знаю: вот она идёт вдоль леса с километр, а только потом заворачивает. Будто нельзя было сразу напрямик сделать! Такой крюк, если идёшь на кукурузные поля.
Так оно всё и оказалось. Мы прошагали с километр вдоль леса и только потом повернули. Оказалось, что этот лес - совсем вовсе и не лес, а узкая полоса деревьев на крутоватом склоне холма. Мы преодолели подъём и вышли к полям.
Под тихим ночным ветром медленно-медленно покачивались высокие кукурузины. Рыльца мерно переваливались с одной стороны на другую.
Такой вкусной кукурузы я не ел доселе ни разу. Она была молочной зрелости, и её сахарный сок пропитал мне ворот так, что потом тот был как накрахмаленный...
Когда мы вернулись обратно на пляж, на востоке ещё не светлело. Луна так же висела посреди неба, ночной ветер также ворошил мне волосы.
- Ну ладно, бывай. - Сказал Дёмич. - Пойду я досыпать.
- Да что там... - Махнул рукой скромняга, - Тебе спасибо, человек. Ведь я пух со скуки, а так ты меня хоть чем-то занял. Приходи ещё - брага осталась. Карпика солёного найдём. Приходи.
Я пошёл домой.
Тёмная дорога, заменявшая здесь главную улицу, уходила прямо и слегка поворачивала. Справа и слева вставали тёмные спящие домики.
Вдруг мне показалось, что у одного из них шевельнулась тень.
Честно признаться, мне было не до этого. Ну, встал кто-то по нужде, ну и что?
Но тень шевельнулась ещё раз, и я понял, что её обладатель никуда не идёт. Вглядевшись, я разглядел его поподробнее. У силуэта, стоявшего под окном, был острый подбородок и высокий лоб. В руках тень держала что-то, что больше всего походило на швабру с тряпкой.
Я снова различил движение, тряпка осталась в руках, а на конце швабры вспыхнул ослепительный огонёк. Узкий серпок жёлтого пламени повис на фоне окна.
4.Тополь
Ветер пронёсся над миром, и в мире сразу стало спокойнее.
Здесь ветер обычно начинался с тихого шелеста. Это на большой высоте отвечали ветру листья высоченного тополя, растущего на чьём-то участке. Удивительно то, что его не спилили, когда уничтожали остальной лес. Видимо какое-то чувство, подсознательное чувство единства, искренней и изначальной красоты остановило людей с бензопилами.
Тополь этот был вечен. Сколько я себя помнил, он всегда был таким: монументальным, основательным и невообразимо высоким. Казалось, что ветвями своими он держит небо, да так оно, наверное, и было.
Словно совесть всего мира, которая следит за всеми и каждым.
Именно на нём обитал Король Облаков. В принципе, ему не нужен был дом, ведь он жил в облаках. Но этот тополь полюбился ему, и Король Облаков частенько сиживал на его ветвях и размышлял, или просто шумел листвой. Когда же вызревал в потаённых коробочках тополиный пух (надо сказать, что Король Облаков всегда ждал этого момента с нетерпением), он подхватывал его небольшими кусочками и разносил по всей округе.
Короля Облаков очень забавляло то, что пух был похож на его облака, и он даже пытался ваять из него. У него, разумеется, ничего не получалось, ведь это всё-таки был всего лишь тополиный пух.
Итак, я услышал шелест в вышине, и вскоре ощутил присутствие ветра на своих волосах. Целый день я торчал на втором этаже в мастерской и мастерил там барабаны. Это лёгкое отвлечение от извечного процесса самокопания, к которому обязывает праздное времяпрепровождение, немного развеяло и прочистило мои мозги. Солнце ярко светило мне в глаза и расплывалось радужными кругами в линзах очков и полуприкртых ресницах. Небо было ярко синее и необыкновенно чистое, лишь над тополем висело лёгкое неприметное облачко.
Я зашёл на веранду и включил чайник. К слову будет сказано, чайник здесь тоже имеет характер. Процесс его закипания буквально насквозь пропитан этим характером, и это иногда раздражает.
Итак. Минут через пять после того, как его включишь в розетку, он начинает издавать звук ?1. Этот звук похож на эдакое хрустящее свиристение или свиристящее похрустывание. Оно продолжается всё время разогревания и обычно не прекращается почти до самого закипания. За пять минут до закипания он издаёт звук ?2. Этот звук полностью имитирует звук кипящего вовсю чайника, с одним лишь отличием: вода в нём спокойна, как в колодце. Если в этот время к нему постоянно подходить и проверять: не закипел ли? - он ещё будет долго изводить жаждущих. Ну а если не обращать на него никакого внимания, звук ?2 быстро сменяется звуком ?3 - собственно яростным кипением и выплёскиванием кипятка на стол.
Я, хорошо выучивший повадки своего чайника, умею определять по звуку, кипит он, или притворяется.
Я включил чайник в розетку и пошёл на огород собирать траву для чая. Маршрут этот давно уже выверен. Первым делом я иду прямо мимо малины и обираю её от ягод и иногда листьев. Затем сворачиваю налево - там под Уральской Наливной растёт мелисса. Прохожу между теплицей и парником с огурцами к Московской Грушовке. Под ней растёт обычно мята Перечная. Если под Московкой мяты нет, я поворачиваюсь ещё раз налево, и, сигая через, по очереди: две грядки клубники, грядку лука, снова через клубнику, а там - направо, направляюсь к Терентьевке, под которой окромя мяты, обычно набираю ещё и смородиновых листьев.
Пахуч и целителен Алкинский чай! Аромат его успокаивает, и в то же время будоражит ум, заставляет его работать, и не просто работать, а работать в нужную сторону.
Я намял в стакане ягод с сахаром и залил всё это чаем. Аромат распространился по всей веранде, и, кажется, достиг небес.
Своё тело я поместил на диванчике в полусидячем, а скорее полулежачем положении и открыл книгу. Это был, кажется, Стейнбек "На восток от Эдема". Убаюканный сладостью и пряностью чая всё глубже и глубже погружался я в мир Салинасских страстей.
...Счастье. Вот о чём мечтали люди во все времена. Счастье. Как внезапно его осознаёшь в настоящем и как больно - в прошлом. А так чаще всего и получается, ведь анализируя прошедшее время, глубже вникаешь в суть событий и вещей, и яснее видишь и понимаешь - был счастлив. Был!
Но если вдруг посчастливилось осознать счастье в настоящем - тут уж держись, не спугни. Ведь нет ничего более зыбкого и эфемерного на свете чем счастье. Любое неосторожное слово, поступок, жест - и всё! Сердце сжимает щемящая боль, душу - удушающая тоска: был счастлив. Был...
Моё внимание отвлёк тихий смешок. Точно зная, что кроме меня здесь никого быть не может, я встрепенулся и поднял взгляд из книги. Напротив меня, в кресле за столом сидел человек. У него были пепельные волосы до плеч и ошеломительно бирюзовые глаза. Одет человек был в светло-голубую футболку и, как потом выяснилось, в белые штаны-бананы. Человек смотрел на меня и улыбался. Похоже было, что он едва сдерживает смех.
- Привет, - произнёс он, - ты меня угостишь чаем?
- К-конечно, - проквокал я и сделал жест на стол.
Он пододвинул к себе миску с ягодами, выбрал пять штучек в свободную чашку, насыпал туда сахару, как и я - три с половиной ложки, и принялся всё это дело толочь.
- Аромат твоего чая не мог оставить меня равнодушным, тем более теперь ты нам человек не чужой, - говорил он, пока наливал заварку и кипяток, - я наблюдал, как вы с Дёмичем давеча шарахались по кукурузным полям. Честно признаться, вы меня просто разбудили. Люблю иногда поваляться в кукурузе - этот скрип, луна светит, знаешь ли... - он улыбнулся, снова посмотрев на меня.
Тут я медленно начал догадываться, кто это ко мне пожаловал.
- Ваше Величество, Король Облаков, - приветствовал я, - рад знакомству. Я о Вас много слышал.
Он скривился.
- Если бы у меня было имя, было бы гораздо меньше проблем. А так у меня есть только титул - как это раздражает!
Вдруг он снова вскинул на меня взгляд. Глаза его горели. Казалось, что из них струится сине-зелёный дымок.
- О, Великий Океан, как бы я хотел иметь имя! Почему! Почему даже у самой последней русалки есть имя - а у меня нету!
Внезапно он поник и сказал со странной потусторонней улыбкой:
- Да, да, да... Я знаю. Всё потому, что я единственный в своём роде. Зачем мне имя?.. Действительно - зачем!
Он отвернулся и взял со стула журнал "Наука и жизнь".
- Зови меня просто - король.
Я не нашёлся что сказать. У меня-то имя было.
5. Имя
Он зачитался журналом, а я закурил.
- Король, - спросил я, пуская дым в окно, - как ты переносишь мой дым?
- Дым? - Переспросил он и снова улыбнулся, - Дым есть во всём, в чём-то больше, в чём-то меньше. И не думай, что если ты выдохнул, дыма в тебе поубавилось. Или наоборот, если закурил - прибавилось. Дым содержится в самой природе вещей. Дым и пар. А насчёт того, как я отношусь к дыму... Ну, наверное, как к брату.
До меня первым дошёл смысл его слов. Я наводяще переспросил.
- Как к брату?..
- Ну да, - ещё шире растянулся он в улыбке, - как к чумазому, ковар-но-му,- до него начал медленно доходить смысл происходящего, - б-р-а-ту...
В восхищении Король Облаков воззрился на меня.
- Выходит... Выходит, у меня есть брат! Выходит, теперь я могу обрести имя!
Тут же он ухватился за подбородок, упёрся локтём в стол, и, водя указательным пальцем себе по бороде, стал в такт водить глазом.
- Так-так-так-так-так! Как же мне назваться?..
Тут мы вместе с ним начали думать.
Иногда он восклицал: "Я придумал!". Вставал в позу и напыщенно произносил, например: "Навуходоносор!". Или там: "Фиорованти!"
- Да! - Язвительно говорил я тогда. - Представляешь: тебя зовёт водяной. Да он язык сломает, пока выговаривать будет, и то - только в лучшем случае. Скорее же всего просто извратит твоё имя так, что потом сам не рад будешь, что его выбрал.
- Прав, прав! Тысячу раз прав!
И мы начинали думать сначала.
Через полчаса, когда были предложены и отвергнуты все возможные, а точнее невозможные имена, которые мог бы, а точнее ни в коем случае не мог носить король облаков, взгляд мою упал на раскрытую книгу Стейнбека.
- Слушай! - воскликнул я, и он поднял на меня уставший взгляд. - А назовись ты просто - Адам.
- Адам? - переспросил король. - Так, кажется, звали в вашей религии первого человека. Не знаю, слишком символично...
Слово это будто прикипело к его губам. "Адам..." Он подошёл к зеркалу, и новое имя мгновенно прикипело к его русым волосам и влилось свежей струёй в бирюзу его глаз.
- Адам! - воскликнул он. - Да, чёрт подери! Отныне Я - Адам!
Новое Имя прокатилось в небесах как звон колокола.
"Адам" - трубила каждая струйка воздуха.
"Адам" - пели ветры.
"Адам" - шептали тихие облака.
"А не дам!" - проворчал из своего омута Узян, перевернулся на другой бок и снова уснул.
- Ты... ты... ты... - голос его дрожал, да и палец, в волнении упёртый в меня, тоже подрагивал - ты хоть понимаешь, что сейчас произошло?! Я! Я - Его Величество Король Облаков обрёл, наконец, ИМЯ!
Он развёл руками, и в воздухе закружились блестящие звёзды.
Внезапно голос его охрип, сделался громовым и, как заправский викинг, какой-нибудь там Олаф Виглаффсон, он крикнул:
- Чёрт меня дери, ЭТО НУЖНО ОТРПАЗДНОВАТЬ!!!!!!!
6. Как всё не закончилось
Я проснулся, и долго не мог понять, где я нахожусь, и что со мной происходит. Раза с третьего мне удалось приподнять голову. Голова при этом едва не развалилась. Придержав её рукой, я огляделся по сторонам.
Первое, что я заметил, было то, что лежал я на балконе мастерской, на втором этаже. Вторым было то, что шёл прохладный дождь. Мне было зябко, и вся моя одежда была, разумеется, насквозь мокрой. Третьим был тот факт, что вокруг чрезвычайно воняло пивом. Но верх удивления был достигнут лишь тогда, когда я обнаружил почему.
С небес лилось пиво, и моя одежда была насквозь промочена пивом. Я лежал в луже пива, и в мой раскрытый от удивления рот иногда попадала капля другая этого пива. Когда я заметил по вкусу, что пиво это не абы что, а самое что ни на есть Арсенальное Традиционное, я положился на судьбу и открыл рот пошире.
Дождь, словно увидав это, усилился.
- Доброго утречка - был голос из ниоткуда.
- Ага, - пробулькал я. - Слушай, а ты не мог бы просто принести бутылочку-другую, а не орошать драгоценным продуктом соседские грядки?
- Разумеется, мог бы! Но мне показалось, что так будет веселее!
- Тебе показалось. - Буркнул я, - Я весь промок. И замёрз!
- Фигня! - Весело сказал мой собеседник.
Откуда-то прилетел тёплый ветерок, и через мгновение моя одежда была суха, как моя глотка. Пивной дух поднимался от моего воротничка, и мне опять захотелось пить.
- Да и мне тоже.
Ветер подхватил меня и понёс над чужим участком.
Никогда не забуду этого ощущения. Нет, это не свободное падение. Тут совсем другое.
Где-то в середине твоего существа появляется, будто, такая точка, за которую ты сам можешь себя подвесить в воздухе и лететь. Лететь осмысленно. Чётко зная и ощущая каждый сантиметр полёта, каждое мгновение.
Лететь. Чтобы лететь, нужно быть единым. Нужно стать воздухом. Лёгким, подвижным, и в то же время монолитным, неразделимым и постоянным...
Я летел и, даже с закрытыми глазами, чувствовал и рельеф участков внизу, и все потоки воздуха вокруг, и много чего ещё...
На плечо моё опустилась лёгкая, но твёрдая рука. Я открыл глаза и увидел Адама, летящего рядом. Он смотрел мне в глаза и мягко улыбался. Путь наш лежал на самую верхушку тополя. Огромная, необъятная крона его медленно поворачивалась перед нами, пока мы искали подходящую ветку для приземления.
Я устроился поудобнее и ухватился за голову. Адам посмотрел на меня и улыбнулся. Из ниоткуда он извлёк две бутылки пива и одну протянул мне.
- Да, - Протянул Адам. - Мир и любовь - это вам не хухры-мухры.
Откуда-то прилетел шальной западный ветер и закружился вокруг моей головы. Я закрыл глаза и почувствовал, что снова лечу, но лечу как-то странно, будто сам стал этим ветром, и солнце стало мне братом, и ночь растворилась в моих волосах, а сам я лечу, лечу с неимоверной скоростью, и вроде бы знаю куда, но никак не могу вспомнить...
- Вот и всё!
Я распахнул глаза и увидел облака над горизонтом. Солнце поливало их облепиховым вареньем, а синее небо лишь подчёркивало их рельеф.
- Ну, как?
Я не сразу понял, что он имеет в виду. А когда понял, даже не удивился: там, на берегу Дёмы, ночью было то же самое. Голова моя прошла, как будто её и не было.
- У тебя что, тоже пиво заговорённое?
- Зачем? - Ухмыльнулся он. - Ты сам всё это сделал, я лишь подсказал как. Ну что, пора?
- Куда?
Мне так было хорошо сидеть на этой ветке, что меня даже испугала его последняя реплика.
- Как куда? - Улыбка спала с его лица, и сменилась озабоченным выражением. - Домой. К своей свече. К своим гравюрам. К своим стихам. На свой балкон к своей сигарете. К своим звёздам.
Я как зачарованный повторял за ним.
- К своим ночам. К своей музыке. К своей душе. К своим фонарям. К своим книгам.
- Пора, Зашитник!
- Но, Адам!..
Он потупился:
- Спасибо тебе за имя. И чай. Мне этого вовек не забыть. Всё, Защитник. Мы не потеряем боле не минуты!
Он крепко взял меня за плечо.
- Мы не прощаемся, но расстаёмся надолго... брат, Защитник. Надолго.
Резкий рывок выдернул меня с ветки и швырнул на землю.