С благодарностью за неоценимую помощь Олегу Малахову и Татьяне Столяровой.
Разрешите представиться, меня зовут Олег Малахов. Я специалист отдела агрессивных проявлений Комитета Паранормальной Безопасности при администрации президента Российской Федерации. Конечно, называемся мы несколько иначе, но об этом мало кто знает. Для подавляющего большинства граждан нашей необъятной Родины такой организации не существует. Зато есть прекрасный объект для нападок журналистов - научно-исследовательский институт уфологии и нетрадиционной физики. Работа не пыльная, хотя и нервная: то баклуши бьем, то носимся по городам и весям, не жалея ног, машин и дорог.
Как это всегда бывает, звонок по внутреннему телефону поймал меня уже на выходе, за пять минут до окончания рабочего дня. Секунду я раздумывал: взять трубку или сделать вид, что уже ушел, - но чувство долга победило.
- Малахов, слушаю.
- Олег!
Почему-то все звонки от шефа идут на повышенной громкости, как будто он кричит в трубку.
- Зайди ко мне! Есть срочное дело!
И положил трубку, пресекая всякую попытку отвертеться от визита.
Секретарши уже не было, я только позавидовал ей и заглянул в кабинет:
- Вызывали, Лев Мафусаилович?
- Входи, Олег, входи.
После телефона голос шефа кажется тихим, а манера разговора робкой, можно сказать, застенчивой. Но за годы работы в нашей конторе я неоднократно убеждался, как обманчив этот образ. Лев Мафусаилович Бромберг слыл человеком решительным и целеустремленным. Он всегда добивался поставленной цели, так что лучше с ним было не спорить, а сразу приниматься за работу.
- Срочное дело? - спросил я, пытаясь сразу перейти к сути, зная манеру начальства начинать разговор издалека. Лев Мафусаилович чем-то напоминал межконтинентальный бомбардировщик. Он мог часами заходить на цель, чтобы в считанные секунды поразить собеседника информационной бомбой.
- Садись, Олег. Формально это дело расторопности не требует. Да и не наше оно, с одной стороны. Только есть у меня неприятное ощущение, что все не так просто, как кажется.
Шеф сделал паузу, давая мне возможность осознать его высказывание. А подумать тут было над чем. Начальник наш под стать конторе, и к его предчувствиям все относятся очень внимательно. Еще ни разу не бывало, чтобы они не проявились, в той или иной форме. Сначала над этим подшучивали, но со временем взяли интуицию Бромберга на вооружение.
- Нам передали это дело по каналам МВД. Убийство журналиста. С одной стороны, ничего паранормального тут нет. Насильственная смерть для журналиста - профессиональное заболевание. С другой стороны, обычно убивают где?
- На улице? - предположил я.
- Вот именно, или в темном подъезде, в каком-нибудь парке. В конце концов, подкладывают под машину бомбу. А тут как в книжке. Смерть в закрытой комнате. Окна и форточки еще с зимы заклеены наглухо. Входная дверь заперта изнутри. Ключ торчит в замке. Причина смерти: пулевое ранение в голову. Из собственного пистолета. На оружии только отпечатки владельца. Следов постороннего присутствия в квартире так же не обнаружено.
- Похоже на самоубийство...
- Да, похоже, если бы не некоторые "но". Во-первых, на руках убитого не обнаружено следов пороха, а они там обязаны быть. Если, конечно, он держал пистолет сам в момент выстрела. Во-вторых, из экспертизы следует, что оружие ни при каких разумных обстоятельствах не могло упасть туда, где его нашли.
- Значит, некий злоумышленник проник в квартиру журналиста, выстрелил ему в голову, бросил пистолет и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь изнутри... Лев Мафусаилович, вы думаете, что преступнику помог кто-то из наших подопечных?
- Вот это нам и надо выяснить. С одной стороны, без вмешательства потусторонних сил совершить такое преступление кажется невозможным. С другой стороны, классика детективного жанра учит нас, что все это вполне может быть делом рук человеческих. Так что, Олег, давай-ка завтра принимайся за проверку. Вот материалы следствия, - шеф пододвинул мне картонную папку-скоросшиватель, - на все про все тебе неделя срока. Не торопись, проверь все тщательно. Если ничего по нашей линии не выявишь, вернем дело обратно в милицию.
* * *
На следующее утро я припарковался возле дома, в котором жил погибший журналист. Я даже не стал запирать дверцу и не вынимать ключ из замка зажигания. Благодаря охранным оберегам тетки Дарьи - бессменного руководителя отдела наговоров и порчи еще со времен Никиты Сергеевича Хрущева - ни один угонщик не рискнул бы подойти к машине даже под страхом смертной казни, сам при этом недоумевая о причинах такого странного предубеждения к подержанным фольксвагенам. А уж о мелких воришках и шпане, которые промышляют кражами магнитол, и упоминать не стоит. За версту обходят.
В подъезде было грязно, зябко, неуютно. Всюду суетились тараканы.
Покойный жил уединенно. К тридцати годам семьей он так и не обзавелся, поэтому я рассчитывал осмотреть территорию возможного проявления потусторонних сил без помех и свидетелей.
Дверь квартиры, как и следовало ожидать, была опечатана. Хлипкий замок, выбитый, когда милиция вошла в квартиру, починили наспех, так что если в ближайшее время не объявятся наследники, квартиру обязательно обчистят. Может, стоит позаботиться об этом? Как и всякий добропорядочный обыватель, я не испытываю к домушникам ни малейшей симпатии. Они для меня хуже любой нечисти, с которой приходится сталкиваться по долгу службы.
Но прежде надо самому войти в квартиру. Лучше незаметно, чтобы у соседей не возникло лишних вопросов.
Из кармана я извлек еще одно изделие отдела тетки Дарьи - крохотную высохшую веточку. Прошептал простейший наговор и разломил ее. Теперь, что бы я ни делал с дверью, для всех остальных она будет казаться закрытой и опечатанной.
Замок легко поддался уговорам, тем более что он был стар и совершенно расстроен своим плачевным состоянием. За время работы в Комитете я волей-неволей научился ладить с неодушевленными предметами гораздо лучше, чем с людьми. С ними проще договариваться, нужно только знать как. А уж знатоков у нас хватает, есть у кого набраться опыта.
Дверь открылась, пропуская меня в тесную прихожую. Я бегло осмотрел ее и, не заметив ничего достойного внимания, прошел в единственную комнату.
Да, небогато жил покойный. Книжные шкафы - две штуки, письменный стол, стул, сложенная раскладушка у стены, в углу старый, еще советских времен, фотоувеличитель, накрытый чехлом. К плинтусам прибились клубы пыли. Влажную уборку бывший владелец квартиры явно не любил, да и большую часть времени он проводил в разъездах.
Семеренко Евгений Юрьевич. Тридцати лет от роду. Работал сразу в нескольких газетах, но то, чем он непосредственно занимался, не давало никакого повода для столь печального финала. Все издания, с которыми он сотрудничал, специализировались на паранормальщине: пришельцах, колдунах, летающих тарелках, барабашках, пятом измерении и прочей левитации. Ни к одному политическому скандалу или бандитской разборке жертва оказалась непричастна. Подобные дела его попросту не интересовали, так что не могли сыграть роль мотива убийства. Хотя, если задуматься, какая разница? В мою задачу не входит раскрывать преступление, играя в Пуаро или отца Брауна. Я должен только выяснить, не замешан ли в этом деле кто-нибудь из наших подопечных.
В первую очередь осмотру подверглись окна. Заклеены они были насмерть, причем, судя по всему, несколько лет назад. С тех пор их не открывали, даже для того, чтобы помыть. Значит, летучую нечисть можно смело исключить. Но в этом я не сомневался с самого начала. Диаспора вампиров слишком малочисленна и беспокойства нам не доставляет. Они достаточно богаты и рассудительны, чтобы не искать себе пищу на улицах или в чужих квартирах. Сегодня кровь проще купить. Тем более они не стали бы размениваться на пособничество в убийстве никому неизвестного журналиста.
Оборотней я исключил из списка подозреваемых еще раньше. Выбраться из запертой квартиры смогли бы только мышь или таракан. Конечно, не исключено, что перевертыш мог покинуть помещение, когда милиция взломала дверь, но будь он хоть кошкой, хоть собакой его бы обязательно заметили. Однако в протоколе никакие животные не упоминались. А документально подтвержденных фактов превращения людей в мелких грызунов и насекомых науке в моем лице ничего не известно. Если, конечно, не вспоминать о князе Гвидоне.
Вслед за окнами, тщательному осмотру подверглись книжные шкафы.
В дальнем от стола стояли вперемешку фантастические книги и журналы. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, откуда у Семеренко возникло увлечение паранормальными явлениями.
На те же полки затесалась парочка "трудов" по астрологии и, что удивительней всего, научно-популярные книги по астрономии и даже парочка астрономических календарей. К стенке шкафа была прилеплена скотчем бумажка, озаглавленная "График наблюдений в обсерватории". Удивительно, как в одном человеке уживались занятия серьезной наукой и работа по поиску зеленых человечков.
На нижних полках лежала одежда.
В другом шкафу, который стоял поближе к столу, хранились материалы для работы. К полкам были аккуратно приклеены бумажки.
"НЛО и пришельцы" - несколько книжек, стопка журналов, множество газетных вырезок, разложенных по папкам, россыпью лежат фотографии. Ничего интересного, только размытые пятна над деревьями, размытые пятна над домами и просто размытые пятна среди облаков. Вряд ли к смерти журналиста были причастны пресловутые зеленые человечки.
"Домовые и прочая нечисть". На месте домовых я бы обиделся, но похоже, что они уже много лет не заглядывали в эту квартиру. Их присутствие можно заметить по едва уловимому запаху, который тренированный человек способен выделить среди множества ароматов, присущих любой квартире. Здесь домовыми буквально не пахло.
Следующую полку делили вампиры, оборотни, упыри и почему-то снежный человек.
"Магия и колдовство" заняли целых две полки, на которых теснились книжки в пестрых обложках и похоронно-черных переплетах.
Почти совсем пустая полка с наклейкой "Барабашки". Похоже, Семеренко лишь недавно начал разрабатывать этот участок паранормального поля.
Оставшиеся полки были не подписаны и, по всей видимости, завалены не разобранными материалами.
В целом, ничего предосудительного. В книгах подобного толка и газетных вырезках так же легко обнаружить сакральное знание, как поймать кита в отстойнике химического комбината. Но кто хранит все интересное в шкафу? Ведь именно для этого и существуют ящики письменного стола.
Однако в них не обнаружилось ничего кроме мелкого хлама - старых фотографий, слишком неудачных, чтобы пойти в работу, сломанных карандашей и ручек, каких-то непонятных железок и мотков тонкой проволоки. Чем-то это все напоминало заброшенное кладбище.
Тогда я притупил к замерам. Обошел всю комнату с проволочными рамками и амулетами, но ничего подозрительного обнаружить не сумел. Более того, для такого старого дома паранормальный фон казался чересчур заниженным. Никаких следов старых сглазов, наведенной порчи или набегов нечисти, которая подобно тараканам хоть однажды пробирается во всякую квартиру.
В коридоре и прихожей то же самое. Как будто я не в старом доме, а в одной из лабораторий нашего института, защищенной десятками разнообразных оберегов, созданных крупнейшими специалистами страны.
Но, что удивительней всего, на кухне было ещё чище, а в обычном доме это место словно губка впитывает все плохое и хорошее. Здесь можно обнаружить следы давней ссоры, недовольство женщины, стоявшей у плиты изо дня в день, из года в год, боль и досаду от ожога, порезанного пальца или въевшееся в стены отвращение к магазинным пельменям, якобы ручной лепки. Мои же инструменты не показывали ничего.
Я с любопытством огляделся. Кухонька была типично маленькой, готовая иллюстрация на тему "убогий быт советских пролетариев". Вентиляционные отдушины не заклеены, поэтому мне показалось странным отсутствие тараканов в квартире.
В тесноте кухни еле-еле хватило места крохотному столику, газовой плите, двум навесным шкафчикам, утробно урчащему холодильнику и единственной табуретке. Последняя деталь была особенно подозрительной.
Еще из протокола я узнал, что в день убийства Семеренко принимал кого-то у себя. Правда, никаких следов посетителя обнаружить не удалось, равно как и убийцы. На столе стояли бутылка водки и две стопки. Одна из них пустая. Никакой закуски. Только успевший засохнуть кусок черного хлеба, накрывающий полную стопку.
Нет. Похоже, что хозяин никого не ждал в тот день. Обычно так поминают близкого человека, и вторая стопка предназначена покойному. Потому-то и стояла в кухне только одна табуретка. Потому что некому было сидеть на другой.
Бутылка почти полная. За ней притаилась бронзовая пепельница, полная жженой бумаги. Не окурков или пепла сигарет, а именно бумаги. Это сразу видно. Рядом приютился карандашный огрызок.
Неужели, чья-то смерть настолько сильно расстроила журналиста, что, помянув его, он написал записку, по какой-то причине разорвал ее и сжег, потом пошел к себе в комнату и застрелился? Могло бы сойти за правду, если не вспоминать о том, как лежал пистолет. Но это уже не моего ума дело. Завтра можно будет написать отчет и сдать его начальству. Все так просто, что немного скучно. Если забыть о предчувствии Бромберга.
* * *
Остаток дня меня терзало смутное чувство, будто бы я что-то упустил при осмотре. Какую-то неброскую, но важную деталь обстановки или особенность в поведении измерительных приборов. Раз за разом пытаясь вспомнить все до мельчайших подробностей, я прокручивал в голове невидимую кинопленку. Комната, окна, шкафы, стол, кухня, стол, водка, прихожая. И снова, и снова, и снова... К вечеру беспокойство вылилось в навязчивое мышечное напряжение, от которого хотелось вскочить и ходить по комнате кругами, словно подгоняя мысли. Когда кажется, будто движение помогает думать. Еще чуть-чуть, и от бессилия я начну подвывать и бросаться на стены. Надо успокоиться и подойти к проблеме с другой стороны. Мои приборы не всесильны, надо попытаться вспомнить, кто из наших подопечных и при каких обстоятельствах может остаться незамеченным, обратить внимание на косвенные признаки, приметы...
И тут как будто что-то щелкнуло в мозгу, и все детали головоломки встали на свои места. Шкаф, стопки, пепельница, ничего не замечающие амулеты, тараканы - все сложилось в совершенно дикую гипотезу. Но если она хотя бы капельку верна... Не медля ни секунды, я схватил телефон и позвонил дежурному аналитику.
После десятого гудка из трубки раздался недовольный сонный голос:
- Да?
Судя по вопросу, мне чертовски повезло, и сегодня дежурил Виталий Карбовский. Настоящий волшебник, если дело касалось обработки информации. У него был один недостаток, он никогда не представлялся по телефону.
- Нет.
- Олега, это ты что ли?
- Нет, не я.
- Хорош прикалываться, ты чего звонишь? Не спится что ли?
- Точно. Мне нужно получить кое-какую информацию.
- Что, прямо сейчас?
- Желательно завтра.
И я объяснил, чего хочу.
- А мира во всем мире тебе случайно не надо?
- Надо, но только послезавтра.
- Олега, ты хоть сам-то понимаешь, чего хочешь?
- Я-то понимаю. Если хочешь, могу прямо сейчас позвонить Бромбергу, чтобы он подтвердил мои полномочия.
- Ладно, знаю я все о твоих полномочиях, может быть даже лучше самого Бромберга. Но дело-то сложное, придется не только наши банки данных перетряхнуть. А это потребует времени, кое-что может оказаться в закрытом доступе, придется их дежурных операторов будить...
- Виталик, ты не представляешь, как я буду тебе признателен.
- Ну, ты пойми, если бы все только от меня зависело... Ничего не могу обещать, но постараюсь сделать побыстрее.
- Виталик, хочешь, я тебя за это поцелую?
- Да пошел ты, - буркнул аналитик и повесил трубку.
* * *
Мстительный Виталик позвонил мне в шесть часов утра.
- Привет, Олега! Можешь забирать.
- Ага, - еще не сообразив, о чем он говорит, автоматически ответил я.
- Результаты в почте. С тебя причитается за оперативность.
- Коньяк?
- Я на службе, сэр.
- Значит, виски.
Повесив трубку, я со стоном рухнул на подушку. Ночь пролетела за компьютером в поисках подтверждений гипотезы и способов решения проблемы. Заснул я почти перед самым звонком.
Отчет Карбовского, к несчастью, подтвердил мои худшие опасения. Я спешно собрался и отправился с повторным визитом на квартиру Семеренко.
Чтобы не будоражить соседей, а ведь незнакомый человек в такую рань всегда вызывает нездоровый интерес, я сразу нацепил на шею оберег, отводящий глаз. Теперь даже если меня и увидят, то не обратят внимания. И даже забудут скрип подъездной двери и шаги на лестнице. Продукция тетки Дарьи всегда работает на совесть, к ней даже из Америки и Европы за товаром приезжают. Правда, многие возвращаются с пустыми руками.
С замком поговорил, как со старым знакомым, без спешки. Вещи тоже любят обходительность, а уж зачем может понадобиться неодушевленный союзник, никогда не знаешь заранее. Если обстоятельства и время позволяют, лучше сохранять с ними дружеские отношения.
На этот раз я прямиком прошел на кухню. Там все осталось по-прежнему. Не опасаясь привлечь внимание любопытных соседей, включил воду, вымыл стопки, вытер их и наполнил, не закрыв бутылку. Вытащил из сумки два куска свежего хлеба, над которыми я колдовал почти всю ночь, и аккуратно положил на стопки. Cел на табуретку и еще раз оглядел композицию. Заполненная жженой бумагой пепельница выбивалась из общей картины. Пришлось встать и вычистить ее. Теперь все было на своих местах. Даже крохотный огрызок карандаша, настолько короткий, что человеку было бы неудобно им писать.
Достав из сумки несколько листов бумаги, я положил их у противоположной стопки, пододвинул к ним карандаш и громко произнес:
- Выходи, я знаю, что ты здесь.
Банальная уловка, но на нее продолжают и продолжают попадаться. Один из амулетов у меня в кармане ощутимо нагрелся. Пришлось вытащить его и бросить в пепельницу.
- Теперь я точно знаю, что ты здесь.
Невидимые пальцы взяли карандаш, как будто в нерешительности покачали его над бумагой, а потом быстро начали писать: "Как ты догадался?"
- Это же элементарно, Ватсон. Судя по содержимому шкафа, Евгений Семеренко совсем недавно начал интересоваться барабашками. Опубликовал несколько статей по этой теме, а вскоре был убит при загадочных обстоятельствах. При этом кто-то передвинул пистолет, не оставив материальных следов. Уже отсюда можно было сделать правильные выводы, а карандаш, сожженная бумага и не выпитая стопка только подтвердили мои подозрения.
На всякий случай я не стал рассказывать, что если бы он не купился на элементарную уловку, мне не удалось бы его подловить. Дело в том, что барабашку можно обнаружить только в момент активности, иначе даже самые чувствительные амулеты и приборы бессильны. Одни лишь тараканы безошибочно определяют их присутствие и убегают.
"Что тебе нужно?"
- Вообще-то, по хорошему мне нужно было вызвать чистильщиков, чтобы провели обряд изгнания "шумного духа". Но мне нужна информация.
"Спрашивай".
Почерк у него отменный, буквы ровные. Обычно барабашки не бывают слишком аккуратными и точными в перемещениях предметов. Их стихия - разрушение. Максимум на что способно большинство из них - корявые рисунки, словно сделанные детской рукой. Этот же потратил много сил и времени на тренировки, чтобы отточить свои способности до каллиграфической точности. Писал он быстрее и четче, чем большинство моих знакомых. Такому умельцу ничего не стоило взять пистолет в невидимые руки, прицелиться и нажать на спусковой крючок.
- Я знаю, Семеренко убил ты. Хотя бы просто потому, что никому больше не под силу сделать это таким способом. Зачем ты это сделал? Вы ведь, кажется, сотрудничали?
Последнее предположение не вызывало у меня сомнений. Я только не знал, начал ли Семеренко писать заметки про барабашек до того, как вступил в письменный контакт с одним из них, или после.
"Он обманул меня. У нас была договоренность. Он должен был рассказывать правду о нас".
- Какую правду ты имеешь в виду? Ту, что вы на самом деле существуете? Многие люди и так в это верят, а другие до сих пор отрицают существование микробов, потому что никогда их не видели.
"Мы - не микробы! Мы - разумные существа! Мы хотим наладить контакт с человечеством. Мы требуем признания наших прав. И в первую очередь мы хотим получить право судить клеветников".
- Кого ты имеешь в виду?
"Журналистов. Таких, как Семеренко".
- Значит, ты судил его? За что?
"За клевету. Я сообщал ему подлинные сведения о моем народе. Он их перевирал, чтобы печатать в своей мерзкой газетенке!"
- Значит, ты судил и приговорил его?
"Да".
- Кто приговорил других?
"Откуда ты узнал?"
Я достал из сумки картонную папку.
- Я представляю довольно могущественную организацию. Для нас не составило труда собрать информацию по смертности среди корреспондентов газет и журналов, специализирующихся на паранормальной тематике. Четыре человека, с виду сплошные несчастные случаи. Их последние статьи были посвящены барабашкам или полтергейсту. Загляни в эту папку. Уверен, ты узнаешь эти лица.
"Мне не нужно никуда заглядывать. Я все твои бумажки насквозь вижу".
- Так ты знаешь этих людей?
"Разумеется. Сначала я пытался сотрудничать с ними. С каждым по очереди. Но они не оправдали моих надежд. Мне приходилось избавляться от свидетелей и менять квартиру".
Это далеко не все умеют. Мне попался редкий экземпляр. Прибить человека барабашке пара пустяков. И зачастую это происходит ненамеренно. Когда по комнате летает всякая взбесившаяся мебель, могут быть любые случаи: от легкого испуга до летального исхода. А вот менять место жительства способны далеко не все. Для этого нужен особый талант.
- Так значит, ты убил их всех? - на всякий случай уточнил я.
"Они заслужили это".
- Заслужили смерть?!
"Смерть - это единственное к чему вы, люди, относитесь по настоящему серьезно".
- Но терроризм это не метод!
"Расскажи это мертвым".
- Пока вы убиваете людей, никто не пойдет на контакт с вами.
"Это неправда. Ты пришел поговорить со мной только потому, что я убил всех этих людей. Смерть делает слова более весомыми".
- Я пришел потому, что ты оставил улики.
"Я сделал это нарочно".
- Но зачем?
"Раньше я встречался с журналистами, рассказывал им правду о моем народе. Но этим людям нельзя доверять. Они перевирали все мои слова. Я сам читал потом эти статьи. Сперва я был слишком слаб и мог лишь наблюдать, как их ложь, замешанная на моей правде, превращается в статейки для дурацких газет и журналов. Позже я пытался помешать им, но безрезультатно. Умирал один, находился другой, и все повторялось. Они не хотели помогать мне. Тогда я решил обратиться к тем, кто обладает реальной властью и реальными знаниями. Оставалось только привлечь ваше внимание".
Так вот почему он дождался меня, а не бросился выискивать новую жертву.
- Ты ведь прекрасно понимаешь, мы не можем оставить убийство безнаказанным.
"Можете. Ваши чистильщики убивают нас без суда и следствия. Чем мы хуже их?"
И не дожидаясь моего ответа, продолжил писать:
"Мы можем проникнуть куда угодно. Детский сад, метро, ядерная электростанция. Отныне мы не остановимся ни перед чем, чтобы отстоять свои права на жизнь. И вы не сможете остановить нас".
- Неужели вас так много?
"Да, нас много. И пускай они все, кроме меня, пока боятся. Но я уверен, что своим примером смогу доказать им, как они не правы. Что вас можно и нужно вынудить к диалогу. По моим стопам пойду десятки, сотни, тысячи".
Что ж теперь я знал, все необходимое. Мне повезло, что предчувствие Бромберга реализовалось в самом безобидном варианте. Вместо рисовавшихся моему воображению незримых легионов, мне пришлось столкнуться с сумасшедшим одиночкой. Пусть невидимым, опасным, одержимым манией убийства, умеющим перемещаться из квартиры в квартиру, даже в разных районах города, но всего одним-единственным. А уж с одним-то я как-нибудь справлюсь.
- Зачем ты все это рассказываешь?
"Ты работаешь на организацию, которая может представлять наши интересы. У вас есть влияние на государственном уровне. Не то, что у этих журналистов, которые способны только врать".
- Почему ты думаешь, что мы пойдем у вас на поводу?
"У вас нет выбора".
- Выбор есть всегда.
"Похоже, ты не понимаешь"
Карандаш упал на стол. Впервые за нашу беседу барабашка не поставил точку. Нехороший признак.
Пришла пора активных действий. Я буквально чудом уклонился от взлетевшей в воздух пепельницы. Торопливо схватив кусочек хлеба с его стопки, я разломил его так, чтобы хотя бы пара крошек упала прямо в водку. Стоило им коснуться поверхности, как воздух в кухне начал мутнеть, и я впервые смог увидеть собеседника. Белёсое облако висело около стола, протягивая щупальца к разным предметам: одно к тяжелой сковородке на плите, второе к острому ножу, висящему около раковины. Не раздумывая, я выплеснул водку вместе с крошками прямо в это облако и крикнул заговор сродства. Туман заколыхался и стремительно втянулся в горлышко бутылки, которую я предусмотрительно "забыл" закрыть. Со злорадным: "Это ты не понимаешь, с кем связался", - я завернул пробку до упора.
* * *
Через полчаса я стоял перед столом бушующего Бромберга, потупившись, словно нашкодивший первоклассник.
- Олег, ты думаешь, я должен похвалить тебя?
Я шаркнул ножкой и вздохнул:
- Хотелось бы.
- Наверно, за инициативу? Героизм? Прекрасные знания предметной и словесной магии? Я все верно понимаю? Ну, чего молчишь?
- Подозреваю, что в чем-то не прав...
- Подозревает он! Что в чем-то! Да во всем, что ты сегодня натворил! Олег, скажи мне, сколько ты у нас работаешь?
- Почти два года...
- А ты не обращал внимания, что в группы оперативного реагирования у нас входят исключительно сотрудники, со стажем больше пяти лет? Ты думаешь, это случайно?
- Нет, не думаю.
- Вот именно - не думаешь! А, между прочим, это не случайно. В нашем деле каждая ошибка может стоить слишком дорого, и спасти тут могут только опыт и практические навыки, приобретенные с годами. Ты же даже к тренировкам еще не был допущен.
Я опять демонстративно вздохнул.
- Олег, давай договоримся. В другой раз сразу вызывай специалистов. Хорошо? А то предчувствия у меня какие-то недобрые...