"Русалка на ветвях сидит?", или Основы филологического спора в условиях повышенной агрессивности собеседника
Автобус номер "80": "Александровка - Главный вокзал" вывернул с улицы имени художника Мартироса Сарьяна на площадь Свободы, и остановился на светофоре, пропуская совершенно пустой трамвай. Немногочисленные пассажиры 80-го маршрута уставились на столпотворение детей возле Театра юного зрителя. Там давали новый спектакль, и детвора шумела, ожидая запуска. Некоторые бегали вокруг фонтана, кто-то держал надутые воздушные шары в форме сердечек, зайцев с длинными ушами и прочих представителей зоопарка. Трое мальчишек взбирались на ни в чем не повинную одинокую осину, стоящую уже лет тридцать на углу огромного желтого здания - ТЮЗа.
Афишу разглядеть не удалось.
На остановке в автобус вальяжно зашел черноволосый коротко стриженый мужчина среднего роста и крепкого телосложения, с мощным торсом и пятидневной щетиной, с втянутыми щеками и пьяновато-озорными искорками в глазах. Весна только-только вступила в свои права, но он уже расстегнул свою кожаную куртку нараспашку - холод ему нипочем, смотрите. Сунув руки в передние карманы джинсов до костяшек, мужчина сощурился и нагло прошествовал в конец автобуса. С минуту он выбирал из семи свободных мест, куда бы сесть: в итоге примостился рядом с маленьким щупленьким мужчиной примерно такого же возраста, как и он - лет тридцати, в черном плаще и интеллигентных очках. В отличие от зашедшего тот был гладко выбрит, а длинные волосы прилизаны и собраны в хвостик. Мужчина читал какую-то книжку и никого не трогал, ни на кого не обращал внимания.
Щетинистый, вытащив руки из карманов и сложив их крестом, вдруг громко произнес, почти закричал, на весь салон:
- Русалка на ветвях сидит!
Все пассажиры повернулись в его сторону. Кроме интеллигента, укутанного в плащ, как младенец в пеленки: он лишь перелистнул страницу и интеллигентно поправил очки на остром вытянутом носу. Ростом бедняга тоже не удался, задержавшись в метраже на уровне среднестатистического семиклассника. Казалось, ткнешь его пальцем - он и рассыплется, как песочная слепленная фигурка.
Вскоре, только автобус выехал на Большую Садовую, щетинистый, хитро улыбаясь, восторженно повторил:
- Русалка на ветвях сидит!?
Но в этот раз в его голосе чувствовались вопросительные интонации.
- Русалка на ветвях сидит? - сделал он упор на слове "ветвях".
- Русалка на ветвях сидит? - теперь уже на глаголе несовершенного вида "сидит".
Пассажиры, естественно, как по команде, снова на него уставились. Кто-то осторожно покрутил у виска, но так, чтобы нарушитель тишины не приметил, мало ли - подойдет да как даст по уху ни за что! Толстая пожилая женщина, пережившая НКВД, ГКЧП, ЦК КПСС, ОБХСС и прочие нехорошие аббревиатуры своей "бальзаковской" молодости, сидела с сумками далеко впереди; она давно уже никого не боялась, поэтому сделала соответствующий вывод: "Дурак, что ли".
Интеллигент в очках продолжал интеллигентно читать книгу, хотя, конечно же, сосед не мог его не раздражать своей репликой, авторские права на которую закреплены за А.С.Пушкиным. Вдруг щетинистый развернулся:
- Хватит читать! - рявкнул он.
Интеллигент снял очки, достал платок и начал аккуратно тереть заплеванные линзы.
- Русалка на ветвях сидит? - спросил у него дебошир.
- В чем дело? - наконец, поинтересовался интеллигент, надев очки в дорогой серебряной оправе, сделанной на заказ.
- Русалка на ветвях сидит? - схватил щетинистый соседа за рукав, как школьника, как мальчишку. - Сидит, спрашиваю, русалка? На ветвях?
Интеллигент брезгливо посмотрел на схватившую его за рукав руку. Потом - на неухоженную, некрасивую, нескладную, обросшую и возмутительно безобразную морду хозяина грязной руки.
- Ну, допустим, сидит.
- На ветвях?
- На ветвях.
- Русалка?
- Видимо, русалка.
- Ну вот, ты, читаешь тут книжку, Донцову, наверное, - (о, да буян, оказывается, знает самую продаваемую писательницу России!), - объясни мне, простому человеку, обывателю, как может русалка сидеть на ветвях? Как она держится? Она же не летает! А дышит чем, ей же дышать только в воде можно, у нее жабры!
- Вы перепутали с Ихтиандром, человеком-амфибией. У того были жабры, если верить Александру Беляеву. А у русалки только рыбий хвост, выше пояса она - обычная женщина. По мифологии восточных славян, конечно, - объяснил интеллигент, закрывая книжку. Он понял, что этот автобус перестал быть хорошим местом для чтения.
- Ладно, - быстро согласился смутьян и развел руками, потом звучно хлопнул в ладоши.
Все пассажиры внимательно следили за столь шумной литературно-филологической дискуссией. Некоторые делали ставки.
- А объясни тогда, как она взлетела на ветку? И что это за дерево такое, что на нем сидеть можно?
- Вы путаете, - заканчивалось терпение у интеллигента. - Вы поймите, это образ, художественный образ, метафора, выдумка...
- Не выкать мне тут! - взъярился щетинистый. - Ты что, умный, как это... филолог?
- Да, я именно что филолог, - спокойно подтвердил интеллигент, чем заткнул нарушителя общественного спокойствия на добрые две минуты.
Но тот все равно не сдался.
- Русалка на ветвях сидит... - в этот раз негромко хмыкнул он. - Пушкин этот ваш, фантаст хренов, насочинял. Зеркало русской души, создатель русской словесности...
Щетинистый очень удивил не только своего соседа в очках, но и весь салон в целом, даже водителя, у которого поломался микрофон, а то бы он все высказал по громкой связи, что думает о русалках, ихтиандрах, интеллигентах и прочей нечисти, включая пассажиров его маршрута.
- А вы хорошо в школе учились, внимательно слушали, - похвалил филолог.
Оппонент на заметил очередного неуважительного к его персоне "выкания", гордо выпрямился, приподнял голову: да, мол, и мы не шиты простыми нитками.
- Русалки у них летают, хо-хо! Но как она на дерево села, объясни, филолох, - специально исказил он последнюю букву.
- "У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том", - процитировал интеллигент Пушкина. - Вы видели дубы? На них вполне можно удобно усесться. А русалка что, не человек? - решил интеллигент в плаще сдобрить беседу шуткой.
- Выискался мне тут книжный червь! - неуважительно и даже оскорбительно выдал щетинистый. - Как она без ног залезла? Посадил ее на дуб кто?
"Кто, кто? Леший в пальто!" - хотел выругаться интеллигент (ну, как умеет, так и ругается), но промолчал. Интеллигентно промолчал, разумеется. Он решил больше не вымолвить ни слова, а сделать вид, что продолжает равнодушно, отстраненно и умиротворенно читать.
Не тут-то было! Щетинистый и трезвый не так прост, а когда оприходует чекушку первача - ох, держитесь все за голову... Он выхватил - да что там! - выдернул книжку, просто вырвал из рук, нахраписто, и вслух, снова громко, чтобы все услышали, прочитал название.
- "Сто лет одиночества"... Габриель Гарсиа Маркес, - с трудом произнес он автора. - Черти что и сбоку бантик, язык сломать можно. Лучше бы ты Донцову читал, студент.
"Студентом" обозвал специально, чтобы больнее обидеть. Ну, в конце концов, не по своей же доброй воле читает бедолага этого Гарсиа чтоб его Маркеса, да еще Габриеля? Еля-емеля! Явно студент, надо по учебе сдать, отметку получить... Не иначе.
Филолог, не спрашивая разрешения, извлек свою книгу из его грязных лап.
- Сто лет одиночества... - тем же снисходительно-уничижительным тоном произнес назойливый сосед. - Столько люди не живут, это сказки! Ерунда, опять фантастика. Вранье, нелепица! Достали уже со своей фантастикой... Нужно настоящую прозу читать! Фу, выбрось книгу, филолох-студент, - пригрозил он и обратно вырвал Маркеса, развернул на середине и попытался разорвать на две половинки (не Маркеса, конечно же, а книжку). Но твердая обложка издательства "ННН" не позволила. Это вам не "мягкая серия" покет-буков издательства "ТТТ", те на клею, только дерни - рассыпаются.
Кап-кап-кап... А это были последние капли испарившейся сосульки терпения, последние крупинки песочных часов снисходительности.
"Филолох-студент" разочарованно, неохотно вздохнул, снял очки и передал их симпатичной девушке напротив, встал (ой, какой он маленький-то!) и обеими руками резко обхватил щетинистого вокруг головы (они при этом были почти вровень, хотя один сидел, а другой стоял). Интеллигент большими пальцами придавил щетинистому за мочками ушей. Смутьян завизжал:
- Убивают, люди добрые, помогите!!! Граждане, товарищи!..
Заскулил.
Интеллигент, с пятого по одиннадцатый класс до поступления в университет занимавшийся дзюдо и на "отлично" освоивший технику болевых приемов и удушений катамэ-вадза и искусство ударов в уязвимые точки человеческого тела атэми-вадза, надавил еще на несколько болевых точек возле шеи умника-выпендрежника. Тот захрипел, закашлялся.
- Тебе где выходить? - прорычал интеллигент и перешел с собеседником на "ты", как тот и хотел.
- Мне до конечной, - жалобно пропищал он.
- Ничего, четыре остановки пройдешь пешочком, не барин, на улице сухо, солнышко светит, птички щебечут. Благодать.
Интеллигент приподнял своего противника в филологическом споре за уши, развернул его, провел вдоль салона, правой рукой держа за шею, а левой - в области почек, и обычным русским пинком, не применяя технику бросков нагэ-вадза, вытолкнул надоеду вон на ближайшей остановке.
Потом интеллигентный дзюдоист-филолог (осторожно, страшная смесь, предупреждать надо!) потер ладонями, вспоминая нелегкое детство до пятого класса, отряхнулся, поправил прическу, стянул сзади резинку на хвостике, мило всем улыбнулся извиняющейся улыбкой, прошел на свое место, взял очки у ошарашенной девушки, надел их, открыл книгу, протер обложку плащом, отлистал свою страницу и продолжил читать эпопею о семействе Буэндиа. До конечной еще ехать четыре остановки...