В те времена, когда со стен каждого европейского дома смотрел Иисус с распятия, когда каждый человек отличал себя от животного, прежде всего тем, что верил в Бога, хотя сам до конца не понимал что это такое, когда зимы казались по-настоящему морозными, из-за отсутствия нормального отопления, а знатные дамы пахли прекрасно подобранными цветочными отдушками, так как принимать ванну считалось обязательным, но лишь перед свадьбой да похоронами (естественно, своими), в одном из монастырей еще не сытого Запада, жили монахи, обходившиеся еще без I-Pad, под эгидой ордена одного из святых, которого еще благоговейно чтили.
Жизнь их была проста, скромна и весьма благостна. Пока еще первые лучи солнца не осветили убогие кельи, они вставая, одевались в холодные, изорванные рубища, и восполненные страхом и любовью к Всевышнему молили о прощении себе, да благополучии остальным. После чего целый день предавались тяжелой физической работе, дабы умертвить греховную плоть. Страданиями никчемного тела возвысить душу. В пище, да питье довольствовались они малым, совсем малым: простенькая каша, да несколько кусочков несвежего хлеба. Редко можно было услышать разговоры, а пустые (все, что не связано с совершенством Бога, святых, Папы и так далее, и собственным несовершенством) - вовсе невозможно. Таким же был и настоятель монастыря падре Бенедикт. Седовласый, с серыми пронзительными глазами, прямым римским носом и кожей цвета пергамента. Пусть желтоватая, но до чего красивая, до чего этот цвет напоминал листы Писания!
Любой человек тотчас поверил бы в истинность всех догматов, как только узрел чудеса, объектом которых был падре Бенедикт! Ведя такой же скоромный образ жизни, что и его братья во Христе, он разительно от них отличался. Гладкая кожа и свисавший над поясом живот, для всех нормальных людей (кроме гнусных еретиков) были доказательством, что чем ближе к Богу (по иерархической клирикальной лестнице) - тем Он заботливее, и даже полбу превращает в желудке в жаренного на углях ягненка, запах которого, необъяснимым образом, иногда распространялся из чертогов падре Бенедикта. А его одежды! До чего свежи и чисты одежды, но разве потому, что он их часто менял, или они были из дорогих тканей - о, нет! Разве Бог не в состоянии сделать из старой одежды новую?! Список чудес можно было бы продолжать бесконечно, да вот стоит ли упоминать об очевидных вещах?! Падре Бенедикт был таков не один - его сын Франциск был не менее любим Создателем. Для тех, чей духовный уровень и религиозное образование слишком низки, необходимо пояснить, что Бог - есть любовь, а когда есть любовь - то и дети будут!
Так и жила святая община за своими стенами, лишь изредка выходили они на реку для того, чтобы наловить рыбу. Как же праведны и добры были монахи! Они всегда делили улов на три части: самую мелкую рыбешку - оставляли себе на пищу, чтобы тело окончательно не угасло, и помогало служить Ему (Богу, а не падре Бенедикту), рыбку среднюю - отдавали падре Бенедикту и самому праведному из монахов - Франциску, который по слухам в дальнейшем займет место святого отца-настоятеля, и, наконец, рыбу крупную и вкусную отдавали сиротам, вдовам и беднякам, дабы облегчить их земные страдания. Но разве могли они соперничать с добротой падре Бенедикта?! Он всегда лично отбирал лучшую рыбу и сам, несмотря на возраст, отвозил нуждающимся. Злые языки поговариварали, что, по мнению падре Бенедикта, наиболее обделенные были торговцы на рынке, но костры Святой Инквизиции - лучшее средство борьбы с клеветой!
И в тот день рыбалка не предвещала беды. Сети расставлены, монахи смогли прилечь на зеленую, залитую солнцем траву, и подумать о вечном... кто о вечном зуде в разнообразных частях тела, кто о вечном желании поесть, кто о других вечных, неискоренимых желаниях. Вдруг что-то огромное попало в сети, оно билось и истошно кричало нечеловеческим голосом.
- Брат Фердинанд! Ты слышишь это? - встревожено спросил один из них.
- Быстрей, может быть, в наши сети угодил человек!? - обеспокоено, отозвался брат Фердинанд.
- Нет, это не может быть человек, погоди!
- Почему? Он что-то кричит, какие-то слова, наверное, просит о помощи! - сердце брата Фердинанда переполняла жалость к чужим страданием.
- Да, но нечеловеческим голосом! - монахи одобрительно промычали и покачали головой.
Тем не менее, стоило брату Фердинанду побежать к реке, как остальные, влекомые любопытством и чувством общности ринулись вслед. Он отважно бросился в реку, и только когда его плечи коснулись берега, а на руках покоилось странное существо, монахи затащили их на прибрежные мелкие камни. Ужас охватил их! Существо, очень напоминало человека, лишь странный разрез глаз, непривычная прическа, точка между глазами, и... о, ужас! Лишняя пара рук!
- Дьявол! Сатана! Убирайся, Лукавый! - выпятив вперед нательные кресты, кричали монахи, но потом, справившись с волнением, вспомнили молитвы на древней латыни.
Только брат Фердинанд, чувствуя гордость за то что, спас нечто, присел, чтобы отдышаться.
- Я пришел, чтобы научить вас миру, доброте, спокойствию, любви! - небольшое, пухлое тело чудовища пугало, но заинтересовывало монахов. Его четыре руки сложились во что-то напоминающее цветок.
- Убирайся дьявол! Учить нас вздумал! Мы умеем любить! - с гордостью произнес один из братьев святой общины.
- Я бы не стал этим гордиться, пребывая в мужском обществе, - с невозмутимым спокойствием и легким укором ответило нечто. - Закрываясь от мира - что можно найти? Все, что можно найти - есть в вас, к чему бежать от себя? Повторяя набор слов, до конца не понимая его смысл - не сделаешься мудрецом, поедая лишь просо - не забудешь о яствах! Разве нельзя просто изменить отношение к вещам? Самоограничение - худший способ индульгирования!
- Индульгенций тебе! Не получишь оплот Сатаны!
- Как разошелся Лукавый!
- Нас этим не проберешь!
- Все истинное уже сказали давным-давно, осталась только ересь! - выкрикивая подобные скороспелые лозунги, братья навалились на чудище, связали по рукам и ногам, и решили отнести к падре Бенедикту.
С громким улюлюканьем монахи направились к родным стенам, незримо (для всех кроме чудища) превратившись в ватагу озорных мальчишек. Ворота распахнулись, и падре Бенедикт, потягивая стаканчик холодного муската из бескрайних погребов обители, тут же оживился:
- Какая крупная рыба! Какой обед мы приготовим епископу, что посетит наши пределы!
- Это просто странный человек, убогий, нужно помочь ему, накормить, если не принимал Христа спасителем - крестить! - перебил брат Фердинанд.
Чудовище повалили на землю, изрядно поколотили ногами.
- О, Всемогущий! - вздымая руки к Небу, произнес падре. - Именно в тот день, когда к нам пожалует епископ... что же нам делать?! Зачем нам Дьявол.
- Я не Дьявол, - отплевываясь кровью, перечил гость. - Я пришел рассказать вам... - речь перебил точный удар ноги разгневанного служителя. Чудище сморщилось от боли и замолчало.
- Если ему отрубить две руки - будет больше похож на человека! - предложил Франциск.
Как можно отвергнуть столь логичное предложение! Взяв топоры, монахи нещадно кромсали тело чудища. Двор, залитый кровью, уже не смотрелся столь благостно, как раньше. Полуживого гостя поставили на ноги.
- Я пришел, чтобы научить вас... - но снова, удар прервал проповедь.
- Он не говорит как человек, он говорит как Дьявол! - возмущалась толпа.
- Отрежем язык! - снова взял на себя инициативу брат Франциск.
- Нет! А как же любовь к ближнему, ведь Христос... - перечил брат Фердинанд, но и его слова встретили лишь удар.
- Брат Фердинанд стал бесноватый! - кричала толпа.
Но зрелище вырывания языка оказалось более занимательным, все отвлеклись. Чудище повалилось на землю, судороги сводили каждую его мышцу. В отчаянии оно выводило на земле пальцами: "Я пришел научить вас", - но снова удары.
- И пальцы от Дьявола! - догадавшись сами, монахи отрезали все десять пальцев рук уродца.
В этот раз оно поднялось само. Во взгляде не было ни упрека, ни укора, ни желания о чем-то поведать.
- Теперь он - добропорядочный гражданин! Напоите, накормите и крестите именем Валентин! - распорядился падре Бенедикт.
Все улыбались и были горды, что спасли еще одну заблудшую душу. Все, кроме брата Фердинанда. Только падре подошел и тихо шепнул ему на ухо:
- Не переживай, брат Фердинанд, ты всего-навсего еще слишком не крепок в вере.