Собственно, прогрессором-то был Гусев, а никак не Лось.
Гусев, в котором в единстве и борьбе уживалось два начала, оцивилизованный совсем недавно коммунизатор, борющийся за справедливость, и природный, так сказать, конкистадор, в котором хозяйственность сельского мужика силою судьбы раскрылась в привычке к грабительству всего того, что можно было расценить как законную боевую добычу, либо того, что явно утратило своего хозяина.
Но был он теперь, после всех земных своих пертурбаций, на поводке у Лося, и как уже прирученный либо принятый в стаю зверь сверял свои реакции с намерениями вожака.
Беглец Лось по натуре принадлежал, конечно, к элите, но был в ней отщепенцем и изгоем. А в отношении своего положения на Марсе колебался между, с одной стороны, ролью гостя и разведчика, который старается ни во что особенно не вмешиваться, но лишь наблюдает и делать выводы, и с другой, также знакомой ему по книжкам, читанным когда-то в детстве, ролью просветителя-миссионера.
Для последней, однако, величественная, хотя и гибнущая цивилизация Тумы особенных оснований не давала.
Провели они с Гусевым на Марсе, конечно, не жалкие какие-то несколько недель, а полных два с половиной земных года.
И жили не только на "малой даче" у Тускуба (то есть, загородной принадлежащей правительству Тумы резиденции председателя Совета Инженеров), а и в других местах.
Лось больше на городской квартире, предоставленной ему в полное распоряжение, чередуя, однако, ее с "дачей". Гусев же предпочитал дачу и общество Ихошки, почти влившись в обслуживающий персонал, но бывал и в Соацере, наездами, останавливаясь иногда у Лося, но чаще по гостиницам и даже у новых местных знакомых. А то и вовсе неизвестно где ночевал. Он мнил себя земным коммунистическим разведчиком-диверсантом и больше всего шлялся по рабочим кварталам, опасаясь, впрочем, несколько, проникать в совсем уж городское дно.
Гигантские пауки-арахниды, обитавшие на городских помойках нередко заглядывали и туда. Официально они считались безопасными как соседи и "братья по разуму", но проверять это у Гусева энтузиазма что-то не находилось, и он больше пытался контактировать с пролетариатом, как он это понимал, стараясь выйти на какое-нибудь революционное подполье.
Но неудачно. И вообще. Как-то не складывалось у него, поначалу, и довольно долго.
Мотались они между "дачей" и городской квартирой на наземном транспорте. Причем совсем юная тогда еще Аэлита превращала каждую поездку в целую историю, как будто они все вместе переезжали по крупному куда-то, со всем хозяйством и насовсем.
Сборы, хлопоты, тревоги, всплескивания руками, многословные прощания - аж на целую неделю, - постоянные проверки, не забыли ли чего.
Хотя скарбу было каждый раз ну совсем с гулькин нос, одна-две средних размеров сумки, и уезжал один только Лось, ну иногда на пару с Гусевым.
Но ей нравилась роль взрослой хозяйки и руководительницы, и она, разволновавшись юным энтузиазмом, в нее с удовольствием играла.
По земным меркам ей было чуть больше пятнадцати, когда Лось с Гусевым прилетели, и без малого восемнадцать, когда они покинули Туму.
И в первое время она еще просто играла с ними, почти как со своими куклами.
Хотя и выполняла при этом ответственное задание своего отца. Но привнося в это некоторые свои полудетские причуды.
Наземные экипажи марсиан не очень похожи на земные авто.
Открытая платформа с поручнями и одним или несколькими, в зависимости от величины и назначения повозки, сиденьями, на больших колесах, в которых между силовым ободом и широкой проребренной снаружи внешней металлической лентой роль амортизаторов выполняли металлические круги из той же ленты, но без ребер.
Дорог, можно сказать, что и не было.
Поверхность Марса в основном плоская, сухая и не изобилует растительностью, так что не было в них и особой необходимости. Но наиболее важные либо правительственные трассы, как, например, та, что соединяет загородную резиденцию Тускуба с Соацерой, выравнены относительно рельефа, так что местами отчетливо выступают в ландшафтной перспективе, несколько заглубляясь в землю, чтобы пробить холмы, либо наоборот, возвышаются насыпью, подобно земным железным дорогам.
Но чаще всего "автострады" Тумы сводятся к редкой цепи вешек, указывающих направление и обозначающих расстояние.
Наземных экипажей было, пожалуй, поменьше, чем летающих лодок, а даже вместе с ними - заметно меньше "на душу населения", чем в Европе или Америке автомобилей, ну, скажем, в пятидесятые годы двадцатого века.
Основной грузовой и пассажирский транспорт осуществляется подземными "трубопроводами", как перевел для себя Лось соответствующее марсианское понятие, а автоповозки используются только для, так сказать, чартера.
Скорость наземного транспорта не выше 40 км/час, но не потому, что марсиане не могут достигнуть большего. Как раз "привилегия" автотранспорта состоит в том, что высшие члены марсианского общества могут не "мчаться сломя голову" на летающих лодках, если в том нет необходимости, а превратить поездку в удовольствие, медитативно созерцая ландшафты во время нее в непосредственной близости от себя.
Как и летающие лодки, они запитываются от внешнего источника энергии, и их малочисленность объяснялась аолами стремлением к экономии.
Что, возможно, и не совсем соответствует действительности.
Ну, скажем, "вертикаль" - она везде "вертикаль".
Система энергоснабжения устроена в чем-то подобно нашей сотовой связи. Энергия, вырабатываемая полярными станциями, распределяется к потребителю сетью ретрансляторов, плотно покрывающих города, но немногочисленных в сельской местности.
Подземные каналы, люки которых исследовали наши путешественники в степи за хребтами Лизиазиры, предназначены в основном для водоснабжения и информационных кабелей, и лишь в редких случаях там могут проходить "выделенные" энергетические кабели, но только для жилищ ответственных работников, выражаясь по-нашему.
Широковещательных радиостанций на Туме нет вовсе, а единичные экземпляры более или менее мощных приемо-передающих радиоустановок являются "научно-экспериментальными" устройствами, работающими с внешним мировым пространством.
II.
В городе Лось, в отличие от Гусева, естественно, предпочитал библиотеки. Ну и еще просто бродить по улицам, пытаясь проникнуть в дух Соацеры и цивилизации Аолов, ее породившей, лишь изредка при этом заходя в разные зрелищные или другие общественные заведения.
Это сопровождалось понятными затруднениями, так как он выделялся в толпе марсиан белой кожей, высоким ростом и "атлетическим" в сравнении с ними телосложением.
Так что его часто узнавали, и тогда ему везде слышался шепот за спиной - "Магацитл! Магацитл!".
Лось, будучи всю жизнь далеким от подобных проблем, не сразу обнаружил, что у него есть собственная охрана, но потом выследил, что и в одной из квартир дома, в котором он обретался, тоже жил один из его охранников, и даже с семьей.
Благополучная с первого взгляда Соацера иногда вдруг производила некое впечатление скрытого или скрываемого запустения, признаки которого читались в неожиданной пустоте самых широких ее улиц или заброшенности с виду вполне пригодных для использования строений.
Во всяком случае, проблем с жилплощадью там не наблюдалось, и квартиру в кварталах, где жил преимущественно "средний класс", ему подыскали очень быстро и без проблем, едва он изъявил такое желание. Как видим, даже и для охранника рядом нашлось.
Особой нужды в охране не было заметно, и она сама относилась к своим обязанностям несколько формально. Так что, по известному закону, в тот раз, когда она действительно понадобилось, ее рядом не оказалось.
Как Лось отнесся к тому, что к нему приставлена охрана? Да никак. К тому же, она особо и не досаждала. Хотя он был несколько неудобным клиентом, никогда нельзя было предвидеть, проведет ли он целый день не выходя из дома, просидит до ночи в библиотеке или архиве, или с вечера на всю ночь наладится гулять по городу.
Иногда, впрочем, охрана, очевидно вопреки всем инструкциям, явно выражала свое недовольство, когда он шел, например, на окраины или в рабочие районы.
Тогда маленький человечек почему-то все время старался попасться на глаза и делал какие-то знаки, но так, что не понять, толи Лосю, толи кому-то еще.
Знаки, явно выражающие неудовольствие. Но поскольку они были двусмысленны, Лось, все прекрасно понимая, свой маршрут на йоту не менял.
Возможно, что охрана была и у Гусева, но если так, то еще более формальная и откровенно манкирующая долгом. Так что Гусев... ну, где он только не побывал в Соацере. И даже в ее ближайших пригородах.
А Лось лихорадочно пролистывал горы архивов и талмуды исторических хроник. Естественно, он не знал языка настолько, чтобы все понимать, все тонкости, заключенные в специальной терминологии. И потому и не стремился вникнуть во все, но более составить некое общее представление, в первую очередь об истории народа Аолов.
В самых общих чертах, история эта тянулась от двадцать тысяч лет назад состоявшегося покорения Аолов Магацитлами и слияния этих двух разнопланетных по происхождению племен. Основным событием в дальнейшей истории была постройка пять тысяч лет назад обширной сети каналов и обводнение естественных и искусственных цирков, призванной компенсировать нарастающее осушение Тумы вследствие потери воды истончающейся атмосферой.
Проект был не сказать, чтобы очень удачный, хотя он подарил Аолам их последний золотой век, длившийся полтора тысячелетия.
Незадолго до начала этого строительства Аолы освоили технологию межпланетных этеронефов, начали посещать Землю и исследовали другие планеты солнечной системы. На Земле им было крайне трудно находится вследствие большой силы тяжести, и без специальных технических приспособлений они чувствовали себя там как почти беспомощные инвалиды. Поэтому планов какой-либо колонизации у них никогда не было, за исключением одного эпизода, когда они научились воздействием на самую основу жизни выводить новые породы животных и людей.
Но то, что поначалу казалось большим достижением, выведение рас новых Аолов с большими физическими и умственными возможностями, оказалось, в конечном счете, самообманом.
Мутанты становились "сверхаолами" только в условиях контролируемого развития и воспитания, на свободе же их поврежденная основа направляла их развитие в сторону чудовищной деградации, порождая страшных, ибо сильных и хитрых звероподобных полулюдей.
В конце концов, кризис вылился в несколько гражданских войн, расклада которых Лось в точности не уловил, но кончились они полным истреблением всех искусственно выведенных рас и их потомков, а сама идея такого насилия над собственной природой на веки была предана проклятию.
Основной неудачей проекта обводнения Тумы было увеличение испарения воды за счет резкого роста поверхности искусственных водоемов.
Испарившаяся вода вымораживалась на полюсах и улетучивалась в космос из атмосферы. И через полторы тысячи лет каналы и цирки начали медленно пересыхать один за другим.
Последней попыткой переломить судьбу Аолов была доставка воды из мирового пространства. Применяя этеронефы, Аолы обрушили на Туму две средних размеров ледяные кометы.
Масштабы ожидаемой планетной катастрофы были вычислены заранее и все, казалось, меры приняты, но некоторые ее последствия оказалось совершенно неожиданным и непредвиденными.
Во-первых, не все из вредных веществ, входящих в первородный состав комет вымывались из атмосферы и разлагались столь быстро, как было предсказано.
Заразив воздух, они долго незаметно отравляли людей и животных, приводя в конце концов к гибели многие виды, и породив целые поколения, которые жили в условиях суровой борьбы за одно лишь право существовать на планете.
Объемы же доставленной воды были явно недостаточны, для преодоления кризиса, первоначально планировалось сбросить на Туму многие десятки таких комет.
Но и она в основной части была поглощена растрескавшимися от мощного удара недрами.
Последствия этой неудачной попытки постепенно были преодолены Аолами, но с тех пор жизнь их цивилизации превратилась в медленное умирание.
Также внимание Лося в хрониках привлекли два или три упоминания о посылке Аолами кораблей к планетам ближайших звезд. Во всех этих упоминаниях этот проект предавался всяческим проклятиям, но из них можно было понять, что несколько раз Аолы строили громадные корабли с экипажами из нескольких сот человек, чтобы за сотни лет пути, отдаленные потомки этих экипажей могли обосноваться в других мирах, столь же удобных для них, как Тума.
Ничего не известно о судьбе этих кораблей. Все хронисты говорят лишь одно, они канули в межзвездной бездне как камень в болотной воде, не оставив после себя никакого следа.
Эти попытки были предприняты до сброса комет, так как после него Аолы уже не могли строить не только космические этеронефы, но даже обычные аэронефы и уже никогда более не выходили за пределы Тумы.
III.
Гигантские арахниды Тумы, встреченные Лосем и Гусевым еще в полупустынях за хребтами Лизиазары, где опустился их корабль, действительно являются членистоногими. Но в процессе эволюционного развития, да и в силу необходимости, создаваемой слишком значительными для обычных насекомых размерами, они приобрели много черт, сближающих их с высшими животными.
Так, внешний хитиновый скелет у них покрыт своеобразной кожей, хотя тоже содержащей изрядный процент хитина, но более сходной с покровами высших животных. Так что этот скелет стал у них в какой-то степени "внутренним", хотя основные органы так же, как и у всех насекомых находятся внутри хитинового, с элементом известкования панциря с прикреплением к армирующим его элементам.
Нервная система вполне развитая, но тоже сохраняет сходство с эволюционными прототипами и предшественниками, головной мозг хотя и выделен и развит, но занимает в системе мощных распределенных по всему телу ганглиоподобных нервных узлов заметно более скромное место, чем у высших, где он анатомически и функционально абсолютно доминирует.
Дыхание - легочно-трахейное с десятью парами стигм вдоль брюшного отдела. Трахеи вблизи стигм снабжены мышечными "легочными" мешками, обеспечивающими принудительную вентиляцию разветвленной системы воздушных трубочек, устроенной подобно кровеносной.
По общему строению тело подразделяется на брюшную часть и головогрудь, суставчатое соединение которых позволяет отгибать головогрудь от продольной оси до 90 градусов, в основной позе паука.
Четыре пары конечностей различаются на две пары ног, пару ногорук и пару руконог. Ногоруки более специализированы в функции средств передвижения, руконоги, соответственно, наоборот.
Конечности заканчиваются своеобразными пятью бескостными мышечными "пальцами", грубыми на ногах, наиболее утонченными на руках.
Но и на руках, в основной симметрии "два к трем", два основных тонких рабочих пальца противопоставлены трем более грубым, несущим основную нагрузку при участии в передвижении.
Пальцы могут как вытягиваться, так и сокращаться, превращаясь в толстые плотные "пеньки", способные легко выдерживать нагрузку тела даже при длительном беге.
Они также способны образовывать своеобразные пневматические присоски, не только соответствующим образом меняя свою форму, но и выделяя густой герметизирующий липкий секрет, способствующий прочному соединению их с поверхностью.
Поэтому арахниды способны медленно передвигаться по большинству даже вертикальных фактурных поверхностей, а в некоторых случаях удерживаться даже на потолке.
Последнее, правда, доступно не всем паукам, а лишь не достигающим массы в 30 - 35 кг, что, в общем, близко к среднему значению.
Арахниды, однако, растут всю жизнь, поэтому иногда могут встречаться особо старые экземпляры, достигающие и 50-ти кг.
Им, конечно, не доступны все кульбиты, на которые способна молодежь.
Несущей силовой основой является грудь, к которой помимо слитой с ней в неразрывное целое головой крепятся брюшной отдел и все конечности.
Основная поза паука - стоит на трех или четырех парах ног с приподнятой головогрудью. Руконоги при этом могут быть как подняты, и выполнять какую-то работу, так и опущены в ножное положение. Он способен также легко передвигаться в этой позе, но при переходе в наиболее стремительный бег, головогрудь опускает.
Напротив, легко стоит на двух парах ног с выпрямленным, но поднятым телом, передвигаться при этом может только медленно.
В этой позе более всего напоминает человека.
Особое сходство придает стереоскопическая пара глаз на маске лица, неживой, потому что под тонким слоем грубой кожи, лишенной мышц, находится все тот же хитиновый "череп".
Малоподвижные глаза издали похожи на человеческие, вблизи, однако, поражают мертвым "насекомым" взглядом.
Сходство заканчивается книзу "лица" клювоподобной челюстью, снабженной вполне "насекомыми" жвалами, острыми как ножи и сильными как тиски.
Кроме того, наверху головы имеется еще пара глаз, менее, но все же напоминающих человеческие, более ориентированные на быстрое распознавание добычи или опасностей, но не на тонкое зрение. Они становятся главными при быстром беге на четырех парах ног, когда паук держит голову вдоль своей продольной оси и основные его глаза обращены к земле.
Есть также целое множество фасеточных малозаметных "насекомых" глазков разной величины не только на голове, но на всех частях тела, так что в принципе арахнид всегда, в любом положении имеет полный обзор во все стороны, хотя и разного уровня подробности различения предметов.
Остаточные паутинные бородавки представляют собой анатомический рудимент и никакой паутины, конечно, выделять не могут, но, возможно, служат источником ряда летучих "информационных" секретов.
Отличаются также тем, что более всего меняют цвет при смене настроений или намерений паука, от сливающегося с телом коричневато-бурого, под основной цвет поверхности Тумы, когда они почти незаметны, до ярко-оранжевого, сигнального, когда паук принимает позу угрозы.
В этой позе он поднимает и широко растопыривает свои руконоги и ногоруки, а также сильно раздувает легочные мешки, заметно увеличиваясь в размерах.
Окраска передней стороны его тела становится при этом черной, местами до глубокого бархатного, с крупными безобразными хаотическими буро-красными, местами до алого, "расчленяющими" пятнами.
Если он еще и "стоит" при этом, то есть задирает продольную осью своего тела вверх, то кажется поистине огромным. Впечатление создается более всего за счет длины его тонких голенастых "паучьих" конечностей, хотя видимость эта более эфемерна при его типичной массе около тридцати килограммов, которая, естественно, никак не увеличивается. Ну, как не очень крупная собака, скажем.
Общаются арахниды между собой в основном на уровне "первой сигнальной" системы, то есть, обмениваясь условно-рефлекторными сигналами. Развитая система химических запаховых и гормональных, а также жестовых и акустических, и даже, возможно, электрических импульсов обеспечивает весьма быстрое распространение информации в сообществе пауков, не являясь при этом никаким подобием человеческого языка.
Ну, не называем же мы языком потоки нервных импульсов, связывающих в одно целое различные отделы нашей собственной нервной системы.
Подобным образом, "язык" паучьих условно-рефлекторных сигналов создает скорее физиологическую, чем "духовную" общность в коллективе арахнид.
Благодаря этой системе в каком-либо ином "языке" арахниды особой потребности не испытывают, хотя всегда, на протяжении всей исторической памяти, владели или были способны владеть в некоторой степени языком Аолов.
Издревле считалось, что они "просто запоминают и используют" отдельные слова и выражения без их "понимания". Наподобие того, как особо продвинутые попугаи способны в отдельных случаях установить связь между "словом" и "делом" или "вещью", не образуя, тем не менее, в своей голове соответствующего понятия.
При этом уровень единичных особо продвинутых попугаев - это уровень "особо тупых" пауков. Но и наиболее продвинутые из них, конечно, не в состоянии в действительности овладеть человеческим языком в какой-либо полноте, оставаясь на уровне некоего весьма примитивного "пиджина". Да и его используют своеобразно и ограниченно.
Тем не менее, время от времени наука Аолов со времен своего последнего расцвета, то есть уже тысячи лет как, периодически будоражит вопрос о "примитивном разуме" арахнид, хотя так до сих пор его однозначно и не решила.
Возможно, что на фоне объективной неопределенности, этому также препятствует и изменчивая политическая конъюнктура.
Не решен также и вопрос о том, являются ли пауки отдаленными, но прямыми, хотя и выродившимися потомками какой-либо действительно разумной расы инсектоидов, когда-то процветавших на Туме, или это некая эволюционная ветвь, никогда не достигавшая высот разума в полном объеме.
В принципе, пауки сожительствуют с Аолами везде, где только это допускается властями.
То есть, почти повсеместно, кроме малого числа "закрытых зон", таких, например, как правительственный квартал в Соацере.
Во всех остальных районах пауки являются более или менее редкими и случайными гостями, но на помойках они производят поистине сильное впечатление, особенно, когда собираются большими стаями. Да и малыми тоже, и не только на помойках, но, бывает, что и в трущобах и даже, набегами, в рабочих кварталах.
Что бы там про них не рассказывали сами марсиане.
Живут они, понятное дело, почти всегда на тех же основаниях, что на Земле, например, крысы.
Даже в те далекие времена, когда была только построена гигантская ирригационная система Тумы, жизнь не распространялась на всю ее поверхность, но сосредотачивалась лишь вокруг наполненных водой цирков и каналов.
Периферия этой жилой зоны всегда была исконной вотчиной пауков.
В давней истории Аолы и Арахниды враждовали на уровне, как мы, скажем, противостоим волкам, ибо особой опасности они для нас не представляют. В природном ландшафте же занимают некую нишу, что препятствует их полному истреблению.
В новой истории отношения изменились, и возникла несколько большая терпимость, организованная взаимно принятыми правилами.
Да, да, хотя арахниды никаких "договоров" и не подписывали, все же разум их оказался достаточен, чтобы они смогли сделать очевидным, что "присоединились к конвенции". И это было сделано настолько явно, что было признано на политическом уровне.
Зона, правда, этой терпимости не простирается особо широко за пределы городских окраин и ближайших пригородов.
Да и сама она ограничивается одним лишь требованием бесконфликтного сосуществования людей и пауков, за очень и очень редкими случаями, когда между ними появляется то, что с самой большой натяжкой можно было бы назвать сотрудничеством.
За арахнидами установлен некий присмотр и осуществляется просветительская и вспомоществовательная миссия среди них. Ну, помимо санитарной, конечно.
Аолы не строят насчет пауков каких-либо иллюзий, относительно их умственных способностей, но всегда, хотя и с несколько подозрительной легкой горячностью, утверждают, что пауки (теперь) вполне безопасны как соседи, и от них есть даже какая-то польза.
IV.
Ночь, улица, фонарь, аптека...
А.Блок
Да, да, да... Лось шел домой по темным пустынным улицам Соацеры, припозднившись после целого дня напряженной работы в библиотеке, раздумывая на тему своей с Гусевым дальнейшей судьбы.
Понятно, Гусев, конкистадор-революционер с задачей стать в конце концов председателем совнаркома революционной Тумы.
Ну а потом?
А сам он, Лось? Ведь он же беглец? Он же сам себя так охарактеризовал, прилюдно, когда улетал?
Так и что им теперь делать? Прошло уже полтора земных года, как они здесь, и, может быть, пора уже что-то решать?
Может быть, всерьез остаться на Марсе? Обосноваться, обустроиться, влиться в ряды и... "просто жить как все"?
Делать революции, заниматься наукой...
Аэлита...
Где теперь та смышленая и не по годам умелая на беседах - допросах, уже посвященная в тайны, но все еще играющая в куклы девочка - принцесса?
Уже совсем девушка. Уже опасны встречи их взглядов, уже что-то сжимает сердце при одной мысли о ней...
Он и не заметил, как заблудился.
Путь был не столь далек, сколь замысловат, и частенько Лось преодолевал дорогу на двухместной автоповозке с водителем, которые были предоставлены ему в пользование от его нынешних хозяев.
Так было положено, так как они интерпретировали Лося как представителя элиты пославшей его страны и в какой-то степени "дипломата", хотя бы и волей случая.
В результате дорогу он знал не очень хорошо и, задумавшись и отвлекшись, пропустил нужный поворот.
А теперь вокруг были какие-то незнакомые и чем дальше, тем менее презентабельные улицы.
А пройдя еще с полкилометра, он и вовсе вышел в Нижний Город, в рабочие кварталы.
На душе стало тревожно. Не то, чтобы Лось боялся совсем потеряться и пропасть, хотя и в чужом городе и на чужой планете, но уже немного знакомом и привычном, но что-то было беспокоящее в обстановке.
И вдруг краем глаза он увидел, как по стене одного из домов вроде бы прокралась какая-то тень.
Сердце независимо от сознания отреагировало ночному уличному кошмару и бешено заколотилось, но он положил себе считать, что ему просто показалось: - ведь этого же просто не может быть! - и продолжил свой путь в поисках знакомых мест.
Но вот уже точно - сзади что-то негромко, но явственно затопотало. Но когда он обернулся, тоже ничего...
И вот...
Впереди на горе мусора в отсветах дальнего, последнего на этой улице фонаря, стояло - или сидело? - несколько человек...
Лось замедлил шаги, чего-то смутно заподозрив... узнать у них, где он находится?
Но вели они себя как-то странно.
Один вдруг поднялся - они, видимо, все же сидели, - и Мстислав сообразил, что у него две вместо одной пары неестественно длинных и тонких рук...
И тут Мстислав просто грохнулся в обморок - он вдобавок еще и не ел целый день...
Когда он очнулся, рядом с ним, в основной позе, стояло (или сидело?) два паука, вперив в него свои мертвые глаза.
А когда он приподнялся на руках и сел на мостовую, один из них заговорил каким-то глухим, механическим голосом:
- Дай, дай что-нибудь.
- У нас нет зубатого.
- Дай поесть.
- Здесь нет зубатого.
- У меня нет ничего, - ответил Лось растерянно.
Неожиданно он заметил, что молчавший паук приближается к нему, очень медленно, как богомол, когда охотится, а жвалы его под клювом медленно раздвигаются.
Тогда он резко поднялся, думая уйти от греха, и тут вдруг на месте говорившего паука откуда ни возьмись, возникло страшенное чудовище, какой-то многоконечный как бы крест или звезда с тонкими лучами, расходящимися от черно-красной пятнистой сердцевины.
Нервы Мстислава окончательно сдали, и он что-то вскрикнув неразборчивое даже для самого себя, опрометью бросился бежать, куда глаза глядят...
Опамятовшись минут через пять, он обнаружил вокруг себя знакомые места. Оказывается, он был не так уж далеко от своего дома, но надо было пройти еще с квартал, по пустым, вызывающим в его теперешнем состоянии в нем самый настоящий неподотчетный ужас, улицам.
Но вот на полдороге он увидел трех марсиан вдали, один высокий, в середке, и двое пониже, по бокам.