Голова Аэлиты без силы легла ему на плечо. Ее бормотание стало неясным, чуть слышным. Лось отвел с лица ее волосы:
- Что с тобой?
Тогда она стремительно обвила его шею, как ребенок. Выступили большие слезы, потекли по ее худенькому лицу:
- Я не умею любить, - сказала она, - я никогда не знала этого... Пожалей меня, не гнушайся мной. Я буду рассказывать тебе интересные истории. Расскажу о страшных кометах, о битве воздушных кораблей, о гибели прекрасной страны по ту сторону гор. Тебе не будет скучно меня любить. Меня никто никогда не ласкал. Когда ты в первый раз пришел, я подумала: - я его видела в детстве, это родной великан. Мне захотелось, чтобы ты взял меня на руки, унес отсюда. Здесь - мрачно, безнадежно, смерть, смерть. Солнце скудно греет. Льды больше не тают на полюсах. Высыхают моря. Бесконечные пустыни, медные пески покрывают туму... Земля, земля... милый великан, унеси меня на землю. Я хочу видеть зеленые горы, потоки воды, облака, тучных зверей, великанов... Я не хочу умирать... (С) А.Толстой. Аэлита.
Аэлита легко и быстро шла впереди. Придерживаясь за выступы скал, внимательно взглядывала на Лося. Из-под его огромных ног летели камни, отдавались в пропасти эхом.
- Здесь спускался магацитл, нес трость с привязанной пряжей, - сказала Аэлита. - Сейчас ты увидишь место, где горели круги священных огней.
На середине пропасти лестница ушла в глубь скалы, в узкий туннель. Из темноты его тянуло влажной сыростью.
...
- Когда-то горы были покрыты растительностью, - сказала Аэлита, - здесь паслись стада хашей, в ущельях шумели водопады. Тума умирает. Смыкается круг долгих, долгих тысячелетий. Быть может, мы - последние: уйдем и тума опустеет. Так говорит мой учитель. (С) А.Толстой.
Много разумных сгинуло в пучинах времени до того, как пришли мы. Теперь же настало и наше время уйти. Рушится наш мир. Падают стены наших городов, пустеют пашни, редеют стада хаши. И теперь, когда приблизился наш последний час, я могу посвятить тебя в главную тайну Тумы.
Тайну Лабиринта царицы Магр, Повелительницы двух Миров.
Два Мира - Нижний и Верхний, властвуют над всем сущим.
Так везде, так и на Туме.
Верхний созидает, придает формы и движения материи, Нижний разрушает созданное, освобождая место для новых рождений.
Но Спящий пришел к нам от Вечных, которые всемогущи, но не властвуют, а устанавливают Законы и почти никогда сами не нарушают плавного течения Дао.
Он пришел, чтобы своей жертвой соединить Миры, чтобы кровью своей и своего народа выкупить для него новую жизнь, ибо по планам Верхних народ Аолов должен был сгинуть без следа, как и те, кто были раньше.
Мы рассказываем в своих книгах, что Лабиринт был построен, когда Тума была едина под властью царицы Магр.
Но это не так.
Он существовал задолго до этого.
Никогда Аолы не достигали такого могущества, чтобы построить тянущуюся под всем Марсом десятками тысяч километров сеть тоннелей.
Мы не знаем действительной глубины ее, но та часть, которая нам когда-либо была доступна, проникает на несколько километров в толщу планеты.
Магматическая жизнь маленькой Тумы замерла гораздо раньше, чем Талцетла.
Из недр ее перестали поступать вещества, крадущие кислород, вырабатываемый микроскопическими зелеными существами, и воздушная оболочка Тумы насытилась животворящим газом.
И тогда, миллиарды лет назад, живые захватили всю поверхность Тумы, а спустя ещё миллионы лет душа Тумы воплотилась в первых мыслящих, завершив свое падение от абстрактного космического разума в бездну материального сна.
Мы не знаем, кто они были, как выглядели, какова была их жизнь, и каков был конец.
Слишком много времени прошло, стерлись все следы, кроме самого Лабиринта.
Но воплощенный разум с тех пор никогда не покидал Туму.
Древнейшие скорее всего сильно отличались от нас. Когда они жили, Туму окутывала плотная воздушная оболочка, совсем не такая как сейчас и было гораздо теплее.
Мы и все живое, что нас окружает, не могли бы жить тогда.
Но что-то случилось, и медленная потеря воздуха Тумой ускорилась во много раз.
Древнейшие не погибли сразу. Они боролись.
Они построили Сеть и ушли в глубины планеты, оставив ее поверхность стихиям.
Но трудна жизнь в глубинах земли. Каждый кубометр жизненного пространства и каждый глоток воздуха приходится добывать себе тяжелой работой.
И так, истощив свои силы либо утратив смысл своего существования в неравной борьбе, длившейся миллионы лет, Древнейшие умерли.
Но перед своей окончательной гибелью они успели позаботиться о своих потомках, не прямых, но родственных по жизненной основе, которая во всех тех, кто ведет свою родословную от первых микроскопических зародышей, от первого живого вещества, что родилось под действием духа звезд в изначальных водах Тумы.
Они ускорили эволюцию тех, кто был на Туме, кто выжил на ее поверхности, очень примитивных, но живучих, и они разбавили этой основой то, что тогда уже существовало на Талцетле, его первичную жизнь.
Древнейшие не могли сами летать в мировом пространстве как Магацитлы, на летающих кораблях, но каким-то способом заразили Талцетл своими семенами, отчего жизнь на нем стала родственной нам.
Но Талцетл тогда еще не пробудился от глубокого сна под одеялом плотной атмосферы, не дающей дышать ничему живому, кроме самых мелких, питающихся светом и тех, кто жил рядом с ними. И сон его должен был быть еще долог.
А на Туме воздушная оболочка постепенно восстановилась все еще продолжавшимися вялыми выделениями недр, позволив жизни вновь завоевать поверхность, хотя с тех пор атмосфера стала более тонкой и прозрачной, чем раньше.
Вновь раскинувшиеся по поверхности Тумы водные просторы дали жизнь Разумным моря, Октопусам.
Они не делали машин и не строили жилищ, но организовали всю жизнь в морях, свою и тех, кто был рядом, в единый взаимозависимый цикл рождений и смерти, и создали свой мир иллюзий.
Они жили на Туме дольше всех, миллиарды лет, в бесконечном однообразном материальном цикле и бесконечных лабиринтах собственных фантазий, в которых Древнейшие поселили семена наследия своей мудрости, чтобы другие, более совершенные и могучие смогли через них наследовать ей.
И тогда Древнейшие умерли, ушли из материального мира.
Но осталась еще в глубинах Лабиринта их душа, отягощенная их поступками, чтобы соприсутствовать на Туме до самого ее конца, чтобы этот последний их сон искупил их собственную красную тьму, через которую они прошли, бездну страстей, рождаемую материей, отпавшей от холодной ясности абстрактного космического Разума.
И лишь когда Тума умрет окончательно, превратившись в холодный пустой мертвый шар, бессмысленно плывущей в космической бездне, лишь тогда они полностью освободятся от кармы и вернуться в нирвану мирового Разума.
Но пока на Туме не прервалась цепь Разума Воплощенного, они будут сопутствовать ему, как сопутствовали Октопусам. И потом, когда моря обмелели и превратились в болота, сопутствовали Рептилоидам. И потом, когда Рептилоидов сменил чуждый нам общественный разум Инсектоидов, от которых сегодня остались только пауки просторов Азоры, никогда не знавшие никакой культуры, но сохранившие некоторые следы прежних высот, которых достигали Инсектоиды.
Редчайшим разреженным пунктиром в безднах времен вспыхивает кратчайшим мигом заря каждой новой разумной расы, цивилизации или народа, когда творческий гений, в своем горении восстав из первоначального праха, достигает Вечных, и завоевывает предначертанные ему вершины. Но миллионами лет тянется нудная тяжелая обыденность их существования после этой вспышки до окончательной гибели, когда их сменяет новая раса, цивилизация или народ, так что цепь разума никогда не прерывается, ибо так должно быть и так было установлено Теми, Кто это Создал.
Октопусы не оставили после себя никаких материальных следов, но в затопленных тоннелях Сети, под дном морей в которых они обитали, они соединились с духом Древнейших и отпечатали в нем память о себе.
Рептилоиды, жившие сотни миллионов лет и исчезнувшие десятки миллионов лет назад, сооружали гигантские мегалиты, настолько грандиозные, что их руины дошли до наших времен.
От Инсектоидов остались слои в сотни метров толщиной переработанной ими поверхности Тумы, переработанной столь замысловато, что некоторые "цепи" счетно-логических биомашин, в которые они превратили горные породы, продолжают свою, давно уже бессмысленную и никому не нужную деятельность до сих пор.
Вы, - продолжила Аэлита, - жители Талцетла, первенцы на своей планете и не отягощены тяжким бременем опыта миллиардов лет.
Ваша религия начинается с общения с духами ваших собственных пращуров, всего лишь ваших дедов и прадедов, начинается с обращенных к ним призывов помогать вам, соучаствуя своим кармическим телом в вашей жизни.
Наши первосвященники получили посвящение в глубоких тоннелях Лабиринта, где дух Древнейших воззвал к ним.
И долгое время мы безмятежно существовали под их покровительством, почти всю свою историю, как дети в заботливых руках своих родителей.
Но проснулся Талцетл и жизнь на нем разбудила семена, посеянные в нее Древнейшими, и родила расу людей, земных воплощений Аолов, план которых был раскрыт Древнейшими от Вечных.
И красная тьма от Талцетла достигла нашей планеты, отравив наш золотой век ядом земных страстей.
И восстал брат на брата и согнаны были со своих мест народы и неисчислимые бедствия постигли их.
А когда Магацитлов окончательно сгубила их собственная природа, отголоски ее пробудили Вечных через пророчества Спящего, и они изменили изначальную карму Аолов, продлив их жизнь соединением с последними из Магацитов.
Влитая в жилы Аолов живая варварская кровь возродила Туму и вознесла ее цивилизацию на вершины строителей машин и творцов науки.
Но этот короткий последний взлет теперь заканчивается.
Тума окончательно теряет силы, и если и породит еще каких-либо разумных, они не смогут достичь даже наших вершин, хотя и мы, в сравнение с Древнейшими, лишь несмышленые дети, играющие в песочнице со своими книгами и машинами.
И если они и будут, эти последние, то придут только для того, чтобы справить тризну по тем, кто уже умер до них.
Чтобы превратить в праздник похороны.
Чтобы вспомнить о своей настоящей родине, космическом абстрактом разуме, в котором все имеет свое начало и свой конец.
Но пока мы живы...
- Аэлита поднялась и пошла вдоль обрыва, поднимая клочки сухого мха, веточки мертвых кустов. Собрав их в подол плаща, она вернулась к Лосю, сложила костер, принесла из пещеры светильню и, опустившись на колени, подожгла травы.
Костер затрещал, разгораясь.
Тогда Аэлита вынула из-под плаща маленькую уллу и, сидя, опираясь локтем о поднятое колено, тронула струны. Они нежно, как пчелы, зазвенели. Аэлита подняла голову к проступающим во тьме ночи звездам и запела негромким, низким, печальным голосом:
Собери сухие травы, помет животных и обломки ветвей,
Сложи их прилежно.
Ударь камнем в железо, - женщина, водительница двух душ.
Высеки искру, - и запылает костер.
Сядь у огня, протяни руки к пламени.
Муж твой сидит по другую сторону пляшущих языков.
Сквозь струи уходящего к звездам дыма
Глаза мужчины глядят в темноту твоего чрева, в дно души.
Его глаза ярче звезд, горячей огня, смелее фосфорических глаз ча.
Знай, - потухшим углем станет солнце, укатятся звезды с неба,
погаснет злой Талцетл над миром, -
Но ты, женщина, сидишь у огня бессмертия, протянув к нему руки,
И слушаешь голоса ждущих пробуждения к жизни, -
Голоса во тьме твоего чрева.
Костер догорал. Опустив уллу на колени, Аэлита глядела на угли, - они озаряли красноватым жаром ее лицо.
- По древнему обычаю, - сказала она почти сурово, - женщина, спевшая мужчине песню уллы - становится его женой.(С) А.Толстой.