Покинув дом сестры, я с комфортом расположился в своем автомобиле. Странное дело - немцы гордились своим автопромом, выпускали классные машинки, а ездили только на маленьких и экономичных. На таких транжир, как я, разъезжающих по городу на фольксвагенах "Туарег", они взирали с осуждением.
- А мне нравится! - бубнил я себе под нос каждый раз, когда замечал очередное презрение. При этом старался, чтобы разумные немцы не услышали мое бубнение и не сочли меня умалишенным.
Сейчас я сидел в любимом авто и чувствовал себя капельку счастливым.
- Интересно, что бы я предпринял, если бы мне сказали: "Через пару месяцев наступит конец света"? - вслух рассудил я, выруливая на автомагистраль. - Сидел бы дома и с ужасом ожидал этого конца? Подходил бы к окну и через малюсенькую щелочку выглядывал на улицу, наблюдая реакцию других людей? Или сам бы присоединился к бурлящей толпе, сорил бы деньгами, кутил бы до самого пришествия конца света? Познал бы то, что мне было до сей поры недоступно. Второе гораздо интереснее первого. Однако, возникает вопрос: Не было ли объявление конца света несколько преждевременным, не останусь ли я с пустыми карманами, если конец света отменят? Карнавал прощания закончится, я оглянусь вокруг и пойму: все люди вернулись к повседневной жизни, они заняты делом. Один я так привык к развлечениям и ничегонеделанью, что уже не могу вернуться в ту жизнь. Надо трудиться, а я забыл, кем был и что умел, на праздное времяпровождение у меня нет денежек. Вывод? Надо быть уверенным, что конец света, действительно, наступит, а то можно остаться ни с чем! Наверное, я пускаюсь в крайности. Но возможен еще один вариант: достойно встретить конец света. Понятно, что я подразумеваю под концом света. А что значит, достойно? Надо работать и параллельно с этим не отказывать себе в удовольствиях. Пьянки-гулянки я не уважаю, значит, они не могут относиться к моим удовольствиям. Их можно заменить подарками самому себе! Чем же порадовать себя?
Этот вопрос так озадачил меня, что я не смог вести автомобиль и приткнулся возле чужого дома. Я окинул строение взглядом и понял, чего мне не хватает для полного счастья - своего дома! Он же крепость, он же моя мастерская, где я смогу отвлечься от суеты большого города и погрузиться в творчество.
Желание обзавестись недвижимостью было так сильно, что я решил не откладывать покупку в долгий ящик и позвонил одному знакомому, который недавно обращался в агентство недвижимости. Он поделился радостью:
- Роберт, я живу в новой квартире! Она на окраине Берлина, но до центра можно добраться за тридцать пять минут.
Я стал расспрашивать об агентстве, где была совершена сделка. Знакомый долго пел дифирамбы о нем, под конец назвал адрес, по которому это агентство располагалось.
Я отправился на Ранкештрассе...
- Роберт Зепп, теперь вы владелец этого великолепия! - Разговоры с самим собой стали привычными.
Я стоял перед аккуратным двухэтажным строением и любовался им. Добротный кирпичный дом встречал меня настороженно, словно оценивал нового хозяина.
- Привет, - сказал я и помахал рукой. - Надеюсь, что за то недолгое время, которое нам суждено провести вместе, мы подружимся.
Дом блеснул глазками-окнами и замер в ожидании. Я переступил порог и окинул взглядом первый этаж. Здесь находились большой зал, кухня-столовая и хозяйственная комната.
- Не слишком ли много пространства для одинокого мужчины? - спросил я у дома. Зажмурился и представил рядом с собой Яну и Берточку. Я держал обеих за руки, а они с восторгом осматривали новое приобретение мужа и отца. Мою голову сдавила такая боль, что я покачнулся и поспешил открыть глаза. Все было по-прежнему: в большие окна заглядывало любопытное солнце, а рядом никого не было. - И уже не будет! - Громко заявил я. На ум сразу пришла Шиманская. Интересно, понравился бы ей этот дом? - Мысленно задался я вопросом. - Не думаю, что у нас могло что-то получиться! - с вызовом объявил я дому, надеясь уловить подтверждение или отрицание моих слов. Новое пристанище осталось глухо: ему было без разницы, будет ли здесь жить полноценная семья или только одинокий художник. - Да-да, между нами огромная разница: Янина такая приземленная, а я - человек творческий, - отчаянно закивал я, пытаясь себя убедить в первоначальном заявлении. - Но Янка тоже была человеком обычной профессии. Инженер. Однако мы находили общий язык. Главное - взаимопонимание между людьми! - Попытался доказать я дому. - Я не сказал "любовь", для меня эта тема - табу. Взаимопонимание!
Я поймал себя на мысли, что допускаю присутствие рядом с собой другой женщины. Не любой женщины из толпы, а именно Янины Шиманской. Но захочет ли она этого? Тем более, что Янина знает о моей болезни. Еще посчитает, что я нуждаюсь в сиделке.
За размышлениями я не заметил, как поднялся на второй этаж. Я поочередно заглянул во все четыре комнаты, расположенные здесь, словно хотел найти еще одно живое существо. Дом был пуст. Я сразу выбрал себе спальню: это была очень светлая комната, выходящая окнами на восток. Я люблю просыпаться с восходом солнца, оно заряжает меня. Вид из окна был великолепный: на приусадебном участке росло множество лиственных деревьев и кустарников. От бывших хозяев остались странного вида скульптуры, которые не радовали глаз художника. Но я уже договорился и их должны вывести с моего участка.
Вдали, чуть левее окна, виднелся общественный парк и небольшое озеро. Когда мне наскучит одиночество, я смогу прогуляться по парку, постоять возле воды, посидеть на скамейке, уединиться не с самим собой, а с природой.
Я проследовал в другую комнату, которую отвел под мастерскую. Здесь уже было все готово к работе...
Я взял в руки кисть и сразу вспомнил рассказ Франца о женщине со страшным диагнозом. Рука сама потянулась к холсту и стала создавать картину-лекаря для очередного пациента артклиники. Головная боль незаметно отступила...
Картина родилась за несколько часов...
Больной дельфин едва держится на плаву. Это замечают двое его сородичей, они подхватывают его и удерживают на поверхности воды, предоставляя ему возможность дышать...
Я назвал новое творение "Помощь друзей"...
Через день я снова погрузился в работу. Теперь это был портрет женщины. Не придуманный образ, а портрет знакомого мне человека. Эту картину я писал для себя, она будет моим лекарем.
- Вафа, ты была бы очень рада, увидев меня за работой. Я не только лечу своими работами других людей, но и взялся за себя. - Я представил лицо своей бабули: она улыбалась мне и ободряюще кивала головой. - Мне бы очень хотелось познакомить тебя с этой женщиной. Когда-то давно ты сказала, что я со временем создам новую семью, а я возмутился такому заявлению, а теперь... вполне допускаю. Даже если бы пред моими очами явилась Марты и стала бы меня уверять, что новый брак приблизит мою кончину, я не стал бы прислушиваться к ее мнению... Можно подумать, раньше ловил ее советы на лету и бежал вприпрыжку, чтобы претворить их в жизнь! Теперь, находясь в ожидании собственного конца света, мне вдруг захотелось, чтобы рядом со мной появился близкий человек. Не для того, чтобы ухаживать за мной. Пока я, слава Богу, передвигаюсь на своих двоих, а когда наступит начало конца, то я решу этот вопрос в одно мгновение. Я не допущу, чтобы в таком состоянии меня видела Янина Шиманская.
Вышедший из-под кисти художника-тральфреалиста портрет Янины навевал воспоминания о лете. Сейчас я объясню, почему...
Это была не женщина-врач в эпоху соцреализма, это была англичанка в период правления короля Генриха ХIII. Я выпрямил ее вьющиеся волосы, сделал прическу гладкой, зализанной, чтобы ничего не отвлекало от ее огромных голубых, как чистое небо, глаз. На ней было платье приглушенно-розового оттенка. Я выбрал именно этот цвет, потому что он более мягок и невинен, он более тонок и созерцателен, чем другие. Розовый цвет успокаивает и дает надежду.
Главной особенностью этого платья был стояче-отложной воротник из... полевых цветов. В нем преобладали ромашки и васильки. Все уверены, что название василька говорит о его цвете. А вот и нет! Луговые васильки малинового цвета, фригийские - фиолетово-малиновые, а в Западной Сибири растут двухметровые васильки желтого цвета. Бывают еще белые и черные, но от последних я решил отказаться. Черный цвет не должен присутствовать в картинах-лекарях.
Воротник платья получился великолепным, его хотелось рассматривать и рассматривать, любоваться искусно выложенным орнаментом.
В довершении я украсил шею женщины бусами из розового кварца. Не знаю, носили ли их модницы во времена Генриха ХIII, но думаю, они не обидятся на меня за эту вольность. Я не случайно выбрал этот камень, он для тех, кто потерял радость жизни и надеется ее вернуть, он врачует душевные раны и настраивает на любовь.
- Настраивает на любовь? - задумчиво протянул я и смутился, при этом крепко сжал кисть руками, будто удерживал ее от изменений на холсте. - Мне это нужно? Наверное, да, раз я выбрал именно такие бусы.
Янина Шиманская вопросительно посмотрела на меня, ожидая ответа без ноток сомнений.
- Уже поздно... - невнятно промямлил я, - уже все поздно...
Перед серьезным разговором с Шиманской Борис Лейкин решил посоветоваться с женой. Он долго объяснял, кто она такая и почему выбор пал на нее.
- Если Роберт серьезно болен, то не думаю, что он захочет... общаться с малознакомой женщиной, - предположила Вера, терпеливо выслушав сбивчивый рассказ мужа.
- Но Роберт так на нее смотрел! Вот я и подумал: кто, кроме нее?!
- Эй, знаток в лямурах, ну-ка, рассказывай, как он на нее смотрел? - спросила она и хитро взглянула на супруга.
- Заинтересованно и мечтательно! - выдал тот.
- Допустим, Роберта привлекла эта женщина, но с чего ты взял, что она захочет выслушать твои предложения? Может, у нее этих поклонников вагон и маленькая тележка... Зачем ей человек, который... - Вера прикусила язык.
- Ну, продолжай! Что же ты замолчала? - Лейкин насупился.
- Боря, надо смотреть правде в глаза: Роберт не гриппом заболел, у него онкологическое заболевание. И почему вы вбили себе в головы, что он... Прости, я что-то не то болтаю.
- Совсем не то! - обидчиво бросил Боря. - Могу наговорить кучу банальностей, типа, надежда умирает последней, нельзя складывать руки и так далее. Я не собираюсь тебя переубеждать. На своем месте ты считаешь так, не приведи Господь, переместишься на другое место, переосмыслишь избитые истины, увидишь их в другом свете. И решишь для себя - хочешь бороться или нет? Все зависит от желания. Но желание обязано появиться, огромное жгучее сумасшедшее желание выкарабкаться. Ради себя, ради дорогих тебе людей. В Новороссийске мы долго обрабатывали Роберта, но в успехе я не уверен. Ради нас, даже ради моей матери, к которой он особо привязан, потому что она напоминает ему Яночку, он не готов бороться. Хорошо, что руки на себя не наложил.
- Думаешь, Роберт был готов к подобному выходу?
- Я прочел это у него на лице, когда пришел к нему домой. Он так долго не открывал дверь, что я заподозрил неладное. А когда открыл, был похож на человека, который не просто смирился с близким концом, а раздумывает, как бы его приблизит.
- Ужас какой! - Вера приложила ладони к щекам и покачала головой. - Но что же делать?
- Я же тебе говорю...
- Боря! Я не верю в подобные чудеса! Хоть, убей меня, не верю! Надо идти проверенным путем. Найти онколога высокого класса, который сможет сделать операцию по удалению опухоли. Потом Роберту придется пройти химиотерапию, но если все сделать вовремя, то успех гарантирован.
- Он никогда не ляжет под нож хирурга! И знаешь, почему? Он не верит, что операция его спасет. А если человек не верит, то ему, действительно, нет смысла соглашаться на это. Вера - на ней все основано. И я должен ему помочь приобрести эту веру! Пусть это звучит высокопарно.
- Сосватав невесту, которую Роберт видел пару раз? Абсурд! - Она заметила расстроенное лицо мужа и попыталась смягчить тон и успокоить его. - Поступай, как решил. Надо верить в чудеса.
- Конечно! - повеселел Борис. - Ни один скальпель хирурга так не поможет, как поддержка дорогого человека...
Пару дней Лейкин собирался с силами. Первый раз на его долю выпала подобная миссия. Он мысленно обозвал себя сводником по необходимости, вырядился в парадно-выходной костюм и предстал пред светлые очи жены.
- Боря, ты часом не сам собрался жениться? - озаботилась Вера. - К чему такое преображение?
- Иду сватать друга без его желания, - сконфуженно пояснил он. Смахнул с костюма невидимую пылинку и спросил, - Вер, думаешь, я выгляжу чересчур... вызывающе?
- Иди уже, сваха! - Жена развернула его на сто восемьдесят градусов и вытолкнула из квартиры.
Борис постоял несколько минут у своей собственной двери, раздумывая, не вернуться ли назад и переодеться в повседневную одежду без вызывающего пафоса? А еще лучше, вообще, нацепить спортивные штаны и футболку, сесть перед телевизором и смотреть любимый хоккей, отложить визит к Шиманской, допустим, на завтра. Потом на послезавтра. А дорогое время уходит. Так можно и опоздать.
- Да, что ж такое! - взревел Лейкин на весь подъезд, - все раздумываю, теряюсь, репетирую... Довольно!
И решительный шагом стал спускаться по лестнице.
На боевом посту, как обычно, сидела баба Мара. Она окинула Лейкина прищуренным настороженным взглядом, вначале не узнав его, а потом расплылась в улыбке.
- Боря, здравствуй! Ты чего пришел? Робка ведь давно уехал.
- А чего ее проверять, Валька почти кажный день заходит.
- Каждый день говорите, - задумчиво сказал он и посмотрел на подъезд Роберта. - А Валентина дома?
- Дома, а она тебе зачем? - Глаза бабы Мары загорелись в ожидании сенсационного заявления.
- Роберт одну вещицу найти не может, позвонил мне и попросил в квартире поискать. - Борис кивнул в сторону окон квартиры Зеппа. - Может, соседка убиралась и нашла...
- Что за вещица? - Навострила ушки любознательная особа.
- Ч... - Борис хотел ляпнуть: Черт его знает! Но вовремя опомнился. Куда меня занесло? - Подумал он, параллельно обругав себя за несообразительность: Теперь старушка из меня клещами будет правду вытаскивать. - Баба Мара, а не приходила к Роберту девушка? - Загадочным голосом поинтересовался он, увиливая от допроса.
- Приходила, я же ему рассказывала.
- Про тот визит я знаю, а больше она не появлялась?
- Нет! - без сомнения в голосе ответила баба Мара.
- Может, вы ее пропустили?
- Я же тебе говорю - нет! Я поштишто всегда на посту!
- Но могла эта девушка, допустим, прийти, когда вы пошли... обедать?
- Старая я совсем, аппетита нет...
- Она могла прийти рано утром или поздно вечером, желая застать хозяина, - Борис не знал сам, куда он клонит, но внутреннее чутье подсказывало, что направление он выбрал правильное.
- Это возможно, - согласилась старушка после недолгого раздумья.
- У кого мне узнать об этой девушке?
- У соседей! - подсказала она. - У той же Вальки или у новой, у врачихи! Я думаю, если девица приходила и не застала Робку, то, скорее всего, позвонила к одной из них. Так что тебе, парень, надо у них поспрашивать!
А Бориска-молодец! - мысленно пропел Лейкин оду в свою честь, а вслух поблагодарил бабу Мару за подсказку. Сам бы они никогда бы не додумался.
- А то! - с чувством собственного достоинства подтвердила она.
Борис шустро направился к нужному подъезду. Спешил не зря - вдогонку старушка снова поинтересовалась пропавшей вещицей, но он сделал вид, что не слышит.
- Вот женщина, - прошептал он, - легче попасть в тыл врага, чем проскользнуть мимо бдительной бабы Мары.
На звонок никто не отреагировал, несмотря на то, что время было вечернее, и Лейкин рассчитывал застать Шиманскую дома.
Может, у нее дежурство, - подумал он. - Что же теперь делать: уйти или подождать ее в квартире Роберта? Если я уйду, то вернусь ли снова для серьезного разговора, к которому готовился несколько дней? Нет, надо ее дождаться!
Борис достал ключ от квартиры Зеппа и вставил его в замочную скважину, но даже не успел провернуть, когда услышал легкие шаги. Почему-то он был уверен, что на лестнице шелестит та, которая ему так нужна. Мужчина сделал вид, что усердно ковыряется в замке и его никто не интересует.
- Роберт?! - радостно воскликнула женщина за его спиной. Лейкин, нехотя, повернулся. - Ой, простите, я обозналась. Перепутала вас с соседом. - Огонь в ее глазах резко погас. - А вы...
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался он.
- Добрый, а вы...
- Я родственник Роберта. А мы с вами уже встречались. Вы были понятой...
- Не самые приятные воспоминания, - покачала головой Янина. Борис согласился с ней. - Есть новости? Или следствие, как обычно бывает, зашло в тупик?
Лейкин напустил таинственности.
- Давайте пройдем в квартиру и поговорим.
Он распахнул дверь, но женщина заходить не спешила.
- Может, лучше ко мне! Как-то неудобно без хозяина...
- Хорошо, - быстро согласился Борис, закрыл дверь и последовал за Яниной в соседнюю квартиру.
Они прошли на кухню, женщина начала накрывать на стол. Лейкин следил за ней. Она автоматически резала сыр, колбасу, разливала чай, но сама была где-то далеко, точно не на своей собственной кухне. Оценив взглядом накрытый стол, она пристроилась на стул и, наконец, обратила внимание на гостя.
- Янина, мне нужно с вами серьезно поговорить.
- Вы извините меня...
- Борис Андреевич, - подсказал Лейкин.
- Борис Андреевич, я очень устала, у меня сегодня было три операции. Так что к серьезным разговорам я не готова.
Лейкину захотелось улизнуть, благо и предлог появился. Но он остался на своем месте, взял в руки чашку и отхлебнул горячий чай. Осторожно вернув чашку на блюдце, он спросил.
- Вас перестало интересовать следствие по делу о покушении?
- Вовсе нет. Но мне показалось, вы хотите поговорить не об этом.
- Вы проницательны. И не думайте, что я пришел по просьбе Роберта. Он ничего не знает о моем визите к вам.
- Даже так? - вскинула брови женщина. - А Роберт не будет против наших разговоров за его спиной? - Когда женщина произносила имя Зеппа, ее голос дрогнул. Лейкину показалось, что упоминаемая личность оставила след в ее душе. По крайней мере, ему этого очень хотелось. - Кстати, как он себя чувствует? - искусственно незаинтересованным голосом спросила она.
- Роберт никогда не жалуется, но по нему заметно, что головные боли его сильно беспокоят: он часто потирает виски, не замечая этого, или тихонько постанывает, когда погружается в свои мысли и забывает, что рядом кто-то есть. Я... беспокоюсь за него. А тут еще покушение! Кому может мешать такой спокойный и неконфликтный человек, как Роберт?
- Я так понимаю, что он небеден, а у таких людей всегда есть недоброжелатели. Он мог кому-то помешать.
- Кому может помешать художник? Заказчику, которому не понравился портрет? Так Роберт отказался от заказов. Он полностью посвятил себя написанию картин, способных излечить больного человека. Не будет Роберта, не будет картин, артклиника придет в упадок. Конечно, на нее работает несколько художников, но таких талантливых, как Зепп, нет! Его картины дают удивительный эффект выздоровления. Пациенты клиники клюют на его имя, как на имя знаменитого доктора, потому что слухами земля полнится: помог одному, другому, те рассказали следующим.
- Я почти уверена, что сто процентного результата нет, как и при традиционных методах лечения. Кому-то картины Роберта не помогли. Человек скончался, а его родные решили, что только упустили драгоценное время. Кто виноват? Художник! Не было бы художника, не было картин, никто бы не уговаривал больного лечить болячки новомодным способом.
- Этот способ далеко не новомоден. В России не распространен, а в Европе и в Америке применяют достаточно давно.
- Хорошо, допустим, никто из родственников почивших пациентов на жизнь художника не покушался, тогда кто на него покушался? Вы были у того сердитого капитана, который приезжал сюда?
- Был. Капитан Татаренко сказал, что единственный свидетель - это наша дорогая баба Мара, которой сто лет в обед, поэтому ее показания сомнительны. Я уверял, что у нее зрение, дай бог каждому, хоть, она и уверяет, что плохо видит, плохо слышит...
- И ее наблюдательности любой позавидует, - подсказала Шиманская. - А что она видела?
- Капитан спросил, незнаком ли мне косолапый тучный человек высокого роста? У меня таких знакомых нет. Я позвонил Роберту. Все рассказал. Он заверил, что тоже не знает, кто это может быть, хотя зрительная память у него, как у любого художника-портретиста, великолепная.
- А возраст?
- Баба Мара видела его со спины, она утверждает, что из-за полноты и неуклюжести ему можно дать и тридцать, и сорок, и пятьдесят... Она в тот день заступила на свой пост раньше, чем обычно, и сразу обратила внимание на незнакомца, который уже покидал двор. Если бы она вышла в свое время, то он успел бы уйти незамеченным. Баба Мара заявила, что за ней следили, изучили ее расписание, чтобы не попасть ей на глаза. "Убивец" выбрал самое подходящее время: жители домов отправились на работу, ученики в школу, а домохозяйки еще заняты домашними делами, им не прогулок.
- А почему Татаренко решил, что этот косолапый имеет отношение к покушению на Роберта?
- Он очень спешил...
- Может, человек на работу торопился?
- Он - чужак, наш наблюдатель здесь всех знает. Это первое, а второе - он нес в руках непонятный предмет, похожий на футляр для гитары.
- Если у него в руках была СВД, то футляр для нее должен быть не менее метра тридцати, - задумчиво сказала Янина.
- Вы имеете в виду снайперскую винтовку Драгунова?
- Да, именно, ее. Длина винтовки составляет где-то метр двадцать... Для гитары многовато...
- Баба Мара утверждала, что предмет похож на футляр, а там, пойди, разберись, что было у него в руках. Но самое главное - на чердаке дома, расположенного напротив вашего, были обнаружены гильзы от СВД.
- Неужели вам этот человек незнаком!? - не поверила Шиманская с таким возмущением, что Лейкин решил, что она его подозревает в организации покушения на Роберта Зеппа. - Постарайтесь вспомнить! - Она вскочила и забегала по кухне, забыв о трех операциях, проведенных ею. Ее глаза метали молнии.
- Я пытался, но никто на ум не приходит.
- Борис Андреевич, кто, кроме вас, знает окружение Роберта?! - вновь призвала она, еще немного помаячила перед гостем, вернулась на свое место, подперла подбородок рукой и обреченно заметила, - пока этого убийцу не найдут, Роберт не сможет вернуться в Россию. Хотя, почему я так решила? Убийца может достать его и в Германии.
- Моя мать утверждает, что в Германии ему ничего не грозит, - добавил Лейкин и пожал плечами, будто сомневался в ее словах.
- Может быть, - согласилась Шиманская. - Но все равно, нельзя сидеть, сложа руки!
- Я не сижу, - начал оправдываться Борис. - Вот, к вам пришел... за помощью. - Наконец, он перешел к основному вопросу повестки дня.
- Ко мне? - недоуменно спросила женщина. - Чем я могу помочь? Злодея я не видела, в число близких друзей не вхожу. У меня и с Робертом шапочное знакомство. - Последнюю фразу она произнесла с явным сожалением. Лейкин сразу ухватился за нее.
- Янина, покушение меня беспокоит, но я больше думаю о болезни Роберта. О его сложном душевном состоянии, - начала он издалека подбираться к своему предложению. Действительно, не спрашивать же в лоб: "Вы хотели бы поближе познакомиться с моим другом?" Этак можно услышать нелицеприятное пожелание в свой адрес. Тогда о Шиманской можно забыть и вплотную заняться поисками девочки Раи - бывшей жительнице поселка Большой Утриш, к которой так привязался Роберт. Рая, Раечка, где тебя искать?!
- Борис Андреевич, говорите прямо: что вам от меня нужно?
- Я хочу, что вы поехали в Берлин, - мило улыбнулся Лейкин.
- С какой стати мне туда ехать, меня там никто не ждет, - грустно заметила она.
- Вы ошибаетесь! Вас там очень ждет один больной человек, потерявший надежду на выздоровление.
- Не думаю, - вздохнула Янина, - этот человек принял решение, и никто его не переубедит. Если он не прислушивается к вашему мнению, то на мое ему, тем более, наплевать.
- Вы - единственный человек, который способен помочь Роберту! Я в этом уверен.
- Почему?
- Потому что... - Борис замялся. Не говорить же ей о заинтересованном и мечтательном взгляде Зеппа, которым он смотрел на нее.
- Почему? - не отставала догадливая женщина.
- Я... Моя дочь была замужем за Робертом. Она и моя внучка погибли... Вы слышали эту трагическую историю? - Янина кивнула. - Роберт очень ее любил. Прошло много лет, а он... живет по инерции. Ест, спит, разговаривает, редко веселиться, больше грустит, мечется. По-настоящему возвращается к жизни, когда занят любимым делом, и когда его произведения искусства творят чудеса. В эти минуты это прежний Роберт. А недавно я заметил подобное состояние в повседневной жизни. Он разговаривал с вами, Янина. Мне показалось, что тогда он захотел жить. Сейчас вас нет с ним рядом, неизвестно, какие мысли взбредут в его больную голову... Надеюсь, я вас убедил. Я вы убедите Роберта! Он начнет вести борьбу со своей болезнью, пусть затяжную, но при нашем участии, он ее победит.
Янина так внимательно смотрела на Лейкина, будто у него неожиданно появились увечья, над которыми ей придется потрудиться.
- Если он вам безразличен, то я прошу прощения за свою назойливость, - пробормотал он. Хотел уйти, но пока не спешил. Женщина еще ничего не сказала.
- Впервые вижу, чтобы тесть сватал невесту зятю, - неожиданно заявила Шиманская.
- Бывшему зятю, - подсказал Борис. - Роберт мне не просто зять, он мне, как сын, как друг, он мне... родной человек. Моя мать считает его внуком...
- Вы все время упоминаете в разговоре маму, она, наверное, очень мудрый человек?
- Не то слово, она понимающий человек, Роберт ее обожает. Нам пришлось рассказать ей о болезни нашего мальчика. Сначала она испугалась, но потом взяла себя в руки и начала предлагать разные пути выхода... из этой ситуации.
- Это ее идея - отправить меня в Берлин?
- Это наше коллегиальное решение...
- А Роберт в курсе?
- Нет, что вы! - замахал Борис руками, но тут же опомнился, - но я точно знаю, что он будет только рад.
- Я разговаривала с Робертом. Мне показалось, я не смогла его переубедить.
- Вам показалось. Надо действовать иначе. Меньше разговоров, больше действий.
- Каких действий?
- Разных, - уклонился от прямого ответа Лейкин.
- Вы предлагаете мне... залезть к нему в постель?! - задохнулась от завуалированного нескромного предложения Шиманская.
- Я не предлагаю вам стать его любовницей, - пошел на попятный Борис. - Я хочу, чтобы вы помогли Роберту, разбудили в нем чувство, которое вернет ему радость жизни! Он заинтересовался вами, значит, у нас всех появился шанс...
- Знаете разницу между любовницей и любимой женщиной? - вдруг спросила Шиманская. - Вроде, однокоренные слова, но между ними пропасть. У меня есть подруга, которая много лет встречается с женатым мужчиной. Она утверждает, что он приходит к ней, когда у него все хорошо, так сказать, чтобы закрепить успех на работе победами на личном фронте. А когда у него проблемы, он бежит к жене, потому что только она поймет его, пожалеет, приголубит, уложит в постельку и будет сидеть рядом и успокаивать.
-Какой вариант вас устраивает больше? - хриплым голосом поинтересовался Борис.
- Оба, - не задумываясь, ответила Янина.
- Роберт - закрытый человек, он не привык жаловаться... Когда они жили с Яночкой, он и тогда был неразговорчив, но она умела читать по его глазам, она понимала Роберта, как никто другой. Она чувствовала его. Поэтому он до сих пор любит Яну. Но это не значит, что его сердце навсегда закрыто, - быстро поправился Лейкин.
- Я постараюсь... - Шиманская похлопала Бориса по руке, - вы замечательный друг! Даже завидно, что у меня такого нет.
- Если вы захотите, я стану и вашим другом тоже!
- И познакомите меня со своей мудрой мамой?
- Обязательно!
- Знаете, Борис Андреевич, я могу поехать в Берлин только через месяц... У меня плановые операции, которые я не могу отложить.
- Вы думаете, время терпит?
- А чем Роберт сейчас занят? - спросила она, не отвечая на поставленный вопрос.
- Слава богу, он погрузился в работу, пишет картины для больных артклиники.
- Это прекрасно! Время терпит, если человек находит силы заниматься любимым делом... Значит, через месяц я увижу Роберта! - мечтательно протянула она. - Но как я объясню свой приезд в Германию?
- Придумайте причину. Например, скажите, что в Берлине проходит съезд хирургов и вас пригласили участвовать в нем.
- Европейский конгресс или симпозиум, - подсказала Янина.
- Только вы с ним обращайтесь, как с хрустальной статуэткой: бережно и осторожно, - попросил Лейкин. - Одно неосторожное слово, и он может захлопнуться в своей раковине. Для начала вы должны стать ему другом, не показывайте, что он вам симпатичен. Просто ровные доверительные отношения.
- Только что вы призывали меня... не только разговоры разговаривать, - усмехнулась Янина, - а теперь хотите, чтобы я была осторожной. Так какой мне быть в отношениях с вашим другом?
- Настойчивой и острожной. Маленькими шажками подбираться в границе, которую он обозначил. Почувствуйте, где эта граница! Подойдите к самому краю и ждите, пока он не проявит инициативу. А когда он сам переступит через границу, вам и карты в руки! И обязательно позвоните ему накануне отъезда. Попросите встретить вас, объясните это незнанием языка или тем, что вы не знаете Берлин.
- Я знаю Берлин и отлично говорю по-немецки! И если я еду на симпозиум, то меня обязана встречать принимающая сторона.
- Думаю, Роберту такие тонкости неизвестны. - Какое-то время Борис молчал, потом выдал, - нет, лучше не нужно ему звонить, плести о незнании языка. Не надо начинать отношения со лжи, Роберт этого не выносит. Кстати, никогда не употребляйте в его присутствии слово "должен"...
- Я учту все ваши пожелания, - серьезно сказала Шиманская. - Но я ему все-таки позвоню перед вылетом. Хочу проверить его реакцию...
Месяц тянулся, как год. Лейкин не находил себе места, он каждый день звонил в Берлин и вел долгие разговоры "за жизнь". Настроение Зеппа его радовало, но Борис не видел друга, только слышал его голос, которому тот мог придать веселую тональность, чтобы успокоить и усыпить бдительность.
Лейкин рассказывал о матери, окончательно оправившейся от болезни, которая горела желанием увидеть внучку. Раньше сына обижало ее безразличие к Рае. Догадывался, что бешеная любовь к Яне не может перейти "по наследству" к другой внучке. Теперь она вдруг вспомнила о ней. Роберт был в курсе, поэтому высказался:
- Мне кажется, Вафа что-то скрывает!
- Да, ее настойчивость выглядит подозрительной! - согласился с ним Борис.
- Она говорит только о Райке?
- О Верочке тоже говорит, но вскользь. Еще вспоминает какую-то подругу детства, с которой неплохо бы повидаться.
- Что за подруга?
- Моя мать давно пережила всех своих подруг. Пусть живет еще много лет!
- Не спорь с ней.
- Я не спорю. С ней разве поспоришь?! Сам знаешь, в ее возрасте и при ее болезнях лучше не менять климат.
- Вылитая Янка. Или Янка вылитая бабуля! - усмехнулся Роберт. - Если что надумает, ее не переубедишь. Слушай, Боря, ты не спускай с нее глаз, что-то мне подсказывает, что бабуля решила заняться расследованием покушения на меня...
По ночам меня мучила бессонница по причине жуткой головной боли. Днем я забывал о ней, погружаясь в работу. У меня даже появилась мысль писать картины круглосуточно, но затем передумал: мой организм даст сбой, да, и лечение от таких картин не будет продуктивным. Художник должен парить, а уставший художник зевает и думает о сне, а не о творчестве.
Затянувшаяся бессонница пока никак не отражалась на моих работах, ночью я старался расслабиться и думать о чем-то хорошем, таким способом заставлял организм отдыхать.
Я поднимался на рассвете, пил крепкий кофе, сидя перед окном. Любовался разноцветной осенью, а потом шел на прогулку. В парке еще никого не было, только парочка любителей здорового образа жизни возраста моей Вафы занималась чем-то средним между быстрой ходьбой и медленным бегом. Я с умилением наблюдал за ними, а в голове вертелась одна неприятная мысль: до их лет я, увы, не доживу. А как было бы приятно в преклонном возрасте прогуляться по парку со своей спутницей жизни. Естественно, с Яной. А, может, Янина тоже подойдет? Я не знал, почему эта женщина смогла подвинуть мою любимую Янку? Не задвинуть, а встать рядом. Догадываюсь, почему. Причина кроется в невозможности нашего союза. Если ты уверен, что скоро уйдешь, то можно запустить в голову непугающую своей новизной мечту, которая никогда не претворится в жизнь
После неспешной прогулки я возвращался домой, неспешно завтракал, оттягивая счастливый момент погружения в работу до тех пор, пока меня не начинало слегка потрясывать от возбуждения. Наступал миг готовности.
Мои полотна поражали светом и желанием. Желанием всего - жить, любить, строить планы. Мне больше не нужен аутотренинг, я заряжался от своих картин энергией, так необходимой мне для написания следующего полотна.
По вечерам я сидел перед портретом женщины с красивым стоячим воротником, сотканным из полевых цветов, и "лечил" свою голову. Боль затихала, но возвращалась вновь, едва я принимал горизонтальное положение. Боль сводила меня с ума, я уже готов был попросить Шуттлера выдать мне порцию пилюль, но... наступало утро, боль "засыпала", как летучая мышь, ведущая ночной образ жизни, и я откладывал свой визит к Францу.
Мы встречались с ним в клинике, наши беседы носили чисто деловой характер, напоследок он спрашивал меня о моем самочувствии, я отмахивался, иногда он выдавал коробку с лекарствами, которую я сразу выбрасывал за порогом клиники, дабы не подвергать себя соблазну выпить парочку ночью.
Конец ноября в Берлине выдался сухим и теплым. Короткие дни не тяготили меня, как раньше, когда лил дождь, дул противный пронизывающий ветер, и солнышко едва показывалось сквозь из-за туч на полчаса, а иногда его не видели почти весь ноябрь. Этот год был особенным, осень решила порадовать напоследок художника Зеппа.
Каждый день я просыпался и прислушивался к звукам за окном, ожидая постукивания по карнизу. Тишина! Хорошо, что сегодня снова будет солнечно и тепло. Я заряжаюсь от погожих дней, как заряжается солнечная батарея. Эти маленькие радости раньше меня мало интересовали, теперь я смотрю на мир иначе, ведь часы отсчитывают последние месяцы...
Сколько мне еще осталось? - спрашивал я себя в минуты слабости и сразу находил ответ: Пока у меня есть желание творить, я живу...
Мы никогда не были так близки с Борей Лейкиным, как в эти дни. Он звонил мне регулярно, мы болтали на разные темы, я рассказывал об очередной картине, он - о своей семье, о моей любимой бабуле, которая стала поправляться. Борис не интересовался моим здоровьем, за что я был ему благодарен. Два здоровых мужика просто общаются, делятся новостями, и у одного, и у другого все великолепно!
Во второй половине дня раздался звонок моего мобильника. Я взглянул на высветившийся номер и... обалдел: это была Янина Шиманская. Наверное, снова новости из милиции, - подумал я.
Женщина, портретом которой я любуюсь каждый вечер, прилетает завтра в Берлин на какой-то медицинский симпозиум и деловым тоном интересуется, смогу ли я встретить ее и довести до отеля?
- Да, конечно, - промямлил я.
Она назвала рейс.
- Янина! - запоздало вскрикнул я, когда абонент уже отключился, позабыв попрощаться.
- Приезжает Янина, - сообщил я безэмоциональным голосом своему дому. - И что я буду с ней делать? Ничего, отвезу в отель и... всё! - Попытался я обмануть самого себя. - Я так не поступлю. Все-таки соседка, человек с Родины, тем более была понятой у меня дома! - Я нес полную чушь и сам это понимал.
Не надо говорить, что ночь я провел без сна, но причиной послужила не головная боль, хотя, ее присутствие ощущалось, но я не акцентировался на ней, я был полон разных мыслей и построением планов: куда пригласить Янину, что показать, надо ли приводить ее в дом?
В конце концов, я сосредоточился на одной мысли, которая извела меня своей противоречивостью: в первой половине ночи я отверг ее визит в новый дом, а вторую - я обдумывал, как уговорить ее... остановиться не в отеле, а у меня.
- Огромный двухэтажный дом, три спальни, три ванных комнаты, великолепная природа, тишина, чистый воздух и до центра Берлина рукой подать. - Это я под утро репетировал речь, которую собирался произнести при встрече с Шиманской.
Я поднялся, как обычно, выпил кофе, но на прогулку по парку не пошел. Боялся опоздать в аэропорт.
Как может женщина - хирург, побывавшая в горячих точках, выглядеть, как кукла Барби, - в очередной раз рассудил я, завидев Шиманскую.
Она радостно улыбнулась мне, подбираясь все ближе и ближе, вызывая в душе панику.
- Привет, Роберт!
- Привет, Янина! - Я подхватил ее багаж, протянул букетик цветов и чмокнул в щеку. Муж встречает жену после долгой разлуки, - мысленно выдал я.
Мое поведение не шокировало Янину, она взяла меня под руку, и я повел ее к своему "Туарегу". Галантно распахнул перед ней дверцу, усадил, расправился с багажом и впорхнул в салон автомобиля.
- Я рад, что ты приехала!
Кто это сказал? Неужели я? И почему я обратился к ней на "ты"?
- Я тоже рада тебя видеть, - обронила Шиманская, с интересом рассматривая меня.
- Тебя сразу отвезти в отель?
Идиот! Ты готовил речь, а потом увидел ее и испугался: что она подумает? Действительно, что можно подумать, если одинокую женщину приглашает к себе одинокий мужчина, который к ней... ЧТО? Неравнодушен?! Но она знает, что этот мужчина болен, причем болен неизлечимо, поэтому... плохие мысли не посетят ее голову.
- Может, покатаемся по городу, - предложила Янина.
- Отличная идея! - с радостью согласился я, ухватившись за нее, как за спасательный круг. - Ты не голодна, а то мы можем заехать в кафе и перекусить?
- Нет, нас в самолете покормили. А ты завтракал? - спросила она голосом заботливой жены. Я кивнул. - Может, у тебя свои планы, а тут я... свалилась, как снег на голову. - Сказала она и заерзала на своем месте, будто сидела не на мягком сидении приличного авто, а на любимой скамейке бабы Мары.
- Не переживай, я как раз планировал устроить себе отдых.
- Может, тебе надо собраться с мыслями для будущих работ, - не унималась она, - художники любят только одного собеседника - природу.
- Много ты понимаешь! - усмехнулся я. - Или тебя не устраивает моя компания, и ты хочешь улизнуть к какому-нибудь хирургу из Бангладеш?
- Почему из Бангладеш? - опешила Янина.
- Так, к слову пришлось...
- Представь себе: стою я, такая немаленькая девушка сорока пяти лет, блондинка, а рядом... малюсенький мужчина - бангладешец, смугленький, с черными озорными глазками, худосочненький! Смотрит на меня снизу вверх и...
- И облизывается! - подсказал я.
- Почему облизывается?
- Потому что не может дотянуться своим губами до твоих губ, - рассмеялся я. - А так хочется облобызать такую красотку!
- А тебе? - заинтересовалась прямолинейная дама-хирург с видом куклы Барби, позабывшая все наставления Лейкина. И зачем они так долго разрабатывали план? Говорили о какой-то границе. Все границы рушатся, когда между мужчиной и женщиной возникает безумный интерес, способный перерасти во что-то большее...
- И мне! - не раздумывая, заявил я.
- А что мешает?
- Руль, - просто сказал я. - Сейчас припаркуюсь...
Как давно у меня не было такого чувства! Я горел желанием обладать этой женщиной, но я забыл, как это делается...
Не трусь! - приказал я себе.
- Поедем ко мне, - тихо предложил я, будучи уверенным, что она согласится...
У меня не болит голова! - Это была первая разумная мысль после четырех часов безумства.
- Янина, у меня не болит голова, - шепотом сообщил я, чтобы не напомнить о себе временно ушедшей боли.
- Я хочу посмотреть результаты твоего обследования, - сказала Янина. - Это можно устроить?
- Наверное... Но зачем? Чтобы убедиться, что я, действительно, неизлечимо болен?