На следующий день Амели предложила Владимиру прогуляться по городу. Поль, сославшись на дела, отказался поддержать компанию.
Когда молодые люди стояли на пороге дома и поджидали Амели, ее брат с осуждением заметил:
- Я тебя не узнаю, Вади Леон! Неужели ты боишься какой-то девчонки?!
- Не девчонки, а очень красивой девушки с необыкновенными глазами, - поправил его Владимир.
- Все понятно! - вынес свой вердикт Верьен и удалился.
Из дома выплыла Царевна-Лебедь Амели. Именно, с героиней сказки Пушкина ее сравнил Ленов. Эту сказку ему читала няня. Книжка была старенькая, из прошлой жизни. Она, как и маленький Володя, приехали из России.
- Амели, вы никогда не хотели стать балериной? - неожиданно поинтересовался он, любовным взглядом окидывая хрупкую девичью фигуру.
- Нет! Но моя прабабка, на которую я, как все уверяют, очень похожа, была артисткой балета. А я тоже в некотором роде причастна к нему.
- Ну, да, в некотором роде, - кивнул головой Леонов.
Амели уверенно взяла его под руку.
- Мой отец был прав, возвеличивая наш город. Я считаю его одним большим музеем. - Этими словами она начала долгую экскурсию...
Молодые люди вернулись домой поздно.
- Как тебе Дижон? - поинтересовался Верьен-старший.
- Великолепный город! - Владимир был искренним, такого великолепия он не видел. - Один собор Богоматери чего стоит.
- Тринадцатый век, - протянул Жан. - А до совы ты дотрагивался?
К северной стене собора примостилась сова - талисман города. Согласно преданию, если прикоснуться к ней и загадать желание, то желание обязательно исполнится. Леонов прикоснулся. И загадал. Он хотел, чтобы девушка, которая находилась рядом с ним, стала его женой. Такое неожиданное желание.
- Дотрагивался, - ответила за него Амели и пронзила гостя взглядом, желая узнать его мысли.
- А что тебе понравилось больше всего? - не унимался Жан.
Владимиру хотелось сказать: "Не что, а кто! Ваша дочь! И не просто понравилась, а..."
Но он обуздал свои эмоции, вслух заметил:
- Сад Дарси понравился. - Это первое, что он вспомнил. Потом добавил. - Ну, и храм Сен-Флибер.
- Ты удивишься, сынок, но мне в нашем Дижоне нравятся старинные особняки. Вы были с Амели на улице Вобан? Ты видел самый известный особняк - Легуз де Жерлан? Молодец! А дом купца Гийома Мильера? Молодец! Прошло почти четыреста пятьдесят лет, а он стоит! - Обрадовался, как ребенок Верьен, словно выстроил из кубиков высокий домик, а он выстоял и не развалился.
Этот мужчина все больше нравился Леонову своей неподдельной детской радостью, открытостью, искренностью, преданностью и любовью к делу всей жизни. Умиляла даже его напористость и вера во все, что он говорит...
На следующий день роль экскурсовода перешла к Жану, который повел Владимира знакомить со своим заводиком, как он ласково его называл.
- Держись! - напоследок поддержали его брат и сестра и тяжело вздохнули...
Незаметно пролетел год.
Ленов не ожидал, что его так увлечет простой, на первый взгляд, процесс приготовления горчицы. Вроде бы взял порошок из очищенных семян черной горчицы, добавил к нему кислый сок незрелого винограда или белое вино, перемешал с помощью каменных жерновов и готово. Но, нет! Это только план твоего сочинения, теперь тебе необходимо раскрыть тему, добавить в эту смесь некую изюминку, которая станет отличительной чертой ТВОЕЙ горчицы. Дижонских горчиц много, но есть горчица месье Верьена!
Увлечение не мешало чувствам.
Свадьба Владимира и Амели была назначена на конец сентября - лучшее время года в столице Бургундии. Да, Владимир Леонов женится на Амели Верьен! Неизвестно, кто был рад этому союзу больше других?! Жених, невеста, ее брат или месье Верьен? Наверное, последний, так как теперь он может со спокойной душой отдать дело всей жизни в надежные руки зятя, которого за истекший год полюбил, как родного сына.
А Леонов полюбил всю семью Верьен. От Амели он давно потерял голову.
- Я люблю тебя, Амели! - не уставал он ей повторять. А она каждый раз трепетала и отвечала:
- Я тоже люблю тебя, Володя!
Она стала так обращаться к нему совсем недавно, спросив однажды, как называли его родители. Теперь его "домашнее" имя зазвучало по-новому: по-кошачьи мягко, с тягучим "я". Имя Амели тоже претерпело изменения: когда они оставались наедине, он называл ее Машенькой, так как второе имя девушки было Мари - Амели Мари Верьен, теперь Леон.
- Дети должны носить французскую фамилию! - настоял Жан. - Это не неуважение к твоим предкам, сынок, а защита ваших будущих детей от лишних вопросов.
Владимир не стал спорить с будущим тестем и согласился. При этом подумал, что у них с Машенькой будет много детей...
А через полтора года после свадьбы у них родилась дочь, которую назвали Софи Лиди. Второе имя она получила в честь русской бабушки - Лидии Андреевны Леоновой, в девичестве Насоновой.
Роды были очень тяжелыми. Через два дня врач сообщил Амели, что она больше не может иметь детей...
- Машенька, успокойся, - ласково успокаивал ее супруг. Гладил ее по голове, как маленькую, и приговаривал, - у нас есть Софи. Посмотри, какая она красавица! Вся в мать!
- Красавица! - соглашалась сквозь слезы Амели. - Но ты так хотел иметь много детей!
- Возьмем не количеством, а качеством, - усмехнулся Владимир.
Софи росла спокойным ребенком, хорошо кушала и крепко спала. Молодая мать даже волновалась, что она почти не плачет.
- Значит, ее ничего не беспокоит! - со знанием дела утверждал молодой отец.
Деду хотелось носить малышку на руках, сюсюкать, но строгие родители запрещали её баловать. Верьен много проводил время у ее колыбели, а когда девочка подросла, любил гулять с ней по старым улицам Дижона. Софи с интересом слушала рассказы дедушки Жана об истории города, и молча, кивала, когда он задавал ей вопрос. Это был утвердительный или отрицательный кивок. Так она выражала свое отношение ко всему. Софи исполнилось два года, а родные еще не слышали ее голоса.
- Но она все понимает! - успокаивал Жан расстроенных родителей, которые таскали ребенка по врачам, но те только разводили руками, не понимая причины немоты девочки.
- Зря мы разговариваем с ней на двух языках, - качала головой мать, - она не может их усвоить одновременно.
- Наоборот, - возражал Владимир, - дети легко усваивают все языки, на которых разговаривают в их доме.
Машенька достаточно бегло говорила на русском языке. Еще до женитьбы Леонов начал давать ей уроки, старался разговаривать с ней только на своем родном языке.
- У нее в голове каша! - вздыхала расстроенная мать и устремляла взгляд своих прекрасных глаз на молчаливую дочь, которая поворачивала головку то в сторону говорившего отца, то в сторону вторившей ему матери...
Еще на рождение дочери муж сделал жене подарок - купил небольшую мастерскую по пошиву одежды, которая через два года усилиями Амели превратилась в модный салон. Молодая женщина так и не получила специального образования, но у нее был дар, данный ей от рождения, как утверждал ее супруг, и этот дар оценили по достоинству все модницы Дижона послевоенной поры. В ту пору всем вдруг захотелось одеваться модно и красиво.
Сначала салон специализировался на создании сценических костюмов, что было знакомо мадам Амели Леон. Со временем она решила всерьез заняться моделированием женской одежды на все случаи жизни. Параллельно увлеклась созданием нарядов для маленьких барышень. Моделью стала дочь Софи. Женщина выпустила собственную коллекцию одежды для детей и представила ее публике. Показ имел большой успех. Главной манекенщицей выступала Софи Лиди. Она шагала по небольшому подиуму с гордо поднятой головой, родители и дед любовались ею, а в душе молили бога, чтобы свершилось чудо, и девочка, наконец, заговорила...
Однажды мадам Леон сидела в мастерской, где портниха примеряла платье одной ее знакомой. Женщины обсуждали новый наряд, заказчица вертелась перед зеркалом, с восхищением рассматривая себя.
- Амели, ты гений! - восклицала она уже не в первый раз. - Только ты способна скрыть платьем все мои недостатки.
И тут ее безудержный монолог был прерван тихим детским голоском.
- Мадам, вам очень идет это платье! И мне нравится ваш парфюм!
Все присутствующие повернулись в сторону прозвучавшего голоса: на стульчике сидела Софи. До этого девочка занималась своим любимым занятием - рассматривала книжку с картинками, но ее отвлекли от важного дела восторженные восклицания женщины. Она оторвалась от книги, долго оценивала новый наряд и потом... высказала свое мнение. Подруга матери ничего не поняла, так как девочка произнесла эту фразу на чистом русском языке. Амели все поняла, но замерла с открытым ртом. Девчушка пожала плечами, удивляясь непониманию взрослых и повторила тоже самое, но на французском.
- До... доченька, - заикаясь, промолвила мать, - ты... разговариваешь? - Та привычно кивнула в ответ. - Нет, ты не молчи, ты говори! - Попросила она, осторожно приближаясь к ребенку, будто могла своим напором напугать девчушку. - Софи, пожалуйста, скажи еще что-нибудь!
- Почему папа называет меня Лидочка, а ты - Софи? - Первую половину фразы она произнесла по-русски, а вторую - по-французски.
- Я же говорила, что у нее в голове каша! - всхлипнула счастливая мать, прижимая к себе ребенка. Потом она бросилась к телефону, чтобы сообщить Владимиру радостную новость.
- Ну, вот, - протянула Софи, обращаясь к притихшим женщинам, - сначала тебя просят поговорить, а потом оставляют без ответа...
Первая произнесенная фраза стала пророческой, в той ее части, которая касалась парфюма.
Уже в пять лет Софи научилась бегло читать и потребовала от родителей приобрести для нее книги по парфюмерии. Еще через три года, когда комната девочки была завалена литературой по этой тематике, от дочери поступило новое заявление.
- Мама, папа, - заявила она по- русски, - мне нужны деньги!
- Ты хочешь купить книги? - поинтересовался отец.
- Сколько? - прямо спросила мать.
Когда дочь назвала сумму, они опешили.
- Зачем тебе такая огромная сумма? - удивился оба.
- Я их вам верну... со временем.
- Мы не спрашиваем, вернешь ты их или нет, мы интересуемся, куда ты хочешь потратить эти деньги? - взяла на себя роль переговорщика строгая мать, поглядывая на доброго отца, который не мог ни в чем отказать дочери.
- Я хочу потратить эти деньги на создание собственного оригинального парфюма. Достаточно теории, надо переходить к практике. И я хочу, чтобы мне никто не мешал! Прошу предоставить мне помещение для моей лаборатории! - деловито потребовала восьмилетняя девочка.
Родители взяли время на обдумывание.
- Это все детские забавы! - выговаривала Владимиру жена, когда они уединились в спальне. - Ребенок еще мал! - Муж сидел на кровати и следил за мечущейся по комнате Машей.
- А если у нее талант, и мы загубим его на корню? Тебе не нравилось, что отец с пренебрежением относился к твоему увлечению шитьем. Хорошо, что ты уверенно шла к своей цели, не отступила...
- Благодаря твоей поддержке! - Амели присела рядом с ним, положила голову на плечо и вздохнула. - Да, мы взяли не количеством, а качеством. Может, наша дочь станет известным парфюмером?!
И она стала. В пятнадцать лет Софи Лиди Леон создала свою первую парфюмерную линию, которую назвала именем русской бабушки - "Лидия".
Девушка долго рассказывала родственникам о различных нотах, присутствующих в созданном ею аромате: о начальной, базовой и ноте сердца. Те согласно кивали, вырывая из длинного повествования знакомые слова: бергамот, лимон, базилик...
- Парфюм создан для уверенных в себе женщин, но при этом романтичных в душе, - так объяснила Софи стиль аромата. - Я не зря назвала его в честь Лидии Андреевны Леоновой, врача по профессии и просто красивой женщины, которую я, увы, видела только на фотографии!
На глаза Владимира навернулись слезы. Жаль, что этих слов не слышит мама, - подумал он.
Следующий парфюм Софи посвятила своей матери, назвав его "Мари".
- Довольно... интересный аромат! - задумчиво протянула Амели, нанося капельку духов на локтевой сгиб и принюхиваясь.
- Расскажи нам... о нотах нового парфюма? - со знающим видом попросил отец.
- Сначала о стиле... Он создан для темпераментных женщин, преданных своему делу и идущих до конца в достижении цели. - Девушка взглянула на мать. - А если говорить о нотах, то вы удивитесь, но сочетание составляющих больше подходит... приправе. Здесь соединены красный и черный перец, гвоздика и смесь пряностей - карри, тмин и кориандр.
- Ну, и дела! - удивился дед и взял из рук дочери флакон, решив оценить не запах, а цвет жидкости. - А кожу не прожжет? - Выдал он, сосредоточенно наморщив лоб.
- Это же не горчица! - усмехнулась внучка и чмокнула его в щеку. Жан был единственным человек в семье, с кем Софи была нежна. Она любила родителей, но чувств по отношению к ним не проявляла. Амели с Владимиром не обижались, они давно поняли, что их дочь чересчур сдержанна и все так же немногословна. Единственно, о чем Софи могла говорить часами - это создание формул ароматов.
Через пять лет Амели завела за столом разговор о замужестве дочери, когда та пришла к ним в гости. Теперь она жила отдельно от родителей и Жана.
- Чтобы с тобой рядом был надежный и любимый человек, от которого тебе захотелось родить ребенка, - пробубнила непонимающая мать.
- Детей можно рожать и без мужа! - отрубила Софи. За столом стало так тихо, что, казалось, было слышно, как паук расправляется со своей жертвой мухой где-то в углу.
Первым прервал затянувшуюся паузу бойкий дед, который сегодня был немногословен.
- Это... как? - Жан оторвал взгляд от тарелки и недоуменно посмотрел почему-то на дочь и зятя, будто предыдущее заявление шло от них.
- Это я про то, что замуж для этого выходить необязательно! - громко высказалась девушка.
- Ваше поколение отличается от нашего поколения, - с осуждением в голове произнес дед и тихо добавил, - это же аморально.
- Что ты подразумеваешь под аморальным? Все плохое и неправильное с твоей точки зрения?
- Софи, ты хочешь сказать, что у каждого человека есть своя мораль? - не сдержался Владимир.
- Да! - резко заявила дочь. - Что для одного плохо, то для другого хорошо.
- Но есть же нормы поведения в обществе, которых надо придерживаться! - возмутился отец.
- Ты еще расскажи о нравственности современной молодежи! - язвительно сказала девушка.
- А что ты хочешь услышать? Что согласно Канту, нравственность это ощущаемая зависимость частной воли от общей? Что нравственность позволяет индивидууму соотносить свои интересы и желания с интересами и желаниями общества? А тебе, как я понимаю, плевать на это общество! - Последнюю фразу Владимир произнес по-русски и обреченно тихо.
- Что-то качество подкачало, - прошептала Амели.
Дочь никогда не видела отца в таком состоянии.
- Папа, - попыталась успокоить она взбешенного родителя, - сейчас совсем другое время, середина шестидесятых годов. На многие вещи надо смотреть иначе!
- Есть рамки приличия, за которые выходить нельзя! Ни в шестидесятые, ни в сороковые, когда мы познакомились с твоей матерью, ни в те годы, когда были молодыми наши родители! Я не желаю продолжать дискуссию! А знаешь, почему? Потому что нахожусь в полной уверенности, что ты все равно останешься при своем мнении! Разговор окончен! - Леонов резко поднялся и покинул столовую.
Он зашел в спальню и прилег на кровать. Первый раз в жизни у него заболело сердце. Не мимолетный укол, а серьезная нарастающая боль. Он потер рукой левую половину груди. Боже мой, мой единственный ребенок - моральный урод! - подумал он.- Неужели современное общество сделало Софи такой? Общество... Я хочу снять с себя ответственность за ее воспитание, убедить всех и в первую очередь самого себя, что был занят бизнесом, хотел создать нормальные условия для жизни своей семье. Но это не оправдание! Мой отец тоже был занят, но находил время для общения со мной. С детьми нужно разговаривать, не выступать в роли указки: надо сделать так-то и так-то, пойди налево, а не направо, потому что там дорога лучше, и ты не набьешь себе шишку. Не постоянная опека им нужна, а умение общаться на равных! Быть в курсе не только их интересов, но и взглядов на жизнь. С интересами Софи мы разобрались еще в ее раннем детстве, разобрались и успокоились: есть у маленького человека дело и хорошо, никакая дурь в его голову не попадет, так как голова эта занята постоянным мыслительным процессом. Однако, на пути девушки, живущей в своем мире, попадается человечек, внушающий ей собственные взгляды на тот мир, который находится за порогом ее мира, и о котором она ничего не знает. Софи принимает их за аксиому, а как иначе, ведь об этом говорит уже не он один, но и его приятели, представленные ей. Она с удовольствием слушает их рассуждения, впитывает, как губка их гнилую мораль... - Владимир подхватился с кровати, - а может еще не все потеряно? Может, она так не думает, а сказала, чтобы позлить нас? Надо было дослушать ее до конца, разобраться, покопаться в ее мыслях!.. Интересно, когда этот человечек смог пролезть ей в душу? Почему я пропустил этот момент? Но дочь настолько увлечена созданием новых ароматов, что ни о чем другом даже не думает. Скорее всего, на какой-нибудь очередной презентации нового парфюма. Начал петь оды в ее честь, подобрал ключик к ее душе, преследуя свои гадкие цели: размечтался жениться на богатой девушке и обобрать ее до нитки. Черт, я снова свожу все к деньгам! А то, что обман убьет дочь, убьет ее веру в хороших людей, я не подумал. Надо спасать мою девочку от этого хиппи. Конечно, это хиппи! Вон, сколько их развелось в последнее время, все понимающих и все знающих цветов жизни...
Леонов решил вернуться и серьезно поговорить с Софи, но на пороге спальни столкнулся с женой.
- Она ушла, - вздохнула Амели и с тревогой посмотрела на мужа.
- Какую новость она еще озвучила?
- Софи... беременна, и через семь месяцев мы станем дедушкой и бабушкой, - произнесла Амели будничным тоном, словно сообщала о чем-то незначительном. Не хотела пугать мужа, на котором и без этой новости лица не было.
- Как?
- Ты забыл, как происходит зачатие? Или тебя интересует, кто отец нашего будущего внука? Или внучки...
- Машенька, ты... хорошо себя чувствуешь?
- Отлично! - выдохнула она и сосредоточенно потерла виски. - До меня никак не доходит, неужели наша девочка ждет ребенка? Она сама еще ребенок!
- Ей двадцать лет, и ты сама завела разговор о замужестве.
- А если бы не завела, то мы ничего бы и не узнали? Мы посторонние люди, которых необязательно ставить в известность, что через семь месяцев у нее родится малыш.
- Кто отец? - запоздало осведомился Володя.
- Софи сказала, что это не имеет значения. Она все равно не собирается за него замуж. Он не личность!
- Он... хиппи?
- Почему хиппи? - удивилась Амели.
- Ну, я так решил...
- Может, и хиппи, - отмахнулась она.
- Но тогда у нашего внука будет плохая наследственность.
- Главное, чтобы он родился здоровым, а мы с тобой займемся его воспитанием...
Малыша назвали Жаном Полем. Фамилию он получил от матери - Жан Поль Леон. Амели и Владимир стали сразу искать изъяны во внешности внука, но быстро успокоились: мальчик выглядел вполне нормальным ребенком. Да и врачи уверяли, что со здоровьем у малыша все в порядке. Уже через полгода Софи отдала его на попечение бабушки и дедушки, так как была занята созданием новой парфюмерной линии, презентацию которой она решила провести в Париже, где ее уже знали.
Вскоре неожиданно скончался во сне всеми любимый и уважаемый Жан Верьен. На похороны из Парижа приехали Поль и Софи. На сына смерть отца не произвела впечатления, он отвык от семьи, снова был погружен в классовую борьбу, восхвалял Шарля де Голля, который год назад победил на выборах президента во втором туре, с трудом обойдя кандидата левых - Франсуа Миттерана. Поль вскользь заметил, что сыграл не последнюю роль в восхождении президента на олимп власти, и пустился в рассуждения о правильности экономической политики, проводимой Шарлем де Голлем, основанную на защите прав предпринимателей, на укреплении французских национальных колоний и их позиций в мировой войне. Первой не выдержала Софи.
- Дядя, может, ты заткнешься!? - резко оборвала она Поля. - Здесь не трибуна, а мы не избиратели. Умер твой отец, если ты не забыл.
Тот заткнулся, а через день вернулся в Париж, совершенно не расстроив родственников скорым отъездом.
- Это совсем не тот Поль, который воевал со мной в одной группе, - разочарованно заметил Владимир, провожая взглядом умчавшийся автомобиль шурина.
Софи пробыла неделю, повозилась с сыном и тоже последовала за дядей в столицу Франции, заверив родителей, что у нее все хорошо и вскоре она вернется, чтобы погостить подольше, а сейчас она, как всегда, занята работой.
- Дай бог, чтобы скоро вернулась, - прошептал дед, стоя на пороге дома с внуком на руках. Жан Поль захныкал. - Что, малыш, расстроился? Не плачь, мой дорогой, у тебя есть бабушка и дедушка, которые тебя очень любят. Рядом стояла упомянутая бабушка, все такая же молодая и красивая. Она поцеловала ручку ребенка и с чувством подтвердила слова мужа и деда в одном лице.
- Очень- очень любят, маленький!..
Когда Жану исполнилось пятнадцать лет, его мать преподнесла сюрприз - родила второго сына, отец которого также был известен ей одной. Она назвала малыша Алексом. Родители и Жан прибыли в Париж, чтобы увидеть новорожденного. В душе они надеялись, что дочь отдаст его им на воспитание, как отдала когда-то Жана Поля.
- Нет-нет! - сразу заявила дочь. - Вы уже немолоды, вам надо больше думать о себе, отдыхать, гулять.
- Нас еще рано списывать! - обиделся отец. - Мне всего шестьдесят один год, а матери и того меньше.
- Это неприлично обсуждать мой возраст! - кокетливо заметила Амели, которой исполнилось пятьдесят семь лет.
- Я никаких цифр не называл, но все равно прости, дорогая! - Владимир галантно приложился к ее ручке. - Ты у меня такая же красавица, как и тридцать семь лет назад, когда я впервые увидел тебя...
Глава вторая
Вчера мы похоронили Нину, командира нашей семьи, наш стержень. Она много лет оберегала нас, мы тянулись к ней, как мотыльки на свет, она грела нас своей любовью, а теперь мы остались одни... Нас, будто бросили в лесу на полянке, мы оглядываемся по сторонам, видим несколько тропинок, но не знаем, какую из них выбрать. Мы так привыкли к подсказкам, что не можем принять правильное решение. И откуда мы знаем, что оно будет правильным? Нина всегда знала. Ее жизненной уверенности можно было позавидовать.
- Надо учиться жить без мамы, - со слезами на глазах сказала Жанна и прижала меня к себе...
Я ехала в автобусе, смотрела в окно и все время мысленно повторяла слова своей мамы: "Надо учиться жить без бабушки, надо..."
Потом в моем мозгу что-то щелкнуло, словно невидимая рука переключила мою настройку на другую радиоволну.
- Стоп, стоп, стоп! - вслух произнесла я и поймала на себе косые взгляды пассажиров. Я поводила глазами по притихшему салону, пригвоздив каждого из любопытных к месту. Почему-то мой прищур им не понравился, и они поспешили полюбоваться медленно плывущей за окном панорамой города. Я тоже уставилась в окно, оценила местонахождение, боясь пропустить нужную остановку. Время позволяло уйти в себя.
Т-а-к, - мысленно протянула я, не желая больше шокировать публику. - Что же я услышала вчера такое, что оно улеглось на полку моей памяти? Это было что-то нужное и значимое, но я, ввиду вчерашнего состояния, не смогла уловить смысла сказанной кем-то фразы, но поняла: эта новость не согласуется с уже известными мне фактами... Фактами чего? И кто же сыграл роль эхолота, послал моей голове ультразвуковой импульс, который она с удовольствием приняла и не отразила, понимая, что он, этот посыл, мне необходим? Для чего? Чтобы занять работой мои мозги, которые и так загружены до предела "становлением системы информационной инфраструктуры". Это я не умничаю, как любила говорить моя бабушка, просто так звучит тема моей диссертации, защита которой приближается быстрыми шагами... Но о ней я вспоминать не хочу! Пока не хочу, до встречи с моим руководителем. Я посмотрела на часы: еще есть в запасе сорок минут, которые я могу посвятить выдергиванию из головы засевших сведений, полученных накануне. А это, надо признать, дело совсем непростое. Моя умная, как утверждают родители и просто знакомые люди, голова представляет собой огромный баул, в который складывают, складывают разные вещи, время от времени кое-что достают, а затем возвращают на место. Как начали складировать с детских стишат, так и закончили конспектами по экономике и другим не менее важным дисциплинам. Ой, не закончили и никогда не закончат, так как моя голова - это пылесос, который втягивает в себя все нужное, иногда прихватывая и всякую ерунду. Но ее там совсем мало, в связи с тем, что я человек серьезный и всякой такой ерундой не интересуюсь.
Я вышла из автобуса на нужной остановке и медленно зашагала, приговаривая про себя: "Надо вспомнить, надо вспомнить?" Кого или что? Лучше кого. Автора сказанной фразы, тогда можно попросить этого автора повторить ее на бис. Только слово в слово, как ее запрограммировал мой мозг, иначе может произойти сбой. В этом случае я не смогу понять, почему оброненная фраза меня заинтересовала.
Значит, так: это было вчера на похоронах. Я тяжело вздохнула: воспоминания рвали мне душу. Я должна сосредоточиться, отбросить все личное... Мы стояли... перед гробом бабушки, смотрели на ее восковое лицо, совершенно неизменившееся. Казалось, что она спит... Я потрясла головой, возвращая мысли в нужное русло. Кто-то стоял рядом со мной и, именно, в этот момент, момент, когда закроется крышка гроба и всё, мы уже никогда не увидим ее лица, ее маленьких ухоженных ручек, сложенных почему-то на груди..., я услышала эту фразу. Слишком живы воспоминания, я не могу сосредоточиться, но знаю, что должна это сделать не только для себя, но и для моей Нины.
Кто же стоял рядом? Я мысленно вознеслась над местом захоронения бабушки, увидела себя, маму, отца, поддерживающего ее под руку, а возле меня... соседку и подругу Нины - Серафиму Ильиничну. Она прижимала к губам платочек, а глаза были совершено сухими, без единой слезинки, только взгляд отрешенный, словно пожилая женщина полностью ушла в себя. Меня не удивило ее неучастие в общей скорби. Я помнила высказывания бабушки, когда уходили из жизни ее ровесники, она смотрела на это философски, мол, скоро все там будем, хватит, пожили свое. Скорее всего, Серафима Ильинична рисовала в уме картину собственных похорон или придумывала, как сей момент отодвинуть, если жизнь по-прежнему дорога, или приблизить, если она не в радость...
Я резко тормознула, да так, что сзади на меня налетел какой- то человек. Он извинился, я кивнула, даже не взглянув на него. Только отметила, что у него тембр голоса не соответствует внешнему виду. Откуда родился такой вывод, если я не пыталась его рассмотреть? Проскользнуло мимо что-то несуразное и неопрятное, но с приятным голосом.
Не отвлекаться! - приказала я себе. К мелькнувшему озарению, в котором я пока не разобралась, прибавилось еще прилагательное "молодой" и существительное "мужчина". Эти два слова я с превеликим трудом вырвала из приоткрывшейся щели воспоминаний. И еще. Серафима сказала... о помощи и о молодом мужчине, который... был в белом халате...
Я поклацала зубами, своеобразно призывая мозги к действию. Ну, же, Саша, вспоминай! Я стояла посередине тротуара с закрытыми глазами, до боли прикусив губу, и изо всех сил старалась дословно вспомнить фразу Серафимы...
- Наверное, помощь пришла слишком поздно. - Кажется, так. Или очень близко к тексту.
А я? Я с трудом оторвала взгляд от лица бабушка, воззрилась на ее подругу и спросила.
- Какая помощь?
- К Ниночке же врач приходил, я сама видела, как она впустила его. Молодой мужчина в белом халате...
- Что за бред! - достаточно громко высказалась я, наплевав на приличия и на интерес к моей персоне прохожих.
Сейчас врачи скорой помощи не надевают белых халатов. Мы часто вызывали неотложку, когда у Нины случались приступы гипертонии или диабетическая кома. Врачи являлись на наш призыв, облаченные в униформу: брюки и курточка с множеством карманов. Причем цвет у костюма был... какой-то яркий, то ли синий, то ли зеленый, то ли сочетания этих цветов. Я не помню, но точно знаю: они были не в мешковатых белых халатах, напоминающих одежду продавцов советских времен, примостившихся за пустым прилавком. Может, это был врач из поликлиники? Но где вы видели, чтобы терапевт навещал больных, перемещаясь от одного к другому, напялив на себя белый халат. Я сомневаюсь, что они, вообще, берут его с собой... Возникает вопрос, вернее, два вопроса. Первый: к чему этот маскарад? И второй: если бабушка вызывала на дом участкового врача, то почему не поставила в известность свою дочь. Нина в вопросах лечения полагалась на мою мать, которая за многие годы научилась устанавливать диагноз болезни не хуже врача. Поэтому вызов на дом неотложки или участкового терапевта был исключительным событием. В любом случае, бабушка позвонила бы маме, доложила о своем недомогании, та прилетела бы к ней и на месте сориентировалась.
К тому же Серафима сказала, что видела, как Нина сама открыла дверь пришедшему врачу.
У меня к соседке накопилось много вопросов, которые надо задать сию минуту, не откладывая на потом...
Я зашла в кабинет профессора Белоусова, который являлся моим научным руководителем, и заявила.
- Виталий Михайлович, я себя неважно чувствую. Можно мы перенесем нашу встречу на другой день?
- Конечно! Александра, у вас нездоровый вид! Идите, отлежитесь пару дней, а потом приходите ко мне.
Я кивнула, расшаркалась и удалилась. Уже спускаясь по ступенькам университета, я встретила свою сокурсницу, которая тоже готовилась к защите кандидатской. Она остановилась и уже открыла рот, чтобы забросать меня вопросами по поводу моей готовности, но я приложила к щеке руку, помахала головой, изображая неимоверную зубную боль, и быстро побежала вниз. За десять минут две удачно сыгранные роли! Может, не туда вы, будущий кандидат экономических наук, пошли учиться?
Расстояние от универа до автобусной остановки я преодолела в рекордные сроки, побив предыдущий, установленный в день госэкзамена по английскому языку. Теперь у меня были дела более важные: я должна навестить соседку Нины и задать ей несколько вопросов...
Надо было ехать на такси, - подумала я, изнывая в медленно двигающемся общественном транспорте. Я ерзала на сидении, постукивала подошвами туфелек, поднимая и опуская их на каблуках. Монотонности в этом постукивании не было, оно, то учащалось, то замедлялось, то обе ноги поднимались в унисон, то постукивание осуществлялось поочередно: то левой ногой, то правой. Причем правая нога ударяла по поверхности резинового настила громче, чем левая. Меня заинтересовал сей факт. Для начала я решила убедиться в его ровности и однородности. Отодвинула ноги и взглядом опытного специалиста по покрытиям убедилась в совершенной идентичности настила под обеими ногами. Значит, что-то не так с подошвами моих туфель! - решила я и попыталась проверить каждую, приподнимая поочередно ноги и оценивая взглядом подошвы. Так и есть! К левой туфле прилепилась жевательная резинка, уже достаточно грязная, несколько потерявшая свои липучие свойства, но смягчающая удар по поверхности пола. Это событие меня порадовало: я докопалась до истины. Так, одна задача решена, переходим к более сложному заданию, - размышляла я, наконец, покидая салон автобуса.
Дом бабушки стоял торцом к улице, по которой без перерыва на сон сновали автомобили. Я подняла глаза на окна ее квартиры, ожидая увидеть знакомый силуэт. Глаза наполнились слезами: Нина никогда не будет стоять у окна и ждать меня. Никогда! Я поняла, к чему были эти поиски в автобусе: я пыталась блокировать свои чувства, свой крик, рвущейся наружу. Мне захотелось выть, громко и долго, подняв голову вверх. Чтобы она там, на небесах, услышала, как мне плохо без нее, чтобы дала какой-нибудь знак: она не ушла, она будет рядом, мой дорогой ангел-хранитель...
Я открыла дверь своим ключом, проделывая все достаточно громко, будто предупреждала о своем приходе.
- Нина, я пришла! - по привычке крикнула я с порога и замерла. Потом скинула туфли и на цыпочках подошла к распахнутой двери в спальню бабушки. Ее не было на привычном месте. Она всегда сидела в кресле. При моем появлении она снимала очки, откладывала в сторону газету и радостно улыбалась мне.
Кресло было пустым. Я постояла несколько минут, с ненавистью глядя на это кресло, словно оно было виновато, что его хозяйка ушла.
Я закрыла глаза, мысленно представив бабушку, сидящую в кресле, и спросила:
- Нина, к тебе приходил врач?
В квартире стояла тишина хрущевского дома, когда слышны голоса соседей за стеной, воспитывающих нерадивых детей, бубнящий телевизор, по которому пятый год показывают один и тот же сериал, а его перипетии с удовольствием обсуждают кумушки на скамейке. Помещение, в котором находилась я, осталось глухо к моему ответу. Только тиканье часов напомнило мне, что время идет, а я так и не встретилась с Серафимой Ильиничной. Я глубоко вдохнула запах бабушки, витающий в ее доме, задержала дыхание, желая удержать его в себе. У меня сильно закружилась голова, я ухватилась одной рукой за дверной косяк, а другую руку приложила к виску. Ледяная рука привела меня в чувство. Наконец, я решилась переступить порог спальни Нины и начать визуальный осмотр, вырывая из привычной обстановки еле заметные изменения.
- Когда приходит врач, он делает укол, - по-детски растягивая слова, произнесла я. - И остаются ампулы. Их я не вижу, как не видела в тот день, когда... переступила порог квартиры, громко заявив о своем приходе, и не получив ответа. Я не испугалась: слух у Нины был, мягко говоря, не очень хороший. А потом я увидела ее... Она лежала на кровати...
Бабушка никогда не ложилась днем, даже дремала, сидя в любимом кресле, подставив под ноги маленькую скамеечку, сохранившуюся со времен моего детства. Она утверждала, что ей так удобно...
Почему в ТОТ день она оказалась в кровати? Я опустила глаза и приступила к визуальному осмотру ковра. Вдруг в лучах солнца что-то блеснуло. Я наклонилась и осторожно взяла в руки маленький осколок стекла. Совсем крохотный осколок.
- Очень тонкое стекло, - заключила я, разглядывая находку, лежащую на моей ладони. - Может ЭТО быть осколком от ампулы? - Задалась я вопросом и сама ответила, - может!
Дальнейший обыск квартиры ничего не дал. Поэтому я направила стопы к соседке.
- Ой, Сашенька! - поприветствовала меня Серафима и пропустила в квартиру. - Как ты?
Я уставилась на нее, как на пришельца с другой планеты, который был не в курсе моих переживаний. Что можно ответить в этой ситуации? Нормально, плохо или хорошо! Эти варианты могут подойти любому. Первый, если вы знали о тяжелой болезни и ждали конца, второй - если смерть наступила неожиданно, но это не родной вам человек, а просто близкий знакомый, третий... Я не знаю, до какой степени можно ненавидеть человека, чтобы радоваться его уходу в мир иной. Я чувствовала себя очень, очень, очень плохо! Моя боль была неописуемой, ее нельзя выразить словами. Поэтому я не стала ничего объяснять, проигнорировав вопрос.
Мы прошли на кухню - излюбленное место посиделок пенсионеров. Серафима засуетилась, но я ее остановила.
- Я ничего не хочу! - Хозяйка недоуменно уставилась на меня, не понимая причину моего визита. - Как ваше здоровье? - Задав этот вопрос, я понимала: монолог Серафимы займет не меньше часа, но я вытерплю, главное, чтобы поток красноречия не иссяк. Толкни ком с горы, он и покатиться...
- Да, какое там здоровье! - отмахнулась пожилая женщина... Я отключилась, не забывая покачивать головой в знак согласия. - ... А на врачей какая надежда! - Нужное слово-пароль вернуло меня на кухню соседки.
- Серафима Ильинична, - осторожно начала я, обволакивая ее ласковым голосом. - Вы вчера что-то сказали о враче, который приходил к бабушке?
Женщина наморщила лоб: сразу переключиться с себя любимой на другого человека ей было тяжело.
- В белом халате, - медленно выговаривая слова, подсказала я.
- А-а-а, - протянула Серафима. - Бабушка всегда говорила о соседке, как о человеке недалекого ума, но будем надеяться, что я не задала архисложный вопрос. - Был, был врач! - Наконец, заявила она, а я заерзала на стуле.
- Вы... его знаете?
- Так я его не рассмотрела, видела только со спины. Слышу, - произнесла она заговорщицким шепотом, - по лестнице кто-то поднимается, я прильнула к дверному глазку, вижу, высокий мужчина в белом халате замер возле двери Нины, постоял немного, а потом позвонил, раз, другой. Мы же старые, слышим плохо, да, и ноги болят. Пока дошаркаем... Вот и Нина долго не открывала, а потом распахнула дверь, а этот, в белом халате, и говорит: "Здравствуйте, Нина Степановна, что же вы в районную поликлинику не приходите? Вы же у нас стоите на учете!"
- А вы... хорошо расслышали? - вкрадчиво поинтересовалась я, вспомнив недавнее заявление о плохом слухе.
- Он говорил громко, видно привык иметь дело со стариками.
- А потом?
- Потом Нина спросила с удивлением: "Так вы решили сами ко мне придти?" И впустила его в квартиру.
- Долго он там пробыл?
- Я его прозевала, - вздохнула Серафима. - Новости начались по второму каналу, я и заслушалась.
- А вы случайно не обратили внимания, машина "скорой помощи" не стояла у подъезда?
- Но он же из поликлиники!
- Я не так выразилась. Может, заметили чужой автомобиль во дворе?
- Сейчас этих автомобилей развелось, весь двор заставили! И не знаешь, где чей! - раздосадовано заметила пожилая женщина.
- Понятно, - вяло отозвалась я. - Значит, бабушка врача не вызывала, он сам к ней пришел. Из районной поликлиники. Пришел и назвал ее по имени и отчеству...
- Я редко туда хожу и не могу с уверенностью утверждать, но мне кажется, я его там не видела, - трагическим шепотом произнесла Серафима.
- Поликлиника большая, - протянула я, - всех врачей вы знать не можете.
- Но он точно не наш участковый терапевт!
- Нина состояла на учете у эндокринолога.
- А у нас их два и обе женщины: одна молодая, а другая... постарше.
- Предположим, это был практикант? Пришел в нашу поликлинику на стажировку, вот его и отправили с обходом, врачам недосуг таскаться по микрорайону, а его надо чем-то занять, - выдала я быстро придуманную версию, в которую сама не очень верила. Я не припоминаю, чтобы к бабушке на дом приходил эндокринолог. Терапевт по вызову - это понятно, а эндокринолог... Только с подачи того же терапевта, если он посчитает этот визит необходимым.
- Саш, а почему ты интересуешься этим доктором в белом халате?
- Сама пока не знаю. В последнее время Нина чувствовала себя нормально, почти не жаловалась на здоровье. Накануне я была у нее, мы долго разговаривали, вспоминали деда, смотрели фотографии.
- Может, разволновалась после воспоминаний?
- Не знаю, - пожала я плечами. - Но мама ей звонила вечером, интересовалась ее самочувствием, и она заверила, что все хорошо.
- Не хотела волновать?
- Не думаю. Она всегда рассказывала о любом недомогании, даже незначительном.
- Не знаю, чем тебе помочь, - расстроилась Серафима.
- Вы ее в тот день больше не видели?
- Нет. Только в дверной глазок, когда доктор пришел. И мне показалось, что она выглядела вполне здоровой, насколько я могла заметить за то короткое время. И голос у нее был бодрый. Но сочетание возраста и здоровья у людей нашего преклонного возраста - понятия мало совместимые.
- А в котором часу приходил врач?
- Когда же это было, - задумалась она. - Около одиннадцати! Точно! Я же говорю, по второму каналу начались новости!
- По российскому?
- Да! - кивнула Серафима. - А за ним - сериал...
- Спасибо, - поспешила я поблагодарить хозяйку, не желая слушать про сериал.
Попрощавшись с соседкой, я несколько минут постояла на лестничной площадке перед дверью бабушки, не решаясь войти.
- И что мы имеем? - решила я подвести итог нашей беседы с Серафимой. - Мы имеем мужчину в белом халате, назвавшимся врачом из районной поликлиники. Если у него был обход больных, стоящих на учете, то он должен был посетить всех, а не одну Нину. - Я развернулась на сто восемьдесят градусов и приложила палец к звонку. Дверь снова открылась. - Серафима Ильинична, еще один вопрос. Скажите, никто из жильцов вашего дома не рассказывал о посещении врача... без вызова? Это такая редкость, что кто-нибудь обязательно похвалился бы нежданной заботой.
- Никто, - после некоторого раздумья ответила соседка.
- Вы не знаете, кто еще состоит на учете у эндокринолога?
- Паша из первого подъезда! - пораскинув мозгами, заверила она.
- И все?
- С сахарным диабетом у нас только Нина и Паша, остальные сердечники и гипертоники, - доложила Серафима.
- И то, слава богу! - вздохнула я и отправилась в первый подъезд.
Выслушав охи-ахи еще одной приятельницы моей бабушки, я поинтересовалась.
- Па... Прасковья...
- Павлина Игоревна, - подсказала та. Мне захотелось проверить: есть ли у достопочтимой дамы красивый хвост? Я даже попыталась заглянуть ей за спину... Да, защитная реакция моего организма работала без сбоев!
- Павлина Игоревна, - медленно выговорила я. - К вам не приходил врач из поликлиники?
- Когда?
- Три дня назад.
- Нет, а почему ты спрашиваешь?
- К бабушке приходил врач, сказал, что он из нашей поликлиники, обходит всех, кто состоит на учете у эндокринолога. Я и подумала...
- Вот, сволочь! Два человека в доме с сахарным диабетом, а он... - задохнулась от возмущения пожилая женщина.
- Успокойтесь, - призвала я. - Еще неизвестно, откуда этот врач и зачем приходил, - попыталась я успокоить разгневанную старушку.
- Как... откуда? Ты же сама только сказала, что он из поликлиники.
- Не знаю, - пожала я плечами. Сегодня я занимаюсь гимнастикой для плечевого пояса...
- Причину смерти Нины установили? - в лоб спросила Павлина Игоревна.
- Отказала поджелудочная железа.
- Ее вскрывали?
- Нет.
- Значит, это отписка! Они посмотрели ее историю болезни, узнали о сахарном диабете, которым она страдала более двадцати лет, и написали причину смерти.
- Вы так думаете? Может, они определили по каким-то симптомам?
Павлина вздохнула и с участием посмотрела на меня.
- Причина теперь не важна, главное - Нину не вернешь...
- Не вернешь, - согласилась я, а про себя подумала: Но я должна все выяснить!
Напоследок я узнала фамилию врача-эндокринолога, к которому был прикреплен дом моей бабушки, и отправилась в поликлинику. Можно проехать две остановки на автобусе, а можно пройтись пешком. Я выбрала второй вариант...
Посещение районной поликлиники окончательно запутало меня. Как я и ожидала, никто к моей бабушке не посылал мужчину в белом халате: ни врача, ни практиканта. Да, и медиков-мужчин можно было пересчитать по пальцам, а в рядах эндокринологов они, вообще, не числились.