Оторвы с улицы Л
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Соломкина с Тюльпановой - затейники, они всегда придумывают какие-нибудь игры и наживают себе врагов.
|
Так уж, видно, на роду
Нам написано резвиться
Сколько есть недель в году -
И нельзя остановиться...
/ Иоганн Гете /
Обожаю первое декабря. Спросите, почему? Сама толком не знаю. Это не связано с наступлением зимы. Я, вообще, не переношу холод, пронизывающий беспринципный ветер, пренебрегающий любым видом верхней одежды и приникающий под нее. Он опоясывает тебя ледяной лентой, словно выступает на соревнованиях по художественной гимнастике, сам придумывает классическое произведение с нагнетанием звука и заставляет слушать, а тебе никуда не деться от его исполнений. Музыка вихря звучит в ушах до тех пор, пока ты не скроешься от нее в теплом месте, лучше в собственной квартире, где окружают другие, ласковые и знакомые звуки, которые помогут расслабиться.
Но я отвлеклась... За что же я люблю первое декабря? Уж, точно не за то, что ровно через месяц наступит Новый Год. В отличие от многих людей, я не понимаю этого праздника. Недели за две начинается массовый психоз: народ закупает все подряд, будто на носу конец света или на город идет ураган "Снегурочка", о чем заранее предупредила заботливая МЧС, и порекомендовала не покидать своих квартир в первых числах приходящего года. В связи с чем, все население решило забить холодильники, лоджии (хорошо, что на улице -10) и другие подходящие места съестным боекомплектом в виде деликатесов и прочей ерунды, которая в изобилии представлена на полках супермаркетов. Ненавижу глупую суету и не понимаю, зачем две недели скупать все подряд, несколько дней готовить, заставить яствами стол, усесться перед этим кулинарным великолепием и втягивать в себя все подряд, подобно пылесосу. Но это еще не все. По прошествии нескольких дней, когда холодильник облегченно вздохнет, народ потянется к аптекам, где станет приобретать средства для пищеварения, потому как желудок, обадлевший от количества и разнообразия, отказывается принимать продукты, которые еще сидят и ждут своего часа. Ну, не выбрасывать их, в самом деле, тем более, что "уплОчено!". Лучше смерть от обжорства, чем сделать подарок мусорному контейнеру.
Итак, снова возвращаюсь назад, к первому декабря... Я люблю, когда долгота дня увеличивается. Октябрь и ноябрь рвут мою душу своим наглым захватом. Каждый из них норовит урвать от короткого светового промежутка огромный кусок. Я с неудовольствием замечаю, что каждый прожитый день ощутимо короче предыдущего. Это меня гнетет, давит на психику и превращает в ворчунью, хотя, на самом деле я веселушка-хохотушка. Накануне первого декабря осень, прихватив туманную серость и мокроту, нерешительно уходит, и ей на смену приходит легкомысленная зима, которая еще не осознает, что надо ковать землю и издеваться над молодежью, пренебрегающей натуршубами до пят и мохнатыми шапками, закрывающими половину лица. А это очень важно - вдруг мимо пройдет твоя судьба, а ты не заметишь. Увидишь одну нахлобученную до носа шапищу, похожую на приболевшего ежа с мягкими иглами. Девушка-зима берет под уздцы календарного коня, он замедляет бег, декабрьские дни топчутся на месте, лишь изредка делая шажок назад, а после и вовсе останавливаются на некоторое время, начиная с семнадцатого, когда красавица Варвара решается на беспрецедентный поступок и "обрывает ночь". И затем я начинаю блаженствовать - перекидываю лист календаря и вижу, как день робко прибавляет к себе минуту, две, и пошло-поехало! Моя жизнь пробуждается от зимней спячки!
Вот за это я обожаю декабрь! Меланхолия и грусть прячутся в сейф на хранение, который в свою очередь выдает мне кредит радости и позитива.
Я снова превращаюсь в оторву, как меня с детства прозвали жители нашего дома, расположенного на улице Ленина. И не только я, но и моя ближайшая подруга Катька Тюльпанова, с которой мы знакомы... Даже страшно вслух произнести... Если нам по двадцать шесть, а познакомились, когда пришла пора иди в детский сад, то можно легко сосчитать - мы дружим почти двадцать три года. С тех самых пор, как нас привели в дошкольное учреждение "Чебурашка" с разницей в один день. Я уже была старожилом, проведя самый несчастливый день своей жизни в саду, где на завтрак дали манную кашу с плавающим сверху куском масла, от вида которого мне сделалось дурно, на обед - вермишелевый суп с темными крапинками жареного лука с ужасным запахом, после... Бр-р-р, не хочу вспоминать. В тот день я поняла, что счастливое детство безвозвратно ушло, и на следующее утро предприняла попытку сказаться тяжело больной, повторив действия Карлсона. Но мой отец, Петр Алексеевич Соломкин, не превратился в Малыша и не повелся на мои стоны, заставил быстро собраться и повел в ужасное место, где на стене нарисовано лопоухое симпатичное существо, не указанное ни в одной энциклопедии.
В тот день в младшей группе появилась новая девочка, я то была уже со стажем в девять часов, которые надо умножить на три в виду вредных условий и жуткой еды, отвергнутой моим организмом. Остальные дети не брезговали тарелкой каши с желтым островом посередине, горелым луком и другими прелестями общепита. Новенькая со слезами взирала на горку серого пюре, заменившего вчерашнюю манку. Я ободряюще ей кивнула и вытащила из сумочки, с которой не расставалась, вызывая зависть девочек и интерес мальчиков, две конфеты. Катя протянула руку, улыбнулась сквозь слезы, но я отрицательно покивала головой.
- Это для Вовки, - прошептала я и зыркнула в сторону упитанного соседа за столом, уминавшего за обе щеки свою порцию.
- Почему? - удивилась Тюльпанова, неотрывно следя за конфетами в красочных обертках, занявшими всю мою ладошку.
- Если мы...это не съедим, нам за пазуху засунут. - с умным видом заявила я, указывая на содержимое тарелки. Отсидев вчерашний срок в девять часов, я своими ушами слышала, как воспитательница, похожая на домомучительницу, но без клетки с котом, грозилась проделать со мной вышеописанную процедуру.
Катерина содрогнулась, оценила невзрачную горку пюре, половинку сардельки и с отчаянием в голосе сказала.
- Я не смогу это проглотить.
- Вчера за меня все Вовка съел, - вздохнула я, сомневаясь в способностях мальчика, больше походящего на пупса в перевязочках, расправиться с дополнительными двумя порциями.- Хорошо, барбариски в сумке нашлись. Вова согласился на обмен, но предупредил, что предпочитает шоколад.
- А я сосательные больше люблю, - с надеждой в голосе доложила новая подруга.
- Я тоже, - сосредоточенно кивнула я, подмечая, как мальчик-пупс соскребает с тарелки остатки пюре. - Пора! - громким шепотом заявила я и подвинула к Вовке свою тарелку, присоединив к ней конфету. Обжора быстро спрятал в карман сладость и принялся за второй завтрак.
- Боюсь, моя порция в него не влезет, - прошептала Катя и перевела взгляд на четвертого члена нашего стола. Это был Федька Мазуров, шклявый пацан с рыжими вихрами и лицом, припорошенным веснушками.
- Будешь? - спросила я, кивая на тарелку подруги и показывая конфету, которая превратилась в маятник, зажатый в моих пальцах.
- Только сардельку! - насупился Федор, следя за движением маятника, подобно моему будильнику, где глаза кота двигались в секундном ритме.
- Не выйдет, - вступила в переговоры пришедшая в себя Тюльпанова. - Или все, или ничего!
- Ладно, - согласился сладкоежка и принялся за работу. Мы произвели обмен, придвинули к себе пустые тарелки и получили похвалу домомучительницы.
С этого дня берет начало наша дружба с Катериной. Помните, у детского писателя Носова: "Мы с Валей затейники, мы всегда придумываем какие-нибудь игры"... Это про нас с Тюльпановой. Только за эти развлекательные игры, мы получаем тумаки и шишки, но не унываем, а продолжаем озорничать. Наши родители так были рады нашей дружбе, что решили соединиться в одном доме - Тюльпановы переехали к нам на улицу Ленина, в дом номер тридцать восемь, где мы живем до сей поры.
Что только мы не придумывали! Про кошелек на веревочке рассказывать не буду, старая шутка, но на нее легко ловились алчные личности, типа нашей соседки бабы Вари, любительницы потаскать нас за уши. Мы не ябеды, жаловаться на дерзкое поведение пожилой женщины не стали, но мой любящий родитель застал Бабу Варю за физической расправой над нами, освободил нас от ига особы без чувства юмора и пригрозил.
- Если Вы, Варвара Ивановна, еще раз тронете пальцем Машу или Катю, то я Вас собственноручно зарою в яме, но предварительно помещу в канализационную трубу!
Бабка стала верещать и перечислять наши неблаговидные, по ее мнению, поступки, на что мой папа, большой начальник над всеми коммунальными службами, веско заявил, ухватив соседку за костлявый локоть.
- Алчность до добра не доводит!
- А Вы... неправильно воспитываете детей! - писклявым голосом произнесла она и попыталась высвободиться.
- Чья бы корова мычала, - прошептала мне на ухо Катерина. - У самой сынок из тюрем не вылезает.
- Угу, - согласилась я, исподлобья наблюдая за разбором нашего воспитания.
Отец, словно услышал нас, и с ядовитой улыбкой произнес.
- Надо руководству колонии, где сидит ваш прилежный сынок, написать, чтобы прислали Вам благодарственное письмо за отличное воспитание Кузнецова Михаила... Как его отчество?
- Евграфович, - ляпнула, не подумав, образцовая мать.
- Так что скоро грамоту получите за отличное воспитание Михаила Евграфовича Кузнецова. - с напускным почитанием сказал отец. - Сколько ему годков стукнуло? - Баба Варя недобро зыркнула на соседа. - Наверное, под сорок... Из них всего лет пятнадцать на свободе побыл.
- Восемнадцать, - поправила Кузнецова и поджала губы.
- Весомая поправка, - согласно кивнул Соломкин. - А если бы своему сыну уши сворачивали, глядишь, почаще виделись.
- Ты меня не учи! - с ядом в голосе заключила пожилая женщина. - Вот Мишка выйдет, я ему все скажу.
- Как выйдет, так и зайдет! - на ходу отчеканил отец, взял нас за руки и повел домой, не забыв прочитать лекцию об умении вести себя в обществе.
Не думайте, что мы себя почувствовали победителями и стали вести себе бесшабашнее. Я знала, как спокойный и рассудительный папа не любит вступать в перепалку с соседями, просто его повергла в шок физическая расправа надо мной и Катькой. Он меня никогда пальцем не тронул, хотя, я частенько этого заслуживала. Не читал нудных нравоучений, легко залетающих в одно ухо и вылетающих через другое. Он объяснял, что такое "хорошо" и почему это хорошо, а если произносил слово "нельзя", то присовокуплял к нему пояснение, чтобы оно не звучало пустым звоном. Я внимательно выслушивала отца, мысленно оценивала свое неправильное поведение, ставила дрожащую троечку и сама себе обещала исправиться. Хватало дня на три-четыре, после чего на меня накатывало желание порезвиться, и мы с Катькой придумывали очередной розыгрыш, не ограничивающийся одноклассниками. Мы имели наглость подключить и педсостав, конечно, не весь, но особо нелюбимый. Инициаторами мы были по очереди, уж так получалось без договоренности. В шестом классе мы подшутили над учительницей географии. Но об этом после.
Сначала я хочу рассказать о побеге, который мы предприняли в сентябре, едва переступив порог второго класса.
В ту пору нам с Тюльпановой стукнуло по восемь лет. Может, после каникул мы не могли вклиниться в учебный ритм, может, нас потянуло на приключения, но однажды утром у Катерины родилась интересная мысль, о чем она поведала мне по дороге в школу.
- Машка, я хочу в космос полететь, - заговорщицки произнесла она, словно предложила всего лишь прогулять уроки и сходить в кино.
- В космос?! - удивилась я, в голове зазвучала музыка из фильма "Отроки во вселенной", сразу нарисовался образ девочки в серебряном скафандре, стоящей на лестнице, которая прямиком вела в космический корабль. Конечно, это была я, Мария Петровна Соломкина. Я улыбалась и махала рукой, и телевизионные станции всего мира транслировали этот незабываемый репортаж. - Но как нам попасть в отряд космонавтов? - деловым тоном спросила я, будто вопрос не стоил выеденного яйца и у Тюльпановой был разработан молниеносный план.
У Катьки, действительно, был гениальный план, которым она поделилась со мной.
- Мы опередим космонавтов, проникнем в космический корабль, найдем укромное место и спрячемся, а когда нас обнаружат, будет уже поздно возвращать на землю.
В нашем воображении космический корабль походил на комнату круглой формы, где установлены кресла и мониторы. Знания мы почерпнули из любимого мультфильма "Тайна третьей планеты".
Тюльпанова заметила в моих глазах сомнение, хмыкнула и заявила.
- Если ты боишься, так и скажи!
- Я не боюсь! - задорно заверила я, спрятав глубже страх. - Но сможем ли мы найти место, которое укроет нас обоих?
Катерина нахмурилась, придвинулась ко мне вплотную, треснула меня по макушке ладонью и сдвинула ее в свою сторону, оценив мой рост, походивший ей до виска.
- Мы же маленькие, - жалобно протянула подруга, словно выпрашивала милостыню. В этом у нас тоже был опыт: летом мы играли в попрошаек, обезобразив новые платья. Но молоденький милиционер вмешался в процесс зарабатывания карманных денег, и отвел в отделение, куда были вызваны наши родители. После чего нас отмыли, принарядили и отвели в кафе, накормив до отвала мороженым, пирожными и залили все это несколькими литрами лимонада, посчитав, что девочек нужно иногда баловать, тогда и эксцессов не будет. Но при этом напомнили, что кидать тень на репутацию родителей не стоит.
- Это ты к тому, что... нас в тюрьму не посадят? - испуганно прошептала я и закусила губы, спрятав их в недрах рта. Перед глазами предстала камера, где на странном сооружении, больше походившем на куриный насест, сидели люди в полосатых робах, одним из которых был Мишка Кузнецов, сын бабы Вари, и мы с Катериной, осунувшиеся и... беззубые.
- Придурашка, ты Машка! - складно обругала меня добрая подруга. - Это я к тому, что мы найдем, где спрятаться.
Отступать было нельзя, тем более идея была заманчивой.
Две недели мы тайно сушили сухари и готовили провизию, складывая все в рюкзаки под кроватью. Когда они были туго набиты, мы решили - пора! Конечный пункт был известен - Байконур, время побега мы назначили на раннее утро пятнадцатого сентября.
- Совсем скоро мы будем смотреть на землю через иллюминатор! - уверенно говорила Тюльпанова и закатывала к небу глаза. Я тоже устремляла свой взор в манящее голубое пространство без конца и края, щурилась, выискивая нужную орбиту. Желание появиться на первых страницах газет и прославиться, увело из головы последнюю умную мысль о горюющих родителях, которых мы, естественно, в свои планы не посвятили.
Ехать мы решили на поезде, насмотревшись фильмов про беспризорников, путешествующих под вагонами. Но это было во времена гражданской войны. Сейчас приткнуться было негде. Наше брожение по путям с рюкзаками за спиной быстро заметили, пришлось включать космическую скорость и прятаться в заброшенном здании, которое оказалось обитаемым. Оказывается, в наше сытное время тоже существуют беспризорные дети, не желающие жить в домах-интернатах или совместно с пьющими родителями. Мы быстро познакомились, поделились с ребятами съестными припасами и рассказали о своих планах, надеясь на помощь.
- Малы вы еще в космос лететь, - прогундосил Пашка по кличке Нос. Его так прозвали не потому, что его нюхательный аппарат был невиданных размеров, а в связи с его постоянной заложенностью. Такой вывод сделала Катерина и поделилась со мной. На удивление мальчишка был упитанным и вальяжным, будто не сидел полуголодным и оборванным, а пребывал в имении своей бабушки - помещицы, которая во внуке души не чаяла.
- Тоже мне, взрослый, - недовольно воскликнула я, вскочила с шаткого табурета и встала в позу сахарницы.
- Мне двенадцать лет, - усталым голосом произнес "старик", за спиной которого тянулась полная лишений жизнь длинною в век.
- Подумаешь,- протянула Катька, передернула плечиками и взялась на лямки ранца. - Пойдем отсюда, Маша! А я хотела этих людей включить в группу!
Я соловело уставилась на нее, пожелала вставить веское слово и напомнить, что космический корабль не резиновый, но Тюльпанова мне незаметно подмигнула, дескать, не спорь, так надо.
- Да, Катя, пойдем! - подхватилась я. - Эти люди недостойны лететь в космос.
- Да, ладно, - хмыкнул Нос, - чего сразу обижаться! Не надо отказывать опытным людям, которые смогли проехать зайцем тысячу километров и оказались в этом городе.
- Это ты про себя, что ли? - приостановилась я, зацепив рукой резвую подругу.
- А то про кого еще?! До Байконура вам без моей помощи не добраться. - с чувством собственного достоинства заметил Нос.
Мы понимали, что он прав, но сдаваться не собирались. Зачем нам нагрузка в виде четверых ребят, двое из которых младше нас? Мы остановились в нерешительности, ожидая следующих предложений, но тут самый младший мальчик по имени Петюня вдруг заплакал так надрывно, что мы приготовились сразу поддержать его в этом порыве.
- Ты чего? - спросил Нос, присаживаясь рядом с мальчуганом и притягивая его к себе, наподобие заботливой матери.
- Не хочу, чтобы они уходили-ли, - завывал Петя, поворачиваясь в нашу сторону, - хочу еще конфет и пряников-в!
Мы с Машкой дрожащими от волнения руками достали из рюкзаков сладости и выложили перед чумазым малышом.
- Мы не уйдем, - заверила его Тюльпанова, села на колченогий стул и кивнула на мой "трон", который я покинула пару минут назад. Я опустилась на табурет и осторожно подавила в себе тяжелый вздох.
Хорошенькое дельце, - подумала я, поймав на себе насупленные взгляды мальчишек, не предвещающие райской жизни. - Вместо космоса мы оказались в банде малолетних преступников, которые могут сделать с нами все, что угодно.
- Я тоже хочу пряникоф и конфет, - с трудом выговорил другой малыш, прозванный Фификом, за смешное произношение буквы "Ф". Он ее словно фыркал и выталкивал из себя.
Катька барабанила пальцами по коленкам и кидала на меня намекающие взгляды, смысла которых я пока понять не могла.
- Полет в космос придется отложить, - задумчиво произнесла она.
- По... - начала я и смолкла, уничтоженная огневым залпом янтарных глаз.
- Ослабленных туда не берут, - пояснила она и пощупала ручку-веточку Петюни в том месте, где должен быть бицепс. Затем повернулась к главарю, - слушай, Паша, вы с Верзилой, - она кивнула в сторону рослого черноголового мальчишки, который обосновался в компании недавно и не приобрел запущенного вида, - себя сами до нужной физической формы доведете, а Петюню и Фифика мы с Машей возьмем с собой.
- Куда это? - буркнул смуглый Верзила, похожий на цыганенка, и загородил своим телом выход из заброшенной комнаты.
- Моя семья примет Петюню, а семья Марии - Фифика. Мы их отмо...откормим, - поправилась подруга, а уж потом можно всем вместе лететь.
- Сначала до Байконура надо добраться, - напомнил Нос, не желая выслушивать поучения какой-то малолетней выскочки.
- Вот ты и придумаешь, как туда доехать, - без сожаления отдала власть хитрюга Катерина.
- У тебя дома есть еще конфеты? - спросил Петюня для вида. Он готов был идти с нами куда угодно, лишь бы о нем заботились, читали на ночь книжки, целовали и желали хороших снов. И не забывали укутывать в одеяло, чтобы не зябнуть, а мерз малыш постоянно.
Фифика на привокзальной площади оставила непутевая мать. Пашка сжалился и привел его к себе. А Петюня и вовсе обязан ему жизнью: его Нос вытащил прямо из-под колес локомотива. Где его родители, мальчик не помнил, как не помнил, как оказался на путях.
- Может, из вагона выпал, - предположил Верзила.
- Кто его знает, - пространно рассудил Пашка и приютил подкидыша.
Теперь он хотел избавиться от обузы, но идти на уступки двум чистеньким выскочкам тоже не желал. В голове метались идеи, подобно распустившемуся подсолнуху с молодыми семечками, неотрывно вращающемуся за дневным светилом. Нос водил взглядом по девчонкам-озорницам, пренебрегшим домашним уютом и родительской заботой.
Наверное, предки с ног сбились, разыскивая дочек, а они слетелись на опасный огонек, как неразумные мотыльки. Надо бы этим мотылькам крылышки опалить, - подумал двенадцатилетний отпрыск, - за этих девчонок можно выкуп взять, - решил он, но быстро передумал - опыта в таких делах у него не было. Это не кошельки по карманам тырить или чемоданы у зевак из-под носа уводить. Ладно, соглашусь с их предложением, но прегражу расплатой, если они проболтаются про меня и Верзилу...
Нос легким движением достал из кармана обветшалых брюк складной нож, раскрыл его и с независимым видом стал поигрывать. Мы с опаской следили за острым лезвием и ждали продолжения.
- Петюня и Фифик, пойдете с ними! - приказал он, не поворачиваясь в нашу сторону. - А вы... на время забудете о нашем существовании. Через месяц встречаемся на этом самом месте! - в подтверждении своих слов Пашка воткнул нож в прогнивший пол. И не забудьте деньги прихватить! Без бабок мы до Байконура не доберемся.
Мы не стали спорить, прихватили малышей и рюкзаки и посеменили к выходу. Верзила посторонился, но пронзил нас таким "приветливым" взглядом, что мы снова вспомнили о космической скорости...
Катерина первой заметила мечущихся по двору родителей. Мы испуганно переглянулись, вздохнули и потопали навстречу всеобщей радости, которая закончилась головомойкой в прямом и переносном смысле. Мамы и папы были обескуражены не столько нашим поведением, сколько удивлены внешним видом малышей, несущих на себе "все виды существующих инфекций", как выразилась моя мать, врач-терапевт по профессии и призванию. Петюню и Фифика отмыли, накормили и отвели в милицию, откуда их переправили в детский дом. Мы с Катериной заявили, что подобрали мальчиков на вокзале, опустив рассказ про Пашку и Верзилу.
На что купилась милиция, на то не отреагировал мой отец, который устроил нам настоящий допрос. Недолго сопротивляясь, мы все выложили. Почти.
- Мальчиков надо спасать, - сказал папа, имея в виду Пашку и Верзилу, и посмотрел на отца Катерины - Сергея Сергеевича, кандидата математических наук.
- Иначе их ждет участь Михаила Кузнецова, - поддержал Тюльпанов Соломкина.
Да, Мишка был "звездой" нашего дома: о чем бы местное население ни разговаривало, сводилось все к нему. Тем более, упомянутый Кузнецов на днях нарисовался на пороге собственного дома, и не один, а в обществе молодой девицы с животом - арбузом, с которой он якобы познакомился по переписке. И так заинтересовал девушку своим витиеватым слогом, что та несколько раз приезжала к нему на свидание, а в результате образовалась семья.
- Это у нее водянка, - высказалась я, сосредоточенно изучая круглый живот.
- Сама ты, водянка, - возмутилась всезнайка Тюльпанова, - она ребенка ждет! Я сама слышала, как баба Варя соседкам рассказывала.
Я пооглядывалась по сторонам, изучая обстановку во дворе, словно хотела прикинуть, чем облагородить квадрат, огороженный четырьмя домами, в ознаменование прибытия детеныша Кузнецова.
- Отсталый ты, Мария, человек! - вздохнула подруга и просветила, откуда берутся дети. Я сделала вид, что давно осведомлена, уже лет пять, не менее, и перевела разговор на более животрепещущую тему. О врагах - беспризорниках мы отцам поведали, но пока держали в тайне место их пребывания.
- Надо сказать правду, а то Пашка с Верзилой проникнут к нам в квартиру под покровом ночи и... и... горло всем перережут! - к доселе нетравмированном горле заскребло, будто туда опустили колючий ершик, к глазам подступили слезы - умирать в расцвете лет не хотелось.
- И Гитлер капут, - невесело заключила Катька, пораскинула мозгами и согласилась. - Лучше пусть они в колонии посидят. Поумнеют и... забудут про нас, - шепотом добавила она.
Как оказалось, на днях Пашку задержали милиция, когда он улепетывал с чужим чемоданом в руках. Об этом рассказал Верзила, когда мы не придумали ничего лучше и сами пришли в логово врага, предложив ему, врагу, сдаться. Иначе... И помянули родную милицию.
- А это видали? - парень сунул нам грязный кукиш, водя им, как шлангом при поливе, - не дождетесь! - он выглянул в разбитое окно, ожидая увидеть выставленное окружение, облегченно вздохнул, пригрозил нам расправой и мгновенно исчез, как легкое облачко под действием сильных воздушных масс.
После этого мы передумали отправляться в космос и, вообще, сбегать из дома.
Мы перешли к безобидным розыгрышам, на наш взгляд, чего не скажешь о географичке, прозванной Мымрой Крысовной, которая была безответно влюблена в учителя физкультуры. На самом деле ее звали Мариной Кирилловной, но об этом вспоминали только на уроке.
Маленькая, вечно кутающаяся в пуховые платки училка не вызывала жалости ни своим видом, ни отсутствием личной жизни, о чем знала вся школа. Коллеги не пытались свести два одиночества и одно целое, потому что сами заглядывались на бравого физкультурника Дениса Лазаревича Гвоздикова, поражающего своими бицепсами, белозубой улыбкой и горящими, как светлячки, глазами, остро реагирующими на движущийся предмет в миниюбке. Но не в пуховом платке. Девочки школьницы возненавидели географичку за несправедливость, особенно это касалось школьных красавиц, к которым принадлежала моя подруга, расцветшая к двенадцати годам подобно реликтовому цветку. Катерина готовилась к каждому уроку так, будто это был решающий экзамен в ВУЗ, но получала только трояки. Надо признаться, что отличницами мы с Тюльпановой не были и не стремились ими стать, но в наших дневниках пятерки преобладали над четверками, троек не было и в помине. До тех пор, пока в наш класс не пришла Мымра Крысовна. Продвинутые родители Кати не журили дочь за "уды" по географии, но она сама злилась, однажды не выдержала и вступила в спор, за что получила красивенькую двоечку, плывущую по волнам строки с указанием нелюбимого предмета.
- Я пойду к директору! - возмущалась поверженная Тюльпанова по дороге домой. - Пусть он заставит Мымру исправить оценку!
- Не выйдет, он не станет ронять ее авторитет и убеждать нас в ее неправоте, - веско заметила я. - Надо ей красиво отомстить. Разыграть так искусно, что она сама из школы вприпрыжку убежит.
Кнопки на стульях, меловые аппликации остались в далеком прошлом. Мы договорились завтра выдать каждый свою версию, выбрать лучшую, на том и расстались у моего подъезда.
На следующий день я предложила написать географичке записку от имени физкультурника, где он ей назначит свидание, она принарядиться, придет в назначенное время, но кроме учеников нашего класса, праздно разгуливающих на набережной, никого не увидит.
- Мы будем ходить парами и хихикать, - улыбаясь во весь рот, сказала я.
- И это заставит Мымру уйти из школы? - недоверчиво спросила Катерина.
- Почему, нет? - удивилась я, сменив улыбку на напряженное ожидание. На лице подруги просматривалась новая неординарная идея по жестокому розыгрышу Мымры Крысовны, на жалость к одинокой женщине давить не следовало: она успела досадить Тюльпановой до такой степени, что та забыла о чувстве снисхождения.
- Говоришь, написать ей записку от имени Дениса Лазаревича? - задумчиво протянула подруга и скоординировала свой план розыгрыша.
Для начала мы должны были изучить почерк Гвоздикова. Катька обладала способностью легко копировать чужую писанину. В то время мы еще не знали, что через пять лет нас примут с распростертыми объятиями на журфаке, а еще через пять мы станем дипломированными журналистами. В тот день мне впервые в голову закралась неприятная мысль, что закончим мы свою полную приключений жизнь в местах далеких от нашего зеленого, красивого и гостеприимного города.
Тюльпанова вчитывалась в фамилии учеников нашего класса, будто впервые их видела, и перед ней поставили нелегкую задачу - запомнить их в кратчайший срок. Она делала пометки в блокноте, затем сказала веское "ага" и призадумалась. Мы вместе выработали текст послания, после чего Катя перешла к вдумчивой переработке собственных каракуль в еще более коряво-забористый почерк Дениса Лазаревича.
Когда записка была готова, мы поступили просто - вложили ее в журнал на станице с указанием урока географии, выискав в расписании четкое следование предмета Мымры за уроком физкультуры.
Замотанная в платок Крысовна, не заметившая за окном наступление головокружительного мая, открыла журнал и увидела вложенный лист бумаги, развернула его и стала читать. Ее лицо напомнило рака, который минуту назад забавно шевелил лапками, а после попал в бурлящий рассол и стал краснеть на глазах, отчего его собственные пучеглазые очи выкатились еще сильнее.
Мы внимательно следили за бегающими глазками Мымры Крысовны и подрагивающим листом бумаги в ее синеватых руках. Она прочла текст несколько раз, словно не поняла его сразу, аккуратно свернула, приложила пальцы к губам, будто ощутила легкое прикосновение объекта страсти, зарделась еще больше, наконец, заметила беснующийся класс и с мягкой до невозможности и непривычности улыбкой произнесла.
- Ребята, какой урок у вас был перед географией?
- Физкультура, - нестройно протянули мы, чем окончательно убедили учительницу, что записка написана физруком.
В послании Денис Лазаревич, естественно, объяснялся в любви, но намекал на собственную нерешительность, поэтому инициатором пробуждения их отношений должна стать Марина Кирилловна. А чтобы их роман завернулся в надежный узел, она обязана пройти тестирование, поклонник не настаивает на этом, но чувствует, что женщина подавляет в себе энергию, способную не только преобразить ее, но и накрыть взрывной волной обоих и отмести других поклонниц, которые сразу сообразят, что такая Решительная Индивидуальность им не соперница. Мымра должна была пройти три теста: на сообразительность, на смелость и на дерзость. Первый тест подразумевал внешнее преображение женщины, второй - всенародное признание в собственных чувствах, а третий - отчаянный поступок в присутствии многочисленных свидетелей.
Наше опасение вызывал тот факт, что географичка может отправиться к Гвоздикову за разъяснениями и испортить нам представление. Сначала она была несколько рассеянна, словно оставила в классе собственную оболочку, а душой улетела в спортивный зал, затем свела брови на переносице, что предполагало напряженную мыслительную работу, после которой складки на челе разгладились, и нам стало понятно, что тактика по пробуждению отношений и завязыванию их в тугой узел отработана.
В нашей школе стало традицией устраивать спортивные соревнования накануне всеми почитаемого Дня Победы. По окончании подводились итоги и вручались награды. Мы с Катериной всегда оставались за пьедесталом, не отличаясь особыми достижениями, тем более в день, когда все мысли сосредоточились в одном направлении: выгорит - не выгорит.
День выдался по-летнему жарким и душным. Было понятно, что погода взбунтуется и даст резкий разворот в обратную сторону. Но пока на небе зависло яркое солнце, давшее обещание держаться до конца.
В школе занятия отменили, и все преподаватели были задействованы в общем празднике, главным действующим лицом которого стала преобразившаяся Мымра. Она решила отнять от своего тридцатипятилетнего возраста ровно половину. Для этого нарядилась в короткие черные шортики, оголившие ее синюшные ноги с прожилками вен, розовый легкомысленный топик, под которым угадывался поролоновый лифчик, имеющий целью увеличить грудь на пару размеров, если учитывать, что она существует, но это не про Крысовну. Было заметно, что вчера женщина посетила салон красоты, где ей накрутили замысловатую прическу, больше соответствующую свадебному наряду, но не тинейджерскому.
- Уже под венец собралась, - прошептала мне на ухо Тюльпанова, сдерживаясь от хохота. Смех разбирал не только меня и мою подругу, все ученики исподтишка похихикивали, учителя удивленно пялились и возмущенно покачивали головами.
Мымра несколько раз продефилировала мимо Гвоздикова, но тот внимания не обратил, из чего она заключила, что пора переходить в следующему тесту, который должен стать более удачным.
Когда завуч школы начал подводить итоги соревнований, называя фамилии победителей в микрофон, географичка протиснулась вперед, выждала паузу, вырвала рупор своего будущего позора и громогласно заявила, что любит Дениса Лазаревича, причем давно, и думала, что безответно, но к счастью ошибалась. Тот лишь развел руками и пожал выдающими плечами. Но женщина не остановилась на достигнутом, быстро преодолела расстояние, разделяющее их, и смачно приложилась к устам мужчины, обхватив его лицо ладонями. Гвоздиков сначала замер от неожиданности, разведя руки в стороны, подобно готовому к бою петуху, а после взял ее за плечи и отодвинул от себя, приложив немалые усилия. Губы Мымры не хотели отрываться от сладких уст мужчины и продолжали тянуться к ним, сложившись в трубочку.
- Да что же это такое! - возмутился Денис Лазаревич, исполняя странный танец с дамой на вытянутых руках, упершихся в ее плечи. Крысовну не устраивало такое пионерское расстояние, и она попыталась его сократить до минимума, верчась ужом и сбрасывая захват с плеч. Мы с Катькой умирали со смеху, нам вторили ученики всей школы, чего не скажешь о педагогическом составе, включившимся в оборону физкультурника...
Наша вражда с географичкой закончилась ее капитуляцией. Думаю, она догадалась, кто был инициатором ее позора, потому что перед уходом Мымра подловила нас в коридоре и пообещала жестоко отомстить.
Не думайте, что я просто так решилась на воспоминание о детских каверзных поступках. Я готовлю вас к следующему этапу, где все вышеизложенное, по моему мнению, играет немаловажную роль. Но прежде я поделюсь еще одной историей.
Это было в прошлом году. Нам с Катериной в июне стукнуло по голове двадцатипятилетие, прямо бабахнуло со всей серьезностью, заставив подвести итоги бурной жизни. Для этого требовалась смена обстановки и свободное время. Мы оторвали неделю от отпуска и поехали в Абхазию. Не буду предаваться воспоминаниям, хотя, вспомнить было что. Мы так расслабились, что позабыли, с какой целью приехали. Нас окружали пальмы, манящее море, вкусные запахи, завистливые взгляды женщин и... строй мужчин, следовавший за нами, как рой пчел за миской меда.
Горячие абхазские джигиты нам стали докучать настолько, что мы решили себя обезопасить и завести романчик с парнями из Питера, давно намекающими на совместные прогулки. Курортный роман за собой ничего не несет, пофлиртовал, расстался и забыл. Сначала расставшаяся пара еще перезванивается, потом телефонное общение идет на убыль пока не сходит на нет. Лишь в редких случаях летний адюльтер круто меняет устоявшуюся жизнь. Или пытается сделать крутой вираж, если одна из половин сопротивляется. Мы с Катериной ничего менять не собирались, но ее новый поклонник со временем перешел к наступательным действиям. И не мудрено - на девушку с янтарными глазами и ореховым цветом волос, длинной до ягодиц, западал каждый мужчина, но не каждый решался подойти для знакомства, слишком отчужденным был ее взгляд, будто она пребывала одна в этом мире, закрывшись от всех непробиваемым прозрачным занавесом. Хотя, в первый прогулочный день Ростислав Пырлов сообщил, что этим летом собирается жениться на очаровательной девушке по имени Анфиса, намекая на непродолжительность увлечения и отрубая концы серьезных намерений, но вскоре сам забыл о чувствах к невесте. Его настойчивость Тюльпанову насторожила, и она предложила мне "сматывать удочки", на что я бойко откликнулась, не желая терять подругу, которая может сменить место жительства, перебравшись в северную столицу. Я не переполнилась ревностью, не боялась остаться одна, я была уверена, и Катька мое мнение поддерживала, что время для замужества еще не наступило. Мы не желали становиться серьезными дамами, обремененными мужьями и детьми.
- Я полная идиотка, - вздохнула Катька, когда мы сели в вагон поезда, - зачем я дала его номер своего мобильника?!
- Смени номер и все дела, - попыталась я успокоить расстроенную подругу.
- Не могу, - отрезала она, не вдаваясь в объяснения.
- Не волнуйся, Ростислав скоро забудет о твоем существовании. Вернется домой, увидит Анфису, и все вернется на круги своя.
Но я ошибалась. Парень мучил Катерину звонками, признаниями и угрозами прибытия в наш город.
- Но он не знает, где мы живем, - напомнила я, мысленно похвалив себя и подругу за скрытность.
- Было бы желание, - пространно заметила Тюльпанова, растеряв свою бесшабашную веселость.
- Тогда надо что-то предпринять! - Мы переглянулись, я заметила намеки огня в ее глазах и поняла, что скоро Пырлову придется собственноручно удалить номер моей подруги из своего мобильника...
Для содействия был приглашен Фил Николашкин, фотокорреспондент журнала, в редакции которого мы работали. Предварительно с него было взято обещание о неразглашении. Ему было все равно, что и кого снимать, лишь бы заниматься любимым делом.
Поздним вечером мы пришли к Николашкину домой, где он устроил собственную студию. Фотосессия заняла половину ночи, мы устали, но остались довольны результатом.
Вскоре я позвонила Пырлову и поделилась ужасной новостью - Катьку убили на пороге собственного дома. Боясь мщения с его стороны, я тут же заявила, что человек, совершивший это преступление, уже задержан. И добавила, испугавшись предложения приехать на похороны.
- Тело Катерины кремировали, а прах развеяли над гладью Дона, о чем она неоднократно просила при жизни. Так что не придется тебе, Ростислав, поплакать на могиле и положить букет цветов.
В подтверждении своих слов я послала MMS, где отчетливо была видна изломанная в невиданной позе кукла с лицом подруги с... разлитым кетчупом на груди.
- Нехорошо это, - бурчала я, в который раз рассматривая работу Фила Николашкина. - Как бы беды не накликать.
- Что за предрассудки, - отмахнулась Тюльпанова, опьяненная запахом свободы.
- Вдруг Ростислав приедет в наш город и случайно встретится с тобой? Ведь, вся наша жизнь состоит их случайностей, - философски рассудила я.
- Я сделаю вид, что впервые его вижу, а ты подтвердишь, что я... сестра - близнец погибшей Катерины, - быстро нашлась она. - К тому же давно и счастливо замужем, - опередила подруга мои поползновения напомнить, что парень может перекинуться на ее "сестру".
Мне осталось отбросить предрассудки и забыть о существовании Ростислава Пырлова.
Итак, возвращаюсь в сегодняшнее время. Наступил день пробуждения от спячки, который мы решили отметить в небольшом ресторанчике, где собиралась журналистская братия. Повеселившись, мы пешком отправились домой. Вдыхали пьянящий морозный воздух, ловили ртом легкие снежинки, дурачились и плыли на облаке счастья и беззаботности. Перед расставанием нам захотелось немного поболтать, и выбрали для пристанища наше любимое место - небольшую беседку, которая не могла нас согреть, но защищала от осадков. Время было позднее, поэтому двор встретил нас блаженной тишиной, даже резвившиеся каждый вечер подростки и те озябли и разошлись по теплым норкам. Я передернула плечами и взглянула на подругу, светящую в темноте ночи своей белой курточкой, купленной месяц назад. Мне хотелось домой, я продрогла, глаза слипались, а неприятный холодок в груди подсказывал - хватить бродить по улице в поисках приключений. Я намекнула Катьке, но та заявила, что желает поделиться со мной одним секретом, при этом вытащила из необъятной сумки фляжку с коньяком и сунула мне в руки.
- На, выпей, а то простынешь!
- Может, лучше по домам? - ныла я, бредя в полной темноте за подругой, уверенно лавирующей по тропинке, ведущий в наше уединенное место.
- Ты не хочешь услышать интересную историю?
- Хочу, но еще больше я хочу лечь в горячую ванну. - Моя нога на высоком каблуке поехала, и я едва не упала под голый куст сирени, но мне на помощь пришло нечто и сыграло роль упора. - Кать, у тебя есть фонарик? - Я знала, что у Тюльпановой всегда с собой есть набор разной ненужности, а иногда и нужности.
- Есть, а что случилось? - подруга успела отдалиться от меня на несколько шагов и теперь ее куртка маячила вдали, подобно парусу в море, над которым зависла темная дымка.
- Тут что-то лежит! - с опаской произнесла я, наклоняясь к заинтересовавшей меня куче.
- Ну, и пусть лежит, - отмахнулась Катерина, - может, это мусор? Ты хочешь покопаться? - Я не ответила, настраивая свое зрение на работу в темноте.
Тюльпановой пришлось вернуться и включить фонарь, который нашелся в ее сумке. Луч выхватил ноги в высоких сапогах и короткую юбчонку, затем сместился выше, и мы содрогнулись, заметив красное пятно, кляксой расползшееся по белой куртке. Рука Кати дрогнула вместе с фонарем и прихватила верхнюю часть туловища. В эту минуту электрическое светило враз погасло и погрузило в нас в кромешную тьму, которая всегда наступает, после резкого погружения во мрак. Подруга защелкала кнопкой включения, фонарь снизошел и засиял направленным в кусты лучом. Я не выдержала, вырвала его из рук Катерины, изловчилась и направила свет на лежащее тело девушки.
Поза убитой, это было понятно сразу, напомнила мне фотографию Катерины, выполненную Филом Николашкиным в прошлом году.
Я наклонилась к телу девушки, желая убедиться, что это не Тюльпанова, уж, очень жизненная картина соответствовала тому искусственному снимку: та же поза с подвернутой под себя левой ногой, тот же легкий поворот головы. И лицо, прикрытое полосками аккуратно уложенных волос, сквозь которые виднелись безжизненные глаза.
- Да это же Варя! - в тишине ночи мой тихий голос грянул, как звон колокола.
- Варька Кузнецова, дочь Михаила Евграфовича? - не поверила подруга и присоединилась ко мне. - Точно, Варвара, - задохнулась Катька и почему-то стала искать что-то в сумке, выудила оттуда мобильник и непонимающе уставилась на светящийся дисплей. - Маш, как в полицию позвонить, - растерялась она.
- 02, - быстро сообразила я...
Варвара родилась, когда нам было по восемь лет. До ее появления на свет Михаил успел свести в могилу свою мать и едва не вернулся на "куриный насест", как я мысленно нарекла тюремную камеру. Но ему удалось пройти свидетелем в деле ограбления магазина и вернуться к честной жизни. Действительно, после рождения дочери Кузнецов изменился, устроился грузчиком в соседний супермаркет и подвел черту под рукоприкладством и ночными выступлениями. Девочку отец обожал, соседки утверждали, что она его точная копия, мы удивлялись такому сравнению, но после догадались, что так мальчик Миша выглядел в глубоком детстве, когда еще был паинькой.
Варька любила липнуть к нам с Катькой, поэтому лишний раз засиживаться во дворе нам не приходилось. С годами она выбрала Тюльпанову в роли эталона для подражания, отрастила волосы, перекрасилась, нагло передирала фасоны ее нарядов и стала копировать уверенную походку манекенщицы. Надо признать, что актрисой девушка была талантливой.
Поэтому нам пришла в голову одна и та же мысль - Варьку перепутали с Катериной! В связи с чем, мы решили провести собственное расследование, желая найти преступника и обезопасить Тюльпанову.
Спать нам, естественно, не хотелось, в душе бурлили эмоции после всех волнений, к которым подключилось и общение с полицейскими. Я позвонила родителям и предупредила, что переночую у Катерины. Это было частым явлением, отец сладко зевнул в трубку, напомнил, что завтра рабочий день и отключился.
- Молодец, что не сказала про Варвару, - похвалила меня Тюльпанова и почему-то обозрела свою белоснежную курточку, копию той, что была бессовестно испорчена преступником. - Вот же гад, - с чувством заявила она и шмыгнула носом. - Как у него рука поднялась на беззащитную девушку!
- Или у нее, - задумчиво произнесла я и поежилась, не так от пронизывающего холода, как от осознания - на месте Вари могла быть моя любимая подруга.
Катька заметила мое подергивание, взяла меня под руку и голосом заботливой матери проворковала.
- Пойдем домой, Машенька, я тебя напою горячим чаем.
От этих обыденных слов в носу защипало, мысли вернулись на тропинку, где лежало тело соседки, которой уже все равно - тепло или холодно, лето на улице или зима, декабрь или апрель. Она не выйдет замуж, не станет матерью, и все потому, что какая-то сволочь посмела оборвать ее жизнь в самом начале, на пике восхождения во взрослость. Я вспомнила о родителях девушки, каково им услышать страшную новость.
- Бедный дядя Миша, - прошептала подруга, прочитав мои мысли. Она впервые назвала соседа "по-родственному", словно беда объединила нас в одну семью. - И тетя Вера, - добавила она, вспомнив про мать.
Когда полицейский отправился на квартиру Кузнецовых, мы с Катькой не сводили глаз с их светящихся окон. Дочь ждали, беспокоились, но вместо нее пришел человек с новостью, которая остановила плавное течение их жизни. Я сжалась, ожидая, что тишину двора разорвет материнский крик, но вместо этого появился Михаил Евграфович в спортивном костюме и тапочках, не обращая внимания на холод. Мы попятились, не желая показываться ему на глаза, будто были виновны в том, что первыми обнаружили тело его дочери. Вынести картину страданий человека, много повидавшего в жизни, нам удалось с трудом. Мы выдержали несколько минут, и спрятались в беседке, стараясь отключиться от уличных звуков. Вскоре показался один из полицейских, заметил наше состояние, переписал паспортные данные и великодушно отпустил.
Для начала мы дружно выпили валерьянки, потом Катька включила электрический чайник и устало опустилась на стул.
- Хорошо родители уехали в санаторий,- вздохнула она, - а то мать вопросами бы забросала.
- Я у тебя поживу, - уверено заявила я, отсекая споры.
- Охранять меня будешь? - невесело хмыкнула подруга, окинув потухшим взглядом мою хлипкую фигуру и острые плечи, выступающие из тонкого свитера.
Я не стала вступать в дискуссию и предлагать другие кандидатуры в качестве телохранителей, а предложила Тюльпановой отбросить эмоции и подумать.
Перебрав в уме всех недоброжелателей, на разных стадиях жизни грозивших нам расправой, мы составили короткий список, в который вошли: Пашка по кличке Нос, Верзила, чье имя осталось тайной, Мымра Крысовна, она же Марина Кирилловна Дворжак, Ростислав Пырлов, случайно узнавший об обмане и надумавший отомстить за страдания, и... Денис Лазаревич Гвоздиков. Пораскинув мозгами, мы подумали, что он так же может затаить обиду в связи с потерей авторитета, по которому ударила не без нашей помощи настырная географичка.
Мы не связывали убийство с профессиональной деятельностью, так как Катя писала статьи об археологических раскопках, коих развелось в округе, как комаров над стоячим водохранилищем, причем освещала свои очерки она вполне достоверно, не вставляя собственные выводы, способные расстроить ученых мужей. Поклонники на службе у Катьки были, но держались настороженно, с объяснениями не лезли, боязливо отвешивали комплименты и этим все ограничивалось. Поэтому переходить к каверзам ей не приходилось, в связи с этим врагами она не обросла, как затонувшее судно ракушками. Тюльпанова считала, что человек приходит на работу для пахоты, а не для адюльтеров и постоянных перекуров, которым сопутствует перемывание косточек коллегам. Она не выносила, когда навешивают ярлыки, собственное мнение оставляла при себе или делилась им только с доверенным лицом, коим была я, причем делала это за пределами редакции журнала...
Катерина предложила идти от простого к сложному и начать с Мымры и Гвоздикова. Я попыталась опротестовать.
- Для начала надо сходить к Валерке и спросить, не было ли подобных случаев в нашем городе? Может, действует серийный убийца, - предположила я, округлив от ужаса глаза и взлохматив свои короткие волосы, вставшие дыбом. Валерка был нашим другом и сыщиком в одном лице. Не частным, а на государственном довольствии, которое он время от времени поминал недобрым словом и грозился уйти в свободное плавание, способное поднять благосостояние его семьи из трех человек на заоблачные высоты. - Ты согласна с моим мнением?
- Ты похожа на испуганного ежика, - не к месту сказала подруга и ладонями заставила густую темную поросль склониться, как трава на поле после ливня.
Я дунула на челку, которая, по моему мнению, мешала лицезреть подругу, чье поведение меня беспокоило: ее постоянный союзник, душевный огонь, угас, будто внутри перекрыли газовый кран, движения сделались замедленными, ушли скорость и быстрота реакции, янтарные глаза сделались бесцветными, будто камень с берегов Балтийского моря заменили обычной серо- коричневой галькой. Даже голос стал бесцветным. Раньше я не понимала такого сочетания, теперь убедилась в существовании такого соседства.
- Кать, что у тебя болит? - Теперь я взяла на себя обязанности матери и лечащего врача.
- Ничего, - покачала она головой, - устала только.
Я приложила ладонь к ее голове.
- Холодная, - недоуменно заметила я, не поставив сразу диагноз. - Может, нужно давление измерить? - Катерина пожала плечами. Я быстро нашла тонометр, провела несложные действия и убедилась, что с таким давлением не то, что ходить невозможно, с такими показателями - 82/54 - человек стоит на пороге... В общем, остывает...
- Надо выпить крепкий кофе, - вспомнила Тюльпанова рекомендации матери - терапевта.
- И шоколадку слопать.
- Не-е, шоколада не хочу, меня и так подташнивает.
- А ты часом... не... - проблеяла я, спотыкнувшись на слове, которое должно последовать.
- Дурашка, ты Машка, - безучастно протянула подруга, сложила руки калачиком на столе и опустила на них голову.
- Пошли в кровать! - приказала я, - я тебе туда кофе подам.
- Здорово, - промямлила Катька, - у меня появилась горничная.
Мы доковыляли до кровати, я помогла подруге раздеться и накрыла ее одеялом.
- Отдыхай, а я скоро вернусь.
Когда я вернулась с чашкой крепкого кофе в руках, Тюльпанова тихонечко сопела, я присела на край кровати, погладила ее по голове, осторожно всхлипнула и прошептала.
- Катька, я только сегодня поняла, как ты мне дорога. - Слезы ручьем устремились на новый свитер, особо настырные попали в чашку. Я сделала глоток обжигающего напитка и поняла, что маленькие радости жизни меня не покинули.
Когда кофе был выпит, маячившее желание положить голову на подушку безвозвратно ушло. Во мне кипела ненависть, мозги работали слаженно, что сподвигло на логические умозаключения. Но перед этим я набралась наглости и позвонила другу Валерке, чья фамилия была Лизонькин. Вы будете смеяться, но жену сыщика звали Елизавета. Сердцу, как говорит известная мудрость, не прикажешь, пришлось Валерику выбрать в жену девицу Крынкину, которая с удовольствием стала Лизонькиной.
Я ожидала услышать заспанный голос приятеля, но он бойко рявкнул.
- Майор Лизонькин!
- Можно подумать, по твоему мобильнику мог ответить капитан Маринкин, - сыронизировала я и порадовалась, что чувство юмора меня так же не покинуло.
- Конечно, кто может мне звонить посередине ночи, как не Машка с Катькой! - весело пробурчал он. Наше единение с подругой заставило мою душу затрепетать, ком подкатил к горлу, а слезы не заставили себя упрашивать.- Маш, что случилось? - подобрался Валерка, удивившись смене моего настроения, которую он почувствовал на расстоянии.
- Валерик, тут такое произошло, - прогундосила я, растирая влагу по щекам.
Я все выложила приятелю, который не спал мертвецким сном в своей кровати, а нес службу, которая не взирает на время и желания. После изложения я четко сформулировала задачу, на что Валерка сразу заявил, что серий в городе нет, и три раза плюнул, что меня убедило в наличие предрассудков даже у таких ребят.
- Значит так, - веско заявил Лизонькин, - часов в восемь утра я буду у вас! И никакой самодеятельности.
- Но нам надо в редакцию, - ненастойчиво напомнила я.
- Возьмите отгул!..
Я предполагала, что Валерка придет для "пережевывания" обстоятельств ночного происшествия, но он заявился в условленное время с козырями на руках. Я знала, что он - человек действия, но не думала о наличии скорости болида Формулы-1.
- Значит так, - произнес Лизонькин излюбленное сочетание, поглядывая на скворчащую яичницу, приготовленную к его приходу, и ловя ноздрями кофейный аромат, повисший на кухне. - Я кое-что успел узнать...
- Валерик, сначала завтрак! - перебила я его. Упрашивать долго не пришлось. Я с удовольствием наблюдала, как четыре яйца и колбаса исчезают с тарелки. - А где Катерина? - спросил он с набитым ртом.
- Она лежит. Хотела встать, но голова закружилась, едва не упала.
Только я произнесла, как в дверях показалась осунувшаяся Тюльпанова с темными кругами под глазами.
- Красота неописуемая, - покачал головой Лизонькин.
- А то, - парировала тихим голосом подруга и опустилась на стул. - Валерка, ты узнал что-нибудь? - Катерина была осведомлена о наших телефонных переговорах.
- Ох, и повезло вам, девоньки, - самодовольно произнес приятель. - Чуть что, сразу вызываете скорую помощь в моем распрекрасном лице. - Он создал круговорот в конфетнице, выискивая еще один "Чернослив в шоколаде", первый благодатно принял желудок и попросил повтора. - Черт меня дернул энное количество лет назад усадить эту пигалицу себе на плечо! - он кивнул в мою сторону, - она затрезвонила в колокольчик, призывая всех учеников в объятия школы, а меня заставила взять шефство над ней и ее сиамской сестрой, причем оно, то бишь шефство с восседанием теперь уже на шее, продолжается до сей поры!
- Никто тебя не заставлял, - хмыкнула я, сам шею подставил.
- Все моя доброта виновата. И любовь к вам обеим, - поохал Валерка, - да если бы не я...
- Бюст на родине сейчас будем заказывать, или повременим? - перебила я.
- Повременим, - здраво рассудил Лизонькин.
Катерина в нашей игре в бадминтон, где воланчиком служили острые реплики, участие не принимала, будто находилась не просто за пределами спортивной площадки, а на другой планете. Я пожалела, что перебила боевой настрой друга и накормила завтраком, отодвинув на второй план принесенные новости. Валерик заметил мое насупленное лицо, отрешенный взгляд Тюльпановой и сменил игривый тон на деловой.
- Начнем с Мымры и физкультурника, - сказал он, отодвинув от себя ополовиненную конфетницу. Катька ожила и ощупала взглядом нашу компанию, словно только заметила. - Марина Кирилловна Дворжак вышла замуж и носит фамилию... - Валерий выдержал театральную паузу, в которую вклинилась сообразительная подруга.
- Гвоздикова, - ляпнула она и заслужила аплодисменты сыщика.
- Неужели? - удивилась я. - Наверное, это другой Гвоздиков, однофамилец нашего Дениса Лазаревича?
- А вот и не однофамилец! - радостно воскликнул Валерка, будто сыграл в создании новой семьи главную роль. - Когда вы разыграли географичку?
- Нам было по двенадцать, значит, прошло четырнадцать лет, - быстро просчитала я.
- У четы уже двое детей, мальчику скоро тринадцать, а девочке - десять.
- Из чего мы можем заключить, что они поженились вскоре после того случая, - облегченно вздохнула Катерина, мысленно вычеркивая Мымру и Говздикова из черного списка.
- Далее, - побарабанил пальцами по столу майор, - переходим к Пашке Носу.
- Неужели тебе удалось его найти по скудному рассказу? - утро удивлений достигло максимальных высот и на этом останавливаться не собиралось.
- А то, - передразнил он подругу, чем вызвал ее робкую улыбку. - Эх, вы, журналистки, - облил ушатом профнепригодности друг. - Физиономия депутата Павла Александровича Носова не сходит со страниц газет и журналов!
- Пашка Нос - депутат местного Законодательного Собрания?! - дружным дуэтом воспели мы. - Но как ты узнал, что это один и тот же человек?
- Сначала логически поразмыслил, потом вспомнил о неком депутате Носове, чья фамилия напоминает детскую кличку, покопался в интернете, прочел его интервью, где он трубит о своем тяжелом детстве, когда был беспризорником. Однажды его взяли с поличным, Пашка оказался в колонии для несовершеннолетних, времени для обдумывания хватило сполна, в результате чего он вышел на свободу не только с чистой совестью, но и обновленной личностью. - Лизонькин взял в руки портфель, который терпеливо ждал хозяина возле ножки стула, вытащил из него газету и сунул нам под нос. - Ну, узнаете? - процедил он голосом следователя, проводившего очную ставку.
- Слушай, он совсем не изменился, - протянула я.
- Изменился! - заспорила Катька, - тогда он был зачуханным крепышом, а сейчас лощеный франт... Но привычка держать голову чуть на бок, осталась. У Пашки была такая большая голова, что я еще подумала, будто шея не справляется с ее тяжестью.
- Ну, надо же, - продолжала удивляться я, - мы его видели всего ничего, но Нос в память так врубился, будто на всю жизнь шрам от... ножика на теле оставил. - Иной раз знаком с человеком много лет, а детально описать его не можешь.
- Вы же не художники, чтобы тонкости улавливать, - успокоил всезнайка.
- Но Пашку мы запомнили, - угрюмо буркнула Тюльпанова.