Козловский Юрий Николаевич : другие произведения.

Украденная земля

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая книга дилогии. Первая книга, "Пропавшие без вести", вышла в издательстве ЭКСМО.


  
  
   Юрий Козловский
  

Пропавшие без вести

Книга вторая

Украденная земля

  

Роман

  
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОДИН НА ЗЕМЛЕ

  
   Глава 1. Неудачная охота
  
   Шофер грузовика, который вез Андрея Савельева, выглядел необычно. Его лицо состояло из одних прямых углов: подбородок, нос, лоб - все было квадратным или прямоугольным. Даже голос, которым он, не переставая, клял дорогу, дорожников, начальство, машину и все на свете, и тот был какой-то угловатый. Савельев слушал его вполуха, смотрел на негусто припорошенные снегом сопки, плавно сменявшие друг друга, и мысли его текли так же неспешно.
   Прошло всего два дня, как его провожали в Москве, где на площади перед аэропортом Домодедово толпы людей и скопища машин месили серую кашу из мокрого снега, а сейчас он уже едет в далекий колымский поселок и за окном теплой кабины - пятьдесят градусов мороза. Тот самый настоящий Север, которого ему так толком и не пришлось понюхать, хотя родился и до пятнадцати лет прожил в Магадане.
   Кабина грузовика была оборудована со знанием дела. Самодельные двойные, проклеенные пластилином стекла, за сиденьем, на спальном месте лежали ружье и унты из густого собачьего меха, дверцы утеплены ватным одеялом. Миновав давно заброшенный и разграбленный поселок, они свернули с основной трассы и уже почти три часа ехали по пустынной, без единого строения, и вообще без всяких признаков присутствия человека дороге. От однообразия пейзажа Савельев стал клевать носом и, когда машина резко остановилась, чуть не уткнулся в лобовое стекло.
   - Смотри! - почему-то шепотом сказал шофер, показывая пальцем куда-то на сопку.
   Андрей закрутил головой, следуя взглядом за пальцем с грязным квадратным ногтем.
   - Куда смотреть?
   - Не видишь, что ли? - нетерпеливо прошептал шофер. - Вон они!
   Савельев увидел на склоне невысокой сопки несколько выделявшихся на снежном фоне движущихся пятен.
   - Кто это?
   - Да бар-раны же! - отрывисто, будто загибая фразу на девяносто градусов, проговорил шофер и вытащил из-за сиденья двустволку.
   У Савельева возбужденно забилось сердце. Вот это да! Где еще можно поохотиться прямо на дороге? Сейчас как бабахнет из обоих стволов! Но шофер, зарядив ружье, вытащил унты и стал переобуваться.
   - Стреляй! - не выдержал Андрей. - Чего ты тянешь?
   Шофер посмотрел на него, как на ущербного, хмыкнул, вытащил из бездонного тайника за сиденьем валенки и бросил их Савельеву:
   - Переобуйся. Сделаем так: ты поднимешься вон там, - он показал на пологий склон, - пугнешь их, ну а я уж встречу с той стороны.
   Досадуя на себя, что сморозил спросонок такую глупость - в самом деле, до цели чуть не километр, кто же стреляет из охотничьего ружья с такого расстояния? - Андрей сбросил ботинки и натянул валенки, которые оказались размера на два большими, чем он носил, и болтались на ногах.
   - Постарайся быстрее, через полчаса будет темнеть, - напутствовал его шофер, когда оба вылезли из кабины. - Ты парень молодой, пробежишься!
   Снега было немного, и Савельев быстро поднимался по склону, покрытому обломками серого камня. Сначала он потерял баранов из вида: они скрылись за изломом сопки, но, выбравшись на террасу, снова увидел их, теперь гораздо ближе. Их было пять, один большой, с огромными закрученными рогами, и четыре поменьше. Они медленно двигались по хребту, не замечая опасности. Чтобы направить их туда, где поджидал шофер с ружьем, Андрею пришлось зайти со стороны. Стараясь не спугнуть животных раньше времени, он пригнулся, прячась за камнями.
   Вокруг резко потемнело. Обернувшись назад, Савельев понял причину ранних сумерек - из противоположного распадка, подобно огромной распластавшейся медузе, наползала мгла тумана. Савельев заторопился. Заметив его, бараны упругими прыжками понеслись по склону. Впереди мчался круторогий вожак. Через несколько минут они скрылись за хребтом.
   Пока Савельев лез к вершине, пошел снег, сначала мелкий, потом все гуще и гуще. Где-то далеко, за сопкой, едва слышно хлопнули один за другим два выстрела, через некоторое время еще два. Когда он добрался, наконец, до вершины, сопок уже не было видно, все скрылось за плотной пеленой снега. Держа примерное направление на звук выстрелов, Андрей стал спускаться.
   Мгла все сгущалась. Видимость ограничивалась двумя десятками метров, и Савельев забеспокоился. Спустившись на ровное место, он пробежал в одну сторону, потом в другую, непрерывно крича: "Э-й! Э-ге-ей!". Никто не отзывался. Поняв, что шофера ему не найти, Савельев решил выбираться к дороге. Заходил он на сопку справа - значит, теперь надо держаться левей, обойти ее, и тогда он выйдет к машине.
   Решив так, Андрей пошел, держась поближе к склону, чтобы не потерять направление. Стало еще темнее - наступали настоящие сумерки. Он пошел еще быстрее и скоро увидел, что опять поднимается в гору. Савельев взял правее, но и там был подъем. Значит, надо снова переваливать через сопку, решил он.
   Затяжной подъем длился так долго, что перевал Савельев одолел уже в полной темноте. Снег все шел, и Савельев тщетно вглядывался вдаль, надеясь увидеть свет фар. Вот спуск снова перешел в подъем, а дороги все не было. Он повернул назад, прошел налево, направо - дорога исчезла! Савельев заметался, полностью потеряв направление.
   Всю ночь он блуждал по горам, то поднимался, то спускался, но к дороге так и не вышел. Утро застало его в узком распадке, прихотливо петлявшем между сопками. Снег перестал, небо очистилось, и Савельев решил подняться на самую высокую сопку, чтобы оттуда осмотреться. Долго лез, с трудом переводя дыхание, а когда оказался на вершине, сердце оборвалось - вокруг, насколько было видно, в угрюмом безмолвии дыбились горы. Вершины тех, что повыше, были слегка позолочены прятавшимся где-то за горизонтом солнцем, остальные лежали в тени. И никаких признаков дороги...
   Погибать Савельев не собирался. Осмотревшись, он заметил, что с одной стороны сопки снижаются, а между ними виднеется краешек долины. Может быть, дорога там?
   Дороги не оказалось и в долине, тогда Савельев пошел по ней, увязая в глубоком снегу. Как ни странно, усталости он не чувствовал, только сосало в желудке. Понимая, что останавливаться на морозе нельзя, он шел и шел, пока снова не наступил вечер. Он твердо знал: погибнуть он не может. Не может, и все! Поэтому, когда далеко впереди над одной
   из вершин скользнул луч прожектора, Савельев засмеялся торжествующе - вот так! Иначе и быть не могло!
   На фоне звездного неба с узеньким серпом молодого месяца четко выделялся излом сопки, взятой им за ориентир. Луч скользнул по небу еще несколько раз и исчез, но Савельева это не волновало: место он засек.
   Поднимался медленно. Намеченная вершина оказалась гораздо дальше, чем показалось сначала. Мешал снег, не слежавшийся еще, не уплотнившийся ветрами, без корки наста. Временами Савельев проваливался по пояс, падал, пробивал дорогу грудью, но упрямо шел вперед, не обращая внимания на набившийся в рукавицы и валенки снег, шел к цели - зубчатому гребню с торчавшими на нем, как пальцы гигантской руки, выветренными камнями. Дыхание распирало грудь, легкие с трудом справлялись с нагрузкой, но Савельев не останавливался, знал: присядет - нападет усталость и сонливость, и тогда он навсегда останется на этом склоне. Вершина приближалась медленно. Когда он выбрался на гребень, наступило сумрачное, серое утро. Безоблачное, но тусклое небо висело так низко, что казалось: его царапают причудливо торчавшие на вершине каменные пальцы. Теперь уж силы совсем оставили Савельева, и он сел в снег, отвернув лицо от дувшего наверху обжигающего ветра.
   Хребет был узкий. Всего несколько шагов отделяли Савельева от противоположного склона, но он сидел, не решаясь сделать их. Если внизу окажется такая же снежная пустыня, как позади, он не сможет больше сдвинуться с места. Только когда промокшее от пота белье стало охватывать тело ледяным панцирем, он поднялся и шагнул вперед. Внизу лежал поселок...
  
   Глава 2. В ущелье
  
   Радостный вопль, вырвавшийся из груди Савельева, быстро замер. Впереди лежал почти отвесный склон. Савельев осмотрелся. Слева спуск казался более пологим, но дорога туда была перекрыта нагромождением огромных камней. Справа же крутизна тянулась насколько хватало взгляда. Пришлось перебираться через завал. Это оказалось нелегко. Приходилось предварительно нащупывать в снегу каждый шаг, и все равно ноги несколько раз застревали между камнями.
   Выйдя к большой седловине, сразу посмотрел вниз. Поселок лежал на дне ущелья - а это было именно ущелье, потому что противоположный склон был так же крут - неясно видимый из-за покрывавшей его какой-то серой дымки. Четыре длинных, стоявших попарно здания, обнесенные изгородью с непонятными сооружениями по углам, и несколько десятков домиков поодаль - вот и весь поселок. Но какая разница, велик он или мал, главное, что там, внизу, спасение!
   Сначала Савельев спускался очень осторожно, боясь сорваться вниз вместе с лавиной снега, поэтому, когда дошел до узкой полки, лежавшей на полдороге, ноги гудели от напряжения. Дальше крутизна казалась заманчиво гладкой. Решившись, Савельев оттолкнулся и, набирая скорость, заскользил вниз в туче снежной пыли. Остаток пути он преодолел в две минуты, но вдруг, когда подножие было уже совсем рядом, увидел на пути огромный валун. Тормозить не было времени, поэтому Савельев успел только напрячь все мышцы и закрыть глаза. Удар пришелся по правой ноге, которую пронзила резкая боль. Он перевернулся и кубарем пролетел оставшиеся несколько метров, пока не застрял с головой в глубоком снегу. Поднялся и почувствовал, что почти не может ступать на поврежденную ногу. До поселка было еще далеко, и Савельев застонал от отчаяния. Неужели придется замерзнуть в двух шагах от людей? И он заставил себя идти, превозмогая боль, ставя ногу всей ступней и постанывая. Когда становилось совсем невмоготу, полз, увязая в снегу.
   Поднялся ветерок, несильный, но ровный и тягучий, разогнал стелившийся по поселку туман, и тут Савельев почувствовал тревогу. Над домами не было видно ни одного
   дымка, впереди не просматривалось никакого движения, в ущелье царила полная тишина. Чем ближе подходил он к поселку, тем сильнее становилось подозрение. Поселок был засыпан девственно чистым снегом, не тронутым ничьими следами
   Изгородь, окружавшая бараки, оказалась сделанной из колючей проволоки, а сооружения по углам - сторожевыми вышками. Проволока была ржавая и местами оборвана, многие доски на вышках обвалились. Савельеву стало жутко. Что это? Поселок-призрак? Ни одного человека вокруг...
   Держась подальше от колючей проволоки, он обошел бараки стороной и поковылял к домам, стоявшим за оградой. Они были засыпаны нетронутым снегом, деревянные, с облупившейся штукатуркой, выбитыми кое-где стеклами. В первом доме, к которому подошел Савельев, дверь висела на одной петле. Он разгреб снег и, морщась от боли при каждом неосторожном движении, приоткрыл дверь и с опаской заглянул в маленький коридорчик. Там было пусто, с потолка свесился лист полусгнившей фанеры и торчали концы каких-то тряпок, на полу лежал снег, насыпавшийся через разбитое окно. Следующая дверь оказалась полуоткрыта. Савельев вошел и увидел длинную, вытянутую, как вагон, комнату, разделенную кирпичной печью на две неравные части. В первой половине стояли пустой деревянный стол и два табурета, во второй - ржавая кровать без сетки. В углу валялись старая телогрейка, жестяной банный тазик с двумя ручками и алюминиевая кружка. Больше в комнате ничего не было. Савельев даже открыл дверцу печки, будто надеялся найти там что-то еще, но ничего, кроме старой золы не обнаружил.
   Он вышел из дома и огляделся по сторонам. Никогда раньше ему не приходилось видеть места, более мрачного, чем это сжатое между крутыми склонами, похожее на туннель ущелье. Загадочная пустота брошенного поселка так гнетуще действовала на сознание, что, когда невдалеке белой молнией метнулся горностай, Савельев от неожиданности испуганно отпрянул в сторону. Боль в поврежденной ноге привела его в чувство, и он начал осознавать свое положение. До сих пор оно было понятно: в поселке спасение. Теперь надежда рухнула, и пришла простая и страшная мысль: он здесь один, вокруг на десятки, а может, и на сотни километров никого нет. Вряд ли кто-то будет искать его именно в этой стороне, ведь он ушел от дороги черт знает куда. Поселок, судя по всему, давным-давно заброшен. Идти он не может, да и куда идти? Кругом одни заснеженные сопки... Все, что у него есть - это пачка сигарет, складной нож и коробок спичек. А голод уже сводил спазмами живот, и мороз щипал за щеки...
   Давя в себе подступающие приступы отчаяния, Савельев со смутной надеждой зашел в следующий дом, потом в другой, третий... Всюду царили заброшенность и запустение. На полу, на грубых деревянных полках валялось всякое тряпье, помятые миски, кружки, кастрюли. В одном доме он нашел ржавый топор, прихватил его с собой. Один небольшой домик, почти на краю поселка, в две комнатушки, с хорошей печью и целыми стеклами, приглянулся Савельеву. Здесь стояли две койки, на одной даже лежал рваный матрас. И он решил растопить печь, согреться, а потом уже думать, что делать дальше. Дров в доме не оказалось, и Савельев, взяв топор, вышел на улицу и направился к соседнему зданию, имевшему вид хозяйственной постройки. Дверь в нем была открыта настежь. Через нее и маленькие зарешеченные оконца без стекол на полу намело сугробы снега. Наверное, раньше здесь был какой-то склад, потому что вдоль стен тянулись стеллажи в три яруса. Посередине стояла металлическая бочка. Савельев толкнул ее - на дне что-то тяжело плеснулось. Попробовал открутить пробку, но она приржавела и не поддавалась. Тогда он обстучал ее обухом топора, пробка открутилась с противным скрипом, из бочки пахнуло чем-то прогорклым. Савельев положил бочку на бок, вылил на снег несколько капель мутной, тягучей жидкости. Это оказалось растительное масло, и он обрадовался, хотя смутно представлял себе, как можно им питаться.
   Решив вернуться потом с какой-нибудь посудиной, он принялся отдирать топором доски со стеллажа. Старые гвозди выдергивались легко, и за несколько минут Савельев дошел до угла, бросая доски на пол. На полу было много снега, и Андрей держался около
   стены, где его было поменьше. И тут ему под ноги попался какой-то круглый предмет. Сначала Савельев машинально оттолкнул его в сторону, потом опомнился, сбросил с предмета снег и увидел большую жестяную банку. Неужели в ней закрыто что-то съестное? Он долго открывал банку ножом, плохо державшимся в негнувшихся от холода и дрожащих от волнения пальцах. Банка оказалась наполнена чем-то желтым. Савельев послюнил палец, подцепил немного содержимого и осторожно попробовал. Это оказался яичный порошок. Савельев еще не знал, как будет использовать его в пищу, но уже понял, что спасен.
   Может быть, здесь есть что-то еще? Он взял доску и принялся разгребать снег на стеллажах, под стеллажами и скоро наткнулся еще на одну банку такого же размера. Рядом с ней лежал разорванный бумажный мешок, содержимое которого рассыпалось по полке и окаменело. Савельев сразу понял, что это соль, но на всякий случай снова послюнил палец и попробовал. Он не ошибся. Радостный и возбужденный, отбил топором несколько кусков соли и положил их в карман. Потом взял под мышку охапку досок, прижал к груди две пятикилограммовые банки и поковылял в "свой" домик, перестав даже обращать внимание на боль в ноге. Наломал и нарубил досок, ножом настругал тоненьких щепочек, сложил их горкой в печи и полез в карман за спичками. Открыл коробок и вдруг с ужасом увидел, что спички отсырели, их головки расползлись в кашицу. Когда катился с горы, в карман набился снег, потом подтаял, и вот результат! Савельев высыпал спички на ладонь, перебрал, нашел несколько более-менее сохранившихся, чиркнул одной о коробок. Спичка зашипела, изошла дымком и погасла. Со второй случилось то же самое. Третья загорелась. Савельев медленно, не дыша, присел на корточки и зажег щепки. Когда они разгорелись, стал подкладывать обломки досок, сначала мелкие, потом покрупнее.
   Дым почему-то полз из печки в комнату, заставив Савельева закашляться. Поняв, что дымоход забит, он вышел на улицу. На железной трубе была нахлобучена снежная шапка. Обойдя по колено в снегу вокруг дома, он обнаружил сзади навес, с которого можно было выбраться на крышу. Вернулся в комнату, взял кусок доски, через завалинку вылез на навес, оттуда на крышу и осторожно, чтобы не провалиться сквозь засыпанный снегом рубероид на чердак, подошел к трубе. Сбил снежную шапку, но дым не появился. Тогда он постучал по железной трубе доской, в ней что-то ухнуло, и появился легкий дымок.
   Когда вернулся в дом, дрова уже трещали вовсю. Дым из комнаты быстро вытянуло, и Савельев повеселел. Набив полную печь, он снова прошел по поселку, собрал кое-какую посуду: тазик, несколько мисок, кружку. Набрал полный таз снега и поставил на плиту. Пока снег таял, попробовал открыть вторую банку, но нож не лез в нее, там было что-то замороженное. Можно было, конечно, подождать, пока банка оттает, но Савельеву не терпелось. Он сделал топором две насечки, отогнул уголок жести и отбил кусочек коричневой ледяной массы. Это оказалось повидло.
   Настроение стало еще лучше. Страх прошел, и теперь Савельев смотрел на свое положение, как на интересное приключение, о котором можно будет потом, когда все кончится, он отработает и поедет в отпуск, рассказать за кружкой пива московским друзьям. С ними-то такого никогда не приключится! Он даже засмеялся от мысли, как быстро меняется настроение в зависимости от жизненных обстоятельств. И вообще, как разнообразна жизнь, как чередуются в ней черные и белые полосы.
   Натопив в тазике снега, Савельев вымыл посуду, намесил яичной массы, посолил, зажарил в миске, поставив ее на плиту, что-то вроде омлета, и съел все без остатка. Потом вскипятил в кружке воды с кусочками отбитого от ледяной массы повидла и с удовольствием выпил это сладкое месиво. По телу разлилось приятное тепло. В комнате тоже стало теплее, иней, покрывавший стены и потолок, начал оттаивать. Савельева разморило, и он задремал, чуть не свалившись с табуретки. Тогда он поднялся, подкинул в печку обломков досок потолще, поставил банку с повидлом оттаивать к плите, туда же положил спички, чтобы подсохли. За окном смеркалось. Савельев передвинул кровать ближе к печи, снял валенки, подложил под голову шапку и моментально уснул.
  
   Глава 3. Замерзшее время
  
   Когда Савельев проснулся, в комнате было темно и прохладно. Он полежал несколько минут, соображая, ночь сейчас, утро или вечер. Когда сон окончательно ушел, он спрыгнул с кровати, забыв про поврежденную ногу, и тут же поплатился за это. Если вчера он еще кое-как мог ходить, то сегодня каждый шаг причинял сильную боль. Стараясь наступать на пятку, Савельев с трудом добрался до окна. За ним чуть заметно серело. Шаря перед собой руками, проковылял к печке, открыл дверцу. Огня не было, печь почти остыла. Пошарил рукой по плите - где же спички? Наткнулся на кучку, рассыпавшуюся под пальцами и замер: спички лежали слишком близко к железной крышке плиты... Ошеломленный, не желая верить этой догадке, он прощупал каждый сантиметр плиты, стола, долго рылся в карманах...
   Савельева зазнобило. Как он мог проморгать? Он сунул руку в печь и трясущимися пальцами принялся разгребать теплую золу. Внизу она оказалась горячей. Тогда он взял длинную щепку, пошевелил в глубине печи. Около задней стенки появился тускло тлеющий уголек. Савельев изломал щепку, положил сверху и дул, пока не появился вздрагивающий язычок пламени, робко осветивший закопченное нутро печи. Он схватил кусок доски и, не замечая, что загоняет в пальцы занозы, стал отдирать от нее щепки и подкидывать их в огонь. Успокоился, только набив печь битком. Теперь ему стало жарко. Савельев вытер пот со лба и подумал: а что, если бы проспал еще час-другой?
   Пока спасал огонь, боль забылась, теперь Савельев снова почувствовал ее. За окном светало, и скоро он смог рассмотреть поврежденную ногу. В щиколотке она заметно распухла. Вывих или растяжение, решил он. Набрав у порога полный тазик снега, поставил его у кровати, сунул туда ногу и держал, сколько мог. Когда кости заломило от холода так, что на глазах выступили слезы, выдернул ногу и пошевелил пальцами. Боль утихала. Савельев повторил процедуру несколько раз, потом снял надетую под свитером футболку, оторвал снизу широкую ленту и туго обмотал ей ступню и щиколотку. Потоптался на месте - терпеть можно.
   Теперь, когда спичек у Савельева больше не было, следовало срочно позаботиться о топливе, чтобы не дать огню погаснуть. Сделав несколько заходов в склад, он натаскал досок, но они горели слишком быстро. Тогда он выломал толстые балки, на которых держались стеллажи. Они были слишком длинные для печи, и Савельев здорово попотел, пока перерубил одну из них на несколько чурбаков. Если бы у него была пила! Надо поискать, может быть, где-нибудь и валяется...
   Прежде, чем отнести дрова в дом, он облазил все полки в надежде поживиться еще чем-нибудь съестным, но безрезультатно. Он собрал чурбаки в охапку и, пыхтя, отнес их в дом. Печь прогорела, в комнате было жарко. Чертыхнувшись - не отойти от этой прожорливой печки! - Савельев натолкал в нее чурок, и тут до него дошло - ведь он не закрыл заслонку! Когда дрова затрещали, он задвинул ее, оставив маленькую щель, и приготовил завтрак. На этот раз он сварил налепленных из порошка шариков, поел и отправился на разведку.
   Тщательно обшарив поселок, Савельев натаскал кучу ватных курток и брюк, нашел молоток, лом, две лопаты. К сожалению, пилы нигде не нашлось. Неисследованными оставались еще бараки за колючей проволокой. Прихватив с собой лопату, на случай, если двери окажутся завалены снегом, он отправился туда. Зарываясь в снег выше колена, прошел сотню метров, отделявшую поселок от бараков, и подошел к угловой вышке. Колючая проволока местами оказалась оборвана, и Савельев беспрепятственно проник на территорию лагеря. Зрелище было мрачное. Серые стены бараков, серое небо над ними, холод и пронизывающий нескончаемый тягучий ветер навевали тоску. За лагерем все ущелье было изрыто, изъязвлено лишь слегка прикрытыми снегом канавами, выработками и отвалами, конец ущелья терялся в туманной серой дымке. Ни малейшего движения, ни одного звука, казалось, что он, Савельев, один на тысячи километров среди гор и снегов. Холодная, мертвая земля...
   Вдруг боковым зрением Савельев уловил, как что-то черное мелькнуло около барака. От неожиданности он даже присел, но тут же поднялся. Над головой кружил огромный черный ворон. Он громко каркнул, уселся на крышу барака и в упор уставился на Савельева, недовольный, что кто-то осмелился нарушить его уединение. Савельев плюнул в сердцах, стряхивая наваждение, и пошел к входу в барак. Отбросил снег, открыл с трудом поддавшуюся дверь. Внутри было темно, тусклый свет из маленьких зарешеченных окошек едва освещал нары в два яруса и две железные печки-буржуйки в проходе. Савельеву почему-то не захотелось заходить внутрь, и он пошел к следующему бараку. Так же - через дверь - осмотрел его и увидел: поживиться нечем.
   Зато, обходя еще один барак, нашел за ним штабель дров, частью уже наколотых, частью напиленных толстыми чурками. Это была удача, теперь можно было обойтись и без пилы. До темноты Савельев натаскал в дом изрядную кучу дров. Сначала носил их охапкой, но это оказалось неудобно, он сильно устал. Потом догадался оторвать с крыши одного из домов лист ржавой жести, и стал возить дрова на нем, как на санках. Дело пошло быстрее. Когда стало смеркаться, и снова разболелась нога, приготовил еду, сел около печи, уставившись на сполохи огня, и задумался.
   Пришлось признаться самому себе, что никакой он, к черту, не северянин, хоть и прожил пятнадцать лет в Магадане. Одно дело жить в благоустроенной квартире с центральным отоплением, ванной с горячей водой и унитазом, и совсем другое - в маленьком домике с удобствами за углом, топить прожорливую печь и добывать воду из снега. Как говорят бывалые люди, комнатный сибиряк. Вот отец, тот пожил на Колыме досыта, работая главным инженером прииска, а Андрей родился, когда семья уже переехала с прииска в Магадан - отец получил должность в управлении "Северовостокзолото". Восемь лет назад они вообще покинули север и поселились в Москве, где отцу предложили ответственный пост в министерстве цветной металлургии. Там Андрей закончил десятый класс, поступил в Горный институт и несколько месяцев назад получил новенький красный диплом. С таким дипломом и отцовскими связями путь был открыт на многие хорошие места, но Савельев решил для начала несколько лет поработать на Колыме и поднабраться опыта.
   Отец позвонил дяде Володе, своему старому другу и большой шишке среди колымских золотопромышленников, и тот предложил Андрею место в Магадане, в управлении объеждинения. Но Андрей не пожелал выглядеть среди коллег блатным папенькиным сынком, и заупрямился. Дядя Володя пожал плечами, но посмотрел на Андрея уже по-другому, уважительнее, что ли. Созвонился с председателем одной крупной артели и сказал, что нашел для него горного мастера. Что вполне устроило Савельева. Это значило примерно то же, что начинать офицерскую службу с должности командира взвода. Но доехать до артели оказалось не судьба. Надо же было тем баранам оказаться рядом с дорогой, а шоферу, на его беду, оказаться заядлым охотником!
   Сейчас, в поселке, он в относительной безопасности - есть крыша над головой, запас дров, пищи хватит недели на три-четыре. Его наверняка ищут, а раз ищут, то обязательно найдут. А не найдут - пойдет сам, нога к этому времени должна зажить. Живут же где-то неподалеку, за горной грядой люди, если только свет прожектора ему не померещился.
   Оттого, что в печке все время горел огонь, стены прогрелись, и в доме стало жарко. Савельев разделся до пояса и прилег. Но долго не пролежал, встал и принялся, несмотря на боль в ноге, ходить из угла в угол по темной комнате. Было еще рано, спать не хотелось, а впереди - бессонная ночь. Савельев вспомнил, что в прошлой жизни ему иногда хотелось остаться совсем одному, даже без родительского глаза. И вот, пожалуйста, теперь он совершенно один, но, оказывается, как это тоскливо! Он ходил, ложился, снова вставал, подкладывал дрова. Промаялся так допоздна и, наконец, уснул. Казалось, что проспал совсем немного, а все-таки чуть не проворонил огонь, который снова пришлось спасать.
   Тогда Савельев решил спать понемногу, по два-три часа. Как в армейском карауле на военных сборах, где из студентов готовили офицеров запаса - бодрствующая смена, смена на посту, отдыхающая смена. Для начала, заправив печь дровами, он лег днем. Заснул на удивление быстро и проснулся часа через полтора, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Через четыре часа лег снова, но на этот раз сна не было ни в одном глазу. Он долго считал про себя до тысячи, потом в обратном порядке. На седьмой сотне стал сбиваться со счета, и откуда-то появился квадратный шофер. "Почему ты не стрелял? - спросил его Савельев. - Если бы ты стрелял, я бы нашел дорогу!" "Все дороги ведут сюда! - ответил шофер, превратился в огромный циркуль и принялся вычерчивать на снегу вместо круга квадрат. Квадрат потемнел, зазеленел и стал лужайкой, покрытой мягкой травой, над ней висело темное жаркое солнце. Савельев с наслаждением растянулся на траве, но она стала горячей; он дернулся и проснулся - в комнате было темно и жарко. Болела голова, во рту ощущался неприятный железный привкус.
   Привыкнуть к такому режиму оказалось непросто, организм не желал подчиняться и бунтовал, то отвечая бессонницей, а то, наоборот, никак не удавалось проснуться. Чтобы не спать подолгу, Савельев снял с кровати матрас и ложился прямо на сетку. Несколько дней ушло на то, чтобы научиться просыпаться вовремя. День и ночь смешались. В светлое время он ходил за дровами, вымачивал их в корыте с водой и выносил на мороз. Сырые дрова дольше горели и давали меньше жара. Нужда заставила быть изобретательным. Ночью сидел у печи при свете коптилки, которую сделал из кружки с маслом, опустив туда тряпочный фитиль.
   Ночные бдения оказались самым тяжелым временем. Это было невыносимо - сидеть в бездействии в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием горящих поленьев и собственным дыханием. Время остановилось, замерзло в этом снежном ущелье, отрезанном от мира горами и холодом. Чтобы заставить его хоть как-то двигаться, Савельев стал вспоминать прочитанные когда-то книги. При этом ему открылись свойства памяти, о которых он раньше и не подозревал. Например, он вспомнил несколько выученных когда-то, еще в школьные годы, но давно забытых стихотворений, детально прошел за две - или за три? - ночи "Капитанскую дочку", читанную в школе из-под палки. Зато из "Трех мушкетеров" вспомнились лишь несколько отдельных эпизодов, никак не связывавшихся в единый сюжет. Когда дошел до Гоголя - "Вия" и "Страшной мести", в темных углах комнаты зашевелились тени, стали поскрипывать и потрескивать старые деревянные стены. Савельев по-детски подобрал под себя ноги и переключился на "Золотого теленка".
   Когда тишина становилась невыносимой, он начинал размышлять вслух, но обычно быстро умолкал: за звуками собственного голоса начинали мерещиться посторонние шумы. Он умолкал - пропадали и они, начинал снова - звуки возобновлялись. Савельев прислушивался - вокруг стояла плотная тишина.
  
   Глава 4. Знамение
  
   В одну ночь Савельеву снова почудились посторонние шумы, и он вышел из дома. В небе висела половина луны, заливая мертвенно-голубым призрачным светом поселок и горы, выглядевшие совсем иначе, чем днем. При дневном свете все как-то сглаживалось, стушевывалось, сейчас же изломы сопок были выпуклы и рельефны, будто стесанные гигантским ножом. От тишины звенело в ушах, и Савельев вдруг особенно остро почувствовал свое одиночество. Ни шевеления, ни огонька, все замерло и оцепенело на этой мертвой земле, и лишь бесстрастная луна наблюдала за его возней.
   Вздрагивая от холода, Савельев вернулся в дом. Теперь здесь ничего не трещало и не скрипело, но зато пришла совсем другая мысль. Почему его до сих пор не нашли? Ведь не может быть, чтобы человека вот так, запросто, бросили! Есть же вездеходы, авиация! А за все время, что он провел здесь - ни одного звука мотора! Кстати, сколько дней прошло? Десять? Или двенадцать? А может быть, все двадцать? Разве уследишь за сменой дня и ночи при таком ненормальном режиме, когда, просыпаясь, с трудом понимаешь, утро сейчас, вечер или глубокая ночь? Почему же не ищут? Что должно случиться в мире, чтобы человека не стали искать? Война? Стихийное бедствие? Катаклизм? Но если это так... если так... значит, напрасно он ждет спасения? Его не будет! Значит, время его жизни определяется остатком содержимого банок? А запас еды медленно, но неуклонно тает...
   День разгонял ночные страхи, днем они казались нелепыми, но на всякий случай Савельев ограничил норму питания, что, впрочем, не причинило ему больших неудобств: двигался он мало и голода не чувствовал. Но наступала очередная бесконечная ночь, и Савельев снова погружался в пучину неутешительных мыслей, то беспорядочно скакавших, как эскадроны из песни Газманова, то мрачных и тягучих, как сама ночь.
   Сбившись со счета дней, он попытался начать новый отсчет, но снова запутался и махнул на это дело рукой.
   Потом Савельева заняла новая мысль, совсем не вязавшаяся с его отчаянным положением. Пришла она в голову незаметно, по какой-то странной цепочке ассоциаций, где, казалось бы, ничем не связанные друг с другом понятия цеплялись одно за другое незаметными крючочками, и цепочка тянулась, тянулась до бесконечности, заводя иногда в самые неожиданные дебри. Эта мысль родилась, когда он стал, коротая время, вспоминать алфавит и считать в нем буквы. Получалось то тридцать две, то тридцать три. Пришло удивление - ведь из этих всего трех десятков букв складываются слова, которыми можно описать все: что было, что есть, что будет... Три десятка букв - и бездна, в которой все! Люди рождаются, живут, умирают, а слова, в которых все, остаются. Или остаются только те слова, что записаны, зафиксированы в вечности? А как же тогда произнесенные, просто подуманные? Исчезают ли они в небытии или все-таки оставляют какой-то след? Но где? А если ему, Савельеву, суждено закончить здесь свои дни - ничего от него не останется? Ни слов, ни мыслей, ничего, чем он жил? И все было зря? А эти угрюмые, бесстрастные горы, они будут стоять так же, как и сейчас, или пропадут, канут в ничто вместе с ним? А если вдруг не он один, а все, все люди... - Савельева зазнобило, - что будет тогда? Кому тогда нужно будет все записанное, сказанное, подуманное? Все было зря?
   Савельев всегда считал себя твердокаменным материалистом, но сейчас он молился Господу, чтобы тот не оставил его.
   В эту ночь он не сомкнул глаз, заснул только под утро. Проснувшись, пошел в лагерь за дровами. Усиливавшийся с каждым днем мороз в этот раз был особенно лют. Дым из трубы, смешиваясь с туманом, прижимался к земле, в воздухе висела серая мгла. Пар вырывался изо рта с тихим шелестом и тут же оседал на воротнике, покрывая его слоем изморози. На подходе к баракам Савельевым стало овладевать смутное беспокойство. Он не понимал, чем это чувство вызвано, старался подавить его, но в голове засело - что-то не так! Что? Он украдкой оглянулся, будто кто-то мог уличить его в глупых страхах. Вокруг все было по-прежнему, но тревога не проходила. Ему вдруг померещилось, что за бараком что-то мелькнуло. Он остановился, укрывшись за столбом с колючей проволокой. Движение не повторилось.
   Савельеву стало страшно. Казалось, что он стоит, открытый для множества глаз, кто-то смотрит справа, слева, но стоило повернуть голову, как этот кто-то исчезал. Савельев заставил себя рассмеяться над лезущей в голову чушью, но смех прозвучал в морозной тишине так дико, что застрял в горле. Он постоял немного, не решаясь зайти в лагерь, потом страх все-таки пересилил. Поминутно оглядываясь, он пошел назад, все время чувствуя на спине чей-то взгляд. Войдя в дом, накинул крючок, чего никогда раньше не делал, и долго стоял, прислонившись к печи, не в силах унять озноб. Что это было? Человек? Зверь? Или начались галлюцинации?
   Чтобы успокоиться, Савельев принялся обстругивать ножом полено - нужно было сделать новое топорище взамен старого, расколовшегося. За этим занятием его застали сумерки. Он протянул руку к столу, где у него стояла коптилка, но ее там не оказалось. Удивленный, он посмотрел на стол, полки - коптилки нигде не было. Куда он мог ее засунуть? Случайно поднял глаза, и увидел ее на печке. Как она туда попала? Он никогда не ставил ее туда! Он опять встревожился. Торопливо зажег коптилку, осмотрел все углы, заглянул даже под кровать. Никого, конечно, не было, но им с удвоенной силой овладел безотчетный страх. Вдруг сверху раздался какой-то звук. Савельев вздрогнул и поднял голову к потолку. Тихий, но отчетливый звук повторился. Кто-то крадучись ходил по крыше. Савельев инстинктивно погасил язычок пламени и замер. Шаги прекратились, кто-то принялся разгребать на крыше снег. Почувствовав, что еще минута бездействия, и он сойдет с ума, Савельев схватил топор и с диким ревом выбежал на улицу. С крыши метнулась темная тень и исчезла в ночи. Савельев успел заметить только длинное тело и короткие ноги неизвестной твари. Он стоял с видом победителя, держа в руке топор с обломком топорища, и смеялся над своими страхами. Это оказался всего-навсего зверь, скорее всего пожиратель падали росомаха. Но все-таки это было живое существо, а не призрак - обитатель поселка-призрака!
   Неожиданно вокруг стало светлее. В небе появились далекие отблески, такие же, какие он наблюдал, блуждая в горах. Савельев радостно замер. В конце ущелья разгорался молочно-белый свет, но почему-то он стал переливаться всевозможными оттенками, заколыхался, в центре появилось красное пятно, выпустило изогнутый отросток, постепенно растянувшийся на все небо вращающейся объемной спиралью. Потом спираль сжалась в яркое кольцо, из центра которого возникли четыре голубых луча. Лучи быстро выросли и образовали в небе огромный крест. Он повисел неподвижно, потом медленно, едва заметно стал вращаться, повернулся ребром, сделал поворот на сто восемьдесят градусов, после чего завис неподвижно. Савельев почувствовал, как волосы его поднимаются дыбом. Только когда лучи медленно сошлись к центру круга и крест исчез, а следом погас и сам круг, он понял, как сильно замерз, и вбежал в дом, едва сумев ухватить дверную ручку негнувшимися пальцами.
   Савельев совершенно отчетливо понял: это было знамение! Недаром в голову лезли дикие мысли, недаром! Что-то страшное произошло в мире! А он удивлялся, что его до сих пор не нашли... Да просто некому искать! Никого больше нет! Он и ходившая по крыше тварь - последние живые существа на Земле! Савельев вздрогнул. Какие глупости! - пытался урезонить он себя. А внутри кто-то шептал: "Да, это так! Ты один! И никого больше нет... И холод, холод на всей земле..." Как он раньше не понял, что такого холода просто не может быть, это неестественно, так не бывает! А теперь с каждым днем будет становиться еще холоднее, пока Землю не окутает космическая стужа... А он, Савельев, - крохотная искорка мыслящей жизни - все, что осталось от огромного человечества. Но и он тоже обречен: с неба льются невидимые убийственные лучи. А когда эта искорка погаснет, исчезнет все: горы, снега, моря, мертвые города, останется один вечный непроглядный мрак.
   Савельев ничком упал на кровать, уткнув лицо в матрас. Грудь разрывалась сухими рыданиями - нет больше родных, друзей, никого нет, скоро не будет и его. Ужас сковал сердце, сжал его стальными тисками. В ушах возник гул. Савельев зажал их руками, но гул стал еще сильнее. Он вскочил с кровати, заметался по комнате, натыкаясь на стены.
   Всю ночь Савельев не спал, доведя себя до полного исступления, и только утром, окончательно обессилев, упал на кровать. Он лежал, тупо глядя в потолок, и вдруг почувствовал, что начал стремительно расти, увеличиваться в объеме. Каждая клетка, каждый атом в нем росли с огромной скоростью. Он ожидал удара о стены, сейчас он проломит их, разрушит горы и будет расти до звезд! Но нет, все вокруг тоже росло вместе с ним. То, что измерялось сантиметрами, стало миллионами, миллиардами километров!
   Савельев ощутил необыкновенный прилив сил - они тоже увеличились в миллиарды раз. Он взметнулся с кровати и выбежал из дома. Мороз не ослаб, но он не чувствовал его, сейчас он был в состоянии одним дыханием растопить все льды этого замороженного края. Он медленно брел по снегу, но ему казалось, что он несется огромными прыжками. Что это? Колючая проволока? Зачем? Зачем были зло и людские страдания, если все теперь потеряло смысл - жизнь и смерть, добро и зло! Обозлившись на нелепость уродливой изгороди, Савельев схватил проволоку обеими руками и рванул на себя. Ржавая, она легко поддалась, оторвалась от столба, и Савельев торжествующе засмеялся. Он рвал и рвал проволоку, не замечая, что стальные колючки изранили ему ладони и рукавицы набухли кровью. Он должен был сорвать всю проволоку, чтобы от нее не осталось и следа.
   Вдруг что-то остановило его. Савельев замер и услышал в небе прерывистый свист и рокот. Из-за края ущелья появилось уродливое темное чудовище. Оно размахивало длинными конечностями, нацеливаясь прямо на него.
   Из-за шума, который производила летающая тварь, Савельев не услышал другого звука и не увидел, что с другой стороны к поселку приближается автомобиль. Он был черный и старомодный, такие делали в Америке в двадцатые-тридцатые годы двадцатого века. Почему-то автомобиль передвигался, едва касаясь колесами глубокого снега, будто совсем ничего не весил.
   Но Савельев не замечал странной машины. Он видел только уродливого и страшного дракона в небе. И понимал - настал и его час! Бросив проволоку, Савельев бросился к бараку, ища под крышей спасения, вбежал в дверь, но на пороге споткнулся и снова подвернул поврежденную ногу. Боль пронзила его от пятки до плеча, молнией кольнула в голову, и Савельев потерял сознание. Поэтому он не видел, как вертолет, сделав круг над поселком, стал заходить на посадку, коснулся колесами снега на площадке около лагеря, и внезапно исчез, будто его и не было. Просто взял, и растаял в воздухе, а на том месте, где он коснулся земли, осталось что-то темное и живое. Черный автомобиль постоял несколько минут, развернулся, почти не касаясь колесами снежного наста, оставляя на нем лишь чуть заметные следы протектора, и медленно поехал от поселка.
  
   Глава 5. Обитель сатаны
  
   В бараке стояла серая полутьма. Или, может быть, полусвет? Савельев попробовал оба слова на вкус, поворочал во рту, ощупывая языком. Полутьма-полусвет, полусвет-полутьма... Полу-полу... Что выбрать? А, впрочем, какая разница? Главное, он ушел от страшного длиннорукого чудовища! Ушел! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел... Почему такие грязные руки? Кровь? Откуда? Почему он не помнит? И почему нет боли? Кстати, ведь он, кажется, подвернул ногу? Она тоже не болит. Савельев потоптался на месте - нормально! Можно даже сплясать! Гоп, гоп, гопака! Нет, плясать сейчас не время, опасность еще не миновала. Но ведь не болит! Не болит!
   Если у тебя ничего не болит, значит, ты умер - вспомнил он дурацкую шутку, но сейчас она вовсе не казалась дурацкой, и он громко рассмеялся вслух. А разве можно громко рассмеяться про себя? - подумал Савельев. От этой мысли стало еще смешнее, и он рассмеялся еще громче. Но вспомнил о длинноруком чудовище, в испуге зажал себе рот ладонью и прислушался. Нет, кажется, тихо. Не слышно ни утробного рыка, ни свиста рассекаемого страшными руками воздуха. Вовремя удалось скрыться в бараке! Наверное, чудовище поискало его, но не сообразило, что человек спрятался под крышей, и улетело восвояси. Восвояси, восвояси... Что за странное слово? Что оно значит, и откуда он его знает? Какой-то неприятный привкус во рту... А, это же кровь с руки! Смешно - не узнал вкуса собственной крови!
   Что за туман в этом бараке? Или это слезятся глаза, и надо просто проморгаться? Нет, не получается... И откуда вдруг взялся этот назойливый звук? Тс-с! Савельев заткнул уши пальцами - звук стал еще громче, тонкий, мелодичный. Господи, да это же звенит у него в ушах! Дз-з-з! Дз-з-з!
   Туман наступал меняющими цвет шуршащими волнами - молочно-белая волна, светло-зеленая, сиреневая... Сире-еневый туман, над нами про-оплывает... Опять смешно! Когда подошла волна темно-багрового, как кровь на его израненных руках, цвета, стало не до смеха. Она не шуршала, а скрежетала, как гвоздем по стеклу, от чего даже заныли зубы. Но не на того напали! Савельев изо всех сил сжал челюсти, цыкнул на нее, волна багрового тумана съежилась, скрутилась в комок и с противным визгом укатилась под ржавую железную печку.
   Печка... Печка? А зачем? Кажется, чтобы было тепло... Вроде бы и так не холодно... Смешно... Зачем-то люди топят печи, тепло одеваются. Зачем? Интересно, а здесь тоже холодно? Савельев вдруг сообразил, что не дышит, и поэтому не знает, какой здесь воздух. Может быть, и холодный, но какое ему до этого дело? И зачем дышать, когда и так хорошо? Ему опять стало смешно. Но смеяться он не стал, потому что увидел что-то неправильное. А именно - противоположная стена барака, сложенная из растрескавшихся серых бревен, законопаченных высохшим мхом, менялась на глазах, становясь прозрачной. Из-за нее сочился тусклый свет, в котором проявлялась внутренняя структура древесины - сучки, годовые кольца, проточенные личинками-древоточцами ходы. Отдельными вкраплениями выделялись вбитые когда-то в дерево металлические скобы и гвозди. С каждой секундой бревна, переставшие быть бревнами, становились все прозрачнее, а свет ярче.
   Савельев приблизился к стене, за которой должна была лежать заснеженная территория лагеря, огороженная колючей проволокой. Но сейчас вместо этого там угадывалось бесконечное и чужеродное пространство, заполненное какими-то громоздкими сооружениями. Протянутая рука уперлась во что-то упругое, но мягкое, совсем не похожее на шершавое бревно. Ему стало обидно: там, за стеной, интересно, а он не может туда пройти! Нажал сильнее, кисть руки вошла по самое запястье в бревно, превратившееся в непонятную субстанцию, наподобие мягкого пластилина или густой болотной жижи, и увязла в ней. Савельев дернул руку назад - стена не захотела ее отпускать. Потянул сильнее - "пластилин", разочарованно чавкнув, нехотя отдал руку.
   За стеной таилось что-то удивительное. За то, чтобы посмотреть на спрятанные за ней чудеса, можно было отдать все. Савельеву так захотелось попасть в этот таинственный мир, что он взмолился:
   - Господи, помоги мне пройти! Я очень хочу туда!
   Зачем ему это нужно, Савельев не задумывался. Нужно, и все. Просто знал, что для него сейчас нет ничего важнее этого. Три раза он повторил свою мольбу и почувствовал, как в груди взбухает огненный шар, из которого изливается чудовищная сила, направленная в сторону полупрозрачной стены. Сделал решительный шаг вперед, и стена попустила его, будто это была не стена, а поверхность огромного мыльного пузыря. Раздалось негромкое "чпок", и он оказался по ту сторону преграды.
   Обернувшись назад, Савельев увидел, что после его проникновения стена потеряла прозрачность. Но она уже не была бревенчатой стеной лагерного барака. За спиной возвышалась преграда из светло-серебристого металла, уходящая в стороны и вверх в туманную бесконечность.
   На секунду мелькнула мысль - как он будет возвращаться обратно? - но только рассмешила. Что ему делать в том убогом поселке? А здесь... он твердо знал, что здесь его ждет Чудо! Прикосновение к Тайне обжигало, заставляло забыть обо всем. И Савельев двинулся вперед по извилистой дорожке со сплошным покрытием из того же серебристого металла.
   В этом пространстве, куда он попал, не было времени, не было температуры, а может быть, и воздуха. Во всяком случае, Савельев не ощущал ни ветра, ни потребности в дыхании. Кажется, сердце тоже не билось. И двигался он вдоль серебристой дорожки не бегом и не шагом, а один только раз оттолкнулся от нее ногой, и теперь, как во сне, скользил над ней по воздуху.
   Дорожка виляла между странных сооружений, сделанных совсем уж неизвестно из чего. Кажется, они были живыми, но не из плоти, такой, из которой созданы люди и животные, а из чего-то такого, чего не бывает в обычном мире. Самых странных, ни на что не похожих форм, они были связаны между собой в бесконечный организм, составляя все вместе нечто непостижимое человеческим сознанием. Разум Савельева настолько обострился, что он интуитивно улавливал некую нечеловеческую гармонию в сочетании этих странных, изогнутых и переплетенных мерцающих фигур, пронизанных разноцветными артериями со струившимися по ним пульсирующими потоками субстанции, в которой угадывалась невероятная жизненная энергия.
   Откуда-то извне к Савельеву пришло понимание - то, что он видит - вовсе не хаотическое, бессмысленное нагромождение живой материи, а мыслящее существо. Только мыслит оно образами, понятиями и категориями, непостижимыми простым человеческим разумом. Как никогда не понять человеческих мыслей инфузории, проникшей внутрь человеческого мозга. И существует Савельев здесь, внутри него, лишь потому, что существо просто не замечает его ввиду его малости и незначительности. Но возможен и другой вариант. Может быть, его не замечают только из-за того, что он вовсе и не жив - ведь он давно заметил, что не дышит, и сердце у него не бьется!
   Теперь Савельев чувствовал почти осязаемое давление мыслей этого чудовищного сверхмозга, пронизанных нечеловеческим вселенским холодом. Савельев вдруг понял, что даже если существо не заметит его, то все равно он неминуемо будет раздавлен, расплющен разлитой вокруг бесконечной ненавистью ко всему живому. Будь проклято любопытство, которое заставило его сунуть нос туда, где нет места человеку!
   Все изменилось. Если совсем недавно он страстно хотел проникнуть сюда, прикоснуться к Тайне, то теперь это желание сменилось совсем другим. Надо было любыми путями вырываться из этого пространства, где не было времени, температуры и самого воздуха, где не действовали физические законы, и не оставалось места простым, но абсолютно чуждым этому месту понятиям, таким, как добро и человечность. Савельев попытался развернуться обратно, но у него ничего не получилось. Тогда он опустился на дорожку, изо всех сил оттолкнулся от серебристого покрытия, и помчался вперед с удвоенной, утроенной скоростью, если здесь существовало само понятие скорости. Он летел, сам не понимая, как ему удавалось следовать всем изгибам прихотливо виляющей тропинки и ни разу не врезаться в проносящиеся мимо живые фигуры. Воспаленное воображение рисовало страшные картины - будто вырастающие на дороге монстры протягивают навстречу ему окровавленные руки с костлявыми пальцами, и только отчаянными усилиями ему удавалось увернуться от них...
   Казалось, этому пути не будет конца. По мере движения фигуры и сооружения становились все причудливее, тянулись вверх, уходя в туманную бесконечность, а давление мыслей, которые, судя по их грандиозности и замораживающему холоду, могли принадлежать самому сатане, все нарастало, принося ужасные страдания, хуже самой страшной физической боли. Еще дальше фигуры достигли поражающих воображение размеров, и страдание стало совсем уж невыносимым. Единственное, что оставалось Савельеву, это увеличить скорость. Что он и сделал. К его облегчению, размер фигур стал постепенно уменьшаться, давление на психику ослабло, а вскоре за очередным изгибом дорожки выросла серебристая стена. Это оказалось так неожиданно, что Савельев не успел притормозить. Успел он только сжаться в комок в ожидании страшного удара о стену. Удара он не почувствовал, потому что перестал существовать.
  
   Глава 6. Разведчики
  
   Три дня отпуска, подаренных Николаю Лесовому его начальником, генерал-майором МЧС, доктором психологии и начальником отдела исследования аномальных явлений Георгием Шалвовичем Кварацхелия, пролетели, как один миг. Николаю даже не хватило времени навестить собственную квартиру в Немчиновке, которую он покинул еще ранней весной в страшной спешке. Все три дня он провел у Нины, а когда наступил четвертый, неожиданно обнаружилось, что они не успели даже толком поговорить.
   Лесовой боялся, что увидев его гипсово-белое лицо, Нина испугается, и это может как-то повлиять на их отношения. Опасения оказались напрасны. О его новой внешности Нина высказалась так:
   - А тебе даже идет! У тебя стал такой таинственный вид... Будто ты приобщился к каким-то страшным секретам.
   Век бы к ним не приобщаться, подумал Николай, но вслух высказывать этого не стал. А Нина не стала ничего выспрашивать. Похоже, работа у Георгия Шалвовича приучила ее обуздывать любопытство. Зато в любви она была по-прежнему неистощима, и будь у них в запасе не три дня, а месяц, его бы им все равно оказалось мало.
   А наутро четвертого дня прозвучал неумолимый телефонный звонок и бесстрастный женский голос произнес:
   - Николай Васильевич? Георгий Шалвович ждет вас у себя дома в одиннадцать ноль-ноль.
   Сразу вслед за этими словами в трубке зазвучали короткие гудки отбоя.
   Николай посмотрел на часы и довольно улыбнулся - умница-шеф рассчитал все так, что он успевал не только собраться и не спеша доехать до жилища доктора в Подмосковье, но и попрощаться с Ниной. Разумеется, Лесовой не стал терять времени. Но, расставаясь, не обернулся на пороге, потому что чувствовал - стоит еще раз заглянуть в огромные глаза девушки, и уйти не хватит сил.
   На пороге генеральского дома его встретила молодая женщина с серьезным лицом, бросила быстрый взгляд на часы и, убедившись, что Лесовой прибыл минута в минуту, пропустила его внутрь. Кварацхелия сидел в гостиной в инвалидной коляске. Но не в том простеньком кресле с колесами, в которое его усадил покойный Конрад. Это было настоящее чудо техники, которым доктор управлял, нажимая кнопки на подлокотнике пальцами правой руки. Нажал, и коляска, чуть слышно загудев моторчиком, подкатилась к Николаю.
   - Спасибо, Марта! - прозвучало в голове у Лесового, и он не сразу понял, что беззвучное обращение относиться не к нему. - Вы можете отдыхать.
   Женщина коротко кивнула, ничего не произнеся ни вслух, ни про себя, и вышла из комнаты.
   - Она тоже? - всплыла у Николая мысль.
   - Да, она тоже! - доктор попытался сложить губы в подобие улыбки. С большим трудом, но это у него получилось. - Не удивляйся. Ты, конечно, личность уникальная, но не настолько, чтобы в твоем отсутствии я не мог общаться с миром. Опыты с Мартой мы ставили, когда она была еще маленькой девочкой.
   - Понятно, - кивнул Лесовой. - Как вы? Врачи что-нибудь обещают? Вижу, вы уже можете шевелить рукой?
   - Врачи не при чем! - глаза доктора сверкнули. - Мое излечение не в их компетенции. Все зависит только от меня. А я уж постараюсь. Надеюсь, что к следующей нашей встрече буду твердо стоять на ногах.
   - Дай Бог! - искренне пожелал Николай.
   - Мы отклонились от темы, а времени у нас мало. - Даже мысленная фраза звучала жестко. - Через час подъедут Дмитрий с Леонидом, и до этого мы должны обсудить все подробности предстоящего дела. А к вечеру вы втроем должны быть в Магадане.
   - Каким образом? - поинтересовался Николай. - Разве существует способ преодолеть этот ваш последний барьер? Не окажемся ли мы вместо Магадана в "новом мире", или еще где похуже? Меня больше как-то не тянет на приключения.
   - Не переживай, - прямая передача мыслей была лишена эмоциональной окраски, зато обладала куда большей убедительностью, чем обычная речь. Наверно потому, что при таком способе общения трудно, а может быть, и невозможно было солгать. - В свое время мы установили в некоторых городах транспортные устройства. Теперь, как видишь, пригодилось...
   По каким-то неуловимым признакам Лесовой понял - доктор почему-то мнется, не решаясь открыть ему все подробности предстоящей операции.
   - Георгий Шалвович, - майор мог бы вести беседу мысленно, не открывая рта, но предпочитал в отсутствие посторонних ушей говорить вслух, чтобы не подчеркивать беспомощного положения генерала. - Если вы намерены щадить мои чувства, то совершенно зря. Не забывайте, что я спецназовец с толстой шкурой, и рисковать ею на заданиях - моя профессия. Признавайтесь, от нашей команды снова зависят судьбы мира?
   Произнося последние слова, Николай не смог удержаться от сарказма, но доктор ничем не показал, что заметил это.
   - Задание опасное, скрывать не буду, - генерал смотрел прямо в глаза, и от этого взгляда у Лесового по коже побежали мурашки. - Но не опаснее других, которые вам уже приходилось выполнять. Совсем другое дело - последствия, которые могут наступить в случае вашей неудачи. Ты даже представить себе не можешь, насколько они серьезны. Я сам еще не разобрался во всем. Боюсь, это выше человеческого понимания. Помнишь, я говорил тебе, что сбежавшие апостолы скрываются на территории Магаданской области?
   - Помню, - кивнул Лесовой.
   - Так вот, - продолжил доктор, - эти апостолы - самые опасные из всех. Это фанатики, свято верящие в тринадцатый догмат своего учителя Конрада, где он говорит о смерти, как цели жизни. Но они пошли еще дальше, и основали тайную секту, поставив своей целью уничтожение не просто жизни, а жизни вечной.
   - По-моему, вы что-то путаете! - возразил Николай. - Насколько я помню, в тринадцатом догмате написано совсем другое! Кажется, там говорилось о небесном Иерусалиме, где должны объединиться души всех апостолов для вечной жизни...
   - Сектанты истолковали догмат по-своему. Они решили, что если человечество грешно, то грешен и Бог, то есть - сам Конрад, которого они по-прежнему считают божеством. Спасти грешный мир может только всеобщая гибель не только бренной людской плоти, но и душ, которые должны перестать быть бессмертными. Весь существующий мир должен исчезнуть в открывшейся бездне. Останется лишь всепоглощающий мрак и абсолютный холод. А уже из них возникнет новое Божество, которое создаст совершенно новую жизнь, полностью лишенную человеческих страстей и, следовательно, самого понятия греха. Это я цитирую тебе тайную доктрину сектантов, которую раздобыл для меня полковник Зверев. Я не знаю до конца об их замыслах, разбираться с ними придется вам. Но, боюсь, они затеяли что-то ужасное, способное ускорить этот процесс, другими словами - приблизить конец света.
   - Получается, они решили уничтожить самого Бога? - усмехнулся Лесовой.
   Если бы доктор говорил вслух, можно было бы сказать: "он помолчал немного". В том способе общения, которым они пользовались, пауза выглядела несколько иначе. Голос доктора, звучавший прямо в голове Николая, затих, а вместо него появилось что-то вроде обрывков мыслей, не принадлежавших Лесовому, и потому непонятных, а иногда и пугающих своей чужеродностью.
   В общем, доктор помолчал немного, а потом неожиданно ударил по мозгам концентрированной мыслью, заставившей майора отвесить челюсть:
   - Николай, ты когда-нибудь задумывался о том, что ждет тебя после смерти?
  
   Глава 7. Нежданный друг
  
   Савельеву было хорошо. Холода не чувствовалось совсем, уютные теплые волны баюкали его, унося куда-то в сияющую даль. И унесли бы, но вмешалось что-то чужое, постороннее. Что-то мокрое ткнулось ему в лицо. Он досадливо замычал и отмахнулся. Тогда кто-то потянул его за ворот свитера с такой силой, что затрещали рвущиеся нитки. Потом отпустил, хрипло произнес что-то непонятное, и снова стал горячо дышать в лицо. Савельеву совсем не хотелось открывать глаз, он снова отмахнулся и лениво сказал:
   - Отстань!
   Но назойливый "гость" вовсе не желал отставать. Он дышал в лицо, что-то бурчал и тянул то за рукав, то за воротник. Наконец, Савельеву все это надоело, он через силу открыл глаза и увидел прямо перед собой большущую лохматую собачью морду. То, что до сих пор стояло у него перед глазами - серебристые стены, петляющая дорожка, живые фигуры с их дьявольскими мыслями - все это бесследно исчезло, оставив после себя лишь туман в голове и тягостное чувство пережитого ужаса.
   Увидев, что человек пришел в себя, пес радостно рыкнул и снова потянул его за рукав. До Савельева дошло, что он лежит в снегу рядом с входом в барак, без шапки, без куртки и перчаток, с окровавленными руками. Боли он не чувствовал, было хорошо, вставать не хотелось, и он снова отмахнулся от надоедливого пса. Тот отскочил, оскалил чуть желтоватые зубы и сердито гавкнул.
   Только теперь Савельев понял, что элементарно замерзает. Он читал когда-то, что замерзающий человек перестает чувствовать холод, ему не хочется вставать и вообще шевелиться. В точности то, что сейчас происходило с ним. Встревожившись, попробовал пошевелить пальцами - они плохо, но пока еще слушались.
   Савельев перевалился на бок, встал на колени. Мышцы подчинялись плохо, каждое движение давалось с огромным трудом, но он уже начал приходить в себя и понял, что если не сумеет быстро добраться до теплой печки, то просто замерзнет. Пес как будто пытался втолковать ему ту же мысль, что-то рычал по своему, подталкивал, помогая подняться на ноги, а когда у Савельева это получилось, потрусил прямо к дому, из трубы на крыше которого вился дымок. И всю дорогу постоянно оборачивался, проверяя, идет ли человек за ним.
   До дома с теплой печкой было совсем недалеко, но теперь это расстояние показалось ему километрами. Савельев несколько раз падал в снег, и ему совсем не хотелось подниматься. Но пес не давал лежать, тянул, ухватившись зубами за одежду, и с грозным рычанием заставлял встать на ноги. Только благодаря ему Савельев не замерз, а добрался все-таки до дома.
   Войдя в теплую комнату, Савельев впустил туда своего спасителя, и чуть ли не на карачках добрался до печи. Кое-как подтащил табурет, сел на него, повернувшись лицом к теплым кирпичам и прислонив к ним ободранные ладони. Сначала он не чувствовал тепла, потом руки, нос и уши стали отогреваться и заболели так, что он невольно застонал. Пес подошел к нему, положил голову на колени и, глядя прямо в глаза, что-то участливо забурчал. Савельев улыбнулся сквозь подступающие от боли слезы, и сказал:
   - Надо, наверное, как-то тебя назвать? Может быть, Пятницей? Я Робинзон на необитаемом острове, а ты мой Пятница? Опять бурчишь? Не нравится? Да мне и самому как-то не очень... Ладно, назову я тебя - Бурчало! Ты не против?
   Пес был не против.
   - Савельев погладил пса по холке, и вдруг замер, наткнувшись рукой на кожаный ошейник, которого раньше не то, что не заметил, а просто не обратил на него внимания.
   - Бурчало, ты чей? - спросил он севшим от волнения голосом. - Ты что, здесь не один? С хозяином? Где твой хозяин?
   Бурчало тяжело вздохнул, и неожиданно лизнул Савельева в подбородок, будто стараясь показать: нет здесь моего хозяина, иначе он был бы здесь вместе со мной... Следом за ним вздохнул и Савельев, у которого вспыхнула, было, надежда, что где-то рядом могут быть люди, тот же хозяин Бурчалы. Но весь вид пса красноречиво говорил, что надежды напрасны...
   - Хреновые наши дела, друг Бурчало! - Савельев так давно не слышал собственного голоса, что теперь он казался ему чужим. - Мне тут и самому скоро жрать будет нечего, чем же я тебя кормить буду?
   Он еле удержался от слов: "как бы мне еще тебя съесть не пришлось!". Слишком уж умные были у пса глаза, да и сам Савельев никогда, наверное, не смог бы убить и освежевать собаку, даже если бы она не спасла его от верной смерти, как это сделал Бурчало.
   - Так что придется отпустить тебя на вольные хлеба! Сумеешь сам прокормиться?
   Пес поднял голову с колен Савельева и отошел на середину комнаты, продолжая внимательно смотреть ему в глаза.
   - Ты что-то хочешь сказать? - совершенно серьезно спросил Савельев.
   Бурчало встряхнулся, подошел к входной двери и толкнул ее лапой. Но дверь плотно сидела в дверной коробке, и не открылась.
   - Хочешь на улицу? - догадался Савельев и открыл псу дверь. Вторую, наружную, Бурчало распахнул сам.
   - Ты смотри, возвращайся! - крикнул вслед Савельев. - А то я уже начал к тебе привыкать!
   Проводив взглядом пса, целеустремленно отправившегося вниз по распадку, он вернулся в дом и, подойдя к окну, осмотрел раны, оставшиеся на руках от колючей проволоки. Они оказались неглубокими, но ладони были подраны основательно. За отсутствием антисептиков, Савельев натопил в тазике чистой воды и тщательно промыл раны, очень надеясь, что вместе с ржавчиной в них не попала какая-нибудь зараза. В его положении это не сулило ничего хорошего.
   Приведя себя в порядок, Савельев прилег на кровать и стал вспоминать привидевшиеся ему там, в бараке, картины. Они так глубоко врезались ему в память и были такими яркими, что язык не поворачивался назвать их бредом замерзающего человека. И в то же время Савельев отлично понимал, что видения не могли быть ничем, кроме как галлюцинациями воспаленного подсознания. А яркость возникших картин говорила только о богатстве его фантазии и развитом воображении.
   Не придумав ничего другого, Савельев заснул.
   Пес пришел только назавтра, когда у Савельева уже пропала надежда на его возвращение. Собачий лай он услышал сквозь сон, и сначала ничего не понял. Его так долго окружала полная тишина, что он отвык от всяких звуков, если это не было потрескиванием дров в печи. Некоторое время он ошалело крутил головой, приходя в себя, потом набросил на плечи куртку и открыл дверь. На улице едва начинало светать. Бурчало стоял на крыльце и нетерпеливо поскуливал. Его большая лохматая морда была вся покрыта изморозью.
   - Входи скорее, тепло выходит! - сказал Савельев, будто разговаривал с человеком. - Сам вон, весь замерз!
   Но пес, вместо того, чтобы войти в натопленный дом, отбежал несколько шагов от крыльца и залаял.
   - Заходи, чего дурью маешься? - стал терять терпение Савельев.
   Бурчало не обратил внимания на его слова, снова что-то пролаял, потом подошел к Савельеву и нетерпеливо потянул его за штаны.
   - Ты что, зовешь меня куда-то? - догадался Савельев.
   - Р-р-р-гав!
   Ну, наконец-то, дошло! - говорил взгляд пса.
   Идти пришлось далеко, и переход стоил Савельеву немалых сил. Тем более, что ночью подсыпало снега. Так далеко вниз по распадку заходить ему еще не приходилось. Но зато километра через четыре он был вознагражден зрелищем, которого был лишен со дня злополучной охоты на баранов - узкое ущелье вливалось здесь в большой распадок, над которым светило солнце! Над поселком оно не вставало всю зиму, заслоненное горами. Савельев даже остановился, подставив лицо его негреющим лучам. Но Бурчало не дал ему долго наслаждаться видом почти позабытого светила и потянул дальше.
   ...Небольшая поляна была истоптана и залита кровью, как будто на ней происходило целое сражение. Посередине поляны лежало темно-бурое животное с перекушенным горлом, похожее на маленького оленя, только без рогов. Размером оно было побольше самого Бурчалы. Кабарга - мелькнуло в голове. Когда-то в школе приходилось изучать животный мир родного края, и что-то от этой науки еще не совсем вылетело из головы. Только он не подозревал, а может быть, просто забыл, что у кабарги из-под верхней губы торчат клыки сантиметров по пять-шесть длиной, как у какого-нибудь дикого кабана.
   Пес сидел напротив Савельева, смотрел на него с видом хозяина положения, и гордо что-то бурчал. "Я добыл, а ты тащи домой!" - заглянув ему в глаза, перевел Савельев. Он попытался забросить убитое животное на плечо, но оказалось тяжеловато. За последнее время он потерял много сил. Тогда он взял кабаргу за передние ноги и поволок по снегу.
   Тащить пришлось до наступления темноты. Несколько раз, выбившись из сил, Савельев садился прямо в снег. Тогда Бурчало хватал свою добычу зубами, и тащил ее сам. Протащив, сколько мог, возвращался к Савельеву и нетерпеливо подталкивал, заставляя встать. Нечего, мол, здесь прохлаждаться!
   Когда Савельев, наконец, втащил добычу в дом, то повалился на кровать прямо в куртке и валенках и долго лежал, приходя в себя. Он не встал бы до самого утра, если бы не проклятая необходимость топить прожорливую печь. В тепле изморозь на морде пса оттаяла, и оказалось, что его пасть вся измазана кровью. В этом не было ничего странного, но к шерсти прилипли кусочки белого меха. Савельев присмотрелся и понял, что мех принадлежал зайцу. Получалось, что, прежде, чем добыть для него кабаргу, себя пес тоже не обидел, пообедав зайчатиной.
   Это подтвердилось, когда Савельев, неумело ободрав складным ножом с животного шкуру, отрезал кусок мяса и бросил его Бурчале. Тот обнюхал его и равнодушно отошел в сторону, с видом: "я сыт!".
   Разделав тушу, Савельев вынес куски мяса в холодный коридорчик и разложил на стоявшем там столе. Мороз продолжал давить, и через какой-то час оно приобрело каменную твердость. Одну ногу он не стал морозить, а сварил себе целый тазик наваристого бульона. Пока он варился, в комнате стоял такой запах, что Савельев чуть не упал в обморок. В этот день он съел все вареное мясо и выпил, черпая кружкой, половину тазика бульона, так что чуть не лопнул от обжорства. Даже без всяких приправ после многодневной яичной диеты варево оказалось необычайно вкусным.
   После обильной трапезы Савельев решил, что пора ближе познакомиться со своим спасителем. Бурчало был крупный лохматый пес с широкой, мощной грудью и крепкими лапами. Масти он был темной, почти черной, а насчет породы Савельев затруднялся сказать что-то определенное. Что-то похожее на кавказскую овчарку. Но, даже если он был не чистых кровей, то умом превосходил многих породистых собак, которых Савельеву приходилось видеть в своей жизни. Стоило заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться в этом. И еще он оказался неплохо обучен. Во всяком случае, четко исполнял команды "лежать", "сидеть", "стоять", "апорт" и все остальные, которые только мог вспомнить Савельев.
   Кроме перечисленных достоинств, Бурчало обладал еще одним замечательным свойством: он безошибочно чувствовал, когда дрова в печи прогорали и сразу будил Савельева, если тот спал, так что теперь можно было не беспокоиться о сохранении огня. Сам Бурчало очень любил тепло, и укладывался спать, прижавшись к печке со стороны топки. Даже вылетающие иногда искры, подпаливающие ему шерсть, не могли прогнать пса с облюбованного места, и скоро его подпаленные бока из темных превратились в рыжие.
   На следующий день Савельев решил пройтись по следам Бурчалы, чтобы хотя бы примерно определить, откуда он пришел в распадок.
   - Ты откуда вообще здесь взялся? - спросил он, выйдя с псом из дома. - Может быть, покажешь дорогу?
   Бурчало внимательно посмотрел на него, чуть поразмышлял о чем-то, и уверенно пошел по следу Савельева, оставленному, когда он, замерзающий, полз от барака к своему дому, оставляя на снегу пятна крови из пораненных рук. Но около барака останавливаться не стал, а потрусил дальше, уже по своему собственному следу. Они миновали огороженную колючей проволокой зону, и вышли на довольно большую ровную площадку, свободную от строений и старых отвалов. И тут Савельев увидел то, что поразило его до глубины души. На снегу ясно отпечатались вмятины, оставленные большими колесами без протектора, от которых отходили оставленные собакой следы, припорошенные выпавшим снегом, но все еще различимые. Снег вокруг вмятин был как будто подметен, и Савельеву стало ясно, что это сделано ветром, поднятым вращающимися лопастями вертолета. Но как вертолетчики не заметили его? Неужели они залетели в это заброшенное ущелье только для того, чтобы оставить здесь пса? Бред какой-то...
   Гадать было бесполезно, потому что вертолет все равно улетел, не забрав его. Зато у него появился Бурчало!
   Чтобы раз и навсегда отбросить оставшиеся смутные сомнения, Савельев вернулся к бараку, и вошел внутрь. Через окна без стекол внутри намело слой снега, на котором четко отпечатались его следы. Вот здесь он валялся без сознания, вот две лужицы крови, что натекла из пораненных рук. И тут он замер. Он хорошо помнил, как Бурчало заставил его встать, как он с трудом поднялся на ноги и потащился в поселок. Все это прекрасно читалось по следам.
   Но были и другие следы. Судя по ним, до этого он поднимался еще раз, и подходил к дальней стене барака. Следы доходили туда и возвращались обратно. Возможно, он вставал в бреду... Но один след был какой-то странный. На снегу перед самой стеной отпечаталась задняя половина подошвы валенка. А передней просто не было. Будто бревно положили поверх оставленного следа... Савельев почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз, замерло на несколько секунд, а потом забилось со страшной скоростью. Неужели не все, что ему привиделось... Нет, нужно забыть весь этот бред и никогда больше не вспоминать о нем, если он не хочет сойти с ума в одиночестве. Ведь это не что иное, как первый звоночек. Все, забыли, окончательно и навсегда!
   Подошло время подкидывать в печку дрова, и Савельев заставил себя отправиться домой. Открыл входную дверь, и увидел, как длинный и тонкий белый зверек с черной кисточкой на хвосте, в котором он опознал горностая, ухватил зубами кусок мяса, втрое больший его по размерам, и куда-то тащит. Савельев замер, опешив от такой наглости. Зато не растерялся Бурчало. Мимо Савельева мелькнула черная молния, раздалось клацанье зубов, и вор безвольно повис окровавленной белоснежной тряпкой в пасти у пса.
   - Молодец, Бурчало! - похвалил его Савельев.
   Не выпуская добычу из зубов, пес степенно вышел на улицу и отправился куда-то за дом делать заначку. А Савельеву пришлось складывать мясо в крепкий деревянный ящик с металлическими защелками и надписью "взрывоопасно" на боку. Мало ли кто еще может повадиться воровать его припасы!
   С появлением Бурчалы у Савельева отпали проблемы с пищей. Он не съел и половины кабарги, а пес принес еще нескольких придушенных зайцев и две куропатки. Сам он столовался где-то на стороне, потому что возвращался с вымазанной в крови мордой, к которой прилипали то ошметки заячьей шерсти, то птичий пух.
   Савельев отъелся, восстановил силы. Слава Богу, раны на ладонях зажили без последствий. Постепенно перестала болеть подвернутая нога, и Савельев стал подумывать - а не пора ли ему самому выбираться к людям?
  
   Глава 8. Обретение огня
  
   Что никто не придет к нему на помощь, Савельев понял давно. Все указывало на то, что людей в этом поселке не было с тех самых пор, как отсюда вывели последнего заключенного. Появление Бурчалы выглядело чудом, Божьим промыслом, потому что в банке с яичным порошком уже видно было дно, а от повидла осталось меньше половины. С такими запасами пищи нечего было и думать пускаться в путь, не зная даже, в какую сторону идти и сколько километров до ближайшего поселения.
   Теперь, когда удалось создать кое-какой резерв мяса, положение виделось не таким мрачным. Но, хорошенько подумав, Савельев решил отложить поход до теплых дней, справедливо полагая, что без огня ему не пережить даже одной колымской ночи. Не тащить же с собой огонь в кастрюльке, как таскали его первобытные люди в глиняных горшках! А на то, чтобы выйти к людям за один дневной переход, надежды не было никакой.
   Замороженного мяса кабарги оставалось еще довольно много, и Савельев занялся его переработкой. Прежде всего, он натолок в миске достаточное количество окаменевшей за долгие годы соли из найденного в складе мешка. Потом занес в комнату кусок мяса, и когда тот чуть оттаял, принялся срезать складным ножом тонкие ломтики, наподобие строганины. Присолил, и разложил сверху на теплой печи. Уже назавтра мясо высохло, а еще через день приобрело каменную твердость. Но, хорошенько разжеванное, оказалось очень даже вкусным. Теперь Савельев солил и вялил половину всей приносимой Бурчалой добычи, на что тот совсем не обижался. Так решилась проблема запасов еды в дорогу, которая могла затянуться не на один день.
   Иногда, когда не спалось, Савельев лежал с закрытыми глазами и вспоминал прошлую жизнь. Однажды вспомнилась деревня под Смоленском, куда мать возила его совсем мальчишкой к своей родне. Они остановились в доме у старой бабушки Маруси, маминой тети. Бабушка часто вспоминала свою молодость, в том числе годы, прожитые в оккупации.
   - Совсем плохо жилось! - вздыхала бабушка Маруся. - Голодно было, не приведи Господь. За кулек соли ведро картошки отдавали, а спичек совсем не было.
   - А как же вы огонь в печке зажигали? - полюбопытствовал маленький Андрюша.
   - Кремнем! - ответила старушка. - Как же еще? У каждого был кремень и кресало.
   Андрюша не знал, что это такое, и бабушке пришлось объяснять.
   - Кремень - это такой камень, который искры дает. А кресало - кусок напильника, по которому кремнем чиркают. Подставил к напильнику обожженную тряпку, и бей кремнем. Искры вылетают, и тряпка тлеть начинает. Раздул - вот тебе и огонь. Тогда эти напильники на вес золота были, люди их берегли пуще, чем коммунисты свои партбилеты...
   Савельев подскочил с кровати, вслух называя себя такими словами, что Бурчало недовольно забурчал около печки. Ну, как же он не вспомнил этого раньше?
   Ржавый напильник он давно нашел в одном из домов и иногда точил им нож, не представляя, каким сокровищем обладает. Оставалось найти подходящий кремень. С трудом дождавшись наступления утра, Савельев засунул в карман напильник, и в сопровождении Бурчалы отправился к ближайшему отвалу, оставшемуся от промывки золота.
   Разгреб снег и стал чиркать камнями по напильнику. Все они давали искры, одни больше, другие меньше, и Савельев растерялся - какой из них взять? Но тут ему в руки попался небольшой камень красноватого цвета, от которого посыпался целый сноп искр.
   Найдя то, что было нужно, Савельев поспешил домой. Оставалось выяснить самое главное - затлеет ли от искр самодельный трут? Пересмотрев все свое небольшое хозяйство, он остановился на длинном клочке ваты, выдранном из матраса. Опалил его в печи, обмотал вокруг напильника, и чиркнул кремнем так, чтобы сноп искр был направлен на обожженную вату. И - чудо! Вата затлела!
   Но это было не все. Из тлеющей ваты предстояло еще раздуть огонь. Савельев дул, пока не закружилась голова, но все-таки выдул маленький, трепетный огонек. Поднес к нему тонкую щепку - и проблема с огнем тоже оказалась решена!
   Теперь, наконец, можно было избавиться от постоянной жары в доме, разжигая печь не для того, чтобы сохранить огонь, а лишь тогда, когда дом остывал. Немного поворчал Бурчало, которому жара была по нраву, но потом смирился.
   Весна на Колыме начинается поздно, и длиться недолго, почти сразу переходя в лето. Савельев давно потерял счет дням и даже не знал, какой идет месяц. Поэтому появившееся, наконец, над сопками солнце и журчание ручьев застало его врасплох. Очень быстро сошел почти весь снег, оставшись лишь в тех местах, куда никогда не доставало солнце. За несколько дней земля подсохла, стала проклевываться первая трава, набухли и зазеленели почки на кустах тальника, поднялся кедровый стланик. Растениям нельзя было терять драгоценного летнего времени, потому что за каких-то два с половиной месяца они должны были пройти весь жизненный цикл, от зарождения до увядания.
   К этому времени Савельев заметил, что у него стали шататься зубы и кровоточить десны. В свое время его любимой книгой был роман Джека Лондона про Смока Белью, и по описанным в нем признакам он сразу понял, что у него началась цинга. Герои Джека Лондона спасались от этой болезни сырой картошкой, которой у Савельева не было. Зато из-под снега появились кустики шиповника с прошлогодними ягодами, в которых витаминов было больше, чем в картошке. Он заваривал их в кружке и пил отвар. Средство помогло.
   Время шло, но Савельев почему-то все оттягивал и оттягивал выход на поиски людей. Каждый день появлялись новые заботы. То нужно было решить, что брать с собой в поход, а что оставить. Например, теплую куртку. Хоть она и была изрядно потрепана, а бросать жалко - мало ли какие будут ночи? Но идти в ней будет жарко, поэтому надо было придумать способ ее переноски. Выручили пустые мешки, которых в поселке оказалось почему-то невероятное количество. Савельев нарезал из них полос и замотал ими куртку, так, что теперь ее можно было носить за спиной. А то появилась еще одна забота - во что сложить запас еды и другие необходимые вещи, хотя бы те же кружку и миску? Пришлось мастерить из мешка рюкзак, привязав к нему лямки, сделанные из той же мешковины.
   Снег растаял, и выходить в путь в валенках, да еще таких, что болтаются на ногах, было бы просто смешно, но проблему обуви он решил еще зимой, отыскав в одном из домов подошедшие по размеру изрядно стоптанные, но еще крепкие кирзовые сапоги и даже небольшой рулон портяночной фланели.
   Савельев сам себе не хотел признаваться, что ему просто страшно уходить из поселка. Здесь, какой-никакой, но все-таки налаженный и почти устоявшийся быт. А впереди - неизвестность. Он протянул бы еще, но случилось то, что подстегнуло его и заставило выйти в поход. Дело было в том, что Бурчало уже несколько дней возвращался без добычи, хотя пропадал на охоте все дольше. Или с приходом тепла живность откочевала в другие места, или за зиму пес истребил всю дичь в округе...
  
   Глава 9. Паводок
  
   Над Колымским краем уже несколько дней нещадно палило солнце, и если бы не холодные ночи, можно было подумать, что дело происходит не на севере, а где-нибудь в горах Крыма. Савельев и Бурчало вышли из поселка рано утром и отправились вниз, к большому распадку, в который вывел текущий из ущелья ручей. Савельев не без оснований предполагал, что идя вдоль речки, они непременно выйдут к какой-нибудь старательской артели или приисковому поселку. Первые несколько часов двигались без остановок. Бурчало то шел рядом, то надолго исчезал в тайге, возвращаясь с виноватым видом - прости, хозяин, ничего не удалось добыть! Когда остановились на обед, Савельев по-братски поделился с ним несколькими кусками вяленого мяса. Пес съел его, смущенно отводя глаза. Хотя, положив руку на сердце, Савельев признавал, что это мясо по праву принадлежало не ему, а Бурчале.
   Идти вдоль речки оказалось труднее, чем он думал. То приходилось пробираться через завалы огромных валунов, то дорогу преграждал впадающий в речку ручей, и приходилось подниматься по нему, чтобы найти место, где можно было перейти на другую сторону, прыгая с камня на камень, рискуя в лучшем случае свалиться в воду, вымокнув до нитки, а в худшем переломать ноги. Ночевали около огромного костра, который Савельев разложил на широком плесе, натаскав к нему в качестве постели нарубленных на берегу веток кедрового стланика.
   Утром, едва легкий ветерок разогнал туман над речкой, солнце стало палить с удвоенной силой. Пройдя с километр, Савельев вынужден был стянуть с себя свитер, оставшись в одной футболке. Горели ноги в сапогах, но другой обуви у него все равно не было, и Савельев молился, чтобы они не развалились по дороге, потому что тогда придется совсем худо. Сегодня он шел медленнее, чем вчера, останавливался на отдых через каждые полчаса, садился прямо на землю, приваливаясь спиной к камню или поваленному дереву. Когда солнце взошло в зенит, пообедал, поделившись с Бурчалой вяленой зайчатиной.
   Когда заканчивали обед, Савельев заметил, что все вокруг неуловимо изменилось. Все так же палило солнце, было по-прежнему тихо, но в воздухе повеяло каким-то напряженным холодком. С верховьев реки наползало небольшое облако, на которое он не обратил бы внимания, если бы не его неестественный фиолетовый цвет. Буквально через несколько минут облачко превратилось в закрывшую половину распадка густую стену мрака, изредка прочерчиваемую яркими вспышками, от которых она выглядела еще чернее. Нижний край этой невероятной, невиданной тучи накрывал сопки до половины. Ветра не было, но в лицо потянуло сырым, будто подвальным холодом.
   Савельев забросил за спину самодельный рюкзак и быстро пошел вдоль речки, будто от стихии можно было убежать. Туча тем временем заволокла все небо, сомкнув сопки с обеих сторон распадка, нависая над самой головой, и казалось, что они с Бурчалой идут по бесконечному туннелю с черным сводом. Бурчало притих, шел рядом, чуть ли не прижимаясь к ноге, и никуда не отбегал. Шли в полной тишине, на деревьях не шевелился ни один листок, все замерло и оцепенело в предчувствии чего-то ужасного.
   Потом резкий порыв холодного ветра разорвал тишину, и сразу хлынул ливень, в несколько секунд не оставивший на Савельеве сухой нитки. Но это было не самое страшное, худшее ждало впереди. За жаркие дни верхний слой мерзлоты оттаял, набух влагой, ливень насытил ее водой сверх всякой меры, и вода ринулась с гор в низины. Речка помутнела, вода в ней поднималась на глазах, подмывала берега и увлекала за собой сначала мелкие, потом и большие камни. Ревущий поток с грохотом тащил огромные валуны и легко вырывал из берегов кусты и деревья.
   Чтобы не оказаться смытым этим бешеным потоком вместе с берегом, Савельев поднялся на склон сопки, и пошел по нему вдоль бушующей реки. Внизу бушевала вода, а под ногами оказался намокший лишайник, который скользил под ногами, и Савельев несколько раз падал и ушибался. Но чувства его притупились, и он почти не чувствовал боли. Бурчало не отставал от него ни на шаг.
   Через несколько километров изнуряющей ходьбы по скользким от лишайника камням на их пути встала преграда. Из тесного, сжатого между сопок распадка, низвергаясь со скального уступа, хлестала вода. Скорее всего, в обычное время это был узенький ручеек, который Савельев просто перешагнул бы, даже не заметив. А сейчас он превратился во взбесившийся, сметающий все со своего пути поток, перейти через который мог решиться разве что самоубийца.
   Они с Бурчалой свернули в ущелье и стали подниматься вдоль потока, который язык не поворачивался назвать ручьем. Шли долго, и наконец Савельев нашел, что искал. В этом месте поток расходился на два рукава, образовав посередине маленький островок. Ширина каждого рукава была метра три. Савельев притащил поваленное сухое дерево и перебросил его с берега на островок. Подтолкнул Бурчалу, и тот бесстрашно перебежал на маленький кусочек земли посреди бушующей воды. Потом, балансируя руками и хватаясь за сухие ветки, перебрался сам. Не успел он перебросить свой ненадежный мостик на следующий берег, как тот, что они только что оставили, обрушился в воду с грохотом и плеском, увлекая за собой кусты и большую лиственницу.
   Снова пропустив Бурчалу вперед, Савельев последовал за ним. На середине бревна под ногой скользнула кора, и он оказался по пояс в воде, успев схватиться за ветки. Савельев стал быстро перебирать руками по стволу, стремясь к берегу, но не успел. Вода слизнула островок, выдернула из-под рук бревно, и Савельева поволокло течение. Поклажа за плечами тянула вниз, по плечам и бокам больно било камнями. Савельев никак не мог вынырнуть, чтобы вдохнуть воздуха. Он уже решил, что это конец, но тут кто-то схватил его за шиворот и потянул вверх. Футболка треснула и порвалась на спине, зато голова Савельева оказалась на поверхности. Он жадно глотнул воздуха и увидел, что это Бурчало, бросившись в воду, схватил его зубами за одежду и старается вытащить на берег.
   Он уже схватился за нависавшие над водой корни, когда увидел дерево, несущееся по течению комлем вперед. Дерево неслось прямо на Бурчалу, и Савельев ничего уже не успевал. Комель с силой ударил пса, и тот исчез под водой.
   - Бурчало! - отчаянно закричал Савельев, выдернул тело из воды и побежал по берегу. Над водой несколько раз мелькала голова верного пса, Савельев уже почти догнал его, но тут путь преградил древесный завал. Пока он продирался через перепутанные стволы и ветки, пес совсем исчез из вида.
   Савельев бежал вдоль берега, крича Бурчалу и всматриваясь в каждое шевеление. Но тщетно. Может быть, его затащило под корягу, а может, унесло дальше, в Колыму, в которую здесь впадают все реки. Савельеву было жалко Бурчалы до слез, так он привык к своему спасителю и бескорыстному кормильцу. Он отлично понимал - если бы не пес, ему не выжить, давно бы умер от голода. И еще было ясно - даже если Бурчало каким-то невероятным образом остался жив, то все равно его унесло слишком далеко, и вряд ли они еще когда-нибудь встретятся, разве что чисто случайно.
   Он уже проклинал себя за то, что вообще затеял этот переход. Ну, какая разница, где мокнуть - на том берегу, или на этом? Так нет, захотелось быстрее! Вот и получил... И сам едва выжил, и друга погубил.
   Долго бежать сил не хватило, и скоро Савельев выдохся. Сначала перешел на шаг, потом плюнул, повалился прямо на мокрую траву и закрыл глаза. Все равно вода была и сверху и снизу, а на нем не осталось ни одной сухой нитки. Правда, кусок обожженной ваты он завернул в старую клеенку и положил на самое дно рюкзака, но после купания наверняка вата промокла. Так что согреться у костра он сможет только когда выйдет солнце и можно будет высушить трут.
   Как будто подслушав его мысли, природа смилостивилась. Дождь стал утихать и скоро прекратился совсем. В облаках появились разрывы, и в них проглянуло солнце. Савельев поднялся и вдруг уловил боковым зрением какое-то движение вдали. Повернулся и увидел, как по берегу огромными прыжками к нему несется целый и невредимый Бурчало...
  
   Глава 10. Артель без старателей
  
   Тронуться в путь удалось не сразу. Снова вышло солнце, и Савельев целый день, развесив на деревьях, сушил одежду и ботинки, разложив на камнях, спасал подмокшее мясо. Первую ночь после паводка пришлось померзнуть, потому что обожженная вата высохнуть не успела, и добыть огонь в этот вечер не удалось. Бурчало несколько раз бегал на охоту, но за все время принес всего один трофей - облезлую белку.
   Уже назавтра вода стала падать, ручьи вошли в свои берега, и Савельев отправился дальше. Он не считал, сколько дней они с псом шли вниз по речке. Тем более, не знал пройденного расстояния. Речка прихотливо петляла между сопок и, наверное, они прошли раз в десять больше, чем если бы двигались по прямой.
   Каждый вечер Савельев с тревогой посматривал на тающие запасы, и пытался восстановить в памяти карту области. Если он во время той злополучной охоты на баранов не забрался в своих беспорядочных метаниях по горам слишком далеко от дороги, то сейчас должен был идти именно по тому ручью, на котором стояла старательская артель, куда он ехал на работу. Располагался старательский поселок недалеко от места впадения ручья в один из притоков Колымы - отцовский друг показывал ему большую карту области, висевшую в его кабинете. (Если бы он знал тогда, то выучил бы карту наизусть!). В таком случае, со дня на день он должен был туда придти. Но существовала еще одна вероятность. Если это не тот ручей, то можно идти чуть ли не до самого Ледовитого океана, не встретив по дороге ни одного человека.
   Им повезло. Как-то утром, когда Савельев уже съел свой завтрак - отмеренную пайку вяленого мяса, - и кипятил в кружке воду, чтобы заварить ягод шиповника, заменявших ему чай, вернулся убежавший на поиски добычи Бурчало. Вид у него был чрезвычайно возбужденный. Он толкнул Савельева носом и отбежал в сторону; когда тот не обратил должного внимания, проделал это еще и еще раз. Савельев понял, что Бурчало куда-то его зовет, но не собирался трогаться в путь, не завершив трапезу.
   - Что, подождать не можешь? - недовольно сказал он. - Не видишь, я еще чая не пил. Или ты на этот раз оленя завалил?
   Бурчало отступил на шаг, припал к земле и отрывисто залаял на Савельева, чего раньше никогда себе не позволял.
   Савельев понял, что произошло что-то важное - пес не стал бы лаять по пустякам, - быстро, как только мог, допил обжигающую жидкость, собрал рюкзак и пошел за нетерпеливо рвущимся вперед Бурчалой.
   Горные разработки с несколькими бульдозерами и двумя промывочными приборами он увидел за вторым поворотом реки. А дальше, километрах в двух, были разбросаны домики старательского поселка. Но чем ближе Савельев подходил к карьеру, тем тревожнее становилось у него на душе...
   ...В карьере не было никакого движения. Не рычали застывшие бульдозеры, а огромный японский "Комацу" и вовсе съехал в ручей, да так и замер в неестественной позе, уткнувшись отвалом в каменистое дно и задрав к небу клык для рыхления грунта. Не грохотали промывочные приборы, не били тугие струи воды из гидромониторов. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь плеском воды в ручье.
   - Может быть, народ ушел на обед? - спросил Савельев, повернувшись к Бурчале. - Так вроде не должны все уходить, кто-то должен на охране оставаться. Непорядок! Наверное, начальства на месте нет.
   В поселке вместо людей их встретила стая из нескольких собак, явно ведущих свою родословную от одной рыжей суки. Возглавлял их ярко-рыжий кобель, не такой крупный, как Бурчало, но тоже довольно внушительный. По всем признакам это была не просто поселковая свора, агрессивно облаивающая любого чужака, а именно одичавшая стая, сбившаяся для совместной охоты. И на Савельева с Бурчалой стая смотрела как на добычу.
   Савельев осмотрелся по сторонам, увидел на земле кусок помятой, ржавой трубы и, осторожно, чтобы не спровоцировать нападение, поднял его, приготовившись к отражению собачьей атаки. Бурчало повернулся к нему, укоризненно что-то проворчал - и ринулся в бой. Без предварительного грозного рычания и взаимного облаивания, без демонстрации силы. Похоже, стая не ожидала от чужака такой дерзости, и на секунду замешкалась. Этой секунды Бурчале хватило, чтобы схватить рыжего вожака за горло и повалить на землю. Остальные собаки бросились на выручку, но Савельев отогнал их, нещадно раздавая налево и направо удары трубой. Некоторое время бойцы катались в пыли, потом Бурчало взял вверх. Рыжий отчаянно завизжал от боли и задрал лапы вверх, показывая, что сдается. Бурчало разжал зубы, отпустив горло, встал над поверженным противником и, задрав лапу, с гордым видом помочился на него. С этого момента рыжий перестал быть вожаком, став опущенным, и остальные собаки легли на землю, покорно прижав уши и демонстрируя преданность новому авторитету.
   Но верный пес не собирался возглавлять стаю. Он величественно подошел к Савельеву, сел около правой ноги и грозно зарычал. Собаки прижали уши и, постоянно оглядываясь, побежали в сторону леса. За ними, опустив голову, поплелся опозоренный бывший вожак.
   За все это время из зданий не вышел ни один человек, и это начало сильно беспокоить Савельева. Он подошел к самому большому строению поселка, на котором была установлена спутниковая тарелка, и увидел над дверью сделанную золотыми буквами и покрытую стеклом вывеску, которая лучше смотрелась бы на современном здании, чем на обветшавшем бараке с облупленными до дранки стенами:
  

ПРЕДПРИЯТИЕ СО СМЕШАННОЙ ЧАСТНО-ГОСУДАРСТВЕННОЙ СОБСТВЕННОСТЬЮ

СТАРАТЕЛЬСКАЯ АРТЕЛЬ "ЗОЛОТОЕ РУНО"

  
   Это была та самая артель, в которой он должен был работать горным мастером. Вот только Савельеву не приходилось раньше слышать про такие предприятия. Или такая форма организации появилась, пока он жил в отрыве от цивилизации? Он толкнул дверь и оказался в коридоре, из которого направо и налево шли две двери. Открыл правую - и едва не задохнулся от вони. Из помещения вырвался рой зеленых мух и с противным жужжанием стал виться вокруг головы. Савельев отпрянул и поспешно захлопнул дверь, даже не рассмотрев источника зловония.
   Вторую дверь он открывал уже осторожнее. За ней оказалось что-то вроде клуба - большое помещение с несколькими рядами деревянных скамеек и корейским телевизором с почти метровым экраном. Рядом с ним на столе лежал пульт. Савельев попытался включить телевизор, но ничего не получилось. Он подошел к стене и щелкнул выключателем - электричества не было.
   Все это сильно не понравилось Савельеву. Как ни противно, но все равно нужно было вернуться и открыть первую дверь, за которой, возможно, пряталась разгадка происшедшего здесь. Он достал из кармана мятый носовой платок, закрыл им рот и нос, и ворвался в царство зеленых мух.
   Раньше здесь была столовая. Полное впечатление, что старатели покинули ее внезапно, в спешке, не закончив обеда или ужина, и произошло это уже давно. На нескольких столах, за которыми могли разместиться одновременно человек сорок, стояли тарелки, покрытые шапками серой плесени. В одной из стен из кухни было проделано раздаточное окно. Савельев заглянул туда. На большой электрической плите стояли котлы, над которыми роились полчища мух, а на обитом металлом столе лежало что-то, в чем под слоем жирных белых опарышей и все тех же зеленых мух угадывалась разложившаяся свиная полутуша, которую, скорее всего, когда-то положили здесь размораживаться.
   Над всем этим натюрмортом висела такая вонь, что Савельев пулей выскочил на улицу и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Из здания за ним увязались несколько мух, и он поспешил отойти подальше. Найдя врытую в землю скамейку, он присел, снял со спины вещмешок, и тяжело задумался. Неужели в мире действительно произошло что-то страшное? Вспомнилось увиденное зимней ночью сияние, крест на небе и преследующие его тогда ночные кошмары. Что ему тогда привиделось? Что он остался последним человеком на Земле? Чушь, конечно, но похоже, что кошмар сбывается...
   Савельев потер виски и отправился обследовать поселок. Бурчало сопровождал его, но в бараки не заходил, как не зашел и в здание столовой. В каждом доме Савельев видел одну и ту же картину - все вещи оказались на местах, как будто люди никуда не собирались уходить, тем более, оставлять их навсегда. Некоторые кровати были заправлены, на других белье было разобрано, а матрасы придавлены, как будто люди улетучились из постелей прямо во время сна.
   В центре поселка за высоким глухим забором стояло здание ЗПП, золотоприемного пункта. Ворота в нем оказались открыты нараспашку, прямо посреди них стоял легковой УАЗ с открытыми передними дверями. Около него лежали две пустые двадцатилитровые канистры. Савельев заглянул внутрь машины - ключ торчал в замке зажигания и даже оказался повернут в положение "включено". Сев за руль, он попробовал завести двигатель, но стартер крутил его вхолостую. Савельев посмотрел на приборы, и понял причину. Стрелка указателя топлива стояла на нуле. Похоже, водитель оставил заведенную машину в воротах, и она тарахтела на холостых оборотах, пока не кончился бензин. А сам водитель исчез в неизвестном направлении, так же, как обедавшие старатели, которые бросили наполненные тарелки и ушли неведомо куда.
   Савельев вошел во двор ЗПП и понял, зачем УАЗ заезжал в ворота. В углу двора стояла автомобильная емкость на колесах. Он чуть отвернул кран, и оттуда закапал бензин. Руководство артели предпочитало хранить дефицитное топливо рядом с золотом, под вооруженной охраной. Вот только никакой охраны не наблюдалось, зато странностей было хоть отбавляй. Рядом с открытой входной дверью в домик ЗПП на земле валялись два опечатанных металлических контейнера, в которых с промывочных приборов возили золотосодержащий концентрат. Будто переносивший их человек бросил емкости с золотом, намытым артелью за сутки, и убежал, сломя голову. Что должно было случиться, чтобы охранник совершил такой невероятный поступок? Мало того, что за подобный проступок он должен был пойти под суд. Нарушение правил сохранности драгоценного металла (которые Савельев помнил по институтским лекциям) грозило артели огромным штрафом. Что сказалось бы на заработке старателей и, разумеется, на их отношении к виновнику.
   Дальше - больше. Проходя мимо прилепившегося к забору дощатого туалета, Савельев машинально заглянул и туда, и увидел висевшую на стене куртку, а на вбитом в дверь гвозде - широкий кожаный ремень с коричневой кобурой непривычной формы. Он осторожно снял ремень с гвоздя, открыл кобуру и вытащил оттуда потертый наган. Прокрутил барабан, и убедился, что в каждом из шести гнезд сидит тускло-желтый патрон.
   Савельев оглянулся по сторонам - может быть, человек, оставивший оружие, отлучился на минутку, и вот-вот вернется? Но тут же понял нелепость этой мысли. Если уж человек снял с себя оружие и куртку, то вовсе не для того, чтобы оставить их в туалете. Получалось, он исчез прямо из этого дощатого домика? Савельев на всякий случай заглянул даже в круглую дырку, но там, конечно, никого не оказалось. Ни живого человека, ни трупа. Решив, что в сложившихся обстоятельствах было бы глупо оставлять оружие в таком месте, он надел ремень с кобурой себе на пояс и продолжил обследование поселка.
   Дом рядом со столовой выгодно отличался от остальных. Он был недавно отремонтирован, обшит строганными досками и даже покрашен, в отличие от остальных, почерневших от дождей, старых и невзрачных. А еще он оказался закрыт на висячий замок, отчего Савельев сделал вывод, что принадлежал дом председателю артели, по новому - генеральному директору общества с ограниченной ответственностью. Нет, вспомнил он, так предприятие называлось, когда он получил туда направление, а сейчас у него другое название. Впрочем, какая разница, если в поселке все равно никого нет?
   Церемониться не приходилось, и Савельев, приложив небольшое усилие, сковырнул замок все тем же куском трубы, которым отбивался от собак и продолжал носить с собой на случай их возвращения.
   Он не ошибся. По обстановке было видно, что жил здесь не простой старатель. Пусть не новая, но вполне еще пригодная мебель, тяжелый старомодный сейф в углу, много книг по горному делу, геологии и экономике горной промышленности в застекленном шкафу у стены, на столе - современный компьютер незнакомой Савельеву модели. Конечно, он не работал, потому что света не было и здесь. Савельев уже проверил, что электричество в артель раньше поступало по приходящей откуда-то с горного перевала внешней линии электропередач, и раз электричества не было, то, значит, случившийся катаклизм распространился гораздо дальше старательского поселка. Он не переставая размышлял, что такое ужасное могло случиться, что все старательское население сбежало в неизвестном направлении, бросив не только золото и оружие, но и все свое имущество. И вообще, какой дурак оставляет оружие в случае опасности?
   Стоило подумать об оружии, как в шкафу обнаружилось охотничье ружье с вертикальным расположением стволов. Тут же на полке лежали две коробки патронов, одна снаряженная дробью-тройкой, а вторая - жаканами. Это была действительно ценная находка, и Савельев без зазрения совести решил, что обязательно заберет ружье с собой. Когда объявится хозяин, он просто вернет ему его собственность. Только почему-то ему казалось, что произойдет это не скоро, а если и случится такое, то утрата ружья покажется хозяину далеко не самой большой потерей в жизни.
   На внутренней стороне дверцы шкафа было закреплено большое зеркало, и Савельев даже вздрогнул, увидев свое отражение. Вместо короткой стрижки, которую он привык носить - спутавшиеся грязные патлы. Клочковатая борода, старившая его на добрый десяток лет. Но хуже всего - запах немытого тела, смешавшийся с въевшейся в одежду и преследующей его вонью из столовой. За время своей робинзонады Савельев привык, притерпелся к собственному запаху. Правда, несколько раз он устраивал себе баню, нагревая воду в тазике, но разве без мыла вымоешься как следует? Не говоря уже о стирке...
  
   Глава 11. Визит бледнолицых
  
   В артельском складе нашлось все, что нужно. Сначала Савельев подобрал себе темно-синий хлопчатобумажный костюм с полки, где хранилась спецодежда и кирзовые сапоги подходящего размера. Но потом наткнулся в дальнем углу на большой полосатый тюк и, открыв его, обнаружил несколько комплектов камуфляжного обмундирования, футболки защитного цвета и высокие ботинки на шнуровке. Подобрав себе одежду по размеру и сложив ее в найденный тут же, в складе, вещмешок, он отправился в баню, что стояла по соседству. Растопил две печи - в парной и под огромным баком, который оказался полон водой, и к вечеру блаженствовал, подливая ковшиком воду на раскаленные камни. Единственным неудобством была темнота. В парилке пришлось передвигаться на ощупь, а в моечном отделении открывать двери, чтобы с улицы через предбанник проникало хотя бы чуть-чуть света.
   Вымывшись и выстирав белье, - верхнюю одежду он сложил в мешок и оставил в предбаннике - переоделся в то, что нашел на складе. Вернулся в председательский дом, отыскал ножницы и бритвенные принадлежности. Откромсал отросшие волосы, чисто выбрился хозяйским "Жиллетом". Отойдя, посмотрел на себя в зеркало в полный рост, и остался вполне удовлетворен. Теперь на него смотрел не оборванный вонючий бродяга, который отражался в зеркале с утра, а подтянутый молодой мужчина, сильно похудевший, но от этого только выигравший. Надев пояс с кобурой, Савельев невольно залюбовался собой. Потом не удержался, выхватил наган, навел его на свое отражение и громко скомандовал:
   - Стоять! Оружие на землю! Руки за голову!
   Тут же смутился, невольно посмотрел по сторонам, будто его кто-то мог видеть.
   Закончив с туалетом, Савельев затопил печь и приготовил себе царский ужин из найденной в складе гречневой крупы с тушенкой. Откупорил банку овощного ассорти, шпроты, и даже бутылочку коньяка, ящик которого оказался припрятан под стеллажом в дальнем уголке склада. Нашлась у председателя и цивильная посуда, поэтому коньяк налил в пузатую рюмку. Но выпил немного. Почему-то спиртное не шло, наверное, просто отвык за долгие зимние месяцы. Когда по комнате распространился запах коньяка, Бурчало, который уже поел и лежал теперь около стола, поднялся, бросил на Савельева хмурый взгляд, осуждающе проворчал что-то и, открыв толчком плеча дверь, ушел в коридор.
   Насытившись, Савельев заварил кружку настоящего чая и от нечего делать стал читать этикетку на коньяке: "Производитель - Первый Ереванский коньячный завод. Адрес: ЕАС, Кавказская республика, Армянская автономия, город Ереван...". Что за приколы? Какая еще Армянская автономия? И что за ЕАС? Еврейско-армянский союз?
   Так ничего и не поняв, Савельев решил, что узнает все в свое время. Выбросил странную этикетку из головы, старательно вымыл и сложил посуду, навел в комнате порядок, разделся и с наслаждением растянулся на хозяйской кровати. Хороший ужин, рюмка коньяка и ощущение чистоты отодвинули на второй план все неприятные мысли, и он быстро заснул.
   ...Проснулся от того, что кто-то настойчиво тянул за одеяло. Открыв глаза, он понял, что это Бурчало будит его таким бесцеремонным образом. Увидев, что Савельев открыл глаза, пес отбежал к окну, оттянул зубами занавеску и глухо зарычал. Савельев тоже подошел к окну и выглянул на улицу. Сначала он не заметил там никаких изменений, но, присмотревшись, увидел, что на дороге, ведущей к артели, клубится пыль. Потом появилась и поднявшая пыль машина. До нее было еще далеко, и Савельев рассмотрел только лишь то, что она была черной.
   - Люди, Бурчало! - радостно закричал он. - Люди! Бежим скорее!
   Савельев готов был выскочить на улицу в одних трусах, но вовремя опомнился и бросился одеваться. Он уже зашнуровывал ботинки, когда вдруг заметил, что с псом твориться что-то неладное. Всегда спокойный и уравновешенный, сейчас Бурчало почему-то прижал к голове уши и поджал под себя хвост. Шерсть на загривке стояла дыбом, а сам он забился в дальний угол и тихо, но злобно рычал. А когда Савельев попытался выйти из дома, пес схватил его за штаны и не дал этого сделать. При этом он смотрел на Савельева умоляющим, почти человеческим взглядом, по которому тот понял, что Бурчало не хочет выпускать его из дома.
   Савельев подошел к окну и осторожно выглянул на улицу. Машина была уже совсем недалеко от поселка, и он подумал, что если это едут хозяева, то не выйти им навстречу будет просто неприлично. Это будет выглядеть так, будто он сделал что-то нехорошее и теперь пытается спрятаться от них. Он сделал шаг к двери, но Бурчало снова прихватил его за штаны, да так, что чувствительно защемил икру. Савельев хотел стряхнуть пса, обругать и выйти из дома, но его остановил застывший в собачьих глазах ужас. Бурчало отпустил его и забился в угол, дрожа крупной дрожью. А ведь собака не будет волноваться без причины, подумал Савельев. Что-то с этой машиной не так!
   Он спрятался за занавеску, достал из кобуры наган, и стал ждать приближения черной машины. Вот она въехала в поселок и остановилась около столовой, совсем рядом с домом председателя, из окна которого Савельев наблюдал за происходившим. Теперь ее можно было хорошо рассмотреть, и он понял - вряд ли на ней приехал хозяин поселка. Слишком странное впечатление она производила. Машина была иностранного производства и выглядела совсем новой. Несмотря на то, что въехала в поселок в клубах пыли, она сияла черным лаком и хромированными частями. Вот только внешний вид... Такие машины Савельев видел раньше только в американских фильмах. Таких, как "В джазе только девушки" или "Крестный отец". Там на них ездили гангстеры двадцатых-тридцатых годов прошлого века.
   Одновременно распахнулись все четыре двери автомобиля, и из него вышли четыре человека, одетые в странные одежды - обтягивающие брюки из черной ткани, заправленные в высокие, выше колена блестящие сапоги, белые рубашки со свисающими длинными воротниками, и длинные приталенные пиджаки, к которым больше подошло бы название - камзолы. У каждого камзол был своего цвета - зеленый, голубой, сиреневый и бордовый. Но Савельев даже не успел удивиться столь странным одеяниям, потому что увидел их лица. И понял, что вызвало ужас у обычно бесстрашного пса.
   Лица у четверых пришельцев были неестественно белого цвета. Будто на них был нанесен грим, вроде того, которым покрывают лица клоуны. Однако цирком тут не пахло, потому что эти люди, или скорее, нелюди, производили жуткое впечатление. Но неужели охвативший Савельева инфернальный ужас можно было объяснить одним лишь неестественным цветом лиц и необычными одеяниями этих странных пришельцев? И еще он подумал, что испытываемый страх чем-то напоминает чувство, испытанное во время той странной галлюцинации в лагерном бараке...
   Ужас тем временем сковал нестерпимой судорогой все тело, не давая шевельнуться. В горле возник твердый комок, затруднявший дыхание, и ставший источником боли, распространившейся вниз, за грудину и под ложечку. Савельеву стало нечем дышать, онемели язык и губы, и только это помешало ему закричать от страха, выдав свое укрытие - страшные белолицые люди стояли совсем близко, а форточка в окне была открыта.
   Савельев напряг волю и одновременно с ней все мышцы, пытаясь прогнать страх и возникшее вдруг оцепенение. И ему это удалось. По телу прошла теплая волна, снимающая напряжение, ком в горле рассосался вместе с болью, в голове прояснилось и восстановилась способность соображать. Остался только неприятный озноб под ложечкой. Он бросил взгляд в угол, где спрятался Бурчало. Тот уже не просто дрожал, а колотился так, что его сведенное судорогой тяжелое тело с костяным стуком ударяло о пол. Савельев на цыпочках, чтобы не услышали пришельцы, подошел к нему и погладил взъерошенную шерсть на загривке, шепча:
   - Спокойно, друг Бурчало, спокойно!
   Подействовало. Пес перестал дрожать, и когда Савельев так же осторожно вернулся к окну, пошел следом за ним и застыл, крепко прижавшись к ноге.
   Пришельцы стояли около машины и о чем-то разговаривали. Разговор был негромким, но одно Савельев понял отчетливо - языка, на котором они говорили, он никогда раньше не слышал. Что это? Началась война, и Колыму оккупировал неизвестный противник? Но куда делось местное население? Что это за дурацкая форма на них, и еще более дурацкий автомобиль? Если бы не эти непонятные атрибуты, пассажиров черного автомобиля из-за цвета их лиц можно было действительно принять за пришельцев с другой планеты. Но не прилетели же они со звезд, в самом деле, используя в качестве транспорта ретроавтомобиль, а вместо скафандров - музейную одежду?
   Тем временем они достали из багажника автомобиля что-то, похожее на маленький но, судя по усилию, с которым они его поднимали, тяжелый сундучок, поставили его на извлеченную оттуда же треногу, отбросили крышку, оказавшуюся светящимся экраном, и сгрудились перед ним, обмениваясь мнениями. Своими спинами они заслонили экран от Савельева, и ему ничего не было видно. Потом один из них стал показывать рукой в сторону горного полигона. Остальные, кажется, с ним не соглашались, и они о чем-то поспорили. Но, похоже, первый оказался среди них старшим и убедил их, потому что они убрали сундук и треногу в машину, уселись сами и, снова подняв тучу пыли, поехали в сторону карьера.
   Как только автомобиль удалился на несколько десятков метров, напряжение сразу ушло, будто пришельцев окружало невидимое поле страха. Успокоился и Бурчало, хоть и издавал время от времени злобный рык. Савельев почувствовал, что до сих пор сжимает в руке наган, посмотрел и ужаснулся. Он сам не заметил, когда взвел курок и нажал спусковой крючок до такого положения, что еще чуть-чуть - и грянул бы выстрел. Он аккуратно опустил курок в безопасное положение, вернул наган в кобуру, и нервно вздохнул.
   Потом, действуя почти автоматически, достал из шкафа ружье, зарядил в оба ствола патроны с жаканами, остальные высыпал из пачек и рассовал по вместительным карманам камуфляжной куртки. Вышел из дома, аккуратно прикрыл за собой дверь и, прячась за домами, сараями и теплицами, стал осторожно передвигаться в сторону карьера. От небольшого домика на краю поселка карьер оказался весь, как на ладони. Облако пыли, поднятое черным автомобилем, уже приближалось к нему. Жалея, что не прихватил бинокль, который видел в председательском шкафу, Савельев занял позицию за сараем и приготовился следить. Все это время Бурчало не отставал ни на шаг и сейчас тоже лег рядом, не сводя глаз с пришельцев.
   В карьере четверка бледнолицых повторила те же действия, что и в поселке. Снова достали из багажника "сундук", установили его на треногу, и долго, дольше, чем в поселке, вглядывались в изображение на экране. Потом двое из них сходили к машине и принесли цилиндрический предмет, похожий на кислородный баллон, только не голубой, а серебристый, и большего диаметра. Судя по напряжению, с которым они несли его, взявшись за приделанные к бокам ручки, бочонок, как и "сундук", был довольно тяжелый. Поставили его торцом на землю и спрятались за машину. Увидев это, Савельев по какому-то наитию зажмурился, но даже сквозь опущенные веки сопровождаемая громким хлопком вспышка оказалась ослепительной. Когда он снова открыл глаза, перед ними плавали цветные пятна, и пришлось долго моргать, чтобы привести зрение в норму.
   Пришельцы отнесли и положили обратно в багажник автомобиля слегка потемневший цилиндр, сбросили в образовавшееся в земле после вспышки отверстие длинный кабель, подключили второй его конец к "сундуку", и долго о чем-то спорили, тыча пальцами в экран. Покончив с этим занятием, расселись в машине и...
   Автомобиль даже не тронулся с места. Он просто исчез.
  
   Глава 12. Запах озона
  
   Тяжелый руль УАЗа (это вам не снабженный гидроусилителем руля, автоматической коробкой переключения передач и другими буржуазными излишествами отцовский "Вольво"!) приходилось постоянно крутить - Савельев объезжал ухабы и колдобины на плохо укатанной грунтовой дороге, что вела от старательского поселка к основной трассе. Перед отъездом из поселка он набил машину припасами со старательского склада, прихватил револьвер и председательское ружье вместе с патронами, наполнил бензином из емкости, что стояла в ЗПП, пять канистр, залил до горловины бензобак, и теперь его слегка мучила совесть. Все-таки его действия с некоторой натяжкой можно было квалифицировать, как мародерство. Но тут же прогонял эту мысль, резонно полагая, что в сложившихся обстоятельствах он, как единственный нормальный человек в этом огромном крае (не считать же нормальными людьми таинственных бледнокожих монстров, исчезающих вместо со своим раритетным автомобилем!), имеет право самостоятельно объявить чрезвычайное положение и реквизировать нужные ему припасы. В любом случае, если старатели вернуться и заявят о своих правах, он сможет отработать и оплатить все, что присвоил в артели.
   Что касалось бледнолицых, то Савельев, как ни ломал голову, но так и не взял в толк, кто они такие, и откуда появились в глубине колымской тайги. После того, как автомобиль с пришельцами исчез, как будто его никогда и не было, Савельев долго еще прятался за сараем, пока решился выйти на открытое место. А когда подошел туда, где недавно стояла черная машина, то обнаружил в земле скважину. Диаметром она была около полуметра, а глубиной... Савельев долго ждал, пока брошенный камень достигнет дна, и успел сосчитать до двадцати, пока до него донесся едва слышный щелчок. Для чего странным визитерам понадобилось дырявить землю на такую глубину, оставалось только догадываться. Скорее всего, в исследовательских целях. А то, что пришельцы были способны телепортироваться вместе с автомобилем (а как еще можно было назвать их непонятное исчезновение?) и нагонять на расстоянии необъяснимый ужас на людей и животных, наводило на мысль, что при встрече с ними лучше как можно быстрее уносить ноги. Что он и сделал, поспешив оставить это странное место, где сильно пахло озоном, как после грозы. Можно было принять этот запах за последствие световой вспышки, оставившей в земле скважину, но к нему почему-то примешивался запах свежего сена. А вот ему-то уж точно неоткуда было взяться, потому что на содранном бульдозерами грунте не росло ни травинки...
   В бардачке УАЗа нашлась карта области. Савельев сориентировался на местности и держал путь к райцентру, довольно крупному поселку, где надеялся найти ответы на все свои вопросы. Если, конечно, не застанет там такую же картину, как и в старательском поселке. Бурчало с комфортом развалился на заднем сиденьи, и лишь время от времени недовольно ворчал, когда машину особенно сильно подбрасывало на ухабах. Спустя часа полтора Савельев вывел машину на трассу, и пес заснул, храпя совсем по-человечески.
   Когда сопки, между которыми проходила трасса, расступились и вдалеке показались первые дома райцентра, Бурчало проснулся, встряхнулся так, что брезентовый кузов УАЗа заходил ходуном, и бесцеремонно протиснулся вперед между спинками передних сидений, нагло наступая на руку Савельева, которую тот держал на рукоятке переключения скоростей.
   - Ну, ты и слон! - недовольно прикрикнул Савельев. - Осторожнее нельзя?
   Пес пробурчал в ответ что-то невнятное и уселся на переднем пассажирском сиденьи, чуть не упершись огромной лохматой головой в брезентовую крышу. Савельев бросил на него быстрый взгляд - Бурчало напряженно вглядывался вперед, кося при этом глазами в боковое окошко, как будто ожидал увидеть что-то очень важное. Но интересного ничего не обнаруживалось, кроме полного отсутствия какого-либо движения. Они миновали уже первые дома окраины поселка. Некоторые стояли полуразрушенные, с выбитыми окнами. Потом пошли облупленные пятиэтажки, которые имели более-менее жилой вид, но и тут на улице не попадалось ни одного человека. То тут, то там встречались легковые японские автомобили и отечественные грузовики. Все они были явно брошены хозяевами, потому что стояли как попало, и вдоль дороги, и поперек, а один "Ниссан" даже врезался в бетонный столб, будто водителю пришлось выпрыгивать из него на ходу.
   Так и не встретив ни одного человека, Савельев въехал на центральную площадь поселка с монументальным, украшенным лепниной и колоннами трехэтажным зданием районной администрации, над которым уныло шевелился на ветру поблекший триколор, и таким же монументальным, только ниже на один этаж, райотделом милиции с левой стороны от него. К этому времени ему уже стало ясно, что райцентр так же безлюден, как и старательский поселок. Он хотел затормозить на площади, но тут Бурчало грозно зарычал и подался вперед, как будто хотел вышибить лобовое стекло и выскочить на улицу. Причина его возбуждения стала понятна Савельеву через несколько секунд, когда из-за угла бесшумно высыпала свора собак голов не меньше, чем в полсотни. Впереди бежал вожак, великолепный кобель, белый с рыжими подпалинами, породы московская сторожевая, ростом намного больше, чем совсем не маленький Бурчало, а замыкали стаю несколько беспородных шавок размером с кошку.
   Ни одна собака не стала кидаться под машину, кусая колеса, как это часто бывает там, где стаи таким образом отстаивают свое право на территорию. Эти псы избрали другую тактику - полукругом перекрыли дорогу, и сели, ощеряясь и свесив языки. В центре полукруга, постукивая по земле огромным пушистым хвостом, с видом полноправного хозяина здешних мест восседал вожак, веса в котором было не меньше центнера. Весь его уверенный вид говорил о том, что человек в машине был для него совсем не высшим существом, а простым куском мяса, законной добычей, принадлежащим стае по праву сильного. Савельеву стало жутко. Неужели за такой короткий срок, что прошел после исчезновения хозяев (на шее вожака красовался толстый ошейник из желтой кожи), собаки могли одичать до состояния людоедства? Впрочем, поправил он себя, людоедство - неправильный термин. Люди как раз стали уникальной добычей. Скорее всего, собаки, опустошив все помойки, принялись охотиться на все, что движется.
   Савельев посмотрел на Бурчалу, и не узнал его. Глаза пса горели неукротимым пламенем, шерсть на загривке стояла дыбом, зубы были злобно оскалены. Он рвался в бой.
   - Нет, друг, собачьи бои мы устраивать не будем, - сказал Савельев, чувствуя возбуждение, как при встрече на темной улице с компанией хулиганистой шпаны. - Знаю, ты боец, но этого зверья слишком много даже для тебя. Так что теперь моя очередь воевать.
   Собаки, между тем, незаметно перестраивая ряды, уже окружили машину и смыкали круг, плотоядно рыча и бросая голодные взгляды на Савельева и Бурчалу. Савельев достал наган, с сомнением посмотрел на него, и сунул обратно в кобуру. Запасных патронов у него не было. А те шесть, что отсвечивали тусклым латунным блеском в барабане, выглядели как-то несолидно. Он перегнулся через спинку сиденья, взял ружье, вложил в оба ствола заряженные дробью патроны и открыл дверцу. Вожак принял угрожающую позу - припал мордой к земле, подняв зад, и вдруг бросился вперед, увлекая за собой всю стаю.
   Похоже, этот великолепный кобель в прежней жизни был комнатным псом и никогда не встречался с оружием. Звук выстрела и с визгом отрикошетившая от асфальта дробь заставили его остановиться и даже попятиться назад. Второй выстрел Савельев всадил еще ближе, и тем самым закрепил победу. Несколько дробинок рикошетом хлестнули по черному носу пса, он взвыл от боли и бросился бежать, увлекая за собой стаю. Не прошло нескольких секунд, как площадь перед администрацией опустела.
   - Вот так-то лучше! - удовлетворенно сказал Савельев, перезарядил ружье, подрулил вплотную к широкому крыльцу, обрамленному двумя колоннами в классическом стиле, и остановил УАЗ рядом с огромным, как самосвал, джипом "Тойота". Судя по месту, занятому автомобилем в центре стоянки с грозной табличкой: "Только для транспорта уездной администрации", джип, скорее всего, принадлежал главе указанной администрации. Только вот почему уездной, а не районной? Непонятно... Внутри машины было пусто, на полу перед водительским сиденьем валялась развернутая газета, а в замке зажигания торчал ключ. Савельев потянул на себя дверцу, и она открылась с легким щелчком. Будто водитель отошел на минутку, да так и не вернулся...
   У входа в здание Савельева ожидал новый сюрприз. Как и во всяком присутственном месте, справа от двери висела красная табличка с золотой надписью. Верхняя строчка гласила: "Европейско-Азиатский Союз". Ниже красовалась надпись: "Сибирская Республика. Колымско-Чукотская губерния. Администрация Среднеколымского уезда".
   Он несколько раз перечитал табличку, потом протер глаза, потряс головой, и снова перечитал. Такого просто не могло быть. Чтобы за каких-то несколько месяцев, что он провел в заброшенном поселке, так кардинально поменялось административное деление страны? Вместо Российской Федерации образовался какой-то Евразийский Союз, Сибирь стала отдельной республикой, Магаданская область превратилась в Колымско-Чукотскую губернию, а районы в уезды? Вспомнилась надпись на коньячной бутылке: "Армянская автономия...". Там ведь тоже было написано "ЕАС". Оказывается, это вовсе не еврейско-армянское содружество...
   Для таких изменений должна была произойти, по меньшей мере, революция. Но уж слишком мало прошло времени, чтобы успеть поменять названия даже в таких захолустных местах, как этот Богом забытый поселок. А тут еще поголовное исчезновение всего населения и появление бледнолицых пришельцев... Савельев был не слишком верующим человеком, но тут, прежде чем войти в здание, перекрестился.
   Большой мрачный вестибюль был совершенно пуст. За столом, где по всем правилам должен был восседать охранник-милиционер, никого не оказалось, а на столе лежал раскрытый журнал записи посетителей. Савельев заглянул в него - последняя строчка была датирована шестым июня. Поднял трубку телефона, но не услышал никаких гудков, ни длинных, ни коротких. Пощелкал по рычажку - это тоже ничего не дало. Не горела и настольная лампа. Все было точно так, как в старательском поселке, только масштаб бедствия ширился.
   Теперь не оставалось ничего другого, кроме как ехать в Магадан. При мысли, что в областном центре его может ждать та же картина, у Савельева свело скулы и заныло под ложечкой...
   С трудом подавив в себе желание отправиться в дальнейший путь с комфортом, на шикарном начальственном "Лендкрузере", - хватит множить мародерство! - Савельев выехал из райцентра все на том же УАЗе, к которому стал уже привыкать. Нечастые автомобили, брошенные водителями на пустынной трассе, окончательно убедили его, что в мире, или, по крайней мере, в обширном Колымском крае произошел какой-то катаклизм, в результате которого непонятно куда исчезло как минимум население целой области. Ни в одной машине не было ни водителей, ни пассажиров, причем оставалось полное впечатление, что люди исчезали прямо из кабин. В одном грузовике Савельев увидел на сиденьи надкушенный бутерброд. Человек исчез, а бутерброд остался...
   Наверное, некоторые водители понимали, что творится что-то неладное, и успевали нажать на тормоз. Машины тех, кто не успел ничего сообразить, лежали на боку в кювете, или скатились вниз с горных перевалов. Очень хотелось думать, что уже пустыми, без водителей и пассажиров, потому что до дна пропасти они докатывались в виде груды искореженного железа, иногда сгоревшего.
   Сначала Савельев останавливался около уцелевших автомобилей, надеясь обнаружить в них хоть что-нибудь, что могло бросить свет на случившееся, но вскоре понял тщетность этих попыток, и стал объезжать стоявшие на дороге грузовики и легковушки без остановки. Иначе до города пришлось бы добираться слишком долго.
   В эту пору года над Колымой стоят белые ночи, и сумерки наступают всего на два-три часа в сутки. Именно к этому времени, когда темнота только стала сгущаться, и включенные фары больше мешали ехать, чем помогали, когда на обочинах стало чудиться пугающее шевеление, Савельев подъехал к посту автоинспекции на тринадцатом километре от города, где и решил заночевать. Но, подчиняясь неосознанному побуждению, на площадке около двухэтажного здания поста с темными окнами оставлять машину не стал, а вернулся на сотню метров назад, загнал ее на неприметную дорогу, ведущую к дачному поселку, и остановил УАЗ так, чтобы его не было видно с трассы. Выпустил Бурчалу из машины, приказал: "Охраняй!". Пес обнюхал прилегающий участок, пошуршал по кустам, не обнаружил ничего подозрительного, и улегся на землю, прижавшись боком к переднему колесу.
   Савельев не то, чтобы сильно устал или хотел спать. Просто он представил опустевший город в сумерках, когда все вокруг кажется странным и загадочным, и зябко передернулся. Почему-то сама мысль о том, чтобы оказаться в таинственном полумраке среди мрачных опустевших домов, наводила на него непроизвольный ужас. Наверное, не так страшно было бы даже в полной темноте. Ничего не случится, если он оттянет встречу с неизбежным до утра, подумал Савельев. В том, что ничего хорошего в городе его не ждет, он уже не сомневался.
  
   Глава 13. Разведчики. Господь на нашей стороне!
  
   Николай был настолько ошеломлен рассказом генерала, что даже не заметил, когда приехали Стрешнев и Полищук. Когда Стрешнев похлопал его по плечу и спросил:
   - Колян, где это ты витаешь? - Лесовой вздрогнул, и еще несколько мгновений смотрел на друга невидящим взглядом.
   - Э-э! - протянул Дима с осуждением. - В таком состоянии я с тобой в разведку не пойду!
   - Прости, - Николай встряхнул головой, прогоняя не то, что несвоевременные, но очень тревожные мысли. - Задумался немного.
   - Понятно! - заговорщически подмигнул Стрешнев, и кивнул на Полищука. - Леня тоже без настроения. Вон, какой смурной! Не очень-то хочется из-под теплого бочка, да прямиком на задание, правда? А вот мне, холостому, неженатому, все до лампочки!
   - Предположим, ты тоже не один ночевал! - парировал Полищук. - Иначе, чего это за тобой пришлось на Каширку ехать, а не домой, в Кузьминки? Да и давно ты холостым стал? И надолго ли?
   - Ну, все! Повеселились, и хватит! - Лесовой вернулся к действительности и принял командование группой. - Давайте к делу.
   Полчаса ушли на постановку задачи, значительно больше - на экипировку. Молчаливый пожилой прапорщик в сопровождении двух вооруженных сержантов-контрактников загнал во двор микроавтобус, чуть ли не до крыши забитый оружием и амуницией.
   - Выбирайте! - коротко сказал прапорщик, отошел в сторону, присел на скамейку под навесом и закурил, будто происходившее его вовсе не касалось. Сержанты, не выпуская автоматов из рук, заняли позицию около ворот.
   Выбор снаряжения оказался таким разнообразным, что Лесовой с друзьями оказались в положении Буриданова осла, застывшего между двух охапок сена. Какой-то незнакомый им, но толковый специалист подобрал оружие с таким знанием дела, что хотелось забрать все, вместе с микроавтобусом. Но они собирались не на войну, а в разведку, где лишний груз может только помешать, поэтому пришлось отбирать лишь самое необходимое. Руководствуясь тем, что Магаданская область, где им предстояло действовать, расположена на российской территории, разведчики отдали предпочтение отечественным образцам оружия. Причем не каким-нибудь засекреченным новейшим разработкам, а тем моделям, боеприпасы к которым можно раздобыть на месте. Они не собирались ввязываться в бои на дальней дистанции, поэтому единодушно вооружились автоматами Калашникова в укороченном варианте, пистолетами Стечкина и штурмовыми ножами. Переоделись в стандартные спецназовские костюмы, рассовали по карманам разгрузочных жилетов ручные гранаты - все, как перед обычным рядовым выходом на разведывательное задание. По особому настоянию генерала прихватили три малогабаритных многодиапазонных радиостанции и кое-какую электронную спецаппаратуру, по которой старший лейтенант, а теперь капитан Полищук был большим докой, и от одного вида которой у него загорелись глаза и жадно затряслись руки. Кроме того, Леня обнаружил в груде снаряжения кожаный чехольчик с какими-то крючками и пластинками, довольно улыбнулся и сунул его в карман.
   Когда со сборами было покончено, прапорщик все с тем же невозмутимым лицом заставил каждого из них расписаться в солидном журнале, сержанты запрыгнули в автобус и через несколько секунд звук мотора затих за воротами. В ожидании дальнейших указаний разведчики присели на скамейку во дворе. Им было что обсудить, но разговор почему-то не клеился. Лесовой искоса посматривал на бывшего командира группы, добровольно передавшего ему командирские полномочия. Ему казалось, что Стрешнев хочет что-то сказать, но, то ли не решается, то ли просто оттягивает время. Ничего, подумал Лесовой, расколется, когда настанет нужный момент.
   Из дома вышла Марта, новая помощница доктора, и сухо произнесла:
   - Господа военные, генерал приглашает вас к себе.
   Те же слова одновременно прозвучали в голове Лесового. Почему-то Марта обратилась к нему отдельно, используя недоступный Стрешневу и Полищуку способ мысленного общения. Может быть, просто давала понять, что окончательно приняла его в число избранных? Такой вот необычный способ самоутверждения? Ну, и Бог с ней, пусть важничает...
   Сказав это, Марта не вернулась в дом, а пошла в конец двора, взяла резиновый шланг и принялась поливать цветы.
   - Видели! - восхищенно сказал Стрешнев, проводив глазами ее стройную фигуру. - Умеет наш генерал подбирать кадры!
   - Пошли уж... холостяк! - усмехнувшись, потянул его за рукав Лесовой. - Только смотри, не споткнись, а то засмотрелся...
   Доктор сидел в инвалидной коляске посреди гостиной. Жестом правой руки он пригласил их присесть на диван. Николай отметил, что это движение далось Георгию Шалвовичу без особых усилий. Похоже, его выздоровление шло ускоренным темпом.
   - Думаю, что майор объяснил вам основную часть задачи, поэтому повторяться не буду, - "произнес" доктор, а Лесовой "перевел" его слова. - Николай знает, как много зависит от вас, и расскажет остальное, когда сочтет нужным. Но не сейчас. Должно пройти время, чтобы ваша психика выдержала эту информацию.
   - У Николая ведь выдержала! - произнес Стрешнев с некоторой долей обиды.
   - У меня было время подготовить психику майора к такому испытанию, - доктор слегка поморщился правой стороной лица. Левая при этом оставалась неподвижной, что сделало его гримасу несколько зловещей.
   Когда это он успел меня подготовить? - недоуменно подумал Лесовой. - Или просто успокаивает ребят? Может быть. Информация на самом деле убойная...
   Кварацхелия между тем обвел троих разведчиков внимательным взглядом и вдруг глуховато - видно было, что каждое слово дается ему с огромным трудом - произнес вслух:
   - Удачи вам, ребята! Помните, что Господь на вашей стороне!
   Учитывая то, о чем генерал недавно рассказал Лесовому, это была не простая фигура речи...
  

* * *

  
   ...Разведчики попрощались со своим генералом и спустились в подвал, где гудел и светился мягким фосфоресцирующим светом диск пространственного перехода. Через несколько минут сидевший в инвалидной коляске Георгий Шалвович Кварацхелия почувствовал едва уловимое колебание предметов перед глазами, как будто он смотрел на них сквозь слой поднимавшегося от горячего асфальта нагретого воздуха. Любой непосвященный человек просто не обратил бы внимания на это явление, или списал бы его на неполадки с глазами. Но доктор знал, что это пронеслась волна возмущения пространства, улавливаемая даже таким несовершенным человеческим чувством, как зрение. И вызвал ее сработавший механизм пространственного перехода, через который только что ушли навстречу опасности Лесовой и его товарищи.
   Георгий Шалвович долго сидел, уставившись в одну точку, и о чем-то напряженно размышлял. Потом, приняв, по всей видимости, важное решение, подъехал к столу и, опираясь на него плохо слушавшейся рукой, попытался встать на ноги. Первые несколько попыток не увенчались успехом, но доктор был настойчив, и вскоре, будто сжигая за собой мосты, оттолкнул от себя коляску, откатившуюся в дальний угол. Пот градом катился по его лицу, но доктор не сдавался. Продолжая опираться одной рукой о стол, он сделал вокруг него несколько шагов, с трудом переставляя онемевшие ноги. Стало восстанавливаться кровообращение, ожили нервные окончания, и появилось чувство, что с ног заживо содрали кожу, и шагает он не по полу, а по раскаленным углям. Усилием воли подавив болезненный стон, доктор обошел вокруг стола, после чего сделал шаг в сторону, едва не упал от потери равновесия, но удержался на ногах и, сжав зубы, медленно и осторожно прошелся по комнате.
   Убедившись, что ноги с каждой минутой слушаются все лучше, Георгий Шалвович довольно улыбнулся, разыскал мысленным взглядом Марту, которая в этот момент поливала из шланга цветы на клумбе, и послал ей сигнал-приглашение.
   - Спрячь это, - показал он на кресло-каталку, когда она вошла в дом - и постарайся, чтобы оно больше не попадалось мне на глаза.
   Эти слова были первыми после долгого молчания, и теперь он с удовольствием вслушивался в звуки собственного голоса. Правда, Марта понимала, что он хотел сказать, раньше, чем собеседник успевал их произнести. По губам женщины скользнула едва уловимая улыбка, она кивнула, взяла кресло за ручки, и вопросительно посмотрела на доктора.
   - Да, - добавил Георгий Шалвович, - побудь пока во дворе, и сделай, пожалуйста, так, чтобы никто не смог побеспокоить меня, пока я сам не выйду из дома.
   Марта снова едва заметно наклонила голову в знак того что она все поняла и, не сказав ни слова, вышла из комнаты. Теперь доктор мог быть уверен, что никто не нарушит его уединения. И не потому, что Марта никого не впустит. Просто все это время никому и в голову не придет не то, чтобы войти в дом, но даже нарушить границу участка. Как она это сделает, Георгий Шалвович не знал, да его это не слишком и заботило. У него были свои задачи, у нее - свои.
   Чувствуя, что слегка перестарался в физических упражнениях, и силы заканчиваются, доктор доковылял до дивана и с облегчением опустился на мягкие подушки. Посидел немного, потом лег на спину, расслабился, закрыл глаза и некоторое время занимался аутотренингом, приводя себя в состояние отрешения от боли и всего, что могло отвлечь его от цели. Собрал боль со всего тела в один маленький тугой комок, который отчаянно трепыхался и выл от бессильной злобы, и усилием воли вышвырнул его куда-то в пустоту.
   Теперь можно было начинать. Он произнес про себя сложнейшую формулу на языке, которым, кроме него, на всей Земле владели лишь несколько десятков человек, о чьем существовании он знал, но никогда ни с кем из них, кроме Марты, не встречался. И с наслаждением почувствовал, что все телесные немощи не имеют больше ровно никакого значения и не властны над ним. Тело его оставалось лежать на диване и в нем полным ходом шли восстановительные процессы. Как это происходило, какие таинственные силы латали и чинили его подпорченный злодеем Конрадом организм, он мог только догадываться. Но так бывало всегда. Всякий раз, возвращаясь в телесную оболочку из очередного путешествия в неведомое, он чувствовал необыкновенный прилив физических сил и идеальную работу всех внутренних органов.
   Где находилось в это время его сознание, точнее, то, что принято называть душой, он не имел ни малейшего понятия. Душа просто существовала, и местом ее обитания могли быть как любая определенная точка пространства, так и вся Вселенная. Это были счастливейшие моменты в его жизни, и он жалел, что они наступают так редко.
   Наступившее состояние приносило счастье единения со всеми, жившими во все времена, счастье познания всего, что было и будет. Он мог общаться с давно ушедшими родными и близкими, даже если они в это время были заняты своими таинственными делами. А после всех этих долгожданных и радостных встреч в контакт с ним вступал тот, кого он шутливо называл Куратором, а в глубине души именовал Архангелом. Он, Георгий Кварацхелия, уже много десятилетий был Связным между миром живых и высшими сферами.
   Все разговоры на этом уровне существования велись на языке, который никогда не понял бы ни один из живущих на Земле людей. Он был чрезвычайно сложен из-за насыщенности понятиями и образами, не существующими для живущих в телесном виде, и в то же время гениально прост и понятен любому, кто прозрел, переступив черту жизни и смерти. Возможно, это был язык самого Бога, но, находясь в подвешенном состоянии между телесным и духовным мирами, не перейдя границу невозвратно и не став полноправным обитателем высших сфер, он не мог знать этого точно.
   Беззвучный голос Куратора, возникавший прямо внутри сознания того, кто прожил на Земле под именем доктора Кварацхелия срок, в несколько раз превышавший срок обычной человеческой жизни, любому человеку показался бы сухим и лишенным эмоций. Но доктор давно перерос обычные человеческие рамки, и научился различать малейшие нюансы в "голосе" собеседника. На этот раз в нем звучали тревожные нотки.
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГОРОД БЕЗ ЛЮДЕЙ

  
  
   Глава 1. "Калашников" вместо бластера
  
   Бурчало отчаянно скреб когтями дверцу и едва слышно поскуливал. Савельев открыл глаза и понял, что спал совсем недолго, потому что вокруг стояли те же сумерки, при которых он погрузился в дремоту.
   - Что случилось? - недовольно спросил он, потянулся к ручке задней дверцы и открыл ее, чтобы впустить пса в салон. - Замерз, что ли?
   Но Бурчало и не подумал запрыгивать на сиденье, продолжая скрести водительскую дверь.
   - Ты чего? - не понял Савельев, но все-таки открыл псу переднюю дверь.
   Против ожидания, пес не стал запрыгивать в кабину, а ухватил его зубами за камуфлированную штанину и потянул наружу. Поняв, что Бурчало почуял что-то неладное, Савельев поежился от проникшей в салон ночной прохлады и вышел из машины.
   В безветренной ночной тишине негромкий звук двигателя разносился далеко. А через несколько секунд между зарослями кустарника, отделявшими Савельева от дороги, замелькал свет фар. Машина шла со стороны города. У него замерло сердце. Значит, он все-таки ошибался? Страхи были напрасны, и он не один?
   Савельев перевел взгляд на Бурчалу, и вдруг понял, что рано обрадовался. Пес испуганно скулил, весь дрожал, и метался от машины к кустам, без всякого сомнения, призывая его спрятаться. Савельев почувствовал, как его охватывает страх, похожий на тот, что он испытал при появлении бледнолицых пришельцев в старательском поселке. Не дожидаясь, пока мышцы скует уже знакомое оцепенение, он захлопнул дверцы машины и вслед за Бурчалой, на морде которого в этот момент было написано: "ну, наконец-то догадался!", вломился в густые заросли кедрового стланика. Савельеву даже не пришлось искать самому убежище: пес сделал это за него. Они залегли под тяжелыми хвойными лапами так, что их стопроцентно не было видно ни с одной стороны, зато сам Савельев в просветы между ветвями мог наблюдать пространство вокруг УАЗа.
   Свет фар приближался. Вот неизвестный автомобиль поравнялся со зданием поста, притормозил, постоял минуту, снова тронулся. Подъехав к повороту на проселок, на котором стояла машина Савельева, снова притормозил, потом уверенно свернул и окончательно остановился около УАЗа. Это был или тот же черный автомобиль, который приезжал в старательскую артель, или, по крайней мере, его брат-близнец. То же можно было сказать о вышедших из него двух бледнолицых людях. Может быть, это были те же, которых Савельев уже видел, а может быть, и другие. Ему запомнился только цвет их кожи, а в остальном пришельцы казались ему на одно лицо. Даже одежда почти одинаковая.
   Но не идентификация бледнолицых заботила его сейчас. Оба пришельца держали в руках оружие, автоматы Калашникова с трубками подствольных гранатометов. Савельеву приходилось иметь дело с такими на военной кафедре института, и даже разок стрельнуть на двухмесячных сборах, после которых студентам присвоили офицерское звание. Странные какие-то пришельцы. Вроде бы, им положено быть вооруженными бластерами, а они расхаживают с обыкновенными калашами! Савельев осторожно, чтобы не хрустнула ни одна веточка, вытащил из кобуры наган и тихонько взвел курок. Жалко, что в спешке не прихватил из машины ружье...
   Бледнолицые перекинулись несколькими отрывистыми фразами, которых Савельев, разумеется, не понял. С замиранием сердца он увидел, как один из них подошел к его машине и потрогал капот. Потом они опять о чем-то переговорили и внимательно осмотрелись вокруг. Савельев, держа их на мушке, положил свободную руку на голову пса. Тот как будто что-то понял, и перестал не только дрожать, но, кажется, и дышать. Больше всего Савельев боялся - если бледнолицые догадаются заглянуть в кабину, то по сохранившемуся теплу сразу поймут, что там совсем недавно кто-то был.
   Вроде бы пронесло. Бледнолицые уселись в черный автомобиль, в несколько заходов развернулись на узкой дороге, и направились в сторону шоссе. Бурчало тяжело, совсем по-человечески вздохнул и поднялся на ноги. Но Савельев, нажав ему на спину, шепнул: "Лежать!". И оказался прав. Отъехав метров тридцать, черная машина остановилась, из приоткрытой дверцы высунулся ствол, и выпущенные из него пули скосили хвою над самой головой Савельева. Хорошо, что бледнолицый стрелял не короткими очередями, а по-дилетантски веером выпустил по кустам сразу весь рожок. Метил-то он правильно, но отдача от длинной очереди задрала ствол кверху, и пули ушли выше цели.
   Скорее всего, пришелец совсем не был уверен, что в кустах кто-то скрывается, и стрелял просто на всякий случай. Иначе он обязательно проверил бы результаты стрельбы. Но он не стал этого делать, а просто всадил гранату из подствольника в бензобак УАЗа. Грохнуло основательно, и машина, в которой лежали все припасы, вспыхнула факелом.
   Полюбовавшись на дело своих рук, бледнолицый уселся в машину. На этот раз она не исчезла, не растворилась в воздухе, как было в старательском карьере, а медленно съехала к шоссе и покатила в сторону города. Подождав, когда звук двигателя заглох вдали, Савельев с Бурчалой вылезли из своего убежища.
   - Снова мы с тобой, Бурчало, стали нищими! - сказал Савельев, печально глядя на догорающую машину, в которой то и дело хлопали выстрелы - это взрывались патроны. Потом рванули канистры с бензином, и в небо поднялся столб пламени.
   - Даже без ружья остались, - добавил он, почесав затылок. - Ну, да ладно, в городе все найдем. Но что это за страшилища, в самом деле? По виду - настоящие вампиры. И что им от нас надо?
   Он посмотрел на верного Бурчалу, но тот, конечно, ничего не ответил, только повилял хвостом.
   - Придется, дружище, дальше пехом, - тяжело вздохнул Савельев.
   Можно было взять одну из стоявших на посту машин - "Жигули" - девятку или раскрашенный в милицейские цвета "Ниссан", но Савельев решил, что раскатывать по городу на автомобиле чревато, можно снова нарваться на бледнолицых. Безопаснее передвигаться пешком, не привлекая к себе лишнего внимания.
   Судя по звуку, черная машина направилась прямо по Колымскому шоссе, переходящему в главную улицу города - проспект Ленина. Савельев же, чтобы избежать новой неприятной встречи, пошел по объездной дороге, мимо городского кладбища. Это сильно удлиняло путь в город, зато дорога выходила в микрорайон с красивым названием Солнечный, рядом с которым, как он помнил, раньше располагались две крупные продовольственные базы. Если ничего не изменилось, и базы сохранились, там можно пополнить запас продовольствия. А, может быть, и встретить людей. Ведь просто не может быть, чтобы люди из города исчезли все до единого! Только как их найти? Не бегать же по городским улицам с криком: "Ау, люди!". Так скорее нарвешься на пришельцев и попадешь под автоматную очередь. Только что он убедился, насколько это реально. А продовольственные склады и магазины - наиболее вероятные места, где можно встретить людей. Он сам бы в первую очередь искал убежище вблизи от запасов провизии.
   Савельев шел по обочине, стараясь держаться той стороны, где можно было быстро спрятаться в случае опасности - нырнуть в кусты или забежать за неказистые, промышленного вида строения. Видно, объездную дорогу пришельцы не контролировали, и до Солнечного он дошел, так никого и не встретив. Наверное, бледнолицых было не так много, чтобы плотно обложить весь город.
   А еще, как он успел убедиться, нужно было опасаться сбившихся для охоты собачьих стай. Наган на поясе придавал мало уверенности. Уж слишком он был древним, и Савельев совсем не был уверен, что патроны не дадут осечек. Да и было их в барабане всего шесть, а стая, которая намеревалась сожрать его в райцентре, насчитывала не меньше пятидесяти голов. Конечно, Бурчало был надежным помощником - сейчас он важно вышагивал рядом, показывая всем своим видом, что недавний страх был лишь незначительным эпизодом, и теперь он готов сразиться с любым врагом, - но Савельев хорошо понимал, что против большой стаи ему не выстоять...
   Но, похоже, в этом районе собачьим бандам нечем было поживиться, и он без приключений добрался до базы.
   Наверное, таинственный катаклизм случился днем, потому что все продовольственные склады оказались открыты. Около каждого из них стояло по нескольку грузовиков. Видно было, что люди отсюда исчезали неожиданно, иногда прямо во время погрузки товара - рядом с машинами застыли автопогрузчики и электрокары, держа на рогах поддоны с ящиками и коробками.
   Савельев мог бы разжиться продуктами на первом попавшемся по дороге складе, но решил обойти сначала всю территорию. Он шел, заглядывая в распахнутые ворота, за которыми громоздились штабели ящиков, коробок и мешков. Те здания, откуда доносился смрад гниющих овощей, и роились полчища зеленых мух, он обходил стороной. В самом конце базы его внимание привлек большой склад, чуть ли не до потолка набитый пивом. Проголодаться он еще не успел, но пить хотелось давно, поэтому свернул пробку с литровой бутылки "Клинского" и с наслаждением ополовинил ее. Оторвался от горлышка, утерся рукавом, отдышался, и прикончил бутылку. Судя по надписи на этикетке, срок годности напитка недавно закончился, но на вкус это не повлияло. А, может быть, он просто давно не пробовал пива.
   Савельев зашел в служебное помещение с надписью "Фактуровочная" на двери. На столе за деревянным барьерчиком стоял стол с компьютером и купюросчетной машинкой, на рычажках которой лежала внушительная пачка пятитысячных купюр. Эта картина привела Савельева в уныние. Если бы после катаклизма (именно это слово он выбрал для обозначения случившегося) здесь побывали люди, то деньги уж точно они не преминули бы прихватить. Как ни крути, такова человеческая натура. Сам Савельев не стал даже прикасаться к ставшим бесполезными бумажкам. Зато с радостью ухватился за лежавшую тут же распечатанную пачку сигарет. Ухватился, подержал в руке и... положил обратно. Не курил несколько месяцев, и ничего страшного не произошло. Значит, не стоит и начинать.
   Напротив пивного склада на бетонированной площадке выстроились в ряд большие рефрижераторные контейнеры. Двери одного из них были открыты, вплотную к ним стоял японский грузовичок с морозильной установкой, а на земле между ними расплылась огромная засохшая белая лужа. Когда-то в контейнере хранилось мороженое... Чуть в стороне стоял такой же открытый контейнер, от которого немилосердно смердело протухшей колбасой. Представив себе, что делается в закрытых контейнерах, Савельев сплюнул и пошел дальше.
   Поодаль стоял еще один склад из утепленных алюминиевых панелей, на котором красовалась надпись "Склад N 32". Еще издали Савельев увидел, что около больших металлических ворот прямо на земле лежит что-то, похожее на большую кучу тряпья. При ближайшем рассмотрении куча оказалась спящим человеком...
  
   Глава 2. Клоуны с автоматами
  
   ...Если, конечно, это существо можно было назвать человеком. Сложное сочетание запахов никогда не мытого тела, гниющего тряпья, мочи и застарелого перегара, смешанного со свежим алкогольным амбре, распространялось от него на несколько метров. Подойдя ближе, Савельев с отвращением увидел, что по заросшему растительностью какого-то пегого цвета лицу пешком ходят мухи, а, приглядевшись внимательнее, заметил ползающих по тряпью, которое язык не поворачивался назвать одеждой, мелких насекомых, в которых заподозрил вшей.
   Опасаясь, что при прикосновении к бомжу насекомые могут перебраться на него, Савельев нашел неподалеку палку, и брезгливо толкнул ею ботинок спящего:
   - Эй, проснись! Слышишь? Вставай!
   С таким же успехом он мог бы толкать бесчувственное бревно. Бомж даже не шевельнулся, и только булькающий храп говорил о том, что он еще жив. Савельев повторил попытку. Спящий заворочался, слабо брыкнул ногой, что-то прохрипел, перевернулся лицом к стене, и окончательно перестал реагировать на внешние раздражители.
   Совсем не такого уцелевшего в катаклизме человека надеялся отыскать Савельев, но при правильном использовании даже это существо могло оказаться важным свидетелем того, что произошло в городе. Правда, не сразу, а не меньше, чем через несколько часов. Вряд ли он очухается раньше. Главное, не упустить момента, когда он проснется. Дело в том, что склад, около которого он прижился, оказался под крышу заставлен ящиками с водкой и другим алкоголем. Без сомнения, придя в себя, бомж сразу захочет похмелиться и быстренько снова приведет себя в невменяемое состояние. Об этом говорило огромное количество разбросанных вокруг пустых бутылок. Савельев не мог поверить, что один человек в состоянии столько выпить.
   И оказался прав. Обойдя здание склада, он обнаружил там изуродованное разложившееся тело, одетое в такие же тряпки, как и пьяный бомж. Страшнее всего выглядела его голова со снятой с черепа и лица кожей. Эта картина сразу отбила у Савельева желание исследовать территорию. Он вернулся назад и присел на пластиковом ящике из-под бутылок, выбрав место поодаль от спящего бомжа, куда не долетал гнусный запах, но так, чтобы не выпускать его из вида. Но задумался и чуть не пропустил момент пробуждения. Сначала бомж стал яростно чесаться. Потом у него долго не получалось принять вертикальное положение, и он с минуту стоял на четвереньках, покачиваясь даже в этом, казалось бы, устойчивом положении. Кое-как выпрямился, но не удержался и снова упал на карачки, после чего прекратил попытки встать на ноги и так, опираясь на все четыре конечности, по кратчайшей прямой отправился в склад.
   - Не торопись! - по-прежнему не желая прикасаться к этому чудовищному созданию, Савельев упер в землю перед его носом палку.
   Уткнувшись в неожиданное препятствие, бомж медленно поднял голову и посмотрел на него мутным взглядом.
   - Во, бля! Живой! Ты откуда взялся?
   На его лице отразилась тревога - наверное, узрел в лице Савельева неожиданного конкурента на безраздельное владение сказочным богатством. С полминуты бомж мучительно соображал, потом вздохнул с облегчением и произнес ни к селу, ни к городу:
   - Херня война, главное маневры! Заходи, друган, здесь на всех хватит! А нет, так через дорогу, на той базе, тоже склад есть. Но там Федька с Лохматым место забили. Пошли, что ли, вмажем?
   Не вставая с четверенек, он попытался обойти палку, которая преграждала ему путь к водке, но Савельев был непреклонен.
   - Успеешь вмазать! - он понял, что с этим существом можно разговаривать только приказным тоном. - Сначала расскажи, куда все делись?
   - А я знаю? - заканючил бомж. - Я здесь при чем? Я ж говорю - здесь на всех хватит! Тут же все открыто было, мы ничего не ломали, сукой буду! И никого нет! Да пусти ты, трубы ведь горят!
   - Вижу, что никого нет! - Савельев начал злиться. - Вот я и спрашиваю, куда все подевались? Не пущу, пока не скажешь!
   Бомж сделал движение в обход препятствия, но Савельев снова заступил ему дорогу.
   - Пока не расскажешь все, что знаешь, не получишь ни грамма! - он быстро понял, чем можно пронять бестолкового свидетеля, и теперь безжалостно пресекал все его попытки проникнуть в склад.
   ...Тот день (какое это было число и даже месяц, бомж сказать не смог, помнил только, что к тому времени уже начали зеленеть деревья) выдался урожайным, и Гриша, так его звали, собрал два мешка пустых бутылок, которые прямо в приемном пункте обменял на литр спирта. Повезло в тот день и его приятелю Горшку - тот нашел в каменном карьере припрятанный моток алюминиевого провода, упер его и тоже обменял на спирт. К вечеру они приняли в свою компанию Рыжего и еще одного корефана, одноглазого молодого шкета, имя которого Гриша забыл, а может быть никогда и не знал. Им посчастливилось урвать на свалке целую коробку копченой колбасы, которая почти что еще и не воняла. Вчетвером, со спиртягой и закусоном, забились в подвал дома на Портовой, где и бухали всю ночь. Упились до полного бесчувствия, а потом дрыхли до полудня и проснулись чуть живые, потому что спирт, конечно, был паленый.
   Зацепившись за эту тему, Гриша долго и нудно материл жлобов из приемного пункта, рассказывал, как от их спирта однажды откинули копыта сразу три десятка братанов, и вообще жаловался на жизненную несправедливость, так что Савельеву с трудом удалось вернуть разговор к интересующему его вопросу.
   Итак, проснувшись в подвале, компания убедилась, что ночью выпили все до капли, и отправилась на поиски лекарства. Головы с похмелюги соображали туго и то, что в городе что-то случилось, поняли не сразу. Почему-то на улицах не было ни одного человека, везде стояли пустые незапертые машины, многие с заведенными двигателями. Но главное - все магазины оказались открыты, и никто не препятствовал тройке друзей, ставших вдруг полновластными хозяевами города, осуществить любые, самые заветные желания. Например, оккупировать большой магазин на площади у телевышки, ближайший от подвала, где они ночевали, и напиться, чего душа пожелает. А еще нажраться любых деликатесов. Чем они незамедлительно и занялись. И занимались с таким усердием, что потеряли счет дням.
   Они бы так и остались в магазине, припасов в котором им троим хватило бы до конца их жизни, но тут случилось такое, о чем Гриша и сейчас рассказывал, испуганно озираясь по сторонам.
   Они тогда только что проснулись и сидели на ящиках прямо около винно-водочного отдела. Освежались пивком с солеными орешками и обсуждали вкусовые качества испробованного накануне французского коньяка. Трое, в том числе Гриша, пришли к выводу - на вкус настоящая гадость, тот же самогон. А вот Горшку понравилось, он сказал, что коньяк воняет клопами, но голова от него болит меньше, чем от водки. Потому, наверное, и стоил больше двух тысяч рублей. А теперь вот ничего не стоит, пей, сколько хочешь - изрек мудрую мысль Горшок. А Горшок зря не скажет. Он был самый грамотный из всех, и даже хвастался, что когда-то учился в институте. Правда, не закончил. Врал, наверное...
   Что до денег, то они сразу набили ими полные карманы, очистив кассы во всех отделах магазина, но потом оказалось, что деньги теперь вовсе и не нужны. Тогда стали играть на них в очко, и Гриша не только проиграл свою долю, но и остался должен одноглазому шкету больше миллиона. Сам Гриша до таких больших цифр считать давно разучился, а может и не умел никогда, так что пришлось поверить на слово Горшку. А шкет, выиграв, принялся с важным видом раскуривать тысячной бумажкой взятую из разбитой витрины сигару. Правда, докурить ее до конца не смог, слишком она оказалась крепкой.
   - Дальше, дальше что было? - нетерпеливо спросил Савельев, поняв, что если Гришу вовремя не одергивать, то его прихотливая мысль заберется в такие дебри воспоминаний, выдернуть из которых его будет непросто.
   - Так я ж и говорю, - Гриша поскреб большим пальцем лохматую голову, вспоминая, о чем шла речь перед этим. - А, вот! Сидим, значит, пивком лечимся, и тут вдруг что-то по ушам ка-ак надавит! И страшно стало, жуть! Горшок аж захрипел, стал за грудь хвататься. Кажется, говорит, пи...ц пришел! А тут на площади вроде как машина проехала. Тихо ведь было, слышно хорошо. Я шкету и говорю - ты самый молодой, иди, посмотри. Только не высовывайся, а то вдруг хозяева магазина вернулись. Шкет хотел рыпнуться, мол, тебе надо, ты и сходи. Но это ему не в карты играть. Заехал я ему в рыло, он и пошел. А сам я за прилавком залег, и в окно смотрю, так, чтобы меня самого видно не было.
   Вижу, около телевышки машина остановилась, большая такая, черная, стекла тоже черные, и трое из нее вышли. Присмотрелся - бля, а они с автоматами! А одеты в какую-то хренотень, чисто клоуны. Даже рожи чем-то белым вымазаны, как у клоунов. Да ты не смейся, я не всегда такой был, и в цирке бывать приходилось! Я, если хочешь знать, в загранку ходил, мы в Корее стояли, в Японии! А ты смеешься! Не веришь, что ли?
   - Да я и не смеюсь вовсе! - оправдался Савельев. Он сразу понял, кого видел Гриша около телевышки. - Верю я тебе, сам этих клоунов с автоматами встречал...
   Потом, по словам Гриши, стало не до смеха. "Клоуны" направились к магазину, и страх стал нарастать. Горшок упал на пол, засучил ногами, захрипел, будто его душили, и замолк. Самому Грише что-то сдавило голову, а под ложечкой заболело так, что он обоссался от страха и боли. И не надо улыбаться, был бы ты сам там, так еще бы и обосрался!
   Гриша видел, как "клоуны" с автоматами подошли к входу в магазин. И тут посланный им шкет возьми, да и вывались на улицу. Один из "клоунов" вскинул автомат и дал очередь, так что шкетова голова разлетелась, как арбуз, заляпав мозгами всю стеклянную дверь. Что было потом, Гриша не видел, потому что вырубился. Но перед этим забился так глубоко под прилавок, что потом, придя в себя, долго не мог оттуда вылезти.
   Когда вылез, страшных гостей с автоматами уже не было, а в живых остались только он и Рыжий, который спрятался в морозильной камере за коробками с протухшими пельменями. Залезть-то он туда залез, а назад выбраться не мог, потому что ручка на двери опустилась сама собой, а изнутри камера не открывалась. Когда Гриша освободил Рыжего, тот уже почти не дышал, уж больно там воняло. Шкета, как он уже говорил, застрелили "клоуны", а Горшок помер сам. Скорее всего, сердце от страха не выдержало.
   Видно, "клоуны" не стали обыскивать магазин, иначе их двоих ждала бы участь шкета. Решив не испытывать судьбу, они покинули центр города и задворками, по сопкам, откочевали на базу, где и прижились около водочного склада. Но Рыжий прожил недолго. Когда на базу пришли два голодных медведя, у Гриши хватило ума залезть по лестнице на крышу, а Рыжий стал задирать зверей - он, как выпьет, всегда становился дурак дураком...
   - Чего же ты его не похоронишь? - укоризненно спросил Савельев.
   - А на кой? - махнул рукой Гриша. - Знаешь, какой здесь грунт? Одни камни. Пока яму выкопаешь, сам окочуришься. А так все равно его медведи схавают. А не медведи, так собаки...
   По словам Гриши, на соседней базе, через дорогу, обосновались еще двое его коллег, Федька и Лохматый. Они с Рыжим, когда тот был еще жив, как-то сходили туда в экспедицию. Федька еще ничего, а Лохматый встретил их неласково, сразу полез в драку, и они, решив, что от добра добра не ищут, вернулись назад. Больше Гриша к ним не ходил, на кой хрен они ему нужны, и живы ли они еще, не знал. В город он тоже не выбирался, и понятия не имел, остались ли там еще люди.
   Савельев долго пытал бестолкового свидетеля, но больше так и не сумел ничего из него выжать. Может быть, что-то предшествовало исчезновению людей из города? - А хрен его знает, Грише было не до наблюдений.
   - Может быть, Федька с Лохматым чего говорили? - допытывался Савельев.
   - Не смеши, что они скажут! Сами ни одного дня не просыхали. Да пусти, что ты ко мне прикопался!
   - Еще один вопрос, и иди куда хочешь. Скажи, с каких это пор Россия стала называться Евроазиатским союзом?
   - А как она должна называться? - выпучил глаза Гриша.
   - Российская Федерация!
   - Да? Может быть. Не знаю. Мне как-то пох...й!
   Поняв, что большего ему не добиться, Савельев сжалился над страждущим. Через какие-то несколько минут, с нечеловеческой скоростью опорожнив пол-литра водки, Гриша уже бормотал что-то непонятное. Но к этому времени Савельев потерял к нему всякий интерес. Потому что куда-то пропал Бурчало...
  
   Глава 3. Что это за улица?
  
   Настроение было ни к черту. Бурчало так и не нашелся, хотя Савельев обошел в его поисках все закоулки базы. Будь Бурчало здесь, он давно бы дал о себе знать. Когда надежда отыскать пса пропала, Савельев решил - все, пора идти в город. Конечно, обосновавшись на базе, можно было не заботиться о пропитании, но оставаться по соседству с обнаглевшими медведями и потерявшим человеческий облик вонючим Гришей совсем не хотелось.
   Подмывало воспользоваться какой-нибудь из множества легковых машин, но осторожность взяла верх. Слишком велик риск быть замеченным бледнолицыми, которые, возможно, регулярно патрулируют город. Поэтому, набив карманы мясными консервами, Савельев вышел с базы пешком, и через час оказался в центре.
   Он сознательно удлинил себе путь, сделав большой крюк и выйдя к площади у телецентра. Гриша не соврал. У дверей магазина, про который он говорил, лежало растерзанное собаками до состояния скелета тело застреленного "клоунами" безымянного бомжа. Стеклянная дверь в трех местах была пробита пулями и покрыта бурыми пятнами засохшей крови. Савельев вспомнил, что в самом магазине лежит еще покойный Горшок, и у него отпала всякая охота входить внутрь.
   На центральной улице, по которой он направился от телецентра, было много магазинов, но его интересовали в основном продовольственные. Если в городе кроме него и троих бомжей, захвативших водочные склады, остались еще люди, то именно в магазинах они должны были оставить следы. Но следов не оказалось. Может быть, люди даже и приходили сюда, но действовали аккуратно. Порядок на полках и витринах не был нарушен, в рядах банок и бутылок не наблюдалось брешей. И в какой бы магазин он ни вошел, везде с писком разбегались по углам стаи крыс...
   Через дорогу от гастронома, который, как и восемь лет назад назывался "Полярный", стоял кинотеатр "Горняк". Взгляд Савельева зацепился за плакат, рекламирующий новую комедию, что должна была выйти на экран десятого июня. Сверху было написано: "Скоро смотрите!". Но Савельева заинтересовало не название картины, а лицо изображенного на плакате человека. Это был вице-спикер Госдумы, знаменитый сын папы-юриста и лидер известной всем партии. Не поверив своим глазам, Савельев перешел на другую сторону и убедился, что не ошибся. Внизу афиши красовалась фамилия исполнителя главной роли, только без упоминания политических званий. Вместо всей политической мишуры перед фамилией значилось: "заслуженный артист ЕАС".
   Два квартала, что отделяли кинотеатр от центральной городской гостиницы, Савельев шел, как в тумане. Может быть, на самом деле он спит в домике на краю заброшенного поселка, вокруг на сотни километров лежит снег, а все это - город без людей и все остальные несуразицы и нелепицы, включая Вольфовича, играющего главную роль в комедии, ему только сниться? Но нет, слишком все реально для сна - подумал он, больно ущипнув себя за щеку. Тогда что? Не выдержав одиночества, он двинулся умом, и видит галлюцинации? Где-то он читал, что галлюцинации бывают очень правдоподобными. Но читал он и то, что сумасшедшему никогда даже мысль в голову не придет, что он не совсем нормален.
   Савельев был убежденным материалистом и не верил в другие измерения и параллельные миры. Если столкнулся с чем-то непонятным, не имеющим объяснения, считал он, то это не значит, что объяснения нет совсем. Просто не хватает фактов или знаний, чтобы его найти. А пока нужно больше смотреть по сторонам и меньше думать о всякой мистике и небывальщине. Смотреть, замечать и анализировать.
   Кое-какие факты для анализа уже имелись. Почему избежали общей судьбы горожан несколько бомжей? Может быть, потому, что в момент исчезновения всего населения были пьяны до бесчувствия? Или же, если предположить, что к исчезновению людей причастны бледнолицые, то можно сделать вывод, что они не посчитали бомжей за человеческие существа? А как же тогда он сам? Его пропустили, потому что он оказался в заброшенном поселке, где агрессорам даже в голову не пришло искать живых людей?
   Размышляя, Савельев не забывал разглядывать знакомые места. За годы, прошедшие с тех пор, как их семья покинула город, Магадан почти не изменился. Разве что на фасады старых, построенных еще пленными японцами домов навели современный лоск. Да на месте недостроенного двенадцатиэтажного здания на площади Ленина, где когда-то хотели разместить все партийные и государственные органы, вырос огромный храм, только без крестов на сияющих золотом куполах - наверное, строительство еще не было завершено. Самого Ленина куда-то увезли. Видно, посчитали, что бронзовый вождь пролетариата, стоящий перед православным храмом, будет здесь совсем не к месту.
   Проходя мимо центрального почтамта, зданий "Северовостокзолота" и "Северовостокгеологии", Савельев прочитал вывески и снова убедился, что за несколько месяцев административное устройство страны изменилось коренным образом. Но не слишком ли много изменений за такое короткое время? Куда он попал? Савельев чувствовал, как медленно, но верно улетучивается его материализм, и от этого начало противно сосать под ложечкой.
   У Савельева не было сомнений, куда идти. Ноги сами несли его к дому, где он жил с родителями до отъезда в Москву. Проблемы жилья в пустом городе не существовало, но его тянуло в родные стены, где он прожил большую часть жизни. Даже если дверь окажется заперта, решил Савельев, он ее взломает. И еще нужно найти газетный киоск, набрать там прессы и внимательно изучить ее. Может быть, там он найдет что-нибудь, что прольет свет на суть изменений.
   Изменений... изменений... он вдруг поймал себя на мысли, что совсем недавно видел что-то, подходящее к этому определению, что-то неправильное, но, занятый своими мыслями, не обратил на это должного внимания. И было это буквально только что. Мысль настолько завладела им, что он, не дойдя нескольких шагов до родного дома, повернулся и пошел назад.
   ...Возвращаться пришлось недалеко, всего три квартала. Вот оно, старое, слегка даже покосившееся деревянное двухэтажное здание напротив автовокзала, стоявшее здесь с гулаговских времен. Над входом красовались какие-то вывески, но Савельев не стал их читать, чтобы окончательно не свихнуться. Он подошел ближе и осторожно прикоснулся к выкрашенным зеленой краской доскам. Рука не прошла сквозь стену, и сам дом никуда не исчез, не оказался иллюзией, порожденной не выдержавшим испытаний сознанием. Здание было настоящим.
   Но этого просто не могло быть.
   Потому что он отлично помнил - этот памятник дальстроевской архитектуры снесли за год до их отъезда из Магадана, и разбили на его месте сквер с кустами, асфальтированными дорожками и скамейками...
   А потом он поднял голову и увидел продолговатую синюю табличку, на которой с беспощадной реальностью выделялись выпуклые белые буквы: "Улица Сталина".
  
   Глава 4. Чужая история
  
   Савельев перешел через перекресток с неработающим светофором, поймав себя при этом, что пересекает улицу строго по пешеходному переходу. Хотя наискосок было ближе. Подошел к входу в гостиницу, над которым огромными буквами было выведено:
   "Гостиница "Колымская". Савельев отлично помнил, что раньше она называлась "Гостиница "Магадан", но уже ничему не удивлялся. Вход в нее был с угла здания; монументальная деревянная дверь красноречиво говорила о том, что всякой мелюзге не стоит туда даже соваться. Но Савельев и не собирался входить внутрь. Его интересовали таблички с названием улиц, прикрепленные на стенах. Справа, как и следовало ожидать, было написано то же, что и на противоположной стороне: "Улица Сталина". Зато название другой, пересекающей ее...
   Савельев долго стоял, уставившись в табличку. Но, сколько бы ни смотрел, надпись "Улица Л.П. Берия" никуда не исчезала. Савельев пятнадцать лет прожил на этой улице, его дом стоял всего в двух кварталах отсюда, и она всегда называлась Пролетарской. Уж что-что, а это он помнил отлично. Да и кому могло придти в голову присвоить улице имя кровавого наркома, пусть даже причастного каким-то боком к истории северного края?
   Неужели он на самом деле свихнулся? Не может же быть, что он попал в другую реальность, где ход истории пошел куда-то не туда. Чушь, сказки! Такое может случиться только во сне или в книжке, сочиненной автором с чересчур буйной фантазией. Но уж слишком реально все выглядело...
   ...К своему бывшему дому Савельев подошел в самых расхристанных чувствах. Дверь в подъезд к этому времени оборудовали домофоном, но теперь она была открыта настежь. В отсутствии электричества иначе и быть не могло, потому что электромагнит, державший ее в запертом положении, не работал. Савельев поднялся на третий этаж, машинально отметив, что даже сквозь слой довольно еще свежей светло-зеленой краски на стене просвечивает знакомая надпись десятилетней давности: "Миша+Люба = любовь". Школьница Люба жила на втором этаже и имела множество малолетних ухажеров... При виде этих корявых букв у Савельева потеплело в груди. Значит, остались какие-то неизменные вещи, пережившие странное, если не сказать, страшное изменение. И если уж он вспомнил эту надпись, значит, с рассудком у него все в порядке.
   Ломать дверь не пришлось. Ключ торчал прямо в замке. Наверное, хозяин всунул его в замочную скважину, а войти не успел, исчезнув вместе со всем населением города. Теперь вместо него в квартиру вошел Савельев. Вошел - и защемило сердце. Будто вернулся на восемь лет назад. В свое время родители продали квартиру вместе с мебелью, не захотев тащить ее из Магадана в Москву. Все осталось на прежних местах, только поменялись обои, с полок исчезли книги, а вместо них появились статуэтки, шкатулки, полированные самоцветы и другие безделушки. На письменном столе, за которым он когда-то готовил уроки, стоял компьютер какой-то незнакомой модели. На плоском мониторе и на системном блоке было написано "ВИТЯЗЬ", а над кнопкой включения вместо привычного "POWER" значилось просто "СЕТЬ".
   А еще на столе лежали школьные учебники, среди которых Савельев заметил книжку с надписью "История". То, что надо, радостно подумал он. Но прежде, чем приступить к ее изучению, нужно было обустроиться на новом - или старом? - месте. Вопросов решить предстояло немало. Электрическая плита, понятное дело, не работала, открытый водопроводный кран содрогнулся, выплюнул порцию ржавой воды и умер.
   Савельев отправился через дорогу в магазин "Дом мебели". Искать долго не пришлось, корейские газовые плитки и баллончики к ним нашлись на первом этаже. Проблема горячего питания была решена. Следующей целью был продовольственный магазин. Благо, их по соседству оказалось целых три, один старый, работавший еще при нем, и два новых. По привычке Савельев зашел в тот большой гастроном, в который бегал еще мальчишкой. Там, распугав стаю крыс, он нашел в подсобке штабель пятилитровых пластиковых баллонов с питьевой водой и долго носил их домой, пока не натаскал двести литров. Воды требовалось много - кроме утоления жажды, нужно было умываться, мыть посуду, смывать унитаз - естественные надобности никто не отменял.
   Хлопоты по хозяйству закончились только поздним вечером, когда наступили сумерки. Хоть ночи были и белые, но читать при таком освещении было трудновато, и Савельеву пришлось снова сходить в "Дом мебели". На этот раз он взял там фонарик и упаковку батареек. На всякий случай прихватил с полки еще и корейский газовый светильник - света он давал больше, чем электрический фонарик, а баллончиков с газом в подсобке оказалось несколько коробок.
   Дома Савельев открыл банки с тушенкой и маринованными огурцами, поставил вариться макароны, зажег светильник и открыл "Новейшую историю", на обложке которой значилось: "Пособие для учащихся выпускных классов школы второй ступени". Нечего и говорить, что про такую школу он слышал впервые.
   Описание истории страны начиналось с революции 1905 года, и до окончания Великой Отечественной она практически не отличалась от той истории, которая была известна Савельеву со школы и института. Правда, в несколько иной интерпретации. Сбросивший иго самодержавия Советский Союз строил социализм, переживал репрессии, голод, боролся с религией, возводил вдоль своих границ железный занавес. И каждый раздел, каждый параграф заканчивался настойчивыми, как заклинание, пояснениями: авторы учебника не преследуют цели очернить или отлакировать исторические события, а лишь беспристрастно излагают их в той последовательности, в которой они происходили.
   Зато ближе к концу войны события стали разворачиваться совсем не так, как происходило в действительности. В той действительности, которую знал Савельев. Если верить учебнику, Советская армия не остановилась в странах Восточной Европы, а пошла дальше. Ею была занята вся, а не только Восточная Германия, вплоть до границы с Францией. В то время как войска союзников, вняв недвусмысленному намеку Сталина, в нерешительности застыли на Атлантическом побережье. Гениальный советский полководец, но слабый политик, маршал Жуков предлагал Сталину занять всю Европу до Атлантического океана, от Норвежского моря до Средиземного, включая Скандинавию, Италию и Испанию. Авторитет маршала к тому времени был огромен, а сосредоточенная в его руках военная сила не знала себе равных, и вождю стоило немалых трудов утихомирить развоевавшегося полководца. В качестве компромисса Сталин позволил ему занять Финляндию на севере, а на юге - Турцию, Грецию и парочку мелких государств, таких, как Сирия и Иордания. Кроме того, чуть поразмыслив, Сталин приказал Жукову оказать дружескую военную помощь народам Ирана и Ирака. Приказ был выполнен в кратчайшие сроки, и Советский Союз получил доступ к неисчерпаемым запасам ближневосточной нефти.
   Благодаря подпитке ресурсами не затронутых войной стран, Советский Союз не только быстро восстановил свою экономику, но и стал мощнейшим государством мира. После победы над Германией Сталин назначил главой правительства Лаврентия Павловича Берия, который в то время возглавлял атомный проект. Всего через три дня после испытания Соединенными Штатами первой атомной бомбы, на Новой Земле грянул потрясший весь мир взрыв советской стомегатонной водородной бомбы, затмившей солнце и заставившей испуганно притихнуть самых оголтелых американских "ястребов". Упивавшиеся собственным технологическим превосходством, ослепленные блеском своего нового оружия, они уже решили, что держат за горло весь мир. Но не тут-то было. Они не подозревали, что Советскому Союзу в обстановке строжайшей секретности удалось вырваться в атомной гонке далеко вперед.
   Про атомную бомбежку Хиросимы и Нагасаки в учебнике не было сказано ни слова, и это означало, что в описываемой истории ее просто не было. Вряд ли составители учебника смогли бы скрыть такой значительный факт. Зато был приведен ультиматум советского правительства японскому микадо. В нем Япония ставилась перед выбором: или безоговорочная капитуляция, или на каждый из японских островов будет сброшено по бомбе, аналогичной испытанной на Новой Земле, после чего страна восходящего солнца попросту перестанет существовать. Через два дня после ультиматума, в августе сорок пятого года, капитуляция была подписана представителями Японии и Советского Союза. Представители главного командования армии США участия в церемонии не принимали.
   Не прошло и года после этих событий, и советские конструкторские бюро, оставившие всех конкурентов в области ракетостроения далеко позади, разработали баллистические ракеты, способные за считанные минуты доставить термоядерный заряд в любую точку планеты. Это повергло в шок все государства мира, в результате чего население планеты охватил массовый психоз, названный впоследствии ядерным. И тут Советский Союз выступил с неожиданной инициативой полного запрещения не только применения, но и изготовления и испытания любых типов ядерного оружия. Противников этого предложения даже в Соединенных Штатах оказалось немного, да и те вынуждены были отступить под нажимом собственного населения, с восторгом его принявшего. С уже изготовленными ядерными зарядами поступили радикально - установили их на советские ракеты и отправили в открытый космос, где взорвали на безопасном удалении от Земли.
   В Советском Союзе к этому времени были разработаны методы, позволявшие безошибочно определять и пресекать на корню любые попытки изготовления атомного оружия, и с тех пор ядерные технологии применялись только в мирных целях. Единственная попытка тайно нарушить договор была предпринята Соединенными Штатами в1950 году, но была пресечена еще на начальной стадии. Американцы получили из Москвы жесткую ноту с угрозой обрушить на ядерный центр, который они пытались спрятать в глухой тундре штата Аляска, баллистические ракеты, пусть без ядерных боеголовок, но в таком количестве, что даже обычная взрывчатка разнесет базу до основания. Вполне реальная угроза не противоречила букве договора, и янки вынуждены были, скрипя зубами, свернуть программу и принести официальные извинения международному сообществу.
   Согласно учебнику, Сталин прожил до тысяча девятьсот пятьдесят девятого года и успел до этого времени провести немало реформ. Главное, что он сделал после завоевания половины мира - отстранил коммунистическую партию от управления страной и решения международных вопросов, оставив ей лишь идеологические функции. Ортодоксальные коммунисты во главе с Хрущевым были, конечно, недовольны, но при жизни вождя не решались поднять голову. Зашевелились они после его смерти. На их пути стоял Лаврентий Павлович Берия, обладавший реальной властью. "Старые партийцы" организовали заговор, сумев привлечь к нему высших военных политработников, так же, как и они, недовольных ограничением их полномочий в войсках по сравнению с бывшим комиссарством.
   Заговорщики решили арестовать Берию на ближайшем президиуме Верховного Совета, где он должен был выступать с отчетной речью. Но Лаврентий Павлович предвидел такое развитие событий и заручился поддержкой высшего офицерства во главе с министром обороны маршалом Жуковым. Вместо него на президиуме были арестованы все заговорщики вместе со своим идейным вдохновителем Хрущевым. Всех их вскоре выдворили из страны, и осели они в основном в Мексике, по примеру старого политэмигранта Троцкого. Через несколько лет никого из них уже не было в живых - на каждого нашелся свой Рамон Меркадер с ледорубом за пазухой.
   Теперь, когда у него были развязаны руки, Берия пошел по пути расширения реформ. Первое, что он сделал, заняв пост главы государства, это разобрался с коммунистической партией. Даже в таком униженном состоянии, в котором она пребывала, она имела достаточно много возможностей, чтобы тормозить прогрессивные нововведения. Но запрещать партию он не стал. Пусть себе существует, лишенная возможности официально влиять на государственную политику. Но только наравне с другими партиями, которые отныне не возбранялось создавать гражданам страны. Об этом был первый закон, проведенный им через Верховный Совет. В результате последовавшего за этим массового выхода ее членов, коммунистическая партия за несколько месяцев сократилась с восемнадцати миллионов до пятидесяти тысяч человек и полностью утратила влияние. Доверие населения она утратила еще раньше.
   Кроме коммунистической, возникли еще десятка два партий, не дотягивающих и до такого количества. Состояли они в основном из крикливых горлопанов, вечно недовольных существующей действительностью, но зато знавших, как обустроить страну.
   Второй, и самый важный шаг, изменивший всю картину мира: после обсуждения на Верховном совете и получения его одобрения, Берия предложил оккупированным советскими войсками странам войти равноправными членами в Европейско - Азиатский Союз. К концу пятидесятых годов жизненный уровень в них, как и во всех республиках, входящих в СССР, оказался намного выше, чем в странах Западной Европы, не занятых советскими войсками, и даже в Соединенных Штатах, и проведенные референдумы решили вопрос однозначно. Провозглашенный в 1961 году Союз, кроме бывшего СССР, включил в себя почти всю Европу, кроме Великобритании, Испании, Франции, Италии и некоторых других малозначительных стран, не стоивших даже упоминания. Швейцария по-прежнему осталась нейтральной. А еще в Союз вошли Турция, Сирия, Иордания, Иран, Ирак, Монголия и Корея (без всякого деления на Южную и Северную). Китай и Япония в состав Союза входить не пожелали, но стали его верными союзниками (или вассалами, как ясно прочитывалось между строк).
   Столицей Союза по общему согласию стала Москва, а общей денежной единицей - рубль. Но административное деление самой России изменилось. Теперь она состояла из Московской, Кавказской, Булгарской и Сибирской республик, разделенных на автономии и губернии, а те, в свою очередь, на уезды. Председателем Европейско-Азиатского Союза на всеобщих выборах был избран Лаврентий Павлович Берия.
   Образованное после войны на Ближнем Востоке по инициативе Сталина государство Израиль сначала привлекло приток переселенцев со всего мира, и особенно из Советского Союза. Но после описанных преобразований жизнь в новоиспеченном государстве потеряла свою привлекательность, и начался обратный отток. К настоящему времени Израиль, при совсем небольшом населении, играет важную роль, как крупнейший в мире финансовый центр. С окружающим арабским населением израильтяне живут в мире, во всяком случае, ни про какие военные столкновения в учебнике не говорилось.
   Лаврентий Павлович Берия занимал свой пост еще три года и умер в 1964 году от рака крови, вызванного радиоактивным облучением, которое он получил еще во время руководства атомным проектом. Все эти годы в стране шли бурные изменения. Сам равнодушный к церкви, Берия не препятствовал ее возрождению, и в результате в стране расцвели все традиционные религии. Однако на законодательном уровне были запрещены секты, получившие официальное определение "еретических".
   Таким образом, в мире появились два центра силы со значительным перевесом Европейско-Азиатского Союза, и в этом виде мир существует без сколько-нибудь заметных войн и потрясений до сих пор. Все межнациональные споры между странами, вошедшими в ЕАС, давно решены и забыты. Граждане любой страны, вошедшей в состав ЕАС, имеют одинаковые права со всеми остальными. Так, преемником Лаврентия Павловича на посту Председателя ЕАС стал один из его заместителей, бывший глава Германской республики Эрнст Бошман. Несмотря даже на то, что во время войны, будучи офицером гитлеровской армии, он воевал на восточном фронте. Объединенные народы Евразии забыли все прошлые обиды и начали писать историю с чистого листа.
   Народы не ошиблись в своем выборе. Одним из величайших достижений Председателя Бошмана было создание и неусыпное патронирование Институтов Жизни, специалисты которых с блеском выполнили поставленную перед ними задачу - победили большинство болезней, сокращавших срок человеческой жизни. В результате средняя ее продолжительность в ЕАС неуклонно повышается, приблизившись к началу тысячелетия почти к ста годам. Неудивительно, что на проходящих каждую пятилетку выборах народы единодушно отдают свои голоса бессменному Председателю Бошману, мудро управляющему Союзом уже почти пятьдесят лет...
   Маленький раздел в конце огромной главы, посвященной Председателю Бошману, был посвящен проблемах церкви. Одновременно с бурным развитием Институтов Жизни неуклонно падал интерес населения к религии. Храмы, как возвращенные церкви по указанию Л.П.Берия, так и вновь отстроенные, опустели. По предложению Председателя Бошмана здания были заняты Институтами Жизни, с радостью принятыми населением всего Европейско-азиатского Союза, всех вероисповеданий, и заменившими на новом этапе истории все мировые религии.
   Так вот почему он не увидел на храмах крестов!
   Савельев отложил учебник, когда кончилась короткая северная ночь, и над сопкой напротив окон появилось солнце. Казалось, что мозги в его голове бродят, как бражка со свежими дрожжами. Что это? Фантастическая книга об альтернативной истории, замаскированная под школьный учебник, или настоящая альтернативная история, в водоворот которой его затащило каким-то непостижимым образом? А может быть, это козни бледнолицых захватчиков? Если они могут на расстоянии внушать чувство смертельного страха, то почему бы им не навести на него морок, внушив самые невероятные бредни?
   Но слишком уж толково и правдоподобно был изложен материал в этом учебнике. Савельев снова взял его в руки, ощущая шероховатость бумаги, посмотрел выходные данные - все было на месте. Не может наведенное внушение учесть всего, вплоть до редакторского коллектива, тиража и адреса типографии. Значит, придется принять мысль, что он попал в чужую реальность. Но есть ли в ней место для него? А вообще-то, история занятная! Несколько смущало политическое устройство Союза, которым без малого полвека правил один человек. Что не совсем соответствовало демократическим принципам. Но в остальном все выглядело довольно привлекательно. Савельев согласился бы жить в таком мире. Разумеется, если учебник не врал.
   Еще давно, на первом курсе института, он самостоятельно пришел к выводу, что в истории нет и никогда не было правых и неправых, потому что каждый нес частицу своей правды. Есть выигравшие и проигравшие, и понятно, кого из них учебники будут описывать в роли виноватых. Меняется власть - меняются и оценочные знаки. Так было, и так будет всегда.
   Все-таки Савельев здорово устал. Отложив книгу, он нашел в шкафу чистое белье, и постелил себе на диване, где всегда было его спальное место. Но, прежде чем лечь, ему вспомнилась одна вещь. Когда ему было лет четырнадцать, среди мальчишек прошло увлечение огнестрельными самопалами. Сделал такой и Савельев - прикрутил проволокой к деревянной рукоятке заклепанную стальную трубку, зарядил серой от спичек и кусочком свинца. Для испытания оружия не нашел лучшего места, как собственная квартира. Конечно, в отсутствие родителей. Поднял угол ковра, направил ствол в пол и поджег запал через просверленное в трубке отверстие. Грохот, дым, и небольшая аккуратная дырка в полу...
   Савельев отогнул ковер и с замиранием сердца посветил фонариком.
   Дырка оказалась на прежнем месте.
  
   Глава 5. Ускользнувший незнакомец
  
   Разбудил его яростный собачий лай и чей-то басовитый рев на улице. Савельев подскочил с дивана и, отодвинув штору, выглянул из окна. Прямо на проезжей части стая собак наседала на огромного лохматого медведя. Могучий зверь крутился, как волчок, отбиваясь когтистой лапой от одичавших барбосов, считавших себя хозяевами территории и оттого осмелевших. Несколько псов уже исходили смертельным визгом с распоротыми животами и переломанными позвоночниками, но остальные не отступали и рвали медведя со всех сторон. Наконец, косолапый не выдержал напора и, проломив живое кольцо, со всех ног помчался в сторону речки Магаданки, смешно подбрасывая задние лапы. Собачий лай долго еще доносился через открытую форточку, и стих только тогда, когда медведь, по всей вероятности, переплыл через речку.
   Ничего себе! - покачал головой Савельев. А он-то вчера разгуливал по улицам, не думая об опасности!
   Выпив чашку чая и съев пачку печенья со вчерашнего набега на магазин, он вышел из дома и, поминутно оглядываясь, пошел по улице Пролетарской, а ныне Берия. Он помнил, что в нескольких кварталах от его дома, на той же улице, незадолго до их отъезда открылся магазин с названием то ли "Оружие", то ли "Оборона", где продавали охотничье снаряжение. Правда, если он на самом деле попал в другую реальность, на месте оружейного магазина могли открыть булочную или парикмахерскую.
   Магазин оказался на месте и назывался "Охотник", но суть от этого не изменилась. Стенд на стене был увешан таким множеством охотничьих ружей и карабинов различных конструкций, что у Савельева разбежались глаза. Прежде всего, его внимание привлекло нарезное оружие. Были тут карабины с русскими названиями "Егерь" и "Барс", а также много немецких, бельгийских и чешских. Впрочем, вспомнил Савельев, все эти страны не были в этой реальности заграницей, и оружие по праву могло считаться отечественным.
   Но, взвесив в руке немецкий нарезной "Зауэр" с магазином на пять патронов, Савельев с сожалением отложил его в сторону. В табличке, подвешенной к карабину, было написано, что он великолепно подходит для стрельбы с большого расстояния по крупному зверю. Ему же требовалось оружие для ближнего боя, с которым можно разогнать стаю собак. Взгляд упал на короткое помповое ружье с пистолетной рукояткой. ТОЗ-212, гладкоствольное, с подствольным трубчатым магазином на семь патронов двенадцатого калибра. Это было то, что надо.
   Коробки с патронами, по десять штук в каждой, нашлись в подсобке, и Савельев набил ими полный рюкзак, который снял тут же с витрины. Старался набрать полный ассортимент - дробь, картечь, жаканы. Из охапки висящих на стене ремней выбрал подходящий и пристегнул к ружью. Теперь его можно было носить на плече.
   Потом его внимание привлек стеклянный стенд с охотничьими ножами. Все они были великолепны, хищной формы, с красивыми рукоятками, и Савельев минут пятнадцать разглядывал их, не в силах сделать выбор между хорошим и еще лучшим. После долгого колебания взломал маленький замочек на стеклянной дверце, взял неширокий, чуть изогнутый нож с пробковой, или похожей на пробку рукояткой в шикарном кожаном чехле и повесил его на пояс. Были тут и пистолеты, но только газовые и травматические, совершенно бесполезные в его ситуации, и он со вздохом оставил их лежать под стеклом.
   Зарядив ружье, чередуя картечь и пули, Савельев вышел на улицу вооруженный до зубов, с мешком боеприпасов за спиной, и вдруг боковым зрением заметил около соседнего дома, метрах примерно в ста, какое-то шевеление. Он резко повернулся, и увидел, как медленно закрывается стеклянная дверь расположенного в доме продовольственного магазина. Ружье как будто само спрыгнуло с плеча в руки, и Савельев замер, прижавшись к стене. Не один он такой умный. Если дверь открывал человек, то он тоже может быть вооружен, недаром трется около оружейного магазина. А если бледнолицый? - мелькнула мысль. Нет, вряд ли. Не чувствуется волны панического ужаса, которую эти твари гонят перед собой.
   Шевеление не повторялось. Стоять, что-то выжидая, было глупо, а ретироваться, не проверив магазин - недостойно мужчины. Проехать сотни километров, чтобы найти людей, и трусливо бежать, только лишь заподозрить их присутствие... Держа снятое с предохранителя ружье перед собой и стараясь не шуметь, Савельев подошел к гастроному. В зале было темно, и через большие витрины невозможно было разобрать, есть ли там кто-нибудь. Только около двери Савельев сообразил - будь предполагаемый человек вооружен и питай он враждебные намерения, то давно мог застрелить его прямо через стекло...
   Дверь оказалась оборудована доводчиком и закрывалась медленно. Иначе Савельев мог и не заметить движения. Значит, ему не померещилось, кто-то действительно открывал дверь и теперь прятался в магазине. Савельев быстро проскочил тамбур и вошел в торговый зал.
   Следы чьего-то хозяйничанья бросались в глаза. Полки с консервами зияли внушительными брешами, как и стеллажи с сухарями, печеньем и кондитерскими изделиями. Настораживало отсутствие вездесущих крыс, что наводило на мысль - в магазине кто-то есть. Или был совсем недавно.
   Неслышно шагая, Савельев подошел к двери в служебное помещение и осторожно, держа перед собой ружье, выглянул в открывшийся за ней коридор. Полная тишина и никакого движения. Крадучись, он прошел по коридору и оказался в помещении, где на деревянных стеллажах лежали давно засохшие и обгрызенные крысами буханки хлеба, в одной из стен была вделана массивная дверь холодильной камеры, а в другой - запасный выход из магазина, оказавшийся не запертым. Если в магазине кто-то и был, то, заметив его, давно сбежал.
   Савельев посмотрел на пол, и убедился: да, здесь кто-то был. Без всяких "если". На покрытом слоем пыли полу четко выделялась хорошо протоптанная тропинка, ведущая от задней двери в торговый зал. Почему же этот "кто-то" поспешил скрыться, даже не сделав попытки познакомиться? Но, с другой стороны, немудрено. Вид у него еще тот. Камуфляжная форма, ружье на плече, нож и револьвер на поясе. Рэмбо, да и только! Но, шутки в сторону. Скорее всего, сбежавший человек уже встречался с бледнолицыми, и принял его за одного из них. Он и сам в такой ситуации предпочел бы унести ноги как можно скорее, хоть и был вооружен до зубов.
   Конечно, во дворе тоже никого не оказалось. Савельев внимательно оглядел окна пятиэтажек. За каждым из окон мог кто-то прятаться, ничем не выдавая себя. Ни одна из штор не шевелилась. А ведь, скорее всего, человек, которого он видел, жил где-то рядом. Кто будет ходить сюда из другого района, если магазины открыты чуть ли не в каждом доме? Ясно, что незнакомец "отоваривается" в том, что поближе. Понятное дело, сегодня он уже носу не высунет из дома. Вот завтра можно будет устроить засаду, заняв позицию еще с ночи хотя бы вон в том подъезде. А сейчас здесь нечего больше делать. У Савельева имелось занятие на сегодня - он собирался познакомиться с последней местной и центральной прессой. Разумеется, с последней, которая успела попасть в город.
   Еще когда Савельев шел из дома, он обратил внимание на большой магазин с зеркальными окнами, занявший весь первый этаж бывшей швейной фабрики. Над ним красовалась огромная надпись "Супермаркет "Кубань". Раньше его здесь не было. Кому пришло в голову называть магазин в северном городе именем далекой от него южной области? - с недоумением подумал Савельев? Разве что хозяин был родом оттуда, и таким образом удовлетворил свое тщеславие?
   Вроде бы ничего ему не было нужно, припасов Савельев натаскал домой на месяц вперед, но любопытство все равно погнало его в супермаркет. Длинные ряды наполненных товарами полок тянулись вглубь магазина и исчезали в полумраке - свет попадал сюда только с одной стороны, через большие стеклянные окна. Как и во всех других магазинах, здесь стояла вонь от испорченных мясных и рыбных продуктов, и под ногами сновали крысы. Поэтому Савельев не стал задерживаться здесь долго, а, следуя указателям, поднялся на второй, промтоварный этаж. Глаза скользили по россыпям товаров, но ему ничего не было нужно. Его взгляд задержался лишь на солидного вида радиоприемнике, и он подумал, что надо бы прощупать эфир. Если только население не пропало сразу на всей планете, то, может быть, удастся найти какую-нибудь работающую радиостанцию?
   Судя по цене - приемник стоил тысячу двести рублей, а, например, хороший мужской костюм - восемьсот, это была дорогая и наверняка надежная вещь. На задней крышке было написано что-то по-немецки, и Савельев через пень-колоду разобрался, что сделан аппарат в Республике Германия Европейско-Азиатского Союза, город Мюнхен. Батарейки были вставлены и еще не потеряли работоспособность. Приемник имел несколько диапазонов, но знаний немецкого Савельеву не хватило, чтобы понять их названия. Время у него было и, разобравшись с настройкой, он включил приемник на сканирование по всем диапазонам. Долго из динамика раздавался только ровный фон эфира, но вдруг послышался разговор на незнакомом языке. Несколько фраз, щелчок, шипение, и ответ другим голосом. Все это очень напоминало переговоры, ведущиеся по рации. Савельеву показалось, что он уже слышал этот язык. Вслушавшись, он уверился в этом окончательно. В старательском поселке, спрятавшись за шторой, он слышал, как на нем разговаривали бледнолицые. Перепутать он не мог. Память у него была хорошая.
   Савельева охватило неприятное ощущение. Ему показалось, что он находится не в здании, а в центре огромной пустой площади, где на него смотрят тысячи враждебных глаз, и тысячи бледнолицых, посмеиваясь, обсуждают его дальнейшую судьбу. Напряжением воли он стряхнул наваждение, но неприятный осадок остался. Сколько бледнолицых в городе, он мог только догадываться, но в том, что они здесь есть, не было никакого сомнения. Неужели само их присутствие способно так действовать на человеческую психику? Похоже на то... Может быть, они уже знают о его появлении в городе? А если так, то почему не трогают его?
   Вопросов было слишком много, а ответов - ни одного. Савельев еще раз прошелся по всем диапазонам, но ничего больше не услышал. Переговоры бледнолицых быстро закончились, и больше не возобновлялись.
   На выходе Савельев набрал кучу газет с газетного прилавка и вышел на улицу. На парковке около супермаркета стояло несколько десятков машин. Судя по внешнему виду, все они были японского производства. Он даже узнал несколько знакомых марок. Вон тот джип, похоже - "Ниссан-Террано", а это - "Тойота-Королла". И тут Савельев заметил одну странность, на которую раньше не обращал внимания. Почему-то руль на джипе оказался с левой стороны. Он перевел взгляд на "Короллу" - то же самое.
   Раньше, когда он жил с родителями в Магадане, на Дальнем Востоке практически не было машин иностранного производства, предназначенных для правостороннего движения. Все автомобили, завозимые из Японии, были подержанными и с правым рулем, потому что, как известно, движение в Японии левостороннее. А новые, сделанные японцами для Европы и Америки, были слишком дорогими для большинства жителей России.
   Он прошел всю парковку, и не обнаружил ни одного автомобиля с правым рулем. Заинтересовавшись, обошел сзади серебристый универсал, и с удивлением увидел хромированную надпись на русском языке: "Тойота-Калина". Джип именовался "Ниссан-Уссури". Дальше стояли "Хонда-Амур", "Мицубиси-Стрела", "Субару-Лесник" и так далее. Потянув на себя приоткрытую дверцу джипа, Савельев заметил на ее торце приклепанную алюминиевую табличку с надписью по-русски: "Совместное предприятие "Автомобильный завод Ниссан-Хабаровск". ЕАС, Сибирская республика, г. Хабаровск". Ниже шли иероглифы, означавшие, скорее всего, то же самое.
   Это произвело на Савельева такое впечатление, что о необходимости соблюдать осторожность он вспомнил только около самого дома. Хорошо, что по дороге он не встретил ни собак, ни бледнолицых.
  
   Глава 6. Засада
  
   Обзор прессы Савельев решил провести по принципу: от центра к окраинам. Начал с толстого еженедельника "Новости ЕАС в России", от него перешел к "Российским ведомостям", "Сибирскому вестнику", "Колымско-Чукотским известиям" и так далее, вплоть до органа городской управы "Магаданское время". В прежней жизни о газетах с такими названиями он не слышал. Может быть, в его мире их просто не существовало. А раз так, получается, он на самом деле попал в другую реальность. Кто станет печатать целую кучу липовых газет с единственной целью свести с ума какого-то никому не известного выпускника Горного института? Значит, теперь нужно или искать способ возвращения в родной мир, если только этот способ существует, или выживать здесь. Первый вариант, конечно, предпочтительнее. Вернуться, и забыть все, как кошмарный сон. И никогда никому не рассказывать о том, что с ним произошло, чтобы не попасть в психушку. Но если возвращение невозможно, то первым делом нужно выяснять, куда пропали люди и кто такие бледнолицые пришельцы. А уже потом решать, как жить дальше.
   Мысли скакали в голове, как необузданные скакуны из песни Газманова. Существовал ли в мире, куда он попал, аналог его, Андрея Савельева? И что произойдет, если они когда-нибудь встретятся? А вдруг еще появятся родители? Как к ним относиться? Будут ли они теми родными людьми, которых он знал? И как он перенесет, если они вдруг окажутся чужими для него?
   Чтобы окончательно не запутаться в парадоксах, Савельев решил отложить эти мысли на дальнюю полку в голове и заняться более насущными проблемами. Первым делом нужно поискать в газетах хотя бы намек на события, ставшие причиной нынешней катастрофы. Передовица в "Новостях ЕАС" таких намеков не содержала, будучи целиком посвящена поездке Председателя Бошмана по союзным республикам Ближнего Востока. Посетил... встречался... произнес речь... Никакой конкретики, сплошные дифирамбы и славословия, настолько откровенные, что временами Савельев морщился, с трудом проглатывая этот словесный сироп.
   Остальные страницы "Новостей" были выдержаны в таком же духе, и Савельев с трудом дочитал газету до конца, так и не найдя в ней ни одной строчки, которая могла бы пролить свет на случившееся. Мало чем отличались от нее и остальные издания. Разве что "Российские ведомости" пели осанну не только Председателю Бошману, но и главе Российского Верховного совета Илье Викторовичу Зубанову, а "Сибирский вестник" славил руководителя республики генерала Огрызкова, без сна и отдыха заботившегося о соотечественниках-сибиряках. Примечательно, что ни в одном из изданий не было не только чернухи, но даже самой обыкновенной уголовной хроники или информации о чрезвычайных происшествиях и катастрофах. Будто на огромных просторах Европейско-Азиатского Союза не совершались преступления, не вспыхивали пожары, не было ни одного стихийного бедствия. Тишь да гладь...
   Зато чуть ли не половина объема каждой газеты была забита информацией под рубрикой "Светская хроника". Такой, к примеру, как потрясающая новость под набранным крупным шрифтом заголовком: "У Алены Водопьяновой грудь увеличилась на два размера!" Или: "Кристина Майер продемонстрировала бюстгальтер стоимостью полтора миллиона!"
   Поэтому, взяв в руки городскую газету "Магаданское время", Савельев заранее не ожидал от нее ничего интересного. И вдруг на второй странице взгляд зацепился за статью под названием: "Сколько веревочке не виться...". Содержание статьи привело его в изумление:
   "Скромные работники Министерства Охраны Государственной Идеологии обычно делают свое важное дело в тишине, не афишируя своих достижений и не смущая покоя граждан. Но недавно нашему корреспонденту удалось выяснить подробности дела, ставшего известным населению города благодаря тому, что главный фигурант его - наш земляк. К нашему общему стыду, это известный в городе человек, бывший доктор наук, бывший заместитель директора НИИ проблем биологии Валентин Кравчук. В течение почти четырех лет этот перевертыш нарушал закон об обязательной авторизации входа в Евразийскую Компьютерную Сеть. Более того, занимался внедрением в нее чуждых нашему обществу идеологических программ, получивших в народе меткое определение - вирусы. Вирусы, с помощью которых люди, подобные Кравчуку, пытаются заразить наш народ опасной болезнью недоверия к руководству, посеять в головах семена сомнения в правильности проводимого правительством под руководством Председателя Бошмана курса на дальнейшее развитие свободы и демократии. Наверное, многим доводилось видеть на экранах своих компьютеров всплывающие в самый неподходящий момент окна с текстом антигосударственного содержания. Мы уверены, что большинство наших читателей в таких случаях сразу нажимают клавишу связи со службой Охраны Государственной Идеологии, как это предписывает Указ Председателя Бошмана. Именно благодаря таким законопослушным гражданам сотрудникам МОГИ удалось найти и обезвредить злостного клеветника, скрывавшегося долгие годы под личиной добропорядочного ученого.
   Губернский филиал Государственного Суда ЕАС приговорил Валентина Кравчука и нескольких граждан из числа тайных читателей (и почитателей) его клеветнических пасквилей к отлучению от Института Жизни. Проведенный нашей газетой опрос показал, что большинство граждан нашего города не только горячо поддерживают решение Государственного Суда, но и сетуют на излишний гуманизм, проявляемый государственными судьями к личностям, подобным Кравчуку и его приспешникам. Не проще ли, сказал один из опрошенных (свое имя он скромно просил не называть), сразу уничтожать таких людей, как уничтожают зараженных бешенством собак?
   Будем надеяться, что этот позорный для нашего города случай повысит бдительность граждан, и никакая нечисть не сможет больше проползти незамеченной не только в Сеть, но и вообще поднять свою мерзкую голову..."
   Дальше шли несколько абзацев ругани в адрес осужденных преступников, пробежав которую вскользь, Савельев отложил газету в сторону. Как будто из нее дохнуло в лицо отвратительным гнилостным запахом. Будь статья напечатана в тридцатые годы прошлого века, еще куда ни шло... Но сейчас, в наше время! На всякий случай он проверил дату выхода газеты - она вышла в начале лета этого года.
   Он мало что понял из прочитанной статьи, кроме того, что оппозиционные настроения, противоречащие Государственной Идеологии (вот это да!) наказываются в этом мире отлучением от Института Жизни. Что сие значит? Лишение медицинского обслуживания? Или общественная обструкция, нечто подобное тому, что в старые времена означало отлучение от церкви? А может быть, в выражении "отлучение от Института Жизни" решающим было именно последнее слово, а предыдущее лишь стыдливо приставлялось к нему для того, чтобы завуалировать страшную правду?
   Может быть, он чего-то недопонимал, но возведенное в ранг закона всеобщее стукачество и всяческое его поощрение активно не понравились Савельеву. А что такое Министерство Охраны Государственной Идеологии? Министерство Правды? Или нечто подобное Комитету Государственной Безопасности? Недаром все слова в названии написаны с большой буквы!
   Это же надо! А он, прочитав школьный учебник, развесил уши, как наивный ребенок, которому показали красивую игрушку! Да еще и слюни распустил - в таком мире можно жить... Черта с два! И может ли он существовать вообще, мир, построенный не на лжи? Разве в его родной реальности дело обстоит намного лучше? Лгут политики, даже не слишком заботясь, чтобы их ложь выглядела правдоподобно, лгут газеты и телевидение, а люди, даже те, кто это понимает, уже перестали обращать внимание на беспардонное вранье.
   Савельев бросил газеты на стол, чтобы никогда не возвращаться к ним, и улегся отдохнуть до вечера. На ночь у него было запланировано важное дело.
   ...Из квартиры он вышел с наступлением сумерек, для чего потребовалось собрать волю в кулак и перебороть собственные страхи. Вопреки ожиданию, наган в кобуре, нож на поясе и снятое с предохранителя ружье на ремне под мышкой не только не придавали уверенности, но нагнетали еще больше жути. Сама по себе прогулка по полутемному сумеречному городу никогда бы не испугала Савельева, если бы этот город не был пуст. Ни огонька, ни шевеления, затих даже ветер, гонявший по улицам невесть откуда взявшийся мусор. Мрачные темные дома по обеим сторонам улицы выглядели плоскими картонными декорациями к фильму ужасов. Казалось, загляни за любое здание, и не увидишь за ним ничего, кроме беспросветного мрака. Поэтому, когда из-за угла появились несколько неясных теней, он непроизвольно шарахнулся в сторону и перехватил ружье наизготовку.
   Это оказались собаки. Не слишком крупные, но вполне в достаточном количестве, чтобы заставить сердце тревожно застучать. Навались они скопом, отбиться, пожалуй, не получиться. Но нападать одичавшие псы не стали. Или они не были голодны, или имели представление, что за штуку держит в руках человек, и потому предпочли с ним не связываться. Стая перебежала через дорогу и скрылась между домами. Выждав некоторое время, двинулся дальше и Савельев.
   Минут через двадцать он неслышно и по возможности незаметно проскользнул в подъезд стоявшей во дворе пятиэтажки, окна которого выходили как раз на запасный выход из магазина, занял позицию у окошка на втором этаже и приготовился ждать.
   Некоторое время до ушей не доносилось никаких звуков, кроме собственного чуть учащенного дыхания. Почему-то показалось, что с появлением человека опустевший дом замер в тревоге, не зная, чего можно ожидать от незваного гостя. Потом послышались неясные шорохи, скрипы и потрескивания - дом успокоился и снова зажил своей собственной, непонятной человеку жизнью. То ли осиротевшие домовые, в которых Савельев готов был поверить наряду с остальной чертовщиной, устроили конференцию этажом выше, то ли осмелевшие крысы вышли из подвалов и принялись осваивать прежде недоступные им территории верхних этажей. Савельев старался убедить себя, что все это досужие выдумки, порожденные необычными обстоятельствами, что пустой город безопаснее заполненного людьми, но получалось плохо, беспочвенные страхи не проходили.
   За окном, через которое он до рези в глазах вглядывался в пустой двор, тоже чудилось что-то непонятное, чуждое человеческому миру. Он понимал, что на самом деле там никого нет, но в темных углах зашевелились сгустки мрака; возникавшие от напряжения пятна в глазах двигались и казались жуткими чудовищами, материализовавшимися прямо из воздуха. Савельев прикрывал глаза, снова открывал - чудовища пропадали, но скоро возникали вновь.
   Вдруг за спиной послышались совсем уже громкие звуки. Савельев обернулся назад и увидел, как большая серая крыса, держа что-то в зубах, с писком несется сверху по лестнице, а за ней гонится и вовсе огромная, темнее первой, почти черная, и визжит еще громче. Савельев непроизвольно подпрыгнул и уселся на подоконник, чтобы мерзкие животные не задели его ног. И вовремя, потому что вслед за этой парочкой по лестнице мимо него, ничуть не смущаясь присутствия человека, скатился еще добрый десяток крыс.
   Савельев облегченно перевел дыхание, спрыгнул с подоконника и посмотрел в окно. Сделай он это несколькими секундами позже, и пропустил бы появление таинственного незнакомца. Но он посмотрел как раз вовремя, и увидел скользнувшую вдоль стены смазанную полумраком фигуру. Вот открылась стальная дверь магазина, и человек исчез за ней. Теперь нельзя было терять ни секунды. Если незнакомец почувствует опасность, то сможет уйти через главный вход. Стараясь производить как можно меньше шума, Савельев вышел из подъезда и быстро перебежал двор. Незнакомец прикрыл за собой дверь, но на его счастье она открылась без скрипа.
   В подсобном помещении никого не оказалось, и Савельев, шагая на цыпочках, миновал длинный коридор и осторожно выглянул в зал. В дальнем конце, там, где полки были уставлены банками с консервами, слышалось постукивание стекла о стекло, и можно было разглядеть перебиравшего банки человека. Передвигаясь так же тихо, Савельев вернулся к задней двери, подобрал с пола открытый навесной замок, который заметил еще в прошлый визит в магазин, вышел во двор и повесил замок на петлях. Потом быстро обежал дом и, уже не таясь, вошел в магазин с главного входа.
   - Вот и встретились! - громко произнес он первые пришедшие на ум слова. Палец на всякий случай лежал на спусковом крючке снятого с предохранителя ружья.
   Человек около витрины выронил из рук наполненную припасами сумку, тоненько взвизгнул и метнулся к двери в подсобное помещение. Савельев не спеша последовал за ним. Деваться незнакомцу было некуда - дверь заперта, а на всех окнах установлены крепкие стальные решетки.
   Незадачливый беглец стоял, прижавшись спиной к двери, и тихонько всхлипывал. Держа его под прицелом, Савельев достал из кармана фонарик и направил на него луч света. Человек машинально прикрыл лицо руками, но Савельев успел разглядеть, что перед ним стоит девушка...
  
   Глава 7. История Тани
  
   Девушка смотрела на Савельева с таким ужасом, будто у него изо рта вдруг вылезли острые клыки, а подбородок был перепачкан кровью. По щекам у нее текли слезы, а сама она дрожала от страха. Савельеву стало жалко ее и стыдно, что он так ее перепугал. Тоже герой нашелся! Вооруженный до зубов мужик против беззащитной перепуганной девчонки!
   - Ну что ты? Я ничего плохого тебе не сделаю! - попытался он успокоить девушку и в доказательство добрых намерений положил ружье на стеллаж, не забыв, впрочем, поставить его на предохранитель. - Ты расскажешь мне, что здесь произошло, а я тебе помогу. Хорошо?
   Савельев сделал шаг к девушке, вызвав этим непредсказуемую реакцию. Она еще сильнее вжалась в дверь, выставила перед собой руки с длинными ногтями и отчаянно завизжала:
   - Не подходи ко мне! Глаза выцарапаю!
   - Ну, ты даешь! - изумленно покачал головой Савельев, но на всякий случай отступил на безопасное расстояние. - Что я тебе плохого сделал? Я ведь только хочу узнать, куда все подевались!
   - Так ты не из этих? - недоверчиво спросила девушка.
   - Каких еще этих? - не понял Савельев.
   - Ну, этих... которые из черной машины.
   - А-а! Это которые с белыми рожами?
   - Ну да...
   - Разве же я на них похож? - Савельев невольно рассмеялся, такую уморительную рожицу состроила девушка, и направил луч фонарика себе на лицо. - Посмотри!
   - Непохож, - все еще недоверчиво ответила она. - А кто ты тогда такой?
   - Долгая история, - махнул рукой Савельев. - Позже расскажу. Кстати, меня зовут Андрей. А тебя?
   - Таня! - слезы перестали катиться у нее из глаз, но она все еще боялась. Кажется, бледнолицые успели напугать ее до полусмерти.
   - Да ты присядь, Танюша! - Савельев взял в углу и подставил девушке потрепанный стул. - Присядь, и расскажи, что тут у вас случилось.
   - Так ты тоже ничего не знаешь? - разочарованно спросила Таня. - А откуда ты вообще тут взялся? Весь в оружии, прямо как капитан Филимонов...
   - Что еще за Филимонов? - удивился Савельев.
   - Да ты что, с Луны свалился? - казалось, девушка удивилась еще сильнее. - Киногерой из сериала "Крушение Америки". Он там всех побеждает. Неужели не смотрел? Нет, правда, ты что, из леса явился?
   - Угадала, - мрачно ответил Савельев. - Я всю зиму в тайге провел, вышел, только когда потеплело. А тут такое дело - в поселках ни одного человека, пришел в город - и здесь никого. Ты-то как уцелела?
   - Я и сама не знаю, - пролепетала девушка. - Я у зубного была...
   ...Шестого июня Таня Максимова, студентка Северо-восточного педагогического университета, отправилась в стоматологический кабинет, чтобы поставить пломбу в разболевшийся зуб. По прежним визитам к стоматологу она знала, что местная анестезия ее не берет. Поэтому, отчаянно боясь не так боли, как жужжащего инструмента, она договорилась, что лечение проведут под общим наркозом.
   Очнулась девушка на стуле в коридоре. Значит, лечение уже закончилось. Но почему-то она оказалась совершенно одна. Не было ни ждавших своей очереди пациентов, ни папы, который привез ее в клинику на машине и должен был забрать ее после лечения домой. Таня заглянула в кабинет, но там тоже было пусто. После наркоза голова соображала туго, и сначала она даже не слишком испугалась. В затуманенный мозг пришла нелепая мысль, что все, в том числе сменивший ее в кресле пациент, пошли покурить на улицу - ведь в лечебных учреждениях не курят. Пошатываясь, Таня пошла к выходу, откуда доносилось завывание автомобильной сигнализации.
   Орала папина машина, припаркованная около клиники. В нее врезался чей-то новенький "Ниссан". Двигатель "Ниссана" продолжал работать, но рядом никого не было. Наркоз потихоньку выветривался из головы, и Таня стала соображать - что-то здесь не так. Не мог ее папа не обратить внимания на аварию. С его-то характером он давно должен был держать виновника за шиворот. Может быть, они с водителем "Ниссана" поехали разбираться в автоинспекцию? Но почему тогда на улице так пусто? На проезжей части водители побросали свои машины в полном беспорядке, кто вдоль, кто поперек, а одна вообще переехала через тротуар и врезалась в стену. И ни одного человека вокруг, хотя эта улица всегда отличалась оживленным движением.
   К этому времени голова у Тани окончательно прояснилась, и ей стало страшно. Она забежала обратно в здание и стала тыкаться во все кабинеты, но везде было пусто. Тогда она стала громко кричать, зовя папу. В ответ - тишина. Тут Таня вспомнила про телефон и набрала папин номер. "Абонент отключил телефон или находится вне зоны действия сети...". Маму - то же самое, как и все остальные номера, забитые в ее мобильник. Молчали даже телефоны экстренных служб, чего не должно было случиться ни при каких обстоятельствах.
   Тане нестерпимо захотелось скорее оказаться дома - мама к этому времени должна была уже вернуться с работы, и она побежала на автобусную остановку. Но, еще не доходя до нее, поняла, что ждать автобуса нет никакого смысла. Автобусы, как и весь остальной транспорт, остановились, и все они были пустыми. Пришлось идти пешком. На всем пути она не встретила ни одного человека. А когда дошла до супермаркета на Карла Маркса, его дверь открылась, и оттуда, воровато оглядываясь, вышел какой-то одетый в обноски бродяга. К груди он прижимал охапку водочных бутылок.
   В это же время со стороны улицы Сталина послышался приближавшийся звук мотора. Но Таня почему-то не обрадовалась ему. Наоборот, ей стало страшно. И не просто страшно, ее охватил прямо-таки животный ужас. Она заметалась из стороны в сторону, и лишь в последний момент, когда звук мотора стал совершенно отчетливым, сообразила дернуть оказавшуюся открытой дверь газетного киоска и спрятаться внутри. И тут на дороге перед супермаркетом появилась черная машина с черными стеклами, от одного вида которой у Тани чуть не остановилось сердце. Она никогда не видела в городе такого автомобиля. Огромный, черный и старинный - вот все, что она могла сказать про него. И еще ей запомнился сверкающий клаксон на капоте, сделанный в виде закрученной золотой трубы.
   Тане из ее укрытия были видны и автомобиль, и укравший в магазине водку бродяга. Воришка замер на месте, выронив из рук драгоценные бутылки. Раздался звон стекла, и водка потекла по асфальту. И тут произошло то, чего Таня не сможет забыть никогда. Из машины вышел человек в каком-то странном наряде - сапоги-ботфорты выше колена, обтягивающие лиловые лосины, белая рубашка с кружевным жабо и сиреневая куртка старинного покроя. Только автомат, который он держал в руках, выглядел вполне современным. Но больше всего Таню поразило его лицо - белое, будто покрытое алебастром. Странный человек поднял оружие и дал короткую очередь по бродяге. Больше Таня ничего не запомнила, потому что потеряла сознание от страха.
   Когда она пришла в себя, никакой черной машины около супермаркета уже не было, и она решила, что весь этот кошмар - опустевший вдруг город, убийца со страшным белым лицом, смерть бродяги - всего лишь галлюцинация, навеянная наркозом. Но тут она увидела человека, в которого стрелял бледнолицый. Он лежал около входа в магазин в неестественной позе, и под ним, смешавшись с водкой из разбитых бутылок, натекла целая лужа крови. Таню стало мутить, и она снова чуть не упала в обморок. Но удержалась, пулей выскочила из киоска и, стараясь не смотреть на труп, помчалась в сторону дома. Бежать она старалась дворами, чтобы, не дай Бог, снова не встретиться с убийцей из черного автомобиля.
   Мамы дома не оказалось. Через час выключились электричество и телефон, по которому все равно никто не отвечал, а к вечеру из кранов перестала идти вода. С того дня и до сих пор Таня не видела ни одного человека. Правда, она редко выходила из дома, и то лишь в магазин. Сначала она записывала все, что брала, чтобы потом, когда люди вернутся в город, расплатиться за "покупки", но вскоре отчаялась ждать и перестала заниматься глупостями. Первое время ее подмывало зайти в "Охотник" и вооружиться чем-нибудь огнестрельным. Зашла - и оставила эту затею, поняв, что все равно не сумеет ни в кого выстрелить. И вообще, она не имела понятия, с какой стороны браться за оружие, куда вставлять патроны и на что нажимать.
   Так она провела целый месяц, впадая иногда в полное отчаяние, когда даже жить не хотелось. Но всякий раз в таких случаях она напрягала волю и старалась убедить себя, что кошмар когда нибудь кончится и вернется прежняя жизнь. А вчера, во время очередной вылазки за продуктами, она случайно вышла на улицу и увидела около "Охотника" какого-то человека с ружьем. Таня не стала разглядывать его, а рванула домой со всей возможной скоростью.
   - Значит, это был ты? - спросила девушка, выложив свою нехитрую историю.
   - Я, - кивнул Савельев. Из рассказа Тани он сделал кое-какие выводы.
   - А я так испугалась! - снова всхлипнула Таня. - Вижу, с ружьем, думала, сейчас и меня застрелит, как того бродягу у супермаркета.
   - Но я ведь вроде не в маскарадном костюме, как тот убийца, - улыбнулся Савельев.
   - Думаешь, я рассматривала? - девушка сквозь слезы улыбнулась в ответ, и Савельев только сейчас заметил, как она красива.
   И еще он подумал, что даже в нечеловеческих обстоятельствах женщина остается женщиной. Отлично понимая, что никто ее не увидит, выходя из дома, Таня все равно навела на лице легкий макияж - подкрасила глаза и губы, припудрила щеки. Светлые волосы чисто вымыты, красивые длинные ногти ухожены и покрыты неброским лаком. Косметика подчеркивала выразительность ее лица, но Савельев подумал, что и без того он выделил бы ее в любой толпе. И хотя в создавшейся ситуации от девушки не приходилось ожидать большой помощи, он был рад, что встретил такую красавицу.
   - Так что, - не слишком решительно спросил Савельев, - так и будем разговаривать здесь? Может быть, все-таки пригласишь к себе? Угостишь ужином, или завтраком, это уж как кто назовет? За кружкой чая и обсудим наши дела.
   Заметив гневный взгляд, брошенный на него Таней, Савельев добавил:
   - Не беспокойся, приставать не буду. (Если, конечно, сама этого не захочешь, подумал он при этом). Но пойми правильно, будет смешно, если два уцелевших на весь город человека станут избегать друг друга. По-моему, разумнее держаться вместе.
   Девушка нахмурилась и на лбу ее возникла упрямая складка. Однако благоразумие и здравый смысл взяли верх, и она сказала:
   - Ладно, пошли. Но смотри, если...
   - Не переживай! Все будет нормально. - Савельев забросил ружье на плечо и зашагал вслед за Таней.
   Они были на середине двора, когда из-за угла выскочило что-то большое и лохматое, и кинулось им наперерез. Еще не разглядев, кто это, Савельев вскинул ружье, одновременно снимая его с предохранителя, но Таня успела остановить его.
   - Ворчун! - радостно крикнула она, обнимая огромного пса, который встал на задние лапы, положил передние ей на плечи и, повизгивая, облизывал девушке лицо.
   - Бурчало! - не веря своим глазам, воскликнул Савельев. Пес оставил Таню и запрыгал вокруг него, норовя лизнуть в нос.
   - Бурчало? - удивленно спросила Таня Савельева.
   - Ворчун? - переспросил Савельев не менее удивленно.
   А пес носился между ними, колотя хвостом им по коленям, и не скрывая своего восторга.
  
   Глава 8. Разведчики. Выход в рейд
  
   Уходили из подвала загородного дома доктора. Сам Кварацхелия не спускался вниз - подняться обратно по лестнице на инвалидной коляске ему было бы затруднительно, а хрупкая Марта вряд ли помогла бы ему в этом. Но доктор успел обучить Лесового обращению с транспортным диском. Это оказалось совсем несложно для человека, обладающего определенной суммой сакральных знаний, которой Николай худо-бедно овладел к этому времени, но совершенно недоступно для того кто эти знания не постиг. К таковым относилось практически все человечество, даже друзьям Николая, Стрешневу и Полищуку нужно было многое еще узнать, чтобы заставить диск работать.
   Лесовой уже понял, что перемещаясь в прошлый раз из докторского подвала в пустыню "нового мира", он сильно рисковал. Без транспортного устройства в конечной точке перемещения, то есть такого же диска или мобильного устройства в виде многофункционального агрегата - черного автомобиля апостолов, он мог выйти в точку, уже занятую каким-то материальным предметом, например, скалой, деревом, или другим человеком. Что произошло бы в таком случае, можно было только догадываться. И ему сильно повезло, что этого не случилось. Он не стал высказывать генералу своего возмущения, понимая, что в сложившихся тогда чрезвычайных обстоятельствах поступить иначе тот просто не мог. Но определенные выводы сделал.
   Сейчас, после рассказа доктора, Николай отчетливо понимал: для того, чтобы предотвратить катастрофу, генерал, не задумываясь, пожертвует не только жизнями трех бойцов разведгруппы, но и всего населения опустевшей области. Осознав страшную опасность, исходящую от проникших на Землю апостолов дьявола, Лесовой на его месте поступил бы так же. Десятки раз в разведывательных рейдах они рисковали жизнью и считали риск оправданным, а ведь цели тех операций были куда как прозаичнее нынешней. Настолько, что их нельзя было даже сравнивать. И доктор Кварацхелия был совершенно прав, временно оставив Стрешнева и Полищука в неведении о конечных целях операции. Сам Лесовой действительно был уже готов принять неожиданную информацию, но двоим его друзьям она могла просто-напросто надломить психику. Это в том случае, если они безоговорочно поверили бы в рассказанную доктором историю. А если нет, все было бы еще хуже, потому что без веры они не смогли бы сделать то, что им предстояло. Это был именно тот случай, когда вера - главное условие победы.
   Активировать диск оказалось совсем несложно. Первым делом нужно было на несколько секунд отключить зрение и слух, чтобы ничто не отвлекало от главной задачи. Потом отбить, неважно как - рукой, ногой, или просто мысленно очень сложный ритм; ввести свое сердцебиение в унисон с этим ритмом, и только потом произнести вслух короткую, но сложную фразу на немыслимо древнем языке. Смысл фразы становился понятен лишь в мгновение перехода, но полностью забывался сразу после него. И ни у одного непосвященного в древние магические секреты, даже запиши он обряд активации диска на видео, никогда не получилось бы его повторить. Потому что действие производилось не только на грубом физическом, но и на более тонком духовном уровне, который Лесовой под руководством доктора уже немного освоил. Во всяком случае, достаточно, чтобы управиться с транспортным диском и принять на веру без вещественных доказательств существование высшего уровня бытия...
   ...На мгновение мигнул свет, и серебристый диск, на котором стояли три разведчика, оказался в квадратном полутемном помещении. Немного света попадало из вделанного под самым потолком оконного проема, заложенного слабо пропускающими свет стеклоблоками. Больше ни окон, ни дверей в комнатке не было. Некоторое время все окружавшие их предметы дрожали перед глазами, как будто они рассматривали их через слой поднимавшегося от нагретого асфальта воздуха, но потом все прошло.
   - Оп-па! - обескуражено воскликнул Стрешнев. - Попали! Чем стены-то ломать будем? Ножами ковырять? Или, может, лучше сразу назад вернуться?
   - Ничего ковырять не нужно, - Лесовой подошел к одной из стен, осмотрел неровные швы между блоками. - Выход здесь.
   Он поднял лежавший на полу ломик, вставил его в торчавшую из бетонного пола трубу и стал мерно раскачивать ее из стороны в сторону. Из швов посыпался засохший раствор, в стене возникла щель - замаскированная под кладку дверь стала медленно открываться. Нехитрый, но надежный механизм работал безотказно.
   На свет они вышли через торцевую стену длинного гаража с множеством металлических ворот по фасаду. Устроено все было хитро: без специальных промеров здания трудно было догадаться, что от него отхвачен небольшой кусок, в котором оборудовано тайное помещение. И расположение подходящее, ближайшие дома стояли чуть ли не в километре от гаража, и любопытствующие посторонние забредали сюда нечасто.
   - А как эта штука отсюда открывается? - спросил Полищук, когда они оказались снаружи. Закрывшись, дверь стала совершенно неразличима на фоне коряво сложенной стены. - Как назад возвращаться будем?
   - Открыть нетрудно, - ответил Лесовой, и добавил не совсем понятно: - Но только никакого диска там уже нет. А вернемся в Москву мы на самолете. Если выполним задание. Если не выполним - не вернемся никогда.
   - Вот я и говорю - попали! - мрачно резюмировал Стрешнев. - Значит, придется выполнять. Как-то, знаете, не греет меня жизнь в Магадане, особенно, когда в нем нет людей. Леньчику, может, и по вкусу, он ведь где-то здесь родился, а мне не очень... Как, Леня, останешься здесь?
   - Да иди ты! - беззлобно огрызнулся Полищук. - Погоди еще, это сейчас лето, а когда зима придет, что запоешь?
   - Ну, уж нет! - возмутился Стрешнев. - Я в Москву не позже августа обещал вернуться!
   - Кому обещал? - съязвил Полищук. - Ты же у нас холостой, свободный, как ветер...
   - Все! - прервал их пикировку Лесовой. - Погнали!
   Не договариваясь, они рассредоточились в привычный строй боевой тройки: Николай шел впереди, во главе угла, Стрешнев и Полищук метрах в десяти сзади и тоже поодаль друг от друга, страхуя друг друга от любых возможных неожиданностей. Первым делом им нужно было подобрать удобное помещение для устройства базы. Лесовой хорошо изучил карту города, и сейчас вел группу по направлению к жилым пятиэтажкам в микрорайоне с непонятным названием Седьмой Рабочий. Непонятным потому, что ни первого, ни всех остальных "Рабочих" не было и в помине. А вот Седьмой был.
   Быстро проскочили территорию какого-то засыпанного цементной пылью завода, застывшего в полном безмолвии, миновали квартал частных домов, невзрачных и серых, будто тоже присыпанных цементом, и вышли на довольно широкую улицу. По одной ее стороне тянулись бетонные заборы и производственные корпуса, по другой стояли невзрачные и облезлые двух-, трех- и пятиэтажные дома.
   Совсем недавно, когда они вышли из секретного помещения, над головой светило солнце, и даже слегка пригревало. Пока бежали, с моря натянуло туман, стало сумрачно и зябко. А в Москве, которую они оставили только что, стояло настоящее пекло.
   - Бр-р! - встряхнулся Стрешнев. - Ну и погодка!
   - Тут все лето такое! - отозвался Полищук, который жил когда-то пусть и не в самом Магадане, а в одном из поселках области, но все-таки часто бывал здесь. - Город стоит между двумя бухтами, вот ветер и таскает туман из одной бухты в другую. А отъедешь несколько километров - там солнце светит и лето настоящее.
   - Так и построили бы город там! - удивился Стрешнев. - А то нашли самое гнилое место на побережье!
   - Тут место для порта самое удобное! - объяснил Полищук.
   - Ну и что? - продолжал возмущаться Стрешнев. - Вот и строили бы порт здесь, а город там! В конце концов, порт для людей, или люди для порта?
   - Когда город строили, о людях меньше всего думали, - криво усмехнулся Полищук. - Не то время было...
   Они стояли около длинного, почти во весь квартал, пятиэтажного дома с продовольственным магазином на первом этаже. Разговаривая на отвлеченные темы, разведчики не забывали внимательно оглядываться по сторонам, замечая даже упавший с дерева листок.
   - Подойдет? - перебил разговор друзей Лесовой, показывая на дом.
   - Думаю, да, - согласился Стрешнев, прострелив взглядом окрестности и определив, что из окон пятого этажа прилегающая местность будет как на ладони. Добавил с улыбкой: - Не понравится - сменим жилье. Выбор большой.
   Выбрали угловую двухкомнатную квартиру на пятом этаже в крайнем подъезде со стороны города, три окна которой выходили на улицу, а еще одно - в проезд между домами. Тут и пригодились инструменты из прихваченного Полищуком кожаного чехольчика, оказавшегося набором отмычек. С замком в металлической двери он справился не хуже профессионального взломщика. Пока он управлялся с дверью, Стрешнев сбил замок с чердачного люка, после чего ту же процедуру проделали во всех подъездах, обеспечив себе пути отхода через чердак.
   - Теперь можно и в магазин за припасами, - удовлетворенно сказал Лесовой, когда они закончили обустройство. - А потом - за дело.
   Он повернулся к двери, уверенный, что друзья последуют за ним, но вдруг за спиной раздался напряженный голос Стрешнева:
   - Погоди, Колян. Разговор есть.
   Николай медленно повернулся и посмотрел на Дмитрия. Еще в доме доктора ему показалось, что тот хочет о чем-то поговорить, но не решается. Кажется, сейчас момент настал.
   - Ты полностью уверен в нашем генерале? - спросил Стрешнев в лоб.
   - Не понял? - удивился Лесовой. - Что ты имеешь в виду?
   - Дело в том, - мрачно сказал Стрешнев, - что у меня появились кое-какие сомнения. И эти три дня я не бегал по бабам, как вы с Леней подумали, а занимался делом.
   Лесовой с Полищуком ждали, что скажет подполковник дальше. Они хорошо знали своего бывшего командира, добровольно передавшего полномочия Николаю, и понимали, что он не станет бить тревогу без особых на то причин.
   - В общем, поднял я старые связи, и ребята из центрального аппарата познакомили меня с одним парнишкой. Полный шизик, я вам скажу, но в Интернете живет как у себя дома. Для него не существует закрытых сетей, он играючи проникает даже в локальные сети, вроде бы, не имеющие выхода в паутину. А ему и это не помеха, он и оттуда данные качает.
   - Что-то ты загнул! - возмутился Полищук. - Такого просто не может быть. Я, вроде, тоже не пальцем деланный, кое-что умею, но чтобы так! Как можно попасть в сеть, у которой нет выхода наружу?
   - Не знаю, - отмахнулся от него Стрешнев. - По телефону, по осветительным проводам, да пусть даже по канализации! Главное, что если он хотел куда-то попасть, то обязательно попадал. Я ведь вам говорю - парень уникальный. Если бы деньги не были ему до лампочки, он мог бы очистить счета любого банка. И это не просто домыслы, он и не такие дела проворачивал по поручению конторы. Точнее, не по поручению, а по просьбе. Это для примера, чтобы вы поняли, на что парнишка способен. Я попросил его пробить нашего доктора по всем учетам. Задача оказалась сложной, но это его только раззадорило.
   - Ну, и? - нетерпеливо спросил Лесовой. Стрешневу удалось заинтриговать его.
   - Оказалось, что доктора психологии, начальника отдела по изучению аномальных явлений Георгия Шалвовича Кварацхелия просто не существует в природе! Точнее, реально он существует, есть даже приказ о присвоении ему звания генерал-майора. По документам, он родился в Москве, но! - Дмитрий со значением поднял указательный палец - ни в одном из московских родильных домов нет записи о рождении ребенка с такой фамилией, как нет и регистрации его рождения ни в одном московском ЗАГСе. Диплом об окончании медицинского института выглядит подлинным, но записи в институтские списки внесены всего несколько лет назад. Да и то не во все, в некоторых экзаменационных листах его фамилия отсутствует. А раньше там вообще ничего не было, это установлено совершенно достоверно.
   - Ты хочешь сказать, что наш генерал - самозванец? - удивился Полищук.
   - Не знаю, кто он на самом деле, но почему-то в свое время в Контора завела на него дело оперативной разработки. Именно тогда установили отсутствие записей в документах мединститута. Закрыли дело в девяноста первом, по настоянию одного о-очень влиятельного в то время лица. Но кое-что опера все же успели нарыть. Один человечек, который крепко мне задолжал в свое время, показал интересную фотографию. Сделана она перед первой мировой, там изображена группа офицеров-медиков, а внизу - подпись: "Слева направо сидят ...начальник специальной медицинской комиссии при Генеральном штабе майор Кварацхелия Георгий Шалвович". И стоит наш генерал, один в один. В мундире царского офицера... Клянусь, перепутать я не мог. Что интересно, даже имени не стал менять...
   - Что-то ты тут перемудрил, - скептически заметил Полищук. - Сто лет прошло...
   - Вот и опера тогда точно так же подумали. Мой приятель ту фотографию в порядке курьезного прикола показал. В смысле, как глубоко они рыли.
   - Конечно! - пожал плечами Леонид. - Чем еще это может быть, кроме прикола?
   - А ты мало чудес насмотрелся за последнее время? - парировал Стрешнев.
   Николай промолчал, не вмешиваясь в спор. В последнем разговоре доктор Кварацхелия открылся с такой неожиданной стороны, что теперь он не сомневался - фотография, которую видел Стрешнев - никакой не прикол, а самая настоящая реальность.
  

* * *

   Тот, о котором шла речь, в это время лежал на диване в своем подмосковном доме. Точнее, лежало его тело, в котором полным ходом шли восстановительные процессы. А где находилось его сознание, с трудом мог бы определить даже он сам. Он мог сейчас быть скользящим между звезд лучом света; мельчайшей частицей вещества в бесконечных пространствах между галактиками, или гигантской мыслящей энергетической волной, охватывавшей миллиарды световых лет. Так же, кем или чем угодно мог предстать перед ним его таинственный собеседник. Куратор, которого в некоторые моменты он предпочитал звать Архангелом.
   Так он назвал про себя это таинственное существо в первую их встречу, когда тот предстал перед ошеломленным молодым врачом из пригорода Тифлиса в образе исполина в сияющих доспехах и с огненным мечом, вокруг которого светилось само пространство, чей вид внушал мистический страх и в то же время безграничное доверие.
   В тот раз Архангелу почти не пришлось ничего объяснять, Георгий и сам понял, какая высокая честь ему оказана, и какие преимущества будут ему дарованы. С этого дня он стал Связным. Связным между посвященными из мира людей и Высшим человечеством, которое во всех религиях называется Небесным царством. Но кому многое дано, с того много и спрашивается. Ему пришлось осознать, какую высокую миссию и одновременно тяжкий крест придется нести по предстоящей впереди долгой-долгой жизни.
   Сначала Архангел приходил к нему сам и давал поручения, а потом научил Георгия в неотложных случаях выходить на контакт по собственной инициативе. Смысл первых заданий часто так и оставался не понятым, и только много позже он разобрался, что Божественный промысел идет намного дальше человеческого помышления. Теперь он просто принимал за данность, что последствия точечных воздействий, совершаемых им по поручению Куратора, могут проявиться только через много лет и выглядеть совершенно незначительными с точки зрения обычного человека. Например, однажды ему пришлось проявить чудеса изобретательности и совершить почти невозможное для спасения жизни маленького мальчика из крестьянской семьи. Долгие годы после этого Георгий из любопытства по собственной инициативе интересовался судьбой этого человека, уверенный, что из крестьянского сына должна вырасти выдающаяся личность. Но так и не дождался. Этот человек вырос, состарился и умер обычным землепашцем, а Георгий пришел к выводу, что величие человека перед другими людьми далеко не всегда равно его величию перед Господом.
   Сегодняшний разговор сразу насторожил его. На этом уровне существования все чувства предельно обострялись, а кроме них появлялись еще множества других чувств, для обозначения которых не было названий ни в одном человеческом языке. Благодаря им он с самого первого слова уловил тревогу в поведении Куратора. Может быть, понятие "тревога" не совсем точно отвечало его настроению, но впервые за все время их знакомства Георгию показалось, что собеседник не совсем уверен в исходе задуманного. А ведь именно для того, чтобы разрешить мучавшие его сомнения, он и вышел сегодня на контакт.
   - Враг как никогда близок к успеху, - развеял Куратор последние сомнения Георгия. - Последняя наша победа, одержанная недавно в мире апостолов дьявола, оказалась вовсе не решающей, как мы с тобой надеялись. Враг множит сущности без меры, и когда терпит неудачу в одном мире, спешит создать предпосылки для возникновения другого и ищет в нем возможность одержать победу. Ты знаешь, что человеческие миры так тесно связаны друг с другом, что гибель одного из них по цепочке потянет за собой гибель всех остальных.
   - Что враг придумал на этот раз? - спросил Георгий, стараясь сохранить спокойствие.
   - Не только придумал, но уже и сделал! - поправил его Куратор. - Его апостолы создали еще один мир, вмешавшись в ход человеческой истории в один из ее ключевых моментов. Изменения произошли очень серьезные, на грани распада реальности. Враг пошел ва-банк. Апостолы дьявола передали ученым этого мира надиктованные врагом магические знания, а те, в обмен на обещанное бессмертие, занялись созданием вместилища для искусственного разума невиданной мощи. Разумеется, они будут обмануты и никакого бессмертия не получат, но главного враг добился. Вместилище создано, и дьявольский разум с каждым мгновением набирает мощь. Еще немного, и он сможет самостоятельно действовать в материальном мире.
   - В чем заключается проблема? - спросил Георгий, начиная понимать, к чему ведет Куратор, и от этого понимания ему показалось, что Вселенная поплыла у него перед глазами.
   - В том, что выйдя на задуманный уровень, этот мозг потенциально способен будет уничтожить все материальные и нематериальные миры. В том числе и мир бессмертных человеческих душ...
   - Достаточно ли будет тех сил, что у меня есть? - засомневался Георгий, когда Куратор замолк, сказав все.
   - Ты и так получил самых лучших, - ответил собеседник. - В том числе Марту. Так что справляйся.
   На этом контакт прервался.
   Стремительно скользнув через невероятные пространства, сознание Георгия вернулось в полностью восстановившееся тело.
  
   Глава 9. А я тебя помню...
  
   Произошло почти невероятное - там, в брошенном лагерном поселке, Савельев практически угадал настоящую кличку пса, назвав его Бурчало вместо Ворчуна. Еще невероятнее оказалось то, что Тане этот пес был хорошо знаком, как и она ему. Ворчун принадлежал дяде Леше, брату ее отца. Чем занимался дядя Леша, не знал никто, даже папа. Известно было лишь то, что он был физиком, имел степень кандидата наук, и работал в какой-то секретной организации. А ранней весной в этом году он пропал вместе с двумя сослуживцами и вертолетом, вылетев куда-то на Колыму. Ни вертолета, ни людей так и не нашли. Не нашли и следов аварии, хотя по поводу их исчезновения поднялся большой переполох и была обследована огромная территория. Машина будто растворилась в воздухе, перестав отвечать на запросы диспетчера. Вместе с дядей Лешей пропал и его замечательный пес Ворчун, обладатель чуть ли не человеческого ума.
   - Значит, Бурчало... прости, Ворчун, действительно попал в поселок с того вертолета! - покачал головой Савельев. - Ну и ну!
   Они сидели на кухне в трехкомнатной Таниной квартире, пили кофе с печеньем и разговаривали. Ворчун-Бурчало развалился во всю свою немалую длину на полу около двери и, постукивая по полу пушистым хвостом, косил довольным взглядом на вновь обретенных хозяев. Савельев уже рассказал девушке историю своих злоключений, после чего стал ловить на себе ее заинтересованные, как ему показалось, взгляды. Теперь он просто размышлял вслух:
   - Но почему они улетели, даже не осмотрев поселок? Зачем вертолет вообще там приземлялся? Если прилетали за мной, то почему меня даже не искали? И Что могло там такое произойти, что они бросили собаку? Черт, ну надо же было мне именно тогда потерять сознание?
   - Может быть, их исчезновение как-то связано со всем этим? - девушка обвела рукой вокруг, продолжая как-то странно смотреть на него.
   Савельев сразу понял, что она имела в виду. Что же, может быть, Таня и права. За последние несколько дней он насмотрелся таких чудес, что готов был поверить во все, что угодно. Вот только рассказывать девушке о разительном несоответствии покинутой им реальности тому миру, в котором он оказался, но который был родным и привычным для нее, Савельев не спешил. Чего доброго, еще примет его рассказ за бред спятившего от переживаний человека и потеряет к нему всякое доверие.
   - Кто знает? - пожал он плечами. - Все может быть. Скажи, ты точно не знаешь, чем занимался твой дядя? Может быть, хоть какие-то намеки?
   - Никаких! - уверенно ответила Таня. - Что-то очень уж секретное. Сам он никогда не говорил. Папа, может, и догадывался, но тоже молчал.
   - А он не в МОГИ работал? - закинул Савельев пробный шар, назвав единственную из известных ему в этой реальности секретных служб.
   Спросил - и пожалел об этом. Таня негодующе сверкнула глазами и резко ответила:
   - Ты в своем уме? Дядя Леша - могильщик? Умнее ничего не мог придумать? Я же сказала - он ученый, физик! - девушка разошлась не на шутку. - Скажешь тоже! В нашей семье никогда могильщиков не было!
   Савельев сообразил, что ляпнул что-то не то. Похоже, работники службы охраны государственной идеологии не пользовались среди местного населения особым уважением, иначе не получили бы малопочетного прозвища "могильщики". Но не сумел сдержать язык и снова неосторожно брякнул:
   - А что тут такого? Или это зазорная работа?
   - Слушай, Андрей, не делай из меня дурочку! - в глазах девушки промелькнула тревога. Кажется, она стала что-то подозревать и уже жалела, что привела Савельева в свой дом. - Не знать таких элементарных вещей! Я сразу заметила - или ты все врешь, или на самом деле ничего не знаешь. Ты сказал, что кончил десять классов и поступил в Горный институт. Но ведь это полная ерунда! Выходит, тебе неизвестно, что в высшие заведения принимают после двенадцати классов, а после десяти ты попал бы разве что в профессиональное училище? Дальше: институтов нет уже лет двадцать. В Москве существует Горная академия, а не Горный институт. Это я знаю точно, туда поступил один мой одноклассник. И еще: ты говоришь, что учился во второй школе. Я тоже там училась. Только нет никакой второй школы, а есть вторая гимназия. Да, Андрей. Именно так. Вторая гимназия! И тебя я вспомнила, только я тогда была еще совсем маленькая, а ты уже почти взрослым, старшеклассником. А теперь ты будто с того света явился, и не знаешь даже, что нормальный человек никогда не пойдет в могильщики! Хотя вслух про это говорить не принято... Что ты на это скажешь?
   Таня выжидательно посмотрела на Савельева, и он понял: если он не расскажет ей всей правды, то никогда не завоюет ее доверия и, следовательно, расположения. А этого ему совсем не хотелось.
   - Знаешь, Таня, - сказал он, виновато отведя взгляд, - я не хочу тебе врать, но, боюсь, если расскажу все, как было, ты мне точно не поверишь.
   - А ты попробуй! - настойчиво посоветовала она. - Ты, главное, говори правду, а я уж сама буду разбираться, верить тебе, или нет.
   - Хорошо! - решился Савельев. - Только не подумай, что у меня поехала крыша, и я несу бред...
   - Что значит - "поехала крыша"? - удивленно спросила Таня.
   - Ты что, не слышала такого выражения? - не меньше ее удивился Савельев.
   - Нет... - девушка слегка растерялась.
   - Ну, попросту - рехнулся. Сошел с ума, короче говоря.
   - Первый раз слышу! - она пожал плечами. - У нас говорят - под черепушкой мухи завелись. Ладно, рассказывай...
   ...Говорил Савельев долго, стараясь не упускать подробностей и быть максимально убедительным. Таня слушала внимательно. Недоверчивое выражение, возникшее сначала на ее лице, постепенно сменилось интересом, будто она слушала увлекательную, но, как опасался Савельев, совершенно невероятную историю. Когда он закончил, повисла долгая пауза.
   - Да-а! - нарушила, наконец, молчание Таня. - Знаешь, если бы ты рассказал мне это раньше, когда все было нормально, я точно бы подумала - у парня, как ты говоришь, "крыша поехала"!
   - А сейчас! - глядя на нее, спросил Савельев.
   - Сейчас даже не знаю... - задумчиво ответила девушка. - После всего, что я сама видела... Только ничего не стало понятнее, наоборот, все еще больше запуталось. Конечно, то, что ты рассказал, такого не придумаешь. Но слишком уж все это невероятно...
   - Думаешь, меня не ошарашило то, что я у вас увидел? - возразил Савельев. - Все с ног на голову перевернулось! У нас Берию расстреляли еще в пятьдесят третьем году, им до сих пор детей пугают, а у вас он в почете, его именем даже назвали улицу. А еще какое-то непонятное министерство охраны государственной идеологии, институт жизни... У нас ничего подобного и в помине нет! Совсем, как у Оруэлла, в "1984". Читала?
   - Даже не слышала...
   - Может быть, эта книжка у вас и не выходила? - предположил Савельев.- Это английский писатель.
   - Скорее всего, что не выходила. У нас западных книг почти нет, - девушка растерянно посмотрела ему в глаза. - Так это что получается - существует два мира, история в которых пошла по-разному? И я существую одновременно в обоих? Или в твоем мире меня нет?
   - Кто знает? - пожал плечами Савельев. - Во всяком случае, я в твоем мире был, раз ты меня помнишь. Сама ведь говорила.
   - Да, помню, - подтвердила Таня. - Вы еще с Сережкой Гладышевым дружили, везде вместе ходили.
   - Ты и его помнишь? - восхитился Савельев.
   - А как же! - улыбнулась девушка. - Только он теперь не Сережка, а Сергей Николаевич. Учится в аспирантуре и работает у нас на кафедре. Точнее, работал...
   Вернувшись к действительности, она помрачнела.
   - А у нас он переехал в Питер сразу после школы, - удивился Савельев. - Но тоже учится в аспирантуре. Мы с ним связь поддерживаем, переписываемся... переписывались...
   - Ничего не понимаю, - призналась Таня. - Как это может быть, чтобы одни и те же люди - Гладышев, ты, я, - могли одновременно существовать и там, и тут?
   - А, по-моему, - мягко перебил ее Савельев, - нам сейчас надо не об этом задумываться. Слишком это сложные вопросы, и ответа на них мы сейчас все равно не найдем. Важнее узнать, куда пропали люди. Или хотя бы разведать, везде это случилось, или нет. Может быть, это только на Колыме?
   - И что ты предлагаешь?
   В грустных глазах девушки загорелся огонек надежды. Кажется, она поверила ему, и теперь чувствовала облегчение. Савельев хорошо понимал ее, представляя, что пришлось пережить Тане, когда она поняла, что осталась одна в немаленьком городе. Даже он, молодой и крепкий парень, чуть не съехал с катушек, оказавшись один в мертвом поселке.
   - Предлагаю отправиться на разведку! - Савельев старался вложить в свои слова как можно больше убедительности. - Найти хорошую машину, запастись продуктами, бензином, оружием и - вперед, на трассу! Где-то ведь есть люди. А если и нет, то мы все равно ничего не теряем. Так лучше уж двигаться, искать кого-то, чем торчать на одном месте. Только бы не нарваться на этих бледнолицых клоунов с автоматами...
   - Господи, да кто же они такие? - тяжело вздохнула Таня. - Как вспомню, так в дрожь бросает...
   - Не знаю, кто, но то, что они причастны к исчезновению людей, я уверен, - сказал Савельев. - И почему-то они старательно подчищают за собой, убивают всех оставшихся. Кстати, ты поняла, почему в городе остались только несколько бомжей и ты?
   - Тоже сравнил! - обиженно надулась девушка. - Меня с бичами!
   - Да ты не обижайся! - улыбнулся Савельев. - Просто в тот момент, когда все пропали, вы находились в одинаковом состоянии. Ну, не одинаковом, конечно, но в похожем. Вы все были без сознания. Они - от водки, ты - под наркозом. То есть, вас как бы не существовало.
   - А ты?
   - Вот со мной сложнее. Я терял сознание всего один раз, но это было зимой, а у вас тут вся эта передряга случилось летом. Может быть, потому, что я был там один на огромной территории, и меня просто не заметили?
   Пока они разговаривали, за окном занялось серое, туманное утро. Таня не удержалась и зевнула, смущенно прикрыв рот ладошкой.
   - Устала? Тогда ложись спать, - участливо сказал Савельев. И неуверенно добавил: - А я, пожалуй, пойду. Дела еще есть...
   Никаких дел у него не было. Наоборот, ему очень не хотелось уходить, но он не знал, что придумать, чтобы остаться.
   - Куда это ты пойдешь? - заупрямилась вдруг Таня, и Савельев замер в ожидании. - Нет уж, оставайся! Мне теперь одной страшно будет. Я тебе постелю на диване. А когда отдохнем, тогда и решим, что дальше делать.
  
   Глава 10. Разведчики. Куда мы попали?
  
   - Что за ерунда! - Леня Полищук ожесточенно тыкал пальцами в кнопки клавиатуры похожего на маленький нетбук прибора. - Ничего не понимаю!
   - Проблемы? - спросил развалившийся в кресле Стрешнев, лениво перелистывая страницы старого журнала "Вокруг света".
   - Похоже на то, - ответил новоиспеченный капитан, не отрывая глаз от маленького монитора. - Спутник не отзывается.
   - Время проверял? Может быть, он еще за горизонтом? - Дмитрий с хрустом потянулся и зевнул.
   - Обижаешь, начальник! - нахмурился Полищук и помахал у него перед носом маленьким картонным квадратиком с напечатанной на ней таблицей. - Вот график прохождения. Спутник уже пятнадцать минут должен быть над нами. Одно из двух - или там, в космосе, что-то разладилось, это иногда случается, или доктор дал неверные коды.
   - Вот это вряд ли, - откликнулся Лесовой. Он стоял у окна и разглядывал, как ветер гоняет по улице опавшие листья и мелкий бумажный мусор. Иногда он закручивался в маленькие вихри, и тогда над дорогой ненадолго возникали воронкообразные песчаные смерчи, почти как настоящие. - Доктор никогда не ошибается. Особенно в серьезных вопросах. В мелочах, впрочем, тоже.
   - Я разве спорю? - хмыкнул Леонид. - Но факт остается - спутник молчит. Хотя постойте!
   Он снова пробежал пальцами по клавиатуре.
   - Ага, появился! Значит, космические неполадки можно исключить. Тут написано: "Неправильно введен код. У вас есть еще четыре попытки".
   - Вот и пытайся, - посоветовал Стрешнев с загадочным видом.
   - Легко сказать! - усмехнулся Полищук. - В коде семь знаков, цифровых и буквенных. Можете подсчитать, сколько это комбинаций. А попыток всего четыре. Это я повторяю для тех, кто не расслышал.
   - Твои предложения? - повернулся к нему Николай.
   - Попробуем пойти другим путем, - пробормотал Леонид, набрал что-то на мониторе и погрузился в изучение побежавших по нему столбиков цифр. - Если код неизвестен, надо попробовать проникнуть в систему в обход него.
   - Попробуй, родной, попробуй! - подбодрил друга Лесовой. - Иначе придется нам топтаться с закрытыми глазами, вслепую.
   - Да что ты мне объясняешь! - отмахнулся Леонид. - Не маленький, сам знаю...
   Какое-то время прошло в полном молчании - друзья понимали, что ничем не могут помочь капитану и старались хотя бы не мешать ему. Наконец, Леонид оторвался от монитора и довольно сказал:
   - Ну, все! Ай да я! Ай да умница! Недаром, все-таки, мне звание досрочно присвоили! По уму могли бы и подполковника дать!
   - Кто бы сомневался! - поддержал его Николай.
   - Кто еще похвалит, если не сам себя! - рассмеялся Стрешнев и спросил уже серьезно: - Картинка есть?
   - А как же? - кивнул Леонид. - Сейчас будет. Такая, что можно будет номера на машинах рассмотреть!
   Он вдруг запнулся, с удивлением глядя на монитор.
   - В чем дело? - спросил Лесовой.
   - Точно говорю - что-то не то со спутником! Вроде бы наш, а вроде и не наш... И программа какая-то странная, через задницу. Я вроде все языки программирования изучал, но тут что-то не так. Не могли же, пока мы сюда добирались, новый язык изобрести и сразу применить. Если бы так, доктор бы предупредил!
   - Может быть, это защитный купол сигналы искажает? Система последнего барьера? - предположил Николай. - Ты скажи лучше, картинку мы получить сможем, или нет?
   - Картинку - сможем! - уверенно заявил Леонид.
   - Тогда за дело! - Лесовой стал у него за спиной, не сводя взгляда с монитора. - А с непонятками потом будем разбираться. Давай сначала общий план города с разбивкой по квадратам. Будем обследовать один за другим, пока спутник над нами. Включай поиск на движение, и поехали. Мы должны найти супостатов, пока они не нашли нас.
   - А если даже найдут? - возразил Стрешнев. - Рожи у нас пока еще не покраснели, так что примут за своих.
   - На это не стоит рассчитывать, - не согласился с ним Лесовой. Рожи рожами, но уж больно широко мы в "новом мире" засветились. Если узнают - нам не сдобровать. По сведениям доктора здесь укрылись несколько десятков апостолов. И не просто укрылись, а готовят такое, что можно назвать двумя словами - конец всему!
   - И что это? - скептически спросил Стрешнев? Атомное оружие? Или, может быть, бактериологическое? Что с него толку на территории, где на тысячи километров не сыщешь ни одного человека?
   - Все гораздо страшнее! - заверил Лесовой. - Атомное оружие, бактериологическое - все это детский лепет по сравнению с тем, что они для нас готовят. Если я говорю - конец всему, то подразумеваю именно конец и именно всему, в абсолютном значении слова. Вы ведь имели возможность убедиться, что апостолы вовсе не в детские игры играют...
   - А яснее нельзя? - взорвался вдруг Стрешнев. - Сначала доктор воду мутил, ходил вокруг да около, теперь ты... Накрутили вокруг этого дела таинственности! Доктор, тот вообще заявил, что от такой информации у нас крыша поедет! Какие мы тогда, к черту, спецназовцы, если нам страшную сказочку расскажут, а мы послушаем, крылышки сложим и тихо так отъедем... Нет уж, давай, выкладывай, что вы от нас скрываете!
   - Правда, Николай! - поддержал его Полищук. - С какого это перепуга вы решили, что у нас психика неустойчивая? Сколько раз смерти в глаза заглядывали, и ничего, крыша не съехала! Не надо за нас решать, что мы выдержим, а что нет. А если просто не положено нам эти секреты знать, так и скажи!
   - Ну, пощадите, мужики! - взмолился Лесовой. - Потерпите еще немного. Много времени нужно, чтобы рассказать...
   - А мы что, куда-то торопимся? - съехидничал Стрешнев, и Николай подумал, что не так уж легко дается бывшему командиру необходимость подчиняться, хотя власть он отдал добровольно.
   - Вообще-то, да, - ответил Лесовой. - Чем скорее мы найдем апостолов, тем лучше. Но это, честно говоря, не главное. Понимаете, мужики, я не уверен, что смогу все вам рассказать, так, чтобы вы мне поверили. Так, как мне рассказал доктор.
   - А ты постарайся! - непреклонно заявил Стрешнев.
   - Хорошо, - пообещал Николай. - Только давайте отложим это до завтра. Мне нужно собраться с мыслями, кое-что обдумать.
   - Как, Леня, потерпим до завтра? - посмотрел Дмитрий на Полищука.
   - Куда деваться? - пожал тот плечами. - Хорошо, хоть так...
   Изучение картинки со спутника квадрат за квадратом отнимало много времени. Введенный Леонидом поиск по движению ничего не дал. Точнее, движущихся живых объектов на территории города сверхчувствительная оптика спутника фиксировала немало, но из крупных живых существ в основном это были собаки, поодиночке и стаями. Еще больше было крыс, которые шныряли повсюду, и пришлось даже уменьшить разрешение до таких пределов, чтобы аппаратура не замечала этих мерзких вездесущих животных.
   В очередном квадрате, когда осматривали территорию продовольственной базы, на мониторе появился большой бурый медведь. Леонид увеличил картинку, и они с отвращением увидели, что зверь обгладывает труп одетого в лохмотья человека, вокруг которого было расбросано множество пустых бутылок. Еще несколько хищников с сытым видом лениво бродили между складами.
   Но не медведи были объектом поиска разведчиков. Точка обзора переехала через дорогу и остановилась на территории другой базы. Тут посчастливилось больше - объектив засек двоих людей. Но в поведении их было что-то странное. Они стояли друг перед другом и вяло махали руками и ногами, причем, то один, то другой время от времени падали на землю. Но снова вставали, и все начиналось сначала. Леня максимально приблизил изображение, и они поняли, что этих двоих назвать людьми можно только с большой натяжкой. И уж точно, они не были апостолами. И еще Николай подумал что, скорее всего, обоих ждет судьба того несчастного, которого совсем недалеко от них доедал медведь-людоед.
   В этот проход спутника они успели осмотреть микрорайон Пионерный и добрались до территории ТЭЦ, но больше не увидели ничего, стоящего внимания. Когда спутник ушел за горизонт, Полищук выключил прибор, закрыл крышку и недоуменно сказал:
   - Нет, определенно что-то не так! Неужели орбита у спутника изменилась?
   - Почему ты так решил? - удивился Лесовой.
   - По времени не сходится. Когда он появился через пятнадцать минут после указанного в графике срока, я подумал - мало ли что, может быть, просто моя машинка сразу не смогла его определить. Но теперь...
   - Что - теперь?
   - Теперь спутник ушел в мертвую зону с нарушением графика в двадцать три минуты.
   - Но ведь этого просто не может быть! - изумился Лесовой.
   - Вот именно! - почесал затылок Леонид. - Я ничего не понимаю!
   - А я, кажется, понимаю! - произнес вдруг почему-то осипшим голосом Стрешнев. Пока Лесовой с Полищуком разглядывали картинки на мониторе, он сидел в кресле, перелистывая журнал.
   - Что? - это слово они произнесли одновременно.
   - Почитайте. Вот здесь. - Дмитрий поднялся, сохраняя на лице каменное выражение, и положил перед ними на стол раскрытый журнал. - Куда-то мы с вами, ребята, не туда заехали!
  
   Глава 11. Адам и Ева
  
   Таня застелила диван чистым, пахнувшим апельсиновой коркой бельем, взбила большую подушку, и ушла умываться. Пока они разговаривали, на газовой плитке в кухне успело закипеть ведро воды, и сейчас она плескалась в ванне, поливая себя из кружки. Одуревший от собственных мыслей и близкого присутствия такой красивой и желанной девушки Савельев сидел в кресле и тупо пялился в окно, за которым стало светлее, но все еще висел серый туман. В голову лезли разные мысли, те, что принято называть неприличными, а на самом деле вполне приличествующие создавшимся обстоятельствам. О чем может думать молодой, здоровый мужчина, оставшийся наедине с понравившейся ему красивой девушкой? Которая приготовила ему постель, а сама плещется сейчас в ванной, отделенная от него одной лишь тонкой фанерной дверью? Ну, кто, скажите, это выдержит? Он представил себе ее ладную фигуру под струями горячей воды, и едва не застонал.
   Савельев так замечтался, что не заметил, как завернутая в толстый махровый халат Таня вышла из ванной и остановилась в двери комнаты, выделенной ему для ночлега.
   - Можешь умыться, - сказала она. - Я тебе воды оставила.
   Девушка скользнула по нему взглядом серо-зеленых глаз, вогнавшим несчастного Савельева в ступор, и исчезла в спальне, плотно прикрыв за собой дверь...
   ...Сна не было ни в одном глазу. Он лежал, вдыхая едва уловимый аромат чистого белья, а в голове крутилась единственная мысль - не дурак ли я? Подмывало встать с дивана, открыть дверь, войти в Танину спальню, а там будь что будет. Он уже несколько раз порывался сделать это, но удерживала мысль - если Таня обидится, или он напугает ее, то отношения с ней раз и навсегда будут испорчены. Лучше не торопить события, пусть идут своим чередом.
   Казалось, ему уже удалось убедить самого себя, но тут мысли поворачивались в другую сторону. А что, если девушка именно сейчас ждет от него первого шага? Что если, не дождавшись, посчитает его трусом, рохлей, неспособным на решительный поступок?
   Он уже почти решился, когда скрипнула дверь, и в комнату все в том же махровом халате, неслышно ступая по полу босыми ногами, вошла Таня. Савельев сделал вид, что спит, но один глаз, которого девушка не могла видеть, оставил приоткрытым. Таня остановилась у дивана, халат упал на пол, и она осталась в одних узких белых трусиках. Несколько секунд она постояла, нерешительно обхватив себя руками за голые плечи, потом отважилась и скользнула к нему под одеяло, будто нырнула в ледяную воду.
   - Мне холодно! - жалобно прошептала она и прижалась к Савельеву всем телом, так, что твердые груди с острыми сосками уперлись ему в живот.
   Савельев взял ее ладошки, действительно оказавшиеся ледяными, в правую руку, а левой провел по спине, начиная от тонкой шеи с пульсирующей на ней голубой жилкой, до резинки трусиков, проник под нее. Таня отняла у него свою руку, чтобы воспрепятствовать нескромным поползновениям, но случайно наткнулась на вздыбившееся мужское естество и, вздрогнув, попыталась отпрянуть от него. Савельев не дал ей этого сделать, крепко, изо всех сил прижав к себе. Она застонала, но стон не был вызван болью, скорее он был сладостным. Перестав сопротивляться, Таня тоже сильнее прижалась к нему. Их губы встретились, и они оба, превратившись в единое существо, отправились в долгое путешествие по райским местам. Туда, где прикосновение или случайно перехваченный взгляд редко открывающихся глаз становится красноречивее любых произнесенных слов.
   Когда они опомнились от охватившего обоих безумия, оказалось, что день подходит к концу, и они зверски проголодались. Идти никуда не пришлось - Таня создала в квартире такой запас продовольствия, что можно было не одну неделю не высовывать носа на улицу. Набросив на плечи халат, девушка ушла на кухню готовить обед, или, если судить по времени, то скорее ужин. Савельев, натянув штаны, отправился следом. Сваренный на скорую руку картофельный супчик с банкой тушенки показался ему, истощенному необузданными любовными упражнениями, невероятно вкусным, и он одну за другой опустошил две большие тарелки, вызвав у Тани неподдельное восхищение. Она даже достала из шкафчика бутылку шампанского и поставила на стол два бокала.
   - Принесла как-то на всякий случай, - сказала она смущенно, - а повода открыть никак не случалось. Не пить же в одиночестве...
   Савельев открутил проволоку, осторожно, без хлопка, который он всегда считал дурным тоном, вытащил пробку, разлил пенящийся напиток по бокалам.
   - За нас? - предложил он, заглянув в лучащиеся веселыми искорками Танины глаза.
   Она протянула к нему руку с бокалом. При этом запахнутый ворот халатика разошелся и из-под него выглянула аппетитная грудь с задорно торчавшими сосками. Не в силах отвести от нее взгляда, Савельев быстро, едва не поперхнувшись, выпил шампанское, подхватил Таню, пересадил со стула к себе на колени, запустил руку за отворот халата - и все началось сначала.
   Непонятно, откуда брались силы, но когда они стали подходить к концу, оказалось, что за окном занимается уже следующее утро, на этот раз яркое и солнечное. Савельев обнял Таню и привлек к себе в последней попытке, но она мягко, но настойчиво оттолкнула его, упершись ладошками ему в грудь.
   - Хватит, милый! - произнесла она улыбнувшись. - А то, как бы нам не пришлось стать прародителями нового человечества. Адамом и Евой, так сказать.
   До Савельева не сразу дошел смысл ее намека, и он некоторое время лежал, недоуменно хлопая глазами, а когда понял, непроизвольно сглотнул и спросил:
   - Ты что-то имеешь против?
   - А как ты себе это представляешь? - усмехнулась она. - Или тебе часто приходилось принимать роды? Ты уж прости, милый, но я должна заглядывать чуть-чуть вперед, и видеть дальше тебя. Рожать ведь, если что, не тебе придется.
   У Савельева от такой непосредственности отвалилась челюсть. Заметив это, Таня чмокнула его в щеку и засмеялась:
   - Ладно, не дуйся! Ты хороший парень, Андрюша, правда! И не думай, что я запрыгнула к тебе в постель только потому, что ты оказался здесь единственным мужчиной. Ты на самом деле мне понравился. Но не надо забывать, в каких обстоятельствах мы оказались. Случись что, скорую помощь не вызовешь, и к врачу на прием не запишешься!
   - Да я и не думал обижаться! - смущенно ответил Савельев. - Ты тоже мне очень понравилась. Сразу, как тебя увидел, подумал - нет, я тебя никуда не отпущу...
   - А если бы я оказалась замужем? - засмеялась Таня.
   - Но ведь не оказалась! - резонно рассудил Савельев, привлек ее к себе, прижался губами к ее губам и долго-долго не отпускал.
   Через час они сидели на кухне и чинно пили кофе, болтая о всякой ерунде, по большей части вспоминая школьные годы. Даже проведенные в разных мирах, о чем, впрочем, оба старались не вспоминать, эти годы во многом совпадали. Им даже удалось вспомнить кое-какие одинаковые события. Савельев был рад, что Таня не вспоминала о его вчерашнем, а может уже и позавчерашнем, он как-то запутался в подсчете времени, предложении насчет выдвижения на разведку. Конечно, он понимал, что делать это все равно придется, но теперь, после проведенного с девушкой волшебного времени, хотелось оттянуть выезд. Продлись, продлись, очарованье! - просила его душа.
  
   Глава 12. Разведчики. Голос сатаны
  
   - Вот это номер! - произнес Лесовой, отбросив в сторону книгу большого формата под названием "Атлас автомобильных дорог Европейско-Азиатского Союза". - И правда получается, что куда-то не туда мы заехали! Но, спрашивается, куда?
   Они ошеломленно смотрели друг на друга и на груды газет, журналов и книг, наваленных на столе и диване. Больше двух часов просматривали они все печатные издания, найденные в квартире, в поисках отличий этого странного места от привычного мира, и находили их чуть ли не на каждой странице.
   - Одно мы знаем точно, - откликнулся Полищук. - Мы в Магадане. В этом никаких сомнений нет. Но страна совсем другая.
   - Да что страна! - зло сказал Стрешнев. - Мир другой! И получится ли у нас вернуться домой - это вопрос! Вот попали, так попали! Мало того, что рожи стали, как у мертвецов, так и оказались еще неизвестно где. Будь проклят тот день, когда я впервые встретился с нашим доктором!
   - А ты не думал о том, где бы мы все сейчас были, если бы не доктор? - урезонил друга Лесовой.
   - Ладно, - успокоился вдруг Дмитрий. - Не обращайте внимания. Это у меня вроде психотерапии, чтобы нервишки успокоить. Аутотренинг, так сказать. Ну, характер у меня такой вредный, пора бы привыкнуть! Давайте лучше думать, что дальше делать будем.
   - Нечего тут думать! - жестко сказал Николай. - Задание выполнять, вот что! Его никто пока не отменял!
   - Как в том анекдоте - чего тут думать! Прыгать надо! - горько усмехнулся Стрешнев. - А вдруг здесь и нет никаких апостолов, в этом мире? Если я правильно понял доктора, сбежавшие бледнолицые спрятались в Магаданской области. Но в какой из них? Что-то их шибко много становится...
   - Вот это нам и надо выяснить! - отрезал Лесовой.
   - Ты командир, тебе решать, - пожал плечами Дмитрий.
   В его голосе слышалось недовольство, но Николай решил не обращать на это внимания. Поворчит и успокоится.
   - Когда у нас следующее прохождение спутника? - спросил он у Полищука.
   - По графику - через сорок восемь минут, - ответил тот. - Правда, если спутник не тот, то и графику верить нельзя. Сейчас попробую просчитать орбиту по новым параметрам. Время я засек...
   Леня углубился в вычисления. Чтобы отвлечь Стрешнева от ненужных мыслей, Николай предложил ему просканировать эфир, а сам отправился в магазин за провизией. Разогнав по углам крыс, набил прихваченную с собой сумку мясными и рыбными консервами, отобрал не тронутые прожорливыми грызунами пачки печенья и пакеты с сухарями, прихватил чай и шестилитровый баллон питьевой воды. Газовую плитку с маленькими баллонами он заметил при осмотре квартиры на полке в кладовой.
   Когда вернулся, Полищук все еще считал что-то на универсальном ноутбуке, а Стрешнев внимательно слушал эфир, следя за монитором, на котором отображалась карта Магаданской области.
   - Есть что-нибудь? - спросил у него Николай.
   - Ничего существенного, - покачал головой Дмитрий. - Только какой-то странный шум на одной частоте.
   - А что в нем странного?
   - То, что на этой частоте никто никогда не работает.
   - Это у нас не работают... Источник определить удалось?
   - Пока нет. Сейчас пройдусь по всем диапазонам и вернусь, сделаю привязку.
   Лесовой стал за спиной у Стрешнева, так, чтобы видеть изображение на экране. Подполковник сделал звук громче и продолжил прослушивание эфира. В динамике не было слышно ничего, кроме тихого шипения, а вскоре пропало и оно - сканирование диапазонов закончилось.
   - Сейчас, - пробормотал Стрешнев и покрутил верньер настройки.
   Из динамика послышались странные звуки, похожие то ли на заунывное пение, то ли на вой голодного животного, какое-то "Уау! Уау! Уау!". Звук повторялся три раза, потом следовала пауза продолжительностью в несколько секунд, и снова следовало монотонное завывание. Оно вызывало неприятное чувство, и Дмитрий уменьшил громкость до минимума.
   - Странное какое-то ощущение! - сказал Лесовой. - Как будто наждачкой по оголенным нервам. Никогда не слышал ничего подобного.
   - Вот и я говорю! - подтвердил Стрешнев и пощелкал клавишами, определяя место нахождения источника сигнала. - Пробирает до самых костей.
   На мониторе замигала точка, отмечавшая координаты сигнала.
   - Оп-па! - удивился Стрешнев. - А ведь это где-то рядом!
   Действительно, точка мигала на том месте, где на карте был обозначен областной центр. Стрешнев нажал еще несколько клавиш, и схематическое изображение на мониторе стало увеличиваться, наплывая на наблюдателя. Вскоре стали различимы улицы города и даже отдельные здания. Но точка, обозначающая источник сигнала, мигала не в самом городе, а на сопке над бухтой Гертнера, где был установлен огромный серебристый купол.
   - Интересно! - сказал Дмитрий, входя в базу данных. - Что мы тут имеем? Ага, гриф "секретно". Так я и думал... Радиолокационная установка системы противоракетной обороны. Кстати, для вероятного противника это давным-давно не секрет. Но это у нас. А что спрятали под куполом здесь - можно только догадываться. Знаю одно - меньше всего это похоже на излучения локатора.
   - Может, это автоматический маяк с автономным питанием? - предположил Лесовой.
   - Не исключено, - кивнул Стрешнев и обратился к Полищуку: - Леня, что у тебя?
   - Кажется, получилось! - удовлетворенно ответил тот. - Если я не ошибся, через час пятнадцать картинка появится снова.
   Чтобы не скучать в ожидании спутника, перекусили, выпили по кружке чая. Оставшееся время снова сканировали эфир, но ничего, кроме заунывного "уау, уау" не услышали. На этот раз они долго вслушивались в эти звуки, пытаясь разобраться в их природе, или хотя бы понять, на что они похожи. И едва не поплатились за это. Через несколько минут Лесовой почувствовал, как вместе со звуками через уши прямо в мозг проникают чьи-то холодные и скользкие щупальца, овладевают сознанием и влезают в мысли. Захотелось бежать куда-нибудь, куда угодно, лишь бы не слышать этих мерзких позывных. Бросив взгляд на Стрешнева, он увидел, что на его лице выступили капли пота, а глаза чуть ли не вылезли из орбит.
   - Выключи! - еле выговорил Николай. Онемевший вдруг язык не хотел повиноваться.
   Но Стрешнев будто не слышал его. Николай посмотрел на Полищука - тот и вовсе был на грани потери сознания. Поняв, что дело приобретает скверный оборот, Лесовой, преодолевая оцепенение в мышцах, протянул руку к прибору и нажал на кнопку выключения. И все сразу прошло. Оцепенение исчезло, невидимые щупальца оставили мозг в покое.
   - Ч-что это было? - спросил Леонид чуть заикаясь.
   - Похоже, голос самого сатаны, если выражаться красиво, - мрачно сказал Стрешнев. - Страшно подумать, что бы с нами стало, послушай мы его еще минут пять...
   - Думаю, это именно то, что мы ищем, - задумчиво сказал Лесовой. - Ладно, выйдет спутник - определимся.
   Оставшееся время просидели в молчании. Почему-то не хотелось разговаривать о происшедшем. Все трое старательно рассматривали то пол, то стены, избегая встречаться взглядами, будто в чем-то провинились друг перед другом.
   Когда подошел расчетный срок, Полищук настроил прибор, но связь со спутником не ладилась. Друзья без единого слова упрека смотрели, как он, матерясь сквозь зубы, щелкает по клавишам. Понимали, что высчитать орбиту спутника - непростая задача, особенно при таких мизерных данных, которыми располагал Леонид. Он и так сделал все, что мог.
   Оказалось, что он ошибся всего на три с половиной минуты. Когда на мониторе появился вид города с высоты птичьего полета, Полищук победно взглянул на друзей и приблизил изображение серебристого купола. Теперь оно занимало весь экран.
   - Попробуй еще ближе, - попросил Лесовой. - Подведи к входу...
   Купол еще больше наплыл на зрителей и стали видны отдельные камни, которыми была усеяна вершина сопки. Леонид повел точку обзора по кругу вдоль стены и вскоре на экране появился входной тамбур из гофрированного алюминия.
   - Стоп! - скомандовал Лесовой, но Полищук и так уже остановил изображение, потому что увидел справа от тамбура большой черный автомобиль с затемненными стеклами.
   Машина была хорошо знакома Лесовому. Тот самый таинственный ретроавтомобиль, который встретился ему как-то на ночной колымской дороге. Автомобиль, о котором он в свое время читал в "секретных материалах". Или, по крайней мере, очень на него похожий. А через несколько секунд открылась дверь тамбура, и оттуда вышел человек. Разведчики наблюдали его сверху, так, как показывала оптика спутника, поэтому цвета лица видно не было, но судя по одежде, это был один из бледнолицых. Наверное, на вершине сопки дул сильный ветер, потому что человек передвигался, согнувшись в три погибели и придерживая рукой шляпу. Отбежав несколько шагов от тамбура, он стал у огромного каменного обломка, справил малую нужду и, не задерживаясь, вбежал обратно под крышу купола.
   - Вот мы и нашли их, - неожиданно севшим голосом произнес Лесовой. - Теперь осталась самая малость - обезвредить их и уничтожить то, что они прячут под этим куполом. Сейчас понаблюдаем за объектом, может быть, выясним что-то интересное, а вечером выдвигаемся на местность. Задача ясна?
   - Так точно, командир! - ответил Стрешнев без тени улыбки. - Яснее не бывает. Только с одной поправкой. Наблюдение за объектом мы совместим с твоим рассказом.
   - Мы же договорились - завтра! - попытался открутиться Лесовой.
   - Обстоятельства изменились, - непреклонно ответил Стрешнев. - Сегодня ночью мы идем на дело, и я не уверен, вернусь с задания или нет. И потому хочу знать, за что рискую головой. Надоело, знаешь ли, быть этаким болванчиком. Приказали - выполнили, а что, почем - не нашего ума дело. Всю жизнь воюем за какие-то высшие интересы, пора бы и узнать, в чем они заключаются. Так что давай, расскажи, с чьим именем нам в бой идти, а мы уж не подведем, не сомневайся. Так ведь, Леньчик?
   Полищук кивнул. Выглядел он смущенным, но Лесовой видел, что Леня полностью поддерживает бывшего командира.
   - Хорошо! - решился он. - Я расскажу вам все. Но предупреждаю - это будет совсем не то, что вы ожидаете услышать. Поверите ли вы мне на слово - не знаю, но подтвердить свой рассказ мне все равно нечем. Одно скажу - это я услышал от доктора, поверил ему, и теперь пойду за ним до конца.
  
   Глава 13. Картина мира по доктору Кварацхелия
  
   Николай помнил мельчайшие подробности того разговора в загородном доме парализованного генерала. Помнил каждое слово, возникшее в его сознании, каждый взгляд Георгия Шалвовича.
   - Николай, ты когда-нибудь задумывался о том, что ждет тебя после смерти?
   Вопрос удивил Лесового, но не сбил с толка. Он знал, доктор - не тот человек, который будет заниматься праздной болтовней, особенно в такой момент.
   - Нельзя сказать, чтобы эта проблема мучила меня день и ночь, - он все-таки не удержался, чтобы не придать своим словам шутливый оттенок. - Но задумывался иногда.
   - И к какому выводу пришел?
   Лицо доктора оставалось бесстрастным, однако, по каким-то едва заметным признакам Николай уловил напряжение, с которым тот ждал его ответ.
   - Однозначного вывода нет, - Лесовой понял, с какой серьезностью доктор относился к этому разговору, и ему стало стыдно за свой тон. - Это скорее вопрос веры. Или, наоборот, неверия...
   - К чему ты склоняешься? - глаза доктора нетерпеливо сверкнули.
   - Как любой нормальный человек, - твердо ответил Николай, - я предпочитаю верить, что там не будет небытия и вечной тьмы. С этой верой легче и жить и, думаю, умирать.
   - Значит, тех, кто не верит, ты считаешь ненормальными?
   - Скорее, ущербными. - Лесовой на минуту задумался. - Некоторые просто бравируют своим неверием. Кто-то по недомыслию, кто-то для оправдания своих поступков. Ведь, если после смерти нет ничего, кроме пустоты и небытия, то не придется отвечать за все те гадости, что мы делаем при жизни. Только, знаете...
   Он снова умолк ненадолго. Доктор терпеливо ждал, что он скажет дальше.
   - Я не раз видел, как вся бравада слетает с таких атеистов, когда они заглядывают в лицо смерти. - Эти воспоминания не доставили Николаю особой радости. - Чувствуя ее приближение, почти все они становятся верующими.
   - Хорошо, с этим разобрались. А каким ты представляешь загробное существование?
   - Не люблю гадать. Поживем... то есть, умрем - увидим, - снова попытался отшутиться Лесовой.
   - И все-таки? - не отставал доктор.
   - Как вам сказать, - задумался Николай. - Думаю, вряд ли это похоже на райские кущи, где праведники с венками на головах водят хороводы и распевают гимны. Возникала, правда, одна мыслишка, но...
   Он замолчал, не зная, как лучше сформулировать мысль.
   - Начал - продолжай! - доктор был настойчив.
   - Когда-то я открыл томик Лермонтова, - сказал Николай немного смущенно, - и попалось мне на глаза одно стихотворение. Память у меня хорошая, и если меня что-то зацепило, то запоминаю это навсегда. Вот и с этим стихотворением так получилось, особенно последние две строки:
  
   Они любили друг друга так долго и нежно,
   С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
   Но, как враги, избегали признанья и встречи,
   И были пусты и хладны их краткие речи.
  
   Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
   И милый образ во сне лишь порою видали.
   И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
   Но в мире новом друг друга они не узнали
  
   - Не подумайте, что я, боевой офицер, коллекционирую лирику, как сопливая школьница. - Лесовой сам не понимал, почему его неожиданно потянуло на откровенность. Раньше ему и в голову не приходило делиться с кем-то потаенными мыслями. - Нет, конечно. Случайно открыл, случайно запомнил... Но эти строки меня зацепили - что, если поэт угадал? И на самом деле в том, верхнем мире душа теряет человеческую индивидуальность? Что, если и правда забывается все - любовь, дружба, привязанность, в общем, все чувства, что составляют основу нашего земного существования, нашу индивидуальность? Душа освобождается от всего пережитого в бренном теле и оттого становится счастливой? Вот я и подумал - если это так, то зачем мне такое счастье?
   Николай перевел дух и остановил на докторе взгляд, будто ожидая от него разрешения своих сомнений. Ему стало даже слегка неудобно за такую длинную и чересчур красивую речь.
   - Лермонтов был гениальным поэтом, - Георгий Шалвович изобразил некое подобие улыбки, - но в этом вопросе он, к счастью, ошибся.
   - Кто может знать это достоверно, не побывав там? - недоверчиво усмехнулся Лесовой.
   - Я! - позвучал в голове неожиданный ответ. - Я знаю! И еще кое-кто.
   От такого заявления у Лесового глаза полезли на лоб. Весь вид доктора говорил, что он вовсе не собирался шутить. Неужели произошедшее с ним несчастье так повлияло на Георгия Шалвовича, что он повредился умом?
   - С головой у меня все в порядке, - поспешил заверить доктор, поняв сомнения собеседника. - Николай, ты должен поверить в то, что я тебе скажу. Поверить просто на слово, потому что доказательств я привести не смогу. И все же я постараюсь убедить тебя.
   - Я попробую, - пообещал Лесовой. - Но вам действительно придется очень постараться. Слишком уж неправдоподобно это звучит...
   Лекция, прочитанная доктором, перевернула представления майора Лесового о религии, устройстве мира, и его собственном предназначении в этом мире... При этом каждое слово Георгия Шалвовича огненными буквами впечатывалось в сознание, и у Николая почему-то не возникало ни малейшего сомнение в истинности того, о чем рассказывал доктор. Вот что он узнал в тот день.
   Загробная жизнь действительно существует, но несколько в иной форме, чем это представляет себе большинство людей. Невещественная субстанция, именуемая душой, покидая человеческое тело после его физической смерти, присоединяется к тому, что в религиях именуется Богом, Творцом или Создателем всего сущего. Причем, каждая душа, достойная присоединиться к Творцу, несмотря на то, что их насчитываются миллиарды и миллиарды, имеет для него огромную самостоятельную ценность. Ни одна из них не остается без внимания, брошенной или забытой, как это часто бывает с людьми в земной жизни. Души всех людей, все их неповторимые личности, начиная от Адама, объединены в единое целое, но любая из них полностью сохраняет при этом свою индивидуальность.
   Иными словами, земное существование человека есть не что иное, как существование эмбриона того, во что он превращается после своей физической смерти. Перейдя в стадию небесного существования, душа сливается к тому величайшему во всей вселенной сверхразумному сообществу, которое можно назвать Высшим человечеством, которое, в принципе есть одна из ипостасей Бога.
   Каждая отдельная часть этого целого, каждая бессмертная душа впитывает в себя полный объем информации и опыта, накопленного всеми жившими когда-нибудь на Земле людьми, и одновременно делится с ними собственным опытом. Все вместе они составляют непредставимое простым человеческим разумом всеведущее и всемогущее единство и испытывают от этого ни с чем не сравнимое блаженство. Укрепленные в вере священнослужители утверждают, что счастье, которое испытывает бессмертная душа в единении с Господом, в бесконечное число раз превышает все счастье, испытанное всеми людьми на Земле со дня сотворения мира.
   Сливаясь с Творцом, каждая отдельная бессмертная душа остается свободной в своих действиях. Не ограниченная ни временем, ни скоростью передвижения, она может перемещаться по Вселенной, проникая в самые отдаленные ее уголки и даже в недра звезд. А может наблюдать за жизнью на Земле, начиная с момента ее зарождения. Для нее, как и для самого Творца не существует ни тайн, ни преград, как в устройстве Вселенной, так и в человеческой истории. Но где бы ни скиталась душа, она ни на мгновение не прерывает связи с остальными душами и Творцом. Так что можно смело утверждать, что место обетования Бога - весь видимый и невидимый мир.
   ...Никто из живущих на Земле не может знать истинных задач и целей Творца. Недаром сказано - пути Господни неисповедимы. Некоторые тайны Он приоткрыл в священных книгах, но никому не дано понять до конца Божественный замысел. Для этого нужно быть подобным самому Богу. Святые отцы понимали - все, что делает Господь, наполнено сокровенным смыслом, который может раскрыться перед человеком только тогда, когда его душа соединится с Создателем.
   - Рискну предположить, - сказал тогда доктор, - что когда-нибудь, может быть уже завтра, может быть через миллионы лет, наступит конец физического мира. Срок этому знает лишь Творец. Думаю, именно тогда в единении всех живших во все времена людей с Творцом и родится нечто совершенно новое, то, что можно назвать Сверхсуществом, или Сверхбогом. Только ему под силу будет возродить новую Вселенную взамен погибшей. И снова восторжествует жизнь. В какой форме - будет решать только Создатель. Возможно, это снова будет человек, но более совершенный. Такой вот вывод я сделал после долгих размышлений.
   Выложив все это друзьям, Лесовой на секунду прервал свой рассказ, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Паузой немедленно воспользовался Стрешнев.
   - Проповедь, конечно, интересная, - сказал он с некоторым недоумением. - Только непонятно, какое отношение все это имеет к нашему заданию?
   Но ответить на этот вопрос Лесовой не успел, потому что его перебил Полищук, следивший за монитором.
   - Внимание! - вмешался он в разговор. - Зашевелились!
   Он дал максимальное приближение, и стало хорошо видно, как открылась дверь тамбура и из нее вышли трое вооруженных автоматами апостолов. Они быстро расселись в черном автомобиле, который резко сорвался с места и поехал с сопки вниз.
   - Как же они там ездят? - удивился Леонид.
   И действительно, дорогу от купола можно было назвать так только с большой натяжкой. Даже на мониторе было видно, что проехать по ней может лишь бульдозер или гусеничный вездеход, но только не легковой автомобиль. Однако черная машина мчалась вниз с огромной скоростью. И только приглядевшись, разведчики увидели, что чудо-автомобиль практически не касается колесами поверхности земли, скользя по ней, будто на воздушной подушке.
   - Что-то не нравится мне такая активность! - Николая вдруг охватило знакомое чувство легкого озноба. Как правило, оно возникало у него в предвидении опасности. Например, когда на пути разведгруппы за камнями горного ущелья пряталась невидимая засада... - Как бы не по нашу это душу! Мы-то их видим, может, и они нас... Хотя нет, если бы заметили нас раньше, то давно бы всполошились, а теперь мы под крышей.
   Стрешнев и Полищук знали о необычайно развитом чутье Николая, не раз спасавшем всю команду, и потому отнеслись к его словам очень серьезно.
   Между тем, черный автомобиль миновал район, обозначенный на карте как Новая Веселая и свернул на улицу Пролетарскую - единственную, по которой можно было попасть в центр города.
   - Леня, дай увеличение и пройдись вдоль дороги, может, увидим, куда они так спешат! - сказал Лесовой Полищуку. Как обычно в таких случаях, он не успевал осмысливать, почему действует именно так, а не иначе, но в итоге выходило, что в критические моменты он всегда принимал единственно правильные решения.
   Полищук повел точку обзора по улице, и вскоре они заметили какое-то шевеление. Картинка остановилась, зафиксировав автомобильную парковку около большого здания. Рядом с большим японским внедорожником стояли два человека, мужчина и женщина. Леонид дал максимальное увеличение, и стало хорошо видны их лица - обычные человеческие лица, не тронутые печатью бледности, как у апостолов и у самих разведчиков.
   - Не забыли, как входить в ускорение? - спросил у друзей Николай, чувствуя холодок в груди. - Эти люди не должны попасть в руки апостолов. Мы обязаны успеть раньше...
   - Жаль, поговорить не удалось, - с сожалением вздохнул Стрешнев.
   - Ничего, будет еще время, - ответил Лесовой.
   - Дай-то Бог! - многозначительно покачал головой Дмитрий.
  
   Глава 14. Приключения в супермаркете
  
   Только через три дня, с утра до вечера и с вечера до утра заполненных любовью, Таня вспомнила о предложении Савельева. Сам он с удовольствием еще с месяц не выходил бы из квартиры, продолжая сладостное действо, но возражать было стыдно. Сам ведь придумал разведывательную вылазку, никто за язык не тянул.
   Взяли с собой, конечно, и Бурчалу. Во время их любовных упражнений пес обычно уходил из дома и блуждал где-то по городу, а, возвращаясь, потрепанный и усталый, бросал на них лукавые взгляды. Выйдя на улицу, Савельев уверенно повел свою маленькую команду к супермаркету "Кубань". Когда он был там в прошлый раз, то присмотрел шикарный джип "Ниссан-Уссури" темно-зеленого цвета. Выбор пал на эту машину потому, что двери в ней оказались не заперты, а ключ зажигания торчал в замке. По крайней мере, не придется возиться с проводами и заводить машину напрямую. Тем более, что в новых моделях такой номер вряд ли бы прошел, наверняка они напичканы всевозможными противоугонными системами.
   Таня выбор Савельева одобрила и предложила сразу наполнить багажник продуктами. Благо, далеко ходить было не надо. Они вошли в просторный вестибюль супермаркета, но не успела за ними закрыться стеклянная дверь, как подал голос Бурчало. По интонации его ворчания и прижатым ушам Савельев сразу понял, что дело плохо. Точно такой вид был у пса, когда он впервые увидел бледнолицых...
   - Наверх, быстро! - приказал Савельев Тане. - Спрячься где-нибудь на верхних этажах, и не показывайся оттуда, пока я тебя не позову.
   Объяснять девушке подробности было некогда.
   - Никуда я без тебя не пойду! - уперлась вдруг Таня, упрямо надув губы.
   - Быстро, я сказал! - бешено крикнул Савельев и грубо толкнул ее к лестнице, что вела на верхние этажи. Если понадобится, он готов был дать Тане пощечину. Пусть обижается, это можно пережить. Жизнь дороже. Главное, чтобы она спряталась как можно скорее.
   Тут девушку проняло. Или она поняла, что Андрей не собирается с ней шутить, или на самом деле обиделась, но, бросив на него полный слез взгляд, повернулась спиной и быстро взбежала по лестнице.
   - Ко мне, Бурчало! - велел Савельев псу и забежал вместе с ним за газетный прилавок.
   Убежище было не слишком надежное, но если пригнуться, то со стороны его не будет видно, а он через щель сможет контролировать обстановку. Кроме того, отсюда через большие окна можно было видеть все, что делается на улице.
   Ждать долго не пришлось. Вскоре, нарушив звенящую тишину, послышался рокот мотора и напротив входа остановился тот самый, похожий на катафалк черный автомобиль. Из него, осторожно оглядываясь по сторонам и держа наизготовку автоматы, вышли три бледнолицых в клоунских одеждах. На всех троих были надеты длинные приталенные камзолы аляповатого сиреневого цвета. Сразу входить в здание они не стали, а подошли к "Ниссану-Уссури" и осмотрели его со всех сторон.
   Неужели они наблюдали за нами? - мелькнула у Савельева мысль. - Но как?
   Он просунул ствол ружья в щель между столом и стеной, снял его с предохранителя и взял на прицел входную дверь. Бурчало лежал рядом и тяжело дышал, совсем по-человечески стараясь унять дрожь и не выдать своего страха. Савельев тоже крепился изо всех сил, но страшно было до колик в желудке. То, что бледнолицые держали оружие наготове, не оставляло у него никаких иллюзий относительно их намерений. Но он не готов был стрелять в живого человека, даже если тот представлял для него смертельную опасность. Если не я его, то он меня, - повторял Савельев про себя, как заклинание, но никакой уверенности, что он сможет нажать спусковой крючок, у него не было.
   Медленно открылась стеклянная дверь, и на пороге, водя по сторонам автоматным стволом, появился первый бледнолицый. Каким-то сверхъестественным чутьем он определил, где находится Савельев, направил ствол в сторону газетного прилавка и сделал шаг в его сторону. И тут Савельев решился. Вспомнив, как бледнолицый поливал свинцом кусты, в которых прятались они с Бурчалой, он решил не дожидаться выстрела и, отбросив сомнения, первым нажал на спусковой крючок.
   У Савельева не было времени заранее проверить, какой патрон заряжен в стволе. Результат прямого попадания заряда крупной картечи почти в упор оказался страшным. Голова бледнолицего будто взорвалась изнутри, разлетевшись кровавыми ошметками. Автомат выпал у него из рук, и обезглавленное тело тяжело рухнуло на покрытый блестящей плиткой пол, залив его темной кровью. Поборов охватившее его оцепенение и чувство тошноты, Савельев перевел ствол ружья на дверь, чтобы встретить порцией свинца очередного противника, и...
   ...Ружье вырвалось у него из рук с такой силой, что защитная скоба спускового крючка содрала кожу с указательного пальца. Одновременно та же таинственная сила выдернула Савельева из-за прилавка, и он вдруг оказался посреди вестибюля в положении "мордой в пол" с заломленными за спину и скованными руками. Произошло все это с такой молниеносной скоростью, что он не успел ничего сообразить. Повернул голову и увидел стоявшего рядом бледнолицего и направленный прямо ему, Савельеву, в лоб автоматный ствол. Страха почему-то не было. Но, заглянув в глаза державшего оружие бледнолицего монстра, он с тоской понял - лучше бы его пристрелили сразу...
   Вдруг от газетного прилавка взвилась в воздух серая тень. Это верный пес, по примеру хозяина преодолев страх, бросился ему на помощь. Оскаленные клыки были уже совсем рядом с горлом бледнолицего. Но... Отчаянный бросок был прерван на полдороге. Будто невидимая преграда встала на пути и отбросила пса в сторону. Бурчало отчаянно завизжал от боли и, волоча за собой задние лапы, отполз в сторону. Одновременно, как по волшебству, прямо из воздуха материализовался второй бледнолицый и что-то возбужденно сказал первому на незнакомом языке.
   - Где женщина? - спросил первый по-русски с легким акцентом, и брезгливо, но очень чувствительно пнул Савельева по ребрам острым носком бутафорского сапога.
   - Какая еще женщина? - вполне натурально удивился Савельев, но внутри все похолодело. Не дай Бог, они найдут Таню! Хоть бы она спряталась получше! В таком огромном здании должно быть полно укромных мест, а бледнолицых осталось всего двое, и вряд ли они смогут как следует прочесать все четыре этажа. Если, конечно, к ним не придет подмога...
   - Ты еще ничего не понял, пролетарий? - в голосе бледнолицего звучало презрение. - Хорошо, поговорим по-другому...
   Он нагнулся к лежавшему навзничь Савельеву и рывком перевернул его на спину. Скрученные руки оказались придавлены всем весом тела, и у Савельева вырвался невольный стон.
   - Больно? - с едва уловимой насмешкой спросил бледнолицый и, не дожидаясь ответа, добавил: - Нет. Это еще не боль. Больно будет сейчас.
   Он буквально пронзил Савельева колючим взглядом темно-серых глаз с расширенными, как у обкурившегося наркомана зрачками. Его лицо при этом оставалось равнодушным, как будто не лежало совсем рядом в луже крови обезглавленное тело его товарища. Савельев не был для него равным ему существом, а лишь безмозглой скотиной, которую следовало наказать кнутом за нападение на высшее создание, но неразумно было зря расходовать на него чувства и эмоции. А чего стоило унизительное обращение "пролетарий"!
   Зрачки расширились еще сильнее, заняв собой всю радужную оболочку. Глаза бледнолицего превратились в два черных провала, внутри которых таилось равнодушное презрение, которое бледнолицый изо всех сил старался донести до своей жертвы. Возникло нарастающее чувство ничем не объяснимого страха, а вместе с ним - невыносимая боль в груди, под ребрами. Тут Савельеву в голову пришла мысль - а ведь такое уже было, когда он прятался от бледнолицых в доме председателя опустевшей артели! Этот монстр обладает способностью подчинять своей воле сознание других людей, давить на их психику, внушая непреодолимый страх и, вмешиваясь в работу органов, причинять невыносимую боль! Вон, даже рука его с похожими на бледные щупальца пальцами хищно шевелится, будто он просунул ее Савельеву в грудную клетку и держит его за сердце!
   Но с какого это перепуга страх стал непреодолимым, а боль невыносимой? Ведь в прошлый раз он сумел преодолеть внушение! Как ему это удалось? Да очень просто! Он напряг все свои силы, физические и душевные, и боль отступила. А следом за ней ушел и охвативший сознание ужас.
   Савельев не успел додумать мысль до конца, а организм, направляемый подсознанием, уже действовал. Невероятное усилие воли - и ледяная рука, сжавшая сердце с намерением вырвать его из груди, разжалась, боль, от которой уже начинало туманиться сознание, ослабла. Следом за ней отступил страх, и к Савельеву вернулась способность мыслить. Главное, подумал он, не показать, что он освободился от чужой воли и внушение больше не действует на него. Может быть, бледнолицые поверят ему, и не станут искать Таню?
   Но обмануть противника не удалось. Тот вдруг повернулся к своему напарнику и что-то ему сказал. К этому моменту у Савельева настолько обострилось восприятие, что он почувствовал удивление в голосе бледнолицего.
   Между ними завязался оживленный разговор, из которого Савельев не понял ни слова, и потому не знал, чем грозит ему возникший вдруг повышенный интерес к его персоне. Но по взглядам, которые они то и дело бросали в его сторону, сообразил - ничего хорошего ждать не приходится. Кажется, они не привыкли, чтобы "пролетарии" сопротивлялись внушению...
   ...Шаги на лестнице Савельев услышал раньше увлеченно обсуждавших его судьбу бледнолицых. Это могла быть только Таня. Черт ее дернул спуститься вниз! Ведь сказал - спрятаться, и не высовываться!
   Чтобы заглушить звук шагов, Савельев громко закашлялся. Как дать девушке понять, чтобы она не вздумала высовываться в вестибюль? Но Таня сама все испортила, громко крикнув со второго этажа:
   - Андрей, что там случилось? Кто стрелял? С тобой все в порядке?
   У стоявшего рядом с Савельевым бледнолицего хищно раздулись ноздри, и он повернулся в сторону лестницы. Но предпринять ничего не успел. Поверженный и обездвиженный противник сделал то, чего от него никак не ожидали.
   - Таня, беги! - крикнул он.
   И одновременно, перекатившись на бок, чтобы оказаться ближе к противнику, нанес ему удар ногой в пах. Позиция была не самая удобная, но Савельев вложил в удар всю свою злость. Бледнолицый выронил автомат и, схватившись руками за промежность, заверещал, как недорезанная свинья. Его напарник, подскочив к Савельеву, упер ствол своего автомата ему в лоб. Не оставалось никаких сомнений, что жить Савельеву осталось ровно столько времени, сколько займет движение пальца, нажимающего на спусковой крючок.
   Савельев инстинктивно зажмурился, но выстрела не последовало. Вместо него послышался какой-то отвратительный хруст. Он снова открыл глаза и увидел, что голова бледнолицего неестественно развернута на девяносто градусов в сторону, оружие выскользнуло у него из рук, а сам он медленно оседает на пол...
  
  
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЛЮДИ В ГОРОДЕ

   Глава 1. Разведчики. Компания разрастается
  
   Конечно, входить в ускорение никто из троих не разучился. Это, как езда на велосипеде - если когда-то умел, то в любом случае снова поедешь. Странное это было состояние - исчезали все знакомые звуки и появлялись какие-то новые, доселе неслыханные. Даже собственные голоса звучали странно и неузнаваемо и доходили до слуха совсем не сразу, как были произнесены слова. Воздух становился густым и плотным, и приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы восстановить более-менее нормальное дыхание, особенно при физических усилиях. Правда, к этому быстро привыкали. Труднее оказалось привыкнуть к повышенному нагреву тела от трения о воздух. Хорошо хоть, что скорость не возрастала настолько, чтобы нагрев стало невозможно терпеть.
   Когда они только постигали эту науку, было интересно наблюдать, как любой выпущенный из руки предмет долго-долго опускается вниз, прежде чем приземлиться. Теперь они уже не обращали на это внимания, но все равно, каждый вход в ускоренное состояние открывал что-то новое, такое, что невозможно было бы придумать, не испытав это на собственной шкуре. Например, выстрелить из пистолета и, добежав до мишени, оказаться там раньше пули...
   - На всякий случай здесь ничего не оставляем! - приказал Лессовой. - Вдруг не получится сюда вернуться... Собираем все - и вперед!
   - Погоди, - остановил его Полищук. - Время у нас еще есть. С такой скоростью мы можем выспаться, как следует, и все равно успеем на место раньше апостолов. А вот вопрос один обсудить надо.
   - Говори! - кивнул Николай. Он знал, что Леонид никогда не стал бы задерживать выход по пустякам.
   - Бледнолицые подняли тревогу неспроста, - сказал Полищук. - Похоже, они контролируют местность, и делают это тем же способом, что и мы. Скорее всего, они заметили тех двоих на картинке из космоса.
   - А может, и нет! - скептически заметил Стрешнев. - Много ты знаешь об их методах? Тех, что доктор называл смесью техники и магии? Колдовство, короче говоря. Может, они и нас давно уже засекли!
   - Вряд ли! - возразил Леонид.
   - Обоснуй! - потребовал Николай.
   - В этом случае, - объяснил Полищук, - нами давно бы уже занималась комиссия по торжественной встрече. А где она? Нет ее! По моим подсчетам, когда мы шли по улицам, спутника над нами как раз не было. А когда он появился, мы вовремя оказались под крышей. Какие можно сделать выводы? Что апостолы наблюдают ту же картинку из космоса, что и мы.
   - Возможно, ты прав, - пожал плечами Лесовой. - Только я не пойму, к чему ты клонишь?
   - Есть способ обмануть апостолов, - сказал Леонид с хитрой улыбкой. - Подменить видеоряд.
   - Как это? - не понял Лесовой.
   - Очень просто! - так же хитро ответил Леонид. - Ну, может, для вас не так уж просто, но для тех, кто понимает... Короче говоря, я могу со своего передатчика влезть в программу на спутнике, и сделать так, что он будет показывать статичное изображение, зафиксированное в тот момент, когда нам это будет выгодно. А принимающий сигнал наблюдатель будет уверен, что на местности просто ничего не происходит. Правда, мы и сами ослепнем, но мы-то будем знать об этом, а они - нет!
   - Леня, я всегда знал, что ты гений! - от избытка чувств Стрешнев так хлопнул Полищука по плечу, что тот невольно присел.
   - Молодец! - поддержал его Лесовой. - Значит, делаем так - ты, Леня, остаешься здесь и занимаешься взломом программы, а мы с Димой выдвигаемся на перехват. Даже, если мы ошиблись, и цель апостолов вовсе не эти люди около супермаркета, все равно будем брать бледнолицых. Языки нам не помешают. Справимся, Дима?
   - Обижаешь! - усмехнулся Стрешнев.
   Выражение его лица не сулило ничего хорошего возомнившим себя хозяевами города апостолам.
   ...Все-таки Полищук неправильно рассчитал время. Или апостолы в дороге тоже применили метод ускорения. Как ни спешили Лесовой со Стрешневым, но когда они оказались около супермаркета, черный автомобиль уже стоял там. Ни в нем, ни рядом с ним никого не оказалось. Значит, незнакомая парочка и охотившиеся на них апостолы вошли внутрь. Разведчики осторожно заглянули в огромное витринное стекло. На такой скорости риск обнаружить себя был минимальным, разве что апостолы сами перейдут на ускоренный режим, но пренебрегать этой возможностью было нельзя.
   Оказалось, что они едва не опоздали. Молодой мужчина в камуфляжном костюме лежал на полу с заведенными за спину руками. Над ним стоял один из апостолов, нацелив ствол автомата прямо ему в лоб. Второй апостол сидел на корточках, выронив оружие и схватившись руками за мошонку. В ближайшее время он явно не представлял опасности, о чем красноречиво говорили его поза и страдальческое выражение лица. Еще один валялся на полу, вместо головы у него было какое-то кровавое месиво. Лесовой переглянулся с напарником - события приняли неожиданный оборот.
   Намерения первого апостола были совершенно недвусмысленны. Стоило посмотреть на его искаженное злостью лицо, и сразу стало ясно - сейчас прогремит выстрел.
   Лесовой подал Стрешневу недвусмысленный знак, а сам, взявшись двумя руками за скобу дверной ручки и упершись ногой в косяк, изо всех сил дернул ее на себя. Пружинный доводчик, установленный для плавности хода двери, обладал определенной инерцией, и обычным способом открывать ее пришлось бы слишком долго. Выход был один - ломать. От мощного рывка, помноженного на огромную скорость, направляющий рычаг доводчика выскочил из паза, и дверь распахнулась.
   Стрешнев вихрем ворвался в вестибюль. Он уже успел сообразить, что здесь произошло, и намерения вооруженного апостола были ему совершенно ясны. Может быть, бледнолицый успел что-то сообразить, или у него сработало обостренное чутье - Лесовому показалось, что он хотел сделать какое-то движение. Но не успел. Раздался хруст шейных позвонков, голова приняла несовместимое с жизнью положение, и грешная душа апостола дьявола покинула бренную оболочку.
   Пока Стрешнев разбирался со своим противником, Лесовой быстро оценил ситуацию, взял с газетного прилавка рулон скотча и спутал последнего оставшегося в живых, но еще не пришедшего в себя после немилосердного удара апостола по рукам и ногам. И только после этого они с Дмитрием вошли в режим нормальной скорости.
   Николай хорошо понимал причину изумления, отразившегося на лице парня. Ведь они со Стрешневым появились для него неизвестно откуда, словно по волшебству. Вот только как он поступит, увидев их лица?
   ...Парень сделал то, чего Николай ожидал от него меньше всего. Он повернул голову к лестничному маршу и громко крикнул:
   - Таня, беги!
   Лесовой показал Дмитрию на лестницу, но тот и сам уже все сообразил. Психике парня, должно быть, досталось сегодня по полной программе. Вооруженный до зубов верзила в полном спецназовском облачении бесследно исчез, испарился, точно так же, как появился несколько секунд назад. А еще через несколько секунд появился снова, на этот раз уже обычным способом, спускаясь по лестнице. На руках он держал девушку, ту самую, которую они видели на картинке со спутника рядом с парнем. Она была без сознания.
   - Что ты с ней сделал, урод? - парень вскочил на ноги и бросился к Стрешневу. Поступок был безрассудный и, мягко говоря, бессмысленный, потому что руки его оставались скованы за спиной наручниками. Николаю пришлось мягко, но настойчиво придержать его за локоть. Конечно, он не воспринимал слишком серьезно бойцовские способности парня, и не боялся, что тот сможет причинить какой-то вред Дмитрию. Просто он знал, что Дима склонен жестко реагировать на невежливое отношение к себе, и смелые, но неосмотрительные действия отважного парня могут обернуться для него плачевно.
   - Успокойся! - сказал Николай храбрецу, одновременно бросив на Диму вопросительный взгляд. - С ней все в порядке? Слышишь, она в порядке! Мы не причиним вам никакого вреда.
   - Она просто испугалась и упала в обморок! - подтвердил Стрешнев и добавил хмуро: - И не такой уж я урод!
   - Все, успокоились оба! А ты не обращай внимания на наши лица! - Николай понимал, что парня надо привести в чувство, но в то же время нельзя особенно вдаваться в подробности. - Это просто такая маскировка. На самом деле мы тоже воюем с этими ублюдками.
   Андрей оказался понятливым парнем и вел себя вполне адекватно, насколько это позволяла влюбленность в девушку Таню, которую он даже не пытался скрыть от новых знакомых. Только когда сознание вернулось к ней и она, подбежав к уже освобожденному от наручников другу, прижалась к нему, все еще испуганно посматривая на неизвестно откуда появившихся разведчиков, к Андрею окончательно вернулось присутствие духа.
   Лесовой отложил выяснение личностей спасенных и обстоятельств происшедшего в супермаркете на потом. Сейчас первым делом нужно было решить, что делать с телами убитых апостолов и черным автомобилем. Тянуть с этим было нельзя, потому что на месте событий с минуты на минуту могли появиться обеспокоенные молчанием своих посланцев бледнолицые.
   Правда, ему очень хотелось подробно расспросить этого странного парня, в одиночку бросившего вызов трем апостолам, сумевшего противостоять их психологическому напору, и даже умудрившемуся уничтожить одного из них. Но сейчас на это просто не было времени, и пришлось перенести разговор на потом.
   Быстро посовещавшись, Лесовой и Стрешнев решили, что скрывать свое присутствие в вымершем городе после стычки с бледнолицыми, и прятать их тела нет никакого резона. Все равно не удастся замести все следы произошедшей в супермаркете бойни. Черный автомобиль оказался напичкан никогда ими раньше не виданной аппаратурой странного вида и совершенно непонятного назначения, Стрешнев предложил угнать его, изучить и воспользоваться им в своих интересах. Но потом согласился с Николаем, решившим, что держать при себе такую заметную машину - примерно то же, что стать на площади в центре города и кричать во весь голос: "Ау, мы здесь!". Однако и оставлять его врагу тоже не хотелось. Мало ли каких неприятностей можно ожидать от всей этой хитрой аппаратуры, попади она снова в руки хозяев?
   Недолго думая, щедро окропили "катафалк" изнутри и снаружи слитым с других машин бензином, еще две канистры положили в салоне, отошли подальше, и Стрешнев выстрелил зажигательным патроном прямехонько в бензобак. Фейерверк получился что надо, даже на расстоянии жаром от взрыва им едва не припалило брови.
   К этому времени плененный апостол кое-как пришел в себя и, не успев даже разобраться в ситуации, сходу попытался испытать на присутствующих свои гипнотические способности. Подействовало только на Татьяну. Она в ужасе округлила глаза и, тоненько взвизгнув, приготовилась снова отправиться в обморок. Андрей яростно крикнул: "Опять, сука!", и рванулся к связанному, но никак не желавшему признавать поражение бледнолицему. Но Стрешнев оказался быстрее. Он рывком поставил незадачливого гипнотизера на ноги и влепил ему хлесткую пощечину. Потом вытащил из чехла штурмовой нож с грозного вида черным, заточенным до бритвенной остроты лезвием, чуть провел им по горлу нарушителя спокойствия, чтобы из пореза на шее полилась тонкая струйка крови, и грозно прошипел:
   - Еще раз попробуешь, отрежу голову!
   Испуганный тем, что испытанное и безотказное доныне средство на этот раз не сработало, а еще больше унизительным и бесцеремонным обращением с его неприкосновенной особой, апостол часто закивал, стараясь не смотреть в глаза Стрешнева, от взгляда которого в свое время бросало в озноб даже самых отчаянных джигитов.
   Для закрепления достигнутого эффекта Дмитрий разрезал пленнику путы на ногах, мощным пинком придал ему нужное направление, и группа в увеличившемся составе быстрым шагом двинулась на "базу" разведчиков, где их ждал Полищук. Пострадавший в схватке с бледнолицыми пес не отставал от хозяев. Он слегка приволакивал заднюю ногу, но в целом, кажется, отделался легко. Время от времени он бросал на связанного апостола свирепые взгляды и тихо, но грозно рычал.
   Когда разведчики уходили из квартиры, то договорились с Леонидом не пользоваться рациями, чтобы противник не мог выявить их присутствие в городе. Теперь эта предосторожность стала излишней - они и без того достаточно нашумели, - но решили не нарушать радиомолчания. У апостолов вполне мог найтись пеленгатор, и в этом случае можно было ожидать нападения на базу.
   Леонид увидел их в окно еще издали, и встретил на пороге квартиры. Лицо у него было загадочное. Причину этого Лесовой понял, едва вошел в комнату. Из кресла навстречу ему без всякой посторонней помощи поднялся доктор Кварацхелия, и Николай с облегчением подумал, что теперь он избавлен от необходимости объясняться с друзьями. Пусть теперь эту задачу берет на себя доктор.
   А на диване с видом, будто все происходившее вокруг ее совершенно не касается, сидела помощница доктора Марта. Сегодня вместо строгого брючного костюма на ней была надета идеально пригнанная камуфляжная форма, и Лесовому совершенно некстати пришла мысль, что военное обмундирование, пусть даже без знаков различия, выглядит на этой, оказавшейся вдруг вполне симпатичной молодой женщине уместнее, чем цивильная одежда...
   И еще он заметил, как, увидев ее, расплылся в широкой улыбке Дима Стрешнев...
  
   Глава 2. Допрос с пристрастием
  
   Теперь, когда население "базы" вместе с пленником выросло до восьми человек, в двухкомнатной хрущевке (или как они назывались в этом мире, где Никита Сергеевич так и не пришел к власти, но жилищный кризис преодолевался, кажется, схожими методами?) стало тесновато. Пришлось Полищуку вскрывать квартиру по соседству. Молодая женщина в военной форме, выслушав приказ мрачного седовласого человека с белым, как алебастр, лицом, по всем признакам, старшего в этой компании, отвела туда Савельева с Таней, и осталась с ними в качестве не то гостеприимной хозяйки, не то охранника. Следом за ними туда же ушел и пес. Первое время он с подозрением поглядывал на странные лица новых людей, но потом привык и перестал обращать внимание. Хотя на пленника по-прежнему время от времени грозно рычал.
   Остальные расселись на стульях и диване, пленника же без особых церемоний усадили на пол в углу.
   - Товарищ генерал, разрешите обратиться к командиру группы! - по уставному обратился Полищук к доктору.
   Кварацхелия кивнул с усмешкой, и Лесовому вспомнилось, что он всегда посмеивался над военной дисциплиной, особенно над уставными обращениями.
   - Выйдем на кухню, командир? - Леонид незаметно показал взглядом на апостола, давая понять, что не хочет говорить при нем.
   - Давай! - согласился Николай.
   Правила игры складывались предельно жесткие, и обстоятельства были совсем не те, чтобы после допроса оставлять пленного в живых. Но совсем ни к чему, чтобы тот об этом догадался. Пусть думает, раз от него что-то скрывают, значит, имеют насчет него какие-то дальнейшие планы, и убивать пока не собираются. Не надо отнимать у него надежду, и это может облегчить допрос.
   - Дмитрий, а ты подготовь пока нашего гостя к разговору!
   - Это я со всем удовольствием! - хищно улыбнулся Стрешнев, передвинул свой стул ближе к бледнолицему, и грозно навис над ним, демонстративно поигрывая ножом.
   У подполковника были свои методы психологической подготовки "языков", которые частенько срабатывали еще до применения специальных препаратов или силового давления. Его внешний вид был так убедителен, а фактура настолько богата, что режиссеры, снимающие боевики, передрались бы за право снимать его в своих сериалах...
   - Как они нас нашли? - первым делом спросил Николай, показав в сторону комнаты, где оставался Кварацхелия. Без особой, впрочем, надежды, на внятный ответ.
   Табуретки из крохотной кухоньки вынесли в комнату, чтобы всем хватило сидячих мест, поэтому Лесовой присел на краешек стола, а Полищук занял позицию у окна, за которым ветер все так же гонял обрывки бумаг, пустые сигаретные пачки, обертки от жвачек и другой мусор.
   - Клянусь, командир, я понятия не имею! - развел руками Леонид. - Правда, я был занят, но все-таки несколько раз подходил к окну, контролировал обстановку. С программой справился быстро, запустил обманку, и тогда уже прочно занял позицию у окна. Все равно спутник теперь гнал туфту, и смотреть в монитор не было никакого резона. На улице никого не было, за это я ручаюсь, поэтому откуда они взялись - ума не приложу! Шагов я не слышал, замок не щелкал, просто вдруг понял, что в комнате кто-то есть. Обернулся моментально, пистолет, как учили, уже в руке - вот они стоят, голубчики! Только толку с того пистолета никакого - не то, что выстрелить, пошевелиться не могу, точно, как тогда, когда нас Конрад прихватил, помнишь? А все эта Марта! Ну, точно, ведьма! Смотрит на меня и улыбается, а сама сразу видно, вся напряжена, из глаз чуть ли не искры сыплются! Я сразу понял - это она меня держала. Как ни старался, а шевельнуться так и не смог. Доктор меня спросил - ну, что, боец, узнал нас? Стрелять не будешь? А как я ему отвечу, если язык не шевелиться? Только и смог, что моргнуть. Генерал знак подал, Марта вроде как перестала напрягаться, меня сразу и отпустило. Стою, дурак дураком, пистолет в руке держу, не знаю, что с ним делать. И они молчат, но чувство такое, будто без слов переговариваются.
   - Ты не ошибся, - перебил его Николай, решив, что прятаться и дальше от друзей, скрывать от них такие важные сведения будет просто нечестно по отношению к ним. - Они это умеют. Честно говоря, я тоже. А дальше что было?
   - Да ничего, вроде, и не было... - Полищук посмотрел на него так, будто видел впервые. - Потом вы всей компанией заявились. Доктор и тут удивил - почувствовал вас раньше, чем вы из-за угла вывернули. Сейчас, говорит, придут. И точно... А у вас что? Вижу, с добычей вернулись?
   - Как бы нам эта добыча боком не вылезла, - вздохнул Лесовой. - Боюсь, разворошили мы осиное гнездо. Ладно, все равно когда-то надо ввязываться в бой...
   Он кратко, но стараясь не упустить важных моментов, рассказал Леониду о том, что произошло в супермаркете, и они вернулись в комнату, где доктор при техническом обеспечении Стрешнева собирался приступить к допросу пленного.
   - Товарищ генерал, а он концы не отдаст? - проявил разумную предосторожность Дмитрий. - Как тот дружок Конрада, Михо, кажется, его звали. Вспомните, как только стали его серьезно спрашивать, так он и того... Не боитесь, что и этот тоже?
   - Не отдаст! - уверенно сказал Кварацхелия, загадочно улыбнувшись. - Я ему не позволю.
   - Ну, тогда приступим, помолясь! - кажется, Стрешнев остался доволен, что ответственность за возможную неудачу с него снимается заранее, но на всякий случай добавил: - Только, если что, я предупреждал...
   - Ты дьявол! - вдруг прохрипел апостол, с ненавистью глядя на доктора. - Ты настоящий дьявол! Но ты не всесилен! Ты можешь удержать меня в этой жизни, не дать мне самому оборвать ее, но моя вера крепче твоей сатанинской воли! И, что бы ты ни делал, ты не сможешь остановить то, что должно произойти, потому что проклят навеки ты и весь твой род! Все твои соплеменники! Он всегда был проклят, еще до твоего рождения!
   - Ты бы еще на пол упал, да пену изо рта пустил, - недобро усмехнувшись, посоветовал ему Стрешнев, и пленный сник, сразу потеряв патетический накал. - Теоретик хренов! Ишь, заговорил как красиво! Только нам твои проповеди, знаешь, до какого места? Товарищ генерал, может его...
   - Не спешите, подполковник, - остановил его доктор. - Пусть говорит. Знаете, даже из такого бреда можно извлечь рациональное зерно.
   - Долго ждать придется, - недовольно проворчал Дмитрий.
   - Возможно, вы правы, - как-то слишком легко согласился с ним Кварацхелия. - Значит, попытаемся вступить с ним в дискуссию. Боюсь, на другую форму разговора он не согласится.
   - Да кто его спрашивать будет? - Стрешнев бросил на апостола презрительный взгляд и, будто случайно, провел острием ножа в миллиметре от его глаза, так, что у того шевельнулись ресницы. - Вы только прикажите...
   - Может быть, и прикажу, - ответил доктор. - Но позже. Сначала попробуем по-хорошему.
   - А, два следователя, хороший и плохой! - с горделивым сарказмом проявил осведомленность бледнолицый. - Дешевый прием!
   - Что, приходилось встречаться с таким в прежней жизни? - язвительно поддел его Стрешнев. - Может, и зону приходилось топтать?
   - Не твое дело, ренегат! - высокомерно ответил тот. Наверное, он не встречался с Николаем в "новом мире" ни до, ни после происшедшей там революции и посчитал его перебежчиком из числа апостолов. Как, впрочем, и остальных - лица у всех были одинакового цвета, а Марта и два ее подопечных, единственные здесь люди нормальной расцветки, ушли в соседнюю квартиру.
   - Хорошо, хоть пролетарием не обозвал! - дурашливо поклонился Стрешнев. - И на том спасибо!
   - Хватит, подполковник! - строго оборвал его Кварацхелия. - Мы зря теряем время, а у нас его слишком мало.
   Апостол, который к этому времени начал приходить в себя и даже слегка наглеть, вдруг изменился в лице. Лесовому показалось, что по нему скользнула тень плохо замаскированного страха. Он перевел взгляд на доктора и понял причину: не мудрено испугаться, если на тебя смотрят такими глазами.
   - А сейчас вы расскажете нам, - сказал доктор, не повышая голоса, но так, что даже у Лесового, к которому эти слова вроде бы не относились, по коже побежали мурашки, - что спрятано на сопке под куполом...
   В ответ апостол картинно рассмеялся, высокомерно поджал губы, откинулся к стене и закатил глаза. Доктор ничуть не встревожился и продолжал смотреть на него с насмешливой улыбкой. Несколько секунд апостол сидел, не меняя позы; когда же до него дошло, что ничего не происходит и он все еще жив, раскрыл глаза и, скрывая невольную радость - обмануть инстинкт самосохранения не так-то легко! - снова злобно прошипел:
   - Дьявол! Все равно ты ничего от меня не узнаешь!
   - Узнаю! - заверил его доктор. - Все узнаю!
   Он посмотрел на апостола в упор, и Лесовому пришлось отвернуться, чтобы не обжечься об огненный взгляд генерала.
   Под действием этого взгляда лицо апостола расслабилось, глаза затуманились, и через минуту он заговорил взахлеб, не в силах удержать рвущиеся наружу слова, готовый вывернуться наизнанку перед "хорошим следователем". При этом он иногда бросал опасливые взгляды на нож, которым продолжал поигрывать Стрешнев. Сначала апостол тараторил на языке сохани, но доктор, недовольно поморщившись, сказал ему несколько слов на том же языке, и он снова заговорил по-русски.
   Оказалось, что группа апостолов, к которой принадлежал Крис (так звали пленника), работала в этом слое реальности (услышав это, Николай многозначительно посмотрел на друзей - так вот чем объяснялись дикие несоответствия, с которыми им пришлось столкнуться!) уже несколько десятков лет, проводя здесь времени больше, чем в своем родном "новом мире". В отличие от политики, проводимой ими в других слоях реальности, здесь они не стали вставлять палки в колеса вождю народов и его верному сподвижнику Лаврентию Павловичу. Отчего, кстати, оба прожили на несколько лет дольше, чем в тех слоях, где апостолы активно им мешали. Время апостолов пришло в 1964 году, когда от рака крови умер Берия и к власти в Европейско-азиатском Союзе пришел Эрнст Бошман - верный их союзник и агент влияния еще с того времени, когда он командовал танковым батальоном на Восточном фронте. Всячески поддерживая нового Председателя, укрепив его власть созданием Институтов Жизни, апостолы стали теневыми хозяевами половины планеты. А большего им и не требовалось, потому что положение дел во второй половине они стали контролировать еще раньше.
   Главной задачей апостолов в созданной реальности была мобилизация научного потенциала для создания невиданного нигде раньше сплава науки, техники и магии. Именно этим занимались Институты Жизни, хотя население ЕАС было уверено, что они созданы для борьбы с болезнями и разработкой способов продления сроков человеческого существования. Для стимулирования творческого процесса ученым намекнули о возможности достижения некоторыми избранными такого долголетия, которое практически можно считать бессмертием. И дело не только сдвинулось, но и пошло такими темпами, что к сегодняшнему дню его можно считать завершенным.
   - Хорошо! - похвалил его Кварацхелия. - Но давайте ближе к теме. Вы так ничего и не сказали о своих планах. Над чем конкретно работали местные ученые под вашим руководством? И что вы прячете под куполом на сопке? Я жду ответов...
   Лицо Криса сморщилось, будто он собирался заплакать, и он виновато ответил:
   - Но я знаю далеко не все! Я всего лишь третий инспектор службы безопасности... Неужели вы не знакомы с системой иерархии? Каждый отвечает за свой участок работы...
   Доктор на секунду отвел взгляд от Криса, но и этого времени хватило, чтобы на лице у того появилось прежнее выражение непримиримой злобы, а в глазах вспыхнул огонь ненависти. Стрешнев, державший пленника под неусыпным наблюдением, покачал ножом у него перед носом и грозно произнес:
   - Не балуй!
   Георгий Шалвович повернулся к Крису и вернул его под свой контроль.
   - Вы правы, - кивнул он ему. - Система есть система, и каждый занимает в ней подобающее место. Но инспектор по безопасности, даже второй, должен знать много секретов. Значит, вы расскажете нам обо всем, к чему вы были допущены. А мы уже сделаем необходимые выводы.
   Но по лицу доктора Лесовой понял, что тот разочарован. Видимо, он ожидал от пленного большего.
   ...Пол под ногами мелко задрожал. В окнах ослепительно блеснуло, оконные стекла странно выдулись внутрь прозрачными пузырями, лопнули и рассыпались на множество мелких осколков. И только потом пришел звук. Грохнуло так, что заложило в ушах. Николай ошалело взглянул в опустевший оконный проем и увидел, что над сопкой, в той стороне, где был расположен злополучный алюминиевый купол, вспухает огромный огненный шар.
  
   Глава 3. Секреты древней магии
  
   Единственным пострадавшим от всколыхнувшего город взрыва оказался Савельев. Он стоял около окна, и осколком стекла ему глубоко рассекло щеку. Вид хлынувшей из раны крови напугал Таню больше, чем сам взрыв. К чести девушки, она не упала от испуга в обморок, не стала визжать и устраивать истерик, только побледнела, и сразу бросилась оказывать Андрею помощь. Посмотрев на ее неумелые попытки остановить кровотечение носовым платком, Марта отстранила Таню, достала из сумки аптечку и занялась врачеванием сама.
   - Может быть, нужно зашить рану, или наложить скобки? - робко предложила девушка. - Вон, как кровь хлещет!
   - Сейчас остановим! - хладнокровно ответила Марта, промокнула кровь тампоном и осторожно свела пальцами края пореза. Удивительно, но кровь, только что выходившая из раны пульсирующими толчками, действительно остановилась, а края слиплись между собой, будто намазанные клеем. Потом протерла образовавшийся рубец остро пахнувшей жидкостью из стеклянного пузырька, заклеила пластырем телесного цвета, и сказала:
   - До завтра походишь так, потом можешь снять.
   - И это все? - удивился он.
   - А что ты еще хотел? - Марта холодно посмотрела на него. - Была бы рана, а то так, царапина...
   У Савельева было свое мнение насчет "царапины" - он видел ее в зеркало - но спорить не стал, чтобы не уронить себя в глазах этой неприветливой женщины, а главное - в глазах Тани. Но в любом случае, целительские способности женщины произвели на него сильное впечатление.
   - Может быть, и это заодно посмотрите? - он показал Марте указательный палец правой руки. Во время стычки с бледнолицыми ружейной скобой ему ободрало с него изрядный кусок кожи, и теперь в пальце пульсировала сильная боль.
   Через несколько минут палец был обработан той же пахучей жидкостью, забинтован, а боль прошла, будто и не было.
   Отмахнувшись от благодарностей, Марта прислушалась к чему-то, чего не слышал Савельев, и сказала:
   - Идемте. Нас ждут.
   Квартира, в которой оставалась странная компания, выглядела не лучше той, из которой они вернулись. В окнах не осталось ни одного целого стекла, пол был усыпан осколками, все, что могло свалиться со шкафов и полок, свалилось. Трое бледнолицых, в том числе седовласый, смотрели в окно на оседающий за сопку черный гриб, внутри которого метались огненные вихри. Еще один, с виду самый молодой, возился с какими-то разложенными на столе приборами. Пленник со связанными руками сидел на полу и злобно скалился на остальных.
   - Проникающей радиации нет! - сообщил молодой, оторвавшись от приборов. - Электромагнитного излучения тоже.
   - Коню понятно! - отозвался один из стоявших у окна. В руке он держал нож устрашающего вида. - Если бы оно было, твои приборы, Леня, сразу бы крякнули. Значит, взрыв, слава Богу, не ядерный. Хотя пахнет тут, похоже, не одной килотонной. Откуда они столько взрывчатки взяли?
   - Кое-что, все-таки, крякнуло, - заметил тот, кого назвали Леней, упорно, но безрезультатно бегая пальцами по клавиатуре ноутбука.
   - Что еще случилось? - повернулся к нему седой.
   - Кажется, нашему спутнику кранты, - ответил тот, обреченно нажал последний раз на клавиши и откинулся на спинку стула. - Точно, все! Или сам спутник накрылся, или аппаратура на нем.
   - Ты ничего не путаешь? - вступил в разговор тот, в котором Савельев еще в супермаркете определил старшего, хотя на вид он был чуть моложе человека с ножом. Звали его Николаем. - Может, это не спутник накрылся, а твоя машинка?
   - Нет, с машинкой все в порядке, можешь мне поверить. Кое-что я в этом соображаю. Дело именно в спутнике.
   - Плохо! - недовольно нахмурился седовласый. - Вряд ли это случайное совпадение.
   Он отошел от окна и сурово спросил у пленника:
   - Что там могло произойти? Думайте быстро! Учтите, больше церемониться с вами я не буду.
   От ледяного тона, которым это было сказано, даже у Савельева побежали по коже мурашки, а пленник и вовсе съежился под взглядом седовласого, как кролик перед удавом.
   - Т-т-там был один настоящий сохани, господин Деметр... - ответил он, заикаясь и закрыв от страха глаза, как делают, когда ожидают удара по голове.
   - Что значит - настоящий? - перебил его седой.
   - Потомок древних сохани, с чистой кровью, - объяснил допрашиваемый. Говорил он по-русски чисто, но с небольшим акцентом, и как-то слишком уж правильно, по-книжному. - Их осталось совсем мало, но они еще есть. Они хранят главные секреты древней магии великанов, и ни с кем ими не делятся. Деметр был у нас главным, и только он знал все.
   - Деметр мог устроить взрыв? Ты это хочешь сказать? - задал вопрос Николай. - У него была взрывчатка?
   - Ему не нужна взрывчатка, - снисходительно посмотрев на него, ответил пленный. Кажется, для него существовал здесь лишь один авторитет - седой, а остальные были так, сбоку припека. - Такие, как он, могут получать силу из чего угодно. Для такого взрыва он мог использовать камень, воду - все, что есть под рукой. Даже пустоту, но это слишком опасно, можно взорвать все.
   - Что значит - все? - снова спросил Николай.
   Пленный пустился в долгие и путаные объяснения, из которых выходило, что пустота, или вакуум, содержит в себе столько силы (энергии), что неосторожное обращение с ней может повлечь катастрофические последствия. Видно было, что он сам слабо разбирается в вопросах магии и техники, и знает лишь, что на создание новых реальностей, таких, как та, в которой они сейчас находятся и где апостолы собирались произвести нужные им изменения, уходит огромное количество энергии. Такое, которое можно добыть только из межзвездной пустоты. Столько энергии не содержит в себе даже само Солнце...
   - Что-то подобное я уже слышал, - подтвердил его слова седой. - Неограниченный источник силы, доступный лишь магам главного посвящения. Кстати, Крис, к какой группе относитесь вы? Или у вас они по-прежнему называются кастами?
   - Я из касты Стражей Храма Дэвла, адепт третьего поколения! - гордо ответил пленник. - Но почему вы говорите - "у вас"?
   - Я так и думал, - разочарованно сказал седой, проигнорировав вопрос, и пояснил присутствующим: - Это у них нечто вроде тайной полиции. Как я раньше не вспомнил, где видел такие вот сиреневые пиджаки? - он показал на яркий клоунский камзол пленника. - Так что не будем рассчитывать, что он расскажет нам что-то важное. К секретам магии этих агентов охранки не слишком подпускают. Разве что раскроет систему охраны своего руководства. Конечно, это тоже интересно, но мы пришли сюда не за этим.
   - Тогда зачем мы тратим на него время? - неприязненно посмотрев на пленника, спросил человек с большим ножом. - Если он нам больше не нужен...
   - Вы, как обычно, слишком спешите, Дмитрий! - укоризненно сказал ему седой и спросил у Леонида: - Получается, капитан, с потерей спутника мы ослепли?
   - Так точно! - виновато подтвердил тот.
   - Ну, что же, - развел руками седой. - Значит, будем действовать по старинке, привычными методами. Майор, берите людей и отправляйтесь к месту взрыва, постарайтесь выяснить, что случилось у этих деятелей. Если кто-то из них уцелел при взрыве, и вы их встретите, в бой, по возможности, не ввязывайтесь, лучше сразу отходите. Главное для нас - достоверная информация. Впрочем, не мне вас учить. А мы с Мартой попытаемся что-нибудь вытащить из этого...
   Он повернулся к женщине и спросил, показав на пленного:
   - Справишься, если станет брыкаться? Или все-таки оставить кого-нибудь из ребят? Мало ли что...
   - Справлюсь, - невозмутимо ответила Марта, бросив на пленного взгляд, от которого тот постарался сильнее вжаться в угол и стать как можно незаметнее.
   Капитан закрыл крышки приборов, убрал их в рюкзак и присоединился к двум своим товарищам, которые уже забросили на плечо автоматы и ждали его в прихожей.
   Когда за ними закрылась дверь, седой обратился, наконец, к Савельеву и Тане, пришедшим от всего услышанного в состояние полного обалдения.
   - Извините, молодые люди, что не уделил вам сразу должного внимания, - сказал он с улыбкой, на его взгляд, наверное, радушной, но Савельеву она показалась зловещим оскалом. - Но сначала надо покончить с насущными вопросами. Надеюсь, вы не обиде?
   Савельев неопределенно пожал плечами, как бы говоря - будто от нас что-то зависит! Таня промолчала, все еще с подозрением посматривая то на седого, то на связанного пленника. Холодный взгляд темно-серых глаз Марты держал девушку на отдалении, но с этим можно было мириться хотя бы из-за нормального цвета ее лица.
   - Прежде всего я хочу внести ясность, - продолжил седой. - Вижу, вас несколько смущает наша внешность?
   Савельев неопределенно пожал плечами.
   - Нам пришлось прибегнуть к такой своеобразной маскировке, чтобы внедриться в среду противника. Сейчас надобность в этом отпала, но избавиться от маскировки не очень-то легко. Во всяком случае, я сам жду не дождусь, когда это случится. Кстати, меня зовут Георгий Шалвович. Можете еще называть меня доктором, если вам так будет удобнее.
   - Вы врач? - полюбопытствовала Таня.
   - В некотором роде, - ответил Георгий Шалвович - Я доктор психологии. А это - Марта, прошу любить и жаловать.
   - Марта, наверное, при вас медсестра? - спросил Савельев, машинально притронувшись к заклеенной ране, которая, к его удивлению, совершенно перестала болеть, как и поврежденный палец.
   - Можете считать и так, - не стал вдаваться в подробности доктор. - Не это главное. Нам и без того есть, что обсудить. Вы, наверное, хотели бы узнать, что случилось с вами и с окружающим вас миром, не так ли?
   У Савельева вспыхнули глаза, и он чуть не подпрыгнул на стуле. Но доктор жестом остановил его:
   - Только сначала вы расскажете все о себе. Договорились?
  
   Глава 4. Разведчики. Взорванный купол
  
   К месту взрыва разведчики решили добираться через город. Это сильно удлиняло путь - судя по карте, по прямой, через сопки, было намного ближе. Но - гладко было на бумаге... Одно дело - воспользоваться дорогой, и совсем другое - карабкаться по крутым склонам, заросшим труднопроходимым стланиковым кустарником и густо переплетенными ветвями тальника. Тем более, что не влезая на гору, большую часть пути можно было проделать на машине.
   Долго искать транспорт не пришлось. Пройдя всего квартал, они увидели на перекрестке милицейский УАЗ с распахнутой настежь дверцей и ключом в замке зажигания.
   - Вечно у этих ментов с бензином напряженка! - проворчал Полищук, сев за руль и повернув ключ.
   - Сколько? - спросил Лесовой.
   По старой привычке он пропустил Стрешнева на переднее сиденье, а сам устроился сзади. Бывший командир не стал возражать, только иронично хмыкнул.
   - Четверть бака, - ответил Леонид, слегка газуя, чтобы прогреть застоявшийся двигатель. - Это, если указатель топлива не врет. Ладно, будем надеяться...
   Полищук еще раз газанул и плавно тронул машину с места. Он вообще все делал без спешки, основательно, и всегда успевал вовремя.
   Рацию взяли, но на связь договорились выходить только в самом крайнем случае. Пока же Стрешнев включил ее не прием и прощупывал эфир в надежде поймать переговоры апостолов, если, конечно, кто-нибудь из них выжил после взрыва.
   - А сатана-то заткнулся! - удовлетворенно констатировал Дмитрий, повернув голову к Николаю.
   - Какой сатана? - оторвался от своих мыслей Лесовой.
   Они проезжали мимо девятиэтажного дома с интернет-кафе на первом этаже, рядом с которым он весной встречался с капитаном ФСБ Митрохиным, оказавшимся по совместительству агентом влияния апостолов в Магадане, хранителем их огромного золотого запаса и хладнокровным убийцей. Совсем немного времени прошло с того дня, а как, кажется, давно это было! А ведь, и на самом деле, подумал Лесовой, все это случилось с ним в другой жизни и в другом мире. И даже сам капитан Митрохин сгинул под чужим солнцем в неведомом конце вселенной...
   Эта мысль так заняла его, что он не понял слов Стрешнева.
   - Проснись! - усмехнулся Дмитрий. - Что, забыл про те сигналы, от которых у нас чуть мозги набекрень не сдвинулись? Мы их еще голосом сатаны назвали... Так вот, нет их больше!
   - Чего удивляться? - пожал плечами Николай. - Значит, передатчик взорвался вместе с куполом.
   - Зачем только им понадобилось собственное хозяйство взрывать? - сворачивая на перекрестке, спросил Леонид, ни к кому не обращаясь.
   - Вот это мы и будем выяснять, - ответил Лесовой. - сами они взорвали свое логово, или помог кто...
   - Тише! - вдруг остановил их Стрешнев и добавил громкости рации. Из динамика раздалось шипение, потом прозвучали несколько слов на языке сохани, снова шипение, короткий ответ на том же языке, и на этом радиообмен закончился.
   - О чем они говорили? - насторожился Лесовой? - Сможете перевести? Вы же учили их язык, когда жили у них в Городе!
   - Да что мы там успели выучить? - отмахнулся Стрешнев. - Несколько слов! Я, например, ничего не понял.
   - Я тоже, - сказал Полищук. - Но запомнил все, могу повторить слово в слово.
   - И то, слава Богу! - вздохнул Николай. - Может быть, доктор переведет.
   - Сейчас? - спросил Дмитрий, взявшись за рацию.
   - Нет, не надо пока, - ответил Лесовой после секундного размышления. - Они могут услышать нас точно так же, как мы услышали их. Сначала разберемся, что к чему.
   Справа по ходу движения потянулся высокий сплошной деревянный забор с рядами колючей проволоки по верху и большими воротами в центре. Рядом с воротами висела красная вывеска с надписью, но прочитать ее на ходу они не успели.
   - Смотри-ка, зона здесь уцелела! - удивился Полищук, которому здешние места были знакомы. - А у нас ее давно закрыли! Решили, что слишком накладно зэков на севере держать.
   - Здесь, похоже, на это нашлись средства, - заметил Лесовой. - Может быть, стараниями наших друзей апостолов?
   Побывав на планете апостолов, Николай думал, что ничему больше в своей жизни не сможет удивляться. Но теперь, оказавшись в этом мире, внешне вроде бы не отличавшемся от своего, привычного, но в то же время совершенно другом, созданном преследующими свои черные цели служителями сатаны, ему временами казалось, что все это - бред воспаленного воображения. Не хотелось верить, что мир, такой незыблемый и устойчивый, может быть вывернут наизнанку какими-то рехнувшимися фанатиками. Но страшная действительность диктовала свои безумные правила. Волею судьбы он попал в самый центр этих нереальных событий, мало того, получилось так, что именно он и его друзья оказались на пути безжалостного катка, накатывающего на Божий мир. И, как бы невероятно это не выглядело, только они могли противостоять им. А раз так, подумал Николай, надо относиться к делу проще - отбросить ненужные умствования и делать свое дело так, как делал его на всех прежних заданиях. Сметая все препятствия, и не зная сомнений.
   Забор с колючей проволокой кончился, начался район неказистых деревянных домишек и покосившихся двухэтажных бараков. Скоро закончился и асфальт, дальше пошла пыльная грунтовка. Они проехали пригород, называемый Новая Веселая, согнали с дороги большую свору собак, с хозяйским видом развалившихся в пыли прямо на проезжей части, и свернули в сторону каменного карьера. Оставив карьер с левой стороны, въехали под полосатый шлагбаум с надписью "запретная зона", кое-как преодолели по ухабам и ямам еще с километр, и тут машину пришлось оставить. Дальше нельзя было проехать даже на УАЗе, разве что на армейском вездеходе или на бульдозере.
   ...Еще издали они увидели картину разрушений, и поняли, что искать здесь живых людей бесполезно. Взрыв был такой силы, что смел не только алюминиевый купол, но и слизнул всю вершину сопки. Поэтому шли не таясь.
   - Кажется, мы зря сюда тащились, - мрачно сказал Стрешнев, глядя на все еще дымящиеся камни.
   В воздухе стоял резкий запах, но это не был запах сгоревшей взрывчатки. Тот был хорошо знаком разведчикам, а тут пахло чем-то непонятным, кисловато-пряным. Полищук достал карманный дозиметр и сообщил:
   - Фон чуть повышенный, но для Магадана это норма. Плохо, определить тип взрывчатки нам нечем...
   - Ты что, не помнишь, что сказал апостол? - проворчал Стрешнев. - Они умеют взрывать камни. Или воздух...
   - И ты ему поверил? - с сомнением спросил Леонид.
   - А ты нет? - парировал Дмитрий. Не привык еще?
   - Вряд ли кто-то здесь уцелел, - не став спорить, сменил тему Полищук, и добавил, подняв с земли покореженный цилиндрик из тускло-серебристого металла размером с ручную гранату, бывший до взрыва, по всей видимости, частью какого-то механизма: - А вот это явно имеет отношение к их магической технике. Даже на ощупь чувствуется. Э-э! Что-то не то!
   Глаза у Леонида испуганно расширились. Он протянул находку Николаю:
   - Вот, попробуй...
   Лесовой взял цилиндр, показавшийся ему слишком тяжелым для такого размера. Металл был еще теплым после взрыва, почти горячим, но не настолько, чтобы его нельзя было удержать. И, главное - из него через руку в тело и мозг вливалась волна будоражащей злой энергии. Настолько злой, что захотелось сорвать с плеча автомат и полоснуть очередью по ненавистным рожам этих двух ублюдков, что стояли рядом. Ну, чего, спрашивается, они смотрят на него? Еще и скалятся? Не видели никогда?
   Лесовой злобно зарычал и потянул автомат с плеча, но Стрешнев не дал ему этого сделать, вырвав у Николая из руки злополучный кусок металла.
   - Ну-ка, остынь? - прикрикнул Дмитрий на бывшего подчиненного. - Чего это ты вдруг глаза выпучил, будто духов увидел? За автомат хватаешься! Еще чуть-чуть, и по нам бы стрелять начал...
   - Ты прав, - Николай потряс головой, приходя в себя. - Леня сразу врубился - что-то не то в этой железяке. А я не понял, схватился...
   - Тут надо аккуратнее быть! Не трогать незнакомых вещей! - наставительно заметил Дмитрий и усмехнулся невесело. - А вы, как малые дети, все, что увидите, в рот тащите.
   - Да, - согласился Лесовой. Вспомнилось, как духи прятали взрывные устройства в ценных вещах, привлекавших внимание охочих до трофеев бойцов. - Ну, не могут эти твари без гадости прожить, все с изнанкой, с подлянкой какой-нибудь. Вроде тот же металл, из которого транспортные диски сделаны. Что в нем может быть опасного? Так нет же, они и его умудрились каким-то подлым гипнозом зарядить. А я хорош! Вот уж точно говорят - бес попутал! Правильно ты заметил, еще чуть-чуть, и перестреляли бы мы здесь друг друга! Спасибо, что вовремя сообразил!
   - Ладно, сочтемся, - отмахнулся Стрешнев. - Скажи лучше, что дальше делать будем?
   - Искать будем гадов, что еще? - зло ответил Лесовой, невольно вздрагивая после перенесенного приступа злобы. - Кто-то ведь из них уцелел, если по радио переговариваются! И глядим в оба, мужики! Не нравится мне это место, что-то тут не так!
   И, увидев, что Стрешнев все еще держит в руке "заминированный" серебристый цилиндр, приказал ему:
   - Брось быстро эту гадость, а то...
   Полученная встряска мешала как следует сосредоточиться на своих ощущениях, но где-то внутри, в солнечном сплетении, уже начинало сладко ныть, что было обычно предчувствием опасности.
   - Не надо никого искать! - сказал вдруг Полищук страшным голосом, глядя за спины Николаю и Дмитрию. - Кажется, они сами нас нашли!
   Лесовой хотел повернуться назад, но делать этого не пришлось. Бледнолицые в сиреневых камзолах появлялись один за другим, окружая их со всех сторон. Они возникали прямо из воздуха, было их не меньше десятка, и все были вооружены. Трое из них держали в руках не автоматы, а какую-то нелепые трубы большого диаметра с раструбом на конце. Это были не гранатометы, а нечто другое, ни разу Николаем не виданное. И откуда-то в голову пришла ясная и беспощадная в своей простоте мысль - дергаться бесполезно, все равно сделать он ничего не успевает...
   ...Прежде, чем потерять сознание, Лесовой успел заметить, что они с Леонидом остались вдвоем. Куда-то исчез Дима Стрешнев. Как и когда это случилось, он не видел.
  
   Глава 5. Я слышу!
  
   Марта отвела бледнолицего в другую комнату и пристегнула наручниками к трубе отопления. Сама вернулась назад, устроилась в кресле, и больше ее не было слышно. Доктор занялся с гостями. Сначала он выслушал Татьяну. Ее рассказ не занял много времени. Доктор задал ей несколько вопросов о том дне, когда она осталась одна в городе. Его интересовало, долго ли она была под наркозом, не возникло ли каких-то необычных ощущений после того, как очнулась, что почувствовала, когда впервые увидела бледнолицых? Таня отвечала толково и обстоятельно; выслушав ее, Георгий Шалвович удовлетворенно кивнул и переключился на Савельева. Его история заинтересовала доктора гораздо больше, особенно робинзонада Андрея в заброшенном лагере. Савельеву пришлось долго и подробно рассказывать все, начиная с охоты на баранов и блуждания по горам, до убийства бледнолицего в супермаркете.
   Иногда у доктора возникали неожиданные вопросы, и тогда Савельеву приходилось возвращаться назад в своем рассказе, чтобы описать какой-нибудь, совершенно незначительный на его взгляд, эпизод. Особенно заинтересовали доктора события того дня, когда в мертвый поселок прилетал вертолет, а у Савельева случился срыв и он потерял сознание. Тут уж Георгий Шалвович показал, что он на самом деле доктор психологических наук. Он вымотал Савельеву душу, искусстно выпытывая подробности его состояния в тот день; долго расспрашивал о странном северном сиянии, которое Андрей принял за знамение. Почему решил, что на Земле произошла какая-то катастрофа, и он остался на ней последним живым человеком? Как возникла в голове мысль, что он растет с огромной скоростью, увеличиваясь в миллионы раз, и все предметы вокруг растут одновременно с ним, и поэтому его размеры относительно окружающего мира остаются неизменными? Причем, доктору удавалось формулировать посетившие Савельева в тот день бредовые мысли точнее и конкретнее, чем получалось это у него самого.
   Когда рассказ дошел до первой встречи с бледнолицыми в обезлюдевшем старательском поселке, и доктор услышал, что Андрею удалось как-то преодолеть всепоглощающий страх, остаться в сознании и сохранить полное самообладание, у него загорелись глаза. Он не только расспросил, как это у него получилось, но даже заставил продемонстрировать, какие мышцы, и в какой последовательности напрягал, вспомнить, что думал при этом. Доктор проникал в самые потаенные уголки сознания, выворачивал его наизнанку. Ему удалось коснуться даже подсознания Савельева и заставить его вспомнить такие подробности, о которых тот давно и безнадежно забыл. Или казалось, что забыл. Единственное, что Андрей сумел удержать при себе - это свои отношения с Таней. Однако Георгий Шалвович, скорее всего, и сам обо всем догадался - это было, в общем-то, нетрудно, стоило лишь перехватить взгляды, которыми обменивались Таня и Савельев. Но, если и догадался, то не подал виду и даже ни разу не коснулся этой темы.
   И еще Савельев ни словом не обмолвился о странных видениях, посетивших его, когда он валялся без сознания в бывшем лагерном бараке. Он не собирался скрывать этого от доктора, не боялся, что тот примет его за человека с ненадежной психикой. Нет, просто он почему-то намертво забыл этот эпизод. Отлично помнил каждую мелочь из других происшествий того дня, вплоть до привкуса крови во рту, когда очнулся и увидел перед глазами лохматую собачью морду. А видение, в котором он совершил визит в логово самого сатаны, настолько яркое и правдоподобное, что воспоминание о нем долго еще не давало спать ночами, выпало из памяти именно сейчас.
   Забегая вперед, можно сказать - чуть позже он вспомнил все, но завертелись уже совсем другие события, и Савельев решил, что его тогдашние галлюцинации вряд ли будут интересны доктору. Возможно, если бы он рассказал об этом своем видении сразу, события пошли бы совсем по другому, но случилось так, как случилось, и ничего изменить было уже нельзя.
   По всем остальным событиям колымской одиссеи Савельева Георгий Шалвович прошелся такой частой гребенкой, что вспоминать, кажется, стало больше нечего. Андрей вздохнул с облегчением, надеясь, что на этом расспросы закончатся, но не тут-то было. Теперь доктор перешел на московский период его жизни, делая почему-то особый упор на политическое устройство страны и мира, из которого Савельев непонятным образом оказался выброшен сюда, в измененную реальность. О том, что эти реальности сильно разнятся между собой, доктору было прекрасно известно, из чего Андрей сделал вывод: он и его люди появились здесь совсем не случайно и, судя по их явному профессионализму, представляют интересы достаточно серьезных сил. Скорее всего - государства.
   Георгий Шалвович хотел знать все: политическое устройство России и других стран, фамилии всех более-менее значительных политических деятелей и других видных людей, ключевые исторические события за последние сто лет. Савельев напрягал память, стараясь не упасть в грязь лицом, будто на экзаменах в институте, и вспоминал такое, что сам удивлялся, как оно могло задержаться в его мозгах. Ему даже показалось, что давно забытые факты и фамилии не сами собой всплывают из глубин сознания, а это доктор влияет на него своими наводящими вопросами, вкрадчивыми движениями и сверлящим взглядом мрачных черных глаз. Ворошит у него в голове копившийся годами информационный мусор и извлекает из-под черепа то, что ему нужно.
   Савельеву это совсем не понравилось - не хватало еще, чтобы кто-то копался в его психике! Только что он рассказывал доктору, как ему удалось закрыть свое сознание от внушаемого бледнолицыми страха. Может быть, прием сработает и в этом случае? Он напряг волю и представил, что голову закрывает непроницаемый барьер. И понял - сработало! Доктор прервался на полуслове, недовольно нахмурился и сверкнул на него черными глазами. Но выражать неудовольствие вслух не стал, только участливо спросил:
   - С вами что-то не так, молодой человек? Может быть, вы устали? Или плохо себя чувствуете?
   - Нет, со мной все в порядке, - ответил Савельев с невинным видом. - С чего вы взяли?
   - Андрей, не пытайтесь что-нибудь скрыть от меня, - доктор сменил тон. Уловив неискренность в голосе Савельева, он заговорил жестко и требовательно. - Мы здесь не в игрушки играем. Неужели вы не понимаете, как велика опасность? Или вам мало того, что уже произошло?
   Савельев упрямо молчал. Может быть, доктор был по-своему прав, но и он не считал себя ни в чем виноватым.
   - А парнишка не прост! - голос доктора зазвучал совсем по-другому. Может быть потому, что говорил он, не разжимая губ. - И ломать его не хочется, но другого выхода я не вижу. Нужна полная информация, а времени на уговоры нет.
   - Раз надо - ломай! - Марта тоже говорила как-то странно. Если точнее, совершенно бесстрастно. Впрочем, она и раньше не отличалась излишней эмоциональностью.
   Этого Савельев выдержать не мог. Сдержанность никогда не была сильной стороной его характера.
   - Знаете что? - взорвался он. - Ломайте кого-нибудь другого! Что вам еще от меня надо? Я и так перед вами наизнанку вывернулся...
   - Андрей, ты что? - удивленно спросила Таня, с испугом посмотрев на него. - Перегрелся, что ли?
   - Я-то ничего! - разговаривая с Таней, он смягчил тон. - Но пусть не думают, что мы у них в плену, и с нами можно делать все, что угодно. Если что-то не так, мы можем встать и уйти! А то ломать они меня собрались!
   - Да что с тобой? Кто собирается тебя ломать? - еще сильнее удивилась девушка.
   - Ты что, не слышала, о чем они говорят? - теперь настала очередь удивляться Савельеву.
   - Что ты выдумываешь? - Таня никак не могла понять его. - Доктор сказал, чтобы ты ничего не скрывал от него, потому что это слишком опасно. А Марта вообще все время молчала...
   Савельев повернулся в сторону своих обидчиков и увидел, что доктор смотрит на него с возрастающим интересом, и даже бесстрастная Марта округлила от удивления глаза.
   - Андрей, если ты меня слышишь, ответь, но только про себя. Мысленно.
   Кто-то здесь определенно сошел с ума, и скорее всего это был Савельев. Эти слова не мог произнести никто, кроме доктора. Голос, хоть и сильно измененный, без всякого сомнения, принадлежал ему. Но Андрей смотрел прямо на него, и видел, что рот у доктора закрыт, и вообще на лице не шевельнулась ни одна мышца.
   - Таня, ты слышала? - тихо спросил он.
   Одно из двух - или доктор обладает способностью к чревовещанию, или передает ему свои мысли напрямую.
   - Что? - так же тихо переспросила девушка, уже не удивленно, а испуганно.
   - Андрей, не дури! - прозвучал тот же голос, и Савельев убедился, что доктор не произнес ни слова, а голос звучит прямо у него в голове. - Не пугай Татьяну, ей и так несладко. Успокой ее. И ответь мне, если слышишь. Только про себя, про себя! А то еще сильнее напугаешь!
   - Я слышу! Слышу! - Савельев едва удержался, чтобы не прокричать эти слова вслух. - Но что это?
   - Потом объясню! - ответил доктор, не меняя выражения лица. - Ты давай, с Татьяной поговори. А то мало ли что она о тебе подумает?
   - Прости, Танюша, показалось, наверное! - он вымученно улыбнулся девушке, которая по-прежнему не спускала с него испуганных глаз. - Нервы, наверное, расшалились. Даже в глазах чего-то помутилось...
   - Конечно, конечно! - жалобно, и в то же время облегченно пролепетала она. - Я бы вообще умерла от страха, если бы мне пришлось в человека стрелять... Как ты сейчас?
   - Ничего, уже прошло! - успокоил он Таню.
   На самом деле Савельев не чувствовал ни малейшего угрызения совести по поводу застреленного им бледнолицего. Да, на душе было мерзко и пакостно, но не больше, чем, если бы пришлось убить напавшего на него взбесившегося пса.
   Лежавший в углу Бурчало глухо заворчал, будто понял его мысль и ответил обиженно: "тоже сравнил!".
   Неужели и он?.. - растерянно подумал Савельев.
   - Животные способны на многое, о чем люди не догадываются, - все так же мысленно подсказал доктор. - Особенно те, которые живут рядом с нами. Как собаки, например...
   Потом, прервав затянувшуюся тишину, сказал вслух:
   - Марта, забирай Татьяну, и отправляйтесь на кухню. Скоро должны вернуться наши разведчики, их надо будет накормить. А мы с Андреем тут еще побеседуем...
  
   Глава 6. Незаконченный допрос
  
   Из всех чувств осталось только осязание. Лесовой не знал, сохранились ли у него глаза и другие органы связи с внешним миром. Вокруг была сплошная, беспросветная чернота, в которой отсутствовали даже те световые пятна и вспышки, которые возникают перед закрытыми глазами в полном мраке. Впрочем, ни закрыть, ни открыть глаза он тоже не мог - тело ему не подчинялось. Не было и звуков. Никаких. Полная, абсолютная тишина, даже без звона в ушах. Было единственное ощущение - что он сидит на чем-то твердом, привязанный, или обездвиженный каким-то другим способом, и не может шевельнуться. Хорошо хоть, не потерялись руки и ноги. Они были на месте, но тоже не слушались его.
   Пропало и чувство времени. Он не знал, как долго находился без сознания, как не знал и того, когда очнулся и сколько уже сидит зафиксированный на непонятном сиденьи - несколько минут или несколько часов. Переход от небытия к ощущению себя был не резким, как щелчок выключателя, а каким-то нечетким, смазанным. Оставалось непонятным, где он - в помещении, или на улице. Скорее всего, в помещении, потому что не чувствовалось никакого шевеления воздуха. И уж тем более, он не знал, есть ли кто-то рядом с ним. Где Стрешнев и Полищук? Где захватившие их бледнолицые, и как им удалось подобраться незамеченными?
   Вдруг он поймал мысль, которая занозой сидела в мозгу. Ведь Дима Стрешнев исчез раньше, чем он потерял сознание, чуть ли не до появления бледнолицых! Или, во всяком случае, одновременно с ним. Куда он мог деваться? Может быть, врубившись в ситуацию быстрее всех, он понял, что происходит, и перешел на ускоренное движение? Если это так, то удалось ли ему уйти, или апостолы все-таки перехватили его?
   ...Тишина и темнота взорвались светом и звуками так внезапно, что Лесовому показалось - вот теперь уж он ослепнет и оглохнет окончательно. Но прошло несколько секунд, и он понял, что свет, показавшийся сначала ярче солнечного, давала обыкновенная электрическая лампочка, подключенная куском провода к автомобильному аккумулятору, а оглушительный шум оказался всего лишь голосами двух о чем-то споривших апостолов, один из которых был одет в камзол уже знакомого Николаю ядовито-сиреневого цвета. Такой же, в каком щеголял Страж Храма Дэвла, адепт третьего поколения Крис, плененный ими в супермаркете. На втором камзол был зеленый, и из двоих он был главным, потому что строго отчитывал на языке сохани работника тайной полиции, а тот виновато оправдывался.
   Николай попытался повернуть голову, чтобы осмотреться, но у него ничего не получилось. Приказ, отданный мозгом мышцам, почему-то до них не доходил. Он попробовал пошевелить пальцами рук, ног - результат оказался тот же. Двигались только зрачки глаз, и Лесовой поспешил осмотреться вокруг. Слева от него стояло кресло, похожее на электрический стул - к подлокотнику подходил электрический кабель приличного диаметра. Николай проследил кабель, тот оказался подключен к какому-то аппарату вполне обычного, совершенно не магического вида, похожему на те, что стоят в процедурных кабинетах поликлиник. Аппарат, в свою очередь, таким же кабелем был присоединен к целой батарее все тех же аккумуляторов, таких, как тот, от которого горела лампочка. Их вдоль стены стояло не меньше ста штук.
   Все это вместе было расположено в большой комнате с двумя завешенными плотными шторами окнами и выкрашенными светло-зеленой краской стенами. Кроме кресел, в которых сидели он и Леонид, стеллажа с аккумуляторами и двух подставок с непонятными аппаратами, остальная обстановка помещения состояла из большого стола и нескольких стульев вокруг него.
   Что-то творится с головой, подумал Лесовой. Кресло, аккумуляторы, кабель... А то, что в кресле сидел Леня Полищук, до него дошло только сейчас. Он скосил глаза до упора, чтобы рассмотреть друга как следует. Против ожидания, тот не был ни привязан, ни прикован к креслу. Только на оголенных запястьях лежавших на подлокотниках рук были надеты широкие металлические браслеты, и на голове красовался обруч, тоже металлический, от которого, как и от браслетов, к креслу шли провода. Судя по опущенным векам, Полищук все еще оставался без сознания.
   Николай опустил глаза - его собственные руки были украшены такими же браслетами. И обруч тоже, вроде, был. Во всяком случае, на голове чувствовалась лишняя тяжесть. Он попытался проанализировать свои ощущения. Боли нигде не было, но сказать, что голова оставалась ясной, нельзя. Мысли путались, соображалось плохо. Хуже того, рассудком овладела апатия, и думать просто не хотелось. А вот это уже совсем плохо. Какой бы безвыходной ни казалась ситуация, складывать руки нельзя никогда. Потеря воли к сопротивлению - верный проигрыш.
   Лесовой стал собирать силы в кулак. В самом буквальном смысле. Нужно было восстанавливать контроль над телом, и начал он с правой руки. Он представил собственную жизненную силу в виде жидкого металла, разлитого по всему телу. Сейчас этот металл застыл, и его надо было растопить, чтобы руки и ноги снова стали повиноваться. Для этого он, как заклинание, несколько раз повторил про себя: "моя правая рука горячая, пальцы оттаивают, я могу ими двигать, в руке появляется сила".
   Сработало. Николай медленно-медленно стал сжимать пальцы в кулак. И вдруг аппарат, к которому было подключено его кресло, издал резкий звук, и на нем замигала желтая лампочка. Апостолы немедленно прекратили разговор и повернулись к нему. Старший, одетый в зеленый камзол, подошел к аппарату, щелкнул тумблером, посмотрел на небольшое табло, по которому быстро побежали цифры, и что-то сказал своему подчиненному. Тот вышел через дверь, остававшуюся вне поля зрения Николая, и вскоре вернулся, но не один. С ним пришел еще один человек. Не бледнолицый, с совершенно нормальным цветом кожи. Прямо на ходу он натягивал поверх серого гражданского пиджака белый врачебный халат.
   Он бесцеремонно поднял Лесовому веки, заглянул в глаза. Потом подошел к Полищуку и повторил ту же процедуру. Повернулся к апостолу в зеленом камзоле и сказал по-русски:
   - С этим, - он показал на Николая, - можно разговаривать. Со вторым придется подождать.
   Взяв стул, "врач" занял место около аппарата, к которому было подключено кресло Лесового, и добавил:
   - Судя по физическим кондициям, разговор с обоими можно начинать сразу с третьего уровня. А с этим даже с четвертого. Слишком уж быстро он очнулся. Начнем?
   Он покрутил ручки на аппарате и вопросительно посмотрел на бледнолицых. Николай отметил, что "врач" разговаривал с ними без всякого подобострастия, на равных, совсем не так, как это делали "пролетарии" на планете апостолов. И тут до него дошло, что тот имел в виду, сказав: "начнем с четвертого уровня". Ну, сука, предатель, погоди, я тебе начну! Дай только освободиться! - мелькнула бешеная мысль. Лесовой попытался вскочить с кресла, но все, что у него получилось - это сжать руку в кулак.
   - Ого! - уважительно сказал "врач". - Посмотрите, что он вытворяет! Я ни разу не видел, чтобы кто-то даже глазами шевельнул при включенной аппаратуре. А этот, мало того, что самостоятельно в себя пришел, так еще и дергается!
   - На него и парализатор пришлось включать на полную мощность, - добавил апостол в сиреневом камзоле тайной полиции. - Иначе никак завалить не могли. Здоровый бугай! Так что, давай, наверное, сразу пятый уровень. Такой выдержит.
   "Врач" довольно ухмыльнулся и щелкнул выключателем на приборе.
   ...Такую боль Лесовому довелось испытать лишь однажды. Это было в "новом мире", когда ему пришлось провести кошмарный день под убийственным солнцем планеты апостолов. Когда виртуальные чеченцы виртуальными, но вполне осязаемыми кинжалами вырезали ему сердце и печень, а он продолжал оставаться в сознании. Сейчас кто-то невидимый снова рвал его на части, а вся поверхность тела превратилась в одну огромную мучительную рану. И самое страшное, что он не только не мог пошевелиться, но даже застонать, чтобы хоть как-то унять боль.
   Кончилось все так же неожиданно, как и началось - Николай пропустил момент, когда "врач"-садист выключил прибор. Боль прекратилась, оставив после себя лишь озноб и зуд во всем теле.
   - Теперь вы поняли, что мы можем с вами сделать? - сказал апостол в зеленом камзоле, подойдя вплотную к креслу Николая. - И это только начало. Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы на них отвечать. Не ответите - этот человек повысит уровень воздействия на десять процентов. Каждые вопрос, оставшийся без ответа - плюс дополнительные десять процентов. Вы меня поняли?
   Он подал знак "врачу". Тот покрутил ручку аппарата, и Николай почувствовал, что, хоть и с трудом, но может шевелить языком.
   - Что вы от меня хотите? - прохрипел он.
   - Всего три вопроса, - ответил апостол. - Кто вы такие, как сюда попали, и что вам здесь надо. Даете правдивые ответы - и свободны.
   Заметив недоверчивую улыбку Николая, добавил:
   - Относительно свободны, конечно. Потом мы решим, что с вами делать. Одно могу пообещать: несмотря на ваше предательство, вы останетесь живы. Священный дух сохани слишком дорог, чтобы мы без достаточных оснований проливали кровь его носителей!
   Ишь, как заговорил! - подумал Николай. - Намекает на цвет наших лиц, родство наших душ. Но кто бы ему поверил? Тамбовский волк тебе родственник! А вслух спросил:
   - Это все, что вас интересует?
   - Пока - да. Но для начала вы ответите, где делся ваш третий товарищ.
   Ага! - насторожился Лесовой. - Значит, они тоже не знают, где Димка, и боятся его!
   - По первым вопросам мы можем поговорить, - ответил он, с трудом ворочая языком. Нужно было тянуть резину как можно дольше, чтобы дать Стрешневу время для маневра. Николай не сомневался, что Дима сбежал не просто так. Сейчас он прокладывает дорогу к их освобождению, и плохо придется тому, кто встанет на его пути. - Но где делся наш товарищ, я знаю не больше вашего. Я даже не заметил, когда он пропал. Может быть, он просто вошел в ускорение?
   - Не считайте меня простаком! - нахмурился апостол. - Люди господина Гумберта - он кивнул в сторону представителя тайной полиции - проверили местность на всех скоростях, вплоть до максимальной, и никого не обнаружили. Сбежавший - из вашей команды, и я не верю, что вы не знаете способа, которым он воспользовался. Мало того, чуть позже пропали двое из наших людей. Одного обнаружили обездвиженным выстрелом из парализатора, а второго так и не нашли. Короче говоря, я даю вам десять секунд, а потом включаем аппарат.
   А Димка молодец! Мало того, что улизнул сам, так еще и языка прихватил! Непонятно только, что у него произошло со вторым...
   Конечно, даже если бы Николай знал, как сбежал Стрешнев и где он сейчас, то никогда не выдал бы его этой самоуверенной бледнолицей сволочи. Но он действительно не знал, как это удалось подполковнику. И надо было за десять секунд придумать что-то правдоподобное, потому что вовсе не улыбалось снова испытать на себе действие чертова аппарата.
   Он не успел. Апостол говорил что-то о десяти процентах, но Николаю показалось, что боль на этот раз усилилась вдвое, если только это было вообще возможно. Казалось, что на него одновременно обрушились все страдания мира. Изверг в белом халате, как назло, снова отключил ему голосовые связки, так что Лесовой не мог даже мычать. А "врач" не сводил с него глаз, в которых тусклым огоньком светилось нездоровое любопытство.
   Для Николая не существовало ничего, кроме боли, и поэтому он не услышал, как прозвучал сигнал аппарата, к которому был подключен Леонид. Старший апостол подал знак "врачу", и тот выключил "адскую машинку". Лесовому показалось, что он сделал это с некоторым сожалением. Наверное, ему очень хотелось узнать, сколько еще выдержит испытуемый.
   - Я жду ответа, - напомнил апостол. - Или вы хотите испытать на себе, что такое еще десять процентов?
   Николаю совсем этого не хотелось, но ответить он не мог - "врач" забыл произвести необходимые манипуляции с аппаратурой.
   - Да включите же ему голос! - заметив это, сказал апостол. - Свое научное любопытство будете удовлетворять в другой раз.
   "Врач" недовольно поморщился, но подчинился.
   - Так вы надумали говорить? - апостол снова обратился к Николаю. - Учтите, жизнь вашему сбежавшему товарищу мы сможем сохранить лишь в том случае, если он не перейдет определенную черту и не натворит глупостей.
   - Но я на самом деле ничего не могу вам сказать! - Лесовой старался сохранять спокойствие. - Хоть на десять процентов увеличивайте, хоть на сто.
   - Надо будет, увеличим и на сто, - с угрозой в голосе сказал апостол.
   Чин из тайной полиции по имени Гумберт что-то сказал ему на языке сохани, апостол согласно кивнул и снова заговорил:
   - Хорошо. Попробуем другой способ. Ваш друг пришел в себя, и мы попробуем спросить то же самое у него. Может быть, вам не захочется подвергать его напрасным страданиям, и вы из чувства солидарности скажете нам правду. Или он сам заговорит. Нам, в принципе, все равно. И хочу вам сказать: не существует людей, способных промолчать под воздействием этого аппарата. Кстати, разработка нашего доктора...
   "Врач" довольно улыбнулся.
   ...Леониду не отключили голосовой центр, и в его хрипах и воплях было столько страдания, что если бы Лесовой мог двигаться, он разорвал бы "врача" и апостолов голыми руками. Винить друга в слабости он не мог, потому что по себе знал - удержаться от крика боли было невозможно.
   ...Кончилось все неожиданно. Хрип Полищука сменился стоном облегчения. Лесовой вдруг увидел себя уже не в кресле, а на одном из приставленных к столу стульев. Рядом с ним сидел Леонид. Апостол в сиреневом камзоле валялся на полу с разбитой головой, а главный, закатив глаза и свесив голову на сторону, обмяк в кресле, где только что сидел Николай. "Врач" оставался на своем месте около аппарата, и цвет его лица стремительно приближался к апостольскому. Вся эта пертурбация произошла мгновенно, со скоростью смены кадров в кино.
   А посреди комнаты с довольным видом стоял Дима Стрешнев с автоматом на одном плече и трубой-парализатором на другом.
  
   Глава 7. Что произошло с подполковником Стрешневым
  
   Когда Дмитрий услышал слова Лесового: "не нравится мне это место!", он внезапно понял - сейчас что-то произойдет. Шестое чувство было развито у него не так сильно, как у везунчика Кольки, но иногда оно тоже творило настоящие чудеса. Сейчас был именно тот случай. В голове молнией сверкнула мысль, которой он не мог, да и не собирался сопротивляться: если он сейчас, немедленно, не войдет в состояние ускорения, не уйдет от опасности хотя бы один, то они погибнут. Все трое. Другого выхода интуиция не подсказывала. Появляющихся прямо из воздуха апостолов в сиреневых камзолах он заметил краем глаза уже позже, в самый последний момент, когда время вокруг стало стремительно замедляться.
   Но тут произошло что-то непонятное, совсем не то, чего он ждал. Вместо того, чтобы застыть в неподвижности, окружающий мир вдруг исчез, поглощенный плотным серым туманом, в котором не было ни движений, ни звуков. Это испугало Дмитрия, но не до такой степени, чтобы потерять самообладание. Он вдруг понял, что все еще держит в руке кусок металла, который отобрал у Лесового, и бросил его под ноги.
   Как только он избавился от злополучной железки, туман вокруг стал рассеиваться, и сквозь него начали прорисовываться неподвижные призрачные фигуры. Приглядевшись, Дмитрий увидел композицию, вовсе его не вдохновившую: апостолы держали его друзей, каждого по двое, и оба они повисли у них на руках без признаков жизни. Но парни вряд ли были убиты, иначе, зачем бы убийцам поднимать их и держать на руках? Никаких ран или следов крови он на них не увидел, и понял, что обездвижены они каким-то неизвестным способом. Скорее всего, при помощи этих дурацких труб с раструбами на концах. Но самое странное было то, что сквозь человеческие фигуры он видел камни и другие предметы, что лежали за ними. Самого же Стрешнева никто не замечал, как будто он был бесплотным духом. Хотя один из апостолов смотрел прямо сквозь него.
   Дмитрий догадался, что происходящее каким-то образом связано с цилиндриком из серебристого металла. Он поднял его с земли - все вокруг снова поглотил непроницаемый серый туман. Догадка оказалась верна. Положил железку на камень - и снова сквозь серую пелену стали проступать силуэты людей в окружении похожего на лунный пейзажа. Чем дольше странная штуковина лежала отдельно от него, тем четче становилось изображение, и Стрешнев понял - сейчас апостолы полностью вернутся в реальность (или он сам совместится с реальностью), заметят его, и это кончится для него печально. Он поспешил схватить железку, и снова наплыл туман, поглотивший все окружающее. И одновременно на него нахлынула волна злости на все и на всех. Не только на апостолов, что было вполне естественно, но и на двоих друзей, так бездарно позволивших захватить себя в плен. Только сверхчеловеческим усилием воли ему удалось взять себя в руки.
   В голову пришла мысль, показавшаяся достойной внимания. Похоже было, что состояние окружающего мира зависело от контакта со странным цилиндриком, и даже от расстояния до него. Так может быть, существует оптимальное положение, при котором он сможет наблюдать то, что происходит в реальном мире, оставаясь незамеченным для окружающих?
   Чтобы проверить догадку, Дмитрий сунул железку в карман разгрузочного жилета, благо размером она была не больше ручной гранаты. Туман стал реже, сквозь него опять проступили человеческие силуэты. Но теперь, когда он не держал штуковину в руке, и она оказалась отделена от его тела несколькими слоями одежды, они так и остались полупрозрачными изображениями, тенями реально существовавших людей. Зато он мог беспрепятственно наблюдать за всеми их действиями и перемещениями.
   Четверо, которые держали Лесового и Полищука под руки, застыли в неестественных позах. Еще двое, держа наготове свое оружие, с растерянными лицами стояли около них и тоже не шевелились. Все правильно, подумал Стрешнев, хоть из этого вышло черт знает что, но когда началась вся эта чертовщина, он как раз входил в ускорение, и это у него получилось. Правда, одновременно с этим он выпал из реальности, и виной тому эта так вовремя подвернувшаяся железка.
   Остальные несколько апостолов, набрав скорость, носились по развороченной взрывом макушке сопки в поисках исчезнувшего противника. Один из них с выпученными глазами мчался прямо на него, и Дмитрию даже пришлось отойти в сторону, чтобы избежать столкновения.
   Апостол в сиреневом камзоле промчался мимо него и скрылся за глыбами породы. Дмитрий последовал за ним, чуть увеличив относительную скорость. Убедившись, что никто их не видит, он догнал его и хорошенько приложил ребром ладони по шее. И чуть не упал, потому что рука свободно прошла сквозь тело апостола, не причинив ему никакого вреда. Но тот все равно что-то почувствовал, остановился и стал недоуменно осматриваться по сторонам.
   Догадавшись, в чем дело, Стрешнев ускорился до максимума, так, что движения стоящего рядом апостола стали плавными и замедленными. Потом вынул из кармана кусок металла, аккуратно положил на камень, и стал наблюдать, как полупрозрачный силуэт приобретает нормальную плотность и превращается в реального противника. Дождался, когда глаза апостола вспыхнули испугом - тот, наконец, увидел его - и снова ударил, сосредоточив в руке всю накопившуюся злость.
   Противник еще медленно-медленно падал на землю - вместе с сознанием он
   потерял и способность к ускорению, - а Стрешнев уже понял, что перестарался. Глаза падавшего апостола начали затягиваться пеленой, которой не бывает у живого человека. Стрешнев не раз видел такое, и ошибиться не мог. Злиться на себя не было смысла, что произошло, того не исправить. Он злился только на поверженного противника, оказавшегося таким хлипким.
   Дмитрий поднял оброненное убитым апостолом странное оружие и внимательно рассмотрел. Это была труба из легкого сплава с широким раструбом и вставленным внутри конусом из полупрозрачного красного камня, похожего на рубин. Казенная часть оружия заканчивалась прямоугольной коробкой с маленьким рычажком, движущимся по шкале, разбитой на деления от нуля до двенадцати, и пистолетной рукояткой с кнопкой вместо спускового крючка.
   Стрешнев затолкал тело апостола в расселину между двумя вывернутыми взрывом глыбами породы, завалил камнями. Забрал похожее на мушкет оружие, поднял и положил в карман чудесный цилиндр, и отправился на поиски следующей жертвы. Нужно было испытать приобретенное оружие в действии.
   На свою беду, апостолы разбежались по вершине сопки и потеряли друг друга из вида. Обнаружив одного из них, Дмитрий укрылся за камнем, сдвинул рычажок на коробке до цифры "двенадцать", снова вытащил из кармана железку и навел раструб "мушкета" на врага. Когда тот обрел плотность и осязаемость, нажал на кнопку, и тот рухнул на землю, не издав ни звука. Стрешнев подбежал к нему и, пощупав пульс, убедился, что тот жив, только потерял сознание. Слава Богу, подумал он, значит, живы и его друзья.
   Он вернулся к спасительной железке и снова положил ее в карман. Оказалось, что сделал это очень вовремя - из-за камней появились еще два апостола и, не замечая Дмитрия, бросились к обездвиженному соратнику.
   Теперь предстояло решить, что делать дальше. Можно было попробовать прямо здесь перебить врагов по одному и освободить друзей. Но это было слишком рискованно. Чтобы применить оружие или войти в физический контакт с противником, ему пришлось бы "выйти из тумана" и оказаться замеченным. А это было рискованным из-за явного перевеса сил врага. Пока будешь разбираться с одним, второй прихлопнет тебя самого, и тогда помочь друзьям будет уже некому.
   Был и другой выход. Раз апостолы оставили его друзей в живых, значит, они им нужны, скорее всего, для допроса. Вряд ли ими будут заниматься здесь, на семи ветрах. Скорее всего, они уволокут Лесового и Полищука в свое запасное логово. Если так, он сможет проследить за ними, оставаясь незамеченным, а там уж, разобравшись в обстановке, освободить ребят и посчитаться с бледнолицыми тварями.
   Он оказался прав. Не учел лишь того, что апостолы не собирались тащить пленников с сопки на себе. На крошечном ровном пятачке между каменными глыбами стоял раритетный черный автомобиль, брат-близнец того, что они сожгли у супермаркета. Совершенно непонятно было, как он оказался здесь и как собирается отсюда уехать. Разве что улетит по воздуху...
   Стрешнев вернулся к нормальной скорости и, оставаясь невидимым для апостолов, занял наблюдательную позицию. Он абсолютно не понимал механики происходивших с ним чудес, но безошибочно использовал их в своих интересах, оборачивая магию апостолов в свою пользу. Сейчас был именно тот момент, когда нужно не размышлять о причинах происходящего, не доискиваться до корней, а просто действовать. Что он и делал. А еще ему сильно помогал проснувшийся инстинкт...
   Лесового и Полищука погрузили на заднее сиденье машины. Туда же, потеснив их к середине, по краям уселись два вооруженных апостола. Еще два уселись вперед - один за рулем, второй рядом с ним. К этому времени принесли того, которого Дмитрий подстрелил из "мушкета", и тоже кое-как втиснули сзади. Оставшиеся четверо с унылым видом разбрелись по сопке. Кажется, они получили приказ не возвращаться без него, Стрешнева.
   И что дальше? - подумал он, когда захлопнулись дверцы машины. А дальше было вот что. Приглушенно зарокотал двигатель, и автомобиль плавно приподнялся над землей. Воздух между его днищем и камнями колыхался, как нагретый, а от земли разлетался песок и мелкие камешки. Повисев несколько секунд, машина плавно тронулась с места, не касаясь колесами земли и постепенно набирая скорость. Дмитрию пришлось снова войти в ускорение, чтобы поспеть за ней.
   Поравнявшись с брошенным около шлагбаума УАЗом, черный автомобиль опустился на дорогу и дальше поехал, как ездят все нормальные машины. Двигался он по тому же маршруту, по которому прибыли сюда разведчики. Миновали карьер, спустились вниз, свернули на ведущую в город дорогу. Но в город не поехали. Достигнув первых построек, через открытые ворота в бетонном заборе въехали во двор с мрачным двухэтажным бетонным зданием. Открыв железную дверь, заволокли пленников внутрь. Стрешнев невидимой тенью проскользнул следом.
   Четыре апостола подняли все еще бесчувственных Николая и Леонида по гулкой железной лестнице на второй этаж, втащили в большую комнату и усадили в странные металлические кресла. Апостол благообразного вида в зеленом камзоле отослал всех, оставив только одного, командовавшего ищейками в сиреневых камзолах.
   Дело близилось к завершению. Можно было освобождать друзей, но Стрешнев решил, пока они не пришли в себя, заняться очисткой тылов. Он вышел из комнаты, вытащил из кармана и спрятал за батареей отопления в коридоре заветный кусок металла, отчего сразу вернулся в реальный мир, и снова вошел в ускорение. Начать решил со двора, где за рулем черного автомобиля оставался один из апостолов. Разобравшись с ним, отправился в рейд по зданию, где пособники сатаны устроили себе логово. Его путь по коридорам и комнатам можно было проследить по разбросанным повсюду неподвижным телам со свернутыми шеями и разбитыми головами. Это оказалось несложно. Он вспомнил, как лет восемь назад они впятером проникли в дом, стоявший посреди набитого боевиками села, не поднимая шума, ликвидировали штаб бандитской бригады в полном составе вместе с прибывшим в тот день ближневосточным эмиссаром (ради которого и было затеяно дело) и его охраной, и так же бесшумно ушли в горы. При этом в селе не только не поднялась тревога, но даже не залаяли собаки. А ведь тогда они понятия не имели ни о каком ускорении. Так что сегодняшнее дело, по сравнению с той операцией, казалось легкой прогулкой.
   К удивлению Дмитрия, среди апостолов ему попались несколько обычных людей с нормальным цветом лица. Их он тоже не щадил, потому что никем, кроме пособников врага, они быть не могли. Отпустил только двух молодых женщин, возившихся на кухне с кастрюлями. Вывел их за ворота и грозно заявил:
   - Бегите далеко-далеко, и нигде не останавливайтесь! Власть поменялась! Спешите замаливать грехи!
   Потом еще раз прошелся по всему зданию, убедился, что зачистка проведена по всем правилам и нападения со спины ждать не приходится, снова вошел в состояние максимального ускорения и вернулся в комнату, где оставил Лесового и Полищука. Работы там оставалось совсем немного.
  
   Глава 8. Разбор полетов
  
   Лесовой мало что мог сказать о событиях сегодняшнего дня, поэтому докладывал генералу главный их участник подполковник Стрешнев. Ни Савельева, ни Таню из комнаты удалять не стали, что говорило об окончательном признании их полноправными членами команды. Связанного по рукам и ногам "врача" уложили на пол во второй комнате, где уже "отдыхал" прикованный к трубе апостол в сиреневом камзоле. Чтобы не переговаривались между собой, обоим без лишних церемоний заклеили скотчем рты.
   Закончив доклад, Стрешнев тяжело вздохнул и с мрачным видом принялся зачем-то рассматривать ногти на руке. Против ожидания, Георгий Шалвович не стал ни в чем упрекать оконфузившихся разведчиков.
   - Не вините себя, подполковник, - успокоил он Стрешнева. - Было бы удивительно, если бы вам даже втроем удалось справиться с апостолом высшей касты, а вы, по существу, действовали в одиночку. Откуда вам было знать, на что он способен...
   - Лучше бы я его сразу кончил, по-настоящему, - все так же мрачно ответил подполковник. - Так нет же, допросить захотелось тепленького, пока в себя не пришел. А оно вон как обернулось...
   ...А случилось вот что. Оглушенный Дмитрием апостол (разведчик тогда еще не знал, что зеленый камзол служит знаком принадлежности к верховной касте, и обошелся с ним без всякого почтения к высокому происхождению) очнулся довольно быстро и был сразу взят в крутой оборот. Учитывая плачевное состояние друзей после воздействия пыточного аппарата, Стрешнев велел им отдыхать, и взял заботу о пленных на себя. Вкратце проинформированный Николаем о назначении стоявших на тумбах приборов и роли в допросе "врача", он использовал безотказный прием - приставил тому к горлу нож, пустил самую чуточку крови, и через несколько секунд апостол уже орал в кресле благим матом, хотя для начала "врач" настроил аппаратуру лишь на первый, минимальный уровень. Но, несмотря даже на щадящие условия, кричал он недолго. На белое, как ватман лицо стала наползать синева, а глаза закатились ко лбу. Когда "врач" по сигналу Стрешнева щелкнул выключателем, сердце апостола уже не билось...
   - Ничего не понимаю, - пробормотал смертельно перепуганный "врач". Несомненно, он был уверен, что прямо сейчас этот страшный бледнолицый в наказание за проявленную халатность отправит его вдогонку за шефом. - Самый низкий уровень, а он не выдержал...
   Не доверяя предателю, Дмитрий сам проверил пульс у апостола, и убедился, что тот и в самом деле бесповоротно мертв.
   - Черт! - сказал он сердито. - А я ведь не оставил больше ни одного языка!
   - Придется использовать этого, - Лесовой показал на "врача". - Хотя, вряд ли он много знает.
   - Ну почему же, - не согласился Стрешнев. - Как раз шестерки из местного населения многое примечают. Давай-ка, сокол ясный, полезай в кресло! А с машинкой твоей я и без тебя управлюсь, дело нехитрое.
   "Врач" побледнел, почти не отличаясь теперь лицом от настоящего бледнолицего, вцепился руками в стул, будто его уже тащили к пыточному креслу, и заверещал, срываясь на фальцет:
   - Не надо в кресло, господин! Я расскажу все, что вам надо, только не в кресло!
   Он сполз на пол, подобрался на четвереньках к Стрешневу, и стал хватать его за колени:
   - Только не в кресло! Не надо!
   Лесовой вспомнил выражение лица врача, когда тот наблюдал за его мучениями в кресле, и его охватила ненависть к этому трусливому выродку. А Дмитрий с отвращением оттолкнул ногой обезумевшего от страха "врача", процедил сквозь зубы:
   Чего же ты, сука такая, не кричал, когда ребята под твоим аппаратом корчились? Нет уж, давай садись!
   - Не надо, Дима! - через силу произнося слова от злости, остановил его Николай. - А то еще сдохнет со страха, без последнего языка останемся. Лучше отведем его к доктору, тот его до задницы расколет. У него захочет, не соврет. Все, что забыл, вспомнит.
   Дмитрий нехотя - уж очень ему хотелось наказать поддонка - согласился. "Врачу" связали руки его же ремнем, и повели к выходу. Уже на первом этаже Стрешнев вдруг хлопнул себя по лбу, сказал: "я сейчас!", и снова взбежал по лестнице, чтобы забрать оставленный за батареей цилиндр. Он уже нагнулся и вытащил его из тайника, когда услышал за окном звук заводимого мотора. Поднялся, и увидел через стекло, как черный автомобиль медленно поднимается над землей. За рулем машины сидел апостол в зеленом камзоле...
   Ускорение! - мелькнула мысль, но слишком поздно. Стрешневу показалось, что он разглядел на лице "покойника" презрительную улыбку, и автомобиль исчез, будто его и не было. Еще надеясь, что ошибся, Дмитрий метнулся в "пыточную комнату" и, конечно, не обнаружил там никого, кроме лежавшего на полу тела в сиреневом камзоле...
   ...- Уничтожить вас он не мог, - снова заговорил доктор, - а вот обмануть - это сколько угодно. Уверен, у него было немало способов обвести вас вокруг пальца, и он использовал первый же подходящий момент. Но даже ваша неудача дала нам множество тем для размышления. Начнем, пожалуй, с вашего странного цилиндра, подполковник.
   ...Оказалось, что доставить магический цилиндр на базу будет совсем не простой задачей. Когда он лежал в кармане и Стрешнев не пытался ускоряться, не возникало никакого тумана, и никто не выпадал из реальности. Но, если Дмитрий научился усилием воли подавлять вызываемую цилиндром злобу, то Николая и Леонида при приближении к нему охватывало такое бешенство, что связанный "врач" уцелел лишь чудом - Стрешневу с большим трудом удалось спасти его от разъяренных друзей. Чтобы поговорить спокойно, пришлось отойти от злополучной железки подальше.
   Выход нашел технарь Полищук.
   - Давайте положим его в металлический ящик, - предложил он. - Вдруг поможет?
   Топать на базу пешком они не собирались, и Леонид уже подогнал к этому времени с остановки маршрутное такси, желтый микроавтобус "Мицубиси-Казак". Из багажного отделения достали ящик с инструментом, куда Дмитрий, вытряхнув гаечные ключи, и спрятал опасную железку. Действительно, помогло. Оказалось, что даже миллиметровый слой металла полностью экранирует магическое излучение.
   Во избежание неожиданностей, приехав на место, ящик с цилиндром оставили в машине.
   - Что же, давайте посмотрим на вашу находку, - поднялся из-за стола доктор.
   Во двор спустились только доктор и разведчики. Марта осталась стеречь пленных, а Савельеву и Татьяне доктор категорически заявил:
   - Вы тоже оставайтесь здесь! Мы понятия не имеем, как эта штуковина может подействовать на вашу психику.
   Таня, в голове у которой и без того гудело от всего, что она услышала в этот день, и не подумала спорить. А Андрей после разговора с доктором понял, что этого человека нужно слушаться беспрекословно.
   Открыв ящик, доктор осторожно взял цилиндр, как берут боевую гранату со вставленным запалом, подержал его в руке, потом так же осторожно положил на место, закрыл ящик и сказал Стрешневу:
   - Подполковник, езжайте в порт и бросьте эту штуку с причала прямо в ящике. Она сослужила нам хорошую службу, но не надо ни о чем жалеть. Вреда она может принести значительно больше, чем пользы.
   - Но что это, все-таки, такое? - спросил Лесовой.
   - Думаю, к тому времени, как Дмитрий вернется, я смогу ответить на ваш вопрос, - ответил Георгий Шалвович.
   Стрешнев уехал. Остальные поднялись в квартиру. Доктор попросил у Леонида прибор, который, кроме связи со спутником, выполнял функции обыкновенного ноутбука, вставил в него свою флэшку, и до самого возвращения Дмитрия сосредоточенно просматривал какие-то записи и таблицы.
   - Кажется, теперь я знаю, что это было такое, - сказал он, закрыв крышку прибора.
   Все с интересом приготовились слушать.
   - Моя оценка очень приблизительная, но скорее всего, этот цилиндр был центральным элементом многофункционального технико-магического комплекса. Из-за недостатка знаний сохани создавали такие комплексы интуитивно, по наитию, и часто сами не знали всех свойств составных элементов, которые они позаимствовали из разобранных транспортных дисков погибших великанов.
   - Как? - удивился Лесовой. - Они что, делали все это наобум? И всю ту технику, которую мы видели в "новом мире", тоже?
   - Представьте себе! Маленькому роду сохани еще в древности повезло украсть мощнейшие магические артефакты и кое-какие знания у могущественной расы великанов. Разобраться толком в этих знаниях они, конечно, не смогли, брали лишь то, что лежало на поверхности. Можно сказать, что в неумелые, но жадные руки попала смертельно опасная игрушка, и только благодаря своей исключительной прирожденной сметке и изворотливости, а также природной склонности к мелкому колдовству, сохани не уничтожили сами себя. Совершенно незаслуженно, как теперь говорят, въехав на чужом горбу в рай, они из никчемных, всеми презираемых плясунов превратились во всемогущих магов. А их самомнение возросло и вовсе в геометрической прогрессии, особенно после встречи с Конрадом и переселения в "новый мир". Сейчас они считают себя вершителями судеб всего мира, и готовы доказать свое могущество, уничтожив этот мир.
   - Значит, - подвел итог Стрешнев, - сначала они из уворованных деталей построили какую-то колдовскую машину, спрятали ее под колпаком на сопке, а потом, когда здесь появились мы, взорвали все это к чертовой матери. Неужели, все это только для того, чтобы взять нас в плен, когда мы придем на место взрыва? Не слишком ли дорогая цена за наши головы? Только им не повезло - мне попала в руки волшебная железяка, благодаря которой я получил оч-чень интересные преимущества. Хотелось бы еще узнать, что, все-таки, со мной происходило?
   - Вы забыли о том, Дмитрий, - ответил доктор, - что прежде всего того, о чем вы сказали, они создали новую реальность, отличающуюся от нашей настолько, что балансирует на самой грани существования. И нам еще предстоит узнать, с какой целью они это сделали. То, что произошло с вами - случайность, от которой не застрахован любой самый продуманный план. А может быть, и не случайность, если учесть такой фактор, как провидение. Что касается "волшебной железяки", я попытаюсь объяснить, что это такое, и какое оказала на вас действие. Хотя это сейчас не главное.
   Каждый элемент магической техники имеет множество свойств и не меньше назначений. Так оказалось и с тем цилиндром, который вы нашли на месте взрыва. Вы зря решили, что это злокозненные апостолы подбросили вам предмет, запрограммированный ими, чтобы вызывать у вас беспричинную злость. Нет, это было просто одно из многих его побочных свойств. Кстати, подполковник, вам повезло - вы сумели преодолеть это влияние.
   Думаю, еще одним свойством цилиндра оказалась способность влиять на ход времени. Но не ускорять или замедлять его - это вы можете делать и сами в локальных масштабах. Тут немного другое. Когда вы вошли в ускорение, находясь в физическом контакте с цилиндром, он каким-то образом сдвинул вас вперед по ходу времени. Может быть, совсем незначительно, на какую-нибудь секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы действительность вокруг вас перестала существовать. Ничего удивительного - ее и не могло существовать, потому что ее время еще не пришло. Вы восприняли это отсутствие материального мира, как серый туман. А по мере отдаления цилиндра от вас разрыв во времени сокращался, и действительность начинала приближаться к вам. Выглядело это, как возникновение сначала призрачных контуров, постепенно приобретавших вещественность и осязаемость. Вы удовлетворены таким объяснением?
   - Вполне, - ответил Стрешнев. - Все так и было. Но зачем тогда вы решили избавиться от такой полезной вещицы?
   - Вы знаете, что я почувствовал, когда взял ее в руки? - задумчиво сказал доктор. - Нет, не злость и не какое-то другое столь же сильное чувство. Просто я понял, что держу в руке бомбу замедленного действия, которая обязательно рванет в самый неподходящий момент. И я решил не рисковать.
   - Больше вопросов нет! - согласно кивнул Дмитрий.
   - Тогда пойдем дальше, - сказал доктор. - Итак, мы снова оказались в самом начале пути. Нам неизвестны планы апостолов, мы не знаем, куда сбежал наш "покойник"...
   - Разрешите, товарищ генерал! - вдруг перебил его Полищук. - Совсем забыл сказать. Ведь мы по дороге подслушали радиопереговоры апостолов. Правда, мы ничего в них не поняли, но я запомнил все дословно. Может быть, вы переведете? Вдруг что-то важное...
   - Говорите! - кивнул доктор.
   Леонид прищурил глаза, восстанавливая в памяти слова чужого языка, и без запинки выдал несколько фраз.
   Доктор помолчал несколько секунд, осмысливая услышанное, и тихо сказал:
   - Чего же вы раньше молчали?
   Потом вдруг изо всех сил хлопнул ладонью по столу и, что было совсем уж на него не похоже, закричал:
   - Тащите сюда этого вашего врача!
   Полищук исполнил его приказ буквально - не стал развязывать пленника, а втащил его в комнату за шиворот.
   - Как зовут твоего шефа в зеленом камзоле? - спросил доктор, посмотрев на него так, что у пленника застучали от страха зубы.
   - Де...деметр, - ответил он, заикаясь. - Господин Деметр...
   - Знаете, о чем переговаривались апостолы по рации? - мрачно сказал доктор, повернувшись к разведчикам. - Вот вам дословный перевод: "Господин Деметр, к выполнению плана "Очищение" можно приступать через два, максимум, через три дня, но необходимо ваше личное присутствие. Ждем вашего решения". И ответ: "Ждите. Возникли неожиданные осложнения. Прибуду, как только разберусь"
   Доктор обвел присутствующих тяжелым взглядом и добавил:
   - Ну, что же, господа офицеры! Господину Деметру удалось разобрался со своими неприятностями. А нам надо думать, что делать со своими. Надеюсь, вы поняли, что у нас осталось всего два дня?
  
   Глава 9. Завершение проповеди
  
   За окном только-только наступили сумерки, хотя часы показывали уже половину двенадцатого ночи. С моря натянуло туман, на улице сильно похолодало, а так как во всем доме не осталось ни одного целого стекла, то и в комнатах стало сыро и неуютно.
   - Не поменять ли нам дислокацию, господа? - предложил доктор, глядя на обнявшую себя за плечи в попытке хоть как-то согреться Татьяну. Савельев давно отдал ей свою камуфляжную куртку, и теперь тоже мерз, хоть и не подавал вида. - А то наши гости совсем озябли. Николай, проверьте другие квартиры, может быть, с той стороны дома стекла сохранились.
   - А знаете что! - предложила Татьяна. - Давайте пойдем ко мне. Мой дом стоит во дворе, окна смотрят в другую сторону, наверное, стекла остались целыми.
   - У меня возражений нет, - согласился Георгий Шалвович и посмотрел на разведчиков. - А как у вас? Я имею в виду, с точки зрения безопасности?
   - Как думаешь, остались еще в городе апостолы? - спросил Лесовой у Стрешнева.
   - Вряд ли у них были другие норы, на их месте я не стал бы распылять силы, - ответил Дмитрий. - А если так, то остались только те четверо, которые ищут меня на сопке. Но, боюсь, когда они вернутся на свою базу, им станет не до поисков... - он недобро усмехнулся.
   - Значит, решено, - подвел итог доктор. - Поехали!
   - Погодите! - возмутилась Марта. - А для кого мы готовили ужин?
   Приготовленный женщинами ужин решили забрать с собой и поесть в человеческих условиях.
   ...Татьяна накрыла стол в гостиной своей квартиры, добавила к готовым блюдам кое-что из своих запасов - открыла банку маринованных грибов и выставила большую миску моченой брусники. Поели сами, накормили пленных. Получил свою долю и Бурчало. Все это происходило в тягостном молчании, иногда нарушаемом Татьяной, которая в роли хозяйки старалась хоть как-то развлечь гостей. Георгий Шалвович о чем-то напряженно размышлял и как будто не видел и не слышал ничего вокруг себя. Разведчики, хоть доктор и не имел к ним претензий, все равно чувствовали за собой вину и теперь ждали его решения. Савельев все еще не отошел от шока, вызванного беседой с доктором. Такого, о чем он услышал, он не мог себе даже представить. К этому примешалось тягостное чувство, что теперь уже не придется остаться с Таней наедине, и он грустно вздыхал, вспоминая о проведенном с ней времени. Поэтому глаза у него радостно вспыхнули, когда доктор, что-то решив, сказал:
   - Все, господа! Не будем больше стеснять хозяев. У них был тяжелый день, и им нужно отдохнуть. - И спросил у Татьяны: - Танечка, какую квартиру вы бы нам порекомендовали?
   - Что вы, Георгий Шалвович, - смутилась девушка. - Оставайтесь, всем места хватит. Правда, кому-то придется спать на полу...
   - Спасибо за гостеприимство, - улыбнулся доктор, - но спать нам сегодня вряд ли придется. Слишком много вопросов, которые надо обсудить, и мы просто будем вам мешать.
   Может быть, на Таню подействовали доводы Георгия Шалвовича, а может, она заметила умоляющий взгляд Савельева.
   - Лучше всего подошла бы тридцать четвертая квартира, - сказала она. - Это на четвертом этаже, прямо над нами, тоже три комнаты. Только там жил богатый коммерсант и поставил железную дверь...
   - Ну, для нас это не преграда! - засмеялся доктор и, вытирая губы бумажной салфеткой, поднялся из-за стола.
   ...Савельев до последнего момента опасался, что Марта останется с ними. Поэтому, когда она вышла вместе со всеми, он облегченно вздохнул. Щелкнул замок закрывшейся за гостями входной двери, они посмотрели друг другу в глаза, и через секунду, на ходу срывая друг с друга одежду и самозабвенно целуясь, начали продвижение в сторону спальни...
   ...Два "сверхнадежных" замка на мощной железной двери, умело декорированной под старинную деревянную, продержались против вооруженных профессиональным воровским инструментом умелых рук Леонида ровно три минуты. Трехкомнатная квартира была со вкусом обставлена дорогой мебелью, на которой лежал слой пыли. Пока разведчики по приказу доктора определяли пленных в самую дальнюю комнату, Марта вытерла пыль с большого стола, вокруг которого стояли шесть мягких стульев с гнутыми спинками.
   - Садитесь, господа! - доктор сделал приглашающий жест. - Прежде, чем допрашивать пленных, обсудим наши скорбные дела. Надеюсь, майор рассказал вам, что затеяли апостолы, и что произойдет, если мы их не остановим?
   Он вопросительно посмотрел на Лесового, но ответил Стрешнев:
   - Николай прочитал нам интересную проповедь, - сказал он скептически. - Правда, закончить не успел, мы тогда сорвались по тревоге, так и не узнав, какое отношение к нашему заданию имеет эта фантазия о загробной жизни?
   - Вот так, значит? - доктор в упор посмотрел на Дмитрия, потом перевел взгляд на Леонида. - Вы, капитан, тоже считаете то, о чем рассказал майор Лесовой, фантазиями?
   Полищук неопределенно пожал плечами, не говоря ни да, ни нет.
   - Хорошо, - строго сказал Георгий Шалвович. - Тогда объяснение завершу я. Но предупреждаю: если вы и далее будете считать мои слова всего лишь фантазией, то лучше вам прямо сейчас отказаться от задания вернуться домой. Потому что в таком случае у вас все равно ничего не получиться. Достичь успеха мы сможем только при условии безоговорочной веры...
   - Зачем же так? - чуть обиженно перебил его Стрешнев. - Вроде бы, мир спасать нам уже приходилось. Обошлись без Божьей помощи, и ничего, не сплоховали...
   - Подполковник, не забывайте о дисциплине! - сурово перебил его Георгий Шалвович. - Извольте выслушать меня до конца, не перебивая!
   Почувствовав, что перегнул палку, Стрешнев виновато замолчал. Лесовой смотрел на доктора и чуть ли не физически чувствовал исходящую от него мощную волну убеждения. Казалось, что тот даже стал выше ростом и на глазах приобретает черты былинного богатыря. Почему-то именно это сравнение пришло Николаю в голову.
   А доктор, между тем, продолжал:
   - Если вы считаете, что смерть - это простое окончание существования человека, с которым для него все кончается навсегда, что никакой бессмертной души нет, что вместе с телом навеки умирает то, что составляло его личность и сознание, тогда затея апостолов может показаться просто смешной. Ведь они ни больше, ни меньше, как собрались уничтожить именно то, что составляет основу основ бесконечного существования - мир бессмертных человеческих душ. Да, если этого мира действительно не существует, то все их усилия напрасны, а фанатические идеи порождены бредом воспаленного коллективного шизофренического сознания.
   Но отбросьте на мгновение свой атеизм, и представьте, что все обстоит именно так, как рассказывал вам майор. Представили?
   ...Лесовой слушал доктора и все отчетливей понимал, что такой силы убеждения просто не может быть у обычного человека, пусть даже он применяет в своей "проповеди" приемы гипнотического внушения. Дмитрий и Леонид тоже смотрели на доктора расширенными глазами и жадно ловили каждое его слово...
   - Нет, представить такое невозможно, - поправил доктор сам себя. - Тот мир, или Царствие Небесное, как называет его церковь, непознаваем человеческим сознанием. Но если он действительно может быть уничтожен, то теряет смысл вся история существование человека, начиная с глубокой древности, и до нашего времени. Это будет не просто гибель человечества. Гибель угрожала ему не раз, но всегда была и надежда на возрождение. А то, что собираются сделать апостолы - это вечный мрак и отсутствие всякой надежды...
   - Но неужели такое возможно? - забыв о недавней отповеди доктора, не выдержал Стрешнев.
   - К сожалению! - горько вздохнул Георгий Шалвович. - Точнее, стало возможно, по вине самих люди. Они виноваты в том, что все чаще перестают быть людьми. Не буду читать вам сейчас богословских лекций или, как вы говорите, проповедей, но никакой дьявол, сатана или шайтан - как его ни назови - не способен самостоятельно что-нибудь развалить, взорвать или уничтожить. Это лишь бесплотный дух, и все принесенное в мир зло делается исключительно человеческими руками, но по его наущению. И если апостолы дьявола смогут добиться своей цели, уничтожить все и вся, вернуть мир в состояние хаоса и пустоты, предшествующих акту творения, то это будет сделано при помощи людей.
   - Неужели все они такие конченые фанатики, что готовы уничтожить мир вместе с собой? Ради чего? Ради какой-то бредовой идеи? - теперь удивился даже немногословный Полищук, все еще слегка робевший перед генералом.
   - Не думаю, - ответил доктор. - То, что они фанатики, это бесспорно. История знает много примеров, когда религиозные фанатики с радостью шли на самоуничтожение. Но обычно это были гонимые люди, отвечавшие самоубийством на преследование властей. А апостолам есть, что терять, есть за что держаться в жизни. Мне кажется, что с ними дело обстоит несколько иначе. Я почти уверен, что дьявол нашептал их руководителям, что именно они и выживут в мировой катастрофе, став прародителями нового мира, основанного совсем на других принципах. Мира, где в роли создателя окажется антипод Господа.
   Только недаром его называют отцом лжи. Он, как всегда, обманет своих пособников. Но это будет уже потом. А пока данность такова: применив ворованную магическую технологию, потратив колоссальное количество энергии, апостолы создали ответвление реальности, в котором мы сейчас находимся. Сначала этот мир ничем не отличался от основного, матричного, так сказать, но апостолы использовали точно рассчитанные точечные воздействия на ход истории и добились нужных им изменений. Это было трудной задачей. Реальность обладает огромной инерцией, и если отличия в какой-то из ее ветвей становятся слишком велики, такой мир самоуничтожается. Говоря по правде, он и сейчас балансирует на грани распада.
   - Для чего все это им понадобилось? - удивленно спросил Стрешнев. - Вы говорите, что их цель - разрушение, а тут они, наоборот, занялись созиданием.
   - Цель лежит на поверхности, - ответил доктор. - Апостолам нужно было нечто вроде производственной базы. Ведь они, по сути, не творцы, а воры. Все их достижения основаны на использовании ворованных магических технологий и чужого интеллекта, тоже краденого. Среди пропавших без вести на Земле людей были и ученые, творческий потенциал которых они использовали в своих интересах, выдаивая их до донышка. Но этого им показалось мало. Среди апостолов возникло новое течение, нечто вроде скрытой оппозиции. С ним мы сейчас и имеем дело. Создавая новую реальность, они шли на большой риск. У них не было полной уверенности, что события пойдут в нужном им направлении. Но экспериментаторы готовы были в случае неудачи обрушить несчастный мир в небытие и начать все сначала, и так до тех пор, пока не добьются успеха. Я даже совсем не уверен, что этого не случалось на самом деле, а может быть, и не один раз.
   Результат вы видите перед собой. Сами обманутые дьяволом, апостолы потянули цепочку лжи дальше. Внушив местным ученым призрачную мечту о бессмертии, они объединили их в Институт жизни, поделились с ними частью магических знаний, и те со всем усердием принялись за работу. Для достижения обещанного бессмертия они занялись созданием искусственного интеллекта огромной мощности, способного вместить в себя знания обо всей вселенной, вместе с полной информацией о своих создателях. Идея достижения личного бессмертия была основана на концепции, что основа человеческой личности - вовсе не бессмертная душа, дарованная ему при рождении Господом, а всего лишь пакет информации, накопленной этой личностью в течение жизни. А раз так, то переписать человеческое сознание на электронный или какой-нибудь другой носитель и перенести в искусственно созданный самовосстанавливающийся мозг, по мощности в бесконечное число раз превышающего мозги всего человечества - лишь дело техники.
   На самом же деле, искусственный мозг с неограниченными возможностями нужен был апостолам вовсе не для того, чтобы даровать вечную жизнь не выдержавшим искушения ученым. Перенесенные в него сознания его обманутых создателей растворяться без следа в чудовищном сознании того, для кого на самом деле создавалось это чудо магической техники. Ровесник Вселенной, бесприютный дух зла, получил возможность обрести материальную оболочку, а вместе с ней - способность обрушить в хаос весь материальный и нематериальный мир. Уничтожить не только всех нас, но и Высшее человечество, навсегда лишить людей надежды на вечную жизнь.
   - Теперь вы понимаете ответственность, которая на нас лежит? - спросил доктор, закончив свою "проповедь". И то, что кроме нас, остановить изуверов просто некому?
   - Не знаю, как тебя, Дима, - сказал Полищук бывшему командиру, - а меня пробрало до самых печенок. Ты как хочешь, а я остаюсь. Неужели мы не справимся с кучкой каких-то уродов?
   - Без меня точно не справитесь! - усмехнулся Стрешнев. - Конечно, я тоже остаюсь. Но, как я понял, операция "Очищение", о которой говорил по радио сбежавший "покойничек", должна начаться через двое суток. Точнее, - он посмотрел на часы, - через полтора. А мы не знаем главного - где они спрятали этот самый супермозг. Если я не ошибаюсь, чтобы остановить тот ужас, о котором вы нам рассказали, доктор, наша задача - найти его и уничтожить?
   Он вопросительно посмотрел на генерала.
   - Не ошибаетесь, - ответил тот.
   - Так чего же мы ждем? - удивился Дмитрий. - Надо брать в оборот наших языков и клещами тянуть из них информацию. Неужели они не знают места?
   - Может быть, и не знают, - с сомнением ответил доктор.
   - Да, задачка! - вздохнул Лесовой. - И сигнала со спутника нет, как назло.
   - Кстати, - встрепенулся Леонид. - Надо проверить, вдруг появился?
   Он развернул прибор и долго щелкал клавишами. Через некоторое время разочарованно сказал:
   - Нет ничего...
   - Сделаем так, - решил доктор. - Вы, подполковник, займитесь допросом пленных. У вас это неплохо получается. В этом вам поможет Марта.
   - Зачем? - удивился Стрешнев, бросив на помощницу доктора совсем не тот взгляд, каким смотрят на боевого товарища. - Чем женщина может помочь в таком деле? Сам справлюсь...
   - Не спорьте, - улыбнулся Георгий Шалвович. - Вы еще не знаете всех ее талантов. Только постарайтесь без этих ваших клещей...
   Дмитрий пожал плечами, но спорить не стал. А Лесовой, давно заметивший, как меняются глаза у Димы, когда он смотрит на Марту, подумал - пленникам повезло. Вряд ли подполковник станет применять при ней специфические приемы допроса. Потому и отказывался от ее помощи.
   - Вы, капитан, садитесь, и сканируйте эфир во всех диапазонах, - обратился доктор к Леониду. Определяйте координаты любого появившегося сигнала, если он, конечно, появится. Занимайтесь этим до утра, без перерыва. Мы должны использовать все возможности. А с майором нам надо кое-что обсудить. Пойдемте, Николай, на кухню. Не будем мешать людям заниматься делом. Заодно сварим на всех кофе, чтобы спать не хотелось.
   На кухне они зажгли газовую плитку, прихваченную в магазине по дороге, поставили на нее кастрюлю с водой и уселись на удобный угловой диванчик, очень похожий на тот, что Лесовой купил недавно в свою московскую квартиру.
   - Есть у меня кое-какие мысли насчет этого парня, которого вы спасли в супермаркете, - сказал доктор, устало облокотившись о стол. - Во-первых, оказалось, что он, как и ты, способен к мысленному общению...
   - Неужели? - удивился Николай.
   - Можешь себе представить! Но это не главное. Разговаривая с ним, я понял, что он не из этого мира. Но и не из нашего. Правда, его реальность отличается от нашей гораздо меньше, чем эта, но мелких различий много.
   - Что это должно значить? - насторожился Лесовой.
   - Думаю, что наша встреча с ним не случайна, - ответил доктор. - Что-то мне подсказывает, что в нашей миссии в этом мире ему отведена важная роль.
   - Кем отведена? - не понял Николай.
   - Тем, кто сильнее всех заинтересован в нашем успехе, - загадочно сказал доктор. - Утром мы поговорим с парнем подробнее.
   - Так чего тянуть? - вскочив с диванчика, нетерпеливо спросил Николай. - Давайте прямо сейчас и поговорим...
   - Не спеши! - остановил его Георгий Шалвович. - Пусть побудут вдвоем. Они ведь еще не знают, что это скоро кончится...
   - Что вы имеете в виду? - не понял его Лесовой. - Что кончится?
   Но доктор не ответил ему, лишь проговорил мечтательно:
   - Эх, молодость, молодость...
   И, помрачнев лицом, добавил:
   - А ведь все равно придется ему сказать. Но не сейчас. Пусть это будет позже...
  
   Глава 10. Этой ночью никто не спал
  
   Первым Стрешнев и приданная доктором ему в помощь Марта взяли в оборот стража Храма Дэвла, адепта третьего поколения Криса. И уже на третьем заданном ему вопросе Дмитрий убедился, что отказывался от помощи женщины совершенно зря. Ему даже не пришлось прибегать к испытанному методу - нож за все время допроса так ни разу и не покинул чехла на поясе. Стрешнев спрашивал, а Марта сидела рядом, молчала и просто смотрела в глаза апостолу. И этого вполне хватило, чтобы Крис, сначала заметно обрадованный отсутствием доктора, сразу сник под ее взглядом и подробно отвечал на все вопросы.
   То, что такие фокусы проделывал доктор Кварацхелия, Дмитрий принимал, как должное. Но когда то же самое с легкостью получалось у молодой симпатичной женщины, это было выше его понимания. Единственным объяснением, которое Стрешнев тут же и принял для себя, было то, что Марта, как и доктор, обладает способностью к гипнозу и тот обучил ее всему тому, что умеет сам.
   Но даже умение стопроцентно развязывать язык не могло помочь в том случае, когда допрашиваемый не знал ответа на вопрос. Когда Дмитрий спросил, что ему известно про операцию "Очищение" и где находится ее главный объект, у Криса сделалось виноватое лицо и он чуть не заплакал от огорчения, что не может помочь таким симпатичным людям. А когда Марта усилила нажим, и вовсе забился в истерике, так что его пришлось долго успокаивать. Так же он не знал, куда мог сбежать внезапно воскресший господин Деметр, бывший у местных апостолов самым главным начальником. Да, господин Деметр и раньше часто исчезал из города, пропадая где-то по две-три недели, но где он находился в это время, знать Крису не полагалось по должности. Вот если вопрос будет касаться его служебных обязанностей, он ничего не скроет, даст самый подробный ответ. Или что-нибудь о делах, связанных с местным населением. Например, один местный ученый, крупный физик, тесно сотрудничал с господином Деметром. Правда, чем они вместе занимались он, Крис, не знал, зато однажды Господин Деметр поручил ему, Крису, изъять этого физика вместе с двумя его людьми и переправить отсюда в "новый мир". Что он и сделал, перехватив физика вместе с вертолетом в глухом месте...
   Поняв, что ничего больше он от апостола не добьется, Стрешнев принялся за "врача", который все это время тоскливо сидел в своем углу и с ужасом поглядывал на них, и особенно на Марту. Наверное, в его понимании, женщина с нормальным цветом лица, сумевшая так запугать даже бледнолицего, была настоящим чудовищем.
   Первые же вопросы показали, что "врача" тоже не слишком подпускала к секретам, зато, как еще раньше отметил Дмитрий, шестерки часто отличаются обостренной наблюдательностью и многое замечают. Никита Киселев - так его звали - работал в Институте жизни и был особо доверенным лицом господина Деметра. Точнее, был приставлен им присматривать за сотрудниками Института и стучать на них. Почему он остался в городе, когда в нем исчезло все население? Господин Деметр оставил его с какой-то одному известной целью...
   Чем занимались работники института? У них было много тем, но это так, прикрытие. Основной темой занималась совершенно секретная лаборатория, в которую были собраны лучшие биологи, физики и специалисты по теории информационных систем. Были там даже ученые, прикомандированные к лаборатории из Москвы и Берлина. Киселев не был допущен к работам лаборатории, сам господин Деметр лично запретил ему интересоваться ими, но никто не мешал ему прислушиваться, о чем говорят между собой работники Института, и не мог же он закрывать уши, когда разговор касался запрещенных тем, ведь правда?
   Оправдывал ли он, Киселев, доверие господина Деметра? А как же! Когда к секретной лаборатории прикомандировали заместителя директора НИИ проблем биологии Валентина Кравчука, он разоблачил его и физика Алексея Максимова как врагов государственного строя и саботажников. Кравчука судили и приговорили отлучению от Института жизни... Что это такое? Долго рассказывать, но ничего хорошего для провинившегося... А Максимов еще раньше вылетел на вертолете с двумя подчиненными куда-то на Колыму, и больше никто не видел ни его, ни вертолета.
   О чем чаще всего говорили между собой работники лаборатории? Упоминали какой-то Объект, причем звучало это именно так, с большой буквы. Время от времени группы ученых исчезали на неделю-другую, а когда появлялись снова, в разговорах проскальзывало: "были в командировке на Объекте". Но вот что странно, он, Киселев, точно знает, что никуда они из Института не уезжали и не улетали. Просто в сопровождении кого-нибудь из бледнолицых кураторов поднимались все вместе на бывшую колокольню (ведь Институт занял помещение пустующей церкви), которая круглосуточно охранялась двумя мордоворотами в погонах и с автоматами, и все время "командировки" вниз никто из них не спускался. Может быть, там был какой-то секретный выход, но об этом ученые ни разу не обмолвились...
   Зачем взорвали купол на сопке, и что апостолы в нем прятали? Взорвали по приказу Деметра, а зачем - он Киселеву не докладывал. Что скрывали под ним, Киселев тоже не знал, потому что его туда не подпускали. Вот господин Крис, тому приходилось там бывать.
   ...Что скажет по этому поводу господин Крис? Да, он бывал под куполом и видел там магическую аппаратуру, но назначения ее не знает, потому что не специалист...
   ...Савельев и Таня тоже не спали этой ночью. Когда они оторвались друг от друга, часы на стене показывали уже шесть часов утра.
   - Не стоит уже и ложиться, - сказала девушка, дурашливо щекоча прядью волос щеку Андрея. - А то придут, а мы дрыхнем. Неудобно будет...
   - Тогда давай не будем дожидаться, оденемся, и сами пойдем к ним, - предложил он, и через двадцать минут они постучались в квартиру этажом выше.
   - А мы уже собирались за вами идти, - сказал доктор, когда они, позевывая, вошли в комнату. - Садитесь. Марта, дай гостям кофе. Будем подводить итоги, а потом, Андрей, у меня будет с тобой разговор... Начнем с вас, подполковник. Что вы узнали у наших пленных?
   Стрешнев доложил результаты допроса со всеми подробностями, стараясь ничего не упустить. Если что и забывал, Марта подсказывала ему, и он, благодарно кивнув ей, продолжал доклад. Когда он дошел до судьбы двух ученых, которых предатель Киселев сдал главе апостолов, Савельев подтвердил:
   - Точно! Я про это в газете читал!
   И вдруг осекся, посмотрев на Таню. Девушка побледнела, на глазах у нее заблестели слезы.
   - Алексей Максимов! - прошептала она. - Это же дядя Леша! Так вот, куда он пропал вместе с вертолетом!
   Слеза, сорвавшись с ресницы, скатилась по щеке, и Таня вдруг взорвалась, захлебываясь криком:
   - Где эта сволочь? Я выцарапаю ему глаза!
   Успокоить девушку удалось только Марте, и Савельеву показалось, что дело не обошлось без гипноза. Она обняла Таню за плечи и, что-то шепча ей на ухо, увела в другую комнату.
   Стрешнев был военным человеком, то есть - точным и пунктуальным. Поэтому он не счел себя вправе упустить в докладе даже те подробности допроса, которые самому ему казались незначительными. Это обстоятельство сильно повлияло на дальнейшие события. А точнее - слушая его, Савельев вспомнил посетившее его в заброшенном лагерном поселке странное видение. То, в котором он побывал незваным гостем в обители самого сатаны и едва вырвался оттуда. И в голове всплыла мысль, которая все это время таилась у него в подсознании - то, что он видел, было вовсе не видением...
   С трудом дождавшись, когда подполковник закончит доклад, Савельев попросил слова и, чуть смущаясь, подробно рассказал о своем воспоминании, с трудом подбирая слова, чтобы передать свои тогдашние ощущения. И был поражен, как радостно загорелись глаза доктора. Георгий Шалвович даже не стал укорять его, что он вспомнил об этом так поздно.
   - Ты сам не представляешь, Андрей, какой ты молодец! - доктор был так взволнован, что даже стал обращаться к Савельеву на "ты", что было на него совсем не похоже. - Думаю, это именно то, что мы ищем! Сможешь показать этот поселок на карте?
   - Постараюсь, - неуверенно ответил Савельев. - Если он на ней обозначен. А если нет, место смогу показать только приблизительно.
   Майор Лесовой развернул на столе карту. Савельев долго рассматривал ее, потом огорченно сказал:
   - Нет здесь того поселка. Должен быть примерно здесь, - он показал пальцем на безымянный ручей на карте, - но почему-то не обозначен. И то, если я ручьи не перепутал.
   Он виновато развел руками.
   - Я знаю, что ты сейчас скажешь! - Лесовой приготовился открыть рот, но Леонид опередил его. - Ты хотел сказать: "Работал бы спутник!". Так ведь?
   - Так.
   - Нет, не работает! Дайте-ка мне посмотреть...
   Ему передали карту.
   - Мужики в артели что-то говорили насчет заброшенного лагеря на ручье Безрыбном. Не смейтесь, он так на самом деле называется. Ага, здесь не подписано, но это он. Здесь, Андрей?
   - Похоже, что да, - ответил Савельев и показал пальцем точку на карте. Где-то тут.
   - А мы успеем? - с сомнением спросил Лесовой. - Дорог-то нет, пока доберемся...
   - Обойдемся без дорог! - загадочно улыбнулся Полищук.
   - Пешком, что ли? - посмотрел на него Николай.
   - Зачем пешком? А вертолеты на что? Я даже знаю, где они стоят. Ну что, тряхнем стариной? Не разучились...
   ...На этот раз грохнуло не так сильно, стекла из окон не посыпались, как в тот раз, когда взлетел на воздух купол на сопке, но тоже основательно. Посуда на полках серванта жалобно зазвенела.
   - Где-то недалеко! - профессионально определил Стрешнев.
   - Проверьте! Быстро! - изменившись в лице, приказал доктор разведчикам.
   - Дима, за мной! - приказал Лесовой. - Леня, остаешься здесь.
   - Понял! - кивнул Полищук, взял лежавший на подоконнике автомат и положил на колени. Лесовой и Стрешнев тоже подхватили оружие и выбежали из квартиры.
   - Как я сразу не догадался! - прошептал им вслед Георгий Шалвович. - Старею...
   ...Вместо величественного здания бывшего собора, с которого содрали кресты и превратили в Институт по уничтожению жизни, на площади дымилась, издавая знакомый уже кисловато-пряный запах, груда бетонных обломков с торчавшими из них прутьями арматуры. Этот запах был так силен, что почти заглушал запах озона и свежескошенной травы, так что Лесовой уловил его, лишь подойдя вплотную к нагромождению бетона. Среди обломков кое-где сверкали в лучах утреннего солнца золотые блестки - все, что осталось от великолепных куполов. Рядом догорала большая легковая машина, в очертании которой с трудом угадывались знакомые обводы старинного черного автомобиля.
  
  
  
  

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

   Глава 1. Расставание
  
   Аэродром малой авиации с несколькими вертолетами оставался там же, где и был всегда - на двенадцатом километре Колымской трассы, не доезжая примерно километра до поста ГАИ. Прежде, чем выехать из города, подполковник с капитаном увели куда-то апостола Криса и стукача Киселева. Назад вернулись минут через двадцать уже без них, и никто почему-то не спросил, куда они дели пленников. Лица разведчиков оставались по-прежнему непроницаемыми, и Савельев теперь посматривал на них со смешанным чувством страха и невольного уважения. Татьяна ничего не сказала им, только вспыхнувшее у нее в глазах пламя без слов говорило, что она все поняла. Но когда доктор объявил Тане, что они не могут взять ее с собой, она снова расстроилась и чуть не заплакала.
   - А Андрей тоже останется? - спросила она с надеждой.
   - Нет, девочка, он едет с нами, - мягко ответил доктор. - Без него нам не обойтись.
   - А без меня, значит, можно? - с чисто женской логикой сделала она заключение и упрямым жестом смахнула навернувшуюся слезу. Нет, я не могу больше оставаться одна!
   - Кто тебе сказал, что ты будешь одна? - улыбнулся доктор и, подойдя к ней, погладил ее по голове, словно маленькую девочку. - С тобой останется Марта. Надеюсь, с ней тебе не будет страшно? Кроме того, мы оставим вам рацию, и вы всегда сможете поговорить с нами.
   Хотя слезы сразу высохли, но, глядя на лицо девушки, сразу становилось понятно, что она предпочла бы, чтобы с ней остался Андрей. На всякий случай она спросила:
   - Но почему мне нельзя с вами? Честное слово, я не струшу! - и, как последний козырь, выложила: - У меня первый разряд по лыжам!
   - Нельзя, потому что там будет опасно! - отрезал доктор и отвернулся от нее, показывая, что тема исчерпана.
   Больше Таня спорить не стала. Савельев был, конечно, огорчен расставанием, но согласился с доктором. Если в городе для Тани будет безопаснее, то пусть остается здесь.
   - Жди! - шепнул он на прощание. - Я вернусь, и все снова будет нормально. - И, чтобы приободрить девушку, пошутил: - Надеюсь, твои родители ничего не будут иметь против...
   Почуявший неладное Бурчало долго метался от Тани к Савельеву, не в силах сделать выбор. Пожалев бедного пса, девушка легонько подтолкнула его, шепнув на ухо:
   - Иди! Помогай Андрею!
   Бурчало ткнулся ей носом в колени, что-то благодарно проворчал и побежал к Савельеву.
   Когда выходили из квартиры, Андрей украдкой бросил на Таню взгляд, и вдруг почему-то подумал, что видит ее в последний раз. Но он гневно прогнал эту мысль и, отвернувшись, незаметно перекрестился.
   Выехали на том же желтом микроавтобусе, "снятом" Полищуком с маршрута. Когда проезжали мимо развалин собора, доктор попросил остановить машину, вышел на площадь, и минут пять стоял, глядя на обломки и напряженно о чем-то размышляя. Потом резко отвернулся, сел в машину и приказал:
   - Поехали!
   Первые несколько минут пути прошли в напряженном молчании - никто не решался перебить ход мыслей генерала. Хорошо отрегулированный японский мотор почти не был слышен, и в салоне стояла тишина. Первым ее нарушил доктор:
   - Господин Деметр сжигает за собой мосты! В самом буквальном смысле.
   - Чем ему помешала церковь? - спросил Лесовой, с нетерпением ждавший, что скажет Георгий Шалвович. - Зачем понадобилось ее взрывать?
   - Чтобы отрезать нам путь, - ответил доктор. - Деметр понимал, что мы будем его преследовать. Если бы у меня хватило ума сообразить сразу...
   - Что они там такое прятали, о чем нам нельзя было знать? - вмешался в разговор Савельев.
   - Бывший храм занял Институт жизни, - объяснил Георгий Шалвович. - А на колокольне вместо колоколов установили транспортное устройство, откуда ученые и уходили в "командировку" на Объект. Если бы я сразу об этом догадался, мы могли бы перехватить Деметра, и сейчас все было бы уже кончено.
   - А зачем он сжег машину? - спросил Стрешнев. Она-то чем ему помешала?
   - Видно, опасался, что мы разберемся с магической аппаратурой, которой она была напичкана, и воспользуемся машиной, чтобы догнать его. Я же говорю, сжигает мосты. Значит, уверен, что операцию "Очищение" никто уже не остановит, и все это ему больше не понадобится.
   - Зачем тогда нам нужен этот заброшенный лагерь? - не унимался Дмитрий. - Что мы там забыли?
   - Там есть еще один вход на Объект, - уверенно ответил доктор.
   - Поэтому туда прилетел Танин дядя? - Савельев вспомнил тот день и зябко поежился. - Но что он там делал?
   - Скорее всего, - задумчиво сказал Георгий Шалвович, - физик Алексей Максимов догадался, для чего создается супермозг, и решил уничтожить его. Поместили его в искусственно созданной пространственно - временной аномалии, не подчиняющейся известным нам физическим законам. Местные ученые соорудили ее с помощью современной науки и магических технологий. Он был хорошим физиком, этот Максимов, раз смог рассчитать координаты второго входа на Объект - совершенно случайно он оказался на месте заброшенного лагеря, куда судьба занесла нашего молодого друга Андрея. Видимо, о существовании этого входа не подозревали сами создатели аномалии... Но стукач Киселев каким-то образом пронюхал о крамольных замыслах ученых, и апостолы перебросили Максимова с помощниками в "новый мир". Уничтожать их они рачительно не стали, видно, решили, что таким светлым мозгам может еще найтись применение.
   - А какая роль была у того биолога, которого арестовали за выступление в Сети? - спросил Савельев, вспомнив статью в местной газете.
   - По-видимому, он надеялся раскрыть людям глаза на деятельность апостолов и их местных подручных. Поступок героический, но, к сожалению, лишенный всякой надежды на успех. Если уж под влиянием апостолов люди отреклись от Господа и допустили, чтобы место Божьих храмов заняли бесовские Институты жизни, значит, дело зашло слишком далеко.
   - Как это у них получилось? - с сомнением спросил Лесовой. - Большевики семьдесят лет душили религию, и то смогли лишь загнать ее в подполье. Как только власть поменялась, люди сразу пошли в церкви. А тут какая-то кучка бледнолицых уродов...
   - Были еще агенты влияния, - напомнил доктор. - Но даже это не главное. Помните про те сигналы, которые шли из-под купола? Подполковник назвал их голосом сатаны и попал в точку. Я долго думал и, кажется, понял, что это такое. Преобразованные приемником в звуковую форму, эти сигналы внушают животный ужас, возбуждают необузданную злость или еще какие-то низменные чувства - это как у кого, в зависимости от личных качеств конкретного человека. Не преобразованное в звук, излучение воспринимается мозгом и напрямую, без всякого приемника. В этом случае оно подавляет у людей способность критически воспринимать действительность, и им гораздо легче внушить нужные представления о жизни. Нет, подвергнутые излучению люди не становились классическими зомби, безропотно исполнявшими любой приказ, но управлять ими было гораздо легче. Правда, было немало и тех, на кого оболванивание не действовало. Таких, как Татьянин дядя или тот биолог...
   Тут они подъехали к воротам с надписью "Аэропорт", и разговор пришлось свернуть. Ворота открывались электромотором, естественно, сейчас не работавшим. Чтобы открыть их вручную, пришлось долго крутить специально предусмотренную для таких случаев ручку. Как только щель между створками достигла ширины, достаточной для того, чтобы через нее смог протиснуться микроавтобус, сели в машину и помчались на взлетное поле. На такую мелочь, как ободранные о ворота боковые зеркала заднего вида, никто не обратил внимания. Все понимали, что счет идет даже не на часы, а на минуты.
   Парк воздушных машин малой авиации состоял из трех вертолетов Ми-8 и одного старенького биплана Ан-2. Разведчики быстро справились с замками на дверях вертолетов и убедились, что все три машины стояли не заправленными. Но отчаиваться не стали. Пробежались по аэродрому, и через несколько минут Полищук вернулся на поле за рулем машины - заправщика.
   - Не полный, но долететь хватит! - радостно сообщил он.
   Шустро подтащили заправочный шланг к машине, казавшейся наименее потрепанной судьбой и временем, вставили его в горловину. Полищук включил насос, и топливо полилось в бак вертолета.
   - Успеем? - нетерпеливо постукивая кулаком по обшивке винтокрылой машины, с надеждой спросил Лесовой у доктора.
   - Должны! - ответил тот. - Те, кто докладывали Деметру по радио о готовности операции, говорили о двух-трех днях. И, похоже, дело тут не в них, а в готовности самого Объекта.
   Наконец, бак заполнился. Перенесли из машины в вертолет две сумки с запасом продуктов. Но первым, царапая когтями алюминиевые ступеньки трапа и нетерпеливо поскуливая, туда забрался Бурчало. Полищук с молчаливого согласия разведчиков занял место пилота и завел двигатель.
   - Справишься? - спросил Лесовой, бросив взгляд на приборы. - А то, может, я сяду?
   - Не переживай! - улыбнулся Леонид. - Не знаю, как посадить машину, а взлететь уж точно смогу.
   - Ты брось так шутить! - с деланно строгим видом сказал Стрешнев. - А то выгоним из-за штурвала и разжалуем до грузчика!
   Савельев понял, что шутками и подначками разведчики снимают напряжение перед опасным делом. Сам он особого напряжения не чувствовал, но это, скорее всего, потому, что бывать в таких опасных переделках ему еще не приходилось, и он просто еще не осознал смертельного риска предстоящей операции.
   - Взлетаем? - спросил Леонид доктора, когда двигатель прогрелся до нужной температуры.
   - Подождем немного, - лаконично ответил тот, всматриваясь через стекла кабины в сторону здания аэропорта, будто ждал еще кого-то.
   ...Когда на поле появилась маленькая красная "Тойота", Лесовой и Стрешнев схватились за автоматы, но доктор жестом остановил их и облегченно вздохнул. Из подъехавшей машины выбежала Марта и ловко запрыгнула в вертолет.
   - Теперь взлетаем! - крикнул Леониду доктор, закрывая за ней дверь.
   Николай случайно наткнулся взглядом на Дмитрия, и подумал, что не только доктор обрадовался возвращению Марты.
   - Что случилось? - перекрикивая шум вращающихся винтов, испуганно спросил женщину Савельев и схватил ее за рукав. - Что с Таней? С ней что-то случилось?
   - С ней все в порядке, - успокоила его Марта, ловко освободив руку. - Просто мне удалось убедить ее, что вам я нужнее.
   Савельев вопросительно посмотрел на доктора и тот кивнул, подтверждая ее слова.
   - Можешь поговорить с ней, пока не отлетели далеко, и не пропала связь, - предложила Марта, взяла у Стрешнева рацию и передала Андрею.
   Но, как он ни вслушивался, прижимая брусок рации к самому уху, разобрать что-нибудь, кроме отдельных бессвязных слов, из-за рева двигателя и шума винтов ему не удалось.
  
   Глава 2. Лучше страшная правда...
  
   Полетной карты у разведчиков не было, ориентировались по обычной карте местности. Сменяющие друг друга сопки, горные хребты и распадки были похожи друг на друга, найти среди них нужное место оказалось нелегко, поэтому на ручей Безрыбный вышли только с третьего захода. С тревогой посматривая на указатель топлива, майор Лесовой, занявший место рядом с пилотским креслом и взявший на себя обязанности штурмана, громко крикнул, чтобы его услышали Полищук и доктор, который стоял у пилота за спиной и вглядывался в проплывавший внизу горный рельеф:
   - На обратный путь топлива точно не хватит!
   - Не важно! - так же громко ответил Георгий Шалвович. - Главное - долететь. Если сделаем дело, назад доберемся и пешком.
   - А если не сделаем? - спросил, не оборачиваясь, Полищук.
   - Тогда нам некуда будет возвращаться. Лучше об этом даже не думать.
   Произнося эти слова, генерал понизил тон. Но разведчики все равно услышали его, и обоим стало не по себе.
   - Значит, будем делать! - преувеличенно бодро ответил Лесовой, не спуская глаз с очередного ручья, петлявшего по узкому, похожему на ущелье распадку, и вдруг радостно крикнул:
   - Вот он! Смотрите!
   Внизу, под шасси вертолета, по правому берегу ручья вытянулся маленький поселок из двух десятков крошечных домиков. За ним, окруженные прямоугольником забора из колючей проволоки, стояли четыре длинных приземистых барака. По углам изгороди мрачным напоминанием о страшных временах торчали сторожевые вышки.
   - Андрей! - позвал доктор. - Смотри, этот?
   Савельев посмотрел вниз, и у него екнуло сердце. Вот домик, в котором он прожил несколько месяцев, там склад, где нашел спасшие его от голодной смерти банки с повидлом и яичным порошком. А из того барака он попал в логово сатаны, или, как назвал это место доктор, на Объект...
   - Да! - взволнованно сказал он. - Это здесь!
   Полищук сделал круг над поселком, прицелился, и направил вертолет на небольшую ровную площадку рядом с лагерем. Все-таки, он не был профессиональным пилотом, и машину здорово тряхнуло при приземлении.
   - Осторожнее надо! Не дрова везешь! - беззлобно прикрикнул на него Дмитрий. - Все колеса, наверное, переломал!
   - И пусть! - махнул рукой Леонид. - Все равно на обратный путь топлива не хватит.
   Бурчало выпрыгнул первым. Сиганул на землю еще до того, как остановились винты и из двери сбросили алюминиевую лесенку, и что-то вынюхивая, зигзагами побежал к баракам. За ним, держа наготове автоматы, сошли разведчики, потом уже все остальные. Савельев тоже держал в руках свое ружье. Кобура с наганов висела на поясе, а вещмешок с патронами и кое-какими припасами он забросил на спину.
   Ветра не было, тишину в распадке нарушал лишь звон близкого ручья. В воздухе стоял сильный запах багульника, густо пробившегося в местах, не тронутых кирками подневольных золотодобытчиков.
   - Наши дальнейшие действия? - убедившись, что в пределах видимости противника нет, спросил Лесовой у доктора. По его ставшему очень серьезным лицу было понятно - он приступил к работе. - Будем обустраиваться, или сразу к делу?
   - Сначала осмотримся, - ответил тот. - Времени у нас немного, но с наскока действовать не будем.
   Тут в разговор, заметив странное поведение пса, вмешался Савельев:
   - Кажется, Бурчало что-то нашел! Смотрите!
   Пес стоял около входа в барак, но не тот, в котором Савельев спасался от вертолета, в котором ему померещилось летающее чудовище, а другой, ожесточенно рыл лапами землю и время от времени отрывисто лаял, призывно оборачиваясь к людям. Савельев, а за ним и остальные, подбежали к нему. Стрешнев и Полищук, не сговариваясь, стали по бокам, направив стволы в стороны и внимательно оглядывая окрестности.
   ...Если бы прошел дождь, они ничего бы не заметили. Но последние несколько дней на Колыме стояла солнечная погода, а бараки были построены на мягком насыпном грунте, поэтому человеческие следы, которыми была густо истоптана земля не только у входа, но и между бараками, хорошо сохранились. Увидев, чем занимается Бурчало, Лесовой с криком: "Твою мать!" схватил его за ошейник и оттащил упиравшегося пса от места раскопок.
   - Всем отойти! Быстро! - приказал он таким голосом, что ни у кого, даже у генерала, не возникло желания ослушаться.
   Майор опустился на колени около выкопанной псом ямки и, положив автомат рядом с собой, стал медленно и очень осторожно разгребать землю руками, иногда помогая себе ножом. Копался он несколько минут, и все это время остальные следили за ним издали, затаив дыхание. Наконец, Лесовой что-то извлек из-под земли и отбросил в сторону. Потом с видимой натугой поднял большой зеленый металлический диск, с которого сыпалась земля.
   - Противотанковая! - страшным шепотом произнес Полищук, не забывая, однако, оглядываться по сторонам.
   - И ставили совсем недавно, - так же шепотом добавил Стрешнев. - После дождя. А шел он, похоже, не позже недели назад.
   - Может быть, тут и сейчас кто-то есть? - спросил Савельев, чувствуя, как по спине побежала струйка ледяного пота, и на всякий случай снял с плеча ружье.
   - Вряд ли, - с сомнением пробормотал себе под нос Стрешнев. - Собака бы почуяла. Хотя исключать ничего нельзя...
   - Мину ставил не специалист, - сказал подошедший майор. - Слишком глубоко закопали. Чуть повыше, и Бурчалу разнесло бы в клочья.
   - А может, и нас вместе с ним, - заметил Стрешнев. - Если бы подошли поближе...
   - Надо остальные бараки проверить, - озабоченно сказал Лесовой. - Наверняка, их тоже заминировали. И вообще осмотреться. А Бурчало молодец! Как будто его специально на мины натаскивали.
   - Ну, на мины вряд ли кто-то его натаскивал, - заметил Савельев гордо, будто это он воспитал такого замечательного пса, - но молодец - это точно!
   - Тогда попробуем, - предложил майор. - Бурчало, ищи!
   Пес посмотрел на Савельева, будто спрашивая у него разрешения.
   - Ищи, ищи! - подтвердил Савельев. - Только не вздумай рыть, а то взорвешься!
   Бурчало сорвался с места и помчался к другому бараку.
   - Оставайтесь здесь! - сказал Лесовой не терпящим возражений тоном, и побежал следом за собакой.
   Заминированными оказались входы и во все остальные бараки. Лесовой, никому не перепоручая это дело, хотя друзья предлагали сменить его, обезвредил все мины, потом вместе с Бурчалой проверил все вокруг и внутри зданий. Больше коварных сюрпризов не оказалось.
   - Но кто мог это сделать? - с недоумением спросил у доктора Савельев, пока майор занимался своим делом. - Вы ведь говорили, что, кроме Таниного дяди, никто не знает, что здесь есть вход на Объект?
   - Значит, не выдержал на допросе, - мрачно ответил Георгий Шалвович. - Апостолы умеют спрашивать.
   Упомянув Татьяну, Савельев вспомнил, что она осталась в городе совсем одна, и снова обратился к доктору:
   - Георгий Шалвович, мне надо с вами поговорить. Если можно, наедине.
   - Ну, что же, - доктор внимательно посмотрел на него каким-то странным взглядом. Савельеву показалось, что в глазах собеседника промелькнула плохо скрытая жалость. - Давай отойдем в сторонку.
   - Товарищ генерал... - начал он, когда они отошли достаточно далеко от остальных.
   - Называй меня Георгий Шалвович, - мягко поправил его доктор. - Не люблю этого обращения.
   - Хорошо, - поправился Савельев. - Георгий Шалвович, объясните, почему вы не разрешили Татьяне лететь с нами?
   - Здесь опасно, - ответил доктор, отведя глаза в сторону.
   - А там разве нет? - возразил Савельев, пытаясь перехватить его взгляд. - Ведь в городе остались еще несколько бледнолицых.
   - Она будет сидеть дома, и они ее не найдут...
   - Георгий Шалвович, вы что-то от меня скрываете, ведь так? - Вид доктора, и особенно его взгляд внушали трепет, но сейчас Савельев потерял терпение. Беспокойство за судьбу девушки заставило его идти напролом. - Прошу вас, скажите правду!
   Доктор помолчал немного, потом посмотрел Савельеву в глаза, будто сомневаясь, стоит ли откровенничать с ним, наконец сказал:
   - Лучше бы тебе не знать этого, Андрей.
   - Не беспокойтесь, я выдержу! - упрямо гнул свое Савельев.
   - Ты знаешь, для чего мы сюда пришли, - то ли спросил, то ли констатировал Георгий Шалвович. - А понимаешь ли ты, что никогда и ни у кого не было задачи, важнее и ответственнее нашей. Повторяю, если не понял - важнее и ответственнее!
   - Да понял я, понял! - досадливо поморщился Савельев. Он ждал ответа на свой вопрос, мог думать сейчас только о Тане, и все другие слова пролетали мимо его сознания.
   - А я вижу, что ничего ты не понял! - теперь голос доктора звучал строго и непреклонно. - До тебя, видно, не доходит, что в случае нашей неудачи навсегда исчезнет абсолютно все - ты, я, весь мир, и в том числе - твоя Татьяна!
   - Но что я...
   - Не перебивай! Имей терпение! Ты думаешь, случайно сошлись здесь мы все, выходцы из трех слоев реальности? Случайно попал сюда ты? Случайно у тебя вдруг проявилась способность к телепатии и, я уверен, прорежутся и другие способности, о которых ты пока даже не подозреваешь? Нет, таких случайностей не бывает! Все это просто не могло произойти без вмешательства тех сил, что больше всего заинтересованы в успехе нашей миссии. А для тебя в ней отведена какая-то важная, может быть даже ключевая роль, иначе ты никогда не встретился бы здесь с нами, а просто давно замерз бы или умер от голода в этой глуши. Только случилось бы это в твоей реальности. Ты можешь, наконец, понять, какая важная роль отведена тебе в этом деле, если ты один раз сумел уже проникнуть на объект, куда даже апостолы проникают только при помощи магической техники?
   - Пусть так! - Савельев был на все согласен. - Но при чем здесь Татьяна, и почему, все таки, ее нельзя было взять с собой?
   - А потому, - печально сказал доктор, с сожалением глядя на Андрея, - что, когда мы уничтожим чудовище, вместе с ним исчезнет и эта реальность, созданная только для того, чтобы привести его в мир, дать ему материальную оболочку. А вместе с ней исчезнет и твоя Татьяна...
  
   Глава 3. Прерванное объяснение
  
   Когда страшный смысл слов доктора дошел до Савельева, все поплыло у него перед глазами. Он изо всех сил сжал кулаки и спросил, с трудом ворочая пересохшим вдруг языком:
   - Вы хотите... чтобы я... своими руками?.. - из груди вырвался глухой стон, Савельев почувствовал, как его захватывает горячая волна ярости. - Вы думали, что я соглашусь...
   - Остынь! - взгляд доктора, казалось, проник под черепную коробку и прохладным прикосновением остудил готовый взорваться от боли и отчаяния мозг. - Чувства - великая вещь, но они не должны преобладать над разумом. Хоть бы подумал, что будет, если ты уйдешь сейчас к своей Татьяне!
   - Ага! - горько усмехнулся Савельев. - Куда я теперь отсюда уйду?
   - Ну, ладно... Если бы я сказал тебе это раньше, и ты отказался лететь с нами, остался в городе. Возможно, мы справимся сами. А если нет? Тогда эта реальность погибнет вместе с Татьяной, а заодно и с тобой. Но в этом случае погибнут и все остальные слои реальности, причем без всякой надежды на возрождение. Чудовище замахнулось на самые основы мироздания, на самого Создателя и вечную жизнь всех живших и живущих, в том числе и твою. Исчезнет без следа и тот мир, откуда ты был переброшен сюда, где остались твои родители и все, что тебе дорого. Кстати, там, в этом мире тоже есть своя Татьяна... Такие вот варианты. А этот слой обречен в любом случае, кто бы ни победил в схватке. Он был искусственно создан, точнее, неузнаваемо изменен с единственной целью - послужить плацдармом для уничтожения всех остальных, и потому у него нет ни малейшего шанса на дальнейшее существование. Он и без того балансирует на грани распада, особенно сейчас, когда все должно окончательно решиться. Такие вот дела...
   Савельев прижал ладонь к правому виску - кровь пульсировала там с такой силой, что толчки отзывались в голове колокольным звоном.
   - Ты должен сделать выбор, - доктор больше не щадил его. - Только времени на обдумывание у тебя уже нет. Цену своему отказу ты теперь знаешь. Сейчас я пойду к остальным, а ты подумай. Только недолго. Если решишь уйти, я попрошу капитана, чтобы подбросил тебя до трассы. Туда топлива должно хватить. Там поищешь машину и вернешься в город. Если успеешь, конечно. Все может закончиться очень быстро.
   Генерал отошел, а Савельев в растерянности остался стоять на месте. Зачем-то наклонился, сорвал веточку багульника, растер пальцами несколько листиков, почувствовав густой пьянящий аромат, и прошептал: "Таня...". Не отходивший далеко Бурчало сочувственно посмотрел на него, подошел и сел рядом, прижавшись лохматым боком к ноге.
   В ожидании доктора разведчики продолжали контролировать местность. Марта отошла к ручью и присела на берегу, задумчиво глядя на журчащие по камням прозрачные струи.
   - Я отойду, - сказал Стрешнев.
   Николай согласно кивнул. В воздухе висело напряжение, все чувствовали приближение решающего момента, и он понял, что Диме просто необходимо поговорить с Мартой.
   - Хорошо здесь, - Дмитрий не знал, с чего начать разговор, и произнес первые пришедшие на ум слова.
   - Хорошо, - согласилась Марта. Кажется, она все поняла. - Еще лучше было бы, если бы мы пришли сюда просто отдохнуть. Или на рыбалку.
   - Здесь нет рыбы, - с сожалением сказал Стрешнев. - Леня сказал, что ручей так и называется - Безрыбный. Зря не назовут...
   На губах Марты появилась едва заметная улыбка. Она смотрела на подполковника и ждала, что будет говорить дальше этот суровый мужчина, вдруг оробевший, словно впервые пришедший на свидание школьник.
   С минуту оба молчали, только несмолкаемый плеск воды нарушал тишину. Потом Дмитрий заговорил снова:
   - Знаете, Марта...
   - Чего уж там, подполковник, - чуть насмешливо прервала его женщина, - Давай уж на "ты". Кажется, к тем словам, что ты хочешь сказать, больше подходит такое обращение.
   - Хорошо! - обрадовался Стрешнев. Потом до него дошел смысл ее слов, и он удивленно спросил: - А откуда ты знаешь...
   - Догадалась, - снова прервала его Марта, улыбнувшись на этот раз гораздо шире. - Это нетрудно. У тебя все на лице написано.
   - Неужели? - злясь на собственную робость, нахмурился Дмитрий. Потом решился на что-то, его лицо разгладилось.
   - Знаешь, Марта, - сказал он с видом человека, идущего в атаку, - я знаю тебя всего несколько дней...
   - Три, - поправила она. Улыбка ушла с ее лица, теперь Марта смотрела на него серьезно. - Три дня.
   - Хорошо, - согласился Стрешнев. - Три дня. А кажется, что намного больше. По крайней мере, год. Или даже два.
   Чувствуя, что запутался в словах, Дмитрий снова рассердился на себя, махнул рукой, и решительно произнес:
   - В общем, так, Марта. Что бы ни случилось, ты должна знать, что я очень хочу, когда это все закончится, продолжить наше знакомство. Поверь, для меня это очень важно.
   Он замолчал, ожидая, что женщина скажет ему в ответ.
   - Дима, дорогой, - тихо сказала Марта неожиданно потеплевшим голосом. Стрешнев замер в ожидании, но следующие слова заставили его лицо растерянно вытянуться. - Я очень хотела бы сказать тебе "да", но, к сожалению, не могу этого сделать. Нет, Дима. Это невозможно.
   - Почему? - на Дмитрия невозможно было смотреть без слез.
   - Я не могу тебе этого объяснить, - виновато ответила женщина. - Может быть, когда-нибудь потом... Или доктор все тебе расскажет, если сочтет это возможным.
   - Что? - Дмитрий не поверил собственным ушам. - Ты... и доктор?
   - Да нет же, дурачок, - как маленького, успокоила его Марта. - Ты совсем неправильно меня понял.
   ...Все сюда! Быстро! - в окрике Лесового звучала тревога. Еще не поняв, что произошло, Стрешнев схватил Марту за руку и потащил ее к входу в барак, где стояли Николай и Леонид.
   - Андрей, бегом! - Теперь Николай обращался к Савельеву, который с недоумением смотрел на него и продолжал нерешительно топтаться на месте. Голос майора прозвучал так, что через две секунды Андрей оказался рядом со всеми.
   - В барак! - скомандовал Лесовой.
   Когда все оказались в полутемном помещении, он вбежал следом и прикрыл за собой дощатую дверь со свисающими с нее клочьями старого ватного одеяла, которым она была когда-то обита для сбережения тепла. Оставил лишь узкую щель, чтобы видеть, что происходит снаружи.
   - Кажется, началось! - шепотом сообщил Николай.
   Что началось, никто не спрашивал. После находки мин все понимали - ничего хорошего произойти не могло.
   В бараке было три маленьких зарешеченных окна с давно выбитыми стеклами - по одному к каждой из боковых стен и еще одно на торцовой стене, недалеко от двери. Вторая, дальняя торцовая стена, через которую Савельеву когда-то открылся проход в царство сатаны, была глухая.
   - Дима - налево! - приказал Лесовой, показав на одно из окон. - Леня - направо. Черт, некому прикрыть это окно!
   - Почему некому? - удивленно спросила Марта, и все увидели, что она держит в руке большой черный пистолет. Было совершенно непонятно, где она могла его прятать до этого - камуфляжный костюм на ней был ладно пригнан, ничего на нем не оттопыривалось, кроме естественных выпуклостей.
   Она заняла место у окна недалеко от входной двери. Андрей только теперь вспомнил про висевшее у него на плече ружье, и ему стало стыдно. Но майор не дал ему долго переживать.
   - А ты держись около меня, - приказал он. - Стрелять только по моей команде!
   - В кого стрелять? - удивился Савельев. В поле зрения не было ни одного врага.
   - Сейчас увидишь! - уверенно пообещал майор.
   - Решил? - шепотом спросил у Андрея доктор, осторожно выглядывая в приоткрытую дверь.
   - Я с вами! - коротко ответил Савельев, подумав про себя: "куда я теперь денусь с подводной лодки?"
   ...Черная машина появилась из воздуха совершенно неожиданно, метрах примерно в пятидесяти от прохода в колючей проволоке, недалеко от вертолета, неподвижно застывшего на отсыпанной мелким гравием единственной здесь ровной площадке. Из нее осторожно вышли пять человек, одетые в камзолы разных цветов. Четверо были вооружены старыми автоматами Калашникова калибра 7,62 с деревянными прикладами, еще один - трубой уже знакомого разведчикам парализатора. Они рассыпались вокруг машины, ощетинясь стволами во все стороны - значит, не знали, с какой стороны ждать нападения. Прозвучала отрывистая команда. Двое в сиреневых камзолах побежали к вертолету, опасливо заглянули в открытую дверь, один поднялся по лесенке внутрь. Вышел, отрицательно помотал головой.
   Снова собрались около машины, о чем-то коротко переговорили, старший подал знак водителю, все это время не покидавшему своего места, и автомобиль исчез так же неожиданно, как появился. Оставшиеся отошли к вертолету, и расселись около него на камнях.
   Лесовой жестом подозвал Стрешнева и Полищука, застывших наготове каждый у своего окна. Они бесшумно подошли к двери, и майор едва слышно шепнул:
   - Ждут подмоги!
   - Точно! - так же тихо подтвердил Стрешнев.
   - Как ты думаешь, Дима, парализатор действует через преграду? - спросил Николай. - Я имею в виду стену.
   - Не знаю, - пожал плечами Дмитрий. - Не пробовал.
   - На всякий случай снимем его первым, - прошептал майор. - Я беру его, вы обслуживайте автоматчиков. Дима - двоих слева, Леня - справа. Андрей, на счет "раз" толкнешь дверь.
   - Три... два... один!
   Савельев толчком распахнул дверь, и сразу застучали короткие автоматные очереди. Апостолы попадали на землю, не успев даже сообразить, что произошло.
   - Леня, оружие! - скомандовал Лесовой, теперь уже в полный голос. - Мы подстрахуем.
   Савельев взвел ружье, которое давно уже держал в руках, и тоже приготовился "страховать" Полищука. Капитан забросил оружие за спину и метнулся к убитым апостолам. Повесил на одну руку гроздь автоматов, в другую взял парализатор и вернулся в барак. Потом сбегал еще раз и освободил висевшие у апостолов на поясах подсумки от запасных рожков. Все это он свалил в кучу около стены.
   Черный автомобиль снова появился минут через пять. Но выходить из него никто не стал. Как только сидевшие в нем апостолы увидели разбросанные около вертолета трупы соратников, машина моментально растаяла в воздухе.
  
   Глава 4. Марта удивляет бойцов
  
   - Неужели ушли? - с облегчением спросил Савельев, опустив ружье. Но подполковник Стрешнев поспешил разочаровать его:
   - Даже не надейся! - сказал он, ставя автомат на предохранитель. - Не для того они сюда приходили. Просто отступили подальше, чтобы не попасть под обстрел. Подтянут силы - и пойдут в атаку. Правда, однажды они уже показали, какие из них вояки...
   - Зато их много! - возразил Лесовой, и обратился к доктору: - Георгий Шалвович, помнится, вы говорили о нескольких сотнях апостолов, сбежавших из "нового мира"?
   - Почти четыреста человек! - подтвердил тот. - Но не думаю, что все они ушли оттуда в этот слой реальности.
   - Даже если здесь половина от этого количества, нам придется несладко, - вздохнул Полищук. - Массой задавят!
   - Не забывайте, - остановил его доктор, - что мы тоже пришли сюда не просто повоевать с апостолами. Их задача - не пустить нас на Объект, а наша - прорваться туда. И мы должны это сделать, чего бы это нам ни стоило.
   Доктор осмотрелся по сторонам, толкнул ногой невесть откуда здесь взявшуюся ржавую консервную банку, спросил у Савельева:
   - Андрей, это тот барак?
   - Да, - он показал на дальнюю стену. Кое-где из щелей между бревнами выпал пересохший мох, которым они были когда-то законопачены, и через теперь щели на прогибающийся под ногами дощатый пол падали солнечные лучи, в которых играли поднявшиеся в воздух пылинки. - Проход открылся вон там...
   - Надо, чтобы он открылся и сейчас, - непререкаемым тоном сказал Георгий Шалвович. Иначе все будет напрасно. Сейчас ты будешь вспоминать все, что было в тот день, а я тебе помогу. Мы должны спешить, пока апостолы не начали атаку.
   Он посмотрел на Савельева, и тот больше уже не мог отвести от него взгляда. В голове наступила такая чистота и ясность, какой не было, пожалуй, ни разу в жизни.
   - Вспоминай! - приказал доктор, и перед глазами с пугающей отчетливостью, с четко прорисованными мельчайшими деталями встала картина того зимнего дня.
   ...Савельев прикрыл глаза лишь на мгновение, а когда открыл, куда-то пропали купавшиеся в ярких солнечных лучах пылинки, в помещении царил серый морозный сумрак. Показалось даже, что мочки ушей и кончик носа щиплет морозом. По бараку снова ползли волны разноцветного тумана, светилась тусклым призрачным светом, менялась на глазах и становилась прозрачной бревенчатая стена, за ней возникали фантастические фигуры и переплетения странных органов чудовищного, непостижимого разумом живого существа, гигантского мозга, созданного людьми для обитания в нем самого сатаны. Савельев медленно, будто преодолевая сопротивление ставшего вдруг густым и тягучим воздуха, прошел вдоль барака, протянул руку к стене, и ощутил вязкое сопротивление вещества, в которое превратилась древесина потрескавшихся, давно высохших бревен.
   Савельев не замечал, что за ним неотступно следовали доктор, Марта и майор Лесовой - Стрешнев с Полищуком оставались у входа, ведя наблюдение за подступами к бараку. Он вообще не видел ничего и никого вокруг себя, кроме того страшного мира, что лежал за ставшей полупрозрачной стеной, внушал смертельный ужас и одновременно неудержимо манил к себе.
   Повторяя все действия того зимнего дня, Савельев трижды произнес про себя: "Господи, помоги мне пройти! Я очень хочу туда!". Как и тогда, в груди стал наполняться чудовищной силой огненный шар, и он уже сделал шаг на ту сторону, наполовину погрузившись в легко проницаемую субстанцию, в которую превратилась стена. Остановили его прозвучавшие в голове слова:
   - Погоди, Андрей! Одному туда нельзя.
   "Чпок!". Он сделал шаг назад, и желеобразная преграда сомкнулась перед ним, снова превратившись в потрескавшуюся бревенчатую стену. Савельев вздрогнул, и вернулся к реальности. Майор смотрел на него с недоверчивым восхищением, как смотрят зрители в цирке на фокусника, только что на их глазах вытащившего из пустой шляпы живого кролика и кучу разноцветных лент в придачу. Во взгляде Марты, кроме удивления, читалось нескрываемое уважение.
   - Ну, ты даешь! - покачал головой разведчик, но Савельеву было не до того, чтобы спрашивать, чем он так удивил невольных зрителей. Главное было, что стоявший рядом доктор казался довольным.
   - Молодец! - похвалил он Андрея. - А теперь ты должен научить этому Николая и Марту.
   - Как? - недоверчиво спросил Савельев. - Я ведь даже сам толком не знаю, как у меня получается...
   - Бросьте, доктор! - поддержал Андрея майор. У него был вид человека, которого пытаются разыграть. - Пошутили, и хватит! Я офицер, а не колдун! Пойду я лучше к ребятам, а то сейчас попрут апостолы. Надо бы отбить у них охоту лезть к нам, пока у нас не кончаться патроны...
   Марта переводила взгляд с доктора на Савельева и обратно и ничего не говорила.
   - Никто не собирается над вами шутить, майор! - оборвал доктор скептически настроенного Лесового. - С апостолами мы как-нибудь справимся сами. Ваша задача куда важнее. Вам надо уничтожить тварь, что прячется за этой стеной.
   Только сейчас Савельев заметил, что доктор "разговаривает" с ними, не открывая рта, а майор, похоже, до сих пор не обратил на это внимания.
   - Преодолеть стену и попасть на Объект из здесь присутствующих могут только Андрей, Марта, и вы, Николай, - продолжал доктор. - Ну, и я, конечно. Но я должен остаться здесь.
   - Почему? - спросил Лесовой. Марта промолчала - наверное, знала, почему.
   - А вы предлагаете оставить твоих бойцов вдвоем отбивать атаки апостолов? - генерал снова перешел на обычный разговор. Наверное, так легче было сохранить какие-то мысли невысказанными, чтобы собеседник этого не заметил.
   Наверное, Лесовой понял это, потому что спрашивать больше не стал, но генерал добавил сам:
   - Есть и другие причины, по которым я не могу идти с вами, но объяснять будет слишком долго, а времени у нас, сам понимаешь...
   - Командир! - раздался от входа голос Полищука. - Они идут!
   - Сейчас! - крикнул майор и сделал шаг. Но его остановил доктор.
   - Стойте, майор! - скомандовал он. - Я сказал - здесь мы разберемся сами! Андрей, медленно и внятно повторяй про себя, как ты это делаешь! А ваша задача - разобраться во всем, чтобы, кровь из носа, попасть туда вслед за Андреем.
   - Но ведь мы даже не знаем, что будем там делать? Как справиться с этой заразой? - спросил Лесовой, с тревогой и нетерпением поглядывая в сторону выхода. - Вы не дали нам никаких инструкций.
   - Не дал, и не дам! - нервно покусывая губы, что было совсем уж на него не похоже, ответил доктор. Видно было, что он очень торопится. - Потому что я и сам не знаю, как уничтожить чудовище. Знаю только, что сделать это надо.
   - Командир, они близко! - разведчики не слышали, о чем идет разговор в дальнем конце барака. - Их двадцать человек!
   - Все, иду! - крикнул Лесовой и побежал к двери.
   Вбитый в подсознание бойцовский инстинкт пересилил требования дисциплины доводы генерала. Там, за стеной, пряталась опасность, грозившая всему миру. Николай верил доктору, но все равно, невидимая и неощутимая пока, опасность оставалась абстрактной, умозрительной. А здесь, совсем уже близко, надвигалась реальная, осязаемая угроза в лице двух десятков вооруженных до зубов бледнолицых фанатиков, остановить которых можно было, только убив. Поэтому он ослушался приказа и поспешил на выручку боевым друзьям, оставшимся вдвоем против превосходящих сил противника. Он не раздумывал, не метался в нерешительности. Просто поступил так, как поступили бы на его месте они. А они, Лесовой это знал, никогда не оставили бы его в такой ситуации. Доктор пытался его остановить, но не успел. Майор был уже около входа и, держа наготове автомат, выглядывал в дверь.
   Наступающие рассыпались цепью и приближались короткими перебежками, после каждой из которых, за отсутствием укрытий в виде камней и деревьев, просто падали на землю, беря на прицел вход в бараки, - в каком именно укрылись люди, перебившие их предшественников, они не знали. Их было двадцать человек - четыре ходки черного автомобиля, но майор подозревал, что это не все, прибывшие по тревоге на место происшествия.
   - Дима, давай в ускорение! - сказал он Стрешневу.
   Распылять и без того незначительные силы было неразумно, но еще неразумнее, по мнению Николая, было закрыть глаза на то, что апостолы могут воспользоваться тем же приемом. А раз могут, то обязательно воспользуются.
   - Справитесь без меня? - Стрешнев в упор посмотрел на майора.
   - Постараемся, - Лесовой отвел взгляд. - Давай, Дима, давай!
   - Пусть остается! - неожиданно вмешалась Марта. - В ускорение пойду я.
   - Куда тебе! - возмутился Стрешнев. - Оставайся здесь!
   Проигнорировав его слова, Марта добавила, обращаясь к майору:
   - Я справлюсь, не переживайте! Только дайте мне гранату. - И добавила неслышно для Стрешнева и Полищука, но очень настойчиво: - Дайте, дайте! И не надо спорить майор!
   Лесовой не смог сопротивляться такому напору. Взяв протянутую гранату, Марта моментально исчезла из поля зрения, став невидимой для людей, остававшихся в обычном временном измерении.
   - Марта! - запоздало воскликнул Стрешнев, имевший особые причины волноваться за женщину.
   - Оставьте, подполковник, - успокоил его доктор. - Она справится. Марта - боец, бывала еще и не в таких переделках.
   Не успел он произнести эти слова, как вдали, за поворотом ущелья, грохнул взрыв, и почти одновременно с этим в бараке снова возникла чуть запыхавшаяся Марта. Поправив рассыпавшиеся волосы, она сказала:
   - Их было пятеро, вошедших в ускорение. Они подошли уже к самому бараку, но моего появления не ждали. И бойцы они были никакие. Да, еще автомобиль, его тоже больше нет. Вместе с шофером.
   - Молодец! - Стрешнев повернулся к друзьям, и с гордостью, будто призывая их разделить его восхищение, добавил: - Вот это по-нашему! Может быть, войдем в ускорение все вместе и перебьем их, пока не опомнились?
   - Нет, - возразил Лесовой. - Больше на эту уловку они не попадутся. Сделаем так: вы, Марта, сейчас возвращайтесь обратно и страхуете нас в ускоренном темпе. Действуйте по обстановке. Мы будем следить, и если из поля зрения пропадут больше трех апостолов, то тоже будем ускоряться, чтобы прийти вам на помощь. С троими справитесь?
   Марта улыбнулась, пожала плечами и снова растаяла в воздухе.
   Такое решение майор принял не зря. Хотя в состоянии ускорения огнестрельное оружие становилось бесполезным - человек двигался быстрее пули и мог легко от нее уклониться, - и трое таких подготовленных бойцов, да еще с помощью Марты, имели шанс справиться с двумя десятками Апостолов (если уж Марта уделала пятерых!), но Лесового смущало наличие у противника двух парализаторов. Вот они могли работать и в ускоренном режиме, сведя все преимущество разведчиков на нет.
   Услышав прогремевший на месте оставленного автомобиля взрыв, апостолы вжались в землю, и некоторое время о чем-то переговаривались, но из-за отделявшего их от барака расстояния доктор не смог разобрать ни слова. Разведчики не оставили незамеченным исчезновение двух апостолов, вошедших в ускорение, но тут же увидели их снова, уже гораздо ближе к бараку. Оба лежали на земле в позах, неестественных для живого человека. Сделавшая свое дело Марта продолжала оставаться невидимой.
   Исчез еще один апостол, но больше ничего не происходило, и майор понял, что испуганные бледнолицые просто выставил дозорного для наблюдения за противником, чтобы в случае появления ускорившегося противника он смог предупредить остальных об опасности. Он был вооружен парализатором, поэтому Марта, видимо опасаясь неизвестного оружия, тоже предпочла не предпринимать активных действий и наблюдала за ним из какого-то укрытия.
   Некоторое время висела звенящая тишина, потом командир противника выкрикнул какую-то команду. Теперь доктор разобрал сказанные слова и приказал своим:
   - Ложись!
   Савельев не успел ничего понять, как Стрешнев подсечкой сбил его с ног и, прижав рукой к полу, уложил рядом с собой у стены. Остальные разведчики и доктор тоже попадали на пол в стороне от двери под прикрытием толстых бревен.
   Лежавшие на земле апостолы открыли ураганный огонь. Выпущенные из их автоматов пули, пробивая дощатую дверь, как злые пчелы жужжали по всему бараку, со звоном пробивали сделанную из железной бочки печь, рикошетили от валунов, которыми эта печь была обложена. Некоторые пули находили щели между бревнами, и тогда на людей сыпались отколотые ими щепки и всякая мелкая труха.
   Когда обстрел кончился, Лесовой осторожно выглянул в дверь и увидел, что апостолы организованным порядком, направив стволы в сторону барака, спешат под укрытие вертолета.
  
   Глава 5. Игла в яйце
  
   Все, майор! - доктор выглядел очень обеспокоенным. - Пора! Вы и так потеряли много времени! Все может начаться с минуты на минуту! Уходите, пока есть время!
   - Оставить вас здесь одних? - упрямо ответил Лесовой. - Против вас восемнадцать апостолов, и может прибыть еще подкрепление!
   - На чем? Марта уничтожила машину!
   - Совсем не факт, что у апостолов их больше нет. Мы тоже сожгли одну машину в городе, точно такую. И что? Нет, сначала надо очистить тылы, чтобы никто не мог выстрелить нам в спину.
   - Николай, поймите, все ваши подвиги здесь окажутся напрасными, если вы опоздаете туда! - доктор был разозлен упрямством подчиненного, в голосе его звучало отчаяние. - В конце концов, майор, это приказ!
   И, против логики только что сказанного, обращаясь к Стрешневу, он добавил умоляющим тоном:
   - Объясните хоть вы ему, подполковник! И передайте майору, что своей властью генерал Кварацхелия отстраняет его от командования группой и назначает на это место вас!
   - Служу России! - саркастически ответил Дмитрий и, перейдя на серьезный тон, сказал Николаю:
   - Колян, генерал дело говорит! Если ты должен идти туда, значит иди, а здесь геройствовать мы будем сами.
   Он повернулся к доктору, и виновато сказал ему:
   - Только, товарищ генерал, раз уж вы остаетесь с нами, то придется взять в руки автомат. Вон их сколько, бледнолицых, так что у нас каждый ствол на счету.
   - Не переживай, Дима. Генерал и без оружия стоит десятка апостолов! - неожиданно вступилась за доктора Марта, вызвав своими словами обращенную к ней улыбку Стрешнева, и улыбнулась в ответ.
   Вняв увещеваниям, Лесовой вынужден был согласиться, и вслед за Савельевым отправиться в дальний конец барака, где начинался путь в неизвестность. Марта чуть задержалась, никого больше не стесняясь, крепко поцеловала Стрешнева в губы и шепнула на ухо:
   - Береги себя! Я буду помнить твои слова...
   Резко отстранилась от него, повернулась спиной, и, не оглядываясь, быстро догнала Савельева и майора.
   - Разберетесь там сами во всем! - крикнул вдогонку доктор. Он все-таки последовал совету Стрешнева, и теперь стоял с автоматом в руках. - Полагайтесь на Марту, она быстрее вас поймет, что делать!
   ...Марта и Николай оказались способными учениками. Савельев представил, как от него в их сторону исходит мощный психологический импульс, в котором заложена объясняющая его действия информация, и сделал шаг вперед. "Чпок!". И сразу следом еще два раза прозвучало: "Чпок!", "Чпок!". Он вспомнил слова доктора: "все, что вы там увидите и услышите, на самом деле выглядит и звучит совсем не так. Ваше подсознание будет приспосабливать, приводить внешние проявления к более-менее привычным аналогам и формам, чтобы ваш разум как-то выдержал то, чего выдержать, в принципе, не должен".
   Но сейчас, услышав этот звук, Андрей думал совсем не об этом. Он облегченно вздохнул, потому что до последнего момента боялся, что назначенные доктором попутчики не смогут пройти сквозь преграду, почему-то непреодолимую для других людей, и он останется наедине с чудовищем. Слава Богу, майор Лесовой и Марта стояли рядом с ним и со вполне понятной опаской оглядывались по сторонам.
   - Ну и вонища здесь! - поморщился Лесовой. - И холодно, будто в морге...
   - Да, не Ташкент, - зябко вздрогнув, поддержала его Марта. - И запашок еще тот. Но сравнения у тебя, майор...
   Савельеву не нужно было принюхиваться, чтобы убедиться в их правоте. В прошлом путешествии по царству сатаны, то ли виртуальном, то ли реальном (он до сих пор так и не определился с оценкой), все было совсем по-другому. Тогда он не чувствовал ни холода, ни тепла, обоняние не улавливало никаких запахов, кажется, даже сердце не билось. Сейчас все было не так.
   - И правда, воняет, - согласился он. - Вроде, как серой. Будто кто-то жег спички. Много. Жег и тушил, жег и тушил...
   - Какие спички? - удивился майор. - Вонь, как рота солдат с расстройством желудка в кустах посидела.
   - А мне кажется, что пахнет тухлой рыбой, - возразила Марта, поправляя на плече прихваченный с собой трофейный АКМ. - Не удивляйтесь. Вспомните, Георгий Шалвович предупреждал, что каждый из нас будет чувствовать что-то свое. И не дай нам Бог увидеть, как все тут выглядит на самом деле.
   Общим в их ощущениях оказалось то, что здесь было холодно, примерно около десяти градусов ниже нуля. Одетые совсем не по-зимнему диверсанты чувствовали себя не очень комфортно.
   - Надо двигаться, - предложил Лесовой, потирая от холода руки, - если не хотим околеть в самом начале пути.
   - Но сначала нужно определить направление движения, - поправила его Марта. - А для этого надо, прежде всего, сравнить, кто что видит.
   - Какое это имеет значение? - удивился майор.
   - Ты разве не слышал, что сказал доктор? - не ответив на его вопрос, спросила в свою очередь женщина и процитировала слова, сказанные генералом на прощание: "полагайтесь на Марту, она быстрее вас поймет, что надо делать!".
   - Откуда у генерала такое доверие к тебе? - майор принял ее обращение и тоже перешел на "ты". - Сама-то ты уверена в своих силах?
   - Абсолютно! - холодно ответила Марта. - Больше того, я не понимаю, зачем он вообще навязал мне вас. Ладно еще ты, майор. Но этот мальчик? Не понимаю... Но, раз доктор сказал, что мы должны идти втроем, а без мальчика не обойтись, значит, так оно и есть. Доктор не ошибается.
   Лесовой перехватил взгляд Марты и понял, почему как-то в разговоре Полищук назвал эту женщину ведьмой. С трудом преодолев внутреннее сопротивление, он отвел глаза и сказал, стараясь не выдать охватившего его вдруг волнения:
   - Ты не ответила на мой вопрос. Давай договоримся сразу - если уж мы оказались в одной команде, то должны, как минимум, быть уверены друг в друге. Короче говоря, - он запнулся, не понимая, почему чувствует перед этой женщиной обычно не присущую ему нерешительность, - я хочу знать, кто ты такая. И еще - не стоит собачиться, даже не приступив еще к делу. Или ты со мной не согласна?
   - Согласна, конечно. Прости. И ты Андрей... Я вовсе не хотела никого обидеть. Просто я давно не общалась... Как вам лучше сказать... Впрочем, лучше не будем, это к делу не относится. А кто я такая, и почему доктор мне так доверяет... Можете верить мне, можете нет, но дело в том, что опыта и знаний у меня намного больше, чем у вас. Больше, чем вы можете себе представить. Я не хвастаюсь, просто это факт. Больше объяснять ничего не буду. Сделаем дело, догадаетесь сами. Может быть. А теперь просто поверьте - мне просто необходимо знать, кто из вас что видит. От этого многое зависит. Только давайте скорее, у нас, правда, мало времени.
   Произнесено это было так, что ни Лесовой, ни Савельев даже не подумали усомниться в ее словах. У Николая лишь мелькнула мысль - действительно, ведьма! Сила внушения не меньше, чем у самого доктора.
   ...Оказалось, что окружающие их пейзажи выглядят совершенно по-разному. Савельев видел похожие на фантастические декорации странные фигуры из живой, пульсирующей плоти какого-то отвратительного цвета, для которого он не мог подобрать названия, пронизанной тысячами прозрачных артерий и тонких капилляров. По ним, неприятно булькая, текла и пузырилась мутная желтовато-бурая жидкость, в глубине которой время от времени мерцали тусклые болотные огоньки. А может быть, это были струи холодного жидкого металла, потому что от всего этого тянуло каким-то запредельным могильным холодом. "Холодно, как в морге" - как сказал майор. Между фигурами петляли тускло-серебристые дорожки, и Савельев понял, почему в прошлый раз он передвигался вдоль них, почти не прикасаясь ногами к металлическому покрытию. Сила притяжения здесь была намного меньше обычной. Подпрыгнув, можно было долго парить в воздухе, опускаясь вниз. А оттолкнувшись и придав себе нужное направление, пролететь несколько десятков метров, совсем как было тогда, в том путешествии-видении.
   Майору Лесовому окружающая действительность представлялась совсем другой. Начиная от самой стены, в туманную даль уходили нагромождения огромных разноцветных геометрических тел самых разнообразных форм - пирамид, кубов, призм, тетраэдров и всяких других, названий которых Лесовой просто не знал. Все это было похоже на разбросанные в беспорядке части детского конструктора гигантских размеров, и страшно было представить, какие детки могли забавляться такими невероятными игрушками. Чем дальше от стены, около которой они стояли, тем больше становились части "конструктора", вершины которых исчезали в туманной вышине. Но, в отличие от обыкновенного конструктора, все его части соединялись между собой бесконечным количеством проводов и кабелей самых разных сечений. Все они гудели и мелко вибрировали, будто по ним проходил электрический ток огромной мощности. Сила тяжести, в отличие от той, пониженной, которую ощущал Андрей, была самой обычной.
   А вот Марта видела себя среди леса исполинских грибов, выросших из чудовищной грибницы поганок, покрытых неприятной на вид зеленой слизью, и издающих омерзительный запах гниющей рыбы...
   - Никогда бы не подумал! - ошеломленно сказал Андрей, пока женщина напряженно что-то обдумывала. Это было просто невероятно - видеть одни и те же вещи настолько по-разному. - Ну, ладно бы какие-то мелкие отличия, но чтобы так...
   - Понятно! - встрепенулась Марта, придя к какому-то решению. - Надо идти туда!
   Она решительно показала рукой вдаль, туда, где майор видел уходящие вершинами в невидимое небо кубы и параллелепипеды, Савельев - живые фигуры колоссальных размеров, а сама она - самые высокие грибы.
   - Что тебе стало понятно? - поинтересовался Лесовой.
   - Понятно, что ничего не понятно, - невесело улыбнулась женщина. - Просто чувствую - то, что мы ищем, мы найдем именно там.
   - Смерть Кощея в стальной игле, игла в яйце, яйцо в утке, а утка сидит на дереве, которое не знаем, где найти, - так же невесело пошутил Николай. - Но искать все равно надо.
   - Все-то ты перепутал! В сказке было совсем не так. Но ты прав - искать надо. И помнить: кто бы ни был здесь хозяином, сам сатана, или его дух, но создали для него это прибежище обыкновенные люди. А то, что создано одними людьми, всегда может быть разрушено другими. Нужно только очень постараться...
   Марта вдруг замолчала, к чему-то прислушалась.
   - Так, мальчики, приготовились! - прошептала она. - Как бы мы не опоздали!
   Мужчины вопросительно посмотрели на нее. Никто из них ничего не слышал.
   - Неужели вы не чувствуете, что надвигается что-то страшное? - с досадой спросила Марта.
   Николай вздрогнул, а Андрей прислушался к ощущениям и понял - да, действительно, откуда-то издалека навстречу им шел тяжелый и мутный вал ужаса. Но, прежде, чем он накрыл их с головой, Марта успела крикнуть:
   - Что бы ни случилось, держимся друг друга! И не верьте ничему, что увидите!
  
   Глава 6. Николай. Борьба с самим собой
  
   Волна, которая тащила за собой Николая, была плотной и невероятно холодной, но она не была водой. Иначе при такой температуре майор просто оказался бы вморожен в ледяную глыбу. И еще она была непрозрачной, потому что Лесовой не видел вокруг себя ничего, кроме непроглядной серой мути. Лишь когда голова оказывалась на поверхности темно-свинцового вала, мелькали какие-то цветные пятна. Похоже, те самые "детали конструктора". Иногда его с размаха ударяло о части этого невероятного "Лего", но это оказалось совсем не больно, как если бы они были сделаны из мягкого поролона.
   Скорость несущей его волны, и без того немаленькая, возросла до невероятных пределов, Лесового мотало и крутило так, что закружилась голова, и он вовсе перестал что-либо соображать. Помнились только последние слова, услышанные от Марты: "Что бы ни случилось, держимся друг друга!". Потом в голове наступила полная пустота, и Лесовой оказался невесомым зернышком внутри вращавшегося с бешеной скоростью огромного волчка.
   Закончилось все это совершенно неожиданно, когда у него уже стало меркнуть сознание. Волна вдруг куда-то схлынула, и он, совершенно сухой, но насквозь промерзший, оказался один в незнакомом (как будто здесь, между этих одинаковых разноцветных бирюлек, можно найти что-то знакомое!) месте. "Держимся друг за друга!" - снова вспомнил Лесовой. Легко сказать! Где ты, Марта? Ау!
   Прямо перед ним вырастала из земли, а может быть, не из земли, а из бугристого коричневого пола - в общем, из того, что лежало под ногами, - многоугольная ярко-зеленая призма, каждая из граней которой была шириной метра в четыре, а вершина терялась в плававшем высоко над головой желтом тумане. По бокам стояли две красные пирамиды, а сзади пространство между ними замыкал оранжевый куб.
   Эта сюрреалистическая картина выглядела так, будто Лесовой стал совсем маленьким, размером с таракана, и оказался на полу в детском саду, по которому дети разбросали дешевые пластмассовые игрушки. Только здесь между ними была развешена паутина оголенных проводов. При полном отсутствии каких-нибудь колебаний воздуха, они покачивались, гудели и иногда соприкасались друг с другом. При этом раздавался сильный треск, и в воздухе проскакивали ослепительные голубые молнии. Недавняя вонь исчезла, будто ее смыло ледяной волной, зато теперь сильно пахло озоном, и это хоть слегка облегчало нахождение в этом абсурдном месте.
   Вокруг стало темнеть. Николай оглянулся - проходы между окружавшими его фигурами медленно заполнялись тем же желтым туманом, что висел над головой, а сами они так же медленно сужались, как если фигуры еле заметно наползали, подступали друг к другу. И на самом деле, площадка, на которой он оказался, уменьшалась на глазах, а соединявшие фигуры провода свисали все ниже и ниже, медленно, но неуклонно приближаясь к Лесовому. Издаваемый ими гул заметно давил на уши, и он почти физически чувствовал проходящее по ним огромное напряжение. Еще немного - и ему некуда будет укрыться от них - проводов было много, и переплетались они слишком густо, чтобы избежать контакта. Хватит одного прикосновения, и от него останется кучка пепла.
   От мысли убежать от опасности через любой из проходов между цветными фигурами Николай отказался сразу. Клубящийся там желтый туман излучал страшную угрозу. Стоит ему доползти до его ног, как кожа с них облезет, а следом за ней отпадет и мясо, обнажая ничем не прикрытые кости. Лесовой представил, как его тело превращается в гремящий скелет, и вдруг вспомнил - что-то подобное с ним уже было! Конечно, разве забудешь тот страшный день, когда безжалостное солнце планеты апостолов ломало и уродовало психику, извлекая из подсознания страшные видения. Здесь было не совсем то, но у Николая появилось подозрение, что кто-то снова пытается вывернуть наизнанку его психику.
   "Не верьте тому, что увидите!" - вспомнил он заключительные слова последней фразы Марты, и все вокруг вдруг изменилось. Цветные фигуры вокруг расступились, желтый туман стыдливо уполз, скрывшись в какие-то щели, провода снова натянулись, оказавшись на недосягаемой высоте. А одна из граней зеленой пирамиды, обращенная к нему, покрылась россыпью перемигивающихся огоньков, складывающихся в странные, гипнотизирующие узоры.
   Для чего я здесь? - попытался вспомнить Лесовой. - Ведь не для того, чтобы любоваться этой новогодней иллюминацией! И, вроде бы, сейчас вовсе не Новый год? Кажется, только что было лето, зеленая трава... Он почувствовал, что в голове снова стало туманиться, закрыл глаза, с силой сжав веки, потер виски. Нужно было вспомнить что-то очень важное, вот только что? Поднял веки и снова наткнулся взглядом на мерцающие огоньки, которые стали перебегать с места на место, складываясь во что-то осмысленное, но пока не понятое им. Кажется, что-то похожее на схему, или план... Точно, ведь это карта! Карта города, или... Нет, вовсе не города... Как он сразу не понял? Карта стала объемной. Зеленые огоньки, сбежавшись в кучу, и карабкаясь друг на друга, организованно выстроились в многоугольную призму, длинным пальцем торчавшую из гладкой поверхности, по бокам и чуть ниже выросли две маленькие красные пирамидки, еще ниже возник оранжевый кубик. В центре свободной площадки между ними мигал одинокий золотой огонек, от которого отделялась пульсирующая золотая линия со стрелочкой на конце.
   Это же я! - догадался Лесовой. - А ниточка, похоже, показывает безопасное направление.
   Указатель курса настойчиво мигал, показывая на проход между одной из красных пирамид и оранжевым кубом. Николай повернулся назад и убедился, что стрелка показывает единственный возможный путь. Все остальные проходы снова затягивал ядовитый желтый туман, а грани пирамиды были слишком крутыми и гладкими, чтобы пытаться выбраться из ловушки, преодолевая препятствия штурмом. Кроме того, он не знал, что встретит его за пирамидами. А тут кто-то заботился о нем, показывая дорогу.
   Майор еще раз посмотрел на "табло". Стрелка медленно ползла по проходу между игрушечными фигурками, и ушла уже довольно далеко. Он проследил за ней взглядом, и увидел в конце указанного пути трехмерное изображение аккуратного нарядного домика с уютно светившимися окнами, похожего на те, что любили изображать на старых немецких рождественских открытках, красочных и сентиментальных. Выглядел он совсем как настоящий, даже из трубы на крыше шел едва заметный голубой дымок. У Лесового потеплело в груди. Там его ждет печка с потрескивающими за чугунной дверцей дровами, наверное, пахнет жареным гусем и пирогами, а посреди гостиной стоит елка, украшенная блестящей мишурой и настоящими стеклянными шарами.
   Но где-то в груди торчала, мешая его счастью, неприятная заноза, которую нужно было обязательно вырвать. Он никак не мог вспомнить, что же это такое? Ага, вот эта дурацкая фраза - "не верьте тому, что увидите!".
   Проклятая ведьма! Она и сюда всунула свой острый нос, испортила праздник!
   Очарование сразу пропало. Огоньки перестроились, и пряничный домик изменил очертания, превратившись в невзрачный дощатый барак. Голубой дымок из трубы поменял цвет на густо-черный, будто в печи вместо дров жгли старые резиновые колеса. Садясь на крышу, он покрывал ее толстым слоем жирной копоти. Лесовой застонал от огорчения, захотелось полоснуть длинной очередью вокруг себя, а обманувшее его проклятое строение, в которое превратился сказочный дом, вообще разнести вдребезги вместе со всей этой чертовой картой и заманушкой-указателем - ясно было, что ни к чему хорошему эта стрелка не приведет. Автомат сам собой спрыгнул с плеча и оказался в руках. И только привитая за годы военной службы разумная осторожность удержала его от этого шага.
   Поднявшаяся внутри злость захватила все его сознание и вытеснила из головы навеянный дурман. Николай снова вспомнил свои приключения на планете апостолов, и прояснившийся разум сразу провел параллель между теми событиями, и тем, что он переживал сейчас. Тогда кто-то жестокий и могущественный подталкивал его к гибели, гнал из укрытия под смертоносное солнце "нового мира". Что этот "кто-то" использовал тогда, чтобы заставить его сделать самоубийственный шаг? Сначала это была физическая боль. Он вынес ее, перетерпел. Тогда в дело пошел страх. Казалось, его невозможно было перебороть, да, наверное, ему бы это и не удалось, помогло только то, что по совету полковника Зверева он привязался к дереву, и веревка не дала ему выбежать под убийственные лучи.
   Что было потом? Самое жуткое. Хуже боли, хуже страха, хуже всего, что может представить самый извращенный человеческий разум. Пришла смертная тоска, от которой жизнь стала не просто в тягость, а совсем невыносимой, чем-то таким, от чего следовало немедленно избавиться. Тот, жестокий и могущественный, оказался тогда сильнее его, пусть и способного на то, что не дано абсолютному большинству людей, но все-таки простого смертного, и если бы солнце вовремя не зашло за горизонт, его выбеленный скелет навсегда остался бы в пустынных песках.
   Лесовой сравнивал свои ощущения тогда и сейчас, и понимал, что за него всерьез взялась та же, или родственная той сила. Как и тогда, эта сила направляла, гнала его туда, куда идти было категорически нельзя. Это стало совершенно ясно, когда его взгляд случайно упал на "табло". Разноцветные огоньки, из которых только что была сложена карта с указателем, сначала рассыпались в хаотическом беспорядке, потом снова соединились в странную фигуру. Присмотревшись, Николай узнал в ней горящий нечеловеческой злобой глаз с дьявольским рубиновым зрачком. Как будто злая сила поняла, что человеку снова удалось ускользнуть от нее, и теперь старалась таким образом выразить ему всю свою ненависть. Но в этом взгляде было и другое - непреклонная уверенность, что ничего еще не кончено. Взгляд обещал, что на этот раз живым ему не уйти...
   Но дух зла не учел того обстоятельства, что сейчас он имеет дело совсем не с тем человеком, которого он пугал в пустыне всего месяц назад. За это время многое произошло. Главное, теперь Николай Лесовой был вооружен знаниями и опытом, которые передал ему доктор Кварацхелия. Человек, делом жизни которого была борьба с тем, с чем сейчас столкнулся майор.
   Пока он размышлял, туман подкрался к самым ногам. Открытым по-прежнему оставался только проход, на который указывала золотая стрелка. Но Николай не пошел туда, потому что этот путь вел к гибели. "Не верьте тому, что увидите!". Он забросил за спину бесполезный автомат и приготовился к борьбе.
  
   Глава 7. Андрей. Искушение
  
   Волна ужаса накатила сразу вслед за криком Марты: "Что бы ни случилось, держимся друг за друга! И не верьте ничему, что увидите!" Что означали эти слова, Андрей понял намного позже. А пока он просто перестал видеть, слышать и обонять.
   Но, прислушавшись к своим ощущениям, Савельев с удивлением понял, что с ним не происходит чего-нибудь нового, с чем ему еще не приходилось сталкиваться. Ледяной страх захлестнул сознание, стальными тисками сжал сердце, спазмом перекрыл дыхание, но все это ничем не отличалось от того страха, который он испытывал при первых встречах с бледнолицыми. А с ним Савельев уже умел бороться. Андрей изо всех сил сжал зубы - слава Богу, способности двигаться он не потерял, - напряг все мышцы, и стал, уже привычно, отражать психическую атаку.
   Видно, существо, желавшее таким образом подчинить себе сознание Савельева, убедилось в бесплодности своей попытки и отступило. Сразу вернулись пропавшие чувства - зрение, слух, обоняние, и он оказался в центре взрыва. Это был взрыв света, звука и запахов. Смрад сгоревшей серы или, как ему показалось, горелых спичек сменился чудесным ароматов цветов. На смену мертвящему холоду пришел легкий теплый ветерок. Савельев открыл глаза, и увидел, что аромат исходит от живых цветов, которые во множестве росли вокруг. Это были розы, тюльпаны, гвоздики, астры и множество других, названия которых он не знал. Кажется, орхидеи. Попадались даже подснежники и мимозы, которые никак не могли цвести одновременно с розами. У этого мира были свои законы...
   Непонятно, откуда лился свет, кажется, светилось все небо над головой. Кроме кустов, вокруг росло множество плодовых деревьев, ветки которых гнулись от тяжести яблок, груш и персиков. Изумрудно-зеленая трава под ними была усыпана сорвавшимися спелыми фруктами, но ни один из них не гнил, они лежали красивые и аппетитные, как бы приглашая - подними меня и съешь. Чуть ли не в каждом цветке сидело по крупной пчеле, а в кронах деревьев пели птицы, поражающие яркостью раскраски.
   Посреди этого великолепия стояла ажурная, казавшаяся невесомой, деревянная беседка, увитая виноградной лозой с гроздьями крупных черных ягод. Савельев сделал несколько шагов по направлению к ней, и убедился, что сила тяжести снова стала нормальной.
   Андрей вошел в беседку и присел на деревянную скамейку с резной спинкой и покрытой мягкими подушками сиденьем. Всей грудью вдохнул воздух, который можно было резать кусками и с наслаждением есть, и понял, что никогда в жизни ему не было так хорошо. Если бы рядом с ним оказалась Таня...
   ...Чьи-то нежные руки с длинными тонкими пальцами протянулись из-за спины и прикрыли ладонями глаза.
   - Отгадай, кто? - прозвучал веселый, знакомый до боли голос.
   - Таня... - прошептал Савельев, задыхаясь от радости и благодарности тому, кто устроил эту чудесную встречу. - Танечка...
   Он вскочил со скамейки, одним движением перепрыгнул через отделявшее его от девушки ограждение беседки, прижал ее к себе, и принялся бешено целовать в губы, шею, волосы. И вдруг обнимавшие девушку руки сошлись, потому что под ними не оказалось ничего, кроме воздуха. Савельев, потеряв точку опоры, чуть не упал от неожиданности. Таня пропала, оставив после себя только тонкий запах духов и длинный волос на рукаве камуфляжной куртки Андрея...
   - А-а-а! - закричал он в отчаянии, заглушая щебетание райских птиц. Сейчас для Андрея не существовало ни Марты с майором Лесовым, ни доктора в генеральских погонах с его поучениями и проповедями, ни полученного от него задания. Пропади оно все пропадом, если он не смог удержать Таню! Ну почему тот, кто подарил ему минутную радость встречи, так зло пошутил над ним?
   Казалось, померк лившийся с неба свет, и потускнели все краски. В голову пришло нелепое сравнение - будто в телевизоре прикрутили функцию цвета, - и Савельев горько усмехнулся. Всего несколько секунд назад он был в раю и хотел бы оставаться в нем вечно, а теперь... Зачем ему такой рай?
   Сладкий, дурманящий запах цветов путал мысли, мешал осмыслить происходящее. Андрей снова применил испытанный прием, тот, с помощью которого избавился от страха. Помогло. В голове прояснилось, мысли стали приходить в порядок, и даже стала возвращаться способность критически оценивать свои действия. И сразу вспомнилось: "...не верьте ничему, что увидите!". Но как не верить, если Таня только что была здесь, теплая, настоящая... Нет, видением, наведенным мороком могло быть все, что угодно - цветы, деревья, птицы. Но только не Таня. Он прикасался к ней, целовал, она шептала ему нежные слова... Разве могла она быть ненастоящей? Неужели он этого бы не почувствовал, не понял? Нет, нет и нет!
   В подтверждение этого откуда-то издалека прозвучал бесплотный голос - Савельев даже не понял, слышит он его на самом деле, или кто-то транслирует ему свои мысли, как делал это доктор Кварацхелия:
   - Ты не ошибся. Таня настоящая, из плоти и крови. Неужели ты еще сомневаешься? Ты ведь сам держал ее в руках.
   Андрей едва заметно вздрогнул от неожиданности, но сразу взял себя в руки, и, чтобы подтвердить догадку, спросил, не открывая рта:
   - Кто ты?
   - А разве ты не догадался? - голос был не только бесплотен, но и полностью лишен интонаций, будто синтезированный компьютерной программой.
   - Я хочу услышать это от тебя, - уклонился от прямого ответа Савельев.
   - Хорошо. Я тот, кто может дать тебе то, чего ты ни от кого больше не получишь - бессмертие и счастье. Главное - счастье. Человек, отправивший тебя сюда, обещал то же самое, но он обманул. Что хорошего в предложенном им бессмертии? Духовное единение с величайшим в мире ханжой, которого он называет Творцом, полное подчинение ему и растворение в его подавляющей любую волю личности без всякой надежды обрести индивидуальность? Тебе это надо? В таком состоянии не может быть и речи, чтобы прикоснуться к любимой девушке и, тем более, обладать ею. А если ты сделаешь то, для чего он тебя послал, то потеряешь ее и в земной жизни. Навсегда. Кажется, он даже не стал скрывать это от тебя?
   - А что можешь предложить ты? Поселиться рядом с тобой в созданном для тебя искусственном мозгу? Разве это не потеря индивидуальности? - Савельев понял, кто ведет с ним разговор и лихорадочно прикидывал варианты поведения. Кажется, собеседник это понял.
   - Ты сомневаешься, - не спросил, а сказал он утвердительно. - Повторяю, ты держал в руках свою девушку. Разве это похоже на бесплотное существование в лабиринтах моего сознания? Нет, если ты придешь ко мне, то сможешь обладать ей вечно. Если, конечно, сам этого захочешь. Ведь к твоим услугам будут лучшие женщины мира, любая из них по одному лишь твоему знаку бросится в твои объятия. Это я тебе обещаю. Мало того, с тобой, по твоему выбору, могут навечно остаться все, кто тебе дорог. Если тебе этого мало, только скажи...
   - А чем я должен за все это заплатить? - язвительно спросил Савельев. - Или, может быть, надо подписать договор собственной кровью?
   - Не старайся меня смутить, все равно не получится. Но платить придется, в этом ты прав. Ты должен отказаться от выполнения задания. Отказаться сам, без принуждения, от этого многое зависит. Потом ты обезвредишь своих попутчиков - я выведу тебя к ним. После этого вернешься к пославшему вас человеку и обезвредишь его тоже. С людьми, что остались с ним, делай что хочешь, их судьба мне неинтересна. Вот, пожалуй, и все. По-моему, не слишком высокая цена...
   - Что значит - обезвредишь? - спросил Андрей, чувствуя, как от ярости холодеют кончики пальцев.
   - Ты все отлично понимаешь, - все так же бесстрастно ответил невидимый собеседник. - Оружие у тебя есть.
   - А что будет со мной, если я откажусь? - Савельев догадывался, что услышит в ответ, но уже твердо знал, что какое-то время обитатель этих мест не сможет причинить ему никакого вреда. Знал он и то, что нужно делать дальше. Делать срочно, не теряя времени. Чудовище еще не освоилось с приобретенной материальной формой, которую люди создали для него собственными руками на свою же погибель, и пока что могло воздействовать на него, лишь толкая с помощью внушения на самоубийственные действия. Но скоро оно войдет в полную силу, и тогда станет поздно.
   - В случае отказа ты сильно пожалеешь, - голос "звучал" все так же бесстрастно, однако Андрею показалось, что он различил в нем угрожающие нотки. - Но я уверен в твоем благоразумии.
   - И зря...
   - Что - зря? - кажется, Савельеву удалось удивить самоуверенного собеседника.
   - Зря ты так уверен! - произнес он вслух, и добавил, усмехнувшись: - А теперь, иди-ка ты, знаешь куда!..
   - Ты огорчил меня, и будешь наказан! - высокопарно "сказал" голос, и Андрею почему-то показалось, что все время разговора собеседник совсем не был уверен в желательном для него исходе.
   Больше разговаривать с духом зла он не собирался. Ему предстояла нелегкая работа. Для того чтобы вернуться туда, откуда он попал в эту имитацию рая, пришлось приложить такое усилие воли, на которое еще час назад он считал себя неспособным.
   ...- Я думала, первым вернется Николай, - сказала Марта. Выражение лица у нее оставалось по-прежнему непроницаемым, особой радости она не проявила, но Савельев заметил, что глаза ее потеплели.
  
   Глава 8. В это время в заброшенном лагере
  
   - Нам осталось продержаться два часа, - сказал доктор, посмотрев на часы. - Даже стемнеть не успеет.
   - Почему именно два? - спросил Стрешнев, не спуская глаз с вертолета, за которым укрылись бледнолицые.
   - Потому что у наших там на все про все остается именно столько времени, - объяснил Кварацхелия, сделав неопределенный жест в сторону дальней стены. - Если они справятся за это время, и вернутся обратно, то у нас будут развязаны руки. Надеюсь, вшестером мы одолеем любого противника, а если даже нет, то дело все равно будет уже сделано. Думаю, что и апостолы, когда поймут, что проиграли, не будут лезть на рожон и постараются убраться подальше.
   - А если не справятся?
   - Тогда все это - доктор обвел рукой окружающее пространство - исчезнет, и мы просто не успеем ничего понять. Но продержаться мы должны в любом случае. Иначе апостолы могут прорваться на ту сторону и помешать нашим сделать свое дело.
   - Значит, продержимся, - со спокойной уверенностью заявил подполковник, а Полищук кивком подтвердил свое согласие. - Главное, чтобы они там не сплоховали.
   - Будем надеяться! - вздохнул Георгий Шалвович. - Потому я и говорю про два часа. Тварь еще только осваивается на Объекте, и не может пока воспользоваться всеми возможностями, заложенными в нем местными гениями. Но совсем скоро чудовище войдет в полную силу, и тогда будет поздно. Оно станет действительно всемогущим, и справиться с ним не сможет никто. А до этого времени оно может только пугать их. Но пугать оно умеет, этого у него не отнять.
   - Ничего, - улыбнулся Стрешнев. - Не знаю, как парнишка, а Николай не из пугливых. Да и Марта тоже...
   - За Марту можете не беспокоиться, - улыбнулся в ответ доктор. - Но и Андрей не так прост, должен выдержать.
   Дмитрий хотел сказать что-то еще, но оказалось, что слушать его уже некому - собеседник исчез. Насторожившись, подполковник взял автомат наизготовку, но тут доктор появился снова, а снаружи, около самого входа в барак возникло лежавшее навзничь тело бледнолицего без видимых повреждений, но и без всяких признаков жизни.
   - Как это у вас получилось так ловко? - удивился Стрешнев. Сам профессионал, он не мог не восхищаться профессионализмом других - Что-то я не заметил, чтобы вы входили в ускорение...
   - Просто я умею чуть больше, чем вы, - объяснил доктор. - Есть способ контролировать движение на всех скоростях одновременно. Это приходит с опытом.
   - Научите? - уважительно спросил Дмитрий.
   - Можно и научить. Только, если мы победим, эта наука вряд ли когда-нибудь в жизни вам пригодится.
   - Ваши слова, да Богу в уши...
   Следующие четверть часа прошли в напряженном молчании. Трое в бараке лишь иногда перекидывались короткими фразами. За пределами барака тоже не отмечалось никакого движения.
   - Ох, не нравиться мне эта тишина, - не выдержал Полищук, все это время слушавший эфир в надежде перехватить радиопереговоры апостолов. - Не будут же они просиживать штаны до самого конца? Какой им смысл стеречь нас здесь?
   - Да, они явно тянут время, - согласился Стрешнев. - Чувствую, готовится какая-то гадость.
   - А мы что, так и будем ждать у моря погоды? - недовольным голосом высказался Леонид. - Не пора ли нам идти в атаку?
   - Не лезь поперек батьки в пекло, - остановил его Стрешнев. - Среди нас есть целый генерал, ему и решать.
   С тех пор, как доктору удалось перехватить и навсегда успокоить вошедшего в ускорение апостола, подполковник перестал сомневаться в его боевых качествах.
   - Вот! - насторожился Леонид. - Заговорили!
   Он добавил в рации громкость и стал слышен голос, что-то быстро лопотавший на языке сохани. Одновременно из-за вертолета показались несколько бледнолицых и, пригибаясь к земле, короткими перебежками стали передвигаться в ту сторону, где за поворотом ущелья догорал черный автомобиль. Доктор прислушался к переговорам, и с тревогой произнес:
   - Ничего не понимаю! Они применили какой-то шифр...
   - Значит, точно, нужно ждать подлянки, - философски констатировал Стрешнев.
   - Нет, ждать нельзя, - поправил его доктор. - Надо кому-то идти на разведку. Не зря они туда побежали. Странно, что без огневого прикрытия.
   Противник будто услышал его слова. С его стороны застучала автоматная очередь и пули снова зажужжали по бараку. Только смолк один автомат, как заговорил другой.
   - Правильно говорите, - сказал Стрешнев. - Что-то они готовят. Схожу-ка я посмотрю. В ускорении, конечно.
   - Только осторожно! - предупредил его генерал. - Наверняка они выставили дозор.
   - А я в дверь не пойду, - усмехнулся Дмитрий, направился к окну, которое не просматривалось со стороны вертолета, мощным рывком выдрал решетку из сгнившей рамы, и исчез.
   Отсутствовал он всего несколько секунд, а появился уже из двери, усталый и запыхавшийся.
   - Теряю форму, - сказал он огорченно.
   - Где тебя носило? - спросил Леонид, прикинув, что за эти несколько секунд в состоянии ускорения для подполковника прошло немало времени.
   - Пришлось по горам полазить, - ответил Стрешнев. - Да так, чтобы не супостат не заметил. А они смотрели внимательно, в две пары глаз. Но ничего, справился. И сходил не зря, что надо, усмотрел. Каким-то образом они перебросили сюда интересную штуковину, и теперь тащат ее сюда.
   - Что за штуковина? - насторожился доктор.
   - А черт его знает! Я такой никогда не видел. Что-то похожее на пушку на колесах, только вместо ствола... Да что рассказывать, вон, смотрите сами! Уже дотащили!
   Из-за поворота показалась металлическая махина на резиновых колесах. Она действительно чем-то напоминала пушку, но на месте ствола была установлена большая вогнутая решетчатая парабола из хорошо знакомого разведчикам светло-серого металла. Ее толкали перед собой четверо бледнолицых.
   - Плохо наше дело! - глухо произнес генерал.
   - Вы знаете, что это такое? - спросил Полищук, отложив замолкнувшую рацию.
   - Знаю. Когда ее включат, мы рассыплемся на молекулы. Эта штука разлагает органику, из которой состоит человек, на горстку пыли и лужицу воды. Независимо от того, в нормальном состоянии ты находишься, или в ускоренном. Только я не понимаю, как они собираются ее использовать...
   - То есть?
   - Для ее работы нужен источник энергии размером не меньше ее самой. А я ничего такого не вижу.
   - Притащили пушку - подвезут и снаряды, - невесело сказал подполковник. - В общем, я пошел, а вы не давайте им носа высунуть. Патронов не жалейте.
   Снова набрав максимальное ускорение, Стрешнев по уже проторенному пути вылез через узкое, обдирающее бока окошко и, прячась за зданием барака от двух выставленных апостолами дозорных, стал карабкаться по крутому, почти отвесному склону. Он еще не пришел в себя после предыдущего подъема, и теперь восхождение давалось гораздо труднее, чем в первый раз. Тем более, что приходилось выбирать не самый удобный маршрут, а тот, что позволял укрываться от глаз наблюдателей. На гребень он выбрался, потеряв последние силы, и пришлось некоторое время переводить дух.
   Но обстоятельства заставляли действовать через силу, жалеть себя было некогда, и совсем скоро Дмитрий двинулся дальше. Пробежав по гребню около сотни метров, он оказался над местом, где, чадя черным дымом, догорал автомобиль апостолов. Внимательно осмотрел ущелье - ускорившиеся дозорные остались за скалой, и не могли его видеть. А выставлять охранение здесь противник посчитал лишней роскошью. Но Стрешнева это мало обрадовало. Внизу не оказалось не только дозорных, но вообще никого. Не было и ничего, что хоть отдаленно напоминало бы энергетическое устройство для "пушки". Неужели он зря карабкался сюда?
   Оказалось, не зря. Воздух недалеко от сгоревшего автомобиля стал сгущаться клубом серого тумана, в нем проступили очертания большого цилиндрического предмета, вскоре полностью материализовавшегося в нечто вроде поставленной на колеса цистерны все из того же серебристого металла. Людей около него не было, и Дмитрий решил, что транспортировать его будут те же апостолы, которые тащили саму "пушку". Чтобы проверить это, он вернулся назад по хребту, осторожно выглянул из-за камня, и увидел, что бледнолицые, служившие тягловой силой, лежат на земле в позе ползущего человека, а остальные прячутся за вертолетом. Посмотрел на барак, и увидел два высунутые из двери ствола. Они медленно и ритмично дергались - выполняя просьбу Дмитрия, генерал с Леней не давали апостолам поднять головы. Значит, время у него еще было. Даже, если "тягловая сила" решит войти в ускорение, он все равно успевал к цистерне раньше их. Но действовать надо было быстро - он понимал, что патроны имеют свойство заканчиваться в самый неподходящий момент.
   Дмитрий бегом вернулся обратно и стал спускаться вниз. Хотя сейчас не нужно было ни от кого прятаться - он оказался вне поля зрения дозорных, - спуск оказался не легче подъема.
   Оказавшись внизу, он обложил цистерну по периметру гранатами, не оставив себе ни одной - или пан, или пропал! - выдернул у каждой из них чеку и, не теряя времени, стал снова карабкаться по крутому склону. Оказавшись наверху, спрятался за огромным камнем и вернулся к нормальному ходу времени. Очень уж хотелось убедиться, что работа проделана не зря, а в состоянии ускорения ждать, пока прогорит запал, было слишком долго.
   ...Гранаты рванули в положенный срок, но это оказалось совсем не то, чего ожидал подполковник. Самого взрыва он так и не услышал. Он получился такой силы, что взрывной волной, пришедшей раньше звука, его сбросило с хребта, будто перышко, и он, ломая кости, покатился по камням.
  
   Глава 9. Кощеева смерть
  
   Андрей лишь на секунду отвернулся, чтобы осмотреться по сторонам и убедиться, что вернулся в ту же точку Объекта, откуда был переброшен в "рай". А когда снова посмотрел на Марту, то увидел рядом с ней невесть откуда взявшегося Лесового. Майор был не похож сам на себя. Изможденное лицо покрывала густая, по меньшей мере, трехдневная щетина, камуфляжная форма местами прожжена, костяшки пальцев сбиты в кровь. В общем, выглядел он так, будто несколько дней прорывался сюда с боями.
   Марта достала из прихваченной с собой аптечки тампон и принялась обрабатывать длинную и глубокую ссадину на щеке Лесового. На этот раз Савельев уже не удивился, когда рана стала затягиваться прямо на глазах
   - Наконец-то! - сказал майор. - А я уж думал, что никогда к вам не выберусь. И проголодался, спасу нет.
   Савельев удивленно смотрел на него. Когда он только успел проголодаться и отрастить такую щетину, если с момента их расставания прошло не больше получаса? Марта перехватила его взгляд и сказала:
   - Не удивляйся. Не забывай, где мы находимся.
   Оказалось, что для майора прошло даже не трое, а почти четверо суток - он постоянно проверялся по наручным часам. И все это время ни разу не только не ел, но и не спал.
   - Это была какая-то компьютерная стрелялка! - впавшие глаза Лесового горели яростным огнем. - Только в игре стреляешь ты, а тут все наоборот, ты даже отстреливаться не можешь.
   - Почему? - спросил Савельев. Майор по-прежнему был вооружен до зубов - автомат, пистолет, нож, несколько гранат.
   - Условия игры не позволяли, - зло усмехнулся Лесовой. - Нет, правда! Я один раз попытался выстрелить. Долго объяснять, но если бы я не выдержал и устроил пальбу, все бы рухнуло. Так и бегал, как заяц. Хорошо еще, что можно было руками отбиваться, а то и сейчас бы не выбрался.
   Марта посмотрела на его покрытые коркой засохшей крови костяшки пальцев, покачала головой и, не спросив, с кем Лесовому пришлось вступать в рукопашную, принялась обрабатывать и эти ссадины. Когда она закончила, майор несколько раз сжал руки в кулаки и радостно сказал:
   - Не болит! - и добавил, сузив глаза: - Ну, все! Он меня достал! Пришла наша очередь! Теперь я знаю дорогу к дереву!
   - Какому еще дереву? - не понял Савельев. Что за ерундой занимается майор, когда у них осталось так мало времени? Озарение, пришедшее к нему во время разговора в "раю", подсказывало, что нельзя терять ни минуты.
   - Тому, на котором сидит утка, - ничуть не смущаясь, ответил майор.
   Савельев начал кое-что соображать.
   - В утке яйцо, в яйце игла, а в ней смерть кощеева? - продолжил он, улыбнувшись. - Так вы тоже поняли?
   - Да, - с досадой кивнул Лесовой. - только мне почему-то понадобилось для этого чуть больше времени, чем тебе. Почти четверо суток. Наверное, соображаю медленнее.
   - Значит, объяснять вам ничего не надо? - подвела черту Марта. - Прекрасно! Тогда начнем. Тебе, майор, известна дорога и все неприятности, которые могут на ней встретиться. Андрей знает, что и как делать, ну а я... я буду координировать действия. Потому что из нас троих только я одна буду знать, сколько прошло времени на самом деле, ведь тварь будет постоянно пытаться ввести нас в заблуждение. Но вас она обмануть сможет, а меня - нет. Все согласны?
   Возражений не последовало.
   ...Упомянутые Мартой "неприятности" начались, как только они отошли от границы Объекта. На Лесового эти вырастающие из-под земли монстры не произвели большого впечатления, потому что слишком уж напоминали чудовищ, материализовавшихся из воспаленного сознания обдолбанного наркотиком "пролетария" в пещере на планете апостолов. Тогда Николай убедился, что с ними вполне можно сражаться, и с успехом проделывал это сейчас. Все эти драконы, циклопы и ожившие мертвецы рассыпались в прах под его пинками и ударами кулака. Единственное, чего он не понимал - чья больная фантазия реализовывалась сейчас. Скорее всего, образы чудовищ были заложены в циклопический мозг, внутри которого они оказались, еще извращенным воображением его создателей. При всем желании Лесовой не мог назвать ученых, своими руками подготовивших гибель собственного мира, нормальными людьми.
   Марта не отставала от майора, чем заслужила его одобрительный взгляд. А вот Андрею пришлось нелегко. Он не был готов к встрече с этими невероятными, но вполне реальными, осязаемыми существами, способными нанести настоящие, а не виртуальные раны, и первое время в ужасе шарахался от них. В первого появившегося перед ним ожившего мертвеца, у которого с ребер свисали клочья издававшего соответствующий запах гниющего мяса, он чуть не выпалил из ружья, и майору лишь чудом удалось остановить его. Лесовой не имел понятия, почему здесь нельзя применять огнестрельное оружие, но чувствовал, что один-единственный выстрел сведет на нет все их усилия. Разбудит дремавшие в этих абсурдных фигурах колоссальные силы, и они, все трое, будут мгновенно размазаны в пространстве. Поэтому он приказал спрятать оружие, выкопав для этого тайник. Причем Савельев, сойдя с серебристой дорожки, разрывал ножом мягкий суглинок, Лесовой резал материал, похожий на коричневый поролон, а что видела Марта, было известно только ей. Единственное, что Лесовой оставил при себе - это две ручные гранаты.
   Казалось, это бесконечное сражение продолжалось целый день, но Марта удивила мужчин, сообщив, что прошло всего двадцать минут. Двадцать две, уточнила она, даже не взглянув на часы.
   Похоже, к этому времени тварь убедилась, что такими примитивными страхами ей не удастся вывести их из себя и, тем более, заставить отступить, и она выбрала другую тактику. А может быть, набирая силу, она просто стала лучше соображать. То, что началось потом, с трудом выдерживали даже Лесовой и Марта, а Савельева майору пришлось крепко держать за руки, когда накатывал почти осязаемый пик ничем вроде бы ничем не обоснованного, но выматывающего душу до последнего предела черного ужаса. Когда пик сменялся спадом, Андрею становилось мучительно стыдно, но приходила новая волна, и все начиналось сначала. Не удержи майор Савельева, он точно сорвался бы с места и убежал, куда глаза глядят.
   Но после очередного пика стыд достиг максимума, и Андрей огромным усилием воли взял себя в руки. Помог опыт, приобретенный при первых встречах с апостолами, хотя тот страх не шел ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Но и этот страх Савельеву удалось загнать в дальний уголок сознания, и не дать ему возможности подчинить себя.
   А чудовище все набирало силу, осваиваясь со своим новым прибежищем и новыми возможностями. Это чувствовалось по тому, как сгущался перед ними воздух и каждый пройденный метр давался все с большим трудом. Они шли, будто по грудь в воде, преодолевая сильное течение. Дорогу показывал майор - он чувствовал направление, как чувствуют его перелетные птицы, или рыбы в океане, безошибочно плывущие к единственной нужной им речке. Хоть скорость и снизилась, но группа все равно неуклонно продвигалась вперед. Тогда на пути стали возникать препятствия. Майор видел их, как непреодолимые барьеры, сложенные из тех же деталей гигантского "Лего", только ощетинившихся острыми, как пики шипами, способными проткнуть человека насквозь. А перед Савельевым в это время возникали непроходимые бездонные топи из живой и колышущейся массы, способные проглотить без следа целую армию.
   В таких случаях впереди становилась Марта.
   - Идите за мной и не смотрите по сторонам, - инструктировала она мужчин. - Смотрите только мне в спину. Что бы ни происходило вокруг вас, что бы вы не увидели или услышали. А еще лучше, если вы будете держаться за мою куртку и идти с закрытыми глазами.
   Необходимость беспрекословно выполнять ее требования Савельев понял почти сразу, когда переходили самую первую топь. Он услышал в стороне знакомый голос и, невольно повернувшись, увидел Таню. Она стояла по пояс в колыхавшейся грязно-зеленой трясине, протягивала к нему руки и жалобно звала:
   - Андрей, помоги! Пожалуйста!
   Он рванулся к ней и мгновенно провалился по колено.
   - В спину смотреть! - в голосе Марты звучала такая холодная ярость, что Савельев невольно отвернулся от Тани.
   И сразу оказался на твердой почве. Сбоку, оттуда, где он только что видел девушку, раздалось разочарованное злобное рычание, но он больше не смотрел туда, с горестью подумав, что тварь наводит на него морок, используя его лучшие чувства. Чудовище поочередно вытаскивало из его сознания всех, кто был ему дорог - мать, отца, друзей и родственников, они кричали и уговаривали остановиться, спасти их, остаться с ними, хватали за одежду, пытаясь привлечь его внимание. Савельев бессильно стонал, вырываясь из неожиданно цепких рук, но ни разу больше не оторвал взгляда от обтянутой камуфляжем женской спины. Рядом с ним шагал Лесовой и матерился сквозь зубы. Нетрудно было догадаться, что с ним тварь проделывает примерно то же самое. Иногда, когда Марта останавливалась, не зная, куда дальше идти, он прекращал ругаться и указывал ей нужное направление.
   Когда миновали пятую или шестую преграду - может быть, Марта с майором и считали, а Савельев давно сбился со счета, - Лесовой остановил группу, осмотрелся по сторонам и сказал:
   - Уже недалеко. Приготовьтесь, сейчас начнется самое трудное.
   И, положив руку на плечо Савельеву, добавил:
   - Продержись, парень! Скоро все кончится.
   Убедившись, что поставленные ею преграды не останавливают диверсантов, тварь поменяла тактику. Больше по дороге не попадалось ни утыканных огромными колючками барьеров, ни бездонных трясин, вместо этого пришла боль в ногах. Сначала слегка заныли икры, на что никто из них не обратил внимания, но постепенно боль поднялась выше, перешла на мышцы бедер, и вскоре стала почти невыносимой. Каждый шаг давался с огромным трудом, и не только Савельеву. Иногда он слышал прорывавшийся сквозь зубы приглушенный стон майора и замечал, как Марта, морщась, потирает бедра. Когда боль стало совсем уж невозможно терпеть, и Савельев почувствовал, что не в состоянии сделать больше ни шагу, женщина скомандовала: - Стоп! - достала из кармана коробочку с какими-то таблетками, и заставила каждого проглотить по три штуки.
   - Но учтите, это ненадолго, - предупредила она. - Около часа нам не страшна будет никакая боль, но потом я уже ничего не смогу сделать. Если за это время мы не доберемся до цели, то дальше тварь нас просто не пропустит.
   Средство оказалось чудотворным. Оно не просто заглушило боль. Во всем теле наступила необыкновенная легкость, мышцы налились упругой силой, куда-то пропала усталость. Савельев подумал, что в таком состоянии он легко мог бы выиграть забег на марафонскую дистанцию. Он с хрустом потянулся, с нетерпением посмотрев на попутчиков, но Марта остудила его пыл:
   - Не переусердствуй, в таком состоянии можно надорваться, и не заметить...
   ...Цель, к которой они так стремились, возникла неожиданно, когда у Савельева стали появляться сомнения в верности выбранного майором пути. Живые части огромного организма, между которыми они шли, становились все больше и выше, наглядно демонстрируя невероятный размер искусственного мозга, а переплетения артерий, по которым к ним передавалась жизненная сила - все гуще и причудливее. И вдруг все это расступилось, и они вышли на большую круглую площадь, в центре которой возвышалось нечто смутно знакомое, что-то напоминавшее Савельеву. По сравнению с огромными живыми органами, мимо которых они только что проходили, это "нечто" было не таких впечатляющих размеров. Зато в нем чувствовалась чудовищная мощь, превосходящая пределы человеческого понимания. Несомненно, это был тот центр, на котором здесь все держалось, что-то вроде сердца. И точно, сердце, как он сразу не понял! Оно медленно пульсировало, с каждым толчком закачивая в прозрачную "аорту" сотни и тысячи литров желтовато-бурой "крови".
   Сердце тускло светилось, как натертое фосфором, а в глубине "аорты" то и дело всплывали похожие на болотные огоньки.
   - Вот она, игла! - зачарованно прошептал майор. - Неужели мы все-таки добрались?
   - Да! - так же тихо ответила Марта. - Добрались!
   Она нагнулась, растерла рукой икру но стройной ноге, сказала, поморщившись:
   - Кончается действие лекарства. Надо спешить.
   Попыталась сделать шаг, но у нее подкосились ноги, и она упала на колени.
   - Как не вовремя! - простонала она. - Майор, как ты?
   - Вроде нормально, - ответил Лесовой, хотел добавить еще что-то, и рухнул на землю без сознания, будто его ударили по голове дубиной.
   - Как я не подумала! - с отчаянием прошептала Марта. - Он ведь не спал трое суток!
   Превозмогая боль, она подползла к майору и попыталась привести его в чувство. Поняв тщетность своих попыток, бросила оценивающий взгляд на Савельева и с надеждой в голосе произнесла:
   - Андрей, как глупо получилось! Я не могу шага ступить, а через минуту не смогу даже пошевелиться. Майор, сам видишь... В общем, единственная надежда на тебя.
   - Что надо сделать? - спросил Савельев, стараясь выглядеть спокойным, хотя от волнения у него перехватывало дыхание.
   - Видишь? - Марта показала рукой на центр круглой площади. - Это сердце...
   - Я догадался...
   - Хорошо. Но постарайся не перебивать меня. Здесь тварь ничего не сможет сделать нам в физическом плане - ученым, которые все это делали, даже в голову не пришло, что кто-то пройдет сюда через все ступени защиты, и ничего такого здесь устраивать не стали. Мы прошли. Теперь осталось совсем немного, остановить сердце.
   - Как?
   - Когда у человека при инфаркте происходит разрыв задней стенки, это приводит к неминуемой смерти. Так же и здесь. Вон эта задняя стенка, - она снова показала рукой. - Надо прорвать ее, чем угодно, ножом, руками, хоть зубами. Ты должен это сделать.
   - Может быть, для надежности подорвать гранатой? - предложил Савельев. - Майор оставил две штуки, я видел.
   - Конечно, как я сама не догадалась! - с досадой воскликнула Марта. - А ты сумеешь?
   - Нас учили на военных сборах! - уверенно ответил Андрей, промолчав, что они бросали гранату из окопа, и то учебную, без взрывчатки, с одним лишь запалом.
   Он достал из карманов разгрузочного жилета все еще остававшегося без сознания майора гранаты, завязал обе в носовой платок, оставив один из запалов торчать наружу вместе с кольцом предохранительной чеки.
   - Подожди, - остановила его Марта, когда он собрался идти, - Я тебе не все сказала. Тварь не сможет ничего сделать тебе в физическом плане. Это так. Но она уже набрала огромную ментальную мощь, и будет сопротивляться тебе изо всех сил. И все равно ты должен дойти. Доктор был уверен в тебе, а он никогда не ошибается.
   Ничего не ответив, Савельев отвернулся и зашагал к центру площади, где мерно пульсировало сердце сатаны. И не слышал, как женщина пробормотала про себя:
   - Кажется, я знаю, почему доктор поверил в тебя...
   ...Полсотни шагов, что отделяли Андрея от сердца чудовища, дались ему труднее, чем весь пройденный до того путь. Но все-таки он дошел. Трясущимися руками положил связанные гранаты в мягкую складку того, что Марта назвала задней стенкой. Постарался взять себя в руки. И, только почувствовав, что дрожь прекратилась, аккуратно выдернул чеку. Потом повернулся и со всей скоростью, на которую был способен, побежал, чтобы не быть застигнутым разлетающимися осколками.
   Последнее слово, которое он успел произнести, или просто подумать про себя, было имя: "Таня!". Потом все заглушил полный запредельной тоски и обманутых надежд сатанинский вой. Звучал он недолго, и оборвался так же неожиданно, как и начался.
   На короткое мгновение свет погас, но сразу вспыхнул снова. Все, что окружало его секунду назад, бесследно исчезло. Вокруг было белым бело, и все происшедшие с ним (а может быть, никогда и не происходившие?) фантастические события навсегда исчезли из его памяти, будто стертый ластиком карандашный рисунок.
   ...Савельев медленно брел по снегу по направлению к баракам, но ему казалось, что несется он огромными прыжками. Что это? Колючая проволока... Зачем? Зачем были зло и страдания, если все теперь потеряло смысл - жизнь и смерть, добро и зло! Разозлившись на нелепость уродливой изгороди, Савельев схватил проволоку обеими руками и рванул на себя. Ржавая, она легко поддалась, оторвалась от столба, и Савельев торжествующе засмеялся. Он рвал и рвал ее, не замечая, что колючки изранили ему пальцы и рукавицы набухли кровью. Он должен был сорвать всю проволоку, чтобы от нее не осталось и следа.
   Вдруг что-то остановило его. Он замер и услышал в небе прерывистый свист и рокот. Из-за края ущелья появилось огромное темное чудовище, размахивающее длинными конечностями. Вот настал и его час! Бросив проволоку, Савельев со всех ног кинулся к бараку, ища под крышей спасения, вбежал в дверь, но на пороге споткнулся и снова подвернул больную ногу. Боль пронзила его от пятки до плеча, молнией кольнула в голову, и непостижимым образом привела в чувство. Господи, что же он делает? Ведь это вертолет!
   Царапая пальцами снег, оставляя на нем кровавые следы, Савельев выполз из барака и с отчаянием увидел, что вертолет скрылся за сопкой. Превозмогая боль, он поднялся на ноги, что-то бессвязно крича и размахивая руками. Будто вняв этим крикам, вертолет вернулся из-за сопки, сделал круг и, скрывшись в туче снежной пыли, опустился на площадке около лагеря...
  
   Глава 10.
  
   Чудовищный взрыв прогремел за поворотом ущелья. Если бы не это, взрывная волна неминуемо смела бы вертолет вместе со скрывавшимися за ним апостолами, не уцелел бы и барак с его защитниками.
   - Что это? - с тревогой спросил у доктора Леонид, стряхивая с головы насыпавшуюся с потолка труху.
   - Подполковник сделал свое дело, - ответил доктор. - Хотя бы сам цел остался.
   Со стороны вертолета застучала длинная очередь, не причинившая, впрочем, никакого вреда защитникам барака. Какой-то обезумевший от злости и отчаяния апостол лупил и лупил из автомата, пока не выпустил весь рожок. Дождавшись, когда автомат утихнет, Полищук мгновенно выставил в дверь ствол и выпустил короткую, в три патрона, прицельную очередь.
   - Готов! - удовлетворенно отметил он, увидев, как не успевший спрятаться за металлическую тушу вертолета апостол выронил оружие и грузно осел на землю.
   - Скоро должны вернуться наши! - сказал доктор, тщательно скрывая беспокойство. - Надо бы к их приходу закончить все здесь, а то спросят - чем вы здесь занимались? А мы что им ответим?
   Улыбка его при этом была какой-то вымученной.
   - Постараемся! - бодро сказал Леонид, делая вид, что ничего не заметил. На самом деле у самого на сердце кошки скребли.
   Он выглянул в дверь и снова выпустил короткую очередь, навсегда успокоив еще одного бледнолицего, неосторожно пытавшегося высунуться из укрытия и обстрелять барак.
   - Погоди! - остановил его Кварацхелия. - Хочу попробовать одно старое средство. Правда, я давно им не пользовался, но, может, что и получится. Сейчас, после взрыва, они здорово напуганы, это должно облегчить мне задачу. Попытка не пытка, когда-то у меня выходило неплохо. Только ты отойди подальше, в тот конец, и закрой руками уши. И держи как следует, а то мало не покажется.
   Подождав, пока Леонид выполнит его указание, доктор подошел к двери, распахнул
   ее толчком ноги, и закричал.
   Если бы Леонид не отнесся к словам доктора со всей серьезностью, неизвестно, чем бы для него это закончилось. Даже приглушенный, крик, звучавший, казалось, во всех звуковых диапазонах одновременно, проник через уши в мозг двумя острыми иглами, и через них внутрь черепа полились струи концентрированной серной кислоты - примерно такое у него было ощущение. Как подействовал крик на не ожидавших ничего подобного апостолов, он боялся даже представить. А когда Полищук немного пришел в себя и, пошатываясь, подошел к двери, то увидел, что бледнолицые, побросав оружие, с воем, в котором звучал смертельный ужас, сломя голову, бегут к выходу из ущелья, в ту сторону, где недавно прогремел взрыв.
   - Все! Теперь они точно не вернутся! - довольно сказал доктор.
   - Что? - прокричал Леонид, тщетно стараясь прочистить мизинцами заложенные уши.
   - Все нормально, говорю! - поняв, в чем дело, крикнул ему доктор в самое ухо. - Пойдем искать подполковника, а то что-то я беспокоюсь.
   И он вышел из барака. Скорее, догадавшись, чем услышав эти слова, Полищук поспешил за ним.
   ...Стрешнев лежал на камнях лицом кверху. На него страшно было смотреть. После удара чудовищной взрывной волны и падения с такой высоты у него не осталось, наверное, ни одной целой кости, а вместо лица образовалась сплошная кровавая маска. Но, как ни удивительно, он был жив и даже оставался в сознании. По глазам было видно, какие Дмитрий испытывает мучения, но вслух он не издал ни одного стона. Леониду хватило одного взгляда, чтобы понять - с такими повреждениями подполковник долго не протянет. У него не оставалось ни одного шанса выжить. Было даже странно, что он продержался столько времени после взрыва.
   - Как же ты так, Димон! - прошептал Полищук.
   - Все в порядке, Леньчик...Ребята вернулись? - прохрипел Стрешнев. На губах появились кровавые пузыри - это говорило о том, что осколки сломанных ребер пропороли ему легкие.
   - Еще нет, но скоро будут, - постарался успокоить его Леонид. Все еще оглушенный, он скорее понял по губам, чем услышал, что сказал Дима. - Ты лучше помолчи, тебе нельзя разговаривать. Они вернутся, я заведу вертушку, и полетим туда, где тебя вылечат.
   - Куда? - превозмогая боль, горько усмехнулся искалеченный Дмитрий. - Брось, Леня, я не салага, все понимаю. Где бледнолицые?
   - Сбежали, - успокоил его Полищук.
   - Дождаться бы... - совсем еле слышно произнес Стрешнев, и на этот раз Леонид совсем ничего не расслышал. Зато услышал Георгий Шалвович.
   - Дождемся! - сказал он, подойдя вплотную к раненому. Он отлично понимал, чьего возвращения в первую очередь ждет Дмитрий. - Обязательно дождемся! Держись, подполковник! Они вот-вот будут здесь, и все будет нормально. Марта очень хороший медик, она тебе поможет...
   Доктор говорил, не переставая, и одновременно гипнотизировал Стрешнева, пытаясь облегчить его страдания. Конечно, он знал, что говорил неправду. Понимал, что даже Марта, которая была не просто очень хорошим медиком, а настоящим целителем, умеющей делать чудеса, на которые способны очень немногие люди на всей Земле, не сможет ничем помочь умирающему разведчику. Не тот случай. Но избавить уходящего в мир иной человека в последние минуты его жизни от невыносимых мук доктор считал своим долгом.
   - Вроде, полегчало! - с надеждой сказал Стрешнев.
   - Вот и я говорю - мы тебе поможем, - заверил его Георгий Шалвович.
   Стрешнев чуть приподнял голову, заглянул ему в глаза и укоризненно ответил:
   - Не надо, генерал. За помощь спасибо, а в утешении я не нуждаюсь. Я знаю, что мое время кончается, и не надо меня обманывать. Что случилось, то случилось. Я прожил хорошую жизнь, и мне нечего стыдиться...
   Он закашлялся, выпустив несколько кровавых пузырей, слегка отдышался и сказал почти весело, будто это ему надо было утешить доктора, а не наоборот:
   - Доктор, а вы волшебник! Только что я загибался от боли, а вы пришли, посмотрели на меня - и все прошло. Мне как-то посекло спину осколками от гранаты, так никакие наркотики не помогали, а тут... И разболтался я чего-то, будто дозу принял... Ну, точно!
   Несмотря на все заверения Стрешнева, Георгий Шалвович по лихорадочному блеску глаз видел, что с ним далеко не все в порядке, как он пытался показать. Скорее бы вернулась Марта, - доктор посмотрел на часы. До критического срока оставалось всего пятнадцать минут. В медицинских вопросах она была гораздо сильнее его. Впрочем, если они не успеют, помогать все равно будет некому...
   - Слушайте, доктор, - снова заговорил Стрешнев. У него был вид на что-то решившегося человека. - Марта как-то мне сказала... ну, еще тогда, перед тем, как уйти. В общем, она почему-то сказала, что вместе мы с ней быть никак не можем. Почему, я спросил, а она промолчала. Но, говорит, вы сможете объяснить...
   Ну что же, подумал Георгий Шалвович. Теперь, пожалуй, можно. Все равно тайна далеко не уйдет. А ведь подполковник, кажется, и без того кое-что понял.
   - Капитан, - он повернулся к Леониду, - будьте добры, пройдитесь к баракам, посмотрите, не вернулись ли наши.
   - Есть, товарищ генерал! - козырнул Полищук. Ему совсем не хотелось оставлять друга в таком состоянии, но приказ оставался приказом.
   - Хорошо, - сказал доктор Стрешневу, когда капитан отошел достаточно далеко. - Я объясню. Только ты должен обещать мне, что никогда и никому...
   - Бросьте, генерал! - перебил Дмитрий. - Вы отлично знаете, что я просто не успею никому ничего рассказать. Но, если для вас это так важно - обещаю.
   - Ну, вот и ладно, - доктор сделал вид, будто не понял, о чем говорит собеседник. - Ты, наверное, подумал, что у Марты кто-то есть?
   - Ну... - неопределенно ответил Стрешнев. - Женщина видная...
   - Так вот, могу тебя заверить - сейчас у нее нет никого. И со мной у нее тоже ничего не было. Ты ведь об этом подумал? Подумал, не спорь...
   - Так в чем тогда дело?
   По тяжелому дыханию Дмитрия Георгий Шалвович понял, что даже принятые им меры полностью не избавили его от боли.
   - Ты молчи, - посоветовал он. - Говорить буду я. - Хотя даже не знаю, с чего начать... Думаю, со дня нашего знакомства ты не раз убедился, что мир не так прост, как принято считать? Что в нем существует много явлений, которые раньше казались тебе невозможными? Молчи, молчи. Я не спрашиваю, я утверждаю. В общем, Марта отказала тебе только потому, что она намного старше тебя. Не на десять лет, и не на двадцать. На самом деле, она годится тебе в прабабушки. Если не больше.
   Доктор ожидал от подполковника какой угодно реакции, но только не того, что услышал.
   - И только-то? - вздохнул Дмитрий с видимым облегчением, и на его окровавленном лице даже появилось некое подобие улыбки. - Да что же тут такого?
   - Ты не удивлен?
   - Я догадывался, - прошептал Стрешнев. - Ведь вы, доктор, тоже... ведь так? Я видел фотографию...
   Он закрыл глаза и надолго замолчал. Так надолго, что доктор наклонился к нему, чтобы убедиться, что Дмитрий еще дышит.
   - Я... еще...живой... - едва шевеля губами, произнес Стрешнев. - Все хорошо... Ничего не кончается... просто придется подождать немного дольше...
   И, уронив голову набок, замолчал. На его губах навсегда застыла счастливая улыбка.
  
   Глава 11. Похороны бойца
  
   - Бедный мальчик! - тихо произнесла Марта, стоя над телом Дмитрия. - Как же так? Ну почему мы не вернулись на несколько минут раньше? Может быть, я сумела бы его спасти!
   - Не вини себя ни в чем, - попытался успокоить ее доктор. - Посмотри на него, на нем же нет живого места. Тут даже ты была бессильна. Я ведь тоже кое-что в этом понимаю.
   Стоявший рядом с ними майор Лесовой совсем недавно пришел в себя, его покачивало от усталости, и он слышал разговор, будто сквозь толстый слой ваты, не понимая ни единого слова. Не радовало даже то, что все было кончено. В голове гвоздем засела одна-единственная мысль: если бы он был рядом с другом... Эх, Дима, Дима!
   Заметив состояние майора, доктор переключился на него.
   - Твой друг погиб не зря, Николай, - сказал он участливо. - Если бы не он, апостолы смяли бы нас и пробрались на Объект. Кто знает, что бы тогда было... Наверное, я виноват, что так получилось. Но я и сам не знал, что взрыв будет такой.
   Лесовой, ничего не понимая, кивнул. Эти слова тоже скользили мимо его сознания, не вызывая никаких эмоций. Очнулся он лишь тогда, когда к нему подошел Леонид. Что-то в его лице насторожило Николая. Что-то было явно не так. И вдруг до него дошло.
   - У тебя есть зеркало? - хрипло спросил он у друга.
   Лицо у Лени не было больше бумажно-белым, как всего несколько часов назад. Кожа еще не приобрела нормальный человеческий цвет, но на щеках появился легкий румянец.
   - Нет. А что? - спросил Полищук, ничего еще не понимая.
   - Жаль, - у Лесового даже не осталось сил, чтобы порадоваться за друга. - Кажется, ты становишься человеком. А вот Димка не дожил...
   - Погоди, погоди... - Леня пристально вгляделся в лицо Николая. - Слушай, а ведь ты уже не похож на бледнолицего! Правда, вид у тебя - краше в гроб кладут, но все равно уже ближе к нормальному, человеческому! Вот это да! Стоп! Ты что, хотел сказать - я тоже меняюсь?
   - Что у вас тут? - спросил доктор, подойдя к ним. - Ого! Поздравляю вас, господа! Вы возвращаетесь к первозданному виду. Я знал, что это случится, но не думал, что так скоро.
   - А вы, доктор? - спросил Полищук, вглядываясь в лицо Георгия Шалвовича. - Нет, у вас пока не заметно...
   - Я... - Кварацхелия безнадежно махнул рукой и заставил себя улыбнуться. - Я столько лет провел в таком виде, что обратный процесс пойдет совсем не так скоро. Так что, мне остается только по-хорошему завидовать вам.
   - А Димка так и остался... - Николаем будто овладела навязчивая идея, что все они виноваты в смерти Стрешнева.
   Он повернулся, чтобы подойти к его неподвижному телу и проверить цвет его лица, но понял, что сделать это будет невозможно. Не только потому, что оно было полностью разбито и покрыто запекшейся кровью. Над ним, как грозная валькирия над телом погибшего в сражении витязя, стояла Марта, и вряд ли кто-то, наткнувшись на ее огненный взгляд, смог бы приблизиться к нему ближе двух шагов. Поняв, что женщина хочет что-то сказать, Лесовой остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду. Но, против ожидания, голос Марты прозвучал неожиданно мягко.
   - Нет, Коля, - сказала он так, как говорят с маленьким ребенком. - Дима снова такой, каким был всегда.
   Ее глаза приняли мечтательное выражение.
   - Не надо переживать за него! - она говорила торжественно, нараспев, как читают нерифмованные стихи. - Дима сейчас там, где ему хорошо! Если он и сделал в своей жизни что-то не так, то смерть за такое дело оправдывает любую жизнь.
   - А Дима и не был таким уж грешником! - не совсем разобравшись, о чем говорить Марта, вступился за друга Полищук.
   - Он был воином! - сурово ответила она, но не стала укорять Леонида за то, что перебил ее. - И этим все сказано!
   - Не мешай, Леня! - остановил его Николай. Он понял, что Марта обращается не к нему с Леонидом, и не к генералу. Ее слова уходили прямо в небеса, и были извечным прощальным плачем женщины, провожавшей в вечность погибшего героя.
   Марта говорила долго. Вроде бы по-русски, но постепенно стало звучать все больше незнакомых слов. Вслушавшись, Николай догадался, что она перешла на старославянский язык. Потом, замолчав, достала из кармана чистый носовой платок, закрыла Дмитрию лицо. Села рядом на камень, бережно взяла его искалеченную руку в свою, и надолго застыла, глядя в небо. Доктор тронул за плечо Николая, потом Леонида, сделал знак, и они тихо, стараясь не нарушить происходивший перед ними ритуал, отошли в сторону.
   - А теперь расскажи, что с вами было, - попросил Лесового Георгий Шалвович.
   - И куда делся Андрей? - добавил Полищук. - С ним что-то случилось?
   - Да я и сам толком не знаю, - пожал плечами Николай. - Я под самый конец там вырубился совсем не вовремя, и ничего не видел. Сам у Марты спрашивал, где он, что с ним случилось, так она сказала - не переживай, с ним все нормально...
   - Она и насчет Димки сказала - не переживайте! - с сомнением сказал Леонид. - Может быть, Андрей тоже...
   - Нет, это совсем не то, - заступился за женщину Николай. - Она утверждает, что парень уже вернулся домой.
   - Марта права, - подтвердил доктор. - А раз так, значит, Объекту конец.
   - Доктор, - недоверчиво спросил Лесовой. - Вы что, хотите сказать, что мы уничтожили самого дьявола?
   - Ну, ты загнул! - удивился Георгий Шалвович. - Конечно, нет! Я никогда этого и не обещал. Уничтожить его невозможно. Вот победить - другое дело, и вам это удалось.
   - А в чем, собственно, разница? - поинтересовался Леонид. - И чем мы занимались все это время?
   - Делом! - строго отрезал доктор. - Самым важным делом в вашей жизни.
   - Ты еще не понял? - грустно усмехнулся Николай. - Мир мы спасали. В очередной раз.
   - Зря иронизируете, майор! - упрекнул его доктор. - А что, если я скажу, что кроме вас никто с этим делом не справился бы?
   - Не перехвалите, генерал. А то еще загордимся.
   - Наоборот, поверите в свои силы. Вдруг придется еще раз...
   - Ну, уж нет! - непритворно ужаснулся Лесовой. - С меня, точно, хватит.
   - Не зарекайся, - серьезно сказал доктор. - Вы воины, и отсиживаться в теплом уголке все равно не сможете. Дьявол - существо хитрое и пронырливое. Сегодня он потерпел поражение, но это не значит, что попыток больше не будет. Может быть не таких масштабных, но... Все дело в том, что он бесплотен, а значит - бессилен в физическом плане. Если он что-то делает, то всегда через людей. В свое время ему удалось завладеть целым народом сохани, и он решил, что пришло его время. Он сделал их своими апостолами, и дальше действовал через них. Повторяю, сам он не может ничего. Все делают за него люди. Они создали для него Объект, с помощью которого он надеялся уничтожить весь Божий мир, земной и небесный, и даже самого Господа. Но не позволили ему это сделать тоже люди. Вы. Только не надейтесь, что теперь он оставит нас в покое. Времени у него сколько угодно. Он вечен.
   - Невеселая перспектива! - заметил Полищук. - Вся жизнь - борьба...
   - Я слышала, вы говорили про Андрея? - за разговором они не услышали, как подошла Марта.
   - Да, - ответил за всех доктор. - Капитан хотел узнать, почему он не вернулся с вами. А майор ничего не смог сказать по этому поводу.
   - Андрей выполнил свою задачу и вернулся в свой мир, - успокоила их Марта. - Сейчас он живет своей жизнью и не помнит ничего, что с ним здесь случилось. Этого отрезка жизни для него просто не существует. А жаль. Парень стоящий, из него может получиться... Впрочем, это к делу не относится. А сейчас нам надо похоронить Диму. Там, за лагерем, я видела кладбище.
   - Ни за что! - возмутился Николай. - На себе буду нести, но здесь мы его не оставим.
   - Я тоже не согласен! - заявил Леонид. - Мы вместе сюда пришли, вместе и уйдем. Только не пешком, командир. Я смотрел карту, тут недалеко есть старательская артель, до нее нам топлива хватит. А там должны быть машины.
   Марта посмотрела на них, вздохнула, и сказала доктору:
   - Георгий, объясни им, пожалуйста. А я пройдусь. Мне надо побыть одной.
   И медленно побрела вверх по ущелью, куда заходило краснеющее солнце.
   - Марта права, - мягко сказал доктор. - Вынести отсюда Дмитрия мы не сможем.
   - Почему? - удивился Лесовой.
   - Да потому, - будто через силу ответил доктор, - что теперь, мертвый, Дмитрий навсегда принадлежит этой реальности. А нам надо вернуться в свою.
   - Что-то я плохо понимаю, - пожал плечами Николай. - Если мы его вывезем отсюда, что-то случится?
   - Ничего не случится. Просто при переходе из одной реальности в другую тело исчезнет, навсегда оставшись здесь. Вы не знакомы с основными понятиями многомерности миров, поэтому мне трудно объяснить вам все это. Поэтому вы просто должны мне поверить.
   - Я совсем запутался со всеми этими реальностями, - пожаловался Полищук. - А что будет с этим миром, когда мы отсюда уйдем?
   - Он исчезнет, - жестко ответил доктор. - Навсегда.
   - А Дима?
   - Дима останется похороненным на этом месте во всех существующих реальностях.
   ...Если бы на маленьком местном кладбище с увенчанными давно посеревшими красными звездами покосившимися пирамидками на могильных холмиках, не нашлось заранее подготовленной кем-то когда-то, но так никем и не занятой могилы метровой глубины, они задержались бы здесь еще на неделю. Быстрее выдолбить яму в твердой, как бетон, вечной мерзлоте было невозможно. Всю ночь Николай с Леней мастерили гроб, собирая по всему поселку доски и выдергивая гвозди везде, где только могли.
   Гроб с телом подполковника Стрешнева за отсутствием мягкой земли закидали камнями, когда солнце высоко поднялось над поселком. На могильном холмике установили большой деревянный крест с вырезанной ножом лаконичной надписью: "Подполковник Российской армии Дмитрий Иванович Стрешнев. Погиб в неравном бою в борьбе за Мир" Слово "Мир" написали именно так, с большой буквы.
   Лесовой и Полищук подняли вверх стволы автоматов и три раза выстрелили в воздух, воздав погибшему другу последние воинские почести. Из нашедшейся в сумке у Марты фляжки отхлебнули по глотку обжигающего спирта, и медленно побрели к вертолету. Спешить больше было некуда.
   Они уже стояли около трапа, когда из-за скалы выбежал Бурчало. Подходя ко всем по очереди, он заглядывал людям в глаза и жалобно поскуливал.
   - Хозяина ищешь? - первой догадалась Марта. - Не хочешь, чтобы без него улетали?
   Пес понял ее и коротко тявкнул.
   - Нет его здесь, - ласково сказала Марта. - Давай сюда, полетишь с нами. Может, и встретишься когда-нибудь со своим Андрея.
   Бурчало бросил прощальный взгляд на ущелье, тяжело вздохнул, и первым запрыгнул в вертолет.
  
   Глава 12. Возвращение к людям
  
   Придя в себя, Савельев из разговоров с врачами узнал, что искать его уже перестали, потому что со дня его исчезновения прошел почти месяц. Только совершенно случайно изменив маршрут, летевшие совсем по другому делу вертолетчики заметили дымок над заброшенным поселком... В переполненной гриппующим населением районной больнице его долго держать не стали, выписали через три дня, признав совершенно здоровым.
   Когда Савельев с месячным опозданием добрался, наконец, до места назначения, председатель старательской артели "Золотое руно" Владимир Васильевич Лапин встретил его с распростертыми объятиями, выделил, как специалисту, отдельную комнату в общежитии, и назначил сменным горным мастером. Из-за того, что мастер, взятый председателем после пропажи Савельева чуть ли не с улицы, ушел в глубокий запой это место было вакантным уже две недели, так что появление Андрея оказалось как нельзя кстати. Все его документы остались в машине вместе с сумкой, и потому сохранились. А квадратного шофера, организовавшего охоту на баранов и потерявшего в горах молодого специалиста, Лапин с треском выгнал с работы.
   Так как молодой горный инженер был не просто человеком с улицы, а выпускником престижного московского института, а ко всему еще и сыном известного в прошлом на Колыме и до сих пор не забытого в кругах золотодобытчиков Ивана Кирилловича Савельева, да еще с такими высокими рекомендациями из Магадана, Лапин пригласил его вечером к себе, чтобы в узком кругу руководства артели отметить его назначение на должность, а заодно и чудесное спасение.
   Дом председателя, который стоял рядом со столовой, выгодно отличался от других. Он был недавно отремонтирован, обшит строганными досками и даже покрашен, в отличие от остальных, почерневших от дождей, старых и невзрачных. Даже двухэтажное здание общежития, построенное позже остальных, выглядело на фоне председательского дома каким-то убогим. По обстановке внутри тоже было видно, что живет здесь не простой старатель. Пусть не новая, но вполне еще пригодная мебель, тяжелый старомодный сейф в углу, компьютер на столе, в застекленном книжном шкафу много книг по геологии, горному делу и экономике.
   Старый хромой завхоз Прокопыч, который, как успел понять Андрей, продержался в артели до пенсионного возраста не столько за прошлые заслуги, сколько за собачью преданность председателю, принес из загашника две бутылки армянского коньяка. Заинтересовавшись красочной этикеткой, выполненной в золотых тонах, Савельев взял бутылку и прочитал: "Производитель - первый Ереванский коньячный завод. Республика Армения, город Ереван..."
   - Настоящий, не сомневайся! - сказал, заметив его интерес, председатель. - Мне его сам Ашот Рубенович Галстян еще в прошлом году целый ящик из самой Армении привез. Это тебе не подделка, что где-нибудь в московских подвалах разливают. Вот, попробуй!
   Коньяк на самом деле оказался хорошим, Савельев сразу понял это, хоть и не был большим знатоком. Он погонял языком во рту капельку благородного напитка, и вдруг его вкус показался ему смутно знакомым. Что-то он напоминал, но что, как Савельев ни силился, так и не вспомнил. Откуда-то в голову полезли совсем уж дурацкие мысли. Например, показалось, что он когда-то уже был в этом доме. Почему-то он был уверен, что в платяном шкафу обязательно должно стоять ружье, а на полке лежать патроны к нему. Но спросить про это хозяина Савельев постеснялся.
   Посидели хорошо. Благородный коньяк был не тем напитком, которым напиваются, тем более что завтра всех ждал двенадцатичасовой рабочий день - артель работала именно в таком режиме, не зная ни выходных, ни праздников. Зато закусывали от всей души. Здоровые мужики отсутствием аппетита не страдали, и бывший на подхвате завхоз Прокопыч несколько раз курсировал из председательского дома в столовую и обратно. Сам он за командирский стол допущен не был, выпив всего одну дозволенную Лапиным рюмку. Рюмки тоже показались Андрею знакомыми. Может быть, он просто видел такие где-то в другом месте?
   Разговор за столом в основном вертелся вокруг савельевских приключений. Почти все собравшиеся знали, где находится заброшенный лагерь, а заместителю Лапина по безопасности и сохранности драгоценного металла, отставному милицейскому майору Верховскому, даже пришлось побывать там однажды по каким-то милицейским делам. Прикинув расстояние, пройденное Андреем от места злополучной охоты, (Савельев тогда угадал, шофер носил в артели именно такое прозвище - Квадратный) до забытого поселка, никто не мог поверить, что он сумел пройти его без пищи, сна и отдыха. Узнав, как Савельев целый месяц спасался от голодной смерти, Верховский заявил, что "парень родился в рубашке".
   Когда застолье кончилось, вездесущий Прокопыч отвел Андрея в общежитие, вручил ключ от комнаты и пожелал спокойной ночи. Заснул Савельев быстро, но через полчаса, вздрогнув, проснулся. Несколько раз за ночь он засыпал и просыпался, и очень пожалел, что согласился на отдельную комнату, хоть это было солидной привилегией по сравнению с остальными старателями. Стоило заснуть, как он оказывался в каком-то странном месте, где за ним гонялись чудовища, тонул в бездонной булькавшей трясине, его заливали зловонные потоки крови какого-то отвратительного и злобного существа. Встал он за два часа до начала рабочего дня, разбитый и больной, с таким видом, что Лапин удивился - выпили-то вчера всего ничего!
   Савельев не стал вдаваться в объяснения, попросил только, чтобы ему выделили койко-место в общей комнате. Объяснил это тем, что за месяц хлебнул одиночества выше крыши. Председатель посочувствовал, и возражать не стал.
   Поселившись в одной комнате вместе с тремя старателями, парнями одного с ним возраста, Андрей еще долго не мог оставаться один даже на непродолжительное время. Разговоров о своих приключениях он избегал. Но даже когда это прошло, он так никому и не рассказал, как ему довелось быть последним человеком на Земле.
   Кончилась зима, начался промывочный сезон, и работа захлестнула Савельева с головой. Тяжело заболел и вынужден был уйти из артели заместитель председателя, старший горный мастер Проценко, и Лапин поставил на это место Андрея, который успел показать себя к этому времени пусть пока не слишком опытным, но грамотным специалистом. Продохнуть стало просто некогда, и все равно время от времени у него возникало чувство дежа вю. Особенно часто это случалось с ним, когда он заходил в золотоприемный пункт, баню, столовую или склад. Впервые он почувствовал неладное, когда вместе с Верховским зашел на охраняемую территорию ЗПП. Ну откуда, спрашивается, ему было заранее известно, что там, в углу двора, в автомобильной емкости на колесах хранится запас дефицитного бензина? Или то, на какой полке склада рачительный Прокопыч держит комплекты камуфляжного обмундирования? Поэтому, заглянув случайно под дальнюю полку и увидев ящик коньяка именно в том месте, где ожидал, он уже не удивлялся.
   Пусть не слишком, но все это несколько смущало Савельева. У него появилось подозрение, что зимние приключения не лучшим образом повлияли на состояние его рассудка. Поэтому, взяв однажды отгул, он отправился в райцентр. За неимением в районной поликлинике психотерапевта, его принял врач-неврапатолог, тщедушный мужичонка с бегающими глазками, сам внешне напоминавший человека, нуждающегося в услугах психиатра. Он задал Андрею несколько каверзных вопросов, которые тот моментально раскусил, показал несколько абстрактных картинок и попросил угадать, что на них изображено. Потом постучал молоточком по колену, долго писал что-то неразборчивым почерком в заведенной на нового пациента карточке. После чего порекомендовал пить на ночь таблетки валерьянки или пустырника и, пожав плечами, отпустил восвояси.
   Визит к врачу никак не повлиял на повторяющиеся по-прежнему приступы дежа вю, но со временем Савельев постепенно привык и почти перестал обращать на них внимание. Но однажды произошло нечто такое, что несколько поколебало вернувшийся к нему железобетонный материализм. Первый удар по нему был нанесен там, в заброшенном поселке.
   В тот день он, как заведенный носился по всему горному полигону, расставляя технику и досадуя на простаивавший уже вторые сутки тяжелый бульдозер "Комацу". Еще позавчера кончился запас коронок для рыхления породы, и теперь из-за такой мелочи срывался весь график вскрышных работ. Машина за запчастями ушла в Магадан, но что с этого толку? Упущенное время не вернешь! А еще никак не ехал обещанный из ГОКа маркшейдер, который должен был сделать замеры выполненных горных работ...
   Поэтому, услышав издали звук летящего вертолета, Савельев обрадовался, дал указания сменному мастеру, и поспешил к поселку. Он был уверен, что это привезли, наконец, маркшейдера, а может быть, чем черт не шутит, забросили на попутный борт и долгожданные коронки. Он дошел уже до столовой, от которой до вертолетной площадки оставалось не больше двухсот метров, когда увидел, что навстречу ему длинными прыжками несется настоящее чудовище - огромная лохматая собака темной, почти черной масти.
   У Савельева почему-то сначала екнуло, а потом бешено заколотилось сердце. Но вовсе не от страха - испугаться он попросту не успел. Снова вернулось чувство узнавания - он откуда-то знал этого пса! Но откуда?
   Он не успел придумать ничего подходящего, как пес бросился ему на грудь, чуть не сбив с ног, и принялся вылизывать ему лицо. При этом он не поскуливал, как это обычно делают другие собаки, а что-то радостно бурчал.
  
   Глава 13. Бурчало находит хозяина
  
   Мрачное ущелье с забытым лагерем, ржавой колючей проволокой и могилой Димы Стрешнева осталось далеко позади. На подлете к старательскому поселку, до которого и на самом деле лететь было сравнительно недолго, они еще издали увидели кипевшую на земле жизнь. По развороченному горному полигону, толкая на промывочные приборы золотоносные пески, катались взад-вперед похожие с высоты на яркие желтые игрушки бульдозеры, ползали маленькие, как муравьи, люди. Полищук показал Лесовому большой палец и радостно улыбнулся. Доктор с Мартой удивления внешне не показали.
   Топлива хватило в обрез. На площадку в старательском поселке садились уже с захлебывавшимися двигателями, почти на авторотации. Брякнулись о землю еще сильнее, чем при первой посадке. Не дожидаясь, пока утихнет свист вращавшихся винтов, открыли дверь и увидели бегущих к вертолету людей.
   Когда они спустились на землю в своем потрепанном камуфляже, стоявший впереди всех высокий мужчина средних лет разочарованно сказал:
   - Так вы не из ГОКа прилетели? А я думал, маркшейдера везете... - и, заглянув в дверь, с надеждой спросил: - А коронки для "Комацу" не захватили?
   - Нет, мы не из ГОКа, - ответил Лесовой, имевший самое смутное представление, что такое ГОК и коронки для "Комацу". - Нам надо в Магадан, но у нас кончилось топливо.
   - Военные, что ли? - спросил высокий. Догадаться было нетрудно - у всех четверых, в том числе и у Марты, на плече висели автоматы.
   - Военные, - в принципе, генерал почти что и не обманул местного начальника. - Скажите, у вас есть связь с Магаданом?
   - Что-нибудь придумаем, - ответил высокий, и представился, протянув руку: - Председатель местной артели Владимир Васильевич Лапин.
   - Георгий Шалвович Кварацхелия, генерал-майор МЧС, - отрекомендовался доктор и представил всех остальных.
   Услышав слово "генерал", председатель округлил глаза и, вспомнив про законы гостеприимства, предложил:
   - Пойдемте ко мне, телефон у меня там. А потом в столовую. Время как раз к обеду. У нас хорошо готовят.
   Они не успели сделать и шага, как державшийся около Марты Бурчало вдруг сорвался с места и помчался к приближавшемуся со стороны поселка человеку. Пес еще не добежал, а доктор, у которого оказалось самое острое зрение из всех четверых, узнал в человеке Андрея Савельева. Шагнув к Полищуку, он незаметно, чтобы не видели старатели, шепнул ему на ухо:
   - Это Савельев! Только не подавай вида, что знаешь его. Это местный Андрей, а не тот, что был с нами. Он нас не знает.
   То же самое доктор мысленно просигнализировал Марте и Лесовому. Вот только умному, но бесхитростному псу невозможно было приказать "не узнавать" своего хозяина. Он уже восторженно прыгал вокруг Савельева, облизав его с головы до ног.
   - Что такое? - удивился председатель. - Откуда ваш песик знает моего заместителя?
   - Может быть, они где-то встречались? - невинно предположил Лесовой. - Или просто с кем-то перепутал?
   - Вот это вряд ли! - недоверчиво возразил Лапин. - Собака никогда не ошибется, всегда узнает знакомого человека. А тут, видать, не просто знакомый. Видите, как обрадовался?
   На это Лесовому возразить оказалось нечего, и он лишь неопределенно пожал плечами. Мол, собаке виднее...
   ...Сам Савельев тоже никак не мог объяснить странное поведение пса. В ответ на вопросы он только недоуменно разводил руками и как-то странно посматривал на четверку прибывших военных.
   - Это ведь ваша собака? - спросил он у доктора, определив в нем старшего этой странной команды. - Вы ведь что-то про нее знаете?
   - Практически ничего, - ответила вместо доктора Марта. - Пес приблудился к нам в тайге, а как он там оказался, мы понятия не имеем. Назвали мы его Бурчало.
   - Бурчало! - как зачарованный, повторил Савельев. - Бурчало...
   Услышав свое имя, пес обрадовался еще больше и, уткнувшись Савельеву в колени, что-то довольно заворчал.
   - Он как будто хозяина в тебе признал, - предположил Лапин. - Слушай, может быть, он с тобой там, в лагере был?
   - Да что я, мог бы забыть? - возмутился Андрей.
   - Ну, мало ли... - смущенно сказал председатель. - Стресс, то да се...
   - Ничего я не забыл! - твердо ответил Савельев. - Все отлично помню. Но, черт побери, откуда-то ведь он меня действительно знает!
   Он ласково погладил пса по голове, отчего тот снова что-то довольно забурчал.
   - Нравится? - спросила Марта.
   - Хороший песик.
   - Так, может быть, заберешь его себе? А то нам и девать-то его некуда. Не тащить же с собой в Москву!
   - А можно? - спросил Савельев неуверенно, но любой бы заметил, что он совсем не против этого предложения.
   - Конечно, можно! - рассмеялась Марта. - А ты как, не против остаться здесь?
   Бурчало был не против.
   Около столовой, как всегда, лежали в пыли несколько похожих друг на друга собак. Здоровенный рыжий вожак занял почетное место возле самой двери, заставляя идущих на обед старателей обходить его. Савельев приготовился отогнать свору, если они затеют драку с новичком, но, на его удивление, собаки подскочили с места и освободили дорогу, преданно заглядывая в глаза Бурчале. А рыжий вожак, тот вовсе поджал хвост и с потерянным видом затрусил за столовую. Это было что-то невиданное - рыжий всегда держал свою свору в строжайшем подчинении, а пришлых собак не подпускал к поселку за километр.
   Оставив Бурчалу у крыльца - собакам вход в столовую был строжайше запрещен, - Савельев вынес ему полную миску каши с костями. Ел пес очень аккуратно, и время от времени благодарно поглядывал на нового хозяина.
   - Если бы ты умел говорит! - мечтательно произнес Андрей. - Наверно, такое бы рассказал! Что-то ты, точно, про меня знаешь такое, чего я сам не знаю!
   Пес оторвался от миски, согласно буркнул и продолжил обед.
   В это время в доме председателя Кварацхелия, набрав по спутниковому телефону известный ему номер, говорил в трубку:
   - Здравствуйте, Сергей Маркович. Это Кварацхелия. Помните такого?
   - Вас забудешь! - ответил абонент. - Как у вас дела?
   - Все нормально! - с довольным видом доложил доктор. - Дело сделано. Подробности расскажу при встрече. Мы в Магаданской области, в артели "Золотое руно". Сейчас объясню, где это...
   - Не надо, - перебил его собеседник. - Найдем. Ждите, скоро за вами придет вертушка.
   - Тут у нас уже есть одна, только без топлива. Надо бы ее забрать.
   - Даже не спрашиваю, где вы ее раздобыли, - услышал он в ответ. - Не беспокойтесь, генерал, все сделаем.
   В трубке зазвучали короткие гудки.
   - Вот теперь можно и пообедать! - довольно повернулся доктор к председателю. - Ведите!
   - А с кем это вы разговаривали, если не секрет? - почтительно спросил тот.
   - Какие секреты могут быть от такого гостеприимного хозяина? - усмехнулся генерал. - С нашим министром...
   Нижняя челюсть у Лапина отвисла до груди. А по глазам было видно, с какой скоростью заработали его мозги, обсчитывая возможные дивиденды, которые можно было получить с оказанной такому важному гостю услуги.
   Савельев все еще сидел на скамейке около столовой и о чем-то беседовал с Бурчалой. На стене, рядом с входом висела табличка:
  

ОБЩЕСТВО С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ

СТАРАТЕЛЬСКАЯ АРТЕЛЬ "ЗОЛОТОЕ РУНО"

  
   За столом, нахваливая председателю действительно вкусный борщ, Марта одновременно вела мысленную беседу с доктором. Причем, делала это таким способом, что даже Лесовой с его приобретенной способностью к телепатии не догадывался об их разговоре.
   - А ведь он нас узнал! Парень оказался даже лучше, чем я думала! Определенно, он должен стать одним из нас.
   - Я подумаю над этим, - ответил доктор тем же способом. - Время у нас теперь есть. Для начала понаблюдаем за ним, постараемся оградить его от всяких случайностей. Теперь его жизнь слишком дорога, чтобы подвергать ее ненужному риску.
   - Займись, Георгий. Очень тебя прошу. От него будет много пользы, я всегда это чувствую. А что ты думаешь делать с этими двумя? - перед глазами Георгия Шалвовича возникли лица Лесового и Полищука.
   - Леонида однозначно придется обнулять. Да и Николая тоже, хотя насчет него у меня были сначала кое-какие мысли. Но потом, к сожалению, я убедился, что он не вытягивает уровень. Даже с большой натяжкой. А если мы все же возьмем его в работу, он до конца дней будет страдать, чувствуя свою неполноценность. Но это не значит, что они потеряют для нас ценность. Я намерен и дальше их использовать.
   - Все равно, жаль! - на бесстрастном лице Марты мелькнула тень огорчения. - Хорошие ребята! А нас так мало...
   - Думаешь, мне не жалко? - спросил доктор, одновременно отвечая на какой-то вопрос председателя - Но мы не можем рисковать. Если оставить все, как есть, информация может просочиться наружу, и это приведет к непредсказуемым последствиям. Но не надо за них переживать. Им совсем не станет от этого хуже. Знаешь, еще вчера я не мог угадать их судьбу, а сегодня увидел. У обоих она уходит далеко в будущее. Надеюсь, это тебя успокоит?
   Марта с видимым облегчением прикрыла в знак согласия глаза, и на этом их "разговор" окончился.
   Вертолет прилетел быстро. По дороге на площадку Лесовой спросил, как и Марта, воспользовавшись беззвучной передачей мыслей, чтобы не вносить лишнюю сумятицу в голову провожавшего их председателя:
   - Доктор, если, как вы говорите, это не тот Андрей, который был с нами, то где тогда тот?
   - Ты задал такой вопрос, на который даже я не знаю ответа, - подумав, сказал Георгий Шалвович. - Никто еще не разработал достоверную теорию параллельных миров, хоть они существуют и существовали всегда. Но я все-таки подозреваю, что это один и тот же человек. Когда-нибудь мы это узнаем...
   Лесовой замолчал и больше ни о чем не спрашивал.
   Прилетевшие на вертолете люди в синей униформе с желтой полосой на груди и спине быстро, но без лишней суеты перекачали в уже стоявшую на площадке машину часть горючего из своих баков, и скоро оба вертолета взяли курс на Магадан. А когда они приземлились в аэропорту на восьмом километре, Лесовой и Полищук уже не помнили ничего, что случилось с ними в последние месяцы. В том числе из их памяти навсегда исчезла планета апостолов дьявола, или, иначе - "новый мир".
   ...Этой ночью Савельеву снова приснился странный сон. С огненным мечом в руках он сражался с огромной, изрыгающей пламя змеей. Вокруг возвышались странные сооружения, живые и дышащие. Змей постоянно ускользал от решающего удара, плевался ядовитой слюной, и метил острыми желтыми зубами прямо ему в лицо. Вокруг них носился большой лохматый пес, норовя вцепиться зубами в глотку змея, но никак не мог этого сделать. Вокруг них стояли сегодняшние странные гости, но почему-то у них были не нормальные человеческие лица, а совершенно белые, как лист бумаги. Они держали в руках странные ружья, стволы у которых были диаметром с бревно, и ждали исхода схватки.
   Наконец, змей совершил ошибку, подняв голову слишком высоко над землей. Савельев немедленно воспользовался этим, взмахнул мечом, и одним ударом перерубил толстую шею, покрытую слизкими изумрудно-зелеными чешуйками. Из раны ударила тугая струя отвратительной желто-зеленой крови, сбила его с ног, и потащила куда-то в темноту...
   ...Кто-то стянул с Савельева одеяло и жарко дышал ему в лицо. Он открыл глаза и увидел, что над ним стоит Бурчало, с тревогой заглядывая ему в глаза. Наверное, он кричал во сне...
  
   Глава 14.
  
   В сентябре пошел первый снег, а в начале октября перемерзли ручьи, и промывочный сезон закончился. Он вышел удачным, золото намыли неплохое, и Савельев по итогам работы получил на счет солидные деньги. Часть он взял наличными, остальное перевел на карточку, и собрался лететь в отпуск. Он не видел родителей с того самого дня, как улетел из Москвы, и они сильно волновались за него, особенно после того, что им пришлось пережить, когда он на целый месяц пропал в горах.
   К этому времени у него закончились все проблемы с ночными кошмарами и приступами дежа вю. После бесполезного визита к местному эскулапу Савельев решил, что когда окажется в Москве, надо будет обязательно показаться хорошему психотерапевту, но со временем все забылось, и эта мысль улетучилась у него из головы.
   Количество рейсов на Москву сильно сократилось по сравнению с прошлыми временами, и все они были битком забиты отработавшими сезон старателями. Савельев заказал билет, но до вылета у него оставалось еще десять дней. Не желая торчать все это время в артели, он решил поехать в Магадан. Хотелось походить по городу детства, найти кого-нибудь из школьных товарищей. Кроме того, нужно было сходить с Бурчалой к ветеринару, сделать необходимые прививки и получить справку для перевозки собаки в самолете. Ему советовали оставить пса в поселке, предупреждали, что в дороге придется хлебнуть с ним горя, но Савельев не стал никого слушать. Он так привязался к Бурчале, что не представлял, как они проведут хоть день друг без друга, и готов был пойти на любые жертвы, лишь бы не расставаться с ним.
   В гостиницу идти не пришлось. Артель купила себе в городе квартиру, и старатели (не рядовые, конечно, а руководство) останавливались там, приезжая по делам в город. Когда Андрей получил от председателя ключи и узнал адрес, то с удивлением понял, что по странному выверту судьбы квартира оказалось в том же подъезде, где Савельев жил перед отъездом в Москву, на четвертом этаже, прямо над их бывшей квартирой.
   Андрей собрал сумку, взял Бурчалу не поводок (тот сильно удивился, но противиться не стал), добрался на артельской машине в райцентр, а оттуда на рейсовом автобусе выехал в Магадан.
   ...Все началось, как только он вышел из автобуса на городском автовокзале. На другой стороне улицы вместо привычного глазу старого деревянного двухэтажного здания еще гулаговской постройки раскинулся большой сквер с лавочками и пешеходными дорожками. Когда его успели снести?
   Савельев одернул себя - как это когда? Сколько лет он не был в Магадане? Да за это время можно полгорода снести. Хотя, нет. Здание снесли, когда он еще жил в Магадане! Точно! Как он мог это забыть? И когда прилетел из Москвы и ходил в управление насчет устройства на работу, сквер уже был на этом месте. Но из каких-то темных уголков памяти назойливо лезли другие картинки - кажется, он совсем недавно видел это здание, и с этим были еще связаны какие-то странные обстоятельства... Нет, рано он обрадовался. Как прилетит в Москву, все-таки придется идти к врачу. Но все же, что это за странные причуды сознания? Может быть, его просто укачало в автобусе?
   Здание авиакасс, где он должен был выкупить заказанный билет, стояло рядом с автовокзалом, и Савельев, выбросив из головы дурные мысли, отправился туда. Заходить в помещение с собакой было неудобно, поэтому он привязал поводок к металлическому ограждению парковочной площадки, приказал Бурчале: "сидеть!", и пошел занимать очередь, в полной уверенности, что пес не сойдет с места, сколько бы ему не пришлось ждать.
   Войдя в здание, он заметил двух чем-то неуловимо похожих друг на друга крупногабаритных парней спортивного вида. До его появления они стояли, подпирая колонну, и со скучающим видом рассматривали пассажиров. Увидев Андрея, один что-то шепнул другому и встал за Андреем в довольно приличную очередь. Второй отправился прогуливаться по залу. Не прошло и минуты, как первый попытался завязать разговор.
   - В отпуск? - по-приятельски спросил он. - Старатель, наверное?
   - Ага! - машинально ответил Савельев, занятый своими мыслями.
   - Из какой артели? - обрадовался чему-то бугай, как сразу окрестил его про себя Андрей.
   - А что? - насторожился Савельев. Еще в артели Лапин предупреждал его, что и в Магадане, и в аэропортах Москвы ошивается немало таких вот парнишек, специализирующегося на получивших расчет старателях. Заведут разговор, пригласят, коротая время до самолета, перекинуться в картишки, опоят какой-нибудь гадостью и обчистят догола. А то просто заведут в темное место, приставят нож к горлу и банально ограбят. Хорошо еще, если вообще останешься жив. Может быть, это именно тот случай?
   - Да что ты? - бугай улыбнулся во все тридцать два зуба. - Я ведь сам старатель, тоже в отпуск. Артель "Звезда Севера", в Сусуманском районе. Слышал, наверное?
   Андрей молча кивнул, не желая вступать в разговор. Но бугай не собирался отставать.
   - Сашка! - протянул он широкую, как лопата, руку.
   - Андрей, - Савельев нехотя пожал ее и снова замолчал.
   Бугай нетерпеливо потоптался на месте, потом предложил, как будто эта мысль только что пришла ему в голову:
   - Слушай, Андрюха, чего здесь без толку стоять? Пока еще очередь подойдет! Тут меня кореш в машине ждет, он местный, магаданский, вместе в артели работали. Пойдем к нему, посидим, в картишки перекинемся. Всяко время быстрее пройдет. А очередь подойдет, вернемся. Ну, что, пошли, что ли?
   Угадал! - подумал Савельев. - Вот оно - сначала картишки, потом пивка предложат попить, оно у них обязательно найдется. Только заряженное, с клофелином или другой гадостью, еще похуже. А у него в кармане солидная сумма денег и, самое главное, банковская карточка, которую он даже не удосужился вытащить из конверта, с указанным в нем четырехзначным кодом для съема денег...
   - Нет! - решительно отказался он. - Я лучше постою.
   Бугай уламывал его и так, и сяк, но Савельев был непреклонен. Поняв, что ничего не выйдет, бугай быстро потерял к Андрею интерес. Внимательно осмотрев очередь, и не увидев в ней другой подходящей жертвы, он буркнул: - "Я сейчас!" и, вышел на улицу. Второй, все это время старательно делавший вид, что незнаком с бугаем, вышел следом.
   - Я на минутку, - сказал Савельев оказавшейся в очереди за ним пожилой женщине, и отошел к большому окну, через которое хорошо просматривалась вся привокзальная площадь.
   Бугай остановился снаружи у входа, о чем-то поговорил с приятелем, и оба сели в стоявшую неподалеку "Тойоту". Оказывается, ничего еще не кончилось, понял Савельев. Но такой поворот событий не внушал ему особых опасений. Бурчало одним своим видом любому отобьет охоту знакомиться.
   Отстояв очередь и взяв билет, Андрей вышел на улицу, взял Бурчалу на короткий поводок, хотя тот и без того не собирался никуда отходить, и зашагал по знакомым улицам к своему старому дому. Краем глаза он заметил, как "Тойота" с визгом покрышек сорвалась с места, вылетела с площади на проспект и потерялась из вида. Но, окажись он внимательнее, то заметил бы второго бугая, который шел за ним метрах в пятидесяти и говорил что-то в трубку мобильного телефона.
   Войдя в свой подъезд, Савельев ощутил приступ ностальгии, увидев на стене просвечивающую даже через слой новой краски надпись десятилетней давности: "Миша + Люба = любовь". Школьница Люба жила когда-то в восьмой квартире на втором этаже и имела кучу малолетних ухажеров, один из которых и оставил эту мемориальную надпись. С замиранием сердца прошел мимо такой знакомой двери с цифрой "10", поднялся еще на один этаж и вошел в квартиру. Не успел раздеться, как снова началось - откуда-то пришла уверенность, что совсем недавно он был в этом подъезде. Решив не поддаваться выкрутасам взбесившейся памяти, Савельев постарался не думать об этом, оставил Бурчалу в квартире, сбегал в магазин в соседнем доме, поужинал и лег спать. Уже засыпая, как наяву увидел себя в магазине. В нем не было ни одного человека и под ногами бегали огромные крысы.
   Утром он увидел в окно встающее из-за речки Магаданки яркое солнце, и все дурные мысли выветрились у него из головы. Забылись и вчерашние бугаи, и странные воспоминания о том, чего не было. На сегодня у него было запланировано неотложное дело. Прагматичный Лапин, зная, что в Магадане у Савельева есть хороший знакомый, друг отца и большая шишка среди колымских золотопромышленников, попросил наведаться к нему и "порешать", как он выразился, кое-какие вопросы по отводу золотоносных площадей для артели на следующий год. Андрей накормил Бурчалу, велел ему ждать и ушел из дома один. Не тащить же собаку с собой в начальнический кабинет!
   Дядя Володя принял Андрея приветливо, порадовался его успехам, предложил хорошую должность в управлении объединения, получил отказ, но ничуть не обиделся. Все вопросы "порешали" в пять минут, дядя Володя передал кучу приветов отцу и матери, добавил к ним литровую банку красной икры, и Савельев попрощался, пообещав после отпуска обязательно зайти.
   Выйдя на улицу, он увидел стрелку с надписью "Магазин лучших подарков", которая показывала в проход, ведущий во двор управления. Ему все равно нужно было присмотреть подарки для родителей, и он пошел по указанному стрелкой пути. Но не дошел. Перед самым магазином чьи-то крепкие руки взяли его под локти и втолкнули в закуток между подъездом и стеной. Только там Андрей узнал вчерашних бугаев.
   - Старатель, значит? - широко, как старому другу, улыбнулся тот, который набивался вчера на знакомство. - С заработков едем? Так делиться же надо, родной! Что это у нас? Икорка? Тоже пригодится. А теперь давай карманчики проверим...
   Бугай щелкнул лезвием выкидного ножа и поводил им у Андрея перед глазами.
   - Только вякни, без глаз останешься! Чтобы с гарантией нас не узнал!
   Другую руку он запустил во внутренний карман савельевской куртки и потянул оттуда бумажник с деньгами и карточкой, которую Андрей так и не вытащил из конверта. Второй в это время крепко держал Савельева за локти, сжимая их, будто тисками. Андрей попытался вырваться, но куда там... И вдруг все поменялось. Что-то мелькнуло в воздухе, прозвучали два глухих, будто по дереву, удара, и оба бугая, закатив глаза, осели на землю. В закутке появились два хорошо одетых гражданина лет тридцати - тридцати пяти, лица которых показались Андрею смутно знакомыми. Но он уже знал, какие шутки шутит с ним память, и не придал этому значения. Один из неожиданных спасителей поднял с земли оброненный незадачливым грабителем бумажник, протянул его Савельеву и сказал:
   - Иди парень, и забудь обо всем.
   - Может быть, надо вызвать милицию? - предложил Андрей. Он даже не успел особенно испугаться.
   - Не беспокойся, все будет в порядке, - сказали ему в ответ. - Разберемся. Мы сами милиция.
   Мужчина махнул у Савельева перед носом красной книжечкой и подтолкнул его в сторону улицы.
   Они подхватили все еще не пришедших в себя бугаев под руки, втолкнули в непонятно откуда взявшуюся невзрачную серую "Волгу", сели сами, и машина моментально исчезла в неизвестном направлении.
   Савельев целый день вспоминал, где мог видеть этих людей и, наконец, вспомнил. Они были из той странной четверки военных, которые прилетали в артель на вертолете и оставили ему Бурчалу. Но что все это должно значить, он так и не понял.
   Назавтра он до самого вечера проторчал в ветеринарной клинике, где занимался прививками и справками, а на третий день взял Бурчалу на поводок и отправился погулять по городу. Почему-то ноги понесли его по Пролетарской, но не к центру, а наоборот, в сторону от него. И тут снова началось. Еще не дойдя до бывшей швейной фабрики, он уже заранее знал, что увидит в ее здании большой современный супермаркет. Так оно и вышло. Но Савельев уже устал удивляться. Теперь он надеялся только на встречу с психотерапевтом, который приведет в порядок его взбесившуюся память или, хотя бы, найдет объяснение, откуда она вытаскивает все эти странные картинки.
   Дальше - больше. Дойдя до оружейного магазина, он, живо вспомнил себя, одетого в камуфляжный костюм, с помповым ружьем в руке и охотничьим ножом в кожаных ножнах на поясе. Савельеву пришлось плотно зажмурить глаза, чтобы прогнать непонятное видение.
   Но главное событие дня произошло, когда он прошел еще сотню метров. Бурчало вдруг дернулся так сильно, что Савельев от неожиданности выпустил из руки поводок, и помчался к двери большого продовольственного магазина, из которого только что вышла стройная девушка лет восемнадцати - двадцати. Это была настоящая красавица.
   - Бурчало! Ко мне! - крикнул Савельев, опасаясь, что лохматое чудовище напугает девушку до полусмерти.
   Но вместо того, чтобы испугаться, красавица приняла бросившегося на нее Бурчалу в объятия, гладя и растерянно, но радостно приговаривая:
   - Ворчун! Не может быть! Это же Ворчун!
   ...Через пять минут Савельев уже знал, что красавицу зовут Таня, Ворчун принадлежал брату ее отца, дяде Леше, ученому-геофизику, и потерялся в тайге где-то на Колыме, когда во время какой-то непонятной экспедиции потерпел вынужденную посадку вертолет, в котором был дядя Леша. Вернулся дядя один, без собаки, и сильно переживал по этому поводу.
   Савельев уже не удивлялся, что Таня тоже показалась ему знакомой. Чему удивляться, если ждал этой встречи всю жизнь?
   Этим вечером они пошли вдвоем в ночной клуб, а через неделю он поменял билет на вылет месяцем позже. Потом менял еще два раза. В Москву он попал за неделю до Нового года, когда родители совсем переполошились. Бурчалу пришлось, скрепя сердце, оставить у старого хозяина. Но Савельев прилетел домой не один. С ним была Таня.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"