- Коля, потерпи! Ещё немного и дойдём до села. Там будет вода, а может и харчами разживёмся. Вон виден дымок из трубы ближайшей хатки. - Николай сразу не ответил. На бледном лице черноволосого, синеглазого красавца была гримаса боли, усталости и если ещё днём, он хоть тихо бормотал что-то себе под нос, иногда со стоном от непереносимой боли, шепча губами:
- Воды! - то к вечеру всё чаще молчал. Андрею казалось, что раненый товарищ не спал, а терял на время сознание. Они, пехотинцы 65 армии, 4-ой гвардейской дивизии, лежали на опушке небольшого перелеска. Третьи сутки, наконец преодолев болотистые места, шли к своим.
- Оставь меня, Андрей! Добирайся один к нашим! - в который раз за эти дни, просил боевой товарищ. Фронт, судя по яростным артиллерийским канонадам, стремительно удалялся вперёд. Первые часы контуженные солдаты, очнувшись на поле боя, шли куда глаза глядят. А вокруг только леса и непроходимые болота. Андрей, слегка задетый в левое плечо осколком, помогал как мог, подставляя правое, здоровое, своему однополчанину, тяжело раненому в левую ногу танковым взрывом снаряда.
Их взвод, в составе роты, перешёл в наступление, освобождая село Зелёный Гай, что в шести километрах от городка Васильевка, Запорожской области, Украинской ССР. Тут их всех и накрыл бешеный огонь танковый атаки, отчаянно защищавших каждый клочок чужой земли, немцев. Из их отделения в живых, остались только они. И сейчас, закрывая глаза, Андрей, видел как в кошмарном сне, раскиданные взрывной волной по полю, трупы сослуживцев, которые ещё утром перед атакой, молодые, полные сил: шутили, смеялись, нервно затягиваясь махоркой, подтрунивая над другими, чтобы скрыть свой страх, неумолимо заползающий в душу. Николаю, осколком, перебило ногу ниже колена, на чём она держалась, загадка, наверное, на сухожилиях и венах, больше напоминающих кроваво-синих змей, сплетённых в огромный клубок, ещё утром называвшейся икроножной мышцей, на коже, свисавшей вместе с мясом, бордово-черного цвета. Кое-как перевязав бойцу обильно кровоточащею рану и выше колена сильно перехватив как жгутом, разорванной на куски гимнастёркой, они постанывая от боли, двинулись вперёд. Николай, опираясь на найденный крепкий сук как костыль, с каждым шагом всё больше наваливался на Андрея, который кусая губу в кровь, прилагал все усилия, чтобы еле переступая, ковыляя с другом, не завалиться самому и не потянуть за собой товарища. Пройдя каждые десять метров, останавливались, тяжело дыша и вытирая пот, катившийся градом по мертвенно бледным лицам, чтобы тревожно озираясь и поглядывая на затянувшее грозовыми облаками небо, продолжать дальнейший путь, охая и покрякивая. Уже через пару часов поняли что идут не туда, своих не догнать, надо двигаться в обратном направлении, искать дивизионный прифронтовой лечебный пункт, а если очень повезёт, встретить полковой медицинский обоз.
В 43 году, квалифицированная фронтовая медицинская помощь уже как-то была налажена, в первые же годы войны, большинство раненых попадали в плен или были расстреляны на месте. Добирающихся до своих, ждала жесточайшая проверка, заканчивающаяся обычно дисциплинарным батальоном, чтобы смыть позор отступления кровью или ещё более заурядно: расстрелом, если при себе воин не имел документов и было утеряно оружие!
Вся вода из фляжки была выпита уже в первый день, по небольшому глотку, на часто останавливающихся привалах. Николаю становилось всё хуже, слишком много крови он потерял. Именно тогда впервые прозвучало:
- Андрюш! Мне всё одно, конец! Выбирайся один, я тебе только обуза! Оставь меня здесь! - Андрей молча собирал уже опадающую иссиня-чёрную ягоду, попадающуюся по пути и набрав в пригоршню, осторожно кормил по одной ягодке черники, вкладывая в пересохшие губы земляка, с кем все эти годы делил ужасы этой кровавой бойни и радости коротких, спокойных будней, с фантазиями о обычной, житейской жизни, которая когда-нибудь наступит. При этом шептал:
- Ты держись! Мы обязательно дойдём! Где-то совсем рядом наши! - хотя это где-то, звучало удивительной, соблазнительной мечтой. Лесу не было видно ни конца, ни краю! Сам Николай был родом из Запорожья, а его на два года младше, Андрей, командир отделения, потомственный шахтёр, родом из Донбасса. Николаю было двадцать пять лет, Андрею, двадцать три. Рослые, красивые молодые парни, которым жить и жить, любить своих родных, жён, растить, воспитывать, своих детей, работать под без облачным небом, но чьи-то дальновидные планы, умело развивавшие сначала 20 века воинствующий дух немецкого народа, в условиях экономической, социальной разрухи, превознося в умы обывателей идеологию нацизма, превосходство арийской расы, поставивших во в главе государства одержимого покорить мир для утверждения этих идей, бесноватого фюрера, вооруживших его армию и подтолкнувших его на поход на Восток; перечеркнули их жизнь и миллионов других людей Европы, мечтающих только о мысли выжить в этом кровавом аде.
Утолив немного жажду ягодами, Николай, синими губами простонал:
- Ты иди! - и провалился в беспамятство. Андрей провел рукой по волосам боевого товарища, поправляя вспотевшую чёлку, сбившуюся на лоб, отчего оставил на нём синие разводы пальцев. Насобирав сухие ветки одной рукой, левая совершенно онемела и не слушалась, прикрыл ими тело Николая, хотя уже темнело, сделал это для успокоения своей души. Кинув издалека прощальный взгляд на Колю, убедившись, что замаскирован от посторонних взглядов, тяжело вздохнув, пошёл слегка пошатываясь, держась за плечо, которое стало гореть, как в огне.
Через три дня Андрей, при утреннем обходе врача, выглядел молодцом. Пожилой хирург военно-полевого госпиталя, Виктор Михайлович Строганов, с вечно красными не выспавшимися глазами, бегло осмотрев историю болезни, осмотрел зашитое плечо пациента, сняв очки, протёр глаза, дав указание медсестре смазать зеленкой шов, повернулся к койке, другого более тяжёлого больного.
- Доктор! Простите, товарищ майор! Я полностью здоров! Отправьте меня, пожалуйста, на фронт! Наши уже проводят Донбасскую наступательную операцию! - голос Андрея задрожал. - Это моя Родина! Мой фронт! Мой дом! Мне надо там быть! - Виктор Михайлович удивлённо оглянулся. Надев очки внимательно посмотрел на Андрея. - "Столько же, сколько моему! Как ты там, сынок"? - мелькнуло у врача. Подавшись какой-то секундной слабости, на миг чуть растерявшись, отчего вдруг разозлившись на себя повысил голос, главврач отделения начал выговаривать пациенту, медленно чеканя слова:
- А здесь не фронт? Здесь не Родина? Я Вас спрашиваю, товарищ рядовой! А если начнётся сепсис? У Вас и так температура большая, видно невооружённым глазом. Вы что хотите, чтобы я из-за Вас под суд пошёл? Теперь наступил черёд растеряться Андрею.
- Выспался он! - смягчился, усмехаясь военврач. - Мне здесь решать, кто здоров и кому на фронт! Ваши чувства оставьте на потом, девушкам. А сейчас в койку! Вопросы есть? - Андрей немного помедлив, решился.
- Товарищ майор! Мы прибыли вместе с другом, Николаем Сидоренко. Осколочное ранение в ногу, контузия. Сразу повезли в операционную. Я только спросить, как он? - Виктор Михайлович наморщил лоб, вспомнив, выпалил как констатацию факта:
- Сидоренко? Плох! Боюсь до вечера не доживёт! Много крови потерял! А ещё драгоценное время потеряли, плутая по лесам! - Андрей умоляюще сложил руки.
- Пожалуйста! Виктор... Товарищ майор! Мы с первых дней войны вместе, бок о бок! Николай мне, как брат! Позвольте навестить его в палате! Очень прошу! - майор поворачиваясь, приказал сопровождавшей сестре:
- Дайте ему халат и проводите к Сидоренко. Десять минут, не больше!
Медленно шагая по коридору, Андрей вспоминал сколько всего пережили с однополчанином за это время, сколько раз спасали друг друга от казалось неминуемой смерти, которая была рядом с ними в каждом бою. Вот и три дня назад, уже глубоким вечером, повстречав в селе, обоз с переполненными ранеными, думалось и на этот раз костлявая обойдёт их стороной. - Эх, Коленька! Дружище ты мой боевой, родной! - смахнув слезу, накинув белый халат на плечи, зашёл в палату, дав обещание сестре не задерживаться больше десяти минут.
Николай, закончив школу, по настоянию отца, известного в республике, да и в стране, геолога, поступил в педагогический университет. Сразу по окончанию учёбы женился на сокурснице, красавице Людмиле. Начал преподавать в школе уроки географии и в первые же летние каникулы, грянула война! Уходя добровольно на фронт с целым педагогическим коллективом, молодой учитель ещё не знал, кто у него появиться на свет через три месяца: сын или дочь?!
Андрей сразу увидел его. Он лежал исхудавший на кровати, так что заострились черты лица, белее подушки и неотрывно смотрел на дверь, словно ждал прихода друга. Одеяло там где должна быть левая нога Николая лежало гладко и ровно и глядя на это пустое место, было дико осознавать, что балагур, весельчак, здоровяк от природы, сейчас безногий калека. Но глаза... Они лихорадочно блестели, будто полыхали ярким, синим пламенем. Схватив за руку усевшегося на кровать друга, Коля быстро забормотал, точно боясь, что не спеет выговориться:
- Андрей! Я умираю! В тумбочке, вместе с документами письмо жене. Так и не успел отослать. Дай обещание, отошлёшь и напишешь письмо Людмиле и расскажешь всю правду, обо всём, что с нами произошло. Пусть не сидит в вдовьем трауре, а выходит замуж за порядочного человека, который будет любить Петеньку, как родного сына и воспитывать его честным, смелым и добрым! Пусть чаще обращается за помощью к моему отцу, дед поможет внуку, сделает всегда что в его силах! - Николай, снизив голос до шепота, попросил жалобно товарища: - Дай попить, вон, кипяченная вода в стакане. - Андрей, предупреждённый медсестрой, палочкой осторожно смочил губы и полотенцем стёр со лба его и с лица испарину. Николай, нетерпеливо убрав руку друга, продолжал:
- Послушай, Андрей! Сними, прошу тебя, с меня крестик! Ты знаешь, я тебе рассказывал, что отец будучи в геологоразведочной экспедиции, посетил древний монастырь. Служитель Храма, на прощание подарил ему два крестика из породы какого-то редкого камня. - он с усилием приподнял голову. Товарищ аккуратно исполнил его просьбу, держа легкий крестик на тонкой веревочке в руке. - Мне Людмила писала, что в прошлом году, крестя внука в церкви, дед подарил ему один крестик. На счастье! Возьми, пожалуйста, этот крестик себе. Пусть он хранит тебя и будет в память о нашей дружбе! Больше мне нечего тебе дать. Передавай его по очереди своему сыну, который у тебя непременно будет, а тот своему! Так из поколение в поколение, с моей и твоей стороны будет духовная связь, знак -... Он закашлялся и успел только выдавить. - И смерть разлучит и соединит! -... Николай вдруг глубоко вздохнул, выгибаясь всем телом и будто увидев какого-то знакомого, улыбнулся, и судорожно вздрогнув, замер! Глаза смотрели на Андрея потухшими, неподвижными зрачками. Глотая слёзы, прижимая крестик к сердцу, он нежно прикрыл другу глаза, встал и тихо вышел из переполненной раненными палаты. Он потом не однажды вспоминал последние слова пехотинца, но не понимая смысл, решил, что друг бредил перед смертью.
2015 год. Донбасс.
- Бугай! Пленного притащили! Подорвали машину противника. Двое раненных. Одного тяжело раненного с оторванной ногой пристрелили на месте. Другого контуженного взрывом и раненного в руку притащили сюда. Сам будешь допрашивать? - подчинённый улыбался, зная что мог и не спрашивать. Недаром их командира за глаза называли - Лютым! Бугаю, возглавлявшему отряд активистов "Правого сектора" было раз плюнуть застрелить ненавистного врага, попавшему в плен, предварительно вырвав ногти на руках и ногах, выбив большой кувалдой все зубы, выпытав все необходимые сведения, которые невнятно бормотал пленник с окровавленной физиономией, выплевывая вместе с неразборчивыми словами, кровавую слюну и зубы. Именно его подчинённые проводили карательные операции среди мирных жителей, заканчивающиеся расстрелом, тех, чьи родные хоть косвенно подозревались в участие сопротивления украинским войскам. Если это были дети, никакой разницы. Это были дети врагов! Ни мольбы, ни слёзы не возымели никакой пощады! Короткая автоматная очередь под хохот дружков и одними ублюдками на этом свете, становилось меньше. Это была акция устрашения для всех мирных жителях, которые ещё недавно носили в день Победы Георгиевские ленточки, в память о погибших родных, наивно думая, что с фашизмом покончено навсегда!
Правая рука командира, по кличке Строитель, додумывался до особенно изощренных пыток. Ограбив строительные склады, командиры АТО, использовали стройматериалы по назначению для своих нужд, отдав на растерзание и грабёж других магазинов своим подчинённым. Особенно пригодился для пыток макрофлекс-пена! Заполняя через горло внутренности попавшим в плен, монтажной пеной, изверги с наслаждением наблюдали за мучениями оравших от боли жертв, с вздувшимися животами, с ужасом в глазах корчившихся на земле. Очередь наступала Строителя! Он ловко вспарывал острым ножом животы, приводя в в восторг своих подчинённых и к быстрой кончине измученных пленников, вместе с кишками которых на свободу вырывалась затвердевшая пена!
Это была не зависть к благополучию своему трудолюбивому соседу, жившим до этого бок о бок, рядом, в паре часов езды, чьи родители еще недавно встречались на парадах с их родителями, неся своих восторженных счастливых детишек на плечах с красными флажками и разноцветными шариками, не из-за языка, который они прекрасно понимали и на котором сами же часто и разговаривал. Это была идеология фашизма, ненависть к тем, кто не хотел жить по их правилам, в атмосфере страха и рабства, которых они посчитали вдруг, второсортными людьми!
- Где он? - спросил вставая Бугай.
- В пытательной камере, где ещё! - усмехнулся пьяный подчинённый. Так они называли помещение, где проводили допросы и пытки. Войдя в камеру, он сразу увидел глаза. Эти глаза он видел часто в последнее время. Таких сразу не сломаешь, если сломаешь вообще! Они не предавали друзей, не раскрывали планов, секретов, не изменяли Вере. Она, как будто накрывала их своим крылом, защищая от страха, преодолевая какой-то порог боли, они изредка стонали, зачастую, просто теряя сознание. Конечно, если бы у Бугая была бы возможность подольше проводить допросы, смотришь и пленник, потеряв рассудок заговорил бы, но не факт, на его счету был уже случай, когда молодой парнишка, хохоча, стал петь детские песенки, улыбаться беззубым ртом и показывать окровавленный язык. Так с песенкой на устах про маму и задушили! А тело потом сожгли. В ушах Бугая долго стояли слова этой песенки, не спасала даже оглушительная доза алкоголя, от которой нормальный человек на утро уже бы не встал. Но не было времени пытать долго и ухищрённо доводить до сумасшествия. Противник постоянно наступал и порой самим надо было улепётывать, не разбирая дороги и побросав всё, нередко и своих единомышленников, чтобы не оказаться самому в роли допрашиваемого. Бугай знал, если бы его пытал какой-нибудь отморозок, вроде Строителя, то он сам бы долго не продержался, выдав всё что знал!
- Как зовут? - спросил он, неторопливо усаживаясь напротив, отпустив охранника, махнув тому рукой. Всё лицо пленного было в кровавых гематомах. - "Постарались ребятки, говорят несмотря на то, что был оглушен взрывом и ранен, оказывал сопротивление десятерым. Связали сзади руки. Силён сволочь"! - смотря прямо ему в глаза жестко и твёрдо, пленник коротко бросил:
- Александр! - и уставился в потолок.
- "Смотри ты, тёзка"! - мелькнуло у него. Правда настоящего его имени здесь никто не знал, даже многие высокостоящие военные руководители. Они напрямую подчинялись другому начальству, которые финансировали их деятельность без разных отчётов и документов. Он был Бугаём для многих и знал, что некоторые из уважения и страха, называют его за спиной - Лютым и всячески поддерживал своими поступками у вояк, это чувство. Чтобы свои боялись...
- Давай, Саша, сразу пропустим вступительную речь. Я уже наслышался этого достаточно. Что мы пришли с оружием, уничтожаем мирное население, воюя с шахтёрами. Мы оба знаем, откуда это оружие и кто воюет на вашей стороне! Я могу привести не одного жителя, которые расскажут, что их родные погибли от снарядов выпущенных с вашей защитной оградительной линии. Правда, признаюсь что мы это делаем целенаправленно, таков у нас приказ! Мы не позволим повторить здесь Крым, куда чужая для нас страна, приглашает отдыхающих приезжать на отдых, где ещё недавно был наш дом!
- Где Вы не успели сжечь людей, изнасиловать девушек и девочек, чтобы держа в страхе три миллиона ходить с портретами бандитов и убийц! - перебил его Александр. Бугай, встрепенувшись, повысил голос:
- Там ходят с другими портретами, флагами. Или ты думаешь на них нет крови? Я всё прекрасно понимаю, если все эти политики сели бы за стол переговоров, давно закончился бы этот бардак! Но в этой бойне кто-то очень заинтересован и греет на этом свои кровавые руки. Повторяю: мы солдаты и выполняем приказ, а он не обсуждается!
- А Вы задумывались что будет дальше? Вот Вы нас всех уничтожили, выжившие мирные жители ушли?! Что Вы будете делать с этой землёй? Вы полезете в шахты и будете добывать в чёрной пыли уголь?
- Ну уж нет! Хотя мои прадеды, Сидоренко, геологи, это не по мне! -усмехнулся Бугай.
- А мы это делаем из поколения в поколение! Ещё прадеды мои здесь работали! И это ещё не наша земля? Мы что все стали богачами? Деньги за уголь не шли в экономику страны? Мы не давали кому-то работы? Пожалуйста, приезжайте, работайте, обустраивайтесь! Только не с автоматами, орудиями, чтобы заставлять со свистом пуль, снарядов на каком языке говорить, как жить, думать, кому молиться! Ты бы хотел, чтобы твои дети, внуки работали под землёй, а наверху жили под дулами оружия? - Бугай поёжился, представив этот пожизненный концлагерь для своих детей, внуков. - Вижу что не хочешь! И мы погибнем, но не будем! - Бугай неожиданно развернувшись, хотел нанести удар по лицу говорившего. Но тот, словно ожидая удара отпрянул и рука Бугая прошла мимо, по инерции всем телом поддавшись вперёд. Дальше произошло невероятное! Доля секунды. Александр нагнувшись, изловчившись поймал зубами Бугая за ухо! Острая боль пронзила мозг Бугаю! - "Зачем отпустил охранника"! - со стоном мелькнуло у него.
- Тебя же разорвут на клочки! - промычал он со слезами на глазах, согнувшись в три погибели.
- Знаю! Тихо! - невнятно проговорил он, сильнее стискивая ухо, заливая его слюной. Только дернись, откушу на хрен! - у бугая задрожали ноги от нестерпимой боли!
- Я... Я отпущу тебя! Даю слово! - зашептал он. Ему казалось ещё чуть-чуть и он обделается со страху. - Только бы дотянуться рукой под стол! - сверлила голову мысль.
- Сейчас левой рукой, спокойно, не торопясь, развязывай узлы на ремне. Ну!
- Хорошо! Отпусти немного ухо! Больно! - попросил жалостливо он, левой рукой нашаривая узлы на ремнях сзади пленного. Александр, чтобы помочь ему, немного повернул руки в его сторону. И отвлёкся. Этого мига было достаточно. Бугай, правой рукой, нащупав кинжал, приделанный скотчем под столом, оторвал его и нанёс страшнейший удар в левое лёгкое парню. Пленный охнув, разжал зубы и шмякнулся на табурет, держась за бок, смотря на Бугая непонимающим взглядом. Кровь хлынула из раны и вытекая через сжатые на ране пальцы. потекла по хб защитного цвета тоненькими струйками, соединяясь внизу в кровавый ручеёк! Бугай всадил кинжал по рукоятку!
- Сука! Тайсон хренов! - Бугай ощупывал ухо. Взял салфетку и аккуратно протер ухо внутри от слюны. Оно горело огнём, точно было сдавлено клещами. - "Позвать медика? Ребята засмеют! Чуть не перекусил хрящи, гад! Вот паскуда"! - волна гнева заменила страх в мозгу. Он выхватил пистолет и нацелился Александру в голову. Уже хотел нажать курок... Взгляд Бугая остановился на груди побледневшего Александра, закрывшего глаза, который, кажется, потерял сознание! Палец застыл в последнем нажатии.
- Эй, ты! Зубастик! Что у тебя на груди?
Александр медленно открыл глаза, опустил взгляд на грудь, увидев вылезший из формы куртки крестик, с трудом выговорил:
- Это... Во что Вы не верите! И за что мы воюем, защищаем и умрём! -... Бугай опустил пистолет, брякнулся на табурет и взволнованно заговорил, роясь в внутреннем кармане.
- У меня точно такой же! Вот смотри! - на руке его был точно такой же крестик, с филигранно выточенной фигуркой на распятии из какого-то редкого минерала, который казалось светился изнутри. Только не на шелковой нитке, как у пленного, а на золотой цепочке. - Откуда у тебя этот крестик? Говори!
- Это подарок моего папы, которому подарил крестик его отец, мой дедушка, а ему прадедушка! - тихо обронил Саша, истекая кровью. - Подарок прадедушки, во время войны от сослуживца, который умер на его руках! - у Бугая, вдруг, навернулись слёзы на глазах.
- Ты Степанов?? - шепотом спросил он.
Александр, чуть удивлённо внимательно взглянул, кивнул и опять закрыл глаза.
- Да! У нас в родне все шахтёры! - вымолвил он с трудом, не открывая глаз. Бугай с горячностью затараторил:
- Я пацаном нашёл на чердаке в прабабушкином сундуке письма. Последнее письмо прадедушки Николая с фронта, письмо его друга, пехотинца Андрея Степанова. В нём он рассказывал, как погиб мой прадед! Как они не раз выручали друг друга в трудных ситуациях!
- Это был мой прадедушка! - прошептал пленный.
- Почему мы не по одну стороны баррикады? - простонал Бугай обхватив голову руками. Дотронувшись рукой до уха, поморщился. - А ты мне чуть ухо не откусил! - со смехом сказал он. - А я чуть тебя -... Он посмотрел на Александра и завопил. - Охрана! Принесите воды! Позовите медика! - Саша смотрел на него неподвижным взглядом, от которого ему стало не по себе. С уголка рта его, побежала струйка алой крови. Прибежавший с кружкой воды охранник, нагнувшись над пленным, удивлённо посмотрел на Бугая.
- Кому воды? Этот мёртв! - Бугай встал, пошатнувшись подошёл к Александру, закрыл резким движением тому глаза и молча взяв со стола окровавленный кинжал, срезал свисавший на груди крестик.
- Водка есть? - глухо спросил он, держась за ухо, которое заныло тупой болью.
- Мужики там пьют! Вчера магазин разгра... почистили! Спиртным запаслись вдоволь! - проговорил охранник, выдув кружку воды. Бугай, взяв со стола свой крестик уже в дверях приказал:
- Этого не сжигать! Похороните где-нибудь в поле. Да выкопайте яму поглубже, не ленитесь! - и пошёл нетвёрдой походкой.
Ребята потом рассказывали. Пришёл, бледный, злой. Молча налил целый стакан водки и выпил залпом. В левой руке держал какую-то нитку, цепочку, вроде золотую, наверное у пленного стибрил! Да и окровавленный нож! Спросил только:
- Где Строитель! - сказали на пруду, пьёт и ловит карасей. Ни слово больше не говоря, взял в правую руку две поллитровки и ушёл. Василий, правда, заметил ухо какое-то у Бугая опухшее, красное, будто кто-то дёргал за него, как нашкодившему мальчишке!
Через два часа прибежал Строитель, пьяным голосом истошно оря!
- Бугай мёртв! Там около пруда нашёл тело! - Побежали. Смотрим лежит навзничь, кинжал в сердце! Строитель уверял, что лежал лицом вниз, а он его перевернул, думал пьяный валяется, рядом две полные бутылки водки. Перевернул значит, увидел нож в теле, сам не дышит, не подаёт признаков жизни, испугался и к нам. Присмотрелись на ботах куски чернозема, а на правом ботинке, след какой-то процарапанный. А ведь только вчера новые одел, обмывали! И точно, рядом, в метре коряга, корень торчит из земли. Не увидел, зацепился и грохнулся на кинжал! Глупая смерть! Доложили наверх, а сами пошли пить - помянуть! Тело не трогали! Пусть начальство приезжает, разбирается! Пьяный Строитель позже орал. Вроде валялись рядом какие-то каменные крестики, так он их с испугу забросил в овраг. Умолчал, что сорвал с одного золотую цепочку, так всё равно, через месяц пропьёт! Всё кричал, что Бугай неверующий, спёр крестики у пленного, вот они и отомстили! Уже к ночи, заливаясь слезами, бормотал:
- Все беды от этих крестов! Жизни не хватит все переломать! - пока не свалился пьяный под стол.
Пройдут года, столетия! Каменные крестики прорастут в земле и будут расти. Они вырастут в исполинов, поднимаясь, возвышаясь над землёй! Люди, держа за руки своих детей, проходя мимо и увидев это светящееся изнутри Чудо, будут поклоняться им, в восторге шепча молитвы! Они, каменные дети Земли, будут безмолвно созерцать всё вокруг, освещая темноту, храня в вечной памяти, передаваемой им Природой, все ужасы, происходившие некогда на этой планете - Земля!