Рассвет Валерий : другие произведения.

Синички. - 5 ч. ( закл. )

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   Синички - 5. ( закл. ). + 16.
  
  
   Когда боевые подруги членов союза Синичек, крепко держа мужей за руки, повели их по домам, на великое Очищение, как по дороге назвала предстоящую процедуру, идя позади всех в свете факела преданного зятя Сергея, неутомимая Светлана Анатольевна, она зорко следящая за всей процессией, беспрерывно зычным голосом отдавала команды:
  - Не растягиваться! Далдонов, ещё шаг в сторону и на одну клизму больше! Смирнов, не сутулься! Пелагея, отбери у Степана папиросы! Воробьёв, хватит гладить ухо, скоро будешь гладить ж...! Я тебе покажу, развалить наш Союз! Так двое! - показывая пальцем на двух бугаёв со скотного двора: - Прошерстите вон те большие кусты впереди, может кузнец там схоронился! Нет? Ладно, пошли дальше! Всё равно рыжего гада найдём! Эй там двое, разговорчики в строю!
  Это она крикнула, когда Алексей, со слезами на глазах, прошептал рядом идущему, по-прежнему безумно счастливо улыбающемуся Пантелею:
  - Сразу видно полковничья дочка! - на что бухгалтер колхоза тихо шепнул в ответ:
  - Это нам кара небесная! Слышал? Очищение... душ! - библиотекарь изумлённо скосил глаза на бухгалтера, будто тот вместо получки, показал ему из окошка кассы большой волосатый кукиш! - "Не ослышался ли он, из-за этого постоянного звона в ушах"? - Воробьёв даже и не подозревал, что души находятся так низко и сзади! - "Да не сошёл ли с ума наш Пантелей"!? - вяло и безразлично подумал Воробьёв, поглаживая нос, который как ему казалось, вытянулся точно у Буратино, на что тут же получил замечание замыкающей движения:
  - Крот партии! Хватит в носу ковыряться! - и тут он чётко понял с коммунистической прозорливостью:
  - "Карьера в партии из-за этих поганых грибов, кончилась! Скоро погонят в поле, может и того хуже, на коровник или свинарник, в выгребную яму! Ничего", - вздохнул Алексей, крутя красным носом по сторонам - " Скоро всему конец! Мне же там воочию предвиделось на озеро, "не за горами" встреча изменников народов в Беловежской пуще"!
  Остальные грибники тоже усталые за день, особенно после встречи со своими "половинами", шли домой с влажными, наверное, от свежего ночного ветерка глазами, - "словно на Голгофу, чтобы принять мучения за весь спящий сейчас род людской и их грехи"!
  - Стойте! Раз, два! - скомандовала как можно тише врач, когда они в деревне дошли до первого дома провинившегося Егора. - Всё бабы, расходимся! Мы за медикаментами, а вы ждите по домам. Глаз с них не сводить! Мы скоро!
  - С кого начнём? - спросила Вера, энергично таща мужа уже за калиткой забора.
  - А кто ближе к медпункту живёт? Воробьёв? Вот с него и начнём! Да, Вера, не забудь закрыть этого блюстителя порядка на ключ!
  
  
   Через полчаса, когда Светлана Анатольевна с Верой, в сопровождении двух рослых парней, которые тащили сумки с лекарствами, пришли к Воробьёвым, дверь им открыла Ольга Петровна, которая удивлённо произнесла:
  - А это вы?
  - А что Ольга, других гостей на ночь ждали? - сурово спросила врач, намереваясь уже пройти в дом.
  - Нет! Я думала Алексей вернулся!
  - Как вернулся? - встала, как вкопанная, жена председателя. - Откуда? Где он?
  - Когда мы пришли, он слёзно сказал, что у него живот скрутило. Говорил, невмоготу терпеть! Побежал во двор, в нужник. Я пятнадцать минут назад с порога крыльца, звала. Он с туалета со стоном отвечал, что сильный запор!
  - Дура! - в сердцах крикнула Светлана Анатольевна, показывая двум "мед.братьям", чтобы быстренько вытащили из сортира библиотекаря. - Я же сказала, глаз с "синичников" не сводить! Это же начинающие наркоманы! Любую причину найдут, лишь бы не лечиться! Ничего, я им такую клизму поставлю, мигом всё очистит!
   Подбежавшие к деревянному туалету помощники, рванули дверь и изумлённо закричали в один голос:
  - Здесь никого нет! - один даже на всякий случай, зашёл в сортир и заткнув пальцами нос, посвятил в отхожую дырку фонариком.
  Светлана Анатольевна не успела ругнуться, за неё это сделала интеллигентная заведующая клуба совсем не литературным языком, хватая метлу у порога:
  - Убёг сволочь!
  Светлана Анатольевна, красная от негодования, как бурак, уже отдавала приказ одному молодцу:
  - Берите людей, факелы, фонарики и обыщите каждый куст, каждое строение. Найдите Воробьёва, а заодно и Митрофаныча! - и заорала на всю деревню:
  - Объявляю всеобщую тревогу!
  
   Батюшка Ануфрий, почёсывая под рясой брюхо, уже собирался запирать в дверь. Он уже было подходил зевая к двери, когда в углу тёмного коридора услышал какой-то шорох и удивлённо оглянулся.
  - Свят, свят! - забормотал испуганно батюшка, когда увидел в темноте какую - то чёрную большую тень. - "Показалось"? - он перекрестившись, посветил туда свечкой. Свечка чуть не выпала из рук и капающий парафин больно обжёг пальцы. В углу, на корточках, сидел человек в чёрном!
  - Ккто ввы? - чуть заикаясь, спросил отец Ануфрий, отшатнувшись к стене, не переставая креститься. - Что вы здесь делаете? Церковь закрывается! Если не уйдёте, я милицию позову!
  Человек в чёрном чуть привстал и неожиданно проворно, сразу бросился на колени перед священником, испугав его до смерти.
  - Батюшка! Не гони заблудшую во тьме душу!
  - Так Церковь закрыта, приходите завтра! - пробормотал отец, отодвигаясь от странного незнакомца и прижимаясь спиной вплотную к холодной до мурашек, стене.
  Человек сбросил капюшон и с плачем в голосе простонал:
  - Помоги, батюшка Ануфрий! Кроме тебя не к кому обратиться за защитой!
  - Воробьёв? Алексей? - изумлённо прошептал священник и начал снова креститься. Он подумал, что чёрный диавол под видом первого секретаря первичной партийной организации, проник в святое жилище, чтобы смутить его рассудок, довести до помешательства, а может искусить на какой-нибудь грех.
  - Я, батюшка, я! - Алексей склонил голову, уткнувшись в рясу и заплакал.
  - Не может быть! - прошептал отец Ануфрий, думая, что наваждение и протянув руку, пощупал за плечо этого искренне плачущего человека. - "Действительно живой! Это же первый коммунист на деревне! И он у меня в Церкви на коленях плачет! Господи! Это ли не чудо"! - подумал с содроганием служитель алтаря, а вслух сказал:
  - Алексей, ночь на дворе! Давайте завтра приходите... когда захотите... поговорим!
  - Отец! Не гони, укрой у себя на ночь! Я веру приму, когда скажешь, хоть завтра!
  Пастырю всё равно показалось, что это сон. - "Коммунист будет креститься в церкви"?
  - Завтра, Алексей, завтра! - он уже хотел юркнуть по стене и открыть настежь двери. - "Может Воробьёв испугается? А может... может он пьяный"?
  Внезапно библиотекарь дико сверкнув на него влажными глазами, схватил духовное лицо за полы рясы и начал изо всех сил тянуть одеяние вниз, зло шепча:
  - Нет, батюшка сегодня! Сегодня или никогда!
  
  Отец Ануфрий думал, что испугался до смерти, когда сначала увидел чёрного человека в углу, ан нет, вот сейчас он перепугался до остановки сердца. Свечка выпала из рук и он схватился за воротник, стараясь его освободить, задыхаясь из-за нехватки воздуха. Со всколоченными во все стороны волосами, которые наверное, из-за упавшей, но не потухшей свечи отбрасывали на стене странные тени, будто это вовсе не растрёпанные волосы, а длинные, кривые рога, Воробьёв тянул вниз одежду пастыря так, что затрещали нитки на швах и при этом зло шипел:
  - Сейчас батюшка или никогда!
  - Отпусти! - еле захрипел священник. На миг у него всё же мелькнуло: - "Да это же сатана, приняв облик Воробьёва, пришёл по его душу"! - он по инерции схватился обеими руками за рясу на груди и стал с усилием тянуть вверх, словно хотел напоследок поцеловать большой позолоченный крест, который тоже почему-то тянул вниз, "прямо в пасть улыбающемуся диаволу"!
   С ехидной улыбкой, бешено вращая глазами, коммунист Алексей, будто задумал опозорить, оголить батюшку прямо в Храме, дёрнув ещё сильнее за одежду, отчего руки отца Ануфрия соскочили от одеяния и страшным голосом прошептал:
  - Покажи, открой мне дорогу к Богу!
  Покраснев от напряжения из-за нехватки кислорода, пастырь в последний, как ему казалось миг жизни, вдруг, задумал обмануть нечистую, перехитрить окаянного, натужно прошептал, судорожно хватая Алексея за уши:
  - Ладно, давай, поговорим!
  Хитрость во славу Всевышнего удалась! Библиотекарь, вскрикнув от боли, упомянув зачем-то Маркса и Энгельса, наверное, впервые в истории человечества прямо в Церкви; одежду священника отпустил и схватив капающую на пол парафином свечку, быстро вскочил держась за ухо, которое у него в голове ассоциировалось с именем - "Фридрих"!
  - Батюшка! - сверкая глазами от зажёгшейся с новой силой свечки, зашептал первый коммунист партийной ячейки колхоза: - Укрой у себя на ночь! Меня наверное, разыскивают!
  - "Кто"? - хотел спросить священник, на всякий случай освобождая шею, расстёгивая воротничок, но тут его осенило:
  - "Постой! Так его же тоже искали весь вечер вместе с грибниками?! Так что он такого наделал, что его ищут даже ночью"?
  - Батюшка Ануфрий! Дайте, пожалуйста, попить, в горле от страха пересохло! - вдруг тихим голосом попросил библиотекарь.
  - "У него от страха? А меня"? - мелькнуло у пастыря. Он сразу вспомнил, что только собирался выпить стаканчик красного кагора после съеденного жаренного рябчика, которого как и другую лесную живность ему периодически поставляли жёны охотников из своей и соседних деревень района. Рябчик в грибном соусе был искусно приготовлен певчей послушницей церкви - Нюрой, которая по сути являлась кухаркой и сожительницей, гражданской женой Ануфрия.
  - Проходи сюда за мной! - быстро махнул рукой священник Воробьёву, открыв не очень сразу приметную в темноте дверь, за которой находилось маленькое боковое помещение, в центре которого стоял маленький стол и несколько табуреток, в углу - мягкое кресло. - Посидите здесь, я сейчас воды принесу! - поглаживая шею, тихо сказал отец Ануфрий и исчез в темноте святой обители.
  
   Воробьёв оглянулся при слабом освящении тусклой лампочки. Около противоположной стенки, в углу стояли вёдра, метлы, щетки, санитарно- моющиеся порошки, какие-то разноцветные тряпки лежали в куче на полу. Посередине стены, вверху, находилась полка, на которой стояли книжки с христианской литературой, молитвами. - "А у меня дома только коммунистическая литература"! - почему - то подумал Воробьёв, глядя на маленькую Иконку в углу, с изображением Христа. - "Прожил такую короткую жизнь, а после себя оставил такую Веру в Добро, такое учение"! - мысли у коммуниста Алексея запутались.
   - "Хорошо! А Маркс, Энгельс, Ленин! Это их учение и они тоже вроде бы желали людям добра? А где оно, это Добро? Где справедливость? Почему то что я видел в видениях на озере, наводит только ужас? Люди озлобятся, перестанут доверять друг другу! К власти придут мошенники, для которых своя личная жизнь, их семей, друзей, их благополучие, будет превыше всего! Страх за жизнь, за будущее своих детей, поселятся в душах простых людей, которые вдруг осознают, что никому не не нужны, а тем более членам своего правительства и их ближайшим подчинённым. У которых казалось бы, будет только одна цель у власти - как быстрее и хитрее ограбить свой народ! Выживай, как хочешь! Пьянство, голод, бандитизм, наркомания, проституция, сироты по всей стране!... Никому не нужны! Уже слышна поступь мировых капиталистов, которые бесшумно надвигаются на нашу страну, чтобы исполнить свои коварные замыслы!
  И им помогут в этих планах предатели, которые сейчас руководят нами! И даже жена одного из них, которая постоянно красуется за рубежом в своих нарядах!
  А им на смену и вовсе придут ещё большие жулики! Ваучеры, приватизация, конституция, которую даже нельзя писать с большой буквы! Один обман!
   А один из "нуворишей потом, уже при новой власти, вскоре даже станет надзорным по стране, представителем семьи банкиров, которые правят миром! И он без угрызения совести скажет:
   - Ничего страшного, что 30 миллионов не вписались в рынок! Родятся новые -... Намекая, что рабы были, есть и будут! Чтобы только им, новым богачам, жилось в этом мире хорошо! И с удивлением вскоре спросит:
  - Почему народ так не любит нас, олигархов?
   Слово то какое придумают, аж сейчас дрожь берёт"!
   Библиотекарь подошел к столу и открыл шкафчик. На верхней полке лежали свечки, спички. Алексей взял одну, зажёг. На нижней полке увидел стопку чистых листов бумаги, ручки. Внезапно, что-то ударило в голову коммунисту Воробьёву. Он машинально схватил листы, ручку и сел к столу. - "Я вам покажу Добро"!...
  
  
   Священник, идя к потайной двери в углу за шторами, за которой находилась лестница, ведшая к другой двери двухэтажного дома, пристроенного сзади храма, мысленно ругал себя, что забыл закрыть сразу входные двери Храма за пастухом Гаврилой, местным дурачком, который прислуживал в Церкви и по совместительству был звонарём в ней.
   Он только после вкусного ужина вспомнил и решил пойти проверить - "закрыта ли дверь"? - А ещё он вспомнил, что ещё вечером, едва начало темнеть вышел по нужде во двор и увидел, что вокруг, за забором, бегали встревоженные чем-то люди. Увидев Светлану Анатольевну, которая спокойно, зычным голосом отдавала какие-то команды, он пошёл узнать в чём дело.
  - Люди пропали в лесу! - ответила тихо на его вопрос жена председателя.
  - Я могу чем-то помочь? - заискивающе спросил пастырь.
  - Чем вы можете помочь? - спросила с усмешкой колхозный врач.
  - Ну например... - не зная что сказать, батюшку вдруг осенило: - Например, в колокола ударить! - он с гордостью посмотрел на колокольню. Светлана Анатольевна, посмотрела туда же.
  - Далеко слыхать будет! А что? В старину, если беда какая, пожар или враги, всегда народ поднимал звон колоколов!
  Светлана Анатольевна неторопливо приблизилась вплотную к священнику и тихо сказала так, что слышали многие пробегавшие мимо.
  - Ты что, святой отец? Хочешь, чтобы весь район всполошился? Чтобы завтра растрезвонили на всю область? Так знай, один только звон и тебе клизма обеспечена!
   Батюшка Ануфрий побледнев, тогда сразу ретировался в отхожее место, только вместо малой нужды, просидел там пятнадцать минут, вспоминая до деталей, что произошло три года назад.
   Он той осенью сильно отравился, попробовав мясо видать несвежего кабанчика. Он позеленел лицом, его страшно тошнило. Нюра не долго думая, позвала врача, Светлану Анатольевну. Та незамедлительно применила своё самое эффективное средство. Три клизмы подряд!
  Ничего худшего отец Ануфрий в жизни не испытывал! Уже в третий раз, сидя в туалете со слезами на глазах, он чувствовал, что с него вышел не только вчерашний кусочек кабанчика, но и позавчерашняя запечённая с помидорами курица, которая была даже очень-очень свежая, потому что позавчера утром, ещё бегала от петуха по двору!
  
  Зайдя в дом, отец Ануфрий сразу прошёл на кухню и налил себе полный стакан кагора.
  - Это вы батюшка? - спросила из спальни спросонья Нюра.
  - "Вот дура"! - выпив вино и вытирая губы, подумал пастырь. - "Кто ещё"?
  - Чего так долго?
  Пастырь набрав полную кружку колодезной воды, уже выйдя из кухни, строго сказал, чувствуя как внутри всё обдало приятным теплом.
  - Ты это, Нюра, позвони пожалуйста, в мед.пункт, если никто не поднимет, сразу к председателю. Скажи Светлане Анатольевне, что Воробьёв Алексей, здесь, у меня?
  - Это какой? - окончательно проснувшись, чрезмерно удивлённо спросила Нюра, быстро накинув халат поверх ночнушки и уже выходя из спальни. - Первый коммунист на деревне, библиотекарь?
  - Он самый! - пробормотал пастырь, уже открывая дверь в Церковь. - Принесла нелёгкая!
  
   Перед тем как зайти в подсобку, батюшка Ануфрий тихо прошёл на цыпочках мимо дверей, где сидел Алексей, подошёл к входной двери и осторожно, чтобы не скрипнули петли, открыл её настежь. Его обдало свежим ветерком. Вдали слышались какие-то голоса, сверкали в темноте огни, то ли факелов, то ли фонариков. Быстрее всего, факелов. - "Значит, ищут и скоро будут здесь"! - довольно подумал священник и тут же содержимое в желудке приятно забулькало, в ответ значит, на хорошие мысли хозяина.
  
   Когда пастырь зашёл в помещение, библиотекарь высунув от усердия язык, что-то писал за столом. Батюшка не спеша поставил перед ним полную кружку холодной воды. Воробьёв тут же её схватил и выпил залпом до дна.
  Благодарю батюшка! - промолвил быстро он и наклонившись, принялся опять за какую-то писанину.
  Отец Ануфрий только хотел начать свою ночную проповедь о делах Божьих, о заблудших во тьме мракобесия и неверия душах, но с интересом взглянул через плечо Алексея.- "Что он там пишет"?
   Вспоминая потом этот момент, священник всегда крестился от ужаса и точно знал, что это такое, когда волосы встают дыбом от страха! Ему даже показалось, что у него всё поплыло перед глазами и он быстро протерев ладонью глаза, снова взглянул на лист бумаги. Мелкие буквы он видел неотчётливо, они сливались в неровные строчки, но заглавные...
  Там было синим по белому написано?
   Библия Дьявола.
  Схватив за крест одной рукой, что придало ему силы, пастырь другой, схватил за руку с ручкой Алексея и судорожно прошептал:
  - Ты что с ума сошёл?
  Воробьев неожиданно резко вырвал руку и сильно оттолкнув батюшку к книжной полке, зловеще ответил:
  - Не мешай, Святой отец! Я должен это за ночь написать!
   Испуганный и изумлённый донельзя священник, быстро по стенке прошмыгнул мимо явно свихнувшегося от социалистической идеологии коммуниста и побежал к двери. Мимо, за забором проходили какие-то люди с факелами. Отец Ануфрий даже услышал:
  - Да не может быть, что он в Церкви?! - говорил громко один.
  - Это точно! - подтверждал кто-то второй. - Всё же первый коммунист на селе!
  - Так где он? - вопрошал их третий идущий.
  Батюшка, оглядываясь назад, начал махать им руками. Вдруг издали раздался женский голос, а затем и показалась в свете факела, который гордо нёс директор школы села, зять Сергей, Светлана Анатольевна, которая громко крикнула искавшим беглецов:
  - В Храме он! Нюра звонила! - тут все и обратили внимание на отца Ануфрия, который махнув им призывно рукой, пошёл назад в помещение.
   В этот миг, в дверях подсобного помещения показался Алексей, одной в руке которого был исписанный наполовину листок, в другой, горящая свечка.
  - Так что Иуда, предал?
  - "Тебя Сатану"? - хотел спросить пастырь, но вместо этого мягким голосом сказал:
  - Ты Алексей болен! Тебе нужно к врачу!
  Воробьёв быстро побежал к входной двери, но священник перегородил ему дорогу и ловко схватив за руку с листком, хотел вырвать его у этого явно уже сумасшедшего библиотекаря. Они на миг сцепились. Свечка выпала уже из рук секретаря первичной партийной организации, а затем и листок, который упав на горящую во тьме свечу, тут же, во славу Бога, сразу вспыхнул синим пламенем. Увидев это, Воробьёв укусив батюшку за руку, вырвался и рванул в боковую дверь налево, которая вела на колокольню. Пастырь, холодея от ужаса, сделал только шаг, чтобы догнать его, но неловко подскользнулся на парафине, который остался на полу по-видимому от первой встречи с Алексеем и грохнулся спиной навзничь. Когда забежали молодые ребята с вопросом:
  - Где он?
  Отец Ануфрий только слабо махнул в сторону лестницы на колокольню и усталым, старческим голосом прошептал:
  - Догоните его, ради Бога!
  Тут же следом прибежала, запыхавшись, Светлана Анатольевна.
  - Спасибо, что позвонили! - быстро проговорила она. А потом удивлённо озираясь, спросила:
  - Где этот Каин?
  - На колокольню убежал! - плаксивым голосом ответил священник, пытаясь с трудом встать.
  Жена председателя колхоза тут же нагнулась и прошептала ему тихо басом на ухо:
  - Отец Ануфрий! Если Воробьёв ударит в колокол, клизмы вам не миновать!
  Пастырь, вновь не удержавшись на трясущихся ногах, опять упал на спину в полуобморочном состоянии, а живот предательски недовольно заурчал так, что ему послышались раскаты далёкого грома во всех углах большого помещения.
  Врач колхоза, подавая ему руку, с ехидной усмешкой сказала, заглушая бурчание живота:
   - Сколько ударов в колокол, столько и клизм!
   Побледневший батюшка, еле приподнявшись от того, что кружилась голова, только хотел сказать со слезами в голосе:
  - "Побойтесь Бога"! - как по голове, точно обухом, ударил необычайно громко набат колокола.
  - Раз... - клизма! - загибая палец под звук эха колокола, сказала сельский врач, смотря на потолок. Батюшка хотел схватиться за сердце, потом за крест, но схватился за живот, который опять почему-то потянул его вниз, словно заставляя снова завалиться на пол, прямо около кучки чёрного пепла, всего того, что осталось от сочинения ночного гостя. - "Будь он трижды неладен"! - опускаясь на пол, подумал батюшка.
  
   Воробьёв успел ударить в колокол два раза, разбудив, наверное, всех жителей близлежащих деревень на пару километров от колокольни.
   Он когда забежал наверх, то на миг остолбенел от оцепенения! Ему показалось, что ночное светило, сейчас ярко - красного цвета, загорелось! В его буйную от сегодняшний впечатлений, размышлений, видений, башку, даже не закралась мысль, из-за чего луна такого цвета. Он не чувствовал, что на улице резко похолодало и через "непрозрачную атмосферу" Земли, до неё лишь доходят лишь красные оттенки спектра от небесного спутника. Внизу то тут, то там, бегали взволнованно переговариваясь какие-то люди с фонариками и факелами.
  - Пожар! - молниеносно решил Воробьев и схватив верёвку прикреплённую к "языку" колокола, резко и сильно дёрнул её в сторону.
  Сразу со звоном, всё ожило, зашевелилось внизу! Залаяли одновременно все собаки в деревне, замычали то там, то тут коровы, от испуга заблеяли овцы, захрюкали свиньи, спросонья выбегали полураздетые люди.
   После второго удара, Алексей был немедленно жестоко схвачен за руки двумя рослыми работниками скотного двора, которые скрутив ему руки назад, поволокли по лестнице вниз, хотя Воробьёв отчаянно брыкался и старался уцепиться за деревянные ступеньки ведущие вниз, где уже батюшка Ануфрий, с ноющим в предчувствии беды животом, стоя у какой-то Иконы, дрожащим голосом слёзно просил, чтобы у библиотекаря ненадолго, хоть временно, непременно бы "отсохли" руки!
  
   Когда все вышли на улицу, Светлана Анатольевна приказала кому-то в темноте:
  - Идите, успокойте людей! Пусть идут по домам, ложатся спать! Скажите, что поймали пьяного хулигана! Только кого, не говорите!
   Батюшку, поддерживая за руки, потому что ноги совершено не шли и ему даже подумалось, - "правильно ли его поняли там, на небе и не отсыхают ли у него ноги"? - вместе с Алексеем, которому сзади держали руки санитары, повели через весь двор, но не в дом пастыря, а в летний, одноэтажный гостевой домик, который находился в двадцати метрах от Церкви, где как раз по воле случая, было два, расположенных напротив друг друга, топчана.
   Двух безропотных, молчаливых провинившихся, немедленно уложили на дощатые кровати и сдернули с них штаны. Перед этим правда, батюшке разрешили снять рясу и одеть просторный халат, который принесла ему послушница Нюра.
   Через край задёрнутого наверх тела халата, Ануфрий с внутренним трепетом искоса увидел, как Светлана Анатольевна, доставая из сумок что-то резиновое, похожее на грелки, только с резиновыми тонкими шлангами, с гордыней в голосе сказала:
  - Вот они! Кружки Эсмарха!
  Пастырь в домашнем халате с содроганием вспомнил стакан красного кагора.
  - "Всё летит к чёрту"! - почему-то не к месту вспомнил он опять "нечистую", но перекреститься не смог, потому-что его очень отвлекли слова сельского врача, которая вроде бы говорила сама с собой.
  - Недавно я спасла барана у Пантелея, который наелся в хлеву из опрокинутого мешка, перловки. Тогда я использовала трёхлитровую кружку Эсмарха. Я на всякий случай взяла пару двухлитровых, которые предназначены больше для свиней! Которые лучше использовать?
  - Для свиней! - незамедлительно прошептал Ануфрий из-под халата, чем поверг в крайнее замешательство Алексея, который со снятыми до колен брюками, начал приходить в себя и изумлённо озираться вокруг.
  - Так, выйдете все! - приказала врач. - Останется только Вера и Ольга Петровна! - секунду подумав, добавила:
  - Ну ладно, Нюра тоже побудь здесь! Принесла кипячённой воды? - та крестясь, молчаливо кивнула. - Вера, готов раствор?
  - Уже наливаю!
  - Начали! - объявила Светлана Анатольевна, будто хирург перед сложной операцией и закатав рукава до локтя, взяла в руки надутую от воды огромную, резиновую клизму.
  - Прощай рябчик! - прошептал Ануфрий и зажмурился.
  Когда Воробьёву в зад ввели жесткий наконечник и он вздрогнув от боли, почувствовал, что весь быстро наполняется тёплой жидкость, жена, Ольга Петровна, наклонилась к красному, вспухшему уху мужа и зло, тихо прошептала:
  - Это вам за Карла Маркса, сударь! Чтобы вы не убегали больше от коммунистических идей!
  Но на этом пытка батюшки Ануфрия не кончилась!
  Сидя под кустами сирени, которая замерла в ночи, тоскуя по давно упавшим и улетевшим куда-то цветкам, каждый в своей кабинке сдвоенного деревянного туалета, предназначенного для нуждающихся в облегчении тела гостей и прихожан, библиотекарь видно сдуру от клизмы посчитав, что теперь они с Ануфрием своего рода "братья по несчастью", как на духу, начал рассказывать всё то, что ему предвиделось на озере, чем очень способствовал быстрейшему очищению желудков обоих. Правда уже после второй клизмы, когда Алексей начал говорить о какой-то ссоре между братскими, соседними народами в будущем, Ануфрий держась крепко за полы халата, со слезой на щеке, прошептал:
  - Честное слово, прости Господи, но по нём дурка плачет!
  После Очищения, Нюра повела за руку обессилевшего на нет, вдобавок с совершенно пустым желудком, Ануфрия домой. Алексея Воробьёва, подхватила за подмышки, с одной стороны Ольга Петровна, с другой - Вера, которая пошла к ним домой, делать библиотекарю капельницу и успокоительный укол.
  Светлана Анатольевна в сопровождении добрых молодцов, двинулись дальше по деревне.
  
   Когда им дверь открыла жена Далдонова, Люся, в её глазах стояли слезы.
   - Тоже убежал? - чуть испуганно спросила сельский врач.
  - Нет, хуже! Подлец, закрыл на ключ дверь, нашёл наверное под кроватью, спрятанную бутылку долдоновской, а сейчас гад лежит на печи и поёт:
  - А нам всё равно, пусть боимся мы волка и сову*...
  - Ничего! - уже зло сказала жена председателя, проходя в дом. - Поставь чайник! Мы сейчас с него всю дурь вычистим! Я ему норму клизмы сделаю, как для овец и баранов! Жаль, что не взяла кружку Эсмарха для крупного рогатого скота, но боюсь не выдержал бы, лопнул бы со всем алкогольным дерьмом!
   После первой трёхлитровой клизмы, пошатывающего Фёдора ещё вели санитары к деревянному строению во дворе, после второй, он быстро семеня ногами пошёл уже сам, после третьей, поддерживая спадающие тренинги, уже побежал мелкими шажками. Вернувшейся от Воробьёвых к ним Вере, Светлана Анатольевна коротко бросила:
  - Капельницу и снотворного!
  
   Третий на очереди был главный виновник в этой ночной суматохе - Иван Смирнов. Маруся тоже их встретила чуть не плача.
  - Светлана Анатольевна! Не знаю, что с ним и делать?
  - Что опять случилось? - сухо спросила врач, уже немного нервничая от напряжения этой беспокойной ночи.
  - На него мерзавца, видите ли - "такой жор напал"! Две тарелки борща сожрал, полкастрюли голубцов слопал, выпил литр компота, затем схватил кочан капусты, сидит в углу, живот гладит и грызёт!
  - Странно! - заметила, одевая очки Светлана Анатольевна. - Я когда Далдонова во время третьей клизмы спросила,что случилось с носом Митрофаныча, то он мне рассказал такое, не поверишь! Если бы четвёртую ставила, он открыл бы свой рецепт самогона, как миленький! Завтра обыск будем делать, конфискуем всю далдоновскую! Так вот, по идеи, капусту должен жрать Митрофаныч! Или они друг от друга заразились?! Ладно, разберёмся!
  После третьей клизмы, Маруся вела из туалета мужа домой совершенно обессиленного и опустошенного так, что не мог говорить, а только мычал, хотя сельский врач тонко затем подметила:
  - По идеи, он вообще-то должен блеять!
  Оставив пришедшей Вере закончить лечение, жена председателя с "санитарами" пошла к Степану, показать ему дорогу к настоящему Очищению.
  
   С этим вышло легче всего. Он до этого сидел во дворе, рассказывал Пелагеи про то, что произошло с ними в лесу, затем только курил и плакал. Правда, когда услышал звон колоколов, вскочил, хотел куда-то бежать, но Пелагея не будь дурой, предложила:
  - Посиди, покури! Потом вместе пойдём! - докурив Приму, Степан уже и забыл про набат и снова, в который раз начал рассказывать, "как Иван Смирнов чуть не утонул в полуметре от берега"!
   Здесь хватило и одной двухлитровой клизмы.
  Как сказала Светлана Анатольевна:
  - К сожалению, нет еще клизм, чтобы лёгкие очищали от никотина! А мозги им прочищать всю жизнь, возложено Богом - на нас! А так бы спились, скурились и по чужим бы бабам только шлялись! А на нас "возложили" хозяйство, кухню, детей, помимо основной работы и их ещё подлецов, ночью ублажай. А потом, ещё спрашивают... - сельский врач сделала ехидную мимику и с сарказмом продолжила: - Чего это ты такая усталая? Чего это ты такая постаревшая? Почему у тебя к ночи всегда болит голова? Подонки!...
  Верка поставила капельницу, дала Пелагеи крепкую таблетку для мужа на сон и они бодро ушли к Пантелею.
  
  Здесь, они неожиданно столкнулись с непредвиденным!
  Пантелей, придя домой, моментально "скинул" с себя маску добродушия! Взяв быстро со стола краюху чёрного хлеба и засунув её за пазуху, этот казалось бы интеллигент до мозга костей, бухгалтер колхоза, внезапно схватил жену Клавдию за волосы и потащил к погребу. Клавдия от испуга только шепнула:
  - Ты что, Пантелеюшка, с ума сошёл! - на что он грубо ответил:
  - Молчи дура!
   Открыв в коридоре крышку подполья, коротко приказал:
  - Лезь! - что перепуганная до смерти Клавдия незамедлительно и сделала. Уж больно страшный был вид у мужа!
  Закрывшись в подполье, Пантелей включил свет и усадив жену на ящик с морковью, начал рассказывать ужасные вещи про будущее страны, начав со слов:
  - Скоро всё полетит к чёртовой матери!
  Обрисовав вкратце картину будущего, от которой тут же в погребе, хотелось только одного - повеситься! - Пантелей затем свирепо сверкая глазами, начал кормить жену насильно солёными огурцами из дубовой бочки, иногда отламывая из-за за пазухи щепотки чёрного хлеба, приговаривая зло.
  - Ешь, скоро конец света!
  Давясь уже пятым солёным огурцом подряд, Клавдия заливаясь горькими слезами, слушала как Пантелей рассказывал:
  - То- то я смотрю, председатель "уводит" деньги из нашего банка. Якобы за границей проценты больше! Я нечаянно подслушал, как он говорил жене:
  - Надо вообще зарплату задержать на пару месяцев, не сдохнут, земля прокормит! А деньги, "прокрутить в иностранном банке. Так сейчас все предприниматели делают! Потом создать свои ваучеры, Сергей умный, поможет; на всё колхозное хозяйство и самим затем всё выкупить через подставные разные ООО! Пока голытьба поймёт в чём дело, мы уже будем жить-поживать с детьми и внуками за границей! Купим виллу, посадим во дворе берёзки и будем кататься, как сыр в масле, припеваючи, плавать по озеру на своей яхте! Плевать на эту страну и этот дикий народ!
  Здесь от услышанного Клавдию вытошнило!
  
  В это время в дом и вошла Светлана Анатольевна со свой свитой.
  - Клавдия, алло, ты где? Почему дверь открыта?
  Клавдия взвизгнула от испуга, когда Пантелей бросился к ней с огурцом, чтобы использовать его, как кляп! Клавдия намертво сцепила зубы! Ничего не придумав лучшего, бухгалтер схватил жену опять за волосы и стал "макать" её с головой в рассол!
  - А ну посмотрите, что там за шум в погребе?
  Через пять минут, двое бугаёв вытащили на свет Пантелея, который снова всем мило улыбался и мокрую, плачущую от горя Клавдию, от которой дико воняло солёными огурцами и в мокрых волосах которой торчали: зонтики укропа, листочки хрена и смородины, а в уши как-то удивительно попали горошины чёрного перца.
  - Что с тобой Клавдия? - изумлённо спросила подругу Светлана Анатольевна.
  То что она услышала, не могло ей и присниться в страшном сне!
  Сделав ужасающе страшное лицо, а вместе с тем, хитрый оскал, жена бухгалтера, выплёвывая кусочки соленного огурца, прошептала:
  - Припёрлась змея! Я сейчас расскажу, как ты по молодости, чуть не каждую неделю лета, бегала на сеновал к Митрофанычу! А зимой, по ночам, прямо к нему домой!
  - Ты что, Клавка, сдурела?!
  - Я то только раз, когда мой в районной больнице лежал! - при этих словах у Пантелея с губ слетела дурацкая улыбка и он дёрнувшись к жене, закричал:
  - Ах ты тихоня недобитая! - но его крепко держали за руки ребята со скотного двора. Тут только понял Пантелей, на кого похож Григорий, старший сын, от рождения он был почему-то рыжий!
  Да хотя у них полдеревни рыжих! Видно ещё отец Митрофана, а может и дед, бабник был по слухам, каких ещё поискать на свете, постарались на славу, оставить свои гены, подарить охочим до ласк, жёнам деревенских мужиков, рыжих сыновей и дочек!
   - Ведите их обоих в комнату! - приказало громко жена председателя. - Я им клизму обоим сделаю! И не одну! Видать эта дура отравилась от рук Пантелея, несёт разную чушь!
  Переодев сначала Клавдию, которая смотрела на всех молчаливо, но ненавидящим взглядом, в сухой халат и вытерев насухо волосы, затем ей сделали тоже трёхлитровую кружку Эсмарха, вслед за Пантелеем. Бегала они в туалет наперегонки! Если там уже сидел Пантелей, Клавдия пристраивалась в кустах за нужником, охая и стеная, проклиная подряд: жену председателя, мужа и солёные огурцы, вместе с проклятыми грибами - синичками! И наоборот, если за сортиром сидел Пантелей, он грозно шептал, выпуская тут же газы с водой:
  - Я тебя задушу ночью, ведьма старая!
  Когда им Вера поставила капельницу, Светлана Анатольевна отвела её в сторону и сердито шепнула:
  - О чём ты здесь услышала, никому! Иначе сгною в тюрьме вместе с твоим участковым! А детей увезут сначала в детдом, а затем на край света, в чужую семью! Не найдёшь за всю жизнь!
  - А я ничего не слышала! - дрогнувшим голосом сказала Вера, хотя хотела тут же упасть на колени и целовать жене председателя ноги! Чтобы только не трогала их семью!
  Выходя, Светлана Анатольевна почти тоже сказала молодым парням, только в конце добавила:
  - Завтра конфискую у Далдонова житнёвку, всё отдам вам! Только гуляйте на следующие выходные, а в следующий понедельник я вам дам - выходной! - те немедленно бросились целовать ей руки.
  
   Придя домой к Криницынам, ( "добровольных помощников" Светлана Анатольевна отослала на поиски кузнеца ), они нашли Егора спящим в углу, на свёрнутом в рулон ковре.
   Егор, с полной головой мрачных размышлений, полночи то метался по комнате, как загнанный зверь, то вдруг, садился за стол.
  - Я должен раскрыть этот шпионский заговор! - шептал он сначала, написав на листе крупными буквами.
   Председателю КГБ страны!
  Дальше он подробно излагал всё, что произошло, что он увидел, услышал на озере. Вдруг, он вспомнил, что он участковый и шпионская сеть действовала значит, под самым его носом!
   Он безжалостно порвал написанное и начал носится по комнате, мучительно думая над извечным вопросом:
  - "Как быть"! - На десятом, а то и на двадцатом круге, поди сейчас узнай, он неожиданно остановился.
  - "Да что это я! Ведь из-за моего молчания, может рухнуть страна"! - он тут же бросился к столу и начал писать всё заново.
   Председателю КГБ страны!
  На половине исписанного второго листа, ему внезапно, пришла в голову ужасная мысль! - "Да здесь же замешаны первые в государстве люди! Меня же убьют, не задумываясь! И дети, сейчас мирно спавшие в другой комнате: сын Коленька и дочурка Света, рыженькая непонятно в кого, хотя наверное, в мою покойную матушку, останутся детками- сиротами, без отца"! - он порвал листы на мелкие части и снова начал кружиться по помещению. И так несколько раз подряд!
   Затем он почему-то решил, что недостоин носить звание старшего лейтенанта, схватил из шкафа форму и после небольших усилий, выкрутил таки на погонах по одной звёздочке! Дальше произошло какое-то затмение! Или он уснул на короткое время?!
  Но открыв глаза, увидев лейтенантские погоны, он вдруг, горько расплакался.
  - "Значит разжаловали"!
  Проплакав с полчаса, он внезапно рассердившись на себя, снова прикрепил звёздочки на прежнее место, повесил форму в шкаф и сел опять за письмо в последний раз. Когда он накатал с четверть страницы, он вдруг, ясно понял.
  - "Так его тоже посадят! Кто пил долдоновскую? Кто жевал добровольно синички? А кто пел какой-то новый гимн, где уже в тексте почему-то не было братских, свободных республик? И не факт, что дети останутся сиротами! Может статься, сильные мира всего, не пожалеют всю семью"! - он мигом порвал своё очередное письмо - заявление и не долго думая, рванул по комнате. Наконец, на втором круге, он усталый до дрожи в ногах, споткнулся об свёрнутый ковёр и упав на него, тут же моментально отключился!
  
   Разбудив спящего мужа, Вера уложила его на диван и они попивая понемногу чай с малиной, сделали Егору две "поросячьи дозы"!
  Уходя сельский врач и по совместительству, ветеринар колхоза, устало прошептала:
  - Завтра все будут, как огурчики! Всё это было, как дурацкий сон! Спокойной ночи и помни, от тебя только зависит, будет ли дальше ещё спокойные ночи для твоей семьи!
  - Всё будет хорошо! - тихо со слезами в голосе произнесла Вера и добавила уже пустив слезу:
   - Спокойной ночи, Светлана Анатольевна!
  - У меня спокойный сон только будет, когда поймают этого старого рыжего пенсионера - бабника! - произнесла тихо жена председателя колхоза и после секундной паузы добавила:
  - А Воробьёва заберут в психиатрическую клинику, я уже вызвала на завтра бригаду! Здесь и клизма не поможет, там что-то с мозгами! Я же ему когда-то говорила, нельзя заучивать наизусть весь "Капитал" Маркса! Такой мурой себе голову забивать! - махнув на прощание рукой, она вскоре растаяла в темноте.
  
   Митрофаныча так нигде и не нашли! Хотя вроде бы обыскали всё, как в воду канул. Уже почти под утро, усталая Светлана Анатольевна, отпустила последних, самых стойких "добровольных спасателей" по домам.
  - Идите спать! Выспитесь, после обеда сразу на работу! А я всё равно буду ждать бригаду скорой помощи и милицию для нашего учёного - библиотекаря - провидца, и спасателей с водолазами, для Митрофаныча.
  Светлана Анатольевна, выключила фонарик и не спеша побрела домой.
  - "Кто знает, что стрельнуло в голову старому пердуну? Может опять побежал назад к озеру? Видите ли он часто вспоминает, как в молодости там отдыхал со своей Зинкой"... - сделав паузу, супруга председателя перекрестилась - "Небо ей одеялом"! - и грустно, и тяжело вздохнула, вдруг подумав: - "А мой лысый чёрт, Гришка, разве скучал бы так по мне? Сразу же старая "кобелина", завёл бы себе молодуху! Вон, как зыркает на прелести молодых городских подруг Ксении, дочки, аж слюну выделяет! И не может же уже толком Петрович, нет, фыркает, как старый олень перед волчицей, и лезет иногда сдуру по ночам, сон перебивает! Видите ли ему там что-то приснилось из молодости?! Тьфу! Как только рога не давят? Эх, был бы Митрофаныч помоложе"! - сельский врач чему-то загадочно улыбнувшись, тихо вошла в дом.
  
   Забрезжил рассвет.
  Надежда Ефимовна, поеживаясь от утреннего холодного воздуха, слегка хромая, шла по деревне с маленькой корзинкой, сплетённой своими руками и удивлялась:
  - "Вокруг ни души! Даже собаки не лают! Набегались неугомонные односельчане ночью"!
  Старая Ефимовна ложилась рано спать, телевизор практически не смотрела, зато вставала всегда с первыми петухами и если была хорошая погода, брала мольберт, краски, и шла в лес, на природу.
   Она даже чуть вздрогнула, проходя мимо дома Далдоновых, то ли от холода, то ли от того, что рядом, взлетев на плетень, одним глазом косо следя за ней, заголосил громко и неожиданно яркой окраски петух, а затем, шумно захлопав крыльями, повторил свой крик - приветствие первым лучам солнца. Тотчас откликнулись в утренней радости свету, другие, не менее голосистые петухи.
  - "Оживает деревня, просыпается"! - улыбнувшись чему-то Надежда ускорила шаг, но от этого только хромота усилилась.
  
  Она, бегая по двору, подвернула ногу, когда ей было семь лет. Отец, тёмный, религиозный человек, боящихся всяких фельдшеров, к врачу не обратился. Да и для этого надо было везти её в город, а по хозяйству, в огороде, было работы непочатый край.
  - Ничего страшного, пройдёт! Перелома то нет!
  Боль в ноге действительно со временем прошла, но что-то не так срослось, Надя не могла полностью согнуть ступню и начала прихрамывать, сначала чуть-чуть, потом больше. В школе она училась хорошо, но полностью её талант раскрылся на уроках рисования, который преподавал им молодой художник, Виталий Арнольдович, приехавший по распределению на работу из далёкого города Витебска, где жил и учился, сначала в Народной художественной школе, затем, когда она была переименована в Витебский художественно - практический институт, он с отличием закончил его, получив один из первых, диплом художника из рук самого, Казимира Малевича.
  Виталий Арнольдович, научил её смотреть на этот мир другими глазами, глазами творческого человека, художника. И уже когда Надежда заканчивала школу, первые её работы появились на выставке, организованной её любимым учителем, в самом Саратове, а затем и в Витебске, куда она, и поступила в институт, после школы. Потом случилось непредвиденное.
  Казимир Малевич, его соратники и ученики, попали в опалу кому-то из государственных деятелей молодого государства. Виталий Арнольдович, тоже был арестован и пропал где-то в застенках, бесследно, и навсегда! Будто и не было человека!
  
   Тогда Надя твёрдо решила, буду рисовать только пейзажи. Уже к этим картинам с мирными сюжетами, точно претензий, придирок не будет!
  Вскоре, состоялась её первая персональная выставка! Но Надежда, девочка из глухой в то время деревни, совсем не знала эту жизнь и людей!
  Казалось бы еще только совсем недавно состоялась революция и пролетариат, уничтоживший всех буржуев, создавший первое рабоче - крестьянское, должен жить сытно и счастливо! Не тут то и было!
  Чтобы жить хорошо, надо было прислуживать этой власти, рисовать в их честь картины, портреты!
  А уж завистников стало вокруг! И это дети тех же самых рабочих и крестьян?
  Не догадывалась Надя, чем бы это закончилось, если бы не война. Ей оставалось доучиться до диплома всего год. В первые дни войны, её и многих других студенток, эвакуировали в Узбекистан, где она с подругами днём работала на ткацкой фабрике, а вечером шла в город и рисовала старинную архитектору на фоне городского пейзажа.
   Жизнь её полностью изменилась, когда она по просьбе заводского партийного руководства ткацкой фабрики, нарисовала плакат - карикатуру на тему войны, который потом опубликовали в одной из центральных газет города. Вскоре её пригласили, а значит почти что приказали, приехать в Москву, для работы в литературно - художественном журнале - "Фронтовая иллюстрация", где её плакаты, а особенно карикатуры, пользовались неизменным успехом у читателей. И хотя Надежда, как работающая, получала продовольственные карточки, ей приходилось тоже голодать, делясь продуктами с детьми, которые иногда чуть не падали в обморок от голода на уроках рисования, которым она преподавала в выходные дни.
  
   После войны, Надежда Ефимовна была награждена Орденом Трудового Красного Знамени, который вручал ей и другим деятелям искусства и культуры за большие трудовые заслуги перед Советским государством в Кремле, сам - Л. М. Каганович; но в виду пошатнувшегося здоровья ( постоянно повышенное давление ), врачи ей порекомендовали больше гулять, работать на свежем воздухе. Она вернулась домой, в родную деревню, где, как и её отец, многие не вернулись с фронта.
   Надежда так и прожила свою жизнь одна.
   Нет, она полюбила ещё девчонкой одного своего вихрасто-рыжего одноклассника, но этот весельчак и балагур, не обращал на неё никакого внимания.
   Потом, уже после войны, когда она узнала, что он женится, она проплакала всю ночь в подушку.
  "Что она могла сделать"? - Она даже девчонкой не ходила на танцы, стеснялась своей хромоты. А затем, она и вовсе ушла с головой в творчество. Выставки по разным городам страны, санатории, где она иногда отдыхала с творческими людьми.
   Один раз, она всё же пошла на свидание с одним тогда уже популярным поэтом, на природу, посмотреть закат на обрыве реки. Поэт, в красном берете натянутым до середины лба, целый час читал ей свои стихи, старые и новые, она слушала сначала внимательно, поёживаясь от прохладного, вечернего ветра, дующего с быстротечной реки, а затем внезапно подумала:
  - "Хоть бы обнял бы что ли? Может поцелует"? - но когда он через полчаса закончил, смотря на уходящее за горизонт, усталое за день светиться солнце и спросил, почесав голову под беретом:
  - Ну как? - она встала и даже неожиданно для себя, громко сплюнула с обрыва и быстро пошла в пансионат, не оглядываясь.
  
   Потом, она узнала, что у Митрофана, умерла жена. Видела, чувствовала, как он мучается от тоски, но первая так и не решилась признаться в своих чувствах. Плакала по ночам, ревновала, когда слышала в бане от деревенских баб, когда они судачили о похождении рыжего ловеласа, некоторые особенно наглые, делились впечатлениями о "достоинстве" Митрофаныча, так что Надежда не раз хотела обдать такую бесстыжею рассказчицу крутым кипятком!
  
   Деревенские относились к ней приветливо, но в "в свой круг" не приняли. Какая с неё крестьянка?
  Колхозная "интеллигенция" ее тоже сторонилась, может считали её высокомерной и заносчивой "столичной штучкой"! - "Как же, у неё выставки по всей стране"! - но и вправду, Надежда, никого в свою Душу не пускала, может боялась обмана, предательства людей, которые знала на это могут быть способны? Знала также прекрасно, что злые языки, которые может при встречи говорили ей приветливые слова, за глаза называли её - "Старая дева"!
  
   Когда Надежда Ефимовна вышла из деревни, она решила сократить путь и пойти через поле, напрямик в лес.
   Проходя мимо стога сена, она услышав какой-то шорох, удивлённо оглянулась.
   Митрофаныч вчера и сам не знал куда бежит. Он так испугался клизмы Светланы, потому что не понаслышке знал, что это такое, видел иногда работая в кузнице, как сельский врач и фельдшер колхоза делала десятилитровую кружку Эсмарха, крупному рогатому скоту или лошадям, как те испуганно выпучив глаза, страшно мычали или ржали.
   Митрофаныч в темноте повернул налево и сам того не зная, почти сделал маленький круг, вернувшись примерно на то место, где они вышли вчера из лесу. Только на этот раз Митрофаныч выбежав из рощи, попал прямёхонько в стог сено, куда угодив до середины большой копны сена со всего разбега, тут же стоя обмяк и сразу заснул.
  
   Он проснулся от щекотки в носу и сразу не понял, куда он попал. Работая руками и ногами, словно он выплывал из какого-то "сенного" моря, он очутился на свободе и увидев первые лучи из-за рощи, громко чихнул.
  - Будьте здоровы! - услышал он издали женский голос.
  Надежда Ефимовна услышав за шорохом из стога, ворчание какого-то зверя, - "может дикая собака заблудилась"? - побежала, насколько могла быстро в ближайшую рощу, надеясь спрятаться за деревом, но не сделав и с десяток шагов, услышала за спиной человеческий чих, остановилась и обернулась.
  Щурясь от первых солнечных лучей, Митрофаныч, отряхиваясь и недоуменно посматривая по сторонам, спросил:
  - Надя, ты что ли?
  - Митрофаныч? - удивилась ещё больше художница. Она бы даже меньше удивилась, если бы сейчас вслед Митрофанычем, из стога сена вылезла какая-нибудь растрёпанная, деревенская дура. - "Но один"? - вот же штука жизнь, столько лет прошло, а чувство ревности всё равно больно кольнуло в самое сердце. Хотя прекрасно знала, что с десяток лет, как кузнец вроде успокоился, некоторые бабы в бане даже с подковыркой посмеиваясь, сплетничали:
  - Перегорел наш Митрофаныч!
  Надежда сделав обидчивое лицо, даже намеревалась повернуться и уйти.
  - Ты куда, Надя?
  - В лес, за клюквой, точнее на болота! - Надежда даже приподняла плетённую пустую корзинку.
  - А... а я вот... не помню как здесь и оказался, вроде вчера за грибами пошли! - старался вспомнить он вчерашний день.
  - Знаю! Вечером был переполох в деревне - заблудились! Я говорила всем, что вы волнуетесь! Семеро взрослых мужиков, погуляют по лесу и выйдут, тем более Митрофан с ними!
  Кузнец довольно улыбаясь, шагнул навстречу Надежде.
  - А что у тебя с носом? - кузнец потрогал нос и удивлённо посмотрел на пальцы на которых вместе с росой и опилками от сена была кровь.
  - Наверное, поцарапался в лесу! - он подошёл почти вплотную к художнице.
  - Ты чего Митрофан! - она чуть испугалась его взгляда с необычным блеском, в которых читалась неодолимая страсть мужчины к женщине.
  - Ты это... прости...я десять лет не видел баб!
  Какая-то волнительная дрожь обдала с ног до головы Надежду.
  - Ты чего это? - она попятилась и вдруг, заметила топорщащиеся спереди штаны кузнеца.
  - Ой! - вскрикнула Надежда Ефимовна, повернулась и энергично размахивая корзинкой, побежала что было сил.
  - Стой Надюха! - крикнул кузнец и побежал.
  Он нагнал её в роще, за первыми берёзками, которые она так любила рисовать.
  Дальше из рощи слышались только голоса.
  - Ты что, с ума сошёл, Митрофан?
  - Подожди, знаешь, как хочу тебя?...
  - Пусти...
  Слышно было, как они упали на траву.
  - Ой! - вскрикнула художница. - Роса холодная!
  - Я сейчас куртку подстелю!
  - Сдурел рыжий на старости лет? Что ты делаешь?
  Кузнец пыхтел вовсю, стараясь раздеть соседку, затем начал покрывать поцелуями её лицо.
  
   Женщина должна быть полной от любви в любом возрасте! Многие из них, если не все, это чувствуют как-то подсознательно, с первого взгляда, взглянув только мигом на другую, пусть даже на незнакомую женщину и мгновенно определяют: - "Было ли у той вчера Это"!
   И даже, если на пешеходном переходе, на красный цвет, останавливается крутая, новая иномарка, взятая мужем в кредит, а за рулём сидит успешная, красивая бизнес - леди или бизнесвумен, кому как нравится, она напевая, смотрит одним глазом на смартфон, а другим, за происходящим вокруг, и вдруг, замечает в стоящем рядом в троллейбусе, симпатичную девушку, пусть скажем продавщицу супермаркета, какая разница (?), но она счастлива, задумчиво улыбается и у неё горят глаза, - всё! Бизнес - леди прекрасно понимает:
  - "У той вчера Это было"!
  И она вспоминает нехорошим словом своего мужа, который ехал в очередную заграничную командировку, подсчитывает дни, когда Это было в последний раз!
  И еле дождавшись зелёного цвета светофора, потом бешено гонит, "подрезая" все машины подряд, обзывая всех водителей "козлами и дебилами", "крашенными брюнетками и тупыми блондинками", чтобы ворваться по-хозяйски в свой офис и обозвать подчинённых - "тупицами, неудачниками и лентяями"!
  "Се ля ви"!
   Хотя всё это плод фантазии автора. Может не обладает женщина никаким шестым чувством и вовсе не определяет были ли Это у другой, а просто чувствует тонкими материями сознания, когда другая женщина просто счастлива в какой-то миг. Пойми их, этих женщин. Ведь они все потомки "марсианок, которые прибыли когда-то на Землю, для продолжения своего космического рода!
   Надежда устала от безуспешных попыток раздеть её и внезапно почувствовала совершенно новое для неё чувство, как горячая волна желания "накрывает" её, от страстных поцелуев Митрофана, от крепкий объятий, и она томно прошептала:
  - Подожди, я сама...
  Дальше, она помнит всё, как сне, который не раз раньше снился ей. Они шумно дышали, стонали и уже через пару минут из рощи раздался шёпот:
  - Митрофанушка, как я ждала тебя!
  Через пять минут она так "завелась" от темперамента кузнеца, что забыла всё на свете: первую жену Митрофаныча, ревность, все его похождения. Закатив глаза к кронам берёзок, она страстно вскрикивала и обнимая крепко пылкого партнёра, шептала ему горячо:
  - Мой! Ты мой...
  Через полчаса, когда на опушку леса, в сотню метрах от них, осторожно нюхая воздух чёрным носом и шевеля длинными ушами, вышел серый заяц, то он вдруг замер на мгновение и стремглав бросился наутёк, от человеческих громких криков, которые раздались в один миг.
  Надежда лежала без сил, ей казалось не раз, что она теряет сознание от нового чувства: боли, а вместе с ней - полёта, экстаза и нежности, когда не видишь ничего в мире, кроме его глаз напротив своих, не слышишь, будто глухая на далеко-далеко вокруг, кроме только его дыхания и стонов вблизи, совсем рядом. В конце она точно, на секунду, будто потеряла сознание, застыла вцепившись в судорожно дрожащую спину Митрофана, когда горячая волна наполняла её тело, её разум.
  
   Через пару минут, вспотевший кузнец чуть пошатываясь, встал и натягивая трусы и брюки, удивлённо спросил:
  - Кровь? Откуда? - он потрогал осторожно свой нос.
  Уставшая Надежда с затуманенным взором смотря на самое счастливое в её жизни небо, которое вовсю озарилось теплом и светом, потом взглянула ласково на него, загадочно улыбнулась и привстав, протянула ему мокрую от росы и пота, куртку.
  Кузнец, схватил куртку и вдруг, прошептав:
  - Мне никогда так не было хорошо! - повернувшись, сказал уже громче:
  - Прости! - и побежал сломя голову в сторону деревни.
  
   Но экзекуции с клизмой, Митрофаныч, всё равно не избежал. Что на него нашло? Пробегая мимо дома Кринициных, он случайно увидел Егора, который быстро бежал в деревянный сортир, видать вчера не всё прочистили до конца, а может быть просто по малой нужде. Митрофаныча опять "заклинило", он ворвавшись во двор к Криницынам, подбежал к туалету и начал шатать его, трясти, громко крича:
  - А кто будет платить за платный туалет? Рубль давай! - чем испугал участкового донельзя, что способствовало, как говорила некогда жена председателя колхоза - быстрому Очищению!
  Проходившие мимо мужики с косами, подбежали и после упорной борьбы, повалили на землю Митрофаныча. Тут как тут оказалась и Светлана Анатольевна. Кузнеца доставили к нему домой, где сельский врач и фельдшер, вместе с медсестрой Верой, с превеликим удовольствием сделали тому, две трёхлитровые кружки Эсмарха!
  При чём ещё делая первую, Вера, нагнувшись над спиной кузнеца, тревожно поводя крючковатым носом воздух вокруг, тихо спросила:
  - Чем от тебя так пахнет? Какими-то духами?
  Кузнец молчал, будто далдоновской в рот набрал. Вера догадалась, что это за запах, чьи это духи, но вслух не сказала, это было невероятно даже для её фантазий.
  
   Через три дня, поздно вечером, к Митрофанычу кто-то постучал. Открыв дверь, он увидел Надежду Ефимовну. Он даже опешил слегка, как она изменилась!
   Сделала причёску, наверное, в городе, накрасилась, приоделась, помолодела лет на двадцать, не меньше!
  - Проходите! - робко сказал кузнец художнице, почему-то покраснев от смущения, словно перед ним молодая, незнакомая женщина.
  Она улыбаясь, смело вошла в дом.
  - Чаю хотите? - спросил он почему-то волнуясь, как школьник.
  - Митрофаныч! ... - начала Надежда.
  - Знаю! - вдруг, сказал Митрофан. - Только это я должен сказать! Прости, оробел немного от твоей красоты! А прийти к тебе стеснялся, мне иногда кажется, что это был какой-то дурман на озере, а потом волшебный сон с тобой! Мне это всё не приснилось? - он шумно выдохнул, подошёл к художнице и посадил её за стол.
  - Во-первых, извини за то, что тогда произошло! Прости, если был груб! А во-вторых, давай Надя жить вместе, ты же знаешь я давно живу один!
   Надежда, весело, а вместе с тем кокетливо посмотрев на Митрофана, сказала бойко:
  - А я за этим Митрофанушка и пришла! Хватит дурочка, всю жизнь молчала. Ты же мне, рыжик, нравился с первого класса! А если, ты сейчас не предложил бы этого, я обратилась бы в милицию, об изнасиловании девушки в лесу!
  Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд, а потом неожиданно расхохотались.
  Когда художница через час уходила домой, кузнец предложил:
  - Проводить?
  - Не надо пока, увидят будут сплетничать. Я к тебе через неделю, после выставки приеду. Возьму с собой только сумку с вещами, мольберт, краски и кисти. Остальное дома оставлю, будем жить на два дома. И пусть все судачат вокруг, мне уже на всё и всех наплевать!
  
   Много лет прошло с тех пор. Почти никого не осталось в живых из взрослых героев этой истории.
   Светлана Анатольевна, действительно в конце 90 - х, с семьёй уехала за границу. Её муж, председатель колхоза Григорий Петрович, к тому времени умело разрушил всё колхозное хозяйство, приватизировав всё что имело ценность, а землю, некогда общегосударственную, сдал в аренду таким же прохиндеям, каким стал сам. Все жители деревни были в долгах у бывшего председателя и его семейки, и по существу работали на него бесплатно, лишь бы погасить задолженность перед сельскими "нуворишами", которые ещё недавно заявляли о недалёком, светлом пути простых трудящихся в коммунистический рай. А есть то надо было, кормить семью, в конце концов ещё оставшуюся в хозяйстве скотину. Вот и брали у Григория Петровича, который организовал свой сельский коммерческий банк, кредиты под большие проценты, закладывая свои дома, участки. Домашняя скотина, птица, у многих была почти уже продана или съедена. Многие продав дома, рассчитавшись с сельским банкиром, уезжали в город, в поисках лучшей жизни, но и там, почти все заводы были закрыты и люди шли на рынки, торговать чем ни попадя, другие не выдерживали новых экономических реформ, опускали руки и спивались, отдав своих детей в детдома. За каких-то пять - десять лет, рухнуло всё, что было создано десятилетиями не одним поколением советских людей! К власти пришли либералы, демократы и прочая "шушера", для которых был один девиз - Воруй и приватизируй на благо своей семьи!
   Светлана Анатольевна не любила людей! Для неё примером в жизни всегда был её отец, дослужившийся до чина полковника, заместителя командира дивизии. Однажды, это когда Светлане исполнилось семнадцать лет и она после окончания школы собиралась поступать в медицинский институт, отец пригласил её в кабинет и поговорил с ней "по душам". "Весь мир перевернулся" для Светланы после того разговора с отцом. - Не верь в этой жизни никому! - настаивал строго отец. - Моих родителей, маму и отца, раскулачили только за то, что они имели две коровы и лошадь и не захотели отдавать скотину в общее колхозное хозяйство. Их отправили куда-то в Сибирь и я больше не слышал о них, ничего! Меня отдали в детский интернат и может я бы стал воришкой, если бы меня не спасла тетя Поля, папина сестра. Её муж был военный и они меня забрали из интерната, стали моими опекунами. Я взял их фамилию и дядя устроил меня потом в Украинскую военно - подготовительную школу, которая стала мне плацдармом для начала военной карьеры. Я много повидал людей на своём веку и скажу тебе одно:
   - Люди трусливы и лживы! Надейся только в этой жизни на себя!
   Наступило время для таких как Светлана Анатольевна и её муж. Все что было скрыто под личиной строителей коммунизма: ненависть, алчность, коварство, всё прорвало из внутри тела, как гной из загноившейся раны. Жалости не было ни к кому! Впереди маячила цель - своя вилла в заморских краях!
  А Григорий Петрович, тот даже выделил деньги на ремонт церкви, за что батюшка Ануфрий ещё очень долго вспоминал и хвалил его в своих утренних службах. Потом, уже за границей, бывший председатель колхоза, даже выделит одну комнату из своего заграничного дворца для своей домашней церкви, которая будет увешена сплошь и рядом иконами, которые он скупал еще на Родине, у своих нищих в ту пору сограждан. Очень любят богатые Бога! Как же, они же считают себя избранными божественной силой, для того чтобы жить припеваючи и править! А один правитель даже потом будет размахивать "томосом", который указывает, в каких церквях и на каком правильном языке надо молиться Богу, чтобы быть умнее, счастливее всех других соседей, и даже своих предков, которые оказывается вместе с предками соседей вовсе поклонялись не тому Богу!
   И им, этим богачам и правителям, вовсе невдомёк, что все их фальшивые помыслы, лживые слова, враждебные по отношению к другим нациям, религиям мысли, тотчас уходят в вибрирующее информационное поле Вселенной, которую не обманешь. Ведь Вселенная и есть - Бог!
  
   Но Митрофаныча к этому времени уже не было в живых!
   Три года он всего прожил вместе с Надеждой. Но эти годы он считал самыми лучшими в жизни! Тем более, родной сын даже перестал писать письма ему, может обиделся из-за Нади?
  Умер он ночью, во сне! Не выдержало сердце!
  Может устал от ласк художницы(?), которая словно хотела наверстать упущенное, взять счастье от этой жизни, всё, до капельки. Конечно, же нет! Просто у каждого из нас, свой срок на этой Земле!
  
  На похоронах кузнеца, бывшие грибники, члена союза Синичек, впрочем об этом они никогда до этого дня не вспоминали, собрались во дворе, сзади дома и в саду выпили по стакану долдоновской.
   Степан, вытирая слёзы, сказал тихо:
  - Вы меня извините мужики, но я к гробу не подойду!
  - Чего, трупа боишься? - с горькой усмешкой спросил участковый, капитан Криницын.
  - Нет! Боюсь, увижу на его носу след от шрама и не выдержу, рассмеюсь!
  Все печально улыбнулись, вспоминая впервые вместе, тот злополучный день, но голос Егора всех вернул на землю:
  - Давайте ещё по стакану и пойдём в дом, попрощаемся с кузнецом!
  
   Воробьёв умер вторым, в психиатрической больнице. В начале 90 - х годов, уже после отделении всех бывших республик друг от друга, он кричал на прогулке в коридоре:
  - Ну, я же вам говори, что так и будет! Запомните, дальше будет только хуже! Все бывшие соседи, рассорятся друг с другом! Не сами, им помогут "доброжелательные друзья" из Запада!
  Но затем его "залечили" лекарствами, которые были в большей степени психотропными. Жена, Ольга Петровна, к нему не приходила, только передавала продукты и напитки раз в неделю. Уж больно он был агрессивен, только при упоминании её имени.
   Григорий Петрович, один раз навестил Воробьёва в больнице вместе с Пантелеем, который у него работал младшим бухгалтером в банке ( старшим был, зять Сергей ). Бывший председатель колхоза принёс документы на подпись.
  - Ты это, Алексей! Подпиши бумаги. Твоя Ольга совсем не справляется одна с хозяйством, решила продать мне дом и уехать к старшему сыну в город. Воробьёву было всё безразлично, он не читая поставил подпись и молча уставился в окно. - Вот и хорошо! - обрадовался председатель, не веря, что так всё быстро уладил. - Ну ладно, будь здоров! Мы пойдём, дела! - Бывший библиотекарь даже не посмотрел в их сторону. Вдруг, Григорию Петровичу что-то пришло в голову. - Ты это, Алексей! Говорят ты будущее видишь? Что будет с нами?
   Алексей медленно повернулся и посмотрел бывшему председателю в глаза. У Григория Петровича пошли мурашки по телу от этого взгляда! Воробьёв усмехнулся.
   - Скоро и вас богатых будут ждать сюрпризы! Начнутся санкции и у вас начнут отбирать награбленное у народа! Нигде вам не скрыться от расплаты! Главные банкиры переиграют младших, для этого и была затеяна вся эта игра!
  Григорий Петрович ничего не понял. "Какие санкции, какая игра"? - но внезапно у него мелькнуло: - "Всё, пора отсюда сваливать! Не дай бог, опять революция и народное быдло восстанет против своих хозяев"!
  В последний день своей жизни, Алексей стоял у решетчатого окна и смотрел, как в безлюдном, больничном парке, идёт осенний, наверное, холодный дождь. Он часто думал о своей жизни, о судьбе бывшей своей, тогда ещё большой страны.
  - "Может бывшие, да наверное, и нынешние руководители, тоже пробовали синички? Хотя при чём здесь грибы или далдоновская? Даже те грибы, которые люди считают ядовитыми, могут лечить от разных болезней, просто люди забыли или ещё не знают, как их правильно приготовить! А главная причина во всех бедах в том, что у тех, кто всегда у власти, напрочь отсутствует совесть и сострадание к своему народу! Так было и будет"!
  В голове у Воробьёва вдруг, вспыхнули слова, которые вроде бы как на экране, побежали по стеклу окна, снизу вверх.
  
  
  Когда бы я недвижным трупом
  Лежал, устав от бытия,-
  Людским страстям, простым и грубым,
  Уж неподвластен был бы я.
  Я был бы только горстью глины,
  Я превратился бы в сосуд,
  Который девушки долины
  Порой к источнику несут.
  К людским прислушиваясь тайнам
  И к перекличке вешних птиц,
  Меж ними был бы я случайным
  Соединением частиц.
  Но и тогда, во тьме кромешной,
  С самим собой наедине,
  Я пел бы песню жизни грешной
  И призывал ее во сне.*
  
  - "Откуда эти строчки у меня в голове? Ах, да, батюшка Ануфрий принёс мне почитать томик стихов, который кто-то из прихожан забыл в Церкви". Алексею показалось, что он заплакал.
  - "Наверное, это капли дождя стекая по стеклу, будто бы льются по моей Душе"!
  Он повернулся и медленно пошёл в палату.
  - " Я пел бы песню жизни грешной, И призывал её во сне."
  - "Да жил ли я или это всё наваждение, как те миражи на озере"? - он тихо зашёл в палату и лёг на постель, тут же закрыв глаза. На его щеке блестела слеза. А может это была капля дождя?
  
   Конец.
  
  *стихотворение Николая Заболоцкого "Когда бы я недвижным трупом".
  
  * А нам всё равно. Слова Л. Дербенёв. Музыка А. Зацепин. декабрь 2018г. - апрель 2019 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"