После открытия фестиваля был назначен банкет. Мне удалось занять место за столом напротив моего тёзки, знаменитого Андрея Критова. Я воспользовался этим шансом, чтобы завязать знакомство. И завязал. Крепче Гордиева узла. С помощью развязавшегося языка. За 15 минут я произнес для Критова десятка три тостов, при этом Критов пил знаменитый местный коньяк, а я - вишневый сок, по цвету от коньяка не отличавшийся. Я предполагал, что таким образом сохраню над собой контроль, и меня весьма удивило то, что после тостов мне с трудом удалось встать на ноги. Более того, в голове раздавался какой-то странный шум, и мне хотелось обнять весь мир. По причине необъятности последнего обнял я только какую-то черноволосую красотку, сидевшую рядом. И только после этого, как порядочный мужчина, спросил, как ее зовут. Оказалось - Яна. "И меня, как янычары, покорили Яны чары", - вспомнил я строки одного омского поэта. Прокричал их на весь ресторан. Помню, что Яне это вроде бы понравилось... Больше не помню ничего. Утром, проснувшись в своем гостиничном номере, я нашел у себя в постели листок со стихами, написанными, по-видимому, ночью:
Звездопадаль. Дикий виноград
Жмется к стенам, словно писатель,
Возвращающийся с пирушки.
Придавлен к городу небосклоном.
Как цикада, в летней траве. Фонари
Подмигивают звездам. И хрустальный воздух
Разбит на осколки человеческим
Настает ночь. Ночь признаний,
Ночь воспоминаний о жизни.
Это - время, когда душа раскрывает все
В ней потаенное. Говори. Говори обо всем,
Что ты знал, чувствовал и пережил - и неважно,
Говори - с пустотой. Говори в пустоту.
Ночь размывает очертания предметов
Подобно колесу обозрения,
Поднимает меня над простором прошлого,
И я могу обозревать с высоты лета его противоречивый
Ландшафт: сначала - сухие степи детства, солончаки, пустыня,
Где еще почти нет людей, красок, голосов;
Чуть южнее - буйные леса юности, сады, парки,
Дворцы вельмож, ныне пришедшие в запустение; а еще
Горы, скалистые и высокие, еле заселенные
Чувствами. Такова карта жизни,
С высоты полета памяти увиденная.
Эта панорама воспоминаний и зовется в просторечии
Человеком. Бог создал человека не из глины,
А из воспоминаний. Что мы помним -
Тем и живем. Ибо человек -
Обо всем на свете. О пустяках. Например,
О жизни и смерти. О любви. О злобе,
Еще более безответной, чем любовь.
О прозрачности тьмы. О воспоминаниях,
В которых люди барахтаются,
Как в воде, не умея плавать.
Набегающих на берег настоящего, уносящих
Накопившийся за день мусор и оставляющих
Которой всякая жертва осолится.
Которая обжигает кожу земли.
Которая ночью блестит ярче далеких и неподвижных
Лучше Люмьера прокрутит перед глазами
Старинную пленку, именуемую жизнью.
Вот садовник поливает цветы, а мальчишка
Наступает на шланг; вот поезд,
Приближающийся к вокзалу, распугивает
Зрителей синематографа. Вечные сюжеты,
Вечные черно-белые картины
Первой встречи юности и старости,
Техники и человека, иллюзии
И настоящего. Приезжай снова,
Как сто лет назад, старый поезд
Воспоминания; я больше не испугаюсь тебя.
Жизни человеческие? Только створки
Некоей одушевленной раковины,
И между нами уже не зародится
Жемчужина. Но нас может подобрать
Бродящий по песку ребенок,
Забытый родителями, или заплутавший в мироздании
Счастье не вернется к нам,
Как бумеранг, бьющий по голове каждого,
Кто запускает его в пространство -
За нарушение покоя. Счастье не возвращается,
Ибо оно недостаточно криво, чтобы летать
По кругу. Но и для смерти
Этот маленький космос слишком груб.
Омываемого приливом берега. Ангел
Всматриваясь в даль. Ночь
Медленно перетекает с неба
Где жил поэт. Темная волна
Памяти опьянена неизбывно
Горечью песка, песчинок человеческих,
Пересыпающихся на побережье
Жизни моей. На побережье,
Ночь - единение прошлого и настоящего,
М-да. Стихи, найденные в постели, как правило, интереснее найденных в архиве. Жалко только, что я их нашел, а не Яну. Что ж, такова сексуальная ориентация многих поэтов - любить стихи и спать с книжками. А я - еще и библиотекарь. Что уж тут поделаешь...
КУЛЬТУРА КРЫМА ПРИ ВРАНГЕЛЕ
Период гражданской войны был одним из трагических периодов для отечественной культуры. Произошло крушение культурных устоев общества, что всегда связано с невосполнимыми потерями. Однако действие революционных событий не было одинаковым не только для разных социальных слоев русского общества, но и для разных территорий бывшей империи. Если для культуры столиц -- Петрограда и Москвы годы революции и гражданской войны явились годами упадка, то, скажем, юг страны в этот же период пережил небывалый, хотя и кратковременный, культурный расцвет.
В период правления П.Н. Врангеля Крым оказался единственной территорией в европейской России, где существовала устойчивая антибольшевистская власть. Никогда, ни до, ни после этого Крым не переживал такого наплыва элитарной публики, который случился в 1918-1920 гг., короткий же период врангелевского режима совершенно справедливо может быть назван временем наивысшего культурного расцвета Крыма. Этот вывод может, конечно, войти в противоречие с тем, как это время оценивали люди, пережившие его. В большинстве мемуаров, посвященных ему, написано много о чрезвычайно больших трудностях, с которыми пришлось столкнуться интеллигенции в белом Крыму, и всё же это был момент высочайшей концентрации духовной энергии.
К этому времени Крым был известен как крупнейший российский курорт, место отдыха аристократии, буржуазии и интеллигенции, однако в смысле наличия культурных институций Крым немногим отличался от других провинциальных регионов империи. Революция до неузнаваемости изменила и интенсифицировала культурную жизнь полуострова. Это касается буквально всех сторон этой жизни.
Интеллигенция в широком смысле этого слова, включая представителей среднего и высшего звена бюрократии, играла довольно значительную роль в политической жизни Крыма во время всего периода гражданской войны, что объясняется, прежде всего, высокой концентрацией этого слоя в Крыму, вызванного беженством из центральной России. При этом настроения интеллигенции колебались от поддержки большевиков до резкого неприятия любых форм социализма и даже политического либерализма. Однако политически организованная интеллигенция -- сотрудники городских и земских самоуправлений, работники в сфере кооперации, профсоюзные деятели и т.д. -- придерживалась в основном либерально-социалистических взглядов, которые можно охарактеризовать как находившиеся "правее" социалистов и "левее" кадетов. Общим моментом в мировоззрении этого слоя было весьма критическое отношение к любой власти, которая устанавливалась на Крымском полуострове в период военных действий, как к большевистской, так и к "правой".
Поскольку он в значительной степени определял вообще умонастроения интеллигенции, весьма естественно, что режиму Врангеля предстояли довольно непростые отношения с интеллигенцией, тем более что новый Главнокомандующий прокламировал свою власть как более правую даже по сравнению с деникинской. Первые шаги новой власти были восприняты значительной частью интеллигенции как откровенно реакционные, да по существу и были такими.
Как известно, с самого начала своего правления Врангель принялся жестко наводить порядок в Крыму методами военной диктатуры. "Симферополь почти каждый день бывает свидетелем ужасного зрелища публичных казней", отмечалось в журнале заседания городской думы.
Симферопольский городской голова С.А. Усов встречался лично с Врангелем и от имени управы ходатайствовал о прекращении публичных казней. Главнокомандующий не только не пообещал удовлетворить просьбу симферопольцев, но и сказал: "Я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним, хотя бы этим лицом оказались вы".
Неслучайно, что для многих представителей либерально-социалистической интеллигенции период Врангеля остался временем общественного упадка и реакции: "С приходом Врангеля, -- писал в 1921 г. некто В. Шнеур, -- попали в бесправное положение не только татары и пролетариат, а и вся интеллигенция, занимавшая ответственные должности при советской власти... Все более или менее видные работники в земском и городском самоуправлении и кооперативах были взяты под надзор и подверглись арестам. Преследовалось всё, что имело печать малейшего демократизма... Правительство Врангеля считалось с рабочими как с реальной силой несравненно больше, чем с интеллигенцией, в которой оно ни пользы, ни угрозы для себя не видело".
В Крыму, где проживали представители более 70 этносов, развитию их культур способствовали созданные в этот период национально-культурные общества. В частности, распространение грамотности и знания украинской культуры стало целью созданных обществ "Кримськаосвига" и "Украинская хата". В мае 1920 г. Симферопольский окружной суд зарегистрировал устав культурно-просветительного общества крымчаков, ставившего своей целью изучение древнееврейского языка, организацию концертов, спектаклей, оказание помощи малоимущим при поступлении в высшие учебные заведения. Для "получения образовательных и разумных развлечений" создается культурно-просветительный кружок татарской молодежи. Учреждаются Симферопольское грузинское общество, Бессарабское землячество, Таврический союз немцев-колонистов, Крымское латышское общество. Эллинский культурно-просветительный кружок Керчи заявил о желании организовывать семейные лекции, устраивать танцевальные и литературные вечера, экскурсии. В деятельности врангелевскогоправительства вопросы, связанные с жизнью и настроениями интеллигенции, представляющей разные народы Крыма, играли весьма не последнюю роль, свидетельством чему стали крупные достижения в местной культурной жизни.
......................................................................................................
Интеллигентные обитатели Юга терпели ужасающие лишения, рассказами о которых пестрят любые воспоминания. Вызваны были они прежде всего безработицей, которая стала уделом большинства "лиц интеллигентных профессий". Школьные и университетские преподаватели получали мизерное содержание, однако большинство не имело и этого. Особенно сложно пришлось приезжему контингенту, не имевшему в Крыму собственного жилья. В результате жизнь семейств представителей интеллигенции постоянно балансировала на грани голода.
Однако еще большими, чем материальные, представителей интеллигенции преследовали моральные лишения. Это было связано с резким падением престижа умственного труда и творчества и с существенным снижением статуса этого общественного слоя. Зарплата рядового наборщика типографии часто превышала зарплату редактора.
Необходимость добывать себе хлеб не привычной деятельностью, а тяжелым физическим трудом чрезвычайно неблагоприятно сказывалась на психическом облике многих интеллигентных людей, однако зачастую стимулировала их активность.
В психологии интеллигенции происходила в это время переоценка ценностей. От более или менее массовой поддержки революционных изменений интеллигенция переходит к осуждению революции, однако "позитивные" идеалы в этом смысле обретают все же единицы, большинство остаётся в состоянии разочарованности, неопределенности и душевного хаоса. Говорить о том, что интеллигенция Крыма в большинстве поддерживала "белое движение", не приходится, в лучшем случае эта поддержка была пассивной, большинство же надеялось остаться вне схватки, что было одним из факторов поражения "белого Юга". Об этом, в частности, говорит обилие социалистической и леволиберальной прессы в "белом Крыму", которая всегда находила благодарную аудиторию.
Политика правительства Врангеля по отношению к интеллигенции свидетельствует, что от хаоса во взаимоотношениях общественности и государства власть в 1920 г. переходит к политике широкой общественной консолидации, в результате которой вырисовывается довольно впечатляющая картина культурной деятельности в Крыму при Врангеля, которая свидетельствует об огромном потенциале отечественной культуры.
(А.В. Мальгин, Л.П. Кравцова)
На следующий день с утра начался семинар авангардной поэзии. Жюри выглядело очень внушительно: седовласый Андрей Фрицман величественно возвышался на костылях в центре расколдобленного ремонтом волошинского дворика и озирал окрестности орлиным взором, поэтесса Лиля Хафизова - красивая, в длинной юбке с разрезом, в шляпке с вуалью - сидела на стуле, закинув ногу на ногу, и меланхолично помахивала в воздухе дымящейся длинной сигареткой в руке, облаченной в прозрачную перчатку по локоть, а рядом дремал знаменитый литературовед Павел Альтинский, пьяный вдрабодан. Жюри старалось не привлекать к нему внимания. Впрочем, этот человек оставаться в тени не мог.
Перед обсуждением текстов Альтинский глубокомысленно заявил, растягивая слова и болтая головой в воздухе: "Я счастлив... что вы... все... здесь. А меня... здесь... нет. Я... на небе. И с удвово..воль...ствие мотве-ве-чу на ваши во..вопросы. Ик!"
Тут он дернул рукой, закрыл глаза и заснул.
Фрицман прокомментировал: "Вы видите этого человека? Вообще-то это выдающийся критик. Он большой мыслитель. Вот он какой". Впрочем, это и так было понятно.
Атмосфера благоприятствовала поэзии. Оплевание... то есть - обсуждение стихов проходило быстро, профессионально. Мои стихи разобрали тогда, когда Альтинский окончательно утратил над собой контроль, - разобрали нервно и хорошо. Я даже прямо на обсуждении экспромты выдал:
Итоговый отчета Союза писателей мира за последние 500 лет
Что ему катастрофически не хватает бумаги
Послесловие к мировой литературе
Талант и земельный вопрос
Зачем нам даются таланты,
Если их даже зарыть негде?
Господь поцеловал меня в темечко,
После обсуждения меня попросили оставить стихи для публикации. Я направился к Дому писателя с сотрудницей музея, которая должна была перебросить тексты с моей флешки на свою. Неожиданно вдалеке показалась зловещая темная шатающаяся фигура... Она удалялась куда-то в голубые дали за городом... Забыв обо всем, сотрудница Дома Поэта побежала за ней. При этом у музейщицы зазвонил телефон, и я услышал, как она кричит в трубку: "Лиля? А? У тебя в музее скандал? Там Альтинский пьяный? А у меня Махнов трезвый, это похуже! Он убредет, куда Макар телят не гонял, а мне потом отвечать!"
Оказывается, Махнов - глава прозаического жюри фестиваля - "главенствовал" на конкурсе под присмотром двух нянечек, которые следили, как бы он не оказался на улице один, ибо именитый писатель не умел ориентироваться в пространстве и мог заблудиться, оставшись без контроля. К сожалению, именно это и произошло. Знаменитый писатель сбежал от присмотра и убрел куда-то в горы. Его нашли через несколько часов, но в работе фестиваля он уже не мог принимать участие. Хорошо, что хоть документы все подписал...
Погода благоприятствовала поэзии. Шагая домой по узким улочкам, мимо увитых диким виноградом стен деревянных домишек, я складывал в уме первое с прибытия в Крым рифмованное стихотворение.
Разноцветна листва над аллеей,
Небосвод бесконечно высок.
Солнце в небе, как персик, алеет,
И течет нежный солнечный сок.
Осень царствует в листьев расцветке,
По-осеннему плачут ручьи,
И державное яблоко с ветки
Упадает в ладони мои.
Скоро счастье, уставшее плакать,
Отразится, как в речке, в судьбе,
И мелькнет чье-то белое платье
Меж теней на осенней тропе.
И, небес вековой собеседник,
Я забуду все прежнее зло.
Я пойму: просто Август-наследник
Нам последнее дарит тепло.
Просто солнце на небе устало
И решило в пути отдохнуть.
Просто сердце глядит в небывалый,
Бесконечный, космический путь.
Просто скоро закончится лето,
Просто, видно, земле повезло...
И я выпью небесного света
За последнее в жизни тепло.
................................................................................................................
Вернувшись в отель, я рассказал Даше о произошедшем.
- Да, забавные они, поэты... Андрей, расскажи мне, что они пишут? Прочитай, а? Интересно же, - попросила моя смешная спутница.
Я раскрыл купленный недавно "Арион" на первой попавшейся странице и прочел трехстишие:
- Это что, стихи?
- Это минимализм, Даша.
- Это галиматья! Я лучше пишу, - заявила моя спутница. - Вот послушай:
Никогда не повешаю котика,
Никогда не позволю наркотики,
И еще полчаса она читала стихи примерно в том же духе.
- Отдай их на Волошинскую премию. Если там мужики толковые, меня наградят.
- Ну а вдруг не наградят? Все ведь бывает...
- Увидишь! Отдай.
- Ну, предложи их жюри сама. Увидишь, что скажут.
- Я не могу, я записать их не сумею. Запиши, отнеси в музей, пусть посмотрят.
- Ну не могу я, Даша!...
- А ты смоги!
Долгая беседа кончилась тем, что я за полчаса написал десяток стихотворений за Дашу и предложил отдать их на конкурс от ее имени. Она с радостью согласилась. Чем бы дитя не тешилось, как говорится...
КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ В КРЫМУ В 1917-1920 ГГ.
Годы революционных потрясений на Юге России - месте кровавых военных и идеологических баталий - оказались, как ни парадоксально это звучит, насыщенными в сфере художественной жизни. Классическое изречение "Interarmasilentmusae" ("когда грохочут пушки - музы молчат") явно не относится к происходившему в то время.
Важным фактором, обусловившим этот парадокс, стала послереволюционная миграция из столиц на Юг, в результате которой в регионе сосредоточилось значительное количество художественной интеллигенции.
Революционные события, связанные с ними процессы государственного строительства на Юге, гражданское противостояние - все это существенно отразилось на организационных структурах художественной жизни. При всех режимах происходило формирование государственных органов руководства культурой.
Политики различных противоборствовавших сил, движимые стремлением поставить искусство на службу режиму, интенсивно контактировали с художественной интеллигенцией, привлекая ее как к организаторской деятельности, так и к выполнению идеологического заказа - художественному воплощению постулатов той или иной власти. Заказ политиков и собственные убеждения художников нередко расходились.
В то время ни одна из правивших на Юге политических сил не выработала четкой концепции в области художественной культуры. На определенный опыт, накопленный в столицах и более-менее ясные идеологические установки могли опереться лишь большевики. В результате - художественная пропагандистскаяпродукция большевистского стана превосходила свои аналоги по другую сторону баррикад.
................................................................................................................
Независимо от обстановки на фронте, практически весь период гражданской войны события художественной жизни шли своим чередом. Антрепренеры, импресарио организовывали гастрольные поездки по южнороссийским городам, причем состав гастролеров был значительно более сильным, чем до революции за счет массового включения в данный поток столичных мастеров. Афиши, украшенные именами ААверченко и Н.Тэффи, Н.Плевицкой и А.Вертинского, Л.Собинова и М.Волошина, В.Дорошевича, Н.Евреинова, артистов Художественного театра, стали почти привычным явлением. Театральные постановки, симфонические, камерные, хоровые концерты, вечера поэзии, лекции о литературе и искусстве, художественные выставки (последних на Юге было устроено более восьмидесяти) имели свою достаточно многочисленную зрительскую аудиторию, включавшую в себя и местное население и беженцев, лишившихся привычного уклада жизни и круга общения, пытавшихся заполнить таким образом интеллектуальный и досуговый вакуум.
В литературно-художественной печати 1917-1920 годов воплотился весь спектр проблем, остро стоявших перед художниками и обществом в целом. Волошинский идеал поэта революции ("Быть не частью, а всем: не с одной стороны, а с обеих"), судя по южнороссийским реалиям, в то время был скорее исключением, чем правилом. В большинстве художественных публикаций четко проступала приверженность авторов какой-либо из соперничавших сил и полное неприятие противоположной. Такая позиция не могла не воздействовать определенным образом на общественное сознание, формируя в нем установку на продолжение бескомпромиссной борьбы.
(по исследованиям А.Н.Еремеевой)
Следующее утро я начал с принятия душа. (Море было рядом, но я не додумался сходить на пляж. Как говорится, чем больше у человека голова, тем крупнее в ней тараканы). Выходя из душевой комнаты, я стал свидетелем незабываемого зрелища - Даши, лежащей полуголой в постели и вслух вспоминающей о своих мужчинах: как ей было с ними хорошо и какие они все козлы, что ее бросили. Я ложусь рядом и часа два выслушиваю ее, никак не реагируя, затем говорю: "Да-а...Чувствую, тебе мужа надо. Я тебе его найду. Обещаю". Даша замолкает: по-видимому, она все поняла.
Днем начинается "Турнир поэтов" - состязание в написании экспромтов. К сожалению, по каким-то форс-мажорным обстоятельствам соревнования открываются на час раньше назначенного времени, поэтому я, придя точь-в-точь в указанное в расписании время, успеваю только ко второму туру. Записаться в участники уже нельзя. Поздно.
Сижу в зале, жду, пока за отведенные жюри полчаса конкурсанты пишут экспромты на заданную тему: "Пусть удивляется курортная Европа". Я за полчаса создаю восемь экспромтов. Прочесть их со сцены мне не позволяют. После того, как участники прочитали свои творения, я без разрешения залезаю на сцену и ору в микрофон:
Пусть удивляется курортная Европа,
Нам удивляться нечему уже:
Мы видели, как здесь по крымским тропам
Гуляет Макс Волошин... неглиже!
Пусть удивляется курортная Европа,
Пусть мирно спит торговая Европа,
Пусть злобствует военная Европа,
Но Коктебель мы им не отдадим!
Пусть удивляется курортная Европа,
Как много наш турист способен слопать.
Он из широких достает штанин,
А итальянец достает из узких.
Смотри, Евросоюза гражданин,
Не провоцируй справедливых русских!
На этом стихотворении один из организаторов турнира наконец-то выпихивает меня со сцены, просит у зала прощения и присуждает главный приз автору трехстишия:
Пусть удивляется курортная Европа,
Как вы хотите слышать рифму "...опа",
Но - хренушки!
Ведь я - не матерюсь!
Итак, диплом "Турнира поэтов" мной не получен. Но не из таковских я, чтобы сдаваться! Возвращаясь домой, по дороге покупаю для себя, любимого, с десяток почетных грамот в канцелярском магазине. Всю ночь думаю: в какой номинации себя наградить? Учреждаю целый ряд новых премий:
- премия им. Эраста Фандорина "За литературное воровство в неприлично малых размерах" - вручается Андрею Тузикову за кражу конфетки из кармана Павла Альтинского!
- премия им. матроса-партизана Железняка - вручается Андрею Тузикову за то, что он, прилетев в Крым, пошёл на Одессу и вышел к Херсону!
- премия "Лучший мистификатор" им. Черубины де Габриак - вручается Андрею Тузикову за то, что он выдумал самого себя и всё остальное!
- премия "Золотой Дуранте" - вручается Андрею Тузикову за самую божественную комедию собственной жизни!
- премия им. Чеширского кота - вручается Андрею Тузикову за незримое присутствие в литературе!
- премия им. Аполлона Безобразова - вручается Андрею Тузикову за аполлонову безобразовость!
- психиатрическая премия им. Наполеона - вручается Андрею Тузикову за присуждение самому себе всех вышеперечисленных премий!
Все дипломы по причине временного отсутствия Господа Бога в .Коктебеле подписываю себе сам. Основатель фестиваля Бровин подписывать их отказался. Однако... Я надеялся, что с чувством юмора у него дела обстоят получше.
КРЫМ В 1918-1919 гг.: ИНТЕРВЕНТЫ, МЕСТНЫЕ ВЛАСТИ И НАСЕЛЕНИЕ
В советской историографии события второй половины 1918 - первой половины 1919 г. в Крыму, когда на полуострове находились иностранные войска, традиционно рисовались исключительно мрачными красками и к тому же весьма тенденциозно. Однако материалы Государственного архива в Автономной Республике Крым (ГААРК), источники, ставшие доступными сегодня, позволяют представить объективную картину происходящего в этот период, что нашло отражение в ряде опубликованных в последнее время работ, в том числе и автора этих строк.
18 апреля 1918 г. на полуостров вторглись германские части и Крымская группа войск П. Болбочана (Центральная Рада). Крым был включен в сферу интересов Германии по соглашению с Австро-Венгрией, подписанному 29 марта 1918 г. в Бадене.
29 апреля 1918 г. команды ряда кораблей Черноморского флота подняли украинские флаги. На следующий день, чтобы не достаться врагу, под огнем артиллерии противника часть судов эвакуировалась из Севастополя в Новороссийск. После ряда столкновений с красноармейцами к 1 мая немецкие войска заняли всю территорию полуострова. 3 мая по приказу германского командования украинские флаги на кораблях были заменены немецкими, а украинские силы выведены из Крыма.
Посол Германии в Москве граф В. Мирбах по поводу вторжения цинично заявил: "...Императорское правительство считает себя вынужденным, ввиду нападения флота из Севастополя против Херсона и Николаева, продвинуть туда войска и занять Севастополь. Что же касается до политической государственной организации, то императорское правительство дает полную силу праву на самоопределение, провозглашенному русским правительством, и предполагает, что вопрос относительно Крыма, который до сих пор принадлежал к Таврической губернии, будет предметом русско-украинского договора".
Стремясь оторвать Крым от России и утвердить здесь свое влияние, германцы не ставили и не могли ставить своей целью создание на полуострове подлинно независимого государства. Однако Германия, изнемогая в войне, слабела с каждым днем и потому не могла управлять Крымом сугубо диктаторскими методами. Еще одной задачей германского руководства, чья страна находилась в состоянии глубочайшего экономического кризиса, было максимально возможное изъятие в Крыму имущества и продовольствия.
К середине июня численность германских войск в Крыму достигла 50 тыс. чел.
Объявив население Крыма "туземцами", командующий оккупационными войсками на полуострове генерал от инфантерии Роберт Кош ввел военное положение. "Германское военное судопроизводство по законам германского полевого суда, - говорилось в его приказе от 30 мая 1918 года, - будет применяться к туземным жителям в следующих случаях: 1. Когда туземные жители обвиняются на основании законов Германского государства в преступных деяниях против германского войска и лиц, входящих в состав его. 2. При нарушении и неисполнении туземными жителями распоряжений и приказов, изданных военными начальниками, с предупреждением о привлечении к ответственности и в интересах безопасности как войска, [так] и в интересах успокоения страны".
Грозные приказы неукоснительно выполнялись. Несколько смертных приговоров было приведено в исполнение, подвергались репрессиям большевики.
26 ноября (9 декабря) в Бахчисарае открывается Курултай, начавший работу как учредительное собрание крымских татар и продолживший ее как постоянно действующий орган - национальный съезд, 13(26) декабря избравший Директорию (национальное правительство), провозгласивший Крымскую Демократическую (Народную) Республику и утвердивший ее конституцию "Крымскотатарские Основные Законы". Правда, в условиях разгоревшейся гражданской войны эта республика так и не была реально создана.
В январе 1918 г. крайне левые силы, опираясь на матросов Черноморского флота, распространяют свою власть на всю территорию полуострова, хотя в горных районах она остается эфемерной.
В экстремальных условиях германского наступления на Украину в марте провозглашается Социалистическая Советская Республика Тавриды, де-юре считавшаяся самостоятельной, но де-факто входившая в состав Советской России, выполнявшая декреты и распоряжения ее органов власти.
В период правления большевиков и левых социалистов-революционеров осуществлялся террор против их политических противников, распущены Курултай и Директория, ликвидирована национальная печать. Огульная национализация предприятий, реквизиции, продовольственная диктатура, насильственные мобилизации, затягивание раздела земли среди крестьян вызывали недовольство населения.
С началом вторжения на полуостров германских войск и частей Центральной Рады, с появлением эмиссаров, последних в крымской глубинке, в 20-х числах апреля в горных районах и на побережье вспыхивает крымскотатарское восстание. Повстанцы обрушились не только на большевиков, но и на местное христианское население, особенно греков, с которыми они отождествляли власть советов.
На турецком боевом корабле в Крым возвращается лидер национального движения, председатель Директории Дж. Сейдамет, покинувший Крым в январе 1918 г. В Стамбуле он вел переговоры с Энвер-пашой, желая заручиться его поддержкой в борьбе за власть.
Однако фигура Сейдамета абсолютно не устраивала кадетов, считавших также, что "нельзя было признать ответственность Крымского правительства перед Курултаем, т.е. парламентом национального меньшинства"15.
А.В. Мальгин, анализируя политику кайзеровской Германии в отношении Крыма, акцентирует внимание на таком факторе, как позиция Советской России, считавшей полуостров (по Брестскому миру) своей территорией. "Выход, - пишет он, - германское командование видело в поддержке формирования на полуострове самостоятельного правительства, которое, однако, не имело бы какого-либо международного статуса и не опиралось на официальное признание Германии".
Крайне сложными оставались отношения с Украинской Державой. Гетман П.П. Скоропадский требовал присоединения полуострова к Украине. Против Крыма была развернута таможенная война, что привело к серьезным экономическим проблемам на полуострове, украинские войска заняли часть Арабатской стрелки и Перекоп. У Перекопа дело дошло до перестрелок пограничников обеих сторон.
Для значительной части населения появление на полуострове германских войск означало восстановление относительного спокойствия и порядка. В.А. Оболенский вспоминал: "...под властью железной немецкой руки жизнь, взбудораженная революцией, начинала приходить в норму, население принялось за работу, стало платить налоги. Торговля налаживалась, цены росли умеренно". Но для того же Оболенского " глубоко оскорбительно было для национального чувства видеть на станциях фигуры немецких солдат и офицеров и осознавать, что восстановлением культуры и порядка мы обязаны им, что уйди они завтра, и мы снова погрузимся в бездну дикости и анархии". Он "не мог примириться с мыслью об унизительном для России возрождении на острие победоносного немецкого штыка. Нет, в тысячу раз лучше пережить еще раз весь ужас анархии или большевистской государственности, чем так покорно расписаться в своем национальном бессилии". Н. А. Епанчин подчеркивает: "Полицейский порядок был полный, но нравственно настроение было, конечно, угнетенным: ведь мы оказались, как-никак, "подданными Вильгельма". Он приводит слова одной своей знакомой: "Когда ее спрашивали, как она себя чувствует при немцах, она говорила: "Спится лучше, но чувствуется хуже".
Уже через неделю после занятия Севастополя германскими военными из кооперативных складов были увезены 500 000 банок консервов, четырехмесячные запасы сахара, 900 пудов чая. Из всех мельниц и складов изымались имевшиеся там запасы хлеба.
Забиралось все, что можно было забрать. Только из Севастопольского военного порта вывезено различных запасов на 2 миллиарда 550 миллионов рублей. В Германию переправлялось оборудование Симферопольского аэропланного завода Анатра, Керченского металлургического завода, готовые аэропланы и запасные части к ним, радиостанции, автомобили, телеграфное оборудование. Отправлялось в Германию имущество бывших дворцов императорской фамилии на Южном берегу Крыма. Так, 30 июня 1918 г. вахмистр Водрих, явившийся с группой солдат в имение "Ливадия", приказал вывезти мебель из парадного кабинета Николая II и некоторые вещи, составляющие личную собственность императрицы Александры Федоровны. На протест заведующего дворцом Б.Б. Рудзинского вахмистром было заявлено, что ему поручено забрать обстановку, которую он сочтет подходящей. Среди изъятого оказались диван, кресло, стулья, столы, комод, вазы, персидские ковры, картины, в том числе две кисти И. К. Айвазовского .
Тем временем Турция, Австро-Венгрия и Германия стремительно катились к военному поражению и общественным потрясениям.
26 ноября на рейде Севастополя появилась эскадра Антанты - 22 судна, английских, французских, греческих и итальянских. На борту кораблей находились английская морская пехота, 75-й французский и сенегальский полки, греческий полк.
Эскадру прибыли встречать правительство в полном составе, представители общественности, военные. Союзное командование заставило министров довольно долго ждать приема. Командующий Средиземноморской эскадрой английский адмирал Кольторп заявил, что не знает о признании крымского правительства Великобританией. В.А. Оболенский констатировал: "Невольно напрашивалось сравнение с немцами, которые вступали полгода назад в Крым в полной осведомленности о всех местных делах...".
В Севастополе расположилось морское и сухопутное командование войсками Антанты. На берег первоначально высадился английский десант в 500-600 человек, затем - французский - в 1600. Всего к началу 1919 года здесь сосредоточилось, по всей видимости, до 5,5 тысячи десантников, включая до 3 тысяч французов и 2 тысяч греков.
На первых порах командование иностранными войсками ограничилось полной ликвидацией немецкого оккупационного режима и уводом русских кораблей из Севастополя. 5 декабря эскадренные миноносцы "Дерзкий", "Счастливый", "Беспокойный", "Капитан Сакен", линкор "Воля", прочие суда были угнаны в Мраморное море. Военное имущество, оставшееся в Севастополе после ухода немцев, на сумму свыше 5 миллиардов рублей было также вывезено. Командование эскадрой, после ряда смен, перешло к адмиралу Амету, сухопутными войсками руководили полковники Рюйе, затем - Труссон.
Как были встречены населением в Крыму войска Антанты? Обратимся к свидетельству рядового участника событий: "Наконец-то прибыли в Ялту сегодня первые представители союзников, английский миноносец "Senator" и французский "Dehorter". Как только сменился с поста, сейчас же побежал на мол. Тут... целое море голов. Оба судна обсыпаны публикой, с интересом рассматривающей долгожданных союзников. Сами союзники, английские и французские моряки, тоже в свою очередь облепили перила и с любопытством изучали нас, русских". (...) Вечером "весь город, верней, все главные кафе забиты ялтинской публикой и иностранными матросами и офицерами. Их угощают, как друзей и освободителей, так как уверены теперь, что скоро будет finish большевикам. Повсюду радость и веселье. Радость необыкновенная. (...) Но настроение такое только у так называемой буржуазии и интеллигенции, у рабочих же совсем не то, и идя вечером домой, мне пришлось слышать ропот негодования против притянутых "иностранных наемников"70. Вскоре начал раздаваться ропот жителей Севастополя, вынужденных уплотняться, чтобы обеспечить жильем иностранных военных.
Протест рабочих против явления Крыму войск Антанты не ограничился ворчанием. 15 декабря в Севастополе прошла двухдневная забастовка грузчиков, не желавших работать на интервентов. 17 декабря была открыта стрельба по зданию штаба флота (обстрелы антантовских патрулей стали нередким явлением). 19 декабря - совершено нападение на тюрьму, где стояла иностранная охрана. 23 декабря обстрелу подверглись уже сами корабли.
Отрицательно оценивали прибытие союзников и крымские социал-демократы.
29 марта 1-я Заднепровская (3-я Украинская) советская стрелковая дивизия под командованием П.Е. Дыбенко вышла к Перекопу, который без особых трудностей был взят 4 апреля.
10 апреля члены правительства с семьями прибывают в Севастополь, готовясь к отъезду из Крыма. Однако командующий сухопутными войсками Антанты полковник Труссон поставил министрам ультиматум: или они вернут прихваченную было с собою казну, или никуда не уедут. Пришлось отдать французам ценности, вывезенные из Краевого банка, казначейства в Севастополе и 7 миллионов рублей. 15 апреля министры с семьями на греческом судне "Надежда" отплывают в Пирей.
11 апреля Заднепровская дивизия была уже в Симферополе и Евпатории. 13 апреля, овладев Ялтой и Бахчисараем, она вышла к Севастополю. 15-го Труссон начал переговоры с красными. Французские моряки сражаться отказываются. 20 апреля на французских боевых кораблях "Мирабо", "Жане Барт" и "Франс" подняты красные флаги; состоялась совместная демонстрация матросов и рабочих, обстрелянная лояльными греческими частями. На следующий день Труссон заявил, что силы Антанты покидают Севастополь...
Различные слои населения по-разному относились к иностранным вооруженным силам. Для имущих классов они, прежде всего, были защитниками от большевизма и гарантами спокойствия и порядка, другие видели в них оккупантов, незваных гостей, вторгшихся на родную землю, восстанавливающих старые порядки, третьи надеялись на получение полноты власти из их рук.
Сегодня - последний день фестиваля. Я с утра присутствую на выступлении лауреатов волошинской премии. Победители сидят в музейном дворике, слушают музыку, читают свои стихи. Мне неохота скучать на долгой и утомительной официальной церемонии. Лучше посвятить день прощанию с поэтом, его городом, его Домом...
Получив разрешение руководителей музея, я поднимаюсь на башню Волошина, чтобы взглянуть - хоть раз - с высоты на Коктебель, Карадаг, Черное море, на всю кипящую вокруг бесконечную, блистающую красками жизнь.
Стою один, смотрю на море, вспоминаю стихи Максимилиана.
Небосвод выгнут, подобно увеличительному стеклу. Кажется, сквозь него можно рассмотреть собственную душу, такую же огромную и яркую... Море, действительно черное, зыблется тихо. Волна настигает волну в вечной своей гонке к побережью...
Где-то раздаются звуки музыки. С башни я вижу соседние улицы: музыкант, сидя по-турецки на циновке у стены покосившегося домика, поёт под гитару: