У меня есть один замечательный знакомый. Зовут его Богдан Алексеевич Победный. Мы с ним познакомились лет 5 назад, когда его, как хирурга - комбустиолога, вызвали на консультацию в нашу больницу, чтобы он, как специалист, посмотрел больную в моей палате. Оказалось, что мы с Богданом Алексеевичем живем на одном массиве на окраине города, и даже на одной улице и в одном квартале. И свела нас, наверное, судьба.
У нас в клинике принято, что, если у тебя есть своя палата, которую ты ведешь, то эти больные на самом деле твои, то есть они полностью принадлежат тебе. Что это значит? А это значит, что ты полностью отвечаешь за них, и в рабочее, и в нерабочее время. Если уже 5часов вечера, ты собираешься идти домой, а тут стало плохо кому-то из твоей палаты, то остаешься, хочется тебе того или нет. Ты оказываешь помощь, зовешь консультанта, назначаешь новое лечение. Если этому больному потребуется оперативное лечение, то ты пишешь предоперационный эпикриз, списываешь премедикацию и идешь в операционную. И иногда это бывает до утра. Поэтому в шкафчике каждого хирурга есть зубная щетка, паста, мыло, полотенце, запасной белый халат и хирургический костюм, а также сухой паек, НЗ : кофе, чай,сахар, какие-то пакетики "Геркулеса" со сливками и клубникой или "Мивина" - кому что нравится. Ведь весь следующий день после такого для обычного человека происшествия, а для хирурга - неудавшихся вечера и ночи, рабочий, и до часов четырех - пяти, когда можно будет пойти домой выспаться. Если, конечно, опять ничего не случится. А бывает всякое. И то же самое с выходными днями. Конечно, есть дежурная бригада в субботу и воскресенье. Она, безусловно, сделает все, что требуется больным в палатах - что назначено на выходные лечащим врачом и что может потребовать назначения в связи с изменением состояния больного. Но ведь все особенности пациента и тонкости тактического подхода к лечению продуманы лечащим, палатным, врачом. Они индивидуализированы, иногда несколько отличаются от общепринятых представлений. Конечно, иногда можно в выходной день перезвонить медсестре на пост, узнать все о своих больных, а потом перезвонить в ординаторскую и предупредить дежурную бригаду о том, что не сможешь подъехать, и продиктовать по телефону возможные изменения в листах назначений. Да, так можно иногда сделать, когда это незначительные изменения, и состояние больных стабильное, а ты по какой- то причине не можешь или не настроена ехать. Но злоупотреблять этим нельзя. Не поймут коллеги.
Комбустиолог - врач - хирург, специализирующийся на лечении ожогов.
Итак, у меня в палате довольно пожилая, очень интеллигентная женщина находилась на стационарном лечении по поводу острого тромбофлебита глубоких вен правой нижней конечности. Ей я назначила относительно строгий постельный режим с возвышенным положением ног. То есть, по сути дела вставать ей можно только в туалет, который организован рядом с кроватью: на стул поставлено судно, накрытое клеенкой. Ну вот как раз тогда, когда я, Татьяна Игоревна Василькова, закончила всю рутинную работу - и истории болезней написала, и всех больных перевязала, и листы назначений написала, и даже подготовила на завтра выписку, и начала расстегивать халат, чтоб переодеться и пойти домой, - услышала какое-то движение и шум в коридоре. Это было уже около 6 часов вечера, когда в коридорах хирургического отделения обычно тихо, и шум, скорее всего, говорит о том, что что-то случилось с кем- то из больных. Уже почти все мои коллеги разошлись по домам. Вон только вещи Андрея остались - он задержался с утра в операционной - операция оказалась гораздо сложнее, чем ожидалось
- Татьяна Игоревна! Там больная в Вашей палате, слева под окном, вылила на себя кружку кипятка, орет на весь пост. Подойдите к ней, пожалуйста, - позвала меня зашедшая в палату медсестра Люба, одна из самых опытных и добродушных сестер в отделении.
Да, так оно и оказалось.
Больная Луцал, 68 лет, с острым тромбофлебитом, учитывая свой постельный режим, пыталась подогреть кипятильником бульйон, принесенный дочерью, и вылила себе его на руку и на грудную клетку.
Я вместе с Любой положила ей асептическую повязку, велела пить пока побольше - ожог около 5 % тела, площадью где-то на 5 ладоней. Больная лежачая, поэтому никуда везти ее нельзя. Дочка рядом, в палате. Значит, надо вызывать на себя консультанта - комбустиолога. Естественно, комбустиолог на своей машине к нам в больницу через весь город не поедет. Дочка согласилась привезти врача своими силами - начала вызванивать своего мужа, бабушкиного зятя, чтоб он ехал машиной за дежурным врачом в городской ожоговый центр. Я пока позвонила в отдел госпитализации (это телефонный центр регуляции всех "Скорых", госпитализаций и выездных консультаций), узнала, какое именно ожоговое отделение дежурит и их телефон. Позвонила в комбустиологию и так познакомилась сначала по телефону, а потом и непосредственно с дежурным по городу комбустиологом на выездные консультации Победным Богданом Алексеевичем. Конечно, он не очень обрадовался, что ему придется ехать черт знает куда. Когда же я ему описала место ожога, он совсем сник и начал ворчать, что это все, на полночи работы, еще и в чужой больнице, что это скорее всего операция на 3-4 часа, что это за несчастье на его голову. При этом он по телефону оставался очень добродушным и воспитанным, голос у него достаточно низкий, а, если учесть еще и его фамилию, я представила себе высоченного дядьку лет 40, с усами, в очках и с вьющимися растрепанными волосами. И оказалась права. Чтоб хоть немного утешить его, я пообещала (хоть так не хотелось), что обязательно останусь и, как палатный доктор, помогу ему во всем, и, если потребуется, мы вместе пойдем в операционную. Он вроде поуспокоился, поблагодарил меня. Приятным было то, что он сразу запомнил мое имя-отчество, хотя я себя назвала только в самом начале беседы и как бы вскользь. Но бурчун он редкий, еще и с пессимистическими наклонностями, правда, не без чувства меры и юмора. И какой-то такой, что его бурчание и пессимизм вызывают у окружающих и, в частности, у меня, не то же самое, и не раздражение, а улыбку, какую-то доброжелательность. И потом я убедилась, что, если в ответ ему тоже поныть о своих проблемах, то он, наоборот, попытается увидеть хорошее в данной ситуации и успокоить. Потом начинает опять бурчать, но о чем-то другом. Ты включаешься в разговор с ним, уже доказываешь ему, что все не так уж и плохо, и забываешь о своих неудачах.
Пока мы знакомились с Богданом Алексеевичем, дочка больной сказала, что машина заберет доктора через 25-30 минут.
- Так что, Богдан Алексеевич, собирайтесь и ждите.
- О, ну что тут собираться... Можно подумать, что у меня уйма вещей. У кого из нас вообще уйма вещей? Тем более, на работе. Можно подумать, Вы, Татьяна Игоревна, не знаете, в каких шкафчиках мы переодеваемся и храним свои вещи. Это же смешно и не серьезно. Ну что в них можно оставить? Вон на прошлой неделе из шкафчика одного из наших анестезиологов украла ключи от машины и тут же, пока он был в операционной, и машину угнали. Ну не обидно? И все в один день. А Вы, кстати, надеюсь, хоть спиртом ожог не обработали, а то у нас как-то практически не учат помощи при ожогах.
- Ну что Вы, конечно, нет. Я просто асептическую повязку положила.
- Это еще куда ни шло. А то некоторые, и даже врачи, хоть чуть ли не мочой раны поливают. А после спирта что бывает? Это ведь все раневая поверхность. И на рану спирт? Да от одной этой только боли "крыша" может поехать! А ведь делают. А мы, хирурги-комбустиологи, потом должны расхлебывать все ошибки, сначала самих больных (ну чего они вообще обожглись - ведь чаще всего по неосторожности), а потом тех врачей, которые якобы оказывали первую помощь.
- Да, Богдан Алексеевич, это, конечно, ужасно. За то работа у вас всегда есть, - начала я искать хоть какие-то позитивные моменты в наше оправдание.
- Ну, да, а работа какая! Каждый день перевязки под наркозом. Это у Вас тут прооперировали, зашили и потом только меняете стерильные салфеточки на ране, мажете йодом и трубки промываете, а то и вовсе без трубок все обходится.
- Да, есть такое, Богдан Алексеевич. Ну а в целом Вы свою работу любите?
- О, Танечка Игоревна, Танечка Игоревна, - удрученно забасил мой собеседник, - если бы я ее не любил, разве бы я тут, в этом...оставался.
Понимая, что дальше последуют повествования обо всех тяготах их, комбустиологов, труда и жизни его, Победного Богдана Алексеевича, я решила аккуратно сворачивать разговор. Так, чтоб при этом его не обидеть - нам ведь еще дальше вместе работать. К тому же я понимала, что мне предстоит выслушивать все это еще и во время операции, и после того - на тех проклятых перевязках, о которых он говорил.
- Да, мы с Вами свою работу любим, вместе со всеми ее трудностями. Вот сейчас мне надо до Вашего приезда и до записи осмотра ответственного дежурного хирурга ( хоть я и палатный доктор, но дежурная бригада должна оставить тоже письменное свидетельство того, что она в курсе дела) написать обстоятельный и большой дневник о случившемся в истории (как говорится, пишем не для галочки, а для прокурора), разыскать ответственного, заставить его посмотреть больную и оставить свою запись, оставить место для Вашей записи, написать предоперационный эпикриз, списать премедикацию, дать команду промыть больной желудок перед наркозом, проследить, чтоб ее хорошо подготовили перед подачей в операционную. А Вам тоже уже пора собираться. Ведь скоро уже приедут ее родственники за Вами.
- Да что мне тут собираться? Пальто накину, - был где-то январь-февраль, - инструменты всегда сложены, и вперед.
- Отлично, договорились, я Вас жду, - с облегчением я подвела наш разговор к окончанию, хотя в целом он даже мне поднял настроение. Ведь и правда, я, вместо того, чтобы уйти домой или пойти куда-то после работы, из-за неосторожности какой-то бабушки вынуждена тут сидеть, а не раньше, чем через час, еще и пойти в операционную. И выйти, скорее всего, ночью, после чего спать в кабинете на диванчике. А утром - опять работа. Но вот это бурчание Богдана Алексеевича вызывает не злость или грусть, а какое-то желание объяснить ему, что на самом деле все гораздо лучше. И на каждый его пессимистический аргумент начинаешь искать оптимистический. И так и сама начинаешь понимать, что все в жизни неплохо, а иногда даже хорошо. А все, что не удалось - то к лучшему.
* * *
- Добрый вечер, я консультант-комбустиолог, - за спиной Татьяны Игоревны открылась дверь.
- Да, да, здравствуйте, Вы - Богдан Алексеевич Победный, а я Татьяна Игоревна Василькова, палатный доктор теперь уже нашей общей больной.
- Татьяночка Игоревна, Татьяночка Игоревна, - эту странную привычку таким образом повторять имя она отметила сразу, - я хотел извиниться перед Вами за то, что как бы вынудил Вас остаться. Я не хотел. Вы бы могли сейчас пойти домой, только познакомьте меня с ответственным дежурным и моим ассистентом в операционной. И все. Еще раз извините. Я иногда бываю так неправ, - продолжал басить Богдан Алексеевич.
- Богдан Алексеевич, я, конечно, молодая доктор, но все-таки не ребенок. Согласитесь, что, если бы я не посчитала нужным остаться, я бы нашла возможность уйти. Так что оставьте эти разговоры.
- Но все-таки, если... Мне так неудобно.
- Богдан Алексеевич, сами знаете, что не удобно. Снимайте пальто, вешайте в шкафу на плечики. А не то разозлите меня, и я точно уйду и оставлю Вас тут одного. Устраивайтесь, а я пока доложу Вам больную.
* * *
- Да, Татьяночка, извините, Игоревна, будем ее оперировать. Вы, наверное, можете домой поехать... Правда, уже почти полночь.
- О-ой, Богдан Алексеевич, Вы опять за свое. Я остаюсь. А потом, когда выйдем из операционной, Вы отдохнете в ординаторской, а я - в лаборантской.
- Ну нет, я домой поеду. Я ж без верхней одежды. В хиркостюме, халате и с инструментами. Те же родственники нашей больной, естественно, отвезут меня, чтоб я взял верхнюю одежду, портфель, переоделся, через больницу домой, в район ДВРЗ.
- Да Вы что? Вы с ДВРЗ? - Татьяна обрадовалась этому так, будто, если люди живут на одном массиве, то они просто родственники или очень близкие люди. ДВРЗ - это жилой массив, когда-то построенный преимущественно для рабочих Дарницкого вагоноремонтного завода, где он и находится. Это было лет 30-40 назад. Все уже перемешалось и потеряло свою актуальность. Приехали новые люди, уехали старые, построились новые дома. В ее девятиэтажном доме, наверное, только человек десять продолжают работать на ДВРЗ. Сама Татьяна приехала сюда из старого дома в центре, который подлежал сносу, когда ей было 7 лет - как раз пошла в школу. То есть, она практически выросла на ДВРЗ.
- Я так понимаю, что и Вы тоже? Я прав?
- Ну да.
- Это очень хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня Вы ночевали в больнице. Так что мы с Вами вместе поедем домой. У меня прямо камень с души спал, а то неудобно так было, что я Вас прямо...
- Еще одно слово, и я Вас задушу, - зловеще прошептала Татьяна, а сама подумала: "Какой он смешной. Никогда бы не подумала, что могу так легко переносить таких нудотиков. И не только переносить, но и умиляться. Полное несоответствие внешности и характера."
- Ну ладно, не злитесь, не буду. Я иногда бываю такой...
* * *
Операция длилась около трех часов. Нам еще досталась одна из самых специфических операционных сестер, Наталья Ивановна, жена заведующего одного из наших отделений. Последнее обстоятельство придавало ее поведению элементы мании величия, и к тому же она невероятный человек настроения. Иногда даже не понятно было, кто здесь медсестра, а кто врач. Но все смирились уже с этим - другого выхода не было. И, как назло именно в это время у нее был период плохого настроения. А, если ко всему этому еще прибавить и то, что любая, даже самая добрая и приветливая операционная сестра не любит любого чужого хирурга, который обычно тащит свои непонятные инструменты, плохо знакомые оперблоку. И оперсестра должна их простерилизовать и подавать так, чтобы не опозориться незнанием хирургии. Первый и, может быть, последний раз случайно приехавшему узкому специалисту надо помочь "помыться", одеться в стерильный халат. В общем, одна морока. Да и еще сам факт незапланированной, никому не нужной в оперблоке операции, на ночь глядя.
"Да, бедный Богдан Алексеевич, сейчас он узнает, почем фунт лиха", - посочувствовала про себя Василькова.
Но наш невозмутимый, три часа подряд бурчавший Богдан Алексеевич, сам того не замечая - так сильно был занят работой и бурчанием, что по сторонам и не смотрел, - чудом растопил лед в сердце нашей Натальи Ивановны. Уже через полчаса операции я заметила, что у нее на лице разгладилась гневная складка между бровями. Еще через двадцать минут она уже сама начала заглядывать в операционную рану, то есть ей стало интересно, что же там такое он делает:
- Господи, что ж это у Вас все плохо и все не получается. Вроде как все нормально. Ну, я-то и не особо разбираюсь в Ваших тонкостях, но вроде все неплохо.
Одеться - после обработки рук с помощью операционной медсестры надеть стерильный халат, маску, шапочку, а потом и перчатки.
Помыться - определенным образом вымыть, вытереть и обработать специальным химическим раствором руки до локтей. Контролирует это операционная сестра. В каждой больнице эти растворы и особенности обработки рук отличаются.
Он поднял голову от операционной раны и посмотрел на меня. Я сразу все поняла:
- Это Наталья Ивановна, наша с Вами операционная сестра. Поверьте мне, одна из самых опытных,- этим подхалимажем я рассчитывала хоть как-то смягчить участь бедного Богдана Алексеевича, хотя на 90% это была правда.
Но Богдан Алексеевич отлично справился сам, всего-навсего произнеся следующую фразу, точнее, речь, после которой последующие 2 часа операции Наталья Ивановна, сменив гнев на милость, развеселилась и просто блестяще помогала нам всем, чем могла:
- Ой, Наташечка Ивановна, Наташечка Ивановна! Ну что тут неплохо! Все плохо. Впрочем, как всегда и у всех. И где же тут нормально? В нашей жизни, Наташечка Ивановна, ну разве бывает хоть что-нибудь нормально?
- Простите, Богдан Алексеевич, а разве совсем уж не бывает в жизни нормально? - широко раскрыв глазки, мило поддела его наша грозная сестра.
И пошло-поехало.
Под его бурчание и посмеивание оперсестры эти 2 часа пролетели быстро. Операцию, на мой взгляд, мы сделали классно. По крайней мере, я, не особо разбираясь в комбустиологии, понимала, что некротизировавшиеся участки тканей мы убрали, а тканевой дефект закрыли искусственным трансплантантом.
Некротизировавшиеся ткани - мертвые, которые подлежат удалению из раны, так как могут стать источником нагноения
Искусственный трансплантант - материал, чаще всего в виде сеточки, которым закрываются большие раневые поверхности.
...Больную после операции отправили в палату. Богдан Алексеевич подождал минут 10-15, пока я собралась. Ему-то не во что было переодеться, он только свои инструменты из операционной забрал. Было где-то 3 часа ночи. В ординаторской мы обменялись всеми номерами телефонов - домашними, мобильными, рабочими - что вызвало повышенный интерес к нам со стороны моих сотрудников, тоже расположившихся тут же. Они потом долго доставали меня, пытаясь выяснить, встречаюсь я или нет с тем высоким усатым красавцев, которому дала свой домашний телефон, и только ли по вопросам лечения больной.
А координатами мы обменялись потому, что теперь это наша общая больная, и мы вдвоем будем ее выхаживать. А это была пятница, точнее, ночь с пятницы на субботу. Что это значит для обычного человека? Что впереди выходные. А для хирурга? Что в субботу и, может быть, и в воскресенье, хочу я того или нет, мне придется поехать к больной. Единственное отличие в данном случае, что не я, а мы.
В ординаторскую заглянула Люба, чтоб получить новый лист назначений для больной.
- Любушка, я сейчас листик напишу. А ты, пока мы с доктором оформим протокол операции, будь добра, позови дочку этой больной сюда. Мы уже будем уезжать.
- Хорошо, Татьяна Игоревна. А как операция прошла?
- Я считаю, что все удачно.
Слава Богу, Богдан Алексеевич промолчал. Видимо, устал бухтеть и решил передохнуть. Мы написали протокол операции. В двери ординаторской опять постучали. Так как после этого дверь не открылась, стало понятно, что это не свои коллеги, а, очевидно, дочка Луцал. Богдан Алексеевич встал:
- Татьяна Игоревна, пока вы напишете лист назначений и переоденетесь, я поговорю с дочерью больной и про лекарства, которые понадобятся на выходные, и про нашу дорогу домой. Вы не беспокойтесь, мы поговорим в коридоре.
Он вернулся через пять минут:
- Татьяночка Игоревна, Татьяночка Игоревна, я многое в жизни видел, но такое... Вы себе такое представляете? Дочка Луцал просто прикинулась ничего не понимающей. Она была очень удивлена тем, что меня надо отвезти хотя бы ко мне в больницу, сказала, что ее муж устал. Утомился, понимаете ли. И они решили нас не ждать. Говорит: " Что, разве я не могу добраться сам?" В халате? Ночью? И без денег? Ну, даже, если я останусь тут у Вас в ординаторской до утра, у меня, что, появятся штаны, пальто и деньги? Это вообще нормальные люди?
- Я поражена, - я действительно была очень удивлена. Они же обещали отвезти Победного в больницу. Стыдно невероятно. - Но, Вы знаете, безвыходных ситуаций не бывает. Я сегодня, точнее, вчера, сделала УЗИ трем "левым" больным, так что имею право потратить случайно заработанные деньги как угодно. Шестьдесят гривень нам будет даже много.
Богдан Алексеевич в очередной раз меня удивил. Я была уверена, что сейчас начну его уговаривать согласиться и так далее. Но нет.
- Да здравствует УЗИ! Это очень кстати. Безусловно, я Вам завтра верну деньги. И еще я Вам обещаю, что на все перевязки к этой больной я Вас буду сам возить на своей машине, - обрадовался он, и тут же огорчился, - правда, машина - это отдельная история.
* * *
... Всю дорогу до дома я слушала от него:
" О-о, это все, что мы делали, бесполезно. Три часа времени насмарку. Оно все равно отторгнется, а омертвение пойдет дальше и вглубь, и по плоскости. Так что все это, что мы делали, бесполезно. Только зря время и мое, и Ваше потратили. И еще такие неблагодарные пациенты. Зятек, видите ли, устал. А мы не устали? То, что мы устали, и вообще уже давно должны были бы спать, это никого не волнует. И Вы бы нормально ночевали дома, а то тут ездите ночью по городу..."
Мы сначала заехали в его больницу, чтоб забрать одежду и оставить инструменты, а потом через мой дом он поехал к себе. Это приключение обошлось нам в 40 гривень.
* * *
Утром, около 10 часов Богдан Алексеевич перезвонил мне домой, естественно, разбудив меня. Мы договорились, что к одиннадцати он подъедет к моему дому.
- Вы могли бы стать прямо около третьего подъезда. Там достаточно места, - спросонья я еще не очень соображала.
- Вы, похоже, забыли, что я этой ночью тоже был в машине около Вашего подъезда, - так бодренько ответил мне Победный.
- Что-то Вы такой активный. Выспались, что ли, - съязвила я .
- Конечно, выспался, как и Вы. Только Вы уж извините меня, Татьяна Игоревна, у меня ну такая машина, что уж и стыдно Вас везти на ней. Что тут поделаешь, ну не могу купить себе машину! У меня ребенок. Жена не работает - с ребенком сидит. Вот и езжу всю жизнь на отцовской "Волге" - досталась после его смерти. Вы уж извините меня за машину. Ну что ж тут поделаешь? Такая жизнь.
- Извиняю. Я готова ехать. Или душить Вас за вредность. Я готова ехать на чем угодно, лишь бы не пешком и не на общественном транспорте. Я вон и сама иногда, когда сильно устану, готова купить а хоть бы и "горбатый" "Запорожец" - только чтоб не идти пешком.
- О, это Вы, Татьяночка Игоревна, просто так говорите, чтоб меня успокоить. Я понимаю. Я все понимаю.
Я подумала, что его надо как-то приободрить, сказать что-то хорошее. Мы уже ехали около моста Патона.
- За то, всю жизнь просидев за рулем "Волги", Вам с таким водительским опытом, будет очень легко водить импортную машину. Ведь не зря говорят, что надо учиться вождению на отечественном автомобиле, тогда любой сможешь водить.
- Так-то оно так, но вон видите, как впереди нас вышивает серебристый, с тонированными стеклами "Седан". Что-то не заметно, чтоб он вообще учился водить машину. А ведь в "Седане". И у меня это все беспросветно. А как надоели эти пробки на дорогах! И главное, езжу месяц, два, три одной и той же дорогой - и ни одной пробки. Как только опаздываю куда-то, я уже знаю точно, что где-то обязательно будет пробка. - За то, сегодня выходной день и нет никаких пробок на дорогах, - я опять взялась за свое.
- Угу, вот сейчас у нашей с Вами бабушки все отторгнется, и мы начнем по новой. Вот это будет как всегда.
У бабушки все оказалось в порядке. Она очень даже неплохо себя чувствовала, улыбалась, спокойно выдержала перевязку. Несмотря на это, Тарас Алексеевич, естественно, сказал родственникам, на что именно надо обратить внимание, чтоб не пропустить признаков ухудшения состояния. Медсестрам на посту он объяснил то же самое, а в листе назначений на всякий случай детально расписал всю схему лечения осложнений, если вдруг это понадобится. Я уже молчала. А медсестры, уважая приехавшего из другой клиники специалиста, почтительно все выслушали и кивали головами, прекрасно понимая, что это не понадобится больной, которая лежит в палате с отличным настроением и аппетитом. И не понадобилось. Конечно, ни я, ни Победный ничего не сказали бабулечке про свинский поступок ее родственничков. Не хотели ее расстраивать.
В воскресенье я отзвонилась в клинику и Тарасу Алексеевичу, что все в порядке. В понедельник и вторник было ясно на 100%, что к концу недели пациентку уже можно будет выписать для дальнейшего лечения в условиях поликлиники по месту жительства. Тем более, что за это время то заболевание, с которым она сначала поступила в стационар, уже хорошо поддалось лечению и перешло в стадию ремиссии. Так и было сделано. В целом, все остались всем довольны - и больная, и родственники, и я.
Ремиссия - состояние значительного улучшения, практически выздоровления; термин относится к хроническим заболеваниям.
* * *
Через пару месяцев в "горячее" дежурство нашей больницы вызвали хирурга-консультанта из моего отделения в комбустиологию. Получилось так, что пришлось поехать мне: ответственный дежурный ведь ехать не может - он отвечает за все, а подответственный, дежурный хирург и интерн втроем в операционной, оставшийся интерн еще не имеет права консультировать вне отделения.
И я как раз попала на дежурство Победного. Попасть на мое дежурство непросто, потому что хирургов достаточно много как по городу, так и в самой больнице. А вот комбустиологов - человек 5-6 всего. В общем, у их пациента, пожилого дедулечки с уже выполненной 2 недели назад пластикой трофических язв голени, уже готовившегося к выписке, возникли боли в правом подреберье и желтушность кожи. Это, как стало ясно, острый холецистит, и для дальнейшего обследования и лечения, возможно, и оперативного, мы перевели пациента в мою больницу.
Победный так обрадовался моему приезду, все бухтел:
- Татьяночка Игоревна, Татьяночка Игоревна ...
- Да, Вы все такой же добрый усатый бурчун!
- Люди так быстро не меняются. И, вообще, люди не меняются. Ну, разве что усы могу сбрить. И то не смог бы, рука не поднялась.
После этого мы как-то чаще стали встречаться случайно или у нас на массиве, или по дороге домой. Как-то получалось, что он был без машины и ехал, как и я, маршруткой или метро. Один раз мы даже посидели в кафе за пивом, поговорили. У него все, как всегда, по-старому: ребенок растет, жена все так же дома сидит. Работы все так же много, как и раньше. И денег, как и раньше, все так же мало.
- Я не знаю, Богдан Алексеевич, может, Вам стоит отправить жену работать. И денег чуть больше будет, и ребенок самостоятельнее станет, может, и в детский сад пойдет, что тоже полезно, да и в целом. Мне кажется, у Вас с женой больше общих тем будет. Поверьте мне, иногда испытываешь просто кайф от того, что, придя с дежурства, в квартире никого нет. Ты одна, ты устала, никто не пристает с вопросами и не требует к себе внимания. Ты делаешь все, что угодно, и никто не критикует, не помогает и не мешает, - мне несколько раз на досуге вспоминался Победный и я ради интереса попробовала поискать выхода из данной ситуации.
- О-о, Татьяночка Игоревна, Татьяночка Игоревна ... Я уже думал об этом, но не знаю, как ей сказать так, чтобы не обидеть. Да, я действительно очень устал. Я и вообще такой вот, а сейчас и совсем ничего не радует. Ну разве только, когда тяжелый больной резко пойдет на поправку. Честно говоря, и даже ребенок не радует - кричит, бегает, все разбрасывает, жена злится, требует немедленной помощи. А я устал.
- Я думаю, что Вы все-таки должны найти способ сказать все жене.
- А как Вы? Вы ведь молодая и красивая. Тяжело работать в мужском коллективе?
- Да, тяжело. Я Вас не стану обманывать. Мужчины, а тем более мужчины-хирурги, очень жестокие и злые, почти все очень жадные - ради малейшего возможного заработка готовы друг другу и мне глотки перегрызть. А то, что молодая, не знаю, недостаток или преимущество. За то здесь, на работе, впервые в жизни ударила по лицу человека - врача, который мне просто не давал прохода и распускал руки. А сейчас другая проблема - наш заведующий отделением. Хочет ради меня свою жену бросить. Он просто не понимает, как бы я ни объясняла, что мне ни он не надо, ни его деньги и связи. Я ведь прекрасно знаю, что мужчины - ужасные сплетники. Только мужчины этого не знают. Мне уже они все доложили про его прошлое во всех подробностях. Сволочь редкая. Он женился на своей жене, разведясь с первой через полгода после свадьбы, потому что она имела очень влиятельных родителей, связи и деньги. А первая жена этого не имела. К тому же, его вторая жена бесплодная, что вроде бы было заранее всем известно, поэтому ее родители были готовы все отдать будущему зятю. Мне такой мужчина не нужен. Пока он этого не понимает, но, думаю, все будет нормально. Так что, на войне, как на войне. Думаю, что говорить этого и не следует, но, надеюсь, что это останется между нами.
* * *
- Ой, Богдан Алексеевич! Здравствуйте! Что-то я Вас уже около трех месяцев не встречала. Я еду на работу в больницу, а Вы, как я понимаю, едете в противоположную от Вашей больницы сторону. И не на машине. Что случилось? Или Вы поменяли работу и продали машину?
- О-о, Татьяночка Игоревна, Татьяночка Игоревна ... Я еду на вокзал встречать племянника из Тернополя. Я еще сегодня дежурю, поэтому отпросился у заведующего и договорился с коллегой, чтоб меня прикрыли. Я опоздаю на 2 часа.
- Здорово, у всех дежурство 24 часа, а у Вас - эксклюзив, 22.
- Да, а за это время Хонюков, - он как раз и прикрывает Победного, тоже комбустиолог, - наверное, примет хорошего больного.
- Богдан Алексеевич, а Вы представьте себе, что он как раз примет грязного старого чесоточного бомжа, со вшами и нагноившимися ожоговыми ранами. И будет возиться с ним целые сутки. А Вы примете, наоборот, хорошего больного. Такое ведь тоже может быть? Да?
- Может, не может, - вроде задумался Богдан Алексеевич, - может, только, если он примет того бомжа, то торжественно сообщит мне, что это мой пациент, потому что он просто меня прикрывал. Так что, не может. Вы знаете, Татьяна Игоревна, не люблю у заведующего отпрашиваться. Он хороший мужик, он не люблю и все, а надо. Ну, ладно. Племянник первый раз в Киеве, его на курсы повышения квалификации направили.
- А он кто по специальности?
- Офтальмолог.
- И доволен?
- Да уж, наверное.
Богдан Алексеевич замолчал, вроде о чем- то напряженно думая, потом вздохнул, и, глядя в глаза Татьяны Игоревны, начал тихо говорить:
- Я устал. Я так устал. От всего. То жены, которая сидит дома, от транспорта, от постоянных, никогда не заканчивающихся проблем. Хочу покоя. Я никому этого не говорю, потому что будут делать выводы: и жена, и друзья, и коллеги. А мы с Вами друг от друга не зависим и друг друга не оцениваем.
- Ваша правда. Но Вы постарайтесь смотреть на жизнь по-другому. Не все ведь так плохо. Вот Вы хоть раз были на нашем железнодорожном вокзале после ремонта?
- Нет, не был, - сам удивился Победный.
- А он сейчас очень красивый: фонтанчики, стеклянный потолки, эскалаторы. Просто Европа. Вам понравится. У кого есть возможность полюбоваться архитектурными красотами, к тому же в рабочее время?
- Это, может, и хорошая возможность, только племянник будет меня ждать прямо у входа в метро Вокзальная, так что я не буду на вокзале, - расстроился Богдан Алексеевич.
"Тьфу, опять не попала. Это даже смешно" - подумала я.
- Тогда будете знать, что в следующий раз надо договариваться на платформе вокзала. Кстати, Вы еще можете посмотреть вокзал, когда будете провожать племянника после курсов, - меня уже совсем развеселило все.
- Да, поездки, поездки. Вон видите, какие пробки на дороге. И это постоянно. Особенно, когда опаздываешь, - мы ехали по наземной части метрополитена вдоль дороги на мост Метро. По этой же дороге и Богдан Алексеевич каждый день ездит на работу.
- Вижу, но мне все равно. Я езжу метро, и никаких проблем. Может, и Вы попробуете? - попыталась я пошутить.
- О-о, Татьяночка Игоревна, Татьяночка Игоревна, Вы видите, какая пробка, - он даже не услышал меня, - я всегда в нее попадаю, когда опаздываю. Вон посмотрите-посмотрите, как далеко она тянется.
Он замолчал. В это время поезд заехал в туннель и дальше уже ехал под землей. Проехав еще одну станцию, наш поезд между Крещатиком и Театральной остановился в туннеле.
- Ну вот, даже тут пробки, - удрученно пробасил Богдан Алексеевич. Я сдержать смех уже не могла. Поезда метро иногда останавливаются между этими станциями - очевидно, для коррекции расписания их движения между собой. Но то, как Богдан Алексеевич воспринял это, было настолько смешно, что я не смогла сдержаться. По-моему, даже он улыбнулся:
- Татьяна Игоревна, - попросил он, когда я отсмеялась, - можно я Вам позвоню завтра, А Вы опять посмеетесь. Мне очень приятно, что вы воспринимаете меня таким, таким, какой я есть. Можно?
- Можно.
Завтра он не позвонил, и послезавтра тоже. Видно, все было совсем плохо.