Дон Хуан из Кеведо, а в просторечии переводчик Додик Кацнельсон - фигура сугубо эзотерическая. Глаза горят из-под соломенной широкополой шляпы, узкое бледное лицо и полные губы - над старым одеялом с дыркой посередине (Додик называет его эдак в нос "пончо" с ударением на последнем слоге), птичье тело, джинсы и босые по погоде ноги.
Собственно, это все о телесной сущности Дон Хуана из Кеведо, который умеет писать стихи на четырех языках и изображать попугаев пяти видов, чем сильно пугает серую кошку Мусеньку. Еще Додик разглагольствует о Кастанеде, утверждая, что читал все двенадцать томов по-испански в оригинале. Насчет испанского я верю, насчет двенадцати томов не очень.
А еще Додик не умеет пить. Ему хватает банки пива, после чего он укладывается грудью на стол, называет себя Сан-Хуан-де-ля-не-помню-кем и, завывая, читает чьи-то стихи по-немецки. Через примерно два стихотворения Славик мрачно заявляет, что он "готов перейти к водке", чему Додик всякий раз очень удивляется, он покачивает головой и произносит:"феномен... ну чисто феномен...". В такие минуты Додику нравится, чтобы Люся, девочка с голубыми волосами, гладила его по всклокоченной шевелюре и называла его "Хуанито". Обычно в самый ответственный момент поглаживаний звонит Люськин сотовый телефон и вся округа добрых пять минут с упоением слушает громогласные возмущения Люськиного мужа, Игнатия Порфирьевича. Кстати, если кто не знает, свекра Люськиного зовут не много ни мало как Порфирий Петрович Гуляйнекобыльский-Третий. У Игнасика, кстати, имя и фамилия другая.
Так вот, Додик был одно время безнадежно влюблен в Люську, признавался ей в любви, таскал ей конфеты "Мишка на севере" и покупал цветы у бабы Кати на углу у универсама; так вот, Люська посмеивалась и говорила, что вот бросила бы она Игнасика и ушла к Додику, но вот беда: Додик не умеет играть в преферанс и не курит трубку. И вообще Додик не моряк дальнего плавания, кстати, Игнасик тоже.
- Додик!!
Ой вэй... как я мог забыть! Это мама Додика, я вам скажу, что если вы не видели маму Додика Эсфирь Михайловну - можно сказать, вы всех чудес света не видели. Мама Додика играет на театре. Она комическая актриса на сцене и соверщшенно невозможная женщина в нашей компании. Впрочем, мы ее и не зовем.
...
- Ох дети... что вы пьете? Пиво? Додик, налей маме, у мамы был трудный день...
2.
В свои семьдесят шесть Лева оставался фантастическим парикмахером. Он для всех оставался Левой и был очень доволен; в очередь к нему записывались за две недели. Поговаривали, что ушлый Фима Шухельшлит и на этих очередях ухитрялся сделать свой "маленький бизнес", но что может сделать, вы мне скажите, этот Фима с его "пиаром" против Левы и его ножниц!
Иногда Лева рассказывал занимательные истории. Он усаживался на подоконник, тщательно протирал полой халата принесенную бутылочку с домашним, затем протирал очки и, непонятно зачем, стекло от больших карманных часов. Затем осматривал поверх тонких очков аудиторию.
- Боже ж мой, - так всегда начинал Лева. - Боже ж мой... молодой человек, и что вы думаете? Вы думаете, что старый Лева будет развлекать вас полезными историями. Ой, скажите мне... - Он замолчал минуты на две. - Нет, но каков поц! А она совершенно сумасшедшая женщина...
Оказывается, дедушка Левы когда-то пел в опере и "имел такие аншлаги"! Потом дедушке все надоело и тайком от бабушки он уехал искать Серафима Саровского. По дороге он "поиздержался", познакомившись с какой-то Анной Михайловной Нецелуй-Кожемякиной, которая пристрастила его к игре по маленькой. В какой-то момент дедушка поставил на кон свои часы (Лева выразительно вынул и показал часы: таки это те самые!), отыгрался и немедленно отправился дальше.
В монастырь его не пустили, но вы ж не знаете этого дедушку! Через раввина он познакомился с настоятелем, употребил "немножко по дипломатической" кагора и отбыл далее и таки встретился со старцем. И кто мог ожидать от старца знания тех мест, куда он по неосторожности послал дедушку на вторую минуту знакомства! Дело в том, что дедушка пел ему арию Демона и получил такую критику, боже ж ты мой!
Вернувшись домой и выслушав все что о нем думали домашние, родственники, знакомые и родственники знакомых, дедушка пошел к ребе. Он изобразил для ребе все в лицах. Он пел, скакал и плакал, и вы думаете что? Ребе таки оказался еще большим знатоком географии, чем Серафим Саровский!
Лева отхлебнул из заветной бутылочки:
- Да. Молодой человек, вы скажите мне... я деда не спрашивал, а он мне не говорил... кто такой этот Фима Саровский? Географ?
3.
- Иосик, вы в этом понимаете что? - Софья Михайловна держала штепсель перегоревшего чайника наперевес. - Или вы будете говорить мне один раз, а потом сделаете, или я вам два раза, но без гонорара!
- Ой, Сонечка, - Иосик Мендельшухер был сама любезность. - У вас нет подхода к нежной душе электрика пятого разряда! Конечно, я вам сделаю все удовольствие, но! - он поднял палец, - но я вам предупреждаю семьсот пятый раз: ваш чайник старше меня, и даже старше моего покойного папы, дай Бог ему ему здоровья! Здесь нужен не я: здесь нужен врач, геронтолог такой уровня...
- Иосик!.. (мрачная пауза). Иосик, я вам говорила пятьдесят, сейчас я говорю сорок!
Иосик нерешительно двумя пальцами взял штепсель и начал его осматривать. Потом со словами “держите его крепко, вылетит, не поймаем” отдал его Софье Михайловне и извлек из жилетного кармана огромный носовой платок; развернул, там оказалась малюсенькая отвертка.
Софья Михайловна (подозрительно): Иосик... Может быть, я дам вам свою отвэртку?
Иосик зажимает отвертку в зубах, тщательно складывает платок и засовывает его обратно в жилетный карман.
Софья Михайловна (подозрительно): Иосик, вы главное не проглотите до того, как сделаете это.
Иосик молча берет у нее из рук штепсель, вскрывает, ковыряется, завинчивает обратно, отдает ей.
Иосик (очень мрачно): Вы сказали сорок?
Софья Михайловна: Сорок.
Иосик (очень мрачно): Я хочу их видеть наощупь.
Вместо ответа Софья Михайловна втыкает штепсель в розетку. Сверкнуло, громыхнуло, пошел дым и погас свет.
Софья Михайловна (загробным голосом): Иосик!
Иосик (чрезвычайно мрачно): Сонечка, я так понимаю, вы никогда не дадите благословения вашей Мусечке выйти за меня замуж.
Софья Михайловна: Двадцать.
... Иосик стряхнул пепел с брюк, поднялся и эффектным жестом пальцев выбросил окурок в дальнюю пепельницу. Не попал.
- Так вот, джентельмены, вы спрашивали: что такое кошмар царя Соломона? И таки я вам утверждаю с полной знанием дела: если бы царь Соломон встретил эту Сонечку, весь цивилизованный мир, дай Бог ему здоровья, никогда бы не имел “Песню песней”! Это говорю вам я, электрик шестого разряда!
4.
Когда Гарик познакомился с Ольгой Иосифовной, та представляла собой явление. Вообразите себе коньячную бутылку, перевернутую горлышком вниз, из которой стекают две тоненькие ножки, добавьте две тоненькие ручки и пронзительный голос. Вообразили, да? Так это портрэт. Для лучшего понимания этой мизансцены добавим: Гарик Шлихман - художник традиционный, рисовал местечки, сирень и бабушку Сару в яблоках, - но сейчас его потрясение было настолько велико, что он решил переключиться на авангард.
- Оленька, вы видели "черный квадрат"? - вопрошал Гарик, угощая Ольгу Иосифовну мороженым под синим в полосочку тентом.
- Ой, - кокетничала Ольга Иосифовна, поддергивая брючки клеш. - Ой, неужели ж квадрат?
- Да, - гордо отвечал Гарик. - Квадрат, и, вообразите себе, так совершенно черный!
- Ой, - смущалась Ольга Иосифовна, - какой вы, Гарик, умный!
Гарик в ответ краснел и покупал еще.
В общем, кончилась эта идиллия бурной сценой через два месяца. Ребе объявил, что видеть эту пару "терроризирует его эстетический организм", бабушка Сара дважды пыталась через родственников в Питере отвлечь Гарика настоящим искусством, Сёма Кац ударил Гарика кларнетом на вечеринке ("и так распальцовка была - изумительная!" - комментировал Сёма неделю спустя)... Ольга Иосифовна все смущалась и краснела, краснела и смущалась и говорила "ой".
И тут появился Боря из милиции, и всем стало нехорошо. Во-первых, Боря рассказал, что Ольга Иосифовна уже дважды замужем, за греком с Кипра и нашим человеком, который из Канады к ней возвращаться категорически против. Во-вторых - что самое важное, портрет Ольги Иосифовны, который тайно переслала родственникам в Питер бабушка Сара, искусствоведами из милиции признан украденной из отеля "Риц" в Базеле еще в 1952 году картиной Поля Гогена.
Фамилия Кацнельсон произошла только от адмирала Нельсона, а "кац" - это прилагательное, примерно как "шма" или "отче наш" с утра. Осип Кацнельсон так и поступал: проснувшись, читал "шма", затем пил кофе, читал, одеваясь, "отче наш" и убегал на работу.
На работе Осип сочинял стихи. Извиняюсь, вы, видимо, неправильно подумали. Он работал менеджером и сочинял стихи. Ося работал менеджером по рекламе в фирме "Иосиф Мендельсон и его братья" и сочинял стихи. Стихи были о погоде, природе и славной девушке Маше за соседним компьютером. В стихах Осип называл Машу Минервой и обращался к ней "о ты...".
Кстати, за бизнес: в последнее время читать "шма" и "отче наш" в рабочее время приходилось все чаще: Иосиф Мендельсон поручил Осипу найти дизайнера, чтобы тот сделал вебсайт фирме Иосифа и его братьев.
- Ося, запомни, я не имею ему платить больше, чем он нарисует, но тебе с этого будет десять процентов. Далее, слушай ушами: что ему рисовать, буду сказать я. Если я не буду, то Давид Абрамович, если Давид не будет, то... записал? Что ты бормочешь?
Прервавшись на "и не введи мя во искушение", Ося кивнул, не сводя взгляда с затылка Маши.
- Так... - продолжал Иосиф. - Шлёме Огородову не говори ничего, он делает этикетки не только мне, но и Циле, ты ее не знаешь, интернет тут не при чем... записал?
Ося мрачно кивнул.
- Все. Я так понимаю, что ты находишь дизайнера и все. Ты делаешь так, чтобы он пришел, и имеешь с этого десять процентов. Записал?
Ося кивнул со вздохом. Иосиф почесал бороденку и гордо отчалил. Телефонная книжка секретарши Иосифа Аллы Самуиловны содержала восемь записей с фамилией "Дизайнер". Первого не оказалось дома, второй обрушил на Осю водопад эмоций на идиш, третий, четвертый и пятый не отвечали, шестой неподражаемо осведомился: "это ты, шалунишка?", седьмой лыка не вязал, на восьмом сообщили, что это отделение милиции. Поиск зашел в тупик. Прочитав два раза "отче наш" и, для надежности три раза "шма", Ося, слегка заикаясь, обратился к Маше, рассказал ей все, в том числе и про дизайнера...
Маша несколько секунд молчала, потом кивнула и серьезно сказала.
- Конечно, Ося, я выйду за вас замуж.
6.
- А, чтоб тебя!!
Трагедией всей сравнительно недолгой жизни кандидата технических наук Миши Левчина была предельная цветастость слога. Кандидатскую он защитил с девятого захода; на восьми предыдущих отрывки из этой диссертации были опубликованы в добром десятке литературных журналов. Тема диссертации звучала, как песня, слов которой никто не помнит...
- Чтоб тебя!!
Миша сочинял статью для английского журнала; сочинял он ее так: сначала писал по-русски все, что приходит в голову, затем, по идее, все это должно было быть переведено на английский с минимальным ущербом для текста и максимальным соответствием заглавию. Сейчас Миша застрял на фразе: "и зубья расчески тихо, подобно равнонаправленной шестерне Сансары, стекали в преисподнюю". Миша не мог продолжить фразу, и именно это было его истинной трагедией.
Он поискал рифму к слову "сансара", - кроме "вертолет летает старый" ничего не всплыло; ужаснувшись чуть не свершившемуся плагиату, Миша вышел на лестничную площадку и постучал в дверь профессору древней истории Лихману.
- Моисей Шлемович, - начал он сразу, - подскажите рифму к слову "сансара".
- Ой, а где это? - округлил глаза профессор. - Простите, Миша, но вы всегда так неожиданно задаете такие простые вопросы... "Сансара"... гм... (он закатил глаза) ну конечно! Тамара! Конечно!.. - Лихман рванулся вглубь квартиры.
- Спасибо! - Миша немедленно вернулся к компьютеру; слова лились полноводной рекой, которую нарушил звонок в дверь.
На пороге стоял профессор Лихман.
- Миша, так вы понимаете, я позвонил Тамарочке, она переводчик с санскрита, и спросил, но она дала мне телефон Азы Львовны, вы понимаете, это совершенно невозможно, но она была с мужчиной и так ругалась!.. (профессор помялся) Миша, вы понимаете, в мои годы...
- Ничего, ничего, Моисей Шлемович, все уже в порядке, - утешив профессора и закрыв за ним дверь, Миша вернулся к сочинению.
Утром профессор Лихман поджидал Мишу на лестничной площадке.
- Миша, - укоризненно начал он. - Что вы со мной сделали! Вы понимаете, вчера, я вдвоем, с дамой... Пожалуйста, Миша, я вам прошу, не надо больше так, у меня больное сердце, - и, напевая "в желтом облаке сансары вертолет страдает старый", тихо закрыл за собой дверь.
Довожу до Вашего сведения, что Объект XY074Z вышел из своего дома сегодня в 7:02, ехал на троллейбусе до остановки "Линейная", затем вышел, прошел три квартала по ул. Цандера до магазина "Электротовары", куда и зашел. В 11:26 агент "Лось" обнаружил Объект XY074Z в пивной "У Хаима", где последний пил пиво. В 12:00 объект проследовал обратно и в данный момент находится дома.
С подлинным верно: агент "Поц".
Подпись."
Объектом с замысловатым номером XY074Z была, разумеется, супруга Владимира Арнольдовича - Марина Исааковна. Само собой разумеется, молодой и подающий надежды директор сыскного агентства ревновал супругу, и, вы меня понимаете. Тут дело даже не в этом, я вам вот еще что скажу: Владимир Арнольдович взял фамилию жены; ради вы сами понимаете чего он приехал сюда из Самары, но! Марина Исааковна воспротивилась, а тесть, Исаак Львович, старый фотокорреспондент журнала "Азохен вей", сказал пропахшим килькой в томате голосом: "Володя, ну или ж вы не видите, здесь есть мужчин тоже"...
Еще надо заметить, что за неаппетитным псевдонимом "Поц" скрывалась не более-менее, но супруга Исаака Львовича, которая, как всякая еврейская мама, очень хотела своей дочери хорошо.
Сейчас Владимир Арнольдович ломал себе голову: от остановки до магазина ходу самым медленным шагом десять минут, итого 7:12. С этого момента до 11:26 - четыре часа и четырнадцать минут! За это время можно не только... но и... Где?! С кем?! Директор сыскного агентства озверел, но ничего сделать не мог: весь штат составлял он сам, теща была на договоре.
"Пора менять фамилию и делать отсюда ноги", - думал он, в ярости излохматив зубами очередную сигарету. - "Р-родственнички..." Его тянуло на историческую родину, но! Он дал себе слово выяснить, где и с кем изменяет ему Марина Исааковна (а что она ему изменяет, сомнений не было с самого начала). Размышления прервал звонок телефона.
- Детективное агентство Кацмана! - рявкнул Владимир Арнольдович.
Только сейчас Владимир Арнольдович понял, что произошло. А произошло страшное: он говорил с отчетливым акцентом. И что самое страшное, это уже не в первый раз...
"С волками жить", - пробормотал Владимир Арнольдович, сел в кресло, закурил, крепко призадумался. Достал из тумбочки стола бутылку, стопку, принял две, дажумался снова. В глазах загорелась мысль. Он чувствовал себя Штирлицем, Рихардом Зорге, он погибнет, но выяснит, выяснит - где и с кем! А потом будь что будет, но сначала он восстановит справедливость!
Решительно поднял трубку, набрал номер и слегка срывающимся голосом произнес:
- Ребе, здравствуйте... и скажите мне, по каким дням у нас делают обрезание?..