"Я, Иванов Лев Давыдович, актер. Я играю сегодня "Ромео и Джульетту". То есть я играю Ромео. Джульетту играет Хана Самуиловна - ей 34, и ее после спектакля ждут два любовника, и ей придется с ними что-то делать. Она не одна такая: мне 45, я играю Ромео, и у меня нет денег на еженедельный запой. В добавление к этому я не могу запрыгнуть на балкон с первого раза. Режиссер поставил трамплин и предупредил, что если я не сыграю сегодня прыжок - не видать мне возрастной роли. Мне 45, ей 34, Хане Самуиловне - эта женщина - кошмар царя Соломона, не видать нам "Песни песней", но нам нужно играть Ромео и Джульетту так, чтобы зритель поверил!
Вы понимаете, Нёма, чтобы зритель поверил! и зрителю начихать, что у меня нет денег, а Хана Самуиловна записная б***ь, но что поделать! я не буду воображать, что Хана Самуиловна обращается ко мне как к Ромео, и она, надеюсь, не будет думать, что я обращаюсь к ней как к Джульетте!
Это театр. Это вешалки! но это театр. Ты зритель и какая разница, кто я. Зритель будет ждать у парадного подъезда Ромео, Джульетту, Лира или по крайней мере Хаима Лебензона, потому что у Хаима есть контрамарки.
Может быть, эти двое совокупляются с Джульеттой, но что чувствует Хана Самуиловна! мне иногда становится ее жалко. И себя тоже, я понимаю -весь мир театр, и можно с видом наследного принца Датского попросить в гастрономе 100 грамм колбасы. Какая к черту разница, это жизнь. И в этой жизни мне придется играть сегодня "Ромео и Джульетту." Вернее, играть Ромео. Вернее - в другой жизни.
О Б-же, как они переплетаются!"
2.
"Нёма, они все полные идиоты в зале, полные! только как я скажу им это?! В лицо? а ты представь, что в зале 600 человек, и каждый принес с собой помидор. Как сказал тот же Хаим Лебензон, на кетчуп хватит...
Они идиоты, им не нужно искусство! Они правы, Нёма - мы так часто и так помногу играем в жизни, что, я извиняюсь, зачем театр! Я каждый день играю артиста, такую артистически взволнованную и небритую личность; Хана Самуиловна - вздрюченную молодушку, Абрам Кац - умничку-режиссера, а эти идиоты в зале - просвещенную публику! Все играют в жизни - что мне играть на театре? Как играть того, кто играет - как?! а ты - "запой"...
Я выхожу на сцену почти каждый день. Каждый день я, так сказать, играю чьи-то жизни, я вживаюсь, вживаюсь, уже можно сказать - живу! а смысл?! Не "смысл жизни" - нет! Какой смысл, я очень извиняюсь, вживаться в чью-то ужасно непрофессиональную игру?! Ведь это еще Мюллер (тот, который со Штирлицем) заметил, что непрофессионал - это вешалки для контрразведки!
И, Нёма, пойми мой, я извиняюсь, экзистенциальный ужас - что я - профессионал с 19 до 21 на этой сцене могу сказать непрофессионалам, которые делают это же каждый день с 0 до 24 часов?!
Какой тренаж, какой тренаж! И я вдруг понимаю, с ужасом понимаю, что погрома не будет. Я понимаю, почему - им всем ЛЕНЬ брать с собой помидоры..."
3.
"... понимаешь, неделю назад меня таки потеряли в театре! надо же было в Геленджике попасть в вытрезвитель, а потом в Сочи таки угодить на 15 суток! как я обратно возвращался - так никто из наших за все 40 лет по пустыне не бегал...
Таки потеряли меня, я возвращаюсь, а меня не то похоронили, не то собираются расстрелять. Восемь спектаклей псу под хвост, и какому псу! сплошные цорес. Вот тогда мне и сказали: или Ромео или, сам понимаешь, неустойка. Я конечно сказал да. И тогда мне сказали про тот трамплин на балкон. И понимаешь, Нёма, я начал забывать, какого цвета бюллетень...
Ой вэй, как говорит Хаим Лебензон, такое маленькое чудо и так много амбиций. Это про меня. Я не понимаю, например, как можно 40 лет ходить по такой маленькой пустыне? Мне говорят, совсем сдурел, это же Тора, это метафора! это... а сколько можно блуждать по этой сцене! Сколько можно смотреть на эти лица за кулисами: они знают наизусть каждую запятую, каж-дую! И они старательно делают вид, что впервый раз! И эта симуляция литературно-драматического оргазма, это слияние двух лун в зале и за кулисами наводит таки на грустные и греховные мысли...
Неблагодарный ты, пёс ты, - это сказала мне Лиличка, ты ее помнишь? Этому юному созданию, на25... нет, 26 лет младше меня уже хочется на эту сцену... И я ничего не могу с этим поделать, романтика. А я, старый, циничный, больной алкоголизмом старый таки пес! понимаешь?
все-то ты понимаешь... вот только один я никак не понимает..."
4.
"Ой, Нёма, таки меня выперли! Выперли прямо на сцене, прилюдно! Лев Давыдович, говорит и даже вопит, таки Лев Давыдович, хрен ты старый, кобель стоеросовый, чтоб тебе с обрезом твоим шляться не по сцене а на Малой Арнаутской девочек пугать! что ж, ты орет далее, делаешь! Я на тебя удивляюсь, ну не запрыгнул ты, ну сшиб балкон, ну всякое бывает, Ромео тоже человек, но зачем при этом штаны снимать?! В зале уже шумят, мол, бери ее, что ты таки телишься!
И при этом Хана Самуиловна своим детским голосишком выводит: "Ша-аланды, полные кефали"...
Хаим Лебензон подал заявление по собственному желанию и уехал на Привоз за окунем. Зачем ему окунь? Зрители не расходились три часа и вопили "бис!"... "Браво!"... Они подумали все это новым режиссерским решением. Наш режиссер, дай Б-г ему здоровья, за эти три часа сорвал аплодисмент на всю свою дальнейшую светлую дорогу и собирается в Москву...
Нёма, но меня ж выперли! И именно поэтому через час уже я получил расчет, я получил расчет в размере трех месяцев отпускных! Это - театр, я рыдаю, я смеюсь - но это театр!
Там, где играют неизвестно что, в эизни, где всяк актер лучше таки моего театрального училища - ОНИ приняли мой позор за чистую монету! Почему я не пошел на поклоны! Ну почему я не пошел на поклоны?!
Они приняли это за настоящий театр...
Кстати, я очень извиняюсь, Нёма, сможешь ли ты прислать мне долларов 50 до весны?...
P.S.
"Нёма, ты же понимаешь, что в моих письмах моими были только факты. Таки ой... Мне остается только три "Д" - досиживать, дочитывать и договаривать...
Половину я вычитал у одного хорошего философа. Вторую половину... я все-таки актер! проклятая память! я стал ходячим обрезанным цитатником по имени Лев Давыдович Иванов (какова ирония!) - по странному совпадению читавшим Троцкого, Шолом-Алейхема и Зощенко. Так что если найдешь цитату из Ахмадулиной - это был не я...
Я - цитатник. И в моих речах нет ничего моего - сначала я думал, что это никому не нужно; сейчас удивляюсь на то, как я мог еще думать. Я не думаю. Я цитирую. ОНИ в зале - тоже. И я, если попаду теперь как зритель в театр - тоже буду цитировать, искать знакомые цитаты и уходить в тоске к знакомым книгам, - чтобы не думать. И мне тоже будет лень носить в театр помидор, пусть даже меня снова попросят сыграть Ромео. Все-таки триста пятьдесят спектаклей - не шутка!
P.P.S. А про 50 до весны... ну если забудешь, я не обижусь".