Женский крик становится невыносимым. Я чувствую его каждой клеткой своего тела. Он пронизывает меня насквозь, вызывая в сознании раздражение и животный страх. От этого крика я начинаю дрожать и вижу как картинка перед моим взглядом тоже начинает дрожать, словно меня окружают клубы горячего воздуха.
Я стараюсь не пустить панику в свое сознание. Но позже понимаю, что она там, и давно уже меня ждет. Картинка начинает дрожать еще сильнее. Женщина в истошном крике падает передо мной на асфальт. Ее светлые локоны волос разлетаются на земле, а темно-синее платье через какое-то время обволакивается дорожной пылью, но она продолжает кричать.
Тело человека, в осколках разбитого автостекла, лежит слева от меня лицом вниз. Я не знаю, кто этот человек, и что в нем может быть интересного для меня. Перед моим взглядом только тело, лежащее в грудах, рассыпавшегося словно бисер, триплекса и большая лужа крови в районе его головы. Волосы, насквозь пропитанные вязкой кровью, превратились в бесформенные бурые струпья.
Руки женщины тянутся под кузов автомобиля. Она уже не кричит, а только издает стонущие звуки, которые, кажется, вырываются у нее прямо из гортани. Вначале одни кисти, затем по локти, и вот уже женщина по самые плечи просовывает руки под кузов микроавтобуса. Из под днища что-то продолжает торчать, но из-за вибрирования картинки я не могу понять, что там такое. Она издает еще несколько звуков похожих на рычание кошачьего хищника. Я вижу, как в ее глазах ярость сменяется на твердость духа. И вот она уже за что-то усиленно цепляется пальцами. Потом ее тело, лежащее на земле, начинает извиваться словно змея. Я понимаю, что она пытается вытащить руки обратно, но тяжесть неизвестного пока мне груза под кузовом не дает ей сделать это быстро.
Возможно, груз прижат днищем автобуса, а может быть у женщины уже просто не осталось сил. На сантиметр, на два, ей все-таки удается пятиться по земле в обратную сторону. Ее зад то слегка поднимается вместе с прижатым к земле туловищем, то опускается при поступательном движении назад всего тела.
Мужчина на земле продолжает лежать в луже собственной крови, которая все увеличивается.
2
Странное чувство не покидало меня. Я уже как пять минут лежал на своей кровати с закрытыми глазами. Но все это время я чувствовал, что находился в комнате не один. Кто-то или что-то сейчас присутствовало здесь, пока я вот так лежал с закинутой над головой правой рукой. Я не слышал ни дыхания, ни шорохов в помещении, а просто я знал, что сейчас что-то находилось здесь и ждало меня. Оно ждало моего пробуждения, обозначения в этом мире, как части его, готового действовать и изменять его.
Ожидание лишь усиливало страх неизвестного и непонятного чувства. Я открыл глаза. Привычная дрема высыпала под глазами песок, как от хорошего крепкого сна. Протерев переносицу и глаза, я развернулся от стены. От комнатной влажности тело было мокрое. Неожиданно зачесалась шея и часть спины, словно я долго не мылся. Постороннее в комнате оживилось. Даже не увидев его, я почувствовал всеми своими волосками на теле, как оно обрадовалось моему пробуждению. Медленно почесывая волосы и закрыв обзор комнаты от своих глаз, я дал понять чужому, что я совсем не рад кого-то сейчас видеть, и что я ничем не напуган. Тем более чьим-то незваным визитом.
Перед глазами еще стояла расплывчатая картинка комнаты. Но вот стали проглядывать обрывки обоев на серых обшарпанных стенах. Пол все такой же холодный как и всегда. Я чувствую его своими пятками, которые я спустил вниз. Единственный лучик света в это утро уже пробился в мое полуподвальное окошко. Ярким белым пятном он распластался передо мной на полу в луже собственного сияния. Чужой засуетился и обозначил себя, приближением к моей постели. Еще мгновение и я его увижу. Такими незваными гостями могут быть только они.
Передо мной в трех шагах стоял человек. Это был невысокий паренек лет двенадцати от роду с яркими белыми, почти седыми волосами, он был одет в строгий взрослый костюм. Светло-синий, пиджачок закрывал жилетку более светлого тона. На шее красовался атласный синий галстук. Такие же светло-синие брюки с неестественными выглаженными стрелками аккуратно сидели на пареньке. Низ брюк сгибался, как и положено этикету на расстоянии не более трех дюймов над лакированными черными с тупыми носками туфлями. Все было в этом юном пареньке, безукоризненно и эффектно. Но что-то не шло со всей этой картинкой. Отсутствовала какая-то реальность его присутствия здесь. И дело конечно здесь не в том, что этому мальчику не к лицу взрослый костюм делового человека. Во-первых, эти все четыре застегнутые пуговицы на его пиджаке делали из него не то пай-мальчика, не то несчастного подростка, страдающего аутизмом. Ну а лицо! Оно безукоризненно. На нем отсутствуют подростковые прищи или что-то в этом роде, хотя на вид ему не больше двенадцати лет. Лицо гладкое с правильными чертами, ровным носом, пухленькими щечками и почти алыми губками. Голубые глаза смотрели на меня ровно, не выражая не единой эмоции. Светлые волосы были зачесаны назад, что вообще не лезло ни в какие рамки с поведением подростка.
Пока я разглядывал паренька, из-за его спины, словно в индийском танце, вышел другой подросток. После того, как он встал рядом с первым гостем, я окончательно отошел от полуночной дремы.
Различить этих двух мальчишек было бы невозможно, даже с участием возможной технологии оптики и компьютерных тестов. Это был абсолютно идентичный ребенок. С таким же лицом, комплекцией и в строгом костюме, надетым на белую рубашку. Разница между ними была только в цвете костюмов. У второго мальчика он был светло серого цвета, и надет на белую жилетку. Вместо галстука, на шее ребенка красовалась белая бабочка, которая сливалась с застегнутой на верхние пуговицы сорочкой. Две пары детских глаз уставилась на сидящего, на краю постели сорокалетнего невыспавшегося человека.
- А вас не учили молодые люди стучаться, прежде чем входить к кому-нибудь домой? - Обратился я к детям строгим, но саркастическим тоном. - Или ваши дорогие костюмы не говорят о ваших познаниях в вежливости и правилах приличия?
Тишина. Оба подростка смотрят на меня.
- Каждый раз, когда вы, как нарочно, приходите в самое неподходящее время. То я нужду справляю в городском парке, то обедаю после тяжелого рабочего дня. А тут вы еще и будить меня пришли. - Продолжил я уже в доброжелательном тоне. - Что в следующий раз. А?
Подростки, молча, переглянулись между собой, и опять уставились на меня.
- Вы не против, если я еще посплю, а вы тут постойте. Помолчите в тишине. У вас это так здорово получается. - Теперь уже серьезно сказал я.
- Мы знаем, что вы не спите. У вас бессонница. - Обратился ко мне мальчик в синем костюме.
- И что с этого? Я не могу позволить себе отдохнуть в своем собственном доме? Или вы все-таки мне расскажите о цели своего визита в этот раз?
- Мы все знаем, что это не ваш дом, и, что вашего дома в этом городе нет. - Сказал паренек с белой бабочкой на шее. - Если говорить о цели нашего визита, то в первую очередь надо спросить вас, Михаил,что могло привести сюда нас, как не наши общие дела.
Оба паренька говорили детскими голосами, с четко поставленной дикцией, но самое интересное, что я не мог определить, кто из них говорит в данную секунду. Они говорили, практически не раскрывая рта, словно воспроизводили человеческую речь одним языком. Иногда я мог заметить, как еле-еле шевелятся их губы, нервно подрагивая при каждом произнесенном слове.
- Какие у меня с вами могут быть общие дела, ребята? Не вы со мной заключали договор, не вы мне сообщаете о моих клиентах, и не вам меня будить в мой законный выходной день.
- Вы прекрасно понимаете, что мы навещаем вас только, для координации ваших действий. Давайте лучше поговорим о вашей работе, нежели будем бесцельно пререкаться друг с другом, - с закрытыми губами произнес мальчик в синем костюме, - вы согласны со мной? - Он посмотрел на меня, затем на своего близнеца в сером костюме, потом снова на меня. - Начну с самого начала. Нас беспокоят ваши визиты домой к клиенту под номером пятнадцать-два ноля. Эта молодая девушка уже более месяца, как должна быть отработана вами. Такого долгого клиента у вас не было никогда. И мы бы хотели знать, в чем причина такой задержки. В условиях контракта ничего не говорилось о самовольном продлении сеансов и сроков задержки соната по вашим личным намерениям.
- О чем это вы? Какие еще задержки, какие продления? - Слова потерялись, и я стал нервно заикаться. - Просто в этом случае требуется еще некоторое время, вот и все. Понимаете вы или нет? Работа требует от каждого клиента своего индивидуального подхода. Я вам не робот какой-нибудь, а человеческие души - это вам не конвейер.
- Сколько вам еще необходимо времени для завершения работы с номером пятнадцать-два ноля?
- Ну не знаю я! И вообще-то у этого, как вы сказали - пятнадцать-два ноля, имя есть!
Оба мальчика без единого шевеления мышц лица посмотрели прямо на меня. На какое-то время, мне даже показалось, что стоя на своем месте, они стали еще ближе ко мне. Взгляд их словно читал мою неуверенность и защиту от вопросов.
- Хорошо, хорошо. - Я сделал паузу. - Дайте мне еще недельку, я что-нибудь придумаю.
Подростки посмотрели друг на друга, словно обмениваясь некой телепатической связью. Но, ни шевеления губ, ни моргание их чистых голубых глаз я не увидел. Синхронно развернув ко мне свои головы, они были похожи на сказочных братцев из ларца. От этой мысли я даже улыбнулся, но отвел взгляд от их пронизывающих глаз.
- Что вас так развеселило? - Спросил кто-то из них.
- Нет, ничего, простите. Так вспомнил кое-что.
- При всем нашем к вам уважении, Михаил, вам бы надлежало серьезнее относиться к своим обязанностям.
Нет, назвать их детьми никак нельзя. Помимо этих нелепых взрослых нарядов, как будто, парни сбежали с Уол-стрит, отсутствии мимики на лицах, ребята были вообще лишены чувства юмора, и разговаривают они не на мальчишеском слэнге - это уж точно.
Их присутствие всегда приводило меня в замешательство, будто я попал в цирк уродов. И даже сейчас, сидя на кровати с мокрой спиной и сонными глазами, мне не то, что видеть и слышать их, мне осознавать, что они здесь, в моем доме, не хочется. И вообще, откуда они знают про мои визиты? В конце концов, не маячок же они в моей голове. Город пустой, как скорлупа съеденного ореха, а они появляются из пустоты и туда же и уходят. А это их присутствие... Такое ощущение, что сейчас они как будто ждали, когда я проснусь и изъявлю желание с ними поговорить. Да и во-вторых, я еще никогда не разговаривал с людьми с закрытыми ртами.
Оба паренька по очереди сказали вслух: "До встречи", - и развернулись к входной двери. Молча и достаточно медленно, они поднялись по ступеням входа в мою квартиру.
- А могу я узнать, сколько же вам лет, молодые люди? - Спросил я детей, адресовав свой вопрос к их спинам.
Они остановились на лестнице. Паренек в черном костюме молча посмотрел на своего близнеца. Их взгляды встретились на некоторое время. Без единого слова они продолжили восхождение по бетонным ступеням марша вверх по лестнице. Затем мальчик в сером костюме любезно открыл своему близнецу дверь наружу. То, что я увидел дальше, заставило меня встать с собственной кровати на холодный подвальный пол. Глаза мои округлились, а рот слегка открылся в немом детском изумлении.
За дверью, спиной ко мне стояла фигура третьего близнеца. Все такой же с военной выправкой и зачесанными назад белыми волосами, парень смотрел в открытое пространство двери. Он был одет в абсолютно черный строгий костюм, черную рубашку и черный галстук без намека на рисунок. Это были те же холодные голубые глаза, только смотрели они на меня уже не так любезно, как предыдущие две пары глаз. Взгляд был презрительно холодным и даже надменным. Эти глаза буквально прорезали пространство, отделяющее нас. Дверь с грохотом закрылась за пареньком в синем костюме, но ненавистный взгляд третьего близнеца все стоял перед моими глазами.
Еще стоя на холодном полу, я видел через полуподвальное окошко своего подвальчика, как по асфальту, в черно-лаковых одинаковых туфлях, отчеканили три пары детских ног. Направление их было выбрано правильно, со двора в сторону автобусной остановки. Но при чем здесь автобус? Куда они могут направляться?
Я сел на край кровати. Ни умываться, ни завтракать уже не хотелось. Визит детей в костюмах всегда вызывает во мне странное неприятное чувство и осадок на весь оставшийся день. Напряжение их присутствия, взгляды и нелепые наряды, вызывают неприятные чувства, высасывающие из меня энергию, и обрекают на депрессионное состояние до конца дня. Месяц назад они встречались со мной по поводу Альберта. Сонат, который знает о том, кто он такой и знающий свою проблему был для них чем-то вроде черного ящика. Они так и не смогли до конца понять, что он такое, и что с ним делать. Я объяснил им, что моей вины здесь нет, и Альберт был такой еще до моего появления. Через какое-то время они потеряли к нему интерес, хотя я думаю, что они решили оставить его на потом. Возможно, до выяснения определенной информации об Альберте. Самое интересно, что сам Альберт особо не переживал о своей судьбе, и понимая, что все может сложиться не в его пользу, продолжал копаться на огороде и оборудовать свой особняк.
3
Он стоял на закрытой автостоянке в районе техно-торгового центра "Все для дома, все для семьи". Именно там, я и нашел его, на втором этаже автостоянки, между стареньким американским Крайслером темно зеленного цвета и внедорожником Митсубиси Паджеро, в народе называемого "пыжиком". Это был серебристый BMW X5 во всей своей красе, напичканный инженерными умами всеми возможными опциями и премудростями безопасного вождения. "Мечта идиота" - с дизельным двигателем, турбонаддувом и системой впрыска Common Rail и, если я не ошибаюсь с алюминиевыми цилиндрами. Откуда вообще в этом городе появился такой аппарат?
Уставший от прогулки по центральной части городских кварталов, я тихо подошел к машине. Благородного серебристого оттенка, наполированный до зеркального блеска, кузов автомобиля, казалось отражал весь мир вокруг. Уже в шаге от водительской двери я увидел на кузове BMW свое искаженное приплюснутое отражение. Глядя на это отражение, в котором я был вытянут в стороны, и казался накаченным мужиком, я усмехнулся. От смешка эхо прокатилось по всему темному помещению автостоянки. Но дотронуться до дверной ручки я еще не пытался. Что-то меня останавливало.
Все в нем было прекрасно: классическая двойная радиаторная решетка BMW, черный бампер с круглыми подфарниками, литые диски в форме пятиконечных звезд, поворотные фары, видеокамера заднего вида, тонированные стекла. Его резина колес была идеальна, возможно, машина не проехала и своей первой сотки. Подойдя еще ближе, я рассмотрел на правом переднем колесе радиальную надпись на колесе RunFlat. Да, что-то такое я слышал. Кажется это последняя модификация автоиндустрии, позволяющая при полной потере давления в шинах проехать еще километров сто. Черт побери, именно такая машина мне и нужна. Когда бы я мог позволить себе такое чудо? Да никогда!
Чтобы заглянуть внутрь салона автомобиля, мне пришлось приложить голову вплотную к боковому стеклу, но даже сквозь тонировку не все детали были видны отчетливо. Я потянул холодную металлическую дверную рукоятку на себя. Ни хлопка, ни щелчка. Только ровный ход лифтового механизма двери. В нос моментально ударил спертый запах кожаного салона. Нет, это был даже не запах кожи, это был запах шика и богатства. В салоне присутствовал запах респектабельности и предназначения к другому сословию. Серые сидения с трапециевидными подголовниками, приборная доска, напоминавшая салон спортивного самолета. Это была механическая ручная коробка передач, что и ставило точку в достоинствах этого кросровера. Свободно, почти не пригибая голову, я перенес свой центр тяжести на водительской сидение. Запах стал еще интенсивнее, от чего дверь я решил пока не закрывать. Спина ощутила мягкое соприкосновение с сидением. Через некоторое время я с автомобилем был уже одно целое.
Он должен, просто обязан был завестись. Он ждал только меня. Слева от руля оббитого шитым кожаным чехлом черного цвета, я нашел кнопку запуска автомобиля. Слегка надавив на нее, я задержал дыхание. Волнение и необъяснимая тревога не покидали меня. Хотя мои ожидания оправдались и молниеносный звук стартера, и загоревшиеся лампочки оживили меня, я почувствовал, как по лбу медленно стекает капля пота. Стрелка уровня топливного бака показывала середину сектора, но и этого было достаточно, чтобы я мог заехать за Кристиной, выехать за город и вернуться обратно. В тот момент, когда я взялся обеими руками за руль, непонятная искорка страха промелькнула в моих мыслях. Вытерев пот со лба, я сильнее вцепился пальцами в руль автомобиля. Затем я обернулся назад и осмотрел этот семиместный салон. Все, от ручек на дверцах до еле заметных встроенных музыкальных колонок предстало перед моим взглядом. Захлопнув водительскую дверцу салона, я настроил боковые зеркала заднего обзора, и прикинул траекторию своего выезда со стоянки.
Тело пропиталось моим потом, и сейчас, свитер буквально прилипал к моей коже, чем вызывал раздражение и еще большее беспокойство.
- Да что ж я так волнуюсь? Ведь ничего не происходит, к чему эти позывы страха? - Вслух сказал я легкому дребезжанию автомобиля.
Возможно, при езде страх уйдет, как будто его и не было. Я до половины приоткрыл передние боковые стекла. Стоянка автомобилей была на месте, и все машины находились без движения. Ведь иначе и быть не может. Легко и непринужденно, я включил первую передачу и стал выруливать из периметра. Как только колеса сорвались с мертвой точки, я ощутил легкое онемение ног, но не придал этому должного значения. Страх надо гнать прочь. И чего я собственно боюсь, дороги пустые, машин кроме моей в городе нет, а светофоры здесь и не включали. Для начала мне надо выбраться с этой автостоянки. Через открытые стекла я услышал шелест новеньких протекторов, и мне вдруг представилась огромная змея, ползущая рядом (а может позади) с автомобилем. Ее дыхание - это звук мотора, шелест по асфальту - трение чешуи. После включения фар, ксеноновый свет залил половину помещения автостоянки. Тихо и осторожно, я начал спуск с крытого кладбища автомобилей. Оставшиеся внедорожник с темно-зеленым американцем тоскливо прощались со мной. Никто больше не навестит их.
4
Машина плавно въезжала во двор на небольшую бетонированную площадку, предназначенную специально для нескольких машиномест. Ворота открывал Альберт. На лице его сияла наиглупейшая улыбка из всех, которые я только мог лицезреть, за все наше с ним знакомство.
Кристина, сидевшая рядом на пассажирском сидении, встрепенулась и проводила незнакомца у ворот удивленным взглядом. Она продолжала смотреть на Альберта до тех пор, пока не услышала в машине звук переключения на стояночный тормоз.
- Это и есть твой друг? -она глянула на мое сосредоточенное лицо.
- Да, ты только не смотри больше так на него.
- Как?
- Ну вот так, пристально. Он хотя и уникум от природы, но эта же природа вдоволь поиздевалась над ним. Позже поймешь.
Сегодня утром, когда я заехал за Кристиной, она была также как и вчера - без тени смущения и застенчивости. Она была естественна и этим прекрасна. Предложение отметить свой выходной на пикнике у моего старого приятеля в загородном доме, она восприняла с легкостью и любопытным желанием. А что можно было еще от нее ожидать, она вполне взрослый человек, и сама вправе распоряжаться своим временем. Боязнь поехать со мной? Не думаю. В конце концов, не похож я на маньяка убийцу, чтобы отвезти за город девушку и пришить ее там.
Кристина даже не была шокирована моим автомобилем, а, только собрав кое-какие вещи, спокойно уселась на переднее сидение. Сегодня она оделась в обтягивающие голубые джинсы и легкую ветровку такого же небесного оттенка. Осознавая, что едет на пикник, Кристина, взяла с собой небольшой походный рюкзачок, набитый, вероятно, какой-нибудь женской ерундой, от которой женщина никогда не сможет отказаться ни при каких обстоятельствах. Видеть ее в новой обстановке, одетой во что-то еще кроме своего зеленого платья, было для меня волнительно и необычно. Всю дорогу она молчала и только смотрела то в боковое, то в переднее стекло. За всю нашу получасовую поездку Кристина ни разу не спросила меня об отсутствии людей на улицах, и припаркованных пустующих машинах. Она смотрела в стекло автомобиля, но ничего не видела такого, чтобы могло ее шокировать или хотя бы удивить. Думала ли она о пролетающих мимо обезлюдевших домах и отсутствии на улицах и небе птиц - не знаю. Но ее милая улыбка, не сходила с юного лица весь путь от ее квартала до коттеджного поселка. Словно она была счастлива, и именно сейчас в эту минуту ее сердце было открыто для общения, новой встречи, впечатлений и меня.
Сегодня утром я уже не так трясся в салоне автомобиля как вчера, но страх и беспокойство присутствовали, и я это ощущал. Чтобы хоть как-то успокоиться, я убедил себя в легенде, которая плотно застряла в моей голове. Страх, который я ощущаю, присутствовал здесь, в этом автомобиле, еще до меня. Страхом пронизан сам воздух этого BMW, это страх соната, некогда владеющего этим автокаром. И тогда я сделал для себя открытие: неживые предметы этого мира, тоже вибрируют и излучают определенную энергию. Это как то, поющее дерево-синюшка, которое я видел в одном из городских дворов. Привыкнув к этим мыслям, я спокойно доехал по пустой автостраде до дома Альберта.
Когда Альберт закрыл за нами ворота, он подошел к правой передней дверце и учтиво открыл ее. Затем он по-джентльменски подал руку Кристине, от чего та улыбнулась и тут же поздоровалась с тучным незнакомцем. Альберт все с той же глупой улыбкой обратился к моей спутнице.
- Приветствую вас, прекрасная гостья, меня зовут Альберт. А это, - он показал рукой в сторону дома с садом, - мой скромный домик.
- Скромный? - Глаза Кристины округлились, и она расхохоталась на весь двор. - Вы себя недооцениваете. Кстати, меня зовут Кристина. Мне про вас Миша ничего не говорил. - Так же держа за руку Альберта она прошла вдоль выложенной плоскими камнями дорожки к дому.
- Ну, это он молодец, что ничего не рассказывал. Знаете, если он начнет про меня говорить это будет похабщина. Никто про меня лучше меня не расскажет. - Альберт слегка обнял Кристину за талию, и усмехнувшись посмотрел на меня. - Вы проходите, проходите, там, на полянке перед домом найдете, где присесть с дороги.
Излишняя галантность Альберта к Кристине нисколько меня не волновала. Я молча доставал из багажника вещи с продуктами. Альберт вернулся ко мне, но не для того чтобы помочь. На цыпочках, словно мелкий воришка, он в три шага вплотную приблизился к машине. Улыбка сошла с его лица. Но в глазах еще сиял его неиссякаемый юмор и детское коварство.
- А ты не дурак, Мишенька, такую девушку решил шикарной машиной покорить. - Шепотом сказал Альберт, и обернулся в сторону уходящей Кристины. - Она прекрасна! Просто чудесное создание! Это я про твою клиентку. А ты, кстати, ничего не заметил? - Он сделал смущенную физиономию, взяв меня за плечо.
- Что я должен был заметить, Альберт
- Ну как же, ну как же? Как ты не заметил? - В одно мгновение Альберт превратился в обиженного ребенка. - Мой голос! Сегодня я зарекся разговаривать только мужским голосом.
- Да? Ну тогда у тебя это неплохо получается.
- Представляешь, оказывается, если захотеть, то я могу разговаривать тем голосом, которым хочу, и смогу контролировать себя, столько сколько захочу. Да, ты не против, если я сегодня немного поухаживаю за Кристиной? В этом доме так давно не было женщины.
- Валяй, извращенец! - Ответил я Альберту, и, посмеявшись, мы направились к коттеджу.
Во дворе перед парадным входом в дом, на свежескошенной лужайке, Альберт установил огромный зонт (конечно вытащенный из какого-нибудь дома) , который накрывал три кресла для пикника и маленький складной столик. На столике уже была какая-то посуда и разделочная доска с нарезанной зеленью. В десяти шагах от зонта рядом с мангалом, выкованным из черного металла, стоял Альберт и переворачивал толстые сосиски, нанизанные на стальные шампуры. Сосиски шипели, издавая приятный квакающий звук, распространяя по всей поляне вкусный запах жареного мяса. Дым от поднимающегося мангала, по видимому, резал глаза Альберту. Он вытирал слезы с лица, стараясь держать голову в противоположной стороне от дыма. Альберт был так занят приготовлением, что было видно, как он торопился успеть к установленному только у него в голове временному таймеру. Кристина уже сидела под шезлонгом на одном из тканевых стульчиков, сделанных из алюминиевого каркаса. Глаза ее сияли от неподдельного счастья. Она потирала ладонями плечи и оглядывалась по сторонам.
- Я представить себе не могла, что могу оказаться в таком красивом месте. Смотри, Миша, здесь же вокруг все цветет. В городе, среди бетона и асфальта такого не увидишь, - воодушевленно говорила Кристина.
- Да нет, Кристина, ты просто в городе этого не замечала.
- Кем он работает? Он что, миллионер?
- Думаю, он все тебе сам расскажет. Да и какое это имеет сейчас значение. Видишь, как он готовился. Ждал.
- Ты прав. Видимо ты для него действительно хороший друг.
- Милая девушка по имени Кристина, а не желали бы вы мне помочь переворачивать эти сисиски? - Раздался громкий голос Альберта. - А ты, Мишенька, сходи на кухню, возьми там из холодильника бутылочку красненького.
Я повиновался, и, взглянув на Кристину, направился к дому. Она встала с кресла и вслед за мной направилась к дымящемуся и жаркому мангалу. Уже поднявшись по ступеням дома, я еще раз оглянулся. Альберт уже показывал Кристине, как надо переворачивать шампуры. Рука его опять предательски оказалась на пояснице моей спутницы. Кристина этого старалась не замечать. Она смеялась, когда шипящие жирные капли попадали ей на кисти рук. Отдергивая их от мангала, она виновато смотрела на Альберта, и вместе они смеялись, как дети. Усмехнувшись, я вошел в прохладное помещение гостиной. Все-таки Альберт прав - она действительно прекрасна.
У Альберта было два холодильника. Как это было ни странно, но в отличие от города в коттеджном поселке было электричество. Откуда оно бралось и куда девалось, никто из нас не знал. В одном у него хранилась всевозможная еда, от консервов до фруктов. В другом холодильнике, видимо переоборудованном под бар, Альберт хранил бутылки с вином. Этот холодильник с оптимально установленной температурой охлаждения, отчасти напоминал старенький винный погреб. Здесь были различные сорта вин, в разных бутылках и с разными пробками. От распространенного красного француза - Шираза до мудреного (язык сломаешь) американского Гевюрцтраминера. Белое Каберне с привкусом ежевики, французские Кариньян, Гренаш, Сенсо, Сира, Мурведр, а также около десятка сортов Гамэ с черным и белым соком. С длинными горлышками и пузатенькие из толстого зеленого стекла бутылки размещались в холодильнике аккуратно. Гордился ли он своей коллекцией, был ли он любителем выпить? Не знаю, но то, что для Альберта вино было не просто страстью - это было понятно без слов. Возможно после смерти его супруги, вино стало единственной и окончательной любовью для Альберта.
Не разбираясь в винах, я вспомнил, как один мой приятель как-то сказал: "Если ты ничего смыслишь в вине, выбирай на полке бутылку с самой невзрачной этикеткой и не смотри на цену". Так я и сделал. Ухватив бутылку средних размеров с непонятными словами на этикетке газетного оттенка, я захлопнул "винный холодильник".
Проходя мимо стенки с фотографиями Альберта, я на минуту задержался у портрета его жены. Среди прочих фотографий, с политическими лидерами и групповыми хрониками демонстраций, эта фотография выделялась и содержала в себе весь уют этого дома, выражая любовь и гармонию. Ничего, конечно, красивого в этой крупной женщине не было. В этом я лишь очередной раз убедился. Но что-то было в ее взгляде, глазах такое... Какая-то немая покорность судьбе и ощущение приближающейся смерти. Словно она знала о себе то, что проживет на два года меньше, чем ее муж. Доброта и любовь - вот что наполняло этот взгляд жизнью и божественной индивидуальностью. Думаю, теперь я знаю, за что любил свою жену Альберт, называя ее Дашенькой. При выходе из гостиной я обратил внимание на аккуратно выведенную красной краской надпись над входом в дом "Трудно жить после смерти. Иногда на это уходит вся жизнь".
Выйдя во двор, я направился к Альберту с Кристиной. Он что-то с энтузиазмом рассказывал девушке, а та лишь удивленно кивала головой и смотрела на него. Было видно, что на какое-то время она была очарована своим собеседником. Потом она засмеялась, обнажив белые ровные зубы. Альберт сказал еще что-то, продолжая переворачивать шампуры с сосисками.
- Что смешного рассказывает тебе хозяин этого дворца? - спросил я, уже приблизившись к мангалу. - Опять какой-нибудь пошленький анекдот?
- Боже упаси, Мишенька. - Еще продолжая смеяться, сказал Альберт. - Если хочешь знать, я рассказывал моей прекрасной гостье о том времени, когда я состоял в организации "Против", где мы устраивали всевозможные акции против произвола и просто против деятельности ГИБДД. - Альберт опять развернулся в сторону собеседницы. - Знаете, Кристина, на автомобильных дорогах, в городе, где я когда-то жил, мы устраивали следующие штуки. Работники госавтоинспекции любят устраивать для водителей засады, со своим локаторами и полосатыми палочками. Едет, значит себе, такой простой водитель. Гонит, гонит машину и не подозревает, что именно в этом месте в кустах, или там, за стеной какого-нибудь строения притаились гибддэшники. Хлоп и поймали простака за превышение скорости. Так вот мы отметили на карте города и за его пределами все такие злачные места ГИБДД и за одну ночь устроили эдакую акцию протеста. Мы договорились с одним из представителей птицефермы, что мы возьмем с его птицефабрики полторы тонны птичьего дерьма. И именно это дерьмо было ночью раскидано по всем кустам, всем углам, всем малоприметным точкам, где обычно скрываются инспекторы дорожного движения. Когда утром наряды постов ДПС выехали на свои места, они были сильно удивленны.
- Вы хотите сказать, что вы раскидали полторы тонны птичьих отходов по городу? Да вы сумасшедший. - Кристина была поражена. Это читалось в ее глазах.
- Мало того, - продолжал Альберт, - Утром вся автоинспекция была деморализована и работала только на открытых участках улиц и автострад. Для них это был не просто шок, это был полный провал. Знаете стоять в пяти метрах от размазанной по асфальту куче вонючего дерьма мало приятного. К тому же эта наша акция носила и чисто идеализированный аспект.
- В смысле, мол вот кто вы все такие, сами дерьмо и стойте в дерьме?
- Ну, где-то так.
- Хорош девушке гадости рассказывать, - шутя, обратился я к Альберту, - а то совсем аппетит испортишь. Хотя ты, наверное, на это и рассчитываешь. Хочешь сам все съесть? - Серьезно спросил я и нахмурил брови. Когда сосиски приобрели темно бордовый оттенок, Альберт стал снимать их с мангала в отдельную фарфоровую чашку. Прихватив два бокала и бутылку вина, я направился к шезлонгу. Кристина налегке шла рядом со мной. В животе приятно урчало от голода. Думаю, что это чувство одолевало и моих двух друзей.
5
Развалившись в складном кресле, Альберт снова обратился ко мне. Он был уже немного пьяным, и как ни странно, роль в этом сыграли всего пара полных бокалов. Передо мной стоял столик с грязными тарелками, на которых лежали кусочки недоеденного мяса.
- Вот мы тут все спорим, спорим, а ты Мишенька, даже не участвуешь в нашем разговоре. И вино не пьешь и молчишь как фээсбэшник. Кстати, Кристина, а вы не знаете часом, почему наш Миша никогда не пьет? - Альберт поглядывал то на меня, то на Кристину, словно действительно ждал ответа. - Что ты думаешь о личности человека и личности бога? А? Лично я ловлю себя на том, что не до конца понимаю понятие личности как таковой, и личности Бога в частности. Когда размышляю или читаю об этом, то хоть и, кажется иногда, что осознал идею эту, но как-то она всё время улетает от меня. А те доводы в писании, которые некоторые приводят как указание на личность Бога, вообще не удовлетворяют. Что же это за личность Бога, персональная или вообще не личность?
- Не вижу смысла говорить об этом. Уже и так столько про это сказано, пересказано, и трудов сколько исписано. Вообще-то личность неопределима, ее невозможно свести к чему-то или определить чем-то другим более фундаментальным. Можно сказать что личность - это одна из аксиом бытия, а аксиомы, как известно, неопределимы и недоказуемы.
- А вот интересно, - вмешался Альберт, - на востоке от понятия личности вообще отказались. Будда сказал "анатман", и дело с концом. Не то, чтобы он упразднил душу, но предложил угол зрения, в котором она стала неактуальна.
- Я думаю, что Бог не имеет личности в человеческом понимании. Эта личность выше, человеческая личность эгоистична. Личность Бога невозможно понять человеческим умом. Да и каждая энергия, имеет свой разум, а значит и личность. То, что не отделено от Бога, является проводником личности Бога. Анатман - это для человеческого сознания так. Личность Бога не имеет таких свойств, как личность человека, ибо, что обычно называют личностью, обычно есть не что иное, как эго. Вот, допустим, Иисус Христос - личность, не человеческая, а божественная, совершенная личность, не имеющая тех качеств, которые присущи человеческой личности. Тут надо определиться с понятием личности и понятием Я. И разделить внешнюю личность - эго, и внутреннюю - душа. Надо сначала определиться, личностна ли душа, если личность есть всего лишь эго, или же душа является на самом деле частью, пусть и ничтожной клеточкой, Бога. Ответ на вопрос, имеет ли Бог личность, и, да и нет, но это не имеет значения. Это и имел в виду, как ты сказал, Будда, то есть не то, что мы понимаем под личностью.
- То есть, ты хочешь, Мишенька, сказать, что здесь возникает проблема восприятия людьми Бога, как какое-то могущественное существо с нечеловеческой силой, но с человеческими качествами, и пытаются ублажить его так, как если бы он был человеком. - Альберт повернулся к Кристине. - А вы, что думаете о личности бога?
- Я не знаю вообще, что такое личность бога, а уж, тем более, что никогда верующей и не была, а вот о личности человека скажу лишь, что сильная личность осознает мотивы, которые ей движут, придерживается их твердо и терпеливо добивается их осуществления, в то время как слабая личность не может принять решения, она не придерживается и поэтому неспособна следовать по намеченному пути. Где-то так...
На какое-то мгновение все замолчали, но чтобы разрядить молчание. Альберт обратился прямо ко мне: "Кристина хотела сказать, что ни один человек не может считать себя законченной личностью. Личность не закончена, она должна себя реализовать, это великая задача, поставленная перед человеком. Личность творит себя на протяжении всей человеческой жизни, и жизненный путь человека означает непрерывное преодоление не только внешних препятствий, но и стареющих форм своего собственного сознания, чтобы возродиться на более высокой ступени. Это и есть путь человека к зрелости.
- На самом деле я так и не думала, - улыбнулась Кристина и посмотрела по сторонам, - вы Альберт сегодня целый день мне льстить пытаетесь.
- Такой уж я человек. Кстати, надо доедать мясо, а то у меня собаки нет. А то сидим тут философствуем а хлеб насущный остывает.
С этими словами, Альберт подлил вина себе и Кристине. Уже никто не пользовался ни ножом, ни вилкой. Макая в налитый на блюдце томатный кетчуп, мы пальцами запихивали в себя уже остывшее мясо. Приготовленный Альбертом с Кристиной салат из огурцов с зеленью тоже заканчивался. Я открыл, привезенные с собой, банки с оливками и с грибами. Консервы пришлись как нельзя к месту.
Кристина облизывала капающий с пальцев жир. Она была восхищена Альбертом, это было заметно по ее горящим глазам. И я был рад, что мой двуликий друг стал для нее еще одним впечатлением сегодняшнего дня. Альберт все рассказывал о своем участии в каких-то рок-акциях и политических демонстрациях. Кристина же, с восторгом его слушала, продолжая все запивать вином. "Сколько дней она провела в той полутемной квартире, или на скамейке во дворе собственного дома?", - думал я, поглядывая на пьянеющую от вина Кристину, - "сколько прошло одинаковых дней, прежде чем я получил сигнал и встретился с ней. Сейчас, наверное, она впервые счастлива, после того момента как умерла ее мать". Наконец, перебивая на полуслове Альберта, Кристина встала с кресла.
- Извините молодые люди, а где собственно у вас здесь уборная? - С заплетающим языком сказала Кристина и посмотрела на обоих.
Мы переглянулись с Альбертом и рассмеялись. Кристина недоуменно глядела на нас, уже сверху вниз.
- Блин, Альберт, ты все-таки напоил девушку. Ну, спасибо! - Сказал я вслух.
- Все нормально. - В том же тоне ответила Кристина. - А что, собственно, я сказала смешного.
- Нет, ничего. Просто у Альберта дома четыре туалета и один на улице. Сейчас он думает, в какой тебя направить, чтобы ты не растерялась.
- Мне туда, где ближе. - Кристина вышла из под купола зонта и сама пошла в сторону крыльца дома.
- Там, когда в гостиную войдете, до конца и направо по коридору, уткнетесь прямо в дверь. - Вслед уходящей Кристине крикнул Альберт, все еще продолжая смеяться.
Стоило Кристине скрыться за входной дверью, как лицо Альберта преобразилось. Он уже не был похож на выпившего человека. Улыбка моментально сошла с его лица, а недоеденный кусочек сосиски, Альберт отложил обратно в тарелку.
- Вот тебе и ответ, - опять, почти шепотом, обратился ко мне Альберт, - эта удивительная девушка, сонат, сама поставила таким как они диагноз. Не мудрствуя лукаво, она сказала, что есть что. Даже по полкам не стала раскладывать: вот тебе сильная личность, а вот - слабая. И ей не нужно лезть в дебри про бога, она и так все знает.
Альберт пододвинул ко мне свое кресло. При этом ему пришлось немного привстать и он уже не был похож на подвыпившего человека, каким я привык его видеть в таком состоянии.
- Мишенька, тебе надо от нее избавиться. Она хорошая, милая, очаровательная, но на этом все. Чем больше ты будешь к ней привыкать, тем хуже только для тебя.
- Альберт... ко мне опять приходили дети... дети в костюмах.
Возникла продолжительная пауза.
- Кто они, я не могу понять. Они что, ангелы? Тогда кто я такой? Не волю ли божью я здесь выполняю? Ответь мне, Альберт.
- Они что-нибудь про меня спрашивали?
- Нет, ничего. На этот раз их интересовала только она.
Альберт глубоко выдохнул, и посмотрел на меня. На его лице читалось облегчение и спрятанная радость от услышанных слов. Он тихо постучал мне тыльной стороной ладони по груди.
- Все-таки они от меня отстали. - Улыбка прокатилась по его лицу. - Ты не представляешь, Мишенька, как я устал. Устал ждать, когда за мной придут. Устал постоянно прислушиваться к себе, а не рассыплюсь ли я, как сахар, так же как все эти фантомные сонаты. - Он перевел взгляд на столик с едой. Глаза его на время стали стеклянными, и он уставился в одну точку, продолжая о чем-то думать.
- Так может быть они и от Кристины отстанут? Может рассказать ей, все как есть, объяснить. К черту все эти правила. Ведь ты же сам видишь, что она не просто сонат... Она что-то особенное.
- Не успокаивай себя и ничего не выдумывай. - Все с тем же остановившимся взглядом ответил Альберт. - Не думаю, что с Кристиной можно так, как ты говоришь. Вот сегодня вечером ты ее отвезешь домой, и что? Завтра у нее опять наступит очередной повторяющийся день. И опять послезавтра ей нужно на работу, и опять ты будешь навещать ее, сидящую на скамейке во дворе. Она не помнит ни добра, ни зла. А вот к вопросу об этих чертовых детях скажу. - Альберт посмотрел прямо в мои глаза. - Они не ангелы, это точно. Не знаю почему, но я почему-то это знаю. Я вообще не пойму, кто они такие, и что им от тебя нужно. Откуда они приходят и куда уходят, я тоже пока не знаю. Но то, что мы здесь не одни - это факт.
- Это ты о чем сейчас?
- Я не о сонатах. Не думай. Знаешь, Мишенька, я тут как-то за грибами в лес пошел. Думаю, черт побери, ведь должны же быть в этом лесу за поселком грибы. И пусть сейчас по всем приметами вечная середина весны, и пусть в этих местах ничего живого нет, так пусть хоть грибы растут. Так вот, пошел я в этот лес. И что ты думаешь, я там кое-что видел. Что-то живое.
- Что ты имеешь в виду? Там есть звери?
- Есть Мишенька, есть. Только они не такие как ты думаешь.
- А конкретней. - Торопил я с ответом Альберта.
- Понимаешь, бродил я, бродил по этому лесу. Вроде бы все там как при жизни. И деревья и трава, и болотце какое-то. Потом смотрю, полянка проглядывает сквозь ивняк, а там что-то шевелится. Я туда. Подхожу все ближе, ближе. А сердце колотится. Думаю, неужели зверь какой. Ну, думаю, если косолапый сидит, увижу его, обрадуюсь и как дам деру до самого коттеджного поселка. Только пятки сверкать будут, но только я уже не от страха, а от счастья буду бежать. - Альберт поперхнулся, и продолжил говорить низким прокуренным женским голосом. - Так вот притаился я за какой-то сосенкой одинокой, выглядываю, а там она... И свет такой яркий...- Альберт сделал продолжительную паузу.
- Ну, не томи.
- Сидит на поляне, а может и стоит огромная такая, метров пять в длину, не то птица, не то человек. Только вместо перьев у нее словно огонь пылает, вся искрится. Я глаза щурю от света, а сам смотрю, она ко мне разворачивается. И хвост, и крылья, и все тело, словно радиоактивными огоньками сверкает. Только огонь этот не поджигает травы, она просто словно ветром колышется от него. Голова у нее точно птичья была, с клювом. А вот ноги вроде как человеческие. Тут она как крылья развернет. Ну не соврать метров десять - размах. Да как взметнется в небо. Вот тут я и дал деру. До самого дома без оглядки бежал. Зарекся с тех пор в лес - ни ногой. Ну их, эти грибы. Я лучше еще солений наберу в каком-нибудь подполье одного из этих коттеджей.
Голос Альберта опять сменился на мужской, но он как обычно не придал этому значения. И тут же продолжил разговор.
- Кстати о еде. А ты пробовал не есть?
- Это как?
- Вообще, не есть и все. Ты попробуй пару дней. Ничего не ешь. Голову даю на отсечение, не умрешь. Понимаешь, Мишенька, мы хотим кушать, и кушаем здесь, только потому, что привыкли к этому. И все. Нам нравится это делать, и мы делаем это. Я хочу пьянеть от вина, и я буду пьянеть. А не захочу - не буду, хоть бочку выпью. И это действительно так. Ну не могут мертвые кушать хотеть. Ты то сам, помнишь, как умер?
Открылась дверь, и из дома вышла Кристина. Глаза ее еще пылали жизнью и избытком впечатлений. Словно бабочка она одним прыжком преодолела все пять ступенек парадной лестницы входа. Ее слегка пьяные глаза поискали по двору дома, и нашли нас, близко сидящих друг с другом. Кристина прямиком направилась к нам. Ее походка была легка. Именно этого не доставало для гармонии сегодняшнего дня. Солнце было в самом зените. Облака незаметно катились по небосклону, и казалось, что этот день никогда не должен закончиться. Мне так хотелось.
- Послушай, Мишенька, - Альберт ускорил темп своего разговора, тем самым пытаясь все сказать до прихода Кристины, - не хочу говорить тебе такую вещь, но ты должен избавиться от нее.
- Но...
- Не перебивай меня. Я вижу, что ты к ней питаешь не только чисто рабочий интерес. Думаешь, я не вижу, как вы друг с другом светитесь рядом? Ты пойми, ничего хорошего тебя с ней не ждет. Она миф, как все здесь вокруг. Понимаешь? Добрый и нежный миф. Ее нет!
До нас с Альбертом Кристине оставалось пройти еще метров шесть, и Альберт перешел на самый настоящий шепот.
- У тебя контракт, Мишенька. Погубишь ты себя с ней, погубишь.
Кристина встала перед нами, и с улыбкой спросила: "Стоило мне только отойти, как вы тут начинаете секретничать. Ну ка, признавайтесь!".
- О чем это вы, душечка? - Альберт ответил Кристине с искривленной, но доброжелательной улыбкой. - Давайте-ка молодые люди, я начну убираться здесь. А ты пока, Мишенька, покажи девушке наши окрестности. У нас в поселке есть довольно красивые улочки.
- Я вам помогу, - и Кристина поспешно начала собирать со столика тарелки.
- Положи на место, положи я тебе говорю, - Альберт вырвал из рук Кристины тарелку с недоеденным салатом, - марш со двора гулять. В конце концов, на своей вотчине я сам привык наводить порядок.
Шутливая грубость Альберта опять развеселила Кристину. Она подошла ко мне и, взяв меня за руку, дала понять, что я должен пригласить ее погулять. За калиткой, еще слышались бряцания посуды и тяжелые шаги тучного Альберта.
6
Слева и справа от нас стояли коттеджи: кирпичные и деревянные, двух и трехэтажные. Каждый из домиков был по-своему индивидуален. Небольшие заборчики каждого из участков, выкрашенные почти все в желтый цвет, открывали панорамы садов естественного и искусственного ландшафтов каждого из участков.
Здесь были причудливые ветвистые сады, с выстриженными в форме зверей кустарниками; аккуратно выстроенные во всех традициях фэншуя миниатурные японские садики, с их непонятными каменными садами; нетронутые участки вечнозеленых елей, со столетними стволами. Видно было, что в этих частных владениях потрудился не один художник-дизайнер, а десятки рабочих рук. Населяли коттеджный поселок достаточно обеспеченные люди, имеющие по два встроенных гаража, а некоторые по настоящему теннисному корту. Дома пестрели разным цветом металлических черепиц и отделкой фасадов. Проходя мимо одного из резных деревянных домов, я обратил внимание на обилие детских качелей и горок. Вырезанные из цельных кусков дерева в центре участка сказочные три медведя, говорили о том, что когда-то этот двор был полон детьми и представлял собой не что иное как обыкновенный частный детский сад.
Весь поселок состоял из двух основных улиц и десятка промежуточных переулков. Разбросанный на площади около двухсот с лишним гектаров, поселок был закрыт со всех сторон лесным массивом. Единственное, что соединяло его с некогда цивилизацией это междугородная трасса проходящая по северной стороне поселка, и воплощающая в себе одну из основных улиц, банально названная Проезжей. Все тротуары улиц были уложены брусчатым камнем, а кое-где на проезжей части дорог были еще видны белые пешеходные зебры.
Единственное, что вселяло дикость и страх окружающих кварталов - это пустые окна домов и оглушительная тишина улиц. Но почему-то именно этот факт и не беспокоил Кристину. Она шла рядом со мной, держа мою вспотевшую ладонь, и ни сколько не удивлялась отсутствию людей на улице. Она восхищалась окружающей ее красотой, и постоянно спрашивала меня о том или ином дереве, доме. Словно я здесь жил и обо всем знал. Именно так, безмятежно и спокойно, Кристина воспринимала пустующие тротуары улиц, когда мы проезжали по городу. Замечала ли она отсутствие людей, не знаю. Скорее всего, это условие открытого, и в тоже время закрытого для нее мира, было для Кристины неопознанным объектом. Некой черной дырой, попадая в которую мысль девушки была блокирована, и не находя ответа на поставленный вопрос терялась. В ее сознании происходил сбой, и все возвращалось к исходной точке, к тому моменту, когда у нее в мозгу опять не вспыхнет такой вопрос. Именно так, я думаю, и было устроено сознание любого соната, населявшего этот город, и именно поэтому день повторялся для них заново, и покинуть свое место пребывания они просто не имели шанса.
Размышления о том, сонат ли Кристина, ставили меня в тупик. Я не сомневался, что она была из их племени и подчинялась всем законам, по которым они существовали. Но сомнение... Счастливое сомнение, которое иногда меня посещало, переворачивало все с ног на голову. Наши с ней отношения перечеркивали все мои знания об этих существах. Моя любовь к ней и ее (я надеюсь) симпатия ко мне, давали понять, что Кристина является особенным созданием. Слова Альберта, что они духи и не помнят ни добра ни зла, не находили своего подтверждения. Кристина помнила обо мне каждую секунду своего существования, и каждый день она надеялась увидеть меня снова. В конце концов, она скучает по чужеродному человеку этого мира. А это уже не является признаком соната. Это уже приближает его к нормальной человеческой душе.
Даже сейчас, она идет рядом со мной, смотрит по сторонам и радуется окружающим ее домам и садам, этой весенней цветущей зелени, этому чистому воздуху. Радость написана у нее на лице. Этим краткосрочным счастьем пропитано в данную секунду все ее естество. И я рад тому, что она счастлива, хотя бы сейчас, хотя бы в данную секунду.
Да возьмем того же Альберта. Кто он по сути дела? Сонат, самый, что ни на есть. Сбой в его программе говорит лишь о том, что создатель что-то имеет на его счет. И скорее всего ему предстоит остаться в этом мире, с какой-то пока еще неведомой целью.
Справа от нас возникла черная, как тень фигура дома. На какое-то мгновение мне даже показалось, что облака, проплывающие по синему небу, остановились. Это были развалины коттеджа семьи Звонцовых. Зря я повел Кристину именно по этой улице. Надо было свернуть за два квартала на Сибирский переулок. Словно завороженные мы встали на проезжей части улицы, прямо напротив сгоревшего дома.
- Миша, здесь что, был пожар? - Спросила меня Кристина, с изменившимся и погрустневшим лицом.
Я продолжал смотреть на остатки двухэтажного дома, покрытого сажей. Ветер, как будто пожар был совсем недавно, разносил в разные стороны пепел сгоревших деревьев семейного сада Звонцовых. Он падал на землю и опускался прямо нам под ноги.
- Миша, не молчи. Ты почему не отвечаешь, - беспокойным тоном продолжала говорить Кристина, - ты знал хозяев этого дома?
- Не совсем.
На черной фасадной стене, обращенной к дороге, с растрескавшимися от температуры кирпичами, , была выведена надпись "Z-375". Буква и цифры были выведены алой краской аккуратно, но всё же с отклонениями от идеального шрифта. Располагалась надпись как раз под одним из обуглившимся подоконником некогда второго этажа. Кристина продолжала смотреть на меня и что-то спрашивать. Но я уже не мог ее слушать. Надпись, выведенная алым цветом, заставила меня на какое-то время отключиться и напрячь свою память. Ведь именно ее я видел в городе. Но где и на каком конкретно доме - не помню. Да и видел я горевший дом семьи Звонцовых несколько дней назад. И на нем не было никакой надписи. Выходит она была сделана совсем недавно, можно сказать сразу после моего ухода. Кто мог ее поставить, здесь в обезлюдевшем мире, где из здравомыслящих душ прибывают только я и мой двуликий товарищ? А может Альберт прав. И мы здесь не одни.
- Миша, ты меня пугаешь! Скажи же хоть слово! - Отчаянный голос моей спутницы вывел меня из замороженного состояния.
- Прости, Кристина... Я тут просто задумался...
- Ты меня напугал.
- Прости. Пойдем отсюда обратно. Это плохое место.
Обратно мы шли с Кристиной, не разговаривая. Она только изредка поглядывала на меня, чтобы увидеть искорки внимания по отношению к ней. Мысли о красных цифрах на стене дома Звонцовых не выходили у меня из головы.
Уже подходя к дому Альберта, я оживился, и мне в голову пришла идея, за которую я сразу зацепился. Улыбка преобразила мою физиономию. Увидев её на моем лице, она несколько оживилась и подалась в мою сторону. Было видно, что она духовно открылась мне полностью и была согласна на все. Лишь бы я перестал быть грустным и задумчивым, и обратил все-таки на нее внимание. В этот момент она была беззащитна в этом одиноком и пустом мире, таком же холодном к ней и готовом в любой момент разбить ее на миллионы маленьких белых осколков. В эту минуту только я был тем связующим звеном, которое было способно, хоть как-то, продержать эту невинную душу на плаву и подарить ей самую маленькую дольку простой человеческой радости. Взяв ее за руку, я слегка притянул в свою сторону. Кристина с легкостью подалась.
- А хочешь, я покажу тебе то, чего ты раньше никогда не видела? - Слова мои прозвучали тихо, с подтекстом скрытой таинственности.
- Что? Что ты хочешь мне показать, Миша?
- Ты видела когда-нибудь настоящее чудо?
- Что ты имеешь в виду?
- Самое настоящее чудо! Пойдем со мной.
Обхватив тоненькое запястье правой руки Кристины, я стремительно распахнул ворота и вошел во двор. Под зонтом было пусто. От мангала еще тянул легкий дымок. Альберта нигде не было, видимо он еще продолжал возиться на кухне. Пройдя через полянку перед домом, мы свернули за парадной лестницей налево между двумя двухметровыми пышными елями и вышли на заднюю сторону двора. Я не отпускал руку Кристины ни на секунду. Она послушно двигалась за мной, повторяя все мои движения и размер шагов.
Только ветви елей захлопнулись за нами, весь сад предстал перед нами во всей своей красе. Здесь было несколько яблоневых деревьев и столько же сливовых. Белые цветы яблонь еще не совсем отцвели, и их опавшие лепестки шуршали у нас под ногами. Еще было рябиновое дерево, которое словно уставший человек склонил над кустом смородины свои тонкие ветви, словно хотел от чего-то его уберечь. Нагибая голову, что бы ветки ни попали в глаза я прошел, держа за руку Кристину, под ветвями яблонь глубже в сад. На тыльную сторону дома, между забором и домом, окна почти не выходили, за исключением одного окошка на втором этаже. По всей видимости, это был кабинет Альберта, в котором я никогда не был и, следовательно, никогда не видел всей панорамы сада сверху.
Словно стража, нас встретила вековая ель, растущая в метре от стены дома. Уходя своими корнями глубоко под здание, она была и охранником и одновременно губителем всего дома Альберта. Эта ель, гордость всего участка, возвышалась над коньком крыши дома Альберта, чем венчала законченную композицию всего особняка.
Иголочки ветвей предупреждающе кольнули мне лицо, в тот момент, когда я развернулся взглянуть на Кристину.
- Вот оно... Чудо!
Ветви ели раскрылись под моим нажатием, и прямо перед самым забором показалось небольшое дерево с черным, как уголь стволом и ослепительно синими цветами, заполнявшими все веточки дерева. Здесь лучи солнца почти не проникали, но от яркости синих цветов дерева, все оно буквально переливалось в дневном свете.
Почти на полусогнутых ногах я приблизился к дереву, и в какой-то момент рука моя потеряла присутствие Кристины. Словно корабль ее рука выскользнула из моей ладони, и Кристина тихо подошла к стволу дерева. Проведя пальцами по черной и влажной коре дерева, она приложила их к лицу и глубоко вдохнула в себя. Запах дерева был для нее интересен. Она закрыла глаза и подняла руки вверх. Неожиданно подул легкий ветерок, и сотни синих лепестков поддавшись ветру стали опадать вниз. Словно сотни маленьких вертолетов, сине-голубые лепестки кружили вокруг Кристины, попадая ей на голову и плечи. Многие так и не успевали упасть на зеленую траву, прочно застряв во вьющихся локонах Кристины. Она засмеялась, и я вдруг осознал, что это был не ветер, а дерево просто поздоровалось с девушкой, раскрыв свои объятия в синем лепестковом танце.
Так она стояла, подняв голову вверх с закрытыми глазами и поднятыми руками. Казалось, время остановилось, а лепестки синего дерева зависли вокруг нее, как миллионы пылинок в броуновском движении солнечного луча. Я прислонился к стене дома. Ощутив спиной холод камня, я просто не решился в этот момент приблизиться к дереву с девушкой. Может быть, я мог, что-то нарушить, а может, это было просто легкое очарование увиденным. Но сейчас это было не важно. Свет на заднем дворе, буквально зажегся изнутри, освещая кроны дерева и тело юной девушки. Нет, я не слышал, как тогда в городе песни или каких-то звуков, исходящих от дерева. Все было наоборот. Я был оглушен и некоторое время мой слух был отрезан от внешнего мира. Но именно в этой тишине я отчетливо услышал ее голос. Только ее голос и ничего больше. Кристина с сияющим от восторга лицом повернулась ко мне.
- Оно здесь, чтобы дарить счастье, и я его слышу.
- Что? - Попытался спросить я и не услышал своего голоса.
Инстинктивно я приложил ладони к своим ушам, но от этого звук не появлялся. Все такое же мертвое и безмолвное поле окружало меня. Слух заложило, как если бы мне в уши налили воды. И в этой тишине только голос Кристины продолжал меня связывать с окружающим миром.
- Оно живое, у него есть свой характер и своя история. Много историй. Подойди ко мне.
Улыбающееся лицо Кристины отпугнуло меня, но я сделал к ней несколько шагов. Она была прекрасна, стоя под опадающими синими лепестками цветов, с лицом освещенным внутренним светом. Губы стали насыщенно красными, а не бледных щеках появился естественный румянец. Ее глаза смотрели на меня самым добрым и чистым взглядом. И в какой-то момент, я понял. Что люблю эту девушку всей своей душой, всеми своими оставшимися после смерти частичками души и сердца.
Я шагнул под ветви дерева, прямо к ней. Кристина обвила вокруг моего пояса руки и положила голову мне на грудь. Тишина пропала в одно мгновение, и я услышал, как колышутся ветви прямо над моей головой, услышал звук падающих цветов, и шелест свитера от соприкосновения с волосами Кристины, услышал дыхание Кристины, ровное и спокойное, услышал, как где-то в глубине дома по залу ходит Альберт, шаркая ногами и переживая за наше долгое отсутствие, услышал звук травы под ногами примятой нашими с Кристиной ногами, услышал как за несколько километров от этого места, в полуподвальном сыром помещении из ржавого крана в ванную капает вода.
Но уже ничто не могло меня, ни испугать, ни удивить. Я ощутил самое прекрасное чувство за все время, что находился в этом городе. То, чего мне так недоставало, и так было необходимо. Это чувство полного умиротворения и духовного равновесия. Мысли и переживания покинули меня. Теперь ни ответственность за свою работу, ни нелепые дети в костюмах, ни бессонница, мучавшая меня, не могли меня беспокоить. В данный момент были только я и Кристина. Я тихо произнес над ее головой: "Я люблю тебя". Но она этого не услышала. Безмятежно закрыв глаза, ее голова покоилась на моей груди. Поэтому я только сильнее прижал ее к себе. Синие кроны, усыпанные цветами, приняли нас в свои объятия. Так мы продолжали стоять вечность.