Непонятно для чего наделенный врожденной честностью и глубинным чувством справедливости, я не буду утверждать, что эта книга, равно как и каждое слово, буква и знак препинания в ней, будут обязательно неизгладимым образом влиять на вас. Возможно, читая ее, у вас не разболится голова от важности некоторых понятий жизни или, напротив, вы не почувствуете небывалого подъема сознания, возможно, у вас не понизится или, к примеру, не повысится кровяное давление, возможно, читая ее, сколько бы вам сейчас ни было, вы не сможете перенестись на много лет в прошлое и вспомнить ту единственную, с которой все начиналось, - первую любовь.
Возможно, перелистнув последнюю страницу, вы никогда не пообещаете самому себе стать хотя бы чуть-чуть благороднее, беречь маму, рваться в бой и, невзирая на необъятность преград и вообще невзирая ни на что, двигаться навстречу мечте всей жизни.
В конце концов, возможно, читая ее, местами вы не будете смеяться до колик в животе или, напротив, просыпаясь среди ночи, отворачиваться к стене и, чтобы никто не услышал, плакать безмолвными горячими слезами.
Во всем этом я не уверен, и потому, в силу указанных причин, обещать вам не могу. Единственно, что знаю, единственно, в чем уверен, единственно, что обещаю, - это одно, что, читая мою книгу, равно как и каждое слово, букву и знак препинания в ней, вы будете чувствовать, что у вас есть душа.
ББК 84-44
ISBN 978-966-1623-16-2
No М.В. Болдырев, 2010
No Издательство ООО "Фирма "Салта" ЛТД", 2010
Если Вы обнаружите в тексте персонажей или ситуации, сходные с Вашими, либо вообще с реальными людьми, то за это извинения не приношу.
Все так и было...
Феерия мечты
ПОВЕСТЬ
Девочке из 64-го дома посвящает
и преподносит автор...
Как здорово и прекрасно иметь мечту...
На этом повесть можно и закончить, но, если бы я так сделал, то моя учительница по русскому языку и литературе меня бы уж точно не похвалила, а, чего более, признала сверхурочные со мной занятия на протяжении пяти лет напрасными и пустыми. Поэтому, чтобы исключительно ее не огорчать, я продолжу описание полуправдивой истории, истории даже не любви, что в силу неизвестных причин мне ближе, а скорее истории жизни простого маленького героя своей судьбы, героя, поступки которого, я скромно уверен, имеют полное право ложиться на тетрадный лист в тени одиноко стоящей дикой яблони на склоне Чатырдага.
И пусть мои нынешние мысли разнесет вместе с ветром остальным людям, которые, храню надежду, быть может, смогут впитать их в себя и стать хотя бы в чем-то настоящими людьми.
Не предавай мечту. Так, к сожалению, никогда не говорил мне мой папа, - но так говорю вам я.
Его звали Максим, как и меня, ему двадцать семь, пять лет назад с американской мечтой приехал из глубокой деревни в небольшой город S с населением в триста пятьдесят тысяч человек. Работал водителем на грузовой ГАЗели, за четыре года накопил немного денег и выкупил машину, на которой и работал. Так он стал заниматься частным извозом мелкотоннажных грузов. Больших денег это ему не приносило, хватало на легкие, нехитрые развлечения, на среднее содержание самого себя и можно было рассчитывать на приобретение собственного жилья, лет, так скажем, через десять, и то, используя ипотечный кредит...
Говорить, что Максим уж как-то сильно отличался от других людей, не приходилось, все как у многих - тихо, размеренно и по большому счету скучно. Сегодняшний день до боли напоминал вчерашний, эта неделя напоминала прошедшую, нынешний месяц до такой же боли напомнал минувший, нынешний год так же безысходно, по вредной привычке, грозился повторить прошедший и, несомненно, повторил бы, если бы не его немного нелогичные отношения.
А нелогичные они, пожалуй, потому, что ей шестнадцать, а ему двадцать семь...
И несмотря на всем известный факт, что взрослым мужчинам очень нравятся молодые девушки, должен отметить, что отношения со столь юными особами порой сложны до безнадежности, хотя, справедливости ради, можно присвоить им свои, интересные и иногда неповторимые положительные свойства.
Как бы там ни было, у Максима и Вероники были как раз такие отношения.
Она была именно такой, какой и должна быть маленькая девочка шестнадцати лет. Невысокий рост, миниатюрный стан, стройные ноги и суперупругая большая молодая грудь делали ее настолько сексуальной, что далеко не многие женщины, встречающиеся в жизни среднестатистического мужчины, могли бы с ней в этом соревноваться.
Черты ее лица - отдельная тема. Небольшие, но очень веселые и до безумия голубые-голубые глаза; маленький аккуратный рот напоминал собою изящный розовый бархатный бантик, глядя на который испытываешь ничем неудержимое желание к нему прикоснуться; ее волосы спускались чуть ниже плеч и мягким изгибом волны, поблескивая в лучах солнца, ложились на них; движения ее тонкой шеи были под стать грации лебедя, в общем, она была чертовски мила, привлекательна и, повторюсь, сексуальна.
Юный возраст одновременно был ее достоинством и недостатком. Она еще не научилась лгать, мыслила зачастую просто, а порой даже наивно, отчего время от времени возникало приятное желание на очередную ее фразу или ответ слегка улыбнуться с легким оттенком умиления в душе. В силу своего возраста, она по-прежнему продолжала считать, что деньги - это не самое главное, и по своей наивности всегда опасалась предложений попробовать себя в модельном бизнесе, хотя причиной тому была не наивность, а скорее, элементарная порядочность и врожденная женская мудрость.
Если и можно резюмировать все положительные качества ее возраста одним словом, самым точным было бы утверждение, что она - естественна.
Но, пожалуй, все крайности на свете не идеальны и, дабы восстановить равновесие, вызывают обратную противодействующую силу и энергию. И возможно, именно поэтому быть естественным - это означает еще и делать, что захочешь, и говорить, что думаешь. А это иногда может вредить, как самому себе, так и окружающим.
Еще она хорошо пела и состояла в альтах хора музыкального училища, уже год как мечтала выучить "Лунную сонату" на фортепиано и, кажется, больше всего на свете любила купаться в море, будто непроглядная морская гладь, сливающаяся где-то там, на горизонте, с небом, имела над ней необъяснимую власть и силу. Временами это выражалось в ее зимних купаниях, что, в свою очередь, оборачивалось частыми болезнями и высокой температурой; и так будет долго - до тех пор, пока она не повзрослеет и не станет такой, как мы. Но у нее было еще одно качество характера, причина которому не возраст, а лишь ее уникальная индивидуальность. В своих эмоциях часто она была скрытна, и очень редко, даже самым близким людям, сложно было понять, что происходит в душе этого маленького и хрупкого человечка. Многие знакомые знали эту особенность и потому старались с ней мириться.
Их союз брал свое начало с первых дней весны, с тех времен, когда большая часть людей с нетерпением ждет середины апреля и когда солнце, поутру отражаясь своими колючими лучами в росе зеленой травы, слегка покалывает глаза. И длится он уже четыре месяца, ведь сейчас конец июля, глаза привыкли к солнечным лучам, и теперь все больше и больше хочется по выходным уезжать на море. Вечерний летний воздух в это время - особенный, он наполнен глубинной теплотой и дарит легкое ощущение свободы...
...Был как раз тот час, когда на город S незаметно опустился летний июльский вечер и воздух враз наполнился глубинной теплотой и ощущением свободы, и именно этот самый воздух полной грудью вдыхал Максим.
Уже пять минут как он ждал ее у входа в кинотеатр, они не виделись четыре дня и потому порядком успели друг по другу соскучиться, отчего ожидание Вероники делалось для Максима по-особенному приятным, а вместе с тем еще и долгим, словно служба на подводной лодке: обычных пять минут - за десять.
Еще чуть-чуть, совсем немного, и в толпе, где-то впереди, он снова различит до боли знакомый силуэт. Что говорить, в последнее время он изрядно к ней привязался, она дарила ему минуты счастья и тревоги. Такой она была.
Он ждал и пытался угадать, в чем она придет сегодня, и где-то там, в самой глубине его обычной души, закралась призрачная надежда, что он вновь увидит ее зеленый ситцевый сарафан, в котором, как ему казалось, она особенно прекрасна.
"Все пройдет", - говорили древние мужи в Греции... Так и случилось, минуты томительных ожиданий позади, и наконец среди многочисленных серых фигур прохожих замелькала маленькая фигурка Вероники.
- Ты просто представить себе не можешь, как долго тянутся минуты в ожидании встречи с тобой.
- Прости, пожалуйста. В следующий раз я сделаю все, чтобы этих минут в твоей жизни было меньше.
- Ловлю на слове. Кстати, тебе отдельная благодарность от всего человеческого рода и от меня лично за то, что свет в очередной раз увидел, как здорово сидит зеленый сарафан на твоем божественном теле, - сказал Максим, улыбаясь и слегка игриво язвя.
- Дорогой мой, пока я к тебе шла, это заметил не только ты, но и еще четыре мальчика.
- О-о! Ну, тогда я уже знаю, каким будет мой следующий подарок.
- Ну и каким же?
- Теплая и удобная фуфайка.
- Ой, ой! Ну все, я буду паинькой, только не дари мне больше подарков.
Максим пристально посмотрел ей в глаза, с лица медленно сошла улыбка и после небольшой паузы он уже совсем серьезно произнес:
- Привет. Я очень рад тебя видеть.
- Я тоже, - услышал он в ответ.
Они взялись за руки и вошли внутрь кинотеатра.
Через минуту, вот-вот уже должен начаться фильм ужасов, билеты на который Максим заблаговременно купил два дня назад. Надо бы отметить, что данный жанр им обоим импонировал, ей, скорее по причине возраста, неизбежного спутника юношеского максимализма, да и просто возможностью лишний раз пощекотать себе нервы, а ему было просто приятно в самые неожиданные и страшные моменты фильма держать за руку рядом сидящую девушку и сжимать ее от волнения чуть-чуть сильнее обычного. В такие минуты где-то в глубине он начинал испытывать на фоне всего получасового напряжения чувство относительного спокойствия и защищенности, а вместе с тем и приятное осознание, от того, что он сам в каком-то отношении был гарантом и защитником своей девушки. В общем, говоря кратко, в одиночестве ужасы смотреть он не любил - было страшно, только с красивой и милой девушкой они доставляли ему удовольствие.
Этот раз отнюдь не был исключением. Они сидели рядом, и перед глазами уже с полчаса как мелькало на белом холсте изображение, и какой-то завораживающий сюжет будоражил сознание своей неожиданностью, напряженностью и, откровенно говоря, немалым страхом. В такие моменты он сжимал ее руку и ему становилось немного легче и не так жутко, а она то и дело в самые неожиданные моменты, чтобы не видеть кульминационной развязки, отворачивалась от экрана, приближалась к нему и засовывала свой нос куда-то ему под мышку, отчего Максим на подсознательном уровне начинал чувствовать себя защитником, неприступной стеной и грозным хранителем ее маленького, хрупкого и пока еще детского мира - как раз тем, кем и должен чувствовать себя любой нормальный мужчина. И если говорить искренне, то ему это очень нравилось.
Вероника, в силу своего юного возраста, или, быть может, в силу врожденного характера, как никакой другой человек на свете, могла быть разной: доброй и жестокой, милой, как весенний полевой василек, и колючей, как затерявшийся средь пустынных песков кактус, веселой, как солнечный зайчик, дарящий ощущение незабываемой радости, и холодной, молчаливой, словно зимняя глубокая ночь. Она, как никто другой, своим присутствием доставляла ему огромную радость, она, как никто другой, своим присутствием делала ему очень больно. И для полной картины следует отметить, что все это происходит не специально, а как-то само собой, в соответствии с их природой.
Когда страшные и напряженные моменты фильма сменялись на более легкие и теплые, а иногда и на романтические, то у Максима возникало неутолимое желание смотреть на ее лицо, а если повезет, то и встретиться с ней взглядом. Вот и сейчас на разноцветном холсте что-то теплое и приятное, он повернулся к ней и остановил свой мягкий взгляд на ее лице, которое в живых полусумеречных тенях кинозала казалось еще более гладким, нежным и милым, словно весенний апрельский месяц. Так прошло несколько секунд, а она по-прежнему не отрывалась от экрана. Он взял ее руку и нежно, как только мог, сжал ее ладонь, но и это не помогало. Несмотря ни на что, он продолжал на нее смотреть со всем своим умилением, и в этот миг ему очень сильно, больше всего хотелось, чтобы она, заметив его взгляд, медленно повернулась к нему, они встретятся взглядами, она подарит легкую, еле заметную улыбку, слегка наклонится через подлокотник своего кресла, нежно, еле заметно прикоснется к его щеке губами и тихо, чтоб не мешать соседям, прошепчет на ухо: "Люблю..."
Но она продолжала вглядываться в сюжетные картинки фильма на холсте, словно ничего не замечая, хотя своим боковым зрением она давно отметила необычное поведение своего молодого человека. И когда это до неприличия затянулось, повернувшись к нему, слегка наклонилась и тихо, чтобы не мешать соседям, прошептала на ухо: "Я не люблю, когда на меня так смотрят..." - как никто другой на всей земле, она могла сделать ему больно. Затем картинки на белом холсте менялись, и она, как ни в чем не бывало, прятала свой нос ему под мышку - как никто другой на всей земле, она могла доставлять ему радость. Да, такой она была. И именно так, именно такими "качелями" и были пропитаны их отношения.
Сеанс закончился, Максим и Вероника вышли из кинотеатра и медленно, держась за руки, шли по центральной улице. Небо затянулось ночною мглой, и улицу к этому времени уже освещали множество фонарей, воздух был по-летнему теплый и спокойный, отчего в душу незаметно вселялось чувство все той же июльской свободы. На сердце было хорошо и уютно, был именно тот летний вечер, о котором в зимние дождливые, пасмурные, короткие полу-дни так скучаешь.
Эта улица представляла собой участок дороги, - метров двести, - по центру которого стояли фонари, каждый из которых окружали две полукруглые кованые скамейки, на которые присаживались отдохнуть такие же гуляющие, как и наши герои. По бокам, с обеих сторон, мощенные плиткой тротуары подпирали старые двух- и трехэтажные дома, выдержанные преимущественно в стиле русского классицизма. Движения транспорта здесь было запрещено, что в свою очередь позволяло пешеходам полностью расслабиться и отдохнуть после тяжелого и не очень рабочего дня. Сама архитектура улицы, небольшие деревья, размещение в самом центре города делали ее любимой улицей каждого горожанина, и поистине, она могла претендовать на определение - "сердце города".
Максим с Вероникой медленно несколько раз прошлись по улице, после чего решили пройти немного дальше и уединиться в соседнем маленьком парке.
Кроны акаций и кленов этого небольшого сквера в центре города смыкались где-то вверху над скамейкой, на которой мирно сидели наш Максим и наша Вероника. Он обнял ее, и они заговорили.
- Хороший у нас город, - выдохнул и сказал Максим.
- И что же в нем хорошего? - тихо спросила она.
Максим слегка задумался, посмотрел стеклянными глазами куда-то вдаль и после небольшой паузы произнес:
- Не знаю, быть может, за пять лет, которые я здесь живу, я к нему привык. Временами кажется, что я здесь родился и жил всегда, что я не из какой-нибудь забытой Богом деревни, а уже полностью сформировавшийся горожанин, даже и не верится.
- Мне тоже нравится в Крыму, я никогда не бывала в очень больших городах, но я на сто процентов уверена, что здесь жить во много раз лучше.
- Почему? - Максима несколько удивил такой взгляд на свой город, ведь он уже успел привыкнуть, что юные и молодые люди нечасто ценят то, что имеют, и то место, в котором живут. Он привык слышать жалобы на то, что, мол, их город слишком грязный, что ямы на асфальте слишком часты и глубоки, что дискотеки не такие продвинутые, как в других городах, что люди здесь злые, слишком шумно или, наоборот, слишком скучно, мало возможностей, зелени мало, да и вообще, небо не того цвета. В общем, он привык к тому, что нынешняя ранняя молодежь напрочь лишена мудрости и не может осознать прелести своего южного города и пропитаться благодарностью к месту, которое тебя взрастило, воспитало и дало все то, что ты имеешь.
Но, к счастью, жизнь так прекрасно и безукоризненно правильно устроена, что подобное осознание и благодарность ко многим людям приходят с возрастом.
- Потому что рядом есть море, - просто ответила Вероника. - Без моря я жить не могу, мне оно очень нужно.
- Ну это, наверное, хорошо, - заключил он. - Знаешь, я, скорей всего, не то чтобы привык к этому городу, а дело в моих воспоминаниях, когда я жил там, у себя в деревне, я изо всех сил старался оттуда уехать и думать ни о чем другом, по большему счету, не мог. На тот момент, страшнее мысли, что я могу остаться прозябать в своем колхозе всю жизнь, и быть ничего не могло. Я все делал, чтобы как можно быстрее уехать из деревни и жить в этом городе. Ты бы видела, как мои вчерашние одноклассники спивались на глазах! Кроме сквернословия от них и не услышишь ничего. А последняя уцелевшая ферма разворовывалась своими же работниками такими быстрыми темпами, что можно было подумать, будто воровать молоко и стройматериалы - это их основная и единственная обязанность!
Меня чертовски угнетала мысль, что всю свою жизнь я буду зарабатывать только выращиванием огурцов и редиски и существовать, продавая их на рынке нашего райцентра. Я тогда еще даже и не желал машин, квартир и всего такого. Я, как сейчас помню, единственно, о чем в тот момент страстно мечтал, так это о том, чтобы найти какую-нибудь мало-мальскую работу, которая давала бы мне возможность хоть как-то питаться, снять где-нибудь, пусть даже на окраине, комнату в городе, гулять по нашему центральному парку, который мне, кстати будет сказать, до сих пор очень нравится, и кататься на наших стареньких, но почему-то очень родных троллейбусах - это все, что было мне нужно. Вот уже несколько лет, как все это у меня есть. Это чувство греет меня и я люблю этот город, который теперь с полным правом уже могу назвать своим, как и мои родители, которые переехали сюда вскоре после меня.
- Ну что ж, можно сказать, тебе повезло.
- В чем это? - спросил Максим.
- Ну как в чем? Твоя мечта сбылась. Может быть, в этом? - улыбаясь и слегка подшучивая, сказала Вероника.
- А-а, ну да, - тоже с улыбкой произнес он.
- А знаешь что? - снова спросил Максим.
- Что?
- Мне ведь не только в этом повезло.
- А в чем еще?
- А что, так интересно? - уже почти в открытую начинал шутить Максим.
- Ну, чуть-чуть.
- Ну, если чуть-чуть, то тогда и говорить не буду.
Вероника ухватила его за плечо и слегка, подобно маленькому ребенку, капризно потрясла его.
- Ну хорошо, хорошо, мне очень, очень интересно, говори скорей.
- Точно очень? - произнес он, притворно строго глядя ей прямо в глаза.
- Очень, очень, - повторила она.
Ни на миг не ослабляя своего строгого взгляда, он тихо, размеренно и очень уверенно произнес:
- Мне повезло в том, что у меня есть ты...
Эти слова где-то там, изнутри, в самых глубоких недрах маленького женского существа, словно фейерверк, разорвались детским задором и весельем.
Вся искрясь от радости и улыбаясь, она глядела ему в глаза и со словами: "Тебе очень сильно со мной повезло", - указательным пальцем непонятно для чего легонько стукнула его по носу. Еще сильней прижавшись друг к другу, они молча просидели несколько минут.
- Макс (так она любила его называть), а у тебя есть мечта?
Он немного смутился и задумался.
- Как-то и не скажешь сразу. Наверное нет. Хотел когда-то переехать в город S, теперь я здесь, у меня все хорошо. Ну вот как бы так. Мечта... не знаю, наверное, уже нет.
- А я мечтаю, - глядя на звездные бусины ночного неба, сказала Вероника.
- О чем же?
- А что, так интересно? - начала издеваться эта юная, как желтый одуванчик, маленькая бестия.
- Знаешь, я хотела бы хотя бы один разок когда-нибудь попасть на Сейшельские острова.
- Опа! Это, вообще, что такое, и где оно находится?
- Я знаю о них все, я расскажу тебе, - совершенно серьезно отвечала Вероника.
Она выдержала небольшую паузу, ее взгляд, пытаясь перенести всю себя куда-то очень и очень далеко, замер и, как бы затуманенный дымкой, был обращен вдаль.
- Сейшельские острова, - начала она заученными из книжек и географических журналов фразами, - это такая республика, точнее островное государство в Индийском океане, примерно в тысяче шестистах километрах к востоку от Африки, немного северо-восточней Мадагаскара. Их площадь четыреста пятьдесят квадратных километров, а, нет, четыреста пятьдесят один километр. Самый большой остров называется Маэ, протяженность в длину - двадцать семь километров, в ширину восемь. На этом же острове находится столица Сейшельских островов, которая называется Виктория, есть еще несколько крупных островов, таких как Силуэт и Праслин, к ним также можно отнести остров Ла Диг, а так, если говорить вообще, то Сейшельские острова - это архипелаг из ста пятнадцати больших и малых островов.
Эти, как по мне, волшебные острова обладают многими достопримечательностями, и одна из них - плоды пальмы коко-де-мер, вес которых зачастую достигает более двадцати килограммов. Местные жители, представь, считают, что именно он был запретным плодом Адама и Евы. И ты знаешь, эти необычайные пальмы - эндемики, их больше нигде нельзя встретить, они тщательно охраняются, и их семена даже нельзя вывозить, не говоря уже о самих плодах.
Еще на Сейшельских островах встречаются гигантские, очень редкие черепахи а-а-а... как же их, амда-а-а, амда-а-а, нет, м-м-м... Альдабры, точно, да, альдабры, - вспомнив, подтвердила Вероника. - Ты знаешь, некоторые из них живут более ста пятидесяти лет, даже слоны, наверное, столько не живут.
Эти острова, - продолжала она, - были открыты португальцами в начале шестнадцатого века, в то время они были необитаемыми, лишь после, около двухсот лет, они были пристанищем для пиратов. Затем на островах французы основали первые колонии, после чего в конце семнадцатого века архипелаг захватили англичане и в тысяча девятьсот семьдесят шестом году подарили ему независимость. Живут на Сейшелах франко-африканские мулаты, негры, индийцы, китайцы и арабы. Язык там креольский и немного пользуются английским.
- Что-то я такого языка никогда не слышал, - усомнился Максим.
- Креольский язык - это язык, основа которого - французский, с примесью местных наречий.
На мой взгляд, самое замечательное и прекрасное в них - природа. Ты только вообрази, закрой глаза и хотя бы на секунду представь: почти необитаемый остров, а необитаем он, потому что плотность населения там всего сто восемьдесят человек на один километр и девяносто процентов из них живут именно на одном главном острове Маэ. Так вот, необитаемый остров, ты на берегу пляжа из мелкого белого песка, который настолько мелкий, что ты прикасаешься к нему, словно к самому дорогому китайскому шелку. Легкий свежий ветер ненавязчиво дует в лицо, и твой взгляд нежно ласкают длинные монотонные величественные волны Индийского океана, а там, за спиной, слышится легкий, успокаивающий шелест пальмовых листьев коко-де-мер, и вокруг ни души, ты один...
Я очень мечтаю там побывать, с тех самых пор, как три года назад случайно, по телевизору увидела их, я в них сразу же влюбилась, и они стали моей целью, ах нет! Даже не целью, а самой что ни на есть заветной мечтой. Я прочитала десятки книг и журналов, в которых хоть что-то упоминается про Сейшелы, я действительно знаю о них все. И я буду не я, если за всю жизнь мне не удастся хотя бы раз побывать на них.
Вероника говорила все это в таком быстром и уверенном темпе, что без малейшей ошибки и сомнения можно было заключить, что Сейшельские острова - смысл ее юного и наивного существа.
- Да-а, - протянул Максим, - сказать честно, ты меня сильно удивила. На тебя это совсем не похоже, - так во всем разбираться, знать площадь, плотность населения и прочее, что, по правде сказать, прямо поражает. Может, ты мне еще и президента этих твоих островов назовешь?
- Майкл Джеймс, - спокойно ответила Вероника.
Максим был поистине удивлен до самых глубин, он даже не нашелся, что ей ответить. А она тем временем продолжала:
- И еще, самое главное. Расположение Сейшельских островов - семь градусов и шесть минут южной широты, и пятьдесят два градуса и сорок шесть минут восточной долготы. Таким образом, получается, что семь градусов и шесть минут южной широты, и пятьдесят два градуса и сорок шесть минут восточной долготы - это мечта и цель моей ближайшей жизни.
Она говорила эти слова, и ее глаза поблескивали некой слегка заметной безобидной отрешенностью.
Ее спутник был совершенно потрясен всем услышанным. Все те четыре месяца, на протяжении которых изо дня в день он ее познавал, по его мнению, можно было бы перечеркнуть одним легким движением руки. Ее порой неоправданное веселье, легкая безответственность и поверхностные познания даже в достаточно важных предметах, по его убеждению, совершенно не могли уживаться в одной головке с тем, что вдруг так неожиданно слетало с ее уст. В тот вечер к нему ванезапно подкралась несколько некомфортная мысль, мысль о том, что он ее совсем не знает.
И в тот же вечер имело место еще одно, на первый взгляд, не очень значительное, но несколько странное событие. Если внимательно изучить основы психологии внимания Зигмунда Фрейда и прочую литературу подобного содержания, то можно прийти к одному общеизвестному выводу - большинство людей очень трудно воспринимают и запоминают цифры. Наш герой в этом смысле никак не отличался, и его с полной уверенностью можно было бы причислить к этому самому большинству. Но несмотря на это, в его голове прочно, а вместе с тем и непонятно для чего, поселились странные цифры: "семь градусов и шесть минут южной широты, и пятьдесят два градуса и сорок шесть минут восточной долготы".
...Все в движении, все куда-то бежит и изменяется. Камни превращаются в песок, равнины вырастают в горы, бешено, словно малые дети, друг за дружкой гоняются планеты, смерть, впрочем, как и рождение, - самое яркое проявление движения. Подчиняясь этим принципам и сложностям устройства жизни, вчерашний летний вечер медленно угас и, наверное, уж никогда не вернется, и, если говорить откровенно и уж совсем начистоту, то немного становится грустно. Но, быть может, именно благодаря этому несколько минут назад в городе S медленно, несколько натужно зарождалось свежее утро нового, несущего в себе неисчислимое количество возможностей нового дня...
Робко, словно боясь кого-то разбудить, прозвучал будильник на его мобильном. Он привык, по обыкновению, просыпаться в семь.
Максим лениво приоткрыл глаза, левой рукой потер висок и несколько минут бесцельно смотрел в потолок. А тем временем так же лениво и нехотя события вчерашнего вечера постепенно возвращались к нему. Просмотр кинофильма, беседа о городе, Сейшельских островах, и снова непонятно для чего в голове промелькнули их координаты... Он вытянул руки за голову, подтянулся, громко зевнул и сел на кровати - начался новый день.
Однокомнатная квартира, которую уже год как снимал Максим, мягко говоря, не совсем отвечала принципам и условиям комфорта. На маленькой кухне стояли два расшатанных, примитивного устройства стола, глядя на которые с первого раза можно определить их почтенный возраст, который, судя по всему, никак не мог быть меньше возраста самого квартиросъемщика. Широкое окно было без тюли, и единственно, что его пыталось украсить, - это темно-красная занавеска, которая, к слову будет сказать, от старости и частых стирок, местами была более прозрачна. Тем самым порождая собой справедливую мысль редких гостей Максима: "А не было бы лучше вообще без нее?" Газовая плита была старого образца и по-холостяцки прилично выпачкана. Раковина тоже никак не могла претендовать на предмет интерьера, способного облагородить собой комнату, если, конечно, это не тюремная камера.
Единственная жилая комната была обставлена соответственно плохо. Туалет и ванная ничем не выделялись из этого своеобразного интерьерного стиля, название которому можно было дать "тридцать лет без ремонта".
Квартира была не очень светлой, расположение на первом этаже делало ее слегка сырой и немного холодной, что в летние знойные дни было даже плюсом, а вот в зимние - большим минусом.
Но, несмотря на свой негатив, который очень красноречиво передавала обстановка квартиры, она обладала и неоспоримыми положительными качествами: была горячая и холодная вода, ванная и туалет раздельные, имелся холодильник, широкая удобная кровать, телевизор, музыкальный центр и городской телефон, словом, все необходимое, для того чтобы среднестатистическому холостяку было достаточно уютно, и для Максима это являлось главным. К тому же цена за аренду жилища была небольшой и не особо обременительной для его кармана.
За те пять лет, что он провел в городе, ему доводилось жить в условиях похуже и зачастую приходилось довольствоваться, особенно в первое время, "углами" со старыми хозяйками-пенсионерками, так что эту квартиру на данном этапе своей жизни он научился ценить и даже уважать, что само по себе конечно же хорошо и правильно.
Его утро было абсолютно таким же, как у других людей. Ванная, умывание, зарядка по настроению и пара бутербродов с колбасой, иногда, когда он чувствовал себя голодным более обычного, заставлял себя жарить яичницу, а иногда ее умудрялась украшать жареная картошка.
Рабочий день нашего героя начинался в разное время, поскольку это зависело от телефонных звонков клиентов, пожелавших видеть его на той или иной улице города в то или иное время. Но если обобщить, то из дома он выезжал в промежутке между восемью и десятью. Он ехал на первый заказ, затем, минут через тридцать, ему звонили и снова заказывали машину, он записывал адрес и время; затем звонили опять и диктовали адрес и так далее, до самого вечера, а иногда, в особенно удачные, но редкие дни, и до поздней ночи. Его клиентами в своем большинстве были небольшие мебельные магазины, оптовые базы стройматериалов, небольшие строительные предприятия, сборщики мебели и переезжающие с квартиры на квартиру люди. Особых проблем с заказами он не испытывал и вопросами маркетинга уже давно себя не занимал, так, лишь раз в месяц давал объявление в самую эффективную, по его мнению, газету, а также ненавязчиво, как бы случайно вручал новым клиентам свои визитки. Нехитрый заработок Максима составлял четыре, четыре с половиной тысячи гривен. Начиная с ноября по март у него был так называемый мертвый сезон, среднее и мелкое производство стремительно сокращало объемы, что в свою очередь порядочно влияло на заказы.
Он пытался что-то откладывать в удачные месяцы работы, чтобы как-то страховать себя зимой, но его порой необоснованные расходы не всегда позволяли ему это делать. Иногда случалось даже так, что если в зимнее время происходила поломка достаточно крупного масштаба, вроде ремонта заднего моста или двигателя, то недостающие деньги ему приходилось, не без легкого смущения, занимать у родителей.
Касательно его планов на будущее можно констатировать отсутствие какой-либо определенности. У него не было четких взглядов на женитьбу, семью, дом, или, на худой конец, квартиру, не было далеко шагающих планов относительно работы. Вся его жизнь была в известной степени довольно предсказуема, однообразна и скучна, что, к большому сожалению, с уверенностью можно отнести и к остальному большинству людей.
- Алло.
- Здравствуйте.
- Да, свободен, - продолжал отвечать в телефонную трубку Максим.
- К девяти? Смогу. Говорите адрес.
- Проспект Победы, двести девяносто шесть. Есть, записал.
- Все, скоро буду, ждите.
Максим быстро доел бутерброд, допил кофе и поставил кружку в раковину. Наспех влез в рабочие джинсы, натянул футболку и вышел из дома к стоянке забрать машину.
Несмотря на утро, солнце уже начинало припекать, и можно было уже сейчас понять, что день выдастся очень жарким и душным. В такие дни Максим немного завидовал водителям иномарок, которые имели возможность пользоваться благами кондиционера.
Он подъехал по указанному адресу и сдал задом, вышел из машины и открыл борт. Затем набрал телефон заказчика, чтобы сообщить о своем прибытии.
Через двадцать минут кузов его ГАЗели загрузили старыми компьютерами, рабочими столами и несколькими стульями простого офисного типа. В кабину, на пассажирское место, сел большой и рыхлый человек лет тридцати, тридцати трех.
- Чехова, шесть. Нам туда. Знаешь вообще, где это?
- Примерно, найдем, - ответил Максим, включая зажигание.
- Да я подскажу, если что. У нас там новый офис будет.
- Переезжаете значит?
- Да. Из своего старого офиса уже выросли. Да и вообще, уже давно надо к центру перебираться. Все-таки так престижней будет.
- Это, наверное, правильно, - ответил Максим, поворачивая при этом на перекрестке влево. Здесь следует отметить одну особенность нашего героя. Он любил поговорить за рулем, а в особенности со своими клиентами. Очень часто ему доводилось участвовать во многих благодушных беседах, из которых он почерпывал много для себя полезного и интересного. Через кабину его старенькой ГАЗели прошло много разных людей: были здесь люди и богатые, были и бедные, были молодые и старые, были веселые и грустные, были мудрые и глупые. Последние два типа были его любимыми. В первом случае они наполняли интересными, греющими душу мыслями, а во втором становилось просто весело, но при условии, что разговор не затягивался надолго.
- Чем ваша фирма занимается? - спросил Максим.
- У нас два направления. Посредничество в торговле металлом и средствами защиты растений, ну, пестициды всякие, удобрения. Знаешь?
- Знаю конечно. Такие разные направления.
- Да мне лично, если честно, пофигу, там че хотят, пусть и делают.
- А вы кем там работаете?
- Сисадмином. Знаешь?
- Знаю конечно. Не из лесу же. Да ты, вижу (ему показалось что, с человеком такого уровня можно перейти уже и на "ты"), не сильно-то и вникаешь в дела компании.
- Да че там вникать. Месяц прошел, бурную деятельность проимитировал, деньги получил, и все дела!
- Ну, тебе видней, - равнодушно произнес Максим, а сам про себя подумал: "Такой редкий и запущенный пофигизм в делах своего предприятия бывает у таких же запущенных и, к счастью, тоже редких недотеп".
На этом их диалог остановился, и Максиму дальнейшая беседа была неприятна, но спустя несколько минут то ли от скуки, то ли из любопытства он продолжил, задав следующий вопрос:
- Я где-то прочитал такое выражение: "Кого ты обвиняешь, тому ты даришь власть". Как ты на это смотришь?
- Ну, не знаю. Я тебе вот как скажу, напрягаться уж точно не стоит, это факт.
- Почему?
Он что-то рассказывал про истощение энергии, общую усталость, логику и элементарную благоразумность. И быть может, еще много нашему герою предстояло бы выслушать откровенной чепухи, но, к его счастью, дом Чехова, шесть оказался перед машиной. А это означало, что большому и рыхлому собеседнику пора рассчитаться, выйти и разгрузить машину. Максим вздохнул с облегчением.
Спустя двадцать минут после того, как он освободился, позвонили снова - вызывали в соседний город в семидесяти километрах, перевезти четыре куба обрезной доски. После он успел выполнить еще один заказ, и на этом его рабочий день подошел к концу.
Дневная выручка составила триста девяносто гривен, что являло собой средний, вполне приличный результат.
На протяжении всего рабочего времени он и Вероника, как правило, созванивались три-четыре раза, их разговор нельзя было назвать насыщенным и преисполненным какого-то особого содержания, скорее, наоборот, он был прост, а временами, по мнению самого Максима, несколько бессмысленным. По обыкновению, его содержание было следующим: