Сказавшись на работе больным, Королёв вернулся домой часа на три раньше обычного. Стоя на лестничной клетке, пропахшей котами и нафталином, он долго не мог нашарить в кармане ключ. Королёв уже хотел было бросить это гиблое дело и пойти к Лидочке (или Розочке?) выпить чаю и заняться поисками ключа на рассвете, но тот внезапно сам выскочил из-за прорвавшейся подкладки пиджака и послушно лег в руку. Свет в прокуренном коридоре Королёв включать не стал, и поэтому больно ударился обо что-то коленом. Коридоры коммунальных квартир имеют свойство материализовывать самые неподходящие для коридоров предметы - падающие со стен на голову детские велосипеды, несгораемые сейфы, заботливо поставленные кем-то у самого порога, груды тряпья, при ближайшем рассмотрении оказывающиеся загулявшим две недели назад соседом Карлушей, которого ищет милиция, издохших, растерзанных персом Аврелием крыс с остекленевшими глазами... Коридоры должны быть просторными, светлыми, пахнущими свежей краской и деревом, с до блеска вымытыми полами и фотографиями Крыма на стенах. Коридоров, которые не обладали этими качествами, Королёв не любил, поэтому свет не включил, и поплатился за это коленом.
Не снимая ботинок и шляпы, он прохромал на кухню и открыл кран, чтобы выпить воды. Кран чихнул, подавился белесой каплей и замкнулся в себе. Королёв любил краны. Чем-то они напоминали ему слонов, но в данный момент данный кран был похож не на слона, а на заместителя начальника Поливайкина, который на все вопросы о том, когда же будет зарплата и будет ли она вообще, недовольно выпячивал губы и выдавливал из себя безнадежное "позже". Поэтому Королёв свернул ему шею. Крану, не Поливайкину. Шею Поливайкину Королёв свернул бы охотно, но этого не позволяли сделать ни служебное положение, ни весовая категория Королёва.
В кухне пахло жареной треской и валерьянкой. С алюминиевым хоботом крана в руке Королёв подошел к окну, чтобы открыть форточку, но задвижку заело. До неприличия разросшийся кактус Надежды Сергеевны злобно вцепился в пальцы и ощерился многочисленными отростками. Королёв плюнул ему на плешь и пристроил обломок крана рядом с кактусом в горшке. Получилось неплохо. Открыв холодильник, Королёв выудил со своей полки остатки вчерашней яичницы с луком. Есть не хотелось, и он положил их обратно. Королёв ещё раз открыл холодильник и с силой толкнул тугую дверцу. Дверца чавкнула. Холодильник загудел от бесцеремонного обращения. Королев плюнул и на дверцу. Тошнило, и от этого хотелось плеваться. Королёв хотел еще плюнуть в наглую морду внезапно возникшего на столе перса Аврелия, но во рту пересохло. Аврелий с чувством полного превосходства распушил хвост и повернулся к Королёву спиной, такой же грязно-белой, как рассердившийся холодильник.
Королёв вышел в коридор и, придерживаясь рукой за стену, направился в свою комнату. По пути он ударился обо что-то щекой и неубедительно выругался.
Дверь в свою комнату Королёв не запирал. Она закрывалась оглушительно тихо, и от этого комната превращалась в склеп. Дверь была бронированная, со множеством замков и блестящей цепочкой. Её подарил Королёву на День рождения и сам установил его троюродный дядя Александр Петрович. У дяди был именной пистолет и множество причуд, жертвами которых становились немногочисленные родственники. С дядей было бесполезно спорить. И притом, Королёв его уважал, несмотря на то, что установка молчаливой бронированной двери резко испортила и без того подмоченные отношения с соседями. Дверь из обычной конструкции в первый же день своего существования превратилась в Берлинскую стену, вызвавшую шквал эмоций в квартире. Королёва молниеносно записали в злостного врага коммунального народца, а интеллигентная Надежда Сергеевна обозначила его "бессовестным наркодиллером" и безапелляционно обвинила в падении нравов современной молодежи и повышении детской смертности. Роль народного мстителя по собственной инициативе принял на себя перс Аврелий, прилюдно описавший резную дубовую панель, после чего был прощен Клавдией за сожранные полкастрюли гуляша и неделю еще как сыр в масле катался.
Королёв ни с кем не спорил и ничего никому не доказывал. Он придерживался того мнения, что дарёному коню в зубы не смотрят, и гвалт переполошенной коммуналки перекрывался глубоким дядиным удовлетворением. Проходя мимо комнаты Королёва, соседи с ненавистью глядели на блестящие замки и здоровались с ним только в случае крайней необходимости. И только пьяница Карлуша, слепо уверовавший с похмелья в то, что за семью печатями внезапно разбогатевший Королёв хранит как минимум половину всего золотого запаса страны, регулярно заходил в гости и очень вежливо и тактично одалживался на "полечиться" с клятвенными заверениями возвратить все долги, "когда мамаша вышлет перевод". Мать Карлуши умерла давным-давно, и Королёв об этом знал, но деньги давал все равно. Он любил, когда с ним разговаривают вежливо и тактично.
Королёв вошел в комнату и сел на диван. Но диван вдруг лягнулся и отодвинулся в сторону, поэтому Королёв, пошатнувшись, приземлился на пол. Он скрестил по-турецки ноги и закрыл глаза. Перед ним в длинном ярко-зеленом платье с разрезом до середины бедра женщина с раскосыми глазами танцевала танго. Королёв видел, как нежна её кожа, как отточены движения и божественен поворот головы. От её танца проходила тошнота. Королёв сидел не шевелясь и наслаждался. Женщина была так прекрасна, что захотелось курить. Для этого пришлось открыть глаза. Королёв не мог курить с закрытыми глазами или в темноте. Согласно научным исследованиям, которые никак не могут оставить в покое курильщиков, энное количество процентов курящих получает удовлетворение от созерцания самого процесса. Королёв относился именно к этой категории.
Спички ломались одна за другой, высекая со стенки коробка бесполезные искры. "Зажжется только последняя", - подумал Королёв. Коробок был почти полон, поэтому он высыпал из него все спички на пол, оставив одну, и от неё спокойно прикурил. Дым заструился к потолку сиреневым серпантином. Это было красиво. Королёв затягивался осторожно, чтобы не вернулась тошнота. Саднило ушибленное колено. Матово блестела бронированная дверь. Королёв докурил и снова закрыл глаза. Он оказался в полной темноте. Женщина в зелёном не появлялась. "Я дурак", - с досадой подумал Королёв. Он свернул ладонь в кулак, но это не принесло облегчения. Минут десять Королёв сжимал и разжимал пальцы, наблюдая за тем, как напрягаются и расслабляются мышцы руки. Он пытался не думать ни о чем, но это у него всегда выходило на троечку.
Внезапно Королева осенило. Он понял, что женщина в зелёном вовсе не незнакомая ему дама, и он её уже где-то видел, и, вероятно, с нею был знаком. Королёв резко развернулся и приподнял панель дивана. В его недрах хранилось множество замечательных в своей бесполезности вещей. Однажды в нем даже завелась платяная моль, но Королёв взял себя в руки и поступил с ней безжалостно и жестоко, приблизительно так, как бравые американские солдаты поступали с вьетнамцами. Королёв слабо улыбнулся при воспоминании о жестокой, но недолгосрочной войне и вытащил на свет три больших коричневых бумажных пакета. Он осторожно заглянул в каждый из них и высыпал содержимое на пол. Глянцевые черно-белые фотографии подстреленной дичью рассредоточились на ковре. Королёв поочередно брал каждую из них, внимательно вглядывался в лица, знакомые и случайно попавшие в кадр. Отработанные фото он аккуратно складывал в стопку слева от себя. Когда стопка превратилась в Пизанскую башню, с оставшихся не пересмотренными снимков на Королёва бесстрастно глядело расплывчатое черно-белое лицо с невыразительной улыбкой, в которую вот-вот должна была врезаться "вылетающая птичка".
"Cheese", - осклабился Королёв и пошел в ванную комнату. Из-под исколупанной ванны он достал побитый временем объемный эмалированный таз и принес его к себе. В окно пялилось весеннее солнце, выедая Королёву глаза. Он поставил таз на пол и осторожно переместил в него Пизанскую башню. Собрал спички, зажал их в ладони и одновременно зажег. Маленький факел Королёв положил у подножия вздрогнувшей башни. Она неохотно занялась и рассыпалась на составные части. Глянец медленно ежился. Смотреть на это было мучительно. Но Королёв не любил жестокости. Он подошел к столу и вывернул на пол ящик с письмами, собрал их, и, не читая адресов, отправил в таз, временно превратившийся в доморощенную домну. Повалил тяжелый дым. Пламя ненасытно набросилось на бумагу. Снова затошнило. Но Королёв не стал открывать окно. Он взял в руки нож и разворошил пожарище. Сверху оказался почти не тронутый огнем снимок двадцатипятилетней давности. На нем был запечатлен совсем маленький Королёв в клетчатой рубашечке и белых носках. Он сидел на коленях у мамы. Он абсолютно ничем не был похож на сегодняшнего Королёва. На маму Королёв не поглядел. "Я эгоист", - подумал он и бросил фотокарточку в огонь.
Отчего-то стало совсем спокойно. Сквозь туман полной отрешенности из коридора доносились дробные шаги. В дверном проеме появилось лицо Зинки.
- Королёв, ты что, одурел? - завопила она.
Королёв не поднял головы. Он молчал. Зинка вихрем влетела в комнату и схватила с дивана подушку с твердым намерением накрыть ею таз, чтобы немедленно прекратить безобразие. Королёв мягко взял её за плечи и выставил за порог. Зинка попыталась вставить ногу между косяком и дверью, но Королёв был неумолим. Как обычно, бесшумно, дверь захлопнулась. Зинка, уже потусторонняя, помчалась по коридору, созывая соседей на вече.
Королёв сел на пол, облокотившись о стену. Захотелось спать. Зинкино контральто безумно мешало. "Ещё немножечко потерпеть, и все прекратится", - подумалось Королёву. Подумалось хорошо.
К кличу Зинки постепенно присоединялись и другие голоса.
- Дом поджигают! - вопила Клавдия, - Дожилися! Батюшки-светы, ведь поджигают же!
- Кто? Кто? Кто?
- У Королёва поехала крыша, - степенно объяснял девятилетний Миша. - Такое случается. Нестабильность в стране, синдром хронической усталости, неприятности на работе...
- В комнату иди, задохнешься! - прогоняла Зинка сына из коридора.
Надежда Сергеевна, как всегда безапелляционно, отвергала Мишины предположения:
- Докололся, наркоман проклятый, - в сердцах выкрикнула она. Сразу надо было на него заявление в милицию писать. А теперь ждите, пока стропила задымятся!
- Чего вопите! - басом рявкнул Пётр, сталевар. Он всегда знал, чего хотел от жизни. - Надо дверь ломать и психиатрическую вызвать!
- Ха-ха! Психиатрическую. Прокуратуру! - не успокаивалась Надежда Сергеевна.
Истерически заверещал перс Аврелий, которому, по всей видимости, во всеобщей суматохе наступили на хвост. Клавдия обезнадёжилась:
- Сломаешь, как же! Броня. Королёв, открой, а, Королёв...
- А не то хуже будет, - веско добавил Пётр.
Королёв молчал. Он не любил вступать в бесполезные препирательства. Фраза "Открой, Королёв", повторенная несколько десятков раз на всякие лады разными голосами превратилась в голове Королёва в вой пожарной машины. Королёв напрягся и вполовину прикрутил слух. Чьи-то плечи бились о дверь. Чуть позже к плечам добавилось нечто более существенное. "Потерпи ещё немного", - сказал Королёв двери. Дверь не ответила, но Королёв понял, что она не подведет. Наступил её звездный час.
Королёв подошел к окну. Солнце больше не жгло зрачки. Оно бережно спрятало лучи за крыши домов. Королёв настежь распахнул створки и рассмеялся. Больше не тошнило. Напротив него, на ветке клена сидела женщина в ярко- зеленом длинном платье с разрезом до середины бедра. Она улыбнулась Королёву и протянула руку. Ветка была совсем близко. Её рука - ещё ближе. Королев вскарабкался на подоконник, выпрямился и сделал шаг ей навстречу.