Аннотация: Атмосферу Земли её обитатели создавали миллиарды лет. Может быть с научным подходом это можно сделать быстрее?
Поместил 02.01.2014
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
"И был день, и была ночь - день первый"
Последний день восьмого месяца нашего пребывания здесь подошел к концу. Мы с Чингизом стояли в нашем саду, хотя пора было уже завершать дневную программу и идти отдыхать. Но у меня такое чувство, что мне нужно еще что-то важное выяснить сегодня...
- Мы болтаемся здесь уже восемь месяцев, а конца по-прежнему не видно...- я мельком взглянул на Чинга, чтобы уловить самую первую реакцию на свои слова. Вряд ли я добивался, чтобы он начал снова меня убеждать, скорее просто захотелось "размяться". Чинг помолчал, ему-то разминаться явно не хотелось. Потом заговорил бесстрастно и размеренно: - предстоящий эксперимент первое предприятие подобного масштаба в истории Человечества. В то же время сложность его такова, что предусмотреть все возможные последствия практически невозможно... Я посмотрел на него в упор, и он осекся - Зачем я тебе все это говорю, Ник? - Не знаю, должно быть для того, чтобы рассеять мое невежество. - Ты все это понимаешь не хуже меня. И почему нас не сняли вовремя, ты тоже знаешь. Зачем ты затеваешь каждый раз эти ненужные разговоры?..
Я бы мог ответить ему, что ненужные затеваю потому, что мне опротивели нужные - всякие деловые обсуждения и "непринужденное" общение по психологическому практикуму Коннори-Джилса (специально для работников стационарных космических станций). И еще я подумал, насколько приятнее было бы здесь жить и работать, если бы на месте Чинга был простой и незатейливый робот с несложной программой. Но всего этого я ему не сказал, а произнес с легким надрывом - Я готов просидеть здесь еще восемь месяцев, лишь от этого был бы хоть какой-то толк! - Чинг посмотрел на меня с явным недоверием. Конечно, он думает, что все дело в этих двух лишних месяцах, что я просто надорвался. Но мне, в конце концов, нет дела до того, что он там думает....
Ник, мы много раз говорили о том, почему еще не время начинать эксперимент - Никто не может пока сказать с полной определенностью, какое сочетание микроорганизмов окажется оптимальным и какие могут быть побочные эффекты. А без этого нет уверенности в положительном результате. В случае же неудачи мы загубим целую планету.
-Нет, его тупость порой бывает поразительна! Неужели он не понимает, что нельзя объяснить необъяснимого!! - Неужели ты не понимаешь, Чинг, что этим исследованиям не будет конца?! Я слышу об Эксперименте с детства, почти 20 лет. Из - за него я не стал космолетчиком, а сделался космическим селекционером и развожу эту микроскопическую живность - последние слова прозвучали с мальчишеской запальчивостью и я даже слегка смутился, однако продолжал - Наших руководителей завораживает масштаб, поэтому Никто не решается взять на себя смелость начать. Но ведь когда-то начинать все равно придется. А сколько еще продлиться преобразование поверхности! Так мы с тобой Никогда не увидим эту планету зелёной!-
-Увидим, Ник, обязательно увидим. И эксперимент начнем, и результаты увидим. - Это его фальшивое бодрячество еще противнее обычного занудства. И еще мне показалось, что он утратил часть своей всегдашней уверенности.- Конечно, начнем... Когда, как говорили в старину, "рак на горе свистнет". Ты когда-нибудь видел рака на горе? Или слышал, как они свистят? - не дождавшись ответа, я закончил, - тогда можешь прикинуть теоретическую вероятность комбинации этих событий.
Он посмотрел на меня долгим, неправдоподобно спокойным взглядом.
-Слушай, Ник, давай прекратим этот Никчемный разговор... И пойду-ка я спать. Да и ты не возись долго. Завтра у нас профилактика и надо хорошо отдохнуть. Последние слова он произнес уже спускаясь по трапу в жилой отсек. Поле боя осталось за мной, но удовлетворения не было. Когда голова его скрылась в люке, я протиснулся между автоклавами, кольцом окружающими весь наш сад, раздвинул ветки и прислонился лбом к теплому пластику. Где-то далеко внизу поверхность планеты, которую мы Никогда не видим сквозь пелену сверкающих на солнце облаков. Прямо перед моими глазами за прозрачной Никой выгибается серебристый бок торовой оболочки. Этот наполненный гелием бублик может бесконечно долго носить нашу лабораторию в небе планеты. У меня возникло детское желание: проткнуть толстый наглый тор и смотреть, как он будет дрябнуть, испуская гелий. Тогда лаборатория опустится на поверхность и можно будет хотя бы посмотреть на эту планету вблизи и потрогать ее руками. Досадно все-таки пробыть здесь так долго и видеть планету только на экране так, как ее видит любой земной обыватель.
-Хотя потрогать не удастся, и любоваться долго тоже не придется. Давление-то шарик, скорее всего, выдержит - думал я лениво - а вот мы в нем через некоторое время начнем поджариваться...
Впрочем, если даже проткнуть тор - ничего не будет. Там столько уровней безопасности... Мы все их изучали на макетах. Меня тогда ужасно возмущала пустая трата времени перед полетом, когда оно так дорого - Зачем все это изучать, если оно такое надежное?- Но шеф сказал, что у нас должна быть непоколебимая вера в свой корабль /он всегда называл лабораторию кораблем/, а вера может быть прочной, только если она основана на твердом знании. С тором ничего не выйдет, а жаль. Я в последний раз взглянул на белесое брюхо и отвернулся. - Что бы такое все же сломать? Почему психологи не предусмотрели возможности столь естественного желания? Их бы сюда, чтобы узнали, как может опротиветь за восемь месяцев всё это однообразие: бесконечные пробы, подсчёты, эти ненасытные микробы на экранах мониторов - космическая рутина, ничем не лучше какой-нибудь агрохимической лаборатории на Земле. Даже хуже, там можно выйти за дверь и пойти по утоптанной, нагретой солнцем тропинке. Босиком. И дойти до речки, мелкой и прозрачной. Войти в воду по колено и рыбёшки, кажется, они называются "пескари", будут с налёта ударяться в икры. Щекотно.
Я отчётливо вспомнил мелкую прозрачную речку, по которой мы с Надей, Никуда не торопясь, плыли на байдарке в позапрошлом году. На мелких песчаных перекатах мне приходилось вылезать в прохладную воду. Там тоже были стаи рыбёшек, которые что-то сощипывали с моих щиколоток. Надя вылезать в воду не хотела и мне приходилось каждый раз вынимать её из байдарки и нести на берег. Байдарка медленно уплывала по течению, а мы с завистью представляли какие таинственные заводи и цветущие берега встретятся на её пути.
Потом мы догоняли байдарку по берегу... И продолжалось это путешествие долго-долго, целых десять дней. Вот там были настоящие, хоть и маленькие приключения, а здесь рутина и скука... Я с усилием вынырнул из потока воспоминаний, не давая увлечь себя слишком далеко. Чего, кстати, не рекомендуют и наши мудрые психологи
Протиснувшись между автоклавами обратно в сад я огляделся.
-А что, здесь неплохо! - произнёс я громко с фальшивым оживлением и пугливо оглянулся на люк в жилой отсек.
Здесь, в самом деле, было неплохо. Вся верхняя половина прозрачной четырнадцатиметровой сферы довольно плотно заполнена разнообразной растительностью. Сад даёт нам кислород и пищу. Если считать нас с Чингизом, получается замкнутый биоценоз. И ещё сад создаёт иллюзию пространства. Если стоять посредине кажется, что ты в дремучем лесу. Кажется, что можно идти по нему бесконечно, раздвигая ветки и приминая высокую траву. Но, чёрт возьми, я-то знаю, что через десять шагов упрёшься в проклятый стеклянный пузырь. Мы в нём, как рыбы, на которых даже некому посмотреть.
Впрочем, обычно наш садик исправлял мне настроение - ребята, которые его устраивали, знают своё дело. Но сегодня никакой психотерапии не получалось. Может быть, мне просто не хотелось успокаиваться? Возможно, эта смута в душе была мне чем-то дорога.
Конечно, я знаю, как избавляться от всяких переживаний. Кроме таблеток, к которым я прибегал лишь в случае крайней необходимости, мы в совершенстве владеем методами психотерапии и самогипноза. Но к этим методам я тоже отношусь с недоверием чуть ли не с детства. Я прекрасно знаю, что можно внушить себе ощущение тепла и комфорта даже сидя в ледяной луже. Но есть в этом что-то фальшивое. Если мне на самом деле плохо, зачем я буду себя дурачить? Зачем убеждать себя, что мне хорошо, когда на самом деле надо думать над тем, как выбраться из лужи. Уж проще тогда принять дозу психотропика, по крайней мере, без самообмана.
Над головой в скрытой среди ветвей клетке послышалось квохтанье курицы. Яйцо снесла, дура, и радуется. А чему радоваться - одни и те же яйца всю жизнь. Те же, что несли её праматери на каком-нибудь крестьянском дворе в прошлом тысячелетии. И Никакого прогресса. Не знает даже, что она в космосе. А может и хорошо, что не знает, живёт себе без забот и огорчений. Тут я вспомнил, что мне предстоит ещё сегодня брать пробы, анализировать их и вносить коррективы в ход исследований. А ещё представил, как Чинг со свежими силами возьмётся меня завтра обрабатывать, и чуть не взвыл от тоски.
Однако спустился в лабораторию, окружающую кольцом "под землёй" жилой отсек и долго бесцельно кружил по узкому проходу между двумя рядами пультов и экранов.
Потом всё же занялся пробами. Однако упростил себе задачу - не стал ничего анализировать, а просто набрал на пульте код автоматического отбора проб из всех автоклавов. Это было явным нарушением инструкции, причём совершенно неоправданным. Но какое-то полу оправдание промелькнуло как тень на периферии моего сознания: - сегодня это будет правильно. Промелькнуло и исчезло. Впрочем, я не стал разбираться, почему правильно будет именно сегодня, а уселся в кресло и бездумно смотрел, как на экранах выстраивались колонки цифр и пульсирующие линии протягивались всё дальше и дальше через весь экран, замирали и гасли.
В этих замерах и состоит смысл нашего многомесячного пребывания тут. В тридцати пяти автоклавах, запрятанных среди зелени, помещались культуры микроводорослей и бактерий. Они жили и плодились там в атмосфере планеты под давлением разных высот. А мы измеряли продуктивность, скорость размножения, поглощения углекислого газа, выделения кислорода. Всё это нужно, ни много, ни мало, для того, чтобы выбрать самых перспективных из наших подопечных и выпустить их в атмосферу планеты. Чтобы они переработали её и сделали пригодной для дыхания людей.
Трудность состояла в том, что нужных микроорганизмов на Земле не оказалось. Их пришлось выводить долго и скрупулёзно. И наше руководство, по-видимому, считало, что процесс этот ещё далёк от завершения, хотя у некоторых культур сменились уже десятки тысяч поколений
- В каждом из этих автоклавов зрелая цивилизация - любил говорить Чинг, похлопывая ладонью по выпуклому боку.
Действительно, если пересчитать на человеческие поколения, получаются миллионы лет. Я попытался представить. Какими мы будем через миллионы лет, но ничего стоящего не придумал.
Анализатор давно прекратил своё тихое пощёлкивание и на табло светились цифры окончательных результатов. Теперь нужно было на главном вычислителе рассчитать корректировку программ, но я даже не взглянул на столбцы цифр. Я всё сидел, слегка покачиваясь в кресле, и глядел в одну точку. Потом поднялся и медленно пошёл по кольцевому коридору вдоль рядов приборов, вглядываясь в их бесстрастные физиономии.
Когда я потом пытался восстановить ход своих мыслей, мне это Никак не удавалось. Похоже, мыслей - то и не было. Хотя они, конечно, были, но чисто практического характера. Как будто кто - то бдительно охранял меня от любых отвлечённых размышлений и сомнений. Стоило мне подумать о том, что это я делаю и что из этого может выйти, как этот кто - то тотчас же уводил меня в сторону, отвлекая внимание каким - то пустяком. А оно, внимание легко даёт себя отвлечь. Так бывало в детстве, у нас это называлось "нельзя, но очень хочется". Вдруг развивается в тебе повышенная рассеянность, легкомыслие крайнее. И голос совести и благоразумия тонет в этом вязком легкомыслии, запутывается в нём и звучит над ухом как гибнущая в паутине муха. А ты отмахиваешься от него доводами, которые, как после выясняется, не выдерживают Никакой критики.
Начал я с того, что отключил защиту. Защита предохраняет лабораторию от всяких неожиданностей, в том числе и от "дурака". Мало ли что может случиться с лабораторией и с нами.
Отключение программных устройств автоклавов потребовало изрядных трудов. Такое отключение не предусмотрено в принципе, поэтому может делаться только вручную. Причём делать это нужно вдвоём. К Чингу я обратиться не мог. Ему трудно, точнее, невозможно было бы объяснить, для чего это всё нужно. Где уж ему объяснить, когда я и сам этого не понимал.
Пришлось заняться акробатикой. Я набирал на пульте код автоклава, а потом необходимо было строго одновременно нажать кнопку на пульте и отключить соответствующий ей контакт.
Хотя я работал без всяких инструкций и, конечно, их не помнил, но автоматику системы жизнеобеспечения я не отключил, что оказалось весьма удачным.
Потом я поднялся наверх, в сад и долго крутил штурвальчики вентилей автоклавов. Я ещё подумал, как всё легко делается с автоматикой и как трудно проделать то же вручную
Наши ученые микробиологи потом долго добивались у меня, почему я выбрал из всех автоклавом именно эти двенадцать, по какому принципу. Этого объяснить я тоже не мог. Психолог базы определил моё состояние в тот момент, как эвристическую эйфорию. Они думают, что стоит подобрать словечко и всё сразу станет понятно...
Прижавшись лбом к пластикату, я смотрел, как в атмосферу вытекают тонкие почти прозрачные струйки. Сначала они текут прямо, потом начинают колыхаться, клубиться и рассеиваются примерно в метре от борта. Лаборатория, лишённая стабилизации, медленно вращалась и струйки то уходили в тень и вовсе пропадали, то освещались рассеянными облаками солнечными лучами. Подняв голову, я видел над собой эти сверкающие облака.
Мы и раньше выпускали содержимое автоклавов в атмосферу. Но всегда это были уже мёртвые микроорганизмы, убитые жёстким ультрафиолетовым излучением. Я попытался уверить себя, что сейчас дело обстоит точно так же. И мне это почти удалось.
Я даже не стал закрывать вентили и прямо пошёл спать. Почему - то мне показалось, что ночь будет бурной, и я включил гиростабилизатор постели. Мы их включали, когда попадали в неспокойный район атмосферы. Приоткрыв дверь в каюту Чинга, я включил и его стабилизатор. Потом лёг и мгновенно уснул.
Проснулся я в темноте. Мне снилась яхта в ревущих сороковых. Я никогда не ходил на яхте, но мне всегда очень хотелось попробовать, конечно, не пассажиром. Но это требовало много времени и я так и не собрался ни разу. Поняв, что это не яхта, но болтает сильно, я подумал, что нужно бы включить гиростабилизатор, но не сладил со своим сонным телом и снова уснул. Если бы я дотянулся до пульта и обнаружил, что стабилизатор уже включён, меня, скорее всего, удивило бы, что так болтает с включённым стабилизатором. От удивления я проснулся бы и тогда всё... Нет, кое - что могло бы быть по-другому. Вновь проснулся я от удара. Точнее, мне приснилась всё та же яхта, которая потеряла управление и нас выбросило на камни. Потом я проснулся, а уже после почувствовал боль в боку.
Сначала я ничего не мог понять. В каюте было полутемно и она раскачивалась короткими, резкими толчками. Дверь и постель были у меня над головой. Я загляделся на постель, которая выделывала замысловатые коленца под потолком. Гиростабилизатор старался вовсю. Ну конечно, дал меня выкинуть, а теперь старается, работу показывает.
Я попытался приподняться, но в этот момент раздался глухой удар, как будто гигантское полено расселось под огромным колуном. Каюта вздыбилась и опала. Стало тихо. Шевелиться почему - то было страшно.
Ник! Где ты,Ник? У себя над головой в светлом проёме двери я увидел голову Чинга. Я попытался приподняться и застонал от боли.
Тут Чинг разглядел меня в полумраке и спрыгнул в тесноту моей вставшей на дыбы каюты.
- Что с тобой? - он пристально вглядывался мне в лицо - Где болит?
- Бок. Я, должно быть, ударился при падении... - Не шевелись - быстро сказал он, заметив мою попытку приподняться и огляделся, пытаясь сориентироваться. Я тоже не узнавал своей каюты.
Он потянулся к пульту, который теперь оказался над головой и нажал клавишу, помедлив - вторую и третью.
- Что за фокусы, неужели всё вырубилось?
- Что там произошло, Чинг? - спросил я осторожно. Он ответил как - то нехотя, после паузы... - Ещё толком не понял, Ник, но кажется мы на поверхности... Впрочем, пока меня больше волнует освещение... - Это я вчера отключил - сказал я машинально. Кажется, он мне не поверил. Во всяком случае, смотрел на меня довольно долго. - Ну ладно, об этом потом - наконец сказал он и на этот раз безошибочно нажал кнопку аварийного энергопитания.
Каюта осветилась. Пожалуй, из всего в ней находящегося я пострадал в наибольшей степени, в остальном беспорядок был незначительный. Чинг дотянулся до стенного шкафа и достал из медицинского отсека портативный диагностер. Мне редко удавалось так вот быстро что - то найти в своей каюте. Он же действовал сноровисто и быстро, как будто всю жизнь только и занимался тем, что ставил диагнозы в походных условиях.
Я наблюдал все его действия, но ни они, ни состояние моё меня как - то не волновало. По - настоящему меня занимал один вопрос - Как мы могли очутиться на поверхности? - Ну, отключил я автоматику... Ну, отключил защиту... Ну и что? Всё равно тор будет нас держать в атмосфере хоть год. И если и опустится за это время, самое большее, километров на пять...
Для того чтобы опуститься на поверхность, нужно стравить из оболочки почти весь гелий. Может быть, оболочка лопнула? Не знаю, что может её серьёзно повредить, тем более, в атмосфере.
Ничего не придумав, я стал следить за действиями Чинга. Он уже закрепил датчики у меня на ладонях и на голове за ушами и теперь водил надо мной приёмной головкой диагностера, глядя на экран прибора. Мне тоже хотелось посмотреть на экран, но он был отвёрнут от меня, должно быть не случайно.
-Послушай, Чинг, если мы не знаем толком, что там произошло, может не время пока возиться со мной?-
-Может и не время... - проворчал он, не отрывая взгляда от экрана, но хвататься сразу за два дела нерационально. После паузы он сказал - Ничего страшного, перелом двух рёбер и обширная гематома. Внутренние органы не затронуты. Он посмотрел мне в глаза и сказал заботливо - Теперь ты полежи здесь спокойненько, а я пойду, погляжу, что с нашим "пузырём". Полежишь?-
-Да иди, Чинг, иди...- у меня чуть слёзы не навернулись на глаза от умиления. Так со мной только мама разговаривала, когда я болел.
Чинг посмотрел на меня испытующе, улыбнулся и встал. Подпрыгнул, и мгновенно исчез в проёме двери. Некоторое время было тихо. Потом послышался легкий вскрик. Что именно он крикнул, я не разобрал, но мне вдруг показалось, что с ним там что-то случилось. Что с тобой? - крикнул я. Молчание. Я уже собирался подняться, подумаешь, рёбра, но в это время послышался его голос - Я сейчас. Лежи...
Прошло ещё довольно много времени, хотя, наверное, не больше 10 минут. - Чинг!- завопил я во весь голос - Скажи, наконец, в чём дело!-
Нет, это не был страх раненого на тонущем корабле. Мною владело нестерпимое любопытство. Если в хижине, высоко в горах вы включаете свет и тут же слышите грохот лавины, вы на секунду замираете - А нет ли здесь связи?- думаете вы. В следующую секунду вы осознаёте, что связи нет и быть не может, и находите простое объяснение во вчерашнем снегопаде, после чего ход ваших мыслей приобретает вполне реальное направление.
Здесь никакого правдоподобного объяснения не находилось и откуда - то из подсознания начало всплывать подозрение, которое постепенно превращалось в уверенность. Уверенность в том, что между моими вчерашними упражнениями и нашим теперешним положением существует прямая и непосредственная связь.
- Чинг!!!- завопил я диким голосом.
- Ну что ты орёшь? - спросил Чинг, свешивая голову в проём двери. - Всё в порядке. Мы действительно на поверхности, похоже, что в кратере вулкана. В корпусе трещина...
-Ничего себе, порядок... Постой, как трещина? А почему же тогда жилой отсек не раздавило наружное давление? Ты посмотрел, какое давление за бортом?-
Чинг укоризненно посмотрел на меня и я осёкся. Действительно, как он может узнать давление за бортом, если я отключил всю автоматику.
- Не знаю, почему нас не раздавило - начал он с расстановкой, - но скоро начнёт поджаривать. Нашей терморегуляции надолго не хватит.-
Мне сразу показалось, что в каюте слишком жарко. Мы оба посмотрели на панель климатизатора над дверью, снабжённую наряду со сложной электроникой незамысловатыми допотопными барометром и термометром. Температура 27 градусов, несколько выше обычного, но на перегрев не похоже. Давление 995 мм. рт. ст. Тоже не похоже на разгерметизацию.
Чинг всё смотрел на климатизатор, как будто надеясь получить от него ответ на наши вопросы. Потом спрыгнул вниз. - Ладно, разберёмся... Давай - ка пока вплотную займёмся тобой. Он долго смотрел на меня, как будто не зная, что, в сущности, нужно со мной делать. Потом вдруг сел на пол и обхватил голову руками.- Непостижимо! Чудовищно! - причитал он, раскачиваясь всем телом. Нет, я не мог больше молчать.
- Послушай, Чинг - у меня есть кое - какие предположения... То есть это конечно, не объяснение...- Я вчера несколько культур... выпустил в атмосферу.- Последние слова я выговорил торопливо и замолк. Он поворачивал голову, чтобы посмотреть на меня может минуту или больше. Кажется, я даже слышал скрип. Однажды я видел антропоморфного робота, который отработал три года на дне Красного моря. Так вот у него шарниры поворачивались так же медленно и со скрипом. Наконец Чинг повернул голову и посмотрел на меня в упор. Глаза его сузились и превратились в щёлки. Я вдруг вспомнил: как товарищ по университету называл его "Потомок Чингиз-хана"
Интересно, что он сейчас сделает: подумал я без любопытства. Чинг ничего не сделал. Он протянул, - значит - выпустил. Ну - ну... И отвёл глаза. И тут же сказал обычным своим деловым тоном - ну что же, поскольку ситуация несколько прояснилась: займёмся лечением.
Не отсоединяя от меня датчиков и глядя на экран: он извлёк меня из угла: предупредив - Если будет больно, скажи. Было терпимо и я промолчал. Удивила меня легкость, с которой он поднял мои 75 килограммов и осторожно положил на мягкую обивку стены.
Теперь я видел экран диагностера, на котором светились мерцающим светом мои сломанные рёбра? Я с интересом наблюдал: как его руки осторожно мяли мой голый бок: пока обломки рёбер на экране не соединились. Свечение сразу стало слабее. Чинг попросил меня не шевелиться, и взял из шкафа белый баллончик с раструбом. Направив его на мой бок: Чинг открыл вентиль? Из раструба вырвался бледно-молочный конус: и я сразу почувствовал: как стянулась кожа на боку. Чинг водил надо мною баллончиком: постепенно открывая вентиль: орт чего шипение усиливалось, и конус перед раструбом становился гуще. Через несколько минут он осторожно посадил меня и стал покрывать пенной бронёй мой торс со всех сторон.
Теперь посиди, пока он не застынет, а я попытаюсь оценить размеры бедствия. Но только он поднялся на ноги, как каюта покачнулась раз, потом второй. Чинг посмотрел на дверь, потом на меня, видимо соображая, что со мной делать.
Я теперь сам могу держаться. Ты иди, Чинг -
Он снова взял пульверизатор и, проведя зигзагом по одному и другому моему боку прикрепил мой корсет к обивке стены. -Ну вот: теперь никуда не денешься, - сказал он, придирчиво осмотрев меня. Собрался уходить, но приостановился и протянул мне нож - на всякий случай, а то будешь биться здесь, как муха в паутине
На этот раз его не было долго. Я всё пытался придумать разумные объяснения происшедшему. Но концы с концами никак не сходились. Тор никак не мог стравить весь гелий. Тогда значит, микробы съели всю атмосферу... Но это вообще невозможно. За одну ночь!? Оставаться в неведении было невыносимо. Не такой уж я инвалид, чтобы продолжать торчать здесь, предоставив Чингу выпутываться из мною же созданной ситуации.
Ножом я обрезал тяжи на боках корсета и встал. Нигде не болело. Я начал соображать, на что бы мне встать. В это время Чинг, что - то крикнул в салоне. Подпрыгнул я довольно удачно и даже дотянулся до притолоки. И нос к носу столкнулся с Чингизом. Глаза у него были прямо круглые. Я подумал было, что его поразили мои гимнастические упражнения. Но он, кажется, даже не заметил моего внезапного выздоровления.
-Ник! Она летает! - прошептал он мне, как великую тайну.
Кто?-
-Птица.- То ли оттого, что устал висеть, то ли от неожиданности, но я чуть не сорвался вниз. Он успел подхватить меня под мышки и выволок в салон. Тут только он поинтересовался, почему я встал. Я его успокоил, и он сейчас же ввернулся к своему открытию. - Она живая. И, кажется, я там видел ещё одну. -
Теперь я понял, что его так поразило. Лесные птички эти, малиновки специально живут в нашем саду, для контроля состава атмосферы. Они должны были неминуемо погибнуть при разгерметизации корпуса. Но не погибли, и это было удивительно. Я тоже приник к прозрачному куполу салона, чтобы увидеть эту птичку своими глазами. Вместо неё я увидел трещину. Она была впечатляющей. Непонятно было только, почему корпус не развалился на две половинки. И ещё я заметил, что листья деревьев у самой трещины как будто слегка обуглены и сморщены. Чинг не дал мне предаться размышлениям. Прежде всего, он достал из каюты диагностер и снова проверил результаты своей работы. Когда я наклонялся, места переломов начинали светиться сильнее, а уже после я чувствовал боль. - Ничего, некоторое ограничение подвижности тебе не повредит, сказал Чинг, а я с запоздалым раскаянием подумал, что бываю порой занудлив и уж в таком случае нашёл бы более язвительные слова.
Вдвоём включать автоматику было гораздо проще. Если не считать того, что бублик лаборатории стоял теперь вертикально, а мы лазили в нём, как белки в колесе, цепляясь за панели. Я называл порядок блоков. А Чинг вставлял на место контакты. Работали мы очень быстро, благо я почти все блоки называл на память.
Первой наградой нам было включившееся освещение. Экраны приборов оживали один за другим. Наконец дошёл черёд и до блока параметров атмосферы. Мне снизу не было видно экран, а Чинг стоял, задрав голову, и молча перебирал клавиши на пульте. Наконец он оставил пульт в покое, наклонил голову и долго смотрел на меня, вроде даже с состраданиемм - Ты понимаешь, что ты сделал, идиот?- спросил он наконец задушевным тоном. Я не ответил, мне не хотелось даже думать на эту тему. Вместо этого я пытался вспомнить, что означает слово "идиот". Оно было как будто знакомое, но, по-видимому, малоупотребительное. Вновь взглянув на Чинга я понял, что ничего для меня лестного в этом слове нет. Не дождавшись ответа он закончил -Ты лишил атмосферы целую планету...-
В ответ я забормотал, что - то невразумителное, что, мол, это не только моя заслуга, здесь труд многих людей, но осёкся под осуждающим взглядом Чинга.
Бок не болит? - неожиданно спросил он с притворным участием. Я настолько обрадовался перемене темы, что ответил, чуть ли не радостно. - Нет, Чинг, совсем не болит-
Жаль, произнёс он сочувственно. Тебе сейчас подошло бы более серьёзное ранение. И вздохнув, продолжал. Ну что же, теперь мы можем выйти на связь с базой.
- А ты не пытался связаться по аварийному автомату?-
-Это первое, что я сделал. Он непрерывно передаёт - Всё нормально. В помощи не нуждаемся
- Но у нас, наверное, вышел из строя приемник, иначе мы поймали бы их сигналы.
- Сейчас включим основную станцию и пройдёмся по всем диапазонам.
По всем диапазонам проходиться не пришлось. На экране сразу же появилось лицо Кола Батова. Он увидел нас на своём экране мгновением позже, и сейчас же лицо его осветилось широчайшей улыбкой. - Наконец - то - сказал он, оглядывая нас, как будто хотел убедиться, что мы действительно целы. Он показал глазами на мой корсет
-Что это?
--
Лёгкая травма при падении. Чинг меня почти вылечил.
- Ну что у вас было, - спросил он жадно, но тут же лицо его приняло озабоченное выражение.
- Что же я болтаю?- шеф просил сразу сообщить, когда появится связь. Он наклонился к пульту и на нашем экране появилось лицо руководителя. Он так же окинул взглядом нас и лабораторию и задержался на моём корсете. Спросил, что со мной, кивнул и внимательно взглянул мне в глаза. Взгляд был не сочувственный, а, скорее, пытливый.
При каких обстоятельствах спросил он уже у Чинга. При падении станции на поверхность планеты. При этих словах у меня непроизвольно сделалось недоуменное выражение лица, мол, итак всё ясно. Руководитель быстро взглянул на меня и вновь обратился к Чингу.
-Причины выясняли?-
-Точно не известно...- сказал Чинг и продолжал осторожно, так, как сообщают о тяжёлой болезни близкого человека. - Дело в том, что накануне вечером произошла утечка в атмосферу экспериментальных культур микроорганизмов.
-И скольких же?
-Двенадцати...-
-Т-э-э-э-к - тянул руководитель, переводя взгляд с Чинга на меня и обратно.
Тут я решил, что самое время мне выйти на авансцену и сказал, стараясь, чтобы голос прозвучал внятно.
-Это я их выпустил - и прямо посмотрел в глаза руководителю.
-А зачем?- быстро спросил он и во взгляде его светилось прямо - таки детское любопытство. Должно быть, поэтому я ответил не со служебной краткостью, а сравнительно подробно, стараясь как можно точнее передать своё состояние в тот момент.
- Ну что же, добровольное признание снимает половину вины, - сказал Руководитель и улыбнулся. Ну, остальное после. Ваши координаты уже определили. Вы угодили в кратер, поэтому вас так долго не могли найти. С этим кратером вам сильно повезло, а почему, вы сейчас поймёте. Вы ведь ребята не нервные? - Он улыбнулся и исчез с экрана. А на экране появился белый шар планеты. Он наплывал, пока не занял весь экран. На белом покрове облаков зияло круглое чёрное пятно с рваными краями. Я отупело вглядывался в его черноту.
Около тысячи километроа -тихо сказал Чинг. Когда изображение ещё увеличилось, стало видно, что облака на видимом диске планеты вытянуты к пятну. Ближе к его краям ленты облаков утончались, вытягивались и закручивались в гигантскую спираль, как пена вокруг водяной воронки. Изображение ещё увеличилось и тут мне показалось, что облака на экране движутся. Пряди по краям воронки текли, втягивались в неё и пропадали
- Какие же там скорости - недоуменно спросил я Чинга.
На экране вновь появилось лицо руководителя. Там сверхзвук. Это тайфун, а вы в его глазу, поэтому у вас пока спокойно. Сравнительно спокойно. Ну и кратер вас спасает...
Мы пока не можем послать за вами планетолёт. Они распространяются в атмосфере, как пламя. Но воронка может пойти гулять по планете, тогда... тогда не знаю, что будет. Пока вам нужно раскрепиться по штормовому. Вам, Чинг, как опытному яхтсмену, понятно, что нужно делать? Рекомендую использовать торовую оболочку, по прямому назначению её применять уже не придется. Чинг кивнул.
В крайнем случае - руководитель помолчал и повторил, - в крайнем случае, будете стартовать в спасательных капсулах вертикально. А мы уж будем вас тут ловить. Он снова помолчал - ну, желаю успеха, экспериментаторы.
На экране снова появился Кол. Чинг попросил несколько каналов для записи последних результатов. Кол сказал, что наши данные бесценны, потому, что зонды, которые они запускают к поверхности, очень быстро гибнут в этой заварухе.
Кстати, сказал Кол, единственный, кто сразу разобрался в причинах, был главный вычислитель. Он извлёк из памяти расчёты вариантов с различными комбинациями культур и выдал заключение, что была использована оптимальная комбинация.- Кол с любопытством поглядел на меня. - Ну, держитесь ребята! Включаю каналы.- И Кол тоже исчез с экрана.
Экспериментатор - сказал Чинг не оборачиваясь. Он включил выдачу данных и смотрел на экран, на котором мельтешили колонки цифр.
Я покаянно опустил голову. Хотя раскаяния я не ощущал. Скорее, ликование, которое я пытался скрыть даже от себя самого.
Ну и что же, даже если мы погибнем. В конце концов, риск присутствует всегда. Было бы ради чего рисковать. - Ты влезешь в скафандр? -спросил Чинг - Или может быть я пойду один?-
Ну уж нет, ты прекрасно знаешь, что это запрещено инструкцией!- Только произнеся эти слова я понял, что Чинг не может воспринять их иначе, чем как издёвку. Поэтому я постарался сделать как можно более серьёзное лицо и когда он пристально посмотпрел на меня, я его взгляд выдержал.
-Ладно, одевайся -
С помощью Чинга я всё же влез в скафандр. Придирчиво оглядев меня, Чинг оделся сам. На блоки жизнеобеспечения мы навесили друг другу ранцевые двигатели, как полагается по инструкции. Мне они казались лишними, поскольку путешестовать по планете мы не собирались. Но спорить я не стал, тем более, что тяжесть небольшая.
Выйти удалось не сразу. Выходной люк был прижат к выступу скалы, и Чингу пришлось довольно долго манипулировать клавишами наддува торовой оболочки, поочерёдно надувая и спуская её секции, прежде чем удалось перекатить станцию на другой бок.
Шлюзоваться Чинг пустил меня первым. Скорее всего из соображений безопасности. Но мне кажется, что он уступил моему тайному, но сильному желанию. Сквозь прозрачное окно в стенке шлюза я видел над собой лицо Чинга. Оно было сосредоточенным и заботливым. Мне казалось, что его выражению не хватает торжественности, соответствующей моменту.
Впрочем, встреча моя с поверхностью планеты произошла тоже не очень торжественно. Я не мог из-за своего корсета согнутся в поясе и буквально выпал из люка. Крышка люка захлопнулась у меня над головой и я увидел, как Чинг влезает в шлюз с внутренней стороны. У него всё прошло гладко и через две минуты он уже стоял рядом со мной на каменистом склоне. Никакого особенного восторга я уже не испытывал. Скалы вокруг были мрачных, красно-бурых оттенков. И мёртвые, абсолютно мёртвые. На Земле таких скал не бывает. Даже на самых голых скалах существует хотя бы возможность жизни. Отвлёк меня голос Чинга, прозвучавший в моих наушниках. Оказывается он уже работал, вытаскивая из - под оболочки камни и сбрасывая их вниз по склону.. Сейчас он просил меня помочь сбросить особенно крупный обломок. Вдвоём мы довольно быстро очистили скалу от обломков. Я расправлял спущенную оболочку, а Чинг припечатывал её к скале короткими импульсами из плазмотрона. Из широкого ствола вырывался бледно-голубой луч, на серебристом поле вспыхивала ослепительная точка и краснела, остывая...Гелий из оболочки был выпущен не полностью и за нами оставалось "стёганное одеяло", какое я видел когда-то в музее древнего быта.
Закончили мы во время, ветер явно усиливался. Мы стояли с Чингизом на скале над станцией и смотрели вверх, где в рваном жерле кратера было голубое небо, может быть впервые на этой планете. Там уже взошло солнце. Тонкий его луч прорвался сквозь щель в зазубренной стене и ударил в бок станции. Там на краю трещины сидела одна из наших птичек. Ветер норовил её сбросить, но птичка выпрямлялась на своих ножках - пружинках и пела.
Я откинул щиток шлема, просто чтобы её услышать. Чинг хотел меня остановить и так и замер с протянутой рукой.
Воздух был, как будто горелый, но дышать было можно. Чинг тоже открыл свой шлем и вдохнул воздух "нашей планеты"
-Ты знаешь, Николай, сказал он, я пожалуй согласился бы быть на твоём месте -.